Рассказ чехова лайковые перчатки читать

Она навсегда осталась в его памяти, какой предстала перед ним впервые: одухотворенное маленькое лицо, коричневые маленькие ботинки, которые едва касались носками земли, и маленькие руки в золотисто-коричневых лайковых перчатках, сложенные на коленях. Он не знал, что заметил ее, — просто одетая, маленькая, похожая на ребенка девушка, одна на скамейке между ним и заходящим солнцем. Но даже если бы он заинтересовался ею, робость помещала бы ему взглянуть на нее. А между тем едва он прошел мимо, как ясно и отчетливо представил ее себе: бледное, с нежным овалом лицо, коричневые ботинки и маленькие ручки в золотистых перчатках, лежащие одна на другой. Проходя по Броуд-Уок и через Примроуз-Хилл, он видел ее силуэт на фоне заката, видел ее задумчивое лицо, нарядные коричневые ботинки и маленькие руки в золотистых лайковых перчатках, сложенные на коленях. А когда солнце опустилось за высокие трубы пивоваренного завода по ту сторону Суис-Коттедж, видение исчезло.

На следующий вечер она вновь была там, на том же месте. Обычно он шел домой по Хэмстед-роуд и лишь изредка, в погожие вечера, выбирал более длинный путь по Риджент-стрит и через парк. Но в пустынном, тихом парке он особенно остро чувствовал свое одиночество.

Он дойдет лишь до Большой Вазы, рассуждал он сам с собою. Если он ее не увидит (совсем не обязательно ей сидеть там), то свернет на Олбени-стрит. Там по крайней мере множество газетных киосков с дешевыми книжонками в ярких обложках, антикварных магазинов с выцветшими гравюрами и старыми картинами — будет на что посмотреть, чем отвлечься. Но, чуть ли не от самых ворот заметив ее, он понял, как был бы разочарован, если бы место перед клумбой красных тюльпанов оказалось незанятым. Он остановился неподалеку, делая вид, что рассматривает цветы. Хотелось взглянуть украдкой на нее. Лишь на один миг ему удалось это сделать, но, осмелившись вторично поднять глаза, он встретил ее взгляд, или, быть может, ему только показалось, и вспыхнув, он поспешил прочь. И снова, как и в первый раз, она всюду была с ним, перед его глазами. На каждой свободной скамейке он отчетливо видел ее на фоне заката: бледное, тонкое лицо, коричневые ботинки и золотистые перчатки, лежащие одна на другой.

Правда, в этот вечер на нежных ее губах мелькала робкая, чуть заметная улыбка. И на этот раз видение не покидало его, пока он, пройдя Куинс Кресчент и Молден-роуд, не свернул на Карлтон-стрит. В подъезде было темно, и по лестнице он поднимался ощупью, но, открывая дверь своей тесной комнатки на третьем этаже, он вдруг почувствовал, что сегодня ему не страшно одиночество, которое ждет его дома.

Целыми днями в темной конторе на Эбингдон-стрит в Вестминстере, где он ежедневно с десяти до шести переписывал прошения и дела, он обдумывал, что скажет ей, подыскивал слова, которые помогли бы завязать разговор. Проходя по Портленд-плейс, он мысленно повторял их. Но стоило ему увидеть вдали золотистые перчатки, как все слова куда-то исчезали, и он, глядя прямо перед, собой, проходил мимо нее быстрыми шагами, и только у Честерских ворот вновь вспоминал заученные слова. Так это продолжалось бы очень долго, но вот однажды вечером ее не оказалось на обычном месте. Ватага шумных ребятишек играла там. И ему показалось, что цветы и деревья сразу поблекли. Сердце сжалось от страха, и он поспешил дальше без всякой цели, лишь бы куда-то идти. Но сразу за клумбой герани он увидел ее, она сидела на складном стуле, и он, внезапно остановившись перед ней, сказал резко:

— А! Вот вы где!

Совсем не так думал он к ней обратиться, но вырвавшаяся у него фраза послужила его цели куда лучше.

— Там дети, — пояснила она, — им хотелось поиграть, вот я и решила пересесть подальше.

Он, не раздумывая, сел на стул рядом с ней, и им казалось, что они знают друг друга очень давно, с тех пор как между Сент-Джонс-Вуд и Олбени-стрит разбили сад.

После этого они каждый вечер подолгу сидели там, прислушиваясь к страстному, переливчатому посвисту дрозда, к призывной песне скворца, к песне радости я надежды. Он любил ее милую застенчивость. Если на улице женщина бросала на него вызывающий взгляд или соседка по столику в дешевой закусочной откровенно заигрывала с ним, он весь как-то съеживался и становился на редкость неуклюжим. А ее робость придавала ему уверенности. Это она, почти испуганная, опускала глаза под его пристальным взглядом, вздрагивала от прикосновения его руки, рождая в нем сознание силы, радость мужской нежной власти. А он настаивал на том, чтобы побыть с нею наедине, подальше от других, и с беззаботностью человека, для которого деньги ничего не значат, платил за стулья.

Как-то раз, проходя через Пикадили-Серкус, он остановился у фонтана, заглядевшись на большую корзину с ландышами, внезапно пораженный каким-то сходствен их белых маленьких головок с ней.

— Купи цветочков, милый. Вот увидишь, они придутся по нраву твоей девчонке! — бросила, ухмыляясь, торговка и протянула ему букет.

— Сколько? — спросил он, тщетно стараясь не покраснеть. Торговка, грубое доброе существо, на секунду задумалась.

— Шесть пенсов, — ответила она, и он купил ландыши. Запроси она шиллинг, и он заплатил бы. «Дура я, дура…» — выругала себя цветочница, пряча деньги в карман.

Он торжественно преподнес ей цветы и смотрел, как она прикалывала букетик к блузке. Любопытная белка, остановившись на бегу, склонила головку набок и тоже наблюдала за ней, словно недоумевая, какой толк может быть в таком припасе. Она не благодарила его словами, но, когда повернулась к нему, он увидел слезы в ее глазах, и маленькая рука в лайковой перчатке осторожно потянулась к его руке. Он задержал эту маленькую руку, но она поспешно отдернула ее.

Ему полюбились ее маленькие перчатки, хотя они были старенькие и зашитые во многих местах. И хорошо, что они лайковые; будь они нитяные, какие носят девушки ее круга, ему было бы неприятно подумать о том, чтобы поцеловать их. Он любил маленькие коричневые ботинки, которые, вероятно, стоили дорого, так как все еще были нарядны. Ему нравилась и ее изящная кружевная оборочка и простые, но всегда чистые чулки, еле видневшиеся из-под длинного, облегающего платья. Так часто он видел девушек крикливо, вызывающе одетых, но с красными руками и в нечищеных ботинках. Многие из них, пожалуй, были даже красивы и уж во всяком случае привлекательны, конечно если человек не слишком требователен и не обращает внимания на мелочи.

Он любил ее голос, столь не похожий на резкий говор других людей, резавший ему слух, когда они парочками, громко смеясь и болтая, проходили мимо. При виде ее быстрых, полных грации движений ему вспоминались горы и стремительные потоки. В своих маленьких коричневых ботинках и перчатках, в платье, тоже коричневом, но только более темного оттенка, она напоминала ему лань. Нежный, кроткий взгляд, едва уловимые, мягкие движения, никогда не покидавшее ее личико выражение испуга, словно она всегда была готова к внезапному бегству. И ему захотелось назвать ее так. Ни один из них и не подумал спросить имя другого, это, казалось, не имело значения.

— Моя маленькая лань, — шепнул он, — я все боюсь, что ты вдруг топнешь своими каблучками о землю и умчишься прочь. — Она засмеялась и придвинулась к нему чуть-чуть поближе. И это тоже было движение лани. В детстве он видел ланей совсем близко, когда подкрадывался к ним в горах.

