Про инночку рассказ эпилог

Анна С.

Мужа я похоронила рано, мне было всего тридцать пять. По современным понятиям – девочка, сейчас в этом возрасте только заявление в загс несут. А я уже была вдова и сыну пять лет. 

О сыночке я мечтала долгих десять лет, можно сказать, с первого дня замужества. Родился он очень болезненным. До подросткового возраста массажи, уколы, больницы, санатории… О новом замужестве я не задумывалась, да и кому мы были нужны? Тем более, никакая я не красавица, не роковая женщина. Да и мне, честно говоря, никто был не нужен, сыночек для меня – свет в окошке. 

Потом сынок вырос, женился, привёл невестку в дом. Я начала о внуках мечтать, на что мне сын строго сказал: 
– Мы – не вы, нищету плодить не собираемся.
– Сыночек, да я только тебя и наплодила, – изумлённо сказала я ему. – И ты никогда ни в чём отказа не знал.

К моему неописуемому счастью, через два года всё-таки родилась у меня внучка Инночка. Но недолго пробыла я счастливой бабушкой. Когда Инночке исполнилось три годика, её родители развелись. Невестка во всём обвиняла меня, мол, плохо я сына воспитала, если его на сторону потянуло.

А что я могла сделать, если сын после командировки в Прибалтику решил навсегда там остаться? Объяснил, что встретил женщину, полюбил.

Фотографию мне показал. Светленькая девушка, хрупкая, нежная. Невестка ей, конечно, по многим статьям очень проигрывала: коренастая, коротко стриженная брюнетка, склонная к полноте и скандалам.

Ну так и что? У вас дочка растёт, а красивых женщин на свете много, что же теперь, жениться на всех по очереди? Так я сыну и сказала. Он обиделся и уехал, звонил мне очень редко и за пять лет ни разу не навестил.

Невестка осерчала, съехала и адрес не сказала. Но я всё равно через её подруг разузнала, где она с моей внучкой живёт. Хорошо, что к родителям не уехала, они у неё в другом городе. 

Поначалу ходила к ней, просила, чтобы разрешила с Инночкой погулять. А она ни в какую, подружек своих просила, соседку нанимала за деньги, а я встану в сторонке и смотрю, как Инночка моя бегает. Подходить боялась, очень уж невестка у меня крикливая.

На праздники покупала подарки, шла к ним. Невестка дверь откроет, подарок возьмёт молча. Я потом звоню, спрашиваю, понравилась ли Инночке кукла, а невестка в ответ: «У неё этих кукол – одним местом есть можно». Грубо отвечает, это я смягчаю. Куплю платьице или костюмчик, говорит, что у меня вкус старорежимный. Тогда я стала деньги дарить, вроде подобрела. Но чтобы дать пообщаться с внучкой или разрешить домой взять ее на денек, это упаси бог. 

Хорошо, что у меня была работа, она меня спасала просто. Там люди, общение, чай в обеденный перерыв. Сижу, слушаю, как женщины жалуются, что вздохнуть некогда: мужья, дети, внуки, родители, сёстры, братья, дача… А я осталась одна-одинёшенька, с ума можно сойти. Хоть колобка лепи, как в сказке. Так ведь и он сбежит. 

Прочитала, что так же себя чувствовала жена классика Софья Андреевна, когда все дети разъехались. Она с ними тетёшкалась постоянно, лечила, выхаживала, сказки рассказывала, и вдруг всё, никому не нужна. Называется «синдром опустевшего гнезда». 

Но у Софьи Андреевны муж был, с таким не заскучаешь. Двадцать листов новой книги перепишешь, глядишь, и день прошёл. И внуков у неё никто не отбирал – езди, общайся. Имение, слуги, крестьянские дети, интернета, правда, не было. 

А для меня интернет стал настоящим спасением. Я не в соцсетях сидела, а книги в компьютере читала. Разные – исторические, психологические, детективные, жизненные. И прочитала рассказ такой трогательный, как моя внучка мне раньше говорила «щекотный», это когда в носу щекотно от непролившихся слёз становится. Там бабушка, с которой внучка по наущению матери общаться не хотела, придумала, что у неё дома живёт учёный ёжик, который танцует и тапочки приносит. И в конце концов девочка к ней приехала. Несмотря на то, что ёжика не было, всё закончилось хорошо. 

Моей внучке уже исполнилось восемь лет, невестка ей сотовый телефон купила и даже разрешила мне Инночке иногда звонить.

Но Инночка за пять лет меня забыла совсем. Я когда ей первый раз с замиранием сердца позвонила и сказала, что я её бабушка, она ответила: «Не врите, тётенька, мои бабушка и дедушка в другом городе живут, а вы мошенница».

Невестка к тому времени замуж вышла, второго ребёнка родила и смягчилась ко мне. Даже рада была Инну мне на выходные отдавать, так теперь внучка заартачилась: «Я эту тётеньку не знаю, не поеду к ней». 
Вспомнился мне тогда тот рассказ про ёжика, но я решила свою легенду придумать. Гадала, про кого мне внучке рассказывать: котиков, собачек она на улице видела, дрессированных – в цирке. Ёжик, я думаю, её тоже не заинтересовал бы. Придумала я гномика поселить у себя дома. 

Стала Инночке иногда звонить и рассказывать, что у меня в квартире странные вещи происходят.

«Ночью проснулась, слышу, на кухне как будто кто-то есть, – говорю я внучке. – Шорох, шелест, отблеск света. Встала, посмотрела – нет никого. А утром нашла под столом крохотную вилочку. Ты даже не представляешь, какую маленькую».

