Последовательность форм движения материи выделенных энгельсом в сочинении диалектика природы

Энгельс о единстве мира. Основные формы движения материи и их взаимосвязь

Утверждая в
«Анти-Дюринге» тезис о материальном
единстве мира, Энгельс особо подчеркнул,
что единство доказывается «длинными
и трудным развитием философии и
естествознания» (К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. 20, стр. 43). В «Диалектике природы»
всесторонне рассмотрена роль естественных
наук в доказательстве единства мира
и показано, что в результате великих
открытий середины XIX в. стало
возможным обосновать философский
взгляд на мир как на единое целое.

Для того чтобы
доказать, что природа, несмотря на
неисчислимое множество наблюдаемых в
ней качественных различий, представляет
собой единое, связное целое,
необходимо было выделить основные формы
материи и движения и раскрыть их
внутреннюю взаимо­связь. Материя не
существует без движения, как и дви­жение—
без материи. Это положение, выдвинутое
еще материалистами XVIII в., понималось
ими, однако, механистически: движение
они рассматривали только как
перемещение в пространстве внутренне
неизмен­ных тел.

Обобщив данные
немеханических разделов физики, а также
химии и биологии, Энгельс по-новому
сформу­лировал принцип взаимосвязи
материи и движения: основные виды материи
обладают особыми, только им присущими
формами (видами) движения. Исходя из
разграничения известных в то время
дискретных видов материи, Энгельс
выделяет следующие основные формы
движения: механическое, присущее небесным
и земным массам; физическое, которое он
называл движением мо­лекул; химическое
— движение атомов. Что касается форм
движения, присущих частицам более
мелким, чем атом, то о них тогда можно
было говорить лишь пред­положительно,
поскольку сами эти частицы еще не бы­ли
открыты. Энгельс предвидел эти открытия,
когда пи­сал о сложном составе атома
и об «атомах эфира». И субатомные частицы,
и частицы поля вскоре после смерти
Энгельса были открыты и названы
соответствен­но электроном и квантом
электромагнитного поля (фо­тоном).

Кроме основных
форм движения, присущих неорга­нической
природе, Энгельс рассматривает также
появ­ляющиеся в результате саморазвития
материи биологи­ческую форму движения,
носителем которой выступает живой
белок, и общественную жизнь.

Основные виды
материи и свойственные им формы движения
не могут быть абсолютно разграничены;
тем более нельзя настаивать на абсолютных
гранях внутри каждой из них, например,
внутри органической природы между
отдельными видами животных или
растений. «Центральным пунктом
диалектического понимания природы —
указывал Энгельс,— является уразумение
того, что…противоположности и
различия, хотя и существуют в природе,
но имеют только относительное значение
что, напротив, их воображаемая неподвижность
и абсолютное значение привнесены в
природу только нашей рефлексией» (К.
Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20, стр. 14).

Относительность
границ между основными видами материи
и соответствующими им формами движения
(и внутри этих форм движения) определяется:
а) нали­чием переходных форм; б)
существованием глубоких внутренних
связей между основными формами движе­ния;
в) их способностью закономерно превращаться
друг в друга.

а)
В качестве примера переходных форм
между не­бесными и земными массами
Энгельсом указаны асте­роиды, метеориты;
между земными
массами и молекула­ми— надмолекулярные
образования, в том числе клетка,
и т. д. Эти промежуточные образования
доказывают, с одной
стороны, что нет абсолютных граней между
космическими
и земными явлениями, между явлениями
макро-
и микромира. Но с другой стороны, наличие
пе­реходных форм не дает основания
для отрицания качественных
различий между видами материи. «Эти
проме­жуточные
звенья,— писал Энгельс,— доказывают
толь­ко,
что в природе нет скачков именно
потому, что
она слагается
сплошь из скачков» (Там
же, стр. 586).
Энгельс особо обра­щает
внимание естествоиспытателей на
необходимость изучения
тех процессов в природе, которые
находятся на стыках различных форм
движения и изучающих их наук,
например на стыке физики и химии. Энгельс
пред­видел, что именно «здесь
надо ожидать наибольших результатов»
(Там
же, стр. 607.).
Это
предвидение уже полностью оправда­лось
развитием физической химии и химической
физи­ки,
а также тем, что биофизике и биохимии в
настоящее время
принадлежит решающее слово в познании
сущ­ности
жизни.

б) Основные
формы движения, согласно Энгельсу,
связаны между собой так, что высшие
формы движения
возможны только на базе низших. В одном
и том же теле,
как правило, сплетены различные формы
движения,
но одна из них выступает как главная,
определяющая,
а другие — как побочные. Механическое
перемещение
— обязательный момент, сторона любого
другого движения.
«Чем выше форма движения, тем
незначительнее
становится это перемещение. Оно никоим
образом,
не исчерпывает природы соответствующего
движе­ния,
но оно неотделимо от него» (Маркс
и
Ф. Энгельс.
Соч.,
т. 20, стр. 392).
Сторонники механи­цизма
пытались и пытаются свести высшие формы
дви­жения
к механическому перемещению. Энгельс
пока­зал, что механистическое понимание
движения неотделимо
от аналогичного понимания материи.
Механисти­ческая
концепция, пишет он, с необходимостью
приво­дит
к воззрению, что «вся материя состоит
из тождест­венных
мельчайших
частиц и что все качественные раз­личия
химических элементов материи вызываются
ко­личественными различиями, различиями
в числе и про­странственной
группировке этих мельчайших частиц при
их объединении в атомы» (Там
же, стр. 568).

в)
Обосновывая положение диалектического
мате­риализма
о закономерном превращении одних форм
дви­жения
в другие, Энгельс выяснил подлинное
философ­ское
значение закона сохранения и превращения
энергии.

В
«Диалектике природы» анализируется
само поня­тие
«энергия», вошедшее в науку уже после
того, как фактически
был открыт закон ее сохранения. Энергия
обычно
определяется как мера движения. Но
предло­женный
еще Декартом «импульс», или «количество
дви­жения»
(равное произведению массы на скорость),
есть мера
движения наряду с энергией. Энгельс
проанализи­ровал
важный для истории науки спор между
сторон­никами
Декарта и Лейбница по поводу двух мер
дви­жения
и пришел к выводу, что Декартова мера
важна для
тех случаев, когда механическое движение
сохра­няется,
не переходя в иные формы движения. Если
же оно
превращается в потенциальную энергию,
а также в
какую-нибудь иную форму движения
(теплоту, элект­ричество
и т. д.),
то «количество этой новой формы дви­жения
пропорционально произведению первоначально
двигавшейся
массы на квадрат скорости» (Там
же, стр. 418).
Таким об­разом, Энгельс выяснил
значение понятия энергии как такой
меры движения, которая характеризует
превра­щение
одних видов движения в другие.
Соответственно этому
основной смысл закона сохранения энергии
Энгельс
(в отличие от естествоиспытателей,
подчеркивающих количественное
сохранение
движения) видел в со­хранении
этой меры движения при качественных
превращениях
одних форм движения в другие.
«Количест­венное
постоянство
движения было высказано уже Де­картом
и почти в тех же выражениях, что и
теперь…— писал
Энгельс. — Зато превращение формы
движения
открыто
только в 1842 г., и это, а не закон
количествен­ного
постоянства, есть новое» (К.
Маркс и
Ф.
Энгельс. Соч.,
т. 20, стр. 595.).

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Материя и формы ее движения

Материя и формы ее движения

Крупным достижением марксистской философии стала осуществленная Энгельсом попытка активно использовать ее методологию и мировоззренческие выводы для интеграции данных различных научных дисциплин в единую «картину природы»[641].

Разработка «всеобщих схем» мироздания всегда была традиционной задачей философии, которую она решала в основном собственными средствами и чаще всего чисто умозрительно. Энгельс подошел к этой задаче принципиально по-новому. В отличие от представителей натурфилософской традиции он не пытается навязывать ученым определенный взгляд на действительность или в чем-то «исправлять» полученные ими экспериментальные и теоретические результаты. Вместе с тем он не ограничивается и простым резюмированием работ по физике, химии, астрономии и т.д. Его цель – сделать из специальных положений науки обобщающие выводы, выходящие за пределы компетенции отдельных частных отраслей знания. Исходя из материалов различных наук и заставляя их действовать друг на друга, Энгельс, по заключению французского марксиста П. Жегле, стремится «показать нечто вроде общего закона, который (при данном состоянии знания) может считаться применимым ко всякому процессу: связь, представляющая одновременно и качественный скачок»[642] различных форм материи.

Интеграция данных различных отраслей естествознания не могла быть, однако, осуществлена путем их простого механического соединения. Необходимо было прежде всего установить объективную основу их единства (если таковая действительно имелась) и одновременно выработать систему абстракций, в рамках которой все конкретные отрасли знания могли быть связаны между собой концептуальными взаимопереходами.

Как показал в своих работах Б.М. Кедров[643], частично эта работа была начата самим естествознанием. Однако она была проделана им лишь до известного предела. Понятие энергии, закон ее сохранения и превращения связали воедино фактически всю неорганическую природу. Органическая природа, в свою очередь, нашла свое отражение в представлениях эволюционного учения Дарвина и клеточной теории. Однако концептуальное звено, которое способно было бы соединить неорганическую природу с органической, отсутствовало. Ни одна из специальных наук дать его уже не могла, и Энгельс предложил решать данную задачу, перейдя на философский уровень обобщения, где могут быть определены категории, позволяющие говорить об общем предмете всех наук, изучающих неорганическую и органическую природу. Этот общий предмет, по Энгельсу, – материя. Единство наук есть, таким образом, отражение субстанционального единства материального мира. Каждая отрасль знания специализируется на исследовании материальных явлений определенного типа и тем самым выполняет функцию исследования одного из аспектов, граней, форм проявления материи, как таковой. Раз мы познали эти явления в их совокупности, то мы познали и самое материю.

