Рассказ евгения пермяка чужая калитка

Алёша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. Его очень любили в семье, но больше всех Алёшу любил дедушка, любил и, как мог, помогал ему расти хорошим человеком. Не баловал дед внука, но и не отказывал в том, в чём можно не отказать.

Попросит Алёша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста. Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся! Дрова пилить вздумает Алёша — милости просим! Дед за одну ручку пилу держит, внук — за другую.

Помучится парень, да научится.

Так и во всём… Красить ли крылечко задумает малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать — дедушка ни в чём не отказывал.

Одного только от внука требовал:

— Коли берёшься за дело — доведи его до конца. А если видишь, что дело тебе не по рукам, — подожди, когда вырастешь.

Вот так и жил Алёша. Всех в своей большой семье радовал, и сам радовался, настоящим человеком себя чувствовал, и другие его таким же называли.

Хорошо на свете жить, когда тебя люди хвалят, когда всё тебе удаётся. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с удачливым Алёшей случилось такое, что пришлось призадуматься…

Всё началось с того, что пошёл он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен. Потому что и стадо может забрести да повытоптать саженцы. И лосей теперь столько развелось, что они даже в село, как домой, приходят. А уж про зайцев и говорить нечего — обгложут кору молодых яблонек или груш — и конец.

Подошли Алёша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру. Щеколда у калитки оторвалась. Заметил это Алёша и говорит дедушке:

— Хозяева тоже мне… Пустое дело на три шурупа щеколду привернуть, а не хотят… Потому что чужая щеколда и ничья эта калитка…

— Что говорить, Алёшенька, — поддержал дедушка разговор, — и петли бы у калитки не худо сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и калитка на землю свалится…

— И свалится, — подтвердил Алёша, — она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой…

— Да уж куда хуже быть чужой калиткой, — опять согласился с внуком дед, — то ли дело наша калиточка. И синей красочкой она тобой покрашена, и петельки чистым нутряным сальцем смазаны, и щеколда у неё «трень-брень», как музыка… своё оно и есть своё.

Тут дед посмотрел на внука, улыбнулся чему-то и дальше зашагал. Долго ходили по лесу. Трёх тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.

Дед говорит:

— Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.

Вышли на просеку. Смотрит Алёша — и правда скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли. Обрадовался Алёша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!

Посидел Алёша, отдохнул и спрашивает.

— А чья, дедушка, эта скамья?

— Ничья, — ответил дед, — чужая. Какой-то человек взял да вкопал два столбика да прибил к ним доску. Вот и получилась скамья. Кому надо — отдыхай. Никто этого человека не знает, а все спасибо ему говорят… только скоро эта скамейка тоже, никак, кончится. Столбики у неё подопрели. Ну, так ведь чужая скамья, и никому до неё нет дела. Не то, что наша у ворот, ухоженная да покрашенная…

Тут дед снова посмотрел на Алёшу, потрепал его за розовую щёчку и опять улыбнулся чему-то.

Алёша выследил двух тетеревов. Дома шуму-гаму было выше потолка.

— Вот так охотник растёт у нас! — нахваливает Алёшу мать. — Подстрелить тетерева всякий может, а выследить его редкий умеет.

Весёлый был ужин в этот воскресный вечер, но Алёша почему-то молчал и о чём-то думал.

— Устал, наверно, милый сын? — спросил Алёшу отец.

— А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.

— Да нет, нет, — отмахнулся Алёша, — не устал и поладил с дедушкой. Очень даже поладил.

Прошла неделя, а может быть, и две — отправились дед с внуком по первому снегу на охоту. Пошли через садовый питомник. Глядит дед и глазам не верит. У чужой калитки не только щеколда на хорошие шурупы привёрнута, не только её петли белым салом смазаны, но и краска на калитке, как небо в мае месяце.

— Алёша, ты погляди, — указывает дед, — никак, у чужой калитки родня нашлась.

— Наверно, — отвечает Алёша и дальше идёт.

Шли они опять по старой дороге и на просеку вышли. Добрались до скамейки, где в прошлый раз отдыхали, а скамейки не узнать. Столбики новые вкопаны, доска той же синей краской покрашена, что и калитка, да ещё спинка у скамьи появилась.

