Психические расстройства рассказы людей

В России живет более пяти миллионов человек с ментальными расстройствами. И это только по официальным данным Минздрава. Россияне с ментальными проблемами крайне редко обращаются к специалистам: большинство списывают все на плохой характер, сложную работу, скверную погоду. Так проще и безопаснее, ведь в России до сих пор бытует убеждение, что нормальный человек к психиатру не ходит. Все это — тяжелая стигма, которая плотно закрепилась в российском обществе и не позволяет людям с диагностированными ментальными расстройствами быть его частью. Такие люди ежедневно сталкиваются с непониманием близких, с проблемами на работе и в учебе, пренебрежительным отношением врачей и дискриминацией во всех ее проявлениях. В рамках проекта «Стигма» фотограф Сергей Строителев поговорил с такими людьми. «Лента.ру» публикует их истории о стигматизации, о чувстве вины и о том, как их жизнь каждый день превращается в ад.

Этот материал вошел в список лучших лонгридов «Ленты.ру» за 2022 год. Больше хороших материалов от наших авторов можно прочесть тут.

«Сидишь в такси и видишь, что у таксиста три уха»

Алекс, 20 лет:

Родом я из Минска, но почти всю жизнь живу в Москве. Проблемы начались, когда я переехал обратно в Беларусь по состоянию здоровья.

Бабушка, будучи очень деспотичным человеком, начала давить на меня, и все это дело перешло в унижения и рукоприкладство. Мне кажется, она ненавидела всех в мире. Точно так же она унижала мою мать в свое время. Мне бабушка говорила, что я такой же выродок. Все, кто не соответствовал ее критериям, был уродом. В то время у меня начались панические атаки с приступами асфиксии [удушья].

Далее начались галлюцинации, дереализация и суицидальные мысли. Появились порезы на руках и по всему телу (люди с ментальными расстройствами наносят себе повреждения по разным причинам — в частности, для того, чтобы заземлиться и заглушить мысли о смерти; рассматривать селфхарм исключительно как признак суицидального поведения с точки зрения психиатрии неверно — прим. «Ленты.ру»). Это начали замечать в школе. Классная руководительница сказала, что попробует помочь, подключились социальные службы, которые поставили ультиматум: либо меня забирают в Москву, либо в детский дом. Мама приехала за мной.

После переезда в Москву атаки ушли на некоторое время, но спустя несколько лет начали возвращаться. Селфхарм, паника с тремором, галлюцинации. Сначала потолки казались неестественно низкими, а стены слишком узкими, потом предметы стали течь, как жидкость… Сидишь в такси и видишь, что у таксиста три уха.

В школе начались проблемы. Я всегда был отличником, но из-за психических проблем приходилось пропускать учебу. На фоне дереализации упала успеваемость. Я тупо путал цифры, они плыли перед глазами.

Классная руководительница, узнав, что у меня панические атаки, начала названивать домой и проводить беседы с мамой — мол, он просто не хочет учиться, ленится, пыталась меня очень настойчиво вразумить, говорила, что я подросток-манипулятор. Потом она решила привлечь социальные службы. У меня была сильнейшая атака, я ничего не понимал, лежал на кровати, мне плохо, на пороге стояли эти люди и обсуждали, какой я негодник и что моя мать мне в этом потакает. Это был ад.

Одноклассники начали обзывать меня истеричкой. Однажды моя единственная школьная подруга уговорила нас с мамой обратиться к профильному специалисту, сказав, что со мной происходит что-то очень страшное. Завотделением сказал, что состояние критическое, мне необходимо отлежать два месяца.

Было сложно принять этот факт. Мама помогла, стала чуткой. Она собрала все необходимые документы и перевела меня на дистанционное обучение.

Сейчас я открыто говорю про свой диагноз. Стараюсь разговаривать с дальними родственниками и друзьями об этом. С их стороны до сих пор есть непонимание и отторжение.

Некоторые друзья думают, что доктора пичкают всех препаратами, чтобы превратить человека в овощ, и что все симптомы — из-за таблеток. Я стараюсь объяснять, отношусь к этому спокойно, но на стадии принятия было тяжело все это слушать.

«У меня стали закатываться глаза, я описалась»

София, 26 лет:

Мне кажется, наша личность формируется как пазл: что-то — от родителей, что-то приобретается по ходу жизни. Мои отношения, в которые я вступила в 17 лет, можно было назвать токсичными. В них был весь спектр эмоций, вплоть до драк. Наверное, мы были в равной степени провокаторами и абьюзерами. Просто модели правильной семьи не было перед глазами. Родители разошлись, когда мне было 12 лет.

Я всегда была очень импульсивной. Наверное, это передалось мне от отца. Меня начинает колбасить, когда что-то идет хотя бы мало-мальски не так. Отношения закончились, но после них появилась еще большая агрессия и вспышки ярости, которые возникали очень резко. Например, недавно меня выбесили провода на полу или то, что в чатике знакомая поставила точку вместо смайлика в конце предложения. Общение с родственниками ухудшилось, начались ссоры по любому поводу. Иногда мне казалось, что они специально провоцируют меня. Тревога была очень жесткой, меня прямо колошматило.

В прошлом году я первый раз обратилась к врачу. Мне поставили ПРЛ (пограничное расстройство личности — прим. «Ленты.ру»). Назначили антидепрессанты и транквилизаторы.

Я, конечно, понимала, что со мной что-то не так, но все равно чувствовала вину за происходящее. Не знаю, почему. Вину за состояние и прием препаратов. Поэтому дозняк сама себе определяла: мне прописали половину таблетки, а я принимала одну треть. Потом вообще забивала, в жизнь возвращался стресс, а потом я уже опять еду в автобусе и мне плохо. Поэтому пришлось перейти на более или менее стабильный прием препаратов.

Родственники не совсем понимают мои походы к врачу, не понимают, как же так я не могу совладать с собой. Отношение окружающих людей иногда поражает. Некоторые подруги могут сказать: «Возьми себя в руки и не парься», «Сьешь таблетку», «Что-то твой психолог тебе не помогает». Жутко бесит, когда накидывают такие приколясы.

Начали ржать — может, и по-доброму, но все равно некомфортно. В какой-то момент я просто перестала делиться этим. Одна подружка только может выслушать, а с парнями все сложно. Мне кажется, у них у всех ПРЛ, только они себе в этом признаваться не хотят. Им бы себя получше изучить.

Из-за диагноза пришлось поменять работу. На старом месте я попала под сокращение штата. Конечно, причину мне не озвучили, но там большинство сотрудников считали меня очень странной. Предполагаю, что могла кого-то обидеть и сказать что-то лишнее из-за своей импульсивности. Надо было быть более гибкой. За это чувствую свою вину. Кого волнует, что у меня ПРЛ.

Мне кажется, я еще в самом начале пути принятия своего диагноза. Самостигматизация присутствует всю дорогу. Просто всю жизнь хотела быть лучшей, начиная со школы, а тут такое… Я же не бездельник-пээрэльщик. Вот сейчас, например, увлеклась диджеингом.

«Резко стала каким-то жестким убийцей в его глазах»

Настя, 26 лет:

Первые проявления психических расстройств начались у меня в подростковом возрасте: я начала наносить себе повреждения. Я это связываю с психологическими травмами. Когда мне было семь лет, убили мою тетю в нашей квартире. Ее задушили во время грабежа. Хорошо, что я была в школе тогда. А когда мне было десять, умер мой отец.

Поводом обратиться к психиатру стал период сильнейшей депрессии, в который я нанесла себе повреждения и вышла на проезжую часть. Мама отвезла меня в клинику лечения алкоголизма, так как не хотела верить, что со мной что-то не так. Оттуда все же меня отвезли в психиатрию и поставили диагноз ПРЛ.

Спустя какое-то время и еще одну госпитализацию к этому диагнозу прибавилось БАР (биполярное аффективное расстройство — прим. «Ленты.ру»). Я тогда встречалась с молодым человеком, он навещал меня в больнице.

Парень не открывал дверь в спальню, и я написала в чат взаимопомощи, мол, пытаюсь выпилиться, и чувак с другого конца России, с Сахалина, вызвал мне МЧС. Они приехали, подключили родственников парня, чтобы открыли квартиру. Когда вошли, я уже была без сознания и перестала дышать. Понятное дело, родственники молодого человека не знали, что у меня заболевание, и отнеслись к моему диагнозу не очень радостно.

После выписки из больницы меня не пустили домой, потом мать парня связалась с моей матерью и предложила оплатить лечение в психиатрии. Я легла в больницу, а в это время все мои вещи вывезли и оставили у моей мамы, сказав, что у наших с вами детей ничего не будет.

С молодым человеком мы так толком лично и не пообщались. Он не пришел в больницу обсудить этот вопрос. Я могу понять решение прекратить отношения, так как встречаться с человеком с менталкой тяжело, но я не могу понять его поведение. Он писал мне жесткие стигматизирующие вещи, типа «Я не знаю, на что ты способна, может, ты представляешь опасность для моей семьи». Я резко стала каким-то жестким убийцей в его глазах. Раньше я ему давала читать статьи про то, как жить с человеком, у которого ПРЛ и БАР. Наверное, он делал вид, что читал, пока все было хорошо. Сейчас у меня отношения с человеком, у которого тоже диагноз.