В трактовке понятия материи как таковой Энгельс проделал известную эволюцию. Вначале (речь идет о фрагментах, написанных в 1874 году) он пошел в ошибочном направлении, попытавшись вернуться к античной концепции первоматерии. Энгельс даже усматривает доводы в пользу этой последней в некоторых данных современной ему астрономии. В газовых облаках межзвездных туманностей, писал он, в частности, все вещества «сливаются в чистую материю как таковую, действуя только как материя, а не согласно своим специфическим свойствам»[644]. Однако в дальнейшем он отказался от этой точки зрения и выступил с критикой попыток эмпирически «отыскать единообразную материю как таковую»[645]. Во фрагментах 80-х годов он уже рассматривает материю как абстракцию. Но это не пустая абстракция, не имеющая отношения к окружающей нас действительности. Она содержательна, поскольку, отвлекаясь от реального многообразия вещей и явлений, она фиксирует действительно присущие им предельно общие свойства и характеристики.

Самой универсальной характеристикой материальных явлений у Энгельса обычно выступает качество телесности. Под понятием материи, писал он, в частности, мы объединяем вещи «как телесно существующие»[646]; такая постановка вопроса объясняется тем, что Энгельс в целом еще не дифференцирует материю и вещество.

Для 70 – 80-х годов XIX века это вполне естественно. Вместе с тем, важно отметить, что подход Энгельса к проблеме материи отнюдь не однозначен. В некоторых фрагментах «Диалектики природы» есть суждения, содержащие подходы к более широкому пониманию материи, чем то, которое исходит из ее фактического отождествления с веществом. Они связаны прежде всего с анализом гипотезы о существовании эфира. Энгельс отмечает, что эфир, если допустить его существование, должен быть совершенно лишен одного из главных признаков вещества – тяжести. Какова же в этом случае его субстанциальная природа? Отвечая на данный вопрос, Энгельс делает принципиально важный в методологическом и мировоззренческом отношении вывод: «Если он вообще есть, то он должен быть материальным, должен подходить под понятие материи»[647]. Здесь категория материи освобождается от связи с конкретными признаками, характеризующими те или иные виды материи. Таким образом, в «Диалектике природы» намечены контуры более общего, чем чисто вещественного понимания материи; понимания, которое в дальнейшем получило свою развернутую диалектико-материалистическую трактовку в ленинском определении материи как объективной реальности, данной нам в ощущении.

Работая над созданием философских предпосылок интеграции данных современного ему естествознания в единую картину природы, Энгельс стремится к тому, чтобы это единство носило не абстрактно-формальный характер, а было основано на внутренней органической связи, «выведении» одних явлений и закономерностей из других. Эту связь он устанавливает на основе разработки учения о движении как неотъемлемом атрибуте материи.

Движение (как и в «Анти-Дюринге») Энгельс трактует весьма широко – как всякое изменение вообще. «Движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, т.е. понимаемое как способ существования материи, как внутренне присущий материи атрибут, – писал он в своей „Диалектике природы“, – обнимает собой все происходящие во вселенной изменения и процессы, начиная от простого перемещения и кончая мышлением»[648].

В огромной совокупности окружающих нас вещей и явлений, доказывал Энгельс, можно выделить несколько достаточно четко определяемых в своей специфичности уровней и типов материальной организации, каждый из которых является субстратом особого, только ему присущего вида процессов, или, иначе говоря, носителем особой формы движения материи. Основные формы движения материи, по Энгельсу, – пространственное перемещение, физические процессы (переходы агрегатных состояний, теплота, свет, электричество, магнетизм), химическое соединение и разложение, органическая и, наконец, социальная жизнь[649].

Эту последовательность, открываемую простейшей и самой универсальной формой движения и завершаемую наиболее сложными, возникающими лишь при определенных конкретных условиях, он понимал не как простой перечень, а как генетический ряд. Каждая более высокая форма движения материи закономерно возникает из предыдущей и в снятом виде включает ее в себя. Однако полное сведение высших форм к низшим (например, социальных закономерностей к биологическим, а этих последних к химическим и т.п.) неправомерно, поскольку возникновение этих высших форм всегда связано с появлением некоторого нового качества. При разрушении объектов, принадлежащих к определенному уровню материальной организации, движение как таковое не исчезает, а лишь меняет свою форму на более элементарную (например, разрушение организма убивает жизнь, но не прекращает течения химических процессов и т.д.).

Именно взаимопревращение форм движения материи и порождает, по мысли Энгельса, всеобщую связь материальных тел и процессов различной природы. Эта концепция создала методологические и мировоззренческие предпосылки для распространения идеи системности, которая была вначале применена основоположниками марксизма в исследовании конкретных социальных объектов, на все мироздание в целом. «Вся доступная нам природа, – заключает Энгельс, – образует некую систему, некую совокупную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, поскольку признается реальность последнего»[650]. В «Диалектике природы» идея системности становится конкретным выражением принципа материального единства мира, давая ему содержательное теоретическое наполнение. Мир в целом предстает в виде единого, исторического по своему характеру процесса перехода одних форм материальной организации в другие, в том числе более развитые и сложные, форм, потенциальное качественное разнообразие которых в принципе бесконечно.

Учение о формах движения материи и их взаимопереходах представляет собой концептуальное ядро материалистической онтологии Энгельса. Вместе с тем оно содержит идеи, чрезвычайно важные в гносеологическом отношении. В частности, оно дало Энгельсу объективное основание для классификации наук и установления между ними содержательных взаимосвязей, необходимых для разработки обобщающей «картины природы» и теоретически отображающих переходы от одних форм движения, изучаемых соответствующими научными дисциплинами, к другим, представляющим собой предмет иных отраслей знания.

Познание форм движения материи, как предположил Энгельс, шло примерно в том же порядке, что и объективная последовательность их генезиса: наука начинала с постижения простейших явлений и по мере выявления управляющих ими закономерностей переходила к более сложным. «…Раньше всего, – отмечал Энгельс, – разрабатывается теория простого перемещения, механика небесных тел и земных масс; за ней следует теория молекулярного движения, физика, а тотчас же вслед за последней, почти наряду с ней, а иногда и опережая ее, наука о движении атомов, химия»[651].

С точки зрения Энгельса, учение о формах движения материи должно связать воедино онтологические и исторические основания классификации наук, что придавало этой классификации теоретическое обоснование. И хотя это обоснование сейчас выглядит во многом устаревшим, тем не менее сам подход Энгельса, ориентированный на анализ взаимосвязи методов и понятийного аппарата разных наук имеет в наши дни исключительно важное междисциплинарное значение.

Для своего времени учение Энгельса о формах движения материи было выдающейся попыткой теоретического синтеза, заключающей в себе немалый эвристический потенциал. Ныне оно, естественно, во многом устарело.

Так, с современной точки зрения устарело выделение механических перемещений в самостоятельный вид движения, ибо это, по сути дела, лишь один из видов физического движения. С другой стороны, именно физическая форма движения материи является наиболее общей и генетически исходной, ее базис образуют по современным данным четыре типа фундаментальных физических взаимодействий: слабое, сильное, электромагнитное, гравитационное. Общее число известных нам форм движения материи сегодня расширилось и, без сомнения, будет продолжать увеличиваться. В частности, ученые говорят сегодня о геологической, психобиологической, биосферной и других таких формах.

Однако общие методологические принципы, на которых основан разработанный Энгельсом теоретический синтез (такие, как принцип несводимости высших типов материальной организации и управляющих ими закономерностей к низшим, идея генетической связи всех форм движения, их соотнесение с определенным материальным носителем и др.) и сегодня сохраняют свою эвристическую ценность. Разрабатывая свое учение о формах движения, Энгельс реально продемонстрировал эффективность того понимания взаимоотношений между философским познанием и наукой, из которого он стремился исходить в своей теоретической работе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Диалектика природы (нем. Dialektik der Natur) — незаконченный труд Энгельса, в котором он пытается дать панораму естествознания на основе законов диалектики. Замысел написать работу созрел к 1873 году, основная часть была написана к 1882 году, но современный вид книга приобрела лишь в 1925 году в СССР (русско-немецкая билингва).

В естествознании он обозначает три эпохальных открытия: клетка (Теодор Шванн), неуничтожимость движения (Рене Декарт) и эволюционизм (Чарльз Дарвин). Высоко оценивает небулярную гипотезу Канта. В главе посвященной происхождению человека из обезьяны (нем. Anteil der Arbeit an der Menschwerdung des Affen) акцентирует роль труда. Определяет жизнь как форму существования белковых тел. Критикует концепцию тепловой смерти Вселенной, спиритизм и Дюринга. Описание будущего, ожидающего жителей Земли, у Энгельса неоптимистично: он предрекал остывание Солнца и вымирание человечества от холода, однако «мы все же уверены, — писал он, — что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов не может погибнуть и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она некогда истребит на земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время».

Законы диалектики

• Закон перехода количества в качество, и обратно (нем. das Gesetz des Umschlagens von Quantität in Qualität und umgekehrt).
• Закон взаимного проникновения противоположностей (нем. das Gesetz von der Durchdringung der Gegensätze).
• Закон отрицания отрицания (нем. das Gesetz von der Negation der Negation).

Основные формы движения материи в сфере природы

• механическое движение,
• физическое движение (теплота, свет, электричество, магнетизм),
• химическое движение,
• биологическое движение^[1].

Цитаты

• Труд создал самого человека.
• Материя движется в вечном круговороте.

Издания

• 1934.
• 1975. ID 4542395

Примечания

1. ↑ Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС. СОЧИНЕНИЯ. Том 20. (Издание второе.) Предисловие.
   И. Кузнецов. ФО́РМЫ ДВИЖЕ́НИЯ МАТЕ́РИИ // Философская Энциклопедия. В 5-х т. — М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970.

