Прочитав внимательно рассказ мне стало очевидно что его следует порекомендовать другу

4 декабря 2021 года в передаче «Церковь и мир», выходящей на канале «Россия 24» по субботам и воскресеньям, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион ответил на вопросы ведущей Екатерины Грачевой и телезрителей.

Е. Грачева: Здравствуйте! Это время программы «Церковь и мир» на телеканале «Россия 24». Каждые выходные мы задаем вопросы председателю Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополиту Волоколамскому Илариону. Здравствуйте, владыка!

Митрополит Иларион: Здравствуйте, Екатерина! Здравствуйте, дорогие братья и сестры!

Е. Грачева: Сразу несколько регионов с 1 декабря ввели у себя системы QR-кодов в общественных местах и на транспорте, первой была Республика Татарстан. В Казани не все с пониманием отнеслись к этим ограничениям, многие не могли попасть на работу. Стало очевидно, что не готова система транспорта, потому что она фактически была парализована. А пост Вячеслава Володина в телеграмм-канале, который был посвящен QR-кодам, поставил рекорд в этом мессенджере: миллион просмотров и 700 тысяч комментариев, при этом не все — лицеприятные.

Как Вам кажется, можно ли проигнорировать такой общественный резонанс: неготовность людей к введению QR-кодов?

Митрополит Иларион: Мы уже целый год хлопочем о том, чтобы не вызвать неудовольствие у «антиваксеров», которые не хотят прививаться, выступают против вакцины и QR-кодов; которые хотят, будучи непривитыми, при этом иметь доступ в рестораны, в общественные заведения. Мы очень хлопочем о том, чтобы эти люди не выражали своего недовольства, но они все равно недовольны, потому что такова, видимо, природа этих людей, таково их умонастроение.

При этом мы ежедневно теряем более тысячи человек в день уже в течение многих недель — это устрашающие цифры. Так можем постепенно потерять все наше народонаселение, а давайте не будем забывать о том, что за пределами нашего Отечества есть силы, которые очень заинтересованы в том, чтобы мы постепенно повымирали и нашу землю можно было забрать. Как говорил еще император Александр III: «Нашей огромности боятся все», и эту огромность хотят разрушить внешние силы.

Я глубоко убежден в том, что и вирус к нам попал неслучайно, и эта активная кампания против вакцинации, OR-кодов и любых мер по защите нашего народонаселения, которая ведется на просторах интернета и в Telegram-каналах, тоже режиссируется из-за рубежа. К сожалению, многие наши граждане, может быть, сами того не сознавая, становятся орудиями в руках этих сил.

Е. Грачева: Вячеслав Володин в своем посте аккуратно подводит к теме QR-кодов и необратимости их введения в стране. По его мнению, начать нужно с самих себя, например, с депутатов Государственной Думы. Очевидно, Госдума готова пойти на этот шаг. А Русская Православная Церковь готова была бы пойти на этот шаг, начать с себя и ввести QR-коды, например, для того, чтобы попадать на службы?

Митрополит Иларион: Я не готов отвечать за всю Русскую Православную Церковь, потому что официальную позицию я готов высказывать только по вопросам внешней церковной деятельности, которая относится к сфере моей компетенции. Но я готов высказывать свое мнение по этому вопросу, и моя личная позиция, которую я не скрываю и многократно озвучивал, заключается в том, что мы должны принять все меры, причем экстренные и экстраординарные, чтобы защитить жизни людей.

Об этом, кстати, не только я говорю. Если не верите мне, спросите митрополита Тихона (Шевкунова), у которого мама работала в НИЦ эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи. Он хорошо знает, что такое вакцинирование, как производятся вакцины, и активно призывает к вакцинации населения. Так же, как и я, как и председатель Государственной Думы РФ, который решил опросить население, владыка Тихон получает множество негативных откликов. Но, я повторяю, помимо того, что у нас действительно высокий процент людей, которые не желают думать о других, а думают только о собственном комфорте, есть еще и те силы, которые руководят этой антивакцинной кампанией из-за рубежа.

Е. Грачева: Владыка, я слышу от прихожан критику в адрес Церкви: с одной стороны, ужесточаются требования, с экрана телевизора митрополит Иларион призывает всех вакцинироваться, при этом внутри самих храмов не соблюдаются элементарные меры предосторожности во время проведения служб, таинства причастия. Ведь большинство храмов сейчас под камерами, и это легко отследить. Руководство Русской Православной Церкви предпринимает какие-то меры для того, чтобы наказывать тех, кто игнорирует меры предосторожности? Я сейчас даже не говорю про вакцинацию.

Митрополит Иларион: Руководство Русской Православной Церкви принимает меры для того, чтобы наказывать тех, кто не соблюдает санитарные требования. Я не хочу называть имена, но когда в ряде монастырей проигнорировали санитарные требования, то последовали кадровые решения: наместники этих монастырей были отстранены от должности.

Но, к сожалению, я вынужден признать, что в целом ряде храмов и монастырей санитарные меры по сути соблюдаются формально или не соблюдаются вообще. Я думаю, что это серьезная проблема нашей Церкви, так же, как несоблюдение санитарных мер и нежелание их соблюдать — это проблема нашего общества в целом. Давайте не будем забывать, что Церковь является неотъемлемой частью общества. У нас в Церкви примерно такие же настроения, как и в обществе в целом. Если можно говорить о том, что в обществе очень значительный процент людей, которые выступают против вакцин, не хотят соблюдать санитарные меры, то и в Церкви, конечно, тоже очень значительный процент таких людей.

Е. Грачева: К сожалению, да. Большинство моих знакомых, купивших себе сертификат, — это люди воцерковленные. Даже знаю священников, но не буду называть имен.

Владыка, общественность и Государственную Думу на днях взбудоражил инцидент с депутатом Государственной Думы от КПРФ Валерием Рашкиным, который на охоте (она была при этом нелегальная) убил лося. Иными словами, имеем незаконное убийство животного. История получила продолжение, когда Следственный комитет выдвинул обвинение, и по этой статье ему грозит до пяти лет лишения свободы. Как Вы относитесь конкретно к такому суровому наказанию для Валерия Рашкина, и вообще (мы редко поднимаем эту тему) как лично Вы относитесь к охоте на животных?

Митрополит Иларион: К охоте я отношусь отрицательно. Я считаю, что охота допустима только в том случае, когда необходимо регулировать популяцию животных в лесах или заповедниках, но для этого существуют специалисты — егеря, которые имеют на это право и должны это осуществлять по заданию соответствующих служб. Я думаю, что охота в качестве развлечения — это пережиток прошлого, нам надо от этого отказываться, и чем скорее, тем лучше.

Тем более, что в этой истории, например, депутат сначала говорил, что он увидел некий силуэт и принял лося за кабана. Я не охотник, но понимаю, что лось и кабан отличаются по размерам, по внешнему виду, и если охотник принял лося за кабана, то он же мог тогда и другого человека принять за кабана или лося и застрелить его? Мы знаем, что такие случаи происходят, особенно когда на охоте животное берут в кольцо и кто-то из охотников оказывается напротив другого охотника. Так появляются человеческие жертвы, потому что человек принимает другого человека за животного и убивает его. Не говорю уже о том, что имеют место случаи, когда люди убивают собственных родственников. Я знаю человека, который убил на охоте своего сына, приняв его за животное. Поэтому, конечно, это опасное и совершенно ненужное развлечение, которое следовало бы запретить.

Если говорить об этой истории [с депутатом В. Рашкиным], то там очень много неувязок: сначала депутат говорил, что он вообще никого не убивал, а нашел мертвую тушу, потом стал говорить, что принял лося за кабана. Одним словом, было очень много лжи.

Надо сказать, что для коммунистов это вообще свойственно, потому что ложь — это один из методов, который они использовали постоянно. Коммунисты на лжи пришли к власти в 1917 году, когда они наобещали много всего, что землю отдадут, все люди обогатятся, а потом всех раздели, разули, оставили голодными, раскулачили, расказачили, репрессировали. А сегодня лидеры коммунистов говорят нам, что не надо зацикливаться на этих трудных страницах истории, что Ленин призывал внимательно относиться к Церкви, а Сталин вообще дал Церкви свободу, и только Хрущев был такой негодяй, который не оценил потенциал Церкви. Говорят, что коммунисты всегда с уважением относились к Церкви. Но есть исторические данные и цифры, есть новомученики. Мы более двух тысяч новомучеников канонизировали только по именам, а общее число репрессированных — это миллионы людей, чьи кости лежат на Бутовском и других полигонах.

Зачем же лгать людям в глаза? Зачем рассказывать всякие небылицы? Давайте честно скажем, что коммунистическая идеология себя показала в действии. Когда коммунисты были у власти, сначала был красный террор, затем большой террор, потом массовые репрессии. Когда коммунисты в оппозиции, они безопасны, но если они придут к власти, давайте не будем питать иллюзий: все это может повториться.

Е. Грачева: Большое спасибо, владыка, что ответили на наши вопросы.

Митрополит Иларион: Спасибо, Екатерина.

Во второй части передачи митрополит Иларион ответил на вопросы телезрителей, поступившие на сайт программы «Церковь и мир».

Вопрос: Владыка, в каком состоянии находится душа человека после смерти? Идет ли там время так же, как и у нас, живых? А также в чем смысл последующего воскресения тел и воссоединения с душой, если душе и так там хорошо?

Митрополит Иларион: Настолько мы можем судить по православной житийной литературе, а также по тому, что мы слышим от людей, переживших клиническую смерть, время там идет не так, как у нас. Душа попадает в иное измерение, где иные категории бытия и время не движется так же, как оно движется у нас. При этом там что-то, конечно, происходит. Там происходит какое-то развитие, и люди, которые оказывались по ту сторону бытия, например, после клинической смерти, рассказывают, что когда душа выходит из тела, они встречаются с душами других людей, в том числе своих умерших родственников.

В отношении воскресения тел мы не знаем, как это произойдет и какие будут тела, но есть учение Церкви о том, что всех людей ждет всеобщее воскресение. Это, очевидно, будут не материальные тела. Может, это будут какие-то преображенные тела наподобие того тела, которое имел Христос, когда Он воскрес из мертвых. Это тело стало обладать другими свойствами, например, Он проходил через закрытые двери, чего Он, по-видимому, не делал при жизни. Многие люди Его вообще не узнавали, то есть Его внешний облик каким-то образом изменился. Но каким было Его тело, с которым Он потом вознесся на небо, мы не знаем.

Наконец, Вы спрашиваете, в чем смысл этого воскресения, если душе и так там уже хорошо. По всей видимости, не всякой душе будет хорошо в потустороннем мире, а только душам тех людей, которые жили по заповедям Божиим, угодили Богу и наследуют жизнь вечную. А тех, кто плохо жили, много нагрешили, ждет наказание за грехи.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, можно ли молиться про себя, а также допустимо ли слушать молитвы в аудиозаписи?

Митрополит Иларион: Можно и молиться про себя, и слушать молитвы в аудиозаписи. Самое главное — это не способ молитвы и не то, как Вы произносите слова молитвы, а то, на что настроено в этот момент Ваше сердце и ум. Если ум сосредоточен на словах молитвы, то не имеет значения, молитесь Вы вслух или про себя, или же слушаете молитвы, которые читает кто-то другой, в том числе в аудиозаписи. А если Ваш ум рассеян, если кто-то читает молитвы, а Вы их слушаете, но в это время думаете о другом, даже если Вы сами читаете молитвы, а при этом думаете о другом, то такая молитва не имеет никакого смысла.

Молитва — это беседа с Богом. Как и во время беседы с человеком, Вы можете отвлечься и прослушать то, что говорит человек, не заметить, не понять. То же самое происходит со многими людьми, которые беседуют с Богом: их ум отвлекается, они думают о чем-то другом, а уста произносят слова молитвы. Но такая молитва по-настоящему молитвой не является, а только та, которую Вы обращаете к Богу от своего сердца.

Вопрос: Здравствуйте, владыка. Я уважительно отношусь к Православной Церкви, хотя сама в храм не хожу и в существовании Бога сомневаюсь. Но я поддерживаю нравственное учение Церкви, стараюсь жить в соответствии с христианскими заповедями. Скажите, если Бог существует, то что будет с моей душой после смерти? Она попадет в ад, даже с учетом того, что я жила по нравственным законам?

Митрополит Иларион: Я не могу сказать, куда попадет Ваша душа после смерти, это будет решать один Бог. Но если Вы сомневаетесь в существовании Бога, если Вы уважаете Православную Церковь, но при этом не пользуетесь возможностями, которые она открывает и не приобщаетесь к тем дарам, которые она дает людям, то, конечно, Вы очень многого себя лишаете.

Мы, православные священнослужители, говорим на основе Священного Писания и Священного Предания, что подлинно христианской жизнью является жизнь, которая включает в себя и посещение богослужения, и участие в церковных таинствах, и жизнь по заповедям Божиим.

Человек имеет право сомневаться, в жизни многих людей бывали сомнения. Почитайте Достоевского, его романы, дневники. Вы увидите, что он был глубоко верующим человеком: причащался Святых Христовых Таин, исповедовался, регулярно бывал в храме, особенно в последние годы жизни, в послекаторжный период. Но он продолжал сомневаться в существовании Бога и писал об этом в своих дневниках достаточно откровенно. Человек может сомневаться, но при этом если он доверяет Церкви, если он полагается не на свои собственные усилия, а на Бога, если старается исполнять заповеди Божии и то, что повелевает Церковь, то душа его окажется в раю. Это я Вам могу сказать с достаточной определенностью.

Вопрос: Есть два вопроса примерно аналогичного содержания: почему Церковь требует, чтобы брак был зарегистрирован, и почему к причастию допускаются только те люди, которые имеют в паспорте печать о зарегистрированном браке?

Митрополит Иларион: Я думаю, дело здесь не в печати, а в том, насколько супруги готовы дать друг другу взаимные обязательства в супружеской верности. Если такие обязательства даны и они эту верность соблюдают, если они долгие годы живут вместе и воспитывают детей, то Церковь с уважением относится к такому браку. Но тогда возникает вопрос, почему этот брак нельзя зарегистрировать?

С точки зрения Церкви полноценным браком является тот, который освящен таинством венчания. Но бывают ситуации, когда брак не может быть освящен таинством венчания: например, если жена верующая, а муж неверующий. В этом случае действует правило, которое установил еще апостол Павел: «неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим» (1 Кор. 7:14).

На этих словах из апостола Павла я и хотел бы закончить сегодняшнюю передачу.

Берегите себя, берегите своих близких и да хранит вас всех Господь.

Служба коммуникации ОВЦС/Патриархия.ru

И.Воробьева― 21 час и 6 минут в Москве. Всем здравствуйте. У микрофона – Ирина Воробьева. У нас по расписанию сегодня «Пастуховские четверги», но сегодня в странном формате, потому что без Пастухова и без Алексея Венедиктова. И заявленные дебаты будут у нас не в классическом смысле дебатами, то есть я не буду ограничивать наших спикеров секундомером или каким-то жестким форматом, где кто-то кому-то обязательно задает вопросы. У нас сегодня будет, я очень надеюсь, интересный диалог между людьми, которые оценивают происходящее в стране, находясь в стране и находясь за пределами страны.

За позицию человека, который находится в стране, у нас сегодня отвечает писатель Станислав Белковский. Он находится в студии. Здравствуйте.

С.Белковский― Добрый вечер.

И.Воробьева― И за позицию человека, который оценивает происходящее за пределами страны – Леонид Невзлин, предприниматель, общественный деятель. Леонид, добрый вечер.

Л.Невзлин― Добрый вечер.

И.Воробьева― И он у нас по Zoom, как вы догадываетесь.

Давайте мы с вами попробуем первую часть программы посвятить внутренней политике, а вторую часть программы внешней политике. Хотя я уверена, что все равно мы будем сбиваться с одного на другое.

И если позволите, я задам вопрос обоим гостям, а потом я предоставлю вам возможность обсуждать.

Напомню, что вы можете задавать друг другу вопросы. Вас никто в этом не ограничивает. Уточнять позицию друг друга в любой момент.

Сегодня была большая пресс-конференция Владимира Путина, несколько часов, как всегда, вопросы. И многие обратили внимание, что Владимир Путин в целом одинаково отвечает на вопросы про иностранных агентов, экстремистов, про отравление Навального и так далее. Про все эти темы много месяцев он отвечает практически одинаковыми словами.