Инночка молчит, сопит в трубку. «Это, наверное, игрушечная из сервиза. У меня тоже такой есть».

«Может, и из сервиза», – не спорю я.

В другой раз говорю как бы невзначай: «Пошла ночью воды попить на кухню, смотрю, под столом сапожки резиновые стоят, крошечные. Как на мышку по размеру. Откуда они взялись?» 

Внучка молча слушала и, казалось, заинтересованности не проявляла.
Я звонила редко, чтобы не надоесть. И каждый раз что-нибудь про шорохи на кухне рассказывала. Потом придумала, что когда в кладовке разбиралась и полку обувную сдвинула, нашла маленькую дверцу с ручкой и фонариком.
«Бабушка, ты сфотографируй дверцу и пришли мне фото», – сказала Инночка.

Я даже задохнулась от счастья. Бабушка. А потом за голову схватилась – нет же никакой дверцы. Но прошерстила интернет и поняла, как лучше поделку соорудить, чтобы внучка не разоблачила. Пришлось вспоминать уроки труда и рисования. 

Выпилила дверцу из фанеры, разрисовала её, ручку из крупной деревянной бусинки сделала, а светильник – из старой ёлочной гирлянды. Она перегорела давно, но жалко было выкидывать. Такие славные фонарики на ней были, как из сказки. 

Приклеила я дверцу внизу стены, сфотографировала и внучке отправила. 
Целый день она ничего не отвечала.

 «Разоблачила бабку», – подумала я. Современные дети такие умные, куда с ними тягаться. Не будет она со мной после такого обмана общаться.
Но Инночка вдруг позвонила и спросила, можно ли у меня на выходные пожить – очень ей хочется узнать, кто в кладовке живёт. 
Напекла я пирогов, накупила фруктов и сладостей к приезду девочки. Она вошла, туфельки скинула и сразу в кладовую. Смотрит на дверцу, пальчиком открыть пытается. 

– Бабушка, у тебя там хоббиты живут.
– Почему хоббиты? – опешила я. – Во-первых, не такие они маленькие, во-вторых, нездешние. 

Потом только сообразила, что гномы тоже не из наших, российских, будут, но они всё-таки как-то привычнее.

– Давай, бабушка, не будем спорить, установим дежурство и узнаем, кто там за дверцей. Будем спать по очереди, ты ложись, а я тебя разбужу, когда устану.

Конечно, внучка никого не дождалась и легла спать разочарованная. Да и я наутро сказала, что ничего не видела. 
Инночка расстроилась, сердито подёргала маленькую дверь. 

– Не выйдут они к нам, – решила она. – Не любят они людей. Так мы их никогда не увидим. Что толку, если в доме есть дверь, которая никогда не открывается.

Я уговорила внучку не расстраиваться и приехать ко мне на следующие выходные. Я провожала Инночку домой, слушала её переживания по поводу гномов, но в душе ликовала: внучка со мной, мы подружились, и в следующую субботу она опять ко мне приедет. 

Много ли надо человеку для счастья? Другого человека. Не я придумала, но очень точно сказано. Всю неделю я летала как на крыльях. Позабыла про бессонницу, плохое настроение, усталость. Как будто мне вынули вату из ушей и убрали тусклое стекло между мной и миром. Птицы пели для меня, солнце разыскивало меня даже в тёмных переулках, цветы наперебой дарили аромат.

Инночка звонила и требовала новостей, я выкручивалась как могла. 

«Видела следы около двери, малюсенькие. Молоточком стучали ночью, я вышла посмотреть, щепочки возле двери валяются. Чашку разбили, и как только достали? Она на столе стояла». 

Врала я внучке и даже не испытывала угрызений совести. Я считала себя бабушкой, которая рассказывает сказки. Что в этом плохого? Пройдёт время, Инночка про гномиков забудет, а наша дружба останется.

В субботу Инночка посидела немного возле дверцы, а потом заскучала. 
– Мне домой пора, там Андрейку сейчас купать будут, я всегда помогаю.
Я запаниковала. Андрей – её младший брат, конечно, девочке интересно с ним возиться, не то что сидеть с бабушкой, которую толком и не знаешь.

– Может, книжку почитаем? – предложила я.
– Надоело, – ответила внучка. – Я раньше часто одна оставалась и, чтобы нескучно было, читала книжки. Я рано научилась читать. Телевизор мне мама без неё не разрешала включать, боялась, что взорвётся. 

– Давай сейчас телевизор посмотрим, – обрадовалась я. – Найдём мультики. 
Но внучка захотела пойти в кино. Возвращались мы из кинотеатра молча. 
Инночка оказалась немногословной.

– Мультик понравился? 
– Понравился. 
Вот и весь ответ.
– Что там наши гномы делают? – завела я разговор. 

Инночка пожала плечами. 

Расспрашивать её о семье я побоялась: вдруг скажет своей маме, а та разозлится? 

– А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – поинтересовалась я. 
– Не знаю, – ответила Инночка. – Не решила ещё. 
Вот и весь разговор. Вдруг Инночка замерла. 
– Бабушка, что это? Как это? – лепетала она, вытягивая шейку в сторону переулка.

Я присмотрелась и увидела маленького чёрного котёнка в луже воды. Котёнок делал попытки встать, но с его задними ногами творилось что-то неладное.

Инночка подбежала к луже.

– Не трогай, – крикнула я. – Он заразный.
Внучка прижала ладошки к щёчкам и как заведённая повторяла: 
– Он погибнет, бабушка, он погибнет!

