ПОЗДНИЙ ЧАС
Ах, как давно я не был там, сказал я себе. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня.
И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи.
Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые. Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял. Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее и красное — русские национальные флаги. Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье! Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила Архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, весь замирая, твою руку…
За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой.
В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Все было немо и просторно, спокойно и печально — печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от ровного тока слабого июльского ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня. Я шел — большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени — только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по пятнистому тротуару, — он сквозисто устлан был черными шелковыми кружевами. У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Где это было? В гостях у кого?
Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. И, дойдя до нее, опять подивился: и тут все осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе — все так же казенно, скучно, как было когда-то, при мне. Я помедлил у ворот, хотел вызвать в себе грусть, жалость воспоминаний — и не мог: да, входил в эти ворога сперва стриженный под гребенку первоклассник в новеньком синем картузе с серебряными пальмочками над козырьком и в новой шинельке с серебряными пуговицами, потом худой юноша в серой куртке и в щегольских панталонах со штрипками; но разве это я?
Старая улица показалась мне только немного уже, чем казалась прежде. Все прочее было неизменно. Ухабистая мостовая, ни одного деревца, по обе стороны запыленные купеческие дома, тротуары тоже ухабистые, такие, что лучше идти срединой улицы, в полном месячном свете… И ночь была почти такая же, как та. Только та была в конце августа, когда весь город пахнет яблоками, которые горами лежат на базарах, и так тепла, что наслаждением было идти в одной косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком… Можно ли помнить эту ночь где-то там, будто бы в небе?
Я все-таки не решился дойти до вашего дома. И он, верно, не изменился, но тем страшнее увидать его. Какие-то чужие, новые люди живут в нем теперь. Твой отец, твоя мать, твой брат — все пережили тебя, молодую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли; и не только родные, но и многие, многие, с кем я, в дружбе или приятельстве, начинал жизнь; давно ли начинали и они, уверенные, что ей и конца не будет, а все началось, протекло и завершилось на моих глазах, — так быстро и на моих глазах! И я сел на тумбу возле какого-то купеческого дома, неприступного за своими замками и воротами, и стал думать, какой она была в те далекие, наши с ней времена: просто убранные темные волосы, ясный взгляд, легкий загар юного лица, легкое летнее платье, под которым непорочность, крепость и свобода молодого тела… Это было начало нашей любви, время еще ничем не омраченного счастья, близости, доверчивости, восторженной нежности, радости…
Есть нечто совсем особое в теплых и светлых ночах русских уездных городов в конце лета. Какой мир, какое благополучие! Бродит по ночному веселому городу старик с колотушкой, но только для собственного удовольствия: нечего стеречь, спите спокойно, добрые люди, вас стережет Божье благоволение, это высокое сияющее небо, на которое беззаботно поглядывает старик, бродя по нагретой за день мостовой и только изредка, для забавы, запуская колотушкой плясовую трель. И вот в такую ночь, в тот поздний час, когда в городе не спал только он один, ты ждала меня в вашем уже подсохшем к осени саду, и я тайком проскользнул в него: тихо отворил калитку, заранее отпертую тобой, тихо и быстро пробежал по двору и за сараем в глубине двора вошел в пестрый сумрак сада, где слабо белело вдали, на скамье под яблонями, твое платье, и, быстро подойдя, с радостным испугом встретил блеск твоих ждущих глаз.
Ах, как давно я не был там, сказал я себе. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня.
И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи.
Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые. Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял. Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее и красное — русские национальные флаги. Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье! Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила-архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, весь замирая, твою руку…
Для перехода между страницами книги вы можете использовать клавиши влево и вправо на клавиатуре.
Рассказ Бунина «Поздний час»: краткое содержание и анализ произведения
год назад · 1213 просмотров
И.А. Бунин, «Поздний час». Краткое содержание рассказа, анализ произведения. Читать полный текст, слушать аудиоверсию.
