Рассказ чехова нянька варька

Есть у Антона Павловича Чехова такой коротенький рассказ — «Спать хочется». Напомню вкратце содержание: нянька по имени Варька день и ночь крутится, выполняя приказы своих хозяев, а ночью их ребёнок кричит и плачет, не давая ей спать. В конце концов Варька находит выход: душит ребёнка и, счастливая, засыпает.
«Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребёнок, и чуть слышно мурлычет:
Баю-баюшки-баю,
А я песенку спою…

Ребёнок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё ещё кричит и неизвестно, когда он уймётся. А Варьке хочется спать. Глаза её слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо её высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.
— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — тебе кашки наварю…»
— Как?! — наверное, возмутятся в этом месте многие читатели. — Уж не вздумал ли автор таким хитрым образом, с помощью Антона нашего Павловича и несчастной затурканной малолетней няньки Варьки, оправдать недавнее громкое преступление в Москве?

Нет, оправдывать подобные действия не приходится (хотя, честно говоря, Чехов свою героиню практически оправдывает, да и сочувствие читателей, как ни странно, скорее на её стороне, а не на стороне злосчастного ребёнка). А вот понять смысл и причину происшедшего — стоит. Поскольку в блогосфере и интернете, не говоря уж про бумажную печать, за последние дни было написано немыслимое количество всякой, мягко говоря, хрени по этому поводу.
Писали — и даже в левых блогах писали — что убийство на Октябрьском Поле — это, мол, «столкновение цивилизаций». Видимо, культурной Гейропы и адской исламской цивилизации. Ну, предположим на минуту, что это так. Но вот мне не так давно приходилось внимательно изучать официальный сайт королевства Саудовская Аравия на русском языке. И что меня, признаться, слегка поразило — так это количество описанных там преступлений местной прислуги — горничных, нянь и прочих служанок из числа гастарбайтеров — против своих хозяев, коренных подданных королевства. Типичные заголовки с сайта:
«Арест горничной из Индонезии, околдовавшей семью в ар-Расе»;
«Служанка из аль-Хафджи делала колдовство-отворот между мужем и женой в течении 7 лет»;
«Служанки, обвиняемые в колдовстве и шарлатанстве»;
«Приведён в исполнение смертный приговор горничной из Индонезии, заколовшей насмерть ножом подданную в Лучезарной Медине»;
«Суд первой инстанции в Табуке вынес смертный приговор эфиопской горничной, убившей мальчика Мухаммада»…
Ничего не напоминает? Тут надо заметить, что официальная религия королевства — ваххабитский ислам, учение того самого аль-Ваххаба, великого и ужасного. И что — это тоже, скажете, «конфликт цивилизаций», исламской и не-исламской? Нет, уважаемые господа, не морочьте голову себе и другим. Это самый обыкновенный классовый, социальный конфликт, историю которых многие из нас ещё в советских школах проходили. Не узнали? В школьном учебнике он выглядел не совсем так или даже совсем не так? Тогда вас учили, что все рабы — обязательно несчастные, добрые и великодушные, а рабовладельцы — непременно злые и жестокие? Вовсе нет. Это вы так поняли, а вам всё говорили как оно есть: достаточно раскрыть хрестоматийную в советские времена «Хижину дяди Тома», и там наряду со злым рабовладельцем мистером Легри найдутся добрые хозяева — Сент-Клер и его дочь. А рабы тоже всякие бывали — и злые, и ленивые, и жестокие… Так уж мир устроен. И когда рабы восставали или просто выходили из повиновения, то случалось, что злые, жестокие и мстительные рабы резали головы своим добрым, трудолюбивым и милым рабовладельцам. И их невинным деткам, разумеется, тоже. Да, такое бывало. И сейчас бывает. А в той классовой реальности, которую вы, уважаемые господа, выбрали, в 1989-1991 и 1996 годах голосуя за Ельцина — бывает обязательно! Солнечная Саудия, где горничные-мусульманки режут детей хозяев-мусульман, не даст соврать. И «столкновение цивилизаций» тут абсолютно ни при чём — вернее, только при том, что его, как сову на глобус, натягивают на конфликт, имеющий очевидную социально-классовую природу. Да так натягивают, что обе стороны конфликта порой искренне воображают, что их вражда проистекает из «цивилизационных различий», а вовсе не из банальной классовой ненависти.
Кстати, в советском обществе у многих семей (в том числе и в семье автора этих строк) тоже были няни. И на этой почве тоже порой возникали социальные конфликты. Один из них описан в рассказе Михаила Зощенко «Няня». Там родители долго колеблются — брать ли им няню для своего ребёнка. «У них такой привычки не было — брать себе нянек. Они не понимали такого барства.» В конце концов берут. По внешности зощенковская няня — прямая противоположность чеховской Варьке. «Пожилая и довольно-таки на вид страхолюдная». А потом выясняется, что, гуляя с хозяйским младенцем по улицам, няня заодно собирала милостыню. Хозяева возмущаются:
— Как же так можно? Вы что — обалдели? Или у вас в голове не все дома?.. Мы вам прилично платим, у вас всё есть, и вы вполне сыты и обуты.
Нянька говорит:
— Да, но мне хотелось ещё маленько подработать… Нянь нынче не очень много — меня, может, с руками оторвут. А я под вашего щенка едва трёшку зарабатывала — а уж упреков не оберёшься. Я от вас сама уйду, поскольку вы какие-то бесчувственные подлецы, а не хозяева.
«После этих слов Фарфоров, рассердившись, накричал на неё и даже хотел из её слабого тела вытряхнуть старческую душонку, но член правления ему не разрешил и даже произнес краткую речь. Он так сказал Фарфорову и его супруге:
— Эта ваша нянька всеми своими корнями уходит в далёкое прошлое, где уживались господа и подневольные рабы. Она свыклась с той жизнью и не видит ничего позорного в нищете и в подаяниях. Вот поэтому она и пошла на такое паскудство, которое вас законно оскорбило. Однако физически вы её не троньте, а просто прогоните её со своего места.
Супруги Фарфоровы так и поступили — они с позором прогнали свою няньку.»
Обратим внимание на объяснение «члена правления»: «Эта ваша нянька всеми своими корнями уходит в далёкое прошлое, где уживались господа и подневольные рабы». Золотые слова! Всё тогда советские люди великолепно понимали. А ведь советское общество было весьма эгалитарным, а уж если сравнивать его с нынешним буржуйским строем — несопоставимо, на порядки приближенным к социальному равенству. Ещё 25 лет назад нынешние бесправные гастарбайтеры из южных республик были полноправными гражданами СССР, и могли прогуливаться по Белокаменной, как хозяева, по своей законной столице. Потом — помимо и даже прямо вопреки их воле, выраженной на референдуме о сохранении Союза 1991 года — их стремительно и насильственно погрузили в средневековье, в эпоху «господ и подневольных рабов». За которыми гоняется полиция, усердно ловит и высылает миграционная служба, которых нещадно обдирают хозяева, избивают и убивают неонацисты. И сделал всё это не кто-нибудь, а вы сами, господа хорошие, граждане России, своими собственными руками, когда голосовали за Ельциных и им подобных. Скажете, лично вы не голосовали или думали, что голосуете не за то? Если не голосовали — то это, конечно, лично вас оправдывает, однако беда в том, что история не разбирает личную вину отдельных лиц. Она карает всех чохом, лупит по площадям, а не по отдельным виновным головам. У неё ответственность коллективная, классовая, общая. Провинилось большинство или хотя бы многие, или даже только власть имущие — а она наказывает всех без разбора, стрижёт под одну гребёнку. Как говорил В. И. Ленин, «история — мамаша суровая, и в деле возмездия ничем не стесняется». А то, что вы не понимали, за что голосуете — вот это, извините, оправдание неубедительное, слабое. Примерно такое же лукавое оправдание мы слышим сейчас от украинских майданцев, которые, якобы, сами не ведали, за что скачут. Ведали они всё прекрасно. И вы ведали. Потому что, например, уже на баррикадах августа 1991 года с удовольствием пели песню, это был, можно сказать, хит и гимн того Августа:
Четвёртые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская земля…
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!

