Мы с Серым сидели на диване в конце коридора и ничего не делали. Мы вообще-то хотели много чего делать, только Толика забрали. Капельницу опять будут ставить. А без Толика как-то ничего не делается. Вот мы и не делаем.
На другом конце коридора малышня всякая устроила гонки на колясках. Только они сюда не доезжают. У гонщиков руки короткие, чтобы два колеса равномерно вертеть. Разогнался — и сразу в стену сворачивает. Сам. У нас коляски — ого! Огромные. А те, что поменьше, — те мамы уже разобрали по палатам своих возить. А эти не нужны никому. Кроме гонщиков.
Вам! Ну вот, теперь колесами зацепились и оба в стенку врезались. Хорошо, что они до нашего дивана не доезжают. А то можно было бы им сказать: «Давайте, писклявая команда, валите отсюда! У нас дела!» А так делать нечего. И почему эту дурацкую капельницу именно сейчас надо Толику ставить?
— Вот что в больнице самое плохое, — говорю я Серому. — Никакой тут личной жизни нет.
— Угу, — говорит Серый.
— В семь утра — хлоп! — свет включают, — продолжаю я рассуждать. — А ты, может, еще спишь! А тебе все равно градусник суют.
— Угу, — говорит Серый.
— Хорошо, когда в палате всяких там мам нет, — говорю я. — Или они хоть ничего себе, смирные. Тогда можно градусник отложить пока и доспать немножко. А дежурной сказать, что тридцать шесть и восемь. Они думают, что мы таких цифр придумать не можем, а значит — честно мерили.
— Угу! — кивает Серый.
— Потом таблетки еще. А потом только умоешься — завтрак везут, — продолжаю я. — И опять ничего делать нельзя. Потому что прислушиваешься, как баба Настя тележкой гремит по другим палатам, и думаешь, как бы ее уговорить обменять кашу на два хлеба с маслом. Разве тут порисовать или еще чего получится?
— Угу, — грустно соглашается Серый.
— А после завтрака — самое худшее, — мрачно продолжаю я. — Сиди себе в палате и жди своего лечащего. А может, Андрей Юрьич даже придет. Или студенты. Помнишь, на той неделе студенты приходили?
— Угу, — кивает Серый.
— Вот так вот сидишь и все утро ждешь, пока кто-нибудь придет, — говорю я. — А лечащий десять минут тебя посмотрит и даже не говорит, когда выпишут! Целое утро ждать, как будто делать больше нечего!
— Угу, — хмурится Серый.
Про выписку я зря сказал. Он как раз выписываться собирался, а тут этот дурацкий зуб. Так что Серый сидит сейчас с огромным тампоном за щекой и говорит только всякие короткие звуки. Вот не повезло человеку!
— Потом до обеда еще ничего, — торопливо продолжаю я, чтобы отвлечь Серого от мыслей о выписке, — только из отделения выходить нельзя, потому что тогда точно сразу тебя будут искать — на укол, или на рентген, или на еще чего. А так могут и вечером уколоть. Как получится. Так что до обеда часика три личной жизни все-таки есть, только в отделении если.
— Угу, — поддакивает Серый.
— А после обеда, — снова мрачнею я, — если Лина Петровна или Ольга Сергевна дежурят — то все, капец. Лежи весь тихий час в кровати, и никаких хождений. Удавиться прям!
— Угу, — говорит Серый.
— Потом в пять часов молоко с печеньем привезут, — совсем безнадежно говорю я. — Потом учительница приходит и еще упражнения спрашивает, потом опять таблетки, и так до вечера никакой личной жизни.
— Ы! — вскакивает Серый и машет рукой.
О! Толик наконец освободился. Ну вот, сейчас мы…
— Кашкин! — кричит Катя Васильевна у двери в нашу палату. — Где ты тут гуляешь? У тебя ж антибиотики, ты забыл?
А! Я вздыхаю и медленно плетусь в палату. Да, антибиотики. И никакой личной жизни.
Творчество
Про личную жизнь
Мы с Серым сидели на диване в конце коридора и ничего не делали. Мы вообще-то хотели много чего делать, только Толика забрали. Капельницу опять будут ставить. А без Толика как-то ничего не делается. Вот мы и не делаем.
На другом конце коридора малышня всякая устроила гонки на колясках. Только они сюда не доезжают. У гонщиков руки короткие, чтобы два колеса равномерно вертеть. Разогнался — и сразу в стену сворачивает. Сам. У нас коляски — ого! Огромные. А те, что поменьше, — те мамы уже разобрали по палатам своих возить. А эти не нужны никому. Кроме гонщиков.
Вам! Ну вот, теперь колесами зацепились и оба в стенку врезались. Хорошо, что они до нашего дивана не доезжают. А то можно было бы им сказать: «Давайте, писклявая команда, валите отсюда! У нас дела!» А так делать нечего. И почему эту дурацкую капельницу именно сейчас надо Толику ставить?
— Вот что в больнице самое плохое, — говорю я Серому. — Никакой тут личной жизни нет.
— Угу, — говорит Серый.
— В семь утра — хлоп! — свет включают, — продолжаю я рассуждать. — А ты, может, еще спишь! А тебе все равно градусник суют.
— Угу, — говорит Серый.
— Хорошо, когда в палате всяких там мам нет, — говорю я. — Или они хоть ничего себе, смирные. Тогда можно градусник отложить пока и доспать немножко. А дежурной сказать, что тридцать шесть и восемь. Они думают, что мы таких цифр придумать не можем, а значит — честно мерили.
— Угу! — кивает Серый.