Означает ли это, на ваш взгляд, что вокруг Путина тоже некий монолит мнений по этим же вопросам? Предлагаю сначала – Станислав Белковский. Потом – Леонид Невзлин.

С.Белковский― Спасибо. На мой взгляд, вокруг Путина могут быть разные мнения, но он отвечает своей головой. У него в голове монолит на эту тему, ему легче, естественно, говорить уже отрепетированными формулировками, поскольку вообще Владимир Владимирович не любит публичность. Конечно, он за 20 лет к ней полностью адаптирован, но все равно такое мероприятие для него стресс. И, конечно, ему легче говорить уже зарекомендовавшими себя фразами.

То есть это не является результатом борений каких-то сил в окружении. Он говорит то, что думает сам. А борения могут происходить, но никто не бросит вызов титульной, фасадной точке зрения.

Л.Невзлин― Я, конечно, допустил ошибку, не подумал, что сегодня горячая линия, и мне пришлось ее тоже посмотреть, как и Стасу. Практически я же знал, что будет этот вопрос. Обычно я этого не делаю, потому что после этого я себя очень устало чувствую, как бы высасывает из меня энергию.

С каждым годом она все более гладкая, он все лучше и больше похож на генерального секретаря, такого молодого популиста, которого должен любить народ.

Я согласен со Стасом, что это мнение сформировано в его голове, которое есть. Оно формируется прямо с 2000 года. Мы в 2007 году слышали Мюнхенскую речь. В 2013-м или 14-м слушали Валдайскую речь. И сейчас мы слышим продолжение в этом же направлении.

Поэтому ничего удивительного для меня не было. Я просто хочу сказать, что он мастерски не отвечает на вопросы. Есть, конечно, фильтрация. С каждым годом фильтрация все серьезней вопросов.

И.Воробьева― Почему тогда приказы Владимира Путина, которые он обещает людям буквально на пресс-конференциях, встречах с правозащитниками, прямых линиях, они не в большинстве, но в массе своей не исполняются? Почему так, если у него все сложилось, он весь из себя монолит, а дальше-то что происходит?

Л.Невзлин: Строится система, при которой Путину будет легко и хорошо войти в 24-й год

С.Белковский― Иногда исполняются, иногда нет. Если он обещает кому-то елочку или холодильник, или продолжить трубу, – это часто делается. То, что не освобождают профессора Сергея Зуева, несмотря на то, что он не обещал его освободить, а говорил, что там что-то не так…

И.Воробьева― Что, по его мнению, он не должен находиться в тюрьме.

С.Белковский― Так у нас же независимая судебная власть, к которой он не имеет никакого отношения. Он же должен доказывать это каждый день и ежечасно. А кроме того профессора Зуева перевели в гражданскую больницу, что может считаться компромиссом.

И.Воробьева― В тюремный блок, простите.

С.Белковский― Это не беспокоит Владимира Владимировича, на мой взгляд, потому что он не видит проблем внутри страны. То есть наблюдатели, которые считают, что он крайне озабочен своим рейтингом, на мой взгляд, заблуждаются. Он является абсолютным монархом. Его власть от бога. И выборы в России – это не выборы из нескольких реальных кандидатур. Это подтверждение полномочий монарха, подтверждение его легитимности. Поэтому он уверен, что любые выборы он выиграет с результатом, который ему нужен. Выполнил он обещания, не выполнил – это дело техники.

И.Воробьева― Хорошо, елочка, холодильник – все понятно. Но мы же знаем, даже есть статистика: все эти распоряжения, которые касаются серьезных вещей, особенно с учетом траты денег, они где-то зависают там, то есть они не доходят до исполнения. Почему?

С.Белковский― Бюджет же не резиновый, не бездонный. Опытные специалисты оценивают, можно его выполнить или нет. И, на мой взгляд, он не сильно переживает по этому поводу, потому что на фоне, с его точки зрения, в данном случае, как я ее транслирую, а не с моей, на фоне его гигантских исторических заслуг эти мелочи уже не важны.

И.Воробьева― При этом они важны населению. Часто это касается жизни людей.

С.Белковский― Да, но Владимир Путин в этом месте вам бы ответил: «Население многократно на выборах показывало, как оно ко мне относится».

И.Воробьева― Леонид Борисович, вам кажется, что это тоже какая-то не важная история? Ну подумаешь, что-то не исполнилось – елочку зато поставили.

Л.Невзлин― Я не знаю, насколько я старше Стаса. Наверное, постарше. Но я очень хорошо помню брежневско-андроповский период. Было все то же самое, то есть ничего не исполнялось. Я думаю, что, во-первых, такая вертикальная пирамида огромная, как в России, она плохо управляется из центра. Если президент должен сам чинить унитаз в больнице или инфекционную больницу брать на заметку в каком-то регионе (я не помню, в каком), то это все напоминает то, в чем я жил много-много лет при Брежневе и потом очень мало лет при Черненко, Андропове и раннем Горбачеве, скажем так, когда Горбачев еще продолжал исполнять роль генерального секретаря.

Владимир Путин, в общем, тоже исполняет роль генерального секретаря, более умело, потому что он моложе. Но это не работает. Вторая причина: все разворовывается по пути. Деньги не резиновые, как правильно сказал Стас. Есть приоритеты, кому надо давать деньги на большие проекты. И есть всегда близкое окружение, поэтому денег не хватает, потому что часть денег должна куда-то уйти.

И.Воробьева― Когда мы говорим про некую грызню элит, если можно еще употреблять слово «элиты» в нашей стране, то на что нам тогда смотреть? И вообще существует ли эта борьба людей в окружении Владимира Путина? Очень не хочу использовать просто слова «элиты», «башни Кремля» и так далее. Давайте: окружение Путина.

С.Белковский― Элиты существуют по социологическому определению. Это совокупность людей, причастных к принятию важных и важнейших решений. Она существует в любом обществу. То есть здесь никакой ни морально, ни эстетической оценки в этом слове.

Надо открыть какие-нибудь Телеграм-каналы системы «Незыгарь» или похожие на них и посмотреть, кто кого мочит.

И.Воробьева― Серьезно?

С.Белковский― Мы узнаем из Телеграм-канала, что вице-премьер такой-то – хороший, а вице-премьер другой – плохой. И можем, проанализировав, понять, что за одним вице-премьером стоят Ковальчуки, а за другим – Чемезов. И значит, эти борения так и выплескиваются и в традиционные СМИ и так далее.

Естественно, они все заодно и за Владимира Владимировича горой. Но они делят тело и делят те не бесконечные ресурсы российской экономики, которые тем более ограничены после 2014 года, когда ввели санкции. И что бы про них Владимир Владимирович не говорил, они наносят существенный ущерб российской экономике, и в финансовой сфере ограничивают доступ России к международным финансовым рынкам, а самое главное – к технологиям. Поэтому по мере развития российского капитализма современно образца обостряется кассовая борьба за разные ресурсы.

И мы всегда можем следить, кто кого мочит и кто с кем борется, в каких формах и по поводу каких сюжетов – вот по этим выплескам в медиа.

И.Воробьева― Насколько, как вам кажется, Леонид, этот конфликт, о котором мы сейчас говорим, он вообще стоит того, чтобы его обсуждать, насколько он важен для нас, в смысле для людей, которые живут в России, которые болеют за Россию?

С.Белковский: Не будет большой войны, танки не пойдут на Киев. Будет некий другой сценарий

Л.Невзлин― Если для вас, людей, которые живут в России, важно будущее России, то вам надо это обсуждать, деваться некуда. Стас прав: элиты существуют. И даже если эти элиты сформированы из шариковых, то, во-первых, это не новость, во-вторых, это все равно элиты по тому определению, которое дал Стас: доступ к власти и ресурсам.

С моей точки зрения, сейчас образовалась явно видимая тенденция, которую я упустил последние два года, а сейчас я ее вижу прямо очевидно, отчетливо, интуитивно и информационно. Я чувствую, что образовалась настоящая отдельная силовая элита, которая восходит к Совету безопасности, который во много подменяет функции администрации президента. По многим вопросам внешней и внутренней политики Совет безопасности забрал на себя функции администрации президента.

Я смею утверждать, что, с моей точки зрения, как аналитика и интуита сейчас эта сторона противостоит второй стороне, которую мы можем назвать бизнес-окружением Владимира Путина. Между ними есть своя грызня. Но в конце концов, рано или поздно у них будет общий интерес против той стороны силовой, которая строит это теперь уже не брежневско-андроповскую, а андроповско-брежневскую модель управления Россией.

И.Воробьева― А вы согласны, что Совет безопасности подменил собой администрацию президента?

С.Белковский― Не вполне. Николай Платонович Патрушев, Совет безопасности состоит из нескольких человек. В смысле это коллегиальный орган, который возглавляет лично президент. В Совете безопасности еще существует Дмитрий Анатольевич Медведев, кстати, который является его зампредом. И существует секретарь Николай Платонович Патрушев, которого, видимо, имеет в виду Леонид Борисович под Советом безопасности.

Это человек с определенными взглядами, которые не менялись на протяжении десятилетий. И он важный, безусловно, в системе власти человек, потому что он старший товарищ для Владимира Путина, не старший, а младший в отличие от многих других. Он в отличие от иерархии спецслужб еще 90-х годов занимал существенно более высокое место, чем Путин сам. И когда Владимир Путин уступал Патрушеву пост директора ФСБ – это была такая забавная сцена: Полковник Путин вахту сдал, генерал-полковник Патрушев вахту принял. Эта дистанция психологически всегда влияла на их систему отношений.

Но Совет безопасности занимается, безусловно, изысканиями в области внешней политики и идеологической, но вопросами выборов и партиями занимается администрация президента в лице Сергея Владиленовича Кириенко, за которым в свою очередь стоит Юрий Ковальчук, чьи взгляды тоже можно квалифицировать как вполне изоляционистские. И мне не кажется, что независимо от их бизнес-окружения… И кроме того Николай Платонович Патрушев также не чужд, мне кажется, определенным бизнес-интересом. В частности, его сын является министром сельского хозяйства – Дмитрий Николаевич Патрушев. И это тоже огромный конгломерат со своими финансовыми потоками. И бизнесменами являются они все. Так или иначе, это элемент монетократии, то есть власти денег.

А другое дело, что кто-то бы хотел в путинском окружении избавиться от санкций побыстрее, кто-то бы не хотел избавляться от них никогда: им и так хорошо. В этом смысле есть разница и даже идеологическая между разными кланами. Но какая бы эта разница ни была, она никак не сказывается на лояльности самому, которому вызов никто не бросит.

И.Воробьева― Леонид, что-то ответите сейчас?

Л.Невзлин― Мне, наверное, полагается, как Стасу, сначала с ним согласиться…

И.Воробьева― Да, вы сегодня всю программу соглашаетесь друг с другом. Мне это очень нравится в части дебатов, конечно.

Л.Невзлин― Мы просто давно не разговаривали вот так очно по разным причинам – и из-за ковида, и из-за того, что я всегда боюсь кого-то подставить непубличным разговором по телефону. А здесь публично мы можем говорить то, что мы считаем нужным. Это в достаточной степени безопасно.

Я считаю, Стас – а мы на ты, – что ты немножко отстаешь, потому что ты не обращаешь внимание на то, что в последнее время спецслужбы стали принимать… Я стою на твоей позиции, я про Кириенко не так давно рассуждал как о приемнике, и более того, я не снимаю этот вопрос с темы с повестки дня, но на сегодняшний я хочу сказать, что система, которая под Патрушевым, раз ты хочешь называть это Патрушевым, силовая система, она большая, в некоторой части очень хорошо слаженная, очень хорошо оснащенная, с очень умными сотрудниками в области IT. Много-много папочек, в том числе и на бизнесменов, которые как Ковальчуки, Ротенберги и так далее являются ближайшим окружением Путина, и мы видим, что это прокалывается иногда.

Не хотел бы останавливаться на конкретных делах, но я внимательно читал дело Цуркан. И обратил внимание, что Борис Юрьевич Ковальчук ничего не смог сделать с этим делом, а он хотел защитить своих людей. Но он отступился. А Ковальчук без сомнения такой тоже старший товарищ Владимира Владимировича Путина по другой линии. Он все-таки, Стас, не за изоляционизм только, но он и про деньги, и это очень важно. даже Сечин – про деньги. И Сечину нужны иностранные инвестиции, и Сечину иностранные инвестиции, и Сечину нужно развивать компанию. Если ты так управляешь компанией, как Сечин, то тебе хотя бы нужна энтропия, тебе нужно выходить на другие рынки, желательно третьи рынки и захватывать новые площади и так далее.

Поэтому я обозначу, что эта тема есть, и я считаю, что в этом направлении она движется. Что касается администрации президента, решения о том, что делать с кем после ареста Навального, без сомнения, уже не принимаются в ведомстве Кириенко, а принимаются в ведомстве Патрушева.

Я не буду даже приводить примеры. Просто в последнее время появилось много ненужных дел и арестов, в том числе связанных с электронным слежением за социальными сетями. Надеюсь, здесь мне никто не будет возражать, потому что это совершенно очевидно, что каким-то автоматическим образом находят какие-то посты, репосты или комментарии, и у людей возникают проблемы и в центре, и в регионах.

Л.Невзлин: Решения, что делать с кем, после ареста Навального принимаются в ведомстве не Кириенко, а Патрушева

Я думаю, что строится эта система, при которой Путину будет легко и хорошо войти в 24-й год. Почему – потому что если всем бы управляла администрация президента и возникали бы такие случаи, как с Навальным и дальше народ бы выходил на улицы, то рано или поздно пришлось бы по этому народу стрелять. А Владимир Путин стрелять по народу не хочет. Владимир Путин, я уверен, что не хочет. Он вспоминает и 5-й год, он вспоминает и 1993-й, достаточно ближний год. И всегда осуждает. И ему дать команду стрелять не хочется.

А кто ему может обеспечить, чтобы все было тихо, спокойно, люди не выходили, и не надо было стрелять? Я считаю, силовая система во главе с Николаем Платоновичем Патрушевым.

С.Белковский― На мой взгляд, существует еще ФСБ, которая не подчиняется Николаю Платоновичу Патрушеву…

Л.Невзлин― Стоп-стоп! Вот этого мы не знаем. Про формальное подчинение – это другая история. Но я считаю, что подчиняется.

С.Белковский― Ну значит, здесь мы не сходимся. Большое видится на расстоянии. Кроме того, в ФСБ тоже есть несколько кланов, замыкающихся и на внешних по отношению к этой системе игроков, взаимодействующих с ними. Идут кадровые борения и постоянное обсуждение того, кто займет место Александра Васильевича Бортникова. Именно поэтому Александр Васильевич остается в должности, потому что никак не могут прийти к выводу, то бы мог его заменить. Это относится и к Владимиру Владимировичу Путину, потому что многие заинтересованы в том, чтобы он оставался вечно, поскольку боятся, что борющиеся царства и кланы так переругаются за его наследство, что камня на камне не останется.

Но здесь бы я сделал акцент на психологию самого Владимира Владимировича, который совершенно не хочет стрелять в народ. Он не хочет больших жертв вообще. Он мастер спецопераций, а не воин. И именно поэтому я считаю, что не будет большой войны, танки не пойдут на Киев. Будет некий другой сценарий обязательно, что и позволит ему апеллировать к тому, что никакие санкции больше не нужны, поскольку санкции ему обещали за большую войну. А он не собирается делать большую войну. Он собирается делать систему мелких пакостей в хорошем смысле, конечно, которыми он занимался на протяжении всей свой политической биографии. И даже аннексия Крыма для него была важна тем, что она была бескровна, и во многом ей благоприятствовал массовый переход украинских военных на российскую сторону, находившихся в Крыму, включая командующего лично Черноморский флотом Украины адмирала, не побоюсь этого слова, Березовского.

Поэтому ни в какую историю с большими жертвами он влезать не будет. Поэтому действительно он нейтрализует актив. Это связано ни с позициями Патрушева, ФСБ или администрации президента. Это личное отражение собственной психологии Владимира Владимировича, который… «Не терплю крови» – был такой персонаж советского фильма «Приключения принца Флоризеля», которого играл Донатас Банионис. Клетчатый, помните?