Там были и такие, между прочим, строчки:
А где-то ведь рядом проносятся тройки…
Увы, не понять нам, в чём наша вина.
……………………………..
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.

Вот за какие высокие ценности шла борьба — за комнаты, кабинеты, девочек… За скрепы, так сказать. Но в числе этих скреп была и такая непременная скрепа: время от времени «подневольные рабы» выходили из повиновения, и тогда летели с плеч головы корнетов Оболенских и поручиков Голицыных… Хозяев. В том числе, повторяю, и самых добрых, милых, просвещённых и снисходительных хозяев. Потому что хозяева. И их детей, увы, хотя они были и вовсе ни в чём не виноваты.
Так что перечитайте ещё раз рассказ Чехова, он совсем небольшой. Ведь этот рассказ — о нашей реальности, вернувшейся или, вернее, возвращённой из далёкого прошлого 25 лет назад. Или хотя бы его окончание:
«— Варька, покачай ребенка! — раздаётся последний приказ.
В печке кричит сверчок; зелёное пятно на потолке и тени от панталон и пелёнок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки, мигают и туманят ей голову.
— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — а я песенку спою…
А ребёнок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она всё понимает, всех узнает, по сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает её по рукам и по ногам, давит её и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от неё, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.
Этот враг — ребёнок.
Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зелёное пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются. Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребёнка, сковывающего её по рукам и ногам… Убить ребенка, а потом спать, спать, спать… Смеясь, подмигивая и грозя зелёному пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребёнку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеётся от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мёртвая…»
«Увы, не понять нам, в чём наша вина.»
Что, так и не поняли?

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель и чуть слышно поёт колыбельную. Ребёнок плачет и не засыпает, Варьке хочется спать, но если она заснёт, хозяева прибьют ее. Ей снится, как по дороге идут люди, а затем падают и засыпают. После она видит ее покойного отца. У него разыгралась грыжа, и он ворочается на полу от боли. Молодой врач посмотрел его и отправил в больницу на тележке, которую прислали хозяева. Грыжу вправили, но к утру он умер. Варька идёт, плача, в лес, но получает удар по затылку, бьётся лбом о берёзу и просыпается. Это хозяин ударил ее, так как она спит, а ребёнок плачет. Она опять качает колыбель, и ей снится, как они с матерью идут наниматься в город и по дороге просят милостыню. Тут же ее будит хозяйка и требует ребёнка, кормит его и отдаёт обратно Варьке. Она кладёт ребёнка в колыбель, качает ее, засыпая, но ей говорят готовить печь.

Она просыпается и за работой сон немного проходит. Ей говорят поставить самовар, почистить хозяину галоши, над которыми она опять чуть не засыпает. Затем надо сходить в магазин, и ещё много дел. Самое мучительное — стоять над столом и чистить картошку, прислуживать за обедом, стирать, шить; голова сама клонится к столу и хочется спать. Вечером Варька бегает в магазин за пивом, водкой, чистит селёдку, последний приказ: покачать ребёнка. Варька качает колыбель и снова видит людей на дороге, отца, мать. Она не может понять, что же ее сковывает по рукам и ногам, мешает жить. Оглядывается и понимает это ребёнок. Как она сразу не догадалась? Ложное представление овладевает Варькой. Улыбаясь, не мигая, она подходит к колыбели, душит ребёнка, ложится на пол, смеётся от радости и через минуту спит крепко, как мёртвая.

Аудиокниги

Читайте также

  • Ванька

    Антон Чехов · рассказ

    «Ванька Жуков, девя­ти­лет­ний маль­чик, отдан­ный три месяца тому назад в уче­нье к сапож­нику Аля­хину, в ночь под Рожде­ство не ложился спать». Он писал письмо сво­ему деду Кон­стан­тину Мака­рычу…

  • Маль­чики

    Антон Чехов · рассказ

    При­е­хал Володя с дру­гом домой. Мать и тётка бро­си­лись обни­мать и цело­вать его. Вся семья обра­до­ва­лась, даже Милорд, огром­ный чёр­ный пёс. Володя пред­ста­вил сво­его друга Чече­ви­цына…

  • Тоска 🐴️

    Антон Чехов · рассказ

    У ста­рика-извоз­чика уми­рает сын. Его душа напол­нена тоской, но ему не с кем поде­лится — и пас­са­жи­рам, и зна­ко­мым нет дела до его горя, и извоз­чику при­хо­дится делиться им со своей лоша­дью.

  • Палата №6

    Антон Чехов · повесть

    В уезд­ном городе в неболь­шом боль­нич­ном фли­геле нахо­дится палата № 6 для душев­но­боль­ных. Там «воняет кис­лою капу­стой, фитиль­ной гарью, кло­пами и амми­а­ком, и эта вонь в пер­вую минуту про­из­во­дит на вас такое впе­чат­ле­ние, как будто вы вхо­дите в зве­ри­нец»…

  • Тол­стый и тон­кий

    Антон Чехов · рассказ

    Два това­рища, тол­стый и тон­кий, встре­ти­лись через много лет после окон­ча­ния гим­на­зии. Выяс­нив, что у тол­стого чин выше, тон­кий не смог побе­дить уко­ре­нив­ше­еся в нём чино­по­чи­та­ние и поте­рял друга.


  • Чело­век в футляре ⚰️

    Антон Чехов · рассказ

    Учи­тель гим­на­зии, боя­щийся всего на свете и живу­щий согласно рас­по­ря­же­ниям началь­ства, решает жениться. Дол­гое сва­тов­ство извле­кает учи­теля из его «футляра», и он уми­рает, испу­гав­шись реаль­ной жизни.


  • Кры­жов­ник

    Антон Чехов · рассказ

    Мел­кий чинов­ник пол­жизни копит на малень­кое поме­стье, голо­дает. Нако­нец, его мечта испол­ня­ется, и чинов­ник пре­вра­ща­ется в тол­стого, само­до­воль­ного барина, само­уве­ренно рас­су­жда­ю­щего о нуждах народа.

  • Скуч­ная исто­рия

    Антон Чехов · повесть

    Про­фес­сор меди­цины Нико­лай Сте­па­но­вич — учё­ный, достиг­ший вер­шин своей науки, поль­зу­ю­щийся все­об­щим почётом и при­зна­тель­но­стью; его имя известно каж­дому гра­мот­ному чело­веку в Рос­сии…

  • Каш­танка

    Антон Чехов · повесть

    Поте­ряв­шу­юся собаку остав­ляет у себя артист цирка. Он начи­нает дрес­си­ро­вать псину, но на дебют­ном выступ­ле­нии Каш­танка встре­ча­ется с быв­шими хозя­е­вами и ухо­дит с ними.

  • Хаме­леон 🐕️

    Антон Чехов · рассказ

    Щенок уку­сил про­хо­жего. Поли­цейский хотел усы­пить щенка и оштра­фо­вать его хозя­ина, но выяс­ни­лось, что хозяин — брат гене­рала. Поли­цейского бро­сило в жар. Он велел отпу­стить щенка, а про­хо­жего отру­гал.

  • Степь

    Антон Чехов · повесть

    Из уезд­ного города N-ской губер­нии июль­ским утром выез­жает обшар­пан­ная бричка, в кото­рой сидят купец Иван Ива­но­вич Кузь­мичёв, насто­я­тель N-ской цер­кви о…

  • Налим

    Антон Чехов · рассказ

    Пятеро мужи­ков, бро­сив все дела, без­ре­зуль­татно пыта­ются выта­щить налима, спря­тав­ше­гося под коря­гой. Барин не выдер­жи­вает и при­со­еди­ня­ется к рыбо­ло­вам, но все уси­лия напрасны — налим ухо­дит.