— Потом таблетки еще. А потом только умоешься — завтрак везут, — продолжаю я. — И опять ничего делать нельзя. Потому что прислушиваешься, как баба Настя тележкой гремит по другим палатам, и думаешь, как бы ее уговорить обменять кашу на два хлеба с маслом. Разве тут порисовать или еще чего получится?
— Угу, — грустно соглашается Серый.
— А после завтрака — самое худшее, — мрачно продолжаю я. — Сиди себе в палате и жди своего лечащего. А может, Андрей Юрьич даже придет. Или студенты. Помнишь, на той неделе студенты приходили?
— Угу, — кивает Серый.
— Вот так вот сидишь и все утро ждешь, пока кто-нибудь придет, — говорю я. — А лечащий десять минут тебя посмотрит и даже не говорит, когда выпишут! Целое утро ждать, как будто делать больше нечего!
— Угу, — хмурится Серый.
Про выписку я зря сказал. Он как раз выписываться собирался, а тут этот дурацкий зуб. Так что Серый сидит сейчас с огромным тампоном за щекой и говорит только всякие короткие звуки. Вот не повезло человеку!
— Потом до обеда еще ничего, — торопливо продолжаю я, чтобы отвлечь Серого от мыслей о выписке, — только из отделения выходить нельзя, потому что тогда точно сразу тебя будут искать — на укол, или на рентген, или на еще чего. А так могут и вечером уколоть. Как получится. Так что до обеда часика три личной жизни все-таки есть, только в отделении если.
— Угу, — поддакивает Серый.
— А после обеда, — снова мрачнею я, — если Лина Петровна или Ольга Сергевна дежурят — то все, капец. Лежи весь тихий час в кровати, и никаких хождений. Удавиться прям!
— Угу, — говорит Серый.
— Потом в пять часов молоко с печеньем привезут, — совсем безнадежно говорю я. — Потом учительница приходит и еще упражнения спрашивает, потом опять таблетки, и так до вечера никакой личной жизни.
— Ы! — вскакивает Серый и машет рукой.
О! Толик наконец освободился. Ну вот, сейчас мы…
— Кашкин! — кричит Катя Васильевна у двери в нашу палату. — Где ты тут гуляешь? У тебя ж антибиотики, ты забыл?
А! Я вздыхаю и медленно плетусь в палату. Да, антибиотики. И никакой личной жизни.
Вы здесь
У меня сложный период в жизни. Какая-то затяжная тоска, постоянное недовольство собой отлично сочетается с неудавшейся личной жизнью, нелюбимой работой, сложной семейной ситуацией. Было бы здорово, если бы была возможность незнакомым людям ставить лайки друг другу. Например, за вежливое общение с кассиром, улыбку незнакомца или просто за красивую внешность. Вечером можно было бы посмотреть, сколько лайков тебе поставили. И на душе стало бы легче — кому-то ты понравился.
Мне 49 лет, у меня есть дочь и два внука. Она раньше очень любила отправлять мне их на выходные дни. Но раньше я работала в одну смену, жила одна, и внуки были моей единственной отрадой. А теперь я купила загородный участок, вкладываю туда, получила права, купила в кредит машину, чтобы туда ездить, плюс произошли изменения на работе, я стала больше работать в две смены, но денег маловато на мои нужды. А ещё я познакомилась с мужчиной, с которым, возможно, построю дальнейшую жизнь. Дочь же продолжает отправлять мне внуков на выходные и праздники, не спрашивая моего согласия. Причём внуки растут, просят купить им вкусняшек, сводить в парк, лазертаг, торговый центр, пиццерию, фудкорт. Я честно сказала дочери, что мне не хватает денег на баловство внуков. Я могу подарить им на день рождения хороший подарок, но накупать всего и развлекать их каждые выходные не могу ни морально, ни финасово. Дочь надулась, мол, я не люблю своих же родных внуков и променяла их на какого-то мужика!
Не понимаю людей которые собирают на свои похороны. Один вопрос: зачем? Я бы лично хотела, чтобы меня кремировали, а перед кремацией забрали работоспособные органы в донорство. Мне они не нужны, а человеку жизнь спасут. Представьте, сколько бы людей можно было спасти, если бы у каждого человека после смерти забирали работоспособные органы.
Когда муж умер, я была на восьмом месяце беременности. До сих пор то время плохо помню от шока. Мне было так плохо, что для поддержки приехала моя лучшая подруга. Да так и осталась: квартира большая, места всем хватало. Тем более ни у меня, ни у неё не складывалась личная жизнь; если и попадались мужчины, то абсолютные моральные уроды. Жили хорошо, конфликтов не было, помощь с ребёнком от неё была колоссальная. Когда она решила брать ипотеку, задала вопрос напрямую, сколько ещё она сможет у меня жить, потому что аренду бы не потянула. Я даже представить не могла тогда, что моя личная жизнь может наладиться. Я выглядела плохо, мужчин вообще не было даже близко, с одиночеством смирилась. Сказала подруге, что может жить столько, сколько угодно. Через три года я встретила мужчину. Своего жилья у него нет, но он потрясающий. У нас всё шикарно, и мы жили бы вместе, но подругу девать некуда. Жить ей негде, аренду не потянет.