Поэтому его задача упредить любые массовые протестные акции, полностью исключив актив и агитацию за эти акции, в том числе, в соцсетях, что его спецслужбы успешно и делают, как мы видим.

И.Воробьева― Мне кажется, что вы даже тут сейчас сошлись. Продолжайте, Леонид.

Л.Невзлин― Если можно. Вообще никакого противоречия я не вижу, потому что я не сказал, что Патрушев руководит страной, я сказал, что Патрушев одна из главных или важнейшая на данном периоде рука…

С.Белковский― В чем я с вами не спорю.

Л.Невзлин― То есть мы в этом смысле сошлись, и я считаю, что это преимущество силовой системы. Она, в общем, идеологизированная, я так скажу. Потому что Патрушев Николай Платонович, он все-таки человек идеологизированный в отличие от многих в окружении Путина. У него есть свое видение России в мире и свое видение внутренней политики России.

Это сейчас совпадает с интересами Путина и будет совпадать как минимум до 24-го года включительно. Поэтому мне кажется, что этот брежневско-андроповский покой, он абсолютно неизбежен. И если у власти остается Владимир Владимирович Путин и то окружение, которое у него есть. А значит, преимущество силовых структур, влияние силовых структур над влиянием бизнес-структур, людей из окружения Путина.

И более того, я еще раз повторю, я уверен, что на каждого, если не самого, сына, племянника есть уже папочка. Примеров тому много.

И.Воробьева― Я напомню, что это дебаты-беседа, как хотите. Станислав Белковский, Леонид Невзлин. Я бы хотела на одном утверждении Леонида Невзлина остановиться и спросить у вас, Станислав. Действительно, обсуждали в какой-то момент эту историю, когда Леонид Невзлин сказал, что Кириенко – это будущий преемник. Как вы относитесь к такому?..

С.Белковский― Я не поддерживаю такую версию, потому что я не вижу амбиций Сергея Владиленовича стать президентом. Хотя он человек весьма амбициозный, но не в этом направлении, не в смысле публичной политики. Кроме того, все-таки Сергей Владиленович Кириенко – символ дефолта 98-го года, и это не забылось, в том числе, не забылось Владимиром Владимировичем, для которого 90-е годы, хотя были годами его блестящей карьеры – он начал, как он сам утверждает, эти годы подрабатывать частным извозом, во что я не верю, конечно, но он сам это утверждает, а закончил президентом, – но, все равно 90-е годы для него – это травматичный период, потому что Владимир Владимирович Путин, с точки зрения его психологии, любит стабильность. Он консерватор. Любая нестабильная ситуация, когда ты завтра не знаешь, что будет, она для него болезненна.

И.Воробьева― А это у него ассоциируется с Кириенко.

С.Белковский: Они все более считают, что уход Путина приведет к кровавой бане и разрушению стабильности

С.Белковский: И 98―й год, конечно, это апофеоз всей этой нестабильности. И Сергей Владиленович, он же был человеком Семьи Бориса Николаевича Ельцина, потом он перешел в лагерь Ковальчуков и через это возглавил сначала «Росатом», а потом внутреннюю политику администрации президента. Но я не думаю, что он в авангарде претендентов на пост преемника, тем более, что вообще сам разговор о преемниках выглядит все более гипотетическим. Потому что, как я уже сказал, очень многие люди в окружении Владимира Владимировича Путина независимо от их идеологических и бизнес приоритетов все более и более считают, что уход Владимира Путина приведет к кровавой бане и разрушению стабильности, что Путин как арбитр незаменим. Это не я так считаю. Так считают многие в его окружении.

И.Воробьева― Леонид, у вас одна минута на ответ про Кириенко, преемника. Потом будет перерыв.

Л.Невзлин― Я совершенно согласен со Стасом, что Кириенко не проявляет властных амбиций, как их не проявлял Владимир Путин и поэтому, в том числе, стал президентом. Считаю, что именно поэтому у Кириенко остаются большие шансы, потому что это тот вариант «умного Медведева», который всегда должен быть под рукой Владимира Путина, если что случится. Но я никогда не говорил, что Кириенко будет преемником завтра, послезавтра и в 24-м году. Я просто сказал, что он подходит на эту роль. Между ними есть доверие. Этот человек умеет работать, этот человек достаточно умный и в этом смысле амбициозный. А во властном смысле он такой же, какой он должен быть рядом с Владимиром Путиным.

И.Воробьева― Я напомню, что это в рамках программы «Пастуховские четверги» – Леонид Невзлин, Станислав Белковский. Сегодня мы обсуждаем внутреннюю, внешнюю политику с разных точек зрения: изнутри страны и снаружи. Мы сейчас прервемся на новости и краткую рекламу, потом продолжим.

НОВОСТИ

И.Воробьева― 21 час, 23 минуты в Москве. Продолжаем вечерний наш эфир. Сегодня у нас в гостях – писатель Станислав Белковский и Леонид Невзлин, предприниматель, общественный деятель. Обсуждаем мы происходящее в стране и фигуры и всякие события с двух точек зрения: с точки зрения те, кто живет в России, с точки зрения тех, кто живет вне страны.

Мы еще внешнюю политику должны обсудить и обязательно это сделаем. Но я бы хотела остановиться на одном утверждении Станислава Белковского, попросить Леонида Невзлина его прокомментировать. Буквально перед перерывом вы сказали, что в случае ухода Владимира Путина начнется кровавая баня, поскольку Владимир Путин незаменимый арбитр.

С.Белковский― Подчеркиваю, что это не моя точка зрения. Не я так считаю, а я транслирую свое понимание точки зрения многих людей в окружении Путина.

И.Воробьева― Тогда вопрос у меня к вам, Леонид. Во-первых, согласны л вы с этим утверждением и, во-вторых, разделяете ли вы мнение окружения Владимира Путина? И какой из этого может быть выход?

Л.Невзлин― Я считаю, что это утверждение сгенерировано, понятно, окружением. Но оно пропагандистами передается населению, и у большой части населения есть такое мнение, что Путин – это Россия, и нету России без Путина, она распадется, будет кровавая баня. И это достаточно общее мнение большого количества людей.

Мое мнение абсолютно противоположное. Поскольку не хочется бросаться определениями, но все-таки я считаю, что при Владимире Путине построено что-то такое специально новое, которое я отношу к мафиозного типа государствам по Мадьяру. То выхода хорошего не будет именно, если будет продолжаться Владимир Путин. И распад страны, и кровавая баня, и все что угодно начнется именно во время правления Путина. Только не спрашивайте, когда.

И.Воробьева― Не буду спрашивать. А вы согласны с утверждением, что в России сформировалось мафиозное государство?

С.Белковский― В известной степени да. С точки зрения правления самого Владимира Владимировича – это абсолютная монархия, когда существует несменяемый монарх, власть которого является наследуемой. Монарх же не обязательно предполагает передачу биологическому сыну. Главное – сам принцип формирования власти. И монарх стоит выше разделения властей. Он может использовать полномочия любых ветвей власти. И, с другой стороны, это монетократия, то есть власть денег, где финансовые интересы тех или иных людей превалируют над многим остальным.

Я-то имел в виду кровавую баню – это поединок наследников Владимира Владимировича, драка за его наследство. Не распад страны, а именно это. Что Путин сдерживает колоссальное проявление неприязни, которую испытывают друг к другу большинство членов его окружения. И если и когда его не будет у власти, они друг друга просто перестреляют в самом широком смысле слова – вот о чем шла речь. Опять же в их представлении им было бы комфортнее, чтобы Путин оставался неопределенно долго.

И.Воробьева― Но это описание, действительно, подходит под мафиозное государство насколько.

Еще из того, что вы говорили, мне кажется, что Леонид это сказал, что после истории с Алексеем Навальным решение о том, что будет происходить дальше – с людьми, с активом – принимаются не в администрации президента, а силовиками. В этом смысле Алексей Навальный и его возвращение в страну, и все то, что происходило с ним до того, как его посадили в тюрьму и уже после того, оно, действительно, сыграло такую большую роль в том, кто принимает решения и где в стране?

Л.Невзлин: Я чувствую, что образовалась настоящая отдельная силовая элита

С.Белковский― На мой взгляд, нет. Это решение принимал Владимир Путин. Оно было обязательно для исполнения всеми его службами. Никто не стал против этого возражать. Оно отражает опять же психологию Путина. Он принял решение зачистить полностью навальнизм как явление. Причем Навальный еще в 2020 году, до отравления был условно приемлем. Ему запрещалось идти во власть, но ему не запрещалось заниматься расследованиями, обнародовать их, поскольку Путин ценил эту функцию Навального как санитара леса. Опять же нужно не просто иметь папочку на каждого, надо еще показывать, что она есть. Но сам же Владимир Владимирович не будет на пресс-конференции показывать папочки. Вот есть разные инструменты, чтобы напоминать, что безгрешных нет, поэтому никто выпендриваться не должен.

Но поскольку Путин искренне считает, насколько я могу судить, что Навальному подмешали в кровь боевые отравляющие вещества злые западные спецслужбы, чтобы его, Путина дискредитировать и подставить, то с этого момента у него отношение радикально изменилось, и он как бы дал возможность Навальному остаться на Западе, он им не воспользовался. Ну тогда извини. Полный погром. И здесь уже все элементы и конструкции этого механизма работали слаженно и недвусмысленно.

И.Воробьева― Леонид, вы согласны с такой картиной?

Л.Невзлин― Я без сомнения согласен с тем, что за все отвечает Путин и все решает Путин. Это так построена система. Поэтому он в ответе и за убийство Немцова, и за убийство Политковской. Потому что он в ответе за все, что происходит важного в этой стране. Он сам взял на себя эту ответственность и перевел ее в управление этой страной огромной в ручной режим.

Что касается зачистки навальнистов и после Навального, почему я считаю, что изменилась ситуация – потому что те предупреждения и те окрики, и те меры, которые принимала администрация президента, они заканчивались в основном административкой и выдавливанием людей из страны.

Но после того, как Андрей Пивоваров, бывший руководитель «Открытой России», который в самолете на Варшаву и можно было дать ему уехать совершенно спокойно, улететь и возбудить уголовное дело, как это было принято, – нет, его все-таки вернули, взяли и посадили в СИЗО в Краснодаре. Он там сидит, по-моему, с мая месяца. Вот с этого момента я стал задумываться о том, что это как бы излишняя для администрации мера, и без сомнения, все согласуется с Владимиром Путиным, но это, без сомнения, произведено с ведома, я говорю, Совета безопасности и, я считаю, руками Второго управления ФСБ, которое благодаря этой новой ситуации стала более важным органом, чем раньше было Пятое управление КГБ, если вы меня понимаете.

И.Воробьева― Есть возражения у вас?

С.Белковский― Некоторые есть. Я согласен с тем, что Путин отвечает за все как абсолютный монарх: он «хозяин земли русской», но есть решения, которые он принимает лично. И, безусловно, я думаю, что о судьбе Навального он решения принимает лично. А есть решения, которые принимаются и без него, как при всем уважении к нему, было в случае Андрея Пивоварова.

При этом не надо забывать, что все оппозиционные активисты находятся по тотальным перманентным контролем. Их прослушивают, простукивают, за ними следят. В ходе этого прослушивания что-то выясняется. И тут нередко работают частные какие-то моменты и мотивы. Условно говоря, достаточно как-то нелицеприятно высказаться о каком-нибудь силовике, и этот силовик в порядке личной месте вполне может посадить и принять такое решение именно и только по этой причине. Так нередко бывает.

Ясно, что Путин принял решение зачистить всех людей, связанных с Навальным и Михаилом Борисовичем Ходорковским. Дальше уже работала машина. И вот такого рода решения принимает он лично. Многие решения принимаются без него, хотя в конечном счете, я согласен: у кого вся власть, у того и вся ответственность.

И.Воробьева― А, кстати, почему действительно дальше начали зачищать поле вокруг Ходорковского?

С.Белковский― Моя трактовка такая. Дело в том, что Владимир Владимирович скрипя сердце отпустил Михаила Борисовича в 2013 году, потому что тогда он готовился к пакту с Западом как раз. Он думал, что на фоне Сочинской Олимпиады это случится, начнется роман с Западом. И он предпринял несколько шагов навстречу: выпустил «Пусси Райот» тогда, нидерландских экологов сидевших и Ходорковского.

Потом пакт с Западом не случился. Поэтому стало понятно, что Ходорковского не надо было выпускать, надо было держать его по сей день и бесконечно. Потому что то, ради чего выпускали, не произошло. Поскольку Путин не признает своих ошибок, он это ошибку свою (он считает, что совершил ошибку, выпустив Ходорковского) инкриминирует ее Ходорковскому же. Что Ходорковский плохой человек, потому что он ассоциируется у него с ошибкой. И кроме того Путин искренне уверяет себя в том – и эта маска приросла к лицу, на мой взгляд, – что вся системная борьба против него в любом поле и пространстве, конечно, выгодна Западу и связана с интересами иностранных государств. И Ходорковский и Навальный тоже. Они иностранные агенты без всяких дураков в его понимании.

И.Воробьева― Леонид, если у вас нет возражений, я бы к внешней политике перешла после этого.

Л.Невзлин― Я только добавлю два слова. Если вернуться к зачистке вокруг Ходорковского, то по большому счету арест и возбуждение уголовного дела против Андрея Пивоварова – это было все-таки излишнее действие. И не говорит о том, что зачищено все вокруг Ходорковского. Это говорит о том, что Ходорковскому сказали, что он с людьми в России работать не должен. А поскольку он человек ответственный и не хочет, чтобы из-за него люди шли в тюрьму, в которой он просидел сам 10 лет, он решил свернуть эту деятельность, включая медийную деятельность, чтобы не подставлять людей. Вот, собственно, такое мое мнение.

Что касается Андрея Пивоварова и «Открытой России» да, после Навального это был второй инструмент, который мог заниматься выборами и, условно, выводить людей на улиц. Но после ареста Навального этого все уже потеряло смысл, и эти действия все излишни просто.

И.Воробьева― Вынуждена напомнить, что российские власти считают «Открытую Россию» нежелательной организацией, иностранным агентом и так далее.

С.Белковский: Наблюдатели, которые считают, что Путин крайне озабочен своим рейтингом, заблуждаются

Л.Невзлин― Но ее уже нет.

И.Воробьева― Да, она была ликвидирована.

Я бы хотела вот о чем вас спросить. Нынешняя история – не знаю, можно ли это назвать диалогом, разговором – Владимира Путина и НАТО. Было какое-то предложение по безопасности, а потом, после публикации на сайте МИДа Путин заявил, что Россия имеет полное право принимать военно-технические меры против действий НАТО, которые он называет агрессивными.

Вот эта история, она действительно выглядит как угроза, или это такая тактика, как мы уже видели, вызов на диалог, то есть за этим не стоит ничего страшного, что стоило бы бояться? Давайте начнем с Леонида сначала.

Л.Невзлин― Глазами снаружи я смотрю с 2007 года, с Мюнхенской речи, движение Владимира Владимировича в сторону холодной войны все время усиливалось и усиливалось. И сейчас этим ультиматумом, ультимативными требованиями договоренностей он фактически объявил о том, что холодная война идет, и она может переходить в горячие фазы, естественно, пока не имея в виду применение ядерного оружия не дай бог.

Я уже в 2007 году, когда это услышал, немного посмеялся. Потому что мир не был однополярным, как говорил Владимир Владимирович. Уже тогда был большой Китай, Европа, большая Америка, Евроатлантический союз такой, я имею в виду цивилизация такая, не в смысле НАТО. И без сомнения Россия имеет какое-то значение в этом не из-за своей экономики, своей мощи, а только потому, что она бряцает тем, что у нее есть ядерное оружие. Но мир не было однополярный уже тогда. Сейчас он еще менее однополярный. Он по-прежнему двуполярный. Вот есть Китай и его сателлиты, и есть Америка и ее сателлиты. Ну, хорошо, Европа иногда занимает другую позицию, но скорее никакую позицию. Поэтому все равно Америка.