В общем и целом у меня было пять госпитализаций и столько же попыток суицида. Мать долгое время не могла смириться со всеми этими диагнозами. С одной стороны, она носила мне передачи в больницу, с другой — говорила, что, возможно, мне не нужны таблетки. Мол, врачи ей сказали, что я здорова, у меня просто такой характер. Она считала, что попытки суицида не могут быть следствием тяжелого психического заболевания, что это попытка привлечь внимание.

Ее принятие пришло постепенно, когда она увидела, что я пытаюсь говорить об этом публично через искусство, акционизм и психоактивизм. Но даже сейчас она не спрашивает, как мое психическое здоровье. Старается не касаться этой темы.

На данный момент я веду группу в Instagram, устраиваю акции, организую фестиваль, посвященный ментальным расстройствам. Поняла, что для других важно почувствовать, что они не одни. Помогаю, если у самой есть ресурс.

Люди с БАР находятся в постоянном колесе. Депрессия сменяется гипоманией. Суицидальные мысли приходят от отчаяния и невозможности выносить эти перепады. В какой-то момент меня опять накрыли суицидальные мысли, я была пьяная и вызвала скорую, сказав, что у меня обострение расстройства.

Меня только дважды выпустили в туалет. В знак протеста я устроила акцию и легла раздетая на скамейку напротив больницы. Под публикацией о ней было огромное количество стигмы. «Алкашка, сама виновата», «Если хотела умереть, то сделала бы это», «Лучше бы шла работать».

Люди все время пишут: «Ты красивая, у тебя есть работа и друзья — значит, ты страдаешь не так сильно, как мы, недостаточно». А еще называли меня психочмошницей. Удивительно. Как можно говорить об отсутствии стигмы, если она пожирает сообщество изнутри.

«Кидали в меня бумажки, говорили, что я воняю»

Герман, 24 года:

Родился я в Алтайском крае, в селе Краснощеково. С рождения у меня было отклонение в развитии, я начал говорить только в пять. В первом классе я мало того что плохо говорил, но еще и бурно реагировал агрессией на агрессию. Вместо того чтобы пожаловаться кому-то, я просто бросался предметами, которые под руку попадались.

До пятого класса меня перевели на надомное обучение, потом я вернулся в школу. Начались головные боли, проблемы со сном, реакции на обиды остались прежними. Школьный психолог отправил меня на обследование к психиатру. Врач спросила, есть ли у меня галлюцинации, и я сказал, что половик дома по вечерам кажется страшным. На вопросы о голосах, слышу ли я что-то, я ответил да. Я ничего не слышал, просто не знал, что отвечать. Думал, что в диспансере мне помогут со сном, а это была проверка. В итоге поставили диагноз шизофрения.

В шестом классе случилась потасовка, в которой я случайно задел девочку. Собрался педсовет, и меня опять отправили на надомное обучение, разрешили посещать только библиотеку. Также запрещалось ходить в летний пришкольный лагерь. Там было весело вроде, но это прошло мимо меня — полная изоляция в течение трех лет. Тогда были мечты стать метеорологом, я даже вел дневники погоды, куда записывал все свои наблюдения и делал прогнозы. Это меня немного спасало.

Мне кажется, именно во время заточения у меня начало развиваться настоящее психическое расстройство, эмоциональная подавленность. Некоторые пользовались этим.

В девятом меня все же опять вернули, так как это был выпускной класс. Одноклассники стали злее. Они требовали объяснить мое поведение в прошлом, кидали в меня бумажки, говорили, что я воняю. Я бежал в туалет, запирался там и мылся. На переменках я старался прятаться, чтобы меня не видели. Понимал, что агрессия не поможет. Преподаватели говорили, что я параноик, потому что постоянно жалуюсь. Это была травля, мое эмоциональное состояние ухудшилось, я замкнулся в себе. По этим же причинам завалил ЕГЭ.

После школы меня никуда не брали в связи с диагнозом. Мечта стать метеорологом оказалась неосуществимой. Хотел работать бухгалтером, однако при моем диагнозе огромный список противопоказанных профессий. Мне бы психиатр просто не подписал нужные бумаги. Пришлось поступить в платное ПТУ в Барнауле и учиться на плотника.

Очень хотелось полноценно жить и работать. Дядя отвез меня в Москву на дообследование, тогда мы пытались оспорить диагноз. Но шизофрению все же подтвердили, а также поставили эмоционально-волевое расстройство.

Сейчас учусь на менеджера по продажам в техникуме для инвалидов. Если честно, все время чувствую враждебность окружающего мира. Она проявляется по-разному, начиная от бесчисленных справок, которые определяют мою жизнь, заканчивая толчками в метро.

Пытался познакомиться с девушкой в столовой техникума, дал ей свой телефон и ссылку на страничку. На следующий день сестре позвонили и сказали, что выгонят меня, если подобные попытки повторятся. Почему?

Не теряю надежды найти работу, так как хотелось бы зарабатывать деньги, но пока идут отказы. Хочется просто быть счастливым и чтобы все в жизни было чуть легче.

«Таскали от одного врача к другому, ставили непонятные диагнозы»

Тася, 27 лет:

У моего отца, бывшего военного с профдеформацией, скорее всего, было пограничное расстройство личности или тоже биполярка. Он не лечился никогда, а просто заливал это все алкоголем. Угрожал мне смертью, говорил, если обращусь куда-то, будет только хуже. Несколько раз убивал моих животных.

В шесть лет у меня была первая осознанная попытка суицида. У меня были страшные истерики, я часто билась головой о стену. В очень раннем возрасте я начала задумываться о жизни и смерти. Представляла, как мои дети приходят на мою могилу, и цепенела от этого.

В 17 лет я ушла из дома, бросив все, включая важное на тот момент жизни пение. В 2012 году, уже в Москве, у меня начались очень сильные панические атаки — беспричинный животный страх смерти. Я могла не спать по двое-трое суток. Вызывала скорую чуть ли не каждый день. Меня таскали от одного врача к другому, делали обследования, ставили непонятные диагнозы. После очередного марафона по специалистам и истерики в кабинете у врача, что я не могу спать нормально шесть лет и хочу умереть, меня направили в психоневрологический диспансер.

Офисную работу я бросить не могла и решила ходить в дневной стационар. Начальство я поставила в известность об уже официальном диагнозе БАР и о лечении. Они сказали, что все ок и чтобы я брала отпуск. Совмещать это было сложно, так как ответственность за работу не давала расслабиться и лечиться нормально. У меня было полное выгорание, но я пыталась работать даже лежа под капельницами.

Прошел месяц, лечение мне особо не помогло, и я поняла, что не вывожу, решила уйти сама. Начальник сказал: «Поправляй здоровье и давай обратно к нам, мы тебя ждем». Однако на деле все оказалось сложнее.

Я пришла в эту же контору какое-то время спустя, но мне прямым текстом сказали, что имеются некоторые причины, по которым мы тебя обратно не примем. Было обидно, я прикипела к этой работе и надеялась на другой исход. Наверное, в любой среде, где подразумевается интеллектуальный труд, никому не нужен человек, который может выгореть. Чисто капиталистическая сторона: невыгодно брать такого человека. У нас все и с законами в этом плане плохо. На Западе можно засудить, особенно если ты с нейроотличием, в России таких статей не предусмотрено.

Я замечаю, что когда озвучиваешь свой диагноз, к тебе моментально меняется отношение. Ты просто ходишь — и у тебя это как будто на лбу написано, все твои действия пытаются объяснить через расстройство. Личность пропадает. Многие говорят, что это понты, другие записывают тех, кто принимает психофарму, в сектанты.

Поражает и «квалификация» некоторых врачей. Они прописывают препараты, которые не сочетаются с психофармой, аргументируя это тем, что это не их область. Мне выписали нестероидный противовоспалительный препарат, который не сочетается с моей схемой лечения БАР, я отказалась принимать, тогда меня послали искать нужный препарат самостоятельно, а когда совсем плохо будет — вызвать скорую, они должны что-то придумать.

А когда я забеременела, врачи пытались тянуть время, переписывая с одного приема на другой, чтобы я встала на учет как роженица. Отправляли меня к психологу, который меня убеждал: «Да ладно вам, ипотека, материнский капитал!» Они не понимали, что беременность — это гормональный взрыв, и человеку, сидящему на препаратах, это строго запрещено, и плод будет развиваться ужасно, так как эти таблетки не тестируются на беременных.

Я никогда не стеснялась говорить о своем диагнозе. Это как-никак часть меня, и мне с этим жить всю жизнь. Важно понимать, что это просто нейроотличие: у нас по-другому работает мозг, и мы иначе выстраиваем свою жизнь.

