Рассказ чехова ведьма краткое содержание

«The Witch»
by Anton Chekhov
1887 In Twilight collection cover
Original title	Ведьма
Country	Russia
Language	Russian
Published in	Novoye Vremya
Publication date	8 March 1886

«The Witch» (Russian: Ведьма, romanized: Vedma) is an 1886 short story by Anton Chekhov.

Background and publication[edit]

On the origins of the story, Chekhov’s brother Mikhail wrote in his 1923 memoirs: «There was, [not far from Babkino], by the Daragan Forest, a lonely Polevshcinskaya church which had always intrigued [Chekhov]. They had the service in it only once a year, and in the night time one could hear its bell, marking the hours. It was this small church with its watchman’s hut by the post road, that had given apparently Chekhov the ideas for his stories ‘The Witch’ and ‘A Bad Business’.»^[1] According to Chekhov’s 28 March 1886 letter to Dmitry Grigorovich, he wrote «The Witch» in the course of one day.

«The Witch» was first published on 8 March 1886 by Novoye Vremya (Issue No. 3600). It made its way into the 1887 collection In the Twilight (В сумерках), to be reproduced, unchanged, in all its 13 editions (1888–1899). While revising the story for it, Chekhov omitted some details which many of his correspondents referred to as exceedingly naturalistic. He returned to the original version while preparing the text for the Volume 3 of his Collected Works, published by Adolf Marks in 1899–1901.

During its author’s lifetime the story was translated into German and Czech languages.

Plot summary[edit]

Nightfall approaches, and in the hut adjoining the church, the sexton Saveliy Gykin lies in his huge bed, listening to the snowstorm raging outside and muttering something threatening. His wife Raisa sits by the window, making sacks out of coarse hempen stuff, and its soon becomes clear that it’s to her that his grunts are addressed.

Saveliy seems to seriously think that his wife is a witch, who intentionally brings about storms in order to lure the young men who’d lose their way into the house, to seduce them. Raisa tries to reason with him, saying that when her father was alive, «all sorts of people used to come to him to be cured of the ague,» and nobody accused him of witchcraft, even if he was a healer. Saveliy points out that those coming to their hut looking for help are invariably young men, ‘looking for mischief’.

A distant sound catches their attention. Soon the postman and his coachman enter the hut, and it turns out, they’ve lost their way. The postman is young and good-looking, and Raisa asks if the two would have some tea, then tells the guest that her late father was the sexton here, then before his death he hastily married her off to somebody from the Consistory, and now the two live here in sheer poverty, because Saveliy is lazy and is ‘afraid of people’.

Exhausted, the postman drops off by his huge mail bag. Raisa sits and watches him, transfixed. Saveliy jumps off and puts a handkerchief over his face, allegedly «to keep the light out of his eyes,» but apparently in order to block the gaze of his witch of a wife, to her great chagrin. Full of premonitions, he wakes up the two men, but while the coachman insists they have to hurry, the young postman reckons they’ve missed the mail train already, and is succumbing to the soft voice of Raisa, imploring him to stay and have some tea.

Finally the two decide they should go, and Saveliy is so relieved, he runs off to help the coach driver to drag the bags. Alone with Raisa, the young man touches her neck, then, encouraged by her hot whispering, embraces her by the waist, feeling great desire overcoming him. The two men return to the house, and the postman has to go.

Saveliy departs to show the way. Raisa starts to pace to and fro, getting more and more agitated, breathing heavily, her eyes full of hatred. She sees her humble, dirty, greasy abode with the new eyes, with contempt and disgust. Suddenly she realises she might have had a better life, had she not been married to this worthless, dirty man. She bursts into tears and cries her heart out.

Saveliy returns, now convinced that his wife, who is in league with the devil, can control the winds. Yet, unable now to resist her supernatural sexual power, he touches her plait, then her neck. She responds by giving him an elbow to the nose.

Critical reception[edit]

«The Witch was discarded by many. So what? There is not much things around to write about, and the devil is always beside you, nudging you towards this sort of thing,» Chekhov complained to his friend and regular correspondent Viktor Bilibin soon after the story appeared in Novoye Vremya. In his 14 March letter, Bilibin replied: «They say (notably, Leykin), Suvorin liked your The Witch immensely, was enraptured by it. I’d hesitate to say the same about myself. What I really enjoyed is its artfulness, for this is surely the work of a major talent. The pictures of nature are superb. But those excessively sensuous scenes… in the vein of the indecent pictures are hardly worth your talent’s while.»^[4]

Fyodor Schechtel, on the other hand, seemed to have been impressed exactly by these scenes. In his 12 March letter to Chekhov he opined that the naturalistic details in the sexton’s portrait «would beat any by, say, Zola».

