Рабыня для мужа рассказ - Граматика и образование на Pisanino.ru

Светлана шла домой в плохом настроении. Её муж в последнее время вёл себя странно — он уклонялся от интимной близости, был раздражён. Сначала Светлана решила, что у мужа неприятности на работе, но муж говорил, что дела идут успешно. Вчера Светлана решилась на серьёзный разговор. Она попросила мужа быть откровенным. То, что она услышала, её просто выбило из колеи.

Муж рассказал Светлане, что ему надоел однообразный классический секс. Ему хотелось новых острых ощущений. Но он не уверен в том, что Светлана согласится на его предложение.

Предложение заключалось в следующем. Светлана должна на время во всём подчиниться мужу. Выполнять все его приказы, желания и прихоти. Даже самые необычные. «Тогда, — уверенно сказал муж, — наши чувства вспыхнут с новой силой».

Светлана очень любила мужа. Она была готова сделать всё, чтобы в их семейной жизни наступила гармония. Она не стала подробно расспрашивать, в чём будет заключаться её послушание. Просто пообещала, что будет делать всё, что захочет супруг.

Утром, Светлана проснулась от пощёчины. Схватившись за покрасневшую щёку, она вскочила и увидела, что лицо мужа недовольно.

— Похотливая шлюха! Как смеешь ты спать, когда твой Господин проснулся! На колени!

Светлана уже хотела возмутиться, но тут вспомнила о договорённости и молча опустилась на колени. Муж резко опустил её голову к полу и поставил на голову ногу. Он вдруг из нежного супруга превратился в злого господина.

— Запомни, Сука, теперь ты моя вещь. Любое непослушание будет наказываться. Иначе — развод! А теперь запомни правила. И он протянул ей распечатку с правилами, которые должна выполнять рабыня. Правил было много. Но Светлана поняла, что ей надо выполнять приказания беспрекословно и тогда всё будет в порядке.

Прошло 3 месяца. Светлана за 3 месяца дрессировки освоила правила, и теперь каждый её шаг был связан с тем, чтобы доставить удовольствие мужу, которого теперь называла только «мой Господин».

Утром она вставала рано, готовила завтрак, приводила себя в порядок, а потом садилась на колени и начинала будить своего Хозяина поцелуями. Целовать утром ей разрешалось только член.

Господин просыпался. Член твердел. Тогда он просто грубо трахал Светлану в рот, заливал ей спермой лицо, рот. Сперму смывать не разрешалось. Светлана так и ходила по дому, по улице, по магазинам. После этого, хозяин шёл в ванную. Светлана садилась на дно ванной, принимая на своё тело струи Золотого дождя. Хозяин постепенно хотел приучить её пить его мочу. Начинал он с тела, но потом струя поднималась выше, попадала в открытый рот. Светлана сглатывала. Она уже привыкла к этой процедуре, благодаря которой на её лице спермы становилось меньше.

Затем Господин шёл завтракать. Во время завтрака, Светлана сидела на полу у ног господина, стараясь угадать его желания. Она либо целовала его ноги, либо сосала член, либо облизывала пальцы на ногах. Её господин мог бросить ей кусок со стола, который Светлана аккуратно брала зубами, как собака. Её миска стояла в углу. Хозяин любил смотреть, как, отклячив попу, •••

Здесь можно прочитать онлайн эротическую историю «Рабыня мужа» на тему секса по принуждению (жанр по принуждению) и похожие сефан рассказы о любви, сексе и отношениях. Смотри, какие истории читают сейчас и полностью бесплатно

Источник

Рабыня для наслаждения

Светлана Гильман

ГЛАВА 1

Клео лежала, свернувшись калачиком, в шатре, и дрожала от страха. Хотя, казалось все худшее осталось позади, но впереди была неизвестность. Она все еще была во власти того ужаса, который ей довелось пережить. Была ночь. Тихая звездная ночь, которая накрыла своим крылом маленькую деревню у подножия Олимпа. И вдруг послышались крики. Это римский легион в поиске добычи напал на них. Воины убивали и грабили, брали в плен. Так у нее на глазах воин убил ее родителей, а ее саму подхватил и положил поперек коня впереди себя. От страха Клео потеряла сознание. А когда очнулась, то уже лежала на полу шатра. Воин сидел возле нее на корточках и перебирал своими ручищами ее золотые локоны.

– А ты красивая, – сказал он. – Можно сказать, что мне повезло. Ты еще девственница?

– Что? – Девушка непонимающе посмотрела на него.

– Ты девственница? Мужчина совал свой член в твое лоно?

– Нет, что ты, – пролепетала Клео.

– Это хорошо, – кивнул воин. – Если не хочешь, чтобы никто с тобой тут не позабавился, никуда не выходи.

Клео согласно кивнула. Мысль о побеге не посещала ее. Да и куда ей было бежать? А выходить из шатра, когда вокруг были солдаты, пьяные от вина и победы, было страшно. Воин вышел, и Клео осталась одна. Впервые за все время, она позволила себе непозволительную роскошь – она заплакала. Плакала долго, и не заметила, как уснула. Проснулась она от того, что чьи-то жадные руки шарили по ее телу. От испуга она отшатнулась.

– Тише, девочка, – услышала она голос воина. На нее хлынул запах вина. Он был пьян. Клео замерла. Его руки гладили ее грудь, затем он поднял ей тунику, и жадно принялся гладить ноги, поднимаясь все выше и выше.

– Что ты хочешь? – от ужаса и омерзения она попыталась отстраниться от него.

– Лежи смирно, а то свяжу, – прохрипел воин. – Я научу тебя доставлять мне удовольствие, – его рука коснулась ее лона, и палец начал тереть плоть между ногами. Сначала Клео было неловко. Но затем она почувствовала удовольствие и застонала. – Нравится? А теперь становись на колени, – скомандовал он. Клео подчинилась, хотя не понимала, что он хотел. Воин поднял свою тунику, и снял набедренную повязку. И Клео впервые увидела мужской член. Он показался ей большим и ужасным. Она отпрянула. Неужели он сейчас поместит вот это в мое тело, – подумала девушка. Воин схватил ее за волосы и придвинул ее лицо к члену.

– Соси, – приказал он.

– Что? – не поняла она.

– Открой рот, – сказал он. Он всунул член ей в рот, и начал двигать бедрами туда-сюда. Она начала задыхаться и попыталась вырваться, но он еще крепче прижал ее к себе. У Клео на глазах выступили слезы. – Дыши носом. И работай: ласкай меня языком, и соси. – Девушка подчинилась, – Да, да, – воин задвигал быстрее бедрами. Его член то проникал ей глубоко в горло, то засовывался за щеку. Клео терпела, и мечтала, чтобы он отпустил ее. – Да, да, хорошая девочка, – промычал воин и замер. Девушка почувствовала, как какая-то жидкость потекла ей в рот. Клео не знала, что ей делать. – Глотай, – услышала она приказ и подчинилась. Воин вынул свой член из ее рта и отпустил ее волосы. Она вытерла рот, и попятилась от него. Но воин привел в порядок свою одежду, лег и захрапел.

После всего, что случилось, у Клео даже не было сил заплакать. Она лежала, но сон к ней не шел. Был ли день, или ночь, она не знала. Наверное, ночь. Зачем он проделал со мной такое? – думала Клео, лежа с открытыми глазами. – Что со мной будет? Что он хочет со мной сделать? Наверное, будет использовать меня, как игрушку, а может продаст кому ни будь. Одно я знаю точно – больше никогда в жизни я не увижу ни своих родителей, ни свою деревню. С такими невеселыми мыслями она уснула.

Наступило утро. Воин бесцеремонно растолкал девушку.

– Собирайся. Нужно ехать.

Клео проснулась и протерла глаза. Ей нечего было собирать. Воин взял несколько вещей в сумку, а затем начал складывать шатер.

– Мне нужно в туалет, – тихо сказала Клео. После того, что было вчера, она посчитала, что ей нечего стесняться. Воин недовольно посмотрел на нее.

– Ладно, идем, – он бросил свое занятие и пошел в сторону кустов, а девушка пошла вслед за ним. Вокруг расстилался военный лагерь. Некоторые собирали шатры, а некоторые уже собрались. Клео видела, что некоторые воины смотрели ей вслед похотливым взглядом, но, видя, что она не одна, не смели ее трогать.

– Давай, опорожняйся, – сказал воин, показывая на кусты.

Клео уже не могла терпеть. Сев позади кустов, она подняла тунику и почувствовала облегчение.

– Что ты со мной собираешься делать? – спросила она, когда они возвращались к шатру.

– Еще не решил, – ответил воин. Он собрал шатер и погрузил на коня. Затем он посадил на него Клео и вскочил сам. Римское войско, нагруженное добычей и пленниками, поехало дальше. Клео посчитала, что была еще в выгодном положении. Она видела мужчин и женщин, скованных цепью и бредущих пешком. Она видела, как во время отдыха воины насиловали их. Но близился вечер, а за ним наступала ночь, и девушка с ужасом думала: что еще потребует от нее воин? Послышался сигнал и все начали выбирать место для установки шатров. Когда все было готово, воины развели костры и начали готовить еду.

– Сиди в шатре, – приказал воин. – Я сейчас приду.

Клео кивнула. Она юркнула в шатер, и накрылась покрывалом. Так, если бы вошел кто-то посторонний, он ее не заметил. Вернулся воин.

– Ты где? – спросил он.

– Здесь, – сказала она, откидывая покрывало.

– Спряталась? Молодец. На, ешь, – он протянул ей мясо и бурдюк с водой. Клео была голодна. Несмело она взяла мясо и начала есть. Затем она сделала глоток из бурдюка и закашлялась – это оказалось вино. Воин рассмеялся.

– Что, никогда не пила вино?

– Нет, – она отрицательно покачала головой.

– Пей. Вино притупляет страх, – сказал воин.

Услышав это, Клео задрожала: что он собирался с ней делать? Он выпила еще глоток, и еще. Вино было сладким и ей понравилось. Несколько минут спустя, она почувствовала легкость во всем теле. Ей показалось, что у нее выросли крылья. Только стоит взмахнуть ими, и она взлетит.

– Кажется, тебе хватит, – сказал воин, забирая у нее бурдюк. – Отдыхай, – сказал он и вышел из шатра. Клео легла. Вино сделало свое дело, и она уснула.

– Просыпайся, – воин вернулся и растолкал Клео. Она открыла глаза и посмотрела на него. Он сидел рядом, – А теперь раздевайся.

– Что? – растерялась девушка. – Полностью?

– Да. Не бойся. Тебе будет приятно.

Выбора у нее не было. Лучше подчиниться, и сделать все самой, чем ждать, что он применит силу. Вздохнув, она сняла с себя белую тунику из простого полотна. Оставшись нагой, она даже не стала прикрываться. К тому же было темно.

– Ты красивая, – сказал воин. Наверное, он, как кошка видел в темноте. – Ложись на спину.

Клео подчинилась. Воин наклонился над ней. Он поцеловал ее в губы. Затем его язык проник ей в рот. Ей стало противно. Но она лежала на спине и ей не было куда от него отстраниться. Затем поцелуй прервался, и его губы коснулись ее шеи, а руки начали гладить и сжимать ее грудь.

– У тебя красивые грудки, большие, – сказал воин и начал целовать и лизать их. Клео вся сжалась. Воин заметил это. – Расслабься. Это приятно, – сказал он. Она попыталась. Он продолжил ласкать ее грудь. Затем он поцеловал живот. – Раздвинь и согни ноги, – последовал новый приказ.

– Не надо, – попыталась она протестовать.

– Не бойся. Не я буду твоим первым мужчиной.

А кто? – подумала Клео, и в очередной раз подчинилась. Его пальцы коснулись ее плоти между ногами. Это было нежное прикосновение. Он водил пальцами верх вниз, вызывая в ней непонятное томление. Затем он наклонился над девушкой и коснулся ее там языком. От новых ощущений, она шумно вздохнула, а воин продолжал ласкать ее плоть языком. Клео заполнили новые эмоции. Не ведая, что она делала, она еще шире раздвинула ноги, и сама принялась гладить себе грудь. Она начала стонать все громче и громче, пока ее не затрясло от необыкновенного удовольствия, а затем наступила легкость во всем теле.

– Кончила? Теперь твой черед, – сказал воин. Он сел на корточки, вытер губы и начал раздеваться. Обнаженным, он лег на спину. Его член был таким же большим, как вчера. – Давай, садись между моими ногами и соси.

Он раздвинул ноги. Клео села между ними на корточки, наклонилась, открыла рот и погрузила в него его член. Она обхватила его губами и начала двигаться вниз и вверх, облизывая языком. Это было легче, чем вчера.

– Быстрее, – скомандовал воин. Его рука легла ей на голову, и он опять схватил ее за волосы и двигал вниз-вверх, вниз-вверх. – Вот так, поняла? – спросил он и выпустил волосы. Не снижая темпа, девушка продолжила движения. – Да, да, умница. Ах, как мне хочется вонзиться в твою плоть и трахать тебя, но так ты потеряешь свою ценность, – сказал он. – А теперь еще быстрее. Да, да, – застонал он и выпустил в нее струю жидкости, которую она тут же проглотила. – Молодец, девочка, – выдохнул он.

Клео отстранилась, и увидела, что его член был уже не такой большой. Она коснулась его рукой – он оказался мягким. Увидев это, воин рассмеялся.

– Ты слишком наивна. Когда мужчина хочет женщину, его член увеличивается. А когда женщина хочет мужчину, ее плоть увлажняется вот здесь, – он коснулся ее между ног. – Здесь у тебя есть дырочка, куда мой член очень хочет проникнуть. Но она закрыта. Еще мой член может проникнуть тебе сюда, – он коснулся ее ануса пальцем. – И еще у тебя есть рот. Пока я буду пользоваться им.

– Почему ты не хочешь меня везде? – спросила Клео скорее от любопытства, чем от желания.

– Не думаешь же ты, что я буду тебя таскать с собой по военным походам. Я воин. Скоро мы достигнем моря, и я тебя продам. Ты красивая, молодая и девственница. А то, что я тебя трахал в рот, никому не рассказывай. Пусть твой новый хозяин думает, что он у тебя первый. Поняла?

– Поняла, – кивнула Клео.

– А теперь одевайся и спать.

На следующий день Клео увидела море. Впервые в жизни. Оно было бескрайним. Вода отливала синим, черным и зеленым цветом, а ближе к берегу она превращалась в белую пену. Море было таким красивым, что у девушки перехватило дух. Римских воинов ждали корабли, поэтому они торопились превратить пленников в деньги. Воин оставил своего коня на постоялом дворе, где они остановились на ночь, и повел Клео куда-то. Она шла за своим господином и молчала, но ее сердце билось так быстро, что она думала, что оно выскочит из груди.

– Куда мы идем? – спросила девушка.

– Увидишь, – ответил он. Больше она не спрашивала.

Они пришли в порт. Там было несколько кораблей. Воин остановился и начал рассматривать знамена.

– Можно я потрогаю море? – спросила Клео.

– Что? – воин посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

– Море. Можно я его потрогаю?

– Ну иди, только быстро.

Клео подошла к воде. Она то убегала от нее, то приближалась. Девушка присела и подставила руку. Новая волна поцеловала ее. Вода была холодной и немного липкой. Клео поднялась и вернулась к воину.

– Потрогала? – насмешливо спросил он.

– Да, – радостно ответила она.

– Ты знаешь, что вода в море соленая?

– Нет, – ответила она и коснулась кончиком языка ладони. Вода и правда была соленой. – Почему? – спросила Клео.

– Не знаю. Вероятно, кто-то из богов просыпал туда соль. Может, сам Нептун.

– Возможно, – согласилась с ним Клео.

– Ну, пошли. Нам нужен вот тот корабль с красно-белым флагом, – показал воин. Подойдя к нему, он громко крикнул: – Тадеус! – но на его крик никто не ответил. – Тадеус!!! – еще громче крикнул он. Тут с палубы показалось бородатое лицо.

– А, Юлиус, это ты? Сейчас спущусь.

Так Клео впервые услышала имя своего похитителя. Тадеус спустился к ним. Он посмотрел сначала на Юлиуса, а затем на Клео.

– Она девственница, – сказал воин.

– Сам проверял? – хмыкнул Тадеус.

– Не трогал я ее.

– Она красивая.

Они говорили о Клео, как будто ее здесь не было. Она поняла, что понравилась Тадеусу, и они принялись торговаться. Вскоре сделка была заключена, и Тадеус пригласил их на свой корабль. Чтобы попасть туда, нужно было пройти по трапу. Только ступив на шаткую дощечку, девушка испугалась. Словно мешок муки, Юлий взвалил ее на плечо и понес. Отпустил только на палубе.

– Не бойся, девочка. Тебя никто не обидит. Ты очень красива, и сможешь устроить свою жизнь. Будь счастлива, – сказал он и пошел вслед за Тадеусом. А к девушке подошла женщина.

– Пойдем со мной. Я покажу тебе твою койку. Тебя как зовут?

– Клео.

– Очаровательное имя. А меня Наргиза. Я жена Тадеуса. Пойдем.

Клео дала увести себя этой женщине.

Будь счастлива, – звучали у нее в ушах слова Юлиуса. Как он мог говорить ей такое, после всего, что сделал?

Наргиза отвела ее в большую каюту, где уже было несколько девушек, и показала на матрас, лежащий на полу.

– Тут ты будешь спасть. Если во время плавания укачает, можешь выйти на палубу. А пока сиди здесь. Тебе принесут еду. Скоро отплываем, – сказала Наргиза и ушла.

Клео опустилась на матрас. Она была одна, и не знала, что с ней будет. Очень хотелось плакать, но слезы не лились. Ей больше ничего не оставалось, как покориться судьбе и плыть по течению жизни.

ГЛАВА 2

Они плыли на корабле несколько дней. Некоторых девушек укачивало, но Клео переносила поездку спокойно. Наоборот, ей нравилось плавать. Она часто выходила на палубу и смотрела на воду.

– Осторожно, девочка, не упади в море, – иногда говорили ей моряки.

– Не упаду, – смеялась она в ответ.

Из девушек, что плыли с ней, она подружилась с двумя – Рэей и Лиссой. Рэя – кучерявая веселая брюнетка тоже попала в плен, а Лисса – грустная блондинка, родилась рабыней. Ее уже перепродавали несколько раз. Все они покорились своей судьбе, только каждый по-разному. Лиссе было все равно, кому ее продадут. В ее жизни были и хорошие хозяева, и плохие. Рэя же собиралась сбежать при первой же возможности.

– И куда ты сбежишь? – спрашивала ее Лисса. – Если тебя поймают, то сделают клеймо на лбу и жестоко накажут.

– Не поймают, – твердила Рэя в ответ. Она сама не знала, удастся ли ей убежать, или нет. Но ей нравилась сама идея.

– А я хочу стать счастливой, – неожиданно сказала Клео.

– Счастливой? В рабстве? – Рэя посмотрела на подругу, как на сумасшедшую.

– Почему нет? Счастье живет внутри нас. Главное, это уметь его выпустить наружу. Думаю, даже рабыней я найду счастье.

Подруги ей не ответили. Они не совсем понимали, что она хотела сказать. Да и сама Клео затруднилась бы ответить. Ей просто хотелось быть счастливой и уверенной в завтрашнем дне. И она надеялась, что этот день когда-то наступит.

И вот наступил день, когда вдали показался город. С каждым часом он приближался все ближе и ближе. Показался порт. По сравнению с тем портом, где она села на корабль, этот порт показался Клео огромным и прекрасным.

– Что это? – спросила она Тадеуса. Он стоял на палубе и смотрел вдаль. Он не видел, как девушка подошла к нему.

– Помпеи, – ответил он. Затем обернулся к ней, – А ну живо на свое место.

– Иду, – Клео ушла в каюту. Она села на свой матрас. К ней подошла Рэя и селя рядом.

– Надоело это плавание, – пожаловалась она.

– Уже виден порт, – ответила Клео.

– Какой?

– Помпеи.

– Я слышала про Помпеи. Это большой богатый город. Думаю, я сумею там убежать.

– И куда ты убежишь? Что ты будешь делать?

– Я уже думала об этом. Скажи, я красивая? – спросила она вдруг.

– Красивая, – кивнула Клео. – И веселая.

– Поэтому я найду богатого мужчину. Он будет мне платить, а я буду его ублажать.

– Разве это не такое же рабство? – спросила Клео.

– Нет, – тряхнула она кудряшками. – Потому что, как только он мне надоест, я от него уйду.

Клео промолчала. Ей хотелось знать, куда их отвезет Тадеус. Она понимала, что он не оставит их себе, а перепродаст. Но кому? Может, ей повезет, и ее купит добрая госпожа, и она с удовольствием будет ей прислуживать. А за верную службу ей дадут вольную. В Римской империи много рабов добиваются свободы. И им даже дают римское гражданство.

Послышался небольшой толчок и корабль остановился. Вот и все. Они в Помпеях. Интересно, это был конечный пункт их назначения, или Тадеус повезет их куда-то дальше? Кто знает, может однажды она увидит Рим. Клео была полна надежд.

– Приплыли, – прошептала Рэя.

– Да, – сказала Клео. Что теперь? Сколько ждать? Все эти мысли теснились у нее в голове. Ждать пришлось долго. Приплыли они рано утром, и только к обеду дверь их каюты открылись, и послышался голос Наргизы:

– Девушки, выходите.

Клео поднялась со своего матраса. Рэя поднялась вслед за ней и взяла ее за руку. Клео чувствовала, как дрожала рука ее подруги, и поняла, что та боялась. За показной бравадой и веселостью скрывалась тонкая и ранимая девушка.

– Все будет хорошо. Уж точно не хуже, чем было, – сказала Клео.

– Не знаю. Мы можем попасть к злым хозяевам, которые будут нас бить.

– Давай молиться, чтобы этого не было. Я всегда молилась Диане, – призналась Клео.

– А я – Венере. Я всегда мечтала о любви, – улыбнулась Рэя.

Клео оглянулась ища глазами Лиссу. Та стояла одна в стороне.

– Лисса, иди к нам, – позвала она ее, но та отрицательно покачала головой.

– В последние дни она какая-та странная, – сказала Рэя.

– Почему? – удивилась Клео.

– Не знаю.

Тем временем, болтая, девушки вышли на палубу. Тадеус и Наргиза уже спустились с корабля и ждали их.

– Спускайтесь, девушки, не бойтесь, – сказала Наргиза.

Клео ступила на шаткую доску. Ее сердце остановилось от страха.

– Смелее, – прошептала ей Рэя. Она шла позади ее. – Если что, я тебя подхвачу.

– Спасибо, – кивнула Клео, сделала шаг, еще шаг, и так она очутилась на суше.

Когда все собрались, Тадеус надел на каждую из девушек ошейники. И все эти ошейники были скреплены друг к другу цепью. Так Клео впервые почувствовала себя невольницей. Многие из девушек схватились за шеи.

– Сними это, пожалуйста, – пожаловалась Нали.

– Потерпишь, – отмахнулся от нее Тадеус. – Идемте.

Он пошел вперед. За ним шли девушки, по бокам шло два матроса, и замыкала эту процессию Наргиза.

– Куда вы нас ведете? – спросила Рэя.

– В термы. Вас приведут в товарный вид, – ответил Тадеус.

Девушки немного успокоились. Действительно, за все дни плавания у них не было возможности выкупаться и помыть волосы.

Клео шла третьей в цепочке. Идти было тяжело, так как всем нужно было идти с одинаковой скоростью. Но вскоре все приноровились, и никто никому уже не наступал на ноги. Тогда Клео начала смотреть по сторонам. Улицы Помпей были ровными и вымощенные камнем. Многочисленные магазины привлекали покупателей разными товарами, которые она никогда не видела. И ей вдруг очень захотелось быть богатой, заходить в магазины, и покупать, покупать, покупать… Но сейчас она – обычная рабыня. А еще Клео поразили многочисленные фонтаны. Они были повсюду. Ей очень хотелось подойти хоть к одному, но она не могла.

– Пришли, – сказал Тадеус и резко остановился. Первая девушка, которая шла вслед за ним, вовремя не остановилась, и налетела на него, вторая налетела на первую, а Клео на вторую. Они все чуть не упали. От этого им стало смешно и весело.

– Ну все, все, – улыбнулся Тадеус. – Нас ждут банщицы. Нам сюда, – сказал он и показал на дверь.

Девушки вошли. Клео впервые оказалась в термах, и ей было очень интересно. В первой же комнате Тадеус сказал им раздеться. Девушки замялись – раздеваться при нем они стеснялись. Он понял свою оплошность.

– Раздевайтесь. Сейчас придет Наргиза. А я только сниму с вас ошейники.

Наконец-то они почувствовали себя свободными. Тадеус забрал ошейники и вышел. Вошла его жена. И девушки приняли снимать с себя то единственное, что принадлежало именно им. Их одежда была такой же грязной, как и они сами. Девушки побросали ее на скамейку, и пошли вслед за Наргизой во вторую комнату. Посреди комнаты был большой бассейн, над которым клубился пар. Возле бассейна были низкие каменные скамьи, а возле скамей – три банщицы.

– Заходите в воду, помойтесь, – приказала Наргиза.

Клео и Рэя первые вошли в бассейн. Вода была горячей, но не обжигающей. И тут Клео увидела, как Рэя оттолкнулась от дна ногами, легла на воду и, размахивая руками, поплыла. Доплыв до стенки бассейна, она развернулась и поплыла обратно.

– Ты плывешь на воде, как чудесно, – сказала Клео.

– Да, я с детства плаваю.

– Научи меня.

– Научу, если будет возможно, – пообещала Рэя.

– Девушки, мыться, – скомандовала Наргиза.

Они начали кое-как мыть свои тела и волосы. Затем Наргиза показала на Клео, Рэю и еще одну девушку и приказала идти к банщицам.

Клео попалась милая женщина. Она ей улыбнулась.

– Первый раз в термах? – спросила она. Клео утвердительно кивнула. – Не бойся. Тебе понравиться. Ложись на лавку и расслабься.

Клео легла на живот, и банщица принялась растирать ее специальной перчаткой, стирая с нее всю грязь. Затем девушка перевернулась на спину, и банщица принялась растирать ей грудь, живот, руки, ноги, и самые интимные части тела, при этом она удалила все волосы с тела. Закончив растирать тело, она принялась растирать ей чем-то волосы.

– А теперь иди в воду, смой с себя все, помой хорошенько волосы. Погрузись полностью в воду, вместе с головой.

– Хорошо, – кивнула Клео, не вполне понимая, что она от нее хотела.

Она вошла в воду и начала мыться. Затем помыла волосы.

– Погрузись в воду с головой, – сказала ей Рэя.

– Как?

– Смотри, – Рэя закрыла глаза и присела. Вода полностью накрыла ее. Затем она встала. Влага стекала с ее волос, лица. Рэя протерла глаза и открыла. – Не бойся. Только не дыши под водой.

Клео кивнула, затем закрыла глаза, вдохнула воздух и присела. Она оказалась под водой. Затем она встала на ноги. Клео чувствовала, что ей не хватало воздуха, и шумно задышала.

– Молодец, – похвалила ее Рэя.

Они плескались в воде, пока Наргиза не позвала их.

– Девушки, выходите. Идем в другой зал.

Клео и Рэя пошли вслед за ней. Она привела их в такую же комнату, где в центре был бассейн, а сбоку были скамьи, возле которых стояли банщицы.

– Заходите в воду, а потом идите к банщицам, – скомандовала Наргиза.

На этот раз вода была прохладной и Клео замерзла. Она быстро сполоснулась и пошла к банщице. Та взяла полотенце и принялась ее вытирать – тело, волосы. Затем Клео легла на теплые камни, и банщица начала массировать ее тело, при этом втирая ароматное масло. От терпкого запаха у девушки закружилась голова, она расслабилась и чуть не уснула. Когда банщица закончила, Наргиза поманила Клео в сторону и дала сложенную одежду.

– Одевайся.

Девушка развернула ее. Это была совершенно новая туника, красивее, чем была у нее. Клео быстро оделась. Затем всех девушек повели в следующую комнату. Какая-та девушка подхватила Клео и усадила на табурет. В ее руках был гребень, и она начала заниматься ее волосами. Она расчесывала, а потом сделала ей прическу. Еще одна девушка обула ее в сандалии.

– Клео, иди сюда, – поманила ее Наргиза. Девушка подошла, и Наргиза подвела ее к зеркалу. – Посмотри на себя. Ты очень красивая.

Клео посмотрела в зеркало. А ведь Наргиза права – она красивая. Высокая, для своих лет. У нее были золотистые густые волосы, овальное лицо. Ее брови, как крылья птицы, взмывали вверх. Глаза каре-зеленые, нос прямой, а губы пухлые. Грудь большая, а талия тонкая.

Может, меня купит кто-то богатый, кто влюбится в меня и женится. Хотя, какой богатый и знатный римлянин женится на рабыне? – подумала Клео.

– Не грусти, девочка, – прошептала Наргиза, – ты не пойдешь на рынок невольников. Для тебя есть специальный покупатель. Если ты, конечно, девственница.

– Я – девственница, – сказала Клео.

– А это мы скоро узнаем.

Когда все девушки были готовы, в комнату вошел Тадеус с еще одной женщиной. Без всяких предисловий, она подошла к Лиссе, приподняла ей тунику, и просунула ей руку между ног.

– Эта красавица уже познала мужчину, – сказала женщина.

– Это правда? – спросил Тадеус. Лисса кивнула.

Так женщина проверила всех девушек, в том числе и Клео. Был неприятно чувствовать ее пальцы у себя в лоне, но девушка стерпела.

– Это девственница, – сказала женщина, проверив ее.

Когда проверка закончилась, всех девушек, кто уже познал мужчин вывели из комнаты. Клео даже не успела попрощаться с Лиссой. Их осталось четверо, в том числе и Рэя.

Женщина, что проверяла их, вышла, а вместо нее вошла другая – хоть уже и не молодая, но красивая и величественная. На ней была красивая одежда, драгоценности. Она подходила к каждой из девушек и осматривала их, как покупатель осматривал лошадей. Завершив осмотр, она подошла к Тадеусу и долго с ним о чем-то разговаривала. Наверное, они торговались. Затем к девушкам подошел Тадеус.

– Это госпожа Луцила, – представил он женщину. – Она – ваша новая хозяйка и подготовит вас к новой жизни.

Девушки молчали. Да и что говорить? Их ведь никто не спрашивал. Луцила подошла к ним и улыбнулась. Улыбка оказалась доброй.

– Меня зовут Луцила, – сказала она. – Я учу девушек стать рабынями, предназначавшимся специально для удовольствия господина и его гостей. Это очень престижно. Вы будете учиться пению, танцам, разговорам, греческому языку и умению ублажать мужчину и женщину. Строптивых и непослушных я продаю в публичные дома.

Значит вот, какая мне выпала судьба, – подумала Клео. – Рабыня для удовольствия. Меня будут использовать, как эротическую игрушку. Хозяин будет сам играть мной, давать играть гостям и тем, кому посчитает должным. А у меня нет выбора.

– Это очень почетно для рабыни. Я сама начинала так, – продолжала Луцила. – Я угождала хозяину и его друзьям, стала его поверенной. Он мне делал дорогие подарки, а затем подарил свободу. А теперь идемте. На мою виллу поедете в носилках. Это долго, но я не хочу, чтобы прохожие смотрели на вас, и не хочу, чтобы вы трудили ваши ножки.

Луцила пошла к выходу, и девушки пошли вслед за ней. Внезапно, словно вспомнив что-то, она остановилась и повернулась к ним.

– Я же не спросила ваши имена, – сказала она.

– Рэя.

– Клео.

– Мирта.

– Верна.

– У вас красивые имена. Можете их оставить, – кивнула Луцила. – А теперь можно идти.

ГЛАВА 3

В носилках девушки сидели, прижавшись друг другу, а Луцила по очереди разглядывала их. Их несли рабы. Их ходьба была слаженной, и носилки не очень трясло. Занавески в носилках были закрыты, и Клео ничего не могла увидеть по пути, а ей так хотелось увидеть город. Ехали долго. И молча. Наверняка у девушек были вопросы, но они боялись их задать. Наконец носилки медленно опустились.

– Мы на месте, – сказала Луцила. Занавеси отодвинулись и показалась чья-то рука. Луцила взялась за нее и вышла. Девушкам же никто помощи не предложил. Первым, кого Клео увидела, был молодой мужчина. Он был очень красив. По ошейнику, Клео поняла, что это раб. Затем ее взгляд упал на дом Луцилы, в котором ей предстояло жить. Это была вилла. Она была большой, а может, и огромной. Впрочем, Клео не было с чем сравнивать. Вслед за Луцилой, они прошли через узкий вестибул и очутились в большом зале, украшенном колонами. Из зала вели три двери. Пол зала был цветной, в клетку. Посреди зала виднелось углубление с водой. В такие бассейны жители Помпей собирали дождевую воду, назывались они имплювием. Напротив входа в зал находилась дверь в еще одно помещение, разукрашенное богатой мозаикой. Клео решила, что со временем она узнает, куда ведет каждая из них.

– Добро пожаловать, девушки, – сказала Луцила. – Сейчас вам Онис покажет ваши комнаты. Одна комната на двоих.

– Можно я буду в одной комнате вместе с Клео? – спросила Рэя, беря подругу за руку.

– Как хотите. Мне все равно, – ответила Луцила. Она повернула в левую дверь, а девушки, вслед за рабом пошли вправо. Они шли по большому коридору, по сторонам которого находилось несколько дверей. Они подошли к двум последним.

– Вот ваши комнаты. Вам пока запрещено выходить из них, кроме, как в уборную, которая находится вот здесь, – она показал на дверь в конце коридора. – Вам запрещено разговаривать с другими девушками. За непослушание госпожа наказывает. Заходите.

Клео и Рэя вошли в одну комнату, а Мирта и Верна в другую. Комната была небольшой. В ней было две узкие кровати, два сундука для одежды, стол и два стула.

– Чур, это моя, – сказала Рэя и легла на одну из кроватей.

– Они же одинаковы, – сказала Клео. – Тогда это моя, – она легла на вторую. Так они лежали молча и смотрели в потолок.

– Я хочу есть, – пожаловалась Рэя.

– Думаю, нам скоро принесут еду. И питьё. Я хочу пить.

Клео встала с кровати и подошла к небольшому окну. Оказалось, что оно вело в сад. Посредине был небольшой фонтан. Несколько скамеек располагалось под зелеными деревьями. И на них сидели две девушки. Еще две прогуливались по тропинке, ведущей среди кустарников самшита.

– Как красиво! – воскликнула Клео.

– Что? —Рэя вскочила и подошла к ней. – Интересно, это тоже ученицы?

– Наверное. Смотри, у них у всех ошейники серебряного цвета. Наверное, и нам такие оденут, – сказала Клео и коснулась рукой шеи.

– Наверное. Знаешь, быть рабыней для наслаждения все же лучше, чем быть рабыней для тяжелой и грязной работы. В таких рабынь влюбляются. Им доверяют секреты. Они становятся богатыми и могут сами себя выкупить.

– Разве подарки, которые дарят рабыням, это не собственность хозяев?

– Нет. Посмотришь, мы еще станем с тобой свободными и знатными помпеянками.

Клео рассмеялась. Да, хорошо бы стать свободной и богатой. Наверное, Рэя права: ублажать мужчин гораздо приятнее, чем убирать за ними грязь.

Дверь в комнату открылась и девушки обернулись. Вошел еще один раб. В руках он держал поднос с едой. Без единого слова он поставил его на стол и вышел. Клео и Рэя сразу же бросились к подносу. Там была большая тарелка с тушенным мясом с овощами, каша, сыр и хлеб, фрукты и кувшин с водой. Девушки принялись за трапезу. Наевшись, они выпили воды. Тут дверь опять открылась и вошел тот же раб. Он принес таз с водой и полотенце. Девушки омыли и вытерли руки. Затем раб их унес.

– Хочу спать, – зевнула Рэя.

– Иди. И я лягу, – насытившись, Клео почувствовала, как ее веки закрывались. День был длинный и утомительный. Она легла на кровать, закрыла глаза и сразу же уснула.

Она не знала, сколько спала, но ее разбудил голос Луцилы.

– Девушки, просыпайтесь.

Клео открыла глаза и встала. Луцила стояла в дверях, а за ней маячило двое рабов. Рэя, увидев хозяйку, испуганно вскочила.

– Извини, госпожа, – сказала она.

– Все в порядке, – улыбнулась Луцила. – Сегодня вы отдыхаете. Учеба начнется завтра. Я принесла вам одежду.

Луцила подала знак рабам, и те вошли. В руках они несли сложенную одежду. Один из них положил ее на кровать Клео, а второй – Рэи.

– Спасибо, госпожа, – поблагодарили девушки.

– Наслаждайтесь отдыхом, – сказала Луцила и вышла. Девушки остались одни и сразу же бросились рассматривать обновки. Там было несколько туник различных фасонов, сандалии, и другие принадлежности, так нужные девушкам.

– Какая красота, – сказала Рэя. – Она, наверное, очень богата.

– Да. Видела, какой у нее дом? А ведь она была, как и мы – рабыней для наслаждения.

– Но обучать новых рабынь мне не хочется, – возразила Рэя.

– И мне, – согласилась с ней Клео. – Еще рано строить планы. Мы не знаем, куда попадем.

– Да, не знаем.

Девушки замолкли. Каждая думала о чем-то своем. Одно они знали точно: их будущие хозяева – богатые люди. Потому, что купить рабыню, специально обученную доставлять наслаждение хозяину и его гостям, танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах, поддерживать беседу, когда хозяин задерживается, а гость скучает, может не каждый.

На следующий день рано утром девушек разбудил раб. Он вошел, поставил завтрак на стол и хлопнул в ладоши.

– Просыпайтесь, – громко сказал он, – скоро начнется первый урок.

От испуга, девушки вскочили. Был жаркий летний день, и они спали голышом. Увидев совершенно постороннего мужчину, они быстро прикрылись покрывалами. Раба их вид нисколько не смутил.

– Умывайтесь, одевайтесь и ешьте.

Он ушел, а Клео и Рэя начали одеваться, а затем они взяли по гребню и принялись причесываться. Вчера, вместе с одеждой, им принесли сундучок с разными женскими принадлежностями.

– Давай, я тебе сделаю прическу, а потом ты мне, – предложила Рэя. Клео кивнула и села. Рэя взяла гребень и принялась ее расчесывать. Затем она взяла ленту и завязала.

– У тебя красивые волосы, – сказала Рэя, – густые, послушные. Не то, что у меня.

– Сейчас посмотрим, – сказала Клео, взяла гребень и принялась ее расчесывать. У Рэи были длинные кудрявые волосы, цвета воронового крыла. – Когда я жила в деревне, у меня была подруга. И у нее тоже были кудряшки. Я ей делала потрясающие прически, – сказала она.

– И что с ней стало?

– Не знаю. Может убили, а может взяли в плен, как и меня.

– А тот солдат, что пленил тебя, почему он тебя не изнасиловал? – спросила Рэя.

– Он хотел, но когда узнал, что я девственница, передумал. Так он получил за меня больше денег. Готово.

Рэя посмотрела в зеркало. Клео собрала ей волосы и закрепила заколками.

– Красиво, – кивнула она.

Затем девушки умылись, и принялись за еду. На завтрак им принесли хлеб, сыр, оливки, овощи, финики и воду. Они едва успели насладиться едой, как пришел тот же раб.

– Идемте за мной, – сказал он.

В коридоре уже ждали Мирта и Верна. Раб привел их в большую комнату, где уже ждала Луцила. Она приказала им сесть на скамью. Сама же она сидела на большом мягком кресле. Позади нее, девушки увидели огромную низкую кровать, на котором были матрас, простыня и несколько подушек.

Когда девушки сели, и в комнате повисла тишина, Луцила заговорила.

– Поверьте мне, девушки, я знаю, что вы чувствуете. Я сама была рабыней для наслаждений. Я родилась в бедной семье и, чтобы как-то прокормиться, мой отец продал меня. И постепенно-постепенно я стала тем, кто я сейчас. Вы сейчас чувствуете страх, отчаяние, может, даже, отвращение. Поверьте, вы не правы. Быть рабыней для наслаждения это почетно. Если хозяин будет вами доволен, к вам будут относиться, как к знатной особе. Его слуги будут прислуживать и вам. Вам будут дарить подарки, драгоценности. И вы быстро превратитесь в свободную и богатую даму. А так, как вы очень красивы, к вам будут приходить знатные господа, и никого не будет интересовать, что вы были рабынями. А теперь приступим. Я вам составила расписание. Вы будете заняты с утра до вечера. Греческий язык, песни, танцы, игра на музыкальных инструментах, литература, поэзия, философия. Все это вы должны знать, чтобы уметь развлечь господ не только своим телом, но и умом. У вас будут лучшие учителя Помпей. А лично я буду учить вас ублажать мужчин и женщин своим телом. Может, кто-то из вас настолько невежественен, что не знает, что бывает любовь между женщинами и любовь между мужчинами. Еще греческая поэтесса Сапфо воспевала любовь между женщинами. И кто еще может понять другую женщину, как женщина. С давних пор среди мужчин, особенно солдат, дружба превращалась в нечто большее – в любовь. Когда два возлюбленных шли в бой, и один из них погибал, второй считал себя обязанным отомстить. Вспомним Ахилла и Патрокла. Все вы здесь девственницы. Видел ли кто из вас обнаженное мужское тело? Касался ли его?

– Я видела, как солдат насиловал мою маму, – сказала Мирта. – Но я не видела его обнаженным.

Остальные девушки, в том числе и Клео, молчали.

– Хорошо. А кто-то из вас раздевался перед мужчинами? – спросила Луцила. Девушки отрицательно покачали головой. – Вот с этого и начнем. Вам нужно научиться не стесняться своего тела перед посторонними. Стесняются пусть те, у кого несовершенные тела. У всех у вас тела Венеры, – Луцила хлопнула в ладоши, и в комнату вошли четыре раба. Один из них был Онис, тот, который их встретил, а второй тот, кто приносил им еду. Двух остальных девушки еще не видели. Все они были красивы и хорошо сложены.

– Онис, Марк, Ливий и Нестор, – представила их Луцила. – Они будут помогать нам в наших занятиях. А теперь, раздевайтесь. Только научитесь это делать красиво. Смотрите на меня.

Медленно, плавно двигая телом, Луцила избавилась от своей одежды. Клео заметила, что ее тело было красивым – большая грудь, тонкая талия, широкие бедра. На ее теле не было ни одного волоска. Клео почувствовала желание коснуться ее. Она посмотрела на юношей, и увидела на их лицах восхищение. Она была уверена, что они каждый день видели свою госпожу обнаженной, и постоянно восхищались. И ей захотелось, чтобы мужчины смотрели не нее так же.

– Кто из вас осмелится? – спросила Луцила. Никто не ответил.

– Можно? – спросила Клео и сделала шаг вперед.

– Клео? Конечно. Делай это медленно и плавно, возбуждая у них желание, – Луцила кивнула в сторону мужчин.

Клео посмотрела на них и, не отводя взгляда, принялась раздеваться. Ее руки немного дрожали, но она справилась, и через несколько мгновений ее платье было на полу.

– Умница, – похвалила ее Луцила. – Можешь одеваться. – Сама она уже давно была одета. Клео оделась и вернулась на свое место. На мужчин она уже не смотрела. Зачем? Она видела их глаза, видела, как Ливий облизывал свои губы от желания. И она чувствовала себя победителем.

– Мирта, твой черед.

– Нет, нет, я не могу, – девушка вся сжалась от страха и обхватила себя руками.

– Непослушных я наказываю, – сказала Луцила, не повышая голоса. – Я не хочу портить вашу нежную кожу. Но несколько ударов розгой по пятке никому не повредит. И больно, и не оставляет следа.

– Можно я буду последней? – попросила Мирта.

– Хорошо, – смилостивилась Луцила. – Рэя, ты.

Рэя вышла, и справилась с задачей не хуже, чем ее подруга. Клео посмотрела на мужчин и встретилась глазами с Ливием. Он смотрел на нее, а не на Рэю. И ей стало приятно. Клео улыбнулась ему и получила в ответ приветливую улыбку. Он был красивым, и девушке захотелось увидеть его тело.

Тем временем Верна, и даже Мирта обнажились.

– А сейчас пришло время вам увидеть обнаженных мужчин. Клео, детка, ты была самая смелая. Выбери себе партнера. Многим мужчинам нравится, когда рабыня для наслаждений сама его раздевает. Скажи, кого бы ты хотела раздеть?

– Ливия, – ответила Клео и посмотрела на юношу. В его глазах она прочла благодарность. Он подошел к Луциле.

– Отлично. Теперь делай все, как я скажу, – Луцила говорила ей, что делать, и через минуту Ливий был обнажен. Его тело было прекрасно. Его член, даже не будучи возбужденным, казался большим. – Коснись его. Я же вижу, что тебе хочется. Выпусти свое любопытство наружу, – тихо сказала ей Луцила.

Клео коснулась его груди, затем провела руками вниз, к животу. Затем, чтобы ей было удобно, она присела и погладила его член.

– Не так. Возьми его в ладонь и немного сожми. Только не сильно, а то сделаешь ему больно. Это самая чувствительная часть мужского тела.

Клео сделала так, как ей сказала Луцила, и почувствовала, как его член стал увеличиваться и твердеть у нее в руках.

– Все, все, отпусти его, а то ты его возбуждаешь, и еще не готова его удовлетворить, – рассмеялась Луцила. Клео отпустила Ливия и он поспешно оделся. – Умница. Можешь сесть. Мирта, твоя очередь.

На этот раз Мирта не стала спорить и пригласила Марка. Клео села на лавку и посмотрела на Ливия – от тоже смотрел на нее, и в его взгляде сквозило разочарование. Клео же пыталась успокоиться, так как сама чувствовала странное желание.

Когда все девушки познакомились с мужским телом, Луцила объявила урок законченным. Следующим уроком у них был греческий язык.

ГЛАВА 4

На следующем уроке греческого случился конфуз. Клео не сочла нужным сообщить Луциле, что она – уроженка Эллады. Она родилась и жила в деревне, расположенной у подножия горы, где жили Боги. Но уже давно в ее родном краю хозяйничали римляне. Так что греческий – ее родной язык. Когда учитель начал объяснения, девушка его поправила. Он весь покраснел, задрожал и вышел из комнаты. Девушки остались одни.

– Зачем ты его поправила? Тебя могут наказать, – сказала ей Рэя. Клео лишь пожала плечами. Мирта и Верна сидели молча, боясь посмотреть на нее. В комнату вошла Луцила.

– Клео, иди сюда, – позвала она девушку. Клео вздохнула и вышла. Луцила погладила ее по щеке. – Ты знаешь греческий язык? – спросила она Клео по-гречески.

– Госпожа, я – эллинка, – ответила девушка.

– Как чудесно. Ты растешь в цене. Пойдем со мной. Когда остальные будут изучать греческий, я разрешаю тебе гулять в саду.

– Спасибо, госпожа.

Клео подошла к Луциле, та обняла ее за талию, и они вышли. В комнату вернулся преподаватель.

– А где находится сад? – спросила девушка.

– Я покажу. Мы пойдем вместе.

Не отнимая руки от ее талии, Луцила повела Клео сад. Это был тот же сад, который ей был виден из окна. Но она видела только часть. Теперь же Клео видела его полностью. Сад находился за домом, но его окружала стена. В нем росли плодовые деревья, было несколько беседок. По всему саду кружили тропинки, вымощенные камнем, по бокам которых рос самшит. Возле каждой из беседок был фонтан.

– Чудесный сад, – сказала Клео.

– Спасибо. Я разрешаю гулять тут моим лучшим ученицам. Хочешь стать моей лучшей ученицей?

– Конечно. Я буду делать все, что вы скажете.

– Молодец. Станешь лучшей – я тебе найду богатого хозяина, который будет ценить тебя, как следует. Пойдем, сядем вон туда, – она показала беседку, над которым вился синий виноград.

По-прежнему обнимая Клео за талию, Луцила повела ее в беседку. Они сели. Хоть и было жарко, но виноград и фонтан, журчащий рядом, дарили прохладу.

– Нравится? – спросила Луцила.

– Очень, – честно ответила Клео.

Луцила сорвала гроздь винограда, отщипнула ягоду и съела.

– Из винограда делают пьянящее вино. Оно делает наше тело легким, а голову – тяжелой, – сказала Луцила. – Открой рот.

Клео приоткрыла рот, и хозяйка положила ей ягоду. Виноград оказался сладким и вкусным.

– Понравилось? – спросила Луцила. Клео кивнула. На ее родине рос виноград, и многие из ее села занимались виноделием, но девушка промолчала. Луцила оторвала еще одну ягоду и зажала ее губами. Затем она подвинулась к девушке и коснулась пальцем ее губ, а затем ягоды. Клео на знала, правильно ли она поняла свою госпожу, но она взяла ягоду губами из ее губ и съела.

– Ты понятливая. Есть много разных эротических игр с фруктами. Ты мне очень понравилась, Клео. Мне кажется, что ты знаешь, что хочешь. Я научу тебя не только давать наслаждение, но и получать его. Только одного не позволяй себе – не позволяй мужчине, или женщине украсть твое сердце.

– Как это? – не поняла девушка.

– Не позволяй себе влюбляться. Но позволяй любить себя. Влюбленные делают много глупостей, Клео. Ты можешь стать богатой, влюбиться в красавца раба, которому нужно только твое богатство, и потерять все. Понимаешь?

– Понимаю, госпожа.

– Поэтому, если уж так захочешь полюбить кого-то, то только богатого и знатного. А сейчас нам пора возвращаться. Сейчас вас будут обучать игре на арфе. Надеюсь, что ты не умеешь играть на арфе? – спросила Луцила, улыбаясь.

– Нет, не умею.

– Замечательно.

Они поднялись. Луцила обняла Клео за талию, а ее руку положила на свою. И так, обнявшись, они пошли в комнату для занятий.

Когда они вошли, учителя еще не было.

– Возвращаю вам вашу подругу, – сказала Луцила, легонько подтолкнув Клео внутрь, и закрыла дверь. Рэя сразу же подбежала к ней и взяла за руку.

– Ты как? Она тебя не наказала? – спросила она.

– Нет, что ты. Мы с ней гуляли в саду.

– В саду? – с нотками зависти в голосе спросила Мирту.

– Да, – сказала Клео и села на свое место. В комнату вошел пожилой мужчина – преподаватель музыки. Урок начался.

Первый день занятий закончился, и Марк увел девушек в их комнаты.

– Скоро вам принесут еду, – сказал он.

– Это хорошо, – сказала Рэя. – А то я очень голодна, – она села на свою кровать. – Так, о чем вы разговаривали с Луцилой? – спросила она подругу, когда раб вышел.

– Ни о чем. Она расспрашивала меня о моей деревне, – Клео почему-то не захотелось рассказывать Рэе, что она понравилась Луциле. Ее разговор с госпожой был слишком личным, можно даже сказать – интимным.

– И это все? – разочарованно спросила Рэя.

– А что ты хотела? Я – ее новое приобретение. Неудивительно, что она, узнав, что я – эллинка, захотела узнать обо мне больше.

Дверь комнаты открылась и вошли Марк и Ливий. Один нес в руках поднос с едой, а второй – воду для умывания. При виде Ливия, сердце Клео застучало быстрее. Но она тряхнула головой, отгоняя от себя наваждение.

Нет, мне нельзя влюбляться. Тем более в кого? В раба. Какие глупости. Что мне это может дать? Ничего, кроме душевной боли и осуждения госпожи Луцилы, – подумала девушка.

Рабы поставили свою ношу и удалились, а подруги принялись за еду.

– Ты видела, как этот раб смотрел на тебя? Тот, которого ты сегодня трогала, – спросила Рэя.

– Когда?

– Сейчас. Ты смотрела в окно.

– Как же я могла видеть, как он на меня смотрел, если я смотрела в окно? – спросила Клео. Разговор ей был неприятен.

– Ты ему понравилась.

– И что? – Клео пожала плечами. – Он – раб, как и я.

– Разве тебе не хочется настоящей любви? – спросила Рэя.

– Хочется. Но не раба. Меня обучат и продадут. Его же Луцила использует как манекен. А когда он состарится, его продадут, или он будет работать обычным слугой. Ну какое у нас будущее? Смешно об этом говорить.

Клео закончила трапезу и омыла руки. Рэя еще продолжала есть. Закончив, она помыла руки и подошла к подруге.

– Знаешь, после прогулки с Луцилой, ты стала какая-то странная. Что она тебе сказала?

– Ничего. Она мне сказала беречь свое сердце. И если влюбляться, то только в богача. Видишь, она права.

– Наверное, – Рэя села рядом с Клео и положила ей голову на плеча, – Помнишь, Луцила рассказывала о любви между женщинами. Мы можем любить друг друга.

– И как это? – рассмеялась Клео.

– Не знаю. Наверное, так, – Рэя обняла подругу и поцеловала ее в губы.

– Не думаю, что так. Но Луцила обещала нас научить.

– Когда нас продадут, мы расстанемся, – вздохнула Рэя.

– Это еще не скоро. Давай лучше будем прилежными ученицами. Тогда она продаст нас в богатые дома. Думаю, мы сможем гулять по городу, и сможем встречаться.

– Да, да. Будем держаться вместе.

Рэя встала и села на свою кровать. До ночи еще было далеко, и им было скучно. Но тут дверь открылась и в комнату вошла Луцила.

– Девушки, хотите погулять по городу? – спросила она.

– А можно? – вскочила Рэя.

– Конечно, – кивнула Луцила. – Я вас приглашаю. Только вы должны надеть ошейники – символ, что вы принадлежите мне.

– Конечно, госпожа, – сказала Клео.

– Тогда пойдемте за мной, – Луцила развернулась и пошла, а Клео и Рэя последовали вслед за ней.

Во дворе один из рабов подошел к Луциле и протянул ей два серебристых ошейника. Госпожа надела их на девушек. А они стояли и улыбались. Они, рожденные свободными, должны вежливо улыбаться и радоваться, что их взяли на прогулку, как маленьких собачек. Впрочем, даже у собак было больше прав и привилегий, чем у них.

– Мы поедем на носилках, госпожа? – спросила Рэя.

– Ну что ты. Мы же идем гулять.

Они вышли из дома через те же ворота, что и приехали, и пошли по улице. По дороге Луцила показывала им дома самых знатных и богатых горожан Помпей. Но разглядеть их не было возможности из-за высоких заборов. Девушки могли только догадываться, что там скрывалось.

– Сейчас зайдем в один магазин, и пойдем дальше, – сказала Луцила, и вошла в лавку торговца тканями. Увидев постоянную покупательницу, тот поклонился.

– Чем могу служить, госпожа Луцила?

– Мне нужна недорогая, но красивая ткань на платья для рабынь.

Торговец засуетился, и вскоре выставил на прилавок три рулона тканей. С видом знатока, Луцила ее пощупала.

– Вот эту, – сказала она, показывая один из рулонов. Торговец что-то записал, Луцила кивнула ему и вышла. Рабыни последовали вслед за ней. Они шли по обочине мощенной дороги. В центре ехали кареты, носилки, всадники. Дорога была так перегружена, что они обгоняли кареты. Вскоре они вышли на большую площадь.

– Это Форум, – объяснила им Луцила. – А вот это храм Юпитера, – она показала на большое величественное здание.

– Ты поклоняешься Юпитеру? – спросила Клео.

– Юпитеру? О, нет. Я поклоняюсь Исиде, – ответила Луцила. И, увидев непонимание на лицах девушек, объяснила. – Это египетская богиня. Недавно к нам прибыл ее жрец и получил разрешение построить ей храм. С тех пор, как храм начал действовать, у этой новой богини появилось много поклонников.

– А где находится ее храм? – спросила Рэя.

– Недалеко. Идемте, покажу.

Луцила повела их узкими улицами, а затем они вышли на площадь, правда не такую большую и помпезную, как Форум. На площади они увидели храм Исиды. К нему вела широкая лестница, на вершине которой стоял человек в белых одеждах и золотых украшениях. У подножия лестницы стояло на коленях несколько человек.

– Это Амарин, верховный жрец храма, – шепотом сказала им Луцила. – Идемте, не будем мешать.

– А что они делают? – спросила Рэя.

– Они молятся. А затем принесут жертвы и дары богине.

Луцила повернула обратно, и девушки пошли за ней. Они шли молча, постоянно оглядываясь по сторонам. Клео отметила, что ей очень понравился город, и она хотела бы остаться здесь жить.

– А сейчас я вам покажу амфитеатр. Ближе к осени начнутся игры. Я всегда беру с собой на игры одну или две из моих любимых учениц.

– Какие игры? – спросила Рэя.

– Гладиаторские. Пойдемте.

По правде говоря, от долгой и непривычной ходьбы у девушек уже болели ноги, но отказать госпоже они не смели. С трудом передвигая ноги, они поплелись к амфитеатру, и не зря – круглое величественное здание потрясло девушек. Луциле удалось провести их внутрь. Они стояли на верхнем ряду и смотрели на большую сцену, представляя, как большие сильные мужчины сражаются друг с другом не на жизнь, а насмерть.

– Госпожа, а гладиаторы – это только рабы? – спросила Клео.

– Нет. Большинство из них свободные люди. Кому хочется отправлять своих рабов на смерть? Они же стоили денег. А для гладиаторов это заработок. И не плохой. У меня был любовник – гладиатор. У него были железные мышцы и большой член, который с трудом помещался во мне. Ах, он был неутомимым.

– И что с ним стало? – спросила Клео.

– Убили на играх, – равнодушно ответила Луцила. – Ну все. Пошли домой. Я уже устала.

Они пошли обратно на виллу. К облегчению девушек, обратный путь занял меньше времени, чем они предполагали. Придя в комнату, они тут же легли на кровати.

– Как же я устала, – пожаловалась Клео.

– И я, – согласилась с ней Рэя.

Но отдыхать им долго не пришлось. Дверь открылась и вошел Марк.

– Госпожа зовет вас термы. И возьмите с собой смену одежды.

Девушки встали с кровати и принялись рыться в своих сундуках. Клео выбрала себе тунику светло-желтого цвета, а Рэя – зеленую. Когда они вышли из комнаты, Мирта и Верна ждали их в коридоре.

– Пошли, девушки, – сказал им раб и пошел вперед. Мирта и Верна заметили ошейники на шеях Клео и Рэи.

– Откуда это у вас? – спросила Мирта.

– Госпожа дала, – ответила Рэя.

– Вот теперь вы настоящие рабыни, – с иронией сказала Верна и погладила себя по шее.

– Просто мы с госпожой гуляли, вот она нам и одела их, чтобы мы не потерялись в незнакомом городе, – сказала Рэя равнодушным тоном.