— Вот тебе и на, — удивляется дед, — у ничьей скамейки хозяин нашёлся! Омолодил скамеечку, а спасибо сказать некому. Знай бы я этого человека, в пояс бы ему поклонился и руку бы ему пожал.

Тут дед снова заглянул в Алёшины глаза и спросил:

— А ты не знаешь, как звать этого мастера, Алексей?

— Нет, — ответил Алёша, — я не знаю его, дедушка. Знаю только, что весной наши ребята хотят школьную изгородь подновлять. Совсем покосилась. Она тоже чужая, а — наша.

— Это хорошо, — сказал дед.

— А что хорошо? — спросил Алёша.

— Хорошо, что ты мастера не знаешь, который скамью починил и чужую калитку за свою посчитал… А что касаемо школьной изгороди, — сказал дед, разводя руками, — я даже слов подобрать не могу… Видно, приходит, Алёша, такое время, когда всё оказывается своё и наше…

Дед опять заглянул внуку в глаза.

За лесом в это время поднялось позднее зимнее солнце. Оно осветило дым далёкого завода. Алёша залюбовался золотистым, окрашенным солнцем дымом. Дед заметил это и снова заговорил.

— А завод-то, Алёша, который дымит, тоже чужим кажется, если глядеть на него не подумавши… А он ведь наш, как и вся наша земля и всё, что на ней есть.

Поучительный рассказ о трудолюбии и бережном отношении к природе и другим людям. Дедушка важными советами и своим примером воспитывает в  Алеше лучшие чувства.

Чужая калитка читать

Алёша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. За это его очень любили в семье. Больше всех Алёшу любил дедушка. Любил и как мог помогал ему расти хорошим человеком. Попросит Алёша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста! Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся?

Дрова пилить вздумает Алёша — милости просим! Дед за одну ручку пилы держится, внук — за другую. Помучится парень да научится.

Так и во всём… Красить ли крылечко захочет малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать — дедушка никогда не отказывал.

Вот так и жил Алёша. Всех в своей большой семье радовал и сам радовался, трудовым человеком себя чувствовал.

Хорошо на свете жить, когда у тебя дело есть, когда руки у тебя хваткие. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с Алёшей случилось такое, что пришлось призадуматься.

Всё началось с того, что пошёл он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен, чтобы стадо не забредало и не топтало саженцы и зайцы чтоб не забирались: а то обгложут кору молодых яблонек или груш — и конец.

Подошли Алёша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру, щеколда у неё оторвана.

Алёша и говорит дедушке:
— Хозяева тоже мне! Щеколду привернуть не могут! Потому что чужая это калитка и никому до неё нет дела. Правда, дедушка?

— Что там говорить, Алёшенька, хозяева неважные, — поддержал дедушка разговор. — Ведь и петли у калитки не худо бы сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и свалится калитка на землю.

— Конечно, свалится, — согласился Алёша. — Она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой.

— Да уж куда хуже, — засмеялся дед. — То ли наша калитка. И синей красочкой покрашена, и петельки нутряным сальцем смазаны, и щеколда у неё звенит «трень-брень», как музыка. Своё, оно и есть своё… — Дед хитровато посмотрел на внука, и они пошли дальше.

Долго ходили по лесу. Трёх тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.

Дед говорит:
— Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.

Вышли на просеку. Смотрит Алёша — и правда скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли. Обрадовался Алёша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!

Посидел Алёша, отдохнул немного и спрашивает:
— А чья это скамейка, деда?

— Да ничья, — ответил дед. — Общая.

— Но ведь кто-то же сделал её и в землю вкопал?

— Конечно. Не сама же скамья сделалась и в землю вкопалась. Какой-то хороший человек её смастерил, который не о себе одном думает, а обо всех людях.

— А кто он, дедушка, этот человек?

— Откуда мне знать? Может быть, лесник какой или просто сердечный старик, а может быть, и малый вроде тебя. Никто того человека не знает, а все спасибо ему говорят. Жаль вот только скамейке этой скоро конец придёт. Столбики у неё подопрели. Да и доска черным-черна. Не то что наша скамеечка у ворот — ухоженная да покрашенная.