Dmitry Grigorovich praised the story, but was unhappy about its ‘naturalistic’ side. «Such things as veracity and realism do not necessarily negate gracefulness, in fact, they benefit from it. A superb master of the form, like yourself, who has such a great feeling for [phraseological] plasticity, has no particular need to inform the readers about the state of the sexton’s unwashed feet with its hook-like nails, or his navel… Please excuse me for this, the reason I’ve let myself to express such opinions is that I truly believe in your gift and greatly wish it the best possible development and realisation,» he remarked in his 25 March letter.^[5]

Maria Kiselyova^{[note 1]} enjoyed «The Witch» and compared it favourably to another story, «Mire». «For me… the strongest point of ‘The Witch’ is its realism… The whole scenery, the heroine, her husband and their guests are portrayed in the most masterful fashion. While reading it I can blush a bit, but what I cannot do is say something in it does not ring true,» she wrote Chekhov on 18 January 1887.

The story was reviewed as part of In Twilight collection and the results were mixed. The Peterburgskaya Gazeta‘s literary correspondent lauded the depictions of nature in the story, «much in the vein of Dickens at his best,» adding: «Chekhov is most certainly a poet, writing in prose.»^[6]

Alexander Skabichevsky reminded the readers of Severny Vestnik how Chekhov’s debut short story collection Motley Stories had been criticised in it, for some of its entries having been half-baked. He argued that the predictions which were made then, that writing too hastily and mostly for newspapers would have dire consequences for this gifted author, have come true. «Take The Witch for example. Had it stayed for a week in its author’s desk, and then would be revised with pencil in hand, we wouldn’t cringe at these sexton’s tirades, improbably serene and theatrical,» he wrote.^[7]

«None of the young writers would surpass [Chekhov] for depicting so expressively and subtly, so poetically and yet laconically, both the nature and different types of human character,» Viktor Burenin wrote in Novoye Vremya, speaking of «The Witch».^[8]

Platon Krasnov, writing for Trud, argued that in portraying woman’s sensuality (in «Peasant Wives» and «The Witch») Chekhov was never slight or playful, having always had some social conflict in mind. Krasnov praised the language in The Witch and compared its pictures of nature to those in a Fyodor Tyutchev poem.^[9]

Lev Tolstoy included «The Witch» in his personal list of Chekhov’s best stories.^[10]

Notes[edit]

References[edit]

External links[edit]

• Ведьма, original Russian text, at Lib.ru
• The Witch, English translation

«The Witch»
by Anton Chekhov
1887 In Twilight collection cover
Original title	Ведьма
Country	Russia
Language	Russian
Published in	Novoye Vremya
Publication date	8 March 1886

«The Witch» (Russian: Ведьма, romanized: Vedma) is an 1886 short story by Anton Chekhov.

Background and publication[edit]

On the origins of the story, Chekhov’s brother Mikhail wrote in his 1923 memoirs: «There was, [not far from Babkino], by the Daragan Forest, a lonely Polevshcinskaya church which had always intrigued [Chekhov]. They had the service in it only once a year, and in the night time one could hear its bell, marking the hours. It was this small church with its watchman’s hut by the post road, that had given apparently Chekhov the ideas for his stories ‘The Witch’ and ‘A Bad Business’.»^[1] According to Chekhov’s 28 March 1886 letter to Dmitry Grigorovich, he wrote «The Witch» in the course of one day.

«The Witch» was first published on 8 March 1886 by Novoye Vremya (Issue No. 3600). It made its way into the 1887 collection In the Twilight (В сумерках), to be reproduced, unchanged, in all its 13 editions (1888–1899). While revising the story for it, Chekhov omitted some details which many of his correspondents referred to as exceedingly naturalistic. He returned to the original version while preparing the text for the Volume 3 of his Collected Works, published by Adolf Marks in 1899–1901.

During its author’s lifetime the story was translated into German and Czech languages.