Они нашли, что между ними очень много общего. Оба были одиноки, хотя у него и жили где-то на севере дальние родственники. Для нее, как и для него, домом была тесная комнатка. «Вон там», — показывала она, охватывая движением маленькой ручки в лайковой перчатке северо-западный район; и он не спрашивал у нее более точного адреса.

Ему очень легко было представить себе этот район: убогая узкая улочка где-то возле Лиссон-Гроув, или немного дальше в сторону Харроу-роуд. Обычно он прощался с ней на окружной аллее парка с ее тихими, прекрасными деревьями и богатыми особняками и долго смотрел ей вслед, пока маленькая, напоминающая лань фигурка не растворялась в сумерках.

Ни друзей, ни родных у нее не было, и она не помнила никого, кроме бледной, похожей на девочку матери, которая умерла вскоре после переезда в Лондон. Владелица дома, женщина пожилая, оставила ее у себя помогать по хозяйству; а когда она лишилась этого последнего убежища, добрые люди пожалели ее и подыскали ей другую работу. Работа была не тяжелая и оплачивалась неплохо, но почему-то ей не нравилась. Он догадывался об этом по тому, как внезапно она обрывала начатый разговор. Она пыталась найти что-нибудь другое, но это ведь трудно без протекции и без денег. Да и жаловаться там не на что, разве только… И она умолкала, сжимая маленькие руки в перчатках, а он, видя се горестный взгляд, менял тему разговора.

Ну что ж, это не страшно! Он возьмет ее оттуда. Было приятно думать, что он протянет руку помощи этому маленькому, хрупкому созданию, чья слабость давала ему силу. Ведь не вечно же прозябать ему клерком в конторе. Он будет писать стихи, повести, пьесы. Он уже немного заработал на этом. Он делился с ней своими надеждами, и ее горячая вера вдохновляла его. В один из вечеров он читал ей свой труд, она внимательно слушала, искренне смеялась там, где было смешно, а когда голос его дрожал, горло сжималось от волнения и он не в силах был продолжать, — слезы стояли и в ее глазах. Так впервые он познал сочувствие друга.

Кончилась весна, наступило лето. И вот однажды произошло большое событие. Сначала он не мог понять, чем вызвано это странное чувство. В ней появилось что-то новое, неуловимое, как аромат цветов. Казалось, она держит себя как-то иначе, горделивее. Только при прощании, взяв ее руку, он понял, в чем дело, — она была в новых перчатках. Перчатки все того же золотисто-коричневого цвета, но такие гладкие, мягкие и прохладные. Плотно, без единой морщинки облегая ее ручки, они подчеркивали их изящество и красоту линий.

Смеркалось, и, если не считать широкой спины полицейского, они были совсем одни в аллее, на своем любимом месте. Внезапно он опустился перед ней на колено, как это делают в романах и пьесах (а иногда и в жизни), и прижался к маленькой ручке в лайковой перчатке долгим и жарким поцелуем. Послышались чьи-то шаги, и он поспешно поднялся. Она стояла неподвижно, дрожа всем телом, а в глазах ее был испуг. Шаги приближались, но случайный прохожий был еще за поворотом дорожки. Молча, торопливо она обняла его и поцеловала. Это был странный, холодный и все же страстный поцелуй. Затем без единого слова она повернулась и пошла прочь. Он смотрел ей вслед, пока она не свернула у Гановерских ворот. Но на этот раз она не оглянулась.

Словно барьер встал между ними после этого поцелуя. Все же на следующий вечер она с обычной улыбкой пришла на свидание, только в глазах ее все еще таился страх; и когда она села рядом с ним и он взял ее руки, ему показалось, что она отшатнулась. Это было инстинктивное, бессознательное движение. И вновь оно напомнило ему горы, и стремительные потоки, и лань с печальными глазами, отбившуюся от стада, которая может подпустить близко, но, когда протянешь руку, чтобы ее погладить, вся затрепещет и умчится прочь.

— Ты всегда надеваешь перчатки? — спросил он несколько дней спустя.

— Да, — ответила она тихо, — когда выхожу на улицу.

— Но мы не на улице, — возразил он, — мы в саду. Может быть, ты снимешь их?

Она ничего не ответила, только, нахмурив брови, посмотрела на него так, словно пыталась прочесть его мысли. Но на обратном пути, не доходя до ворот, она опустилась на последнюю скамейку и жестом пригласила его сесть рядом. Спокойно расстегнула она лайковые перчатки, сняла их и отложила в сторону. И тогда он впервые увидел ее руки.

Если бы он посмотрел на нее, то увидел бы, как гаснет слабая искра надежды, увидел горькую муку в кротких глазах, наблюдающих за ним, — и он, наверно, попытался бы скрыть ужас, физическое отвращение, которое так ясно отразилось на его лице и в невольном движении, когда он отодвинулся от нее. Руки были маленькие, красивой формы, но грубые, словно опаленные раскаленным железом, с кровавыми страшными мозолями и стертыми ногтями.

— Мне следовало бы показать их тебе раньше, — сказала она просто, надевая перчатки. — Как глупо! Мне следовало бы знать.

Он старался успокоить ее, но запинался, не находя нужных слов.

— Это от работы, — сказала она, когда они пошли к выходу. Руки стали такими вскоре после того, как она начала работать. Если бы только она могла уйти оттуда раньше! Но теперь! Теперь уж ничего не поделаешь…

Они подошли к воротам, но на этот раз он не провожал ее взглядом, не ждал, как обычно, когда она махнет ему рукой на прощание и скроется из виду; оглянулась она или нет — он так и не узнал.

На следующий день он не пошел на свидание. Десятки раз бессознательно доходил он почти до самых ворот парка, а потом спешил прочь, быстро шагая по убогим улицам, и, как слепой, натыкаясь на прохожих. Бледное, любимое лицо, тоненькая детская фигурка, маленькие коричневые ботинки призывали его. Если бы только прошел ужас перед ее руками! Душа художника содрогалась, при воспоминании о них. Обтянутые изящными гладкими перчатками, они казались ему такими красивыми, и он мечтал о том дне, когда сожмет их в своих руках, лаская и целуя. Возможно ли было забыть о них, примириться с ними? Надо подумать… надо уйти подальше от этих шумных улиц, от людей, которые, казалось, насмехались над ним. Он вспомнил, что сессия парламента закрылась и работы в конторе немного. Можно попросить отпуск… начальство согласится.

Он уложил немного белья в рюкзак. В горы, к стремительным потокам! Там он найдет покой.

И вот, после долгих скитаний, однажды вечером он случайно повстречался с молодым врачом. У хозяйки гостиницы должен был родиться ребенок, и врач ждал внизу, когда его пригласят. Они разговорились, и вдруг одна простая мысль поразила его. Почему же он не подумал об этом раньше? Поборов застенчивость, он спросил доктора, от какой работы могут быть такие раны. Он описал их, видя перед собой в темных углах комнаты эти бедные, жалкие, маленькие руки.

О! Причин сколько угодно, — голос врача звучал деловито. При обработке льняного волокна и даже льняной ткани в определенных условиях. Во многих производствах в наши дни применяются химикалии. Все эти виды новой фотографии, дешевая цветная репродукция, химическая чистка и крашение, травление по металлу. От этого предохраняют резиновые перчатки. Следовало бы ввести их повсюду. Врач, казалось, был расположен продолжать свои разглагольствования.

— Но излечимо ли это? Есть какая-нибудь надежда? — перебил он.

— Излечимо? Надежда? Разумеется. В том случае, когда поражены только руки, излечить вполне возможно. Действие вредных веществ на кожу, осложненное малокровием. Возьмите ее оттуда; дайте ей возможность дышать свежим воздухом и соблюдать диету, лечите самыми простыми средствами, мазью или еще чем-нибудь. Обратитесь к местному врачу, он пропишет лекарство, и в три-четыре месяца все пройдет.