Ссылки

• Энгельс Ф. Диалектика природы. 1873-1882, 1886
• Диалектика природы
• Энгельс. «Диалектика природы»
• Диалектика природы

Работы Карла Маркса и Фридриха Энгельса
Маркс	Критика гегелевской философии права (1843) • К еврейскому вопросу (1843) • Заметки по поводу книги Джемса Милля (1844) • Экономико-философские рукописи (1844) • Тезисы о Фейербахе (1845) • Нищета философии (1845) • Наёмный труд и капитал (1847) • Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта (1852) • К критике политической экономии (1858) • К критике политической экономии (предисловие). (1859) • Теория прибавочной стоимости, 3 тома (1862) • Заработная плата, цена и прибыль (1865) • Капитал — т. 1 (1867) • Гражданская война во Франции (1871) • Критика Готской программы (1875) • Замечания на книгу Адольфа Вагнера (1879)
Маркс и Энгельс	Немецкая идеология (1845) • Святое семейство (1845) • Манифест коммунистической партии (1848) • Статьи о Гражданской войне в Северной Америке (1861) • Капитал — т. 2 (посмертно, опубликовано Энгельсом) (1885) • Капитал — т. 3 (посмертно, опубликовано Энгельсом) (1894)
Энгельс	Положение рабочего класса в Англии (1844) • Демократический панславизм (1849) • Крестьянская война в Германии (1850) • Революция и контрреволюция в Германии (1852) • Анти-Дюринг (1878) • Развитие социализма от утопии к науке (1880) • Диалектика природы (1883) • Происхождение семьи, частной собственности и государства (1884) • Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии (1886)

ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ[править]

Движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, то есть понимаемое как способ существования материи, как внутренне присущий материи <качество> атрибут, обнимает собой все происходящие во вселенной изменения и процессы, начиная от простого перемещения и кончая мышлением. Само собой разумеется, что изучение природы движения должно было исходить из низших, простейших форм его и объяснить их прежде, чем могло дать что-нибудь для объяснения высших и более сложных форм его. И действительно мы видим, что в историческом развитии естествознания раньше всего была создана теория простого перемещения, механика небесных тел и земных масс; за ней следует теория молекулярного движения, физика, а тотчас же вслед за последней, почти наряду с ней, а иногда и раньше ее наука о движении атомов, химия. Лишь после того как эти различные отрасли познания форм движения, господствую-щих в области неорганической природы, достигли высокой степени развития, можно было приступить к объяснению явлений движения, представляющих процесс жизни, причем успехи его шли параллельно прогрессу науки в области механики, физики и химии. Таким об-разом в то время как механика уже давно умеет сводить к господ-ствующим в неодушевленной природе законам все действия костных рычагов, приводимых в движение сокращением мускулов, физико-химическое обоснование прочих явлений жизни все еще находится в зачаточном состоянии. Поэтому, собираясь приступить здесь к изучению природы движения, мы вынуждены оставить в стороне органические формы его. Сообразно с уровнем научного знания мы вынуждены будем ограничиться формами движения в неорганиче-ской природе.

Всякое движение связано с каким-нибудь перемещением — пере-мещением небесных тел, земных масс, молекул, атомов или частиц эфира. Чем выше форма движения, тем мельче это перемещение. Оно нисколько не исчерпывает природы соответствующего движения, но оно неотделимо от него. Поэтому его приходится исследовать раньше всего остального.
Вся доступная нам природа образует некую систему, некую со-вокупную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, поскольку признаем реальность последнего. Из того, что эти тела находятся во взаимной связи, логически следует, что они действуют друг на друга, и это их взаимодействие и есть именно движение. Уже здесь обнаруживается, что материя немыслима без движения <что вместе с данной массой материи дано также и дви-жение>. И если далее мы заметим, что материя противостоит нам как нечто данное, как нечто несотворимое и неразрушимое, то отсюда

130

следует, что и движение несотворимо и неразрушимо. Этот вывод стал неизбежен, лишь только начали рассматривать вселенную как систему, как связь и совокупность тел. А так как философия пришла к этому задолго до того, как эта идея укрепилась в естествознании, то понятно, почему философия сделала за целых двести лет до естествознания вывод о несотворимости и неразрушимости движения. Даже та форма, в которой она его сделала, все еще выше современ-ной естественно-научной формулировки его. Теорема Декарта о том, что сумма имеющегося во вселенной движения остается всегда неизменной, страдает лишь формальным недостатком, поскольку в ней выражение, имеющее смысл в применении к конечному, прилагается к бесконечной величине. Наоборот, в естествознании имеются теперь два выражения этого закона: формула Гельмгольца о сохранении| силы и новая, более точная формула о сохранении энергии, причем, как мы увидим в дальнейшем, каждая из этих формул резко противо-речит другой и каждая вдобавок выражает лишь одну сторону инте-ресующего нас отношения.
Если два тела действуют друг на друга, причем в результате этого получается перемещение одного из них или обоих, то перемещение это может заключаться лишь в их взаимном приближении или уда-лении друг от друга. Они либо притягивают друг друга, либо оттал-кивают. Или же, выражаясь терминами механики, действующие ме-, жду ними силы — центрального характера, действуют по напра-влению прямой, соединяющей их центры. Для нас в настоящее время сама собою разумеющаяся истина, что это происходит всегда и без исключения во вселенной, как бы сложны ни казались нам иные движения. Мы считали бы нелепым допустить, что два действую-щих друг на друга тела, взаимодействию которых не мешает никакое препятствие или же воздействие третьих тел, обнаруживают это вза-имодействие иначе, чем по кратчайшему и наиболее прямому пути, то есть по направлению прямой, соединяющей их центры^[1]. Но, как известно, Гельмгольц (Erhaltung der Kraft, Berlin, 184?, Abschn. I u. II) w дал также математическое доказательство того, что цент-ральное действие и неизменность количества движения обусловли-вают друг друга и что допущение действий нецентрального характера приводит к результатам, при которых движение может быть или создано или уничтожено. Таким образом основной формой всякого движения являются приближение и удаление, сокращение и расши-рение, — короче говоря, старая полярная противоположность при-тяжения и отталкивания.
Подчеркнем здесь: притяжение и отталкивание рассматрива-ются нами тут не как так называемые «силы», а как простые формы движения. Ведь уже Кант рассматривал материю как единство при-тяжения и отталкивания. В свое время мы увидим, какое значение имеет понятие «силы»,
Всякое движение состоит во взаимодействии притяжения и оттал-кивания. Но оно возможно лишь в том случае, если каждое отдель-ное притяжение компенсируется соответствующим ему отталки-ванием в другом месте, ибо в противном случае одна сторона полу-

131

чила бы с течением времени перевес над другой, и тогда бы движение под конец прекратилось. Таким образом все притяжения и все отталкивания вo вселенной должны взаимно уравновешиваться. Бла-годаря этому закон о неразрушимости и несотворимости движения сводится к положению о том, что каждое притягательное движение во вселенной должно быть дополнено эквивалентным ему отталки-вательным движением, и наоборот, или же—как это выражала задолго до установления в естествознании закона о сохранении силы resp. энергии прежняя философия,—что сумма всех притяжений равна сумме всех отталкиваний.
Но здесь невидимому все еще имеются две возможности для пре-кращения со временем всякого движения, а именно: либо отталки-вание и притяжение под конец когда-нибудь действительно уравно-весятся, либо все отталкивание окончательно сосредоточится в одной части материи, а все притяжение — в другой части ее. Но с диалек-тической точки зрения эти альтернативы уже a priori не реальны. Раз диалектика, основываясь на результатах нашего опытного изучения природы, доказала, что все полярные противоположности обусло-вливаются вообще взаимодействием обоих противоположных полю-сов, что разделение и противопоставление этих полюсов существует лишь в рамках их связи и объединения и что, наоборот, их объеди-нение существует лишь в их разделении, а их связь лишь в их про-тивопоставлении, то не может быть и речи ни об окончательном урав-новешивании отталкивания и притяжения, ни об окончательном рас-пределении и сосредоточении одной формы движения в одной половине материи, а другой формы его — в другой половине ее, то есть не может быть и речи ни о взаимном проникновении, ни об абсолютном отде-лении друг от друга обоих полюсов. Утверждать это значило бы то же самое, что—прибегая к примеру—требовать, в первом случае, чтобы северный и южный полюсы какого-нибудь магнита нейтрализи-ровали друг друга и друг через друга, а во втором случае, чтобы распилка магнита посредине, между обоими его полюсами, дала в одной части северную половину без южного полюса, а в другой части южную половину без северного полюса. Но хотя недопустимость по-добных предположений следует уже из диалектической природы полярной противоположности, все же благодаря господствующему среди естествоиспытателей метафизическому образу мышления по крайней мере вторая гипотеза играет еще известную роль в физиче-ских теориях. Об этом будет еще речь в своем месте.

Как же представляется движение во взаимодействии притяжения и отталкивания? Лучше всего мы это разберем на примере отдельных форм движения. В итоге мы получим тогда общий вывод.
Рассмотрим движение какой-нибудь планеты вокруг ее централь-ного тела. Обычная школьная астрономия объясняет вместе с Ньюто-ном описываемый этой планетой эллипс из совместного действия двух сил — из притяжения центрального тела и из тангенциальной силы, увлекающей планету в направлении, перпендикулярном к этому при-тяжению. Таким образом школьная астрономия принимает, кроме центральной формы движения, существование еще другого направле-ния движения, перпендикулярного к прямой, существование соеди-няющей центры наших тел так называемой «силы». Но благодаря этому она становится в противоречие с вышеупомянутым основным

132

законом, согласно которому к нашей вселенной всякое движение может происходить только в управлении прямой, соединяющей центры действующих друг на друга тел, или же, как обычно выра-жаются, что всякое движение может вызываться лишь центрально действующими силами. Благодаря этому она вводит в теорию такой элемент движения, который, как мы это тоже видели, неизбежно приводит к идее о сотворении и уничтожении движения (и поэтому предполагает также творца)^[2]. Поэтому нужно было свести эту таинственную тангенциальную силу к некоторой центральной форме движения: это и сделала канто-лапласовская космогоническая теория. Согласно этой гипотезе, как известно, вся солнечная система воз-никла из вращающейся, крайне разреженной газовой массы путем постепенного сжатия ее, причем на экваторе этого газового шара вращательное движение было естественно сильнее всего и отрывало от массы отдельные газовые кольца, которые сгущались в планеты, планетоиды и т. д. и стали вращаться вокруг центрального тела в направлении первоначального вращения. Само это вращение объясняется обыкновенно из собственного движения отдельных газовых частичек, происходившего в самых различных направлениях, причем, однако, под конец получался избыток в одном определенном направлении, вызывавший таким образом вращательное движение, которое вместе с ростом сжатия газового шара должно было становиться все сильнее. Но, какую бы мы ни приняли гипотезу насчет происхо-ждения вращения, при любой из них мы избавляемся от тангенциальной силы, которая превращается в особую форму проявления некоего происходящего в центральном направлении движения. Если один, центральный, элемент планетного движения представлен тяжестью, притяжением между планетой и центральным телом, то другой, тангенциальный, элемент является остатком, в перенесен-ной или превращенной форме, первоначального отталкивания от-дельных частичек газового шара. Таким образом процесс существо-вания какой-нибудь солнечной системы представляется в виде взаимодействия притяжения и отталкивания, в котором притяжение по-лучает постепенно все более и более перевес благодаря тому, что отталкивание излучается в виде тепла в мировое пространство и таким образом все более и более теряется для системы.