Мне очень «повезло» с мамашей. Мало того, что за собой она не следила: непонятная обесцвеченная пакля на голове, сросшиеся брови, широкий рот; вдобавок она специально носила очень короткие платья и юбки, из-за чего на нас постоянно оборачивался на улице в основном не очень организованный контингент населения. Без конца меня позорила при всех, если начинала ей делать замечание (а мне пиздец стыдно было), заламывала руки и рыдала: «Ты меня не люююбишь». Моими делами в школе она не интересовалась, какой вуз я выбрала — тоже. Ей было интереснее по мужикам погулять. Как-то случайно застала её, как она в подъезде прям перед нашей квартирой очередному «ухажёру» отсасывала; завидев меня, сей процесс не прекратила. Среди ночи как-то проснулась от каких-то уханий, пошла в зал — она на очередном мужике скачет. Её совершенно не смущало, что я могу всё увидеть. И самое мерзкое, что она потом в красках расписывала, как ей понравилось, как ей было хорошо.
Коллега ходила к гадалке по поводу личной жизни. Та ей рассказала много вещей, которых просто никто не может знать. Сказала, что через месяц поедешь в СПб по работе (у неё уже билеты были); обязательно в такой-то день и время иди в Эрмитаж, там ты встретишь «его» (описала полностью внешность, одежду, профессию), и рассказала, какое будущее у них будет, вплоть до старости. После приезда коллеги спрашиваю, встретила ли она «его» в Эрмитаже. Ответ убил: «Нет, я чё-то зассала идти туда».
Однажды я подвозила диакона. Сначала испугалась, когда он сел в машину, — весь грязный, но не было неприятного запаха. Оказалось, он просто давно в пути. Спрашивал про мою личную жизнь, говорил, чтобы я не переживала, что до сих пор не замужем, а я смеялась и говорила, что рано мне ещё переживать (22 года было). При выходе он сказал, что помолится за меня, чтобы в этом году вышла замуж. Через месяц я забеременела, а ещё через месяц — свадьба. Про диакона вспомнила перед самой свадьбой. Намолил…
Купил себе недавно секс-игрушку, а именно мастурбатор. В личной жизни всё хорошо и партнёр любимый есть. Просто было интересно попробовать, что это вообще за штука такая. И, боже мой, если бы только я знал, что это за ощущения, то вообще бы не брал! Да, с ней можно всякое вытворять и поприятнее будет, но я заплатил за неё 10 тысяч. За десятку она должна такое вытворять, чтобы я просто в нирване какой-то находился, а так — деньги на ветер. Теперь у меня секрет за десять тысяч в форме вагины.
Бывший зачем-то до сих пор звонит моей матери, поздравляет с праздниками и между делом рассказывает о своей личной жизни. Про то, что женился, ребёнка ждёт, путешествует. Я даже не злюсь, а просто не понимаю, почему до сих пор моя мама не добавила его в чс и зачем ей эта информация. По-моему, счастье должно быть тихим и о нем не кричат…
Слышимость в нашем доме не очень. Но иногда… Читаю книгу, слышу сверху у соседей крик мужика: «Ааа, я кончил!» Окей. Через полчаса опять этот мужик кричит: «Вой, как собака!» — и женщина начинает выть. Я уважаю личную жизнь соседей, но у меня овчарка, которая стала подвывать… Женская солидарность, блин))
Маман очень переживает, что мне 24, а ни парня, ни друзей, ни вообще личной жизни. Отвела к бабке. Та говорит, порча на мне, и зависти много. Все сниму. Через пару месяцев наладится жизнь. Ну чё, прошло 5 месяцев, жизнь на том же месте. Я, конечно, маму поддержала, сходила, выслушала, но, думаю, мне психолог нужен, а не бабка. Проблема в комплексах, все внутри.
Всегда был примерным, уравновешенным, рассудительным и мудрым человеком. Ко мне обращались друзья за советами, всегда всех поддерживал. По натуре и мухи бы не обидел. Всегда с совершеннолетнего возраста выпивал с друзьями на праздники и никогда не испытывал похмелья, так как знал меру. Кроме последнего раза, когда я неожиданно для себя не стал чувствовать градус алкоголя и пил 40 градусную настойку стаканами, как сок. Спустя 20 минут у меня потемнело в глазах, и я вывалил тогда всю правду о каждом, и что о нём и его жизни думаю, и как он до неё докатился. Например: «Ты ноешь, что у тебя нет мужика, так перестань быть жирной и вонять, как дрянь, если ты хочешь, чтобы к тебе вообще подходили люди, тупая ты сука». Я помню каждое сказанное мной слово, но не мог это контролировать. Люди разбегаться начали и вызывать такси, а я продолжал говорить накопившуюся правду о каждом и при всех, доводя кого-то даже до слёз. Я смеялся, как дьявол, и мне нравилось то, что я делаю.
Я — самая старшая сестра. У меня 8 младших и 2 брата. Все выросли в деревне. Я уехала первая в город и вставала тут на ноги одна. Четыре года вообще не плакала. Всё давалось с трудом, лбом дорогу прошибала. Со временем, по мере окончания школы, я забирала одного за другим в город, помогала всем, чем могла, кормила, одевала, жили вместе, и, как говорится, одна за другой мои пташки упархивали в свою личную жизнь. И вот недавно без предупреждения и, как следствие, со скандалом от меня съехали последние брат с сестрой. Стыдно, но я кричала на них. Сначала думала, что якобы от предательства, потому что мне за съёмную квартиру платить 20 тысяч, а они свалили, и я не знаю, что делать, а потом поняла, что от обиды и одиночества. Я им жизнь посвятила, а меня оставили. Четыре года назад были последние отношения. Сижу и плачу. 28 лет, красивая, неглупая, готовлю, голова не болит и, как обычно, сама прорвусь…
Я не знаю, что делать. Мама умерла всего два месяца назад, а папа напился и привёл какую-то женщину на ночь. Последнее время он очень много и часто пьёт. Его сократили на работе. Я не против, чтобы он наладил личную жизнь, но не так же. Просто снял какую-то бабу в кафе и притащил домой, где я и мой ребёнок. Не знаю, как реагировать. Понятно, что это и его дом тоже, что у нас отдельная комната, но дома столько маминых вещей, фоток… Мне противно.