А.П. Чехов —
Спать хочется

о произведении

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати,
качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно
мурлычет:
Баю-баюшки-баю,
А я песенку спою…

Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла
до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие
черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое
пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку,
колыбель, на Варьку… Когда лампадка начинает мигать, пятно и
тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет
щами и сапожным товаром.

Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё еще
кричит и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать.
Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может
шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее
высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как
булавочная головка.

— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — тебе кашки наварю…

В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью,
похрапывают хозяин и подмастерье Афанасий… Колыбель жалобно
скрипит, сама Варька мурлычет — и всё это сливается в ночную,
убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься
в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетет,
потому что она вгоняет в дремоту, а спать нельзя; если Варька,
не дай бог, уснет, то хозяева прибьют ее.

Лампадка мигает. Зеленое пятно и тени приходят в движение, лезут
в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в ее наполовину
уснувшем мозгу складываются в туманные грезы. Она видит темные
облака, которые гоняются друг за другом по вебу и кричат, как
ребенок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит
широкое шоссе, покрытое жидкою грязью; по шоссе тянутся обозы,
плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперед
какие-то тени; по обе стороны сквозь холодный, суровый туман
видны леса. Вдруг люди с котомками и тени надают на землю в
жидкую грязь. — «Зачем это?» — спрашивает Варька. — «Спать,
спать!» — отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, а на
телеграфных проволоках сидят вороны и сороки, кричат, как
ребенок, и стараются разбудить их.

— Баю-баюшки-баю, а я песенку спою… — мурлычет Варька и уже
видит себя в темной, душной избе.

На полу ворочается ее покойный отец Ефим Степанов. Она не видит
его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У
него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Боль так сильна, что
он не может выговорить ни одного слова и только втягивает в себя
воздух и отбивает зубами барабанную дробь:
— Бу-бу-бу-бу…

Мать Пелагея побежала в усадьбу к господам сказать, что Ефим
помирает. Она давно уже ушла и пора бы ей вернуться. Варька
лежит на печи, не спит и прислушивается к отцовскому «бу-бу-бу».
Но вот слышно, кто-то подъехал к избе. Это господа прислали
молодого доктора, который приехал к ним из города в гости.
Доктор входит в избу; его не видно в потемках, но слышно, как он
кашляет и щелкает дверью.

— Засветите огонь, — говорит он.

— Бу-бу-бу… — отвечает Ефим.

Пелагея бросается к печке и начинает искать черепок со спичками.
Проходит минута в молчании. Доктор, порывшись в карманах,
зажигает свою спичку.

— Сейчас, батюшка, сейчас, — говорит Пелагея, бросается вон из
избы и немного погодя возвращается с огарком.

Щеки у Ефима розовые, глаза блестят и взгляд как-то особенно
остр, точно Ефим видит насквозь и избу и доктора.

— Ну, что? Что ты это вздумал? — говорит доктор, нагибаясь к
нему. — Эге! Давно ли это у тебя?
— Чего-с? Помирать, ваше благородие, пришло время… Не быть мне
в живых…

— Полно вздор говорить… Вылечим!
— Это как вам угодно, ваше благородие, благодарим покорно, а
только мы понимаем… Коли смерть пришла, что уж тут.

Доктор с четверть часа возится с Ефимом; потом поднимается и
говорит:
— Я ничего не могу поделать… Тебе нужно в больницу ехать, там
тебе операцию сделают. Сейчас же поезжай… Непременно поезжай!
Немножко поздно, в больнице все уже спят, но это ничего, я тебе
записочку дам. Слышишь?
— Батюшка, да на чем же он поедет? — говорит Пелагея. — У нас
нет лошади.

— Ничего, я попрошу господ, они дадут лошадь.

Доктор уходит, свеча тухнет, и опять слышится «бу-бу-бу»…
Спустя полчаса к избе кто-то подъезжает. Это господа прислали
тележку, чтобы ехать в больницу. Ефим собирается и едет…

Но вот наступает хорошее, ясное утро. Пелагеи нет дома: она
пошла в больницу узнать, что делается с Ефимом. Где-то плачет
ребенок, и Варька слышит, как кто-то ее голосом поет:
— Баю-баюшки-баю, а я песенку спою…

Возвращается Пелагея; она крестится и шепчет:
— Ночью вправили ему, а к утру богу душу отдал… Царство
небесное, вечный покой… Сказывают, поздно захватили… Надо бы
раньше…

Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по
затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу. Она
поднимает глаза и видит перед собой хозяина-сапожника.

— Ты что же это, паршивая? — говорит он. — Дитё плачет, а ты
спишь?
Он больно треплет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает
колыбель и мурлычет свою песню Зеленое пятно и тени от панталон
и пеленок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают ее
мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с
котомками на спинах и тени разлеглись и крепко спят. Глядя на
них, Варьке страстно хочется спать; она легла бы с наслаждением,
но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город
наниматься.

— Подайте милостынки Христа ради! — просит мать у встречных. —
Явите божескую милость, господа милосердные!
— Подай сюда ребенка! — отвечает ей чей-то знакомый голос. —
Подай сюда ребенка! — повторяет тот же голос, но уже сердито и
резко. — Слышишь, подлая?
Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чем дело: нет ни
шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна
только хозяйка, которая пришла покормить своего ребенка. Пока
толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребенка, Варька
стоит, глядит на нее и ждет, когда она кончит. А за окнами уже
синеет воздух, тени и зеленое пятно на потолке заметно бледнеют.
Скоро утро.

— Возьми! — говорит хозяйка, застегивая на груди сорочку. —
Плачет. Должно, сглазили.

Варька берет ребенка, кладет его в колыбель и опять начинает
качать. Зеленое пятно и тени мало-помалу исчезают и уж некому
лезть в ее голову и туманить мозг. А спать хочется по-прежнему,
ужасно хочется! Варька кладет голову на край колыбели и качается
всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза все-таки
слипаются и голова тяжела.

— Варька, затопи печку! — раздается за дверью голос хозяина.

Значит, уже пора вставать и приниматься за работу. Варька
оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда
бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем
положении. Она приносит дрова, топит печь и чувствует, как
расправляется ее одеревеневшее лицо и как проясняются мысли.

— Варька, поставь самовар! — кричит хозяйка.

Варька колет лучину, но едва успевает зажечь их и сунуть в
самовар, как слышится новый приказ:
— Варька, почисть хозяину калоши!
Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть
голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко…
И вдруг калоша растет, пухнет, наполняет собою всю комнату,
Варька роняет щетку, но тотчас же встряхивает головой, пучит
глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли а не
двигались в ее глазах.

— Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!

Варька моет лестницу, убирает комнаты, потом топит другую печь и
бежит в лавочку. Работы много, нет ни одной минуты свободной.

Но ничто так не тяжело, как стоять на одном месте перед кухонным
столом и чистить картошку. Голову тянет к столу, картошка рябит
в глазах, нож валится из рук, а возле ходит толстая, сердитая
хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит
в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить.
Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядя, повалиться на
пол и спать.

День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе
деревенеющие виски и улыбается, сама не зная чего ради. Вечерняя
мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий
сон. Вечером к хозяевам приходят гости.

— Варька, ставь самовар! — кричит хозяйка.

Самовар у хозяев маленький, и прежде чем гости напиваются чаю,
приходится подогревать его раз пять. После чаю Варька стоит
целый час на одном месте, глядит на гостей и ждет приказаний.

— Варька, сбегай купи три бутылки пива!
Она срывается с места и старается бежать быстрее, чтобы прогнать
сон.

— Варька, сбегай за водкой! Варька, где штопор? Варька, почисть
селедку!
Но вот наконец гости ушли; огни тушатся, хозяева ложатся спать.

— Варька, покачай ребенка! — раздается последний приказ.

В печке кричит сверчок; зеленое пятно на потолке и тени от
панталон и пеленок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки,
мигают и туманят ей голову.

— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — а я песенку спою…

А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять
грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она всё
понимает, всех узнает, по сквозь полусон она не может только
никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам,
давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу,
чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись,
она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее
зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего
ей жить.

Этот враг — ребенок.

Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять
такого пустяка? Зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется,
смеются и удивляются.

Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета
и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате.
Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от
ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам… Убить ребенка, а
потом спать, спать, спать…

Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька
подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его,
она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно
спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая…



Избранное:

  • Вишневый сад
  • Дама с собачкой
  • Дядя Ваня
  • Ионыч
  • Каштанка
  • Крыжовник
  • Палата №6
  • Смерть чиновника
  • Степь
  • Три сестры
  • Чайка
  • Человек в футляре

Ахилла

Просмотры: 2 681

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно мурлычет:

Баю-баюшки-баю,

А я песенку спою…

Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку… Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром. Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё еще кричит и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.

— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — тебе кашки наварю…

В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью, похрапывают хозяин и подмастерье Афанасий… Колыбель жалобно скрипит, сама Варька мурлычет — и всё это сливается в ночную, убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетет, потому что она вгоняет в дремоту, а спать нельзя; если Варька, не дай бог, уснет, то хозяева прибьют ее. Лампадка мигает. Зеленое пятно и тени приходят в движение, лезут в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в ее наполовину уснувшем мозгу складываются в туманные грезы. Она видит темные облака, которые гоняются друг за другом по небу и кричат, как ребенок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит широкое шоссе, покрытое жидкою грязью; по шоссе тянутся обозы, плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперед какие-то тени; по обе стороны сквозь холодный, суровый туман видны леса. Вдруг люди с котомками и тени падают на землю в жидкую грязь.

«Зачем это?» — спрашивает Варька. — «Спать, спать!» — отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, а на телеграфных проволоках сидят вороны и сороки, кричат, как ребенок, и стараются разбудить их.

— Баю-баюшки-баю, а я песенку спою… — мурлычет Варька и уже видит себя в темной, душной избе. На полу ворочается ее покойный отец Ефим Степанов. Она не видит его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Боль так сильна, что он не может выговорить ни одного слова и только втягивает в себя воздух и отбивает зубами барабанную дробь: — Бу-бу-бу-бу…

Мать Пелагея побежала в усадьбу к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла, и пора бы ей вернуться. Варька лежит на печи, не спит и прислушивается к отцовскому «бу-бу-бу». Но вот слышно, кто-то подъехал к избе. Это господа прислали молодого доктора, который приехал к ним из города в гости. Доктор входит в избу; его не видно в потемках, но слышно, как он кашляет и щелкает дверью.

— Засветите огонь, — говорит он.

— Бу-бу-бу… — отвечает Ефим. Пелагея бросается к печке и начинает искать черепок со спичками. Проходит минута в молчании. Доктор, порывшись в карманах, зажигает свою спичку.

— Сейчас, батюшка, сейчас, — говорит Пелагея, бросается вон из избы и немного погодя возвращается с огарком.

Щеки у Ефима розовые, глаза блестят, и взгляд как-то особенно остр, точно Ефим видит насквозь и избу, и доктора.

— Ну, что? Что ты это вздумал? — говорит доктор, нагибаясь к нему. — Эге! Давно ли это у тебя?

— Чего-с? Помирать, ваше благородие, пришло время… Не быть мне в живых…

— Полно вздор говорить… Вылечим!

— Это как вам угодно, ваше благородие, благодарим покорно, а только мы понимаем… Коли смерть пришла, что уж тут.

Доктор с четверть часа возится с Ефимом; потом поднимается и говорит:

— Я ничего не могу поделать… Тебе нужно в больницу ехать, там тебе операцию сделают. Сейчас же поезжай… Непременно поезжай! Немножко поздно, в больнице все уже спят, но это ничего, я тебе записочку дам. Слышишь?

— Батюшка, да на чем же он поедет? — говорит Пелагея. — У нас нет лошади.

— Ничего, я попрошу господ, они дадут лошадь.

Доктор уходит, свеча тухнет, и опять слышится «бу-бу-бу»… Спустя полчаса к избе кто-то подъезжает. Это господа прислали тележку, чтобы ехать в больницу. Ефим собирается и едет… Но вот наступает хорошее, ясное утро. Пелагеи нет дома: она пошла в больницу узнать, что делается с Ефимом. Где-то плачет ребенок, и Варька слышит, как кто-то ее голосом поет:

— Баю-баюшки-баю, а я песенку спою…

Возвращается Пелагея; она крестится и шепчет:

— Ночью вправили ему, а к утру Богу душу отдал… Царство небесное, вечный покой… Сказывают, поздно захватили… Надо бы раньше…

Варька идет в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьет ее по затылку с такой силой, что она стукается лбом о березу.

Она поднимает глаза и видит перед собой хозяина-сапожника.

— Ты что же это, паршивая? — говорит он. — Дитё плачет, а ты спишь?

Он больно треплет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песню. Зеленое пятно и тени от панталон и пеленок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают ее мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с котомками на спинах и тени разлеглись и крепко спят. Глядя на них, Варьке страстно хочется спать; она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город наниматься.

— Подайте милостынки Христа ради! — просит мать у встречных. — Явите божескую милость, господа милосердные!

— Подай сюда ребенка! — отвечает ей чей-то знакомый голос. — Подай сюда ребенка! — повторяет тот же голос, но уже сердито и резко. — Слышишь, подлая?

Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чем дело: нет ни шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна только хозяйка, которая пришла покормить своего ребенка. Пока толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребенка, Варька стоит, глядит на нее и ждет, когда она кончит. А за окнами уже синеет воздух, тени и зеленое пятно на потолке заметно бледнеют. Скоро утро.

— Возьми! — говорит хозяйка, застегивая на груди сорочку. — Плачет. Должно, сглазили.

Варька берет ребенка, кладет его в колыбель и опять начинает качать. Зеленое пятно и тени мало-помалу исчезают и уж некому лезть в ее голову и туманить мозг. А спать хочется по-прежнему, ужасно хочется! Варька кладет голову на край колыбели и качается всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза все-таки слипаются и голова тяжела.

— Варька, затопи печку! — раздается за дверью голос хозяина.

Значит, уже пора вставать и приниматься за работу. Варька оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем положении. Она приносит дрова, топит печь и чувствует, как расправляется ее одеревеневшее лицо и как проясняются мысли.

— Варька, поставь самовар! — кричит хозяйка.

Варька колет лучину, но едва успевает зажечь их и сунуть в самовар, как слышится новый приказ:

— Варька, почисть хозяину калоши!

Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко… И вдруг калоша растет, пухнет, наполняет собою всю комнату, Варька роняет щетку, но тотчас же встряхивает головой, пучит глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли и не двигались в ее глазах.

— Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!

Варька моет лестницу, убирает комнаты, потом топит другую печь и бежит в лавочку. Работы много, нет ни одной минуты свободной. Но ничто так не тяжело, как стоять на одном месте перед кухонным столом и чистить картошку. Голову тянет к столу, картошка рябит в глазах, нож валится из рук, а возле ходит толстая, сердитая хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить. Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядя, повалиться на пол и спать. День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе деревенеющие виски и улыбается, сама не зная чего ради. Вечерняя мгла ласкает ее слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон. Вечером к хозяевам приходят гости.

— Варька, ставь самовар! — кричит хозяйка.

Самовар у хозяев маленький, и прежде чем гости напиваются чаю, приходится подогревать его раз пять. После чаю Варька стоит целый час на одном месте, глядит на гостей и ждет приказаний.

— Варька, сбегай купи три бутылки пива!

Она срывается с места и старается бежать быстрее, чтобы прогнать сон.

— Варька, сбегай за водкой! Варька, где штопор? Варька, почисть селедку!

Но вот наконец гости ушли; огни тушатся, хозяева ложатся спать.