И в этом смысле Владимир Владимирович сегодня продемонстрировал лишний раз, что он решил прибиться к Китаю, то есть он пошел на Восток, что, с моей точки зрения, смешно, потому что как бы место сателлита Китая – а другого места около Китая у него нет – в этом многополярном мире, о но совершенно не почетное для человека и страны, которого звали всеми силами в европейскую цивилизацию, включая НАТО и куда угодно. И всячески Ельцину сначала, потом ему это демонстрировали. Поэтому я считаю этот ход ошибочным, неумным. И если будет такое продолжение, как наметил Владимир Путин – дружбы с коммунистическим Китам, диктаторским Китаем, то может сложиться двуполярный мир, только значение России в нем будет очень-очень маленькое и очень низ кое. Вот пока так, я думаю.

С.Белковский― Я с этим не вполне согласен. Потому что Путин, несмотря на то, что он ограничен в доступе к независимым источникам информации и аналитике, безусловно, понимает, что никакой равноправное партнерство с Китаем невозможно, и он не стремится к этому партнерству ни в какой форме. Он скорее торгует угрозой этого партнерства. Вся эта система отношений с НАТО сегодня выглядит как классический наезд по терминологии 90-х годов и соответствующего Петербурга, где Владимир Путин произрос и возрос как крупный руководитель. Как должен быть устроен наезд? Во-первых, он должен быть стремительным. Вот сейчас Путин говорит: «Немедленно дат ответ». Это классически, когда приходит бандит к коммерсанту: «Платить сегодня!» Чтобы не дать опомниться коммерсанту, чтобы он не выспался за ночь и не решил, что все не так страшно и не позвонил в милицию или куда-нибудь еще.

Второе: требования должны быть максимальные. Кроме того, важен сам факт начала переговоров. Тем самым другая сторона признает, что предмет переговоров существует.

И.Воробьева― Что они вообще начали разговаривать.

С.Белковский― Да. А там сумму долга, грубо говоря, или сколько платить в месяц – это мы поторгуемся. Главное, что уже коготок увяз – птичке пропасть. И именно в этой логике Владимир Владимирович сейчас и действует. Если же брать психологические глубины этого процесса, то президент Путин – это предводитель Всемирной партии прошлого. Он хочет, чтобы в мире обсуждались не искусственный интеллект и метавселенные, а именно полюса мира, (которые совершенно устарели и это все принадлежит прошлой эпохе), подлетное время сверхзвуковых ракет. Только мы хотели заняться чем-то хорошим… Нет, мы вернемся туда, в старые времена, потому что на поляне прошлого, естественно, Путин чувствует себя уверенно. Наступления будущего он категорически не хочет. Для этого он с 2007 года ведет попытку воспроизвести некоторое подобие ялтинско-потсдамского мира, сделав вид, что холодной войны не было и Советский Союз ее не проиграл и не развалился по этой причине.

Будущее настанет все равно, но важно задержать процесс, чем он сейчас успешно и занят.

И.Воробьева― То есть Путин сейчас не объявлял холодную войну всем этим?

С.Белковский― Это не является холодной войной. Холодная война – это идеологическое противостояние двух система. Это борьба глобальных доктрин. То, что мы видим сейчас, это борьба за интересы. Более того, мировая война в гибридном формате она уже идет с 14-го года, она переходит на новую стадию, а не начинается сегодня.

И.Воробьева― Леонид.

Л.Невзлин: Владимир Путин исполняет роль генерального секретаря — более умело, потому что он моложе

Л.Невзлин― Я считаю, что про войну, даже гибридную не о чем говорить. Из России, она, наверное, заметна, но снаружи не очень видно. Есть всякие фейк-ньюсы и хакерские атаки. Но это все не так существенно.

Я в основном со Стасом согласен, потому что когда он сейчас рассказывал о логике Путина, он на самом деле излагал прямо как по книге принципы Сицилийской мафии. Только если эта мафия не группировка внутри государства, которая противостоит другим группировкам, да и самому государству, а иногда это и есть само государство.

«Поэтому сейчас быстро, срочно отвечайте, а то…!» Так же ведут себя хулиганы среди сильных ребят и так далее. Поэтому логика мне Путина понятна.

Почему я называю это холодной войной? Я просто должен был оговориться, что я не имею в виду ту холодную войну, я имею в виду новую форму холодной войну. Старого типа холодную войну они воспроизвести не могут просто из-за несоизмеримости России Европе и Америке по всем вопросам по перспективам, конечно, тоже. Я имею в виду и по военным, и по экономическим, и по доходам на душу населения, по качеству жизни людей. А так я да, согласен: это мафиозный наезд.

И.Воробьева― Хорошо, ладно. Мне продолжает нравиться, что вы соглашаетесь друг с другом. Но я правильно поняла из слов обоих, что на самом деле Путин при любом раскладе выигрывает?

С.Белковский― На коротком историческом отрезке времени – да. Потому что Запад очень высоко ценит человеческую жизнь, он очень хочет, чтобы все это не сломалось. А почему еще Путин так давит и торопит события – потому что в его понимании сейчас очень благоприятный момент. Запад расколот, там много собственных проблем, которых вчера не было, в том числе, в Евросоюзе страны, которые вполне поддерживают договоренности с Россией и уступки ей, в частности, Италия, Финляндия, Австрия. Соответственно, внутри самого Евросоюза раскол, между англо-саксонским миром и континентальной Европой противоречия.

А к тому же, что очень важно, холодная зима и газ подорожал до 2000 тысяч долларов за тысячу кубометров, и в этой ситуации говорит об энергетическом переходе и что Запад будет независим от российских углеводородов, как-то неостроумно. А вот наступит весна, все потеплеет, люди расслабятся и не будут готовы к переговорам в том формате, в котором Владимир Владимирович их срочно требует. И вот уже в начале января, как он сказал на пресс-конференции, они начнутся.

И.Воробьева― Леонид, мне показалось, может быть, что нынешние действия Владимира Путина, особенно на внешней арене вас пугают?

Л.Невзлин― Ну, слушайте, мне пугаться-то чего? Я в общем, пуганый. В каком смысле пугают? Меня пугает что – Стас правильно говорит о коротком выигрыше и так далее, – все это происходит за счет проигрыша российского человека, россиянина. Он живет хуже и будет жить хуже. Мы же, в общем, здесь не про Путина говорим. Путин – это просто президент этой страны, о которой у меня и, наверное, у Стаса болит сердце, как живут люди. Не в пределах Бульварного или Садового кольца или в центре Петербурга, а вообще в России. Поэтому все игрушки, которые затеял Владимир Владимирович, отражаются на снижении уровня жизни этих людей.

И даже псевдогонка вооружений, которую он демонстрирует, она все равно наращивает военные бюджеты и снижает социальные. А уж если учесть разворованность и тех и тех бюджетов, то состояние медицины и образование такое, как сейчас, – это просто позор в XXI веке. Ну, и плюс, никуда не изменилось: дураки и дороги.

С.Белковский― Когда Дмитрий Анатольевич Медведев президентом, появился хороший анекдот, что в России четыре беды. Две из них все знают, а еще две – это дураки и дороги.

Но меня лично как человека, живущего в России, беспокоит, что начнут «бомбить Воронеж». Потому что когда обостряются отношения с Западом, Кремль часто хочет отыграться на каких-то людях, не имеющих к обострению никакого отношения, но воспринимаемых с подозрением, живущих в России и слишком часто и не по делу открывающим рот. То есть я опасаюсь новых зачисток, гонений на СМИ, новых волн иностранных агентов. В этом контексте вызывает у меня отдельное беспокойство.

И.Воробьева― Это ровно связано с тем, как он ведет себя на внешнем контуре?

С.Белковский― Ну потому что он убедился в том, что если кто-то против его миролюбивой внешней политики, отражающей жизненно важные интересы большинства населения, то, конечно, он иностранный агент по сути. И наверняка он получает какие-нибудь деньги от Запада или от кого-нибудь. А иначе чего он открывает рот-то? Мотив какой у человека?

И.Воробьева― Продолжаете подсказывать, я поняла. Тут наш слушатель просит все-таки поговорить про Украину. И немного перефразирую вопрос по СМС: «Украина, получается, неразменная монета Владимира Путина, он никогда ее не отпустит и никогда не позволит сделать так, чтобы кризис как-то прошел». Правильно ли понимает наш слушатель происходящее. Давайте опять начнем с Леонида.

Л.Невзлин― Ну вот, попал я.

И.Воробьева― Были не готовы.

Л.Невзлин― Нет, все время изучаю, что происходит в Украине. Вы, наверное, заметили на пресс-конференции, насколько Путин говорил подробно и точно достаточно про проблемы, связанны с газом, про цифры «Газпрома». У меня такое возникло ощущение, что если он не генеральный директор «Газпрома», то, как мы председатель совета директоров «Газпрома», перед которым раз в неделю отчитывается его генеральный менеджер.

Так же, наоборот, он говорит про Украину. Он ничего, по-моему, не понимает или сам себя убедил. Дело в том, что Украина не нищая и не убогая по сравнению с Россией. В Украине в долларовом исчислении пенсии выше, минимальная зарплата выше, среднедушевые доходы выше. И это отчасти заслуга того, что там какая-никакая а демократия образовалась. Во всяком случае, там достаточно трудно взять власть в одни руки.

Я знаю, что сейчас Стас будет меня критиковать. Поэтому я дам ему эту возможность. Что касается отпустить – не отпустить. Уже проблема Крыма – навсегда. Проблема Донбасса, она вполне разрешаемая. И если договориться, то, я думаю, что она ему настолько и не нужна, проблема. Меня даже не столько Донбасс сейчас беспокоит, сколько, мне кажется, что Донбасс – это некий отвлекающий маневр по отношению к западным границам России, Беларуси, скажем так и южным границам Беларуси. Я почему-то считаю, что удары мелкие будут нанесены там, где граница Беларуси с Литвой, с Польшей. И Беларуси с Украиной. Я хочу напомнить, что после Чернобыля мы все знаем, что от границы Беларуси до Киева по замерзшему Днепру там 100 километров…

С.Белковский: Вокруг Путина могут быть разные мнения, но он отвечает своей головой

И.Воробьева― Удара военного вы имеете в виду?

Л.Невзлин― Я скажу так: типа пограничного конфликта. Я боюсь брать на себя ответственность, но я боюсь, что там что-то готовится, и что-то будет происходить.

При этом то, что происходит на Донбассе, может быть совершенно отвлекающим маневром.

С.Белковский― С точки зрения Владимира Путина, на Украине все плохо уже потому, что там демократический хаос. А такая система, с точки зрения Владимира Владимировича Путина не может быть жизнеспособной. Он смотрит на Украину в основном глазами Виктора Владимировича Медведчука, своего основного конфидента по этим вопросам, который на полном серьезе, видимо, убеждает патрона, что если американцы перестанут использовать Украину против России, то там Медведчук станет президентом, грубо говоря, и его единомышленники возьмут парламентское большинство и построят государство путинского типа.

Но все время Путин подчеркивает, что Украина не сама по себе, это недогосударство, это фейк. Это просто орудие США для борьбы с Россией. Вот таков его подход. Соответственно, исходя из этого, гадину надо раздавить. Я думаю, что официальных войн Путин вести не собирается, вот с объявлением войны, вводом куда-то войск даже на один квадратный сантиметр. А то, что несколько тысяч мигрантов, неизвестно откуда взявшихся, могут занять так называемый «сувалковский коридор», соединяющий страны Балтии с Польшей – вот такого типа эксцессы возможны, да.

Л.Невзлин― То, что я говорил, я не имел в виду регулярную армию, я имел в виду, конечно, ЧВК. И я считаю, что ЧВК на границах вполне могут быть использованы, на тех границах, о которых я говорил, с большей даже вероятностью, чем на Донбассе – это раз.

Во-вторых, напряжение. Выгодно ли Владимиру Путину напряжение? Выгодно до той поры, пока не начнется сватка на Донбассе и гробы пойдут в обе стороны. После этого вся выгода кончается.

Поскольку мы уже установили с господином Белковским, что он не хочет большой крови и много гробов…

С.Белковский― Белковский, впрочем, тоже.

Л.Невзлин― Мы с Белковским установили про Путина. То, скорей всего, большой войны не будет.

И.Воробьева― На этом, я считаю, надо поставить точку. Хоть какой-то оптимизм небольшой.

С.Белковский― Что это оптимистическая нота без кавычек.

И.Воробьева― Спасибо большое. Станислав Белковский, Леонид Невзлин в эфире на «Эхе».

Нельзя не признать, что отечественное кинопроизводство совершило в последние 20 лет невероятный скачок. Сегодня мы уже имеем полноценную киноиндустрию. Самое главное – появилось множество хороших сериалов. Отечественные сериалы теперь смотрят не просто по собственной воле, но даже по подписке, то есть за деньги. Отечественные сериалы рейтингуются на всевозможных стриминговых платформах.

Отечественные сериалы обсуждают в курилках, на кухнях, в чатах и на форумах. Отечественные сериалы стали поводами для разговоров. Еще недавно все было не так. Больше говорили о «Докторе Хаусе» и «Во все тяжкие», о «Декстере» и «Играх престолов» – обо всех действительно великих фильмах, которые зачали новый всемирный сериальный бум. Наша индустрия разгонялась некоторое время – и разогналась. Об отечественных сериалах уже можно говорить. И там теперь уже есть, о чем говорить.

Видимо таков неизменный закон – подъем индустрии невозможен без некоторой поденщины, без работ откровенно слабых. Но даже неудачные сериалы сегодня не падают ниже определенной планки, которая постоянно растет. Все так. Но есть кое-что, что до сих пор у нас не изжито. Я о фильмах и сериалах, посвященных нашей советской истории.

Еще в 90-е и далее у нас стали появляться кинопродукты, посвященные сталинскому периоду. И там обязательно наличествовал неизбежный, обязательный, злой энкавэдэшник. Даже у талантливых и умных авторов все равно не обходится без обязательного чекиста-монстра. В том числе и сейчас, когда мы стали знать гораздо больше о сталинской истории, когда современный исторический бум породил действительно серьезные исследования того периода.

Сначала я объяснял для себя этот аутизм на тему чекистов извечным невежеством, поверхностностью, интеллектуальной неуверенностью сценаристов, режиссеров и иных творцов. И правда. Многие наши творцы чудовищно плохо образованы. Вопиюще плохо. В их головах царит дремучая, архаичная, болотная, хлюпающая перестроечная антисоветская жвачка.

Нашим творцам просто нечем противостоять солженицынскому мифу о «ГУЛАГе», всей этой антисоветской шестидесятнической и эмигрантской туфте. Особенно раздражает, когда абсолютно не базирующийся на исторической правде «сталинизм» подается с каким-то чудовищным морализаторским пафосом, с какими-то безмозгло-всемирными истерически-историческими, вселенскими обобщениями. Все это уже даже не бесит, а скорее утомляет. Достала эта мещански-кухонная версия действительно сложного, драматического, но великого, полного свершений, периода нашей истории.

Но недавно я понял, что есть еще одна причина, которая определяет зацикленность наших киношников на злосчастных чекистах. Чекист – удобный антагонист для кинодрамы. Идеальный, на все случаи жизни антагонист. И правда – кого еще назначить антагонистом в те времена? Шпионов? Плохих функционеров? На самом деле, выбор типажей для нормальных антагонистов в те времена не столь велик. А чекисты имеют плотно и основательно нагулянный в перестройку и 90-е бэкграунд. Некий инвариантный, архетипический злой энкавэдэшник уже сочинен, уже хорошо придуман, уже кодифицирован. Он всегда стоит на запыленной полке людей-функций. Достаточно лишь протянуть руку, взять болванку, разморозить ее в микроволновке. И персонаж готов. А талантливые, с хорошей школой, актеры наделят эти ходульные сценарные конструкции плотью и подробностями. Так это работает. В некотором роде мы сейчас обречены на бесконечное тиражирование злых чекистов в нашем историческом кино.

Понимаю, что кино часто «делает» злодей, сценарное конструирование антагониста – это очень сложно, это требует определенной культуры, критичности, самостоятельности. Но нужно учиться это делать. Нужно вспомнить, как это делается. В Советском Союзе, в советском кино мы очень хорошо умели это делать. Сейчас мы немного одичали. Но мне это кажется пока еще поправимым. Пока.