Иван Бунин с Варварой Пащенко / Иллюстрация Геннадия Новожилова
«Поздний час» — рассказ И.А. Бунина из цикла «Тёмные аллеи». Написан 19 октября 1938 года в эмиграции.
По сюжету пожилой мужчина приезжает в провинциальный русский город, где когда-то учился в гимназии и был влюблён в неназванную девушку. Гуляя июльской ночью по городу, он вспоминает свои свидания с возлюбленной, а потом идёт на кладбище, где она похоронена.
В основу произведения легли воспоминания Бунина о встречах в Ельце с Варварой Пащенко, которая в дальнейшем стала его гражданской женой.
Варвара Пащенко
Полный текст и аудиокнига
Полный текст рассказа Бунина «Поздний час» можно прочитать по ссылке.
Аудиоверсия доступна на YouTube:
Краткое содержание
Рассказчик, давно не живущий в России, спустя полвека возвращается в провинциальный русский город, где не был с 19 лет. С тех пор прошло полвека, то есть сейчас ему около 70. Он много раз собирался приехать сюда, но решился лишь под конец жизни, потому что другого шанса уже не будет.
Июльской ночью герой идёт по знакомому мосту через реку, замечает вдали пожарную каланчу и вспоминает давний пожар за рекой: в ту ночь он впервые поцеловал руку своей возлюбленной, а она сжала его руку в ответ.
Весь город спит. Мужчина шагает по тротуару, и ночные тени напоминают ему кружевное вечернее платье возлюбленной, в каком он запомнил её много лет назад.
Герой идёт к её дому, но кружным путём: сначала хочет взглянуть на свою старую гимназию. Здание всё то же, но оно не будит в старике ностальгических чувств. Ему кажется, что тем гимназистом был совсем другой человек.
Рассказчик не решается подойти к дому, где когда-то жила его возлюбленная. Дом наверняка не изменился, но вот её давно уже нет, она умерла молодой:
Твой отец, твоя мать, твой брат — все пережили тебя, молодую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли; и не только родные, но и многие, многие, с кем я, в дружбе или приятельстве, начинал жизнь, давно ли начинали и они, уверенные, что ей и конца не будет, а всё началось, протекло и завершилось на моих глазах, — так быстро и на моих глазах!
Герой садится на тумбу возле какого-то купеческого дома и вспоминает её: юную, красивую, в лёгком летнем платье. Вспоминает начало их романа, время беззаботной радости и ничем не омрачённого счастья. Он прекрасно помнит, как приходил к ней на ночное свидание в сад: они сидели «в каком-то недоумении счастья», он обнимал её одной рукой и видел над яблонями сада одинокую зелёную звезду, «что-то беззвучно говорившую».
Герой понимает, что в действительности шёл не к знакомому дому. Ему нужно побывать на кладбище, чтобы взглянуть на могилу той женщины. Он проходит мимо опустевшего базара, идёт по Монастырской улице, по которой провожают в последний путь покойников. Мужчина вспоминает похоронные обряды в Париже, но здесь хоронят иначе: несут открытый гроб на полотенцах. Так однажды несли и её.
Он заходит на кладбище. Какая-то птица, проносясь мимо, пугает его, и конец пути он проделывает «с остановившимся сердцем». Доходит до конца аллеи, находит могилу у самой кладбищенской стены. Смотрит на узкий могильный камень.
А с неба смотрит та же самая зелёная звезда, что в юности. Но в этот раз она нема и неподвижна.
Иллюстрация Геннадия Новожилова
Анализ рассказа «Поздний час»
Иван Алексеевич Бунин считал «Поздний час» одним из лучших рассказов в цикле «Тёмные аллеи». Это элегическое произведение основано на воспоминаниях писателя о романе с Варварой Пащенко. Бунин влюбился в неё в городе Ельце, где учился в гимназии. Несколько лет они жили как супруги, хотя и не венчались. Варвара Владимировна не стала выходить за Бунина замуж, а в итоге ушла от писателя к актёру Арсению Бибикову.