– Гуляли? Где? – спросила Мирта.

– В Помпеях, – ответила Рэя и принялась перечислять места, где они были.

– Почему она взяла вас, а не нас? – ревниво спросила Мирта.

– Не знаю. Можешь спросить у госпожи, – ответила Клео. Вряд ли она осмелится. Клео видела, что ее ответ не понравился Мирте, но больше вопросов она не задавала.

Марк открыл очередную дверь, и они оказались в термах. Вернее, в той части, где оставляли свою одежду.

– Раздевайтесь, – сказал им Марк. – Ту одежду, что на вас кладите вот в эту корзину, а чистую вот на эту лавку.

Если девушки думали, что после этих слов Марк уйдет, то они ошибались. Он стоял и ждал, пока они выполнят его указания. И, хоть утром он и видел их голыми, им все равно еще было неловко. Но выбора у них не было. Они положили свои вещи на лавку и принялись раздеваться.

Когда они вошли в комнату, где находился бассейн, то увидели Луцилу – она нежилась в теплой воде. Она была обнажена, а ее волосы распущены. Глаза у нее были закрыты, а на лице блуждала улыбка.

– Госпожа, – позвал ее Марк, – я привел девушек.

Луцила открыла глаза и посмотрела на них.

– Чудесно. Спускайтесь ко мне.

Когда Клео погрузилась в горячую воду, то почувствовала, как вся усталость улетучилась. Ей стало хорошо и свободно. Рэя опять начала плавать, а Клео смотрела на это с завистью.

– Хочешь тоже так плавать? – спросила ее Луцила.

– Очень, – кивнула она.

– Я тебя научу, – Луцила оттолкнулась от дна, поплыла к противоположной стенке бассейна, а затем вернулась к Клео. – Не бойся, это легко.

– Я не боюсь.

– Вот и славно. Завтра начнем учебу. А сейчас давай-ка я тебя помою, – сказала она и принялась растирать ее тело ладонями, при этом касаясь грудей и лона. Клео чувствовала себя немного неловко, но ей было приятно. И ей безумно захотелось поцеловать свою госпожу.

– Вот и все. Надеюсь, тебе было приятно, Клео? – спросила она шепотом.

– Очень, – кивнула рабыня.

– Девушки, а теперь идите к Марку, он вас разотрет, затем сполоснетесь, оденетесь и спать, – скомандовал Луцила.

Вечером, когда они легли, Рэя уснула сразу, а Клео еще долго ворочалась. Луцила рассказывала о любви женщины и женщины, и она, кажется, влюбилась в свою госпожу. Или она ей просто нравилась, и ей просто хотелось заняться с ней любовью. С мыслями о Луциле, она уснула.

ГЛАВА 5

Начался новый день. Клео с нетерпением ждала урока Луцилы. И она ее не разочаровала. Когда девушки вошли в комнату, Луцила и ее рабы уже ждали их.

– Садитесь, девушки, – пригласила их госпожа. Когда все сели на скамью, она продолжила: – сегодня я вас начну учить, как доставлять удовольствие мужчине, и получать самой. И вы увидите, как мужчина и женщина достигают оргазма. Как я сказала – начну учить, потому что это долгое учение, но и его никогда нельзя выучить полностью. Начнем. Клео, детка, хочешь быть первой?

– С удовольствием, – девушка встала и смело подошла к Луциле. – Раздеться?

– Еще нет, не спеши, – рассмеялась Луцила. – Сегодня твоим помощником будет Нестор, – сказала Луцила. Красивый высокий брюнет подошел к Клео.

– Что я должна делать? – спросила девушка.

– Пока ничего. Просто расслабься и позволь ему ласкать себя. Он доведет тебя до оргазма. Вот тогда я тебе покажу, что делать. И можешь следовать своим чувствам и желаниям, детка.

Луцила отошла от Клео и уступила место Нестору. Он подошел к девушке, положил руки ей на талию и коснулся губами ее губ. Сначала он целовал ее нежно, затем она почувствовала, как его язык проникнул ей в рот и коснулся ее языка. Клео отметила, что это был намного приятнее, чем тогда, когда это делал воин Юлиус. Тем временем, пока длился поцелуй, девушка почувствовала, как Нестор начал снимать с нее одежду. Сделал он это быстро и незаметно. Его руки гладили ее по спине и по ягодицам. Затем он прижал ее к себе. Сквозь его одежду Клео почувствовала, что его член уже был твердым и упирался ей в живот. Нестор увлек ее на кровать, и уложил на спину. Он быстро сбросил с себя всю одежду, лег на нее и опять поцеловал в губы. Затем он опустился вниз и принялся лизать ее соски. Клео было необычайно приятно. Она закрыла глаза и облизала губы. Она чувствовала жар между ногами, и хотела, чтобы он ее там коснулся. Словно прочитав ее желание, Нестор развел ей ноги и поцеловал ее плоть.

– Девушки, у вас между ногами есть лепестки роз, прикосновение к которым доставляет необычайное наслаждение. А между этими лепестками, есть горошинка, и она доставляет взрыв наслаждений, – словно сквозь сон, Клео услышала голос Луцилы.

Нестор ласкал ее лепестки своим языком, и девушке это очень нравилось. От удовольствия она стонала и извивалась. И вот она почувствовала, что близка к оргазму.

– Сильнее, – прошептала Клео, схватила Нестора за волосы и прижала к своему лону. Еще одно движение его языка, и она закричала от удовольствия. Ее тело задрожало, она сильно задышала, а затем расслабилась.

– Что ты чувствуешь, Клео? – спросила ее Луцила.

– Блаженство, – ответила она, отдышавшись.

– Теперь твой черед подарить его Нестору.

– С удовольствием, – ответила Клео. Они поднялись. Девушка прижалась к юноше, погладила его грудь. Затем ее рука нежно коснулась его члена и яичек.

– Сделай это своим ротиком, Клео, – сказала ей Луцила.

– Ляг, Нестор, – попросила девушка, и он лег на спину. Клео опустилась на колени между его ног, наклонилась над ним и коснулась языком головки его члена. Затем языком провела по всему стволу, а затем взяла в рот. Она двигалась вниз-вверх, вниз-вверх, лаская его при этом языком. Наверное, Нестору было приятно, так как девушка слышала его стоны и прерывистое дыхание.

– Молодец, моя девочка, – похвалила ее Луцила. – Тебе нравится?

Так как ее рот был занят, Клео утвердительно кивнула головой. Она думала, что Луцила хотела, чтобы Нестор кончил ей в рот, и она начала двигаться быстрее, но та остановила ее.

– Все, пока хватит. Теперь сядь тут, на кровати, и наблюдай, – сказала Луцила. Клео остановилась и отошла в сторону. Нестор поднялся и посмотрел на Луцилу, ожидая дальнейших распоряжений. Луцила разделась и легла на спину, раздвинув ноги и согнув их в коленях. – Сейчас вы увидите совокупление мужчины и женщины. Ваше же первое совокупление произойдет с хозяином, который вас купит.

Нестор наклонился над Луцилой, приподнял ее за ягодицы и вонзил свой член в ее лоно. Она застонала, а он начал быстро двигать бедрами, вынимая и опять вонзая свой член в ее лоно. Все это длилось долго. Они оба стонали, закрыв глаза. И вот Луцила вскрикнула и откинулась без движения. Нестор сделал еще несколько движений, вынул член из ее лона и положил на ее живот. Девушки увидели, как из него вытекала белая жидкость.

Именно это я глотала у Юлиуса, – подумала Клео с отвращением.

– Это сперма, – объяснила девушкам Луцила. Она взяла платок и вытерлась. – Когда она попадает в тело женщины, то она может зачать ребенка. Так как вам это не нужно, я научу вас, как готовить специальный отвар. Так же мужчина может кончить в рот женщине. Вы можете или выплюнуть сперму, или проглотить. Ничего страшного или противного в этом нет, – затем она посмотрела на Клео.

– Молодец, детка. Тебе понравилось?

– Очень, госпожа, – ответила она.

– Одевайся и садись на скамью. Нестор, ты был великолепен. Можешь идти отдохнуть. Кстати, после полового акта, мужчины любят комплименты. Не скупитесь, и повторяйте им, как они были великолепны. А теперь Мирта и Ливий, – вызвала она следующую пару.

Мирта выглядела перепуганной, но не посмела возражать. Она вышла, и когда Ливий обнял ее, она задрожала и отшатнулась, но юноша придержал ее.

– Мирта, для рабыни для наслаждений ты слишком стеснительна и пуглива. Мне это не по душе, – сказала Луцила.

– Извините, госпожа, я исправлюсь, – пролепетала Мирта.

– Исправляйся быстрее. Чтобы я больше не видела у тебя на лице этого пугливого выражения. Расслабься. Ты должна получать и дарить удовольствие.

– Да, госпожа, – кивнула Мирта и подставила Ливию губы для поцелуя.

Дальше все пошло так же, как и у Клео. Но, когда пришло время соития раба и госпожи, Ливий лег на спину, а она сама накрыла его член своим лоном и начала двигаться, как всадница на лошади. На этот раз Луцила позволила Ливию излить сперму в свое лоно.

Отдышавшись, Луцила вызвала Рэю и Ониса. Клео отметила, что ее подруга явно получала удовольствие от той близости с мужчиной, на которую они могли сейчас рассчитывать. И на сей раз Луцила поменяла позу – она встала на четвереньки, и Онис пристроился к ней сзади. Он двигался так быстро и сильно, что Луцила успела кончить два раза, но раб все еще не насытился. Затем Луцила полностью легла на живот, и руками раздвинула свои ягодицы. И Онис вонзил свой член в ее узкое анальное отверстие. Он двигался медленнее, но было видно, что это доставляло ему большое удовольствие. Несколько движений, и он кончил. По выражению лица Луцилы было видно, что она получила большое удовольствие. Еще не отдышавшись, она продолжила преподавать.

– Как видите, девушки, у вас есть три отверстия, и вы можете получать тройное удовольствие, и дарить его одновременно троим мужчинам. Кстати, так же занимаются между собой любовью мужчины.

Сказав это, Луцила вызвала Верну и Марка. Клео уже было скучно наблюдать за ними, но хотелось увидеть не преподнесет ли им Луцила что-то новенькое. И она не разочаровала. Госпожа стала у стены. Марк приподнял ее и насадил на свой член. Она обвила его руками за шею, а ногами за талию, а он принялся ею двигать. Клео показалось это неудобным, но Луцила, и Марк явно не разделяли ее мнение: они наслаждались.

Какая неутомимая женщина, – подумала Клео. Она только что отдалась четырем мужчинам, и у нее еще осталось желание.

Луцила и Марк вместе достигли оргазма, и мужчина бережно отпустил свою партнершу. Немного пошатываясь, она надела свое платье.

– На сегодня урок окончен, – сказала она, а затем обратилась к Клео: – Детка, нужно придумать тебе занятие на время урока греческого языка.

– Как скажешь, госпожа.

– Сейчас можешь идти в свою комнату, а я подумаю. Тебя позовут.

– Спасибо, госпожа. Только я еще плохо ориентируюсь в доме, – сказала Клео, боясь заблудиться.

– Не беспокойся. Марк тебя отведет.

Рэя, Мирта и Верна пошли в комнату на занятия греческого языка, а Марк повел Клео в ее комнату.

– Как ты сюда попала? – спросил он девушку. Это было неожиданно, так как обычно он держался с ними отчужденно и шел молча.

– На мою деревню напали римские солдаты. Многих убили, многих взяли в плен, в том числе и меня. А ты?

– И я, – кивнул Марк. – Я – кельт. На мою деревню напали римские солдаты. Многих убили, многих взяли в плен, в том числе и меня, – повторил он слово в слово историю Клео. Но то была и его история, и история многих других. Римская империя увеличивалась и богатела за счет порабощения других народов, захвата чужих земель.

– Мне жаль, что с нами такое произошло, – сказала Клео.

– И мне. Если ты думаешь, что мне нравится моя работа, то ты ошибаешься. Каждое утро я пью отвар, чтобы не потерять мужскую силу. Мне уже противно от вида чужого обнаженного тела, будь то мужчина или женщина. А ведь я только два года здесь. Берегись. Тебя ждет тоже самое – пресыщение. И болезни. Хорошо, если тебе попадется хозяин, который будет один тобой пользоваться. Но если он будет тебя подкладывать под любого, ты можешь заразиться срамной болезнью.

– Что же можно сделать? – спросила Клео.

– Или терпеть и принимать судьбу, как она есть, или копить деньги и выкупить себя, или бежать. Мы пришли.

Клео и не заметила, как они оказались у ее комнаты.

– Спасибо тебе, Марк, – сказала она.

– Не за что. И не нужно никому знать о том, что я тебе сказал. Ты слишком рьяно принялась за обучение. И берегись Луцилу – ты ей понравилась.

– Это плохо?

– Если не боишься, что она заставит тебя ублажать себя, то нет, – усмехнулся Марк.

– Я даже не знаю, как женщины ублажают друг друга, – призналась Клео.

– Языком. Так как тебя ублажал Нестор. Ну все, мне пора. Иди.

Клео кивнула Марку и вошла в комнату. В голове у нее крутились вопросы: зачем Марк ей это все сказал? Он сказал, чтобы помочь, или его об этом попросила Луцила?

В комнате не было чем заняться, и Клео стала у окна, чтобы любоваться садом. Сначала он был пуст, а затем она заметила двух девушек. Они шли обнявшись. Когда они подошли ближе, Клео узнала в одной из них Луцилу, вторая же была ей не знакома. Они сели на лавочке, и принялись целоваться. Затем Луцила подняла юбку и раздвинула ноги, а девушка опустилась перед ней на корточки, и ее голова оказалась у Луцилы между ногами. Что она делала, Клео могла лишь догадываться по лицу госпожи – она испытывала истинное наслаждение. О, боги, сколько в этой женщине сладострастия и похоти! Клео стало неприятно, и она отошла от окна. Нет, Луцилу ей ублажать не хотелось. Да, вначале она чувствовала к ней некоторое влечение, но оно, кажется, уже прошло.

Клео села на кровать. Заняться было совершенно нечем. Нужно будет попросить у Луцилы арфу в комнату, и в свободное время тренироваться. Клео начала напевать песню, затем вскочила и принялась танцевать. Вчера на уроке танцев учительница, тоже рабыня, обучала их некоторым танцевальным движениям. Девушке понравилось танцевать. Она танцевала некоторое время, а затем опять села на кровать.

Послышался стук в дверь, затем она открылась и показался Марк.

– Можно? – спросил он.

– Раньше тебе не нужно было разрешение, – заметила Клео.

– Потому что раньше я приходил по поручению госпожи. А сейчас я пришел просто так.

– Входи.

Марк вошел и сел на стул.

– Только никто не должен знать, что я был тут с тобой, – предупредил он.

– Хорошо. Я никому не скажу. Даже Рэе, – пообещала девушка.

– Хочешь убежать со мной? – внезапно спросил Марк.

– Куда? – растерялась Клео.

– Завтра один человек отправляется в Рим. Он может взять меня с собой. И тебя.

– Почему ты мне это говоришь? Почему ты хочешь меня взять с собой? Мы же только два дня, как знакомы.

– Не знаю, – Марк потупился, но потом посмотрел на Клео. – Ты мне понравилась, Клео.

– Спасибо, Марк. Но я останусь. Я хоть знаю, что меня ждет. Я не хочу неизвестности. Может, человек, с которым ты идешь, хороший и честный, но дороги не безопасны. Могут напасть, и я окажусь в еще более тяжелом положении, чем сейчас.

– Я понимаю, – Марк посмотрел на девушку. – Тебя устраивает положение рабыни.

– Нет, не устраивает, – ответила Клео, может немного резче, чем нужно. – Но и бежать в неизвестность я не хочу.

– Понимаю, – кивнул Марк и встал.

– Не бойся, я тебя не выдам, – сказала ему Клео.

– Спасибо, – Марк улыбнулся, и девушка заметила, какая у него приятная улыбка. – Думаю, что тебе пора на урок.

Клео поднялась, и он повел ее в комнату, где проводились уроки. Они пришли вовремя – греческий уже закончился, и помещение наполнилось чарующими звуками арфы.

Когда, после занятий, Клео вернулась в комнату, то задумалась о словах Марка. Он предложил ей бежать. Куда? Зачем? Но вдруг совершенно неожиданная мысль пришла ей в голову: а что если это ловушка? А что если Луцила специально подослала его к ней с такими разговорами? Наверное, эти мысли были написаны у нее на лице, потому что Рэя посмотрела на нее с тревогой.

– Что с тобой? – спросила она.

– Со мной? Ничего. А что?

– У тебя странное выражение лица.

– А, просто во время урока греческого языка я увидела кое-что, – и она рассказала Рэе об Луциле и ее любовнице.

– Им было хорошо? – с любопытством спросила Рэя.

– Луциле было хорошо. Но чем все кончилось, я не знаю – Марк позвал меня на следующий урок.

– Мне хотелось бы видеть, как Луцила удовлетворяет другую девушку. А хочешь, – Рэя встала и села рядом с Клео на кровать и обняла ее за талию, – мы с тобой займемся тем же.

– Нет, спасибо, – смеясь, девушка освободилась из ее объятий, – мне не хочется. Хватило и сегодняшнего урока.

– Может, я тебе не нравлюсь? – Рэя обижено посмотрела на подругу.

– Что ты. Ты очень красивая. Но мне не хочется заниматься этим с женщинами. Но если тебя тянет, признайся в любви Луциле.

– Я с удовольствием. Она очень красивая женщина, – Рэя облизала губы, и пересела обратно на свою кровать. – Но ты ей больше нравишься.

– Хорошо. Если она начнет со мной любезничать, я ей скажу о тебе.

– Договорились, – рассмеялась Рэя.

На следующий день, к их большому удивлению, девушек никто не разбудил, и никто не принес еду.

– Где же Марк? – недовольно произнесла Рэя. – Я голодна.

Клео подумала, что Марк больше не придет. А когда пришел Онис и принес поднос с едой и водой, она уверилась, что Марк ей не лгал, и ему удалось убежать.

– А где Марк? – спросила Рэя, но Онис не ответил.

– Сегодня занятий не будет, – только сказал он.

– Почему? – спросила Клео.

Но, по своему обыкновению, раб ничего не ответил, развернулся и вышел.

– Что-то случилось, – прошептала Рэя.

– Наверное, – сказала Клео.

То, что Марк сбежал, и за ним была послана погоня, девушки узнали только на следующий день.

– О, боги, – сказала Рэя, – если его поймают, то распнут на кресте. Ужасно.

– Надеюсь, что его не поймают, – тихо сказала Клео. Ей стало за него страшно. Она надеялась, что он уехал с надежным человеком, что он станет свободным и найдет свое место в жизни.

ГЛАВА 6

Незаметно прошел год с тех пор, как Клео поселилась на вилле Луцилы. Поселилась… Как будто ее кто-то спрашивал, хочет ли она этого? За этот год учебы мало что произошло. Но, главное было то, что Марка так и не поймали.

Клео научилась много чего для соблазнения и удовлетворения мужчин, да и женщин. Она научилась играть на арфе, петь и танцевать, поддерживать беседу на разные темы. Она по-прежнему жила с Рэей в одной комнате. Ее подруге все-таки удалось завоевать внимание и стать любовницей Луцилы, но только на короткое время. Девушек по-прежнему обслуживали Онис, Ливий и Нестор. К ним присоединился новый раб по имени Арис. Рабыни научились воспринимать их не как мужчин, а как манекенов, некое пособие.

И вот в один из дней Луцила объявила девушкам, что она устраивает богатый пир, и что они будут главным украшением на этом пире.

– Вероятно она ищет нам покупателей, – сказала Верна.

– Значит, пришло время нам отправляться в новую жизнь. Только бы повезло, – сказала Клео.

– Что ты считаешь везением? – спросила ее Мирта.

– Хочу, чтобы хозяин был хорошим и справедливым. И чтобы я ублажала только его, – ответила Клео.

– А мне хочется, чтобы хозяин был богатым и дарил мне подарки, – мечтательно сказала Мирта. Она уже давно перестала стесняться, и ей нравились мужские ласки.

– Я согласна с Клео, – сказала Верна.

– А я не знаю, чего хочу. Рабство есть рабство. Какой бы хозяин ни был, а все равно чужой человек, – сказала Рэя.

Наступил день, когда Луцила устраивала пир. Клео должна сыграть на арфе и спеть, а потом танцевать. Пока гости наслаждались едой, девушки ждали в комнате, недалеко от зала, где проводилось пиршество. Служанка одела и причесала их. Если сказать, что Клео волновалась, это не сказать ничего. Она дрожала от страха. Даже, когда на ее деревню напало войско, она так не боялась, как сейчас – тогда все произошло внезапно. А сейчас ей приходилось ждать.

– Клео, твоя очередь петь, – сказал ей распорядитель пира.

Девушка вышла, низко поклонилась гостям, села за арфу, и начала петь песню на греческом языке, аккомпанируя себе. У нее был красивый голос, но не очень сильный, и она опасалась что гости ее не расслышат. Но это было зря. Как только она начала петь, установилась тишина. Клео робко подняла глаза и посмотрела на гостей. Они полулежали на ложах возле стола, но не ели. В основном это были мужчины. Из женщин была только Луцила. Клео стало не по себе от их взглядов: ей казалось, что они раздевали ее догола.

Песня закончилась, и девушка с облегчением поклонилась и вышла. Ей нужно было переодеться для танца. Это был особенный танец. Ее платье состояло из тонких прозрачных покрывал, которые ей нужно постепенно снимать. Пока Клео переодевалась, к гостям вышла Рэя – она танцевала сольный танец, к слову сказать, очень скромный.

И вот настал черед Клео. Они, и еще три девушки, купленные Луцилой чуть раньше, чем она, вышли, укутанные покрывалами. Зазвучала музыка, и рабыни ловким движением сняли покрывало с лица. Чем дольше играла музыка, тем меньше покрывал на них оставалось. И с последними аккордами они остались в последнем покрывале, под которыми ничего не было. Гости смотрели на рабынь горящими глазами. От возбуждения они облизывали губы, некоторые гладили себя между ногами. Клео казалось, что еще мгновение, и они бросятся на танцовщиц. Но ничего не произошло. Девушки поклонились и вышли из зала.

После танца Клео переоделась в свою одежду и вместе с Рэей отправилась в свою комнату.

– Бедные гости, – засмеялась она, – они остались возбужденными, но неудовлетворенными.

– Не беспокойся. Луцила пригласила для них проституток. Они будут трахать их, а думать о нас. Думаю, завтра уже кто-то из них захочет нас купить.

– Значит, – Клео остановилась и взяла подругу за руку, – мы расстанемся?

– Мы знали, что это произойдет когда-нибудь, – сказала Рэя. – Идем.

В комнате Клео сняла сандалии, а затем принялась снимать тунику. Когда она осталась голышом, то почувствовала руки Рэи у себя на груди – Клео даже не слышала, как она подошла к ней сзади.

– Завтра мы, может, расстанемся. Позволь мне тебя любить, – прошептала ей Рэя. И Клео согласно кивнула. Они еще ни разу не занимались с ней любовью, и пришло время наверстать упущенное. Девушки нравились друг другу, а прикосновение было приятно. Клео повернулась к подруге и помогла снять тунику. Затем они прижались друг к другу, обнялись и принялись целоваться. Клео опустила руку вниз и начала гладить ее ягодицы, а затем просунула руку меж ее ног и погладила ее лоно.

– Ложись, – прошептала Клео, – я сделаю тебе приятно.

Рэя с удовольствием легла на кровать и расширила ноги. Клео примостилась между ними и принялась удовлетворять ее своим языком. Рэя стонала и извивалась от удовольствия, но Клео не прекращала ее ласкать, пока она не кончила. Затем девушки поменялись местами. Рэя начала целовать соски своей подруги, а пальцем ласкать половые губы. Затем она устроилась у Клео между ног и принялась удовлетворять ее языком, доведя до оргазма.

– Тебе было приятно? – спросила Рэя, когда они лежали обнявшись.

– Очень, – призналась Клео.

– И мне. Жаль, что мы раньше этим не занимались.

– Жаль, – кивнула Клео. Но она сказала так, чтобы не расстраивать подругу. На самом деле ее не очень тянуло к женщинам, и она не думала, что будет тосковать по ласкам Рэи или Луцилы. Клео увидела, как Рэя закрыла глаза и явно стала засыпать.

– Эй, – она тряхнула ее за плечо. – Иди спать в свою кровать. Моя слишком маленькая для нас двоих.

Рэя протерла глаза и улыбнулась.

– Да, наши кровати слишком узкие, а я очень хочу спать.

Рэя встала и перебралась на свою кровать, а Клео натянула на себя простыню и закрыла глаза. Сон сразу же овладел ею.

Девушки оказались правы – на следующий день в дом Луцилы потянулись потенциальные покупатели. Несколько раз госпожа звала девушек и заставляла демонстрировать разным мужчинам свою красоту. Они раздевались перед ними, принимали разные соблазнительные позы, затем опять одевались и уходили. Но в этот день никого из них так и не купили. Наверное, Луцила хотела за них слишком дорого. На следующий день все повторилось. Девушки только успели позавтракать, как Луцила прислала за ними раба.

– Опять нас будут лапать глазами, – пробормотала Рэя. Клео рассмеялась. Утром она проснулась с хорошим настроением, и ей не хотелось его портить.

– Хорошо, что глазами, а не руками, – ответила она.

Девушки пришли в комнату, где сидели Луцила и очередной потенциальный покупатель. Он выглядел молодо, но его черные, как ночь, волосы кое где серебрились. Лицо его было неподвижным, словно вырезанное из камня, а карие глаза смотрели пристально, словно пытались увидеть что-то скрытое от посторонних глаз.

Наверное, он очень строгий, – подумала Клео.

– Девушки, танцуйте, – приказала Луцила.

Танцевать? Но как танцевать без музыки? – подумала Клео, но тут раздались звуки арфы, и она начал двигаться в такт музыке.

– Не надо, – услышала она голос мужчины и остановилась. – Я сделал выбор, – он наклонился к уху Луцилы и что-то прошептал. Госпожа посмотрела на своих рабынь.

– Девушки, идите в свои комнаты, – скомандовала она.

Они покорно удалились. Наверное, у госпожи Луцилы опять ничего не получилось, – подумала Клео, но она ошиблась. Через некоторое время в комнату вошел раб.

– Клео, госпожа Луцила просит тебя прийти.

– Зачем? – спросила она. Ее сердце застучало сильнее – она поняла, что этот господин выбрал ее.

– Не знаю, – ответил раб.

– Ладно, идем, – сказала девушка. Отказаться она все равно не имела права.

– Ты ведь вернешься попрощаться со мной? – Рэя схватила ее за руку.

– Конечно, вернусь, – пообещала Клео, хотя не была в этом уверена.

– Удачи тебе, – сказала ей Рэя, и девушка вышла из комнаты.

Они опять пришли в ту комнату, где Луцила, и гость смотрели на них. Войдя, Клео увидела, что они сидели на тех же местах, и что-то жарко обсуждали. Увидев девушку, они замолчали.

– Клео, детка, подойди ближе, не бойся, – сказала Луцила. Рабыня робко подошла. Мужчина смотрел на нее пристально, и от его взгляда у нее пробежали мурашки по коже. – Разденься, – последовал следующий приказ от Луцилы. Дыхание Клео участилось, и чуть дрожащими пальцами она принялась снимать с себя тунику. Она делала это медленно, так как их учили. Каждое движение соблазняло и притягивало. И вот туника была на полу, и девушка замерла, выставляя свое тело на обзор этому чужому мужчине, чьей собственностью она, быть может, станет.

– Я вижу, что она красива, – сказал гость. Только сейчас Клео обратила внимание, что его голос был низким, глубоким и теплым.

– И она девственница, – добавила Луцила.

– Но умна ли она? – спросил он. Его вопрос удивил Клео.

– Она родом из Эллады, значит в совершенстве владеет греческим. К тому же Клео – первая из моих учениц, а ты знаешь мои требования.

– Знаю, – кивнул мужчина. – Одевайся, – это были его первые слова, обращенные к Клео. Девушка посмотрела на Луцилу, и она ей кивнула.

Источник

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« : Февраль 04, 2013, 22:36:29 pm »

КАК Я СТАЛ РАБОМ
или ЛОВУШКА ДЛЯ ВЛЮБЛЁННОГО ПРОСТАКА

У меня была знакомая девушка по имени Вика. Мы с ней просто дружили.
Её бросил парень, когда она была беременной и у неё теперь был маленький ребёнок – сын Ромка, который родился в июне прошлого года, когда мы были уже знакомы. Я пытался добиться расположения у Вики, но она держалась довольно прохладно, хотя и с некоторой симпатией, как мне казалось, а скорее всего, так и было на самом деле – искренней, особенно с тех пор, как её бросили, а я решил доказать ей свою преданность. Вике не нравилось, что я не умел непринуждённо поддерживать разговор и вообще был какой-то зажатый и «варёный», да и смотрелся я как-то «без понтов» Она принимала от меня материальную помощь. В её положении было не до капризов. Её мама, тоже одна, тянула их четверых, а тут ещё Вика в 19 лет, только окончив педучилище, оказалась с маленьким ребёнком на руках. Её младшая на 1,5 года сестра Лена, девушка ещё более худенькая, чем Вика, и почти не симпатичная, работала секретарём-машинисткой. Вика тоже, уже сидя с ребёнком, окончила курсы машинисток и иногда печатала дома заказы, которые Лена приносила с работы. Лена была скромница и последнее время ходила в какую-то протестантскую секцию, впрочем, без лишнего фанатизма. Просто, это у неё был такой кружок для общения. У Вики были ещё младшие брат – Кеша, 5 лет, и сестра Жанна – 10 лет. Оба мулаты, от второго мужа её мамы.
Я любил, чтобы Вика носила кожаные вещи и покупал ей их. Часто я тратил на это всю зарплату. Мне вообще нравились девушки в кожаной одежде. От одного вида девчонки в кожаной куртке, особенно с надетым капюшоном, меня охватывало возбуждение и в штанах становилось тесно. Ещё я просто обожал сапоги-ботфорты выше колена, которые в то время было почти невозможно увидеть на девушках, кроме как на эротических видео. Меня это возбуждало и я не мог с этим ничего поделать.
Как-то раз, вечером, я был у Вики в гостях. Мы сидели на диване в гостиной и смотрели телевизор. Лена тоже смотрела телевизор. Кеша с Жанной крутились по квартире, то присаживаясь у телевизора, то убегая в другую комнату. Их мама — Ольга Дмитриевна — довольно пикантная, для своих 42 лет, женщина, возилась на кухне, иногда заходя к нам. Вика сегодня была какая-то молчаливая, даже задумчивая. Я спросил её:
— У тебя что-то случилось?
Она ответила не сразу.
— Да нет, ничего, – не поворачиваясь ко мне, сказала она и так же молча продолжала сидеть на диване, рядом со мной.
Так прошёл вечер. Я стал собираться домой. Вика пошла провожать меня в прихожую. Она молча смотрела, как я одеваюсь, а когда я уже был готов, вдруг сказала:
— Мне надо, чтобы ты выручил меня, иначе мне будет очень тяжело. Сделаешь то, что я попрошу?
Я ответил:
— Ну вот, а говоришь «ничего не случилось». А что надо сделать?
Она несколько секунд помолчала, как будто колеблясь, потом сказала, словно подбирая слова:
— Завтра вечером подъедет одна женщина, я хочу, чтобы ты пообщался с ней.
— И это всё? Пообщался? О чём? – спросил я.
Вика как-то лукаво на меня посмотрела.
— Она тебе сама всё расскажет, — ответила она.
Потом, ещё немного помолчав, добавила:
— Может, мы с тобой в одно место съездим…- Вика замялась. – Ну, в общем, завтра всё узнаешь…Я специально для тебя ботфорты надену. — добавила она и опять лукаво улыбнулась.
— Позвони завтра пораньше. Часов в семь.
— Хорошо — сказал я.
Вика явно что-то недоговаривала, но ради общения с ней я готов был это терпеть. Мне вообще нравилась «романтика» в отношениях. Я мог пару часов, даже зимой, простоять на улице у её подъезда, «вычисляя» её возвращение домой. Не из ревности, а просто желая лишний раз её увидеть. Впрочем, Вика воспринимала это без особого энтузиазма, скорее, как посягательство на её свободу и старалась не поощрять такую самодеятельность.
Я сам отпер замок, мы несколько секунд постояли, глядя друг другу в глаза. Я открыл дверь и шагнул на лестничную площадку. Вика перехватила дверь, я положил свою руку на её ладонь и погладил её. Вика, слегка улыбнувшись, с искоркой в глазах, которая мне так нравилась, позволила мне это сделать, помахала мне пальчиками другой руки «пока-пока», мы постояли так две-три секунды, глядя друг на друга, потом я повернулся и пошёл. Дверь у меня за спиной захлопнулась. Я спускался по лестнице в приподнятом настроении. Я считал, что сегодня вечер прошёл на редкость удачно, без каких-то трений, как это часто бывало, когда Вике что-то не нравилось, например, когда я всё время молчал.

КОНЕЦ СВОБОДЫ

На следующий день, часов около семи вечера, я позвонил Вике:
— Привет! Ну, как ты?
Она ответила мне:
— Привет. Давай, приходи.
Я спросил:
_ А ботфорты наденешь? – на самом деле мне очень хотелось увидеть её в ботфортах. Я уже мысленно представлял это и начинал волноваться.
Она ответила после короткой паузы и как-то сухо:
— Надену. Приходи, я тебя жду.
Я старался придать разговору бодрости, Вика же, наоборот, отвечала коротко, без эмоций, словно стараясь поскорей свернуть его.
— Только в ботфортах – велел я ей шутливо.
— Ладно,- ответила она так же сухо и положила трубку.
Я оделся и вышел из дома. На улице было уже темно, как и положено в это время в начале декабря. Был мороз градусов 5-7, падал лёгкий снежок, поскрипывающий под ногами. Людей на улице зимним воскресным вечером почти не было. Я шёл и представлял себе, что рядом со мной идёт Вика в тёплых зимних сапожках и чёрной кожаной куртке-парке, которые я перед этим ей купил. Мне хотелось бы, чтобы у неё на голове был надет чёрный кожаный капюшон «конвертиком» с серебристым мехом. Меня всегда волновал образ «девушка в капюшоне» и я специально покупал Вике такие вещи. Но она не любила носить капюшон и даже зимой ходила с непокрытой головой, видимо, чтобы «покрасоваться». Да и вообще нам с ней так и не пришлось по-нормальному вместе прогуляться. Только если так или иначе встречались на улице. Вообще, наши отношения были какими-то односторонними. Я проявлял интерес к Вике, а она, пожалуй, только позволяла мне это делать, но не более, хотя и не давала отношениям совсем затухнуть.
Я шёл быстрым шагом, слегка возбуждённый от фантазий, которые крутились у меня в голове, ещё не зная, что время моей свободной жизни быстро подходит к концу. Недалеко от подъезда, в котором жила Вика, стоял микроавтобус. Спереди в нём был салон для пассажиров, а сзади глухой грузовой отсек. Я обратил внимание, что за рулём сидела девушка в чёрной то ли кожаной, то ли болоньевой куртке с надетым на голову капюшоном, отделанным мехом. Девушка-водитель на такой машине – это было как-то необычно, её внешний вид тоже привлёк моё внимание. Мы встретились с ней глазами. Мне показалось, что девушка рассматривает меня с каким-то интересом. Я прошёл мимо микроавтобуса, открывая дверь в подъезд, я оглянулся. Девушка-водитель по-прежнему смотрела на меня, провожая взглядом. Я зашёл в подъезд, поднялся на третий этаж и позвонил в знакомую дверь, слегка волнуясь от предвкушения встречи с Викой. Вика открыла мне, подождала, пока я разденусь, стоя напротив меня, прислонившись спиной к стене и внимательно глядя на меня, но, в то же время, отводя взгляд, когда я смотрел на неё. Одета она была обычно, по-домашнему, в стареньком халатике и тапочках на босу ногу. Я спросил, немного обиженно:
— А как же ботфорты?
Вика ничего не ответила и даже не улыбнулась, только открыла дверь в комнату и сказала:
— Проходи.
Вика пропустила меня вперёд, а потом сама зашла за мной. В комнате и, похоже, вообще в квартире, не было никого, кроме меня, Вики и какой-то женщины лет около 30, сидевшей в кресле, закинув ноги в ботфортах из чёрной блестящей кожи, обтягивающей её колени, одна на другую, положив руки в чёрных кожаных перчатках до середины плеч на подлокотники и откинувшись на спинку кресла. На ней было чёрное кожаное платье чуть выше колен, без рукавов. Она была повыше и покрупнее Вики, стройная, но крепкая, с красивой грудью, которая, волнуя воображение, двумя упругими бугорками туго натягивала чёрную глянцевую кожу глухого, без всякого декольте, платья с высоким воротом, подчёркивающим шею. Длинные белокурые локоны эффектно смотрелись на фоне чёрной кожи. Она как будто явилась из моих сексуальных фантазий. Мой член ожил и быстро стал напрягаться. Вика обещала ботфорты, а тут было практически всё, о чём я только мог мечтать.
— Знакомься, – это Алла. – сказала мне Вика.
— Госпожа Алла, — поправила женщина спокойно — называй меня так.
— Вика, разреши, я пообщаюсь с твоим молодым человеком наедине – добавила она неторопливым, довольно низким, сочным голосом, который как бы «обволакивал» меня, с одной стороны, возбуждая, но в то же время, делая это возбуждение «ровным», «долгоиграющим».
Вика бросила на меня короткий взгляд, молча повернулась, ушла в свою комнату, закрыла дверь и включила негромкую музыку. Я остался наедине с «Госпожой Аллой». Она, сидя напротив, смотрела на меня, словно изучая. Немного подумав, я сел на диван, напротив неё. Алла слегка улыбнулась и всё так же спокойно, будто снисходительно, сказала:
– В моём присутствии, тем более, когда я с тобой разговариваю, надо стоять.
Я встал. Не зная, куда деть руки, я заложил большие пальцы в карманы брюк и стоял, расслабив одну ногу.
— Не так. – поправила меня Алла терпеливо, но твёрдо. – Вынь руки из карманов и опусти. Ноги вместе и прямо. Смотреть на меня.
Я выполнил то, что она сказала. Это уже была прямо какая-то настоящая дрессировка. Но, уступив один раз, я продолжал подчиняться и дальше обволакивающему моё сознание спокойному, размеренному женскому голосу. Самолюбие уступало нарастающему возбуждению. Похоже, я начинал терять контроль над собой и погружаться в мир своих фантазий.
— Вот так правильно. Молодец. – одобрила Алла. – Привыкай к порядку, тебе это пригодится.
Наверное, ещё с минуту она, сидя в кресле, молча рассматривала меня. Я стоял перед ней по стойке «смирно». Моему члену было тесно в штанах. Госпожа Алла, похоже , заметила это и, скользя по мне взглядом, задерживала его в этом месте.
— Тебе нравится Вика? – неторопливо спросила меня Алла.
— Да, — ответил я.
— Когда я спрашиваю, надо отвечать — «Да, Госпожа Алла», — всё так же спокойно, но твердо поправила она. – Повтори.
Это прозвучало, как приказ.
— Да, Госпожа Алла, — немного поколебавшись, но преодолев самолюбие, послушно повторил я. То, что я вслух назвал её Госпожой, заставило психологически как бы перешагнуть какой-то барьер. Я словно признал её превосходство над собой и свою готовность подчиняться ей. Меня возбуждала не только чёрная глянцевая кожа, плотно облегающая её красивое тело, но и звук её голоса – спокойный, женственный, но в то же время сильный и уверенный, невольно заставляющий подчиняться. Голос настоящей «Госпожи». Алла слегка улыбнулась.
— Вот теперь хорошо. Молодец, — опять похвалила она.
Снова минутная пауза. В тишине слышно, как поскрипывает кожа при малейшем движении госпожи Аллы. Этот звук заставлял меня изнывать от возбуждения до ломоты в члене.
— Тебе нравится, когда Вика носит кожаные вещи? – спросила она.
— Да, Госпожа Алла, — ответил я, стоя перед ней «руки по швам».
-Ты готов много работать, чтобы покупать их ей?
— Да, Госпожа Алла. – опять сказал я.
-Ты надеешься таким образом добиться её расположения?
— Да, Госпожа Алла.
Госпожа Алла, видимо, специально формулировала вопросы так, чтобы получить односложный ответ, можно даже сказать, как бы «подводила» меня к тому ответу, который ей хотелось услышать. Она снова слегка улыбнулась, сделала паузу и какое-то время молча смотрела на меня. Потом сказала:
— Сядь.
Я опустился на диван. Алла не спеша сменила ноги, по-прежнему перекинув их одна на другую, и сложила руки в длинных кожаных перчатках на бёдрах повыше края ботфортов, поиграв пальцами, затянутыми в чёрную кожу. Кожаные ботфорты и перчатки при этом аппетитно заскрипели, ещё больше возбуждая меня. Опять короткая пауза, затем, как-то резко, вопрос:
— Ты девственник?
— Да, Госпожа Алла, — признался я.
Она опять слегка улыбнулась и немного помолчала. Я чувствовал нарастающее волнение и от вида эффектной женщины, с фигурой, с ног до головы затянутой в чёрную, глянцево блестящую кожу, особенно от ботфортов на высоких каблуках, обтягивающих чёрной кожей её колени, и от загадочного разговора, и от самого звука голоса Госпожи Аллы.
— Расскажи мне о своих фантазиях – попросила она.
Хотя, наверное, не попросила, а приказала. Я замялся. Вдруг она открыла небольшую сумочку- сундучок, которая была с ней и вытащила из неё блестящие наручники. Она просто держала их в руках, но я начал непроизвольно возбуждаться от одного их вида. Мои ноги забила нервная дрожь. Алла сразу заметила это и улыбнулась.
— Что, нравятся такие игрушки? Хочешь попробовать?
Она с пощёлкиванием прокрутила скобы браслетов. От этого звука я возбудился ещё больше. Мой вставший член чуть не разрывал ширинку. Госпожа Алла пристально и немного насмешливо смотрела на меня, как бы наслаждаясь своей властью надо мной, и вдруг резко приказала:
— Когда я спрашиваю, отвечать!
— Да, Госпожа Алла. – хриплым от волнения голосом ответил я.
— На колени!… Руки вперёд! – так же резко приказала она.
Я послушно встал на колени посреди комнаты перед ней и протянул руки вперёд, как бы подставляя их под наручники, но Госпожа Алла осталась сидеть в кресле, играя ими, и продолжила уже спокойным тоном:
— Ты уже давно взрослый мальчик и созрел для секса. Секс, на самом деле, – это превосходство или подчинение. В этом суть жизни. У каждого в ней своё место и предназначение. Чтобы иметь женщину, мужчина должен быть ХОЗЯИНОМ. Ты — раб. Существо мужского пола, предназначение которого – подчиняться, служить и работать на благо женщины. Другого тебе не дано, при всём твоём желании. Такова твоя природа. Ты сам чувствуешь это. Ты должен или смириться с этим, занять своё место или всю жизнь мучиться в чужой шкуре. Для раба, служить женщине – это лучшая участь из всех возможных и единственный шанс быть рядом с женщиной, быть в гармонии с самим собой. Это даже не унижение, ты просто займёшь своё место. Твоё время пришло. Твоя девушка в трудном положении. У неё маленький ребёнок, ей надо учиться. Нужны деньги. Помоги ей, ты ведь любишь ей помогать, а я помогу тебе устроить твою жизнь. Если ты станешь рабом, она получит комиссионные и её возьмут на службу в Лигу. О твоих родных тоже позаботятся. Видишь, всем будет хорошо и тебе тоже. Сейчас ты поедешь со мной, об остальном я позабочусь и всё устрою сама. Я помогу тебе стать самим собой. Я знаю о том, что тебе нужно, лучше, чем ты сам. Находить рабов и направлять их на свой путь – моё призвание, я делала это много раз и ещё никогда не ошибалась. Ты прирождённый раб и только мучаешься на свободе. Тебе не надо ни о чём думать. Просто делай то, что я тебе говорю, и ты сразу почувствуешь облегчение. Ты ведь всегда мечтал об этом. Сегодня твоя мечта исполнится. Тебе не надо ничего решать, всё уже решено. Нас уже ждут.
Алла замолчала. Я тоже молчал, но она видела, что я был крайне возбуждён. После её приказа я некоторое время так и стоял на коленях с вытянутыми вперёд и сложенными вместе руками, потом, слушая её, незаметно опустил их. Я, похоже, уже был готов безропотно подчиняться ей.
— На коленях стоять, а не сидеть…Глаза опустить, руки за спину, – вдруг приказала она, спокойно, но жёстко.
Я подчинился. Тон её голоса – жёсткий, уверенный, парализовавший мою волю – заставлял это сделать. Меня била дрожь. Член стоял как каменный. Алла достала из сундучка пластиковый ошейник с пластмассовой коробочкой из которой торчали два металлических штыря, встала с кресла, цокнув пару раз каблучками ботфортов, подошла ко мне и надела мне его на шею. Я почти упёрся лицом в её тело, обтянутое чёрной глянцевой, возбуждающе пахнущей кожей. Её пальцы в чёрных кожаных перчатках плотно затянули ошейник, затем она сделала пару шагов назад.
— Ну, вот и всё, — сказала Алла, уже немного мягче, как бы подводя итог разговору. – Если не будешь слушаться, я сделаю вот так, — и она нажала пальчиком, обтянутым чёрной кожей, кнопку на пульте, похожем на пульт для телевизора.
Я почувствовал острую ,пульсирующую боль в шее, которая заставила меня инстинктивно схватится за коробочку со штырями, пытаясь оторвать её от шеи. Но ошейник крепко держал её. Моё тело свела судорога, я повалился на пол и задёргался со стонами в конвульсиях. Через несколько секунд боль прекратилась, но судороги продолжались ещё какое-то время . Я лежал на полу, у меня перед глазами были чёрные кожаные ботфорты Госпожи Аллы на высоких каблуках. Она приказала:
— Встать… На колени… Руки за голову.
Я подчинился.
— Это я только дала тебе попробовать. Можно и посильнее. И подольше. Так что подумай, перед тем, как капризничать.
Она встала и вышла из комнаты в прихожую. Проходя мимо, она положила руку в длинной чёрной кожаной перчатке мне на голову. Я затрепетал.
— Вика, проводи нас – громко сказала она и добавила опять тоном приказа:
— Встань. Иди, одевайся, — обращаясь уже ко мне.
Вика вышла из своей комнаты. Не сводя глаз с ног Госпожи Аллы в чёрных ботфортах из глянцевой кожи на высоких, цокающих по полу, каблуках, я встал с колен и тоже пошел в прихожую. Алла сказала, обращаясь ко мне:
— Помоги нам одеться.
Эта фраза прозвучала как приказ. Я снял с вешалки чёрную кожаную дублёнку с капюшоном и помог Алле надеть её. Вика в это время, сидя на скамье, натянула на ноги чёрные кожаные ботфорты на низком каблучке. Алла сказала ей:
— Не спеши. Пусть мальчик тебе поможет.
Я опустился на корточки и застегнул «молнии» на Викиных ботфортах. Чёрная глянцевая кожа плотно облегла её стройные ножки. Я встал и взял с вешалки зимнюю кожаную куртку, которые я подарил Вике незадолго до этого. Вика тоже встала со скамейки, повернулась ко мне спиной, вставила руки в рукава, потом стала застёгивать «молнию», старательно глядя мимо меня. Настала моя очередь одеваться. Я надел шарф и вязаную шапку, куртку. Вика и Алла стояли тут же и молча смотрели на меня. Потом под их взглядами я присел на корточки, надел и зашнуровал ботинки. Я закончил и поднял на них глаза. На секунду мы встретились взглядами с Викой, но она тут же отвела глаза в сторону, видимо, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха. Алла набросила на голову кожаный капюшон дублёнки на голову, посмотрела на меня внимательным взглядом, потом достала из кармана дублёнки стальные наручники и приказала:
— Давай-ка свои ручки, мальчик,
Меня в глубине души ещё напрягало, когда она в присутствии Вики называла меня «мальчиком», но Госпожа Алла уже сумела получить достаточно власти надо мной, чтобы несмотря на это заставить меня подчиняться. Я медленно вытянул руки вперёд, но Госпожа Алла скомандовала:
– Повернись. Руки за спину.
Я подчинился спокойному, властному голосу Госпожи Аллы, послушно повернулся лицом к стене и завёл руки за спину, уже предчувствуя, что меня ждёт. Меня всё еще била дрожь. Сзади несколько раз цокнули каблучки ботфортов. Я почувствовал, как пальцы Госпожи Аллы, затянутые в кожу, защёлкивают на моих запястьях наручники, превращая меня из свободного человека в невольника. Она делала это не спеша, но уверенно. Мои руки оказались скованными вместе за спиной, как у арестанта, стальными браслетами, плотно обхватившими мои запястья.
— Вот так, мальчик. Хорошо, правда? Тебе ведь нравится! – произнесла Госпожа Алла у меня за спиной и ладонью в кожаной перчатке похлопала меня по заду. Я услышал короткий девичий смешок. Это всё-таки не смогла сдержаться Вика.
С этой минуты я навсегда распрощался со своей свободой. Я боялся себе в этом признаться, но мне действительно нравилось быть скованным. Возникло возбуждающее чувство беспомощности. Я первый раз в жизни испытывал это ощущение. Мои скрытые с детства фантазии начали превращаться в реальность. Дело принимало серьёзный оборот. Опять возникла пауза. Я по-прежнему стоял лицом к стене. Звякнула цепь.
— Надень ему кандалы — услышал я голос Аллы. — Брюки подними и надевай прямо на ноги. Плотно не надо. Он же их всё равно не снимет. – учила Леди АЛЛА Вику.
На моих ногах стали защелкиваться браслеты. Я посмотрел вниз и увидел руки Вики. Они действовали явно не так уверенно, как у Аллы, но, тем не менее, своё дело сделали – мои ноги теперь были скованы тонкой, но прочной цепочкой.
— Повернись – приказала мне Алла.
Я повернулся и посмотрел на стоявших передо мной двух молодых женщин. На Алле была приталенная «обливная»«под кожу» чёрная дублёнка ниже колена, с надетым на голову капюшоном, из-под которого поверх чёрной глянцевой кожи струились светло-русые локоны, на Вике – подаренные мною чёрная кожаная зимняя куртка-парка и ботфорты на плоском каблуке. Капюшон она, как всегда, одевать не стала. Вика делала вид, что не смотрит на меня, но на самом деле бросала короткие косые взгляды, пытаясь сдержать улыбку. Всего несколько минут назад я был её бойфрендом, гостем, теперь же она — по-прежнему, свободный человек, а я – всего лишь арестант, невольник, лишённый свободы и униженный с её помощью в её присутствии. Похоже, ей нравилось то, что происходило со мной и приглашая меня к себе, она заранее всё это знала, выступая в роли «приманки». Она добилась своего. Теперь я стоял перед ней беспомощный, в кандалах и со скованными за спиной руками, в ошейнике, с напряжённым членом в штанах, не зная, что с ним делать, чувствуя неловкость от такого унижения. В глазах Вики проскакивали озорные искорки. По ним явно было заметно, что она тоже возбуждена. Только Алла держалась спокойно, по-деловому.
— Мне завтра на работу, — хрипло сказал я, пытаясь справиться с волнением и, может быть, вырваться из этого наваждения в обычную реальность.
— Не переживай. Без работы ты не останешься. Я об этом позабочусь, — с иронией в голосе ответила Госпожа Алла и, не давая мне освободиться из под своей власти, достала из сундучка браслет-ошейник с цепочкой-поводком и застегнула у меня на шее. При этом её руки в перчатках оказались рядом с моим лицом. Я даже почувствовал запах кожи, смешанный с лёгким парфюмом. У меня трусы были уже мокрые. Красивое лицо ЛЕДИ АЛЛЫ было от меня меньше, чем на расстоянии вытянутой руки. Под её взглядом я опустил глаза, но от вида её грудей, обтянутых чёрной глянцевой кожей дублёнки, возбудился ещё больше. Член ломило от напряжения, ширинка чуть не лопалась. ЛЕДИ АЛЛА достала какую-то кучку кожаных ремней и, сбросив с моей головы вязаную шапку, ловко стала надевать мне их на голову, избавляя меня от необходимости прятать глаза. Это оказалась сбруйка-намордник с жёсткой кожаной пластинкой-шорами, которая, закрывая лицо от середины лба до кончика носа и от уха до уха, позволяла смотреть только себе под ноги и с ремешками, плотно стягивающими рот вдоль и поперёк. Последнее, что я увидел – искрящиеся глаза Вики, наполненные озорством и её лукавую улыбку. От прикосновения пальцев ЛЕДИ АЛЛЫ в кожаных перчатках мой член будто взорвался и в штаны ударила горячая струя. От нахлынувшего со спазмом в промежности наслаждения я невольно прислонился спиной к стене, слегка согнулся и даже еле слышно застонал.
— Теперь уже можно, мальчик, я тебя уже упаковала как надо, так что теперь можешь кончать, — услышал я голос Аллы. – Учись Вика, как надо работать, тебе ещё пригодится.
Вика коротко хихикнула. Я стоял перед ней закованный в кандалы и наручники, с мокрыми, возможно, насквозь, штанами, даже не зная, видно ей это или нет, а ей было смешно.
Алла ещё аз туго затянула ремни на моём затылке и на макушке так, что они впились мне в губы и в подбородок, сжимая зубы, и сказала бодрым, почти весёлым голосом:
– Ну, вот и всё, мой мальчик. Кончилась твоя свободная жизнь. Сейчас поедем в ТЮРЬМУ. Тебе там понравится. Там девчонки в кожаной одежде. Тебя закуют в кандалы, посадят на цепь, будешь жить в клетке. Ты ведь мечтал об этом. Тебе дадут возможность хорошо поработать. У тебя на свободе такая жизнь, что там хуже не будет.
. Затем взяла рукой в чёрной кожаной перчатке конец поводка, дёрнула за ошейник и жёстко скомандовала:
— Пошёл.
Эта короткая команда как бы подвела черту. Шутки и разговоры закончились. Возбуждение после семяизвержения тоже прошло, но я уже был полностью в их власти и не смог бы ни сопротивляться, ни возражать, впрочем, сознаюсь, такого желания у меня уже и не и было. Браслеты на руках, ногах и шее не только физически ограничивали свободу, но и парализовали волю, а намордник с шорами как бы отгораживал меня от всего окружавшего и избавлял от необходимости стесняться своего положения. Всё, что я мог – это дышать носом и двигать ногами на ширину цепи кандалов. Вика открыла дверь, Алла натянула поводок и мы пошли. Цепь кандалов была не слишком короткая – см 40, но даже сделав несколько шагов до лифта, я почувствовал, что мне приходится семенить, укорачивая шаг. Кто-то из женщин вызвал лифт. С минуту мы молча простояли, ожидая его. Меня била дрожь от волнения. Я не мог поверить в реальность происходящего. Подошёл лифт. С лёгким грохотом открылись его двери. Алла положила руку в кожаной перчатке мне на плечо и заставила войти первым, поставив меня лицом к стене. Лифт тронулся вниз. Госпожа Алла сказала Вике:
— Пока его будут принимать, займёмся с тобой. По дороге поговорим.
Лифт остановился, двери открылись, поводок натянулся, заставив меня повернуться и задвигать скованными ногами. Мы вышли. Всё моё внимание было занято тем, чтобы не споткнуться в кандалах на ступеньках, следуя за натяжением поводка, пытаясь балансировать скованными за спиной руками, так что я даже не заметил, встретились ли мы с кем-нибудь из посторонних или нет. Наручники оказались строгими и не давали почти никакой свободы движений рукам. Вот открылась дверь на улицу и меня обдало морозным воздухом. Я семенил в кандалах, беспомощно опустив руки за спиной, ничего не видя и не зная, куда мы идём. Идти пришлось недалеко. Рывок поводка и окрик «Стой» заставили меня остановиться. Я услышал голос Аллы:
— Всё нормально, мальчик упакован, едем сдавать на Чермянку, – сказала она деловым тоном.
Я услышал, как передо мной раскрылась дверь авто, наверное, того самого микроавтобуса, который ждал у подъезда. Девушка-водитель, видимо, заранее знала мою судьбу, поэтому с таким интересом смотрела на меня. Молодой женский голос скомандовал:
– Вперёд, поднимай ноги.
Одновременно, натягивая поводок, меня заставили чуть пригнуться, а затем затолкали в какой-то тесный отсек и усадили на скамью. Затем я услышал звук запираемых дверей. Сначала, видимо, закрыли какую-то металлическую дверь, может быть решётку, а потом хлопнула дверь авто и сразу стало тише. Я услышал, как в машину садятся люди. Два раза хлопнули двери. Мотор заработал и машина сразу тронулась, унося меня из прежней жизни, из свободы в РАБСТВО.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #1 : Февраль 04, 2013, 22:40:11 pm »

ТЮРЬМА

Не могу точно сказать, сколько мы ехали. В принципе, не слишком долго, но я сидел скованный, в темноте и потерял счёт времени. Машина ехала, останавливалась, снова ехала, поворачивала. Я был возбуждён и взволнован. Не верилось, что всё это происходит со мной на самом деле. В кузове было холодно, как на улице и темно. Жёсткая скамья, руки, крепко скованные наручниками за спиной. Попробовав вытянуть скованные кандалами ноги, я сразу упёрся ими в частую решётку. Было даже жутковато. Наконец, мы остановились. Мотор замолчал, захлопали двери, из машины выходили, в стороне завязался разговор женскими голосами, слов я не разбирал, иногда был слышен лёгкий смех. Наступила тишина. Вдруг я услышал, что двери, сначала одна, потом вторая, открываются. Меня дёрнули за ошейник и женский голос приказал:
— Выходи.
Приказ прозвучал не грубо, но твёрдо, даже с какой-то долей лёгкой иронии. Я встал и чуть наклонившись, подчиняясь натяжению поводка, вышел из машины, стараясь не споткнуться в кандалах. Это было не так просто. Намордник с кожаными шорами на лице почти ничего не позволял видеть. Пришлось, стоя боком, пытаться разглядеть и нащупать ногой сначала ступеньку, а затем и землю, вернее то ли бетон, то ли асфальт. Моя провожатая не торопила меня, но, слегка натягивая поводок, как бы подсказывала мне направление. Чувствовалась опытная рука. На улице было холодно, но не так как на открытом воздухе. (Я ещё не знал, что скоро я буду радоваться каждой возможности подышать свежим воздухом). Дождавшись, когда я окажусь на земле, тот же голос скомандовал:
– Пошёл.
Поводок натянулся и я засеменил в кандалах. Было ощущение, что я не иду, а просто совершаю движения ногами. Впереди меня цокали каблучки. Так мы вошли внутрь помещения и пошли дальше, постоянно останавливаясь перед открывающимися с лязгом дверями, которые с таким же лязгом закрывались сзади. После очередной двери меня остановили, натянув поводок, женский голос скомандовал:
– Повернись. Сесть.
Я повернулся, почувствовал ногами сзади какую-то скамью и сел на неё. Мой ошейник пристегнули на короткую цепь, видимо, к высокой спинке, процокали каблучки, с лязгом захлопнулась дверь. Всё. Я в ТЮРЬМЕ.
Не могу сказать , сколько точно прошло времени. Я сидел на жёсткой скамье, в наручниках за спиной, в кандалах, прикованный за шею, в тугом наморднике с шорами, ремни которого стягивали моё лицо так, что я не мог даже разжать губы. Слышал женские голоса, иногда пытаясь разобрать фразы. Слышал цоканье каблуков по бетону, звон цепей, лязг дверей. Иногда женские голоса подавали кому-то команды громче и резче обычного, слышались звуки вроде ударов плетью. Эти звуки раздавались то ближе и громче, то дальше и тише. Несколько раз с лязгом открывалась дверь, видимо в клетку, в которой я сидел, и кого-то со звоном цепей и цоканьем каблучков вводили или выводили из неё. При этом слышались приказы, подаваемые женскими голосами :
– Повернись, Сесть. Встать , Пошёл.
От этого у меня периодически возникало возбуждение, в трусах уже давно было мокро от остывшей спермы. Было жутковато. Я понимал, что происходит что-то серьёзное и необратимое в моей жизни. Браслеты врезались в руки, ноги и шею. Тело «затекало» от сидения на жёсткой, неудобной скамье. Уже начинало хотеться в туалет. Опять лязгнула дверь. Зацокали каблучки, приближаясь ко мне. Я почувствовал, как женские руки отстёгивают цепь моего поводка. Браслет-ошейник резко повернулся вокруг шеи, поводок натянулся, женский голос скомандовал:
– Встать.
Я встал, немного пошатываясь от длительного сидения. Тот же женский голос приказал:
– Пошёл.
Я стал часто перебирать ногами в кандалах, подчиняясь натяжению поводка. Цепь моих кандалов звенела об бетон пола, впереди цокали каблуки, судя по звуку, скорее даже шпильки, а может на каблуках были подковки. Эти мысли быстро проносились у меня в голове. Я уже уставал возбуждаться. Опять с лязгом открылась и закрылась дверь. Команда:
– Стой.
Женские руки , затянутые в кожу, начинают открывать замки браслетов. Ошейник. Ноги . Руки. На голове дёргаются ремни намордника. В глаза бьёт свет. Я щурюсь. Свет на самом деле не яркий, но после полумрака под шорами глазам нужно привыкнуть. Я нахожусь в небольшой клетке метра 3 на 3, с решётчатыми стенами. Передо мной стоит женщина, можно сказать девушка, лет 25, примерно моего роста. На ней короткий, до колена, чёрный кожаный, слегка расклёшенный плащ фасона «свингер» с капюшоном. Капюшон откинут. Под плащом приятными округлостями напоминают о себе широко расставленные бугорки грудей. Золотистые волосы убраны в хвост чуть ниже плеч. Из слегка расклёшенных рукавов видны кисти рук , затянутые в алые перчатки. Перчатки, видимо длинные. Когда она сняла с меня намордник и я смог видеть перед собой, её руки были подняты, рукава чуть закатались, но края перчаток не было видно. На ногах были ботфорты ,тоже алого цвета. Черты лица её были довольно приятны, даже можно сказать красивы, глаза закрывали широкие дымчатые очки. На плаще на левой стороне груди белел бэйджик «ГОСПОЖА АННА ИВАНОВНА». У меня было не больше пары секунд, чтобы рассмотреть всё это, пока она укладывала намордник на скамью. Там уже лежали наручники и кандалы. Затем она, цокая каблучками ботфортов, отошла на пару метров к противоположной решётке и скомандовала:
– Раздевайся.
Её голос не выражал никаких эмоций. Просто команда. Я стал раздеваться. Снял куртку, ботинки и замялся, не зная, что делать дальше.
— Всё снимай – последовала новая команда.
Я разделся догола, сложив одежду на пол, там, где уже лежали две стопки чьей-то одежды. Мой член уже устал вставать, меня била дрожь. Стоять без одежды было прохладно. Бетон холодил голые ноги, но терпеть было можно. Девушка спокойно смотрела на меня. Взяла со скамьи кандалы, со звоном кинула их к моим ногам и скомандовала:
– Надевай.
Я нагнулся и стал защёлкивать на щиколотках браслеты. Девушка внимательно смотрела на меня, видимо, чтобы убедиться , что я застёгиваю достаточно плотно. Под её взглядом желание халтурить не возникало. Закончив, я распрямился.
— Повернись, руки за спину. – спокойно, по-деловому скомандовала она.
Я повернулся лицом к решётке, завёл назад руки. Сзади зацокали каблучки, коротко звякнули по дереву наручники, когда девушка взяла их со скамьи, и опять моих рук коснулись пальцы, затянутые в кожу, застёгивая браслеты. Быстро, не сильно, но плотно, чувствовался опыт. Шпильки цокнули пару раз, когда девушка шагнула назад к скамье. За ошейником, подумал я, но ошибся. Команда:
– Повернись.
Поворачиваюсь. Цокая каблучками , девушка подходит ко мне , держа в руках длинную тонкую цепочку, на конце сделанною петлёй. Уверенным движением она надевает эту петлю на мои мошонку и член и резко затягивает её. Руки в кожаных перчатках при этом касаются меня. Мой бедный член этого уже не выдерживает и тут же извергается. Моя тюремщица спокойно и молча смотрит на всё это. Она позволяет мне согнуться и даже на минуту присесть. Затем, потянув мою мошонку за поводок, заставляет встать. Часть спермы попала на пол. Часть на её перчатки. Их она молча вытерла об меня. Часть попало на полу её плаща. Её она вытерла салфеткой, которую достала свободной рукой из кармана. Затем той же салфеткой, быстрым движением вытерла мой опавший член и бросила её на пол. При всём этом на её лице не было заметно никаких эмоций. Она сделала шаг в сторону и нажала кнопку звонка. Буквально сразу к двери клетки с другой стороны подошла другая девушка. Она всё время была где-то рядом, но я не обращал на неё внимания. Одета она была также, как и мой конвоир, только перчатки и ботфорты были чёрные, плащ был не свингер, а приталенный, с поясом из прочной кожи. На поясе висела короткая, толстая плеть, электрошокер ,наручники и связка ключей на цепочке. На голове был беретик в чёрных блестящих пайетках из под которого выбивались белокурые волосы пониже плеч, стекающие локонами наперёд . На плаще бэйдж «ГОСПОЖА ОЛЬГА БОРИСОВНА». Ростом она была, наверное, меньше 160 см даже на шпильках. Дюймовочка. Лицо было почти детское, видимо ей было не больше 18 лет. Аккуратный, курносый носик. Глаза также скрыты за дымчатыми очками. Дюймовочка отперла дверь и распахнула её, отойдя в сторону. Моя конвоир дёрнула меня за мошонку и приказала:
– Пошёл.
Навстречу НЕВОЛЕ.