Кстати, самое эффективное и умное управление – то, которое загоняет управляемого в функциональную рамку, которое действует на уровне автоматизма мысли и жеста, не требует от управляемого усилия мышления и самоопределения. Можно сегодня говорить о сценарном габитусе в нашем кинопроизводстве, касающемся исторического сталинского периода. В подложке этого габитуса солженицынские десятки миллионов жертв ГУЛАГа и прочие фантомы. Такое рамочное управление нашими творцами очень хорошо ложится на наши извечные леность и нелюбопытство, о которых писал еще Пушкин. Наши творцы еще и ленивы.

А еще они просто неспособны работать с экспертным мнением действительно знающих и часто уважаемых «консультантов». Иногда, посмотрев совершеннейшую киноахинею на историческую тему, начинаешь внимательно изучать титры, и там вроде бы есть известные и уважаемые фамилии, но, очевидно, творцы их не услышали. Или нужды драматургии, механика драмы оказались важнее, или творцы просто не поняли экспертов. Так тоже бывает. И это тоже неудивительно. У нас часто и органы власти не умеют использовать экспертные суждения, интегрировать экспертизу во властные решения.

Сегодня происходит превращение реальной истории в фэнтези. Мы живем внутри большого а-исторического тренда. А-историчные люди показывают историю а-историчным людям, обладающим очень маленькими чувственными желудками, в которые настоящая, сложная, квадратная, многоугольная, неудобная история уже просто не помещается. Многие сегодняшние а-исторические горожане уже напоминают отчасти слабоумных, которые боятся правды, разум которых уже просто страшно тревожить. Настоящая история становится опасной для эмоционирующего сегодняшнего человека. Он со всем этим просто не знает, что делать. Он уже не способен раскопать истоки и корни, принять преходящесть кажущегося сегодня незыблемым. Не нужно торопиться обзывать сегодняшнего а-исторического горожанина «манкуртом». Эта метафора уже изрядно затаскана. Тут что-то другое. Может, не столь эпичное и поэтичное, размашистое и жирное, но, быть может, еще более страшное. Пора уже испугаться и начать что-то делать.

На наших глазах происходит оформление нашего коллективного исторического, нашего коллективного бессознательного на тему истории. И мы, вроде бы все понимая, ругаясь с телевизором, невольно соучаствуем в очень опасном деле. Вроде бы далеко не всегда сведение нашей советской истории к злым чекистам определяется некими коварными и злыми умыслами. Часто это случается как бы само собой, невидимо, почти машинально, так, что оно не может не случиться, но от этого не легче. Из-за этого в нашем кино о Великой Отечественной войне случилось и странное, и даже страшное. В военных фильмах у нас главными антагонистами, врагами всех хороших и симпатичных героев, стали смершевцы.

Не фашисты, не те, кто пришел нас убивать, а нашу землю выжигать огнем. В качестве врагов нам подаются наши же. В нашем символическом универсуме, в современном мире движущихся картинок, Великая Отечественная война превратилась в гражданскую, что есть абсурд, что есть шизофрения, что есть вопиющая неправда. И случилось это как-то само собой, незаметно, но системно и основательно. И с этим нужно что-то делать. Пока не поздно.

ЧАСТЬ 3. Я — КАПУСТНИК И КОСТЯ — МАХАОН.

СОБЫТИЕ 19. Вредитель, известный населению

Пока мы с Костей Малининым шептали наперегонки слова заклинания и сосредоточивались, кошки во главе с нашей Муськой тоже не теряли даром времени. Осторожно ступая на лапы, они подкрадывались к нам всё ближе.

«Ладно, Муська, — мелькнуло у меня в голове, — если я останусь в живых, я с тобой дома рассчитаюсь! »

Больше о кошках я решил не думать, так как это мне мешало превращаться в бабочку. Теперь я всё своё внимание сосредоточил на цветах, на жизни, в которой не надо вить гнёзд или драться за скворечники, а нужно только порхать с цветка на цветок, греться на солнце и есть один сладкий нектар, но вместо этого мне, как назло, в голову всё время лез проклятый овёс и перед глазами продолжали мелькать воробьи, кошки, Венька с рогаткой и всякая подобная чепуха из моей воробьиной жизни.

Я расстроился, открыл глаза и увидел, что расстояние между мною и кошками значительно сократилось, а я как был проклятым воробьем, так им и остался. Тогда я расстроился ещё сильнее и решил больше не закрывать глаза — будь что будет!

Сделав ещё несколько шагов, кошки вдруг остановились и стали о чём-то между собой фыркать и мяукать.

«Совещаются, кому кого есть, — подумал я, — делят двух воробьев на трёх кошек. Ну и пусть… Теперь уж я наверняка не успею превратиться в бабочку…» На всякий случай я ещё несколько раз мысленно произнёс волшебное заклинание:

Я уверен, без забот
Мотылёк живёт!
Вот я! Вот я!
Превращаюсь в мотылька!

Тем временем кошки разделились: одна стала подкрадываться к Косте, а Муська со своей подругой направилась ко мне. «Вот хитрюга! Знает, что она. одна со мной всё равно не справится… И что я ей такого сделал, — подумал я, не сводя глаз с Муськи, — только один раз чернилами облил, и то нечаянно…»

В трёх шагах от меня Муська и её помощница замерли на месте. Они присели, выгнули спины трамвайной дугой и заурчали. Царапая железную крышу когтями, приготовились к прыжку. «Собираются прыгать! Значит, мы с Костей не превратились в бабочек, — подумал я. — Не успели! Значит, всё пропало!..» Мне стало холодно. По телу побежали мурашки. Очевидно, это были последние мурашки в моей жизни… Я уже хотел крикнуть: «Прощай, Малинин! Извини, что я втянул тебя в такую историю!»

Но здесь с кошками случилось что-то непонятное: они выпучили глаза, фыркнули и, вместо того чтобы прыгнуть вперёд, изо всех сил прыгнули в обратную сторону от нас. Шерсть у кошек поднялась дыбом; покрутив очумело головой, все вместе ещё раз подскочили нa месте и дунули в чердачное окно.

Они исчезли так быстро и неожиданно, словно позади нас с Костей увидели огромную собаку, Я оглянулся — никакой собаки сзади не было. Зато я увидел бабочкины крылья, которые торчали за моей спиной, как два паруса.

Так вот почему кошки так испугались: на их глазах из съедобного воробья я превратился в несъедобную бабочку! Успел всё-таки! Вот здорово! Я в восторге пошевелил маленькими треугольными крыльями и повернулся к Косте Малинину, чтобы поделиться с ним своей радостью, но от неожиданности вытаращил глаза. Рядом со мной, на том самом месте, где несколько минут назад лежал пластом и чуть слышно чирикал полуживой воробей Малинин, теперь сидела прекрасная бабочка с огромными треугольными крыльями какого-то сказочного чёрно-зелёного цвета. Такой красивой бабочки я ещё никогда не видел, даже на картинках в книжке.

Не может же быть, что Малинину Косте удалось превратиться в такое красивое насекомое. Нет, эта бабочка безусловно настоящая бабочка — сразу видно. А если это самая настоящая бабочка, то где же тогда мой лучший друг Малинин?.. Уж не свалился ли он от страха с крыши на мостовую? Я посмотрел вниз. А может быть, Костю в суматохе незаметно для меня всё-таки успела сцапать кошка? Я посмотрел в чердачное окно. А может быть, он испугался кошек и перелетел на соседнее дерево? Я повернулся и стал разглядывать растущий рядом с домом тополь.

— Чего ты крутишься, как на уроке? — спросила меня вдруг сказочно красивая бабочка голосом самого обыкновенного Кости Малинина.

Я уставился на бабочку и спросил не своим от волнения голосом:

— А ты кто такая?

— Не кто такая, а кто такой!

— А кто ты такой?

— Да ты что, Баранкин, ты нарочно не узнаёшь меня, что ли?

— Малинин, это ты?

— А то кто же! Не узнал?

— Да, попробуй тебя узнай! Вот это превратился так превратился! А я уж испугался, думал, с тобой что случилось.

— Как же! Держи карман шире! — сказал Малинин, разводя крыльями и поднимая вокруг себя ветер.

Я даже не мог отвести от Кости глаз, такой он был необычный.

— Костя, — сказал я, — а как же ты называешься?

— Как я называюсь? Очень просто!.. Сейчас вспомню. Крылья у меня сверху чёрно-зелёные?

— Чёрно-зелёные.

— А с обратной стороны?

— Коричневато-чёрные.

— С золотыми точками?

— С точками… И ещё на каждом крыле по половине луны и по целой радуге.

— Всё ясно! Я превратился в махаона из семейства парусников.

— А я?

— А ты превратился в этого… Ну-ка, повернись!

Я повернулся. Малинин критически осмотрел меня с ног до головы.

— Так… — сказал он. — Крылья у тебя маленькие, жёлтенькие с чёрными пятнышками. Понятно. Ты превратился в этого… во вредителя.

— В какого вредителя?

— В огородного. Известного населению под названием капустник из семейства белянок…

— Вот тебе раз! — возмутился я. — А почему я превратился в капустника, а ты — в махаона?

— «Почему, почему»! Откуда я знаю! Наверное, потому, что махаоны водятся на Дальнем Востоке, а я жил три года в Хабаровске. А ты водишься в средней полосе России.

— А это точно?

— Точно! У меня же коллекция была! Я все породы бабочек знаю… Я — махаон, а ты — вредитель…

— «Вредитель»! От тебя очень много пользы! Если хочешь знать, так капустником быть даже лучше, чем махаоном.

— Это почему же?

— Потому что… потому что… у тебя крылья расфуфыренные, как у девчонки. Мне, например, с такими крыльями было бы просто стыдно появиться среди ребят… то есть среди мотыльков.

— Стыдно — и появляйся на своих!

— И появлюсь!

Я взлетел над крышей и сделал пробный круг возле чердачного окна. Крылья у меня были, конечно, не такие удобные и прочные, как у воробья, но летать на них было удивительно приятно.

Летишь и всё время проваливаешься в какие-то воздушные ямы. Проваливаешься и летишь. И от этого в животе у тебя дух захватывает и такое ощущение, как будто ты на лету от радости умираешь. И поэтому тебе просто как девчонке хочется громко сказать или «ух!», или «ах!», или «ох!». Или просто завизжать от радости!

А впереди тебя ждёт сладкий нектар! Амброзия, можно сказать! И новые воздушные ямы! И это удивительное ощущение, от которого в животе дух-ух-ух захватывает!.. И сознание, что всё это, вместе взятое, будет продолжаться, сколько мы с Костей захотим.

И какая при этом разница, кто ты такой — безвредный махаон или вредный капустник? В конце концов, это люди знают, кто из бабочек кто, а сами бабочки в бабочках всё равно не разбираются.

А если это всё так, то — ух! ах! ох! — и молодец Малинин, что надоумил меня стать бабочкой.

В это время ко мне как раз подлетел мой лучший друг Костя — махаон — Малинин и мы стали с ним качаться в воздухе на каких-то невидимых качелях.

— Ну как? — спросил меня Костя, слетая вниз.

— Порядок! — ответил я, взлетая вверх. — Только есть очень хочется.

— Ну, это дело поправимое, — сказал Малинин. — Ух, сейчас я тебя угощу нектаром. Нектар пить — это тебе не овёс клевать! Это, брат, знаешь какая вкусная штука!.. Лапки оближешь! Летим скорее!

— Летим! — сказал я. — Во весь дух-ух-ух летим!

— Летим, — сказал Костя. — Во весь дух-ух-ух! Выдох — вдох-ох-ох! Крылом мах-ах-ах! Словно пух-ух-ух! Во весь дух-ух-ух!..

СОБЫТИЕ 20. «Спящая красавица»

Мы с Костей сделали ещё один прощальный разворот над чердаком и уже хотели лететь за нектаром, как вдруг Костя Малинин заметил на стене дома маленькую жёлтенькую бабочку. Она сидела под железным жёлобом, вцепившись лапками в кирпичную стенку, сложив крылья, как прочитанную книгу.

— Настоящая! — сказал Костя Малинин. — Не то что мы с тобой! Привет бабочкам! — крикнул он, помахав б воздухе лапкой. — Это крушинница.

— Ну и пусть! — сказал я. — Давай скорее — летим за нектаром!

— ‘Подожди! Надо с ней познакомиться!

— Вот не было печали! Эх ты, девчатник!

— Здравствуйте, бабочка! — сказал Костя Малинин, цепляясь за стенку рядом с крушинницей.

— Костя-махаон — девчатник! Костя-махаон — девчатник! — стал дразнить я Малинина, летая над самой его головой.

— Привет крушинницам! — сказал Костя, поднимая в знак приветствия вверх обе лапки.

— Позор девчатникам! — сказал я.

Костя ещё раз поздоровался с бабочкой, но она продолжала сидеть молча и неподвижно, не обращая на Малинина никакого внимания.

— Ух и воображает из себя! — сказал я. — Так тебе и надо.

— Да нет, она не воображает, — сказал Костя, внимательно разглядывая крушинницу. — Она спит! Конечно, спит!

— Спящая красавица! Понятно. Проснитесь, спящая красавица! С вами хочет познакомиться сам Костя-махаон из семейства парусников!

Я сел рядом со спящей бабочкой и потормошил её лапкой.

— Бесполезно! — сказал Костя. — Теперь её из пушки не разбудишь. Она ведь на всю зиму уснула.

— Почему это — на всю зиму?

— Потому что у них, у бабочек, такой закон природы!

— Чего ты врёшь, Малинин, какой ещё закон природы?

— Да честное слово! Все бабочки осенью умирают или засыпают до самой весны. У них даже расписание есть, когда кому засыпать.

— Подожди, а как же мы с тобой? — встревожился я.

— Что — мы?

— Мы с тобой тоже бабочки, значит, мы тоже заснём по расписанию?

— Вообще-то, раз мы бабочки, значит, тоже, наверное, должны уснуть… когда-нибудь.

Меня это «открытие» просто ошеломило.

— Так зачем же мы тогда с тобой превращались в бабочек? — заорал я на Костю. — Если мы каждую минуту можем заснуть, да ещё на всю зиму! Мы же на один день только превратились, а уснём вдруг — и каникулы зимние проспим, и на коньках не покатаемся, и в хоккей не поиграем. Эх, Малинин, Малинин!

— Чего ты орёшь? — сказал Костя. — Тебе же пока спать не хочется?

— Нет ещё.

— Ну и летим за нектаром, а там будет видно.

— Что значит «там будет видно»? А если я усну на лету и проснусь только весной, превращусь в человека, а на экзаменах что буду делать? По всем предметам двоек нахватаю из-за тебя.

— Подумаешь, — сказал Костя, — дома его спать не уложишь, а здесь он, видите ли, боится на лету уснуть. Не бойся, не уснёшь. Я отвечаю!

— Не усну?

Конечно, не уснёшь. Осенью засыпают какие бабочки? Обыкновенные. А мы с тобой бабочки необыкновенные.

— А какие же мы?

— Мы с тобой человекообразные бабочки, вот какие! — заорал на меня Малинин.

— Ну и что? — заорал я на Костю.

— А то, что на человекообразных бабочек этот закон природы, может быть, не распространяется!

— Может быть, не распространяется, а может быть, и распространяется!

Я хотел ещё немного поругать Костю Малинина за его легкомыслие и особенно за то, что он имел коллекцию бабочек, а скрыл от меня такой ужасный закон природы, но в это время над нами, шумя крыльями, пролетел воробей и тут же вернулся обратно. При виде воробья Малинин почему-то сразу перестал на меня орать, съёжился и полез прятаться под крышу.

Воробей прицепился к стенке недалеко от меня и нацелился на меня одним глазом. Лицо воробья показалось мне почему-то очень знакомым. Когда он повернулся ко мне боком, я увидел, что у воробья нет хвоста. Теперь я его узнал сразу: это был тот самый куцый воробей, с которым я подрался на дворе из-за овса.

— Здорово, чепчик! — крикнул я своему старому знакомому. — Ты на меня не сердишься?

— Баранкин, прячься сейчас же! — услышал я за спиной Костин голос. — Он тебя склюёт!

— Кто это меня склюёт? Баранкин перед воробьями никогда… — Не успел я окончить фразу, как выскочивший из-под крыши Малинин схватил меня за лапу и утащил под железный жёлоб.

В эту же секунду бесхвостый воробей оказался на моём месте. Обнаружив моё исчезновение, он повертел во все стороны головой, подобрался к спящей крушиннице, внимательно её осмотрел, клюнул, моментально проглотил и полетел как ни в чём не бывало дальше. Я посмотрел из-под крыши вслед улетавшему воробью, потом уставился на Малинина.