С первого же взгляда ясно, что форма движения, рассматриваемая здесь как отталкивание, есть не что иное, как так называемая современной физикой «энергия». Система потеряла благодаря процессу сжатия и вытекающему отсюда выделению отдельных тел, из которых она в настоящее время состоит, «энергию», и потеря эта, по известному вычислению Гельмгольца, равняется теперь уже 453/454 всего находившегося первоначально в ней, в форме отталкивания, количества движения.

Возьмем, далее, какую-нибудь телесную массу на самой нашей земле. Благодаря тяжести она связана с землей, подобно тому как земля, с своей стороны, связана с солнцем: но в отличие от земли эта масса неспособна на свободное планетарное движение. Она может быть приведена в движение только при помощи внешнего толчка. Но и в этом случае, по миновании толчка, ее движение вскоре пре-

133

кращается либо благодаря действию одной лишь тяжести, либо же благодаря этому действию в соединении с сопротивлением среды, в которой движется наша масса. Однако и это сопротивление является в последнем счете действием тяжести, без которой земля не имела бы никакой сопротивляющейся среды, никакой атмосферы на своей поверхности. Таким образом в случае чисто механического движения на земной поверхности мы имеем дело с таким положением, в котором решительно преобладает тяжесть, притяжение, в котором следова-тельно для получения движения необходимо пройти две фазы: сперва действие совершается в направлении, противоположном тяжести, а затем дают действовать тяжести, — одним словом, сперва поднимают массу, а затем дают ей упасть.
Таким образом, мы имеем снова взаимодейстеие между притяже-нием, с одной стороны, и между формой движения, действующей в противоположном ему направлении, то есть отталкивательной формой движения — с другой, но эта отталкивательная форма движения не встречается в природе в рамках земной чистой механики (оперирую-щей массами с данным, неизменным для них агрегатным состоянием и состоянием сцепления). Физические и химические условия, при которых какая-нибудь глыба отрывается от горы или же при кото-рых становится возможным явление водопада, лежат вне сферы ком-патенции этой механики. Таким образом в земной чистой механике отталкивающее, поднимающее движение должно быть создано искус-ственным образом: при помощи человеческой силы, животной силы, силы воды, силы пара и т. д. Это обстоятельство, эта необходимость искусственно бороться с естественным притяжением, вызывает у ме-хаников убеждение, что притяжение, тяжесть или, как они выра-жаются, сила тяжести является самой существенной, основной фор-мой движения в природе.

Согласно ходячей механической концепции, если например под-нимают какой-нибудь груз, сообщающий благодаря своему прямому или косвенному падению движение другим телам, то движение это сообщается не подниманием груза, а силой тяжести. Так на-пример у Гельмгольца «наилучше известная нам и наипростейшая сила—тяжесть действует в качестве движущей силы… например в тех стенных часах, которые приводятся в движение каким-нибудь грузом. Груз не может следовать за импульсом тяжести, не приводя в движение всего часового механизма». Но он не может привести в дви-жение часового механизма, не опускаясь сам, и он опускается до тех пор, пока, подконец не развернется вся цепь, на которой он висит. «Тогда часы останавливаются, тогда на время исчерпывается способ-ность к работе их груза. Его тяжесть не пропала и не уменьшилась;
он попрежнему притягивается с той же силой землей, но способность этой тяжести порождать движение пропала… Но мы можем завести часы при помощи силы нашей руки, причем груз снова поднимается вверх. Раз это сделано, то груз снова приобрел свою прежнюю спо-собность к действию и может снова поддерживать часы в состоянии движения» (Helmgoltz, Populare Vortrage, В. II, стр. 144) [142].

Таким образом, по Гельмгольцу, не <положительная работа> активное сообщение движения, не поднимание груза приводит в дви-жение часы, а пассивная тяжесть груза, хотя сама эта тяжесть выво-дится из, состояния пассивности только благодаря подниманию и

134

возвращаются к своей пассивности, после того как развернута цепь, удерживающая груз. Следовательно, если согласно новейшему воз-зрению, как мы только что видели, энергия является только другим выражением для отталкивания, то здесь согласно более старому, гельмгольцеву, воззрению, сила является другим выражением для противоположности отталкивания, для притяжения. Мы ограничи-ваемся пока констатированием этого факта.

Но когда процесс земной механики достиг своего конца, когда поднятая первая тяжелая масса упала обратно, опустившись на ту же самую высоту, то что становится с движением, составлявшим этот процесс? Для чистой механики оно исчезло. Однако теперь мы знаем, что оно вовсе не уничтожилось. В меньшей своей части оно превра-тилось в звуковые волнообразные колебания воздуха, в значительно большей части—в теплоту, которая сообщилась отчасти оказываю-щей сопротивление атмосфере, отчасти самому падающему телу, от-части, наконец, участку почвы, на которой установлен часовой меха-низм. Груз также постепенно передал свое движение в виде теплоты от трения отдельным колесикам часового механизма. Но не движе-ние падения, как обыкновенно выражаются, то есть не притяжение, пе-решло в теплоту, то есть некоторую форму отталкивания. Напротив, притяжение, тяжесть, остается, как правильно замечает Гельмгольц, тем же, чем оно было раньше, и даже выражаясь точно, становится больше. Скорее падением механически уничтожается сообщенное поднятому телу благодаря подниманию его, отталкивание, которое затем восстаналивается в качестве теплоты. Молярное отталкива-ние превратилось в молекулярное отталкивание.
Теплота представляет собой, как мы уже сказали, особую форму отталкивания. Она приводит молекулы тела в колебание и этим осла-бляет связь отдельных молекул, пока наконец не наступает пере-ход в жидкое состояние: если продолжается приток тепла, то оно и в этом состоянии увеличивает движение молекул до тех пор, пока они совершенно не оторвутся от массы и не начнут свободно двигаться с определенной, обусловленной для каждой молекулы ее химическим составом скоростью. При продолжающемся притоке тепла оно уве-личивает еще более эту скорость, отталкивая таким образом молекулы все дальше друг от друга.
<Если таким образом движение массы по направлению силы тяжести превратилось в молекулярное движение в форме теплоты, то это, другими словами, значит: притяжение превратилось в оттал-кивание, в свою прямую противоположность.>
Но теплота есть разновидность так называемой «энергии»; таким образом последняя и здесь оказывается тожественной с отталки-ванием.

В явлениях статического электричества и магнетизма мы имеем полярное распределение притяжения и отталкивания. Какую бы гипотезу ни составить насчет modus operandi обеих этих форм дви-жения, никто, считающийся с фактами, не усомнится в том, что при-тяжение и отталкивание — поскольку они вызваны статическим электричеством или магнетизмом и поскольку они могут свободно обнаруживаться — вполне компенсируют друг друга, что впрочем следует с необходимостью из самой природы полярного распределе-ния. Два полюса, которые не компенсировали бы вполне друг друга

131

в своих проявлениях, не были бы вовсе полюсами; поэтому они до сих пор и не встречались в природе. Явления гальванизма мы оста-вим пока в покое, ибо здесь процесс обусловливается химическими явлениями, становясь, благодаря этому, более сложным. Обратимся поэтому лучше к изучению самих химических процессов движения.
Если две весовых части водорода соединяются с 15,96 весовой части кислорода, образуя водяной пар, то при этом развивается ко-личество теплоты, равное 68,924 единицы теплоты. Наоборот, разло-жение 17,96 весовой части водяного пара на 2 весовых части водорода и 15,96 весовой части кислорода возможно лишь при том условии, что водяному пару сообщается количество движения, эквивалентное 68,924 единицы теплоты, — безразлично, в форме ли самой теплоты или электрического движения. То же самое относится ко всем хими-ческим процессам. В огромном большинстве случаев при химиче-ских соединениях выделяется движение, при разложениях сообща-ется движение. И здесь отталкивание представляет обыкновенно активную сторону процесса, более наделенную движением или тре-бующую притока движения, а притяжение — пассивную сторону его, делающую излишним движение и выделяющую его. Поэтому современная теория и заявляет, что вообще при соединении элемен-тов энергия высвобождается, при разложении же их — связывается. Термин «энергия» здесь опять-таки употребляется вместо «отталки-вание». И опять-таки Гельмгольц заявляет: «Эту силу (силу химичеческого сродства) мы можем представить себе как силу притяжения… Эта сила притяжения между атомами углерода и кислорода произ-водит точно так же работу, как сила, которую обнаруживает земля в виде действия тяжести на поднятый груз… Когда атомы углерода и кислорода набрасываются друг на друга и соединяются в углеки-слоту, то новообразовавшиеся частицы углекислоты должны нахо-диться в крайне бурном молекулярном движении, то есть тепловом дви-жении… Когда в дальнейшем углекислота отдаст свою теплоту окру-жающей среде, то мы все еще имеем в углекислоте весь углерод, весь кислород, а также силу сродства обоих в тех же размерах, что и раньше. Но эта сила сродства обнаруживается теперь лишь в том, что она крепко связывает между собою атомы углерода и кислорода, не допуская разделения их» (1. с., стр. 169). Мы здесь замечаем то же, что и раньше: Гельмгольц настаивает на том, что в химии, как и в механике, сила заключается только в притяжении и следовательно является антиподом того, что у других физиков называется энергией и что тожественно с отталкиванием.