Он чуть не забыл поблагодарить молодого врача. Ему хотелось куда-то бежать, кричать, прыгать, размахивать руками. Была бы возможность, он уехал бы той же ночью. Он проклинал себя за причуду, из-за которой так и не узнал ее адреса. Ведь можно было бы послать телеграмму. Всю ночь он не спал, а на заре отправился в путь. Он пешком прошел десять миль до ближайшей железнодорожной станции и едва дождался поезда. Весь долгий день ему казалось, что поезд еле-еле тащится, но наконец показался Лондон.

Было еще рано, но он и не подумал зайти домой. Оставив рюкзак на вокзале, он отправился в Вестминстер. Хотелось, чтобы все осталось прежним, а все эти дни со времени их последнего свидания оказались бы просто кошмарным сном. Сдерживая себя, чтобы не бежать, он подошел к парку в обычный час их встречи.

Он ждал долго, ждал до тех пор, пока не закрыли ворота, но она не пришла. С самого утра где-то в глубине его сознания таился страх, что она не придет, но он гнал его прочь. Наверно, она больна, может быть, разболелась голова, а может, просто устала.

И на следующий вечер он снова успокаивал себя теми же мыслями. Предположить иное у него не хватало духу. И так было каждый раз. Прошло много таких вечеров, он потерял им счет. Иногда он садился и смотрел на дорожку, по которой она приходила, потом поднимался, шел к воротам, смотрел по сторонам и снова возвращался. Как-то он остановил сторожа и расспросил его. Да, сторож отлично помнит ее: молодая леди в лайковых перчатках. Она приходила один или два раза, может и больше, он не уверен, — и ждала. Нет, по ней не видно было, что она расстроена. Просто сидела здесь. Побродит немного, побродит и возвращается опять, а когда наступит час закрывать ворота, уходит. Он оставил свой адрес сторожу. Тот обещал дать знать, если увидит ее.

Иногда вместо парка он бродил по убогим улочкам в районе Лиссон-Гроув и дальше по ту сторону Эджвер-роуд, пока не наступала ночь. Но так и не нашел ее.

Может быть, деньги помогли бы, думал он, терзаясь своей бедностью. Безответный, громадный город, хранящий миллионы тайн, казалось, глумился над ним. Он истратил на объявления несколько фунтов, которые ему удалось наскрести, но не рассчитывал на ответ и не получил его. С чего бы она стала читать объявления в газетах!

Через некоторое время и парк и даже улицы вокруг стали ему ненавистны, и он переехал в другую часть Лондона в надежде забыть. Но он не мог побороть себя. Часто перед его глазами внезапно вставала эта картина: широкая, тихая аллея с чопорными деревьями и яркими клумбами цветов, и она, озаренная последними лучами заката. И вновь он видел маленькое, одухотворенное лицо, нарядные коричневые ботинки и маленькие руки в золотисто-коричневых лайковых перчатках, сложенные на коленях.

1916

Она навсе­гда оста­лась в его памяти, какой пред­стала перед ним впер­вые: оду­хо­тво­рен­ное малень­кое лицо, корич­не­вые малень­кие ботинки, кото­рые едва каса­лись нос­ками земли, и малень­кие руки в золо­ти­сто-корич­не­вых лай­ко­вых пер­чат­ках, сло­жен­ные на коле­нях. Он не знал, что заме­тил ее, — про­сто оде­тая, малень­кая, похо­жая на ребенка девушка, одна на ска­мейке между ним и захо­дя­щим солн­цем. Но даже если бы он заин­те­ре­со­вался ею, робость поме­щала бы ему взгля­нуть на нее. А между тем едва он про­шел мимо, как ясно и отчет­ливо пред­ста­вил ее себе: блед­ное, с неж­ным ова­лом лицо, корич­не­вые ботинки и малень­кие ручки в золо­ти­стых пер­чат­ках, лежа­щие одна на дру­гой. Про­ходя по Броуд-Уок и через Прим­роуз-Хилл, он видел ее силуэт на фоне заката, видел ее задум­чи­вое лицо, наряд­ные корич­не­вые ботинки и малень­кие руки в золо­ти­стых лай­ко­вых пер­чат­ках, сло­жен­ные на коле­нях. А когда солнце опу­сти­лось за высо­кие трубы пиво­ва­рен­ного завода по ту сто­рону Суис-Кот­тедж, виде­ние исчезло.

На сле­ду­ю­щий вечер она вновь была там, на том же месте. Обычно он шел домой по Хэм­стед-роуд и лишь изредка, в пого­жие вечера, выби­рал более длин­ный путь по Риджент-стрит и через парк. Но в пустын­ном, тихом парке он осо­бенно остро чув­ство­вал свое одиночество.

Он дой­дет лишь до Боль­шой Вазы, рас­суж­дал он сам с собою. Если он ее не уви­дит (совсем не обя­за­тельно ей сидеть там), то свер­нет на Олбени-стрит. Там по край­ней мере мно­же­ство газет­ных киос­ков с деше­выми кни­жон­ками в ярких облож­ках, анти­квар­ных мага­зи­нов с выцвет­шими гра­вю­рами и ста­рыми кар­ти­нами — будет на что посмот­реть, чем отвлечься. Но, чуть ли не от самых ворот заме­тив ее, он понял, как был бы разо­ча­ро­ван, если бы место перед клум­бой крас­ных тюль­па­нов ока­за­лось неза­ня­тым. Он оста­но­вился непо­да­леку, делая вид, что рас­смат­ри­вает цветы. Хоте­лось взгля­нуть украд­кой на нее. Лишь на один миг ему уда­лось это сде­лать, но, осме­лив­шись вто­рично под­нять глаза, он встре­тил ее взгляд, или, быть может, ему только пока­за­лось, и вспых­нув, он поспе­шил прочь. И снова, как и в пер­вый раз, она всюду была с ним, перед его гла­зами. На каж­дой сво­бод­ной ска­мейке он отчет­ливо видел ее на фоне заката: блед­ное, тон­кое лицо, корич­не­вые ботинки и золо­ти­стые пер­чатки, лежа­щие одна на другой.

Правда, в этот вечер на неж­ных ее губах мель­кала роб­кая, чуть замет­ная улыбка. И на этот раз виде­ние не поки­дало его, пока он, пройдя Куинс Кре­с­чент и Мол­ден-роуд, не свер­нул на Кар­лтон-стрит. В подъ­езде было темно, и по лест­нице он под­ни­мался ощу­пью, но, откры­вая дверь своей тес­ной ком­натки на тре­тьем этаже, он вдруг почув­ство­вал, что сего­дня ему не страшно оди­но­че­ство, кото­рое ждет его дома.

Целыми днями в тем­ной кон­торе на Эбин­г­дон-стрит в Вест­мин­стере, где он еже­дневно с десяти до шести пере­пи­сы­вал про­ше­ния и дела, он обду­мы­вал, что ска­жет ей, подыс­ки­вал слова, кото­рые помогли бы завя­зать раз­го­вор. Про­ходя по Порт­ленд-плейс, он мыс­ленно повто­рял их. Но сто­ило ему уви­деть вдали золо­ти­стые пер­чатки, как все слова куда-то исче­зали, и он, глядя прямо перед, собой, про­хо­дил мимо нее быст­рыми шагами, и только у Честер­ских ворот вновь вспо­ми­нал заучен­ные слова. Так это про­дол­жа­лось бы очень долго, но вот одна­жды вече­ром ее не ока­за­лось на обыч­ном месте. Ватага шум­ных ребя­ти­шек играла там. И ему пока­за­лось, что цветы и дере­вья сразу поблекли. Сердце сжа­лось от страха, и он поспе­шил дальше без вся­кой цели, лишь бы куда-то идти. Но сразу за клум­бой герани он уви­дел ее, она сидела на склад­ном стуле, и он, вне­запно оста­но­вив­шись перед ней, ска­зал резко:

— А! Вот вы где!