— Я тебя забыл предупредить, Баранкин, — сказал Костя виноватым голосом, — что настоящие воробьи очень любят есть бабочек, так что ты не очень-то старайся попадаться им на глаза…

Мне, конечно, очень хотелось высказать Косте всё, что я думал в эту минуту и о нём, и о жизни бабочек, но я молча сложил лапы на груди и сдержался. В конце концов я не Малинин, это он расхныкался, когда устал быть воробьем. А я Баранкин! Уж если я превратился в бабочку, то я все трудности и всякие нечеловеческие мучения буду переживать молча, как настоящий мужчина. Тем более, что у меня и сил-то не было ругаться с Малининым, так мне хотелось есть в эту минуту.

СОБЫТИЕ 21. Кепка-зенитка

Подождав, пока воробей улетит подальше, мы с Костей осторожно вылетели из-под крыши и направились за нектаром к видневшейся внизу клумбе с цветами. Я, конечно, по-прежнему проваливался на лету в воздушные ямы, но уже того ощущения, что я умираю от радости, у меня почему-то не было, И «ухать» мне что-то вдруг тоже расхотелось.

— Птицы только вверху опасны, — сказал Малинин, — а к земле чем ближе, тем безопаснее. В крайнем случае, увидишь воробья — маскируйся.

«Маскируйся»! А если, пока я буду есть нектар, меня самого съедят, тогда что?..» Меня так и подмывало задать этот вопрос Малинину, но я снова сдержался и промолчал. Цветов на клумбе было очень много — и красных, и белых, и синих, — и от всех шёл такой чудесный нектарныи запах, как от маминого печенья на кухне.

У меня от одного запаха нектара слюнки потекли и даже голова закружилась. Я уже не слушал, что говорит мне Костя. Я самостоятельно выбрал самый большой цветок и закружился над ним, выбирая место для посадки.

— Дави его! — раздался внезапно за моей спиной чей-то пронзительный голос.

Я перевернулся в воздухе и увидел невдалеке двух мальчишек с лопатками; они размахивали кепками и бежали по направлению ко мне, громко топая ногами.

— Это непарный шелкопряд! Дави! Я его знаю! — крикнул один из них и, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул.

Так как я, по словам Кости, был капустник и к непарному шелкопряду не имел никакого отношения, то я не обратил на крики ребят никакого внимания. Я опять спокойно перевернулся в воздухе и снова закружился над тем самым большим цветком, от которого так вкусно пахло нектаром. В это время сзади меня накрыла огромная тень, что-то свистнуло возле крыла и сильным толчком воздуха бросило на землю.

— Ур-ра! Сбили! — закричал один из мальчишек, закружив кепку над головой.

Голос этого мальчишки мне показался подозрительно знакомым.

— Нет, не сбили! — сказал другой мальчишка. — Он спрятался среди цветов! Ищи!..

И второго мальчишки голос мне тоже показался знакомым. Я присмотрелся получше к истребителям непарных шелкопрядов и узнал в них своих одноклассников — Веньку Смирнова, того самого Веньку, что стрелял в нас с Костей из рогатки, когда мы были ещё воробьями, и Генку Коромыслова, Венькиного прихлебателя.

«Ладно, Венька! — подумал я про себя. — Твоё счастье, что я сейчас бабочка, а то бы я рассчитался с тобой за всё!» Тем временем Венька и Генка стали рыскать по траве и искать меня среди цветов. Но я не растерялся. Я, как только упал на землю, сразу же сложил крылья вместе и сделал вид, что я не бабочка, а сухой берёзовый листик. Ребята топтались рядом со мной, один из них даже отшвырнул меня носком ботинка. Подождав, когда они повернутся ко мне спиной, я подпрыгнул на крыльях и взлетел.

— Вот он! — заорали истребители непарных шелкопрядов, но было уже поздно.

Я уже взмыл высоко в воздух и совершенно неожиданно оказался рядом с Малининым.

— Я тебе кричу: «Улетай!» — завопил на меня перепуганный Костя, — а ты в цветок лезешь!

— Так ведь они кричали: «Дави шелкопряда!» — а ты сказал, что я капустник!

— Больно эти оболтусы в бабочках разбираются! — сказал Костя, опускаясь на электрические часы, висевшие на столбе над клумбой.

Я посмотрел, который час, и почесал лапкой затылок. На часах было уже ровно двенадцать, а наша жизнь опять шла совсем не так, как её расписывал Костя Малинин. Есть хотелось всё больше и больше, а Венька с Генкой так и не отходили от клумбы. Они подмигивали мне, махали руками, кивали головой и терпеливо ждали, когда я снова спущусь на клумбу. Как же, нашли дурака! Я думал, что им всё-таки надоест ждать и они уйдут, и тогда уж мы с Костей наедимся нектара, но эти лоботрясы стали опять свистеть, размахивать кепками и называть меня всякими обидными именами и прозвищами.

— От вредителей слышу! — крикнул я, разозлившись. — Зинка Фокина вас в саду на воскресник ждёт, а вы здесь с бабочками прохлаждаетесь?

После этого Генка запустил в нас кепкой, а Венька полез на столб и сорвался.

— Здесь не позавтракаешь! — сказал Костя так, словно он знал, о чём я в эту минуту думаю.

СОБЫТИЕ 22. Прощайте, ребята! Может, больше не увидимся…

— Знаешь что, — сказал я Косте, — давай лучше слетаем на какой-нибудь огород. Там сейчас хорошо, всё поспело: и репа, и морковь, и капуста! И цветы там есть. И народу не так много.

— Эх ты, капустник ты несчастный, — сказал Костя. — Да с тобой сейчас нельзя лететь ни на какой огород.

— Это почему это?

— Потому что сейчас на всех огородах таких вредителей, как ты, травят.

— Чем травят?

— Чем? Разными химическими ядами…

После таких слов у меня просто крылья опустились и перед глазами поплыли какие-то разноцветные круги.

— Что же это получается? — возмутился я. — На улице, того и гляди, крылья оборвут, в огороде травят, в небе воробьи клюют… Для чего же мы превращались в бабочек? Чтобы с голоду подохнуть?

— Ладно, Баранкин, — сказал Костя, — не расстраивайся. Угощу я тебя нектаром! Полетели!

— Куда полетели?

— В школьный сад!

— Там же ребята деревья сажают!

— Вот и хорошо! Мы там и нектара в цветнике наедимся, и заодно с нашими ребятами увидимся…

Костя Малинин сказал это так, словно он очень соскучился по нашему классу.

— В школу так в школу! — сказал я, — И ребята знакомые! Может, не тронут…

Мне, правда, и самому тоже почему-то захотелось увидеться с ребятами. Я даже не знаю почему. И, хотя в эту минуту мне вообще-то больше всего на свете хотелось есть, мне вдруг гораздо больше захотелось просто пролететь мимо нашей школы, мимо родного класса, с которым у меня было связано столько замечательных воспоминаний!.. Кто сказал «замечательных»? Кто сказал «мимо родного класса»? Неужели это сказал я, Баранкин? Что это со мной происходит? Я, кажется, начинаю уже сходить с ума от этого голода. Чтобы прийти в себя, я взял и встряхнулся, как собака после купания.

И правильно сделал, потому что после встряхивания мои жалобные мысли, как брызги, разлетелись в разные стороны и мне сразу же стало легче. И теперь я мог думать о встрече мужественно, без всяких переживаний, не то что Костя Малинин. У него, как только он заговорил о ребятах, глаза сделались какие-то большие-пребольшие и, по-моему, даже мокрые-премокрые.

— Там и позавтракаем, — сказал грустно Костя Малинин.

— И пообедаем, и поужинаем, — сказал я бодрым голосом, чувствуя, что одного завтрака мне будет маловато.

Спорхнув с часов, мы наперегонки полетели к школьному саду. Первый раз в жизни мы мчались в школу с Костей Малининым с такой скоростью, с какой обычно спешили из школы домой. Я, конечно, был уверен, что прилечу в сад первым. Каково же было моё удивление, когда я сразу же отстал от Малинина на три дома. Я сначала даже не поверил своим глазам. У нас в классе Костя считался самым слабосильным парнем, а со мной на уроках физкультуры даже никто не пытался тягаться. Уж по физкультуре у меня в дневнике всегда была пятёрка. Только моя мать почему-то никогда не считала эту пятёрку настоящей. Я решил поднажать и замахал своими жёлтыми треугольниками как сумасшедший, но и это не помогло ни капельки. На своих расфуфыренных крыльях Костя-махаон на этот раз летел, как по линейке, рассекая крыльями воздух и поднимая вокруг себя какой-то художественный свист, а я всё время, как и раньше, проваливался в те же воздушные ямы, шатался из стороны в сторону, кувыркался и беззвучно падал то на одно крыло, то на другое.

Заметив, что я отстал, Костя Малинин, к моему стыду, вернулся обратно и сказал мне, Баранкину, первому силачу в классе, слова, которые я не забуду никогда в жизни: «Эй ты, капустник! Ты не можешь лететь побыстрее? Что ты всё время отстаёшь?» Сказав это, он назло мне опять легко обогнал меня, потом опять вернулся, опять обогнал, крикнул: «Баранкин! Ты что летишь, как пирог с капустой? Жми на все педали! Нектар близко!» Этих слов я Малинину тоже никогда не забуду.

Когда он, загребая своими крыльями, как вёслами, ещё раз пролетел, торжествуя, надо мной, я взял и схватил его за задние лапы и таким образом прицепился к Малинину на буксир. Убедившись, что я больше от него не отстаю, Костя перестал осыпать меня всякими ядовитыми словечками, и, как ни пробовал от меня оторваться, теперь у него из этого ничего не получалось.

— Что-то тяжело лететь стало! — сказал Костя. — Выдох — вдох-ох-ох-ох!

— А по-моему, лететь стало гораздо легче! — сказал я и подумал про себя: «Пусть Костя поработает за двоих, раз у него такие крылья. Я же таскал его на своём хвосте, когда был воробьем, теперь могу и отдохнуть немного».

Сложив крылья, я скользил по воздуху вслед за Малининым, наслаждаясь художественным свистом Костиных крыльев и для вида изредка помахивая своими равнобедренными треугольниками. Так, на буксире, Костя доставил меня до самой школы, до того места, где в саду наш класс сажал деревья.

— Тормози! — крикнул я Косте, когда он, пыхтя, перетянул меня через верхушку дерева и потащил мимо ограды к кирпичному зданию нашей школы.

Опустившись на один из подоконников на высоте третьего этажа, мы подползли к самому краю и посмотрели вниз. В саду кипела работа. Одни ребята, весело переговариваясь, копали ямки, другие бережно опускали в землю саженцы и поливали их из леек водой. Костя Сергеев нарочно перемазался весь землёй и строил всякие рожи. И все смеялись. Все были довольны! И всем было хорошо!

— Ну и пусть работают! — сказал Костя, — Они работают, а мы будем есть нектар. Если бы они узнали, что мы сейчас будем есть настоящий нектар, они бы нам наверняка позавидовали…

— Кому это — нам? — спросил я.

— Нам, бабочкам… — сказал Костя Малинин неуверенным голосом.

Я вспомнил «спящую красавицу», которую склевал бесхвостый воробей, прислушался к урчанию в своём голодном желудке, посмотрел с ненавистью на воробьев, шныряющих в школьном саду, и сказал:

— Да уж, конечно. Они бы нам позавидовали… — Я сказал это без всякого энтузиазма, отвернулся от ребят и увидел, как в школьные ворота влетели на велосипеде Мишка Яковлев и Алик Новиков (он сидел на багажнике).

Что-то громко крича, они подкатили прямо к Зинке Фокиной и, соскочив на землю, стали о чём-то рассказывать ей и окружившим её ребятам. В саду наступила тишина. Никто внизу больше не смеялся, не шутил, а Костя Сергеев даже вытер платком с лица землю и перестал кривляться.

— Что-нибудь случилось, — сказал Костя.

Я промолчал. Мишка и Алик, поговорив со старостой нашего класса, снова сели на велосипед и укатили. Зинка Фокина посмотрела из-под руки им вслед, затем подозвала к себе ещё троих наших ребят, отобрала у них лопаты и дала какое-то задание.

Ребята выбежали на улицу и разошлись в разные стороны.

— Ищут кого-то… — сказал Малинин.

— Не кого-то, а нас с тобой! — сказал я Косте.

— Ну и пусть! — сказал Костя. — Они будут искать, а мы будем есть нектар. Полетели!

Я промолчал. Есть, конечно, хотелось всё сильней и сильней, и нектар был близок… Но воробьи тоже были совсем рядом, и их чириканье совершенно отбивало у меня всякий аппетит.

«Как бы они нас всё-таки не склевали с Костей…» — подумал я, глядя на воробьев, шныряющих среди клумб с цветами. Подумал я об одном, а сказал, конечно, совсем другое.

— Летим! — сказал я громко и решительно и добавил тихо про себя: «Прощайте, ребята! Если нас с Костей склюют воробьи, то мы, наверное, больше никогда не увидимся!..»

Нацелившись на клумбу с цветами, я распустил крылья и прыгнул ласточкой с подоконника вниз, словно с купальной вышки в холодную воду…

СОБЫТИЕ 23. Противочихательная прививка

В воздухе от цветов опять запахло вкусным нектаром, словно на кухне от маминого печенья. У меня потекли слюнки и опять закружилась голова. Я сложил крылья, нацелился в середину самого большого цветка и нырнул в него вниз головой, но промахнулся (неудивительно!) и воткнулся в траву по самые пятки своих задних лап. Пришлось выбираться из травы и начинать всё сначала.

На этот раз я забрался на цветок по стеблю и запустил хоботок в самую середину цветка, туда, где, по моим расчётам, должен был находиться нектар. Однако долгожданного нектара в цветке не оказалось. Запах нектара был, а самого нектара не было. Пахло хорошо, трчь-в-точь как в мамином пустом флакончике из-под духов, а поживиться было нечем. Тогда я взял и забрался в цветок прямо с головой, так что у меня наружу только одни крылья и ноги торчали, стал шарить в темноте хоботком по стенкам, но в это время из цветка кто-то полез мне навстречу.

Я решил, что это какая-нибудь посторонняя бабочка успела раньше меня забраться в цветок и слопать весь нектар. От одной этой мысли меня прямо зло разобрало. Ты из-за этого нектара, можно сказать, жизнью рискуешь, а у тебя его из-под самого носа слизывают. Я взял и боднул бабочку головой. Бабочка угрожающе загудела и боднула меня, затем она упёрлась своей головой в мою голову и выдавила меня из цветка наружу, как зубную пасту из тюбика. Я со злости ударил крыльями по тычинкам с такой силой, что цветочная пыльца поднялась столбом и окутала меня, словно облаком. Я от этой пыльцы чуть не задохнулся.

— Ладно, бабочка, — сказал я, разгоняя крыльями пыльцу, — только появись на свет, я тебе все лапы… А-а-п-чхи!!! Я тебе покажу, как чужой нектар… А-а-п-чхи!..

Пока я чихал, смотрю — из цветка вылезает… только не бабочка, а пчела, самая настоящая пчела, вся полосатая, словно она в пижаме. Вылезла это она из цветка и уставилась на меня своими буркалами. Она на меня смотрит, а я сижу на краю цветка и чихаю на неё и, главное, удержаться никак не могу. А пчела, видно, так растерялась, что даже гудеть перестала. Я чихаю, а она лапой утирается, я чихаю, а она утирается и молчит. Раз десять я, наверное, на пчелу чихнул, не меньше, а потом опомнился и даже в ужас пришёл. «Баранкин, — сказал я сам себе, — на кого ты чихаешь, Баранкин? Ты на пчелу чихаешь, несчастный капустник… Вот она сейчас тебе… ап-чхи!.. как сделает противочихательную прививку, тогда ты будешь знать… как чихать на пчёл!.. Тебя ведь, когда ты был человеком, кусали один раз пчёлы, так что ты… ап-чхи!.. знаешь, чем это пахнет!..»

«Знаю!» — ответил я сам себе и, как сидел на краю цветка, так и повалился навзничь в траву.