<Тем самым исчерпаны формы движения в неорганической при-роде, поскольку нам это позволяет современная наука.>
Таким образом мы имеем теперь не обе простые основные формы притяжения и отталкивания, а целый ряд подчиненных форм, в кото-рых совершается процесс универсального движения, развертываю-щийся в противоположности притяжения и отталкивания. Но, под-водя эти многообразные формы под одно общее название движения, мы исходим вовсе не из априорных требований нашего разума. Напротив, факты опыта показывают, что они являются формами одного и того же движения, ибо при известных обстоятельствах они переходят друг в друга. Механическое молярное движение пере- ходит в теплоту, в электричество, в магнетизмм; теплота и электри-

136

чество переходят в химическое разложение; с своей стороны: хими-ческое соединение порождает опять-таки теплоту и электричество, а через посредство последнего — магнетизм; и, наконец, теплота и электричество в свою очередь производят механическое молярное движение. И происходит это таким образом, что определенному коли-честву движения одной формы всегда соответствует точно определен-ное количество движения другой формы, причем опять-таки безраз-лично, из какой формы движения заимствована единица меры, кото-рой измеряется это количество движения, то есть служит ли она для измерения молярного движения, так называемой электродвижущей силы, или же превращающегося при химических процессах движения.
Здесь мы стоим на почве, созданной Ю. Р. Майером в 1842 г.^[3] и разработанной с тех пор с таким блестящим успехом учеными всех стран теории «сохранения энергии», и нам остается только исследо-вать основные представления, которыми ныне оперирует эта теория. Это — представление о силе, или «энергии» и о «работе».

Мы уже видели, что современное, теперь довольно общерас-простра-ненное воззрение понимает под энергией отталкивание, между тем как Гельмгольц употребляет слово «сила» преимущественно для обозначения притяжения. Можно было бы думать, что это какое-то формальное, несущественное различие, так как ведь притяжение и отталкивание компенсируются во вселенной и поэтому безразлично, какую сторону отношения принять за положительную и какую — за отрицательную, подобно тому как совершенно безразлично, будем ли мы отсчитывать на известной прямой от какой-нибудь точки по-ложительные абсциссы направо или налево. Но в действительности это не совсем так.

Дело в том, что у нас речь идет здесь прежде всего не о вселенной, а о явлениях, имеющих место на земле и обусловленных вполне определенным положением земли в солнечной системе и солнечной системы во вселенной. Но наша солнечная система излучает в каждое мгновение колоссальные количество движения в мировое пространство, и притом движения вполне определенного рода, именно солнечную теплоту, то есть отталкивание. А сама наша земля живет только благодаря солнечной теплоте и, со своей стороны, излучает полученную солнечную теплоту в конце концов тоже в мировое пространство

137

после того как она превратила часть ее в другие формы движения. Таким образом в солнечной системе, а в особенности на земле, при-тяжение имеет уже значительный перевес над отталкиванием. Если бы мы не получали излучаемого Солнцем движения отталкивания, то на земле прекратилось бы всякой движение. Если бы солнце застыло завтра, то при прочих равных условиях притяжение осталось бы на земле тем же, чем оно является в настоящее время. Камень, весом в сто килограммов, продолжал бы попрежнему весить эти сто килограммов на том месте, где он лежит. Но зато движение, как масс, так и молекул и атомов, заменилось бы состоянием абсолют-ного, с нашей точки зрения покоя. Таким образом ясно, что для процессов, совершающихся на нашей нынешней земле, совершенно не безразлично, станем ли мы рассматривать притяжение или оттал-кивание как активную сторону движения, то есть как силу, или энергию. На нынешней земле, наоборот, притяжение благодаря своему реши-тельному перевесу над отталкиванием стало уже совершенно пассив-ным: всем активным движением мы обязаны притоку отталкивания от солнца. Поэтому-то новейшая школа по существу вполне права с точки зрения земных процессов и даже с точки зрения всей солнеч-ной системы, если она рассматривает энергию как отталкивание, хотя бы она не отдавала себе вполне отчета в природе самого дви-жения.
Термин «энергия» отнюдь не выражает правильно всего явления движения, ибо он подчеркивает только одну сторону его — действие, но не противодействие. Кроме того он способен вызвать мысль о том, будто «энергия» есть нечто внешнее для материи, нечто привитое ей, но во всяком случае он заслуживает предпочтения перед выраже-нием «сила».

Представление о силе заимствовано, как это признается всеми (начиная от Гегеля и кончая Гельмгольцем), из проявлений деятель-ности человеческого организма по отношению к окружающей его среде. Мы говорим о мускульной силе, о поднимающей силе рук, о прыгательной силе ног, о пищеварительной силе желудка и кишеч-ного тракта, о силе ощущения нервов, о секреторной силе желез и т. д. Иными словами, чтобы избавиться от необходимости указать реальную причину изменения, вызванного какой-нибудь функцией нашего организма, мы сочиняем некоторую фиктивную причину, соот—ветствующую этому изменению, и называем ее силой. Мы переносим затем этот удобный метод и во внешний мир и таким образом сочи-няем столько же сил, сколько существует различных явлений.

Естествознание (за исключением разве небесной и земной механики) находилось на этой наивной ступени развития еще во времена Гегеля, с полным правом выступавшего против тогдашней ма-неры придумывать повсюду силы (процитировать соответствующее место) [143]. Точно так же он замечает и в другом месте: «Лучше ска-зать, что магнит (как выражается Фалес) имеет душу, чем что он имеет силу притягивать; сила —это такое свойство, которое как отдели-мое от материи представляет себя в виде предиката, душа же — это движение себя, одно и то же вместе с природой материи» (Geschi-chte d. Philosophic, I, стр. 208).
Теперь мы не так легко оперируем силами, как в те времена. Послушаем Гельмгольца: «Если мы вполне знаем какой-нибудь за-

138

кон природы, то мы должны требовать признания его без исключения… Таким образом закон представляется нам в виде некоторой
объективной мощи, и поэтому мы называем его силой. Так например мы объективируем закон преломления как некоторую силу пpе- ломления света прозрачных веществ, закон химического сродства как силу сродства между собою различных веществ. Точно так же MЫ говорим об электрической контактной силе металлов, о силе прилипания, капиллярной силе и т. д. В этих наименованиях объективированы законы, охватывающие сперва небольшие ряды физических процессов, условия которых еще довольно запутаны…^[4] Сила — это только объективированный закон действия… Абстрактное понятие силы, выставляемое нами, прибавляет к этому еще лишь мысль о том, что мы не сочинили произвольно этого закона, что он предста-вляет собой принудительный закон явлений. Таким образом наше требование понять явления природы, то есть найти их законы, прини-мает другой вид, сводится к требованию отыскивать силы, предста-вляющие собой причины явлений» (I, с., стр. 190). Доклад на инсбрукском съезде естествоиспытателей в 1869 г.) [144].

Заметим прежде всего, что очень своеобразен способ «объективирования», сводящийся к тому, что вносят чисто субъективное пред-ставление о силе в некий, — установленный как независимый от нашей субъективности и следовательно уже вполне объективный, — закон природы. Подобную вещь мог бы позволить себе в лучшем слу-чае какой-нибудь правовернейший старогегельянец, а не неокан-тианец вроде Гельмгольца. К установленному раз закону и к его объ-ективности или же к объективности его действия не прибавляется ни малейшей новой объективности оттого, что мы подставим на его ме-сто некую силу; здесь присоединяется лишь наше субъективное утвер-ждение, что этот закон действует при помощи некоторой, пока еще совершенно неизвестной силы. Но тайный смысл этой подстановки открывается перед нами тогда, когда Гельмгольц начитает приводить свои примеры — преломление света, химическое сродство, контакт-ное электричество, прилипание, капиллярность — и возводит законы, управляющие этими явлениями, в «объективное» дворянское сословие сил. «В этих наименованиях объективированы законы, охватываю-щие сперва небольшие ряды физических процессов, условия которых, еще довольно запутаны». — И именно здесь «объективирование», являющееся скорее субъективированием, приобретает известный смысл: мы ищем прибежище в слове «сила» не потому, что мы вполне познали закон, но именно потому, что мы его не познали, потому, что мы еще не выяснили себе «довольно запутанных условий» этих явлений. Таким образом прибегая к понятию силы, мы выражаем не наше знание, а наше отсутствие знания природы закона и способа его действия. В этом смысле, в виде краткого выражения еще непо-знанной причиной связи, в виде уловки языка, он может перейти в обычное употребление. Что сверх того, то от лукавого. С тем же пра-вом, с каким Гельмгольц объясняет физическое явление из так называемой силы преломления света, электрической контактной силы и т. д., средневековые схоластики объясняли температурные изменения из vis calorifica и vis frigifaciens, избавляя себя таким

139

образом от необходимости всякого дальнейшего изучения явлений теплоты.

Но и в этом смысле рассматриваемое выражение неудачно, вы- ражая все явления односторонним образом. Все процессы в природе двусторонни, основываясь на отношении между, по меньшей мере, двумя действующими частями, основываясь на действии и противо-действии. Между тем представление о силе благодаря своему проис-хождению из действия человеческого организма на внешний мир и, далее, из земной механики, предполагает мысль о том, что только одна часть — активно действенная, другая же — пассивно воспри-нимающая и таким образом устанавливает пока еще недоказанное распространение половой полярности на неорганическую природу. Противодействие второй части, на которую действует сила, является здесь в лучшем случае в качестве чего-то пассивного, в качестве со-противления. Правда, эта концепция применима в целом ряде обла-стей и помимо чисто механики, — именно там, где дело идет о про-стом перенесении движения и количественном вычислении его. Но ее уже недостаточно в более сложных физических процессах, как это доказывают собственные примеры Гельмгольца. Сила преломле-ния света заключается столь же в самом свете, сколько в прозрач-ных телах. В случае явлений прилипания и капиллярности сила за-ключается безусловно столько же в твердой поверхности, сколько в жидкости. Относительно контактного электричества можно во вся-ком случае с уверенностью утверждать, что здесь играют роль оба металла, а «сила химического сродства» заключается во всяком слу-чае в обеих соединяющихся частях. Но сила, состоящая из двух раздельных сил, действие, не вызывающее своего противодействия, а заключающее и несущее его в себе самом, — не есть вовсе сила в смысле земной механики, этой единственной науки, в которой дей-ствительно знают, что означает слово «сила». Ведь основными усло-виями земной механики являются, во-первых, отказ исследовать причины импульса, то есть природу соответственной в каждом случае силы, а во-вторых, представление об односторонности силы, которой противопоставляется некоторая равная всегда себе в любом месте тяжесть, так что, по сравнению с любым пространством, проходимым падающим на земле телом, радиус земного шара равен бесконечности.