ПРИГОВОР

Моя конвоир «ГОСПОЖА АННА ИВАНОВНА» размеренно шагала впереди, ритмично цокая шпильками своих алых ботфортов. Золотистый хвостик волос, высоко торчащий из макушки, весело мотался из стороны в сторону над опущенным капюшоном. Рука в алой перчатке небрежно держала цепочку, которая оттягивала мою мошонку. Я семенил за ней ,звеня кандалами. На каждый её шаг мне приходилось делать два-три. Я перебирал босыми ногами, звеня цепочкой, как заводной, опасаясь, что если не успею, то она оторвёт мне яйца. После разрядки член опал и даже съёжился. Мы шли по коридору, образованному решётками, кое-где бетонными стенами. Местами решетки были в несколько рядов. Беглым взглядом я видел за ними женщин, одетых в чёрную кожу и узников, закованных в кандалы, голых или одетых в какую-то невзрачную, видимо арестантскую одежду. Мне показалось, что среди арестантов были как мужчины, так и женщины, но рассматривать подробно у меня не было времени, так как мы быстро подошли к решётке с дверью. Эту дверь сразу отперла и распахнула перед нами девушка лет, наверное, 25-30. Она была вся в чёрной коже. Подробнее я не запомнил, по-моему, в плаще свободного покроя под пояс. Черты её лица были правильные, но красивой её вряд ли можно было назвать. Вообще, её внешность была какой-то скромной. Волосы тёмно-каштановые, чуть выше плеч, не собранные в причёску. Но как я уже сказал, рассматривать её у меня не было времени. Как только мы вошли, у меня за спиной лязгнула дверь. Передо мной за столами сидели три женщины в чёрной коже. Что именно на них было надето понять было трудно, так как они сидели и стол скрывал их фигуры. Посередине сидела, видимо, старшая. На вид ей было, наверное, около 40-45. Она была довольно плотного телосложения, но полной её назвать было, пожалуй, нельзя. По сторонам от неё сидели две женщины помоложе, лет около 30. В одной из них я узнал АЛЛУ, которая меня арестовала и привезла сюда. Вторая была жгучая брюнетка с пышной гривой волос. На груди у неё был бэйдж, но что там было написано я не видел. Моя «ГОСПОЖА АННА ИВАНОВНА» вывела меня на середину комнаты и отошла в сторону, по-прежнему держа меня на цепочке, оставив меня, полностью обнажённого, со скованными наручниками за спиной руками, в ножных кандалах, перед тройкой женщин. Женщины за столом спокойно разглядывали меня. Потом старшая посмотрела в листок бумаги, лежащий перед ней и произнесла:
— 22 года, практически здоров, трудоспособен, склонен к подчинению. Психотип соответствует статусу раба. Представлен на бессрочный контракт.
Она говорила негромко и сидела от меня на расстоянии нескольких метров, но я всё-таки расслышал её слова. Хотя они предназначались, скорее всего, не мне, а её соседкам. АЛЛА произнесла:
— Из него получится неплохой раб.
Брюнетка сказала:
— Уж больно худой.
Алла возразила:
— Но достаточно жилистый, видимо тренировался или занимался физическим трудом. С атлетическим сложением рабами становятся не так часто. Худощавые, это лучше, чем толстяки, от худощавых больше толку. Этот готов быть рабом, а это главное, а на сколько его хватит – это его проблема.
Брюнетка спросила:
— Интересно, каков он в сексе?
И обратилась к моему конвоиру:
— У него стояло?
АННА ИВАНОВНА ответила :
— Да, но он не выдержал и уже кончил. Член у него большой. Побольше среднего, но эрекция боюсь слабовата.
АЛЛА добавила:
— Возбуждается на фетиш. Кожа, наручники, неволя. Вообще он девственник.
Старшая предложила:
— Может в домашнюю прислугу?
Наступила пауза. Моя конвоир сказала:
— Посмотрите, у него вся спина в прыщах,- и приказала мне – Повернись.
Я повернулся. Что у меня спина в прыщах я знал. Я много раз пытался от них избавиться, но ничего не получалось. Госпожа Алла произнесла:
— Да, для домашнего мальчика-раба уж слишком прыщавый. Виктория даже не предупредила. Да и с эрекцией непонятно что, нет гарантии. Такого в дом пристроить будет не так просто, а самой мне с ним возиться сейчас некогда.
Старшая посмотрела и сказала:
— Да…
Затем обратилась к Госпоже Алле:
— Желаете содержать самостоятельно или сдать на воспитание? В тюрьму, лагерь, частное заведение?
Алла ответила:
— Конечно, в тюрьму. И на воспитание, и на работы. Здесь, на Чермянке, режим – как раз то, что надо. Уже проверено. В аренду, на каторжные работы. На второй разряд сгодится. А потом посмотрим.
— Новенького, на бессрочный и сразу на каторгу? – спросила, словно сомневаясь, старшая.
— Да он на свободе работал как каторжный, так что ему не привыкать. Мне бездельники не нужны. А с воспитанием я помогу, пока он на карантине будет. Для лагеря он уже староват. Ему же не 15-16. В тюрьме, в камере, быстрее от свободы отвыкнет, а то домашние рабы потом так и остаются избалованными. Как будто всё в ролевые игры играют. С ними больше возни, чем толку. А в тюрьме с хорошим режимом, на нормальных каторжных работах, такие как этот за год обламываются так, что ему уже и свобода не нужна. Это уже настоящий, качественный раб будет.
— Может, для начала на третий разряд? Уборка улиц, подсобные работы? – спросила старшая.
— Нет, давайте сразу на второй. Пусть как следует поработает, а там видно будет. От раба должен быть толк. Он мне нужен не для того, чтобы здесь только онанизмом заниматься. – возразила госпожа Алла.
Председательствующая немного подумала и сказала:
— Ну, что ж, ЛЕДИ АЛЛА, Вы – хозяйка, Вам виднее…
Потом, обращаясь уже ко мне, но глядя то в бумаги на столе, то куда-то мимо меня:
— По результатам морально-психологической и социальной квалификации ты лишаешься личной свободы, гражданских прав и социального статуса с переводом в состояние раба бессрочно, но не менее, чем на 30 лет. У тебя больше нет имени. Твоя кличка Андрон144. С этого момента ты являешься собственностью ЛЕДИ АЛЛЫ и ГОСПОЖИ ВИКТОРИИ, обязан беспрекословно исполнять все их приказы. Ты можешь быть продан, сдан в аренду, отправлен на любые работы, помещён в тюрьму на любой срок, подвергнут любым наказаниям, пыткам или казни по их желанию. Ты должен подчиняться любой женщине в статусе ГОСПОЖИ. Твои личные вещи будут возвращены родственникам вместе с извещением об обращении тебя в рабство. Твои родители получат право на единовременную компенсацию и пенсию от Лиги. Твои данные будут обезличены, документы уничтожены, любое общение с родственниками навсегда прекращается. Решение комиссии окончательное, обжалованию не подлежит.
Затем приказала:
— Клеймить, в кандалы, 30 суток тюремный карантин, затем на каторжные работы, второй разряд. Уведите.
АННА ИВАНОВНА шагнула вперёд и, потянув меня за мошонку, коротко скомандовала:
– Повернись. Пошёл.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как повернуться лицом к двери и задвигать ногами. Мои кандалы зазвенели по полу, АННА ИВАНОВНА зацокала своими ботфортами. Девушка, которая нас впустила, поднялась со скамьи, на которой она сидела в ожидании моего приговора, отперла и распахнула перед нами дверь. Моя тюремщица повела меня навстречу моей СУДЬБЕ. Снова впереди меня, цокая шпильками своих ярко-красных ботфортов, мотая золотистым хвостиком на затылке, шла АННА ИВАНОВНА, ведя меня за яйца, а я семенил сзади, звеня кандалами, с руками в строгих наручниках за спиной. Вот так, всего за несколько минут, три женщины в чёрной коже, не вставая из-за стола, распорядились моей жизнью как минимум на ближайшие лет 30, которые ещё надо прожить. Я даже не мог до конца поверить в серьёзность происходящего. Всё это было слишком дико, чтобы быть реальностью. Я же ещё пару часов назад сидел у себя дома и строил планы на завтра, а теперь меня, полностью закованного, совершенно голого, ведут куда-то на цепи за яйца по тюремному коридору. Босым ногам было холодно от бетонного пола. В ушах у меня стояли слова «каторжным рабом». Звучало жутко. Что такое «второй разряд»? Госпоже Алле «некогда со мной возиться» и поэтому меня отправили на каторжные работы. Теперь я раб и каторжник. «Не менее 30 лет» — это пожизненно. Вот и всё. В таком состоянии я не заметил, как мы подошли к следующей решётке.

Я — УЗНИК
Мы прошли по тюремному коридору. Перед нами опять открыли дверь и захлопнули за спиной. Мы вошли в достаточно просторное помещение. Меня подвели к женщине в длинном клеёнчатом переднике и приказали встать на колени. Я подчинился. Тут я почувствовал, что сильно хочу в туалет. Я немного подумал и произнёс, обращаясь, скорее всего к АННЕ ИВАНОВНЕ:
— Госпожа, мне надо в туалет.
АННА ИВАНОВНА и женщина в переднике переглянулись. Натянув цепочку, меня заставили подняться и повели куда-то вбок, за перегородку. Там оказалось что-то вроде небольшого медицинского кабинета. На нас посмотрела женщина в таком же чёрном клеёнчатом переднике. АННА ИВАНОВНА сказала ей :
— Ему нужно в туалет, — и повела меня в угол к унитазу, вмонтированному прямо в бетонный пол
( такие ещё называют «турецкими»).
Я сел на корточки и из меня сразу полилось из обоих отверстий. АННА ИВАНОВНА стояла рядом, держа рукой в алой лаковой перчатке цепочку, затянутую петлей у меня на мошонке. Женщина в переднике посмотрела на меня и сказала:
— Его теперь подмывать надо.
Они обе говорили без всяких эмоций, несмотря на распространившийся запах , но я чувствовал себя крайне неуютно, сидя перед ними на унитазе обнажённый, со скованными стальными браслетами руками и ногами, с грязной задницей, вонючий, и, может быть, именно из-за этого унижения, начал возбуждаться. АННА ИВАНОВНА ответила ей:
— Потом в душе подмоется, — дёрнув цепочкой за мошонку, заставила меня встать и, цокая шпильками, повела меня обратно. Я чувствовал между своми ягодицами влажные остатки кала, которые размазывались между ними при ходьбе, но ничего не мог сделать, так как был лишён права даже элементарно распоряжаться собой.
Первая женщина в переднике оказалась парикмахером. Она была довольно миловидной шатенкой лет около 30. Она была уже занята другим рабом – парнем примерно моих лет, только немного плотнее сложенного. Он стоял перед ней на коленях в ножных браслетах и строгих наручниках за спиной, так же как я, и она стригла его машинкой наголо. Его держала ,так же как и меня, цепочкой за мошонку женщина лет 30-35, стройная, но весьма плотно сложенная. Чёрный кожаный плащ до колена плотно облегал её фигуру. Пояс скорее лишь обозначал талию. На ногах были чёрные лаковые ботфорты на среднем каблуке, на руках чёрные кожаные перчатки, с наружной стороны лаковые с перфорацией. Парикмахер делала свою работу молча, не выказывая никаких эмоций. Парень так же молча стоял на коленях, опустив глаза в пол. Закончив с машинной стрижкой, шатенка в чёрном переднике намылила голову парня пеной и стала брить его станком. Всё закончилось быстро, наверное не прошло и 5 минут. Я стоял на коленях в каком-то оцепенении. Парня увели. Шатенка, цокнув каблучками чёрных кожаных ботфортов, подошла ко мне и сразу принялась меня стричь, даже не отряхнув машинку от волос предыдущего «клиента». Я стоял на коленях, почти уткнувшись лицом в чёрный клеёнчатый передник и чувствовал, как машинка, жужжа, снимала волосы у меня на голове. Рука в медицинской перчатке лежала у меня на плече. Я начинал возбуждаться. Парикмахер на несколько секунд отошла от меня на шаг, вернулась назад и я почувствовал, как мою голову намыливают. Затем по ней периодически стала скользить бритва. Наконец всё закончилось. Рука в перчатке быстро провела по моей щеке и низкий сочный женский голос произнёс :
— Брить не буду, нечего пока.
Стоящая рядом, АННА ИВАНОВНА дернула поводок и приказала:
— Встать.
Встаю. Она ослабляет петлю и сбрасывает цепь, которая уже порядочно оттянула мне мошонку, затем освобождает меня от наручников. Я чувствую, как её пальцы в кожаных перчатках касаются моего тела. Мой член снова оживает. Не успеваю я размять запястья, как следует резкая команда:
– Руки на затылок.
Я подчиняюсь и кладу ладони рук на только что гладко выбритую голову. Во мне нарастает возбуждение. Шатенка берёт в руки машинку и быстро выбривает мои подмышки. При этом её лицо приближается ко мне, Мне кажется, что я чувствую её дыхание, запах её тела. Я волнуюсь. Затем она присаживается на табуретку и начинает выбривать мне лобок. Мой член встаёт по полной, меня начинает бить дрожь. Парикмахер вроде как не обращает на это внимание и берёт рукой в медицинской перчатке моё хозяйство. Я напрягаюсь. На конце члена становится мокро. АННА ИВАНОВНА молча резко бьёт меня хлыстиком по рёбрам. От неожиданной боли возбуждение резко пропадает. Шатенка в чёрном переднике слегка улыбается, подняв на пару секунд голову и взглянув мне в лицо, и заканчивает свою работу. АННА ИВАНОВНА командует:
– Пошел,- и лёгким ударом хлыстика направляет меня вперёд.
Опять звон кандалов и цоканье шпилек. Я всё еще держу руки на затылке. Мы подходим за другую перегородку, туда же, куда перед этим увели парня. Я вижу перед собой душевую на несколько человек. АННА ИВАНОВНА приказывает:
– Мойся.
Я встаю под душ, открываю воду. Есть даже горячая. Беру с полки мочалку и мыло и начинаю мыться. Растянуть процесс не получается. АННА ИВАНОВНА, наблюдающая за мной, командует:
– Заканчивай.
Приходится поторопиться. Выключаю воду, вытираюсь полотенцем, которые висят тут же. Команда:
— Руки за спину.
Мне приходится бросить полотенце в сторону на пол, туда, где уже лежат несколько, и завести руки назад. АННА ИВАНОВНА защёлкивает наручники на моих запястьях и снова рукой в алой кожаной перчатке надевает мне петлю из цепочки на мошонку и затягивает её. Меня это слегка возбуждает, но я, видимо, уже начинаю привыкать. АННА ИВАНОВНА приказывает:
– Вперёд, — натягивает цепочку , я со звоном цепи передвигаю ноги.
Мы сразу попадаем в отсек, в котором уже были – медкабинет. Медсестра — крепкая женщина лет под 35, примерно моего роста, со светлой причёской каре. Мне сразу приказывают лечь на топчан, покрытый клеёнкой. Медсестра протирает мне спину бумажным полотенцем и произносит :
— Клизму делать не буду, он уже облегчился.
Затем наступает пауза. Медсестра что-то делает. Но я, лежа на топчане лицом вниз в наручниках за спиной, ничего не вижу. Ноги мне развели и, не снимая браслеты, закрыли в колодки. Вдруг я чувствую, как под левую лопатку мне впивается игла. Я напрягаюсь, но медсестра прижимает меня другой рукой за плечо к топчану и медленно выдавливает в меня шприц. Но это ещё не всё. Она же оказывается и тату-мастер. Вернее, я вижу, что она берёт в руку что-то вроде большого маркера и начинает водить им у меня по спине. Перед этим она спросила у АННЫ ИВАНОВНЫ:
— Какое клеймо ставить?
Та ответила:
— Андрон144.
У меня сразу возникает сильное жжение, я даже начинаю корчится, насколько позволяют колодки и наручники. Но медсестра тяжёлой рукой, по-прежнему, с силой прижимает меня к топчану, а АННА ИВАНОВНА тут же резко приказывает:
— Тихо,- и мне приходится терпеть.
Медсестра, сидя за столом, заполняет какие-то бумаги и произносит:
— Каторжный раб Андрон144, практически здоров, годен к постоянному содержанию в тюрьме, режим и срок заключения без ограничений, наказания и пытки без ограничений.
Жжение всё ещё продолжается, но с моих ног снимают колодки и голос АННЫ ИВАНОВНЫ приказывает:
— Встать.
Я встаю. Руки в наручниках за спиной ноют. После всего пережитого я уже в каком-то ступоре и действую как автомат. Наверное, от меня этого и добиваются. Но мне деваться некуда, здесь всё отработано. Не я первый, не я последний. Поэтому «персонал» и не проявляет лишних эмоций. Для них это каждый день – одно и то же. Просто работа. Снова, я семеня босыми ногами и звеня цепью, с руками в наручниках за спиной, а АННА ИВАНОВНА, цокая ботфортами и мотая хвостиком русых волос, двигаемся вперёд. На этот раз мы проходим обратно через парикмахерскую, где миловидная шатенка в чёрном клеёнчатом переднике стрижёт очередного раба, стоящего на коленях, в кандалах и наручниках за спиной. Его держит цепочкой за мошонку та же женщина в кожаном плаще и лаковых ботфортах и перчатках. Видимо, она уже успела сдать того раба и вернулась за следующим. Здесь, видно , конвейер. Дальше мы проходим за следующую перегородку и я вижу, что оказался в кузнице. На стенах везде развешены кандалы и цепи. Посредине залы стоит наковальня. Рядом с ней металлический верстак, с горящей газовой горелкой, над верстаком на полках разложены какие-то инструменты. У верстака стоит крепко сбитая девка, лет, наверное, 25, «кровь с молоком». Хозяйка кузницы. На ней такой же чёрный клеёнчатый передник, как на парикмахере и медсестре, на руках чёрные кожаные перчатки типа краг. Меня подводят к наковальне. АННА ИВАНОВНА рукой в чёрной кожаной перчатке ослабляет и сбрасывает петлю с мошонки. Я уже устал терпеть её тяжесть. Приказывает:
– На колени.
Я встаю на колени. Затем она отмыкает и снимает браслеты с ног. Хозяйка кузницы молча обходит вокруг меня, окидывая оценивающим взглядом. Подходит к стенке и берёт два кандальных браслета. Это ножные кандалы, шириной см 3-4 и около 1см толщиной с литой петлёй и ушками с отверстиями. К каждому прикована цепь см 50 длиной. Держа в руках эти браслеты, она подходит ко мне сзади. Звякают об бетонный пол цепи. Я чувствую, как металл охватывает мои щиколотки. Хозяйка кузницы ногой в простом сапоге из добротной блестящей чёрной кожи подвигает к моим щиколоткам маленькую наковаленку, затем щипцами берёт раскалённую докрасна заклёпку, в другую руку молоток и заходит ко мне сзади. Я стою на коленях, не оглядываясь. Во мне поднимается возбуждение, член начинает вставать. Я чувствую, как она что-то делает с браслетами, а затем следуют три резких удара молотком. Затем то же самое со второй ногой. Удары отдают в ногу, но в принципе, не больно. Я в опытных руках. Девушка-кузнец опять окидывает меня оценивающим взглядом, подходит к стене и выбирает ошейник . Он шириной около 2см и толщиной около 1см, с цепью длиной примерно 1,5 метра. На конце цепи кольцо с защёлкой, наподобие браслета наручников. Она подходит ко мне и своей тяжёлой рукой пригибает мою бритую наголо голову шеей к наковальне на верстаке. На моей шее смыкается стальной браслет. Она берёт с верстака горячую заклёпку, вставляет её в ошейник. Три удара молотком. Мой ошейник наглухо ЗАКОВАН. Сразу возникает какая-то смесь возбуждения с оцепенением. Сзади подходит АННА ИВАНОВНА. Снимает наручники. Я опять ощущаю кожу её перчаток на своих запястьях. Я поднимаю голову с наковальни. Длинная цепь со звоном волочится по верстаку и по полу. АННА ИВАНОВНА берёт своей рукой в алой лаковой перчатке мою правую руку и кладёт на наковальню. Девушка-кузнец уже стоит рядом и сразу надевает на моё запястье кандальный браслет шириной см 5 и толщиной мм 4. С него свисает цепь около см 25 длиной. Я тупо смотрю, как рука АННЫ ИВАНОВНЫ в алой кожаной перчатке кладёт мою левую руку на наковальню и она тоже тут же оказывается обхваченной металлическим кандальным браслетом. Кузнец опять поворачивается за заклёпками. Три удара справа. Три удара слева. Мои руки закованы в кандалы. Я молча стою на коленях, медленно приходя в себя от полученных впечатлений. Меня выводит из этого состояния команда АННЫ ИВАНОВНЫ:
— Встать.
Я встаю. Кузница оказывается одновременно и раздевалкой. Точнее гардеробом. Хозяйка кузницы берёт со стеллажей комплект арестантской одежды и бросает его к моим ногам.
— Одевайся.
Я начинаю разбирать одежду. АННА ИВАНОВНА торопит меня:
— Быстрей.
Приказ звучит резко, но не злобно. Сверху в стопке комплект белья .Я натягиваю кальсоны и рубаху. Цепи с браслетов при этом проскальзывают в штанины и рукава и со звоном вываливаются наружу. Надеваю арестантскую шапку-тюбетейку. Затем суконные штаны с широкими штанинами, без ремня, на коротеньких застёжках. Серую суконную куртку с капюшоном. Куртка без пояса, почти до колен. Цепи опять со звоном вываливаются из широких штанин и рукавов. Напоследок надеваю на ноги резиновые башмаки со вставным байковым чулком. АННА ИВАНОВНА и хозяйка кузницы молча смотрят на меня. Когда я заканчиваю, АННА ИВАНОВНА командует:
– На колени.
Я , уже привычно, подчиняюсь. Девушка-кузнец снова принимается за работу. Цепи на ногах она с помощью специальных отдельных открытых звеньев приковывает к противоположным браслетам. Таким образом ноги оказываются скованными двойной цепью в 50см. Концы цепей на руках она таким же звеном сковывает вместе. Команда:
– Встать.
Я встаю .
— Руки за спину.
Я пытаюсь завести руки назад, но короткая цепь мешает. АННА ИВАНОВНА нетерпеливо командует:
– Проведи под ногами.
Я ,звеня цепями, кое-как выполняю это . АННА ИВАНОВНА , цокая шпильками, подходит сзади. Я опять чувствую ладонями кожу её перчаток. Она запирает чем-то браслеты на моих руках вместе. Обходит меня спереди. Запускает руку мне под куртку и вытаскивает наружу цепь от ошейника. При этом её лицо находится прямо напротив моего. Она спокойно смотрит мне в лицо, но мимо глаз. Я слышу, как поскрипывает кожа её плаща, Чувствую запах её кожаных перчаток. Мой член начинает напрягаться. Она делает своё дело, не обращая на мои эмоции внимания, хотя наверняка ощущает их.
Закончена процедура превращения меня в невольника. Я окончательно упакован, как положено узнику. На моей спине ещё пощипывает свежее клеймо. Я закован по рукам и ногам в кандалы, ошейник и одет в арестантский костюм. Мои руки надёжно скованы за спиной. Теперь мне предстоит стать рабом внутри. АННА ИВАНОВНА натягивает цепь-поводок и молча тянет её. Я всё понимаю без слов и начинаю двигать ногами. От настоящих кандалов звук другой, чем от легкой цепочки. Звонкий, но более глухой и тяжёлый. Две цепи со звоном бьются друг о друга. Браслеты давят тяжестью на щиколотках. Я уже не семеню подпрыгивающим шагом, а волочу ноги, частыми короткими шажками. Только АННА ИВАНОВНА впереди всё так же легко цокает шпильками своих алых ботфортов и игриво помахивает золотистым хвостиком, не очень задумываясь, насколько мне легко поспевать за ней. Проблемы РАБА – не её проблемы.

МОЙ ДОМ — ТЮРЬМА

Со звоном цепей и цоканьем шпилек мы выходим из кузницы, проходим через парикмахерскую. Там уже никого не стригут. Шатенка-парикмахер и «белочка»-каре медсестра, сидя на скамье, не спеша пьют кофе из кружек и о чём-то негромко беседуют друг с другом. Когда мы проходим мимо, они, не прекращая беседу, смотрят на нас, провожая взглядом. Девушка-охранник встаёт со скамьи, отпирает дверь-решётку и распахивает её перед нами. Теперь я её рассмотрел. Ей лет 20-25, ростом чуть пониже меня. Одета в длинную, ниже середины голени, расклёшенную чёрную кожаную юбку и короткую, облегающую точёную фигурку, кожаную куртку цвета тёмного шоколада с капюшоном. Поверх юбки свисала короткая толстая витая кожаная плётка и электрошокер. На довольно приличного объёма, обтянутой глянцевой кожей, груди слева бейдж «ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА». Капюшон был откинут и поверх него струились длинные , вьющиеся каштановые волосы. Красивая девушка. На руках чёрные кожаные перчатки. Ими она держала решётку двери, когда мы проходили мимо. В её глазах я заметил лёгкое озорство, когда она смотрела на меня. Может просто от избытка молодой энергии. В её взгляде читалось превосходство свободной молодой красивой женщины над рабом – существом мужского пола, утратившем вместе со свободой право на власть над женщиной и даже право быть равным ей. Я шёл с руками, скованными за спиной, звеня тяжёлыми ножными кандалами, глядя только перед собой, хотя мне этого никто не приказывал. « ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА» за моей спиной с лязгом захлопнула дверь. Я смотрел в спину АННЫ ИВАНОВНЫ, видя перед собой уже привычную картину: полоскающиеся кожаные полы её плаща, мелькающие по очереди алые ботфорты, хвостик волос, весело мотающийся при каждом шаге из стороны в сторону над капюшоном. Мы почти сразу подходим к решётке с дверью. За дверью стоят две девушки. Обоим, наверное, лет по 20-25. Одна — крепышка, пониже меня ростом, одета в короткую куртку и расклёшенную юбку до колена из чёрной кожи, чёрные лаковые ботфорты и перчатки. Куртка выгодно подчёркивает тугие аппетитные груди, а юбка – не менее аппетитную попку. На голове берет чёрной лаковой кожи с перфорацией. Тёмно-русая блондинка с волосами до плеч. Вторая – ростом с меня, даже чуть выше, тоже крепко сложенная, но стройная. Тоже в короткой куртке, но в кожаных брюках или бриджах, плотно облегающих её стройные, сильные ноги в чёрных кожаных ботфортах почти до середины бедра. Груди и попка, обтянутые чёрной блестящей кожей, тоже весьма недурны. Ботфорты из достаточно толстой кожи, раструбы на бёдрах немного свободны. На руках чёрные лаковые перчатки с перфорацией снаружи. Светлые волосы собраны в хвостик, как у АННЫ ИВАНОВНЫ. На куртках бейджики, но что на них написано я не успеваю прочитать. Высокая с лязгом открывает перед нами решётчатую дверь. Мы заходим. АННА ИВАНОВНА говорит:
– Принимайте ешё одного. На карантин.
— Когда же они сегодня кончатся? Всё ведёте и ведёте.
— День сегодня урожайный. Охотницы хорошо поработали. Этот последний.
Низенькая крепышка в лаковом берете принимает у АННЫ ИВАНОВНЫ мою цепь-поводок. Теперь я успеваю прочесть её бейдж – ГОСПОЖА ЛУИЗА ФЁДОРОВНА (даже в моем положении мелькает мысль – ну и сочетание). АННА ИВАНОВНА поворачивается и уходит, цокая шпильками, игриво помахивая золотистым хвостиком и хлыстиком в левой руке. Ловлю себя на мысли, что уже привык к ней. На душе становится как-то неспокойно. Высокая блондинка с лязгом захлопывает дверь. Фигура ГОСПОЖИ АННЫ ИВАНОВНЫ в чёрном кожаном плаще удаляется по коридору по ту сторону решётки, а я остаюсь наедине с незнакомыми девушками-надсмотрщицами. На душе становится тревожно, меня даже начинает бить лёгкая дрожь по всему телу. ГОСПОЖА ЛУИЗА дёргает цепь ошейника и командует:
– Пошел.
По сравнению с АННОЙ ИВАНОВНОЙ, голос звучит грубовато. Мне становится ещё тоскливей, но деваться уже некуда. Я всего лишь узник и нахожусь в тюрьме, в полном распоряжении надсмотрщиц и обязан подчиняться любой из них. Со скованными за спиной руками, на которых висят стальные браслеты с болтающейся цепью, звеня кандалами, я волочу ноги, стараясь поспеть за цокающими ботфортами. Ботфорты у ГОСПОЖИ ЛУИЗЫ на средних каблучках см5-7, но видимо с подковками, поэтому звонко цокают по бетонному полу. Чёрная кожаная расклёшенная юбка до колена полощется при ходьбе. Из-под куртки у неё слева свисает короткая толстая плеть, справа – дубинка-электрошок. Мы входим как бы в узкий длинный дворик, по сторонам которого сплошные решётки. На некотором расстоянии от них другой ряд решёток, образующих, видимо стены камер, в которых я искоса вижу лежащих на полу узников. От мысли, что теперь я – один из них, меня охватывает смесь тоски с возбуждением. Возбуждение усиливает вид женской фигуры перед глазами, затянутой в чёрную кожу. Блеск лаковой кожи ботфортов, перчаток и берета усиливает впечатление. Мы подходим к висящему на стене телефону. Останавливаемся. ГОСПОЖА ЛУИЗА берёт трубку, набирает короткий номер, ждёт ответа, затем произносит в трубку:
— Примите ещё одного раба на карантин.
Кладёт трубку, с лязгом ра

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #2 : Февраль 05, 2013, 21:51:27 pm »

Кладёт трубку, с лязгом распахивает двойные решётчатые двери. Оказывается, что мы стоим перед кабиной лифта. Она заводит меня туда, вешает кольцо цепи-поводка на крючок на уровне моего лица. Её лаковые перчатки при этом на несколько секунд оказываются перед моими глазами. Она смотрит мимо меня, занятая своим делом. Цепь висит на крючке свободно, но со скованными за спиной руками в кандальных браслетах я при всём желании не смог бы освободиться. Впрочем, такого желания у меня уже не возникает, подчинение становится естественным состоянием души. ГОСПОЖА ЛУИЗА с лязгом захлопывает обе двери, рукой в лаковой перчатке нажимает кнопку и лифт медленно, с шумом начинает подниматься. Сама она сразу поворачивается и уходит, цокая каблучками. Я нахожусь в таком состоянии, что забываю считать этажи. На каждом я вижу такие же ряды решеток и клетки с лежащими в них узниками. Лифт останавливается. Это четвёртый или пятый этаж, выше только бетонный потолок. Меня уже встречает женская фигура в чёрной коже. Двери с грохотом открываются. Надсмотрщица, громко цокая каблуками по обитому железом полу, заходит в лифт. Рука в чёрной кожаной перчатке снимает цепь с крючка, низкий женский голос командует:
– Пошёл,- и я, звеня цепями, начинаю волочить ноги в кандалах.
Моя новая конвоир — невысокая молодая девушка с крепкой фигурой, затянутой в чёрную кожу – короткая куртка с откинутым капюшоном, короткая юбка, ботфорты чуть выше колена из мягкой кожи на низком плоском каблуке, видимо с подковками, цокающими при ходьбе и перчатки, уходящие под свободный рукав куртки. Между краем юбки и верхом ботфортов видны плотные чёрные, матово блестящие, лосины. Лицо простое, тёмно-русые, видимо некрашеные, волосы до плеч не собраны в причёску. Чёрная кожа глянцево лоснится на полных сочных грудках и такой же сочной попе. Держа рукой в чёрной кожаной перчатке конец цепи от моего ошейника, она ведёт меня по коридору-галерее, образованному двумя рядами решёток. Я звеня кандалами, она цокая подковками на ботфортах, доходим до приоткрытой решётчатой двери в одну из камер. В длинных узких каморках с решёткой вместо передней стены я вижу лежащие на полу фигуры узников, одетых так же как я, в таких же кандалах. Во мне поднимается уже знакомое смешанное чувство возбуждения , волнения и тоски. Я уже представляю себя на месте одного из этих узников. Предчувствие не обманывает меня. Подойдя к двери, моя конвоир распахивает её, нанизывает кольцо моего поводка через защёлку на конце цепи на прут, проходящий вдоль стены камеры на высоте около метра и приказывает мне:
— Заходи.
При этом она поворачивается ко мне и я вижу на её высокой груди, обтянутой чёрной кожей, бейджик «ГОСПОЖА ЕЛЕНА ИВАНОВНА». Мы встречаемся с ней глазами. Она спокойно смотрит мне в лицо и я, почему-то, сразу опускаю взгляд. Этот короткий приказ и спокойный уверенный взгляд словно ставят последнюю точку на моём пути от свободы к неволе. Я подчиняюсь, так как кроме того, что мои руки и ноги в кандалах, я теперь ещё за ошейник прикован к стене цепью всего около 1,5 метра длиной. Захожу, звеня кандалами, в камеру. В СВОЮ камеру. Дверь такая узкая, что мне приходится повернуться боком, чтобы пройти в неё. Когда я, проходя мимо, поворачиваюсь спиной к надсмотрщице, её рука накидывает мне на голову капюшон моей суконной куртки поверх арестантской шапки, который сразу непривычно наползает мне на глаза. За спиной с лязгом захлопывается и запирается на замок решётчатая дверь. Вот и всё. Я заперт в камере. Я на своём месте. Я ещё стою лицом к стене, когда сзади раздаётся низкий голос ЕЛЕНЫ ИВАНОВНЫ:
– Ложись спать, до подъёма не ходить, по подъёму встать лицом к стене, ждать команды, за любое нарушение – наказание. Всё понял?
Я, словно по подсказке, отвечаю:
– Да, ГОСПОЖА.
В ответ слышу:
–Выполняй, раб,- и удаляющееся цоканье подковок.
Я остаюсь наедине с голыми бетонными стенами и решёткой, посаженный за шею на цепь, в тяжёлых ножных кандалах, со скованными за спиной руками, которые оттягивают стальные браслеты с болтающейся цепью. Я В ТЮРЬМЕ.
Осматриваюсь. Моя камера узкая – см 80. Длиной метра 2,5.Бетонные стены. Деревянный дощатый пол. Потолок из гофрированного оцинкованного металла. У дальней стены стоит эмалированное ведро с крышкой. На крышке туалетная бумага. Туалет – догадываюсь я. Он мне как раз сейчас нужен. У боковой стены, прислонённый, стоит «коврик туриста». Вот и вся обстановка. Освещения в камере нет, только тусклый свет от редких зарешёченных плафонов в коридоре. Чувствую себя тоскливо. А как ещё может чувствовать себя закованный в кандалы и ошейник узник в одиночной тюремной клетке-камере. Иногда откуда-то доносится то лязг решёток, то звон цепей, то цокающие шаги. Решаю воспользоваться туалетом. Скованными за спиной руками снимаю крышку с ведра. Затем приподнимаю полы куртки, ослабляю короткие ремешки штанов, спускаю их, проделываю то же самое с кальсонами. Сажусь на ведро, справляю малую нужду, по большому не хочется. Натягиваю обратно кальсоны и штаны, закрываю крышкой ведро. Пока проделываю все эти процедуры, запястья начинают ныть от кандальных браслетов, скованных вместе. Даже успеваю согреться. В камере, в принципе, не холодно, но и не жарко. Отопления нигде не видно. Скованными за спиной руками укладываю на пол коврик и ложусь на него. Чтобы не оказаться лицом к туалетному ведру, приходится лечь головой к решётке. Решаю снять башмаки. Встаю на колени. Приходится повозиться. Наконец, удалось снять их вместе с байковым чулком. Ногам становится прохладно. Подумав, надеваю чулки обратно. Каждое моё движение сопровождается звоном цепей, браслеты давят на запястья и щиколотки, ошейник на на шею и плечи. Ложусь. Сон не идет. Мысли тоже. Сказывается непривычная обстановка, стресс, появляется чувство голода. Всего несколько часов назад я был у себя дома, потом у своей девушки в гостях, а теперь в стальном ошейнике, прикованный цепью к стене, в кандалах, в арестантской одежде, лежу за решёткой на полу тесной тюремной камеры, со скованными за спиной руками. Я теперь – КАТОРЖНЫЙ РАБ. НАВСЕГДА. Какой-то то ли бред, то ли сон. Под капюшон почти не проникают свет и звуки. Мешают руки, скованные за спиной, приходится лежать на боку, немного подвернув ноги, склонясь на живот. Мешает ошейник, цепь от которого лежит прямо перед лицом. Я могу только волочить её ошейником, приподняв голову. Несмотря на коврик, на полу достаточно жёстко. Моя первая ночь в тюрьме, в неволе , в РАБСТВЕ. Пытаюсь заснуть. Теряю чувство времени. Начинаю отключаться.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Мне, наверное, всё-таки удалось заснуть, но, как мне показалось, почти сразу же меня разбудил громкий долгий звук звонка. Я понял, что надо просыпаться и вставать и, наверное, чем быстрее – тем лучше. Спустя буквально несколько секунд звонок повторился ещё два раза. Я уже поднялся и с совершенно сонной головой пытался руками в кандалах, скованными за спиной, натянуть башмаки, стоя на коленях. После долгой возни мне это наконец удалось сделать. Я чувствовал себя озябшим и совершенно разбитым. От холода меня била нервная дрожь. В это время прозвенел третий звонок. Я вспомнил, что мне говорила перед сном моя последняя конвоир, после некоторого усилия даже вспомнил её имя – ЕЛЕНА ИВАНОВНА, ГОСПОЖА ЕЛЕНА ИВАНОВНА. Организм начинал проситься в туалет, но я вспомнил, сколько времени эта процедура у меня заняла вечером и решил, что лучше потерпеть и сначала выполнить то, чему меня учила ЕЛЕНА ИВАНОВНА и встал лицом к противоположной от двери стене. Цепь от ошейника повисла у меня на шее с небольшой слабиной и вслед за мной скользнула по пруту. Как оказалось, сделал я это вовремя, так как почти сразу услышал постепенно приближающееся размеренное цоканье каблучков и судя по звуку – не одна пара. Где –то не доходя до моей камеры цоканье остановилось и женский голос произнес:
– А это ещё что такое? В карцер захотел? Лена, запиши его. А сейчас тоже получишь. Всыпь ему как следует.
Я услышал лязг открываемой решётки, несколько раз цокнули каблуки, затем раздались звуки ударов плетью. Послышались стоны:
— ГОСПОЖА, пожалуйста, не надо!
Женский голос ответил:
— Молчать раб, я тебя научу себя вести.
После ещё нескольких ударов первый голос произнёс:
— Хватит пока. Подержи его на строгом, пусть поумнеет.
Всё стихло. Затем опять послышалось цоканье каблуков, лязг закрываемой решётки. Шаги приближались к моей камере, наконец, замерли у меня за спиной. Молодой женский голос произнёс:
– Этот новенький, его вчера последним поздно привели, на карантине.
Другой женский голос сказал:
– Открой, я хочу на него посмотреть.
Раздался лязг открываемых замка и решётки. Пара цокающих шагов уже внутри камеры. Затем команда уверенным мелодичным женским голосом:
– Повернись, раб.
Я подчинился. Передо мной стояла женщина лет 30-35, повыше меня ростом, стройная, но крепко сложенная, её тугие груди и вся фигура были эффектно обтянуты приталенным кожаным плащом шоколадного цвета, пониже колен. На голове накинут свободный капюшон, из-под которого выбивались русые локоны. Лицо уверенное, с правильными чертами, красивое. На ногах красные лаковые сапоги. Возможно, ботфорты, но полы плаща скрывали колени. На руках лаковые красные перчатки с перфорацией снаружи, скрывающиеся в коротком свободном рукаве. В правой руке она держала хлыстик, которым она сначала поддела и сбросила капюшон с моей головы, а потом дотронулась до моего подбородка, заставив смотреть ей в лицо.
– Ну что, андрон144, хорошо спалось?
Я ответил:
– Да, ГОСПОЖА.
Хотя вообще–то это не было правдой. Женщина ударила меня хлыстиком по щеке и рассмеялась:
– Врёшь.
Она ударила меня хлыстом по щеке ещё раз, задрала мне им подбородок и, глядя мне в лицо, сказала:
— Тебе вообще у нас понравится. Мы из тебя сделаем хорошего раба, – ещё один звонкий удар хлыстом по щеке, — Ведь так?
— Да, ГОСПОЖА – бесстрастно ответил я, чувствуя унижение, но одновременно и нарастающее возбуждение и от вида затянутой в блестящую кожу эффектной женщины и от звука её голоса.
— Ноги шире, — резко скомандовала она.
Я послушно раздвинул ноги на ширину цепи ножных кандалов. Женщина в кожаном плаще упёрлась хлыстом между ног. Мой член стоял, натягивая штаны. Она, похлопывая, поиграла им. В принципе, было не больно, но я напрягся.
— Да, тебе у нас нравится. Мальчик здесь на своём месте. Займитесь им как следует — сказала она, обращаясь к стоящей у неё за спиной в коридоре девушке, в которой я узнал ГОСПОЖУ ЕЛЕНУ ИВАНОВНУ.
— Обязательно, Леди Ирина – ответила она.
Леди Ирина повернулась и, цокая шпильками, вышла из камеры. Вид сзади на её фигуру, в маслянисто блестящей тёмно-коричневой коже был не менее соблазнителен. Ещё большую эффектность придавал кожаный капюшон, своими свободно спадающими складками облегающий её голову. Когда она сделала шаги, через разрез в плаще стало видно, что ярко-красные сапожки – это действительно ботфорты выше колена. ГОСПОЖА ЕЛЕНА ИВАНОВНА захлопнула решётчатую дверь и заперла замок, внимательно и, как мне показалось, многозначительно, посмотрев на меня. Она была одета также как вечером – в короткой чёрной кожаной куртке, только капюшон был наброшен на голову и придавал ей ещё более сексуальный вид, в короткой чёрной кожаной юбке и чёрных ботфортах до колена на низком каблуке. После общения с ЛЕДИ ИРИНОЙ мой член был напряжён. Вид ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ ИВАНОВНЫ поддерживал это возбуждение, хотя, честно говоря, меня больше заботили желание сходить в туалет и чувство голода. Словно догадавшись об этом, ГОСПОЖА ЕЛЕНА ИВАНОВНА тихо сказала:
– Дождись звонка и можешь сходить в туалет, остальное тебе потом объяснят.
Её низкий голос звучал даже несколько дружелюбно. Возможно, потому, что я не подвёл её перед ЛЕДИ ИРИНОЙ. Эти, едва заметные, нотки дружелюбия приободрили меня. Может здесь ещё можно жить? Обе женщины, цокая ботфортами, пошли дальше по коридору, а я остался стоять в камере, лицом к решётке, поскольку приказа повернуться не было. От вывернутых за спину рук болели плечи. Кандальные браслеты с цепью висели на запястьях. Щиколотки ощущали тяжесть браслетов ножных кандалов, хотя , как я успел увидеть, они были закатаны в пластик. Я слышал, как обе надзирательницы остановились ещё у одной камеры и о чём-то говорили, но что именно, я не понял. Затем цоканье двух пар ботфортов стало удаляться, но потом послышалось ближе и две женские фигуры, одетые в играющую складками при ходьбе кожаную одежду довольно быстрым шагом прошли мимо решётки моей камеры обратно. Наконец, цоканье затихло, хлопнула дверь, затем раздался короткий звонок. Я понял, что наконец-то могу воспользоваться туалетом. Видимо, примерно та же мысль пришла в голову и другим узникам, так как я услышал через коридор шаркающий звук шагов и звон цепей в других камерах, кто-то кашлял, сморкался. Волоча по полу звенящие цепи, я подошёл к ведру и начал трудоёмкую процедуру отправления естественных надобностей. После того, как я закончил с этим, я услышал в коридоре какой-то приближающийся шум – одновременно и цоканье, и звон цепей, ещё какой-то лязг и грохот. Подойдя ближе к решётке, для чего мне потребовалось протащить по пруту конец цепи от ошейника, я увидел, как по коридору на противоположной стороне тюремного дворика, вдоль ряда таких же камер, узник, звеня кандалами, в сопровождении девушки-надсмотрщицы, толкает тележку. Перед каждой камерой он останавливался, брал что-то с тележки и ставил в окошко внизу решётки. Второй узник через приёмник внизу решётки забирал туалетное ведро и ставил взамен пустое. В это время и на моей стороне такая же процессия подошла к моей камере. Сначала показалась девушка-надзиратель. Это была уже не ГОСПОЖА ЕЛЕНА ИВАНОВНА, а молодая стройная девушка, пониже меня ростом, с миловидным личиком, светлыми волосами, собранными в довольно длинный, почти до середины спины, хвостик с острым кончиком, спокойными голубовато-серыми глазами. Она была одета в чёрный кожаный плащ до колена, прямого фасона, но тем не менее подчёркивающий её стройную фигурку, аккуратные грудки и попку. Можно сказать – девочка-конфетка. Я даже мельком подумал – каким ветром её занесло в это мрачное место. На ногах у неё были чёрные кожаные ботфорты на утолщённых шпильках, которыми она цокала по полу. Кисти рук затянуты в чёрные кожаные перчатки, одной из которых она держалась за решётку двери моей камеры. Узник взял с тележки закрытую пластиковую одноразовую тарелку и большой, тоже закрытый крышкой пластиковый стакан и поставил их на пол моей камеру через небольшое окошко внизу решётчатой двери. В это время я невольно залюбовался милым личиком моей надзирательницы с таким же милым носиком и точёной фигуркой, затянутой в чёрную кожу, особенно остренькими бугорками грудей. Настолько, что даже не обратил внимание на то, что было написано на её бейджике. Наши взгляды на несколько секунд встретились. Как мне показалось, весёлые искорки проскочили в её серых глазах. Звонким девичьим голосом она приказала:
— Ставь ведро.
Я скованными за спиной руками кое-как взял ведро и поставил его в приёмник. Второй узник , повернув решётчатый сектор, вытащил его наружу, поставил на тележку, а мне вернул другое. Девушка в чёрном кожаном плаще молча повернулась и, цокая шпильками ботфортов, пошла к следующей камере. Её дверь находилась совсем рядом, за стенкой, но Сероглазка сразу исчезла из моего поля зрения. Оба узника с тележками последовали за ней. Я так был очарован этим милым созданием, что продолжал стоять у решётки с заложенными за спину и скованными браслетами руками, слушая, как удаляется цоканье её шпилек, даже не заметив, что на широком поясе из плотной кожи на её талии висели короткая толстая витая плеть и электрошокер. Я также не заметил, как к моей камере подошла другая девушка, в таком же чёрном кожаном плаще и ботфортах. Меня вернул к реальности её короткий окрик:
– Повернись.
Я бросил взгляд на неё. Эта девушка была такого же роста, как и первая, только плотнее сложенная. Чёрная кожа плаща обтягивала её тугие груди. Округлое лицо обрамляли золотисто-рыжеватые, немного вьющиеся, волосы в свободной причёске до плеч. Тоже по-своему хороша, но я не мог выбросить из головы образ первой. Круглолицая окрикнула меня ещё раз:
– О чём мечтаешь, раб? Хочешь на порку?
Я пришёл в себя и повернулся. Она своим руками в кожаных перчатках сквозь решётку быстро расцепила браслеты на моих руках и ещё раз приказала:
– Повернись.
Я подчинился. Она, видя, что я стою и не знаю, что дальше делать, скомандовала:
– Руки.
Я догадался провести цепь под ногами и протянул ей свои руки в кандалах. Она также сквозь решётку сковала их вместе карабином. Я, опустив глаза, смотрел, как её затянутые в чёрную кожу пальцы снова лишают мои руки свободы. Ещё не закончив, она резко произнесла:
– Последний раз так вожусь с тобой. В следующий раз не будешь всё делать сам сразу – отправлю в карцер.
Закончив и подняв на меня глаза, спросила:
– Всё понял, раб?
Мне пришлось ответить :
– Да, ГОСПОЖА!
Она поправила:
— ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА,- и кивнув на бейджик, добавила – я для себя это что ли ношу?
— Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА,- повторил я.
— Уже лучше – сказала она – Да, тобой еще придётся заниматься,- и закончила – на колени, раб, жуй свой завтрак.
Я стал на колени, перед тарелкой, а она, цокая шпильками, перешла к следующей камере. Запертый там узник был, видимо, опытнее меня. С ним она закончила быстро и молча и пошла дальше. Я принялся за свой первый тюремный завтрак. Снял крышку с продолговатой тарелки. Там оказались кубики, похожие на сухой собачий корм. Я был уже настолько голоден, что у меня во рту уже появилась слюна и я, почти без раздумий, стал брать губами с тарелки кубики этого корма и грызть их. На вкус они были довольно пресные, их приходилось жевать, доводя до состояния однородной влажной массы, которую можно было проглотить. Закончив с кормом, я снял крышку со стакана размером в 0,5 л.Там оказалась коричневая жидкость, на вкус напоминающая ячменный эрзац-кофе, уже почти остывший. Я несколькими глотками выпил её, пытаясь получить хоть какое-то удовольствие от еды. Всё это я проделал руками, скованными вместе кандальными браслетами со свисающей цепью, так что пришлось проявить некоторую сноровку. Мимо меня прошли звеня кандалами два узника – один с пустой тележкой, а второй без неё. Цокая двумя парами шпилек прошли обе надсмотрщицы. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА сказала, обращаясь к Сероглазке и глядя на меня:
– Новенький, надо его приучить к порядку, а то тормозит.
Взгляд я на них не поднимал, будучи занят едой, но искоса заметил, что Сероглазка, скользнув по мне глазами и сделав паузу, произнесла:
– Лена с ночи сказала, что ЛЕДИ ИРИНА осталась довольна им.
И опять после паузы, уже пройдя мимо:
– Ничего, привыкнет как все, куда денется.
Чувство голода отпустило. Я даже немного разомлел от ощущения еды в животе. Пустую тарелку и стакан я решил оставить на полу около ведра, не зная, как поступить лучше. Время стало медленно тянуться. Из соседних камер слышались шаркающие шаги с перезвоном цепей. На противоположной стороне яруса за решётками камер я видел маячившие взад-вперёд, как заводные, по своим узеньким каморкам фигуры узников в серых суконных костюмах, звенящие кандалами. Со стороны — я такая же серая фигурка за решёткой, подумал я и представил себя на месте Сероглазки. В то время, когда я пытался заснуть, лёжа на тонком коврике, брошенном прямо на пол, с руками скованными за спиной, она была у себя дома, в собственной удобной, мягкой постели, может быть занималась сексом с любимым мужчиной, а сейчас смотрит на меня сквозь решётку одной из многих камер и видит всего лишь некое лишённое свободы существо в серой суконной куртке и штанах, волочащее цепи в тесном каменном мешке и это зрелище не вызывает у неё никаких эмоций, кроме, в лучшем для меня случае, сдержанной жалости, но скорее всего и некоторого наслаждения тоже. Как говорится, надо получать удовольствие от того, что делаешь. От этой мысли стало тоскливо. Кандалы, решётки, надсмотрщицы в чёрной коже – всё стало казаться каким-то нелепым сном, из которого надо как-то вырваться. Но стальные браслеты и цепи кандалов, ошейник, стальные прутья перед глазами жёстко напоминали о реальности происходящего. Вдруг мне пришла в голову мысль – интересно, а где моя Вика, по чьей милости я попал сюда и чем она сейчас занята. Хотя бы вспомнит о том, где я сейчас? У меня в памяти всплыли её озорные глаза, когда она смотрела на меня, закованного в наручники и своими руками защёлкивала браслеты на моих ногах, её хихикание, когда я стоял перед ней, вынужденный обкончаться прямо в штаны. Её бы саму сейчас сюда. Мелькнула мысль – а вдруг она на самом деле уже здесь, среди этих ГОСПОЖЕЙ, ведь АЛЛА говорила, что её примут в какую-то Лигу. Может это и имелось ввиду. Впрочем, что обижаться на неё. Ведь это всё мои собственные фантазии. Как говорится – каждое желание чревато его полным исполнением.
Мне нестерпимо захотелось размяться. Я не желал превращаться в такую же заводную фигуру-куклу, какие видел в камерах напротив. Но выхода не было. Я встал и держа руки в кандалах у пояса, стал монотонно передвигать ноги в браслетах, звеня цепями и одновременно волоча ошейником цепь по настенному пруту. От стены к решётке и обратно. Постепенно это превращалось в какой-то привычный ритм, подчиняющий себе волю. Не хотелось ни о чём думать. От стены до решётки. От решётки до стены. Ещё раз, ещё, ещё…При каждом шаге ошейник давит на шею, ножные браслеты на щиколотки, ноги приходится расставлять шире, шаг делать короче – так удобнее. Главное ни о чём не думать – так легче. Медленно тянется время. В ушах звенящая мелодия, в которую сливается звон кандалов из разных камер. Я чувствую, что хочу в туалет по большой нужде – сказывается съеденный сухой корм. Начинаю устраиваться над ведром. С руками
впереди, хотя и скованными, это гораздо легче. После некоторой возни заканчиваю эту процедуру. Запястья ноют от браслетов. Устал стоять на ногах. Сесть не на что. На ведре особо не посидишь. Крышка, наверное, специально сделана так, что ложится ниже краёв ведра и край ведра впивается в зад. Сидеть можно только на полу или на корточках. Так и приходится. Но так долго тоже неудобно. Опять встаю и, звеня цепями, начинаю мерять шагами камеру. Взад – вперёд, взад – вперёд. Медленно тянется время. Главное ни о чём не думать. Единственная альтернатива – подойти к решётке, взяться за неё руками и стоять, глядя сквозь прутья. Главное не думать – это помогает.
Вдруг я слышу, как по коридору начинает приближаться цоканье каблуков. Всё ближе, ближе. За решёткой появляются и останавливаются две женские фигуры в чёрной коже. Это Сероглазка и… Не могу поверить своим глазам. Вика. Сероглазка по-прежнему в своём чёрном кожаном плаще, под которым так соблазнительно выступают остренькие грудки. У Вики с этим похуже. На ней та же чёрная кожаная куртка и ботфорты на плоском каблуке, в которых я её видел последний раз. Последний раз? Ведь это было только вчера вечером, всего несколько часов назад. Теперь я замечаю на Сероглазке поверх кожаного плаща и короткую плётку и электрошокер и бейджик, на котором написано «ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА» — Маша, значит. Она произносит, обращаясь к Вике:
— Ну вот, любуйся. Здесь он теперь живёт.
Обе смотрят на меня сквозь решётку с озорными искорками в глазах. Вика – даже с некоторым интересом. В таком прикиде она меня ещё не видела. Перед ней, по другую сторону стальной решётки — узник в сером тюремном костюме с арестантской шапочкой на бритой налысо голове. На шее виднеется стальной ошейник, от которого свисает цепь до стены. Между ногами короткая двойная цепь. Скованные вместе руки я держу перед собой. Под рукавами куртки на запястьях видны стальные браслеты кандалов, от которых свисает короткая цепь.
— Привет, ну как ты здесь? – довольно весёлым голосом спрашивает она.
И вообще, Вика вся какая-то, можно сказать, лукаво-ласковая, что-ли. Как лисичка. Хороший вопрос. Пока я думаю, что ответить, Маша-Сероглазка делает это за меня:
–Тюрьма – есть тюрьма. Привыкает потихоньку, здесь со всеми вначале так. Он же ещё вчера на свободе гулял, а сегодня проснулся за решёткой , в кандалах. Наверное, не сразу понял, где он. – обе девушки отпускают короткий смешок. — Мы из него сделаем тебе хорошего раба. Здесь умеют обращаться с таким материалом.
Голосок у неё жизнерадостный, звонкий, даже не верится, что эти слова произносит такая милая молодая девушка.
— А что у него на куртке написано – андрон144 – это его новое имя? — спрашивает Вика уже не у меня, а у Сероглазки, хотя я стою тут же рядом, и называя меня в третьем лице.
— У рабов не имя, у них кличка и номер. Имени у него больше нет, – отвечает Сероглазка-Маша.
Чувствуется, что Вику вся эта обстановка возбуждает – она оживлена, глазки блестят.
— А что, кандалы с него даже в камере не снимают? – поинтересовалась Вика, всё так же, с интересом, рассматривая меня. – Тяжело так, наверное.
— Конечно, нет. А зачем их снимать? Тяжело ему, не тяжело – какая тебе разница? Пусть привыкает. Он же теперь раб. Ему их ещё носить и носить, может всю жизнь, лет 10-15 уж точно. – обрадовала меня Сероглазка. — Обычно кандалы только с инвалидов снимают, которые и так уже еле ноги волочат, а бывает и так, что до самой утилизациии носят. Вещь-то простая, но очень практичная, да и прикольно ведь, когда цепочками звенит, правда ведь?
Вика молча улыбнулась, вроде как соглашаясь, что кандалы – это, действительно, прикольно, ещё некоторое время неторопливо, по-хозяйски рассматривала меня сквозь решётку, потом сказала:
— А камера-то какая тесная. Он тут что, круглые сутки? И спит тоже здесь? А где у него постель? – вроде как сочувственно спрашивает Вика, хотя заметно, что она всё так же возбуждена.
— Камера стандартная, больше ему и не надо. А постель прямо на полу. Коврик на ночь и всё. Он же раб, а здесь тюрьма, ничего лишнего. Ничего, привыкнет. Это не наказание, просто по-другому рабов не держат.
Как-то неожиданно слышать такие слова, произносимые нежным голоском прелестной девочкой-куколкой. Она и правда воспринимает меня не более, чем как раба – существо, для которого находиться здесь – вполне естественно. Молодая, вроде нежная, девушка, а уже законченный рабовладелец. Самое интересное, что и Вика на меня смотрит уже также, а ведь ещё вчера я был её бойфрендом. В принципе, получается, что я — вроде бы как её персональный раб. Можно сказать – её добыча. Вика слушает всё это с лёгкой озорной улыбкой. Некоторая жалость ко мне, видимо, всё-таки не переходит разумных пределов и моё нынешнее положение её вполне устраивает. Короткая пауза.
Вика опять озорно улыбается. Вообще настроение у неё теперь гораздо лучше, чем в наш последний вечер у неё дома.
— Ладно, Серёжка, не скучай… Как тебя здесь кормят? – спрашивает она, вроде бы как с заботой.
Мы стоим по разные стороны решётки. Невольник в серой арестантской одежде, закованный в кандалы и посаженный на цепь в тесной камере и молодая, симпатичная, модно одетая девушка – моя хозяйка.
— Нормально — недолго думая, отвечаю я.
— Ну и хорошо… Какие всё-таки у тебя кандалы тяжёлые… Ну, ты же ведь сам захотел… Ладно, привыкай уж потихоньку… Андрон…144, – Вика говорит, делая паузы, слегка улыбается, пристально глядя на меня и положив свою руку в чёрной кожаной перчатке на один из прутьев решётки.
От её близости и одновременно недоступности я начинаю возбуждаться и почти машинально сжимаю её ладонь в чёрной коже, положив сверху свою руку с запястьем, закованным в стальной браслет. Цепь моих ручных кандалов гремит об решётку, которая не пропускает мои скованные вместе руки. Вика и Сероглазка, глядя на это, улыбаются.
— Руки убери, раб! – командует Сероглазка, а затем весело произносит — Ну вот, видишь, а ты спрашиваешь, зачем кандалы и решётки.
— Да-а, вообще-то классная вещь — соглашается Вика, слегка посмеиваясь и не спеша высвобождая свою ладонь. — Придётся тебе, видно, к ним привыкать, Се… ах, да, Андрон144 – смеётся она.
Сероглазка пальчиками в чёрных кожаных перчатках быстро расстёгивает карабин, соединяющий браслеты на моих запястьях и приказывает :
— Руки назад.
Мне приходиться присесть, провести цепь кандалов под ногами и встать, повернувшись к решётке спиной. Я успеваю заметить, как Вика, с улыбкой и блестящими от восторга глазками, наблюдает за этой процедурой. «Мария Петровна» соединяет карабином кандалы у меня за спиной и произносит:
— Так-то оно лучше, правда?
— Ну да, а то прыткий такой! – смеётся Вика. – Ну ладно, всё, мне пора.
Вика делает от решётки два шага назад, посылает мне ручкой в чёрной кожаной перчатке воздушный поцелуй, два раза делает пальчиками поднятой руки, обтянутыми чёрной кожей, «пока-пока», поворачивается и вместе с Сероглазкой уходит по коридору. Я, оставшись за решёткой, провожаю их глазами. Некоторое время я слышу цоканье ботфортов ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ , потом всё затихает. Вернее всё, кроме звона кандалов, постоянно висящего в воздухе.
Я тоже опять принимаюсь со звоном волочить свои кандалы по полу камеры. На душе тоскливо. Да, выручил я Вику… Больше всего мне понравился её совет не скучать. Очень актуально. Она-то сама, наверное, сейчас уже на улице, дышит свежим, морозным воздухом, щурится на яркое зимнее солнце, шагая по снегу своими точёными ножками в чёрных кожаных ботфортах. В то же время где-то в глубине сознания начинает шевелиться мысль: а ведь я сам об этом мечтал с детства, ведь это именно то, чего я хотел. Возникает смутное желание забыть то, что было раньше и просто плыть по течению. Я присаживаюсь на пол в углу. Начинает сказываться бессонная ночь и напряжение. Глаза слипаются. Глубокий капюшон на голове против воли создаёт какое-то чувство уюта…