Plot summary[edit]

Nightfall approaches, and in the hut adjoining the church, the sexton Saveliy Gykin lies in his huge bed, listening to the snowstorm raging outside and muttering something threatening. His wife Raisa sits by the window, making sacks out of coarse hempen stuff, and its soon becomes clear that it’s to her that his grunts are addressed.

Saveliy seems to seriously think that his wife is a witch, who intentionally brings about storms in order to lure the young men who’d lose their way into the house, to seduce them. Raisa tries to reason with him, saying that when her father was alive, «all sorts of people used to come to him to be cured of the ague,» and nobody accused him of witchcraft, even if he was a healer. Saveliy points out that those coming to their hut looking for help are invariably young men, ‘looking for mischief’.

A distant sound catches their attention. Soon the postman and his coachman enter the hut, and it turns out, they’ve lost their way. The postman is young and good-looking, and Raisa asks if the two would have some tea, then tells the guest that her late father was the sexton here, then before his death he hastily married her off to somebody from the Consistory, and now the two live here in sheer poverty, because Saveliy is lazy and is ‘afraid of people’.

Exhausted, the postman drops off by his huge mail bag. Raisa sits and watches him, transfixed. Saveliy jumps off and puts a handkerchief over his face, allegedly «to keep the light out of his eyes,» but apparently in order to block the gaze of his witch of a wife, to her great chagrin. Full of premonitions, he wakes up the two men, but while the coachman insists they have to hurry, the young postman reckons they’ve missed the mail train already, and is succumbing to the soft voice of Raisa, imploring him to stay and have some tea.

Finally the two decide they should go, and Saveliy is so relieved, he runs off to help the coach driver to drag the bags. Alone with Raisa, the young man touches her neck, then, encouraged by her hot whispering, embraces her by the waist, feeling great desire overcoming him. The two men return to the house, and the postman has to go.

Saveliy departs to show the way. Raisa starts to pace to and fro, getting more and more agitated, breathing heavily, her eyes full of hatred. She sees her humble, dirty, greasy abode with the new eyes, with contempt and disgust. Suddenly she realises she might have had a better life, had she not been married to this worthless, dirty man. She bursts into tears and cries her heart out.

Saveliy returns, now convinced that his wife, who is in league with the devil, can control the winds. Yet, unable now to resist her supernatural sexual power, he touches her plait, then her neck. She responds by giving him an elbow to the nose.

Critical reception[edit]

«The Witch was discarded by many. So what? There is not much things around to write about, and the devil is always beside you, nudging you towards this sort of thing,» Chekhov complained to his friend and regular correspondent Viktor Bilibin soon after the story appeared in Novoye Vremya. In his 14 March letter, Bilibin replied: «They say (notably, Leykin), Suvorin liked your The Witch immensely, was enraptured by it. I’d hesitate to say the same about myself. What I really enjoyed is its artfulness, for this is surely the work of a major talent. The pictures of nature are superb. But those excessively sensuous scenes… in the vein of the indecent pictures are hardly worth your talent’s while.»^[4]

Fyodor Schechtel, on the other hand, seemed to have been impressed exactly by these scenes. In his 12 March letter to Chekhov he opined that the naturalistic details in the sexton’s portrait «would beat any by, say, Zola».

Dmitry Grigorovich praised the story, but was unhappy about its ‘naturalistic’ side. «Such things as veracity and realism do not necessarily negate gracefulness, in fact, they benefit from it. A superb master of the form, like yourself, who has such a great feeling for [phraseological] plasticity, has no particular need to inform the readers about the state of the sexton’s unwashed feet with its hook-like nails, or his navel… Please excuse me for this, the reason I’ve let myself to express such opinions is that I truly believe in your gift and greatly wish it the best possible development and realisation,» he remarked in his 25 March letter.^[5]

Maria Kiselyova^{[note 1]} enjoyed «The Witch» and compared it favourably to another story, «Mire». «For me… the strongest point of ‘The Witch’ is its realism… The whole scenery, the heroine, her husband and their guests are portrayed in the most masterful fashion. While reading it I can blush a bit, but what I cannot do is say something in it does not ring true,» she wrote Chekhov on 18 January 1887.