Я стараюсь образовывать людей, беседую с некоторыми во время уличных акций, посвященных ментальному здоровью. Также мы с кураторами организуем ментал-кафе — безопасную среду, в которой люди с расстройствами и без них могут поговорить о насущных проблемах. Штука в том, что люди боятся темных зон, а менталка — это именно такая зона в России на данный момент.

«Из дома пропали все бритвы и ножницы»

Полина, 23 года:

Первый манифест менталочки случился на первом курсе, я училась на фельдшера. Тогда отношения внутри семьи были сложные, мама сильно выпивала. У меня начались панические атаки: было трудно дышать, я теряла ориентацию в пространстве. Пошла к психологу, которая сказала, что это все из-за обид, которые надо отпустить. Мне становилось хуже. Я перестала ходить в универ, пропустила столько, что в итоге забрала документы.

Пришла апатия, а потом в какой-то момент я начала резать себя. Я тогда работала в Subway. Сначала всем врала, что просто обожглась, но потом шрамов и бинтов стало так много, что мне пришлось уйти.

У родителей был долгий период полуотрицания. Мама сначала говорила: «Да брось ты, все с тобой в порядке». Из дома пропали все бритвы и ножницы. Потом она начала винить себя в происходящем. Вскоре родители поняли, что это серьезно, и мать обратилась к знакомой из ПНД, чтобы она осмотрела меня без всяких справок. Она посоветовала полежать, сказав, что это неуточненное биполярное расстройство.

Стали накачивать меня препаратами. За четыре месяца я приезжала туда четыре раза. Сдавалась добровольно. Однажды ночью попала в острое отделение — просто потому, что дежурный из кризисного не захотел подойти в позднее время и сказал, чтобы меня просто привязали до утра, чтобы я не смогла порезаться, пока не придет мой лечащий врач. Меня раздели две санитарки, надели на меня бесформенную простыню с номером. Принесли две тряпки огромной длины. Я всю ночь плакала. Палаты там без дверей, и одна пациентка освободила меня, так как видела, что мне плохо. За это ее тоже привязали к кровати.

Мое состояние очень быстро менялось, как на американских горках: бывало лучше, но потом опять пропасть. В то же время порезы становились все глубже. Начались какие-то странные трипы. Меняла места жительства, ездила по городам. На Урале я попыталась конкретно выпилиться. Крови было очень много, я испугалась, побежала в травму ночью, нехотя обкололи лидокаином и зашили.

Сейчас я нашла толкового психиатра, который подобрал схему лечения.

Я уже год не наношу себе порезов. Были позывы, но я понимаю, что это как снежный ком: начну — и все повторится заново.

Голоса

В современном мире довольно сложно встретить человека, который был бы не знаком с депрессией, не страдал фобией или неврозом, не пережил бы посттравматический синдром. В России около 8 миллионов человек ежегодно обращается за психиатрической помощью, но невозможно подсчитать, сколько людей ни к кому не идут, лечатся дома или живут без врачебной помощи, не признаваясь даже себе в том, что они больны.

Мы знаем, куда идти и что делать, если заболел живот или нога, однако плохо себе представляем, к кому обращаться, если заболела душа, и надо ли это делать или следует молча самому пережить это состояние. Посещение психиатра – явление постыдное, то, о чем не принято говорить вслух. Общество не любит об этом думать и говорить – люди с психическими отклонениями становятся в нем изгоями, их боятся и прячут.

Большинство относится к людям с психическими нарушениями с опаской – словосочетания «душевная болезнь», «психическое расстройство» и даже политкорректное «ментальное нарушение» вызывают в голове образы безумных маньяков с ножом.

Но разрушительная сила поврежденной психики направлена, как правило, вовнутрь, на самого человека. Многие из этих людей носят в собственной душе такой кошмар и такую внутреннюю боль, что если туда заглянуть, невозможно не проникнуться сочувствием.

Им есть что рассказать о себе и о своей жизни. Такую возможность, в частности, дает фестиваль творчества людей с особенностями психического развития «Нить Ариадны». В четвертый раз такие люди и общество пытаются услышать друг друга с помощью искусства. На фестивале показывают спектакли «особых» театров, фильмы, фотоработы, картины. Московская радиостанция «Зазеркалье», чьи ведущие имеют собственный психиатрический опыт, в этом году представила проект «Голоса». За 17 минут зритель видит сотни анимированных рисунков душевнобольных со всего мира и приближается к пониманию того, что переживают эти люди.

Три героя этого мультимедийного проекта рассказали «Правмиру» о своей тяжелой, иногда страшной внутренней жизни, о том, что спровоцировало болезнь, о непростых отношениях с реальностью. Многого из того, о чем говорят герои, могло бы не быть, если бы друзья и родные вовремя заметили признаки болезни, если бы присутствовали доверие, взаимопомощь и по-настоящему близкие отношения с семьей.

ДИНА: Мне казалось, что бабушка меня сжигает глазами

Я родилась уже с болезнью, но до определенного возраста она никак не проявлялась. Думаю, ее спровоцировал нездоровый и неправильный образ жизни: я ходила по клубам, по ночам тусовалась, днем спала, употребляла алкоголь и даже легкие наркотики. Постепенно накапливались какие-то странные вещи – например, я начала говорить и думать всякую ерунду, и родители повели меня к психиатру. Меня смотрели два врача, но ничего не нашли. Я хитрила, старалась не выдавать себя – например, они спрашивают: «Сколько тебе лет?» Я-то знаю, что мне сто, но отвечаю им: «Тридцать».

После этого прошел буквально месяц, и однажды у меня наступила бессонная ночь.

У меня в голове был полный бардак, это было очень страшно, я ходила включала и выключала свет, и к утру я подумала, что папа хочет бензопилой разрезать мне голову. Я хорошо помню: мне казалось, что все, что я думаю, так и есть.

Я думала: ничего же не доказано, не доказана никак, например, божественная теория создания мира, так почему бы не быть правдой тому, что думаю я? И я не находила ничего, что бы опровергало мои мысли. Поэтому было очень страшно. Мне казалось, что бабушка меня сжигает глазами… Представляете, как я вела себя дома? Бегала от родных, пряталась от них… А они не знали, что со мной делать.

Я кричала: «Вызывайте скорую!», думала, приедут врачи и спасут меня от всего. Родители вызвали скорую, меня забрали в стационар. Врач мне назначил таблетки, и я начала постепенно приходить в себя. В остром состоянии меняется восприятие себя и окружающих. Мне казалось, что я некрасивая, а люди вокруг мрачные, все виделось в другом свете. И еще я в этом состоянии боюсь смерти, хотя обычно о ней не вспоминаю. Но потом я начала приходить в себя, помогала убираться, стала спокойней. В этом отделении я провела 45 дней.

Потом меня выписали в первый раз, и я дома просто целыми днями лежала на кровати. Это была депрессия. Я лежала и ела, ела и лежала. В общем, не могу сказать, что тогда мне сильно помогли. Когда у меня повторилось это состояние, я попала в санаторное отделение, и вот там мне очень помогли, я в нем лежала два года, со мной очень хорошо общалась заведующая, мы с ней, можно сказать, сдружились.

Сейчас я изменила свой образ жизни, со своими друзьями сознательно прекратила общение еще до больницы – в том своем состоянии я видела в людях только минусы, думала о том, что они сделали для меня плохого. А вот своих родных я просто обожаю – они меня так поддерживают! Я живу с родителями, и у нас с папой договор: я убираю квартиру, готовлю супы, а он мне выплачивает зарплату, 8 или 5 тысяч, мне этого достаточно.

НИКОЛАЙ: Мне казалось, что я инопланетянин в этом мире

Я не знаю точно, когда началась болезнь, – думаю, что лет в 16, хотя внешне она никак не проявлялась. Сначала это были аффективные расстройства типа депрессивных состояний, но незначительных – они не выключали меня из жизни, не приводили к бездействию, к необходимости лечения. Я или бродил по городу под дождем в тоске, или ощущал какое-то отчуждение от людей и не мог понять – связывает ли меня что-то или не связывает с этим человеком, чувствовал неловкость в общении, не понимал, какая между нами дистанция и как себя вести.

Это состояние нарастало и нарастало, и я могу сказать точную дату, когда оно достигло пика: это был выпускной вечер в школе 24 июня 1990 года. Тогда у меня возникло ощущение распада своего и внешнего мира, и я почувствовал, что все люди живут в одной реальности какой-то общей жизнью, их что-то связывает, а я как будто из другого пространства. Это был как будто разрыв, который сопровождался мыслями о том, какой я плохой человек, чувством вины, ощущением своей малоценности, восприятием себя как чего-то негативного, дурного.

Все лето у меня была отчаянная депрессия, но никто этого не видел, более того – я в этом состоянии с отличными баллами поступил в институт. Но оно было очень болезненным – это ощущение своего физического и нравственного уродства, чувство вины перед всем и всеми. Это очень страшная душевная боль, но я не понимал, что это болезнь – я думал, что все так и есть, что это я плохо отношусь к людям, что не могу уважать ни себя, ни других.