Я безумно завидую бывшему мужу. Мы поженились рано и по залёту, родители настояли. Наш брак был несчастен, нищета, ругань, неудовлетворенность жизнью и друг другом. В итоге развелись. Он уехал, я вернулась к родителям с сыном. Работала, но без образования, опыта и с маленьким ребёнком на хорошую работу не устроишься, учиться не было ни времени, ни денег. Бывший отучился (его родители помогли), устроился на хорошую работу, выплатил долги по алиментам, с сыном общение прекратил, начал новую жизнь, женился, недавно у него родился ребёнок. Меня же вечно тыкали родители за то, что живу с ними; что ребёнок мешает. Вышла замуж чуть ли не за первого встречного, лишь бы уехать от родителей. Новый муж меня не любил, а тупо искал хозяйку в дом.
Никогда не верила в эзотерику, отвороты-привороты, пока ради веселья в прошлом году не посетила таролога. Ни о чём не рассказывала, слушала! Так человек увидел, что уже много лет (5) ничего не клеится в личной жизни; что впереди тоже немалый срок одиночества. Оказалось, что маман бывшего неслабо постаралась. В полнолуние чистилась от всего дерьма, полночи проблевала непонятными субстанциями! Совпадение или нет, но сейчас уже полгода счастлива в отношениях.
После развода с женой по ее инициативе и после того, как я узнал, что у неё личная жизнь, да ещё и с девушкой, я потерялся… Не могу ни на кого смотреть, никто неинтересен. Головой все понимаю, но сам постоянно сравниваю всех с ней, жду звонка или смски! В наши редкие встречи, когда отдаю ей обратно ребёнка, смотрю на неё и понимаю, что лучше никого нет. И при этом понимаю, что и возврата нет. И счастливым хочется быть…
За всё в жизни приходится платить. Это я понял на своём личном примере. До 23 я жил идеально. Всё шло, как по маслу. Успешно окончил школу, пошёл в вуз на бюджет, устроился на высокооплачиваемую работу, что позволило сразу же съехать от родителей и жить самостоятельно со своей любимой девушкой. Окончив вуз, открыл своё дело, которое быстро пошло в гору. В 23 моя жизнь слишком круто поменялось. Первый и непоправимый для меня удар — это смерть моей любимой в мой день рождения, попала под машину. Из депрессии я так и не вылез, а шарлатаны психологии, на которых сейчас все молятся, просто качали из меня деньги. Потом упал мой бизнес. Чтобы покрыть долги, я продал всё, что у меня было, остался без жилья и заработка. Родители с пониманием приняли назад. Недавно узнал, что у меня рак. Лечение уже бесполезно, осталось только принять свою участь. По прогнозам — 3-6 месяцев, точнее сказать не могут. Это моя расплата за то, что все 23 года я не знал бед.
У мужа сын от первого брака жил в другом городе. Муж ушёл из семьи рано, за годы разлуки к ребёнку охладел, но всегда был с сыном на связи, брал с нами в отпуска, на каникулы, хоть для него это и было в напряг, но… чувство долга. В плане содержания всё было шикарно, отправляемые суммы превышали алименты в несколько раз. Я ненавидела этого ребёнка. Меня трясло от ревности, плюс у меня тогда с беременностью не получалось, крышу сносило. Когда его сын приезжал к нам, я просто выть хотела, меня бесило в нем всё. И когда пасынка сбила насмерть машина, я радовалась. Я не могла ничего с собой поделать, понимала, что я чудовище, но я была рада. Я и сейчас не вижу в этом трагедии для нас. Муж отошёл за пару месяцев, рождение нашей дочки ему в этом помогло. Жену его бывшую чисто по-человечески жаль, но и она отошла уже. Недавно замуж вышла за очень хорошего мужчину, ребёнка ждёт. Будучи бездетной, она очень быстро устроила личную жизнь, хотя до этого одна куковала.
Для родни жены я ненавижу её сына. Я не ненавижу, мне на него плевать, как и на других детей всего мира. Я немного эгоист в распределении любви, кроме своей дочки от первого брака больше ни одного ребёнка не люблю. Жене перед свадьбой сказал, что не буду участвовать в воспитании её сына, от меня нельзя ожидать любви и заботы, мне интересна только моя дочка и буду участвовать только в её жизни; если принимает мои условия, тогда поженимся. Она приняла мои условия. Живём пятый год, её сын учится в школе. Говорят, его в школе обижают, просят меня поговорить с его обидчиками, а я не хочу — не моя проблема. Ещё просят, чтобы отдал его в спортивную секцию, но это лишние траты из моего кармана. Я научился игнорировать его присутствие в моей жизни, лично к нему у меня никакой злобы, но ежедневные звонки тёщи и тестя с нытьём помочь бедному внуку и рассказы жены начинают бесить меня.