The story was reviewed as part of In Twilight collection and the results were mixed. The Peterburgskaya Gazeta‘s literary correspondent lauded the depictions of nature in the story, «much in the vein of Dickens at his best,» adding: «Chekhov is most certainly a poet, writing in prose.»^[6]

Alexander Skabichevsky reminded the readers of Severny Vestnik how Chekhov’s debut short story collection Motley Stories had been criticised in it, for some of its entries having been half-baked. He argued that the predictions which were made then, that writing too hastily and mostly for newspapers would have dire consequences for this gifted author, have come true. «Take The Witch for example. Had it stayed for a week in its author’s desk, and then would be revised with pencil in hand, we wouldn’t cringe at these sexton’s tirades, improbably serene and theatrical,» he wrote.^[7]

«None of the young writers would surpass [Chekhov] for depicting so expressively and subtly, so poetically and yet laconically, both the nature and different types of human character,» Viktor Burenin wrote in Novoye Vremya, speaking of «The Witch».^[8]

Platon Krasnov, writing for Trud, argued that in portraying woman’s sensuality (in «Peasant Wives» and «The Witch») Chekhov was never slight or playful, having always had some social conflict in mind. Krasnov praised the language in The Witch and compared its pictures of nature to those in a Fyodor Tyutchev poem.^[9]

Lev Tolstoy included «The Witch» in his personal list of Chekhov’s best stories.^[10]

Notes[edit]

References[edit]

External links[edit]

• Ведьма, original Russian text, at Lib.ru
• The Witch, English translation

«Ведьма» — рассказ Антона Павловича Чехова. Написан в 1886 году, впервые опубликован в 1886 году в газете «Новое время» № 3600 от 8 марта с подписью Ан. Чехов.

Публикации

Рассказ А. П. Чехова «Ведьма» написан в 1886 году, впервые опубликован в 1886 году в газете «Новое время» № 3600 от 8 марта с подписью Ан. Чехов, в 1887 году включался в сборник «В сумерках», вошел в собрание сочинений А. Чехова, издаваемое Адольфом Марксом.

При жизни Чехова рассказ переводился на немецкий и чешский языки.

Младший брат писателя, М. П. Чехов вспоминал, что недалеко от Бабкина «близ Дарагановского леса стояла одинокая Полевщинская церковь, всегда обращавшая на себя внимание писателя. В ней служили всего только один раз в год и по ночам до Бабкина долетали только унылые удары колокола, когда сторож звонил часы. Эта церковь, с ее домиком для сторожа, у самой почтовой дороги, кажется, дала Чехову мысль написать „Ведьму“»^[1].

Сюжет

Действие рассказа «Ведьма» происходит зимой в церковной сторожке. Здесь живут дьячок Савелий Гыкин и дьячиха Раиса Ниловна. За окном разгулялась вьюга, навалило сугробы. Дьячиха шила из грубого рядна мешки, обоим не спалось. Вдруг заслышался звенящий стон. Это где-то проезжал почтальон.

Дьячок, пеняя на непогоду и заезжих, стал обвинять жену: «это твои дела, чертиха! Твои дела, чтоб ты пропала! И метель эта, и почту кружит… всё это ты наделала! Ты!» После долгих пререканий и взаимных обвинений, раздался стук в дверь и к ним попросился погреться почтальон и его напарник.

Почтальон был молодым человеком. Он стал жаловаться на жизнь, на непогоду. Дьячиха решила угостить приезжих, между ними зашёл разговор о жизни в селе. Дьячиха рассказала, как она вышла замуж. После этого все легли спать. Дьячку не спалось, он «сполз на животе с постели и, подойдя к почтальону, прикрыл его лицо платком», чтобы тому «огонь ему в глаза не бил». Потом супруги стали переругиваться. Савелий решил разбудить почтальона и отправить его на работу: «Дело у них казенное, мы же отвечать будем, зачем их тут держали. Коли везешь почту, так вези, а спать нечего».

Дьячиха же стала отговаривать почтальона ехать в непогоду. В нерешительности почтальон обратил внимание на привлекательную внешность дьячихи и коснулся её шеи. Потом он схватил её за талию и нагнулся чтобы потушить лампу. Но тут показался Савелий и ямщик. Приезжие сели в телегу с Савелием, который взялся показать почтальону дорогу и уехали.