Меня преследовали постоянные мысли о самоубийстве, потому что казалось: такому, как я, жить нечего. При этом я не пытался покончить с собой, хотя в какой-то момент мне и казалось, что это уже принятое решение, и то, что решение принято, даже успокаивало, потому что был способ в любой момент все прекратить.

Потом я поехал в колхоз, и меня стало чуть-чуть отпускать. Приступы эндогенных заболеваний, не связанных с психотравмой, сами проявляются и сами уходят, в психиатрии это называется «спонтанная ремиссия». Но в колхозе я перешел в противоположное состояние, когда из этого ада с ощущением, что жизнь кончена, я вдруг перенесся в какой-то внутренний рай.

Сначала это носило характер каких-то космических ощущений, типа единения со всем миром, а потом стало чувством религиозным. Это было состояние внутренней тишины, покоя и счастья, период переживания глубинных символических смыслов, оно было крайне наполненным и насыщенным, особенно на контрасте с только что пережитым страшным обвалом и пустотой, это был одновременно и восторг, и состояние очищающего покаяния.

Потом маятник качнулся в обратную сторону, и я опять начал чувствовать, как распадаются обретенные глубинные смыслы, и появилось нарастающее чувство богооставленности, как будто Бог удаляется от тебя. Впервые появились мысли – вдруг я схожу с ума? При этом у меня не было ни галлюцинаций, ни голосов, ничего.

Я попытался вернуть это постижение Бога, стал искать Его через философию, думал найти логически, но это, конечно, была безумная идея. Тогда я не подозревал о ее тупиковости, мне казалось, что философскими усилиями можно постичь это понятие. В результате мое состояние все ухудшалось.

Это длилось где-то год и сопровождалось деперсонализацией и дереализацией, когда мир становится как бы нереальным, все окружающее будто в сновидном тумане, и восприятие собственного «я», своих эмоций отчуждается, ты чувствуешь в себе присутствие чего-то не своего, как будто в тебя вторгается не твоя психика. Все это привело к умственному срыву, тем более что я набросился на очень сложные философские книги, к которым не был подготовлен, когда мне было 17-18 лет, – не надо было сразу читать Лосева и подобных ему.

В одну ночь в уме будто что-то сломалось: мысли потеряли порядок, в голове появлялись  нелепые сочетания, и я стал пассивным зрителем того, что происходит внутри. На второй день этого состояния я пришел в институт.

Умом я понимал, что это мой институт, но я будто впервые его видел, и люди были кругом как незнакомые, меня с ними будто ничего не связывало. Мне казалось, что мир, который раньше принадлежал мне, больше не мой, и я в нем инопланетянин. И с этого момента я понял, что это психическая болезнь.

Дальше я стал лечиться, лечение помогало, но с 1993 года у меня начался новый сдвиг в мироощущении – я стал быстро сползать в область оккультизма, где и провел около пяти лет. Основным авторитетом тогда для меня был Карл Юнг. В Юнге опасная смесь психиатрии, философии и религиозной идеи, на которую я попался. Все это завело далеко, к некоему самообожествлению. Но буквально в один день вдруг вся эта система дала трещины, и за пару дней я понял, что наступил очередной момент дезориентации. Это сопровождалось состоянием на грани сумасшествия и острейшей душевной болью – сегодня я даже не понимаю, как это можно было вынести.

В результате я окружным путем опять вышел к тому, с чего начиналось, то есть опять к православной вере. Мне было уже 27 лет, когда я принял крещение. Вера и сейчас все время со мной, и я просто не понимаю: как это – жить без веры? Но если ты пытаешься логически осмыслить то, во что веруешь, мир превращается в хаос, в тьму, в клочья неизвестно чего…

Общество боится людей с психическими нарушениями, не понимая, что чем больше они выражены, тем более человек, скорее всего, безопасен, потому что болезнь его деэнергизирует, он живет замкнуто, у него нет заинтересованности во внешнем мире. Мне не кажется, что к таким людям нужно как-то по-особому относиться. Надо соблюдать баланс: с одной стороны, не слишком опекать, а с другой – не спускать все с рук.

Недоверие вместе с гиперопекой может действовать иногда хуже, чем отторжение. Такое отношение травмирует и самого человека, если он понимает, что к нему относятся снисходительно, не как к дееспособному человеку.

По данным новых исследований, у больных шизофренией, живущих с родственниками, чаще бывают рецидивы, чем у тех, кто не живет с родными.

С другой стороны, нельзя проявлять холодность и непонимание. Бывают ситуации, когда душевнобольной может вести себя неадекватно, вызывать претензии, но он ведет себя так, потому что в данный момент находится под страшным давлением или бреда, или душевной боли, или у него, наоборот, мания с веселым состоянием. Если больной чувствует, что его самые близкие люди не понимают и он сам себя не понимает в этом состоянии, то он теряет ощущение безопасности. Я думаю, с душевнобольным надо быть честными, потому что больные очень тонко чувствуют ложь.

ДИНА: С виду я была совершенно нормальной

Моя эпопея с больницами началась в 16 лет, после моей попытки покончить с собой.

Какие-то признаки неблагополучия были еще в детстве – замкнутость, неуверенность в себе. Я росла одиноким ребенком, в семье у мамы и папы были проблемы. Мы жили достаточно бедно, без ремонта, и я со второго по одиннадцатый класс никого к себе не приглашала, боялась, что меня засмеют. Страх всеобщего мнения – вот что самое определяющее в моей жизни: что подумают люди? как это выглядит? К тому же у меня не было телефона, то есть не было возможности поддерживать общение вне школы.

Мама и папа мной не интересовались: папа гулял на стороне, мама пребывала в депрессии, им было не до меня. И это одиночество привело к тому, что я нашла в себе массу дефектов – полнота, маленький рост, еще что-то – и решила, что жить такому человеку, как я, незачем. Я не видела никаких путей развития своей жизни. Даже врачи не понимают, как я могла из-за этого… но они просто не представляют, какой была моя жизнь.

Я приходила из школы домой, ела и садилась перед телевизором – и, я думаю, окончательно не сошла с ума благодаря телевизору, он меня поддерживал, это, конечно, смешно, но он меня хоть как-то развивал. Потом делала уроки и ложилась спать. Никакого общения не было в принципе. И так каждый день. И все каникулы дома. Но с виду я была совершенно нормальной, никто не подозревал, что у меня проблемы, хорошо училась.

Летом мы с сестрой поехали в санаторий, и я думала, что там и совершу эту попытку, чтобы не возвращаться в школу и не продлевать эту жизнь. Но позвонила мама и сказала: «У вас в школе ремонт, учебу откладывают на две недели, приезжайте». Я облегченно подумала, что у меня в запасе еще две недели жизни. Но когда я приехала,  оказалось, что школа начнется в срок.

Я переживала из-за своего маленького роста, ходила всегда на каблуках, а на физкультуре нельзя было надевать каблуки, и я решила туда не ходить. Но из-за этого пришлось перестать ходить на занятия вообще, потому что тогда бы возникли вопросы – почему я туда хожу, а сюда нет? Родители ничего не знали, потому что я утром туда уходила, потом возвращалась домой, а они были на работе. Потом первая четверть закончилась, надо было возвращаться в школу и объясняться, почему меня там не было. Поэтому в ноябре я решила покончить с собой, чтобы туда не идти.

Еще раньше я пыталась вскрыть себе вены, но у меня не получилось, и я решила выброситься с балкона седьмого этажа. Ночью накануне у меня было озарение – может, и не надо, я хочу пожить, но все обстоятельства, из-за которых я это делала, говорили, что нет.

Я молилась: «Боженька, это грех, конечно, но Ты меня прости, забери меня туда к Себе, потому что здесь меня ничего не держит». Потом вышла на балкон…

Пролежала на земле недолго, буквально в считанные минуты пришла в себя и услышала голоса соседей: «Кто там? Что там такое? Что за звуки?» И я подумала: «На меня же сейчас люди посмотрят, будут обсуждать, осуждать, Боже мой, что за позор, я жива, сейчас все сбегутся…» В шоковом состоянии я еще умудрилась встать и куда-то пробежать, я думала, я сейчас добегу до дома, но, естественно, не добежала, упала, потом приехала скорая…

После этого случая мы переехали, я закончила экстерном 11-й класс, сестра привозила мне на дом задания из старой школы. Мне не хватило смелости вернуться в ту прежнюю жизнь, гордость не позволила… Но в Москве жизнь так и не устроилась. Я кочевала по госпиталям, потому что отец – военный, лежала в психофизиологическом отделении, потому что у меня повредился позвоночник. Потом начались диеты, анорексия, булимия, и опять не было никакого общения, то же одиночество.

Мама вроде бы сначала прониклась тем, что произошло, но надолго ее не хватило. А папа не принимал никакого участия, ограничился тем, что устраивал меня в какой-то госпиталь, и все, и в Москве он уже вообще с нами не жил. Я надеялась, что у меня начнется новая жизнь, но стало еще хуже, чем было. Из госпиталя я приехала в пустую незнакомую квартиру. Сестра училась, мама работала в другом городе. Я пыталась работать, но не смогла, сбежала – мне было некомфортно в коллективе. Поступила в институт, но меня что-то спугнуло, и я опять сбежала.