Перевернувшись несколько раз через голову и смотав поскорее свой пустой хоботок, я выровнял над самой травой полёт и стал улепётывать от пчелы в кусты, подальше от цветочных клумб, через дорожку, за деревья, туда, где среди стволов мелькало что-то пёстрое, похожее на крылья Кости Малинина.

Я думал, что Малинин позорно бросил меня одного посреди клумбы: оказывается, его в кусты тоже загнала пчела, она и сейчас всё ещё металась за ним и что-то грозно гудела на своём пчелином языке.

«Так ему и надо! — подумал я, наблюдая, как пчела усердно гоняется за Костей. — Жалко, что пчела только одна. Я бы сейчас сам напустил на Малинина ещё штук сто пчёл, чтобы он в следующий раз не болтал языком и не вводил никого в заблуждение. «Будем порхать с цветка на цветок!.. Во весь дух! Крылом мах! Словно пух-ух-ух! Нектара наедимся!..» Вот и пусть сейчас его пчела угостит таким «нектаром», чтоб ему в другой раз не захотелось больше превращаться в бабочку… Ап-чхи!»

— Спасите! — закричал в это время Малинин. — Баранкин! Где ты? Ой, мама!

Мне хотелось, чтобы пчела подольше погонялась за Костей и как следует его проучила, но, когда он закричал, да ещё таким жалобным голосом, мне его даже жалко стало. И потом я вспомнил, что Малинин не человек, а бабочка. Его пчела ужалит, а он возьмёт и заболеет или, того хуже, умрёт от пчелиного яда. Что я с ним тогда буду делать!.. Я ведь не знаю, как бабочки переносят укусы пчёл, а может быть, они их вообще не переносят…

Схватив в лапы лёгонький сучок, я подлетел к пчеле сзади и изо всех сил ударил её по голове. Оглушённая ударом, пчела свалилась в кусты, а у меня от голода потемнело в глазах, и я, кренясь на один бок, стал падать в траву…

СОБЫТИЕ 24. Я понимаю свою ошибку, но в действие вступает ужасный закон природы

Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу на берегу большой лужи, а возле меня сидит мой лучший друг Малинин и обмахивает меня своими расписными крыльями.

Вообще-то я не знаю, для чего это я открыл глаза. Мне открывать их совсем не хотелось. И ухать мне больше тоже не хотелось. И охать не хотелось. И ахать не хотелось. И желание визжать от радости тоже пропало. А с чего тут визжать-то? В носу всё время эта проклятая пыльца свербит… Ап-чхи!.. И в животе совершенно куда-то исчезло это ощущение, что ты умираешь от радости… Ап-чхи!.. То есть ощущение, что ты умираешь от чего-то, осталось, только вот от чего?.. Наверное, от голода… Всё куда-то исчезло! Только одно замирание духа осталось. Дух у меня всё время продолжал замирать. И замирал он почему-то всё больше и больше. Вот сейчас замрёт совсем… и всё… Ап-чхи!.. Даже чихать и то сил нет…

— Ты чего лежишь, Баранкин? — спросил меня Костя.

— Захотелось полежать, вот и лежу, — сказал я. — Ап-чхи!..

Да что такое, никак не могу прочихаться.

— Простыл, что ли? — спросил Малинин.

— Не простыл, — сказал я, — а наухахохался…

Малинин как-то печально-печально покачал головой, сделал выдох — вдох-ох-ох и сказал:

— А знаешь, где ещё можно поесть нектар?

— Иди ты со своим нектаром знаешь куда… Ап-чхи!.. — Я смерил Малинина презрительным взглядом с ног до головы и чуть не расхохотался.

Он сидел на берегу лужи, весь перемазанный цветочной пыльцой, одно крыло у него торчало торчком, а другое повисло, как ухо у собаки. И вид у него был такой несчастный-пренесчастный, что мне его опять стало ужасно жалко, но на этот раз я взял себя в руки.

Собрав последние силы, я пополз молча к луже и стал с наслаждением пить из неё обыкновенную дождевую воду. Малинин попробовал ещё раз заговорить со мной, но я теперь на все его вопросы отвечал презрительным молчанием. Я решил с ним вообще больше никогда в жизни не разговаривать.

Я демонстративно пил из лужи сырую воду (это вместо обещанного нектара!) и размышлял. Неужели я всё-таки ошибся? Да нет, не может же быть, чтобы на земле не было такой жизни, о которой я мечтал там, на лавочке во дворе. Есть такая жизнь, и я её во что бы то ни стало найду! Просто мы с Малининым Костей, очевидно, не там её искали. Конечно, наше превращение в бабочек и воробьев было ошибкой. Теперь-то уж это было совершенно ясно. Их жизнь выглядела только со стороны прекрасной, а на самом деле она оказалась просто невыносимой. Но почему? Я молча пил воду, думал, думал и решил, что такой жизни, о которой мы мечтали с Костей, наверное, вообще на земле нет…

В это время мимо меня пробежал по берегу лужи муравей. Муравей то бежал, то останавливался, а я смотрел на него и продолжал мучительно думать: «Если такой жизни нет на земле, то, может быть, она есть ТАМ, под землёй, и если от всяких хлопот и забот нельзя улететь, так, может, от них можно просто взять и спрятаться, взять и скрыться от них, предположим, в том же муравейнике…»

Я проводил взглядом муравья и с сомнением покачал головой. Спрятаться в муравейнике, конечно, можно, а как быть с муравьями? Они же, можно сказать, знаменитые работяги. Сколько я ни наблюдал за ними, никогда я не видел, чтобы муравьи просто сидели бы на месте и ничего не делали. Всё время они или куда-то бегут, или откуда-то возвращаются и всегда с собой тащат или какой-нибудь листик, или комочек земли, или хвойную иголку… И на муравейник как ни посмотришь, всё время они его ремонтируют, с утра до вечера…

Вот так превратишься в муравьев, а они возьмут и заставят вместе с ними пыхтеть на строительстве… Нет уж, если и рискнуть ещё раз, то превратиться во что-нибудь другое, только не в муравья!.. А в кого? В кого же всё-таки нужно превратиться так, чтобы опять не влопаться в эти ужасные перепалки и передряги, из которых мы с Костей еле ноги унесли? В кого же надо превратиться? В кого?..»

И тут я вдруг неожиданно вспомнил, как в тот злополучный день на общем собрании Алик Новиков почему-то обозвал нас трутнями! Тру-тня-ми! Минуточку! Минуточку! А что такое трутни? А трутни — это, между прочим, и есть такие существа, которые ведут такую жизнь, о которой мы мечтали с Костей на лавочке! И не «кажется», а абсолютно точно! Совершенно даже определённо! Поэтому они и называются тру-тня-ми! А если всё это так, тогда почему же мы превращались в воробьев и в бабочек? Вот дураки! Какие же мы с Костей были беспросветные дураки!

— Малинин! — закричал я (когда я понял нашу ошибку, я, конечно, сразу же перестал сердиться на Костю и решил тотчас же поделиться с ним своим открытием). — Малинин! — закричал я. — Ох и дураки мы с тобой, Малинин!

— Конечно, дураки! — согласился со мной охотно Малинин. — Особенно ты, Баранкин!..

— Да я-то, я просто круглый идиот, Малинин! И как это мне сразу в голову не пришло!.. Сколько зря времени потеряли!

— Вот именно! — отозвался Костя.

— И зачем нам надо было превращаться с тобой в воробьев и бабочек?

— Вот я тебя и хочу об этом спросить, Баранкин! — сказал Малинин. — Зачем нам надо было с тобой превращаться в бабочек и воробьев?

— Когда нам надо было сразу же превратиться в трутней!

— Как — в трутней? Почему — в трутней? — закричал Костя Малинин испуганным голосом.

— Потому — в трутней, что трутни потому и называются трутнями, что они в жизни ничего не делают или делают только то, что им захочется! А мы с тобой на лавочке как раз об этом и мечтали!

— Знаешь, Баранкин! — сказал Малинин каким-то противным голосом. — Я из-за тебя уже столько истратил сил на то, чтобы ничего не делать, что уж лучше бы я всё время что-нибудь делал!

— Малинин! — закричал я. — Но ведь я тоже не меньше твоего на это сил потратил! А теперь мы превратимся в трутней и от всего этого и отдохнём!

— Как — превратимся! — завопил Костя Малинин. — Опять превратимся?.. Ну знаешь, Баранкин! Хватит с меня, Баранкин! Я и так за эти два раза напревращался по горло!

— Костенька! Так ведь те же два раза не в счёт! Раз не в того, в кого надо, превращались, значит, не считается ведь!

— Почему это — не считается?

— Потому что надо же нам в конце концов превратиться в того, в кого надо было превратиться… А превратиться-то нам надо было в трут-ней!..

— Да в каких трутней?.. — спросил Костя вдруг каким-то спокойным и даже безразличным тоном.

— Ну что ты? — сказал я. — Что ты, не знаешь, что ли, какие бывают из себя трутни?

— Не знаю я, какие из себя бывают трутни, — ответил Малинин, почему-то потягиваясь и зевая.

— Ну что ты, Костя, — сказал я растерянно, — ты должен знать, какие бывают они из себя…

— Почему это я должен?.. А ты сам-то, Баранкин, знаешь?..

Я хотел по инерции закричать, что я, конечно, знаю, какие трутни бывают из себя, но поперхнулся и ничего не сказал, потому что, честно говоря, я… я не имел ни малейшего представления о том, как выглядят эти самые изумительные трутни, в которых нам давно бы следовало превратиться с Костей Малининым! Вместо этого я произнёс совсем другое.

— Ну что ты, Малинин, — сказал я, — помнишь, нам Нина Николаевна рассказывала про трутней и рисунки показывала…

— Не помню, — сказал Малинин, — и ты не можешь помнить…

— Это почему?

— Потому что на этом уроке мы с тобой вместе изобретали новый язык…

Это правда, на том уроке мы с Костей действительно оба не слушали Нину Николаевну: в это время мы изобретали новый язык. Задача была трудная, нужно было изобрести такой язык, который на всём земном шаре понимали бы только два человека — я и Костя Малинин. Поэтому нам, конечно, было не до Нины Николаевны и не до трутней…

— Подожди, Малинин, — сказал я, — но ты же иногда посматривал на доску?

— Ну и что?

— Так, может, ты хоть случайно запомнил, как выглядят эти трутни?..

— Ничего я не запомнил, — сказал Малинин, снова потягиваясь и зевая.

— А ты, может, мне это нарочно говоришь, чтоб не превращаться в трутней?

— Да честное слово!!!

Это был ужасный удар. Ни я, ни Малинин не имели ни малейшего представления о том, как выглядят трутни, в которых нам следовало превратиться.

Это что же получается? Значит, перепревращение отменяется?! Значит, перепревращение не состоится?! А как же ОНО может состояться, Баранкин, если ты не представляешь, как выглядит ТО, во ЧТО ты должен перевоплотиться! И зачем только я на том уроке занимался посторонним делом! Эх, Баранкин, Баранкин! Нину Николаевну надо было слушать, а не новый язык изобретать!

— Тру… тру… тру… — вдруг ни с того ни с сего забормотал Малинин себе под нос. — Вспомнил, вспомнил… Пчёлки такие маленькие… с кры… с кры… с кры…

С этими словами Малинин как-то странно закачался и стал валиться на бок.

— С кры… с кры… с кры… с крыльями! — подхватил я. — Правильно, Малинин!..

Вспомнил! Теперь и я тоже вспомнил рисунок трутней, что висел на доске в нашем классе… Это были пчёлы, такие маленькие пчёлы нашего, мужского, как говорится, рода с небольшими прозрачными крылышками…

Всё!!! Вот теперь наконец-то мы отдохнём с Костей по-настоящему, как полагается! Отдохнём от всего на свете. Все надежды, весь мой энтузиазм и даже впустую растраченные силы — всё, всё вернулось ко мне!

— Вставай, Малинин! — закричал я на Костю. — Нечего тебе тут разлёживаться! Работать надо! — сказал я, подразумевая под словом «работать» то самое единственно необходимое, единственно правильное, единственно недурацкое превращение в трутней, которое предстояло нам сейчас совершить.

— Вставай же, Малинин! — завопил я не своим голосом, весь дрожа от нетерпения и желания поскорей пополнить Костиной и моей персоной ряды трутней на земном шаре.

Однако мои радостные крики почему-то не произвели на Костю никакого впечатления.

Малинин, всё ещё продолжая лежать на боку, что-то забормотал мне в ответ, но я не понял ни одного слова.

— Что ты говоришь? — спросил я его.

— Хр-ры… — сказал Костя.

— Костя, да что с тобой? — закричал я на Малинина изо всех сил и стал трясти его за лапу. — Ты что?.. Ты притворяешься, что спишь, что ли? Значит, не хочешь всё-таки превращаться в трутней! Ну и чёрт с тобой! Я и один могу!

— Хр-ры! — отозвался Малинин и тут же начал чуть слышно бормотать такую чепуху, что я сразу понял: Костя не притворяется, он спит!

Костя Малинин спит! Он уснул. Вспомнил про трутней и уснул в последний момент! Уснул в такую минуту! Перед таким превращением! Уснул по всем ужасным правилам и законам природы, по которым осенью засыпают все настоящие бабочки… Уснул и даже не предупредил меня, а ещё говорил, что этот «закон» на нас, на человекообразных бабочек, не распространяется, а сам взял и уснул, как та самая «спящая красавица», которую склевал воробей… Хорошо, что поблизости нет воробьев… Нет! Пока нет, а долго ли им появиться? Надо будить Костю Малинина, скорей будить… Будить, пока не поздно, пока не появились проклятые воробьи!

Я теребил Костю за лапы, я толкал его в бок, я дёргал его за крылья, но всё было напрасно — Костя Малинин не просыпался. Мне стало не по себе.

— Костя! — заорал я. — Проснись сейчас же! Слышишь? Или мы с тобой на всю жизнь поссоримся!

— Хр-р-ры… — сказал Костя Малинин.

«Если он заснул как человек, то я его, конечно, разбужу, — подумал я, — а если он заснул, как бабочка, до самой весны, да ещё по расписанию, то я… то я!., его всё равно разбужу! Я должен его разбудить во что бы то ни стало! Надо ему… Что ему надо?.. Нет, надо его!.. Что его надо?.. Знаю!.. Надо его облить водой!..»

Я слетел с камушка к луже и стал набирать через хоботок воду и тут услышал приближающиеся из-за кустов голоса ребят из нашего класса…

СОБЫТИЕ 25. Такая «бабочка», как я, у них в коллекции есть

— Несправедливо! — сказал Костя Семёнов, появляясь из-за куста. — Мы здесь все работаем, а Баранкин с Малининым где-нибудь в кино сидят…

Все зашумели, а я подумал про себя: «Вам бы такую картину показать, какую мы с Костей видели!..»

— Правильно говорит Семёнов! — сказала Вера Большова. — Если работать, так всем, а не работать, так тоже всем…

— Баранкин с Малининым сбежали, а Смирнов и Пенкин вообще не явились! — сказал Костя Семёнов.

«Вот ещё не вовремя припёрлись сюда, — подумал я, прячась за кустик травы. Интересно, долго они собираются здесь торчать или нет?..»

— Да выгнать этого Баранкина из школы, и всё! — закричала Эрка не своим голосом. — Хватит с ним нянчиться!..

— Куда его выгнать? — сказала Фокина. — На улицу, что ли?

— Почему — на улицу? — ответила Кузякина. — Перевести в триста пятнадцатую школу…

— А почему в триста пятнадцатую? — спросил Семёнов.

— Потому что мы с этой школой соревнуемся… Вот и пусть Баранкин там получает двойки! Нам это будет даже выгодно!..

— Значит, ты, Эра, предлагаешь перевести в другую школу Юрины двойки? — сказала Фокина. — А что с Баранкиным делать?

— Ладно, вы тут разбирайтесь, а мы пошли газировку пить! — сказал Костя Семёнов.

— Надоело про этого Баранкина слушать, — добавил Валя Череваткин. — Пошли.

— Юннатов прошу остаться! — сказала Фокина.

Ребята ушли, а девчонки расселись на полянке вокруг Зины Фокиной, хихикая и о чём-то переговариваясь между собой.

— Тише, девочки! — сказала Зинка Фокина, раскрывая толстую книгу. — Не отвлекайтесь, пожалуйста! Темой нашего сегодняшнего занятия являются…

— Бабочки! Бабочки! — заверещали девчонки все вместе, размахивая сачками.