По их отъезде дьячиха нервно ходила из угла в угол, вся раскраснелась. Её жилье показалось ей грязным и убогим, таким же убогим показался ей дьячок. Все это контрастировало с ее нежной и тонкой структурой.

Вернувшийся дьячок вновь стал обвинять жену в ворожбе, обещал пожаловаться на нее отцу Никодиму. На это она ответила: «Жену поищи себе в лесу! Какая я тебе жена? Да чтоб ты треснул! Вот еще навязался на мою голову телепень, лежебока, прости Господи!» и зарыдала. После этого дьячок «окончательно убедился в своих предположениях относительно жены». Он подержал в руке её косу и погладил шею, за что получил локтем в переносицу, да так, что из глаз посыпались искры.

Критика

В своём письме в 1886 году издатель Лейкин писал автору: «Рассказывал мне Суворин, что Вы прислали ему большую повесть. Хвалил»^[2].

В. В. Билибин писал Чехову: «Говорят, что Суворину очень понравилась „Ведьма“ Ваша, что он просто в восторге. О себе этого не скажу. Прочитал я с истинным удовольствием по поводу мастерства, с которым написан рассказ. В нем много таланта. Описание природы превосходно. Но, я думаю, не вполне достойно употреблять талант на воспроизведение крайне чувственных картин, граничащих… с „заграничными картинками“ … „Реальность?“ А Тургенев не был разве реалистом? Так ли бы он написал эту тему? Я поклонник реализма, но меня коробит от описания грязных ног дьячка. Потом, рядом с такой реальностью — чисто фантастический элемент в образе дьячка, который серьезно считает свою жену ведьмой. Это не вяжется»^[2].

Ф. О. Шехтель писал Чехову, что натуралистические подробности в описании дьячка в рассказе «круче всякого золаизма»^[2].

Рассказ ценил Д. В. Григорович. Он также отмечал погрешности: «Правдивость, реализм не только не исключают изящества, но выигрывают от последнего. Вы настолько сильно владеете формой и чувством пластики, что нет особой надобности говорить, например, о грязных ногах с вывороченными ногтями и о пупке у дьячка. Детали эти ровно ничего не прибавляют к художественной красоте описания, а только портят впечатление в глазах читателя со вкусом. Простите мне великодушно такие замечания; я решился их высказать потому только, что истинно верю в Ваш талант и желаю ему ото всей души полного развития и полного выражения»^[3].

Рецензент «Петербургской газеты» писал, что описание метели в рассказе «Ведьма» напоминает лучшие из описаний Диккенса: «Г-н Чехов несомненно поэт, хотя и пишет прозой, — более поэт, чем иные патентованные стихослагатели…»^[4].

М. В. Киселёва в письме от 18 января 1887 года так отзывалась о чеховском рассказе: «Рассказ Ваш „Ведьма“ весьма реалистичен, но меня он подкупает правдой ‹…› Брезгливости во мне нет, что я и доказываю непритворным восхищением той самой „Ведьмой“, за которую Вас ругнули люди более меня компетентные, но и более чопорные. Вся обстановка в „Ведьме“, сама она, её муж и приезжие изображены мастерски; читая, я могу, пожалуй, немного покраснеть, но сказать, что Вы солгали, — я не в состоянии»^[2].

А. М. Скабичевский отмечал: «По поводу первого сборника очерков г. Чехова („Пёстрые рассказы“) в „Северном вестнике“ было уже упомянуто о том газетном много- и скорописании, которое не доведёт талантливого автора до добра. Мы, может быть, уже присутствуем при начале исполнения этого печального предсказания. Взять хоть бы ту же „Ведьму“. Полежи она лишнюю неделю в письменном столе у автора, дай он себе потом труд перечитать её с карандашом в руках, — и, конечно, гневные речи дьячка не резали бы ухо своим спокойствием и вместе деланностью»^[5].

Писатель и литературный критик П. Краснов ставил «Ведьму» в один ряд с величайшими образцами русской классики: «Завывания ветра, точно борьба двух начал, торжествующего, сердитого, и побежденного, жалобного, но злого, производят глубочайшее впечатление. Из прозаических описаний вьюги это лучшее, какое нам попадалось, и выше его мы можем поставить только тютчевское стихотворение „О чём ты воешь, ветр ночной“»^[6].

Л. Н. Толстой считал рассказ «Ведьма» одним из лучших рассказов А. П. Чехова^[2].