Я не могла нигде закрепиться и закрепилась только в дневном стационаре Алексеевской больницы, здесь и развилась в некотором роде и, хоть это и смешно, здесь же начала общаться с молодыми людьми, почувствовала, что я могу быть человеком. Я встретила здесь своего мужа. Надеялась, что у меня все с ним сложится хорошо, но получилось еще хуже, чем было, потому что мне пришлось тянуть нас двоих. Сейчас мы с ним на стадии развода.

Это не то чтобы поколебало мою веру, но у меня появилась какая-то обида на Бога. Понимаете, я ждала человека, и он, мой первый и единственный, оказался не таким, как я надеялась… Но вера у меня сохранилась, и она мне очень помогает – после того, что со мной произошло, я больше пришла к Богу именно в плане таинств, причастия и прочего. Но на данный момент я сердцем понимаю, что человек сам должен что-то делать и менять. Бог не помогает так просто. Если просто так приходить в храм, ставить свечку и уходить, не будет никакой пользы. Нужно нормально стоять на службах, причащаться, исповедоваться.

Дневной стационар – это мое спасение, здесь у меня есть творческая реализация, я выступаю, участвую в концертах. Я понимаю, что это не может быть смыслом жизни, и каждый день себя корю, потому что это как детский сад для взрослых, но мне здесь хорошо. Я не могу сейчас  пойти и устроиться на работу в нормальный коллектив – меня может испугать любой недобрый взгляд, а к этим людям я уже как-то притерлась, и я здесь такая, какой могу быть, какой я себе нравлюсь.

Меня гложет, конечно, что все не так, как должно, не так, как хочется, что я достойна лучшего, что я не настолько больной человек, а мои внутренние проблемы, которые тянутся с детства, не дают мне жить как полноценному человеку.

Я до сих пор считаю, что я где-то в каком-то ином измерении: не совсем больной человек и не совсем здоровый.

К тому же здесь, в стационаре, я вижу, что люди заболели, уже имея какой-то жизненный опыт: они или получили высшее образование, или поработали, или завершили какие-то другие дела и потом заболели, а я, получается, заболела на той стадии, когда должна была что-то делать в своей жизни, что-то менять…

Мучает нереализованность, но это все равно лучше того, что было. Хотя у меня опять были мысли покончить с собой, но я понимала, что это может быть либо опять незавершенный процесс, либо я могу остаться уже калекой. Видимо, надо здесь на земле хоть что-то решить, сделать, довести до конца.

Ксения Кнорре Дмитриева

: Время прочтения:

«„Настя, хватит ныть!“ — так начинается разговор с любым моим близким человеком, когда я делюсь своим состоянием. Я не ною. Я Настя. У меня биполярное расстройство личности, пограничное расстройство личности и депрессия. Я борюсь с ними».

Анастасия Андреева ведет популярный канал в в телеграме о том, как жить, работать и быть счастливой, если у тебя биполярное расстройство, смешанное с пограничным расстройством личности. С разрешения Анастасии мы выбрали и опубликовали ее самые яркие посты, а также попросили доцента кафедры психиатрии и психосоматики в ПМГМУ им. И. М. Сеченова Викторию Читлову дать комментарий и рассказать чуть больше о самих заболеваниях.

Я живу с этими состояниями с детства, но всегда думала, что это нормально: просто я неуравновешенная истеричка и постоянно ноющая любительница пострадать. Только на один вопрос я не могла себе ответить — почему я хочу умереть?

Биполярное аффективное расстройство (БАР) — расстройство, которое характеризуется двумя или более эпизодами депрессии и мании, при которых настроение и уровень активности пациента колеблются и значительно нарушены. Эти нарушения представляют собой эпизоды стойкого (не менее двух недель) подъема настроения, прилива энергии и повышения активности (гипомания или мания) и случаи снижения настроения, резкого снижения энергичности и активности (депрессия). (МКБ-10)

Пограничное расстройство личности (эмоционально неустойчивое расстройство ли́чности, пограни́чный тип, сокр. ПРЛ) — расстройство личности, характеризующееся импульсивностью, низким самоконтролем, эмоциональной неустойчивостью, высокой тревожностью и сильным уровнем десоциализации. Включено в DSM-5 и в МКБ-10 (в последнем считается подвидом эмоционально неустойчивого расстройства личности). Часто сопровождается опасным поведением и самоповреждением. (Википедия).

«Я боюсь, что в любой момент может случиться срыв»

Я могла неделю просто ходить и плакать без причины: кто-то не так посмотрел, что-то не то сказал, и все, слезы и самобичевание «почему я такое ничтожество». А затем я могла проснуться с таким зарядом энергии, что [следующие дни] почти не спала. Постоянно чем-то занималась, десять кружков, куча друзей.

Помните мой пост на фб вчера про Питер? Так вот, я не помню, как, и не понимаю, зачем я решила туда уехать. Я купила билет, оплатила отель. Написала пост о поиске работы там. И сегодня должна была быть уже в СПб. Вечером я вернулась в адекватное состояние, сдала билет, поговорила об этом с парнем.

Мой самый большой страх — что я больше не смогу устроиться на работу.

Я боюсь, что в любой момент может случиться срыв, и я не смогу выйти в офис.

Иногда случаются панические атаки — я начинаю задыхаться, на меня накатывает страх, что я сейчас умру, голова кружится, сердце выпрыгивает.

Но больше всего меня поражают приступы любви к обществу. Во мне что-то включается (или выключается), и я могу тусить весь вечер, быть в центре внимания, обойти несколько ТЦ, и мне будет круто.

Про депрессию

Я ненавижу периоды, когда я труп, овощ. Я не могу встать, не могу есть, не могу говорить. Я просто лежу лицом в подушку. Периодами на несколько секунд резко поднимается боевой дух, я беру телефон, чтобы позвонить/написать кому-то из друзей и вытащить себя из комнаты. Но это происходит пару раз в день и по несколько секунд. Затем я падаю лицом в подушку и начинаю реветь.

Завтра или послезавтра я встану как ни в чем не бывало и начну жить жизнью успешного, радостного человека ближайшую неделю-две. А потом все вернется снова. Или нет.

18 часов сна. Когда мне в час дня позвонил друг по поводу встречи, а я не могла нормально проснуться, я уже заподозрила неладное. На встречу поехать не смогла, перенесла на вечер. Сейчас встала, пошла на кухню… и разревелась, потому что закончился кофе. Я разбита.

Про манию

Сегодня я вновь встала без будильника в 7 утра, хотя спать легла в три ночи. Переделала кучу дел, проект за проектом. И всего мало и мало! Хочется купить билет в один конец куда-нибудь (но у меня нет денег, от слова совсем). А так бы свалила прямо сейчас. На самом деле я бы хотела остаться в этом состоянии, я чувствую себя такой сильной и смелой)). И не помню подробности тех дней, когда я была трупом. Вот правда не понимаю, зачем, все же классно!

4-й день. Чувство эйфории не проходит до сих пор. Поспала сегодня 4 часа и снова за дела. Это, конечно, очень круто, но меня немного пугает… Я ни о чем не думаю вообще, что может триггернуть, то есть мне просто все равно на тот негатив, о чем я думала неделю назад. Просто хочется постоянно что-то делать, куда-то ехать, общаться, в толпу.

Вот сейчас я в Москве, проснулась у себя дома, чувство, что меня накачали чем-то в прошлый четверг, очень жестким, и отпустило только вчера. Сейчас я просто прикована к кровати, мне хочется пристрелить себя. Позвонила врачу сама. У меня чувство, что это была не я, а другой человек. Которой натворил такой дикой херни, за которую расплачиваться теперь мне.

Про отношения с другими

Привязанность к людям и зависимость от их мнения — мне хочется убить себя за это. Кто-то не так посмотрел, что-то не так сказал, и все, механизм мыслей запущен: «Что я сделала не так? Почему он/она так мне ответил(а)? Я навязчива? Да, конечно я навязчива. Он(а) меня ненавидит» и т. д.

Это может длиться вечно. Я не могу контролировать свои эмоции, я взрываюсь, грублю, а через час эти же самые эмоции я испытываю к себе. А что человек? Я уже его обидела. И ненавижу себя за это. Это невозможно терпеть долго. Мне никогда не построить нормальных человеческих отношений, я не желаю зла людям, я просто… Они не обязаны терпеть мои срывы. Я очень многих дорогих мне людей потеряла только по этой причине, каждый из них мне говорил на прощание «Настя, ты слишком эмоциональна, мне сложно, прости».

Про самоповреждения

Первая попытка суицида у меня случилась в 15 лет, когда я училась в школе. Триггером стала банальная причина — подруга пошла гулять с другой девочкой, а про меня забыла. Я закрылась в ванной с лезвием и ощущением полного ничтожества и опустошения долго плакала, а потом порезала кисть руки. Было много крови.