— Варька, покачай ребенка! — раздается последний приказ.

В печке кричит сверчок; зеленое пятно на потолке и тени от панталон и пеленок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки, мигают и туманят ей голову.

— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — а я песенку спою…

А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она всё понимает, всех узнает, по сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить. Этот враг — ребенок. Она смеется. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зеленое пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются. Ложное представление овладевает Варькой. Она встает с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам… Убить ребенка, а потом спать, спать, спать… Смеясь, подмигивая и грозя зеленому пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мертвая…

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:

История создания

В 1888 г. Чехов писал Плещееву, что сделал небольшой перерыв в работе над «Степью», чтобы написать «плохонький рассказец» для «Петербургской газеты». За это произведение ему обещали заплатить по 12 копеек за строчку. Хотя автор часто говорил, что деньги для него менее важны, чем моральное удовлетворение, он никогда от них не отказывался. Плещеев торопил Антона Павловича, чтобы тот поскорее заканчивал «Степь», однако Чехов больше тяготел к малым формам, поэтому был рад на короткое время переключиться.

Прототип Варьки — маленький Антоша Чехов. В детстве будущий писатель работал в семейной лавке и хорошо знал, какие мучения может принести постоянный недосып. У Антоши было тяжёлое детство. По ночам он служил на клиросе, а днём помогал тирану-отцу. Семья торговала рыбой, причём в лавке всё время было холодно, стояло зловоние. О том, что идею рассказа Чехов взял из воспоминаний о своих детских годах, писал критик Измайлов.

Мнения критиков

Придирчивая публика оценила произведение неоднозначно. Некоторые русские критики негативно отнеслись к чеховскому видению проблемы. Другие изначально не воспринимали писателя положительно. Жестокий сюжет вызвал в обществе много споров, причём встречались противоположные мнения.

Эксплуатация ребенка

Находились те, кто в своих сочинениях указывал на неправдоподобность событий. Зато люди, которые признавали существование эксплуатации детского труда, полагали, что нельзя упоминать об этом, а тем более описывать подобное в литературе. Они считали, что это пошлые явления, нужно делать вид, будто их не существует. Изобразив в рассказе несчастье, Чехов нарушил негласное правило.

Недовольство критиков вызвало и то, что Чехов внёс правки в первоначальный вариант произведения. Последнего абзаца сначала не было, рассказ был опубликован в журнале «Хмурые люди» без него. Из последних строк не было ясно, что сделала Варька с младенцем. Также из исходного варианта писатель убрал особо ужасающие описания девочкиных мучений.

В целом современникам казалось, что писатель поступил с героиней жестоко, спрятав от читателей часть её страданий и добавив абзац с убийством. Такие правки привели к тому, что из мученицы девочка превратилась в убийцу, а значит, перестала быть безусловной жертвой.

Отзывы читателей

Невыносимо жалко и девочку, и ребёнка, которого она задушила. Но произведение поучительное, поэтому его стоит прочитать. В нынешних реалиях, когда люди сталкиваются с невыносимыми трудностями, многие тоже выбирают путь в никуда, а ведь можно найти разумный выход.

Антонина, Ставрополь

Раньше не доводилось читать у Чехова таких рассказов. В основном у него смешные произведения, а этот рассказ довольно жуткий. Причина поступка девочки, как мне кажется, в том, что организм не выдержал напряжения. Мозг подсказал, что есть враг, от которого нужно избавиться. На самом деле Варька просто сошла с ума. Страшно представить, что ждёт её дальше.

Оксана, Североморск

Рассказ короткий, но очень страшный, как и случай, о котором в нём рассказывается. Непонятно, почему за девочку не заступился никто из взрослых, и ужасно, что жизнь ребёнка закончилась так рано. От произведения осталось очень тяжёлое впечатление.
Игорь, Воронеж

Тема и проблематика

Главная тема произведения — отсутствие детства у ребёнка. Варьке приходится переносить нагрузки, которые не под силу даже взрослому человеку. В те годы, когда жил и творил Чехов, таких детей было много. Причины, по которым крестьянские отпрыски были лишены детства:

  • бедность;
  • пьянство;
  • болезни;
  • ранняя смерть родителей.

Безразличие взрослых к детскому горю

Вторая тема — безразличие взрослых к детскому горю. Господа не понимают, что рядом с ними страдает маленький человек, они не чувствуют своей ответственности перед младшим поколением. На наплевательское отношение указывает то, что Варьку несколько раз посылают за алкоголем. Взрослые не понимают, что тем самым подают дурной пример.

Проблематика включает в себя два аспекта: эксплуатация детского труда и закономерности, формирующие человеческую судьбу. Чехов заставляет читателя задуматься о том, почему одни получают материальные блага без усилий, а другим приходится безостановочно бороться с бедами.

Эксплуатацию детского труда, существовавшую в то время, когда был написан рассказ, нельзя считать нормальным явлением. Чехов и сам перенёс в детстве не меньше трудностей, чем героиня произведения, поэтому он хочет показать, каким может стать возмездие, настигшее угнетателей.

Направление и жанр

Литературное направление этого произведения — реализм. Но многие современники писателя не были с этим согласны. Они говорили, что такого не могло произойти на самом деле. Другие приводили в качестве аргумента статью, опубликованную в одной из газет. Там рассказывалось о случае, когда наёмная нянька так измучилась, что накормила ребёнка спичками, чтобы он перестал плакать. Писатели, которые спорили между собой о том, можно ли считать сюжет реалистичным:

Писатель А. И. Эртель

  • Н. М. Ежов;
  • А. С. Лазарев-Грузинский;
  • А. И. Эртель;
  • И. И. Горбунов-Посадов.

Сюжет вполне отражает реалии, и описанные события могли произойти в мещанской семье. Однако его нельзя назвать этичным. Чехов в этом произведении предстаёт не гуманистом, каким привыкли видеть его читатели, а моралистом, каждому воздающим по заслугам. Девочка получает возможность спать, а хозяева, которые довели её почти до сумасшествия, лишаются ребёнка.

Таким образом, справедливость торжествует, хотя неизвестно, надолго ли. Вероятно, утром супруги проснутся, увидят спящую Варьку, поймут, что она натворила, и тогда нянька будет жестоко наказана, но читатели об этом уже не узнают. Чехов намеренно оставляет финал открытым, не рассказывая, что случилось потом.

Чему учит?

Рассказ “Спать хочется” косвенно побуждает читателя к отречению от уникальности собственных проблем, которые большое количество недалеких людей преувеличивают и возводят в громоздкий философский знаменатель, ничего по модулю не составляющий. Чехов бьет в набат, чтобы пробудить общество от нравственной дремоты, при которой романтизируются и оправдываются самые сопливые слабости. Пример ребенка, отягченного взрослыми обязательствами, готового на бесчеловечный поступок, показывает, что горе — это не про романтику, горе — это про мать без ребенка, про время без будущего, про бездну и чертей. И нет в нем никакой практической составляющей, горе не питает творческими силами и опытом — оно строит непреодолимую баррикаду между сердцем и разумом, без взаимодействия которых человек — не человек. Это и есть мораль книги.

Назвав текст условным предложением “спать хочется”, Чехов заставляет задуматься, что великое множество вещей, в том числе и приносящих вред, происходит в нашей жизни естественным путем, который не в силах контролировать ни один человек. Потому люди должны объединяться под эгидой взаимовыручки и гуманной чуткости к ближнему, чтобы максимально ослабить самовоспроизводящееся зло. Человек, одинокий в своей борьбе, в большинстве случаев, падет под гнетом внешних сил, априори значительно его превосходящих, и станет носителем победившего его зла, что приводит, очевидно, не только к единичным случаям, один из которых в красках описал Чехов, но и к трагедиям массового характера: войнам, геноциду, нетерпимости, диктатуре.