Экранизация

• 1958 — Ведьма, режиссёр Александр Абрамов (дебют режиссёра).
• 1962 — Ведьма / Noita (Финляндия), режиссёры Эско Элстеля^[fi], Юкка Сипиля^[fi].
• 1986 — Ведьма / Vestica (ТВ) (Югославия), режиссёр Мирослав Зиванович.
• 2017 — Ведьма — Художественный короткометражный фильм по рассказу А.П. Чехова «Ведьма». Автор сценария и режиссёр: Николай Савельев

Примечания

Литература

• Чехов А. П. Ведьма // Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1974—1982.

Ссылки

• Чехов А. П. Ведьма. Оригинальный русский текст

Эта страница в последний раз была отредактирована 7 октября 2022 в 21:28.

Как только страница обновилась в Википедии она обновляется в Вики 2.
Обычно почти сразу, изредка в течении часа.

Антон Павлович Чехов

ВЕДЬМА

Время шло к ночи. Дьячок Савелий Гыкин лежал у себя в церковной сторожке на громадной постели и не спал, хотя всегда имел обыкновение засыпать в одно время с курами. Из одного края засаленного, сшитого из разноцветных ситцевых лоскутьев одеяла глядели его рыжие, жесткие волосы, из-под другого торчали большие, давно не мытые ноги. Он слушал… Его сторожка врезывалась в ограду, и единственное окно ее выходило в поле. А в поле была сущая война. Трудно было понять, кто кого сживал со света и ради чьей погибели заварилась в природе каша, но, судя по неумолкаемому, зловещему гулу, кому-то приходилось очень круто. Какая-то победительная сила гонялась за кем-то по полю, бушевала в лесу и на церковной крыше, злобно стучала кулаками по окну, метала и рвала, а что-то побежденное выло и плакало… Жалобный плач слышался то за окном, то над крышей, то в печке. В нем звучал не призыв на помощь, а тоска, сознание, что уже поздно, нет спасения. Снежные сугробы подернулись тонкой льдяной корой; на них и на деревьях дрожали слезы, по дорогам и тропинкам разливалась темная жижица из грязи и таявшего снега. Одним словом, на земле была оттепель, но небо, сквозь темную ночь, не видело этого и что есть силы сыпало на таявшую землю хлопья нового снега. А ветер гулял, как пьяный… Он не давал этому снегу ложиться на землю и кружил его в потемках как хотел.

Гыкин прислушивался к этой музыке и хмурился. Дело в том, что он знал, или, по крайней мере, догадывался, к чему клонилась вся эта возня за окном и чьих рук было это дело.

— Я зна-аю! — бормотал он, грозя кому-то под одеялом пальцем. — Я всё знаю!

У окна, на табурете сидела дьячиха Раиса Ниловна. Жестяная лампочка, стоявшая на другом табурете, словно робея и не веря в свои силы, лила жиденький, мелькающий свет на ее широкие плечи, красивые, аппетитные рельефы тела, на толстую косу, которая касалась земли. Дьячиха шила из грубого рядна мешки. Руки ее быстро двигались, всё же тело, выражение глаз, брови, жирные губы, белая шея замерли, погруженные в однообразную, механическую работу и, казалось, спали. Изредка только она поднимала голову, чтобы дать отдохнуть своей утомившейся шее, взглядывала мельком на окно, за которым бушевала метель, и опять сгибалась над рядном. Ни желаний, ни грусти, ни радости — ничего не выражало ее красивое лицо с вздернутым носом и ямками на щеках. Так ничего не выражает красивый фонтан, когда он не бьет.

Но вот она кончила один мешок, бросила его в сторону и, сладко потянувшись, остановила свой тусклый, неподвижный взгляд на окне… На стеклах плавали слезы и белели недолговечные снежинки. Снежинка упадет на стекло, взглянет на дьячиху и растает…

— Поди ложись! — проворчал дьячок.

Дьячиха молчала. Но вдруг ресницы ее шевельнулись и в глазах блеснуло внимание. Савелий, всё время наблюдавший из-под одеяла выражение ее лица, высунул голову и спросил:

— Что?

— Ничего… Кажись, кто-то едет… — тихо ответила дьячиха.