Ничего не предвещало беды с утра. Вечером была тусовка (без алко, что важно), неудачная шутка, и я закрылась в себе. Через минут двадцать пошла на кухню и проткнула себе три раза руку ножом. Сильно. Зашили.

Меня не покидают мысли о причинении себе вреда. Я не знаю, как от них избавиться. Даже когда мне весело, я веселюсь с друзьями, я думаю: а что если я прыгну сейчас под поезд в метро. Или вот вчера были в ПГ, я думала — а что если сейчас с моста вниз? Когда вижу острые предметы, все время думаю, как они впиваются в руку, и хлещет кровь. Постоянные, навязчивые мысли.

Пожалуйста, не режьте себя! Я понимаю, что в моменты срыва мозг отключается, и нами управляет второе Я. Но с ним можно договориться… Однажды у меня получилось! Холодный душ. Да, все так просто. Засуньте себя под ледяную воду: вы так будете кричать, что все эмоции улягутся.

«Я поверила — меня понимают!»

Последние года четыре для меня были очень сложными: болезненные отношения (со стокгольмским синдромом), месяцы лежания под одеялом без выхода из дома, отсутствие аппетита, минус 6 кг за месяц. И слезы, слезы, слезы. Без причины.

Друзьям было больно на меня смотреть, они не понимали, что со мной. А когда я начала падать в обморок от отсутствия сил и голода — я пошла к врачу.

Мне было страшно, стыдно, непонятно. Первые двадцать минут приема я просто молчала. Мне повезло с врачом.

За первый же прием я прониклась доверием к доктору, мне сказали, что я не одна, и мне помогут. Выписали несколько медикаментов и отпустили. Договорились встретиться через две недели и созваниваться каждые три дня. Самое главное то, что я поверила — меня понимают!

Навязчивое желание броситься под поезд пропало примерно на шестой-седьмой день. Слезы на десятый. Смеяться над тупым мемом с утра, а затем еще весь день с коллегами я начала примерно через две недели. Тревога не проходила, социофобия усиливалась, бессонница так же меня сопровождала. Но в целом я становилась спокойнее и улыбчивее.

Теперь, благодаря психиатру, я знаю причину своих страхов — это боязнь непринятия меня в обществе. Я пытаюсь скрыться и исчезнуть, потому что боюсь, что я не такая, я не смешная, не веселая, несу чушь и вообще, ты видела себя в зеркало?

Не ставьте себе диагнозы самостоятельно!

Если у вас настроение меняется каждый день, это вовсе не значит, что у вас биполярка. Если вам не хочется вставать выходные с дивана — это не депрессия. Резать руки — это не нервный срыв, а вполне может быть обычным желанием обратить на себя внимание. Самолечение ни к чему хорошему не приведет! А сделает только хуже. Быть может, если бы я обратилась к врачу в 18 лет, а не спустя семь [лет после начала болезни], у меня не было бы шрамов на всю жизнь. Как на руках, так и в сердце.

Комментарии специалиста

У Анастасии комплексный диагноз: сочетание биполярного расстройства и пограничного расстройства личности. Для пограничной личности характерны колебания аффекта (смена настроений), но они не достигают той выраженности и продолжительности, как при истинно биполярном расстройстве (БАР).

При пограничном расстройстве личности колебания настроения как правило связаны с ситуациями. При биполярном расстройстве смена аффекта может происходить без реальных причин — под диктовку болезни, психиатры говорят, по эндогенному (внутреннему) механизму. Вывести такого человека из «плохого настроения» хорошей новостью или предложением «не грустить, все будет хорошо» не представляется возможным.

Пограничное расстройство личности является фактором риска для формирования биполярного расстройства. Но их нужно различать.

При биполярном расстройстве, пограничном расстройстве личности и тем более при наложении их друг на друга имеется больший дисбаланс нейрохимических процессов в головном мозгу. Также накладываются представления, травмы, поведенческие схемы, сформировавшиеся внутри личности с детства. Среднестатистический человек стойко реагирует на мелкие стрессы. Его настроение может не снизиться вообще или снизиться не так выражено, как мы наблюдаем у пациентов. Биохимия и когнитивные схемы (навыки, убеждения, шаблоны мышления) последних создают готовность к острому реагированию (мнительность).

«На самом деле я бы хотела остаться в этом состоянии, я чувствую себя такой сильной и смелой»

Одна из характерных черт пограничных личностей — желание постоянно испытывать максимум эмоций, им неприятно состояние спокойствия. Большинство людей с ПРЛ ищут источник адреналина в экстремальных видах спорта, нередко ввязываются в сомнительные компании для того, чтобы пощекотать себе нервы.

А вот прилив энергии, сил, ускорение мыслительной активности, появление больших желаний, масса планов, и все это, как правило, без связи с ситуацией, — важный признак биполярного расстройства, перехода в гипоманиакальную фазу.

Стоит заметить, что у Анастасии маниакальная и депрессивная фазы сменяются достаточно быстро, неклассическим образом. Так называемые быстрые циклы со сменой аффекта в рамках нескольких дней у нее чередуются с более очерченными — фазами депрессии или гипомании по две-три недели. Перекрещиваясь с личностными особенностями (обидчивостью, ранимостью, мнительностью и тревожностью), по факту и для стороннего наблюдателя, настроение у Анастасии сменяется еще чаще, чем фазы собственно биполярного аффективного расстройства. В этом уникальность случая Анастасии.

Важно различать гипоманиакальную и маниакальную фазы.

При гипомании активность у пациента повышена, но сохраняется более или менее конструктивное поведение. Мышление становится продуктивным и активным. Здесь мы не говорим о снижении этики и ухудшения социальных взаимодействий.

Гипомания — очень желаемое для пациентов состояние, они буквально стремятся к нему. В нем пациенты очень продуктивны, успевают поставить на ноги много дел, которые могли забросить во время депрессивных фаз.

Маниакальная фаза биполярного расстройства повышает настроение пациентов, снижая критичность к мыслям и действиям. Могут ухудшиться эмпатическое и этическое восприятие социальных взаимодействий. Человеку очень важно сделать то, что он задумал.

При мании человек не может конструктивно мыслить. Сокращается сон, усиливается или ухудшается аппетит. Пациент имеет кучу планов в голове одновременно, берется за множество дел и ничего не доводит до конца. Совершает иррациональные поступки. В маниакальных ситуациях также могут возникать бредовые идеи (например, идеи величия, особого предназначения, связи с верховными структурами власти и даже божеством).

Когда фаза меняется на депрессивную или нормальную (психиатры называют это ремиссией или эутимией, состоянием ровного настроения) — возвращается критичность к своему состоянию, и человек искренне удивляется тому, что происходило до.

Признаком очередного входа в депрессивное состояние может служить снижение самооценки. Появляются страхи и неуверенность в будущем. Актуализируются базовые травмы, которые не замечаются в нормальном состоянии или повышенном настроении. Например, человек вдруг вспоминает ошибки прошлого и начинает себя за них винить.

«Я живу с этими состояниями с детства, но всегда думала, что это нормально…»

Девушка отмечает, что колебания настроения у нее происходят с детства. К сожалению, наша культура еще не научилась грамотно дифференцировать норму и патологию по этому признаку. Безусловно, состояние Анастасии стоит лечить.

«Если у вас настроение меняется каждый день, это вовсе не значит, что у вас биполярка».

Но есть оборотная сторона, как правильно замечает девушка в одном из высказываний: не все перепады настроения являются депрессией.

Очень важно понимать, что депрессивным эпизодом с точки зрения клинической психиатрии считается ситуация снижения настроения и наличия депрессивных признаков периодом не менее двух недель стабильно.

Грустить три дня — не значит быть в депрессии. Депрессия — системное состояние, которое вовлекает функции всего организма и даже иммунитета.

Поэтому не стоит ставить себе диагнозы самостоятельно.

«Привязанность к людям и зависимость от их мнения — мне хочется убить себя за это…»

Безусловно, оба расстройства могут существенно нарушать взаимодействие с социумом. Неожиданность поступков, истерические состояния, эмоциональные срывы, просьбы доказать свое отношение ставят окружающих в родительскую позицию, это выдерживают не все.

При этом характерная черта пациентов с пограничным расстройством личности — зависимость от значимых людей. Ощущение, что без значимого другого твоя личность пуста, не состоялась. Этим людям постоянно нужно подтверждение со стороны, что ты любим, оценен, важен. Получается замкнутый круг.

«Первая попытка суицида у меня случилась в 15 лет, когда я училась в школе. Триггером стала банальная причина — подруга пошла гулять с другой девочкой, а про меня забыла…»

У пациентов с пограничным расстройством личности зависимость от объектов настолько сильна, что любая конфликтная ситуация может вызвать резкое снижение самооценки и сужение сознания.

Травмирующая информация блокируется, но вместе с ней блокируется и возможность конструктивно мыслить и понимать, что мир не рухнул. Человек не видит перспектив, актуализируются все его былые травмы, происходит катастрофизация мышления. В состоянии диссоциации человек может наносить себе повреждения, пытаясь снять душевную боль.