В прошлом году я зарабатывала на жизнь своим любимым делом, имела двушку в небольшом городе (уж повезло купить её без чьей-то помощи), поступила в вуз. К сожалению, у отца прихватило сердце. Я, не раздумывая, сорвалась к нему за границу, ухаживала, заботилась, старалась радовать. На небольшую ЗП содержала все и слова никому не говорила — это же папочка! Он нас растил, кормил, любил — нужно отплатить. Мама на него забила, ей не до того. Перед НГ мама слезно просила меня прилететь к ним, ведь семья же! Так умоляла, что я нашла деньги на билеты, подарки и няньку отцу, прилетела… А они улетели с братом и сестрами за границу. Жить мне негде и не на что, ведь деньги-то я им перевела на продукты. Ну, деньги я нашла, суюсь в гостиницы — мест нигде нет (что ясно, 31 число!). Пришлось ехать к себе на квартиру. Квартирант вошел в положение, предложил вместе отпраздновать. Это был самый счастливый праздник в моей жизни!
Много лет работаю горничной у одной «звездёшки». Зарплата более чем приличная, и это радует. Но мне, наверное, никогда не понять, почему хозяйка считает, что если у неё полный дом прислуги, то можно использованные тампоны просто кидать рядом с унитазом, не смывать за собой после похода «по-большому», не убирать презики после бурной ночи, а лишь надменно нам, прислуге, бросать фразу: «Убери там после меня». Я за это деньги получаю, мне не трудно, но всё же должно же что-то быть личное в жизни.
Жизнь складывается сложно: смерть нескольких родственников, ответственность за брата, постоянное безденежье, занятая личной жизнью мать, отсутствие поддержки и ненавистная профильная школа. В 18 лет я пошла работать, чтобы помочь семье, забив на учёбу, а через три года брат (15 лет) совершает самоубийство. Устраиваю похороны, утешаю мать, продолжаю работать и заменять ей мужика в моральном и финансовом смысле. Не выдержала, пошла к психологу, теперь понимаю, что это всё не норма, и почему мне плохо, но что делать — хз, нет сил.
Моё детство закончилось в семь лет, когда родился брат. Стоило один раз показать, что умею менять подгузники, как я резко превратилась в няньку. В 11 лет умер мой отец, а мать решила устраивать личную жизнь и на полгода застряла в другой стране. Мне 12 лет, брату — пять, мы одни дома, я спокойно готовила еду и водила его в детский сад, платила по счетам и убирала дом. Регулярно оставалась с ним по четыре месяца, пока мать работала за границей. Ходила на собрания, помогала с домашним заданием, и жалели меня учителя, а я не понимала почему, я же самостоятельная.
Моя напарница — карьеристка и трудоголик до мозга костей. До меня она год за двоих работала, после восьми рабочих часов оставалась ещё, приезжала в офис в выходные и больничные дни, во время своего отпуска оставалась на связи с офисом. Зарплата хорошая, но так как это всё была её инициатива, то ей не оплачивали сверхурочные часы. Другие отделы с удовольствием скинули свои обязанности. У неё ни личной жизни, ни здоровья. Теперь и от меня требуют такой отдачи. А я не хочу, поэтому меня недолюбливают, особенно она.
Лучшие Истории про личную жизнь подобрал Историкс. Собрали их 498 штук, они точно увлекательные. Читайте, делитесь и ставьте лайки!
Лучшее За:
Обновлено: 10.01.2023
Сторожева Т.Ю., учитель русского языка и литературы
Вместо предисловия!
1. Вступительная беседа.
2. Собственно чтение.
3. Беседа после чтения и творческие задания.
Главное – прочитать так, чтобы затронуть детскую душу, чтобы им захотелось прочитать продолжение, чтобы они поняли, что жизнь – это чудо, за которое нужно бороться, оставаясь ЧЕЛОВЕКОМ! И этому нас учит не только классика, но и СОВРЕМЕННАЯ РОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА.
Раздел 3. РУССКИЙ ХАРАКТЕР – РУССКАЯ ДУША
О ваших ровесниках
Взрослые детские проблемы:
Словарная работа
Взрослые детские проблемы
– как вы понимаете это словосочетание?
— почему между прилагательными не стоит запятая?
— назовите взрослые проблемы? А детские?
— как вы думаете, какие проблемы можно назвать взрослые детские проблемы
Николай Назаркин родился 1 апреля 1972 года в Москве. В раннем детстве у него обнаружили гемофилию, болезнь, связанную с нарушением процесса свертывания крови. Николай подолгу лежал в больницах, но это не помешало ему успешно окончить общеобразовательную школу.
В 1995 году поступил в Московский государственный университет культуры (МГУК), на факультет библиотечной работы с детьми и юношеством. Дипломная работа Назаркина была посвящена библиотерапии.
? Какие слова вам непонятны?
! Чтение рассказов
Н. Н. Назаркин Изумрудная рыбка
Вопрос к рассказу
1. Что за правило было в больнице, которое нарушил Серый? Чем оно важно для нас с вами?
Проснувшись ночью попить, я взглянул в окно. И вздрогнул. В лунном свете мелькнуло что-то небольшое, круглое, окутанное белокурыми волосами. То есть мне так показалось. Это, конечно, какая-нибудь птица была.
Какая-нибудь. Птица.
Конечно.
Вопрос к рассказу
1. Что самое плохое в больнице?
Про личную жизнь
— А после завтрака — самое худшее, — мрачно продолжаю я. — Сиди себе в палате и жди своего лечащего. А может, Андрей Юрьич даже придет. Или студенты. Помнишь, на той неделе студенты приходили?
— Угу, — кивает Серый.
— Вот так вот сидишь и все утро ждешь, пока кто-нибудь придет, — говорю я. — А лечащий десять минут тебя посмотрит и даже не говорит, когда выпишут! Целое утро ждать, как будто делать больше нечего!
— Угу, — хмурится Серый.