Животное барахталось в луже, пытаясь встать, но задние ноги его не слушались. Я с жалостью посмотрела на котёнка.

Естественный отбор, ничего не поделаешь. Но внучка вдруг схватила это чудовище и прижала к себе. 
– Инночка, брось, брось его, – закричала я. 
Инночка только упрямо замотала головой. Тут я поняла, что этот больной котёнок – мой шанс приручить внучку. Превозмогая брезгливость, я взяла хромое чудовище и завернула в шарфик. Котёнок прижался ко мне, не издавая ни звука.

– В больницу, бабушка, бабулечка моя, – лепетала внучка. – К доктору его, он ему ножки поправит.

– Поздно уже, и куда такого грязного и голодного тащить? Сейчас его высушим, покормим, а завтра разберёмся.

Инночка всю оставшуюся дорогу подпрыгивала и смотрела на котёнка.
– Как мы его назовём? Может, Черномор? А может, это Чернушка? Или Розочка? Бабушка, давай назовём Розочкой. Красиво!

Возле квартиры мы встретились с соседкой.

– Анна Валентиновна, глазам не верю, вы в обнимку с животным, – изумилась она. – Насколько я помню, вы их не очень-то жалуете.
– Мы его спасли, у него ножки не ходят, – возбуждённо поделилась Инночка. – Мы его сейчас колбасой накормим.

Соседка посоветовала дать котёнку специальный корм, а мы не догадались его купить. 

– Ну… сварите ему манную кашу, что ли, – с сомнением протянула соседка. – От молока у них несварение. Какую вы на себя ответственность берёте. Больное животное, это знаете ли…

Я сама была не рада своему импульсивному поступку, а Инночка развила бешеную активность, взяла обувную коробку, заставила меня найти старую тёплую кофту на антресолях и соорудила царское ложе найдёнышу.
Затем внучка ринулась к плите варить кашу. 

– Бабушка, я сама всё сделаю, я видела, как мама Андрейке варила, – щебетала Инночка. Она подливала молоко, сыпала манку, взбивала ложкой белую массу. Я как могла контролировал процесс. 

Котёнок соблюдал олимпийское спокойствие, наблюдая глазами-бусинками за нами из коробки. 

Кашу остудили, котёнка накормили. Он съел свою порцию до последней капли и, сыто урча, уснул в коробке. Инночка сидела возле него на корточках, умилённо наблюдая за питомцем. 

Я еле загнала её спать, а утром Инночка подняла меня ни свет ни заря, чтобы идти к врачу. Я терпеть не могу поликлиник, где уже в регистратуре тебе дают понять, что твоё появление на свет очень большая твоя ошибка и надо её немедленно исправить: вместо того, чтобы отнимать у уважаемых людей время, надо пойти домой и тихонько умереть, никого не беспокоя.

В очереди перед нами оказались шиншилла, петух и кот огромных размеров, презрительно взиравший на окружающих, ни дать ни взять девица из регистратуры человеческой больницы. 

Несмотря на мои опасения, врач нас встретил приветливо, посочувствовал, котёнка внимательнейшим образом обследовал и назначил лечение, очень подробно объяснив, как именно должен проходить процесс.

Уколы Угольку, так мы назвали его с внучкой, когда точно выяснили его гендерную принадлежность, взялась делать соседка. И уже через неделю Уголёк бойко бегал по квартире, врезаясь во все углы.

Внучка звонила мне по сто раз на день, спрашивая, чем Уголёк занят в данный момент. Дел у котёнка оказалось невпроворот. Он лазал по шторам, забирался на спинку дивана и скатывался с неё, как с ледяной горки, драл обивку, обои, листья цветов. Я сама не заметила, как через несколько дней он уже спал в моей кровати, раскинув лапы и хвост. 

Благодаря этому чудовищу Инночка приходила ко мне с огромным удовольствием. У нас появилось много тем для разговоров, мы обсуждали поведение Уголька за неделю, штудировали энциклопедию про кошек, смотрели видео с забавными животными. 

Я даже не думала, что обычный котёнок, которых пруд пруди, способен принести столько радости. 

– Инночка, ты, наверное, будешь ветеринаром, – улыбаясь, сказала я. 
– Нет, бабушка, я буду Юлей Высоцкой, – ответила мне внучка. 
Я непонимающе посмотрела на неё. 
– Ты видела, как я ловко кашу сварила? А то бы наш Уголёк умер с голоду.

Инночка стала частым гостем в моём доме, и теперь я даже представить не могла, что может быть иначе. Я уже забыла, как коротала долгие нудные вечера в компании телевизора и компьютера. 

В доме раздавался весёлый смех, постоянно что-то падало, гремело, мурчало, мяукало, кружилось в весёлом водовороте.

– Бабушка, бабуля, – слышала я то и дело и с головой погружалась в своё счастье. 

– Замучили меня внуки, – жаловалась приятельница. – Только сяду сериал смотреть, они пристают, чтобы книжку почитала, налью себе кофе, им приспичит пирог печь. Ни газету полистать, ни по телефону поговорить, только бабушка, бабушка…

А я ценила каждую минуту общения с внучкой, хотя иногда и закрадывалась в голову мысль, что она приходит ко мне из-за котёнка. 

Инночка очень привязалась к Угольку. После её ухода он усталой неспешной походкой добирался до дивана и дрых там без задних ног.  Проявление чувств Инночки и их совместные игры не проходили для него бесследно. Наверное, он мог, как моя приятельница, посетовать на нехватку свободного времени. 