Умерла Пащенко в возрасте 48 лет от туберкулёза. Узнав о её смерти в 1918 году, Бунин записал в дневнике, что странным образом ничего не чувствует по этому поводу: «Ведь какую роль она сыграла в моей жизни!». Спустя ещё 20 лет Иван Алексеевич написал «Поздний час».
Иван Бунин и Варвара Пащенко в Полтаве, 1892 год
Главный герой рассказа, живущий за границей, в старости возвращается в Россию, чтобы побывать на могиле своей давней возлюбленной. Сам Бунин, уехавший из страны после большевистской революции, был лишён такой возможности. Тем томительнее для него были отразившиеся в рассказе воспоминания о далёком степном городке, о молодости и юношеской любви.
Пожилого героя многое связывает с этими улицами. Но спустя 50 лет он вспоминает не свою учёбу в гимназии, не родных и не друзей, а только первую любовь. Всё — от пожарной каланчи до дороги к монастырю — навевает воспоминания о той девушке, которую он любил и которой больше нет на свете.
Читатель не знает, как закончилась их любовная история, когда и от чего скончалась та женщина, как сложилась жизнь героя дальше. Теперь это и не важно. Важно то, что почти все близкие рассказчику люди умерли, и сам он готовится последовать за ними. Что же он вспоминает в этот поздний час, оглядываясь на прожитую жизнь? Только любовь, которая полвека назад сделала его счастливым.
Сквозная идея цикла «Тёмные аллеи» состоит в том, что жизнь скоротечна, а любовь проходит как один миг, но именно этот миг, возможно, и есть самое главное в жизни. Ничего более прекрасного человеку испытать не дано, а потому даже спустя десятилетия он будет радостно и мучительно вспоминать главную любовь своей жизни.
Когда-то после ночного свидания в саду главный герой «Позднего часа» клялся своей возлюбленной: если есть жизнь после смерти, они обязательно встретятся, и он будет целовать ей ноги в благодарность за всё, что она дала ему в этой жизни. И вот в старости он приходит на её могилу, понимая: даже если нет никакого рая, он благодарен любимой женщине за чувство, которое осветило всю его жизнь.
ПОЗДНИЙ ЧАС
Ах, как давно я не был там, сказал я себе. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня.
И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи.
Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые. Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял. Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее и красное — русские национальные флаги. Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье! Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила Архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, весь замирая, твою руку…
За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой.
В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Все было немо и просторно, спокойно и печально — печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от ровного тока слабого июльского ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня. Я шел — большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени — только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по пятнистому тротуару, — он сквозисто устлан был черными шелковыми кружевами. У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Где это было? В гостях у кого?
Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. И, дойдя до нее, опять подивился: и тут все осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе — все так же казенно, скучно, как было когда-то, при мне. Я помедлил у ворот, хотел вызвать в себе грусть, жалость воспоминаний — и не мог: да, входил в эти ворога сперва стриженный под гребенку первоклассник в новеньком синем картузе с серебряными пальмочками над козырьком и в новой шинельке с серебряными пуговицами, потом худой юноша в серой куртке и в щегольских панталонах со штрипками; но разве это я?
Старая улица показалась мне только немного уже, чем казалась прежде. Все прочее было неизменно. Ухабистая мостовая, ни одного деревца, по обе стороны запыленные купеческие дома, тротуары тоже ухабистые, такие, что лучше идти срединой улицы, в полном месячном свете… И ночь была почти такая же, как та. Только та была в конце августа, когда весь город пахнет яблоками, которые горами лежат на базарах, и так тепла, что наслаждением было идти в одной косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком… Можно ли помнить эту ночь где-то там, будто бы в небе?
«… И мы сидели, сидели в каком-то недоумении счастья. Одной рукой я обнимал тебя, слыша биение твоего сердца, в другой держал твою руку, чувствуя через нее всю тебя. И было уже так поздно, что даже и колотушки не было слышно, – лег где-нибудь на скамье и задремал с трубкой в зубах старик, греясь в месячном свете. …»
Оглавление
Иван Алексеевич Бунин
Поздний час
Ах, как давно я не был там, сказал я себе. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня.