Совсем не так думал он к ней обра­титься, но вырвав­ша­яся у него фраза послу­жила его цели куда лучше.

— Там дети, — пояс­нила она, — им хоте­лось поиг­рать, вот я и решила пере­сесть подальше.

Он, не раз­ду­мы­вая, сел на стул рядом с ней, и им каза­лось, что они знают друг друга очень давно, с тех пор как между Сент-Джонс-Вуд и Олбени-стрит раз­били сад.

После этого они каж­дый вечер подолгу сидели там, при­слу­ши­ва­ясь к страст­ному, пере­лив­ча­тому посви­сту дрозда, к при­зыв­ной песне скворца, к песне радо­сти я надежды. Он любил ее милую застен­чи­вость. Если на улице жен­щина бро­сала на него вызы­ва­ю­щий взгляд или соседка по сто­лику в деше­вой заку­соч­ной откро­венно заиг­ры­вала с ним, он весь как-то съе­жи­вался и ста­но­вился на ред­кость неук­лю­жим. А ее робость при­да­вала ему уве­рен­но­сти. Это она, почти испу­ган­ная, опус­кала глаза под его при­сталь­ным взгля­дом, вздра­ги­вала от при­кос­но­ве­ния его руки, рож­дая в нем созна­ние силы, радость муж­ской неж­ной вла­сти. А он наста­и­вал на том, чтобы побыть с нею наедине, подальше от дру­гих, и с без­за­бот­но­стью чело­века, для кото­рого деньги ничего не зна­чат, пла­тил за стулья.

Как-то раз, про­ходя через Пика­дили-Сер­кус, он оста­но­вился у фон­тана, загля­дев­шись на боль­шую кор­зину с лан­ды­шами, вне­запно пора­жен­ный каким-то сход­ствен их белых малень­ких голо­вок с ней.

— Купи цве­точ­ков, милый. Вот уви­дишь, они при­дутся по нраву твоей дев­чонке! — бро­сила, ухмы­ля­ясь, тор­говка и про­тя­нула ему букет.

— Сколько? — спро­сил он, тщетно ста­ра­ясь не покрас­неть. Тор­говка, гру­бое доб­рое суще­ство, на секунду задумалась.

— Шесть пен­сов, — отве­тила она, и он купил лан­дыши. Запроси она шил­линг, и он запла­тил бы. «Дура я, дура…» — выру­гала себя цве­точ­ница, пряча деньги в карман.

Он тор­же­ственно пре­под­нес ей цветы и смот­рел, как она при­ка­лы­вала буке­тик к блузке. Любо­пыт­ная белка, оста­но­вив­шись на бегу, скло­нила головку набок и тоже наблю­дала за ней, словно недо­уме­вая, какой толк может быть в таком при­пасе. Она не бла­го­да­рила его сло­вами, но, когда повер­ну­лась к нему, он уви­дел слезы в ее гла­зах, и малень­кая рука в лай­ко­вой пер­чатке осто­рожно потя­ну­лась к его руке. Он задер­жал эту малень­кую руку, но она поспешно отдер­нула ее.

Ему полю­би­лись ее малень­кие пер­чатки, хотя они были ста­рень­кие и заши­тые во мно­гих местах. И хорошо, что они лай­ко­вые; будь они нитя­ные, какие носят девушки ее круга, ему было бы непри­ятно поду­мать о том, чтобы поце­ло­вать их. Он любил малень­кие корич­не­вые ботинки, кото­рые, веро­ятно, сто­или дорого, так как все еще были нарядны. Ему нра­ви­лась и ее изящ­ная кру­жев­ная обо­рочка и про­стые, но все­гда чистые чулки, еле вид­нев­ши­еся из-под длин­ного, обле­га­ю­щего пла­тья. Так часто он видел деву­шек крик­ливо, вызы­ва­юще оде­тых, но с крас­ными руками и в нечи­ще­ных ботин­ках. Мно­гие из них, пожа­луй, были даже кра­сивы и уж во вся­ком слу­чае при­вле­ка­тельны, конечно если чело­век не слиш­ком тре­бо­ва­те­лен и не обра­щает вни­ма­ния на мелочи.

Он любил ее голос, столь не похо­жий на рез­кий говор дру­гих людей, резав­ший ему слух, когда они пароч­ками, громко сме­ясь и бол­тая, про­хо­дили мимо. При виде ее быст­рых, пол­ных гра­ции дви­же­ний ему вспо­ми­на­лись горы и стре­ми­тель­ные потоки. В своих малень­ких корич­не­вых ботин­ках и пер­чат­ках, в пла­тье, тоже корич­не­вом, но только более тем­ного оттенка, она напо­ми­нала ему лань. Неж­ный, крот­кий взгляд, едва уло­ви­мые, мяг­кие дви­же­ния, нико­гда не поки­дав­шее ее личико выра­же­ние испуга, словно она все­гда была готова к вне­зап­ному бег­ству. И ему захо­те­лось назвать ее так. Ни один из них и не поду­мал спро­сить имя дру­гого, это, каза­лось, не имело значения.

— Моя малень­кая лань, — шеп­нул он, — я все боюсь, что ты вдруг топ­нешь сво­ими каб­луч­ками о землю и умчишься прочь. — Она засме­я­лась и при­дви­ну­лась к нему чуть-чуть поближе. И это тоже было дви­же­ние лани. В дет­стве он видел ланей совсем близко, когда под­кра­ды­вался к ним в горах.

Они нашли, что между ними очень много общего. Оба были оди­ноки, хотя у него и жили где-то на севере даль­ние род­ствен­ники. Для нее, как и для него, домом была тес­ная ком­натка. «Вон там», — пока­зы­вала она, охва­ты­вая дви­же­нием малень­кой ручки в лай­ко­вой пер­чатке северо-запад­ный район; и он не спра­ши­вал у нее более точ­ного адреса.

Ему очень легко было пред­ста­вить себе этот район: убо­гая узкая улочка где-то возле Лис­сон-Гроув, или немного дальше в сто­рону Хар­роу-роуд. Обычно он про­щался с ней на окруж­ной аллее парка с ее тихими, пре­крас­ными дере­вьями и бога­тыми особ­ня­ками и долго смот­рел ей вслед, пока малень­кая, напо­ми­на­ю­щая лань фигурка не рас­тво­ря­лась в сумерках.

Ни дру­зей, ни род­ных у нее не было, и она не пом­нила никого, кроме блед­ной, похо­жей на девочку матери, кото­рая умерла вскоре после пере­езда в Лон­дон. Вла­де­лица дома, жен­щина пожи­лая, оста­вила ее у себя помо­гать по хозяй­ству; а когда она лиши­лась этого послед­него убе­жища, доб­рые люди пожа­лели ее и подыс­кали ей дру­гую работу. Работа была не тяже­лая и опла­чи­ва­лась неплохо, но почему-то ей не нра­ви­лась. Он дога­ды­вался об этом по тому, как вне­запно она обры­вала нача­тый раз­го­вор. Она пыта­лась найти что-нибудь дру­гое, но это ведь трудно без про­тек­ции и без денег. Да и жало­ваться там не на что, разве только… И она умол­кала, сжи­мая малень­кие руки в пер­чат­ках, а он, видя се горест­ный взгляд, менял тему разговора.