Система образов

В произведении одна главная героиня и 5 второстепенных персонажей. Основное действующее лицо — девочка Варька. Ей 13 лет, она сирота и находится в услужении в семье сапожника. Девушка несчастна и измучена тяжким трудом, но самое страшное в том, что она не имеет возможности поспать. Другие образы в произведении:

Пелагея Степанова

  1. Жена сапожника. Плечистая, толстая, дородная тётка. В её характере преобладают равнодушие и безжалостность. Это типичная представительница мещанства. Женщине не приходит в голову, что нагрузка, которой подвергается Варька, непосильная для детского организма. Но героиню нельзя винить в этом: ограниченность и глупость не позволяют понять многих вещей.
  2. Пелагея Степанова. Покойная мама главной героини, несчастная женщина, измученная постоянными бедами, самая страшная из которых — смерть мужа.
  3. Ефим Степанов. Крестьянин, покойный отец Варьки. Мужчина умирает из-за того, что слишком поздно послали за доктором. У него грыжа, которую вправляют, но это уже не спасает от смерти.
  4. Доктор. Молодой человек, которого прислали господа. Повозившись с Ефимом четверть часа, он понимает, что ничего нельзя сделать. Тогда герой говорит, что больного нужно отправить в больницу.
  5. Младенец. Ребёнок, которой кричит по ночам и не даёт Варьке спать. Девочка вынуждена качать его и петь песенку, изнемогая от усталости. В конце она лишается рассудка и убивает младенца.

Ребёнок — единственный безусловно положительный персонаж в этом произведении, потому что он пострадал безвинно.

Рассказы и юморески

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребёнок, и чуть слышно мурлычет:

           Баю-баюшки-баю,
           А я песенку спою…

Перед образом горит зелёная лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется верёвка, на которой висят пелёнки и большие чёрные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зелёное пятно, а пелёнки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку… Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром.

Ребёнок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё ещё кричит и неизвестно, когда он уймётся. А Варьке хочется спать. Глаза её слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо её высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.

— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — тебе кашки наварю…

В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью, похрапывают хозяин и подмастерье Афанасий… Колыбель жалобно скрипит, сама Варька мурлычет — и всё это сливается в ночную, убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетёт, потому что она вгоняет в дремоту, а спать нельзя; если Варька, не дай бог, уснёт, то хозяева прибьют её.

Лампадка мигает. Зелёное пятно и тени приходят в движение, лезут в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в её наполовину уснувшем мозгу складываются в туманные грёзы. Она видит тёмные облака, которые гоняются друг за другом по вебу и кричат, как ребёнок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит широкое шоссе, покрытое жидкою грязью; по шоссе тянутся обозы, плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперёд какие-то тени; по обе стороны сквозь холодный, суровый туман видны леса. Вдруг люди с котомками и тени падают на землю в жидкую грязь. — «Зачем это?» — спрашивает Варька. — «Спать, спать!» — отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, а на телеграфных проволоках сидят вороны и сороки, кричат, как ребёнок, и стараются разбудить их.

— Баю-баюшки-баю, а я песенку спою… — мурлычет Варька и уже видит себя в тёмной, душной избе.

На полу ворочается её покойный отец Ефим Степанов. Она не видит его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Боль так сильна, что он не может выговорить ни одного слова и только втягивает в себя воздух и отбивает зубами барабанную дробь:

— Бу-бу-бу-бу…

Мать Пелагея побежала в усадьбу к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла и пора бы ей вернуться. Варька лежит на печи, не спит и прислушивается к отцовскому «бу-бу-бу». Но вот слышно, кто-то подъехал к избе. Это господа прислали молодого доктора, который приехал к ним из города в гости. Доктор входит в избу; его не видно в потёмках, но слышно, как он кашляет и щёлкает дверью.

— Засветите огонь, — говорит он.

— Бу-бу-бу… — отвечает Ефим.

Пелагея бросается к печке и начинает искать черепок со спичками. Проходит минута в молчании. Доктор, порывшись в карманах, зажигает свою спичку.

— Сейчас, батюшка, сейчас, — говорит Пелагея, бросается вон из избы и немного погодя возвращается с огарком.

Щёки у Ефима розовые, глаза блестят и взгляд как-то особенно остр, точно Ефим видит насквозь и избу и доктора.

— Ну, что? Что ты это вздумал? — говорит доктор, нагибаясь к нему. — Эге! Давно ли это у тебя?

— Чего-с? Помирать, ваше благородие, пришло время… Не быть мне в живых…

— Полно вздор говорить… Вылечим!

— Это как вам угодно, ваше благородие, благодарим покорно, а только мы понимаем… Коли смерть пришла, что уж тут.

Доктор с четверть часа возится с Ефимом; потом поднимается и говорит:

— Я ничего не могу поделать… Тебе нужно в больницу ехать, там тебе операцию сделают. Сейчас же поезжай… Непременно поезжай! Немножко поздно, в больнице все уже спят, но это ничего, я тебе записочку дам. Слышишь?

— Батюшка, да на чём же он поедет? — говорит Пелагея. — У нас нет лошади.

— Ничего, я попрошу господ, они дадут лошадь.

Доктор уходит, свеча тухнет, и опять слышится «бу-бу-бу»… Спустя полчаса к избе кто-то подъезжает. Это господа прислали тележку, чтобы ехать в больницу. Ефим собирается и едет…

Но вот наступает хорошее, ясное утро. Пелагеи нет дома: она пошла в больницу узнать, что делается с Ефимом. Где-то плачет ребёнок, и Варька слышит, как кто-то её голосом поёт:

— Баю-баюшки-баю, а я песенку спою…

Возвращается Пелагея; она крестится и шепчет:

— Ночью вправили ему, а к утру богу душу отдал… Царство небесное, вечный покой… Сказывают, поздно захватили… Надо бы раньше…

Варька идёт в лес и плачет там, но вдруг кто-то бьёт её по затылку с такой силой, что она стукается лбом о берёзу. Она поднимает глаза и видит перед собой хозяина-сапожника.

— Ты что же это, паршивая? — говорит он. — Дитё плачет, а ты спишь?

Он больно треплет её за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песню. Зелёное пятно и тени от панталон и пелёнок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают её мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с котомками на спинах и тени разлеглись и крепко спят. Глядя на них, Варьке страстно хочется спать; она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идёт рядом и торопит её. Обе они спешат в город наниматься.

— Подайте милостынки Христа ради! — просит мать у встречных. — Явите божескую милость, господа милосердные!

— Подай сюда ребёнка! — отвечает ей чей-то знакомый голос. — Подай сюда ребёнка! — повторяет тот же голос, но уже сердито и резко. — Слышишь, подлая?

Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чём дело: нет ни шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна только хозяйка, которая пришла покормить своего ребёнка. Пока толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребёнка, Варька стоит, глядит на неё и ждёт, когда она кончит. А за окнами уже синеет воздух, тени и зелёное пятно на потолке заметно бледнеют. Скоро утро.

— Возьми! — говорит хозяйка, застёгивая на груди сорочку. — Плачет. Должно, сглазили.

Варька берёт ребёнка, кладёт его в колыбель и опять начинает качать. Зелёное пятно и тени мало-помалу исчезают и уж некому лезть в её голову и туманить мозг. А спать хочется по-прежнему, ужасно хочется! Варька кладёт голову на край колыбели и качается всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза всё-таки слипаются и голова тяжела.

— Варька, затопи печку! — раздаётся за дверью голос хозяина.

Значит, уже пора вставать и приниматься за работу. Варька оставляет колыбель и бежит в сарай за дровами. Она рада. Когда бегаешь и ходишь, спать уже не так хочется, как в сидячем положении. Она приносит дрова, топит печь и чувствует, как расправляется её одеревеневшее лицо и как проясняются мысли.

— Варька, поставь самовар! — кричит хозяйка.

Варька колет лучину, но едва успевает зажечь их и сунуть в самовар, как слышится новый приказ:

— Варька, почисть хозяину калоши!