Дьячок сбросил с себя руками и ногами одеяло, стал в постели на колени и тупо поглядел на жену. Робкий свет лампочки осветил его волосатое, рябое лицо и скользнул по всклоченной, жесткой голове.

— Слышишь? — спросила жена.

Сквозь однообразный вой метели расслышал он едва уловимый слухом, тонкий, звенящий стон, похожий на зуденье комара, когда он хочет сесть на щеку и сердится, что ему мешают.

— Это почта… — проворчал Савелий, садясь на пятки.

В трех верстах от церкви лежал почтовый тракт. Во время ветра, когда дуло с большой дороги на церковь, обитателям сторожки слышались звонки.

— Господи, приходит же охота ездить в такую погоду! — вздохнула дьячиха.

— Дело казенное. Хочешь — не хочешь, поезжай… Стон подержался в воздухе и замер.

— Проехала! — сказал Савелий, ложась.

Но не успел он укрыться одеялом, как до его слуха донесся явственный звук колокольчика. Дьячок тревожно взглянул на жену, спрыгнул с постели и, переваливаясь с боку на бок, заходил вдоль печки. Колокольчик прозвучал немного и опять замер, словно оборвался.

— Не слыхать… — пробормотал дьячок, останавливаясь и щуря на жену глаза.

Но в это самое время ветер стукнул по окну и донес тонкий, звенящий стон… Савелий побледнел, крякнул и опять зашлепал по полу босыми ногами.

— Почту кружит! — прохрипел он, злобно косясь на жену. — Слышишь ты? Почту кружит!.. Я… я знаю! Нешто я не… не понимаю! — забормотал он. — Я всё знаю, чтоб ты пропала!

— Что ты знаешь? — тихо спросила дьячиха, не отрывая глаз от окна.

— А то знаю, что всё это твои дела, чертиха! Твои дела, чтоб ты пропала! И метель эта, и почту кружит… всё это ты наделала! Ты!

— Бесишься, глупый… — покойно заметила дьячиха.

— Я за тобой давно уж это замечаю! Как поженился, в первый же день приметил, что в тебе сучья кровь!

— Тьфу! — удивилась Раиса, пожимая плечами и крестясь. — Да ты перекрестись, дурень!

— Ведьма и есть ведьма, — продолжал Савелий глухим, плачущим голосом, торопливо сморкаясь в подол рубахи. — Хоть ты и жена мне, хоть и духовного звания, но я о тебе и на духу так скажу, какая ты есть… Да как же? Заступи, господи, и помилуй! В прошлом годе под пророка Даниила и трех отроков была метель и — что же? мастер греться заехал. Потом на Алексея, божьего человека, реку взломало, и урядника принесло… Всю ночь тут с тобой, проклятый, калякал, а как на утро вышел, да как взглянул я на него, так у него под глазами круги и все щеки втянуло! А? В Спасовку два раза гроза была, и в оба разы охотник ночевать приводил. Я всё видел, чтоб ему пропасть! Всё! О, красней рака стала! Ага!

— Ничего ты не видел…

— Ну да! А этой зимой перед Рождеством на десять мучеников в Крите, когда метель день и ночь стояла… помнишь? — писарь предводителя сбился с дороги и сюда, собака, попал… И на что польстилась! Тьфу, на писаря! Стоило из-за него божью погоду мутить! Чертяка, сморкун, из земли не видно, вся морда в угрях и шея кривая… Добро бы, красивый был, а то — тьфу! сатана!

Дьячок перевел дух, утер губы и прислушался. Колокольчика не было слышно, но рванул над крышей ветер и в потемках за окном опять зазвякало.

— И теперь тоже! — продолжал Савелий. — Недаром это почту кружит! Наплюй мне в глаза, ежели почта не тебя ищет! О, бес знает свое дело, хороший помощник! Покружит, покружит и сюда доведет. Зна-аю! Ви-ижу! Не скроешь, бесова балаболка, похоть идольская! Как метель началась, я сразу понял твои мысли.

— Вот дурень! — усмехнулась дьячиха. — Что ж, по твоему, по дурацкому уму, я ненастье делаю?

— Гм… Усмехайся! Ты или не ты, а только я замечаю: как в тебе кровь начинает играть, так и непогода, а как только непогода, так и несет сюда какого ни на есть безумца. Каждый раз так приходится! Стало быть, ты!

Читать дальше