Про выписку я зря сказал. Он как раз выписываться собирался, а тут этот дурацкий зуб. Так что Серый сидит сейчас с огромным тампоном за щекой и говорит только всякие короткие звуки. Вот не повезло человеку!
— Потом до обеда еще ничего, — торопливо продолжаю я, чтобы отвлечь Серого от мыслей о выписке, — только из отделения выходить нельзя, потому что тогда точно сразу тебя будут искать — на укол, или на рентген, или на еще чего. А так могут и вечером уколоть. Как получится. Так что до обеда часика три личной жизни все-таки есть, только в отделении если.
— Угу, — поддакивает Серый.
— А после обеда, — снова мрачнею я, — если Лина Петровна или Ольга Сергевна дежурят — то все, капец. Лежи весь тихий час в кровати, и никаких хождений. Удавиться прям!
— Угу, — говорит Серый.
— Потом в пять часов молоко с печеньем привезут, — совсем безнадежно говорю я. — Потом учительница приходит и еще упражнения спрашивает, потом опять таблетки, и так до вечера никакой личной жизни.
— Ы! — вскакивает Серый и машет рукой.
О! Толик наконец освободился. Ну вот, сейчас мы…
— Кашкин! — кричит Катя Васильевна у двери в нашу палату. — Где ты тут гуляешь? У тебя ж антибиотики, ты забыл?
А! Я вздыхаю и медленно плетусь в палату. Да, антибиотики. И никакой личной жизни.
Вопрос к рассказу
1. Что такое терапевтический эффект и какая личность жизнь может быть в больнице
Развёрнутый ответ на вопрос
Что же такое взрослые детские проблемы и как их решают дети?
Мы с Серым сидели на диване в конце коридора и ничего не делали. Мы вообще то хотели много чего делать, только Толика забрали. Капельницу опять будут ставить. А без Толика как то ничего не делается. Вот мы и не делаем.
На другом конце коридора малышня всякая устроила гонки на колясках. Только они сюда не доезжают. У гонщиков руки короткие, чтобы два колеса равномерно вертеть. Разогнался – и сразу в стену сворачивает. Сам. У нас коляски – ого! Огромные. А те, что поменьше, – те мамы уже разобрали по палатам своих возить. А эти не нужны никому. Кроме гонщиков.
– Вот что в больнице самое плохое, – говорю я Серому. – Никакой тут личной жизни нет.
– Угу, – говорит Серый.
– В семь утра – хлоп! – свет включают, – продолжаю я рассуждать. – А ты, может, еще спишь! А тебе все равно градусник суют.
– Угу, – говорит Серый.
– Хорошо, когда в палате всяких там мам нет, – говорю я. – Или они хоть ничего себе, смирные. Тогда можно градусник отложить пока и доспать немножко. А дежурной сказать, что тридцать шесть и восемь. Они думают, что мы таких цифр придумать не можем, а значит – честно мерили.
– Угу! – кивает Серый.
– Потом таблетки еще. А потом только умоешься – завтрак везут, – продолжаю я. – И опять ничего делать нельзя. Потому что прислушиваешься, как баба Настя тележкой гремит по другим палатам, и думаешь, как бы ее уговорить обменять кашу на два хлеба с маслом. Разве тут порисовать или еще чего получится?
– Угу, – грустно соглашается Серый.
– А после завтрака – самое худшее, – мрачно продолжаю я. – Сиди себе в палате и жди своего лечащего. А может, Андрей Юрьич даже придет. Или студенты. Помнишь, на той неделе студенты приходили?
– Угу, – кивает Серый.
– Вот так вот сидишь и все утро ждешь, пока кто нибудь придет, – говорю я. – А лечащий десять минут тебя посмотрит и даже не говорит, когда выпишут! Целое утро ждать, как будто делать больше нечего!
– Угу, – хмурится Серый.
Про выписку я зря сказал. Он как раз выписываться собирался, а тут этот дурацкий зуб. Так что Серый сидит сейчас с огромным тампоном за щекой и говорит только всякие короткие звуки. Вот не повезло человеку!
– Потом до обеда еще ничего, – торопливо продолжаю я, чтобы отвлечь Серого от мыслей о выписке, – только из отделения выходить нельзя, потому что тогда точно сразу тебя будут искать – на укол, или на рентген, или на еще чего. А так могут и вечером уколоть. Как получится. Так что до обеда часика три личной жизни все таки есть, только в отделении если.
– Угу, – поддакивает Серый.
– А после обеда, – снова мрачнею я, – если Лина Петровна или Ольга Сергевна дежурят – то все, капец. Лежи весь тихий час в кровати, и никаких хождений. Удавиться прям!
– Угу, – говорит Серый.
– Потом в пять часов молоко с печеньем привезут, – совсем безнадежно говорю я. – Потом учительница приходит и еще упражнения спрашивает, потом опять таблетки, и так до вечера никакой личной жизни.
– Ы! – вскакивает Серый и машет рукой.
О! Толик наконец освободился. Ну вот, сейчас мы…
– Кашкин! – кричит Катя Васильевна у двери в нашу палату. – Где ты тут гуляешь? У тебя ж антибиотики, ты забыл?
А! Я вздыхаю и медленно плетусь в палату. Да, антибиотики. И никакой личной жизни.
Изумрудная рыбка: палатные рассказы
Предисловие
Вот что я хочу сказать читателям…
Многие любят, чтобы в книжках или в кино были всякие увлекательные приключения, волшебные превращения, драконы и маги, принцессы и чудеса…
А в нашей обыкновенной жизни нет никаких чудес и приключений. У родителей — работа, у детей — школа, вот и все события.