Она садится на пол, чистит калоши и думает, что хорошо бы сунуть голову в большую, глубокую калошу и подремать в ней немножко… И вдруг калоша растёт, пухнет, наполняет собою всю комнату, Варька роняет щётку, но тотчас же встряхивает головой, пучит глаза и старается глядеть так, чтобы предметы не росли а не двигались в её глазах.

— Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!

Варька моет лестницу, убирает комнаты, потом топит другую печь и бежит в лавочку. Работы много, нет ни одной минуты свободной.

Но ничто так не тяжело, как стоять на одном месте перед кухонным столом и чистить картошку. Голову тянет к столу, картошка рябит в глазах, нож валится из рук, а возле ходит толстая, сердитая хозяйка с засученными рукавами и говорит так громко, что звенит в ушах. Мучительно также прислуживать за обедом, стирать, шить. Бывают минуты, когда хочется, ни на что не глядя, повалиться на пол и спать.

День проходит. Глядя, как темнеют окна, Варька сжимает себе деревенеющие виски и улыбается, сама не зная чего ради. Вечерняя мгла ласкает её слипающиеся глаза и обещает ей скорый, крепкий сон. Вечером к хозяевам приходят гости.

— Варька, ставь самовар! — кричит хозяйка.

Самовар у хозяев маленький, и прежде чем гости напиваются чаю, приходится подогревать его раз пять. После чаю Варька стоит целый час на одном месте, глядит на гостей и ждёт приказаний.

— Варька, сбегай купи три бутылки пива!

Она срывается с места и старается бежать быстрее, чтобы прогнать сон.

— Варька, сбегай за водкой! Варька, где штопор? Варька, почисть селёдку!

Но вот наконец гости ушли; огни тушатся, хозяева ложатся спать.

— Варька, покачай ребёнка! — раздаётся последний приказ.

В печке кричит сверчок; зелёное пятно на потолке и тени от панталон и пелёнок опять лезут в полуоткрытые глаза Варьки, мигают и туманят ей голову.

— Баю-баюшки-баю, — мурлычет она, — а я песенку спою…

А ребёнок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она всё понимает, всех узнает, по сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает её по рукам и по ногам, давит её и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от неё, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает всё свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зелёное пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.

Этот враг — ребёнок.

Она смеётся. Ей удивительно: как это раньше она не могла понять такого пустяка? Зелёное пятно, тени и сверчок тоже, кажется, смеются и удивляются.

Ложное представление овладевает Варькой. Она встаёт с табурета и, широко улыбаясь, не мигая глазами, прохаживается по комнате. Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребёнка, сковывающего её по рукам и ногам… Убить ребёнка, а потом спать, спать, спать…

Смеясь, подмигивая и грозя зелёному пятну пальцами, Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребёнку. Задушив его, она быстро ложится на пол, смеётся от радости, что ей можно спать, и через минуту спит уже крепко, как мёртвая…

1888 (опубл. 1888)

Читать онлайн «Спать хочется»

Спать хочется

Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок, и чуть слышно мурлычет:

Баю-баюшки-баю,

А я песенку спою…

Перед образом горит зеленая лампадка; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. От лампадки ложится на потолок большое зеленое пятно, а пеленки и панталоны бросают длинные тени на печку, колыбель, на Варьку… Когда лампадка начинает мигать, пятно и тени оживают и приходят в движение, как от ветра. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром.

Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но все еще кричит, и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная головка.

– Баю-баюшки-баю, – мурлычет она, – тебе кашки наварю…

В печке кричит сверчок. В соседней комнате, за дверью, похрапывают хозяин и подмастерье Афанасий… Колыбель жалобно скрипит, сама Варька мурлычет – и все это сливается в ночную, убаюкивающую музыку, которую так сладко слушать, когда ложишься в постель. Теперь же эта музыка только раздражает и гнетет, потому что она вгоняет в дремоту, а спать нельзя; если Варька, не дай бог, уснет, то хозяева прибьют ее.

Лампадка мигает.

. Зеленое пятно и тени приходят в движение, лезут в полуоткрытые, неподвижные глаза Варьки и в ее наполовину уснувшем мозгу складываются в туманные грезы. Она видит темные облака, которые гоняются друг за другом по небу и кричат, как ребенок. Но вот подул ветер, пропали облака, и Варька видит широкое шоссе, покрытое жидкою грязью; по шоссе тянутся обозы, плетутся люди с котомками на спинах, носятся взад и вперед какие-то тени; по обе стороны сквозь холодный, суровый туман видны леса. Вдруг люди с котомками и тени падают на землю в жидкую грязь. «Зачем это?» – спрашивает Варька. «Спать, спать!» – отвечают ей. И они засыпают крепко, спят сладко, а на телеграфных проволоках сидят вороны и сороки, кричат, как ребенок, и стараются разбудить их.

– Баю-баюшки-баю, а я песенку спою… – мурлычет Варька и уже видит себя в темной, душной избе.

На полу ворочается ее покойный отец Ефим Степанов. Она не видит его, но слышит, как он катается от боли по полу и стонет. У него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Боль так сильна, что он не может выговорить ни одного слова и только втягивает в себя воздух и отбивает зубами барабанную дробь:

Конец ознакомительного фрагмента.

История создания

В своей переписке с издателем Плещеевым, датированной 1888 годом, Чехов признается, что работает над “плохеньким рассказцем” из чистого тяготения к малой прозе. Стоит признать, что своим существованием произведение «Спать хочется» обязано не столько тем, что гений Антона Павловича требовал своего излияния на бумагу, сколько тем, что за него предлагались неплохие деньги, от которых Чехов никогда не отказывался, хоть и обесценивал их важность в ряде своих произведений.

Очевидно, что образ эксплуатируемой девочки Вари напрямую связан с историей Антоши Чехова, несчастного, вечно сонного мальчика. Детство автора было, без преувеличения, трудным: тиран-отец, холодная лавка со зловонной рыбой, ночные службы на клиросе, перманентное желание отдохнуть и поспать.

Критика

Рассказ вызвал значительный резонанс. Поводов недоверия не только к чеховскому видению проблем, но и к самой персоне писателя, было у придирчивой публики богемных снобов предостаточно. Одним сюжет казался недостаточно правдоподобным, другие, напротив, считали описываемые события настолько подноготно реальными, что находили неприличным факт сам упоминания об их существовании в обществе, где принято считать любую слабость, горе, безнадежность — пошлостью. Вызывали множество вопросов и правки, внесенные Чеховым в оригинал произведения для публикации его в журнале “Хмурые люди”. По их итогам из произведения была убрана часть описаний мучений Варьки, а изначально неоднозначная концовка, за добавлением еще одного абзаца, стала вполне конкретной: невинный ребенок взял на себя самый взрослый в мире грех. С чем связан подобный жест недоброй воли к своим героям, к чему такая жестокость? Чехов ведь “человек без селезенки”, а не без сердца, в конце концов.

Однако рассказ “Спать хочется” нашел весьма авторитетное одобрение со стороны светоча русской литературной морали — Льва Николаевича Толстого, что выписывает Чехову символическую индульгенцию ото всех, причисленных ему общественностью, смертных грехов.

Автор: Иван Лейтман

Чему учит?

Рассказ “Спать хочется” косвенно побуждает читателя к отречению от уникальности собственных проблем, которые большое количество недалеких людей преувеличивают и возводят в громоздкий философский знаменатель, ничего по модулю не составляющий. Чехов бьет в набат, чтобы пробудить общество от нравственной дремоты, при которой романтизируются и оправдываются самые сопливые слабости. Пример ребенка, отягченного взрослыми обязательствами, готового на бесчеловечный поступок, показывает, что горе — это не про романтику, горе — это про мать без ребенка, про время без будущего, про бездну и чертей. И нет в нем никакой практической составляющей, горе не питает творческими силами и опытом — оно строит непреодолимую баррикаду между сердцем и разумом, без взаимодействия которых человек — не человек. Это и есть мораль книги.