Но пойдем дальше и посмотрим, как Гельмгольц «объективирует» свои «силы» в законы природы.

В одном докладе, в 1854 г. (1. с., стр. 119) [145], он исследует «за-пас рабочей силы», который содержал в себе первоначально туманный шар, давший начало нашей солнечной системе. «Действительно, этот шар получил колоссальный запас рабочей силы в форме всеобщей силы притяжения всех его частей друг к другу». Это бесспорно. Но столь же бесспорно и то, что все это приданное из тяжести или тяготения сохраняется в неущербленном виде и в теперешней солнечной системе, за исключением разве незначительной части его, утерянной с материей, которая, может быть, была выброшена безвозвратным образом в мировое пространство. Далее: «И химические силы должны были уже быть налицо, готовые к действию; но так как эти силы мо-гут действенно проявиться лишь при самом тесном соприкосновении разнородных масс, то прежде чем началась их работа, должно было произойти сгущение» [146]. Если мы вместе с Гельмгольцем (см. выше)

140

станем рассматривать эти химические силы как силы сродства, то есть как притяжение, то мы должны будем и здесь сказать, что совокуп-ная сумма этих сил химического притяжения сохраняется неумален-ной и в теперешней солнечной системе.
Но на той же самой странице Гельмгольц приводит в качестве результата своих выкладок, что в солнечной системе «имеется лишь примерно 1/454 доля первоначальной механической силы как тако-рой». Как согласовать это? Ведь сила притяжения — как всеобщая, так и химическая—сохранилась в нетронутом виде в солнечной системе. Другого определенного источника силы Гельмгольц не ука-зывает. Правда, согласно Гельмгольцу, его силы произвели колос-сальную работу. Но от этого они ни увеличились, ни уменьшились. 0 каждой молекуле в солнечной системе, как и о всей солнечной си-стеме, можно сказать то же самое, что о часовом грузе в вышеприве-денном примере: «Его тяжесть не пропала и не уменьшилась». Все химические элементы испытывают то же, что углерод и кислород, рассмотренные нами выше: вся масса каждого элемента сохраняется, и точно так же «остается в прежних размерах сила сродства». Что же мы потеряли? И какая «сила» произвела колоссальную работу, кото-рая в 453 раза больше, чем та, которую может еще произвести, по его вычислению, солнечная система? На это мы не имеем никакого от- вета у Гельмгольца. Но дальше мы читаем у него:

«Мы не знаем, имелся ли еще другой запас силы в виде теплоты». С позволения Гельмгольца мы заметим следующее: теплота есть оттал-кивательная «сила» и следовательно действует в направлении об-ратном направлению тяжести и химического притяжения. Она есть минус, если последние принимать за плюс. Поэтому, если Гельм-гольц составляет свой первоначальный запас силы из всеобщего притяжения и химического притяжения то имеющийся помимо этого запас теплоты должен был бы быть не прибавлен к нему, а вычтен из него. В противном случае нужно было бы утверждать, что солнечная теплота увеличивает силу притяжения земли, когда она, вопреки ей, превращает воду в пары и поднимает эти пары вверх;

или же —что теплота раскаленной железной трубки, через которую проходят водяные пары, усиливает химическое притяжение кисло-рода и водорода, между тем как она, наоборот, уничтожает его. Или же^[5], выражая это самое отношение иным, более конкретным образом: допустим, что туманный шар радиуса r, то есть объем 4/3r3, имеет температуру t. Допустим, далее, что другой туманный шар, равной массы, имеет при более высокой температуре T больший радиус R и объем 4/3R3. Ясно, что во втором туманном шаре притяжение — как механическое, так физическое и химическое—лишь тогда сможет начать действовать с той же силой, как в первом, когда он сократится и вместо радиуса R станет радиус r, то есть, когда соответствующая разница температур T— t, теплота, будет излучена в ми-ровое пространство. Таким образом более теплый туманный шар сгустится позже, чем более холодный, и следовательно теплота, являясь препятствием для сгущения, оказывается, с точки зрения Гельмгольца, не плюсом, а минусом «запаса сиды». Гельмгольц, предполагая возможность в виде теплоты некоторого количества

141

отталкивательного движения, присоединяющегося к притягательным формам движения и увеличивающего их сумму, совершает безусловно ошибку в своих выкладках.

Придадим же всему этому «запасу силы» — как опытно доказуемому, так и теоретически возможному — один и тот же знак для того чтобы можно было совершить сложение. Так как в настоящее время мы еще не в состоянии обратить теплоты, не в состоянии за-менить ее отталкивание эквивалентным притяжением, то нам придет-ся совершить это обращение для обеих форм притяжения. В таком случае мы должны взять вместо силы всеобщего притяжения, вместо силы химического сродства и вместо существовавшей, возможно, уже первоначально теплоты как таковой, просто сумму имевшегося в га-зовом шаре, в момент его образования, отталкивательного движения, или так называемой энергии. С этим согласуется и вычисление Гельм-гольца, когда он вычисляет «согревание», получившееся благодаря гипотетическому первоначальному сгущению тел нашей системы из рассеянного туманного вещества. Сведя таким образом весь «запас сил» к теплоте, к отталкиванию, он делает возможным приба-вить к этому гипотетический «запас силы теплоты». А в таком случае произведенное им вычисление выражает тот факт, что453/454 всей имевшейся первоначально в газовом шаре энергии, то есть отталкива-ния, было излучено в виде теплоты в мировое пространство или же, выражаясь точнее, что сумма всего притяжения в современной солнеч-ной системе относится к сумме всего имеющегося в ней отталкива-ния, как 454 : 1. Но в таком случае эти выкладки противоречат тексту доклада, к которому они приложены.
Но если представление силы приводит даже у такого физика, как Гельмгольц, к подобной путанице понятий, то это является лучшим доказательством того, что оно вообще не может найти научного при-менения во всех областях исследования, выходящих из рамок вы-числительной механики. В механике принимают причины движения за данное и не интересуются их происхождением, считаясь только с их действиями. Поэтому если какую-нибудь причину движения на-зывают силой, то это нисколько не вредит механике как таковой;

но благодаря этому привыкают переносить это наименование также и в область физики, химии и биологии, что приводит к неизбежной путанице. Мы уже видели это и увидим еще не один раз
^[6]. О понятии работы мы будем говорить в следующей главе.

Формы движения материи. Классификация наук

Causa finalis^[532] – материя и внутренне присущее ей движение. Эта материя не абстракция. Уже на Солнце отдельные вещества диссоциированы и не различаются по своему действию. А в газовом шаре туманности все вещества, хотя и существуют раздельно, сливаются в чистую материю как таковую, действуя только как материя, а не согласно своим специфическим свойствам.

(Впрочем, уже у Гегеля противоположность между causa efficiens^[533] и causa finalis снята в категории взаимодействия.)

* * *

Первоматерия:

«Понимание материи как изначально существующей и самой по себе бесформенной очень древне, и мы его встречаем уже у греков, сначала в мифическом образе хаоса, который представляют себе как бесформенную основу существующего мира» (Гегель, «Энциклопедия», ч. I, стр. 258)^[534].

Этот хаос мы снова находим у Лапласа; к нему приближается туманность, которая тоже имеет только еще начатки формы. В дальнейшем наступает дифференциация.

* * *

Обыкновенно принимается, что тяжесть есть наиболее всеобщее определение материальности, т. е. что притяжение, а не отталкивание есть необходимое свойство материи. Но притяжение и отталкивание столь же неотделимы друг от друга, как положительное и отрицательное, и поэтому уже на основании самой диалектики можно предсказать, что истинная теория материи должна отвести отталкиванию такое же важное место, как и притяжению, и что теория материи, основывающаяся только на притяжении, ложна, недостаточна, половинчата. И действительно, имеется достаточно явлений, наперед указывающих на это. От эфира нельзя отказаться уже из-за света. Материален ли эфир? Если он вообще есть, то он должен быть материальным, должен подходить под понятие материи. Но он совершенно лишен тяжести. Все признают материальность кометных хвостов. Они обнаруживают огромное отталкивание. Теплота в газе порождает отталкивание и т. д.

* * *

Притяжение и тяготение. Все учение о тяготении покоится на утверждении, что притяжение есть сущность материи. Это, конечно, неверно. Там, где имеется притяжение, оно должно дополняться отталкиванием. Поэтому уже Гегель вполне правильно заметил, что сущность материи составляют притяжение и отталкивание^[535]. И действительно, мы все более и более вынуждены признать, что рассеяние материи имеет границу, где притяжение превращается в отталкивание, и что, наоборот, сгущение оттолкнутой материи имеет границу, где оно становится притяжением^[536].

* * *

Превращение притяжения в отталкивание и обратно у Гегеля мистично, но по сути дела он здесь предвосхитил позднейшие естественно-научные открытия. Уже в газе – отталкивание молекул, еще значительнее – в более тонко распыленной материи, например в кометных хвостах, где оно действует даже с колоссальной силой. Гегель гениален даже в том, что он выводит притяжение как вторичный момент из отталкивания как первичного: солнечная система образуется только благодаря тому, что притяжение берет постепенно верх над господствовавшим первоначально отталкиванием. – Расширение посредством теплоты = отталкиванию. Кинетическая теория газов.

* * *

Делимость материи. Вопрос этот для науки практически безразличен. Мы знаем, что в химии имеется определенная граница делимости, за которой тела не могут уже более действовать химически – атом, и что несколько атомов всегда находятся в соединении – молекула. Точно так же и в физике мы вынуждены принять известные, для физического исследования наименьшие частицы, расположение которых обусловливает форму и сцепление тел и колебания которых проявляются в виде теплоты и т. д. Но мы и до сих пор ничего не знаем о том, тождественны ли между собой или различны физические и химические молекулы. – Гегель очень легко разделывается с этим вопросом о делимости, говоря, что материя – и то и другое, и делима и непрерывна, и в то же время ни то, ни другое^[537], что вовсе не является ответом, но теперь почти доказано (см. лист 5, 3 внизу: Клаузиус)^[538]

* * *

Делимость. Млекопитающее неделимо, у пресмыкающегося еще может вырасти нога. – Эфирные волны делимы и измеримы до бесконечно малого. – Каждое тело делимо, на практике, в известных границах, например в химии.