В тот день внучка с котёнком играла в дочки-матери. Угольку полагалось в розовом атласном чепце, позаимствованном у одной из Инночкиных кукол, мирно дремать в импровизированной колыбельке под розовым же одеяльцем. 

Трудно сказать, что не понравилось Угольку, девчачья ли расцветка его гардероба или надоевшая манная каша, которую Инночка варила то и дело, восхваляя свои кулинарные таланты. Когда внучка попыталась накормить Уголька кашей с ложки, он удрал в своём розовом чепце в кладовую и энергично стал открывать маленькую дверцу, ведущую в мир гномов.

Дверца была хорошо прикреплена, но и Уголёк, раскормленный манкой, тоже был силён, энергичен и настойчив. Его вдохновляла перспектива пройти сквозь стену и укрыться от своей не в меру инициативной подруги, поэтому немудрено, что от его усилий дверца отлетела от стены. 

Инночка ахнула и зажмурилась, потом открыла глаза в надежде увидеть проход в сказочную страну, а увидела только кусок ободранной стены. 
Уголёк тоже был разочарован отсутствием прохода, но его мнением сейчас никто не интересовался.

Инночка смотрела на меня сначала с недоумением, потом с обидой.
– Ты меня обманула? Ты всё придумала?  Как ты могла мне врать? Это… это… – внучка подбирала слова, – это гадко! – выпалила Инночка. 
– Гномики переехали, – залепетала я. – У них аллергия на котов. 
– Правильно мама не разрешала мне с тобой видеться, – сквозь слёзы сказала внучка. – Папа обманул маму, а ты меня. Вы врунишки, врунишки! 
Внучка вихрем носилась по квартире, собирая вещи. 
– Я к тебе больше не приду! Никогда! 

Инночка позвонила маме уже из подъезда и плача попросила её забрать. Я стояла рядом и пыталась её уговорить, просила прощения.

Появилась разгневанная невестка и увезла Инночку.

Я почувствовала, что на грудь мне положили каменную плиту. Ночью я поняла, что умираю. Сначала подумала, ну и пусть, ничего хорошего в моей жизни уже не будет. Но Уголёк, примостившийся рядом, напомнил, что я теперь не одна и не имею права распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. Я вызвала скорую, открыла дверь и потеряла сознание. 

Очнулась я уже в больнице. К соседкам по палате приходили посетители, а я лежала, отвернувшись к стенке, зная, что навещать меня некому. Потом меня как током ударило – котёнок же остался один! Я попросила у соседки телефон и набрала внучкин номер.

– Инночка, дорогая, я в больнице, а Уголёк умирает от голода и жажды, – быстро проговорила я, боясь, что внучка бросит трубку.
Инночка вопреки моим опасениям засыпала меня вопросами о моём здоровье, расспросила адрес больницы и пообещала, что помчится к Угольку незамедлительно. 

Через два часа Инночка и её мама уже были у меня в палате. Невестка неловко подтыкала мне одеяло, а внучка гладила по руке. 

– Бабушка, прости меня, – шептала она. 
– Как Уголёк? – стараясь сдержать слёзы, спросила я. 
– Передавал тебе привет, – улыбнулась внучка. – У него всё хорошо. Мы забрали его к себе, – по щекам девочки покатились слёзы.
– Всё хорошо, – успокоила я её. – Видишь, какой Уголёк молодец, не растерялся, жив-здоров. 

Невестка с внучкой приходили ко мне каждый день. Инночка рассказывала, что Уголёк освоился на новом месте и всем доволен.

– Инночка, теперь ты не будешь приходить ко мне в гости, – с замиранием сердца предположила я. – Котёнок живёт у вас и ему всё нравится. Зачем я тебе теперь?

– Бабушка, ну что ты такое говоришь! – возмутилась внучка. – Я люблю тебя, потому что ты самая добрая в мире бабушка. Ты разрешила Угольку жить у тебя, лечила его. А то, что я тебе наговорила тогда, забудь. Никакая ты не обманщица, ты хотела, как лучше. Я теперь это очень хорошо понимаю, – проговорила Инночка, едва сдерживая слёзы.

Она обняла меня:
 – Ничего, бабушка, всё будет хорошо.

Через неделю моего пребывания в больнице раздался звонок соседки.
Она поинтересовалась состоянием моего здоровья, потом обрадованно сказала:
 – Я рада, что у вас всё в порядке. Значит, скоро заберёте этого негодника. Он мне все шторы оборвал и герань загубил. 

– Я не поняла, кого я должна забрать? – удивилась я.
– Котёнка, кого же ещё, – засмеялась соседка. – Или уже не нужен стал? – всполошилась она. – Вот люди, заводят животных, а потом выбрасывают, а звери ещё и виноваты потом.

У меня голова пошла кругом. Слово за слово, я выяснила, что когда меня выносили из квартиры, соседка вышла на шум и увидела, что кот побежал вслед за носилками на улицу. Сердобольная женщина поняла, что на улице он пропадёт, и взяла его к себе до моего выздоровления. Ничего не понимая, я позвонила Инночке и спросила, кто у неё живёт, если Уголёк обитает у моей соседки.

– Ой, бабушка, Уголёк жив? – Инночка засопела в трубку, пытаясь не разреветься от счастья.