Задумался Алёша над дедовыми словами. Всю дорогу молчал и дома за столом тоже молчал.

— Устал, наверно, милый сын? — спросил Алёшу отец.

— А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.

— Да нет, — отмахнулся Алёша, — не устал я и с дедушкой поладил.

Прошла неделя, а может быть, и две.

Опять отправились дед с внуком на охоту. Подошли они к садовому питомнику. Глядит дед — и глазам не верит. Щеколда у калитки привинчена, петли салом смазаны, а сама калитка синей краской покрашена, сияет, как небо в мае месяце.

— Алёшка, ты погляди, — указывает дед, — никак, у чужой калитки родня появилась.

— Наверно, — отвечает Алёша и дальше идёт.

Шли они по старой дороге и на просеку вышли. Добрались до скамейки, где в прошлый раз отдыхали, а скамейку не узнать: столбики новые вкопаны, доска той же синей краской покрашена, что и калитка, да еще спинка у скамьи появилась.

— Вот тебе и на! — удивился дед. — И у ничьей скамейки хозяин нашёлся. Знал бы я этого мастера, в пояс бы ему поклонился и руку пожал.

Тут дед посмотрел на Алёшу и спросил:
— А ты не знаешь этого мастера, внучек?

— Знаю, дедушка, только он называть себя не велел.

— Это почему же?

— Не любит он хвалиться. Да и не он один всё это делал.

Дед заглянул внуку в глаза и сразу догадался, кто скамейку починил, кто щеколду привинтил и калитку покрасил. Глаза у внука были ясные и счастливые.

— Приходит, значит, такое время, Алексей, — сказал дед, — когда всё оказывается своим да нашим.

За лесом в это время поднялось позднее зимнее солнце. Оно осветило дым далёкого завода. Алёша залюбовался золотистым дымом. Дед заметил это и снова заговорил:
— А завод-то, Алёша, который дымит, тоже может ничьим показаться, если глядеть на него, не подумавши. А он наш, как и вся наша земля и всё, что на ней есть.