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #3 : Февраль 05, 2013, 21:53:08 pm »

Я проснулся от лязга открываемой решётки. Открыв глаза, вижу две женские фигуры в чёрной коже. Одна из них – ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА. Её плотная фигура в чёрном кожаном плаще, обтягивающем тугие груди, и чёрных ботфортах стоит у открытой двери.
— Кто тебе разрешил спать днем, раб? – звучит её низкий, грубоватый голос — Встать.
Я, звеня цепями, вскакиваю на ноги.
— Придётся тебе всё-таки попробовать карцер, так до тебя быстрей доходить будет – продолжает она. Тут из-за её спины в камеру входит вторая женщина.
— Подожди, Лена, дай мальчику привыкнуть, он же первый день в тюрьме, – спокойно говорит она.
Я узнаю в ней АЛЛУ, ГОСПОЖУ АЛЛУ, которая привезла меня сюда. На ней сейчас длинный чёрный кожаный плащ ниже колена, облегающий её стройную фигуру с высокой грудью свободными складками. Из-под плаща видны алые лаковые сапожки, На руках алые лаковые перчатки из лайковой кожи, скрывающиеся в свободных рукавах. На голову накинут капюшон. Складки чёрной кожи эффектно обрамляют её красивое лицо и белокурые локоны, ниспадающие из под капюшона на грудь.
— Ему сейчас и без карцера несладко, он просто сегодня не выспался — произносит она, глядя мне в глаза и подходя ближе, цокая шпильками.
— Как скажете, ЛЕДИ АЛЛА – отзывается ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА.
ЛЕДИ АЛЛА подходит ко мне вплотную и глядя в глаза, кладёт руку в алой лаковой перчатке на моё плечо, несколько раз медленно проводит ладонью с плеча по груди. Я не выдерживаю её взгляда и опускаю глаза. Второй рукой она медленно расстёгивает мою куртку. Я смотрю как рука, затянутая в алую блестящую кожу скользит по моему телу. Рукава её плаща немного закатываются, но края перчаток не видно. Мой член встает как каменный, меня начинает бить дрожь. ЛЕДИ АЛЛА замечает это.
— Ты ведь сегодня плохо спал? – спрашивает она меня, продолжая смотреть в глаза и не спеша гладить меня по груди.
— Да, ГОСПОЖА – глухо отвечаю я.
Её фигура в чёрном кожаном плаще как бы отгораживает меня от всей остальной тюрьмы, от ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ, стоящей на фоне решётки, от всех проблем. Я вижу прямо перед собой её высокую грудь, обтянутую чёрной кожей. Её лицо, окружённое чёрной кожей капюшона и белокурыми локонами, находится прямо перед моим. Я чувствую запах её волос, её парфюма, запах кожи её плаща и перчаток, слегка поскрипывающих при каждом движении. Возбуждение захлёстывает меня.
— Спусти штаны – негромко, но твёрдо говорит, вернее приказывает ЛЕДИ АЛЛА.
Я руками в скованных вместе кандальных браслетах начинаю лихорадочно расстёгивать короткие ремешки на штанах и кальсонах и спускаю их. Мой член выскакивает из штанов. ЛЕДИ АЛЛА бросает короткий взгляд на него, и по-прежнему глядя мне в глаза, берёт его в левую руку, правой продолжая медленно гладить меня по плечу и груди. Я чувствую как её пальцы, затянутые в кожу, не спеша сжимают и оттягивают мой напряжённый член. Наконец он не выдерживает и извергается. ЛЕДИ АЛЛА, так же не спеша, опускает руки, достаёт из кармана плаща салфетку и вытирает ею перчатки. Бросает салфетку на пол, достаёт вторую и обтирает мой член, тоже бросает её на пол.
— Забудь о свободе. Ты раб и твоё место здесь. Кандалы — это часть тебя, а ты – часть этой камеры. Запомни два слова – служить и подчиняться, больше не о чём не думай. Понял, раб?
— Да, ГОСПОЖА АЛЛА, — отвечаю я.
— Молодец, раб. Оставайся здесь и веди себя хорошо, — приказывает она.
Затем, окинув меня долгим последним взглядом, поворачивается и цокая шпильками выходит из камеры. Я сначала просто стою и смотрю на неё сзади. Её фигура в складках чёрной кожи длинного плаща, в кожаном капюшоне, облегающем её голову, смотрится очень эффектно. Только когда она уже подходит к решётке, я начинаю натягивать и застёгивать кальсоны и штаны. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА с лязгом захлопывает дверь моей камеры и запирает на замок. Они обе поворачиваются и, даже не посмотрев на меня, уходят по коридору, цокая двумя парами шпилек. Я слышу, как на ходу они начинают о чём-то разговаривать, но слов разобрать не могу. Я сначала стою, а потом сползаю спиной по стене и сажусь на пол, приходя в себя от всего этого. Ловлю себя на том, что хочется просто вот так сидеть и ни о чём не думать. Собственно, так оно и есть. Всё, что было до вчерашнего вечера, уже перестаёт восприниматься как реальность. Реальна только эта камера, её стены, пол, решётка перед глазами, кандалы на руках и ногах, ошейник со свисающей цепью. Теперь это – мой мир и я , по-моему, начинаю привыкать к нему. В коридоре становится шумно. Слышен лязг открываемых решёток , звон кандалов, цоканье шпилек. Всё это постепенно приближается ко мне. Наконец перед решёткой моей камеры появляется фигура Сероглазки – ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ – надо привыкать к здешним порядкам, а то жизнь тут и так не сахар, а будет ещё неслаще. Она одета всё так же в чёрный кожаный плащ до колен, чёрные ботфорты и перчатки. При её появлении я машинально поднялся на ноги – видимо, начинаю привыкать к своему положению. Кандалы на руках и ногах с ошейником на цепи хорошо отбивают желание бунтовать. Для тех, кому этого недостаточно, поверх кожаной полы плаща ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ (прощай, «Сероглазка») красовались плётка и электрошокер. Я пока с этими игрушками не познакомился. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА на несколько секунд опустила глаза и я не мог не залюбоваться её личиком, а носик у неё просто прелесть. Она подняла глаза и бросила на меня взгляд. Весёлые озорные искорки опять мелькнули в её глазах. Она, сделала шаг в сторону. Узник с тележкой, стоявший рядом, звеня кандалами, взял с тележки из стопки плоских кастрюлек верхнюю и поставил на пол моей камеры, затем опять повернулся к тележке, взял с неё полную пластиковую бутылку, тоже поставил её ко мне в камеру. На этом его задача была выполнена и он встал за тележкой, готовый катить её дальше. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА (как же всё-таки хочется назвать её Сероглазкой) снова подняла на меня взгляд своих искрящихся глаз, еле заметный намёк на улыбку тронул её губы. Косметики на них или не было или она была почти незаметна. Сделав короткую паузу, она произнесла своим сладким голоском:
– Не вздумай самостоятельно мастурбировать, раб, а то попадёшь в карцер и ЛЕДИ АЛЛА не поможет. Она велела заняться твоим воспитанием.
— Днём спать запрещено – добавила она, и посмотрев на меня ещё секунду, повернулась и зацокала шпильками своих ботфортов дальше, к следующей камере.
Узник, звеня цепями, покатил за ней тележку. Я, так же волоча по полу звенящие цепи своих кандалов, подошел к решётке, опустился на колени и посмотрел свой обед. Сверху вогнутой крышки лежала алюминиевая ложка, завёрнутая во влажную салфетку. Я вытер салфеткой руки – проблемы с животом мне тут ни к чему, неизвестно, как тут обстоит с медицинской помощью и больничными. Поднял крышку. В кастрюльке оказался суп с гущей. Вот и баланда – подумал я. Но голод уже вовсю напоминал о себе. Когда я открыл крышку от запаха и вида еды во рту сразу появилась слюна, как и перед завтраком. Еда – одна из очень немногих радостей в здешней жизни. Так что я тут же стал поглощать свою баланду. Впрочем, надо отдать должное – на вкус всё было не так уж плохо. Попался даже небольшой кусочек мяса, а в основном гуща состояла из разваренной чечевицы и каких-то овощей. Суп был ещё тёплый, даже горячий. Закончив еду, я даже немного разомлел, член у меня приятно напрягся. С другой стороны коридора опять послышался шум – лязганье дверей камер, звон цепей, цоканье каблучков. Вот к моей камере опять подошла ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА с узником, катящим тележку.. Узник, звеня кандалами, забрал пустую кастрюльку, а заодно пластиковую посуду, оставшуюся после завтрака. Её он бросил в мешок, висящий на ручке тележки. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА на этот раз не уделила мне никакого внимания, хотя я невольно пытался поймать её взгляд. Видимо, я и так получил больше, чем положено. Ведь для неё я был всего лишь одним из жалких серых существ, копошившихся, звеня цепями, в своих тесных зарешёченных каморках. Молодой, красивой девушке иногда бывает забавно обратить на кого-нибудь из них внимание и понаблюдать, какими глазами это существо смотрит на неё сквозь решётку, но не более того. Цоканье каблучков всё удалялось, пока не стихло совсем.
Чтобы случайно не заснуть и не нарваться на проблемы, я не стал сидеть, а принялся, звеня своими кандалами и волоча ошейником цепь, мерять коротким шагами свою камеру. Время тянулось ужасно медленно. Единственным спасением было – прогнать из головы все мысли и полностью подчиниться звенящему ритму: взад – вперёд, туда – обратно, от стены к решётке и опять к стене. Не знаю, сколько времени я продолжал этим заниматься. У меня уже стала ныть шея от ошейника и щиколотки от браслетов кандалов. Хотелось размять скованные вместе руки. Я подошёл к решётке и встал, взявшись за неё руками, уперевшись головой в капюшоне, который давал мне какое-то чувство комфорта, и поставив ногу на поперечный прут решётки. Такая поза давала какое-то разнообразие и возможность расслабиться. На противоположной стороне галереи я мог видеть только ту же картину- узники в серой суконной одежде, маящиеся как заводные или стоящие, как я сейчас у решёток. Я обратил внимание, что практически все они были без резиновых башмаков, а в одном чулке или вообще босиком. Мои ноги уже действительно устали от резиновой обуви и я решил попробовать сбросить свои башмаки. Раз можно другим – значит можно и мне. Становлюсь на колено и по очереди сбрасываю оба башмака. Ногам становится легче. Чулки решаю пока оставить. Попробую сначала так. Деревянный пол оказывается не таким уж и холодным и я решаюсь сбросить и чулки. Пол слегка холодил голые ноги, но было терпимо. Зато ноги без башмаков чувствовали себя легче. Правда теперь браслеты кандалов сильнее давили на стопу и щиколотки. Раньше башмаки всё-таки слегка придерживали их. Приходилось выбирать. Я решил пока остаться босиком.
Ужасно тянулось время. В голове начали крутиться мысли: меня ведь назначили каторжником. второго разряда. А сейчас я, видимо, на карантине. Интересно, сколько он продлится и что меня ждёт дальше? Что значат визиты Вики и ЛЕДИ АЛЛЫ? Что здесь вообще делает Вика? Может она тоже устроилась сюда в эту… как её… Лигу? Что значит неожиданная забота ЛЕДИ АЛЛЫ? Увижу ли я их ещё? Ни на один из этих вопросов я не знал ответа, они только напрасно крутились в мозгу, не давая покоя. Нет, так нельзя. Единственный выход, чтобы не свихнуться здесь – не забивать голову лишним. Всё равно от этого ничего не изменится. Всё, что от меня зависит – поменьше нарываться на проблемы. Я продолжил звенеть кандалами по камере. Захотелось в туалет. Начал скованными руками возиться со штанами и кальсонами. Сел на ведро, облегчился. Вытер зад, а потом руки туалетной бумагой, бросил её в ведро. Натянул штаны. Подобрал с пола и кинул в ведро салфетки, которые бросила ЛЕДИ АЛЛА, а то за мусор в камере, наверное, могут наказать. При воспоминании о ЛЕДИ АЛЛЕ я даже немного разомлел, член начал наливаться. Захотелось побаловать себя руками, но вспомнил предупреждение Сероглазки. Ах, да. ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ. Опять забыл. Видеокамеры вроде нигде не видно, цокающие шаги надсмотрщиц слышно издалека… Я поколебался и начал ослаблять ремешки на штанах. Как только я стал это делать, захотелось ещё сильнее. Я осмелел и приспустил штаны, потом кальсоны. Голым ногам стало прохладно. Я прислонился спиной к боковой стене камеры, закрыл глаза и стал гладить свой бритый лобок. Скованные вместе браслеты кандалов и болтающаяся цепь мешали, но я приспособился. Член налился и поднялся. Было приятно… Вдруг я услышал в начале коридора быстрые цокающие шаги нескольких пар шпилек. Я прекратил мастурбировать и прислушался. Цоканье приближалось и очень быстро, надсмотрщицы, видимо, почти бежали. Я принялся лихорадочно натягивать и застёгивать сначала кальсоны, а потом штаны. Со скованными кандалами руками и в спешке это было не так просто. Шаги цокали уже совсем рядом. Я отвернулся к стене и, не застегнув до конца штаны, опустил полы куртки. Шаги уже остановились у меня за спиной, загромыхала, открываясь, дверь, шпильки зацокали внутри камеры. Я хотел повернуться, но на мою спину и плечи обрушился удар, потом ещё и еще. Меня, видимо, били толстой короткой плетью, причём со всей силы. Даже сквозь суконную куртку боль от ударов была такая, что я непроизвольно присел. Меня ещё несколько раз ударили, затем низкий женский голос грубо приказал:
– Встать.
Я встал и повернулся. Передо мной стояла ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА с плёткой в руке, её круглое лицо было хмуро и настроена она была явно решительно. За её спиной стояла ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, в её глазах, казалось, была лёгкая насмешка. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА ещё несколько раз, наотмашь, ударила по плечам и груди. Крест-накрест. Было очень больно, я шатался и вздрагивал после каждого удара, но стоял на месте. Вешая плётку себе на пояс, она сказала, глядя на меня:
– Ну вот ты себе и заработал развлечение. Ничего, я тебе и без карцера мозги вправлю. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА добавила:
– Я же тебя предупреждала.
К сожалению, её нежный голосок не обещал пощады.
— После ужина я тобой займусь – пообещала ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, сняла с пояса короткую дубинку-электрошокер и ткнула меня ею в плечо.
Резкая боль пронзила всё моё тело, мышцы свела судорога, я, как подкошенный, рухнул на пол и забился в конвульсиях около её чёрных кожаных ботфортов. Обе надзирательницы несколько секунд постояли, наблюдая, как я корчусь в судорогах, звеня цепями. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА первая повернулась и вышла из камеры. Я уже начал приходить в себя, но всё ещё лежал на полу. Неожиданно ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА сняла со своего пояса плётку и два раза от души ударила ею меня.
— А это тебе от меня для знакомства – раздался надо мной её сладкий голос.
Затем она повернулась и цокая шпильками тоже вышла из камеры. Я, лёжа на полу, проводил взглядом её чёрные ботфорты. Моё тело всё ещё сводили судороги. Она с лязгом захлопнула решётку и стала запирать замок. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, стоящая рядом, скомандовала:
– Встать раб, хватит валяться.
Я поднялся на ноги и стоял перед решёткой, опустив руки, скованные кандалами. Всё тело болело от ударов. Мышцы ещё подёргивались после электрошока. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, закончив заниматься замком, бросила на меня последний взгляд, не обещавщий ничего хорошего, затем они обе повернулись и цокая своими ботфортами пошли по коридору. Отойдя от моей камеры, они стали о чём-то разговаривать между собой. Но я уже не мог разобрать слов. Я привёл в порядок спадающие штаны. Почти сразу после этого в коридоре опять послышался шум. Глядя на противоположную галерею я увидел,что вдоль ряда камер двигаются узник с тележкой и женщина в чёрной коже, началась раздача ужина. К моей камере тоже подкатилась тележка, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, не глядя на меня, остановилась около моей камеры, узник, звеня кандалами, взял с тележки и поставил на пол камеры пластиковые одноразовые тарелку и стакан, такие же, как утром. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА молча повернулась и пошла дальше. В тарелке оказался такой же сухой корм, как на завтрак, в стакане такой же эрзац-кофе, только погорячее. Голод опять уже напоминал о себе и я довольно быстро справился с едой. Ещё с обеда у меня оставалась почти не тронутая пластиковая бутылка с водой. Через некоторое время в коридоре снова послышалось движение. На противоположной стороне по галерее шла одетая в чёрную кожу надсмотрщица и узник с тележкой. Узник собирал на тележку туалетные вёдра. Когда тележка наполнилась, узник звеня кандалами покатил её назад, надсмотрщица в чёрном кожаном плаще и ботфортах не спеша шла за ним. Мне показалось, что я узнал ГОСПОЖУ ЕЛЕНУ БОРИСОВНУ. К моей камере подошла ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА. Узник, звеня кандалами, взял моё ведро, которое уже начинало попахивать, и поставил его на тележку. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА своим нежным голоском бесстрастно скомандовала:
– Подойди.
Я подошёл к решётке. Она скомандовала:
– Руки.
Я подал ей руки. Она открыла карабин, соединяющий кандальные браслеты и расцепила их. При этом она стояла прямо напротив меня за решёткой, опустив глаза, так как была занята моими кандалами. Я тоже стоял, опустив глаза на её соблазнительные грудки, обтянутые чёрной кожей. Её пальчики, затянутые в чёрную кожу перчаток, касались моих рук. Ощущение было приятное, но закончив, она тут же скомандовала:
– Повернись.
Я повернулся ещё до того, как мы встретились взглядами. Опять команда:
– Руки за спину.
Я попытался было просто завести руки назад, но длины цепи не хватило и я тут же вспомнил, что надо провести цепь под ногами. Мне пришлось нагнуться и звеня всеми своими цепями проделать это. Как только мои руки оказались за спиной, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА своими руками в кожаных перчатках по очереди завела их сквозь решётку, задирая возможно выше, так что мне пришлось даже нагибаться вперёд. Затем она защёлкнула на обоих браслетах карабин, так что прутья решётки не позволяли мне забрать руки и отойти от неё. Узник с тележкой ещё в начале этой экзекуции покатил её назад, так как она была почти полной. ГОСПОЖА МАРИНА ПЕТРОВНА, закончив заниматься мной, молча повернулась и цокая ботфортами пошла вслед за ним. Мне выпала участь принять наказание от рук этого прелестного создания. Вспоминая прикосновения её обтянутых кожей пальчиков я даже слегка возбудился. Прут решётки проходил между моей спиной и руками пониже локтей, так что я не мог даже немного присесть. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА постаралась со знанием дела. Цепь на браслетах тянула их вверх, давая дополнительную нагрузку. Пока было терпимо, всё зависело от того, насколько долго я обречён так стоять, насколько жестокой окажется ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА. Оставалось надеяться, что её ангельская внешность не сильно отличается от сущности. Впрочем, моя спина ещё помнила её плётку, так что надежда была слабой. У меня за спиной прокатилась тележка и процокали ботфорты, коротко прогремело ведро, поставленное на пол коридора рядом с моей камерой. Лязгали двери камер, звенели цепи, громыхали вёдра. Тележка со звоном кандалов узника и цоканьем шпилек прокатилась назад, спустя какое-то время вернулась следующим рейсом. Моя поза начинает утомлять меня. Ошейник с висящей цепью оттягивает шею, я переминаюсь босыми ногами, которые уже начинают мёрзнуть. При попытке хотя бы немного присесть, прут решётки впивается мне в руки и мне приходится почти висеть на решётке. Я шевелю руками, пытаясь снять с запястьев давление от браслетов с цепью. Тележка опять громыхает у меня за спиной, цокают ботфорты ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ, но на меня она не обращает ни малейшего внимания. В коридоре всё затихает, за исключением постоянного звона кандалов, раздающегося из камер. Я продолжаю стоять у решётки, потихоньку корчась от затёкших мышц, теряя счёт времени. Босые ноги мёрзнут, прутья решётки впиваются в тело. Когда же это всё кончится? И угораздило же меня заняться этим рукоблудием. Что стоило немного потерпеть? Глядишь и перепало бы ещё когда-нибудь. С ЛЕДИ АЛЛОЙ – это была конечно сказка, но ведь как-то здесь решают эту проблему, судя по тому, насколько спокойно отнеслись к этому и ЛЕДИ АЛЛА и ГОСПОЖА АННА ИВАНОВНА в раздевалке. В следующий раз лучше потерпеть, чем так расплачиваться за нетерпение… Правильные мысли. Для этого меня сюда и поставили. Может, наконец, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА сжалится? Как впиваются проклятые прутья. Спина уже ноет. Перебирать ногами приходится уже постоянно. В коридоре снова начинается шум с тележкой. Что на этот раз? Лязгают двери камер, цокают ботфорты, но у моей камеры никто не останавливается. Дурной знак. Видно мне придётся терпеть ещё. Я уже и так почти непрерывно корчусь на этой проклятой решётке. Когда же всё это кончится. Спустя какое-то время звучат три коротких звонка. Я замечаю, что потихоньку начинает стихать и наконец почти прекращается постоянный звон кандалов. Отбой – догадываюсь я. А что же со мной? Мне уже совсем невтерпёж, хоть вой. Я замечаю, что и на самом деле уже начал стонать, вися на прутьях. Неужели я настолько провинился. Я слышу, как грохоча поднимается лифт, лязгают двери. У меня за спиной цокают каблучки и звенят кандалы. Затем где-то лязгает дверь камеры .Наверное, это привели ещё одного узника. Но мне от этого не легче. Каблучки за спиной цокают обратно, не обращая на меня никакого внимания. Не могу уже терпеть и сдерживать стоны. Их наверняка слышат. Но это не смягчает моих тюремщиц. Время продолжает тянуться медленно и мучительно. Опять слышу цоканье. На этот раз двух пар ботфортов. Останавливаются у меня за спиной. Наконец-то.
— Ну что, раб, поумнел?- раздаётся низкий женский голос.
Явно ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА.
— Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА – отвечаю я.
За спиной раздаётся довольный смех в два голоса – звонкий, как с колокольчиками – это, наверное, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА и более низкий ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ. — Смотри, он тебя уже даже по голосу узнаёт – весело сказала ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА. Да, весёлая у девчонок работа.
— Значит ещё не безнадёжный – ответила ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, начиная освобождать мне руки своими пальцами в кожаных перчатках.
— Хотя он же каторжник, ему много ума не понадобится – добавила она.
Утешила. Наконец, браслеты разъединены. Но моё тело так затекло, что я так и остаюсь в той же позе.
— Ну что, так и будешь висеть? Может тебе понравилось? А то я могу и до утра так оставить – слышу голос ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ.
Её руки в перчатках даже касаются моего запястья. Только этого не хватает! Я собираюсь с силами и вытаскиваю руки из решётки, гремя браслетами и цепью по прутьям. Хотел отойти вглубь камеры, но меня тут же остановил окрик ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ:
– Стой! Куда пошёл, я тебе не разрешала.
Руки в кожаных перчатках дотянулись до меня сквозь решётку и сковали вместе браслеты кандалов.
Я повернулся. В коридоре рядом с моей камерой стояли обе девушки и смотрели на меня.
— Это тебе на первый раз. Это даже не наказание. Просто для пробы. Любая из нас может сделать это с тобой просто по своему желанию. Вот в карцере тобой бы занялись как следует. Оттуда ты бы сразу вышел шёлковым. Но я ещё успею отправить тебя туда. так что, не расстраивайся. – сказала ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА.
Обе девушки, цокая ботфортами, ушли по коридору. Первым делом я натянул на ноги хотя бы чулки. Затем воспользовался ведром, в котором была уже свежая вода. Со скованными за спиной руками это было непросто. Но у меня уже был опыт. Только теперь я понял, что все другие узники уже спят, а я остался на ночь без подстилки. Значит наказание ещё не закончилось. Что же теперь делать? Я чувствовал себя основательно измотанным и испытывал непреодолимое желание лечь и заснуть. Настолько сильное, что не выдержал и улёгся на полу. Сначала было просто жестко. Я закрыл глаза и убрал голову поглубже в капюшон. Пролежав так какое-то время понял, что на голом полу я не могу заснуть от холода. Я переворачивался с боку на бок, гремя цепями, пытаясь отключиться. Сквозь лёгкий сон услышал, как по коридору приближается цоканье ботфортов. Загремела, открываясь, дверь камеры. Я приподнялся и увидел, как ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА молча бросает мне в камеру коврик и захлопывает дверь. Закрыв замок, она, глядя сквозь решётку на меня, полулежащего на полу со скованными за спиной руками, сказала:
– Смотри, в следующий раз хуже будет.
Повернулась и цокая ботфортами пошла обратно по коридору. Уже вслед ей я ответил:
— Спасибо, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА!
Быстро, насколько это было возможно с руками за спиной, я уложил коврик на полу. Первый день в тюрьме измотал меня так, что мне казалось, что я здесь уже давным-давно. Я закрыл глаза, спрятал голову поглубже в капюшоне и не обращая внимание на неудобства от кандалов, ошейника, рук скованных за спиной, жёсткой подстилки, почти сразу провалился в сон.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #4 : Февраль 05, 2013, 21:54:51 pm »

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Как и в первую ночь, у меня было впечатление, что звонок «Подъём» прозвучал сразу же, стоило мне заснуть. Оторвать голову от пола оказалось настолько тяжело, что несмотря на то, что после вчерашней экзекуции у меня не было никакого желания нарываться на неприятности, я сумел подняться на ноги только после второго звонка. Скованными за спиной руками убрал коврик в сторону и встал лицом к дальней стене. Прозвенел третий звонок. В коридоре послышалось неторопливое цоканье ботфортов кого-то из надсмотрщиц. Не доходя до моей камеры, послышался лязг открываемой двери, а затем удары плети и женский голос, похожий на голос ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ. Затем дверь опять лязгнула, закрываясь, и неторопливое цоканье стало приближаться. Я с волнением прислушивался к каждому шагу. У меня за спиной цоканье каблучков затихло. Моё сердце стучало как сумашедшее.
— Ну что, Андрон144 – раздался голос ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ – как спалось?
— Хорошо, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА – ответил я, решив, что лучше соврать.
— Тебе, наверное, вообще здесь нравится?
Теперь уже не оставалось ничего другого, как врать дальше:
– Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА.
— Ну, тогда расслабься и получай удовольствие, только не забывай о вчерашнем уроке, раб. На первый раз тебя ещё пожалели.
— Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА – повторил я ещё раз.
Ботфорты зацокали дальше. Где-то опять лязгнула дверь, раздались удары плетью и голос ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ. Возможно, это она воспитывала новенького, которого привели вчера вечером, когда я был прикован к решётке. Несмотря на это, я чувствовал себя спокойнее, хотя у самого ещё болело всё тело после вчерашних плёток. Цокающие шаги вернулись и удалились обратно. Вскоре прозвучал короткий звонок. Я с нетерпением ждал его, чтобы воспользоваться туалетом. Стоя у решётки, уперевшись в неё головой в суконном капюшоне и поставив на прут ногу в кандальном браслете с двойной цепью, я пытался скоротать медленно тянувшееся время. Наконец, в коридоре послышалось оживление – это началась раздача завтрака. К решётке моей камеры, цокая ботфортами, подошла девушка лет 20-25, примерно моего роста, брюнетка с локонами ниже плеч, с довольно приятными чертами лица. На ней был надет кожаный, приталенный под пояс, плащ шоколадного цвета пониже колен, с капюшоном. Капюшон был откинут и тёмные локоны струились поверх него. С пояса свисали уже знакомые мне плётка и электрошокер. Чёрные лаковые ботфорты скрывались под полами плаща. На руках были чёрные лаковые перчатки, уходившие в слегка расклёшенные рукава. Плащ эффектно обтягивал блестящей кожей соблазнительные груди и попку. Вид её фигурки вызывал волнение. На её бейджике было написано ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА. Это имя напомнило мне о Вике. Интересно, где она сейчас и что делает, пока я гремлю кандалами в этой каморке. Узник с тележкой, звеня цепями, забрал моё туалетное ведро и поставил взамен другое. Второй узник поставил на пол камеры пластиковую тарелку и стакан. Всё как вчера. Девушка в чёрной коже молча наблюдала за этим. Я уже начинал привыкать к этому ритуалу. Я решил проявить инициативу, не дожидаясь команды, звеня кандалами, подошёл к решётке и повернулся, подставив руки. Спустя секунду я почувствовал прикосновение женских ручек в лаковой коже. Браслеты на моих руках расцепились друг от друга. Я нагнулся и стал проводить цепь ручных кандалов под ногами. Пока я делал это, то услышал, как девушка, цокая лаковыми ботфортами, перешла к соседней камере и узники с тележками последовали за ней. Когда я повернулся к решётке, то уже не увидел красавицы-брюнетки в шоколадном плаще и лаковых ботфортах. Мои руки так и остались свободными, если не считать, что на запястьях висели кандальные браслеты, скованные 50 см цепью. Но если учитывать, что я больше суток провёл со скованными, в основном за спиной, руками, то сейчас я действительно чувствовал себя почти свободно. Вот, что значит – ко всему привыкаешь. Я не стал терять время и приступил к завтраку. Меню здесь, видимо, разнообразием не отличалось. Такой же сухой корм. Такой же эрзац-кофе. Я быстро справился с ними и теперь стоял, взявшись руками за решётку. Мимо моей камеры, звеня кандалами, прошли два узника. Один катил перед собой пустую тележку, второй был без тележки, с руками скованными за спиной. За ними, неторопливо цокая лаковыми ботфортами, прошла ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА. Плащ шоколадного цвета из блестящей кожи, стянутый на талии широким лаковым поясом выгодно подчёркивал её соблазнительные формы. Капюшон был теперь накинут на голову и своими блестящими шоколадными складками придавал её головке невыразимое очарование. Чёрные локоны двумя потоками стекали из-под капюшона на грудь. Кисти рук были затянуты в чёрную лаковую кожу. Чёрные лаковые ботфорты размеренно цокали высокими каблучками. Зрелище было совершенно завораживающее. Я стоял у решётки и буквально пожирал её глазами. Во мне поднималось волнение. Мой член напрягся. ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА прошла мимо моей камеры, глядя строго вперёд, в спины идущих перед ней узников. Несколько долгих секунд я мог наблюдать её фигуру сзади. Блестящая шоколадная кожа капюшона, соблазнительная попка, подчеркнутая поясом на талии и ниспадающими кожаными полами плаща, заставили меня буквально трепетать от волнения . Наверное, такие же чувства испытывали и другие узники, возможно, так же как и я, наблюдающие за этим невероятно возбуждающим зрелищем. Ощущение недоступности этой красоты усиливало эффект. Хотелось буквально выломать своими закованными в кандалы руками прутья решётки, чтобы хотя бы продлить эти чудесные мгновения. Вполне возможно, что роковая брюнетка сознавала это и специально старалась произвести такое впечатление. Я по-прежнему стоял, вцепившись руками в решётку своей камеры, охваченный возбуждением. Помня вчерашний урок, я понимал, что мне так и придётся мучиться. Интересно, как вчера надсмотрщицы узнали о моих грехах? Наверное, здесь всё-таки есть видеокамеры. Чтобы отвлечь себя от этих мыслей и справиться с возбуждением, я принялся звенеть кандалами взад-вперёд по узкой камере, волоча ошейником цепь по пруту на стене.
Спустя какое-то время в коридоре послышалось размеренное неторопливое поцокивание двух пар каблучков. Постепенно они приближались ко мне. Стены камеры выступали за решётку примерно на полметра и ограничивали обзор. Поэтому, я смог увидеть обладательниц каблучков, только когда они проходили мимо меня. Это была всё та же ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА в своём шоколадно-коричневом плаще, чёрных лаковых ботфортах и перчатках. Капюшон блестящими кожаными складками всё так же облегал её головку. Рядом с ней, ближе ко мне, цокала невысокими, почти плоскими, каблучками чёрных ботфорт из мягкой кожи, облегающих её стройные ножки повыше колена, вторая девушка. Она была, наверное лет 20 или чуть старше, на полголовы пониже ГОСПОЖИ ВИКТОРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ. На ней была чёрная кожаная приталенная куртка до середины попки, плотно облегающая её соблазнительную фигурку –«песочные часы» с хорошо заметной талией и крутыми бёдрами, обтянутыми чёрными брючками из плотной материи. Плётка и электрошокер, пристёгнутые к чёрному лаковому поясу, на её крутых бёдрах свисали в воздухе. На голове у неё был наброшен капюшон, из-под чёрной блестящей кожи которого стекали на грудь русо-каштановые локоны. Аппетитные бугорки грудей натягивали чёрную кожу куртки. Несколько секунд, пока обе девушки неспешно цокая своим ботфортами, двигались мимо моей камеры, я не мог оторвать от них глаз, мучаясь от возбуждения, и так и остался стоять у решётки, когда они скрылись из глаз за выступом стены, наслаждаясь звуком их каблучков. Цоканье затихло в конце коридора. Послышалась какая-то возня: команды, произносимые женскими голосами, звон кандалов, потом лязг открываемых решёток. Всё это постепенно приближалось ко мне. Перед решёткой моей камеры возникла девушка в чёрной кожаной приталенной куртке в капюшоне. Окинув меня взглядом, она скомандовала:
– Надевай башмаки,- так как я, ещё с подъёма, был босой.
Так как мои руки в кандалах не были скованы вместе, я достаточно быстро выполнил её команду, натянув на ноги чулки и башмаки. Она, бесстрастным сочным голосом, спокойно глядя на меня, приказала:
– Руки за спину, подойди сюда.
Я провёл цепь ручных кандалов под ногами, подошёл к решётке и сообразил, что надо повернуться и подставить руки. При этом я этом я успел рассмотреть лицо девушки: немного округлое, с мягкими очертаниями небольшого носика. Её карие глаза спокойно смотрели на меня. На груди белел бейджик «ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА». Как только я повернулся, её пальчики, обтянутые кожей коснулись моих рук и она сцепила вместе браслеты моих кандалов. Затем я услышал, как она, цокая ботфортами перешла к соседней камере и своим низким сочным голосом отдала те же приказы. Немного спустя лязгнула дверь соседней камеры с другой стороны, а потом я услышал удаляющиеся цоканье и звон кандалов. Затем цокающие каблучки вернулись и я увидел перед решёткой ГОСПОЖУ ВИКТОРИЮ ВЛАДИМИРОВНУ во всём её великолепии. Она с лязгом открыла дверь и приказала:
– Выходи.
Я подчинился её спокойному мягкому голосу и волоча ошейником цепь по настенному пруту вышел из камеры, насколько позволяла длина цепи. ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА открыла защёлку на пруте и, взяв в руку , обтянутую лаковой кожей, кольцо моей цепи, повела меня по коридору. Я, звеня цепями кандалов, короткими шажками волочил ноги, не отводя взгляда от её фигуры, затянутой в тёмно-шоколадную кожу. Складки её капюшона, полы плаща, волнующиеся при каждом шаге её чёрных лаковых ботфортов, цокающих каблучками по бетонному полу, завораживали меня. Она подвела меня к колонне узников, стоявших в конце коридора. Продела мою цепь в кольцо, сделав таким образом петлю, и накинула её на шею последнему узнику поверх капюшона, затянула её. Затем повернулась на каблуках и цокая ботфортами отправилась назад. Я стоял на расстоянии не более метра от спины переднего узника. Его руки, так же как и у меня, были скованы за спиной. Вскоре я услышал возвращающееся цоканье и звон кандалов. У меня за спиной всё стихло и после короткой паузы я почувствовал, как на мою голову поверх капюшона накидывают петлю и затягивают на шее. Снова послышалось удаляющееся цоканье каблучков, затем , спустя некоторое время, приближающееся цоканье со звоном кандалов. Так повторилось несколько раз, наверное, не менее десятка или более. Затем ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА процокала ботфортами мимо меня. Капюшон сильно ограничивал обзор и я, повернув голову, только краем глаза смог увидеть её спину в шоколадном плаще с накинутым капюшоном. Спустя немного времени узник передо мной ,звеня цепями, задвигал ногами, цепь между нами натянулась, дёрнув меня за ошейник, и мне тоже пришлось начать волочить ноги, звеня кандалами. При этом я почувствовал короткий рывок за шею сзади от накинутой петли. Я уже привычно волочил свои ноги в кандалах частыми короткими шажками, звеня двойной цепью. Так браслеты меньше давили на щиколотки. Вся колонна узников пришла в движение. В воздухе повис сплошной перезвон цепей. Спереди потянуло свежим холодным воздухом. Настала моя очередь пройти сквозь дверь в конце коридора. Мы вышли в зарешёченную галерею внутри квадратного бетонного колодца, наподобие дворика, по периметру которого располагались наши камеры. Сама галерея была закрыта сверху потолком, но посредине колодец был только прикрыт прозрачной пластиковой крышей, оставлявшей, видимо, проход для воздуха. Галерея была шириной не более метра. Углы колодца она срезала наискосок. В углах были выполнены площадки со входами. Когда вся колонна узников вошла в галерею ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА захлопнула решётчатую дверь и мы все, звеня кандалами, принялись кружить внутри бетонного колодца. Я видел перед собой фигуру переднего узника в серой суконной куртке с накинутым капюшоном, с руками в кандалах, скованными за спиной. Нас с ним разделяло расстояние менее метра. Я старался не отставать, чтобы цепь, соединяющая нас , не дёргала меня за ошейник. Капюшон, сползающий на лоб , ограничивал обзор как шоры. Шею тугой петлёй давила цепь. Пару раз она натягивалась, неожиданно дёргая меня. Приходилось всё время быть сосредоточенным на соблюдении дистанции. Процесс ходьбы превратился в какое-то механическое перебирание ногами в кандалах. Иногда было трудно понять движемся мы или просто переступаем на месте. Воздух был весьма прохладный. Сколько было узников в колонне я понять не мог. Мы всё шли и шли вперёд, звеня цепями. Начинало уже напоминать о себе чувство голода. Ныли щиколотки. Тяжелее становилось отрывать ноги от пола. Но мы всё шли и шли, как заводные. Не знаю, сколько это продолжалось времени. Наконец, колонна впереди начала заворачивать в открытую дверь и стала останавливаться. Мне пришлось остановиться в галерее. Свежий воздух опьянял после долгого нахождения в замкнутом пространстве. Я кашлем прочистил лёгкие. Солнечного света, как такового, не было, но всё-таки это было не сравнить с тусклым освещением в камере. Колонна понемногу продвигалась, периодически останавливаясь. При этом иногда моей шее приходилось выдерживать рывки, то спереди за ошейник, то сзади за петлю. Вскоре я вошел в тюремный коридор и постепенно продвигался к своей камере. Впереди ГОСПОЖИ ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА и ТАТЬЯНА ИВАНОВНА отцепляли по очереди узников от колонны и запирали их в камерах. Подошла моя очередь. Сначала ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА сняла петлю с шеи узника, стоящего передо мной, при этом расклёшенные рукава её кожаного плаща слегка закатались и показали руки в длинных чёрных лаковых перчатках. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА, держа его за цепь ошейника, отвела его в камеру, защелкнула кольцо цепи на пруте и с лязгом захлопнув дверь, заперла её. Затем она повернулась и цокая ботфортами пошла ко мне. Чёрная кожаная куртка идеально, без единой морщинки, облегала её стройную фигуру. Тугие бугорки грудей были обтянуты блестящей кожей. Чёрная кожа капюшона обрамляла её милое личико. После прогулки на свежем воздухе вид такой красоты начал возбуждать меня. Она зашла ко мне за спину и я почувствовал, как на моей шее ослабляеся петля, а затем ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА своим ручками снимает её с моей головы. Перед глазами возникли её пальчики, затянутые в чёрную кожу, которые даже слегка коснулись моего лица, когда она снимала цепь. Это ещё больше взволновало меня. Как только цепь соскользнула с моей головы, ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА, которая стояла передо мной, держа меня за кольцо цепи, идущей к моему ошейнику, повернулась и, натянув цепь, повела меня в камеру, дверь которой так и оставалась открытой. В дополнение к возможности полюбоваться ГОСПОЖОЙ ТАТЬЯНОЙ ИВАНОВНОЙ, я получил возможность насладиться видом великолепной ГОСПОЖИ ВИКТОРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ, просто потрясающе выглядевшей в своём тёмно-шоколадном кожаном плаще с накинутым на голову капюшоне, чёрных лаковых ботфортах и перчатках. Она зацепила кольцо цепи за прут снаружи камеры и распахнула передо мной решётчатую дверь. Последний раз бросив взгляд на открывающееся передо мной великолепие, я , волоча кандалы, зашёл в камеру. Решётка за мной с лязгом захлопнулась, закрылся замок. Колонна узников у меня за спиной со звоном цепей продвинулась дальше. Рядом лязгнула закрывающаяся дверь. И так далее, пока всё не стихло. Где-то в глубине сознания у меня шевельнулась мысль, что, может быть, ради одной только возможности находится рядом с такими великолепными женщинами, стоило здесь оказаться. Невозможность самостоятельно контролировать своё сексуальное удовлетворение мучала, но приходилось смиряться и надеяться на доброту своих тюремщиц. Впрочем от этих мыслей отвлекало уже достаточно сильное чувство голода. После прогулки захотелось в туалет. Опять пришлось всё делать скованными за спиной руками. От ошейника и браслетов кандалов ныли шея, запястья и щиколотки. Захотелось присесть. Пришлось устраиваться на полу в углу камеры. Изловчился и сбросил башмаки, оставшись в чулках. Всё-таки прогулка и свежий воздух взбодрили меня, а то я чувствовал себя очень угнетённо. Ещё бы выспаться…Медленно тянулось время. В коридоре послышался шум. Надеюсь , это началась раздача обеда. Так оно и оказалось. К моей камере, цокая ботфортами, подошла ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА. Её стройная фигурка, обтянутая чёрной кожей прямо-таки радовала глаз. На этот раз её капюшон был откинут, слегка подкрашенные русо-каштановые локоны были отброшены назад. Руками, затянутыми в чёрные кожаные перчатки, она взялась за решётку . Узник с тележкой, которого она сопровождала, звеня кандалами, поставил на пол моей камеры кастрюльку и новую пластиковую бутылку с водой, хотя в старой у меня ещё оставлась вода. Тут я сообразил, что мне надо освободить руки из-за спины. Я вскочил на ноги, звеня цепями подошёл к решётке и повернулся спиной, подставляя руки. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА молча коснулась моих рук затянутыми в кожу пальцами и освободила браслеты. Как и утром. Пока я переводил цепь ручных кандалов под ногами, она уже зацокала каблучками к следующей камере и я остался с руками, только ограниченными цепью. Сегодня был просто какой-то праздник. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА — просто добрейшее существо. Как мало мне стало нужно для счастья всего за неполных два дня в тюрьме. Впрочем, у меня уже иногда возникало такое ощущение, что я здесь уже давно, и начинал терять чувство времени. Вместо этого иногда возникали приступы какой-то смутной тоски.
Я принялся за свой обед. В кастрюльке, как и вчера оказалось какое-то подобие баланды, только на этот раз, по-моему, – рыбной. Я быстро справился с ней. В животе возникло приятное ощущение сытости. Глаза стали слипаться. Я понял , что если не буду с этим бороться, то могу нарваться на неприятности. На доброту моих тюремщиц в этом случае слишком надеяться не стоило. В этом я убедился вчера с ГОСПОЖОЙ МАРЬЕЙ ПЕТРОВНОЙ. Чтобы не заснуть я поднялся на ноги. Немного походил по камере, волоча цепи на ногах. После прогулки ходить уже не слишком хотелось. Ныли ноги от браслетов кандалов. Опять послышалось цоканье каблучков и с другой стороны опять подошла ГОСПОЖА ТАЬЯНА ИВАНОВНА и узник с тележкой. Пока она открывала дверь, я опять получил возможность полюбоваться её затянутой в чёрную кожу фигурой. Узник забрал пустую кастрюльку, пластиковую посуду, оставшуюся от завтрака и полупустую бутылку воды. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА захлопнула и заперла решётку двери, затем внимательно посмотрела на меня, скомандовала:
– Подойди.
Её голос прозвучал спокойно, но твёрдо. Я, волоча кандалы, подошёл к решётке, немного опустив глаза и глядя ей на грудь, отчего мною овладело лёгкое волнение. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА скомандовала:
– Руки.
Я подал ей свои руки в кандалах. Она соединила вместе браслеты и своим сочным голосом сказала, глядя на меня:
– Ты вчера отличился, всё помнишь?
— Да, ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА – ответил я, на пару секунд подняв глаза на её лицо и снова опустив их.
Её карие глаза смотрели на меня спокойно.
— Не забывай – добавила она, повернулась и цокая каблучками пошла к следующей камере.
Я остался стоять по другую сторону решётки со скованными вместе руками, правда спереди. Всё-таки в её словах была какая-то забота обо мне. Если бы она хотела получить удовольствие от моего наказания, могла бы этого и не говорить. Но вообще-то терпеть было тоже не так просто. Я принялся мерять шагами взад-вперёд свою камеры, просто ради того, чтобы выкинуть из головы эти мысли. Звон кандалов и движение туда-сюда подчиняли своему ритму, превращая меня в какой-то автомат. Я заметил, что на противоположной стороне галереи началась процедура, предшествовавшая прогулке. Фигуры ГОСПОЖИ ВИКТОРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ в шоколадном плаще и чёрных лаковых ботфортах и ГОСПОЖИ ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ в чёрной приталенной куртке и ботфортах на низком каблучке двигались вдоль камер, выводя из них узников, звенящих кандалами и составляя из них колонну. Впрочем, обзор мне ограничивали стены камеры, выступающие из-за решётки в коридор, так что я мог видеть только середину противоположной стороны галереи. ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА и ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА были в накинутых на голову капюшонах, которые, облегая их головки блестящей кожей, придавали им ещё большее очарование. Цепочка скованных за шеи узников пришла в движениеи скрылась из глаз. Вскоре потянуло свежим холодным воздухом. Я жадно пытался глотать его своим лёгкими.
Ужасно медленно тянулось время. Мне приходилось чередовать только два занятия: стоять, вцепившись руками в решётку и уперевшись в неё головой, или звеня кандалами метаться по тесной камере. Вот и весь выбор. Главное было отключить голову и ни о чём не думать, иначе непреодолимо накатывало чувство тоски. О том, чтобы снять напряжение самоудовлетворением, тоже было лучше не думать. Интересно, откуда всё-таки узнали об этом? Всё-таки не думать совсем не получается. Вспоминаю, как ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА принесла мне в камеру одеяла. Если бы она не сделала это, я бы весь извёлся и вообще бы не смог заснуть. Не представляю, каков бы я был после такой ночи, если даже сейчас у меня постоянно слипаются глаза. Вспомнил Вику, с её обещанием «зайти, может быть, как-нибудь ещё». Мда…Да, пожалуй, уж чего-чего, а девушек в коже я здесь, похоже, насмотрюсь. Пока все эти обрывки мыслей всплывают у меня в голове, я как заводной, звеня кандалами, волоча ошейником цепь, держа руки у пояса, чтобы меньше давили браслеты, продолжаю мерять шагами свою камеру. Это у меня уже действительно доходит до автоматизма. Ноги самостоятельно двигаются, отдельно от сознания. На противоположной стороне ГОСПОЖИ ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА И ТАТЬЯНА ИВАНОВНА начинают развод узников по камерам после прогулки. Я снова вижу их фигуры в блестящей коже: шоколадный плащ ниже колена и чёрная куртка до середины попки.На их головках по-прежнему накинуты капюшоны. До меня доходит порция свежего воздуха. Звенят кандалы, лязгают решётки дверей камер. Я стою у решётки наблюдая за всем этим. Вот женские фигурки в кожаной одежде скрываются из поля моего зрения, постепенно рассасывается по камерам колонна узников. Я уже изнываю от необходимости находится в этом каменном мешке и носить на себе всё это железо. Время тянется просто мучительно. Не могу уже стоять на ногах и забиваюсь в угол. Чтобы не заснуть сбрасываю с головы капюшон и остаюсь в арестантской шапке. С непривычки обритой голове кажется прохладно. Это немного взбадривает. Без капюшона появляется какое-то чувство незащищённости и уязвимости. Время всё тянется и тянется. Опять поднимаюсь на ноги и принимаюсь слоняться по камере, звеня всеми своими цепями, пытаясь скоротать время и выплеснуть энергию. Устав от однообразного, отупляющего движения, подхожу к решётке и встаю, взявшись за неё скованными руками. Наконец, в коридоре, по-моему, начинается раздача ужина. Так и есть. Лязганье дверей и цоканье каблучков приближаются и перед решёткой моей камеры появляется фигура ГОСПОЖИ ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ в знакомой чёрной куртке и ботфортах. Дверь с лязгом открывается. Узник берёт с тележки пластиковые тарелку и стакан, позвякивая кандалами ставит их на пол в камеру и выходит. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА закрывает и запирает дверь. На секунду она задерживается и спрашивает меня:
– Зубную щётку и пасту получал?
Я поднимаясь с пола, отвечаю:
— Нет, ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА.
Она достаёт из кармана небольшой футляр и протягивает мне сквозь решётку. Я звеня всеми своим цепями подхожу и беру этот футляр из её руки в чёрной кожаной перчатке. Эта некоторая случайная близость поднимает во мне волнение.
— Носи при себе — то ли советует, то ли приказывает она своим сочным, мягким голосом, поворачивается и идёт к следующей камере.
Я открываю пластиковый футляр и вижу там тюбик зубной пасты и зубную щётку. Вспоминаю, что уже два вечера не чистил зубы. Вряд ли для меня здесь найдутся хорошие стоматологи. Носить при себе, а как. Я вспоминаю, что у меня на куртке, по-моему есть небольшой кармашек. Нахожу его. Футляр как раз помещается туда. Видимо, кармашек для того и сделан. Пора приниматься за ужин. Чувство голода назойливо напоминает о себе. Опять батон хлеба и кружка эрзац-кофе, но на пустой живот не до капризов. Другого ничего не будет. Быстро поглощаю всё это. Опять начинает медленно тянуться время. Чтобы не заснуть приходится снова маяться от решётки до стены. Взад-вперёд. Звенят цепи. Кончится ли это когда-нибудь? Сколько меня ещё будут конопатить в этой каморке? Приходит в голову мысль: а будет ли ещё лучше потом? Ведь я не знаю, что меня ждёт. В общем, от таких мыслей берёт тоска. Пожалуй, больше, чем кандалы, даёт о себе знать ошейник. Он ни на секунду не даёт забыть о себе. Если к кандалам я уже даже начинаю привыкать, то ошейник своей назойливой тяжестью всё время напоминает мне о несвободе, может быть даже больше, чем эти стены и решётка. При ходьбе все время приходится шеей волочить по пруту свисающую с ошейника цепь. От этого он кажется ещё тяжелее. В коридоре мимо моей камеры, цокая лаковыми ботфортами, глядя перед собой, проходит ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА. При каждом шаге полы её плаща шевелятся, на секунду позволяя полностью увидеть один из её ботфортов. Кисти рук в чёрных лаковых перчатках и немного расклёшенные рукава её плаща, слегка плавно двигаются в такт шагам. Капюшон отброшен назад и чёрные локоны лежали поверх капюшона. Её шаги затихли, послышался лязг открываемой двери камеры, команда женским голосом, звон кандалов. Затем цоканье ботфортов и звон цепей стал приближаться. Мимо моей камеры в обратную сторону, так же цокая лаковыми ботфортами, опять прошла ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА, держа в руке, обтянутой чёрной лаковой перчаткой цепь от ошейника узника, который со скованными за спиной руками, семенил за ней с перезвоном кандальных цепей. Не успели ещё затихнуть их шаги, как в другом конце коридора началось движение. Это ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА вела узника, собирающего туалетные вёдра. За дверью моей камеры появилась женская фигура в чёрной коже. Узник в кандалах забрал моё ведро и поставил его на тележку. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА повернулась и зацокала каблучками ботфортов к следующей камере. Узник с тележкой тоже покатил её дальше. Немного спустя в обратную сторону, неторопливо цокая каблучками, прошла ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА, слегка зевая, и прикрывая ротик рукой в перчатке. Наверное, ей так же хотелось спать, как и мне. Я снова получил возможность полюбоваться точёной фигурой ГОСПОЖИ ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ. Чёрная кожа соблазнительно обтягивала её аппетитные грудки и попку, но я старался сдерживать свои эмоции, понимая, что мне вряд ли удастся реализовать их. Проходя мимо моей камеры, ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА бросила на меня на ходу, сквозь решётку, бесстрастный взгляд и пошла дальше, наверное, осматривая так весь ряд камер с узниками. Для неё я был всего лишь одним из них – сидящим на цепи за решёткой, серым безмолвным существом. Никакого личного интереса я у неё не вызывал. Опять нудно и тоскливо тянулось время, ещё один день в тюрьме медленно двигался к концу. Вроде обошлось без приключений. Пока. Мои рёбра ещё помнили вчерашнее… Снова началось лязганье дверей и цоканье каблучков. Пошла, наконец-то раздача одеял. Опять ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА открывает дверь моей камеры. Наверное, последний раз сегодня я вижу её тугие груди, обтянутые чёрной кожей и попку, стройные ножки в ботфортах. Может быть я буду вспоминать их сегодня ночью, хотя снов я здесь ещё не видел. Теперь остаётся только ждать звонка на отбой. Я решаю почистить зубы. Достаю футляр, выдавливаю пасту на щётку и скованными вместе руками, болтая цепью, начинаю чистить зубы. Полоскать рот и щётку приходится из моей бутылочки с сифоном над туалетным ведром. Делать это скованными руками неудобно, но приходится. Напоследок , перед сном, надо сходить в туалет. Только я успеваю закончить, слышится цоканье каблучков и перед решёткой возникает фигура ГОСПОЖИ ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ.
— Руки за спину – мрачновато-ленивым голосом приказывает она.
Видимо, её тоже за день утомила тюремная обстановка. Я провожу цепь ручных кандалов под ногами, подхожу к решётке, поворачиваюсь и завожу руки за спину. Её пальцы в кожаных перчатках касаются моих запястий и запирают браслеты вместе. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА цокает своими лаковыми ботфортами дальше по коридору, останавливаясь перед камерами и подавая узникам команды. Вскоре после этого раздаются три коротких звонка. Я как раз успел расстелить свой коврик и ложусь на него. Капюшон я успел надеть ещё до того, как мне сковали руки за спиной. День закончился. Наконец-то! На удивление быстро проваливаюсь в сон.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #5 : Февраль 05, 2013, 21:56:06 pm »

ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Меня опять разбудили три длинных звонка. Просыпаться не хотелось, но, видимо, этой ночью мне удалось немного выспаться, хотя сон был тяжёлый, без сновидений. Пару раз я просыпался и ворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Мешали ошейник и скованные за спиной руки. Уже немного зная здешние порядки, я продолжал лежать, постепенно просыпаясь, до второго звонка, затем встал и к третьему звонку стоял лицом к стене с руками, скованными за спиной. Тянулось время, но цоканья ботфортов в коридоре слышно не было. Вдруг прозвенел короткий звонок. Получается, что утреннего обхода сегодня не будет. Я немного повозился, складывая одеяла. Затем воспользовался туалетом. С руками за спиной это было непросто, но я уже начинал привыкать к этому. Дальше началась борьба с мучительно медленно тянущимся временем. Я стоял у решётки, потом принимался со звоном цепей мерять шагами камеру, затем снова стоял, уперевшись лбом в решётку… Так могло продолжаться до бесконечности. В коридоре послышался шум — началась раздача завтрака. К решётке моей камеры подходит незнакомая мне девушка. На ней чёрная кожаная приталенная куртка ниже талии, и длинная, до середины голени, расклёшенная юбка из чёрной кожи. Из под юбки виднелись лаковые бордовые сапожки или ботфорты на широком высоком каблучке. Такие же лаковые бордовые перчатки скрывались в слегка расклёшенных, немного укороченных рукавах куртки. Её головку украшал чёрный лаковый беретик, из-под которого струились на плечи и капюшон куртки светло-русые волосы. На бейджике чернела надпись ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА. Не глядя на меня, она отперла и открыла дверь моей камеры. Один узник, звеня кандалами, забрал стопку одеял, другой поставил на пол камеры пластиковую тарелку и стакан. Всё – как всегда. Я уже начинаю воспринимать происходящее как обыденность. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА, даже не удостоив меня взглядом, заперла дверь камеры. Её лицо было приятным, даже можно сказать красивым. Фигурка также радовала глаз. Блестящая кожа куртки соблазнительно обтягивала весьма недурные грудки. Нижний обрез куртки и юбка подчёркивали крепкую попку. Если бы не плётка и электрошокер, свисающие с чёрного лакового пояса, то можно было забыть о том, что я узник, а она надсмотрщица. Пока она запирала дверь, я, звеня кандалами и волоча ошейником цепь вдоль стены, подошёл к решётке и, повернувшись спиной, подставил руки. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА молча расстегнула браслеты кандалов. Я нагнулся, проводя цепь ручных кандалов под ногами, повернулся к решётке. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА по-прежнему стояла по ту сторону решётки. Пришлось подставить ей руки. Она своими руками в бордовых лаковых перчатках сковала карабином браслеты кандалов вместе. При этом она опустила глаза на мои руки. Её лицо не выражало никаких эмоций. Она просто делала рутинную работу. Когда она подняла глаза, наши взгляды на несколько секунд встретились. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА после короткой паузы жёстким тоном приказала:
– На колени, раб.
Я подчинился. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА протянула руку между прутьями решётки, своей лаковой перчаткой сбросила у меня с головы капюшон, положила ладонь, обтянутую кожей, мне на щёку, пару секунд пристально посмотрела на меня своими серо-стальными глазами и дала мне пощёчину. Лаковая кожа звонко хлопнула по моему лицу.
Её голос не предвещал ничего хорошего. Она убрала руку, повернулась и цокая сапожками пошла к следующей камере. Узники в кандалах покатили свои тележки вслед за ней. Я принялся за свой завтрак. Пощёчина сбила возбуждение, возникшее от вида ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ, но воздержание всё-таки сказывалось.Отсутствие возможности сексуально разрядится давило на психику в дополнение к стальным браслетам на шее, руках и ногах, тесной камере и унижению. Её слова не обещали ничего хорошего, но в этой клетке у меня не было выбора. Где-то в коридоре, кроме звона кандалов и лязганья дверей, послышались удары плетью. Видимо, наказывали кого-то из узников. Всё-таки вчера ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА и ТАТЬЯНА ИВАНОВНА обошлись без этого. Я уже закончил завтрак. Хотелось подвигаться. Пришлось опять, волоча ногами и ошейником цепи, медленно бродить взад-вперёд по камере. В коридоре прошли, звеня кандалами, два узника, один катя пустую тележку, второй со скованными за спиной руками. Слышались приказы , отдаваемые женским голосом, цоканье каблучков. К решётке моей камеры подошла ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА. Всё тем же жёстким голосом она приказала:
– Ко мне.
Я, звеня кандалами, подошёл к решётке, за которой стояла женская фигура в чёрной коже. Короткая приталенная куртка и длинная расклёшенная юбка создавали классический милый женский образ. Лаковые бордовые сапожки и перчатки, чёрный лаковый беретик придавали ему некоторую изюминку. В этом образе хотелось видеть добрую, нежную фею или кокетку-озорницу, но эта фея, похоже, была не очень-то добрая.
— Руки – тем же тоном добавила она.
Я протянул ей скованные кандалами руки. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА протянула сквозь решётку свои руки в бордовых лаковых перчатках и расцепила мои ручные браслеты. Но радоваться было рано.
— Повернись, руки за спину. – последовал приказ.
Я подчинился. Пальцы в лаковой коже прикоснулись к моим запястьям и сковали вместе браслеты. Зацокали каблучки. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА перешла к соседней камере. Судя по командам, отдаваемым её голосом, с соседним узником она проделала то же самое. Радовало только то, что я не был выделен в худшую сторону. Теперь мне предстояло коротать время в моём каменном мешке с ещё меньшим комфортом. Я снова принялся метаться по нему из конца в конец, обременённый браслетами и цепями. Не знаю сколько прошло времени. В тесной одиночной камере иногда казалось, что оно вообще остановилось. Мне послышались в коридоре женские голоса и какой-то шум. За решёткой моей камеры появилась фигура ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ. Спокойным, немного ленивым голосом с повелительной интонацией она произнесла:
– Подойди.
Я подчинился и звеня цепями подошёл ближе к решётке. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА в чёрной кожаной куртке, которая плотно облегала её стройную фигуру с красивым бюстом и длинной расклёшенной чёрной кожаной юбке, в бордовых лаковых сапожках на каблучках и перчатках, широком чёрном лаковом берете стояла по ту сторону решётки на расстоянии вытянутой руки. Длинные светлые локоны лежали поверх чёрной глянцевой кожи. Настроение у неё вроде бы было более мирное, чем перед завтраком. Её вид в таком образе вызывал у меня волнение. Мой член начал подниматься. Она внимательно, казалось, немного насмешливо смотрела на меня из-под лакового беретика. Тем же спокойным, немного ленивым голосом она скомандовала:
– Спускай штаны.
От этих слов мой член ещё больше напрягся. Я скованными за спиной руками пытался под полами куртки расстегнуть застёжки штанов. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА не стала ждать, а протянула свои руки в длинных бордовых кожаных перчатках сквозь решётку, расстегнула мою куртку и стала расстёгивать застёжки на штанах. Меня захлестнуло возбуждение. Член встал как каменный, меня стала бить дрожь. Мои штаны опустились, кальсоны вздулись пузырём. Пальцы в лаковой коже быстро распутали завязки, кальсоны упали вслед за штанами. Стоящий член вырвался на свободу. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА одной рукой в лаковой коже обхватила его и стала не спеша массировать, другой рукой достала из кармана куртки салфетку и держала её наготове. Перед моими глазами за прутьями решётки красовались её груди, обтянутые блестящей чёрной кожей, отчего возбуждение возрастало ещё больше. Скучавший без женской ласки орган не смог долго сопротивляться и спустя немного времени извергнулся. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА ловко поймала струю вовремя подставленной салфеткой, ею же быстро обтёрла мне член и бросила её на пол камеры. Я стоял, приходя в себя. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА взяла мой побородок рукой, затянутой в бордовую лаковую перчатку, и глядя мне в лицо спросила:
– Что надо сказать, раб.
— Спасибо, ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА – догадался ответить я.
— Одного «спасибо» мало. Это обойдётся тебе гораздо дороже – спокойно, но многозначительно произнесла ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА, два раза похлопала меня лаковой перчаткой по щеке, повернулась и пошла к следующей камере.
Судя по доносившимся до меня звукам, хотя выступающая стена глушила их, там происходила то же самое. Затем опять послышалось короткое удаляющееся цоканье. Пауза. Снова цоканье и снова пауза, и так по-меньшей мере несколько раз, пока я мог слышать. Видимо, в тюрьме это было стандартной процедурой(как я потом подслушал, надсмотрщицы называли это – «утренней дойкой»)Регулярное освобождение от спермы снимало психологическое напряжение у узников и приучало их к зависимости от власти женщин- надсмотрщиц. Несмотря на унижение,( которое, впрочем, уже начинало восприниматься как нечто естественное, так как кроме унижавших-надсмотрщиц и унижаемых-узников или, по-другому говоря, хозяек и рабов, здесь не было никого), я почувствовал большое облегчение и, застёгивая кальсоны и штаны, вспоминал соблазнительную фигуру ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ в чёрной кожаной куртке и длинной юбке, её бордовые лаковые перчатки. Что касается платы за это удовольствие, на которую она намекнула, то, очевидно, эта камера, кандалы, плети и электрошок, с которыми я познакомился – это и есть расплата, притом, видимо, только начало. Впрочем, я уже начинал воспринимать окружающую действительность как единственную реальность, как само собой разумеющееся. Мне уже приходилось напрягаться, чтобы вспомнить, сколько дней я уже нахожусь в тюрьме.
Я оделся, но со скованными за спиной руками мне не удалось застегнуть куртку и накинуть капюшон поверх арестантской шапки. Было не столько холодно, скорее какое-то ощущение незащищённости. Мне ничего не оставалось, кроме как возобновить свои хождения вдоль по камере. Разрядка как-то взбодрила меня, так же, как вчерашняя прогулка. Хорошо бы и сегодня хотя бы глотнуть свежего воздуха. Но пока я мог только, заложив руки за спину, звенеть кандалами и волочить ошейником цепь от решётки до стены и обратно. Опять начало мучительно медленно тянуться время. В воздухе висел звон цепей узников из разных камер как постоянная, навязчивая мелодия.
В коридоре послышалось неспешное цоканье каблучков с периодическими паузами, женские голоса. Вскоре за решёткой моей камеры возникли три женские фигуры в коже. На переднем плане стояла женщина, в которой я узнал ЛЕДИ ИРИНУ, которая посетила меня в камере в первое утро. На ней был тот же длинный приталенный плащ без пояса шоколадного цвета с отброшенным капюшоном, ярко-красные лаковые ботфорты и такие же перчатки. Её правая рука сжимала хлыстик. Она высоко держала голову и смотрела прямо на меня. Рядом с ней стояла ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА в своей короткой приталенной куртке, длинной юбке из чёрной кожи и лаковых бордовых перчатках и сапогах. Плеть и электрошокер на чёрном лаковом поясе свисали поверх юбки. В руках она держала планшет с блокнотом и ручку. Сзади них стояла женщина лет 35, пониже их обоих ростом, плотно сложенная, в чёрном кожаном плаще без капюшона, чёрных кожаных перчатках и ботфортах на среднем каблучке. Плащ туго обтягивал глянцевой кожей её фигуру. На плечи свободно ложились тёмно-русые волосы. На поясе висели плеть и электрошок. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА, глядя в блокнот произнесла:
– Андрон144, каторжник, второй разряд, третьи сутки на карантине, заключение переносит нормально.
ЛЕДИ ИРИНА выслушав, произнесла:
– Каторжники сейчас нужны, выдержите ещё недели две-три, если будет всё нормально, отправляйте вниз на работы.
И обращаясь ко мне добавила:
– А если всё нормально не будет, останешься здесь привыкать к дисциплине, для начала месяцев на шесть на строгом режиме, там с тебя шкурку спустят, мало не покажется.
Затем повернулась и направилась к следующей камере. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА и вторая женщина, бейджик которой я не видел, зацокали ботфортами за ней. Теперь я знал свою судьбу на ближайшее время. Радоваться этому или нет — я не понимал. На душе было тревожно. Я ещё раз почувствовал, что всё происходящее – всерьёз и надолго. Цоканье ботфортов удалялось от меня. Я опять принялся мерять камеру шагами, звеня кандалами. Это занятие отбивало из головы все мысли. Думай, не думай, а от меня тут ничего не зависит, разве что поменьше нарываться на неприятности. А всё остальное за меня решат ЛЕДИ ИРИНА, ЛЕДИ АЛЛА и другие мои ХОЗЯЙКИ. ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ РАБОМ. Спустя какое-то время я увидел, как те же три женские фигуры в коже двигаются вдоль противоположного ряда камер. Затем они скрылись из моего поля зрения. Медленно тянулось время. Я продолжал маяться по камере. От ошейника и кандалов гудели шея, запястья и щиколотки. Вскоре началась раздача обеда. Я получил свою порцию баланды и бутылку воды. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА, не глядя на меня, освободила мне руки из-за спины и сковала их спереди. После обеда, идя вдоль ряда камер, она, также не уделив мне никакого внимания, сковала их обратно за спину. Единственная радость – я ещё раз получил возможность насладиться её видом и обществом, видеть вблизи её обтянутое чёрной кожей стройное тело, тугие груди, слышать кожаный скрип её лаковых перчаток. На другой стороне галереи то же самое делала женщина в чёрном кожаном плаще до колена и чёрных кожаных ботфортах, которая утром стояла за спиной ЛЕДИ ИРИНЫ.
После обеда я присел на пол в углу камеры, так как от постоянной ходьбы у меня уже гудели ноги и спина. Пока руки были скованы спереди, я застегнул куртку, накинул капюшон поверх шапки, и надел башмаки, потому что начинал чувствовать себя зябко. Вскоре, на сытый желудок, стало клонить в сон, Я даже немного разомлел. Мой член приятно налился. Хотелось так и оставаться в таком состоянии, даже чего-то большего, но от ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ ждать снисхождения не стоило, поэтому я счёл за лучшее подняться на ноги и возобновить свои прогулки по камере. Главным моим врагом было время. Я постарался отключиться от всего и машинально передвигал ноги в кандалах и тянул ошейником цепь по пруту. Захотелось в туалет. Возня со скованными за спиной руками напрягала, но в то же время внесла хоть какое-то разнообразие в отупляющее и изматывающее времяпровождение. Ноги уже требовали отдыха. Пришлось всё-таки присесть в углу, следя за тем, чтобы не заснуть. В коридоре раздалось цоканье нескольких пар ботфортов. Я на всякий случай поднялся на ноги и встал у стены камеры лицом к решётке – видимо, уже формировался инстинкт узника или ,скорее, раба. В подсознании я ещё старался избегать этого слова, хотя у меня на спине уже было самое настоящее РАБСКОЕ КЛЕЙМО. Мимо моей камеры процокали ботфортами ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА и вторая надсмотрщица. Длинная чёрная кожаная юбка ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ полоскалась поверх её бордовых лаковых сапожек, придавая ей необыкновенное обаяние. Они обе смотрели прямо перед собой и прошли мимо, не посмотрев на меня. Цоканье каблучков затихло в конце коридора. Послышался лязг открываемых дверей камер, команды женскими голосами, звон кандалов. Я по-прежнему стоял спиной к стене. Мимо решётки моей камеры прошла старшая надсмотрщица в чёрном кожаном плаще до колена и чёрных ботфортах, рукой в чёрной кожаной перчатке ведя за цепь четверых узников со скованными за спиной руками, волочащих ноги в кандалах. Они были скованы цепями за шеи в одну связку. Позади, не спеша цокая ботфортами, шла ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА. Я снова насладился зрелищем её обтянутой в чёрную кожу стройной, крепкой фигуры с высокой грудью, игрой кожаных складок её длинной юбки, подчёркивающей аккуратную попку, светло–русыми локонами, лежащими поверх чёрного кожаного капюшона. После того, как они все скрылись из глаз, в коридоре опять раздался лязг двери, команды, потом опять звон цепей и цоканье каблучков. Потом где-то загремел лифт. Видимо, партию «готовой продуции» — рабов отправили по назначению. Моя очередь ещё не пришла. При мысли о двух или трёх неделях заключения в этой каморке мне становилось тоскливо, а ведь это только начало моей жизни в качестве раба. Что-то меня ждёт ещё? Лучше даже не думать. Я сел обратно. Но скоро сидеть на полу стало холодно. Пришлось встать и опять превратиться в звенящее цепями заводное существо. Время опять тянулось мучительно медленно. Я постоял у решётки, уперевшись в неё лбом и поставив на неё ногу, давая себе таким образом хоть небольшой отдых. Потом вновь принялся маяться по камере. Так повторялось снова и снова. Когда же кончится этот день? Наконец, началась раздача ужина. Уже привычная процедура. Снова ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА , не глядя на меня, сначала сковала мне руки вместе спереди, а потом обратно за спину. Я бесприкословно подчинялся, не ожидая её команд, чувствуя какую-то расслабленность, плывя по течению, ощущая своими руками лаковую кожу её перчаток. Наверное, вот так и становятся настоящими рабами.
Ужин съеден. Опять началось тоскливое коротание времени. Взад- вперёд. От решётки к стене. Снова и снова. Звон кандалов. Тянущая ошейник цепь. Замена ведра. Раздача одеял. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА опять, стоя за решёткой, своими бордовыми лаковыми перчатками сковывает мне руки спереди. Я, словно в какой-то прострации, стою у решётки, уперевшись взглядом в обтянутую чёрной глянцевой кожей грудь. Раскладываю одеяла. Вспоминаю, что надо почистить зубы, пока руки спереди. Последний раз в этот день я наблюдаю сквозь решётку упакованую в чёрную кожу точёную фигурку ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ – моей сегодняшней не очень доброй феи, которая пальчиками, затянутыми в лаковую кожу снова сковала браслеты моих кандалов у меня за спиной и цокая каблучками ушла по коридору. Раздаются три коротких звонка. Наконец-то. Я думал, что этот день не кончится никогда. Со скованными за спиной руками забираюсь под одеяло, прячу голову поглубже в капюшон и быстро засыпаю.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #7 : Февраль 05, 2013, 21:59:49 pm »

А мне нравятся ботфорты и цоканье… А Вам нет? (такой у аффтора стиль, ничего не поделаешь)

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #8 : Февраль 05, 2013, 22:00:05 pm »

СЛЕДУЮЩИЕ ДНИ. ЭПИЗОД 1.
Следующие дни медленно тянулись, похожие один на другой. Уже на третий день я с трудом вспоминал, сколько времени я уже нахожусь в этой тюрьме. Мысли на эту тему постепенно замещались в голове сознанием того, что дороги отсюда назад для меня уже нет. Окружающая обстановка настолько резко контрастировала с прежней жизнью, настолько отрывала от неё, подчиняла себе, что начинало казаться, что никакой другой действительности не существует и то, что было раньше, уже не воспринималось, как реальность. Видимо, я действительно оказался здесь не случайно и моё нынешнее положение соответствовало моей сущности. Круглосуточное пребывание в тесной камере в стальном ошейнике , на цепи, постоянное ношение кандалов, как правило с руками, скованными за спиной, утомляло физически и морально, подавляло волю, заставляло смириться со своим положением. Любые маленькие радости в жизни раба-узника полностью контролировались девушками-надсмотрщицами. Прогулки на свежем воздухе в зарешёченной галерее бетонного колодца позволялись не чаще одного раза в три дня. С такой же периодичностью происходило принудительное семяизвержение под контролем надсмотрщицы. «Дойка» — как они это называли. По-другому эту процедуру трудно было назвать. После нескольких дней воздержания невозможно было не возбудиться в руках соблазнительно выглядящей молодой женщины.
В один из дней, в смену ГОСПОЖЕЙ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ и МАРИИ ПЕТРОВНЫ мне пришлось быть дежурным по этажу. Спустя какое-то время после утреннего осмотра, когда я со скованными за спиной руками, со звоном кандалов, мерял шагами свою камеру, в коридоре зацокали каблучки и за решёткой возникла фигура ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ в чёрном кожаном плаще до колена, чёрных кожаных ботфортах и перчатках. Она с лязгом распахнула дверь камеры и приказала:
– Выходи, раб.
Я вышел из камеры, насколько позволяла цепь ошейника. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА отцепила кольцо цепи от прута, повернулась и пошла по коридору, цокая ботфортами и держа конец моей цепи рукой в кожаной перчатке. Её крепкое тело, обтянутое глянцевой чёрной кожей, ритмично двигалось у меня перед глазами. Я, звеня цепями, волочил ноги частыми короткими шажками, стараясь не отставать от неё. Так мы дошли до конца коридора. Там уже стояли, прикованные к стене цепями за ошейники, два раба. В это время ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, цокая каблучками, привела туда же ещё одного раба. Она была всё в том же чёрном кожаном плаще, за спиной всё так же висел длинный белокурый хвостик. В конце коридора была площадка, на которую выходила дверь лифта и, видимо, комната надсмотрщиц. Здесь же стояла тележка. Загремел, поднимаясь, лифт. Остановился на нашем этаже. В нём стояли две тележки. В них в специальных ячейках стояли стопки пластиковых тарелок и стаканов. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА сделала на конце моей цепи петлю и накинула её мне на шею. При этом её руки в кожаных перчатках приблизились к моему лицу. Я почувствовал запах кожи её перчаток и плаща. Помня о характере ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ, я не смотрел ей в лицо, но при этом мой взгляд невольно упирался в её грудь, туго обтянутую чёрной кожей.От всего этого я чувствовал, как во мне поднимается волнение. Я уже второй день не получал разрядки. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА скомандовала:
– Повернись.
Я повернулся. Её руки в кожаных перчатках коснулись моих запястий и разъединили браслеты моих кандалов. Опять команда:
– Повернись.
Я подчиняюсь. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА проделывает те же процедуры со вторым рабом, а ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА с остальными двумя. Я исподтишка любуюсь её фигуркой и прелестным личиком, она же не обращает на меня никакого внимания. Она открывает дверь лифта. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА КОМАНДУЕТ:
– Руки вперёд.
Мы все четверо со звоном проводим цепи ручных кандалов под ногами. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает мне взять пустую тележку, второму узнику – одну из тележек из лифта. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА своим мелодичным голоском отдаёт те же приказы двум другим рабам. Я берусь за ручку тележки и качу её перед собой, вслед за ГОСПОЖОЙ ЕЛЕНОЙ БОРИСОВНОЙ. Второй узник катит тележку с завтраками за мной. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА с лязгом открывает дверь ближайшей камеры. Я уже догадываюсь, что я должен делать, и не дожидаясь приказа, звеня цепями вхожу камеру, в которой стоит у стены закованный в цепи узник в серой суконной куртке и штанах, складываю в стопку лежащие на полу одеяла, забираю их, укладываю на свою тележку. Второй раб берёт со своей тележки пластиковые тарелку и кружку и ставит их на пол камеры. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА с лязгом захлопывает дверь и цокая ботфортами переходит к следующей камере. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА в это время делает то же самое на другой стороне галереи с двумя другими рабами. Так мы обходим одну за другой все камеры. Я не считал, но, наверное, их около тридцати. Некоторые пустуют. Стопка одеял на моей тележке всё растёт, приходится складывать их во второй ряд. Катить тележку становится тяжелее. Тележка с завтраками наоборот пустеет. Мои руки впервые за несколько дней относительно свободны, хотя и скованы кандалами, и я даже рад получить некоторую разминку. Напоминает о себе чувство голода. Мы проходим весь ряд камер до конца и упираемся в такую же площадку, как и в начале коридора, только без лифта. Там уже стоят две пустые тележки. Я оставляю на площадке свою тележку с двумя стопками одеял. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает:
– Руки за спину.
Я провожу цепь ручных кандалов под ногами и завожу руки назад. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА руками в кожаных перчатках сковывает браслеты вместе. В это время на ту же площадку, разделённую решёткой с дверью, подходит ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА со своими двум рабами с тележками. Не успеваю я бросить взгляд на её аккуратную фигурку в чёрном кожаном плаще и ботфортах, как ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА командует нам –Вперёд. Второй раб катит впереди себя пустую тележку, а я, звеня ножными кандалами, и держа скованные руки за спиной, иду по коридору. Сзади слышны цокающие шаги ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ. Мой капюшон отброшен, на моей голове только арестантская шапка и я, слегка поворачивая голову, оглядываюсь по сторонам. Разглядывать особенно нечего. Слева, за решётками, ряд камер с серыми фигурками узников в кандалах, на цепи. Справа – тоже решётка, за которой неширокое свободное пространство, а затем ещё одна решётка и ещё один ряд камер. Но даже такая небольшая вольность с моей стороны не нравится ГОСПОЖЕ ЕЛЕНЕ БОРИСОВНЕ. Я ощущаю сильный удал плетью по спине, который заставляет меня вздрогнуть, и слышу её окрик:
– По сторонам не глазеть.
Затем её рука набрасывает мне на голову капюшон, так, что он наползает мне на глаза и я могу видеть только бетонный пол прямо перед собой. На другой стороне галереи ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, цокая ботфортами, ведет двух других рабов. Так, звеня цепями, мы доходим обратно до первой площадки. Раб, кативший тележку, оставляет её в лифте. Видимо, в отличие от меня, он не первый раз выполняет эту работу. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает нам взять с тележки оставшиеся завтраки, открывает дверь крайней камеры, снимает с моей шеи цепную петлю. При этом её руки в чёрной коже опять оказываются рядом с моим лицом и мой взгляд упирается в её грудь, обтянутую чёрной кожей плаща. Затем она цепляет конец моей цепи к настенному пруту. Я, звеня кандалами, захожу в камеру, но не слышу лязга закрываемой двери. Развернувшись, я вижу, что в камеру заходит и второй раб, тоже прикованный шейной цепью к пруту, и только затем с лязгом захлопывается дверь. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает:
– Сидеть тихо, не болтать,- поворачивается и цокая ботфортами уходит в свою комнату.
На другой стороне то же самое делает ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА и тоже, цокая каблучками, скрывается в комнате. Мы оказываемся вдвоём в и без того тесной камере. Теперь у меня есть только возможность либо топтаться практически на месте, либо сидеть. Второй узник – тоже молодой парень. Большего под наброшенным на голову капюшоном я разглядеть не могу. Разговаривать нам запрещено. Нарушать не хочется. Сегодня моя спина и так уже попробовала плётки. Да и о чём разговаривать? Ведь он наверняка знает не больше меня. На его куртке я читаю надпись – Андрон 119. Нас с ним отличают только номера. В остальном мы оба – просто два одинаковых серых существа, закованные в кандалы и посаженные на цепь. Мы съедаем свои завтраки. По очереди пользуемся туалетом. Томительно тянется время, наверное, ещё медленнее от ещё большей тесноты в камере. Из комнаты надсмотрщиц выходит ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, цокая ботфортами подходит к нашей камере, своим нежным голоском приказывает – Руки за спину. Мы оба проводим цепи ручных кандалов под ногами. Андрон119 поворачивается спиной к решётке и ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА сковывает ему руки. Теперь настаёт моя очередь. Мы меняемся местами. Я подхожу к решётке, по другую сторону которой стоит стройная невысокая девушка с милым личиком, в чёрном кожаном плаще до колен и ботфортах. Если бы не плеть и электрошокер у неё на поясе, ничто бы не напоминало о том. что она тюремная надсмотрщица. Но я, видимо, уже настолько привык к своему положению, что, подойдя к решётке, автоматически поворачиваюсь спиной и подставляю руки. Пальцы в кожаных перчатках на несколько секунд касаются моих запястий и мои руки оказываются скованы за спиной. Я опять отхожу к стене камеры. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА цокая каблучками переходит на другую сторону и проделывает то же самое с другой парой рабов, затем скрывается в своей комнате. Мы продолжаем маяться в тесной камере…
Дверь комнаты надсмотрщиц раскрывается, из неё выходят ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА и ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА. Они обе, цокая ботфортами, уходят по коридору. Спустя какое-то время в коридоре начинает раздаваться лязганье дверей, звон цепей, команды женскими голосами. Постепенно эти звуки приближаются к нам, но к нашей камере так никто и не подходит. В конце коридора возникает одновременный перезвон многих кандалов. Некоторое время спустя до нашей камеры докатывается волна свежего прохладного воздуха. Я жадно глотаю его лёгкими и начинаю понимать, что всех узников повели на долгожданную прогулку, а нас оставили сидеть в нашем тесном каменном мешке. Недоступность даже этой маленькой радости нашей тюремной жизни ещё больше обостряет чувство несвободы и тоски. По коридору приближается цоканье ботфортов. За решёткой возникает фигура ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ. Бесстрастно глядя на нас своим серыми глазами, она с лязгом открывает дверь камеры и ровным мелодичным голосом произносит:
– Выходим.
Мы оба, звеня кандалами, выходим в коридор. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА отцепляет нас от прута, освобождает ручные браслеты за спиной. При этом я могу наблюдать за её ладной фигуркой, обтянутой чёрной кожей, в ботфортах, подчёркивающих стройные ноги. Её аппетитные грудки и попка натягивают чёрную блестящую кожу плаща. Хвостик белокурых волос за спиной приковывает к себе взгляд. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА приказывает:
– Наливаем воду, берём швабры.
Андрон119 сам подходит к маленькой дверце в углу, открывает её. Там стоят ведра, швабры, есть кран с водой. Он берёт одно из вёдер, наливает из флакона жидкое мыло, наполняет его водой. Я делаю то же самое со вторым ведром. Мы берём в руки швабры. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА командует Андрону119:
– Ты начинаешь здесь.
Берёт рукой в чёрной кожаной перчатке конец цепи от моего ошейника и цокая ботфортами идёт по коридору. Мне приходится, держа руками в кандалах ведро и швабру, быстро волочить ноги в браслетах с цепями, чтобы успевать за ней. Её стройная фигурка с попкой, обтянутой чёрным кожаным плащом и белокурым хвостиком за спиной маячит у меня перед глазами. Я уже не надеюсь, что она проявит какой-то интерес ко мне. Так мы доходим примерно до середины коридора. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА останавливается, делает на конце моей цепи петлю и набрасывает её мне на шею. При этом её лицо оказывается напротив моего, меня охватывает волнение, когда её руки в чёрной коже поднимаются к моему лицу. Но ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, без всяких эмоций глядя мне в глаза, приказывает:
– Начинай отсюда.
Я намачиваю швабру в ведре и звеня кандалами принимаюсь тереть пол коридора, время от времени отжимая её в специальной ячейке ведра. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА стоит неподалёку, поигрывая плёткой. Она командует:
– В камерах тоже.
Двери камер открыты, все узники на прогулке. В это время, грохоча, на наш этаж поднимается лифт. Из него выходят две женские фигуры, одетые в кожу. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, цокая каблучками, идёт к ним навстречу. Я, пользуясь этим, на несколько секунд разгибаюсь и руками в кандалах отбрасываю с головы капюшон. Три женщины о чём-то негромко переговариваются, затем поворачиваются и цокая сапожками направляются ко мне. Мне удаётся рассмотреть их и я растерянно замираю со шваброй в руках. Кроме ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ ко мне приближаются ЛЕДИ АЛЛА и Вика. ЛЕДИ АЛЛА в том же чёрном кожаном плаще ниже колена, свободный капюшон наброшен на голову, из под него на грудь выбиваются светло-русые локоны. На руках и ногах алые лаковые ботфорты и перчатки. Вику я узнаю не сразу. На ней незнакомая одежда. Короткая приталенная чёрная кожаная куртка, чёрные, облегающие её стройные ноги, кожаные брючки или бриджи, высокие ботфорты из чёрной лаковой кожи, на руках длинные, почти до локтя чёрные лаковые перчатки поверх рукавов, на голове чёрный лаковый беретик из под которого на спину и плечи ложатся длинные светло-русые волосы. Девочка-кокетка. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, глядя на меня, своим звонким голосом произносит:
– Почему стоишь, раб? Работаем! — и подойдя ко мне, несколько раз охаживает меня плёткой, несмотря на то, что я уже продолжил тереть шваброй пол.
Я слышу, как ЛЕДИ АЛЛА и Вика весело смеются над этим. ЛЕДИ АЛЛА шутит:
– Мальчик замечтался, но, видно, уже привыкает быть рабом. Правда, Вика?
— Да, – слышу я весёлый голосок Вики, — ему даже идут кандалы.
ЛЕДИ АЛЛА приказывает:
– Посмотри на нас.
Я перестаю тереть пол и выпрямляюсь перед ними.
— Ну, как ты здесь, – спрашивает Вика, глядя на меня смеющимися глазами.
— Нормально – отвечаю я, поняв, что от меня ждут ответа.
— Не «нормально», а «нормально, ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ БОРИСОВНА» — поправляет меня ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА и слегка хлещет меня плёткой по бедру.
— Нормально, ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ БОРИСОВНА – повторяю я.
Все трое опять весело смеются.
— Уже лучше – произносит ЛЕДИ АЛЛА. — Дай ей свою плётку, пусть почувствует себя настоящей Хозяйкой.
Обращается она к ГОСПОЖЕ МАРИЕ ПЕТРОВНЕ, имея в виду, видимо, Вику. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА протягивает Вике свою плётку и приказывает мне:
— Положи швабру. Повернись. Руки за голову. Ноги шире.
Я подчиняюсь. Вика берёт плётку в руку, примеривается и, недолго думая, хлещет меня по спине. Не очень сильно, почти не больно, но мне приходится терпеть это унижение, обозначающее, что с этого момента я перед ней — всего лишь раб. Войдя во вкус, она бьёт еще пару раз, уже посильнее. Опять они все втроём смеются.
— Бей поперёк спины, так, чтобы с захлёстом по рёбрам. Так больнее, — со знанием дела советует ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, — и главное по-резче. Только не по почкам. Нам инвалиды не нужны.
— Классно! Мне нравится! – и Вика с явным удовольствием ещё десятка два или больше раз с расстановкой охаживает меня плёткой с разных сторон. Мне приходится покорно терпеть.
Наконец, Вика, довольная собой, возвращает плётку. Она буквально возбуждена.
— Видишь, как хорошо иметь раба, — говорит ей ЛЕДИ АЛЛА – делаешь с ним, что хочешь. и удовольствие получаешь и польза будет.
— Повернись. Стань на колени, — приказывает она мне.
Я подчиняюсь и опускаюсь на колени.
— Целуй ноги ГОСПОЖЕ ВИКТОРИИ БОРИСОВНЕ, — приказывает ЛЕДИ АЛЛА.
Я на несколько секунд застываю в нерешительности.
— Ты слышал, раб? Выполняй, — командует ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА и хлещет меня через плечо по спине плёткой. – Ты должен считать за счастье, что твоя Хозяйка позволят тебе целовать свои сапоги!
Я наклоняюсь, опираюсь руками, закованными в кандалы, об пол и целую по очереди чёрные лаковые ботфорты Вики, звеня по полу цепью от ошейника. Да, теперь о моих прошлых отношениях с ней можно забыть. Бойфренда больше нет. Я – всего лишь её раб. Я слышу над собой весёлый девичий смех.
— Ладно, работай дальше, Андрон144 – произносит ЛЕДИ АЛЛА.
— Да разве это работа? Вот на каторге он будет работать. а сейчас просто разминка, — возражает ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА.
Мне приходится опять приниматься за работу и я продолжаю тереть пол шваброй, не поднимая бритой наголо головы в арестантской шапке под их насмешливыми взглядами. Больше всего моё положение, по-моему, забавляет Вику. Хотя я не поднимаю глаз от пола, я спиной буквально чувствую её озорной взгляд.
— А где все остальные? На прогулке? Пойдём посмотрим – продолжает ЛЕДИ АЛЛА и все трое, цокая ботфортами, идут в конец коридора.
ЛЕДИ АЛЛА и Вика скрываются за дверью, а ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА возвращается ко мне. Я, звеня кандалами, уже заканчиваю мыть последнюю камеру и конец коридора. Она молча наблюдает за мной и когда я, закончив, распрямляюсь, так же молча показывает мне плёткой в начало коридора, спокойно, но всё-таки немного насмешливо, глядя мне в лицо. Я беру в руки ведро и швабру и, звеня кандалами, иду по коридору. Андрон119 тоже уже закончил работу и слил ведро в слив, находящийся под краном. Я также сливаю и промываю своё ведро, ставлю швабру. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА сковывает нам руки вместе, цепляет цепи ошейников к пруту. Мы заходим в камеру, я опять впереди. За спиной с лязгом захлопывается дверь. Мы опять за решёткой в тесной каморке. В коридоре слышится приближающееся цоканье. По ту сторону решётки возникают фигуры Вики и ЛЕДИ АЛЛЫ. Они останавливаются, глядя на меня сквозь решётку. ЛЕДИ АЛЛА произносит, обращась к Вике:
– Через несколько дней он уже будет при деле. Сдадим его в аренду, это выгоднее, чем сразу продавать, его надолго хватит.
Вика слушает с довольным видом, глядя на меня глазами с весёлыми искорками, но уже как-то не так, как раньше, когда я был на свободе и мы дружили, а просто как на выгодно приобретённую вещь. Её вполне устраивает моё нынешнее положение и нисколько не смущает, что я, её бойфренд, теперь уже, конечно, бывший, нахожусь в тюрьме, за решёткой тесной камеры, одетый в серый арестантский костюм, закованный в кандалы, посаженный на цепь. Они обе поворачиваются, Вика со мною уже даже не прощается, и вместе с ГОСПОЖОЙ МАРИЕЙ ПЕТРОВНОЙ подходят к лифту. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА вызывает лифт. Он шумом поднимается. ЛЕДИ АЛЛА и Вика входят в него, напоследок разговаривая о чём-то с ГОСПОЖОЙ МАРИЕЙ ПЕТРОВНОЙ, даже не глядя на меня. Лифт начинает опускаться. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА поворачивается и цокая ботфортами уходит по коридору. Через какое-то время в конце коридора раздаётся шум – звон кандалов, лязг дверей. Постепенно всё это приближается к нам. До нас докатывается волна свежего воздуха. Поскольку мы сегодня остались без прогулки, то всё, что нам остаётся – это жадно вдыхать хотя бы эти долетевшие до нас остатки. Мимо нашей камеры проходят ГОСПОЖИ МАРИЯ ПЕТРОВНА и ЕЛЕНА БОРИСОВНА и скрываются за дверью своей комнаты. Нам опять приходится пытаться скоротать время. После разминки со шваброй, я сажусь в угол камеры. В голове всплывает образ Вики во время её визита…Она теперь для меня ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ БОРИСОВНА, а я – не более, чем её раб, которого она собирается сдать в аренду и получать с этого дивиденды. Её новая одежда – видимо, следствие её улучшевшегося материального положения в результате моего нахождения здесь. Свой выбор я сделал тем вечером у неё дома и теперь уже ничего не могу изменить. Кандалы и ошейник с цепью – надёжное средство, чтобы заставить смириться со своей участью. Если немного расслабиться и выбросить из головы лишние мысли, то новый образ Вики даже несколько возбуждал. Надо было только принять своё положение как данность, а дальше молодой организм брал своё. Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как к решётке камеры подошла ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА. С лязгом открыв дверь приказала Андрону119:
– Выходи.
Он уже поднялся, не дожидаясь команды(скоро и мне придётся стать таким же вышколенным рабом, глядя на него подумал я) и, звеня цепями вышел из камеры. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА отцепила его цепь от прута, скользнула по мне взглядом и увидев, что я всё ещё сижу на полу, резко бросила мне:
– Встать, раб!
Я, звеня цепями, вскочил на ноги. Но ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА только глядя на меня сказала:
– Тебя надо почаще учить плёткой, раб.
В это время, громыхая, подошёл лифт с двумя тележками со стопками кастрюлек и бутылками воды. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА открыла дверь лифта. Рядом с ней уже стоял раб, который сразу выкатил одну тележку. Андрон119 выкатил вторую, около нашей камеры он остановился, поставил на пол камеры кастрюльку и бутылку воды. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА захлопнула дверь и, цокая ботфортами, пошла по коридору. Андрон119 покатил тележку за ней. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА с другим рабом пошла на противоположную сторону галереи. Лязгали, открываясь и закрываясь, двери камер. Постепенно шум затихал в конце коридора. Затем послышалось приближающееся цоканье каблучков и звон кандалов, опять лязгали двери. За решёткой появилась тележка с пустыми кастрюлями и фигура ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ в чёрной коже. Она открыла дверь камеры, Андрон119 забрал мою пустую кастрюльку, закатил тележку в лифт. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА захлопнула дверь камеры, взяла рукой в чёрной кожаной перчатке цепь его ошейника и повела его по коридору. Цоканье ботфортов и звон кандалов затихло, лязгнула открываясь и закрываясь дверь камеры. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА прошла обратно мимо и зашла в свою комнату. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА тоже подвела раба с тележкой к лифту, отправила лифт с двумя тележками вниз, затем отвела раба в камеру и цокая ботфортами вернулась в комнату надсмотрщиц.
Снова начинается борьба с мучительно тянущимся временем. Я стоял у решётки, взявшись за неё скованными вместе руками. Я остался в камере один и мог хотя бы, звеня кандалами, «прогуливаться» от стены до решётки. Из комнаты надсмотрщиц вышли ГОСПОЖИ ЕЛЕНА БОРИСОВНА И МАРИЯ ПЕТРОВНА и цокая ботфортами пошли по противоположной стороне галереи. Вскоре там началась возня – хлопанье дверей, звон кандалов, цоканье каблучков. Я понял, что собирают на прогулку второй ряд камер. Ужасно захотелось подышать, но, видимо, сегодня мне это было не суждено. Вдруг послышалось цоканье и по ту сторону решётки возникла ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА в чёрном кожаном плаще и ботфортах. Она открыла дверь камеры и скомандовала:
– 144-ый, Выходи.
Я подчинился. Она отстегнула конец моей цепи и, держа его рукой в чёрной кожаной перчатке, повела меня по коридору. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА шла быстро цокая ботфортами и мне пришлось как можно быстрее семенить скованными ногами, вовсю звеня цепями. Мы подошли к камере, в которой находился Андрон119. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА отперла дверь, приказала:
– 119-ый, Выходи.
Раб, звеня кандалами вышел из камеры. Она отцепила его ошейник от прута, освободила наши браслеты, скомандовала – Руки за спину. Мы оба провели цепи под ногами и заложили руки за спину, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА сковала наши ручные браслеты, затем сделала на конце моей цепи петлю и накинула Андрону119 на шею. Всё это время я не переставал любоваться её фигуркой в чёрном кожаном плаще и ботфортах, её белокурым хвостиком и милым личиком. Может быть я излишне фантазировал, но получалось, что это она вспомнила, что мы остались утром без прогулки, иначе бы мне пришлось обходиться без глотка свежего воздуха целую неделю. За это я готов простить ей и утренние плётки. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА берет в руку цепь от ошейника Андрона119 и быстро цокая ботфортами идёт по коридору. Нам приходится как можно чаще передвигать ноги в кандалах. Мы проходим весь коридор, площадку в его конце. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА на несколько секунд задерживается, открывая решётку, и мы присоединяемся к колонне узников, проходящих сквозь дверь в прогулочную галерею. Она быстро делает на конце цепи петлю и на ходу набрасывает её на шею последнему узнику. Мы сразу выходим в галерею и начинаем вместе с остальными узниками кружить по ней, звеня цепями. Капюшон, наброшенный на голову, ограничивает обзор. Я могу видеть только спину узника передо мной и кусок пола под ногами. Спустя какое-то время опять возникает ощущение, что я не двигаюсь, а просто на месте машинально перебираю ногами. Ноги как бы живут своей жизнью, сам я занят тем, что жадно вдыхаю холодный воздух, иногда кашлем прочищая лёгкие. В ушах стоит одновременный звон многих кандалов, превратившийся в какую-то завораживающую мелодию. Замкнутая галерея превращается в бесконечную дорогу, по которой мы всё идём и идём куда-то, скованные в одну связку – безвольные рабы, подчиняющиеся своим надсмотрщицам. Щиколотки уже начинают болеть от браслетов ножных кандалов. Шаги приходится делать короче и чаще, чтобы меньше нагружать ноги. Чувство времени совершенно отказывает. Я не имею представления о том, сколько времени мы уже, звеня кандалами, бредём по галерее между бетонной стеной и решёткой – полчаса, час или два. Наконец, начало колонны начинает заворачивать в дверь и останавливаться. Моей шее приходится терпеть рывки от ошейника и цепной петли. Я, последний в колонне узников прохожу в дверь. Она захлопывается у меня за спиной. Капюшон не позволяет мне видеть, кто её закрывает. Я постепенно продвигаюсь по коридору, по мере того, как надсмотрщицы отделяют от колонны узников и разводят их по камерам. Вскоре остаёмся только я и Андрон119, скованные цепью за шеи. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА рукой в чёрной кожаной перчатке берёт цепь от ошейника Андрона119 и ведёт нас обоих по коридору на другую сторону галереи. На площадке рядом с комнатой надсмотрщиц она снимает с шеи Андрона119 цепь от моего ошейника и цепляет её к настенному пруту крайней камеры. Мне ещё раз предоставляется возможность полюбоваться её фигуркой в чёрном кожаном плаще и ботфортах, хвостиком её волос. Она поворачивается ко мне и я встречаюсь взглядом с её серыми глазами и милым личиком. Не дожидаясь команды, я захожу в камеру. За моей спиной с лязгом захлопывается дверь. Я слышу удаляющееся цоканье и звон кандалов, лязг открывающейся и закрывающейся двери камеры. Я сажусь на пол в углу и вытягиваю ноги. Они, особенно щиколотки, уже гудят от постоянной ходьбы в кандалах за сегодняшний день. Я сижу, со скованными за спиной руками, в накинутом на голову капюшоне, под которым я ощущаю уже привычную тяжесть ошейника с цепью, свисающей до стены. Мне хочется отключиться от всего вокруг. Чувство голода начинает напоминать о себе. Цоканье каблучков приближается к моей камере и затихает. Я поднимаю голову и вижу ГОСПОЖУ МАРИЮ ПЕТРОВНУ, стоящую по ту сторону решётки и смотрящую на меня. Я, звеня цепями, поднимаюсь на ноги. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА продолжает молча смотреть на меня. Несмотря на усталость, молодость берёт своё и вид молодой красивой девушки в чёрном кожаном плаще, перчатках и ботфортах на фоне решётки, отделяющей меня от свободы, начинает вызывать у меня возбуждение. Мой член начинает напрягаться.
— Подойди сюда – приказывает ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА.
Её нежный мелодичный голос звучит бесстрастно, повелительно, но с какой-то ленцой. Держа скованные руки за спиной, волоча ошейником цепь по пруту, звеня ножными кандалами, я подхожу к решётке. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА пристально смотрит на меня своими серыми глазами. Я любуюсь её личиком, прелестным носиком, белокурыми волосами, собранными назад в хвостик. Она протягивает сквозь решётку руки в чёрных кожаных перчатках, расстёгивает мою куртку, застёжки штанов. Когда её руки касаются меня, моё возбуждение достигает предела, член встаёт как каменный. Я уже несколько дней не мылся, не менял бельё, спал не раздеваясь, но ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, казалось, не обращает на это внимания. Всё так же пристально глядя мне в глаза, как будто с глубоко скрытой лёгкой насмешкой, она спустила мои штаны и кальсоны, затем сбросила с моей головы капюшон и взяла меня за подбородок и щёку рукой в кожаной перчатке. Не в силах сдержать желание, я жадно вдыхаю запах кожи и трусь лицом о её перчатку, получая наслаждение от контакта с частью недоступного для меня женского тела. Полузакрыв глаза, я через решётку любуюсь чертами её лица, хочется поцеловать её в кончик очаровательного носика, погладить по светло-русым волосам, но проклятая решётка и браслеты кандалов не позволяют мне это сделать. Я почувствовал, как гладкая кожа перчатки другой руки легла на мой лобок. Член уже изнемогает от напряжения. Рука в кожаной перчатке охватывает его и начинает медленно массировать. Я опускаю глаза и упираюсь взглядом в её груди, обтянутые чёрной блестящей кожей и отделённые от меня железными прутьям решётки. Хочется стиснуть руками эти аппетитные бугорки, но браслеты кандалов, скованные за спиной, делают эту красоту недоступной. Я больше не выдерживаю, мой член извергается прямо в чёрную кожаную перчатку и на рукав кожаного плаща. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА отпускает моё лицо, делает полшага назад, достаёт из кармана салфетку и не спеша вытирает рукав и перчатку. Бросает её на пол камеры. Достаёт вторую салфетку, вытирает ею мою член и мошонку, тоже бросает её на пол камеры. Я без приказа встаю на колени и произношу:
– Спасибо, ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА.
Так может поступить только раб, но у меня это уже получается естественно. Ведь я действительно раб и ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА действительно была крайне добра ко мне, не только доставив мне это удовольствие, но и вообще тем самым скрасив мою тоскливую жизнь в тюрьме. Я испытывал к ней искренюю благодарность. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА ещё какое-то время стоит по ту сторону решётки, глядя, как я скованными за спиной руками надеваю и застёгиваю кальсоны и штаны. Потом поворачивается и цокая ботфортами уходит в свою комнату. Я несколько раз прохаживаюсь вдоль камеры, звеня цепями, затем опять сажусь в углу. Чувствую себя порядочно измученным. Хочется как следует отдохнуть, поесть, поспать. Всё тело ноет от кандалов, цепей и ошейника. Я сегодня практически весь день на ногах. Сексуальная разрядка сняла напряжение, но после неё тоже хочется расслабиться. Я стараюсь не закрывать глаза, чтобы не провалиться в сон. Даже лучше, что откинут капюшон, иначе было бы труднее справляться с накатывающей дремотой. Правда, с бритой наголо головой в арестанской шапке-таблетке возникает какое-то чувство незащищённости. Сидеть на голом полу не слишком комфортно. Хочется в туалет. Я встаю на ноги, звеня кандалами подхожу к ведру, скованными за спиной руками спускаю штаны и кальсоны, справляю нужду, одеваюсь. От браслетов кандалов ноют запястья. Сегодня был насыщенный день. Можно сказать, впервые, за время пребывания здесь, пришлось на длительное время покинуть камеру, как следует размяться. Визит Вики и ЛЕДИ АЛЛЫ дал массу впечатлений. Удалось подышать свежим воздухом. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА была просто необычайно добра. Но всё равно, по-тюремному тоскливо тянется время. Волоча ноги в кандалах и цепь ошейника, со скованными за спиной руками, я маюсь от решётки до стены камеры. Не хочется думать ни о чём. ЛЕДИ АЛЛА и Вика уже решили, что со мной дальше делать. От меня тут ничего не зависит и я уже настолько начинаю смиряться с этим, что почти не удивляюсь тому, что меня собираются сдать в аренду или продать и рассуждают при этом, что выгоднее и надолго ли меня хватит. В ошейнике и кандалах не возникает даже мысли о неподчинении.
Слышится шум поднимающегося лифта. Из комнаты надсмотрщиц, цокая ботфортами, выходят ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА и ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА. Лифт останавливается у нашего яруса. В нём две тележки со стопками пластиковых тарелок и стаканов. К моей камере подходит ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА. Пока она отпирает дверь, у меня есть время наблюдать её крепкую фигуру в чёрном кожаном плаще до колен, обтягивающем тугие груди, чёрных кожаных ботфортах и перчатках. Она с лязгом распахивает решётку, я машинально опускаю глаза перед её взглядом и без команды, звеня цепями, выхожу из камеры, насколько позволяет цепь. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА отсоединяет цепь, делает на конце петлю и набрасывает мне её на шею. Её руки в чёрной кожаных перчатках приближаются к моему лицу. Я чувствую запах и слышу скрип кожи её плаща.
— Ну что, раб, доволен жизнью? – слышу я голос ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ.
Вопрос, видимо, требует ответа.
— Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА – отвечаю я.
— Скоро ты будешь ещё довольнее. Ещё не знаешь, что такое каторжные работы? Твои хозяева оформили на тебя аренду в распоряжение тюрьмы, так что скучать тебе не придётся – рассказывала мне ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, пока занималась моими кандалами и я переводил руки вперёд. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА уже привела раба, который выкатил тележку из лифта и пошла с ним по другой стороне галереи. Мне пришлось тоже взяться за тележку, выкатить её из лифта и идти следом за ГОСПОЖОЙ ЕЛЕНОЙ БОРИСОВНОЙ. После её слов настроение у меня было тревожное, но размышлять было некогда. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА открывала двери камер, я брал с тележки пластиковые тарелки и стаканы и ставил их перед узниками. Одному из узников досталось плетей за то, что не встал перед ГОСПОЖОЙ ЕЛЕНОЙ БОРИСОВНОЙ. Так мы дошли до конца коридора, затем я, волоча ноги в кандалах, покатил тележку назад. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, цокая ботфортами, шла сзади. Я закатил тележку в лифт, в котором уже стояла вторая тележка. На другой стороне галереи ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА закрывала в камере раба. На моей тележке оставалась последняя порция. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказала – Бери свой ужин, — и открыла дверь камеры. Я с пластиковой тарелкой и стаканом в руках, закованных в стальные браслеты, соединённые цепью, подошёл к ней. Она руками в чёрной коже сняла с моей шеи цепную петлю и присоединила конец цепи к пруту. Я, звеня цепями зашёл в камеру. За моей спиной захлопнулась дверь. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, цокая ботфортами, отошла в сторону комнаты надсмотрщиц. Стоя на площадке вместе с ГОСПОЖОЙ МАРИЕЙ ПЕТРОВНОЙ они о чём-то негромко разговаривали, а затем, цокая двумя парами сапожек, не спеша пошли по противоположной стороне галереи и скрылись из моего поля зрения. Я с нетерпением занялся своим ужином, так как давно чувствовал себя голодным. Допив свой эрзац-кофе, я встал и подошёл к решётке. Я стоял, взявшись руками за прутья и пытался понять, чем заняты ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА и ЕЛЕНА БОРИСОВНА. Я слышал где-то в коридоре то цоканье каблучков, то их голоса. В воздухе стоял постоянный перезвон цепей кандалов узников из разных камер на нескольких этажах тюрьмы. Слова ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ про каторжные работы не поднимали настроения , но, видимо, они не были просто шуткой или страшилкой. ЛЕДИ АЛЛА тоже говорила Вике примерно о том же. Да и изначально я попал сюда как «каторжный раб второго разряда». Круглосуточное заключение в крохотной камере, в кандалах, на цепи – тоже не сахар, по сравнению со свободной жизнью, но, возможно, мне придётся сравнивать с чем-то другим. Цоканье каблучков и женские голоса понемногу приближается. Затем по другую стороны решётки появляются фигуры ГОСПОЖЕЙ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ и МАРИИ ПЕТРОВНЫ в чёрных кожаных плащах и ботфортах. Они проходят мимо моей камеры о чём-то негромко переговариваясь, мельком бросают взгляд на меня и заходят в свою комнату. Несмотря на усталость и ноги, гудящие от кандалов, я начинаю ходить взад-вперёд по камере, звеня цепями кандалов. Единственное, что хоть немного радовало – то, что браслеты ручных кандалов не были скованы вместе и руки свободны на длину цепи. Медленно тянулось время…