Выяснилось, когда Инночка вихрем ворвалась в квартиру спасать несчастного котёнка, его там не оказалось. Внучка искала везде, где кот любил коротать время, за холодильником, за диваном, в тумбочке на балконе, на полке в кладовой. Потом вместе с мамой она бродила по двору и до хрипоты звала его, заглядывая под каждый куст. Потом ещё дважды выходила на его поиски. Чтобы не расстраивать меня, девочка выдумала историю про счастливое избавление Уголька. 

На следующий день ко мне в палату вошёл мой сын, которого я так долго не видела. Инночка в тот момент сидела на краю моей постели. Они с Виталиком внимательно разглядывали друг друга. 

– Дочка? – полуутвердительно спросил Виталик и подхватил Инночку на руки. Она растерялась, но потом обняла его за шею, затем, немного отстранившись, спросила:

 – Пап, хочешь, я познакомлю тебя с Угольком?
– Это ещё кто? – удивился Виталик, осторожно поставив Инночку на пол и с виноватым видом подойдя к моей кровати.

– Привет, мам, извини, что так долго не приезжал. 
– Уголёк мой талисман, сынок, – улыбнулась я. – Просто не знаю, чтобы я без него делала.

Уже на следующий день с внучкой и сыном мы пили чай у меня в квартире, по очереди держа котёнка на руках, и не могли наговориться. Нам так много надо было сказать друг другу…

Фото Depositphotos/PhotoXPress.ru

Нашёл себя. Рассказ с прологом и эпилогом.

Пролог.

Наверное, прочитав этот рассказ, вы скажете: «Фу! Как можно это читать?!». Возможно вы скажете, что автор – человек со злым сердцем. Что ж, может быть будете по-своему даже правы. Здесь описана последняя точка падения гениального человека, вытащивших несколько душ со дна жизни. Алкоголики, наркоманы, проститутки, потенциальные самоубийцы находили спасение, когда этот человек соглашался проживать с ними жизнь. Он ничего им не навязывал, не требовал и не давал им оценок. Он просто общался с ними и показывал им жизнь, направляя их внимание на то, что они могли не увидеть. Это и было самым важным. Потому что человек не видит то, чего он изо всех сил видеть не хочет.

Но рассказ не о том, как он спасал души другим; а о том, что, дойдя до ручки, разрушительно для себя проживая чужие жизни, он смог увидеть свою точку разрушения. Да, у каждого она своя. И именно её он помогал находить своим «подопытным» (как он их называл). Во внутреннем мире человека есть такой закон: то, на что ты можешь посмотреть «как есть» перестаёт оказывать на тебя влияние. После этого человек избавляется от своего разрушения и у него появляются силы начать новую жизнь.

——————————————————————————————————

Бодун. Во рту… как там говорят? — насрали… кошки, кажется. Опять спал на засаленной кровати друга. Точнее это была не кровать, а раскладное кресло «Чебурашка» (оно такое же кресло, как Чебурашка животное). Вчера с Эдяном искали эзотерику. Надо же ближнему душу спасать.

Эдян — долговязый недотёпа, говоривший в нос. В трезвом разумность у него как-то ещё присутствовала, но пьяный был дурак. На четвёртом десятке уже надоело пить. Поросячий восторг молодняка от возможности вместе надраться был давно в прошлом. Хоть Эдян и старше меня на два года, я считаюсь нагвалем. Если Кастанеду читать – это, типа, духа группы. Хотя там сложнее написано. К тому же я был напичкан эзотерикой – от квантовой механики до Кастанеды, Гурджиева, Ошо… Это багаж, который получают только холостые и не привязанные к юбке после тридцатничка. Эдян же себя таким багажом не обременял. А однажды чуть было совсем не спился. Подружившись со мной, он осознал порочность вина и согласился с приоритетом «культуры». Так он называл всякие духовные штучки, о которых я ему ведал. Он наивно верил каждому моему слову. Я для него был как Христос народу, а он мне – как хомос для опытов. Ошо говорил, что учитель должен ставить на своё место ученика, — вот я его и ставил. А он, дурак, соглашался с любой хренью.

Вот и вчера припёрся к нему после работы. «Эдян Эдяныч Иванов утром ходит без штанов!», — сотряс я воздух в его холостяцкой берлоге. Всякий раз, когда к нему приходил, я выдумывал новую кричалку. Она должно быть бодра, весела, глупа и всякий раз другая. Несуразная физиономия Эдяна расцветала в кривой улыбке и выдавала звук «Гыы», что говорило о его хорошем расположении.

«Эдян, пока вы бздите, мы теряем вечность. Вставайте, граф, вас ждут великие дела! Повезло, что ты со мной, мон ами. Я тебе покажу сокровища мира, которые сегодня будут у наших ног», — его тупенькая акулья морда расплылась в улыбке. Он доел свои пятидневные щи и напялил штаны.

Вскоре мы были в бильярдной. Зелёное прокуренное царство прожжёного бычками сукна и палёной водки. Пацаны рубились в русский. Мы с Эдяном, как чайники, предпочитали американку. У соседей, я выявил две компашки и безошибочно предсказал драку. Молодняк не стесняясь глушил водку, громко матюгался, наезжал, мирился, клялся в уважении и вызывающе выпячивал свои не окрепшие мускулы.

Лихо пьёт и лихо скачет

Весь присутствующий сброд

До последнего, без сдачи

Здесь не мелочный народ

— вспомнил песню Новикова, которая последующие три часа крутилась в голове. Наблюдать драки мы любили. Эдян находил азарт в самом процессе. Видно, как по нему ползёт дрожь, наращивая в крови адреналин. Трезвый он сдерживался. А вот пьяный угождал всегда под горячую руку, после чего хирург чинил ему череп и правил переносицу. На нём заживало как на собаке. Меня же драка интересовала с другой стороны. Мне интересны типажи победителя и побеждённого, а также наблюдение за третьей стороной — причиной конфликтов.