Ну что ж, это не страшно! Он возь­мет ее оттуда. Было при­ятно думать, что он про­тя­нет руку помощи этому малень­кому, хруп­кому созда­нию, чья сла­бость давала ему силу. Ведь не вечно же про­зя­бать ему клер­ком в кон­торе. Он будет писать стихи, пове­сти, пьесы. Он уже немного зара­бо­тал на этом. Он делился с ней сво­ими надеж­дами, и ее горя­чая вера вдох­нов­ляла его. В один из вече­ров он читал ей свой труд, она вни­ма­тельно слу­шала, искренне сме­я­лась там, где было смешно, а когда голос его дро­жал, горло сжи­ма­лось от вол­не­ния и он не в силах был про­дол­жать, — слезы сто­яли и в ее гла­зах. Так впер­вые он познал сочув­ствие друга.

Кон­чи­лась весна, насту­пило лето. И вот одна­жды про­изо­шло боль­шое собы­тие. Сна­чала он не мог понять, чем вызвано это стран­ное чув­ство. В ней появи­лось что-то новое, неуло­ви­мое, как аро­мат цве­тов. Каза­лось, она дер­жит себя как-то иначе, гор­де­ли­вее. Только при про­ща­нии, взяв ее руку, он понял, в чем дело, — она была в новых пер­чат­ках. Пер­чатки все того же золо­ти­сто-корич­не­вого цвета, но такие глад­кие, мяг­кие и про­хлад­ные. Плотно, без еди­ной мор­щинки обле­гая ее ручки, они под­чер­ки­вали их изя­ще­ство и кра­соту линий.

Смер­ка­лось, и, если не счи­тать широ­кой спины поли­цей­ского, они были совсем одни в аллее, на своем люби­мом месте. Вне­запно он опу­стился перед ней на колено, как это делают в рома­нах и пье­сах (а ино­гда и в жизни), и при­жался к малень­кой ручке в лай­ко­вой пер­чатке дол­гим и жар­ким поце­луем. Послы­ша­лись чьи-то шаги, и он поспешно под­нялся. Она сто­яла непо­движно, дрожа всем телом, а в гла­зах ее был испуг. Шаги при­бли­жа­лись, но слу­чай­ный про­хо­жий был еще за пово­ро­том дорожки. Молча, тороп­ливо она обняла его и поце­ло­вала. Это был стран­ный, холод­ный и все же страст­ный поце­луй. Затем без еди­ного слова она повер­ну­лась и пошла прочь. Он смот­рел ей вслед, пока она не свер­нула у Гано­вер­ских ворот. Но на этот раз она не оглянулась.

Джером Клапка Джером

ЛАЙКОВЫЕ ПЕРЧАТКИ

Рассказ

Из сборника «Мальвина Бретонская».

(«Malvina of Brittany», 1916)

Она навсегда осталась в его памяти, какой предстала перед ним впервые: одухотворенное маленькое лицо, коричневые маленькие ботинки, которые едва касались носками земли, и маленькие руки в золотисто-коричневых лайковых перчатках, сложенные на коленях. Он не знал, что заметил ее, — просто одетая, маленькая, похожая на ребенка девушка, одна на скамейке между ним и заходящим солнцем. Но даже если бы он заинтересовался ею, робость помещала бы ему взглянуть на нее. А между тем едва он прошел мимо, как ясно и отчетливо представил ее себе: бледное, с нежным овалом лицо, коричневые ботинки и маленькие ручки в золотистых перчатках, лежащие одна на другой. Проходя по Броуд-Уок и через Примроуз-Хилл, он видел ее силуэт на фоне заката, видел ее задумчивое лицо, нарядные коричневые ботинки и маленькие руки в золотистых лайковых перчатках, сложенные на коленях. А когда солнце опустилось за высокие трубы пивоваренного завода по ту сторону Суис-Коттедж, видение исчезло.

На следующий вечер она вновь была там, на том же месте. Обычно он шел домой по Хэмстед-роуд и лишь изредка, в погожие вечера, выбирал более длинный путь по Риджент-стрит и через парк. Но в пустынном, тихом парке он особенно остро чувствовал свое одиночество.

Он дойдет лишь до Большой Вазы, рассуждал он сам с собою. Если он ее не увидит (совсем не обязательно ей сидеть там), то свернет на Олбени-стрит. Там по крайней мере множество газетных киосков с дешевыми книжонками в ярких обложках, антикварных магазинов с выцветшими гравюрами и старыми картинами — будет на что посмотреть, чем отвлечься. Но, чуть ли не от самых ворот заметив ее, он понял, как был бы разочарован, если бы место перед клумбой красных тюльпанов оказалось незанятым. Он остановился неподалеку, делая вид, что рассматривает цветы. Хотелось взглянуть украдкой на нее. Лишь на один миг ему удалось это сделать, но, осмелившись вторично поднять глаза, он встретил ее взгляд, или, быть может, ему только показалось, и вспыхнув, он поспешил прочь. И снова, как и в первый раз, она всюду была с ним, перед его глазами. На каждой свободной скамейке он отчетливо видел ее на фоне заката: бледное, тонкое лицо, коричневые ботинки и золотистые перчатки, лежащие одна на другой.

Правда, в этот вечер на нежных ее губах мелькала робкая, чуть заметная улыбка. И на этот раз видение не покидало его, пока он, пройдя Куинс Кресчент и Молден-роуд, не свернул на Карлтон-стрит. В подъезде было темно, и по лестнице он поднимался ощупью, но, открывая дверь своей тесной комнатки на третьем этаже, он вдруг почувствовал, что сегодня ему не страшно одиночество, которое ждет его дома.

Целыми днями в темной конторе на Эбингдон-стрит в Вестминстере, где он ежедневно с десяти до шести переписывал прошения и дела, он обдумывал, что скажет ей, подыскивал слова, которые помогли бы завязать разговор. Проходя по Портленд-плейс, он мысленно повторял их. Но стоило ему увидеть вдали золотистые перчатки, как все слова куда-то исчезали, и он, глядя прямо перед, собой, проходил мимо нее быстрыми шагами, и только у Честерских ворот вновь вспоминал заученные слова. Так это продолжалось бы очень долго, но вот однажды вечером ее не оказалось на обычном месте. Ватага шумных ребятишек играла там. И ему показалось, что цветы и деревья сразу поблекли. Сердце сжалось от страха, и он поспешил дальше без всякой цели, лишь бы куда-то идти. Но сразу за клумбой герани он увидел ее, она сидела на складном стуле, и он, внезапно остановившись перед ней, сказал резко:

— А! Вот вы где!

Совсем не так думал он к ней обратиться, но вырвавшаяся у него фраза послужила его цели куда лучше.

— Там дети, — пояснила она, — им хотелось поиграть, вот я и решила пересесть подальше.

Он, не раздумывая, сел на стул рядом с ней, и им казалось, что они знают друг друга очень давно, с тех пор как между Сент-Джонс-Вуд и Олбени-стрит разбили сад.

После этого они каждый вечер подолгу сидели там, прислушиваясь к страстному, переливчатому посвисту дрозда, к призывной песне скворца, к песне радости я надежды. Он любил ее милую застенчивость. Если на улице женщина бросала на него вызывающий взгляд или соседка по столику в дешевой закусочной откровенно заигрывала с ним, он весь как-то съеживался и становился на редкость неуклюжим. А ее робость придавала ему уверенности. Это она, почти испуганная, опускала глаза под его пристальным взглядом, вздрагивала от прикосновения его руки, рождая в нем сознание силы, радость мужской нежной власти. А он настаивал на том, чтобы побыть с нею наедине, подальше от других, и с беззаботностью человека, для которого деньги ничего не значат, платил за стулья.

Существуют ли неизданные рассказы Чехова? Наверно да. Во всяком случае, отрицать этого не стоит. Находка такого рассказа стала бы сенсацией в литературном мире. Хотя учёные-чеховеды уже давно перерыли на сто рядов всю периодику чеховских времён в поисках хотя бы нескольких неопубликованных строчек классика.