Чужая калитка Рассказ для детей Евгения Пермяка

Алёша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. Его очень любили в семье, но больше всех Алёшу любил дедушка, любил и, как мог, помогал ему расти хорошим человеком. Не баловал дед внука, но и не отказывал в том, в чём можно не отказать.
Попросит Алёша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста. Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся! Дрова пилить вздумает Алёша — милости просим! Дед за одну ручку пилу держит, внук — за другую. Помучится парень, да научится.
Так и во всём… Красить ли крылечко задумает малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать — дедушка ни в чём не отказывал. Одного только от внука требовал:
— Коли берёшься за дело — доведи его до конца. А если видишь, что дело тебе не по рукам, — подожди, когда вырастешь.
Вот так и жил Алёша. Всех в своей большой семье радовал, и сам радовался, настоящим человеком себя чувствовал, и другие его таким же называли.
Хорошо на свете жить, когда тебя люди хвалят, когда всё тебе удаётся. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с удачливым Алёшей случилось такое, что пришлось призадуматься…
Всё началось с того, что пошёл он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен. Потому что и стадо может забрести да повытоптать саженцы. И лосей теперь столько развелось, что они даже в село, как домой, приходят. А уж про зайцев и говорить нечего — обгложут кору молодых яблонек или груш — и конец.
Подошли Алёша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру. Щеколда у калитки оторвалась. Заметил это Алёша и говорит дедушке:
— Хозяева тоже мне… Пустое дело на три шурупа щеколду привернуть, а не хотят… Потому что чужая щеколда и ничья эта калитка…
— Что говорить, Алёшенька, — поддержал дедушка разговор, — и петли бы у калитки не худо сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и калитка на землю свалится…
— И свалится, — подтвердил Алёша, — она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой…
— Да уж куда хуже быть чужой калиткой, — опять согласился с внуком дед, — то ли дело наша калиточка. И синей красочкой она тобой покрашена, и петельки чистым нутряным сальцем смазаны, и щеколда у неё «трень-брень», как музыка… своё оно и есть своё.
Тут дед посмотрел на внука, улыбнулся чему-то и дальше зашагал. Долго ходили по лесу. Трёх тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.
Дед говорит:
— Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.
Вышли на просеку. Смотрит Алёша — и правда скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли. Обрадовался Алёша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!
Посидел Алёша, отдохнул и спрашивает.
— А чья, дедушка, эта скамья?
— Ничья, — ответил дед, — чужая. Какой-то человек взял да вкопал два столбика да прибил к ним доску. Вот и получилась скамья. Кому надо — отдыхай. Никто этого человека не знает, а все спасибо ему говорят… только скоро эта скамейка тоже, никак, кончится. Столбики у неё подопрели. Ну, так ведь чужая скамья, и никому до неё нет дела. Не то, что наша у ворот, ухоженная да покрашенная…
Тут дед снова посмотрел на Алёшу, потрепал его за розовую щёчку и опять улыбнулся чему-то.
Алёша выследил двух тетеревов. Дома шуму-гаму было выше потолка.
— Вот так охотник растёт у нас! — нахваливает Алёшу мать. — Подстрелить тетерева всякий может, а выследить его редкий умеет.
Весёлый был ужин в этот воскресный вечер, но Алёша почему-то молчал и о чём-то думал.
— Устал, наверно, милый сын? — спросил Алёшу отец.
— А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.
— Да нет, нет, — отмахнулся Алёша, — не устал и поладил с дедушкой. Очень даже поладил.
Прошла неделя, а может быть, и две — отправились дед с внуком по первому снегу на охоту. Пошли через садовый питомник. Глядит дед и глазам не верит. У чужой калитки не только щеколда на хорошие шурупы привёрнута, не только её петли белым салом смазаны, но и краска на калитке, как небо в мае месяце.
— Алёша, ты погляди, — указывает дед, — никак, у чужой калитки родня нашлась.
— Наверно, — отвечает Алёша и дальше идёт.
Шли они опять по старой дороге и на просеку вышли. Добрались до скамейки, где в прошлый раз отдыхали, а скамейки не узнать. Столбики новые вкопаны, доска той же синей краской покрашена, что и калитка, да ещё спинка у скамьи появилась.
— Вот тебе и на, — удивляется дед, — у ничьей скамейки хозяин нашёлся! Омолодил скамеечку, а спасибо сказать некому. Знай бы я этого человека, в пояс бы ему поклонился и руку бы ему пожал.
Тут дед снова заглянул в Алёшины глаза и спросил:
— А ты не знаешь, как звать этого мастера, Алексей?
— Нет, — ответил Алёша, — я не знаю его, дедушка. Знаю только, что весной наши ребята хотят школьную изгородь подновлять. Совсем покосилась. Она тоже чужая, а — наша.
— Это хорошо, — сказал дед.
— А что хорошо? — спросил Алёша.
— Хорошо, что ты мастера не знаешь, который скамью починил и чужую калитку за свою посчитал… А что касаемо школьной изгороди, — сказал дед, разводя руками, — я даже слов подобрать не могу… Видно, приходит, Алёша, такое время, когда всё оказывается своё и наше…
Дед опять заглянул внуку в глаза.
За лесом в это время поднялось позднее зимнее солнце. Оно осветило дым далёкого завода. Алёша залюбовался золотистым, окрашенным солнцем дымом. Дед заметил это и снова заговорил.
— А завод-то, Алёша, который дымит, тоже чужим кажется, если глядеть на него не подумавши… А он ведь наш, как и вся наша земля и всё, что на ней есть.

Алёша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. Его очень любили в семье, но больше всех Алёшу любил дедушка, любил и, как мог, помогал ему расти хорошим человеком. Не баловал дед внука, но и не отказывал в том, в чём можно не отказать.

Попросит Алёша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста. Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся! Дрова пилить вздумает Алёша — милости просим! Дед за одну ручку пилу держит, внук — за другую. Помучится парень, да научится.

Так и во всём… Красить ли крылечко задумает малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать — дедушка ни в чём не отказывал. Одного только от внука требовал:

— Коли берёшься за дело — доведи его до конца. А если видишь, что дело тебе не по рукам, — подожди, когда вырастешь.

Вот так и жил Алёша. Всех в своей большой семье радовал, и сам радовался, настоящим человеком себя чувствовал, и другие его таким же называли.