Хорошо это или не очень?
Сами подумайте. Если приключение — значит, надо кого-то спасать. Значит — страдает кто-то: плохо ему, больно или обидно.
А если никто в спасении не нуждается — значит, все в порядке.
Это с одной стороны.
А с другой — иногда нам очень, очень нужны чудеса.
Потому что часто с человеком происходят разные неприятности: то он заболеет, то с другом поссорится, то в девчонку влюбится — а ребята дразнятся, и родители туда же: рано еще — говорят.
И ничего не поделаешь: приходится решать свои проблемы без магического оружия, без колдовства и без волшебного эликсира…
Из-за этого слабый человек не любит обыкновенную жизнь и даже боится ее. Случится что-нибудь — он опускает руки и страдает: ах, какой я несчастный! И ему тоскливо, и другим тоже.
А бывает ли по-другому?
В этой книжке говорится о ребятах, которые тяжело больны. Можно сказать — неизлечимо.
И жить им трудно. Гораздо труднее, чем многим из нас.
А в остальном они такие же, как мы. Играют, выдумывают что-нибудь, влюбляются, спорят, читают и фантазируют. Только не дома, а в больнице.
Если дома болеть, то это еще ничего! Тут родители все-таки, и друзья могут зайти, и книжек много, и других развлечений. А в больничной палате — там совсем особая жизнь…
Но вы не бойтесь, что сейчас начнете читать про больницу — и все будет грустно. Наоборот: иногда будет весело и даже смешно. А иногда… в общем, сами увидите.
Читайте, пожалуйста.
Однажды в пятницу мы с Серым решили пойти на рыбалку. Ну, то есть решили мы еще в среду, но до пятницы все откладывали. В пятницу отделение сам Андрей Юрьич обходит, а Серый Андрей Юрьича опасается. Он никого не боится, но Андрей Юрьича опасается.
А в пятницу мы уж твердо решили, что завтра с утра — все. Тем более что Юрка из восьмой палаты сказал, что здесь до прудов — раз плюнуть. И на костылях можно, если захотеть. А мы без костылей были, мы были выздоравливающие.
К тому же, в пятницу вечером был родительский день. И хоть все гостинцы сразу сдавали в холодильник, чтобы старшая сестра не ругалась, но немного конфет вполне можно было припрятать и обойтись без хлеба с яйцом на завтрак.
Какао и кашу ела только малышня всякая.
— А давай Пашку возьмем! — сказал Серый в пятницу вечером.
— Ну, ты придумал! — сказал я. — Завтра утром не мог еще придумать? Чего ж нам, все планы менять?
— Не будем менять, — сказал Серый. — Пашка — понимающий человек!
— Понимающий-то он, конечно, понимающий, — уже не так уверенно сказал я. Мне стало стыдно, что я против Пашки, хотя он и правда был понимающим человеком. И не жмотился книжками, как некоторые. — Но он же на коляске. Куда он на коляске?
— Ерунда, — сказал Серый. — Юрка сказал, что на костылях можно, а на коляске быстрее, чем на костылях!
— А дырка? — сказал я.
Дырка была самым главным местом нашего плана. Она была в заборе. Потому что никто из ворот нас не выпустит, будь мы хоть сто тыщ раз выздоравливающие. А потом Розалия Михайловна на занятиях восстановительной гимнастикой рассказывает нам о пользе свежего воздуха. Ха!
— Может, пролезет? — сказал Серый.
— Ну, может… — я засомневался.
Я помнил, что дырка узкая. Мы пролезали свободно, но коляска — это коляска. Однако мне подумалось, что если повернуть коляску как-нибудь углом, то, может, и пролезет.
— Точно пролезет! — убежденно сказал Серый.
Ему очень хотелось, чтоб Пашкина коляска пролезла.
— Померить нужно, — сказал я.
Если мы хотим проверить, то надо торопиться.
И тут зазвонил телефон. Баба Настя — она бабушка Шурика из четвертой палаты и лежит тут с ним, потому что Шурик еще совсем маленький, а еще она помогает нянечкам мыть полы и окна и ворчать на нас, если мы немножко забываем, что мы в больнице и поэтому должны вести себя тихо и скучно, — взяла трубку и потом позвала Серого.
Это звонила его мама.
Так что до отбоя мы не успели.
И в коридоре я увидел Серого. Он стоял с веревкой и мерил коляску.
— Здорово! — тихим ночным голосом сказал Серый. — Выходит вот столько, я тут узел завязал.
— А дырка? — спросил я.
— Не знаю, — сказал Серый. — Вроде, больше…
— Надо идти проверять, — сказал я.
— Надо, — сказал Серый.
И мы еще немного постояли в коридоре, потому что коридор после отбоя — это совсем не то, что до. Это понимать надо.
Но свет был не такой, как днем. Наверное, из-за него мы и заблудились. Дошли до забора, а куда дальше — не знаем.
— Налево! — говорит Серый.
— Куда же налево! — говорю я. — Там же ящики еще лежали. Где ты видишь ящики?
— А направо где? — говорит Серый.
И точно. Направо ящиков тоже нет. Но идти же куда-то надо!
И мы пошли налево. Наверное, потому, что Серый более решительно сказал. И точно, дырку мы нашли. И веревка, которая коляска, в нее изумительно прошла! Правда, не совсем ровно, но мы решили, что можно чуть-чуть настоящую коляску развернуть — и готово.
Автор работы награжден дипломом победителя II степени
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке «Файлы работы» в формате PDF
Актуальность темы работы определяется необходимостью исследования меняющегося характера воплощения темы детства и образов детей в современной русской литературе.