Диссоциация — психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. Человек начинает воспринимать происходящее с ним как нереальное. Диссоциированная позиция защищает от избыточных, непереносимых эмоций. (Википедия)

«Помните мой пост на фб вчера про Питер? Так вот, я не помню, как, и не понимаю, зачем я решила туда уехать…»

Диссоциативные состояния — характерный симптом для людей с пограничным расстройством личности. В диссоциативном состоянии человек отгораживается от событий реальности и действительно может перемещаться на приличные расстояния, не понимая куда она едет.

Подобный классический пример — история Агаты Кристи. Узнав, что ей изменяет муж, она впала в диссоциативное состояние, села в поезд и уехала в другой город. Там представилась другим именем, временно утратив даже автобиографическую память.

Таким образом психика «убегает» от травмирующей реальности. Это древнейшая форма защиты, цель которой уберечь организм (и психику) от дополнительных стрессовых воздействий.

«Меня не покидают мысли о причинении себе вреда…»

Акты аутоагрессии часто направлены на то, чтобы себя взбодрить, успокоить, разрядиться. Таким образом пациенты пытаются вернуться в реальность. Душ как интуитивный выход — очень хорошее решение. Анастасия взбодрила, отвлекла себя другим образом и суммарно успокоила.

В психиатрии также есть такое понятие — суицидомания. Это способ пациента постоянно держать себя в состоянии «на пределе», как и хроническое самоповреждение. Некий экстремальный вид получения желаемого состояния — схоже с любовью к опасным видам спорта и намеренным попаданием в ситуацию опасности.

Навязчивые состояния нередко сопровождают БАР, но встречаются не у каждого пациента с этим диагнозом. Очевидно, у Анастасии имеются так называемые навязчивости «по контрасту»: в сознании больных возникают представления, противоположные их мировоззрению, этическим установкам. Против воли и желания больных им навязываются мысли о нанесении физического или морального вреда (оскорбления) близким людям или себе. Как и другие мысли навязчивого характера, навязчивости по контрасту воспринимаются пациентом как тягостные, болезненные, от которых они хотели бы, но не могут избавиться усилием воли.

«Мне было страшно, стыдно, непонятно. Первые двадцать минут приема я просто молчала…»

Депрессивное состояние меняет восприятие окружающего и себя. Девушка пишет, что ей страшно, стыдно и непонятно. Хотя ей нечего стыдится в реальности, и ей в принципе ничего не угрожает. Человеку просто сложно понимать, что с ним происходит.

Мы видим классические проявления меланхолической депрессии:

• апатия (человек лежит, не выходит из дома, не готов к какой-либо деятельности);
• отсутствие аппетита (потеря веса);
• плаксивость без причины;
• заторможенность мышления;
• нарушение сна;
• негативные мысли.

Такое состояние можно отнести к средне-тяжелым и тяжелым формам. При крайних формах меланхолической депрессии бывает состояние, когда человек не может даже плакать. Состояния такого уровня тяжести лучше лечить стационарно.

Хорошо, что попав ко врачу, пациентка имела силы и возможность довериться ему. Стоит также отметить тактически грамотное поведение врача, который предложил созваниваться каждые три дня. Замечательно, когда есть такая возможность отслеживать состояние пациента на всех этапах. Пациенту обязательно должно быть комфортно и спокойно.

«Тревога не проходила, социофобия усиливалась, бессонница так же меня сопровождала. Но в целом я становилась спокойнее и улыбчивее…»

Особенность фармакологической терапии — неравномерность улучшений. Например, тревожный компонент вполне может оставаться и на правильно подобранном лечении.

Выздоровление не происходит линейным образом: что-то остается без изменений, случаются срывы. Об этом очень важно предупреждать пациентов.

В целом о том, подходит терапия или нет, врач может судить по двум основным признакам:

• Минимум побочных эффектов после недели приема препарата (ранее делать выводы мы не можем).
• Ощутимое улучшение состояния пациента.

С другой стороны, если бы пациентка проходила лечение в стационаре, симптомы могли купировать гораздо быстрее. Не стоит бояться госпитализации в хорошую клинику.

Еще один очень важный момент в терапии. Когда пациенту становится лучше, он может утратить так называемый опыт болезни (забыть, как плохо ему было) и прекратить прием препаратов. Это может привести к эффекту рикошета — резко усилить симптоматику, тревогу, непереносимость состояния. Никогда не отменяйте лечение без контроля врача!

Подписаться на телеграмм-канал Анастасии можно по ссылке: https://t.me/fuckingprl

Целью данной статьи не является выставление диагноза. В статье приведены комментарии врача-психиатра, основанные на анализе материалов, предоставленных добровольно пациентом.

Шизофрения возникает у 0,3–0,7% населения. Согласно опросу ВЦИОМ, 38% россиян считают: людям с шизофренией следует «находиться подальше от других». Журналист, фотограф и автор паблика «Ты здесь не чужой» Арден Аркман сделал проект о тех, кто живет с шизофренией: он снимал героев в важных для них местах и узнавал, каково иметь шизофрению в России.

• 
  28. 07. 2016
• 
  

Люди с ментальными расстройствами рассказали о том, как они переживают психофобию близких, сталкиваются с плохими врачами и помогают сами себе

---

На кривую дорожку употребления наркотиков я встал в возрасте 16 лет. Началось все, как и у многих с легких наркотиков. Мне казалось, что мир стал ярче, и жизнь стала прекрасней.  Но на этом я не остановился, захотелось попробовать чего-то еще. Я начал токсикоманить, что чуть ли не сделало меня калекой.  Затем, на моем пути появились психотропные вещества, которые продолжали сушить мой мозг, разрушать мою личность. Все это привело к тому, что я потерял доверие родных, близких мне людей, друзей, потерял любимую девушку.  В этот момент я стал понимать, что краски, которыми окрашивали мой мир наркотики стали тускнеть. Мир стал серым и безрадостным, меня преследовали бесконечные депрессии.  Когда я находил дозу и получал мимолетную радость, в последствии расплачивался своим психическим здоровьем. У меня начались галлюцинации, страхи, мании преследования.  В последствии, те сомнительные «друзья» которые у меня появились, оставили меня один на один перед лицом тех трудностей, к которым привели меня наркотики.  Единственные, кто меня не оставили, это мои родные, моя мать. Теперь, мне больше не хочется так жить. Оказавшись в больнице и будучи изолированным от наркотиков, я осознал как сильно я губил свою жизнь, и жизнь своих родных и близких.  Теперь у  меня появились новые мечты, новые стремления в жизни.  Я хочу любить, я хочу быть любимым. Я буду делать все для того, чтобы моя мать и моя будущая семья могли мною гордиться и видели во мне опору. Так же я буду делать все, что бы наркотики больше никогда не коснулись людей, которые мне так дороги. 

---

Мне помогли снова поверить в себя
Первый раз  в психиатрическую больницу попала в 2002 году, тогда же получила вторую рабочую группу инвалидности. В это время я не работала. В 2005 году знакомые ребята мне рассказали, что у нас на территории больницы есть трудовые цехи – швейный и картонажный. Я стала ходить вначале в швейный – научилась шить: шила постельное белье. Затем перешла в картонажный цех. Здесь у меня появилось много новых хороших друзей, встретила свою любовь, который стал моим мужем. За время посещения мастерских я привыкла соблюдать трудовой режим. В течении 4 лет работала по программе трудоустройства инвалидов в нашей больнице. Почувствовав себя уверенно, обратилась в Центр занятости по поводу работы. И сейчас работаю на полную ставку с хорошей зарплатой в одной из крупных организаций нашего города. Хочу выразить благодарность всем врачам, которые оказывали мне помощь в больнице, особенно Черненко Ольге Павловне (она была моим лечащим врачом), психологам – Платицыной Светлане Борисовне, Купцовой Евгении Сергеевне, заведующей производством – Рамазановой Стелле Гургеновне, начальнику картанажного цеха – Цинаковой Татьяне Георгиевне, инструктору – Романенко Валентине Владимировне.
Хочу всем ребятам, кто не работает, посоветовать посещать трудовые мастерские!

Елена

История преодоления болезни

Трудные периоды жизни мне пришлось преодолеть- первая несчастная любовь – трудности в учебе – непонимание сверстников. Все это закончилось психиатрической больницей. Шесть лет мучений по местным клиникам. И вот он я – сформированный человек, желающий работать над собой, стремящийся к труду и социальной адаптации. И пускай не сильно грамотный, но работающий, приносящий людям пользу и стремящийся к знаниям человек.

Все началось с того, что я медленно опускался на дно и меня кто-то держал за руку. Но я упорно продолжал опускаться все глубже и глубже. Зная, что мне протянут руку. Овощ.

И вот он я, стою значит, на дне и говорю единственному для меня близкому человеку своей маме: – Мам что мне делать?

-Мне плохо и противно от самого себя я такой плохой.

Тогда то она мне и сказала:

– Сын мне все равно. Плохо тебе или хорошо иди куда хочешь. Делай что хочешь. Я всё что могла уже сделала.