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #10 : Февраль 05, 2013, 22:02:59 pm »

Имейте же терпение!(накопите в себе побольше критики, а потом всё разом!, чтоб все с горшков попадали! )

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #11 : Февраль 05, 2013, 22:03:10 pm »

Из комнаты надсмотрщиц выходят ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА и ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, цокая ботфортами, подходит к моей камере, открывает решётку. Я, не ожидая уже приказа, выхожу в коридор. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА отцепляет цепь от прута, делает на её конце петлю и накидывает мне на шею. Её руки в кожаных перчатках приближаются к моему лицу. Мой взгляд упирается в тугие бугорки под блестящей чёрной кожей её плаща. Вдруг рука в чёрной кожаной перчатке сбрасывает с моей головы капюшон. Тюремный воздух с непривычки холодит мою наголо бритую голову в арестантской шапке. Кожаная перчатка касается моего лица и поднимает мне подбородок. Я вижу округлое лицо ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ, обрамлённое рыжевато-золотистыми волосами до плеч, с довольно правильными чертами, приятным носиком, но несколько простовато-грубоватое. Её серые глаза смотрят мне в лицо.
— Ну, что, Андрон144, нравится быть рабом? – произносит она.
Вопрос требует ответа. На размышление времени нет.
— Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА – отвечаю я.
После такого ответа отступать уже некуда. Подержав ещё несколько секунд моё лицо рукой в чёрной кожаной перчатке, глядя мне в глаза, пока я не опустил взгляд, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА даёт мне звонкую пощёчину и приказывает :
– Вперёд. Пошёл, раб.
Я начинаю волочить ноги в кандалах, звеня цепями. Сзади я слышу цоканье каблучков ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ и её команду:
– Быстрее, раб, чаще шаг.
Мне приходится передвигать ноги ещё быстрее, цепи мельтешат между ногами, которые приходится расставлять шире. Ходьба в кандалах – это пародия на передвижение, особенно это заметно на фоне контраста с широкими, размеренными, неспешными шагами ножек в кожаных ботфортах с цокающими каблучками девушек-надсмотрщиц. Мы идём через весь коридор, что занимает, наверное, не одну минуту. Мы подходим к площадке в конце коридора. Здесь стоят две тележки – одна с одеялами, которую я же и поставил сюда утром, а вторая пустая. Зная уже распорядок дня в тюрьме, я понял, что мне придётся заняться выносом туалетных вёдер. При мысли об этом я на несколько секунд неподвижно застыл. Меня вывел из задумчивости хороший удар плетью по спине и окрик ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ
– О чём думаешь, раб? В карцер захотел?
Долго думать возможности не было и я пошёл по пути наименьшего сопротивления – подошёл к тележке и покатил её. Как раз в это время на площадку подошла ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА со вторым рабом, который сразу взял пустую тележку, стоящую по другую сторону решётки. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА сказала, обращаясь к ГОСПОЖЕ МАРИИ ПЕТРОВНЕ
– Я же тебе говорила, зря ты балуешь 144-го, ему же потом хуже будет. Раб сразу должен понять своё место.
ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, бросив на меня короткий взгляд, ответила своим нежным голоском
– Ладно, я им займусь.
Затем её изящная фигурка в чёрном кожаном плаще и ботфортах двинулась обратно по коридору. Раб покатил тележку следом за ней. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА ещё раз прошлась по мне плёткой. Несмотря на суконную арестантскую куртку, я вздрогнул от боли.
— Хватит мечтать – услышал я её голос.
ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА подходит к крайней камере, с лязгом открывает её дверь. Узник, находящийся в ней стоит у стены с руками, скованными за спиной. Безмолвная и безликая фигура в серых суконных штанах и куртке. Из-под капюшона от ошейника свешивается цепь, вторым концом закреплённая к пруту на стене. Я вхожу в камеру и беру туалетное ведро, ставлю его на тележку. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА с лязгом захлопывает решётчатую дверь и цокая ботфортами переходит к следующей камере. Я прокатываю тележку за ней. Она открывает дверь, я захожу в камеру за ведром. Я обращаю внимание, что арестантский костюм узника в этой камере не серого, а рыжевато-коричневого цвета. Затем мне бросается в глаза светлый локон, выбивающийся из-под капюшона и я понимаю, что этот узник – девушка-рабыня. Теперь я, несмотря на бесформенный арестантский костюм, обращаю внимание и на её стройную фигурку, ростом немного пониже моего. Насколько я могу рассмотреть под капюшоном её личико – оно довольно приятное, хотя девушка стоит, опустив глаза в пол и наклонив головку. Скованные кандальными браслетами со свисающей цепью руки она держит перед собой. Ноги скованы двойной цепью. От ошейника к стене тянется цепь. На куртке на груди белеет нашивка с надписью Барбара207. Рассматривая девушку-рабыню я задерживаюсь всего на пару секунд, но тут же получаю плёткой по спине и слышу окрик ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ:
— Опять размечтался, раб?
Я беру стоящее в углу ведро и выношу его на тележку. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, цокая ботфортами заходит в камеру, подходит к рабыне. Рукой в чёрной кожаной перчатке сбрасывает с её головы капюшон. По плечам девушки из-под арестанстской шапки-таблетки рассыпаются длинные русые локоны. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА плёткой поднимает подбородок девушки. Та по-прежнему прячет глаза. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА обращается к ней:
— Назови своё имя, рабыня.
Девушка-рабыня, не поднимая глаз, отвечает еле слышным голосом:
— Барбара207, ГОСПОЖА.
— Плохо, рабыня. Ещё раз. Смотри на меня.
Девушка поднимает глаза на ГОСПОЖУ ЕЛЕНУ БОРИСОВНУ, но всё равно старается спрятать взгляд, и повторяет громче:
— Барбара207, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА.
Теперь мне удаётся рассмотреть лицо девушки. Она действительно милая, хотя заметно, что в тюрьме у неё не было возможности следить за собой. Впрочем, некоторая простота вместе с её смущением даже добавляют ей своеобразный шарм. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА оборачивается на меня и произносит:
— Андрон144, ты, конечно, этого не заслужил, но своё ты потом получишь. Подойди сюда.
Я, звеня кандалами, вхожу в камеру. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает:
— Снимай штаны, доставай член.
Мой член уже напряжён. Меня возбуждает и вид ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ в чёрном кожаном плаще, ботфортах и перчатках, её повелительная манера, так и вид рабыни в кандалах, посаженной на цепь, с длинными русыми волосами, разбросанными по арестантской куртке, смущённой и трепещущей. Я руками в кандальных браслетах с болтающейся между ними цепью расстёгиваю и спускаю штаны и кальсоны. Мой начинающий вставать член вываливается наружу. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает рабыне:
— На колени.
Та подчиняется и опускается на колени, держа скованные кандалами руки на уровне талии. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА рукой в чёрной кожаной перчатке берёт цепь её ошейника и заставляет её на коленях подползти ко мне. Лицо рабыни почти упирается в мой член. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает ей:
— Соси.
Девушка на секунду как будто задумывается, но затем покорно начинает ласкать язычком мошонку и член. Её головка плавно двигается, русые волосы касаются моего тела. Цепь её ручных кадалов слегка звякает об пол. Я возбуждаюсь до дрожи. Первый раз в жизни девушка делает мне миньет. Мой член полностью встаёт. Рабыня забирает его в рот и продолжает язычком и губками ласкать его. Я кладу руки в браслетах ей на плечи. Одной рукой я зарываюсь ей в волосы пониже затылка. Под волосами я нащупываю стальной ошейник. Я не в состоянии долго выдерживать её ласки и кончаю ей в рот. Несколько секунд я стою, полузакрыв глаза, зарывшись руками в русые волосы. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА плетью отстраняет рабыню от меня. Та стоит на коленях, наклонив голову. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА приказывает ей:
— Глотай. Это твой вечерний кефир.
Затем, обращаясь ко мне:
— Вытрись и продолжай работать.
Я вытираюсь туалетной бумагой, лежащей рядом с ведром в камере девушки, надеваю кальсоны и штаны, звеня цепями выхожу из камеры и берусь за тележку. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА цокая ботфортами тоже выходит из камеры и с лязгом запирает дверь. Мы идём дальше по коридору. Я сквозь решётку бросаю взгляд на Барбару207. Девушка, поджав ноги, сидит, прислонившись к стене камеры, склонив голову. Скованные руки опущены, на запястьях видны стальные браслеты, скованные вместе, цепь касается пола. Из-под арестантской шапочки на грудь и плечи спадают русые локоны. Она как будто погружена в себя и не замечает ничего кругом. Со стороны сложно понять, хорошо ей или плохо. Её настоящего имени я не знаю. Я вообще быстро привязываюсь к людям. На свободе я после такого, может быть, попытался бы завязать отношения, по-крайней мере, хотя бы приласкал её, но сейчас у меня нет выбора. Я всего лишь раб, так же как и она. Получив своё удовольствие, я, независимо от своего желания, поворачиваюсь и ухожу. С другой стороны, может быть в этом плюс рабской жизни. За несколько дней в тюрьме я имел столько общения с молодыми соблазнительными женщинами, сколько не имел бы за несколько лет на свободе. Притом такого общения, какого у меня не было никогда. Может ради этого и стоило стать рабом?
ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА открывает следующие камеры, я захожу в них, забираю вёдра, ставлю их на тележку. Вскоре моя тележка наполняется. На ней восемь вёдер. Я разворачиваю её и звеня цепями качу назад. За спиной ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА неторопливо цокает ботфортами. На каждый её шаг мне приходится два-три раза передвигать ноги в браслетах с цепями. Мы подходим к площадке в конце коридора. Мне ещё не приходилось выполнять эту работу и я не знаю, что делать дальше. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА открывает широкую дверь посередине площадки. Я закатываю туда тележку и оказываюсь в комнате, которая одновременно является душевой и туалетом. Я догадываюсь, что вёдра надо сливать в туалетный лоток и принимаюсь за дело. Слив ведро, я полощу его под краном, потом наполняю его на треть и ставлю обратно на тележку. На содержимое вёдер я стараюсь не смотреть, но запах даёт о себе знать. Приходится набираться терпения, но всё равно это занятие приятным не назовёшь. Закончив, я выкатываю тележку обратно и, волоча ноги в кандалах, качу по коридору вслед за ГОСПОЖОЙ ЕЛЕНОЙ БОРИСОВНОЙ. Она снова открывает камеры и я ставлю вёдра за решётку. Доходит очередь до камеры Барбары207. Она стоит у дальней стены камеры, опустив глаза, держа скованные руки у пояса. Так браслеты с цепью меньше давят на запястья. На голове у неё уже наброшен капюшон. Условия содержания здесь, пожалуй, слишком суровые для девушки, плюс ещё и принуждение к сексуальному обслуживанию всех подряд. Такое может сломать любую. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА обращается к ней:
— Ну что, рабыня, довольна жизнью?
Барбара207 сначала молчит и только через пару секунд еле слышно отвечает:
— Да, Госпожа.
ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, цокая ботфортами, подходит к ней и плёткой поднимает ей подбородок:
— Если ты не ответишь сейчас как положено, рабыня, я отправлю тебя в карцер, пока ты не поумнеешь. Ну!
Барбара207, подняв лицо, подчиняясь руке в чёрной кожаной перчатке с плёткой, но всё равно с опущенными глазами, повторила громче и чётче:
— Да, ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, я, рабыня Барбара207, довольна жизнью.
— Вот теперь молодец.- хвалит ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА. – Запомни, у воспитанной рабыни больше шансов попасть в хорошие руки, иначе будешь сосать члены каторжникам и сама пойдёшь на каторжные работы. Подумай на досуге.
Она разворачивается и цокая ботфортами выходит из камеры. Чтобы вынести туалетные вёдра во всех камерах коридора мне пришлось сделать четыре рейса. При этом часть камер были пустыми и мы их пропускали. В двух камерах узники были девушками. Их сразу можно было узнать по рыжевато-коричневому цвету арестантской одежды. Поскольку ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА не уделяла им столько внимания как Барбаре207, то у меня не было возможности как следует рассмотреть их. Обе они были среднего роста, достаточно стройные, насколько можно было судить о их фигурах под арестантской одеждой. Их лица под капюшонами рассмотреть было сложно, но всё-таки они показались мне симпатичными. Они стояли опустив глаза, держа скованные руки перед собой. От ошейников к настенным прутьям свисали цепи. При последних рейсах ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА не сопровождала меня до туалета, а ждала меня около камер. На противоположной стороне галереи те же самые процедуры делал другой раб под руководством ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ. Я иногда украдкой бросал взгляды на её фигурку в чёрном кожаном плаще и бофортах со светло-русым хвостиком волос за спиной, выделявшимся на фоне чёрной кожи плаща. Отвезя последние вёдра, я покатил пустую тележку обратно на площадку в конце коридора. Я подхожу к тележке, разворачиваю её и собираюсь катить, но меня останавливает команда:
– Возьми мешок.
Я останавливаюсь и не сразу могу сообразить, что от меня требуется. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА молча показывает рукой в чёрной кожаной перчатке, на которой висит плётка на стопку мешков для мусора. Только теперь я вспоминаю, что моя обязанность ещё и собрать пластиковую посуду после ужина. Я вешаю мешок на ручку тележки и иду следом за ГОСПОЖОЙ ЕЛЕНОЙ БОРИСОВНОЙ, которая открывает двери камер. Я захожу в камеры, забираю пластиковую посуду в мешок. Барбара207 опять стоит у стены в той же позе, впрочем, как и все остальные узники – безмолвные фигурки в крошечных каморках. Обойдя все камеры, я поставил тележку на площадке около комнаты надсмотрщиц. Там уже стояла ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА сказала ей:
— У 144-го сегодня просто праздник, хотя он его не заработал. За такое надо платить. Надо бы ему хорошенько всыпать.
ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА, пристально глядя на меня, сказала:
— Пусть займётся нашими сапогами. На колени.
Я опустился перед ней на колени. Её вид и звук её голоса действуют на меня так, что я готов покорно выполнить любой её приказ. Рукой в чёрной кожаной перчатке она достала из кармана плаща бархотку для обуви и бросила её передо мной на пол. Она выставила одну ножку в ботфорте вперёд, поставив её на каблучок-шпильку.
— Начинай – приказала она.
Я безропотно, не чувствуя унижения, стал, двигая одновременно обеим руками в кандалах, полировать бархоткой чёрную кожу её ботфорта. Цепь моих кандалов при этом звенела как набор бубенцов. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, цокая ботфортами, зашла в комнату. Прозвенел короткий звонок «Отбой». Затем она вернулась обратно. Я как раз чистил второй ботфорт ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ. Когда я закончил она приказала:
— Теперь целуй.
Голос ГОСПОЖИ МАРИИ ПЕТРОВНЫ меня завораживал, близость к ней волновала. Я держал в руках её ножку в сапоге-ботфорте из чёрной, отполированной до блеска кожи. Полы её чёрного кожаного плаща были у меня перед глазами. Рядом с ней у меня почему-то возникало чувство безопасности. Я даже начал возбуждаться. Я выполняю её приказ и это не вызывает у меня внутреннего протеста. Я наклоняюсь и по очереди целую оба её ботфорта. Надо мной звучит голос ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ :
— Посмотри, ему же это нравится. Для него это не наказание. Ты прирождённый раб, 144-й. А ну-ка, теперь мне.
Она выставляет вперёд ногу в чёрном кожаном ботфорте. Я опять беру в руки бархотку и ,звеня цепью, начинаю полировать чёрную кожу. У меня уже не возникает мысли об унижении. Меня волнует близость женского тела, ноги, обтянутой выше колена чёрной блестящей кожей, возможность прикоснуться к ней. Я начищаю второй ботфорт ГОСПОЖИ ЕЛЕНЫ БОРИСОВНЫ и слышу её команду:
— Ну, чего ждёшь? Целуй.
Я целую оба её ботфорта. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА снимает с моей шеи цепную петлю. Моё лицо почти касается чёрной кожи её плаща. Я чувствую её запах. Гладкая кожа её перчаток скользит по моим щекам. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА одной рукой берёт конец шейной цепи, второй даёт мне лёгкую пощёчину, скорее просто звонкий шлепок кожаной перчаткой по щеке.
— Вставай, раб.
Я поднялся с колен. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, стояла передо мной в своём чёрном кожаном плаще.
— У тебя здесь красивая жизнь. Ничего, на каторжных работах потом будет, что вспомнить – пообещала она.
Она уже собралась вести меня, но увидев лежащую на полу бархотку, приказала:
— Бархотку ГОСПОЖЕ МАРИИ ПЕТРОВНЕ!
Я нагнулся, звякнув цепью об пол подобрал бархотку, повернулся и протянул её ГОСПОЖЕ МАРИИ ПЕТРОВНЕ. Она стояла в двух-трёх шагах от меня в чёрном кожаном плаще с широким лаковым поясом, на котором висели плётка и электрошокер, чёрных кожаных ботфортах, верх которых скрывался под полами плаща, и бесстрастно смотрела на меня своими серыми глазами. Она молча показала пальцем в чёрной кожаной перчатке на ручку тележки. Я, звеня кандалами, сделал пару коротких шагов и повесил бархотку на тележку. ГОСПОЖА МАРИЯ ПЕТРОВНА взяла бархотку и положила её в карман плаща. На её милом личике не дрогнула ни одна чёрточка. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА, натянув цепь, дернула меня за ошейник и скомандовала:
— Пошёл, раб.
Мне пришлось повернуться и, звеня цепями, семенить за ГОСПОЖОЙ ЕЛЕНОЙ БОРИСОВНОЙ, размеренно шагала впереди, цокая ботфортами. Так мы дошли до приоткрытой двери моей камеры, откуда она забрала меня утром. ГОСПОЖА ЕЛЕНА БОРИСОВНА закрепила конец цепи от моего ошейника на пруте и приказала:
— Руки за спину.
Я присел и провёл цепь ручных кандалов под ногами, заложил руки за спину. Руки в кожаных перчатках соединили вместе браслеты кандалов. Команда:
— Вперёд.
Я захожу в камеру. За спиной с лязгом захлопывается и запирается дверь. Цокают, удаляясь каблучки ботфортов. На полу камеры лежит пара одеял, которые я же сюда и положил. Я чувствую усталость. Ноги и руки ноют от браслетов кандалов. Я фактически весь день сегодня на ногах – утром сбор одеял, уборка этажа, прогулка, вынос туалета, раздача одеял – это, наверное, уже близко к каторжным работам. Так что моя единственная мысль сейчас – лечь и заснуть. Прежде надо воспользоваться туалетом. Я скованными за спиной руками снимаю штаны и кальсоны, потом надеваю их, раскладываю одеяла. Запястья гудят от браслетов. Начинаю устраиваться под одеялами. Я уже не смогу почистить зубы и не могу надеть капюшон. без него неуютно спать. Бритой наголо голове в одной арестантской шапочке прохладно, к тому же она может соскочить. Я долго ворочаюсь,звеня цепями, пытаясь накрыться одеялом с головой. Усталость, накопленная за день сказывается и я быстро отключаюсь.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #12 : Февраль 05, 2013, 22:03:48 pm »

ДНИ СЛЕДУЮЩИЕ. ЭПИЗОД 2.

Я окончательно сбился со счёта, сколько времени я провёл в неволе. Нельзя сказать, что я привык к постоянному нахождению в тесной камере, ношению ошейника, кандалов, арестантской одежды. Чтобы по-настоящему привыкнуть к этому нужны годы. Просто я стал воспринимать всё это как неизбежную реальность. В один из дней, когда надсмотрщицей была ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА, спустя какое-то время после завтрака, когда я мерил шагами камеру от стены до решётки, звеня кандалами, со скованными за спиной руками, волоча ошейником цепь, я услышал в коридоре женские голоса и цоканье каблуков. Вскоре за решёткой моей камеры возникли женские фигуры в коже. Одна из них – ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА, другая – ЛЕДИ ИРИНА. Позади них напарница ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ – плотно сложенная женщина лет 35 в чёрном кожаном плаще до колена, чёрных кожаных ботфортах и перчатках. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА одета, как всегда, в короткую чёрную кожаную куртку, длинную расклёшенную юбку из чёрной кожи, бордовые лаковые ботфорты и перчатки. ЛЕДИ ИРИНА тоже была одета в свой привычный длинный кожаный плащ шоколадного цвета. Капюшон в этот раз был накинут на голову, русые локоны из под глянцевой шоколадной кожи ложились на грудь. На руках и ногах были красные лаковые перчатки и ботфорты. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА держала в руках планшет с блокнотом и ручку. ЛЕДИ ИРИНА, стоя перед решёткой, окинула меня взглядом и сказала, обращаясь к ГОСПОЖЕ АНЖЕЛЕ ГЕННАДЬЕВНЕ:
– Тоже на отправку, хватит бездельничать.
ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА сделала пометку в блокноте и все трое, цокая ботфортами перешли к соседней камере. О чём они там говорили я уже не слышал, так как в ушах всё ещё стояли слова ЛЕДИ ИРИНЫ. Ну вот и всё — думал я. От ощущения неизбежной неизвестности на душе было тревожно. Моя судьба была решена несколькими словами. Мне оставалось
только смириться и безоговорочно подчиняться. Я постоял около решётки, потом опять принялся мерять шагами камеру, звеня цепями. Медленно тянулось время, особенно мучительно из-за ожидания предстоящей перемены в моей невольничьей судьбе. Я ходил по камере как заводной. Монотонное однообразное движение, звон кандалов, ощущение беспомощности от скованных за спиной рук, заставляли освободить голову от всяких мыслей. В моём положении это было, пожалуй, наилучшим выходом. Я увидел три женских фигуры в коже на противоположной стороне галереи. Они стояли около одной из камер. На этот раз с планшетом в руках за спиной ЛЕДИ ИРИНЫ стояла напарница ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ. Затем они повернулись и цокая ботфортами направились к соседней камере. Я продолжаю, звеня кандалами, маяться взад-вперёд. Время тянется ещё более мучительно от ожидания и неизвестности. Никак не выходит из головы вчерашний день.

КАЗНЬ

Была смена ГОСПОЖИ ВИКТОРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ и ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ. Из всех надсмотрщиц — это, пожалуй, самые лояльные, и я надеялся, что день пройдёт без проблем. Во время раздачи завтрака я ещё раз имел возможность сквозь решётку моей камеры насладиться видом ГОСПОЖИ ВИКТОРИИ ВЛАДИМИРОВНЫ во всём её великолепии: кожаный плащ ниже колена шоколадного цвета с накинутым на голову капюшоном, из под которого спадали на грудь чёрные локоны, чёрные лаковые ботфорты и перчатки. Чёрный лаковый пояс, с которого свисали на полы плаща плётка и электрошокер, подчёркивал радующие глаз выпуклости груди и попки. После завтрака опять настала пора коротать медленно тянущееся время. Тяжесть браслетов на щиколотках, запястьях и шее. Звон цепей между ног. Цепь, волочащаяся за ошейником. Сегодня ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА сковала мне руки спереди. Но я не жалел об этом. Мы стояли, разделённые прутьями решётки, я – много дней не мывшийся невольник в серой арестантской одежде, закованный в кандалы, посаженный на цепь в крошечной каморке, спавший, не раздеваясь, на её полу, и она — молодая красивая женщина, принявшая перед сном ванну, проведшая ночь в своей уютной постели, в объятьях своего мужчины, отдавшаяся ему и получившая от него радости любви и секса. Глянцевая шоколадная кожа её плаща соблазнительно подчёркивала все формы и изгибы её тела. Кожаные складки свободного капюшона облегали её головку и обрамляли лицо. Из глубины капюшона вырывались на свободу чёрные локоны. Меня волновал смешанный запах её парфюма и кожаной одежды, лёгкое поскрипывание её чёрных лаковых перчаток, которыми она, протянув их сквозь прутья решётки, сковывала браслеты моих ручных кандалов, слегка касаясь при этом пальцами, обтянутыми чёрной блестящей кожей, кистей моих рук. Я чувствовал нарастающее возбуждение, мой член напрягся. ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА стояла передо мной по другую сторону решётки, опустив глаза на мои руки и я беспрепятственно любовался её лицом, глянцевыми складками кожи, скрывающими под собой её тело, прелестную головку, манящие бугорки грудей. Закончив с моими кандалами, ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА подняла голову, скользнув по мне равнодушным взглядом , повернулась и зацокала каблучками ботфортов к соседней камере. Я остался стоять за решёткой. Пару секунд я мог видеть её со спины и наслаждаться этим зрелищем. Гладкая блестящая кожа плаща, складки капюшона, попка, подчёркнутая широким лаковым поясом, чёрные лаковые ботфорты, цокающие по полу и заставляющие волноваться и шуршать полы плаща – всё это промелькнуло перед глазами и скрылось за стеной, разделяющей камеры. Я постоял около решётки, а потом принялся мерять шагами камеру, звук звенящих цепей подчинял сознание ритму движения. Взад-вперёд, взад-вперёд. В коридоре послышался шум – цоканье каблуков, лязг открываемых дверей. Перед решёткой моей камеры появляется женская фигура в кожаном плаще с капюшоном на голове и чёрных лаковых ботфортах. Это опять ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА. Она открывает дверь своим руками в чёрных лаковых перчатках и бесстрастным голосом приказывает:
— Выходи.
Я, звеня цепями и волоча цепь от ошейника, выхожу из камеры, насколько позволяет длина цепи. ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА, цокая ботфортами, переходит к соседней камере, тоже открывает дверь и приказывает узнику выйти. Затем идёт к следующей камере и так по всему коридору. На противоположной стороне галереи я вижу фигуру ГОСПОЖИ ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ в чёрной кожаной приталенной куртке с накинутым на голову капюшоном, чёрных кожаных брючках, обтягивающих её крутые бёдра и чёрных ботфортах чуть выше колена из мягкой кожи на низком широком каблуке. Она также открывает двери всех камер и выводит узников в коридор. В конце концов, по обе стороны галереи перед своими камерами выстраивается две шеренги узников, прикованных цепями за ошейники к настенным прутам. Среди них на противоположной стороне я вижу трёх узников в рыжевато-коричневых арестантских костюмах. Я догадываюсь, что это девушки-рабыни. Судя по шуму, на нижних ярусах происходит тоже самое. Мы все стоим и чего-то ждем. В это время приходит в движение тельфер, расположенный на балке под потолком на уровне нашего яруса. Раньше я на него не обращал внимания. Где-то внизу, судя по доносящимся звукам, что-то происходит . Трос с крюком, разматываясь, опускается вниз, затем на какое-то время замирает и начинает медленно подниматься. Когда трос полностью наматывается, я вижу подвешенного за шею узника в сером арестантском костюме. Его руки скованы за спиной. Суконный капюшон накинут на голову и поверх него наброшена петля из сложенной вдвое верёвки, другим концом закреплённой на крюке. Его ноги в кандалах ещё судорожно дёргаются, слегка позвякивая цепью. Руки тоже изредка сводит конвульсия. В коридоре повисает тишина. Все узники, как заворожённые, смотрят на это жуткое зрелище. На нижних ярусах раздаются команды женскими голосами, звон кандалов, лязганье дверей. Мы некоторое время ещё стоим и смотрим, как узник, подвешенный в петле, постепенно затихает и, наконец, повисает неподвижно. Звучит приказ:
— Все рабы – по камерам.
Женский голос звучит непривычно громко и я даже не узнаю, кому он принадлежит – ГОСПОЖЕ ВИКТОРИИ ВЛАДИМИРОВНЕ или ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЕ. В коридоре раздаётся одновременный звон многих кандалов. Я тоже поворачиваюсь, и волоча ноги захожу в камеру. Из головы не выходит только что увиденное. Значит, здесь всё не просто всерьёз, а ещё серьёзнее и выхода для меня отсюда нет. Вернее есть – в такой же петле. Тогда, когда этого пожелают мои хозяева. Эти мысли крутятся в мозгу при полном отсутствии каких-либо эмоций. Состояние какого-то то ли оцепенения, то ли шока. В коридоре с лязгом захлопываются двери камер. Перед моими глазами с цоканьем каблучков появляется фигура ГОСПОЖИ ТАТЬЯНЫ ИВАНОВНЫ в чёрной кожаной куртке с наброшенным на голову капюшоне, облегающих чёрных кожаных брючках и ботфортах на низком каблуке. Чёрный лаковый пояс с плёткой и электрошокером подчёркивает её талию, попку и крутые бёдра. Кожаный капюшон обрамляет и слегка скрывает её лицо, из-под него на чёрную кожу куртки ложатся тёмно-русые локоны. Руками в чёрных кожаных перчатках она захлопывает и запирает дверь моей камеры. Перед тем, как повернуться и уйти к следующей камере, она бросает на меня из-под капюшона быстрый, но внимательный взгляд. Затем я пару секунд имел возможность наблюдать её эффектную фигуру в чёрной коже с обратной стороны. В том состоянии эмоционального ступора, в котором я находился после наблюдения сцены казни, это не вызвало у меня возбуждения в обычном смысле этого слова. Я смотрел на женскую фигуру, с ног до головы обтянутую блестящей чёрной кожей, с таким чувством, будто это она была палачом, казнившим этого узника. Когда ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА бросила на меня взгляд, мне показалось, что она примеривается — не выбрать ли следующей жертвой меня. Глядя ей в спину, я не мог отделаться от этого ощущения. Это было какое-то возбуждение от своей беспомощности. От того, что я полностью находился во власти этой конкретной женщины. Власти не только над моей свободой, но и жизнью. Цоканье ботфортов и лязг решёток затихли в конце коридора. Я подошёл к решётке. Казнённый узник висел на своем прежнем месте. Где-то на противоположной стороне галереи послышались женский плач и крики:
— Пожалуйста, выпустите меня отсюда, я хочу домой!
В камере напротив повешенного узника, схватившись руками за решётку, билась в истерике девушка-рабыня. Из-за того, что стены камер выступали в сторону коридора, мне почти не было видно её. Я слышал, как цепи её кандалов звенели об решётку. Вскоре послышалось неторопливое цоканье ботфортов. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА подошла к камере девушки. Её стройная крутобёдрая фигура, обтянутая чёрной кожей, с кожаным капюшоном на голове, замерла на 2-3 секунды. Девушка-рабыня ещё раз издала крик, смешанный с плачем:
— Пожалуйста…Выпустите меня!
ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА молча сняла с пояса электрошокер и протянула руку в сторону девушки. Крик сразу прекратился. Слышно было, как девушка упала на пол и, звеня цепями, забилась в конвульсиях. Постепенно звуки стихли. ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА примерно ещё с минуту постояла около камеры, затем повернулась и так же неторопливо цокая ботфортами пошла обратно. Её лицо было скрыто чёрной глянцевой кожей капюшона. Во мне опять возникло чувство, что девушка в коже – мой потенциальный палач. Дальше день шёл по распорядку – обед, мучительно длинная пауза, заполняемая метанием по камере, ужин, опять пауза, вынос туалета, раздача одеял. Весь день тело казнённого провисело на прежнем месте. ГОСПОЖА ВИКТОРИЯ ВЛАДИМИРОВНА и ГОСПОЖА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА, как ни в чём не бывало, ходили по коридору, выполняя все обычные процедуры, подавая команды обычным бесстрастным голосом. Утром, после подъёма, казнённый всё ещё висел под потолком. Только после завтрака тельфер пришёл в движение и тело медленно стало опускаться вниз.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #13 : Февраль 05, 2013, 22:04:31 pm »

КОНЕЦ КАРАНТИНА

Спустя какое-то время я снова услышал в коридоре цоканье каблуков, лязг решёток, звон кандалов. Мимо моей камеры напарница ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ – женщина лет 35 с плотной фигурой в чёрном кожаном плаще до колена, ботфортах и перчатках, провела связку из трёх узников, скованных за шею, с руками за спиной. К моей камере подошла ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА. Она с лязгом распахнула дверь и приказала мне:
— Выходи.
Моё сердце бешено забилось. Я понял – вот оно, началось. Я, звеня цепями, вышел из камеры. ГОСПОЖА АНЖЕЛА ГЕННАДЬЕВНА в чёрной кожаной куртке, длинной расклёшенной юбке из чёрной кожи, бордовых лаковых ботфортах и чёрном лаковом берете, из под которого струились русые волосы, стояла передо мной и руками в бордовых лаковых перчатках отцепляла мой ошейник от настенного прута. Она потянула меня за цепь ошейника и подвела сзади к этим трём узникам. Затем сделала на конце цепи петлю и набросила её на шею последнего узника поверх капюшона. Рукава её куртки при этом немного закатались и длинные бордовые лаковые перчатки стали видны ещё больше. Её напарница повела всю связку дальше по коридору. Я, звеня кандалами, волочил ноги. Сзади слышалось цоканье ботфортов и скрипящий шорох кожаной юбки ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ. Мы остановились. Я услышал, как сзади лязгнула дверь камеры, команда «Выходи», поданная женским голосом, зазвенели по полу кандалы. Затем я почувствовал, как руки ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ, поскрипывая лаковой кожей перчаток, накидывают мне на голову цепную петлю и затягивают её на шее. Мы снова пошли вперёд. При этом приходилось стараться избегать довольно неприятных рывков за шею как спереди, так и сзади. Цокали две пары каблучков, звенели цепи несколько пар кандалов. Я в капюшоне видел перед собой спину другого узника с надписью Андрон167 и его скованные за спиной руки. Мы прошли через дальнюю площадку, остановившись при этом, пока напарница ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ открывала решётчатую дверь, которая с лязгом захлопнулась у нас за спинами. Мы проходим по другой стороне галереи. Ещё два раза останавливаемся. Лязгают, открываясь и закрываясь двери камер, звенят кандалы. Идём дальше. Подходим к площадке рядом с комнатой надсмотрщиц. Снова открывается и за нашими спинами захлопывается решётчатая дверь. Напарница ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ вызывает лифт. Он с шумом поднимается и останавливается. Я слышу женский голос, который разговаривает по телефону:
— Каторжники с карантина. Семеро. Встречайте.
С грохотом открываются обе двери. Наша связка заходит в лифт. Получается достаточно тесно. Я стою практически вплотную между тремя узниками и решётчатой стенкой. Двери с лязгом захлопываются. Лифт с шумом и грохотом начинает опускаться. Наконец, останавливается. Двери с лязгом распахиваются и наша вереница со звоном кандалов постепенно выходит. Нас встречают надсмотрщицы. Стоя в связке, с надетым на голову капюшоном, мне трудно рассмотреть их. Мы стоим на месте. Затем наша связка, звеня цепями, трогается с места. Перед нами с лязгом открывается дверь. Я так понимаю – эта та дверь, у которой со мной рассталась ГОСПОЖА АННА ИВАНОВНА. Мы проходим через неё и она захлопывается сзади. Звеня кандалами, мы идём по коридору. Перед нами с лязгом распахивается ещё одна дверь и мы входим в большой зал. Я пытаюсь осматриваться. Это та комната, где меня стригли, мыли и заковывали. Нас сразу проводят в кузницу. Последнего узника отсоединяют от связки и подводят к наковальне. Ставят на колени. Девушка-кузнец быстрыми точными ударами молотка и зубила разъединяет звенья, соединяющие цепи. Два на ногах и одно – посредине ручных кандалов. Надсмотрщица, натянув цепь ошейника, поднимает раба с колен и приказывает:
— Раздевайся.
Тот начинает сбрасывать одежду, протаскивая браслеты с цепями в рукава и штанины. Он раздевается догола. На голом теле бросаются в глаза стальные браслеты и ошейник с цепями. Надсмотрщица командует:
— Бельё в угол.
Раб поднимает с пола своё бельё и бросает его в сторону. Надсмотрщица натягивает цепь ошейника и отводит его в сторону. Затем отсоединяет от связки следующего раба. тоже подводит его к наковальне, ставит на колени. В надсмотрщице я узнаю девушку, которая открывала дверь в тот вечер, когда меня привели в тюрьму. На ней короткая кожаная куртка тёмно-шоколадного цвета с откинутым капюшоном, поверх которого вьющимся потоком стекают длинные каштановые волосы, длинная расклёшенная юбка из чёрной кожи, напомнившая мне юбку ГОСПОЖИ АНЖЕЛЫ ГЕННАДЬЕВНЫ, из под которой видны чёрные лаковые сапожки, на руках чёрные кожаные перчатки. На куртке бейджик ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА. В кузницу заходит ещё одна надзирательница. Её я тоже узнаю – это одна из тех надсмотрщиц, которым меня передавала ГОСПОЖА АННА ИВАНОВНА. Высокая, крепкая, стройная блондинка, с русыми волосами, собранными в хвостик. В короткой чёрной кожаной куртке со стоячим воротником, облегающих чёрных кожаных брюках и высоких ботфортах из лаковой кожи до середины бёдер. Она подошла ко мне сзади и я почувствовал, как её руки в чёрных лаковых перчатках с широкими раструбами поверх рукава, снимают с моей шеи цепную петлю. Её близость взволновала меня. Я услышал лёгкий скрип лаковой кожи её перчаток поверх моего капюшона. Цепь скользнула мимо моего лица. На пару секунд перед моими глазами появились пальчики в чёрной лаковой коже, которые заботливо оттянули цепь. Мой член приятно напрягся, мной овладевало возбуждение. Пока ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА занималась вторым узником – заставила его раздеться, а затем сковала браслеты его ручных кандалов у него за спиной, а цепь от ошейника петлёй накинула на шею первому рабу, она подвела раба, стоявшего в связке за мной к наковальне и девушка-кузнец стала его расковывать. Я смог прочитать надпись на её бейджике – «ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА». потом она отвела его к первым двум, а ко мне подошла ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА. Её вид только усилил моё возбуждение. Милое личико с роскошными длинными каштановыми волосами, спокойный, немного насмешливый взгляд её карих глаз, открытый, но в то же время почти неуловимый. Руками в чёрных кожаных перчатках она снимает цепь моего ошейника с головы впереди стоящего раба и, держа её руками в чёрных кожаныхперчатках, подводит меня к наковальне. Я, уже понимая, что мне надо делать, встаю на колени, руки в кандалах кладу на наковальню, рядом с моими ногами на полу стоит маленькая наковальня. Я млею от волнения, от того, что рядом со мной, держа меня цепью за ошейник, стоит ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА. Слегка повернув голову в капюшоне, я могу видеть её чёрную кожаную расклёшенную юбку. Девушка-кузнец – тоже уже знакомая девка-кровь с молоком, начинает с моих ног. Я чувствую, как она устраивает сначала один ножной браслет на наковальне. Два удара молотком и цепь со звоном падает на пол. Наковальня подвигается ко второй ноге, браслет устраивается на ней. Два удара – звон цепи. Кузнец подходит ко мне спереди, ставит зубило(по-видимому с победитовым лезвием) на соединительное звено. Два удара – и звено лопается. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА натягивает цепь ошейника и заставляет меня встать. Затем она отводит меня в сторону. а место у наковальни занимает другой узник, которого ведёт ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА, вся затянутая в чёрную кожу. Цепи за моими ножными браслетами со звоном волочатся по полу. Несмотря на браслеты на руках и ногах, я испытываю уже почти забытое ощущение свободы движения. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА, стоя передо мной, спокойно и уверенно глядя мне в лицо, командует:
— Раздевайся.
Я не в силах оторвать взгляд от её фигуры в короткой кожаной куртке шоколадного цвета, расклёшенной юбке ниже колена из чёрной кожи, чёрных лаковых сапожках, чёрных кожаных перчатках. Вьющиеся каштановые волосы волнами стекают ей за плечи. Плётка и электрошокер на чёрном лаковом поясе напоминают, что это не просто девочка-красотка, а тюремная надсмотрщица. Руками в браслетах со свисающими короткими цепями я сбрасываю с головы капюшон, расстегиваю и снимаю куртку, протаскивая браслеты с цепями через рукава. Впервые за много дней, моё тело чувствует себя свободным от одежды. Затем я приседаю и снимаю башмаки. Сбрасываю байковые чулки и становлюсь босиком на пол. Я развязываю застёжки штанов и спускаю их, переступаю ногами, вытаскивая из штанин цепи кандалов. Тяжесть браслетов с цепями на щиколотках, хотя уже и привычная, даёт о себе знать. Щиколотки у меня уже немного сбитые. Я остаюсь в одном белье. Заметно, что оно уже сильно несвежее. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА стоит передо мной, не отводя взгляда. Под этим взглядом мне приходится раздеться догола. Сначала, подняв руки в браслетах, я снимаю арестантскую шапку. Снимаю через голову рубаху. Она соскальзывает по цепи, свисающей от ошейника до самого пола. Спускаю и сбрасываю с ног кальсоны. Я стою совершенно голый, в ошейнике и кандальных браслетах с цепями, с налившимся членом перед одетой с ног до головы в кожу молодой красивой девушкой, равнодушно-насмешливо наблюдающей за мной. Моё тело давно не мыто, но это не вызывает у неё никаких дополнительных эмоций, кроме тех, которые она и так испытывает к стоящему перед ней рабу – ощущение своего превосходства и дистанции между рабом и Хозяйкой. Она скорее просто с интересом, осознавая свою сексуальную привлекательность для молодого мужского организма, и получая удовольствие от своей недоступности для меня, наблюдает за существом, назначение которого – служить ей. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА, цокая каблучками своих сапожек, обходит меня сзади. При этом её длинная чёрная кожаная юбка волнуется от движения её ног и слегка шуршит. Её руки в кожаных перчатках берут меня за браслеты кандалов, заводят их за спину и сковывают вместе. Возбуждение охватывает меня, член напрягается и встаёт. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА, цокая сапожками, обходит меня. Её кожаная юбка при этом слегка задевает мои ноги. Я возбуждён до дрожи, мой член стоит как каменный. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА протягивает руку в чёрной кожаной перчатке, берёт цепь чуть пониже ошейника и пропускает её через ладонь, одновременно делая шаг в сторону. Цепь в её перчатке проскальзывает до конца, на котором она делает петлю. Перед моими глазами её фигурка в коже. Классический женский силуэт – длинная расклёшенная юбка, короткая облегающая куртка. Глянцевую кожу соблазнительно натягивают бугорки грудей и попка. Я изнемогаю от возбуждения. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА скользит по мне взглядом, как будто не замечая моего состояния. Её лицо сохраняет спокойно-уверенное выражение с лёгким налётом насмешки, скорее даже просто озорства. Она набрасывает цепь от моего ошейника на голову последнего, уже обнажённого узника. Его руки скованы за спиной, на которой видно жирное клеймо — Андрон150. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА поворачивается и цокая сапожками идёт за следующим рабом. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА уже заканчивает раздевать узника и вскоре я чувствую как её руки в перчатках надевают мне на голову цепную петлю. Лаковая кожа перчаток скользнула по моим щекам, перед глазами мелькнули пальцы в чёрной лаковой коже, затем цепь затянулась на моей шее. Я успел поймать глазами её затянутую в чёрную кожу сочную стройную фигуру. Светло-русый хвостик волос и высокиие лаковые ботфорты притягивали взгляд и не позволяли расслабиться. Вскоре все рабы из нашей связки(включая меня) были раскованы, раздеты и собраны заново в связку со скованными за спиной руками. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА окинув нас взглядом (вернее наши стоящие члены) , произнесла сильным сочным голосом:
— Надо их сдоить, потом на каторге им будет не до этого.
ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА озорно ответила:
— Им везде будет до этого.
Но подошла к переднему узнику и положила руку в чёрной кожаной перчатке ему на плечо. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА занялась последним. Я стоял в середине связки. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА закончила с первыми тремя и шурша длинной кожаной юбкой подошла ко мне. Она встала передо мной и, глядя мне в лицо, положила левую руку в чёрной кожаной перчатке мне на плечо. В правую руку она взяла мой стоящий член и стала его массировать. Меня била дрожь от возбуждения. Передо мной была молодая красивая девушка. Меня волновали её длинные пышные волосы, милое личико, бугорки её грудей под чёрной блестящей кожей её куртки, ласковые движения по плечу и груди её ладони, обтянутой гладкой чёрной кожей. Хотелось в ответ прижать её к себе, зарыться руками в её волосы. Я делал инстинктивные движения руками, но проклятые кандалы крепко держали мои запястья. Сзади подошла ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА. Я услышал почти над ухом её голос:
— Ты смотри, как ему тебя пощупать хочется! Что-то ты с ним долго возишься. Что, никак не кончит?
Я почувствовал, как пальцы в лаковых перчатках схватили меня за руки повыше кандальных браслетов.
ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА ответила звонким девичьим голосом:
— Обойдётся… Сейчас кончит, куда денется.
Она открыто, слегка насмешливо смотрела мне в глаза. Её ладони в чёрной гладкой коже продолжали ласкать мои плечи, грудь и член. Наконец, я не выдержал и освободился от спермы. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА ловко увернулась от струи и всё пролилось на пол.
— Ну вот и всё. – весело сказала она – Наверное, в карантине его баловали, часто доили.
— Ничего, на каторжных работах при деле будет, там с этим строже, — отозвалась ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА.
Пальцы в лаковой коже отпустили мои руки. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА повернулась и цокая каблучками сапожек пошла, играя складками своей длинной чёрной кожаной юбки. Её пышные вьющиеся каштановые волосы волной спадали до середины спины. он подошла к первому узнику, руками в чёрных кожаных перчатках сняла с его шее цепную петлю от его же ошейника, взялась за её конец и повела всю связку. Мы все, звеня цепями, держа скованные руки за спиной, пошли за ней. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА, цокая ботфортами, шла сзади. Мы зашли в отсек, где находилась парикмахерская. Там стояла уже знакомая миловидная шатенка в чёрном клеёнчатом переднике. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА скомандовала:
— Рабы, на колени. Повернуться направо.
Мы все опустились на колени и повернулись. Шатенка-парикмахер подошла к первому рабу, достаточно крепкому молодому парню, намылила пеной ему голову и стала скоблить её станком, затем намылила щёки и побрила его. Закончив с первым, она перешла ко второму, потом третьему и проделала с ним то же самое. Теперь она подходит ко мне. Я чувствую, как рукой в медицинской перчатке она намыливает мне голову пеной, затем по ней начинает скользить станок. После первой стрижки моя голова успела обрасти щетиной и станку находится работа. Затем пена ложится на мои щёки и станок проходится по ним. Я почти упираюсь лицом в чёрный клеёнчатый передник. Женская рука в медицинской перчатке лежит у меня на плече. После недавней разрядки я ощущаю расслабленность и какое-то оцепенение. Закончив со мной, парикмахер переходит к следующему рабу и так до конца цепочки. Пока есть время, я потихоньку осматриваюсь кругом. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА присела сбоку на скамью, закинув ногу на ногу под длинной чёрной кожаной юбкой. Её нога в чёрном лаковом ботфорте натягивает кожаный подол её юбки. Руки в чёрных кожаных перчатках ладонь в ладонь сложены у талии. Откинувшись на спинку она наблюдает за нами. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА, цокая ботфортами, не спеша прогуливается за нашими спинами. Заметив, что я осматриваюсь по сторонам, одёргивает меня:
— 144-й, не вертись.
ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА весело замечает:
— Ему энергию некуда деть.
ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА многозначительно обещает:
— Завтра найдёт, куда деть.
— Много ли от него толку будет?
— Там всем занятие находится.
Стрижка закончилась. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА приказала:
— Всем встать.
Мы все, звеня цепями поднялись. Шатенка-парикмахер поставила табуретку перед рабом, села на неё и стала брить ему лобок. Очередь дошла до меня. Я стою со скованными за спиной руками. Передо мной сидит миловидная молодая женщина. Опустив глаза, я могу видеть её спокойное лицо и рыжеватые подкрашенные волосы. Она намыливает мне лобок и выскабливает его станком. Рука в медицинской перчатке держит мой член. Он начинает наливаться, но сказывается недавняя разрядка. Хочется расслабиться и ни о чём не думать. Закончив со мной, она передвигает табурет к следующему рабу. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА подходит сзади к узникам и разъединяет браслеты ручных кандалов. Я чувствую, как моих запястьев касаются пальцы в кожаных перчатках и отстёгивают браслеты друг от друга. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА подходит к следующему. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА, по-прежнему сидя на скамейке своим молодым задорным голосом командует:
— Руки за голову.
Я, вместе со всеми рабами, звеня цепями на кандальных браслетах, закладываю руки на затылок. Шатенка-парикмахер по очереди бреет всем подмышки. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА командует:
— Повернуться налево.
Она берёт рукой в чёрной лаковой перчатке цепь от ошейника первого раба и ведёт за собой всю связку. Мы, с руками, заложенными за голову, со звоном волоча цепи ножных кандалов идём следом за ней в душевую. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА защёлкивает цепь от ошейника первого раба на скобе в стене и командует:
— Моемся.
Каждый из нас встаёт под душ и открывает воду. Намыливаю мочалку и трусь ею. Мытьё – это одна из редких радостей в тюремной жизни. Команда:
— Заканчиваем.
Звеня цепями на кандальных браслетах я вытираюсь полотенцем. В душевую заходит ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА и приказывает:
— Руки за голову.
ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА ведёт всю нашу связку в кузницу. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА идёт сзади. Мы – семеро рабов, скованные цепями ошейников, с руками, заложенными за голову, со звоном волоча цепи ножных кандалов, совершенно голые, идём под конвоем двух молодых женщин, с ног до головы одетых в чёрную блестящую кожу, цокающих по полу каблучками своих ботфортов, безропотно подчиняясь каждому их слову. Мы входим в кузницу. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА подводит нас к стопкам нашей одежды. Поверх суконных курток и штанов лежит свежее бельё. Обе надсмотрщицы снимают с наших шей цепные петли. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА командует:
— Одеваемся. Одежду не путать.
Я надеваю кальсоны, рубаху, штаны, куртку. Браслеты с цепями со звоном проскальзывают в штанины и рукава. Звеня цепями, я надеваю свежие байковые чулки и башмаки, арестантскую шапочку. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА по одному подводит рабов к наковальне, где девушка-кузнец заковывает их. Подходит моя очередь. Высокая девушка-блондинка с длинным хвостиком русых волос в чёрной кожаной куртке до пояса, под которой поднимаются бугорки грудей, чёрных кожаных брючках, обтягивающих попку и сильные стройные ноги и высоких ботфортах из чёрной лаковой кожи берёт рукой в чёрной лаковой перчатке цепь около моего ошейника и подводит меня к наковальне. Я встаю на колени и кладу на наковальню руки в браслетах. Девушка-кузнец соединяет цепи звеном, два удара молотком – и мои руки скованы вместе. Затем она подходит ко мне сзади. Два удара молотка у каждого из ножных браслетов и мои ноги скованы двойной цепью. Я снова закован в кандалы. Закончились короткие минуты относительной свободы. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА рукой в чёрной кожаной перчатке берёт цепь моего ошейника и, натянув её, заставляет меня подняться. Она подводит меня к уже закованным рабам. Передо мной её точёная фигурка в длинной чёрной кожаной юбке и короткой курточке, поверх которой струятся длинные пышные вьющиеся каштановые волосы. Каблучки её сапожек цокают по полу. Звонким, бодрым девичьим голосом она командует:
— Руки за спину.
Я приседаю и провожу цепь ручных кандалов под ногами, потом встаю и поворачиваюсь спиной, держа руки в кандалах сзади. Ручки ГОСПОЖИ ОЛЬГИ МИХАЙЛОВНЫ в кожаных перчатках сковывают браслеты вместе. Затем она снова берёт в руки цепь моего ошейника, делает на его конце петлю и накидывает её на шею последнему в связке рабу. У наковальни уже готов, то есть закован в кандалы, следующий раб. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА подходит к нему, берёт цепь его ошейника и ведёт к связке. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА подводит к наковальне следующего. Когда все рабы закованы и связка собрана ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА берёт рукой в чёрной лаковой перчатке цепь от ошейника первого раба, командует:
— Вперёд, — и вся связка рабов, звеня цепями ножных кандалов, трогается с места. Мы выходим из кузницы. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА, цокая сапожками, быстрыми шагами обгоняет нас. Шатенка-парикмахер говорит, обращаясь к ней:
— Ну что, повели каторжников?
Та отвечает:
— Да, всё, хватит им бездельничать, пусть делом займутся.
Парикмахерша, глядя на нас, весёлым голоском говорит:
— Удачи, мальчики, захотите постричься — заходите ещё.
Все девушки смеются. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА, ведущая связку отвечает за нас:
— Ну да, ты ведь им модельную сделаешь.
Опять весёлый женский смех. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА открывает решётчатую дверь. Мы все, звеня кандалами, проходим мимо неё. Я последний раз ловлю глазами её фигурку, обтянутую глянцевой кожей, в длинной расклёшенной юбке с пышными вьющимися волосами. У неё хорошее настроение, она смотрит на нас весело искрящимися глазами. Конечно, это ведь не её в кандалах ведут в тюрьму на каторжные работы. Мы проходим через дверь. ГОСПОЖА ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА с лязгом захлопывает её у нас за спиной. Со звоном цепей мы идём по тюремному коридору и подходим к решётчатой двери ведущей во двор блока камер. Её распахивает перед нами напарница ГОСПОЖИ НАТАЛЬИ АНДРЕЕВНЫ – девушка-крепышка, одетая в короткую чёрную кожаную куртку, расклёшенную чёрную кожаную юбку до колена, чёрные лаковые перчатки, ботфорты и беретик, с русыми локонами до плеч. Я даже вспомнил, как её зовут – ГОСПОЖА ЛУИЗА ФЁДОРОВНА. Мы проходим дальше, во двор, и останавливаемся по команде. Дверь у нас за спиной с лязгом захлопывается. ГОСПОЖА ЛУИЗА ФЁДОРОВНА, цокая ботфортами, подходит к телефону на стене, набирает номер, несколько секунд ждёт, потом говорит в трубку:
— Передайте ЛЕДИ ИРИНЕ – новые каторжники готовы.
Она вешает трубку и говорит:
— Ждём. Сейчас ЛЕДИ ИРИНА подойдёт.
ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА командует:
— Повернуться направо. Стоять смирно.
Она сама, цокая своими высокими чёрными лаковыми ботфортами, проходит перед нами – стройная, крепкая, эффектная фигура с длинным хвостиком русых волос, с ног до головы затянутая в чёрную кожу. Затем обе надсмотрщицы, цокая каблучками, уходят в сторону своей комнатки рядом со входом. Мы остаёмся стоять посреди тюремного двора, собранные в связку цепями за шеи, со скованными за спиной руками, в кандалах. Мы на первом этаже двора. У меня перед глазами двойная решётка во всю его длину, образующую переднюю стену камер, вернее клеток и коридор перед ними. В отличие от карантина, камеры разделяют не стены, а решётки. Клетки пустые. Наверное, скоро я стану жильцом одной из них.
Лязгая, открывается и закрывается входная дверь, слышно приближающееся цоканье нескольких пар каблучков. Перед нами появляются четыре женские фигуры в коже — ГОСПОЖИ НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА, ЛУИЗА ФЁДОРОВНА, ЛЕДИ ИРИНА, одетая в длинный, почти до щиколоток, кожаный плащ тёмно-шоколадного цвета с наброшенным на голову капюшоном, глянцевые складки которого эффектно облегают её голову, чёрные лаковые перчатки и сапожки, и девушка лет 20-25 в белом кожаном плаще повыше колена, облегающем её стройную фигуру, белых лаковых ботфортах на шпильках и перчатках. Из под белой кожи свободного капюшона, накинутого на голову, ложились на её аппетитные грудки золотисто-русые локоны. Капюшон обрамлял её ангельское кукольное личико с милым носиком. С такой девушкой хотелось встретиться в другом месте, при других обстоятельствах и в другом качестве, а не стоя в строю рабов, закованному в ошейник и кандалы, в арестантской одежде. С другой стороны, я понимал, что на свободе у меня не было бы никаких шансов обратить на себя её внимание, тем более добиться её расположения. Я смог бы разве что обернуться ей вслед на улице, а потом, может быть, мастурбировать, вспоминая её образ. Так что, возможно, в каком-то смысле, я имею здесь даже больше. От этой мысли и от созерцания прелестного создания в белой коже и других женщин мною овладевало чувство какого-то умиротворения. Я уже воспринимал всё происходящее и своё положение как само собой разумеющееся, как неизбежное.
ЛЕДИ ИРИНА, неторопливо прохаживаясь перед нами, произносит:
— С завтрашнего дня вы все поступаете на каторжные работы. Это не наказание, а ваше предназначение, ваша служба, которую вы обязаны выполнять там, где вам назначено. Вы не должны думать о том, как сделать её легче или по-быстрее отбыть свой срок. Вы не заключённые, вы – рабы. Ваша служба бессрочна, чем быстрее вы это поймёте – тем легче вам здесь будет. Для вас – это единственный способ облегчить себе жизнь. Те, кто выберет другие способы, будет наказан. Хотя лёгкой жизни у раба, особенно на каторжных работах, не бывает. Вы в этом убедитесь. Вы вообще не должны думать. Раб должен только выполнять то, что ему приказано. Запомните это. Сейчас с вами хочет поговорить инспектор Красного креста.
Стоящая рядом с ЛЕДИ ИРИНОЙ девушка лет заговорила нежным, но уверенным голосом, тщательно выговаривая каждое слово:
— Каждый из вас должен помнить, что раб является собственностью своих хозяев и одной из его обязанностей является эту собственность беречь, чтобы приносить как можно большую пользу своим хозяевам. Вы должны тщательно соблюдать гигиену, о плохом самочувствии сообщать своим надсмотрщицам и инспекторам Красного Креста. Симуляция будет строго наказываться. Красный Крест определяет возможность использования раба на работах, режим заключения, применение пыток, наказаний и казни. Не пытайтесь манипулировать этим. Каждый из вас может быть назначен на любые работы, наказан или казнён решением комиссии из вашего хозяина, представителя тюрьмы и инспектора Красного Креста. Ваше мнение никого не интересует. Ваше дело – только работать и подчиняться. Про запрет на мастурбацию вы все уже знаете. Сексуальное удовлетворение строго под контролем надзирателей. Нарушители будут строго наказаны. У меня всё, ЛЕДИ ИРИНА.
— Этим шалунам будет чем заняться. Разведите их по клеткам. Утром на работы.
Белоснежка оказалась инспектором Красного Креста – тюремным ангелом. Как-то даже резали слух произнесённые ею слова о казнях и пытках. Интересно, приходилось ли ей самой отправлять на казнь или давать согласие и присутствовать при пытках. Я представил себе, как она глядя мне в глаза своими ручками в белых лаковых перчатках надевает мне петлю на шею. а затем ножкой в лаковом ботфорте выбивает у меня подставку из под ног и наблюдает за моими конвульсиями. Но фантазировать некогда. ГОСПОЖА НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА уже берет рукой в чёрной лаковой перчатке цепь от ошейника первого раба и командует:
— Повернуться налево. Пошли.
Мы начинаем звеня кандалами передвигать ноги. Нас заводят в зарешёченный коридор и начинают разводить по клеткам. ГОСПОЖА ЛУИЗА ФЁДОРОВНА снимает с шеи впереди стоящего раба цепную петлю от моего ошейника, цепляет конец цепи к настенному пруту и приказывает:
— Заходи.
Я, со звоном волоча цепи по полу, захожу в клетку. У меня за спиной с лязгом захлопывается решётчатая дверь. ГОСПОЖА ЛУИЗА ФЁДОРОВНА запирает замок, отстёгивает от связки следующего раба и запирает его в соседней клетке. Скоро все новенькие рабы-каторжники посажены на цепь и заперты в клетках. ГОСПОЖИ НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА и ЛУИЗА ФЁДОРОВНА, цокая ботфортами проходят мимо решётки и скрываются в своей комнатке. ЛЕДИ ИРИНА и Белоснежка-инспектор ушли ещё раньше. Мне остаётся только, волоча цепи ножных кандалов по полу и цепь от ошейника по пруту, маяться по тесной клетке, так же как и рабы в соседних клетках. Мы бродим между решёток как живые заводные куклы. Так проходит остаток дня с обычными перерывами на обед и ужин. Время тянется ещё мучительнее из-за постоянного ожидания чего-то неизвестного. В карантине глухие стены тесной камеры давали какое-то уединение, по-крайней мере его иллюзию. Здесь клетка такая же тесная, но из-за сплошных решёток я чувствую себя постоянно на виду и у надсмотрщиц и у других узников. Постоянный звон цепей кандалов сливается в назойливую мелодию.
Надмотрщицы быстрым шагом, цокая калучками ботфортов, проходят по коридору. Спустя некоторое время они появляются ведя длинную связку узников. Рабы, звеня цепями, устало волочат ноги, закованные в кандалы. Руки у них скованы за спиной, шеи соединены цепями. ГОСПОЖИ НАТАЛЬЯ АНДРЕЕВНА и ЛУИЗА ФЁДОРОВНА разводят их по камерам. Сразу после этого начинается раздача ужина и одеял. Нам, новеньким, ужин не положен. Закончив с едой, усталые рабы расстилают одеяла на полу клеток, справляют туалет, чистят зубы. Надсмотрщицы, одетые с ног до головы в чёрную, глянцево блестящую кожу, ещё раз проходят мимо ряда клеток и сковывают узникам руки за спиной. После этого звучит звонок – день закончен, отбой. Постепенно затихает звон цепей и лязг дверных решёток. Я, заранее натянув капюшон на голову, устраиваюсь на полу клетки под одеялом. На новом месте всё по-старому – такой же жёсткий пол, так же тесно, те же стальные бралеты на руках, ногах и шее. Так что привыкать особо не к чему. Я стараюсь ни о чём не думать и побыстрее заснуть, чтобы не терять драгоценные минуты сна и отдыха. Я понемногу теряю чувство времени и, наконец, проваливаюсь в сон. Завтра меня ждут каторжные работы.