Назвав текст условным предложением “спать хочется”, Чехов заставляет задуматься, что великое множество вещей, в том числе и приносящих вред, происходит в нашей жизни естественным путем, который не в силах контролировать ни один человек. Потому люди должны объединяться под эгидой взаимовыручки и гуманной чуткости к ближнему, чтобы максимально ослабить самовоспроизводящееся зло. Человек, одинокий в своей борьбе, в большинстве случаев, падет под гнетом внешних сил, априори значительно его превосходящих, и станет носителем победившего его зла, что приводит, очевидно, не только к единичным случаям, один из которых в красках описал Чехов, но и к трагедиям массового характера: войнам, геноциду, нетерпимости, диктатуре.

Суть: о чем рассказ?

Сидящая у колыбели всё никак не унимающегося ребенка, совсем юная, не по годам загруженная взрослыми проблемами и обязательствами, нянечка Варька борется с убийственной дремотой. Она не может идти спать, потому как ей нельзя оставлять без присмотра ребенка, пока тот не уснул.

Охваченная все более и более сильной тягой ко сну, девочка впадает в полудрему, в которой видит сначала безобразный развязший тракт, все пассажиры которого призывают ее ко сну, затем — ужасающую картину предсмертных часов ее отца, пребывающего во мрачной, издевательски-растянувшейся агонии, которую наблюдает не находящая себе места матушка. Варька видит доктора, дающего ее отцу направление на операцию — по сути, играя с чувствами жены и дочери, вселяя в них неуместно оптимистическую и оттого мерзкую надежду. Отец умирает в земской больнице на следующее утро, о чем возвещает причитающая матушка, вернувшаяся оттуда.

Варьке представляется, как она собирает милостыню, стоя бок о бок с несчастной овдовевшей матушкой. Тут сон прерывается. Появляется хозяйка дома, мамаша не унимающегося отпрыска.

И вроде можно было бы вздохнуть с облегчением и мирно пойти спать, однако голос хозяина потребовал дрова к печи — уже наступило утро. За весь день Варьке так и не удалось отдохнуть: её как нарочно накрыло волной хлопот по хозяйскому дому, ставшему за эту ночь ненавистным. Желание спать никуда не пропадает, продолжая измываться над бедняжкой, неспособной что-либо с этим поделать.

Наступает вторая ночь напротив люльки с вопящим ребенком, которого, должно быть, сглазили. Помутившийся за бессонные сутки рассудок окончательно покидает Варьку, ею овладевает примитивное желание избавиться от мешающего спать звука дерущейся детской глотки. Девочка с ужасающей легкостью принимает решение задушить ребенка. Совершив задуманное, героиня ложится спать на пол, близ трупа младенца и засыпает, точно мертвая.

Жанр и направление

Не взирая всесторонне антиэтичный сюжет из жизни русского мещанства, Чехов не прибегает к отклонению от ведущего литературного направления, а именно — реализма. Однако жанр рассказа «Спать хочется» едва ли отвечает всей устрашающей авторской фантасмагории, потому, “Спать хочется” — не, как может показаться по названию, наивная беллетристика. Это рассказ-триллер, в котором сосредоточенны первородные боль и обида, в котором царствует первобытная справедливость.

В рассказе не распознается привычный для нас Чехов — теократ и гуманист, он оборачивается в освирепевшего моралиста, приводящего каждого из героев к тому, чего они действительно заслуживают: деспотичные хозяева — убиения своего ребенка, уставшая Варька — простого человеческого сна.

Главная мысль

“Спать хочется” представляет собой крепчайший настой первородного человеческого страдания, трагического безысходного горя русской души, заложником которого человек становится по принципу “vogue la galere”. Однако это вовсе не означает того, что Чехов понимает природу духовных и социальных проблем, емко описанных им, только в сакральном ключе. Закаленный исключительной жизненной несправедливостью, Чехов сформировал наиболее правильный подход к пониманию мира, в котором сочетаются и фактор “злого рока”, нам неподвластный и фактор человеческий.

Чехов демонстрирует дистанцию между человеческим сердцем и “злым роком”, снижающуюся соразмерно с повальным распространением обывательских взглядов на жизнь, мораль, институт долга и слова. Смысл рассказа “Спать хочется” заключается в том, что даже в беззлобную детскую душу может проникнуть дьявол, что уж говорить о меркантильных и завистливых взрослых, имеющих помимо прочего множество пошлых соблазнов: спиртного, блуда, предательства. И для того чтобы обезопасить себя в этой порочной структуре, нужно, в первую очередь, позаботиться о сохранности ближнего, особенно, если это ребенок, имеющий естественное и неоспоримое право на протекцию и простую человеческую любовь. То, что происходит в случае социальной пассивности и отторжения любых неделовых отношений, максимально остро, идейно и провокационно описал в своем произведении Чехов, подняв в своем читателе все то, человеческое нутро, на которое он может полагаться в спасении от прогрессирующей моральной пандемии. Это и есть основная идея рассказа «Спать хочется».

Темы

Тематика рассказа «Спать хочется» может быть дополнена, если Вы напишите об этой надобности Многомудрому Литрекону в комментариях.

  1. Тема «Бездетствия»
    — основная тема произведения, вызывающая сочувствие со стороны русского читателя, склонного к психологической регрессии. Варька — маленький человек с сильнейшим эмоциональным стержнем внутри, помогающим выносить тяжесть воспоминаний об утраченном счастье и мысли о приобретенных обязательствах. Таких, как Варька, детей, не познавших детского счастья, было несметное количество: это счастье у них отнимали эпидемии, бедность, повсеместное пьянство.
  2. Тема бедности
    — осевая тема произведения, всегда актуальная для русского мира рабов и господ. Все герои одинаково бояться ее: Варьке привиделось, как она собирает милостыню, ее хозяева — мещане, и деньги — единственное богатство, которым они могут располагать.
  3. Тема безразличия
    — второстепенная тема, соприкасающаяся с основной в аспекте ответственности поколения старшего перед поколением младшим. Отсутствие этой ответственности подтверждается распущенностью нравов, непосредственностью в деликатностях, наплевательским отношением взрослых к тому, что хорошего младшее поколение может от них перенять, и какие фатальные для детей последствия имеет излишне праздная и низменная рутина большинства из старших. Причем вред от сформировавшейся тенденции носит далеко не нативный характер: он затрагивает в той или иной степени каждого.

Проблемы

Проблематика рассказа «Спать хочется» тоже может быть расширена по мановению клавиши.

  1. Проблема судьбы
    — преобладающий аспект произведения, основой которого является тема “детей без детства”. Своим произведением Чехов задает хрестоматийный вопрос о том, каковы закономерности судьбы и где в это вопросе заканчивается человеческое всемогущество и начинается его ничтожность. Почему при сказочном фарте одних, бесконечно терпят фиаско вторые, и не могут себе даже позволить рискнуть третьи?
  2. Проблема эксплуатации детского труда
    . Варька — маленький человек с сильнейшим эмоциональным стержнем внутри, помогающем выносить тяжесть воспоминаний об утраченном счастье и мысли о приобретенных обязательствах. Однако ее поведение нельзя считать нормативным.
  3. Проблема вариативности гуманизма
    — загвоздка возникла после редактуры 1891 года, когда Чехов завел финал произведения в логический тупик, изобразив ужасающий акт символической расправы детей за грехи своих родителей. В этом абзаце он не только безоговорочно и бесповоротно убивает невинного младенца, но еще и ставит крест на Варьке, как на герое-праведнике, сформировав почву для отождествления своей героини с главным, в русской литературе, убийцей — Родионом Раскольниковым. Во всяком случае, дилемма в ее отношении складывается похожим образом: кто есть Варька: жертва или агрессор?

  • Рассказ чужая калитка пермяк читать
  • Рассказ чехова ночь на кладбище
  • Рассказ чужая калитка 3 класс
  • Рассказ чехова невидимые миру слезы
  • Рассказ чужая дочь глава 10