А если поискать в других местах? Например, в чеховских музеях. Вряд ли кому, за исключением некоторых специалистов, было известно, что среди сотрудников Дома-музея А.П.Чехова в Ялте несколько десятилетий ходил машинописный текст юмористического рассказа «Подарок», который приписывался самому Антону Павловичу.

Говорят, что оригинал хранился у сестры писателя и основательницы ялтинского музея Марии Павловны Чеховой. Но, посчитав рассказ слишком пикантным для печати, она пожелала оставить его неопубликованным.

Принадлежит ли рассказ перу Чехова или это одна из шуток безымянного, но, безусловно, талантливого, автора, жившего примерно в одно и то же время с писателем, пусть выясняют чеховеды. Нам же очень хочется верить, что эта шутка – его рук дело.

Подарок

Молодой человек, желающий сделать подарок своей невесте, после долгого раздумья решил купить пару лайковых перчаток. Он отправился вместе со своей сестрой в магазин женских принадлежностей и купил одну пару лайковых перчаток. В тоже время его сестра купила дамские рейтузы.
При доставке домой пакеты были перепутаны, и пакет с рейтузами был доставлен невесте вместе со следующим письмом:

» Милая моя! Посылаю Вам мой маленький подарок, чтобы доказать, что я не забываю Вашего Дня рождения. Выбирал их, полагая что Вы в них нуждаетесь! Продавщица, у которой я их купил, показала такие же, которые она носит уже три недели, и они даже не запачкались. Как бы я хотел надеть их лично на Вас! Конечно, многие будут дотрагиваться до них раньше, чем я увижу Вас.
Я просил продавщицу примерить их на себя — они на ней выглядят изящно! Не знаю Вашего размера, но со временем я буду в состоянии судить о нем лучше, чем кто-либо другой. После того, как Вы их разносите, они будут легче сниматься, но когда Вы их будете снимать, не забудьте их продувать, т.к. от носки они могут быть влажными. Мойте их чаще, не снимая с себя, а то они могут сесть.
Надеюсь, Вы примете подарок с таким чувством, с каким я его дарю. Наденьте их в пятницу на танцы. Как я желаю страстно видеть Вас в них! Число поцелуев, которые я запечатлел на них с задней стороны, неисчислимо…
Продавщица напомнила мне, что последний крик моды — носить их не застегивая, полуспущенными, чтобы они немного болтались.

Крепко целую то, что находится в них.»

источник

В исследовательском проекте по географии на тему «Деды Морозы Европы. Новый год» учащийся 9 класса проанализировал справочную информацию о традиции украшать ель (ёлку) в разных странах и ее истории в нашей стране.

Подробнее о работе:

В данной исследовательской работе по географии на тему «Деды Морозы Европы. Новый год» ученик 9 класса выполнил поиск информации и составил рассказ о Дедах Морозах разных стран. Проект адресован учащимся младших классов. Исследовательская работа содержит наравне с рассказом о Дедах Морозах игровые и практические задания, которые разнообразят серьезный материал и будут способствовать эмоциональному восприятию текста.

Автор в своем индивидуальном исследовательском проекте о Дедах Морозах и Новом годе в разных странах представил персонажей, которые могут встретиться в разных европейских странах во время новогодних гуляний. Творческая работа представляет собой разработку познавательного урока, который должен побуждать учащихся к проявлению интереса к новому, пока еще не усвоенному и, возможно, неизвестному материалу, желанию самостоятельно выполнить ряд заданий.

Оглавление

Введение
1. Традиция украшать елку.
2. Как украшают елку в разных странах?
3. Деды Морозы Европы.
4. Игра «Верю – не верю».
Заключение
Литература

Введение

При выборе темы и содержания проекта ведущим ее элементом является

актуальность.

В каждой стране люди вносили вклад в образ Дедушки мороза, который дарит детям волшебство.  Однако, образ Дедушки Мороза не однозначен. В каждом уголке мира свои традиции и свои волшебники, а значит, и свои Дедушки Морозы. В Новый год всем хочется надеяться на чудо. В новогоднюю ночь все Деды Морозы мира стараются подарить людям надежду, приблизить к сказке, какой бы она ни была — будь она для взрослых или детей.

Мы живём в 21 веке, где у каждого есть представление о Дедушке Морозе.  Известно, что в мире много Дедов Морозов и у каждой народа он свой.  Познакомить учащихся младших классов с таким разнообразием любимого героя не только важно, но и занимательно, так как именно Дед Мороз приносит в каждый дом радость и веселье. Празднование нового года в каждом доме – занятие важное. Семейное. К нему готовятся.

От того, как и дети, и взрослые встретят праздник, зависит и их настроение, и их настрой на будущее. Новый год – российский семейный праздник, вековая традиция, ставшая основой крепкой семьи. Люди в Новый год надеются на благополучие, где бы они не жили, представителями какой бы нации они не были. Дед Мороз — они для всех- надежда на счастливое будущее везде и всегда.

Цель проекта: создать «Очень умную тетрадь», содержанием которой будет рассказ о новогодних героях разных стран мира).

Задачи:

1. Преподнести материал учащимся, создав эмоциональный настрой на восприятие нового для них материала
2. Подготовить презентацию проекта
3. Разработать задания для самостоятельного выполнения
4. Изучить литературные источники, ставшие основой презентации.
5. Составить и провести игру «Верю не верю», ряд игровых заданий для самостоятельного выполнения

Этапы работы

Подготовительный

1. Сообщение куратору от цели, задумках, вариантах выполнения работы
2. Подготовка необходимых ресурсов для выполнения работы в виде игры

Основной

1. Разработка концепции «Очень умная тетрадь»
2. Подборка подобранного материала совместно с куратором
3. Создание тетради
4. Создание презентации
5. Разработка игровых, практических заданий
6. Проведение игр-заданий практического характера учащимися

Практический

• Пробный урок
• Корректировка, исправление неточностей
• Оценка куратора

Заключительный  

• Проведение презентации и опроса учащихся

Традиция украшать елку

Традиция украшать зимой ель или другие деревья берет свое начало со времен языческой Европы. Появилась эта традиция очень давно.

Сейчас отмечают Рождество и Новый год, а раньше, в самые короткие дни года, это был праздник злых духов и рождения нового солнца.

С принятием христианства в западной Европе елка пришла в дом. Ее украшали яблоками и обязательно устанавливали рождественскую звезду. 

Со временем на елке стали появляться ангелы, вафли, расписные пряники.  

Но однажды случился неурожайный яблочный год. Это было в XIX веке.

И стеклодувы из городка Лауша (земля Тюрингия в Германии) изготовили множество красных стеклянных шаров, которые жители тут же стремительно раскупили.

С тех пор стеклянные игрушки стали в моде. А кроме шаров создавались стеклянные животные, шишки, звезды и многое другое.

 

Новому году в Европе предшествует рождество. А первые рождественские елки в России появились по просьбе супруги Николая I Александры Федоровны и очень быстро традиция распространилась.                                   

В богатых семьях игрушки заказывали в Германии, а простолюдины украшали елки самодельными поделками и сладостями.

Елки в России с началом 1-й мировой войны запретили, как и все немецкое, включая название столицы. Первоначальное имя российской столицы было отменено — Санкт-Петербург стал именоваться Петроградом.

Главную ёлку страны вернули лишь в 1935 году как новогоднюю! И отмечали теперь уже не рождество, а Новый год. Нужны были новые традиции и новый праздник! А вместо немецких стеклянных игрушек на полках магазинов появились советские. Игрушки изготавливались в виде шаров с портретами российских вождей, солдатики, кукуруза, герои сказок.

Дед Мороз стал непременным участником нового для советских людей новогоднего праздника.

Рождество же наступало вслед за Новым годом. Это был не светский, а церковный православный праздник. Его отмечали по желанию верующие люди с разницей в 13 дней.  