Возвращаясь к лихим соседям, внимание привлёк один белобрысый крепыш с красной рожей из более молодой компании. Также в ней был жилистый, хмурый «Раскольников» (как я его для себя обозначил) и розовощёкий «отличник политической» (тоже моя оценка) с жидкими усиками и прикидом «а ля битл». Оппозицию на ярмарке пьяных понтов им составила пара местных родом из девяностых и глядевших на жизнь лихим прищуром. Похожими их назвать было нельзя, и всё же, в отличии от троицы, впечатление они создавали цельное, и, как говорится, «дули в одну дуду». Я бы сделал ставку на двух последних.

— Пацаны, чего делить! Мы вместе гуляем и пьём. Давайте накатим водочки! – хлопотливо махал крыльями крепыш.

— Слышь, ты! – не обращая внимание на белобрысого, зашипел один из двоих на «отличника», — ты сейчас под стол ляжешь.

— По правилам играем! – пряча тревогу и пробивая на порядочность, возразил тот.

— За предъяву ответишь! – подступил второй, встав рядом с товарищем. Раскольников с напряжённым лицом молча, со своей стороны, встал рядом с другом напротив. Белобрысый, их кореш, выступавший примирителем, неожиданно сменил ноту и встревоженным голосом заверещал своим:

— Батон, да вы чё?! Пацаны правильно играют. Вы не правы. Сам видел!

— Платить будем, олени? – нагло и вызывающе отличнику-битлу пробасил лидер лихого дуэта. Второй резко хлопком шлепнул кулаком по ладони. Раскольников и отличник стояли непреклонно. Нам с Эдяном было видно, что пацаны кладут в штаны, но пока держатся. Стердаун явно был на стороне девяностников. Неизвестно как белобрысый, но герой Достоевского с битлом огребут точно…

Вскоре брюнет из лихой пары развязно обнимал белобрысого из несостоявшегося трио и, нарочно дыша ему в лицо нечищенными зубами и угаром, осклабившись, мычал:

— Ну что, гнида продажная, выпьем за здоровье твоих корешей. – Корешам явно было не комильфо. Раскольников лежал лицом в пол, делая движения ногой и закрываясь. Отличник-битл заткнул салфетками кровь из носа и, шатаясь шёл на автопилоте в туалет. Белобрысый Иуда сделал вид, что не расслышал и заблеял:

— Я говорил пацанам, сами виноваты. А за здоровье выпить не помешает.

— Ты дебил! Я чё, с тобой пить буду?! Иди на х… отсюда! – Победители кулачной дуэли склонились над убийцей старухи-миллионщицы и стали приводить его в чувства. Скоро вернулся побитый битл.

— Ты, сука, здесь, перебежчик?!

Тут меня прострелило. Перебежчик!

Скоро мы с Эдяном были тоже под мухой, сознательно уйдя в другую реальность. Мон ами был впечатлён сегодняшним спектаклем и зудил мораль заплетающимся языком. Мы накатили по сто, и ещё по сто. Эдян пошёл искать белобрысого антигероя кабачной трагикомедии, чтобы дать по суслам. Не найдя его, мы накатили ещё по пестяшке и пошли на дискотеку искать девок для тантры. Секьюрити выставили нас, и мы ушли в пятом часу утра. Помню: что-то меня тревожило, связанное с этим белобрысым. Пидор он ещё тот! Но мне-то что! Так и уснул.

Сон был чуден. Оказался в кубрике соседнего взвода общаги речного училища в далёком 86 году. И пришёл я туда с наездом от наших ребят. Решил храбрым побыть – один, типа, против всех. Сочинили мы забаву – выманить соседский взвод на кулачный бой. С этим я пришёл. Если честно, то основанием было получение по морде нашему от кого-то из этого взвода. Все и завелись. Пошёл туда с миссией, но встретил знакомых, разговорились, и хоть я пришёл туда бодрым зачинщиком, но потом сдулся и перевёл внимание на другую тему. Был у них башкир с круглой восточной хитрой рожей. Шаман было погоняло. Он развивал тему усыпления. Мол, усыпим за минуту кого угодно и разбудим. Пара человек уже прошли испытания и подтвердили факт сна. Были и скептики с фразой: «не может такого быть, эти омули притворялись и врут, их Шаман подговорил». Даже я повёлся: врут или не врут? Если врут – по морде сразу! До правды не докопаться. Если ещё эксперимент — не поверю, кто б не говорил. Вот самому пойти на шаманов трюк. «Давай, — говорю, — усыпляй, бусурманин». Шаман дело знал. Двое здоровяков меня прижали в грудь ладонями, пока дух свой я не выпустил. – А тут зашли мои ребята. Один крикнул про меня: «Смотри, перебежчик какой!»