* * *

«Его» (движения) «сущность заключается в непосредственном единстве пространства и времени… К движению принадлежат пространство и время; скорость, количество движения, это – пространство в отношении к определенному протекшему времени» («Философия природы», стр. 65). «Пространство и время наполнены материей… Подобно тому как нет движения без материи, так нет и материи без движения» (стр. 67)^[539].

* * *

Неуничтожимость движения выражена в положении Декарта, что во вселенной сохраняется всегда одно и то же количество движения (См. примечание^[540]). Естествоиспытатели, говоря о «неуничтожимости силы», выражают эту мысль несовершенным образом. Чисто количественное выражение Декарта тоже недостаточно: движение как таковое, как существенное проявление, как форма существования материи, неуничтожимо, как и сама материя, – эта формулировка включает в себя количественную сторону дела. Значит, и здесь естествоиспытатель через двести лет подтвердил философа.

* * *

Неуничтожимость движения. Неплохое место у Грова стр. 20 и следующие (См. примечание^[541]//На страницах 20–29 своей книги Гров говорит о «неуничтожимости силы» при превращениях механического движения в «состояние напряжения» и в теплоту.).

* * *

Движение и равновесие. Равновесие неотделимо от движения^[542]. В движении небесных тел движение находится в равновесии и равновесие – в движении (относительно). Но всякое специально относительное движение, т. е. в данном случае всякое отдельное движение отдельных тел на каком-нибудь движущемся небесном теле, представляет собой стремление к установлению относительного покоя, равновесия. Возможность относительного покоя тел, возможность временных состояний равновесия является существенным условием дифференциации материи и тем самым существенным условием жизни. Ha Солнце нет никакого равновесия отдельных веществ, а только равновесие всей массы, или же, если там и имеется какое-нибудь равновесие отдельных веществ, то только весьма ничтожное, обусловленное значительными различиями плотности; на поверхности – вечное движение, волнение, диссоциация. На Луне, по-видимому, царит исключительное равновесие, без всякого относительного движения – смерть (Луна = отрицательность). На Земле движение дифференцировалось в виде смены движения и равновесия: отдельное движение стремится к равновесию, а совокупное движение снова уничтожает отдельное равновесие. Скала пришла в состояние покоя, но процесс выветривания, работа морского прибоя, действие рек, глетчеров непрерывно уничтожают равновесие. Испарение и дождь, ветер, теплота, электрические и магнитные явления дают нам ту же самую картину. Наконец, в живом организме мы наблюдаем непрерывное движение как всех мельчайших частиц его, так и более крупных органов, которое имеет своим результатом, во время нормального периода жизни, постоянное равновесие всего организма и тем не менее никогда не прекращается, – живое единство движения и равновесия.

Всякое равновесие лишь относительно и временно.

* * *

1) Движение небесных тел. Приблизительное равновесие между притяжением и отталкиванием в движении.

2) Движение на отдельном небесном теле. Масса. Поскольку это движение проистекает из чисто механических причин, здесь тоже имеется равновесие. Массы покоятся на своей основе. Это осуществилось на Луне, по-видимому, полностью. Механическое притяжение преодолело механическое отталкивание. С точки зрения чистой механики нам неизвестно, что сталось с отталкиванием, и чистая механика точно так же не объясняет, откуда берутся те «силы», посредством которых тем не менее, например на Земле, массы приводятся в движение в направлении против силы тяжести. Она принимает этот факт как нечто данное. Здесь, таким образом, имеет место простая передача отталкивающего, удаляющего механического движения от массы к массе, причем притяжение и отталкивание равны между собой.

3) Но огромное большинство всех движений на Земле представляет собой превращение одной формы движения в другую – механического движения в теплоту, в электричество, в химическое движение – и каждой формы в любую другую; следовательно, либо^[543] переход притяжения в отталкивание – механического движения в теплоту, электричество, химическое разложение (переход этот есть превращение в теплоту первоначального поднимающего механического движения, а не движения падения, как это кажется на первый взгляд), – либо переход отталкивания в притяжение.

4) Вся энергия, действующая на Земле в настоящее время, есть превращенная солнечная теплота^[544].

* * *

Механическое движение. У естествоиспытателей движение всегда отождествляется с механическим движением, перемещением, и это отождествление считается чем-то само собой разумеющимся. Это перешло по наследству от дохимического XVIII века и сильно затрудняет ясное понимание процессов. Движение, в применении к материи, – это изменение вообще. Из подобного же недоразумения вытекает и яростное стремление свести все к механическому движению, – уже Гров «сильно склонен думать, что прочие состояния материи являются модификациями движения и в конце концов будут сведены к ним» (стр. 16) (См. примечание^[545]//Под «состояниями (affections) материи» Гров имеет в виду «теплоту, свет, электричество, магнетизм, химическое сродство и движение» (стр. 15), а под «движением (motion)» – механическое движение, или перемещение.), чем смазывается специфический характер прочих форм движения. Этим отнюдь не утверждается, будто каждая из высших форм движения не бывает всегда необходимым образом связана с каким-нибудь действительным механическим (внешним или молекулярным) движением, подобно тому как высшие формы движения производят одновременно и другие формы движения и подобно тому как химическое действие невозможно без изменения температуры и электрического состояния, а органическая жизнь невозможна без механического, молекулярного, химического, термического, электрического и т. п. изменения. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом рассматриваемом случае. Мы, несомненно, «сведем» когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу; но разве этим исчерпывается сущность мышления?

* * *

Диалектика естествознания^[546]. Предмет – движущееся вещество. Различные формы и виды самого вещества можно познать опять-таки только через движение; только в движения обнаруживаются свойства тел; о теле, которое не находится в движении, нечего сказать. Следовательно, природа движущихся тел вытекает из форм движения.

1. Первая, наипростейшая форма движения – это механическая, простое перемещение.

a) Движения отдельного тела не существует, – [о нем можно говорить]^[547] только в относительном смысле – падение.

b) Движение обособленных тел: траектория, астрономия, – кажущееся равновесие, – конец всегда контакт.

c) Движение соприкасающихся тел в их отношении друг к другу – давление. Статика. Гидростатика и газы. Рычаг и другие формы собственно механики, которые все в своей наипростейшей форме контакта сводятся к трению и удару, отличающимся между собой только по степени. Но трение и удар, т. е. в сущности контакт, имеют и другие, здесь никогда не указываемые естествоиспытателями следствия: при определенных обстоятельствах они производят звук, теплоту, свет, электричество, магнетизм.

2. Эти различные силы (за исключением звука) – физика небесных тел —

a) переходят друг в друга и взаимно замещают друг друга, и

3. Физика должна была или могла оставлять без рассмотрения живое органическое тело, химия же находит настоящий ключ к истинной природе наиважнейших тел только при исследовании органических соединений; с другой стороны, она синтезирует такие тела, которые встречаются только в органической природе. Здесь химия подводит к органической жизни, и она продвинулась достаточно далеко вперед, чтобы гарантировать нам, что она одна объяснит нам диалектический переход к организму.

4. Но действительный переход только в истории – солнечной системы, Земли; реальная предпосылка органической природы.

5. Органическая природа.

* * *

Классификация наук, из которых каждая анализирует отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходящих друг в друга форм движения, является вместе с тем классификацией, расположением, согласно внутренне присущей им последовательности, самих этих форм движения, и в этом именно и заключается ее значение.

В конце прошлого века, после французских материалистов, материализм которых был по преимуществу механическим, обнаружилась потребность энциклопедически резюмировать все естествознание старой ньютоно-линнеевской школы, и за это дело взялись два гениальнейших человека – Сен-Симон (не закончил) и Гегель. Теперь, когда новое воззрение на природу в своих основных чертах готово, ощущается та же самая потребность и предпринимаются попытки в этом направлении. Но так как теперь в природе выявлена всеобщая связь развития, то внешняя группировка материала в виде такого ряда, члены которого просто прикладываются один к другому, в настоящее время столь же недостаточна, как и гегелевские искусственные диалектические переходы. Переходы должны совершаться сами собой, должны быть естественными. Подобно тому как одна форма движения развивается из другой, так и отражения этих форм, различные науки, должны с необходимостью вытекать одна из другой.

* * *

Как мало Конт является автором своей, списанной им у Сен-Симона, энциклопедической иерархии естественных наук^[548], видно уже из того, что она служит ему лишь ради расположения учебного материала и в целях преподавания, приводя тем самым к несуразному enseignement integral^[549], где каждая наука исчерпывается прежде, чем успели хотя бы только приступить к другой, где правильная в основе мысль математически утрируется до абсурда.

* * *

Гегелевское (первоначальное) деление на механизм, химизм, организм^[550] было совершенным для своего времени. Механизм – это движение масс, химизм – это молекулярное (ибо сюда включена и физика, и обе – как физика, так и химия – относятся ведь к одному и тому же порядку) и атомное движение; организм – это движение таких тел, в которых одно от другого неотделимо. Ибо организм есть, несомненно, высшее единство, связывающее в себе в одно целое механику, физику и химию, так что эту троицу нельзя больше разделить. В организме механическое движение прямо вызывается физическим и химическим изменением, и это относится к питанию, дыханию, выделению и т. д. в такой же мере, как и к чисто мускульному движению.

Каждая группа, в свою очередь, двойственна. Механика: 1) небесная, 2) земная. Молекулярное движение: 1) физика, 2) химия. Организм: 1) растение, 2) животное.

* * *

Физиография^[551]. После того как сделан переход от химии к жизни, надо прежде всего рассмотреть те условия, в которых возникла и существует жизнь, – следовательно, прежде всего геологию, метеорологию и остальное. А затем и сами различные формы жизни, которые ведь без этого и непонятны.

О «механическом» понимании природы^[552]

К стр. 46: Различные формы движения и изучающие их науки.