В Европе по-прежнему отмечали традиционное Рождество Христово, а вслед за ним – Новый год. Оба этих праздника сопровождались приходом Деда Мороза.

Как украшают елку в разных странах?

Вспомним, что традиция наряжать елку под Рождество распространилась по всему миру из Германии. В Германии не только украшают елку традиционными стеклянными шарами-яблоками, но и делают из нее венки. А самой любимой елочной игрушкой в Германии стал Щелкунчик, герой сказки Теодора Гофмана.

В Финляндии, Швеции, Дании и Норвегии елки украшать любят самодельными игрушками или поделками из природных материалов. Вместо мишуры можно увидеть гирлянды из национальных флагов. А еще обязательным атрибутом является соломенный козел на елке, ведь это главный персонаж скандинавских преданий.

В Ирландии на елках и под ними обязательно располагают эльфов. Они приносят удачу.

  

В Гренландии елку украшают свечами и множеством лент. А вот в Англии самые яркие и обильные украшения. Чем больше и ярче -тем лучше.

Эта же традиция перенеслась и в Америку, но там и в Канаде на елках появились карамельные трости, которые символизируют первую букву имени Христа «J».

А в Китае из-за отсутствия хвойных украшают мандариновое или апельсиновое дерево. Для украшений часто используют открытки с пожеланиями.

Деды Морозы Европы

Дед Мороз в России

Дедушка Мороз, он же Морозко — могучий русский языческий Господь, герой русских сказаний. В славянских легендах он — воплощение русских зимних холодов. Он — деятель, сковывающий льдом воду, великодушно усыпающий землю блестящим оснеженным серебром. Русский Дед Мороз дарит удовольствие зимнего торжества, крепость духа, красивый румянец. Дедушка Мороз могуч с ноября по март. В этот период даже солнце боится его. В нашем государстве Дедушка Мороз появился в 1910 году.

Но в Рождество Христово по какой-то причине не приобрел известности. Популярным он стал лишь в 1930 г. благодаря советским кинематографистам. Некто прибывал к ребятам под Новый год и дарил им великолепные гостинцы. И до сих пор дети надеются, что в новогоднюю ночь во всякое жилье придет Дедушка Мороз. В различных государствах устои соблюдаются незыблемо.

В различных государствах устои соблюдаются незыблемо.

Вайнахтсман (Германия, современная символическая фигура)
Деда Мороза в Германии называют Вайнахтсман («Рождественский дед»).

Он в красной куртке, колпаке, с белой бородой и в очках. Приходит он не один. Как и наш Дед Мороз, он приходит с белокурой Снегурочкой, похожей на ангела. Ее имя — Кристкинд.

Она носит бело-золотую одежду, имеет золотые крылышки, а на голове ее корона, символизирующая нимб.

Вайнахтсман — исторический персонаж, его прообразом является Святой Николай — византийский епископ, известный своим покровительством детям.

Санта Николаус- священник, который покровительствовал путешественникам и морякам. В Кельне в 10 веке зародилась традиция дарить сладости в день его памяти и до сих пор осталась сохранённой.

Святого Николауса сопровождает Кнехт Рупрехт, который пугает детей и наводит на них страх.

Его изображают лохматым, измазанным сажей, в черном плаще и большим мешком. именно туда он кладёт самых непослушных ребят. На плаще у него много карманов. Он рассовывает по ним озорников. Также непослушные дети получают от него луковицу или чеснок. Несмотря на все это, его уважают и считают справедливым. А ещё озорникам даётся возможность исправиться к следующему году.

В Германии говорят, что его придумали лишь в воспитательных целях. Санта Николаус ездит на санях, вместо оленей у него лошади, которые имеют свои имена. Поздравляет детей он в ночь с 5 на 6 декабря.

У Вайнатсмана есть своя резиденция в Бранденбурге. Именно там находится самый популярный филиал почты в Германии, куда приходят письма со всех стран мира немецкому волшебнику. А ответы на письма он пишет более чем на 10 языках и даже на русском.

Вайнахтсман разъезжает по стране в рождественскую ночь на ослике. В приморских городах Германии своя традиция: в канун Рождества

Вайнахтсман приплывает с подарками на корабле.

Пер Ноэль (Франция)
Имя Пьер Ноэля переводится как «Отец Рождества».

Этот волшебник отличается от других. Он носит белую одежду, но мода берёт своё, и, чаще всего, его видят на улицах Франции в красном костюме, в большой шляпе. В руках у него не посох, а епископский жезл.

Он навещает детей 25 декабря. Передвигается он не на оленях, не на лошадях, а на ослике, у которого есть имя. Его зовут Омела.

У французов очень хорошая традиция: оставлять сено у дома или морковь в обуви, чтобы ослик не остался голодный. Подарки он носит не в мешке, не в колпаке, а в корзинке. А вот в дом он попадает через трубу и оставляет подарки в ботинках у камина. Этот волшебник тоже не обошёлся без помощника. Это его злобный двойник Пер Фуэтар. Имя его в переводе означает «страшилище».  

Он одевается во всё чёрное, в руке у него корзина, а внутри ее не подарки, а розги.

На юге-западе страны в городе Лабурн любой может посетить родину Волшебника. Точный адрес неизвестен, но зато это точно его родина, где можно погулять!

Йоулупукки (Финляндия)

Йоулупукки- финский дедушка Мороз. Само слово «Йоулупукки» переводится как «рождественский козёл». И до сих пор главным символом в северной Европе считается козёл.

В Финляндии с давних времен 22 декабря отмечали праздник Йоля. В этот день в гости к детям приходил волшебник в козлиной шубке и маске. Именно поэтому у финского волшебника такое интересное имя.

Йоулупукки пожилой дедушка с длинной бородой и в очках. Он носит красный костюм и колпак, а на ногах валенки. Йоулупукки живёт в Лапландии и имеет там свою резиденцию на горе Корватунтура, что переводится как гора ушей.

Это и объясняет то, почему он всё слышит. У него много помощников: гномы, олени и его жена Муори Она олицетворяет зиму, на неё держится весь дом, она в доме хозяйка.

У Йоулупукки есть своя суперсила, как и у остальных волшебников: дарить людям добро и никогда не наказывать. Иногда он может лишить ребёнка подарка, но это большая редкость. В Лапландии очень холодно, иногда бывает даже до минус 30 градусов, но это никак не мешает волшебнику.  Финский и   русский Деды Морозы дружат и иногда помогают друг другу.

Батюшка Рождество (Великобритания)
В Великобритании тоже есть свой Дед мороз.

Это «Отец Рождества». У этого дедушки зелёный костюм — символ, приближающийся весны, и венок из падуба. Это именно тот волшебник, который не пытается создать сказку и сделать людей более счастливыми. Раньше он ходил от дома к дому и дарил подарки, а теперь он передвигается по трубам.

На улицах Англии можно не редко встретить «Отца Рождества» в красном костюме, ведь он появился относительно недавно, благодаря рекламной компании Кока-Кола. Каждый сочельник дети ждут прихода «Отца Рождества» и подарки, подаренные им.

Перед его приходом нужно обязательно написать подробное письмо волшебнику, а потом сжечь его в камине или в печке. Считается, что послание вместе с дымом долетит до него. Письмо — это традиция, как пудинг, индейка и крекеры в Англии. Также принято считать, что в ночь, когда хозяева ждут волшебника, нужно рядом с камином поставить молоко и печенье, а кто-то даже готовит, пирог с мясом. Это всё является символом благодарности.

Баббо Натапе и фея Бефана (Италия)

Баббо Натале произошёл от Святого Николая- епископа. Баббо Натале носит красный кафтан и колпак, у него длинная борода и очки. Подарки Баббо разносит на санях, запряжённых оленями. Их девять и у каждого есть своё имя. В дом Баббо Натале проникает через трубу. Хозяева оставляют у камина молоко и печенье. Так как в Италии жарко, Баббо Натале живёт на севере, в Лапландии, ведь у него нет своей резиденции.