«Перебежчик, перебежчик, — обидное сначала слово вдруг стало совершенно нейтральным, не про меня, — перебежчик, перебеж…». Дух мой летал под потолком над рухнувшим телом. Будущие речники склонились над ним, выдавая вслух свои мысли. Кто-то сказал: «Притворяется», — мне было пофиг. Было беспокойство, но потом я решил обождать с пробуждением. Уж очень интересно было в невесомости. Потом засосало вверх. Там обнаружил, что это какая-то неизвестная, я бы сказал, волшебная комната. Как в коньячном заводе торчали из стены зелёные жопки бутылок. Было понимание, что бутылки эти все мои. Даже больше чем мои. Они – это я. Наугад достав одну и посмотрев внутрь, я увидел себя месяц назад. До боли противное было в каждой из этих бутылок: что-то моё, родное и жутко неприятное. Увидел как мы издевались над одним чуханом. – Это тот, кто постоять за себя не мог. Интересный момент состоял в том, что я был и заводилой травли, и одновременно его защитником. Вот такая психология-достоевщина. «Смотри, — говорю соседу по койке Борисову, — чё у нас Серёга такой гордый? Ишь как смотрит!». Дворовый авторитет Борисов с охотой начинает зачуханку. К нему ещё подключаются. Серёгу Бобина чмырят и давят морально. Доводят бедолагу до психов и ржут. Вдруг у меня появляется вселенская любовь к ближнему. Я разгоняю эту шайку, призывая оставить горемыку в покое. Борисов меня тыкает: «Сам заварил, а теперь святошу строишь, перебежчик!»

Вот бутылки какие! Вся коллекция «Перебежчик» здесь. Вся гниль моя здесь. Но почему их много? Я заметил ещё три стены таких бутылок. Их тысячи!

Не рискнул я в следующие залезть. Стали меня бить по щекам, тащили за волосы. Один схватил за член, что меня и пробудило. Сон во сне. Теперь отсюда надо просыпаться. Где я? Тьфу. У Эдяна.

«У Эдяна-чемодана рыло как у нарокомана», — традиционно сочинил своему другу свежий нежданчик для подъёма как с кровати, так и по Шкале тонов Хаббарда. – А я бутылочки ещё как-нибудь посмотрю.

—————————————————————————————————————————

Эпилог-1.

У меня долго не получался этот рассказ. Я писал от третьего лица и от второго. Писал пафосно, создавая ГГ ореол мудрого сенсея, чуть ли не мастера Дзен. Ерунда получалась. Ключевая часть рассказа – это тема предательства (тема «Перебежчик»), как основное разрушение, которое нашёл у себя ГГ. С такой сутью рассказ не может быть пафосным, позитивным и т.д. Рассказывать о гнили надо так, чтобы все её увидели, понюхали и сказали «фу!». И лучше всего об этом рассказал бы ГГ и он же, якобы, автор в первом лице. Рассказ, как будто уже был и дожидался меня. Когда дошло как его надо писать, я его просто вытащил за атласную ленточку в материальный мир и выложил здесь на ваш суд.

Эпилог-2.

Эдян бросил пить, занялся Тайцзи. Также он поступил в экономический ВУЗ и его закончил. Открыл бизнес по торговле подшипниками. В 40 лет он женился и через год у него родился сын. Жена его – красавица блондинка младше его на 14 лет. Очень боевая дама. Она настояла, и они купили дом за чертой города и живут сейчас там дружно и счастливо.

Главный герой, как обещал, добрался до своих бутылочек и получил все основные «почему» своей жизни. Его давно никто не видел. Кто-то говорит, что он уехал в Америку. Кто-то, что он ушёл искать Шамбалу – то ли в Алтай, то ли в Китай. А один наш общий знакомый сказал, что он забурел, стал долларовым миллионером и числится в Москве каким-то советником Президента. Вполне может быть. Я ничему не удивлюсь. У меня есть одно свойство: если, вдруг, я чувствую точно, что чего-то знаю, непонятно откуда, но точно знаю, — то это на сто процентов так и есть. И вот здесь такой же случай: я точно знаю, что он больше не занимается спасением душ.

Этот рассказ надолго выбил меня из колеи… Прочтите до конца, не пожалейте времени. Возможно, он крепко и навсегда утвердит вас в мысли, что жить надо здесь и сейчас…

У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек.

Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее.

Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.

— Мам, можно?

— Не надо, это для гостей.

— Так у нас же гости!

— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…

Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме.

Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня — не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом.

Прямо раз — и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек. Но не сегодня.

Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.

— Отвези меня на рынок, — попросила мама однажды.

Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне — наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг — надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе — и именно эти обновки приводили маму в восторг.

— Мне белье надо новое, я похудела.

У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в ТЦ, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.

— Тут очень дорого и нельзя торговаться, — сказала мама. — Пойдем еще куда-то.

— Купи тут, я же плачу, — говорю я. — Это единственный магазин твоей шаговой доступности.

Мама поняла, что я права, не стала спорить. Выбрала белье.

— Сколько стоит?

— Не важно, — говорю я.

— Важно. Я должна знать.

Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.

— Пять тысяч, — говорит продавец.

— Пять тысяч за трусы?????

— Это комплект из новой коллекции.

— Да какая разница под одеждой!!!! — мама возмущена.

Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.

— Ой, — говорит девочка-продавец, глядя на меня. — Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.

— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?

— Мам, это магазин, — вмешиваюсь я. — Тут фиксированные цены. Это не рынок.

Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.

— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась.

Иначе, ты на крючке.

— Хорошо, — говорю я.

— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?

— Хорошо.

Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.

Читать также: «Нужно копить деньги и все делать качественно” — это незыблемые родительские истины… позавчерашнего дня.

Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.

— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, — пожаловалась мама.

Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут — наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Еще и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.

Пенсия у мамы — 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.

— Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?

— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить…

Опять на потом. Опять все лучшее — не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.

Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке — полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу.

Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.

Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.

— Это даже не пластмасса, — подумала я.

Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога — конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?