С тех пор как появилась эта статья («Vorwаrts» от 9 февраля 1877 г.)^[553], Кекуле («Научные цели и достижения химии») дал совершенно аналогичное определение механики, физики и химии:

«Если положить в основу это представление о сущности материи, то химию можно будет определить как науку об атомах, а физику как науку о молекулах; и тогда сама собой напрашивается мысль выделить ту часть современной физики, которая занимается массами, в особую дисциплину, оставив для нее название механики. Таким образом, механика оказывается основой физики и химии, поскольку та и другая, при рассмотрении определенных сторон явлений и особенно при вычислениях, должны трактовать свои молекулы и, соответственно, атомы как массы»^[554].

Эта формулировка отличается, как мы видим, от той, которая дана в тексте и в предыдущем примечании^[555], только своей несколько меньшей определенностью. Но когда один английский журнал («Nature») придал вышеприведенному положению Кекуле такой вид, что механика – это статика и динамика масс, физика – статика и динамика молекул, химия – статика и динамика атомов^[556], то, по моему мнению, такое безусловное сведение даже и химических процессов к чисто механическим суживает неподобающим образом поле исследования, по меньшей мере в области химии. И тем не менее это сведение стало столь модным, что, например, у Геккеля слова «механический» и «монистический» постоянно употребляются как равнозначащие и что, по его мнению, «современная физиология… дает в своей области место только физико-химическим, или в широком смысле слова механическим, силам» («Перигенезис»)^[557].

Называя физику механикой молекул, химию – физикой атомов и далее биологию – химией белков, я желаю этим выразить переход одной из этих наук в другую, – следовательно, как существующую между ними связь, непрерывность, так и различие, дискретность обеих. Идти дальше этого, называть химию тоже своего рода механикой, представляется мне недопустимым. Механика в более широком или узком смысле слова знает только количества, она оперирует скоростями и массами и, в лучшем случае, объемами. Там, где на пути у нее появляется качество тел, как, например, в гидростатике и аэростатике, она не может обойтись без рассмотрения молекулярных состояний и молекулярных движений, и сама она является здесь только вспомогательной наукой, предпосылкой физики. В физике же, а еще более в химии, не только имеет место постоянное качественное изменение в результате количественных изменений, т. е. переход количества в качество, но приходится также рассматривать множество таких качественных изменений, обусловленность которых количественным изменением совершенно не установлена. Можно охотно согласиться с тем, что современное течение в науке движется в этом направлении, но это не доказывает, что оно является исключительно правильным и что, следуя этому течению, мы до конца исчерпаем физику и химию. Всякое движение заключает в себе механическое движение, перемещение больших или мельчайших частей материи; познать эти механические движения является первой задачей науки, однако лишь первой ее задачей. Но это механическое движение не исчерпывает движения вообще. Движение – это не только перемена места; в надмеханических областях оно является также и изменением качества. Открытие, что теплота представляет собой некоторое молекулярное движение, составило эпоху в науке. Но если я не имею ничего другого сказать о теплоте кроме того, что она представляет собой известное перемещение молекул, то лучше мне замолчать. Химия, по-видимому, находится на верном пути к тому, чтобы из отношения атомных объемов к атомным весам объяснить целый ряд химических и физических свойств элементов. Но ни один химик не решится утверждать, что все свойства какого-нибудь элемента исчерпывающим образом выражаются его положением на кривой Лотара Мейера^[558], что этим одним можно будет когда-нибудь объяснить, например, своеобразные свойства углерода, которые делают его главным носителем органической жизни, или же необходимость наличия фосфора в мозгу. И тем не менее «механическая» концепция сводится именно к этому. Всякое изменение она объясняет перемещением, все качественные различия – количественными, не замечая, что отношение между качеством и количеством взаимно, что качество так же переходит в количество, как и количество в качество, что здесь имеет место взаимодействие. Если все различия и изменения качества должны быть сводимы к количественным различиям и изменениям, к механическим перемещениям, то мы с необходимостью приходим к тезису, что вся материя состоит из тождественных мельчайших частиц и что все качественные различия химических элементов материи вызываются количественными различиями, различиями в числе и пространственной группировке этих мельчайших частиц при их объединении в атомы. Но до этого мы еще не дошли.

Только незнакомство наших современных естествоиспытателей с иной философией, кроме той ординарнейшей вульгарной философии, которая господствует ныне в немецких университетах, позволяет им в таком духе оперировать выражениями вроде «механический», причем они не отдают себе отчета или даже не подозревают, к каким вытекающим отсюда выводам они тем самым с необходимостью обязывают себя. Ведь у теории об абсолютной качественной тождественности материи имеются свои приверженцы; эмпирически ее так же нельзя опровергнуть, как и нельзя доказать. Но если спросить людей, желающих объяснить все «механическим образом», сознают ли они неизбежность этого вывода и признают ли они тождественность материи, то сколько различных ответов услышим мы на этот вопрос!

Самое комичное – это то, что приравнение «материалистического» и «механического» идет от Гегеля, который хотел унизить материализм эпитетом «механический». Но дело в том, что критикуемый Гегелем материализм – французский материализм XVIII века – был действительно исключительно механическим, и по той весьма естественной причине, что в то время физика, химия и биология были еще в пеленках и отнюдь не могли служить основой для некоторого общего воззрения на природу. Точно так же у Гегеля заимствует Геккель перевод выражения causae efficientes через «механически действующие причины» и выражения causae finales – через «целесообразно действующие причины»; но Гегель понимает здесь под словом «механический» – слепо, бессознательно действующий, а не механический в геккелевском смысле. При этом для самого Гегеля все это противоположение до такой степени является превзойденной точкой зрения, что он даже не упоминает о нем ни в одном из обоих своих изложений причинности в «Логике» и затрагивает его только в «Истории философии», в тех местах, где оно выступает как исторический факт (следовательно, у Геккеля мы имеем здесь чистое недоразумение, результат поверхностности!), и совершенно мимоходом при рассмотрении телеологии («Логика», кн. III, отд. II, гл. 3), где об этом противоположении упоминается как о той форме, в которой старая метафизика формулировала противоположность между механизмом и телеологией. Вообще же он трактует указанное противоположение как давно уже преодоленную точку зрения. Таким образом, Геккель просто неверно списал у Гегеля, радуясь тому, что он здесь, как ему показалось, нашел подтверждение своей «механической» концепции, и этим путем он приходит к тому блестящему результату, что когда естественный отбор создает у того или другого животного или растения какое-нибудь определенное изменение, то это происходит благодаря causa efficiens; если же это самое изменение вызывается искусственным отбором, то это происходит благодаря causa finalis! Селекционер есть causa finalis! Конечно, диалектик калибра Гегеля не мог путаться в пределах узкой противоположности между causa efficiens и causa finalis. А для теперешней стадии развития науки всей бесплодной болтовне об этой противоположности кладет конец то обстоятельство, что мы знаем из опыта и теории, что материя и ее способ существования – движение – несотворимы и, следовательно, являются своими собственными конечными причинами; между тем как у тех отдельных причин, которые на отдельные моменты времени и в отдельных местах изолируют себя в рамках взаимодействия движения вселенной или изолируются там нашей мыслью, не прибавляется решительно никакого нового определения, а лишь вносящий путаницу элемент в том случае, если мы их называем действующими причинами. Причина, которая не действует, не есть вовсе причина.

NB. Материя как таковая, это – чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определенных, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим. Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно поступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой, вместо кошек, собак, овец и т. д. – млекопитающее как таковое, газ как таковой, металл как таковой, камень как таковой, химическое соединение как таковое, движение как таковое. Теория Дарвина требует подобного первичного млекопитающего, Promammale Геккеля^[559], но должна в то же время признать, что если оно содержало в себе в зародыше всех будущих и ныне существующих млекопитающих, то в действительности оно стояло ниже всех теперешних млекопитающих и было первобытно грубым, а поэтому и более преходящим, чем все они. Как доказал уже Гегель («Энциклопедия», ч. I, стр. 199), это воззрение, эта «односторонне математическая точка зрения», согласно которой материя определима только количественным образом, а качественно искони одинакова, есть «не что иное, как точка зрения» французского материализма XVIII века^[560]. Она является даже возвратом к Пифагору, который уже рассматривал число, количественную определенность, как сущность вещей.

* * *

Во-первых, Кекуле^[561]. Далее: систематизацию естествознания, которая становится теперь все более и более необходимой, можно найти не иначе, как в связях самих явлений. Так, механическое движение небольших масс на каком-нибудь небесном теле кончается контактом двух тел, который имеет две формы, отличающиеся друг от друга лишь по степени: трение и удар. Поэтому мы изучаем сперва механическое действие трения и удара. Но мы находим, что дело этим не исчерпывается: трение производит теплоту, свет и электричество; удар – теплоту и свет, а, может быть, также и электричество. Таким образом, мы имеем превращение движения масс в молекулярное движение. Мы вступаем в область молекулярного движения, в физику, и продолжаем исследовать дальше. Но и здесь мы находим, что исследование молекулярным движением не заканчивается. Электричество переходит в химические превращения и возникает из химических превращений; теплота и свет тоже. Молекулярное движение переходит в атомное движение: химия. Изучение химических процессов находит перед собой, как подлежащую исследованию область, органический мир, т. е. такой мир, в котором химические процессы происходят согласно тем же самым законам, но при иных условиях, чем в неорганическом мире, для объяснения которого достаточно химии. А все химические исследования органического мира приводят в последнем счете к такому телу, которое, будучи результатом обычных химических процессов, отличается от всех других тел тем, что оно есть сам себя осуществляющий перманентный химический процесс, – приводят к белку. Если химии удастся изготовить этот белок в том определенном виде, в котором он, очевидно, возник, в виде так называемой протоплазмы, – в том определенном или, вернее, неопределенном виде, в котором он потенциально содержит в себе все другие формы белка (причем нет нужды принимать, что существует только один вид протоплазмы), то диалектический переход будет здесь доказан также и реально, т. е. целиком и полностью. До тех пор дело остается в области мышления, alias^[562] гипотезы. Когда химия порождает белок, химический процесс выходит за свои собственные рамки, как мы видели это выше относительно механического процесса. Он вступает в некоторую более богатую содержанием область – область органической жизни. Физиология есть, разумеется, физика и в особенности химия живого тела, но вместе с тем она перестает быть специально химией: с одной стороны, сфера ее действия ограничивается, но, с другой стороны, она вместе с тем поднимается здесь на некоторую более высокую ступень.