Люди, не обижайте ёжиков!

клон andron144
кочевник

Сообщений: 183

зашёл погреться

Оффлайн

« Ответ #14 : Февраль 05, 2013, 22:05:29 pm »

НА КАТОРЖНЫХ РАБОТАХ
Меня разбудили уже привычные три длинных звонка. Я проснулся, поднялся на ноги, скованными за спиной руками сложил одеяла и привычно встал, как положено узнику, лицом к стене. В коридоре послышался шум. Но вместо обычной процедуры обхода я услышал, как дверь моей камеры с лязгом открывается. Я обернулся, не будучи уверен, можно ли это делать. Раб закованный в кандалы, ставил на пол камеры пластиковую тарелку и стакан. У открытой двери, держа её рукой в чёрной кожаной перчатке, стояла женщина- надсмотрщица лет 35-40. Чёрный кожаный плащ чуть выше колена обтягивал её плотную, крепкую фигуру. Настоящая тюремная надсмотрщица, а не гламурная барышня. На чёрном лаковом поясе висели плётка и электрошокер. На ногах были чёрные кожаные ботфорты. Капюшон плаща был откинут. Тёмно-русые волосы локонами до плеч. Черты лица правильные, выражающие спокойную уверенность, на плаще бейджик «ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА». Она с лязгом захлопывает дверь и, бросив на меня взгляд, приказывает:
— Подойди.
Я, звеня кандалами и волоча ошейником цепь по пруту, подхожу к решётке, поворачиваюсь спиной, понимая, что для завтрака мне должны освободить руки. Действительно, ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА своими руками в чёрных кожаных перчатках через решётку разъединяет браслеты моих ручных кандалов. Пока я приседаю, чтобы провести цепь под ногами, она произносит:
— Через 20 минут должен быть готов.
Цокая ботфортами она уходит к следующей камере. Я открываю пластиковую тарелку. Вместо целого батона хлеба там лежит половина и влажная салфетка. Я вытираю руки и принимаюсь за еду. С одной стороны, есть чувство голода, но с другой, спросоня еда не очень идёт. Запивая хлеб эрзац-кофе, я быстро заканчиваю с завтраком. Хочется в туалет. Спускаю штаны и кальсоны, сажусь на ведро. Когда руки не скованы вместе, особенно за спиной, это несложно, несмотря на кандалы, к которым я уже, волей-неволей, привыкаю. Заканчиваю с туалетом, одеваюсь. В коридоре ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА и узник с пустой тележкой уже прошли обратно. Затем ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА, цокая ботфортами, опять проходит мимо моей камеры. Я слышу её громкий, властный голос:
— Строиться на работу.
Я стою посреди камеры, охваченный волнением от ощущения неизвестности того, что мне предстоит. В конце коридора я слышу лязг дверей и звон цепей. Наконец, перед решёткой моей клетки останавливается, вся затянутая в чёрную кожу, фигура ГОСПОЖИ АННЫ ИГОРЕВНЫ. Она приказывает:
— Руки за спину. Повернись.
Я провожу цепь ручных кандалов под ногами, подхожу к решётке, поворачиваюсь и завожу руки за спину. Я уже приучен к бесприкословному подчинению. ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА пальцами в кожаных перчатках соединяет мои браслеты вместе. Затем я слышу лязг открываемой двери и приказ:
— Выходи.
Я поворачиваюсь и выхожу из камеры, насколько позволяет цепь. ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА отцепляет её от прута и держа рукой в чёрной кожаной перчатке ведёт меня по коридору. У меня перед глазами её плотно сбитая фигура в чёрном кожаном плаще с откинутым капюшоном, поверх которого немного не достают до плеч русые локоны. Цокая каблуками по полу, мелькают чёрные кожаные ботфорты, напоминающие ботинки с высоким голенищем. Надсмотрщица идёт быстро, натягивая цепь ошейника. Мне приходится часто семенить ногами в кандальных браслетах, чтобы успевать за ней. Цепи со звоном мечутся у меня между ногами. Мне ещё не приходилось ходить так быстро в кандалах. В карантине надсмотрщицы обычно всё-таки делали узнику скидку на кандалы. Чувство тревоги не оставляет меня. Мы подходим к колонне узников, стоящих в коридоре. ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА быстро делает на конце моей цепи петлю и набрасывает её на шею последнего раба. Затем поворачивается и быстрым шагом идёт обратно. Я слышу лязг открываемой двери, звон цепей и цоканье ботфортов. Руки в чёрных кожаных перчатках поверх капюшона надевают мне на шею цепную петлю и затягивают её. Затем опять удаляющееся цоканье ботфортов, лязг решётки, приближающиеся цоканье и звон цепей, и так ещё несколько раз. Наконец, связка рабов собрана. Мы все стоим со скованными за спиной руками, в ножных кандалах, скованные за шеи, с капюшонами на голове. ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА, цокая ботфортами, проходит мимо нас. Впереди с лязгом открывается дверь. Наша связка приходит в движение.Не удаётся избежать неприятных рывков за шею. Я слышу голос ГОСПОЖИ АННЫ ИГОРЕВНЫ:
— Быстрей, быстрей. Чаще шаг!
Я передвигаю ноги быстро, как только могу. Это больше похоже не на ходьбу, а на бег в кандалах. В ушах стоит одновременный звон кандалов многих рабов. Мы проходим через дверь и идём по неширокому коридору с бетонными стенами высотой метра 4, но на высоте метров двух, почти над головой, идёт сплошная решётка с частыми ячейками. Из-за наползающего на лицо капюшона я не могу видеть выше стен. Ширина коридора, наверное, метр или чуть больше, так что серые бетонные стены образуют узкий колодец. Воздух свежий, морозный. Настроение возбуждённо-тревожное. Вот они – эти самые «каторжные работы». Мы проходим ещё через одну дверь. Я слышу, как она с лязгом захлопывается сзади. Наша связка останавливается. Опять рывки за шею. Слышу приказ низким женским голосом:
— Повернуться направо.
Вместе со всеми поворачиваюсь. Теперь мы стоим шеренгой. Цепь от моего ошейника свисает мне на грудь и левое плечо. Цепь от петли на шее – по спине направо. Я осматриваюсь. Мы стоим на большой площадке, огороженной высоким, метров 6, забором из гофрированного оцинкованного металла. Сверху наклонная крыша из такого же металла. Пространство между крышей и стенами закрыто частой решёткой. Перед строем прохаживается, похлопывая плёткой по своей ладони в чёрной кожаной перчатке, ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА в чёрном кожаном плаще и чёрных лаковых ботфортах. Капюшон её плаща накинут на голову.
— Объясняю ещё раз для новеньких. Вы все каторжные рабы. Ваше назначение – старательно работать. Отдых во время рабочей смены запрещается. За нарушение – порка и карцер с камерой пыток. Пытать я люблю и умею. Для особо непонятливых – виселица. Так что — меньше мечтать, больше работать. Всё понятно, каторжники?
В ответ слышится нестройное:
— Да, ГОСПОЖА АННА ИГОРЕВНА.
— Отлично.
К связке рабов подходят две женщины в чёрной коже. Они начинают отстёгивать рабов друг от друга, затем отводят их по рабочим местам и разъединяют браслеты их ручных кандалов. Одна из них подходит ко мне сзади, снимает у меня с шеи цепную петлю от ошейника соседнего раба и продолжает заниматься с ним. Другая снимает цепь от моего ошейника с шеи соседа слева, заходит ко мне сзади и вешает цепную петлю мне на шею, так, что цепь оказывается на спине. На пару секунд у меня перед глазами возникают пальцы, обтянутые чёрной кожей перчаток. Я волнуюсь от возбуждения, больше эмоционального, чем сексуального. Надсмотрщица подходит ко мне спереди, берёт рукой в чёрной кожаной перчатке цепь, почти у самого ошейника и ведёт меня, как лошадь на коротком поводе, идя чуть впереди и сбоку от меня. На ней чёрная кожаная дублёнка ниже колена, с капюшоном, плотно облегающим голову. Поверх неё надет чёрный лаковый пояс с плёткой и электрошокером. На ногах чёрные кожаные сапоги или ботфорты на низком широком каблуке и толстой подошве. Лицо, обрамленное чёрной кожей капюшона, подбитого мехом, с правильными чертами, можно сказать, красивое. Из под капюшона струятся недлинные русые локоны. Звеня кандалами, я иду за ней, вернее рядом с нею, в состоянии бесприкословного подчинения. Руки скованы за спиной, капюшон не позволяет смотреть по сторонам. От постоянного ношения капюшона (скорее даже просто от ощущения себя в неволе) у меня уже привычка наклонять голову вперёд-вниз, к тому же, под тяжестью руки надсмотрщицы, ошейник давит мне на шею. После инструктажа ГОСПОЖИ АННЫ ИГОРЕВНЫ нет никакого желания искать проблем. Но и без этого, подчинение становится естественным. Сознанием овладевает состояние какого-то покоя и безволия в ожидании приказа. Я раб, вещь и это уже не вызывает у меня протеста. Она подводит меня к большой куче песка, затем пальцы в коже расцепляют браслеты моих ручных кандалов. Женский низкий сочный голос произносит:
— Ну, руки вперёд, чего ждёшь?
Я приседаю и провожу цепь кандалов под ногами.
— Бери лопату и кидай песок через решето, — приказывает мне надсмотрщица, одетая с ног до головы в чёрную кожу, — и по-живее.
Решето – это частая металлическая сетка на большой рамке. Я беру руками в кандалах лопату, торчащую из кучи песка, зачёрпываю ею песок из кучи и кидаю его на решётку. Надсмотрщица уже повернулась и пошла обратно к оставшимся рабам. Я провожаю взглядом её фигуру, обтянутую чёрной кожей. Ноги в ботфортах при ходьбе волнуют полы дублёнки. Чёрная блестящая кожа капюшона облегает её голову.
Я продолжаю кидать песок. Держать лопату руками в кандалах не совсем удобно. Хочется расставить руки пошире, но цепь не позволяет. Приходится приспосабливаться. Стальные браслеты давят на запястья при каждом резком движении. Ошейник и цепная петля давят на горло. Цепь ёрзает по спине. Капюшон сползает на лицо и позволяет видеть только песок, в который я втыкаю лопату. Ощущение постоянного неудобства, но приходится терпеть. Выбора у меня нет. Воздух морозный. Меня согревает не столько суконные куртка и штаны, сколько движение. Откуда-то сбоку подкатывает тачка и другой раб начинает нагружать в неё просеянный мною песок. Тачка отъезжает. Затем подкатывается следующая. Мне приходится кидать чаще, чтобы песок не кончался. В голове нет уже мыслей ни о свободе, ни о Вике, только о песке, который я кидаю и о том, чтобы браслеты кандалов поменьше давили на запястья. В животе уже пусто. Начинают гудеть спина и плечи. Хочется остановиться, распрямиться и отдохнуть, но, помня слова ГОСПОЖИ АННЫ ИГОРЕВНЫ, приходится продолжать работать. Не похоже, чтобы она шутила. Одного висельника я здесь уже видел, не хочется стать следующим. Плётку с электрошоком я уже пробовал. В камеру пыток что-то не тянет.
Я, как заводной, продолжаю кидать и кидать песок лопатой. Движения доходят до автоматизма, как ходьба взад-вперёд по камере. Я раб, всего лишь приложение к этой лопате. Чтобы лопата двигалась, мои хозяева удовлетворяют мои физиологические потребности. По минимуму, только чтобы обеспечить функции моего организма и поддержать его в рабочем состоянии. Больше я ни для чего не нужен. Вот, что называется – быть каторжным рабом.
Я не знаю, сколько уже прошло времени. Спина, плечи с непривычки уже гудят. Непроизвольно я замедляю темп. Раб, подкативший очередную тачку, уже забрал весь просеянный песок и ждёт, пока я накидаю ещё. Следующему тоже приходится подождать. Вдруг на мою спину обрушиваются два хороших удара плёткой. Я слышу строгий женский голос:
— Живей, 144-й, шевелись. Ты на каторге. Привыкай, раб.
Я не слышал, как подошла надсмотрщица. Оглядываться не позволяет капюшон. Приходится собраться с силами и кидать быстрее. Чувствую, что надсмотрщица где-то рядом. Ещё два удара плёткой с расстановкой ложатся мне на спину. От боли хочется бросить лопату и присесть, но я понимаю, что делать этого нельзя, и продолжаю работать. Тот же женский голос произносит:
— Давай, каторжник, давай! Рано ещё отдыхать.
К ней присоединяется другой женский голос. Он весело спрашивает:
— Что, Ир, уже новенького воспитываешь?
— Да, приходится. Привыкнут в карантине только в камере баклуши бить, вот и приходится им заряд бодрости добавлять. Пусть почувствует, что такое каторжные работы.
— Ничего, здесь полезнее, чем в камере круглые сутки сидеть. И воздух свежий и разминка.
— Да мне всё равно, полезно ему или нет. Он каторжник, значит – пусть вкалывает. В следующий раз поставлю его на цемент, там воздух не такой свежий.
Два женских голоса смеются, а я всё так же, не оглядываясь, продолжаю кидать лопатой песок, стараясь, чтобы тачкам, подъезжающим за ним, не приходилось ждать. В капюшоне я не вижу надсмотрщиц, а повернуться, чтобы посмотреть, ушли они или нет, не рискую, чтобы не получить ещё. Да и некогда. Постоянно подъезжают за песком тачки. Приходится, преодолевая усталость, махать лопатой. Кругом я слышу звон кандалов, стук лопат – работа кипит. Я стараюсь поддерживать темп и не думать о ноющих спине и руках. От браслетов ручных кандалов уже гудят запястья. Холодный металл браслетов на запястьях и щиколотках напоминает о себе, несмотря на то, что браслеты закатаны в пластик. Стальной ошейник и цепная петля поверх капюшона холодят шею. Под весом цепи, свисающей на спине, петля затянулась и плотно сжимает горло, но чтобы ослабить её надо остановиться и освободить руки от лопаты. Я не рискую этого делать и продолжаю работать. Движение позволяет согреться, иначе я бы уже, наверное, замёрз.
Вдруг звучит длинный звонок. Я догадываюсь, что это сигнал прекращать работу, втыкаю лопату в песок, распрямляюсь и оглядываюсь. Хочется помассировать руками спину. Кандалы позволяют сделать это только одной рукой. Я вижу, что действительно все другие рабы уже прекратили работу и становятся в очередь на раздачу пищи. Я, звеня кандалами, волочу ноги и становлюсь в конце очереди. Более опытные рабы успели подойти раньше и у них теперь будет немного больше времени на еду и отдых. Раздача происходит через маленькое окошко в стене. Рядом с окошком стоят две надсмотрщицы и наблюдают за рабами. Одна из них – та, которая ставила меня на работу, — в чёрной кожаной дублёнке ниже колена с надетым на голову плотно облегающим капюшоном, чёрных кожаных перчатках и сапогах. В правой руке она держит плётку. Вторая в «обливной» дублёнке рыжего цвета тоже ниже колена, с поднятым овчинным воротником. В кожаной шапке-ушанке тёмно-коричневого цвета с мехом, с опущенными ушами, тёмно-коричневых перчатках и такого же цвета сапогах на толстой подошве. Обе стройные, но крепкие, ростом не ниже меня, лет 25-30, если судить по лицу. У обоих тёмно-русые волосы. Когда подходит моя очередь, я руками в кандалах забираю из окошка пластиковые тарелку и стакан и вслед за другими рабами иду к каменной пристройке. Открываю плечом дверь вовнутрь и вхожу. Дверь захлопывается на пружине. Внутри тепло. Большая комната. Одна стена в виде решётки с частыми ячейками. Прямо на полу тесно сидят рабы и едят из пластиковых тарелок и стаканов. Я нахожу место, сажусь на пол, ставлю стакан между ног, а тарелку себе на колени. Открываю её. Там, как всегда, влажная салфетка, а также целый батон хлеба, морковка и половина луковицы. Я вытираю салфеткой руки и принимаюсь за свой завтрак. На пустой живот радуешся любой еде. После меня в комнату заходят ещё трое или четверо рабов и садятся рядом. Мы сидим почти плечом к плечу. За решёткой погуливается, цокая каблуками сапожек и глядя на нас надсмотрщица в чёрной дублёнке. Она сбросила с головы капюшон. Теперь тёмно-русые локоны свободно ложатся на грудь и плечи поверх глянцевой кожи. Ещё около раздачи я прочитал на её груди бейджик ГОСПОЖА ЛАРИСА АНДРЕЕВНА.
— С сегодняшнего дня дневной отдых отменяется. Дневные смены по 4 часа. Работа 14 часов в день,- объявляет она.
Рабы продолжают молча есть, позвякивая кандалами, но тем не менее раздаётся какой-то смутный стон.
— Тихий час для каторжников – это слишком шикарно. Не выполните задание, будете работать и по 16 часов, — продолжила она. – Симулянтов буду лечить поркой и карцером.
В коридор за решёткой входит вторая надсмотрщица в рыжей «обливной» дублёнке. Рукой в тёмно-коричневой перчатке она снимает с головы шапку-ушанку. на груди у неё бейджик ГОСПОЖА ИРИНА ЯКОВЛЕВНА. Значит это она воспитывала меня плёткой. ГОСПОЖА ЛАРИСА АНДРЕЕВНА, повернувшись к ней говорит:
— Я их уже обрадовала.
Та ответила:
— Да можно было и не говорить. Может у них ещё разрешения спрашивать? На каторжных работах трудового законодательства нет. Сколько скажем – столько и будут работать. Кормёжку надо отрабатывать и меньше онанизмом заниматься. Вот и силы будут.
ГОСПОЖА ИРИНА ЯКОВЛЕВНА добавила:
— Да, Красный Крест утвердил распоряжение на 14 часов работы. Принудительная мастурбация до одного раза в четыре недели.
— Ну вот, а то мы их балуем раз в две недели. Теперь только для выполняющих задание. Остальные пусть месяц терпят. Здесь не секс-санаторий.
— В виде поощрения можно миньет или даже рабыню на сутки,- пообещала ГОСПОЖА ЛАРИСА АНДРЕЕВНА.
— Ну это ещё надо заслужить,- уточнила ГОСПОЖА ЛАРИСА ЯКОВЛЕВНА. – Сейчас будет много заказов и к сезону надо задел создать.- продолжила она — ЛЕДИ ИРИНА уже отправила в Красный Крест запрос на 16 часов работы в сутки и 2 казни в месяц. Согласие будет 100%. Всем нужно зарабатывать и инспекторам тоже. Охотницам комиссионные увеличили, рабов сейчас поступает достаточно, так что можно особо не жалеть. Раз попал на каторгу – значит такая твоя судьба. Дороги назад нет. А не хочешь или не можешь работать как надо – значит, пойдёшь на виселицу, как наглядное пособие для остальных. Последний у меня дёргался минут пять. В нём весу 60 кг не было, вместе с кандалами, а я ему ещё петлю широкую сделала и главное подсечь не резко, но быстро, чтобы не начал отключаться заранее, тогда он будет задыхаться и конвульсии обеспечены.
— Да уж, ты на это дело мастерица, они у тебя все по пять минут дёргаются!
— Зато потом как остальные задание выполняют! А пять минут – это не предел.
Мы все уже съели свой завтрак и теперь сидели на полу, молча слушая их, погрузившись от еды и тепла в полудрёму и ловя короткие минуты отдыха.
— Так. Пора. Всем встать и в туалет. Потом по местам и работать,- приказывает ГОСПОЖА
ЛАРИСА АНДРЕЕВНА.
Все, звеня цепями начинают подниматься и по очереди выходят на улицу, выбрасывая пластиковую посуду в мешок. Я оказываюсь в числе первых. Все вереницей идут в угол двора, где находится узкая бетонная канавка. Кому нужно только помочиться делают это стоя, по-большому – садятся на корточки на оба края. Тут же лежат два или три рулона туалетной бумаги. Я спускаю штаны и присаживаюсь. Закончив, натягиваю штаны и, звеня цепями кандалов. направляюсь к своей лопате, торчащей из кучи песка. Звенит длинный звонок. Это сигнал к работе. Отдых получился короткий. Наверное, не больше получаса. Слышен голос кого-то из надсмотрщиц:
— Работаем, работаем. Не стоим. Плётки захотели?
Руками в кандалах я беру свою лопату и начинаю кидать песок на решётку. Стараюсь войти в ритм, чтобы меньше напрягаться. Чтобы меньше уставали руки, помогаю ногой, давя на лопату. Правда, при этом приходится всё время делать шаги левой ногой в кандальном браслете. Цепи на ногах периодически звякают. Браслеты ручных кандалов давят запястья. Капюшон не позволяет видеть, что происходит вокруг. Тяжесть на шее от ошейника и цепи. Постоянный дискомфорт от кандалов и ошейника утомляет, пожалуй не меньше, чем работа с лопатой, которой я продолжаю махать как автомат.
Время как будто остановилось. Я кидаю и кидаю песок. Рядом с решёткой уже образовалась кучка камней от мелких до булыжников — результат моей работы. Решётку пора передвинуть ближе к куче. Я оставляю лопату, берусь руками в кандалах за рамку-решето и пытаюсь её двигать. Одному неудобно. Рамка достаточно большая и тяжёлая. Один из рабов, подошедших за песком, принимается мне помогать. Вдвоём мы быстро ставим рамку на новое место. Я снова берусь за лопату и начинаю кидать песок. Всё это время одна из надсмотрщиц наблюдала за нами, так что потянуть время и отдохнуть не получилось.

Вот и закончился рабочий день. Мы возвращаемся обратно по узкому бетонному коридору с низкой решёткой. Всё моё тело гудит от усталости, шея, запястья и щиколотки от браслетов кандалов. Я передвигаю ноги как автомат, звеня цепями, опустив голову в капюшоне, держа руки за спиной и почти засыпая на ходу. Мы заходим внутрь тюрьмы. Надсмотрщица начинает разводить рабов по камерам. Подходит моя очередь. Цепь моего ошейника отцепляют от связки и защёлкивают на настенном пруте. Я захожу в клетку. Дверь с лязгом захлопывается за спиной. Вот я и дома после рабочего дня. Первого дня на каторжных работах. Скоро они сольются в непрерывную череду. Моё тело даже привыкнет работать по 14-16 часов в день. Четыре рабочие смены по 4 часа, 5-ти разовое, хотя и скудное питание, 5-6 часов сна – всё рассчитано, чтобы забрать у раба все его силы, но в то же время, без заметного ущерба для здоровья, чтобы максимально растянуть срок его службы. Сексуальное удовлетворение для нервной разрядки и поддержания психологической зависимости. Всё по-хозяйски прагматично. Как говорится – ничего личного. Раб – это вещь, которая должна приносить пользу и как можно дольше, а для этого вещь надо беречь. Рабу не остаётся ничего, кроме как подчиняться воле хозяев. Через какое-то время пребывания на таком режиме сознание практически отключается. Я чувствую, что уже действительно превратился в вещь. Я – раб. Кандалы, клетка, работа, команды надсмотрщиц – всё это я уже принимаю даже без внутреннего сопротивления. Каждый день одно и то же. Кругом стены, решётки, крыша над головой – я в замкнутом тесном мирке из которого для меня нет выхода. Наверное, я уже никогда не увижу ничего другого. Когда я больше не смогу работать, меня здесь же, в тюрьме, отведут на виселицу, женские ручки в кожаных перчатках наденут мне петлю на шею и молодые, красивые женщины, одетые с ног до головы в кожу, будут наблюдать, как я, подвешенный за шею, забьюсь в конвульсиях. Для них это будет маленькое развлечение, перед тем, как разойтись по домам после работы.

Люди, не обижайте ёжиков!

Источник

Дневник цепной рабыни
John Silver

В повести описан реальный случай, происшедший в наше время в одном из провинциальных городков Германии. Все имена действующих лиц изменены.

Дневник цепной рабыни

John Silver

ISBN 978-5-4496-7755-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дневник цепной рабыни

Подготовка к рабству

Я работала в офисе мелким клерком. Работа скучная нудная и мало оплачиваемая. Жизнь тянулась тоскливо, иногда кавалеры скрашивали моё однообразное течение. Последний кавалер познакомил меня с культурой БДСМ. Он заковывал меня в кандалы, надевал ошейник и сажал на цепь. Это его и меня возбуждало, и мне нравилась эта игра. Но вот он сгинул куда-то и я опять одна. Меня спасает подруга, с которой я иногда встречаюсь, когда невмоготу.

Роясь в интернете, я часто встречала рассказы о рабынях. Все они были жестоки и беспросветны. Незавидная судьба была у невольниц. Много в интернете извращений, унижений, пыток. Мне это противно.

Но однажды я наткнулась на контракт цепной рабыни, и он меня заинтересовал. Оказывается, если всё юридически правильно оформить, то рабыня остаётся под защитой закона и все эти ужасы ей уже не грозят. Чем больше я размышляла, тем больше мне хотелось попробовать, но я не знала, как это сделать. И я поехала к подруге Марте посоветоваться. Оказывается, она знала про такой контракт. Моё предложение она встретила сначала в штыки, а потом после моих доводов согласилась помочь, и мы начали его обсуждать. Полезли в интернет, ещё раз изучили контракт и решили, он достаточно защищает женщину от неприятностей. В конце концов, рабство по взаимному согласию это не то, когда женщин покупают на невольничьем рынке.

Я решила попробовать, что это такое, и мы наметили план действий. Первое, все рабыни носят кольца на сосках и в носу, поэтому я поехала в специальный салон, где специалист сделал отверстия в сосках и вставил туда колечки. Я выбрала самые большие из имеющихся. Потом он проделал под местным наркозом отверстие в носовой перегородке и вставил в него фитиль с лекарством. Теперь следовало ждать, пока заживёт. На работе меня спрашивали, что с носом, я отвечала, что болит, а это лекарство.

Через две недели интенсивного ухода, ранки затянулись. Я уволилась с работы, пошла в тот же салон и мастер вставил мне в нос кольцо, я выбрала опять самое большое и толстое, как видела на рисунках.

Потом мы съездили в специальный магазин и закупили полный комплект кандалов цепей и прочего.

После этого я переехала к моей подруге, Марте, жить. Подруга жила в маленьком доме на окраине городка. Там имелся крохотный садик отгороженный живой изгородью от соседей.

В контракте написано, что рабыня имеет достаточный опыт ношения ножных и ручных кандалов и сидения на цепи. Поскольку у меня такого опыта не было, то его необходимо приобретать. На фотках рабыни были на очень коротких цепях, это нас насторожило, потом мы поняли, что это для фотосессии.

Было начало лета и довольно тепло. Марта раздела меня полностью и надела ножные кандалы и стальной пояс, к которому была прикреплена поддерживающая цепь ножных кандалов. Далее Марта закрепила на мне ручные кандалы. Потом надела ошейник с цепью длиной 8м, конец которой она закрепила на железную трубу в прихожей так, что я могла заходить в кухню, в туалет, ванную и спальню. Все кандалы и ошейник были блестящими и имели встроенные замки, и я смотрелась в них восхитительно. Пока мне это нравилось.

Итак, хоть и условно, я начала жизнь цепной рабыни. Первое время было непривычно и странно. Я ходила на цепи, позванивая кандалами, спать тоже приходилось в них. Было жарко, поэтому днём я ходила голой (вживалась в образ), а вечером, когда становилось прохладнее, я надевала юбочку и на плечи набрасывала платок. Через неделю я немного привыкла к своему положению, пока это была игра и только.

Марта каждый день по часу меня дрессировала: как ходить, как обращаться к хозяину, не смотреть ему в глаза, проявлять почтительность. Я думаю, в ней пропадает талант надзирательницы. Потом за ужином мы обсуждали дальнейшие шаги. Идея нас увлекла, и мы всё время думали об этом. Спали мы вместе на одной кровати, и Марта понемногу ласкала меня. Мне было приятно, но моя плоть требовала мужика.

Далее Марта сказала, что рабынь клеймят раскалённым железом.

– Ты что, будешь меня клеймить раскалённым железом? Я не согласна.

Но Марта меня успокоила, я нарисую клеймо краской. Она принесла флакон несмываемой красной краски для тела и нарисовала кисточкой на левой груди лилию, а на щеке большую букву S.

Недели через три у Марты был день рождения, и мы решили, вернее, решила она, а мне пришлось согласиться, отметить его в небольшой компании. Но как меня представить её знакомым: не в цепях же. Тогда Марта сказала, что будешь играть роль моей рабыни: приготовишь стол, будешь обслуживать гостей. Я научу тебя делать книксен и расскажу правила поведения.

– А что отвечать, если ко мне будут обращаться?

– А ничего, скажу, что купила тебя в Польше, и ты совсем не знаешь нашего языка.

В назначенный день мы вынесли стол на веранду, Марта закупила продукты, и мы вместе приготовили отбивные и испекли пирог. Я надела короткую цветастую юбочку и прозрачную блузку, для чего Марта разрезала её на плечах и пришила завязочки. В назначенное время пришли несколько пар и среди них кавалер Марты. Я сидела на кухне и слышала их шумные приветствия и поздравления.

Затем Марта объявила, что сегодня нас будет обслуживать рабыня, которую она купила, по случаю, в Польше. Она привыкла жить на цепи, поэтому я тоже посадила её на цепь. Она совсем не знает нашего языка, так что не обращайте на неё внимание. Наступило молчание, и Марта ввела меня с подносом сладостей в руках. Все вытаращили глаза на меня в полной прострации. Я чуть не рассмеялась, но сдержалась. Марта добавила, что сейчас это входит в моду. Все были в шоке от всего увиденного и не знали, что делать.

После того, как гости несколько раз приложились к рюмкам, они расслабились и начали расспрашивать хозяйку обо мне. Что, где, как, почём, одна заметила, что рабство запрещено законом. Марта спокойно объяснила, что заключила со мной специальный контракт в присутствии нотариуса, так что всё по закону. Мужчины оживились и начали расспрашивать, что можно с ней делать, где купить, и почём сейчас рабыни. Их женщины больше интересовались статусом и правами рабынь (видно примеривали эту роль на себя). Гости уже спокойно меня воспринимали, и вечер прошёл нормально. Потом гости разошлись, а её кавалер остался. Марта на ночь заперла меня в подсобном помещении, чтобы не мешала.

Поскольку вторая фаза подготовки прошла успешно, мы начали реализовывать третью фазу. Мы решили выставить меня на интернет-аукцион, для этого начали готовить материалы.

Аукцион

Во-первых, Марта провела фото сессию по следующему сценарию. Первый снимок – я полностью одетая: на мне длинная юбка, скрывающая ножные кандалы, пелеринка типа пончо, скрывающая ручные кандалы и шляпка с вуалью, скрывающая кольцо в носу и ошейник с цепью. Я сидела за столиком, как приличная дама. Следующий снимок я без вуали, далее без пелеринки, здесь видны ошейник с цепью, ручные кандалы и мои прелести с кольцами. И последний снимок – я в коротенькой юбочке. Далее моё фото за компьютером, на кухне, за приготовлением пищи, в ванной за стиркой и, наконец, в постели.

Марта как-то сказала, что рабыню наказывают, и лучше если наказание мы подскажем будущему хозяину сами, а то придумает что-нибудь ужасное. Марта разработала три варианта наказаний.

Первый вариант, за лёгкое прегрешение – Марта закрепила на носовом кольце достаточно тонкую но крепкую цепочку, длиной 2м а конец закрепила к трубе возле туалета. Я была посажена на носовую цепь. После этого Марта ушла на работу. Я просидела на короткой цепочке целый день. Ситуация малоприятная но терпимая.

За прегрешение средней тяжести, Марта отвела меня в подвал и закрепила цепь от ошейника к кольцу в стене и опять ушла на работу. Я простояла, прикованная к стене целый день. Это наказание вынести было нелегко, но я вытерпела. Марте очень нравилось это действие, и она с энтузиазмом придумывала новые и новые варианты.

За серьезное прегрешение, Марта отвела меня в подвал и подвесила мои руки за кандалы к крюку на стене, и опять ушла на работу. Это наказание было самым трудным: руки затекли, я измучилась, но Марта была довольна.

Она делала фото всех этих экзекуций. Таким образом, был подготовлен полный пакет фотографий будущей цепной рабыни.

Постепенно я свыклась с положением цепной рабыни, я была избавлена от необходимости принимать решения и только подчинялась своей хозяйке. Новые ощущения и впечатления отодвинули мою прошлую жизнь, и меня только немного волновала моя будущая жизнь у нового хозяина. Марту так же устроила эта ситуация и она не особенно рьяно готовилась к моей продаже. Я видела, как отношение её ко мне постепенно меняется. У неё появились повелительные интонации в голосе, она начала наказывать за малейшую провинность или непослушание, сажала меня на короткую цепь за носовое кольцо или за кольцо в соске. У меня появилось впечатление, что она хочет держать меня на цепи долго, и я начала форсировать события.

Мы подкорректировали «Контракт цепной рабыни» применительно к моему варианту.

Ещё Марта сказала, что придёться делать минет хозяину. Мне это не совсем приятно, и я задумалась. Видя моё смущение, Марта сказала, что если хозяин примет душ и прополощет объект в вине или коньяке, то это намного приятнее будет для тебя. В этой связи мы решили составить инструкцию по использованию рабыни. Инструкция должна регламентировать непосредственные действия хозяина и играет роль рекомендации.

Потом мы подготовили специальное объявление, вот оно:

«Частное лицо объявляет аукцион по продаже цепной рабыни. Она готова быть цепной рабыней у хозяина со всеми вытекающими из этого положения последствиями. Права и обязанности рабыни и хозяина, который купил эту рабыню, приведены в прилагаемом ниже контракте. Фото рабыни в различных положениях и ситуациях приведены. Рабыня покупается на срок, заявленный покупателем, но не менее 3 месяцев и не более 1 года. При обоюдном согласии контракт продлевается более одного раза.

Каждый претендент должен заполнить краткую анкету и прислать заявку.

Первоначальная стоимость рабыни устанавливается 3000 € за каждый месяц, использования рабыни. Деньги переводятся во время покупки за весь заявленный срок содержания рабыни, и с этого момента рабыня становится его собственностью.

При наличии нескольких претендентов стартовая цена каждый раз повышается на 250€. Рабыню получает покупатель, предложивший наибольшую цену. Заявки принимаются от претендентов, проживающих в радиусе 1000 км от Брюсселя». А то шейхи богатые налетят, а это уже серьёзно. В этой операции, а может быть и авантюре, Марта выступала как посредница и распорядительница рабыни. Все переговоры она взяла на себя.

Мы поместили эту информацию в специализированные сайты и стали ждать. Итак, операция перешла в решающую стадию.

Через несколько дней начали поступать первые отклики на наше предложение. Их можно разделить на несколько групп:

– письма завсегдатаев интернета, они писали из любопытства;

– письма заинтересованных клиентов, они просили прислать документы и большей информации, а также о законности такой продажи;

– письма от женщин в диапазоне от крайнего возмущения до вопросов, как самим продаться через агентство.

Источник

много букв )

Звон пощечины, был ответом на ее бездействие. — Что остановилась, Сука, дрочи я сказал! – с этими словами, он влепил ей вторую пощечину. – А пока ты занимаешься своей пиздой, я продолжу работать с твоим очком. После этих слов, она услышала, как он снова зашел к ней за спину. Почувствовала, как что-то твердое уперлось в ее уже довольно таки растянутый анус, а его руки легли ей на талию. «Сейчас меня будут иметь в задницу», — успела подумать, и он резко вошел в нее. Он имел ее долго, жестко, даже жестоко. Время от времени он брал ее за волосы и тянул их на себя, так, что ей приходилось запрокидывать голову далеко назад. Она чувствовала, как его член ходит в ее попке, безжалостно растягивая ее и так уже настрадавшийся, за сегодняшний день анус. В то же время, она продолжала свободной рукой ласкать свою киску, играла с половыми губами и клитором, когда она вводила палец себе во влагалище, она чувствовала его член у себя в заднице.
Украдкой проведя рукой по своим соскам, она обнаружила, на них зажимы, с прикрепленными на них грузиками, качающимися в такт движения ее тела. Сколько прошло времени? Она не знала. Сколько было оргазмов? Она уже сбилась со счета, и если бы не козел, через который она была перекинута, она давно упала бы без сил. Вдруг его движения стали еще более резкими, член внутри нее еще более твердым. Он сладострастно застонал, и она почувствовала его пульсацию. «Он кончил», — мелькнула мысль, и ее захлестнула самая мощная волна оргазма. Он вынул из нее свой член, подошел спереди, снял с ее глаз повязку. Она бессильно висела на козле, а он ухватившись за волосы поднял ее голову и поднес к ее рту свой все еще стоящий член. — Оближи, — приказал он. Она высунула язык и слизала всю сперму с его члена, потом взяла его в рот и высосала из него, все, что осталось внутри. — Молодец, — похвалил он, когда она закончила. — Посмотри сюда, и слушай, — услышал она и подняла голову .- Сейчас я тебя отвяжу, и ты пойдешь в терраску, там ты возьмешь из холодильника бутылку минералки для меня, откроешь и принесешь. Подашь мне ее стоя на коленях. Потом, соберешь свои шмотки с пола и сложишь их под кроватью за печкой. Когда закончишь, встанешь на колени с права от меня. Поняла? — Да, Господин. — Отлично, — с этими словами, он подошел и отвязал развязал ее. Когда она встала, он отцепил от зажимов на ее сосках грузики, а на их место прицепил цепочку. — Пошла!
Она пошла, на не твердых ногах в терраску, достала из холодильника бутылку «Ессентуков», открыла его найденной в кухонном столе, стоящем тут же, открывалкой, и пошла обратно. Войдя в комнату, она увидела, его сидящем на том же диване. Подойдя в плотную, она опустилась на колени и протянула ему воду. Когда он забрал бутылку, она начала вставать. — Нет, на коленях! – выкрикнул он. Она тут же снова опустилась на колени и стала собирать свою одежду. Собрав все вещи, она заползла за печку и как, ей и было приказано, сложила все под кровать. Закончив со своей одеждой, она подползла к нему и остановилась справой стороны. — Умная, сучка, быстро учишься, — прокомментировал он ее действия. Он пил свою минералку держа бутылку в левой руке, правой рукой он притянул к себе ее голову и положив себе на колени, стал гладить ее по волосам.
«Я действительно шлюха, — думала она, — с начала меня привезли неизвестно куда, потом рассматривали, как на выставке, облапали всю, а потом еще выпороли и отымели в задницу, заставив заниматься онанизмом. А теперь я сижу у его ног, как собака, и что самое интересное мне это НРАВИТСЯ». Она вспомнила свое объявление в интернете: «Молодая симпатичная девушка, мечтает оказаться во власти строго господина. Опыта нет. Научите быть послушной игрушкой в Ваших руках». И вот она у ног Господина, жестокого, но справедливого, все как она и хотела. Допив минералку, он оттолкнул ее и приказал: — Вставай на четвереньки и раздвинь ноги – услышала она.
Она повиновалась. Он же поднялся с дивана, снова, подошел к шкафу и что то – оттуда достал. Подойдя к ней вплотную, он провел рукой по ее киске. В ответ на его прикосновение, она мелко задрожала. Он же оттянув ее половые губы, прицепил к ним новый зажим, но не с цепочкой и не с грузиком, а с маленьким колокольчиком, такие обычно используют рыбаки. — Встань и пройдись, — приказал он. Сделав пару шагов по комнате, она услышала тихий, но мелодичный звон. — Отлично, – довольно произнес он, — Теперь, когда ты будешь ходить, все кругом будут знать, что идет шлюха и блядь. Теперь надень юбку и блузку. Когда она выполнила его новый приказ, он достал из шкафа рюкзак, дал ей его в руки и приказал собрать валяющиеся на полу веревки, плеть и анальную затычку. Затем он кинул ей ее сумочку, — Накрасься, а то у тебя весь макияж поплыл, смотреть противно, и поярче, я хочу видеть перед собой похотливую шлюху, а не скромницу.
Она достала из сумочки косметичку, и в нерешительности оглянулась в поисках, места, где можно было бы присесть. — На пол дура! На колени! – выкрикнул он, увидев ее затруднения, — Или всякая шелупонь уже имеет право на кресло? – уже с усмешкой проговорил он. Густо покраснев, она опустилась на колени, и приступила к макияжу. Первым делом она удалила действительно поплывшую старую косметику. Губы накрасила ярко красной помадой, на веки темные тени, подвела ресницы и наложила румяна на щеки. Посмотрев в зеркальце, она изумилась своему отражению: так вызывающе она еще ни когда не красилась, и еще ее поразил собственный взгляд.
Это был взгляд не скромной девушки, а женщины готовой по первому требованию отдаться мужчине и к тому же получающей от этого удовольствие. «Да, я шлюха», — вновь подумалось ей – «и это здорово». Закончив макияж, она убрала косметичку в сумочку и продолжила в нерешительности стоять на коленях. — Готова? – спросил он. — Да, Господин. — Ну, вставай, я хочу посмотреть на тебя, — она поднялась – смотри мне в глаза, — подняв взгляд, она увидела, как он довольно ухмыляется, — вот и отлично, теперь видно твою истинную сущность. Я сразу заметил в тебе похотливую суку, которая пытается спрятаться за ложной скромностью. Я прав? — Да, Господин. — Ну что ж. Я хочу устроить пикник на природе, бери рюкзак выходи во двор, – она подняла рюкзак и в нерешительно стала топтаться на месте. – Какие ни будь проблемы? – спросил он, — отвечай! — Господин, но ведь на мне нет нижнего белья. — А зачем шлюхе нижнее белье? – переспросил он, — но если тебе так спокойнее, положи его в рюкзак, и это ПРИКАЗ! – он подождал, когда она это сделает и скомандовал, — Пошли, — с этими словами, он подтолкнул ее к двери. Выйдя из дома, они двинулись по дорожке к калитке. Он шел впереди, она же шла вслед за ним, неся на плече рюкзак.
Когда они подошли к калитке, она в нерешительности остановилась. — Пошли, пошли, не бойся, я знаю одно местечко тут неподалеку. Озеро, лес, и ни кого вокруг, не бойся нам, ни кто не помешает, – успокоил он ее. Выйдя за калитку, он открыл машину. — Тебе особое приглашение надо? – спросил он. Она села на пассажирское кресло. — Можешь смотреть в окно, — разрешил он. Машина мягко тронулась, и они поехали. Мимо поплыли дачные домики. Это был обыкновенный дачный поселок, каких огромное количество в Московской области. Она смотрела в окно и вспоминала их переписку. «У меня ни когда не было опыта группового секса, но фантазий на эту тему очень много», — призналась она, как-то ему в одном из писем. «А твой молодой человек знает о них?» — спросил в ответ он. «Я пыталась, поговорить с ним на эту тему, но он резко высказался против подобного рода экспериментов, так, что все осталось в фантазиях». «Да ты просто развратница. Если у нас все получится, можно будет, как – ни будь устроить групповую сессию. Что ты думаешь по этому поводу?». «Не знаю, боюсь, я еще не готова, да и страшно, как то сразу с двумя Господами». «Почему именно Господами? Можно со мной и Госпожой. Или, например, с парой Господин – рабыня, Госпожа – раб». «Не знаю… Страшно… Вдруг они, что ни будь сделают со мной…». «Не бойся. Если ты моя рабыня, это значит, что делать с тобой что то, могу только я, а остальные не будут выходить за рамки обычного секса, и если кому то, что – то не понравится, максимум, что он может сделать, это пожаловаться мне, а я уж решу, как тебя наказать». «Ну, это еще, куда не шло. Но все равно, страшно. Я и тебя то знаю пока не очень, а кто то еще…». «Давай отложим этот разговор на более позднее время, когда наши отношения будут более продолжительными, тогда и поговорим. Ок?».
Вспоминая этот их разговор, она в мыслях вернулась на полчаса назад. И вот они уже были не одни, и когда он имел ее сзади, кто, то заставлял ее делать минет спереди. Она представила, как он и еще один Господин, почти одновременно кончают, один ей в попку, а второй прямо в горло или забрызгивает ей все лицо спермой. Она густо покраснела, от этих мыслей и почувствовала, что между ног снова стало влажно. Вдруг машина остановилась. Она посмотрела в окно и увидела, не большой сельский магазин. — Вот деньги, — сказал он, доставая бумажник, — сходи в магазин, там продаются отличные купаты, купи пару упаковочек, хлеба, чего ни будь попить, ну помидорчиков, огурчиков… — С этими словами, он протянул ей свой бумажник. Она взяла бумажник, и вышла из машины. Сделав шаг, она тут же услышала тихий мелодичный звон, донесшийся из-под юбки.
За время поездки она успела забыть о прищепках на теле, цепочке и колокольчике. Остановившись, она в нерешительности оглянулась на него. — Ну, чего встала, иди, — издевательски улыбаясь, сказал он, в ответ на ее взгляд, сквозь приоткрытое окно. Сгорая от стыда, она вошла в магазин. Каждый шаг сопровождался тихим звоном, но ей казалось, что звенит не маленький колокольчик, а грохочет огромный колокол, оповещая всех вокруг: «Смотрите, идет шлюха!». В магазине было мало народу. Маленькая девочка стояла у прилавка с мороженым, трое пожилых мужчин явно с похмелья и тучная продавщица. Когда оно вошла, все разом, как по команде обернулись.
Стараясь ни с кем не встретиться взглядом, она подошла к прилавку и стала искать глазами, то, что ей необходимо было купить. Ей казалось, что все присутствующие смотрят на нее, наблюдают. Она постаралась, как можно быстрее покончить с покупками. Но ее торопливость сыграла с ней злую шутку, чем быстрее она двигалась, тем громче звенел колокольчик, у нее между ног. И кончилось это тем, что звон все-таки был услышан, и все действительно стали пялиться на нее. Чуть не забыв сдачу и покупки, она выбежала из магазина, сопровождаемая недоуменными взглядами и буквально запрыгнула на пассажирское кресло. — Как, запыхалась, — усмехнулся он, — все взяла? — Да, Господин, — прошептала она, покраснев от того, что увидела, как из открытых дверей магазина. Трое алкоголиков продолжают смотреть на нее. — Ну, тогда, поехали.- удовлетворенно произнес он и машина тронулась с места. Через некоторое время, они съехали с дороги, и поехали по еле заметной кале прямо в лес.
Они ехали молча. И она снова углубилась в свои мысли. Этот поход в магазин, был настоящим испытанием, для ее нервов. Когда она стояла, там перед прилавком, с одной стороны боясь пошевелиться, что бы не зазвонил предательский колокольчик, а с другой стороны желая, как можно быстрей уйти от туда, ей казалось, что она стоит там абсолютно голая. Даже когда они отъехали на достаточно приличное расстояние, ей казалось, что все, кто был в магазине, продолжают смотреть на нее. Вскоре они выехали на берег не большого озера. — Выходи, — приказал он, — вынимай все из салона, и собери побольше дров. Она сложила рюкзак и пакет с покупками рядом с машиной, и уже собралась идти за хворостом для костра, как он неожиданно, схватил ее за волосы, притянул ее голову к своему лицу и яростно впился губами в ее губы. Поцелуй был долгим, их языки сплетались друг с другом, ласкали губы, неба…
Его руки гуляли по ее телу, мяли грудь, сжимали ягодицы, гладили внутренние стороны бедер. Она вновь почувствовала опьяняющее возбуждение, ее руки обвили его плечи. Всем телом она прижалась к нему, и почувствовала, что он, то же возбужден, тогда она опустила одну свою руку вниз и, расстегнув ширинку его брюк, стала ласкать его. Он раз вернул ее задом, опрокинул на капот, задрал юбку, потом сорвал зажим с ее половых губ, и со всего размаха вошел в нее. Она дико закричала, но это был крик не боли, а крик блаженства, крик самки во время течки, когда ее берет самец. И вновь она потеряла счет времени, волны оргазма накатывали на нее вновь и вновь, она кричала от наслаждения, ей казалось, что еще не много и ее сердце не выдержит, выскочит из груди. Она почувствовала, что, его член стал еще тверже и тогда, он выдернул его из нее, а саму ее рывком скинул с машины на землю и, схватив за волосы, развернул ее голову лицом к себе.
Она открыла рот и старалась поймать каждую каплю горячей спермы, брызгающей из его члена. Он держал ее голову на некотором расстоянии от себя, и брызги спермы разлетались по всему ее лицу, они попадали в рот, на щеки, в глаза… — Не смей стирать! – приказал он, кончив, и оттолкнув ее от себя, — вставай и отправляйся за дровами. Она с трудом поднялась, попыталась отряхнуть испачканные колени, но он остановил ее. — Не нужно, лучше сними чулки с туфлями. Будешь ходить босиком. Выполнив это распоряжение, она углубилась в лес в поисках дров. В ее нежные ножки впивались мелкие палочки и торчащие из земли корни деревьев. Этот поход за дровами стал для нее продолжением пытки, которую она приняла с готовностью. Она собирала валежник и размышляла, о том, что еще он придумает для нее. В том, что фантазия у него огромная, она знала по переписке. Не раз они вместе придумывали сценарии сессий. Он говорил, что это поможет ему лучше узнать ее желания и границы, а ей лучше подготовиться к тому, что ее ждет и еще раз все обдумать.
Еще он предупреждал, да и она сама понимала, что фантазии это одно, а реальность совсем другое, и то, что в мыслях возбуждает, в жизни может оказаться совершенно неприемлемо. В этом она уже убедилась, стыд, унижение, боль, все это теперь было на самом деле, она знала, что может остановить это в любой момент, но хотя реальность оказалась более жестокой, чем фантазии, ей еще не приходило в голову сказать «СТОП» и прекратить действо. Когда она вернулась с полной охапкой сухих веток. Он уже расстелил на земле одеяло, чуть в стороне поставил мангал, рядом с которым положил шампура, достал из пакета еду, одноразовые тарелки и стаканы. «Интересно, откуда он взял мангал с посудой, — удивилась она, — Неужели, он все это планировал заранее, и пикник, и унизительный поход в магазин?» — Займись едой, — распорядился он, — Нарежь помидоры, огурцы и насади купаты на шампура. Она села на край одеяла и уже взяла в руки нож, как вдруг получила пинок по заднице. — Не смей садиться своей грязной жопой на чистое одеяло! – закричал он, — похотливой сучке на нем не место! Она торопливо переместилась рядом на землю, встав на колени и начала резать овощи.
Он же разжег в мангале костер, и когда она насадила купаты, досыпал в мангал угли, которые достал из багажника машины. Подождав, когда огонь прогорит, он положил на угли шампура с купатами. После чего, лег на одеяло. — Если хочешь, можешь говорить, — сказал он, спокойным голосом, — Наверняка, у тебя есть, что сказать и накопилось куча вопросов, можешь их задать, но не забывай, как ты должна говорить. — Да, Господин, — ответила она, стоя рядом на коленях и опустив голову, — Я хотела спросить: почему Вы не надели на меня ошейник? Ведь в письмах, Вы писали, что это обязательный атрибут рабыни… Господин? — Ты еще не достойна, носить ошейник. Пока еще ты просто похотливая сучка, которую необходимо воспитывать, ты еще слишком независима и не умеешь себя вести. Но скоро это измениться, и тогда ты пройдешь, ритуал посвящения в рабыни, вот тогда я и надену на тебя ошейник. Что ни будь еще? — А что это за ритуал? Господин? — Этого ты не должна знать. Но не волнуйся, все твои табу и ограничения будут соблюдены, и даже тогда ты сможешь в любой момент прекратить сессию. Еще? — Нет, Господин. — Хорошо, тогда я задам тебе вопрос: как тебе, то, что происходит? Нравится? Отвечай честно. — Да, Господин, нравиться. Все конечно немного не так, как в фантазиях, иногда более жестко, больно и унизительно, но я ведь еще ни разу не сказала «СТОП», значит все отлично, так ведь, Господин. — Ну что ж, вот и ладненько. Он встал, подошел к мангалу и перевернул жарящиеся на нем купаты. — Иди, умойся, — приказал он Она встала, и пошла к озеру…

Источник

ВОСПИТАНИЕ МУЖЧИНЫ РАБА. ГЛ. 5-14

5. Принятие решения
Как только Госпожа перейдет к отношениям, основанным на безусловном рабстве,
она никогда от этого не откажется. Ей больше не нужно будет задаваться вопросом,
будет ли ее раб повиноваться, принимать побои или спорить. Госпожа будет
знать: он подчиняется, потому что он должен это делать, и это он также знает.
Некоторые замужние женщины выражают опасения, что “навязывание” таких условий
своим мужьям будет слишком большим шагом. Мой многолетний опыт показывает, что
дело обстоит как раз наоборот. Очевидно, что мужчина покорен и хочет быть
рабом. Все, что произошло, это то, что он утратил возможность что-либо
контролировать

С тех пор, как я отказалась от профессии Доминатрикс и приняла стиль жизни
фемдом 24/7, я столкнулась с немногими мужчинами, которые приняли статус
безусловного рабства, но впоследствии отказались. Это не значит, что раб
всегда счастлив, когда его заставляют служить таким образом. Конечно, не
всегда, и что с того? В этом и заключается суть рабства. Но если он является
истинно покорным, элемент принуждения станет сильным мотиватором в поисках
настоящего рабства и в глубине души его горячее желание подчиниться любимой
женщине поглотит его. Также исчезнет и осознание, что он имеет любой контроль.
Никаких рисков, связанных с этой стратегией, не существует, потому что это
суть рабства, именно этого хотят и Госпожа, и раб. Все известные мне
супружеские пары Госпожа/раб, которые приняли это изменение в своих отношениях,
свидетельствуют об укреплении любви между ними.