– выявить специфику развития темы жизни и смерти в книге;
– рассмотреть образ рассказчика;
– проанализировать сказ как характерную повествовательную манеру рассказов.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников.
Глава 1. Жанрово-тематические особенности создания образа детства
–Тебе чего тут? – говорю.
– А раз ничего, так и вали отсюда, – говорю. – Это наш коридор.
А он не уходит. Встал в конце коридора и стенды рассматривает. Я на него смотрю и вижу, что он их просто так рассматривает. Что он их давно рассмотрел уже все, потому что они тут сто лет висят. Про клетки всякие и про такие вещи. А он их рассматривает, потому что уходить из коридора не хочет. Из нашего коридора.
Ну и пусть. Был бы Серый или Толик – мы бы его быстро заговорили до смерти, так что он убежал бы. А одному мне не хочется чего-то.
Одна из характерных особенностей освоения пространства героями – наделение его дополнительными или новыми смыслами. Это прежде всего выдумки о войне, которые преподносятся читателю в анекдотическом варианте – Штирлиц, секретные трупы, бомбоубежище: «Наш корпус до войны построен. Тут даже бомбоубежище есть, но нас туда не пускают. Юрка говорит, что там хранят трупы, которым не хватило места в морге. Они там лежат прям так, и никто их не хоронит, потому что это секретные трупы. У нас больница секретная. Но дверь там все равно всегда закрыта, так что спускаться вниз неинтересно Но самое интересное – наверху Потому что там есть дверь, за ней такая смешная лестница в три ступеньки, а дальше переход в новый корпус.
1.2 Специфика развития темы жизни и смерти в книге
Таким образом, тема жизни и смерти имеет трагикомическое звучание, автор рассказывает о детстве пациентов без грусти. Его герои не боятся смерти, они просто не думают о ней. Каждый день их жизни наполнен самым важным – взрослением, познанием и пониманием мира.
2.1 Образ рассказчика
Автор не дает портретных описаний Коли, как практически отсутствуют портретные характеристики героев. Читателю будет трудно представить, как выглядит тот или иной ребёнок: нет описаний внешности, не указывается возраст. Для Коли Кашкина внешние приметы не имеют значения и не играют никакой роли. Гораздо важнее внутренний мир больного ребёнка – что он чувствует, думает, как реагирует на события и как переживает жизненные ситуации.
Коля – мальчик с неизлечимым заболеванием, он – один из пациентов городской больницы. Все, что происходит, мы видим его глазами и слышим в его исполнении. Каждый его рассказ – эпизод, маленькая история из жизни таких же, как он юных пациентов, которые не просто лежат в больнице, они там живут. У каждого – свое неизлечимое заболевание.
2.2 Сказовая манера повествования
Прежде всего обращает на себя внимание композиционное оформление рассказов, большая часть которых представляет собой диалоги. Диалог создаёт детское многоголосие, автор пропускает через сознание рассказчика фразы, мысли других участников разговора, что, в свою очередь, позволяет читателю проживать вместе с героем непростые или веселые ситуации.
Для создания речевого портрета ребёнка и образа его мыслей, автор использует элементы разговорной речи. Одни слова пишутся так, как произносятся, другие означают не совсем то или гораздо больше того, что должны означать в норме, значение третьих понятно тем, кто принадлежит к поколению рассказчика.
Диалоги в произведении очень реалистичны, употребляемая лексика является повседневной и привычной каждому, фонетические ошибки и ошибки в построении предложений также приближают рассказы к разговорной речи.
Ещё одним немаловажным средством создания речевого портрета ребёнка становится выбранная интонация: ее доверительный характер показывает искренность ребёнка, открытость его характера. Поэтому ещё острее чувствуются драматизм тех сюжетов, ситуаций, историй, о которых говорит больной мальчик. То, что для него это обычная жизнь, подчеркивается использованием изобразительно-выразительных средств:
Все, что происходит, мы видим глазами автобиографического героя Коли Кашкина – мальчик с неизлечимым заболеванием, одного из пациентов городской больницы. Каждый его рассказ – эпизод, маленькая история из жизни таких же, как он юных пациентов, которые не просто лежат в больнице, они там живут.
Одна из важнейших ролей в создании образа ребенка принадлежит особой повествовательной манере – сказу. Язык Коли Кашкина – язык обычного подростка с показательным набором сленговых словечек и фраз. Однако слово рассказчика одухотворено искренней и доверительной интонацией, что и заставляет нас поверить мальчику, почувствовать проблемы его больничного существования и понять, насколько детское сознание более доверчиво к жизни и ее мудрости.
Список использованных источников.
1. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // М.М. Бахтин Собр. соч.: в 7 т. Т.3. – М. 2012. С.340-512.
3. Кормилов С.И. Рассказ // Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. А.Н. Николюкин. – М., 2001. Стлб.856-857.
9. Семенова Е.А. Циклизация // Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. А.Н. Николюкин. – М., 2001. Стлб. 1189-1190.
10. Тамарченко Н.Д. Хронотоп // Литературная энциклопедия терминов и понятий /Гл. ред. А.Н. Николюкин. – М., 2001. Стлб. 1173.
11. Чернец Л. В. Литературные жанры: Проблемы типологии и поэтики. – М., 1982. –192 с.
Читайте также:
- Конкурс пародий в школе
- Сенсорные занятия для детей 1 2 лет в детском саду
- Оформление спортивного стенда в детском саду своими руками из подручных материалов
- Операция трест краткое содержание
- Гимназия 80 устав школы