Приходит волшебник с 24-25 декабря. Как и наш Дед Мороз подарки Баббо кладёт под ёлку, но просто так подарки не получить, нужно написать подробное письмо волшебнику. У Баббо Натале есть помощница — фея Бефана, она очень похожа на старушку или на ведьму, но никак не на фею.  Баббо Натале посещает гостей отдельно от феи. Фея Бефана навещает детей 6 января, и она не из тех, кто дарит подарки всем. Волшебница дарит только послушным ребятам подарки, а остальным уголёк. Её образ очень популярен в Италии. К концу зимних праздников проводятся соревнование Бефан. В этот день обычно устраивают заплыв гондол в Венеции.

Юль Томтен (Швеция)

Дети Швеции ожидают новогодних подарков от гнома, который несколько походит на   нашего барабашку. Некто в Рождество Христово скрывается в подполье всякого жилища. Имя его — Юль Томтен. В Швеции Дед Мороз очень маленького роста. Имя его даже переводится как «Рождественский гном». Он не любит трудиться и по этой причине обладает целой армией помощников. Это многочисленные тролли, сама Снежная Королева, снеговичок Дасти, колдунья, мыши, олень, принц и принцесса.

Проживает Юль Томтен в Томтеленде по соседству со Снежной Королевой. Его основная задача — добывание золота в тайной шахте! Это благородный металл. Он идёт в производство игрушек. А еще у Юля есть важное дело – изготовление игрушек. Юль Томтен души не чает в колпаках! Их у него 365 штук. А точнее на каждый день в году. Самый красный он надевает в главную ночь года, когда его ждут дети.

Микулаш и Ежишек (Чехия, Словакия)

Первый день раздачи даров ребятам в Чехии приходится на день памяти святителя Николая Чудотворца — 6 декабря согласно новейшему календарю. В Преддверии данного дня в вечернее время чешских ребят посещает волшебный герой Микулаш. Как вы уже могли догадаться, это и есть сам Николай. Он одет в красивую шубу, высокую шапку и у него есть посох.

Подарки он носит в коробе, а сопровождает его не прекрасная Снегурочка, а ангел и домовой.  Хорошим детишкам он приносит разные сладости и фрукты, а хулиганы могут найти у себя в качестве подарка уголь.

Есть у Чехов еще один персонаж, наверное, самый скромный в этом мире. Его зовут Ежишек (так они называют ласково Иисуса Христа). Именно он кладет детям подарки. Он никогда не попадается на глаза, но его приход можно услышать от звона особого рождественского колокольчика, прикрепленного к рождественской ели.

Игра «Верю не верю»

Настало время отдохнуть от такого большого потока информации.

Давайте веселиться и играть.

Предлагаем ряд заданий веселого развлекательного характера.

Все предложенные задания могут выполнять не только дети, но и взрослые, ведь Новый год и Дед Мороз приходят ко всем.

Встретим его весело!

Итак, начинаем

Загадки

1. И мальчишки и девчушки                                                                                                         
Ждут его на Новый Год,
Потому что он игрушки
Им под ёлочки несёт

2. Какую снежинку невозможно растопить?

3. Хороша, как снег, бела,
Есть узор на юбочке,
К нам красавица пришла –
Юная…

4. Что за звёзды – огоньки,
Разноцветные и легки
Все горят, мигают,
Ёлки украшают.

5. Между ёлок скок да скок,
Смят под лапами снежок,
Белый меховой зверёк
К нам спешит на огонёк.

6. Здесь и зайчик, здесь и ёж,
Кто под маской – не поймёшь,
Всех вокруг заколдовал
Новогодний…

7. И запахом своим, и цветом
Среди плодов он дворянин,
И на столе всегда уместен
Румяный, круглый…

8. Словно ёж, колючая,
Хвойная, пахучая,
Стройная красавица
Всем детишкам нравится

ОТВЕТЫ:

1.Дед Мороз
2. Бумажную
3. Снегурочка
4. Гирлянда
5. Заяц
6. Карнавал
7. Мандарин
8. Ёлка

Как написать письмо Деду Морозу?

Дети часто любят ожидание праздника больше, чем сам праздник. Украшают ёлку, готовят подарки, помогают взрослым украсить дом. Всё это создаёт сказочную атмосферу. Это время, когда в чудо начинают верить и взрослые, и дети. Письмо Деду Морозу – один из главных новогодних ритуалов.

Но не всегда дети знают, как написать письмо Деду Морозу. Что именно написать, каких фраз и предложений стоит избегать, как оформить письмо так, чтобы оно не походило на прочие. Дед Мороз ежегодно получает очень большое количество писем. Например, к прошедшему Новому 2021 году в резиденцию новогоднего волшебника пришло почти 4 млн. писем.

Когда лучше писать?

Посылать письмо Деду Морозу можно уже в середине ноября.

Советы

Проявите инициативу, пишите искренне, от души. Можно нарисовать картинку, изобразить желаемый подарок. Можно в конверт положить небольшую поделку.

План написания письма

• Создайте сказочную обстановку перед тем, как сесть за письмо. Зажгите свечи. Приглушите свет. Сядьте перед наряженной ёлкой.
• Письмо должно быть дружелюбным, вежливым. Допускается обращение на «ты».

Структура послания

• По правилам этикета письмо начинается с приветствия (поздоровайтесь: «Здравствуйте, привет».
• Представьтесь (Я…, я живу…, мне…).
• Поздравьте Деда Мороза с наступающим Новым годом, пожелайте ему здоровья.
• Коротко опишите своё поведение, поступки. Укажите свои промахи (получил «4», «3» по…, но обещаю исправить).
• Объясните, почему вы хотите получить этот подарок (назовите его).
• Попрощайтесь, ещё раз пожелайте всего наилучшего.
• Поставьте подпись, текущее число, точный адрес.

Текст письма может быть написан:

• На Бумаге яркого цвета. Даже буквы письма могут быть вырезаны из яркой цветной бумаги.
• Используйте фломастеры, гелевые ручки, краски.
• Добавьте к тексту яркие наклейки, вырезанные снежинки, рисунки любимых сказочных или мультипликационных героев.
• Вложите написанные вами письма в эти конверты
• Письмо готово!!! Самое время отправлять

Куда: 162390, Вологодская область, Великий Устюг, Октябрьский переулок 1А

Кому: Почта Деда Мороза
Современные технологии Деду Морозу тоже знакомы
dedmoroz@vologda.ru

Угадай по описанию новогодний мультфильм

1. Храбрый снеговик вместе с другом-щенком отправляются под Новый год в лес, чтобы доставить Деду Морозу письмо от ребят, которые очень хотят получить ёлку в подарок.
А) Почта Деда мороза                   
Б) Снеговик-почтовик
В) Снеговик и его друг

2. Серый Волк, прицепив бороду, выдал себя за Деда Мороза. Доверчивая Зайка оказывается у него в мешке. Зайчата и Дед спешат ей на помощь, но злому Волку всё же удаётся обмануть преследователей. Тогда Зайка проделывает дыру в мешке и убегает.
А) Серый волк                            
Б) Дед Мороз и Серый Волк
В) Умная Зайка

3. Сказка о путешествии маленького мальчика, который узнал, что у его папы-полярника не будет ёлки на Новый год, решил папе эту ёлки привезти из Москвы в Антарктиду. Вместе с маленьким героем в путь отправляются Дед Мороз и разные зверушки.

А) Новогоднее путешествие
Б) Ёлка в Антарктиде
В) Как встретить новый год, если  нет ёлки

Ответы: 1-Б, 2-Б, 3-А

Для написания данной работы были использованы ресурсы Сети Интернет.