В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом. На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.

— Спасибо, — сказала мама и убрала ее в шкаф.

— Наденешь ее на новый год?

— Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь…

Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я
тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.

В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно — потом.
Синдром отложенной жизни.

Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.

— Какой размер у усопшей? — спросил меня агент.

— Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу …- зачем-то подробно стала отвечать я.

— Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье…

Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.

— Не нравится ? — агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. — Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой…

— Пусть будет, я беру.

Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки.

Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.

Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…

Дай Бог, она настоящая.

Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня.

Настоящая жизнь — та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет.

Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.

Давайте вместе этому учиться — жить сегодня.

Ольга Савельева

Источник:  goodday.su

Данная история была предназначена для публикации в альманахе «Юный комбайнер». Но альманах был закрыт, штат распущен, редакторский стол пропит, а рукописи утеряны. Единственный рассказ вы можете прочитать ниже.

***

Стасик любил ездить с родителями в деревню к бабушке и дедушке. В деревне хорошо — полная свобода. Чего хочешь — то и делай.

Вот и в этот раз в конце жаркого июня они всей семьей уехали на целую неделю в деревню.

Это ж какое удовольствие — встаешь рано утром, а бабушка уже напекла блинов. Побегал с друзьями до обеда, а бабушка уже напекла шаньги и настряпала пирогов. Как говорится — «жить хорошо».

Только вот к вечеру второго дня Стасик вдруг почувствовал, что у него разболелся живот. Не очень сильно, но неприятно.

— Мам, у меня живот болит, — сказал Стасик, показывая пальцем на то место, где было больнее всего.

Мама потрогала живот рукой.

— Ты в туалет по большому когда в последний раз ходил?

— Перед тем, как поехать к бабушке, вчера рано утром.

— Все понятно. Давай, дуй в туалет.

— Мам, там уже темновато. Пошли со мной. Постоишь возле двери.

Деревенский туалет, что находился в огороде, был для Стасика самой настоящей проблемой. Это когда он был маленький, он запросто ходил в горшок и не было никаких проблем.

А теперь ему нужно ходить по-взрослому. Это дома хорошо — сел, посидел, сделал дело. А в деревенском туалете всё не так.

Во-первых, там нужно принять положение, которое очень похоже на танец «вприсядку», который Стасик хорошо изучил в детском саду. А во-вторых, там не нужно дрыгать ногами, а наоборот — нужно попытаться усидеть на ногах над большой дыркой в полу.

А еще при этом нужно смотреть, чтобы в эту дырку попасть, не испачкав штаны. Короче, про какое-то расслабление и речи нет.

Стасик зашел в туалет, оставив дверь полуоткрытой.

— Отвернись, — сказал он матери, которая придерживала дверь, дабы Стасику было не очень темно.

Стасик занял положение и начал ждать.

Мама тоже ждала. Подошла бабушка, чтобы узнать — свершилось ли.

Стасик сидел, надеясь на чудо, а мама с бабушкой тихо разговаривали.

— Если сегодня не сходит, будем туда ему свечку ставить, — едва слышно, но отчетливо сказала мама.

— Правильно, — поддакнула бабушка. — Я завтра утром до аптеки сбегаю.

— Ну, как, получается? — громко спросила мама у Стасика.

— Нет, — сказал Стасик плаксивым голосом. — Мне кажется, живот перестал уже болеть.

— Ладно, пойдем в дом.

Стасик долго не мог уснуть. Подслушанный разговор про свечку не давал ему покоя. Он прекрасно знал, где у бабушки свечки. В серванте они лежат на самом видном месте. И Стасик даже знает зачем они. «Когда Чубайс свет выключит, будем свечки зажигать» — часто говорила бабушка.

Представив, как он лежит на кровати, а мама ему вставляет свечку, Стасик тихо завыл. Ну, а уж коли это свечка, то ее наверняка зажгут.

Стало еще грустнее, когда он представил себя в виде большого праздничного торта, в котором одиноко торчит горящая свеча. И еще расплавившийся воск капает.

От такой картины Стасик завыл в голос.

Мама проснулась.

— Ты чего ревешь?

— Мам, а давай вы не будете мне свечку ставить, я завтра утром рано встану и сам в туалет схожу.

— Конечно не будем, — успокоила его мама, — самому и надо сходить.

Немного успокоившись и повозившись на своем маленьком диване, Стасик уснул.

Проснувшись утром от разговоров на кухне, он соскочил с дивана, надел штаны с майкой и быстро побежал на улицу.

— Иди давай в туалет, — подмигнул ему дед, широко улыбаясь, — я тебе там трон сделал.

Стасик подбежал к туалету, открыл дверь и действительно увидел «трон». На дырке стояло перевернутое ведро без дна, поверх которого был положен обернутый мягкий поролоном круг.

«Так ведь это у деда самый настоящий унитаз получился!» — радостно догадался Стасик.

Пять минут — и дело сделано.

Как никогда радостный, Стасик выбежал из туалета.

— Ну, как тебе вунитаз? — спросил дед.

— Круто, деда! Всё получилось!

— Ну, вот. Сразу б сказал, что ты без этого не можешь, я б сразу и сделал. А то ведь оно видишь как, и ни туда, и ни здесь. А вот если бы, то в самый раз.

Стасик забежал в дом.

— Мам, не надо свечку! Всё нормально! Баб, прибереги свечки для Чубайса!

— Чего?

— А есть что есть? Я уже проголодался.

— Сейчас блины будут. Во что макать будешь — в масло или в варенье?