И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи.
Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые. Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял. Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее, красное — русские национальные флаги. Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье! Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила-архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, замирая, твою руку…
За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой.
В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Все было немо и просторно, спокойно и печально — печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от ровного тока слабого июльского ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня. Я шел — большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени — только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по пятнистому тротуару, — он сквозисто устлан был черными шелковыми кружевами. У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Где это было? В гостях у кого?
Конец ознакомительного фрагмента.
Суть произведения
Весь рассказ основан на воспоминаниях прошлых лет. Кроме того, в тексте присутствует описание страны, которая изменилась и открывается для героя с другой стороны.
Персонаж прогуливается летним вечером по знакомым местам и вспоминает свою былую жизнь. Сначала он понимает, где прошлое и настоящее, но потом в его голове все смешивается, ведь он до сих пор живет воспоминаниями. Главную роль в них играет женщина, которую он очень любил.
В произведениях Ивана Бунина любовь всегда стоит на первом месте. В его описаниях это самое счастливое и прекрасное чувство в жизни человека, но нередко оно приносит страдания и несчастья.
Лирический герой в своих воспоминаниях описывает черты любимой женщины. Красивые глаза, стройный стан, длинные каштановые волосы — именно такой образ сохранился в его памяти по сей день. Автор не описывает подробностей их отношений, вспоминая лишь яркие моменты и первое прикосновение. В рассказе воспроизводятся чувства и эмоции, которых больше нет и никогда не будет.
Воспоминания героя о любви плавно сливаются с образом родных мест, улиц, по которым он гулял и ходил по ночам на свидания, где рос и учился. Описание родины он сравнивает с жизнью в Париже, ведь именно там он был вынужден находиться. Французскую столицу герой представляет серой и неуютной как днем, так и ночью. Такое проявление доказывает, что автор описывает всецело русского человека с его проблемами.
Герой понимает, что пережил всех своих друзей и даже любимую женщину. Он считает, что его жизнь остановилась и потеряла смысл в тот момент, когда возлюбленной не стало.
В последнем абзаце персонаж, не останавливаясь на ночлег, приходит на кладбище. Здесь покоится его любовь. Эта сцена символизирует финал «Позднего часа». Краткое содержание рассказа дает понять, сколько грусти и печали испытывал герой.
И. А. Бунин писал рассказ, находясь за границей. Можно смело сказать, что он описывал свою жизнь и чувства. Это произведение насыщено эмоциями и патриотизмом.
Две реальности
Анализ «Позднего часа» Бунина раскрывает тему двух реальностей. Каждая из них имеет свою характеристику:
- Первое — это пространство во времени, где пожилой человек решает вернуться в прошлое и пройтись по памятным местам.
- Второе — пространство памяти, в котором воспроизводятся образы из прошлой жизни.
Перемещение из одной реальности в другую автор описывает незаметно, поэтому при прочтении можно все объединить в одно целое.
Основной текст начинается с третьего абзаца. Он представляет собой путешествие по ночному городу и посещение дорогих для сердца мест. Из всего рассказа можно сделать один вывод: главный герой был счастлив только в юности, именно тогда он жил полной жизнью.
Главные герои
Персонажей, которых описывал автор в своем рассказе, всего два. Он обозначил их только штрихами:
- пожилой мужчина;
- стройная девушка с темными глазами.
«Поздний час» — это не только время, но и ощущение того, что опоздал. Герой рассказа с грустью вспоминает всех, кто был в его жизни, и, возможно, сожалеет, что не успел сказать нужные слова или совершить правильные поступки.
Анализ рассказа ученики могут использовать при написании сочинения по «Позднему часу» Бунина. Описание сюжета и характеристика главного героя помогут им лучше понять основную мысль произведения.