Я задумался. И только сейчас я понимаю, что я был в зоне комфорта. Всю свою жизнь. И только после этих слов. Жизнь начала принадлежать только мне. И я стал ее менять. Добился пока не многого. Но мне только 26 лет.

Сергей

Все, решено, мне нужно что-то поменять в своей жизни. Для начала… Стоп! Давайте познакомимся.

Меня зовут Лаура. Я родилась 15 апреля 1993 года в городе  Ставрополь, столице Ставропольского края.

Моя мама родилась 4 мая 1966 года в городе Ставрополе. Так как ее отец был военным, мама меняла несколько школ. В основном училась в Ставрополе. Окончила медицинский институт, но врачом-терапевтом работала недолго – из-за низкой зарплаты мама ушла работать на рынок.

Мой отец родился в Ставрополе  4 сентября,  какого года не помню. Окончил 42 школу города Ставрополь. Учился на строителя. Как долго он проработал строителем, не знаю, но когда он появился в нашей жизни, он работал таксистом. Кем работает сейчас, не знаю. Родители развелись, когда мне была два года.

В 2000 году я пошла в МОУ СОШ №2 в 1 «В» класс. В 2001 году я сменила литеру, но осталась в этой школе, в которой проучилась до одиннадцатого класса. В 2011 году поступила в Ставропольский Государственный университет на физико-математический факультет специальность «Физика». Летом 2012 года я бросила учебу, осенью этого же года меня официально отчислили из университета.

На данный момент не учусь и не работаю.

Не замужем, детей нет.

Ну вот, мы теперь можем спокойно общаться. На чем я остановилась? Ах да, я говорила о переменах в жизни. Вернее, о том, от чего мне нужно избавиться и что приобрести. Избавиться я хочу от комплексов и социальных оков. А вот приобрести мне нужно следующие качества: ответственность, целеустремленность, хозяйственность.

А теперь заключим договор: ни слова о моем прошлом. То, что было, то прошло; по прошлым поступкам о человеке не судят, тем более, если у него есть потребность измениться внутренне. И вообще мои записи и будут отражать, как постепенно я начинаю взрослеть и понимать вещи. Мир не прост и не сложен, он только отражение наших мыслей, чувств и потребностей.

Итак, рюкзак собран, снаряды оборудованы, парашют надет, а это значит.… Вперед, бороздить просторы нашего миропонимания!

Заметка №1

Тема: мой разум не в ладах с душой.

Да, грешна, признаюсь: я сегодня раскислась. Так это притом, что вчера я работала над собой именно в этом русле. Но давайте все по порядку.

Я уже два месяца хожу в студию «Зазеркалье» в реабилитационном центре. Я зарекомендовала себя как писательница (звучит, конечно, громко, но я не знаю какое слово подобрать), ведущая и чтец стихотворений. И, соответственно, от меня ждут статей, рассказов, выученных стихов.  Мало того, что я не всегда в силах все это предоставить, так еще.… В общем, наша студия расширяется до театрализованной группы.

Наши ближайшие планы – это подготовка к выступлению, посвященному 23 февраля и постановка спектакля. Когда зашла речь о том, кто что будет показывать на 23 февраля, я уверенно ответила: «Выучу стихотворение». Так как положительный опыт в декламации стихов у меня уже был, то я не сомневалась в себе. И к спектаклю, кроме сценки, я тоже собралась рассказывать стихотворение.  К чему я клоню? Узнаете дальше.

В субботу я начала учить стихотворение. Оно глубокое по смыслу, но сложное для заучивания. Почему я его выбрала? Потому что оно не грустное и жизнеутверждающее. Написал это стихотворение Редьярд Киплинг, а перевел  С. Маршак. Называется оно «Если».

Вчера, когда я возвращалась из библиотеки домой, меня стали посещать  такие мысли: «Да ну его, этого «Если». А потом начала себе очень строго говорить: «Лаура! Посмотри, как впахивает весь коллектив нашей студии,  чтобы и самим получить удовольствие и другим принести радость. Вспомни, как ты мечтала  стать известной актрисой. А актеры  не только работают над собой, как физически, так и морально, они еще разучивают десятки ролей для спектаклей, да еще снимаются в нескольких фильмах, что тоже требует заучивания ролей».

Именно в таком направлении бежал поток моих мыслей. А сегодня я расплакалась из – за того, что:

а) я не смогла наизусть рассказать «Если» и читала его по листочку;

б) не смогла сыграть грусть и депрессию для спектакля;

в) стихотворение Э. Асадова «Трусиха», которое я так же готовлю к спектаклю, не знали, как  и куда его вставить в спектакль.

Все меня успокаивали и говорили, что не всегда все получается хорошо рассказать и сыграть. Напарница по «зазеркальному» цеху сказала, что стихи я читаю проникновенно.  Другие говорили, чтобы я замечала только позитивные стороны жизни. А когда я успокоилась, мне стало стыдно за слезы. Ну ладно, при своих можно. Но вообще, как сказал один ди-джей по радио, девушки должны плакать только в одиночестве и только от счастья.

Заметка №2

Тема: «Дело мастера боится», или «У страха глаза велики»

Сегодня  я почти полностью выучила «Если». И почему я плакала вчера? Да потому, что во мне глубоко поселился комплекс «отличницы». Если у меня что – то не получается сделать прекрасно, идеально и блестяще, то я разочаровываюсь. И я начинаю искать другие пути, чтобы на меня обратили внимание. Слезы. Именно так у меня проявляется разочарование, появляется потребность,  чтобы на меня хоть так обратили внимание и сказали что- нибудь хорошее.  

Совет от Лауры Лауре: «Не бойся начинать новое дело. Будь то подготовка к спектаклю, в котором никто еще не участвовал, или заучивание нового стихотворения или роли».

Заметка №3

Тема: очень близкие люди.

Моя мама месяц назад легла в больницу. Остаться дома одной, тосковать по маме, да еще самой вести хозяйство – это стало для меня испытанием на взрослость.

Дело в том, что роднее мамы у меня никого нет. Родители мамы и отца, грубо говоря, от нас отказались. Мы с мамой девятнадцать лет прожили вместе под одной крышей. Я никогда не была оторвана от мамы. Да, я лежала в отделениях, но со мной были люди, и мама навещала меня. Мы с мамой лет шесть пребываем и спим в одной комнате на разных кроватях. А тут  я двадцать четыре часа в квартире одна. Да, я люблю нашу с мамой квартиру, но в одиночестве быть очень трудно.

Все хозяйство на мне. Да, это действительно период взросления и самостоятельности. Неделю назад мама взяла лечебный отпуск. Мы провели вместе шесть веселых дней. А теперь мама снова в больнице…

Я хочу поблагодарить Господа за то, что самостоятельности и ответственности я учусь, когда мама лежит в больнице, а не тогда, когда мамы не стало бы.

Заметка №4

Тема: «Если друг оказался вдруг…»

Я поссорилась с подругой. Она для меня была лучшей. Да и эта девушка радовалась, что у нее такая морально чистая, неиспорченная подруга, девственница. Даже приглашала меня на свадьбу, чтобы я была подружкой. Но преградой стал ее жених (классика жанра – подругам перешел дорогу парень). Но я на него не претендую! А она мне не верит!

Всю ситуацию я описывать не буду. В общем, мы поговорили на эту тему с мамой и решили, что у девушки депрессия. И возможно два варианта развития событий: либо мы помиримся, когда она придет в себя, либо мы расстанемся навсегда.     

Заметка №5

Тема: свои и чужие.

Со мной произошла одна ситуация, из которой я сделала вывод: есть люди свои и чужие. Так же в современном мире происходит борьба на выживание.  Сильный побеждает слабого.  И не всегда сильный является хорошим. А закон жизни проявляется в том, что мошенники (а их больше, чем обычных людей) обманывают простодушное, доверчивое население.

Вернемся к своим и чужим. Для меня свои – это мама, друзья из “Зазеркалья”  и медицинский персонал реабилитационного центра. С ними можно быть доброй, доверчивой, веселой, дружелюбной; им можно доверить тайны. А с остальными (чужими) нужно проявлять бдительность, жесткость, рассудительность.

И еще: за своих нужно бороться, заступаться. Их нельзя предавать. С ними нельзя быть  «редиской».

В общем, я начинаю понимать, как вести себя с людьми.

Заметка №6

Тема: сколько времени прошло с тех пор…

Вау, кок много времени я не писала своих заметок! А сколько всего произошло в  моей жизни в этот период!

Во – первых, я помирилась со своей подругой. Да – да, с той самой, с которой поссорились из – за жениха. Да и не ссора это была вовсе. Просто я попала в неудачный период, когда у нее была депрессия. Вот что значит, приходить в гости без предупреждения.

Во – вторых, маму недели две назад выписали из больницы! Это было две недели назад.

Еще я успела упасть и разбить коленку (хи-хи,  хе-хе, ха – ха)

Я так же посещаю группы в реабилитации, хожу в студию  «Зазеркалье».

Больше у меня новостей нет, но как появятся –  напишу!