— Правильно! Бабочки! — подтвердила Зинка и стала листать книгу.

Бабочки? Это что значит? Это значит… Я и Костя — тема сегодняшнего занятия… Ну, знаете! Я чуть было не поперхнулся той самой водой, которой собрался опрыскать Костю Малинина. Вот тебе раз!.. Теперь мне понятно, зачем эти юннатички-лунатички с собой сачки притащили: чтобы ловить нас, бабочек. Пожалуй, в таких условиях будить Костю даже опасно… Я выпустил из хоботка воду. Проснётся ещё, крыльями как замахает спросонок, а девчонки его тут цап-царап… Что же с ним делать? Вот задача! Спрятать его, что ли?.. Вон клочок газеты. Взять и прикрыть его бумагой, чтоб никто не видел… Я вцепился в клочок газеты и стал тащить его в сторону Кости Малинина.

Зинка Фокина поправила очки, откашлялась и стала читать ужасно противным голосом:

— «Бабочки — одно из интереснейших явлений в мире насекомых…»

Я остановился на минуту, чтобы передохнуть, и с новыми силами поволок обрывок газеты через дорожку (самое опасное место! Как бы не заметили!). Перетащив бумагу через дорожку, я залез в траву и оглянулся. Всё было как будто бы в порядке. Костя Малинин продолжал как ни в чём не бывало храпеть во сне. Девчонки сидели смирно. Фокина продолжала бубнить:

— «…Большое значение бабочки имеют и для хозяйственной деятельности человека…»

— Ой, Зиночка! Бабочка! Бабочка! — закричала вдруг одна из юннаток нечеловеческим голосом.

Я повернулся на голос и замер.

— Где? Где бабочка? Какая бабочка? — загалдели сразу все девчонки.

— Да вот же! Возле лужицы в траве! Неужели вы не видите?!

Зинка Фокина закрыла книгу, впилась в траву глазами и насторожилась, как собака-ищейка. Я от ужаса просто вспотел.

«Всё пропало! — мелькнуло у меня в голове. — Кого-то из нас заметили! Но кого? Меня или Костю?.. Только бы не Костю, только бы не Костю!..»

Наступила тишина. Я стоял как дурак возле клочка газеты, утирая лапой пот со лба, и глядел на девчонок. Мне казалось, что они все смотрели на Костю Малинина, а я стоял как дурак и смотрел на них (а что я ещё мог делать?).

— Так, — сказала Фокина, поправляя очки и глядя куда-то в мою сторону, — капустница из семейства белянок. Не обращайте внимания, девочки! Такая бабочка у нас в коллекции есть!.. — Она снова уткнула свой нос в книгу, а я от радости даже разозлился.

«У них в коллекции есть такая бабочка, как я!.. Как же!.. Держите карман шире! Юннатики-лунатики!»

Я сделал лапой «нос» девчонкам, которые после слов Фокиной сразу же потеряли ко мне всякий интерес. Впрочем, теперь мне это было на руку, теперь я мог, не привлекая к себе внимания, в два счёта загородить Костю клочком газеты от глаз девчонок. На счёт «раз» я подтащил бумажный клочок к Косте, на счёт «два» я стал поднимать клочок на ребро. Но взявшийся неизвестно откуда ветер вырвал бумагу из моих лап и понёс над травой.

— Ой, Зиночка! — снова заверещала одна из юннаток, как будто её змея ужалила. — Вы только посмотрите, какая бабочка! По-моему, у нас такой в коллекции нет!

— Девочки! Вы перестанете отвлекаться? — сказала Фокина недовольным голосом. Она отвела свой взгляд от книги и так и застыла с вытаращенными глазами. — Что такое?.. — зашептала она испуганно. — Не может быть! Ой, девочки! Я, наверное, сплю! Ущипните меня!.. Ой, девочки! Да ведь это же ма-ха-он! Самый настоящий Мааков махаон из Уссурийского края… Как же он здесь очутился? Махаон в нашем городе? Вот чудеса! Поразительное явление! Целое открытие! Тема для научного доклада!

Бормоча эти слова, Фокина успела тихонечко взять у одной из девчонок сачок, подняться, сделать шаг вперёд и застыть на одной ноге.

Итак, случилось то, чего я боялся больше всего на свете: кружок юннаток во главе с Зинкой Фокиной обнаружил спящего махаона, то есть не махаона, а спящего Костю Малинина, и сейчас моему лучшему другу грозила, быть может, самая смертельная опасность из всех опасностей, каким мы подвергались с ним всё э-т-о в-р-е-м-я…

— Девочки! — скомандовала шёпотом Фокина остолбеневшим юннаткам. — Окружайте, только тихо… Чур, ловить буду я сама!..

Молча, с сачками на изготовку, девчонки стали окружать спящего Малинина, того самого Костю Малинина, которого они, по своему неведению, считали Мааковым махаоном, чудом залетевшим в наш город из далёкого Уссурийского края!..

СОБЫТИЕ 26. В морилку, потом в сушилку… и в распрямилку…

— Сейчас мы его поймаем! — прошипела шёпотом Фокина, качаясь на одной ноге и боясь спугнуть Костю. — Поймаем — и в морилку, потом в сушилку, потом в распрямилку…

— Хр-р-ы… — донёсся до меня голос сладко спящего Малинина.

Костя спал и даже не предполагал, какую страшную гибель готовила ему староста нашего класса Зинка Фокина. Нельзя было терять ни одной минуты.

Тем более, что вернувшиеся с улицы ребята тут же присоединились к Зинке Фокиной и тоже выразили самое горячее желание поймать Костю Малинина, то есть махаона, и посадить его в морилку. (Вот лоботрясы несчастные! Что угодно согласятся делать, лишь бы не работать!)

Появившиеся на участке Венька Смирнов и Генка Коромыслов тоже решили принять участие в этом ужасном деле. Венька растолкал девчонок, взглянул на Костю Малинина и заорал: «Да мы же этого типа с Генкой недавно на улице ловили!..»

Зинка Фокина, вместо того чтобы сделать Смирнову и Коромыслову выговор за опоздание на воскресник, только зашипела на Веньку, а девчата, воспользовавшись суматохой, оттеснили всех ребят в кусты и стали осторожно сжимать вокруг Малинина Кости смертельный круг.

Что же делать? Что делать?..

Я выпорхнул из травы, налетел на Зинку Фокину и стал виться вокруг ее правого уха и умолять её, чтобы она оставила в покое Костю Малинина.

— Зиночка! — кричал я. — Остановись! Это же не бабочка! Это человек в виде бабочки! Не махаон это! Это Малинин!

Но Зинка Фокина отмахнулась от меня, как от надоедливой мухи.

— Девочки! Да что же вы делаете! — кричал я изо всех сил.

Но они все словно оглохли и ослепли: они меня не видели и не слышали, словно я и вообще не существовал на свете.

Страшное кольцо продолжало сжиматься вокруг Кости Малинина всё тесней и тесней.

Я заметался, потом взлетел вверх; оставалось только одно: сбить спящего Малинина с камня — взять его на таран! Быть может, он хоть от удара проснётся. Сложив крылья, я ринулся вниз, скользнул над травой и что есть силы ударил Костю головой в бок. От сильного удара в голове у меня всё помутилось и перед глазами поплыла радуга, а Костя сорвался с камня, подпрыгнул, подлетел, проснулся в воздухе и как очумелый закрутил глазами.

— Костя! Делай свечку! Свечку делай! — заорал я не своим голосом.

— Какую свечку? — сказал ничего не соображающий Костя Малинин, протирая заспанные глаза.

Тогда я схватил его за лапу и потащил за собой в небо круто вверх. И откуда у меня только сила взялась? В одну секунду я поднял Костю Малинина, как на лифте, выше кустов.

Внизу, где-то там, под нами, раздался дикий визг.

— Это что, большая перемена? — спросил меня Костя одуревшим от сна голосом и закрыл глаза.

— Какая ещё перемена? — сказал я и наподдал Косте сзади лапой, чтобы он хоть немного пришёл в себя. В глазах у меня всё ещё продолжало сиять какое-то северное сияние. — Ты что, ещё не проснулся, что ли?

— Сейчас, сейчас! — сказал Малинин. — Сейчас я наемся нектара и сяду за геометрию… А этому Мишке надо крылья оборвать…

— Какому Мишке?

— Яковлеву… из семейства отличников. Чтобы он не соглашался другой раз заниматься с нами в воскресенье…

Малинин хотел сказать что-то ещё, но вдруг перестал махать крыльями, громко захрапел и начал валиться в кусты, в самую гущину листьев.

— Костя! Не засыпай! Пропадёшь! — рявкнул я и стал валиться вслед за своим другом в кусты сирени, цепляясь на лету крыльями за сучки и листья.

От удара о ветку Костя опять проснулся. По ветке взад-вперёд ползали муравьи; они мельтешились у меня под ногами, и мне пришлось двум из них дать хорошего пинка, чтобы они не путались не в своё дело в такой, можно сказать, критический момент.

— Сейчас же превращайся из бабочки в трутня, слышишь? — сказал я Косте, разгоняя муравьев.

— В какого трутня? Из какой бабочки? Ты что, Баранкин, свихнулся, что ли? — сказал Малинин и повалился на бок.

Вероятно, у спящего Малинина так всё перепуталось в голове, что он уже ничего не соображал и вообще нёс какую-то страшную ахинею. Тогда я его приподнял за крылья:

— Превращайся в трутня! Слышишь, Малинин?

— Как это может человек превратиться в трутня? Ты, Баранкин, фантазей… из семейства человеев… то есть че-ло-ве-ков… то есть я спать хочу, — сказал Малинин и повалился на другую сторону.

Было слышно, как по саду с криками и визгом продолжали рыскать девчонки. Если они заметят в кустах яркие крылья Кости-махаона, мы пропали.

— Ты превратишься в трутня или нет? Последний раз тебя спрашиваю! — Я снова поднял упавшего на бок Малинина, при этом я успел лягнуть задними лапами двух нахальных муравьев, которые намеревались заползти мне под самое пузо.

— Ладно, Баранкин! — промычал Костя. — Если уж тебе так хочется… Только я сначала посплю…

— Нет! Сначала ты превратишься в трутня, а потом будешь спать! Слушай мою команду! — Я схватил Костю за передние лапы и стал изо всех сил трясти его, приговаривая: — Повторяй за мной! Повторяй за мной!

Ни ночью, ни днём
Не хочу быть мотыльком!
Всех на свете лучше
Быть, конечно, трутнем!

— Вот он где спрятался! — взвизгнул невдалеке голос Зинки Фокиной. — Я так и знала, что он далеко не улетит! Девочки! Окружайте куст!

«Всё! Нас обнаружили! Мы пропали! — подумал я. — И Малинин опять заснул! И теперь я с ним уже ничего не смогу поделать!»

У меня при одной этой мысли опустились крылья, и я даже не стал распихивать муравьев, которые опять наползли с разных сторон.

«Пусть ползают, — произнёс я мысленно, — теперь всё равно…»

И вдруг именно в эту минуту раздался смех Кости Малинина.

Я с ужасом посмотрел в его сторону — уж не сошёл ли он во сне с ума от всех этих переживаний — и вижу, как два муравья ползают возле его брюха и щекочут Костю своими усиками. Они его, значит, щекочут, а он, значит, смеётся, тихо, правда, но смеётся, спит и смеётся. Вот балда, как же это я забыл, что Костя Малинин больше всего на свете щекотки боится. Я ещё в лагере его сколько раз будил при помощи щекотки. Вот спасибо муравьям, что надоумили. И, не теряя больше ни секунды, я всеми четырьмя лапами сразу стал щекотать Костю под мышками. Тихий смех Кости-махаона сразу же перешёл в хохот, и он проснулся. Сразу же проснулся! И глаза открыл, и совершенно спать перестал.

Трясётся весь, хохочет, заливается как сумасшедший, лапами за живот хватается и говорит, захлебываясь от смеха:

— Ой, Баранкин! Ха! Ха! Зачем ты меня щекочешь? Ха! Ха! Ха!

— Ха! Ха! Ха! — отвечаю я Малинину.

Меня тоже в эту минуту разобрал смех, во-первых, на нервной почве, во-вторых, очень уж я обрадовался, что Костя проснулся от этого ужасного сна и окончательно пришёл в себя. Я от этой нервной радости даже на время забыл о той смертельной опасности, которая ещё продолжала грозить Косте Малинину. А главное, хоть Костя и проснулся, я всё равно продолжал его щекотать. Кто его знает! Перестанешь щекотать, он возьмёт и опять заснёт.

— Да ну вас! — сказал Костя Малинин мне и муравьям, отталкивая меня и муравьев от себя. — Расщекотались здесь! Ха-ха! А что это там за шум? Ха-ха-ха!

И здесь я снова с ужасом вспомнил о том, что грозит моему лучшему другу, и не только вспомнил, но и понял, что, судя по голосам, Зинка с девчонками уже начали окружать наш куст.

— Малинин! — заорал я. — Сию же минуту сосредоточивайся и начинай превращаться в трутня!

— Почему — в трутня? В какого трутня? — спросил Костя, сладко потягиваясь.

— Потому что там Зинка Фокина с юннатками. Они тебя как махаона хотят запрятать в морилку! Потом в сушилку! Потом в распрямилку!

— Как — в морилку? Зачем в морилку?

— Для коллекции! — заорал я.

При слове «коллекция» с Малинина сон прямо как рукой сняло, и он, очевидно, сразу всё, всё, всё вспомнил, понял всё, всё, всё, понял и осознал весь ужас положения, в которое мы с ним попали. Ещё бы! Что такое коллекция, Костя знал хорошо, ведь он сам был когда-то юннатом и у него у самого когда-то была такая коллекция, в которую так хотела сейчас упрятать его Зинка Фокина.

— Что же ты меня сразу не разбудил?

— Я ещё тебя не разбудил?! Скажи спасибо мурашам. Это они меня надоумили… В общем, скорей повторяй за мной!

Я стал орать Малинину заклинание в самое ухо, а сам вижу, что он меня совсем не слышит, он, очевидно, при слове «коллекция» от ужаса обалдел и вообще перестал понимать, что я от него хочу.

Я ору изо всех сил:

Всех на свете лучше
Быть, конечно, трутнем!

А Малинин всё молчит, потом вдруг как заорёт:

Ой, мамочка!
Я не хочу быть бабочкой!
Хорошо быть мурашом!
Бабочке нехорошо!

Я сначала даже не понял, что на этот раз мы с Малининым начинаем превращаться в совершенно различных насекомых и наши пути, как говорится, расходятся в разные стороны. Я хочу стать трутнем, а Малинин хочет связать свою жизнь с муравьями! Зачем он это делает? Неужели он не соображает, что там его ждёт? Да нет, он сейчас, по-моему, вообще ничего не соображает. Он сейчас соображает только одно, что лучше уж быть живым трудящимся муравьем, чем мёртвой бабочкой.

Как вы думаете, мог я оставить Малинина одного в такой ситуации? Мог я сам стать долгожданным трутнем, а Малинину позволить превратиться в рабочего муравья? Конечно, не мог! Отвечаю я за Малинина или не отвечаю? Отвечаю, и ещё как отвечаю, головой своей отвечаю! Ведь это я его втравил в эту историю, а не он меня.

В эту минуту за кустами, в довершение всего, раздался прямо какой-то лошадиный топот, треск ломаемых сучьев. За листвой со всех сторон замелькали разноцветные сачки, несколько девчонок взгромоздились с сачками даже на дерево и тем самым отрезали нам с Костей последний путь к спасению.

Всё! Мне ничего больше не оставалось делать, как набрать в лёгкие побольше воздуха и вложить все свои последние силы в заклинание, которое в горячке придумал этот псих Малинин.

Ой, мамочка!
Я не хочу быть бабочкой, —

затараторил я вслед за Костей Малининым. —

Я уверен, хорошо
Быть на свете мурашом!..

Ой, я был в этом не уверен, совсем не уверен! Малинин, что мы с тобой делаем? И зачем только мы с тобой превращаемся в муравьев?!

Это была последняя мысль, мелькнувшая в моей измученной бабочкиной голове, разрывавшейся от забот, тревог, ужаса и волнений…

Страницы: 1 2 3 4 5