Очевидно, что это решение не должно приниматься легкомысленно и без серьезного
обдумывания со стороны Госпожи и раба, но награды имеют решающее значение.
Довольно удивительно, как изменяется сознание раба, когда он понимает, что в
действительности у него нет другого выбора, кроме как служить с совершенством и
подчиняться абсолютно своей Госпоже или страдать от наказания и унижения.
Изменения в сознании Госпожи: она привыкает к осознанию абсолютной и неоспоримой
власти и не захочет отказаться. Остается только один вопрос: действительно ли
хозяйка хочет осуществить изменения, которые возвращают меня к первому вопросу
в анкете. Он муж или раб?

И вот почему я никогда не выйду замуж за раба; у меня нет желания сталкиваться с
описанной выше дилеммой. На мой взгляд, мужчина – это низшее существо,
способное лишь украсить мое присутствие в качестве полного и унизительного
безусловного на все согласного раба. Совершенно очевидно, что хозяйке,
состоящей в браке, гораздо труднее перейти от отношений “Госпожа/раб по
обоюдному согласию” к отношениям “не по обоюдному согласию”. Существуют
всевозможные противоречивые чувства, особенно если она была замужем за своим
рабом какое-то время. Все, что я могу сказать – преимущества безусловного
рабства. И если она не изменится, то никогда не почувствует, что она владеет
настоящим рабом, и никогда не будет испытывать этот “прилив власти” от полного
контроля.

Шестеро из семи замужних членов нашей группы внесли изменения, и все они в
восторге от того, что “новая женщина” раскрылась в них. В заключение хочу
сказать, что только Госпожа знает, будет ли она на самом деле выполнять угрозу
рабу, но для него угроза реальна.

С этого момента я предполагаю, что читатель перешел или хочет перейти к
безусловному подчинению. Если нет, то, что следует далее в этой книге, может
показаться слишком экстремальным. Весь мой опыт подсказывает мне, что это не
столько экстремально, сколько является естественным следствием истинных
отношений “хозйка /раб”, не основанных на согласии.

В книге есть моменты, когда я использую слово “никогда”. Это не потому, что я
хочу диктовать, как хозяйка должна управлять своей жизнью. На протяжении многих
лет я выявляла определенные моменты в обучении раба или определенные условия его
рабства, которые приведут к проблемам. Если эти принципы не будут соблюдаться,
то время от времени в каждом разделе я буду пытаться описать, к чему это может
привести.

В разделе, озаглавленном “мой раб”, я объясняю, как описанная ситуация была
применена к моему личному рабу. Это не означает, что такие правила должны
соблюдаться буквально для установления успешных отношений Госпожа/Раб, а скорее
для того, чтобы поставить эти идеи в практический контекст и помочь с идеями
обучения.

Мой раб (начало)
Размещенные мной объявления о поиске раба принесли мне поток претендентов и
сортировка зерен от плевел заняла много месяцев. Там были обычные подражатели,
подробно изложившие, что я могу с ними сделать. Они сразу пошли в корзину.
После тщательной сортировки я сузила список до пяти человек и в в течение недели
провела беседы с каждым из них. Я познакомила их со своим мышлением, правилами,
ожиданиями, кнутами и тростями, а также подробно расспросила об их желаниях и
понимании ими рабства.

Интересно было увидеть реакцию на вопрос: откажутся ли они после заключения
рабского договора полностью от своих прав и станут ли они рабами не по обоюдному
согласию, если это будет подкреплено угрозой разоблачения и унижения в случае
отказа. Я четко дала понять, что это не подлежащее обсуждению условие. Те, кто
согласился немедленно, были отклонены, так как это действительно очень важное
соображение, которое нельзя принять, не обдумав.

Один мужчина особенно впечатлил меня. Когда ему был задан этот вопрос, он
попросил несколько дней, чтобы обдумать. Я согласилась, и ему потребовалось
три дня, прежде чем он вернулся к моим ногам. Он переехал жить ко мне на один
месяц на пробный период, после чего, как я ясно дала понять, он может
отказаться или полностью подчиниться мне. В конце того месяца я не была
нисколько удивлена тем, что он ползал по полу, целовал мне ноги и просил
разрешения стать моим безусловным рабом со всеми моими условиями.

Я одела ошейник, сделала ему пирсинг и татуировку, одела кандалы и устройство
целомудрия и сделала множество фотографий. Позже на той же неделе я показала ему
портфолио фотографий и сказала, что произойдет, если он когда-нибудь решит,
что хочет уйти. Я видела, что его немного потрясло осознание того, что он
сделал. На несколько минут он опустился на колени в тишине. У меня все еще
оставались сомнения насчет того, что он сделает. Затем он склонил голову к
полу, и пополз по полу, поцеловал мои ботинки и пал к моим ногам. Тогда я
поняла, что у меня есть мой раб.

Он сразу же переехал ко мне, а через несколько недель бросил свою работу. Он
служит мне уже более 15 лет. Мне лишь изредка приходилось напоминать ему об
условиях его рабства, и он достаточно хорошо все понимает.

6. ПО ПОВОДУ БРАКА: МУЖ ИЛИ РАБ
Общие семейные проблемы

Чаще всего трудности возникают в отношениях, когда рабом по обоюдному согласию
является муж. У хозяйки может возникнуть ощущение несогласованности ролей. Она
не может отличить мужа от раба. Это вполне понятно, поскольку общество
обусловило НОРМОЙ признание отношений между женой и мужем. Госпожа часто хочет
нормально относиться к мужу: беседовать или садиться рядом с ним и обнимать его.
Значит, она чувствует разницу между мужем и рабом. Через некоторое время она
будет ожидать, что раб будет выполнять все ее приказы и с уважением относиться
к тому, кто владеет и контролирует его. Она вполне может справиться с этим, но
раб точно не справится. В конце концов, он раб. Так что же делать в такой
ситуации?

Один из подходов заключается в том, чтобы сообщить рабу, что Госпожа хочет,
чтобы он какое-то время выступал в роли мужа. Она может разрешить ему носить
одежду дома в течение этого времени. Она может позволить ему сидеть на мебели
рядом с собой или выходить из комнаты без разрешения. Или пойти в туалет без
разрешения. С другой стороны, она все еще может ожидать, что он обратится к
ней как к Госпоже. Это сложная ситуация, когда он должен решать: муж или раб,
и неудивительно, что он запутан и не может справиться с ней.

Он не будет знать, какие правила применяются, а какие нет, а также он сам
делает выбор, что не является прерогативой раба. Ситуация совершенно не похожа
на обусловленную им роль послушного раба. Первое, что раб должен понять, это
то, что он не имеет права делать выбор самостоятельно, поэтому неудивительно,
что его чувство раба страдает, когда ему приходится решать: муж или раб?

Если госпожа принимает эту стратегию, она должна установить правила, что он
может делать и что нельзя. И не менее важно сообщить ему, когда муж вернется к
роли раба. Возможно, раб/муж справится с этим, но, по моему опыту, это редко
бывает так. Как хозяйка, она должна понимать, что если поведение не
оправдывает ее ожиданий, то, вероятно, потому, что раб не может справиться с
ситуацией так, как ей хочется. Мужчины и женщины мыслят неодинаково, поэтому я
никогда не смогу выйти замуж за раба.

Жена/Хозяйка, которая хочет, чтобы ее раб вел себя иногда как муж, но все же
проявлял вежливость раба, действительно столкнется с проблемами. Случится так,
что хозяйка постоянно будет расстраиваться из-за явного отсутствия уважения и
соблюдения правил со стороны мужа, в то время как раб совершенно запутан, не
зная, что ему нужно и в каком статусе он находится: муж или раб! Должен ли он
когда-нибудь садиться на мебель, если нет госпожи? Что ему делать, если его
жена входит или выходит из комнаты?

Все эти вопросы и бесчисленное множество других будут в голове раба. И он должен
попытаться решить для себя, каким из правил раба он должен подчиняться, а
какими можно пренебречь. Но раб не привык принимать такие решения. В самом деле,
его Госпожа научила его не делать этого, он просто должен повиноваться. Это
все его основные обязанности. Надеюсь, читатель увидит, что мужья и рабы это
разные роли. И мужчины не могут быстро переключаться с одной роли на другую: муж
или раб. Я обнаружила, что большинство хорошо обученных рабов/мужчин чувствуют
себя в безопасности и позитивно, когда они стоят на коленях голыми у ног своей
Госпожи, неуверенными и уязвимыми, чем когда они одеты или когда требуется
иная роль.

Столь же чревата проблемами ситуация, когда жена/ хозяйка большую часть времени
хочет иметь мужа, а остальные – полностью покоренного раба. Мужчине-рабу всегда
трудно меняться ролями. Раб нуждается в руководстве и безопасности постоянно. К
нему нужно относиться так же, как к ребенку, и ему легче жить с жестким
набором правил, которые он должен соблюдать, и с теми границами, за которые
он не должен выходить.

Одна из стратегий, которая может сработать, – дать рабу выходной, когда он
свободен вести себя как муж. Очевидно, что время, отведенное для этого, будет
определяться Госпожой, а не переговорами. Но хозяйка может заметить, что муж
не проявляет к ней привычного рабского уважения. Однако это простое и очевидное
средство.

Подход, который я рекомендую для супружеских пар, заключается в том, чтобы
полностью отказаться от разницы муж или раб. Ничто не мешает хозяйке нормально
разговаривать со своим “мужем”, если он стоит на коленях или сидит на полу.
Ничто не может помешать этому, если он голый. Ничто не мешает ему смотреть с
ней телевизор, если она того пожелает, хотя я бы предположила, что ему не
следует сидеть рядом с ней на диване. Он может сесть или встать на колени на
пол, ему может быть предоставлена подушка. Он может прислониться спиной к
дивану, оставаясь в более низком положении, чем госпожа. И дальше Госпожа
будет и дальше пользоваться уважением раба. Она будет полностью контролировать
ситуацию, и он будет знать, что все правила его рабства остаются в силе. Она
может спросить его, если захочет узнать его мнение, и разрешить ему
высказаться, но его подчиненная роль будет сохранена.

Все сводится к тому, кто он: муж или раб? На самом деле он не может быть и тем,
и другим. Он может быть мужем только по имени, а на самом деле – рабом. Или
наоборот. Госпожа, столкнувшаяся с этой дилеммой, должна решить, как она
будет вести себя, чтобы достичь того образа жизни, к которому стремится. Если
речь идет о рабе, то единственным гарантированным путем к успеху является
безусловное рабство без взаимного согласия сторон. Некоторым замужним женщинам
может быть трудно понять, но если она хочет получить услуги истинного раба, ей
необходимо мысленно развестись с ним, чтобы тот, кого она видит перед собой,
был уже не мужем, а рабом.

Мой совет замужней Госпоже, которая испытывает муки совести или сомнения в
отношении жестокого обращения со своим рабом – надеть на него маску. Это
приводит к его обезличиванию, позволяя хозяйке отделиться от прежних чувств и
следовать своим естественным инстинктам в том, что касается обучения раба. Так
гораздо легче забыть, что новый раб, преклонивший перед ней колени, бывший
муж, если она не может разглядеть деталей его лица.

Позже, когда новые отношения прочно закрепятся в ее сознании, в маске отпадет
необходимость. Когда он преклонит колени перед ней, она увидит только раба и
перестанет решать дилемму муж или раб.

Образец декларации включен в следующую главу.

7. ОБРАЗЕЦ ДЕКЛАРАЦИИ

Раб, именуемый как……………………………………………

Настоящим дает согласие на полное и безусловное рабство
Его хозяйка……………………………………………………

Раб соглашается на изменение своего статуса по собственной воле.

Ему в полной мере известны условия, которые влекут за собой эти изменения.

Раб понимает, что это изменение его статуса необратимо.
Подпись
Дата
8 ВНЕШНИЙ ВИД РАБА
Рабы могут быть стройные или полные, побритые или с волосами. Но Госпожа имеет
право диктовать рабу, осуществлять полный контроль того, как он должен
выглядеть на ее службе.

Обычно, хотя и не обязательно, требуется, чтобы раб полностью брился в
области гениталий. Если он появится небритым, то у Госпожи появится причина для
наказания. Госпоже не нужно думать об этом. Это раб должен помнить, что она
может проверить в любое время степень гладкости его кожи.

Что касается волос на голове раба, то здесь может быть несколько вариантов.
Чаще всего головы рабов побриты или очень коротко пострижены. Однако одной моей
знакомой женщине, члену нашей группы, нравится раб с волосами с длиной до
плеча. И почему бы и нет, это ее выбор. Если Госпожа убеждена в необходимости
стрижки волос, я предлагаю ей еженедельно стричь волосы рабу, стоящему на
коленях на полу. Это не трудно при помощи современных машинок для стрижки волос.
Самостоятельно подстригая раба, Госпожа усиливает полный контроль. Но можно и
отправить раба в парикмахерскую, если она сама не чувствует себя компетентной в
этом.

Если хозяйка требует, чтобы голова ее раба была полностью выбрита, то лучше,
если это будет обязанностью раба. Я рекомендую бритву для головы.

Когда дело доходит до одежды, я понимаю, что здесь мало места для
компромиссов. Одежда для раба – привилегия. А рабы редко получают привилегии.
Единственная причина, почему раб ходит в одежде – это необходимость. Голый раб
уязвим и находится в невыгодном положении по отношению к своей Госпоже. Разница
между Госпожой и рабом сохраняется.

Поэтому Госпожа никогда не должна позволять рабу носить какую-либо одежду в
помещении. Если это простое правило не будет соблюдаться, у подчиненного
появятся мысли об изменении его статуса. Однако, если рабу необходима одежда
для выполнения задания Госпожи, то это становится его обязанностью.

В случае, если рабу необходимо одеться, он обязан представиться, оказать
Госпоже предписанные знаки уважения, спросить разрешения говорить и одеть
одежду (озвучить цель, например, “нужно пойти в гараж”). По согласованию он
надевает необходимое минимальное количество одежды и продолжает свою работу.
Когда он возвращается, он раздевается без дальнейших команд. Затем он
преклоняет колени и ждет сигнала Госпожи, чтобы возобновить исполнение своих
обязанностей.

Это может показаться обременительным для раба, но это не проблема Госпожи. Он
должен применять это правило каждый раз, независимо от того, как часто это
необходимо. Именно этого мы и добиваемся: легкой комфортной жизни для Госпожи и
полного служения от раба, так достигается полный контроль.

Если рабу необходимо выйти на улицу через несколько минут, он должен попросить
разрешения оставаться одетым до тех пор, пока задание не будет выполнено. По
завершении он должен явиться к Госпоже, раздеться и поклониться.

Я не выношу вида раба в одежде, даже стрингах, подающего чай после обеда,
когда я возвращаюсь домой. Он должен быть голый, когда служит мне, если только
обстоятельства не делают это невозможным. И я не могу представить себе такую
ситуацию в частной жизни моего дома.

Другой очень важный момент – психологический. Если рабу разрешено служить в
одежде, то он перестанет испытывать волнение, и его поклонение Госпоже
ухудшится.

Многие мои подруги время от времени сообщают о снижении уровня служения их рабов
в домашних условиях. Когда я спрашиваю об одежде, причина обычно очевидна. Это
простое правило и намного более обременительное для раба, чем для Госпожи.

Это подводит к важному моменту. Многие отношения муж или раб противоречат друг
другу, потому что жене трудно контролировать раба все время. Этого можно
избежать, возложив на раба бремя ответственности и установив жесткий и
подробный набор условий и ритуалов, которым он должен соответствовать и
следовать в любое время.

Раб всегда должен быть в ошейнике, а тип ошейника будет зависеть от
обстоятельств. Не выбирайте кожаные ошейники: они впитывают запахи и не служат
долго. Единственным подходящим материалом для долгой носки является нержавеющая
сталь. Вероятно, такой ошейник лучше выполнить по размеру.

Вопрос о том, клеймить или татуировать своего раба – вопрос личного выбора.
Однако я думаю, что жизненно важно каким-то образом навсегда пометить вашего
раба. Рабы по обоюдному согласию редко проходят клеймение, но не по
безусловному рабству это неизбежно. Этот знак более унизителен для раба, чем
татуировка. Клеймо может быть легко сделано без риска Хозяйкой. Если отметка –
простая буква, можно согнуть кусок тонкой стальной проволоки в требуемую форму.
Естественно, эта работа будет возложена на раба.

Секрет хорошего клейма состоит в том, чтобы нагреть провод до тех пор, пока он
не станет тускло-красным, и быстро нанести его на кожу в течение примерно 2
секунд, не дольше. После немедленно примените немного льда. Это предотвратит
распространение ожога и, как следствие, размывание метки. Такое клеймо от
недели до десяти дней полностью излечивается, но должно проверяться на наличие
воспаления. Клеймо будет исчезать в течение долгого времени. Но, на мой взгляд,
это наиболее подходящий способ обозначить раба, осуществить полный контроль.
Ежегодный ребрендинг раба (скажем, в годовщину его порабощения) может стать
важной и значимой церемонией как для Хозяйки, так и для раба. Вероятно, лучше
всего маркировать его там, где знак не будет виден, когда раб находится в
обычной одежде или плавках. Хорошие области: нижняя часть живота чуть выше
члена, внешняя сторона бедра и ягодицы.

О моем рабе

Дома ему никогда не разрешается носить какую-либо одежду. Если мы идем куда-то
вместе или я посылаю его на улицу, он должен показать мне одежду, которую
будет носить. Я не решаю, что он должен носить. Зачем мне предпринимать
излишние усилия? Моя жизнь должна быть легкой, поэтому он выбирает одежду, а я
просто даю согласие или нет. Часто говорят, что быть хозяйкой образа жизни –
это тяжелая работа, трудно осуществлять полный контроль. Поверьте мне, это не
так. Секрет в том, чтобы заставить раба делать всю работу (я употребляю это
слово в общих чертах), пока ты сидишь сложа руки и одобряешь или нет.

По возвращении домой он представляется без команды, надевает ошейник,
наручники и цепи, затем встает на колени и ждет указаний. Еще раз повторюсь,
мне не нужно об этом думать. Это ритуал, который он должен помнить и соблюдать.
У меня голый раб, стоящий на коленях у моих ног, готовый служить, не говоря
ни слова.

У него три “ошейника”: широкий ошейник из тяжелой стали с навесным замком
спереди (большую часть времени носит дома), более узкий тонкий стальной
воротник с дискретным креплением для ситуаций, когда тяжелый ошейник непригоден
и стальная шейная цепь с замком для всех других случаев.

Мне не нравятся волосы на теле раба, и гладкая кожа стала важным требованием
при выборе моего раба. Он знает, что если я когда-нибудь увижу волос на его
гениталиях или под его подмышками, его могут наказать палкой. Волосы на голове
также ежедневно бреются гладко, прежде чем он предстанет на осмотр.

У моего раба одно клеймо и две татуировки. Клеймо – буква “I” в правой ягодице,
а буквы “I” и “B” вытатуированы на его животе. Я подумываю о том, чтобы
оставить отметку на его голове, чтобы я могла видеть ее, когда он
прислуживает, но еще не сделала этого.

9 Целомудрие
В кругах БДСМ хорошо известно, что если вы контролируете член раба, то вы
выполняете полный контроль его самого. Женщины, владеющие рабами-мужчинами,
обнаружили, что мужчина, лишенный свободы и сексуально неудовлетворенный,
послушен и покорен. В то время как мужчина, удовлетворенный сексуально, ленив
и неуважителен.

Таким образом, Хозяйки приняли практику отрицания оргазма у мужчин, чтобы
ограничить количество их оргазмов. Это держит мужчину в покорном состоянии.
Полный контроль оргазмов принадлежит Хозяйке, позволяющей своему рабу один
оргазм в неделю. Некоторые считают, что одного оргазма в месяц достаточно,
чтобы ее мужчина содержал в чистоте сантехнику в доме и имел желание служить на
максимальном уровне.

Мужской оргазм – это биологическая функция, вызывающая сексуальное освобождение
и расслабляющая тело и разум. Это больше похоже на извержение вулкана, а волны
ряби океана – женский оргазм. Поэтому мужчины теряют желание доставлять
удовольствие женщине после того, как они достигли кульминации.

Держать мужчину возбужденным, но лишенным оргазма – это самая большая и
эффективная техника, которую женщина может использовать для своего сексуального
удовлетворения. Отказ от рабских оргазмов – это настоящая сила, и ее легко
достичь. Для раба это постоянное напоминание о том, что его сексуальное
желание, как и все остальное, является собственностью его госпожи. Это ее
удовольствие, а не раба, что важно.

Преимущества отрицания мужского оргазма становятся намного более очевидными за
пределами спальни, если раб находится в устройстве целомудрия и ему постоянно
отказывают. Он останется в постоянном подчинении, зная, что доставлять
удовольствие своей Госпоже во всем – это его единственный шанс для получения
сексуального облегчения.

Позвольте мне категорически сказать, что Госпожа, требующая внимательности и
подчинения от своего раба, должна навязать режим постоянного отрицания оргазма,
полный контроль оргазма. Раб не должен иметь доступа к своему члену, не должен
мастурбировать или испытывать оргазм и, по возможности, даже не должен
получать эрекцию. Он должен понять, что как подчиненный не имеет никаких прав
на сексуальные удовольствия и существует для того, чтобы обеспечивать
сексуальные удовольствия своей Хозяйке.

Достигнув целомудрия, Госпожа может еще больше поощрить своего раба, предлагая
ему один оргазм в месяц, но только если в дневнике раб не получает
значительного количества штрафных баллов. В этой области не существует
половинчатых мер, поэтому женщина, серьезно настроенная на владение настоящим
рабом-мужчиной, не должна уклоняться от полного отрицания оргазма.

Существует, в основном, две категории устройств целомудрия для рабов мужского
пола: трубка целомудрия и пояс целомудрия. Первым из наиболее популярных
является CB 3000. Это заменило CB 2000, довольно грубое устройство. Трубка
закрывает пенис и удерживается кольцом за яички. Важно правильно подобрать
размер для обеспечения комфорта и безопасности. Для этого предусмотрено большое
количество колец и прокладок. Кольцо должно быть наименьшего размера,
установлено над членом и яйцами, а самая тонкая распорка используется для
предотвращения проскальзывания яиц между двумя половинами устройства.

Теперь я держу член своего раба постоянно запертым в одном из этих устройств.
Так как он неприхотлив, то может носить устройство под трусами. Однако эти
устройства изготовлены из пластика, не особо прочны и, на мой взгляд, не
очень привлекательны внешне.

Есть устройства этого типа изготовленные из стали, они выглядят более
эстетично.

CB 3000 может не обеспечить 100 % защиты. Иногда бывает, что рабы освобождаются
из устройства. Хотя если кольца правильно подобраны, маловероятно, что они
извлекут свой член. Есть вставки для фиксации члена в трубке. Одна вставка
просто уменьшает вход в трубку, а другая имеет шипы, которые вызовут боль,
если раб попытается вытащить свой член из трубкы.

Но для полной безопасности можно использовать пирсинг гениталий и дополнительный
маленький замок (см. главу 10; Пирсинг). У моего раба есть пирсинг принц Альберт
(PA), на головке члена, и еще один замок через это кольцо обеспечивает полную
безопасность.

Пояса целомудрия – более сложное устройство. Изготовленные из стали, они
состоят из корпуса, щита для промежности и цепей, которые проходят между
ногами. Они должны быть точно подобраны, так как абсолютно не регулируются, но
очень надежны. Кроме того, тонкий ремень в промежности может использоваться для
установки анальной пробки.

С эстетической точки зрения, я думаю, что пояса смотрятся на рабе лучше, чем
трубки. И CB 3000 особенно непривлекателен по сравнению со стальными ремнями.
Наверное, из за пластика. Кроме того, при помощи пояса в раба можно вставить
анальную пробку. Однако для длительного ношения под одеждой трубки выигрывают.
Они меньше по размеру, могут носиться под одеждой и не препятствуют свободному
передвижению, что часто является проблемой для поясов, если их носить под
одеждой в течение длительного времени. Некоторые трубки целомудрия теперь можно
приобрести с катетером в конце, которая вставляется в член и через которую раб
мочится, сохраняя таким образом все устройство намного чище и увеличивая время
между необходимой чисткой.

Очистка всегда является проблемой и должна проводиться не реже одного раза в
день для рабов, находящихся в постоянном целомудрии. Обычно это делается с
помощью душа с сильным напором воды, который облегчает демонтаж устройства.
Однако пояса с маленькими дренажными отверстиями следует тщательно очищать
каждый день, чтобы удалить скопление секреций, которые каждый раб-самец
совершенно неспособен контролировать.

Пару слов об анальных пробках. Они могут значительно усилить тотальный полный
контроль над рабом со стороны хозяйки, а использование ануса раба значительно
усиливает его унижение. Госпожа, которая требует использования анального
отверстия своего раба, скажем, для пристегивания или пытки анальным
электрошоком, должна постепенно расширять его. Не используйте смазочные
материалы на водной основе, так как они быстро впитываются в кожу. Анус очень
деликатен и легко повреждается. Поэтому все, что вставляется, должно быть
хорошо закругленным и очень гладким.

Начните с маленькой пробки и постепенно увеличивайте размер и длительность
использования до тех пор, пока раб не сможет выдерживать пробку столько,
сколько вам нужно.

Следует отметить, что есть электрические устройства с пультом дистанционного
управления, подходящие к поясу целомудрия. Радиус действия передатчика
составляет до ста метров, поэтому его можно использовать для вызова раба и
отправки закодированных сигналов, когда он выполняет сексуальные услуги.

Палочки для члена

Палочки для члена – это гладкие стальные трубки, которые вставляются в уретру и
удерживаются в положении с помощью винтовых штифтов через прокол гениталий. Для
долговременного использования следует выбирать наименьший размер (6 мм в
диаметре). Если жезл используется в сочетании с трубкой целомудрия или ремнем,
участок, вставляемый в пенис, должен быть достаточно коротким (от 3 до 4 см),
иначе член не поместится в CB. Также рекомендуется заказать палочку,
выступающую примерно на 1 см от конца пениса, так как она может выходить за
пределы CB – так намного чище, когда раб мочится. Нет ничего хуже, чем вонючий
раб.

Дело в том, что с большинства рабских членов капает сперма при возбуждении.
Палочки для члена могут предотвратить это, так как они обычно имеют винт в
пробку на конце, который может быть оснащен кольцом. Штекер извлекается, когда
раб мочится, а затем заменяется.

Мой раб:
Мой раб находится в целомудрии 24 часа в сутки 7 дней в неделю 365 дней в
неделю, на нём либо CB 3000, либо пояс верности. Кроме того, у него есть
короткая палочка для члена.

Ночью, а также днем, когда меня нет дома, он носит CB 3000. Это дает свободу
движений для выполнения поставленных мной задач, но мне не очень нравится
видеть член моего раба в толстой пластиковой трубке. Если он заперт, его не
должно быть видно. Если я хочу, чтобы член раба был виден, он должен быть
правильно выставлен с наконечником, прикрепленным к талии цепочкой. Тогда он
очень уязвим, и яйца также хорошо доступны. Иногда приятно видеть свою
собственность как на выставке, даже если я никогда не собираюсь использовать ее
по назначению.

Мне нравится внешний вид пояса верности и анальная пробка. Когда я возвращаюсь
домой, я обычно заставляю раба снимать трубку и либо приковываю член цепью либо
надеваю на него пояс с пробкой в задницу.

Эта хорошая тренировка восприимчивости для раба, но для достижения желаемой
цели потребовалось несколько месяцев.

Замена устройств целомудрия всегда производится в моем присутствии, поэтому у
раба никогда не будет шансов для тайной мастурбации. Я не обязана помогать рабу,
я просто бросаю ключи на пол. Он вынужден поменять устройства, когда я желаю,
а затем вернуть мне ключи, удерживая их зубами. Только что удаленное изделие
немедленно промывается и готово к следующему использованию. Ключи хранятся в
моей сумочке. И я имею полный контроль его оргазмов.

10 ПИРСИНГ
Хозяйка обычно, хотя и не обязательно, делает пирсинг своему рабу. Любой вид
перманентного пирсинга имеет значение, как знак доминирования, нанесенный на
ее собственность. Наиболее распространенные места для пирсинга: мочка уха,
сосок, нос, язык и гениталии. На серьге можно повесить небольшой кулон с
гравировкой и инициалами госпожи.

Пирсинг сосков явно более эротичен, чем прокол ушей. Чувствительность часто
повышается, когда проколот сосок. Кожа соска достаточно прочная и при условии,
что прошивка хорошо зажила, на украшения можно повесить довольно значительный
вес. Лично я предпочитаю, чтобы на сосках постоянно была цепь. Кольца сосков
могут также использоваться в качестве креплений для проводов и цепей раба к
комплекту колец в полу или стене.

Прокол носа очень унизителен для раба, что напоминает свиней и быков. По этой
причине многие Госпожи, которые прокололи нос раба, вынимают кольца на
публике. Нос моего раба был проколот около 5 лет назад, и он теперь носит
кольцо всегда. Как и в случае с кольцами сосков, это хорошее место
крепления.

Для Госпожи, которая любит много орального рабства, пирсинг языка раба может
принести ей еще больше удовольствия. Я уверена, что мне не нужно уточнять. Как
и при любом пирсинге, это нужно делать у профессионалов, так как неправильный
пирсинг может привести к параличу языка.

Генитальные пирсинги наиболее эротичны, словно посылают сигнал: “Это
принадлежит мне”. Головка члена, мошонка и промежность могут быть проколоты.
Большую часть времени генитальные пирсинги скрыты устройством целомудрия.
Поэтому их цель заключается в том, чтобы закрепить представление о том, что
сексуальность раба находится в плену и полностью контролируется.

11 ТРЕНИРОВКА РАБА
Получив согласие раба на изменение статуса, Госпожа может начать его
тренировать. Хочется надеяться, что теперь она будет смотреть на него с другой
стороны, что значительно облегчит задачу – обучение раба.

Во-первых, раб должен быть унижен. Он должен осознать, что во всех отношениях
уступает своей Госпоже. И даже если он очень старается, все, что он может
получить – удовлетворение в ее глазах. Госпожа усиливает свое господство,
установив для раба строгие стандарты во всем, обеспечивая ему жизнь в
соответствии с ними. Нет лучшего способа покорить раба, чем заставить его
повторить уже выполненное задание. Госпожа просто заявляет, что оно
недостаточно хорошо выполнено и наносит подходящее количество ударов тростью и
приказывает ему повторить задание. Если задание все еще не выполнено
удовлетворительно, наказание можно удвоить и повторить задание.

Второй способ достижения этой цели – критиковать поведение раба. То, как он
преподносит себя, много говорит об уважении и почтении, которое он проявляет к
своей Госпоже. Перед тем, как он преклонит колени, он должен их широко
расставить. Когда он склоняет голову, ее нужно опустить до уровня колен и никак
иначе. Руки также следует держать должным образом. Каждый раз, когда он падает
на колени, ноги должны быть широко раздвинуты. Я повторюсь: каждый раз. Когда
он встает на колени, живот должен быть втянут, грудь вперед, плечи назад,
голова опущена. Если ему приказали передвигаться ползком, он должен носом
касаться пола. Раб -самый низкий из низших. Во время обучения каждый аспект его
рабства должен быть изучен и исправлен. Десять острых ударов тростью по ягодицам
раба следуют за каждой ошибкой или недостатком внимания к деталям.

Постоянное внимание к деталям – девиз воспитания раба. И Госпожа поймет, что
усилия в этом направлении принесут свои плоды. Это быстро станет естественным
для раба. Если он медленно учится, то наиболее эффективные методы – наказать
его, сделав его жизнь более утомительной.

Мой раб
Первоначально я концентрировалась на одном аспекте в день, постепенно
накапливая в сознании раба перечень ежедневных дел. Потребовалось почти два
часа, чтобы научить его правильно подавать бокал вина. За это время он получил
более 100 ударов тростью. В процессе обучения он стал гораздо лучше разбираться
в моих требованиях и, следовательно, со временем, каждую ночь ложился спать с
менее болезненной задницей, чем в самом начале. Боль – отличное средство
обучения, а порка ягодиц – еще один стимул.

Обучение раба требует затрат времени.Однажды я заставила своего раба входить и
выходить из комнаты с полным стаканом воды в руках в течение целого часа после
того, как он забыл поклониться. С тех пор он всегда правильно кланялся. В
аналогичном случае, когда у него были проблемы в том, что он ползал по полу,
не касаясь носом, он целый день ползал на животе. В результате он очень хорошо
научился ползать, касаясь носом пола.

В начале тренировки я приказала рабу соединить два куска дерева в виде буквы
“Т”. Это используется для проверки правильности расстановки коленей, когда он
встает на колени. Если крестик не помещается между коленями, то он получает 10
штрафных очков и 10 ударов тростью. Я часто пользовалась им во время тренировок.
Но и сейчас крестик все еще рядом, и раб знает: я могу проверить в любое время,
если подозреваю неправильное положение. Правильное положение тела приводит к
правильному выполнению задач. Обучение раба следует проводить таким образом,
чтобы каждый аспект его рабства находится под постоянным наблюдением.

Третий способ подготовить раба – лишить возможности высказаться. Часто раб по
обоюдному согласию может высказывать оправдания того, почему он не смог что-то
выполнить. Тщательно подготовленный раб поймет, что Госпожа не заинтересована в
оправданиях. Ничто не приемлемо. Поэтому полезно, чтобы рот на долгое время
затыкался кляпом, если вы проводите обучение раба. Он привыкает к тому, что
Госпожа не хочешь слышать его оправданий. Безусловный раб никогда не станет
спорить. В конце концов, он поймет, что решение Госпожи – это все, что имеет
для него значение, и оправдания любого рода принесут немедленные последствия
для раба.

Раб может выполнять большинство работ с кляпом. Конечно, если госпожа не хочет
пользоваться языком раба, то нет причин, почему бы ей не затыкать рот все
время.

Другой ключевой элемент унизительного процесса – обучение раба пониманию, что
он просто “предмет”, который может быть использован, как и когда того требует
Госпожа. Но этот “предмет” игнорируют. Он может проводить много времени в своей
комнате или лежать на полу, но он доступен в любое время прихоти Госпожи.

Дальнейшая тренировочная техника, обучение раба – вызов его в любое время
суток, днем или ночью, чтобы выполнить самую элементарную работу. Если я хочу
попить посреди ночи, я вызываю раба. И он приносит воду для меня. Если мне
нужно выключить свет, то я вызываю раба из его комнаты. Раб должен понимать,
что он всегда готов в любое время позаботиться о мельчайших деталях утешения
своей Госпожи, пусть даже самых незначительных.

Хозяйки часто говорили мне, что быть Госпожой полный день нелегко. Мой ответ:
это необязательно так. Все зависит от того, как проходит обучение раба. Идея в
том, что надо установить для раба детальные правила, по которым он будет
выполнять все обычные действия подневольного состояния. Тогда Госпожа сможет
отдохнуть, расслабиться и насладиться рабством. Раб должен точно знать, что
требуется, когда ему отдан конкретный приказ. Поэтому, например, если ей
нужна чашка чая, Госпожа только вызывает раба и подает команду: “Чай”. Затем
раб подтверждает приказ, выполняет повиновение, покидает комнату, готовит
напиток, снова входит в комнату, снова выполняет повиновение, подает чай и
занимает позицию на коленях точно так, как она требует от него. Госпоже нет
необходимости думать или издавать дальнейшие приказы. Тщательное обучение раба
делает жизнь Госпожи очень простой и легкой.

Наряду с подробными инструкциями по каждому акту подневольного состояния рабу
должен быть предоставлен подробный дневной график работы. Хозяйка может
расслабиться и сконцентрироваться на других вещах, в то время как раб
гарантирует, что день пройдет гладко.

Два бонуса. Во-первых, чем подробнее тренировка раба, чем больше у него
пунктов, тем больше шансов, что он совершит ошибку. И тем больше причин, по
которым Госпожа может наказать его.

Не то, чтобы Госпоже нужна причина для наказания раба. Но я предполагаю, что
любой Госпоже понравится наказывать и причинять боль своему рабу. Обучение раба
связано с его наказанием.. Во-вторых, у раба будет меньше возможностей мыслить
независимо и поэтому варьировать уровень подневольного состояния. Рабы не думают
сами за себя и высказывают свое мнение, только если их спросят.

Моя подруга недавно пожаловалась: “Я не знаю, что случилось с моим рабом. Она
сказала, что хочет от раба, но тот ведет себя не очень хорошо. В ходе
дальнейшего опроса выяснилось, что она ожидала, что он точно знает, как ей
служить, но обучение раба не отняло у нее времени и сил. Вдобавок ко всему,
когда он вел себя неправильно, она не наказывала, а спокойно предполагала,
что он действительно не хочет быть рабом. Серьезной ошибкой для Госпожи является
убеждение, что мужчина-раб будет вести себя, как раб, без детальной
подготовки. Обучение раба опирается на постоянную бдительность и наказание. Рабу
нужны правила и уверенность в том, что Госпожа накажет его, если он отступит
от них. Я спросила ее раба. Выяснилось, что Госпожа не обучила его должным
образом. Естественно, он принял как норму то, что может уйти от
ответственности за невыполнение и ненадлежащее выполнение чего-либо. Оказалось
также, что раб не был обнажен все время дома, регулярно ел за столом своей
Госпожи и даже имел возможность отдохнуть в комнате со своей Госпожой, сидя
рядом с ней на диване.

Должна признаться, я была не в последнюю очередь удивлена низким уровнем
служения раба. Это был результат непонимания ролей: муж или раб? Крайне важно
постоянно поддерживать разницу между Госпожой и рабом.

Такое обучение раба и унижение – серьезное рабство, но я полагаю, что моя
читательница этого хочет. Если это не так, то она наверное, уже перестала
читать эту книгу.

Госпожа никогда не должна говорить рабу, что он может делать все, что захочет.
Если она не нуждается в услугах раба некоторое время, она должна поставить его
на пол, отправить в свою комнату, приковать цепями или запереть в клетке (да,
у меня она есть). Рабу следует понять, что если его отправляют в свою комнату,
он не может ничего там делать, пока не попросит разрешения. Он может читать,
слушать музыку и т.д., но только с разрешения хозяйки. Таким образом, он
быстро узнает, что он находится под ее контролем, полностью и постоянно, даже
если он не находится в присутствии своей Госпожи.

Важно понимать психику раба-мужчины, если мы хотим, чтобы он успешно прошел
обучение раба и правильно служил вам. Если раб опаздывает в выполнении акта
рабства (например, подача утреннего чая), и Госпожа не обращает на это
внимания, то раб будет думать, что ему может сойти с рук, если он опоздает.
Он будет думать, что не важно все выполнять вовремя. Если Госпожа устанавливает
закон и заявляет, что чай будет подаваться ровно в 8 утра и что он будет
получать по одному удару трости за каждую секунду опоздания, то вряд ли он
будет опаздывать. Если раб встанет на колени неправильно и Госпожа не сможет
исправить его, то он всегда будет вставать на колени неправильно.

Одна моя подруга недавно рассказала о своем рабе. Она жаловалась, что однажды
вечером увидела его без пояса целомудрия. Подруга ушла на работу, оставив раба
дома выполнять дела. В этот день она рано вернулась и обнаружила, что ее раб
освободился от пояса верности, так как знал, где она хранила ключ. Оказалось,
что он часто это делал. Но всегда надевал пояс верности перед тем, как Госпожа
возвращалась домой. Очевидно, что она была в ярости. Я должна была отметить,
что хорошо обученный и покорный раб делает многое, чего он не хочет, потому
что он раб. Получив шанс, любой раб сделает все возможное, чтобы избежать
того, что ему не нравится. А рабам, как правило, не нравится постоянное
целомудрие, отрицание оргазма. Она поняла смысл и теперь хранит все ключи в
своей сумочке.

Что я действительно пытаюсь проиллюстрировать, так это то, что Госпожа получит
качества раба, на которых она настаивает. Так что тщательная подготовка,
обучение раба, изложение в мельчайших подробностях того, что от него ожидается
– то, что необходимо для получения идеального мужчины-раба.

Я хочу от раба немедленного послушания, смирения, почтения, уважения,
обожания и свидетельств того, что он принял на себя обязательство служить,
основанное на некотором беспокойстве или страхе наказания. Все, что меньше
этого, неприемлемо.

Это должно быть подкреплено суровым и немедленным наказанием каждый раз, когда
раб совершает ошибку или проявляет малейшее нежелание проявлять усилия или
неповиновение. Несколько недель напряженной подготовки в этом направлении дадут
результат в обучении любого раба.

Обучение речи
Обучение раба состоит в усвоении только определенных слова и приемлемых фраз,
когда он разговаривает со своей Госпожой. Раб никогда не должен называть себя
“я”. “Ваш раб” – более уместно. Раб всегда должен использовать формальный режим
обращения “Госпожа” хотя бы раз в каждой произнесенной фразе.

Прежде чем обращаться к Госпоже, рабу всегда нужно получить разрешение
высказаться. “Пожалуйста, Госпожа ваш раб умоляет разрешения говорить” –
уместное обращение.

“Пожалуйста, Госпожа, раб благодарит вас за то, что вы наказали его за
неудачи и просит разрешения поцеловать ваши ноги, Госпожа”. Или “Пожалуйста,
Госпожа, он смиренно извиняется за свою неадекватность”.

Если я когда-нибудь захочу поговорить с рабом, я начну разговор с ним. Но это
всегда будет происходить, когда он в покорной позиции. Я могу даже спросить его
мнение по какому-то вопросу. Но я никогда не ставлю раба в такое положение, при
котором он мог бы даже представить себе, что с ним обращаются как с равным.
Поэтому ему никогда не разрешают даже смотреть в глаза, кроме как в публичных
местах.

В ответах на вопросы обучение раба следует начинать с фразы: “Пожалуйста,
Госпожа, ваш раб думает…..” или “Пожалуйста, Госпожа, он думает….”. В
последующем рабу трудно привнести в свой ответ ноту дерзости или
неуважения.

Если рабу было разрешено задать вопрос или ответить на его нужды, он также
должен быть обучен благодарить Госпожу за ее решение.

Такие фразы, как “Спасибо, Госпожа”, “Пожалуйста, Госпожа, раб благодарит
за решение” и “Пожалуйста, Госпожа, спасибо за решение” уместны независимо от
решения Госпожи и сохраняют правильное отношение к служению.

11 ПОЗЫ И ПОЗИЦИИ РАБА
Обычно Хозяйка устанавливает несколько поз для своего раба, и они полезны для
эффективного управления им. Как и во всех аспектах, обучение раба позам и
позициям используется для того, чтобы раб мог лучше служить, подчиняться и
радовать свою хозяйку. Мало что определяет раба больше, чем позы и
позиции.

Рабские позиции часто используются для того чтобы:

Позволить ему показать свое подчинение и преданность
Заставить его сконцентрироваться на положении своего тела •
Дать ему чувство беспомощности и напомнить о его статусе раба •
Помочь в обучении, установив контролируемое поведение
Наказать его или принять положение для наказания
Осматривать тело своего раба,
Иметь сексуальный доступ к телу
Просматривать тело для удовольствия
Помочь рабу научиться терпению
Сделать его доступным для публичного показа или для демонстрации другим
Полезность позиций рабов в управлении их действий и облегчении и упрощении жизни
Госпожи часто упускается из виду. Одним жестом слова или руки Госпожа ставит
раба в положение, которое полезно и / или приятно для нее, и уменьшает
количество инструкций, необходимых для управления его действиями.

Кроме того, использование позиций поможет Хозяйке в изменении поведения.
Позиции создают в его сознании чувство беспомощности, чтобы контролировать
положение и движение своего тела. Его поведение контролируется его Хозяйкой, и
это усиливает эффект подчинения .

Он может менять позиции только тогда, когда Госпожа дает ему дополнительную
команду сделать это. Это также обязывает его двигаться и действовать по приказу
Госпожи.

Позиции инспектирования используются для осмотра тела раба. Сюда входит не
только его кожа, но и рот, уши, член, яйца и область анального отверстия.
Осмотровые позиции также используются для обеспечения надлежащей гигиены,
проверки синяков от наказания, обеспечения соблюдения инструкций по бритью и
укрепления в его сознании, что любая часть его существа является частной
собственностью его Госпожи.

Позиции для инструкций – это когда Хозяйка ставит раба в положение обучения, он
знает, что нужно сосредоточиться на ее командах и/или инструкциях. Я использую
словесную команду ‘УЧИСЬ’ и когда раб слышит эту команду, он знает, что должен
занять позицию ‘НА КОЛЕНИ’ и направить все свое внимание на то, что я говорю,
потому что мое намерение –обучение раба.

Есть также несколько позиций, которые трудно удерживать в течение длительного
периода времени, и некоторые Госпожи используют их в качестве наказания или для
того, чтобы научить рабов выполнять приказы.

Тело раба предназначено для удовольствия его Госпожи. Раба учат сексуальным
позициям, чтобы он мог лучше служить ей в сексуальном плане и так, как она
того пожелает.

Раб не всегда используется своей Госпожой. В нерабочее время ему может быть
назначено место и поза, в которой он должен находиться до тех пор, пока он
снова не понадобится. При надлежащем обучении раб учится терпению в ожидании
следующей команды своей Госпожи.

Позиции могут быть использованы просто для развлечения или эстетики. Если
хозяйке нравится видеть раба в определенном положении, он просто радует ее,
занимая такое положение для удовольствия просмотра.

Некоторые позиции используются для публичного показа раба и демонстрации того,
насколько хорошо он обучен. Они используются чаще, если Госпожа является членом
структурированной группы FemDom.

Когда рабу приказывают занять позицию, он должен делать это быстро и
красиво.

Госпожа должна часто оценивать позы раба и сообщать ему о любом недовольстве.
Затем он должен извиниться за неуважение. Достаточно 10 ударов трости, прежде
чем ему снова прикажут принять это положение. Так раб скоро узнает, что его
хозяйка хочет.

Количество позиций, которым Госпожа будет обучать, зависит от личных прихотей,
но я включу несколько основных позиций, которые, как я считаю, любой раб
должен выполнять.

НА КОЛЕНИ – на коленях – ноги вместе – колени очень широкие – спина прямая –
плечи назад – грудь вперед – живот внутрь – руки сложены плотно за спиной –
голова склоняется – глаза вниз. Это стандартное положение раба, чтобы получать
инструкции или разговаривать с Госпожой. Голосовая команда – ручная команда “На
колени” – открытая рука движется вниз, пальцы вместе.

СТОЯТЬ – стойка – ноги широко расставлены в стороны – голова склоняется – глаза
опущены – руки плотно сложены за спиной – грудь наружу – живот внутрь. Это
нормальное стоячее положение и прелюдия к рабочему дню. Голосовая команда –
ручная команда “Встань” – открытая рука поднята вверх.

СИДЕТЬ – индийский стиль на полу – колени согнуты – подошвы ног вместе – ладони
на коленях – спина прямая – голова вверх – глаза слегка вниз. Эту команду можно
использовать, если рабу разрешено смотреть телевизор. Возможно дать отдохнуть
напротив объекта.

ВНИЗ – лежать на животе – лоб на пол – руки над головой – ноги раскинуты. Это
нормальное положение раба, когда он не используется Госпожой. Голосовая команда
– “Вниз” Ручная команда – один палец опущен к полу

УЧИСЬ- В положении на коленях, но головой вверх – глаза опущены. Голосовая
команда – “Учись”.

ИНСПЕКЦИЯ – ноги широко расставлены – грудь наружу – живот внутрь – руки за
головой-голова вверх – глаза вниз

ЯЗЫК- В положении на колени –вытащить язык – готов порадовать Госпожу

Эти позиции, вероятно, являются минимальными, которые должен знать каждый
раб. Но, конечно, есть еще много чего. Обучение раба может быть разнообразным.
Хорошо, если некоторым из них присваивать номера, и это отличная тренировочная
техника, чтобы раб запомнил номера. У Госпожи, конечно, может быть открытка в
качестве памятной записки.

Движения раба
Обычный способ передвижения раба в присутствии Госпожи – на руках и коленях,
касаясь пола кончиком носа. Раб должен научиться ползать как вперед, так и
назад. Предметы переносятся в зубах, если только они не тяжелые.

Когда раб кланяется, он должен согнуться вперед, пока его голова не опустится
до уровня колен. Это должно быть сделано, даже если он держит в руках бокал,
наполненный вином. Если он стоит на коленях, он прогибается вперед и кладет лоб
на пол.

Когда раба освобождают, он должен ползти назад, пока его хозяйка не исчезнет
из виду. Если он стоит (потому что так надо), он должен идти назад, глаза
опущены, в этот момент он должен преклониться.

13 . ПОВСЕДНЕВНОСТЬ
Для Госпожи очень полезно научить своего раба выполнять повседневные
задания:

• Пробуждение Госпожи и утренний чай
• Приготовление и подача завтрака
• Купание госпожи
• Подача напитков – Обслуживание во время еды
• Ежедневная чистка обуви
• Уборка постели Госпожи
• Просмотр телевизора
• Приветствие Госпожи
• Лизание ноги и сосание пальцев ног
• Поклонение телу
• Туалетная принадлежность
• Глажка одежды
• Стирка белья
• Уборка стола после еды. Уборка дома.
• Раздевание хозяйки и присмотр за ее гардеробом
• Удовольствие хозяйки
• Поведение в обществе
• Водитель хозяйки
• Укладывание Госпожу в постель.

Этот список бесконечен. Если Госпожа хочет облегчить себе жизнь, а не принимать
множество утомительных решений по управлению рабом, каждую задачу надо привить
в сознание раба через обучение. Это потребует определенных усилий на начальном
этапе. Каждому заданию можно обучить за раз. Однажды обученный раб будет знать и
выполнять свою обычную повседневную работу. И все, что нужно делать Госпоже –
это убедиться, что он все выполняет. Чем больше этих стандартных ритуальных
актов служения она навязывает, тем легче будет повседневная жизнь Госпожи.

Сначала я рассмотрела каждую услугу, которую я хотела от моего раба, и
записала ее на бумагу, чтобы не пропустить некоторые детали. Когда я все
проработала, то дала этот список рабу, чтобы он выучил свои задания и
заставила его практиковаться. Каждый раз, когда он делал что-то не так, я
наказывала его до тех пор, пока он не смог выполнить работу в точности так,
как предписано. Конечно, он много раз ошибался, и я каждый раз била его
тростью. Так что вскоре он научился делать все правильно. Это тренировка без
уступок, и после ее завершения хозяйка может наслаждаться очень спокойным
образом жизни. И служение раба обеспечивает ей комфортную жизнь.

Я не буду нагружать читателя, проходя через каждую из этих процедур по очереди.
Я предполагаю, что мою книгу читает опытная Госпожа, знающая, чего она хочет
от своего раба. Итак, рабу необходимо составить план программы рабства, чтобы
он точно знал, каковы его обязанности, что от него ожидают и когда он должен
их выполнять.

Например, мой раб знает, что после уборки моей постели он должен осмотреть все
мои туфли и убедиться, что они чистые и отполированные. Это ежедневная
обязанность. Он знает, что после еды кухня должна быть чистой и опрятной. Не
может быть никаких оправданий, если инструкции не выполняются.

Однако я представлю читателю несколько примеров из этого списка, чтобы
проиллюстрировать некоторые детали.

Служение раба: Мой раб. Утреннее расписание.
Если не указано иное, раб должен разбудить меня и подать чай ровно в семь
часов. Служение раба начинается за пять-семь минут до сигнала будильника: он
входит в мою спальню в маске. Раб ждет снаружи, чтобы войти точно в нужное
время. Если он опаздывает, то получает по одному удару трости за каждую секунду
опоздания. Раб кладет поднос на пол и будит меня, целуя ноги. Затем он встает
на колени рядом с кроватью до сигнала будильника в семь часов, поднимает
поднос.

Сначала он кланяется. Затем он снова встает и опускается на колени, широко
раскидывая ноги. Поднос раб держит на уровне груди до тех пор, пока я не
закончу пить и не поставлю пустую чашку на поднос.

Наконец, он опускается на пол рядом с кроватью.

Реагирование на присутствие госпожи
Я надеюсь, что мой раб будет унижать себя и проявлять должное уважение в любое
время в моем присутствии. Поэтому, когда я вхожу в комнату, где он работает,
он должен мгновенно опуститься на колени, широко раскинув их и склонив голову
на пол, протянув руки. Если я приказываю ему поцеловать меня, он должен
проползти вперед, удерживая нос на полу, и поцеловать мои ноги, прежде чем
вернуться в положение на колени. Если я покидаю комнату, он остается на месте
до тех пор, пока я не исчезну из поля зрения. После раб должен возобновить
выполнение своих обязанностей. Если я останусь и щелкну пальцами, он продолжит
исполнять свои обязанности.

Когда он мне необходим, я звоню в колокольчик. Я всегда отмечаю, сколько
времени ему требуется, чтобы прибыть по моему зову. У него есть десять секунд,
чтобы стоять у моих ног в таком же положении покорности. Попав в поле зрения,
он должен ползти, касаясь носом пола. Раб встает на колени в покорности.

Любое опоздание наказывается (один удар за каждую секунду опоздания). Он обязан
следить за тем, чтобы у меня всегда была одна трость и одна плетка для этой
цели.

Приветствие меня по возвращении домой
Я всегда прихожу домой к 18:00, но раб должен быть готов поприветствовать меня
в любое время после 17:30, так что он должен быть начеку. Он будет ждать лежа
на животе в коридоре, когда я открою дверь. Он ползет вперед, чтобы поцеловать
мои ботинки и забирает все, что у меня есть. Затем он готовит и подает чашку
чая. Пока я пью чай, он снимает мои сапоги после первого поцелуя. Потом раб
целует мои ноги, массирует, пока я не прикажу ему остановиться. Затем он
опускается в позу покорности и ждет указаний.

Отход ко сну также всегда проходит по одной и той же процедуре: Раб расстилает
постель и встает на колени рядом с кроватью. Затем он предоставляет мне книгу
для записей штрафных баллов за прошедший день, на которые я указала. После раб
должен извиниться за недостатки в течение дня, поблагодарить меня за
присуждение штрафных баллов за неудачи и убрать книгу в ящик. Наконец, он
занимает позицию покорности, готовый к сексуальному использованию.

Для некоторых это может показаться излишне сложным и суетливым, но это
иллюстрирует объем деталей, обеспечивающих служение раба. Это необходимо для
того, чтобы раб служил вам так, как вы хотите. Рабу ничего не надо решать за
себя, и это ключ к успешному обучению. Мой раб знает, что получит по одному
удару трости за каждую секунду опоздания на выполнение любого задания. Само
собой разумеется, что сейчас он опаздывает очень редко.

Хорошо обученный раб будет точно знать, какие требования предъявляет его
Госпожа к каждому из перечисленных выше обязанностей и актов рабства. Очевидно,
что для завершения этого уровня подготовки потребуется достаточно много времени.
Но я могу заверить вас, что это действительно стоит затраченных усилий. После
полного обучения раб будет служить своей Госпоже именно так, как она требует,
без малейшего повода для недовольства. И как только этот этап будет достигнут,
жизнь будет очень легкой и расслабляющей для Госпожи.

14 ШТРАФНЫЕ ОЧКИ
Большинство женщин, которых я знаю, хотят, чтобы жизнь была как можно проще.
Причин для приобретения раба много, но сделать жизнь Госпожи легче – вот что
стоит на первом месте в списке. Желательно иметь какую-то запись: насколько
качественно проходит служение раба. Этим занимается сам раб. Один из возможных
вариантов – книга наказаний, в которой записываются назначенные наказания и
причины их назначения. Хотя книга может быть интересной для чтения, она не
служит никакой другой полезной цели.

Другая идея – это система баллов штрафов и поощрений. Госпожа может в любое
время присудить штрафные очки, если служение раба вызывает у нее недовольство.
Затем штрафные очки записываются рабом в специальную книгу. Система может быть
использована для определения любых вознаграждений за отличное служение раба. Я,
в принципе, не сторонник награждения раба за хорошее служение, так как я
всегда ожидаю этого от него. Я наказываю за плохую службу, но награда может
быть хорошим мотивирующим средством для раба-мужчины. Перспектива
мастурбирования до оргазма является мощным стимулом, который следует
использовать.

Система баллов может также привести к заметному улучшению поведения раба в
обществе, когда раб часто забывает о своем статусе на публике. Он будет знать,
что служение раба контролируется и оценивается в присутствии других людей без
каких-либо отговорок. Госпожа может начислять очки позднее, когда она и раб
будут наедине.

Преимущество такого типа записи штрафных очков заключается в том, что это
служит полезной цели. И раб должен следить за тем, чтобы записи велись каждый
день. Раб заинтересован в этом. Он может получить награду!

По истечении установленного срока (одна неделя или один месяц) раб должен
вручить Госпоже книгу . Затем она может решить, какие корректирующие действия
необходимы для того, чтобы улучшить служение раба.

Мой раб

Любое нарушение, опоздание, колебания в повиновении, недостаточное внимание к
повседневным заданиям, неуважение и т.д. дают ему 10 штрафных баллов.
Первоначально он набирал более 200 в месяц, тогда никаких оргазмов! Теперь,
когда он обучен, он обычно зарабатывает от 80 до 150 в месяц, поэтому ему все
еще нужно быть очень осторожным, очень покорным и очень скромным, чтобы
получить какое-либо облегчение в конце месяца.

Перед сном раб встает на колени рядом с кроватью с книгой баллов в зубах. Я
информирую его о том, что мне не нравится, и объявляю о полученных баллах.
Когда я щелкаю пальцами, он записывает нарушения в книгу и говорит мне,
сколько у него их уже было в том месяце. Затем он благодарит меня за оценку,
кладет книгу в ящик рядом с кроватью и занимает позицию “порадуй меня” для
использования в сексуальных целях.

Если он забывает представить книгу, то автоматически начисляется 10 баллов.
Действительно, если забыть о каком-либо обычном деле, то это влечет за собой
такое же наказание, как и любое другое наказание.

В конце месяца я информирую о том, удовлетворило ли меня служение раба или
наоборот высказываю неудовольствие и оставляю время для принятия корректирующих
мер. Это, как правило, какое-то продолжительное наказание в зависимости от
количества набранных штрафных баллов. В качестве примера можно привести виды
наказаний :

Только вода для питья в течение нескольких дней
Ползание на животе, а не на руках и коленях в течение 24 часов
Короткие цепи на 24 часа
Кляп в течение 24 часов
Питье из чаши как собака в течение 24 часов
Разрешение на посещение туалета дается только в определенное время
Длительная порка (по одному удару в каждую точку) и т. д

Источник

Рабыня для наслаждения Светлана Гильман

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

Рабыня для наслаждения

Светлана Гильман