Хорошо на свете жить, когда тебя люди хвалят, когда всё тебе удаётся. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с удачливым Алёшей случилось такое, что пришлось призадуматься…

Всё началось с того, что пошёл он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен. Потому что и стадо может забрести да повытоптать саженцы. И лосей теперь столько развелось, что они даже в село, как домой, приходят. А уж про зайцев и говорить нечего — обгложут кору молодых яблонек или груш — и конец.

Подошли Алёша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру. Щеколда у калитки оторвалась. Заметил это Алёша и говорит дедушке:

— Хозяева тоже мне… Пустое дело на три шурупа щеколду привернуть, а не хотят… Потому что чужая щеколда и ничья эта калитка…

— Что говорить, Алёшенька, — поддержал дедушка разговор, — и петли бы у калитки не худо сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и калитка на землю свалится…

— И свалится, — подтвердил Алёша, — она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой…

— Да уж куда хуже быть чужой калиткой, — опять согласился с внуком дед, — то ли дело наша калиточка. И синей красочкой она тобой покрашена, и петельки чистым нутряным сальцем смазаны, и щеколда у неё «трень-брень», как музыка… своё оно и есть своё.

Тут дед посмотрел на внука, улыбнулся чему-то и дальше зашагал. Долго ходили по лесу. Трёх тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.

Дед говорит:

— Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.

Вышли на просеку. Смотрит Алёша — и правда скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли. Обрадовался Алёша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!

Посидел Алёша, отдохнул и спрашивает.

— А чья, дедушка, эта скамья?

— Ничья, — ответил дед, — чужая. Какой-то человек взял да вкопал два столбика да прибил к ним доску. Вот и получилась скамья. Кому надо — отдыхай. Никто этого человека не знает, а все спасибо ему говорят… только скоро эта скамейка тоже, никак, кончится. Столбики у неё подопрели. Ну, так ведь чужая скамья, и никому до неё нет дела. Не то, что наша у ворот, ухоженная да покрашенная…

Тут дед снова посмотрел на Алёшу, потрепал его за розовую щёчку и опять улыбнулся чему-то.

Алёша выследил двух тетеревов. Дома шуму-гаму было выше потолка.

— Вот так охотник растёт у нас! — нахваливает Алёшу мать. — Подстрелить тетерева всякий может, а выследить его редкий умеет.

Весёлый был ужин в этот воскресный вечер, но Алёша почему-то молчал и о чём-то думал.

— Устал, наверно, милый сын? — спросил Алёшу отец.

— А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.

— Да нет, нет, — отмахнулся Алёша, — не устал и поладил с дедушкой. Очень даже поладил.

Прошла неделя, а может быть, и две — отправились дед с внуком по первому снегу на охоту. Пошли через садовый питомник. Глядит дед и глазам не верит. У чужой калитки не только щеколда на хорошие шурупы привёрнута, не только её петли белым салом смазаны, но и краска на калитке, как небо в мае месяце.

— Алёша, ты погляди, — указывает дед, — никак, у чужой калитки родня нашлась.

— Наверно, — отвечает Алёша и дальше идёт.

Шли они опять по старой дороге и на просеку вышли. Добрались до скамейки, где в прошлый раз отдыхали, а скамейки не узнать. Столбики новые вкопаны, доска той же синей краской покрашена, что и калитка, да ещё спинка у скамьи появилась.

— Вот тебе и на, — удивляется дед, — у ничьей скамейки хозяин нашёлся! Омолодил скамеечку, а спасибо сказать некому. Знай бы я этого человека, в пояс бы ему поклонился и руку бы ему пожал.

Тут дед снова заглянул в Алёшины глаза и спросил:

— А ты не знаешь, как звать этого мастера, Алексей?

— Нет, — ответил Алёша, — я не знаю его, дедушка. Знаю только, что весной наши ребята хотят школьную изгородь подновлять. Совсем покосилась. Она тоже чужая, а — наша.

— Это хорошо, — сказал дед.

— А что хорошо? — спросил Алёша.

— Хорошо, что ты мастера не знаешь, который скамью починил и чужую калитку за свою посчитал… А что касаемо школьной изгороди, — сказал дед, разводя руками, — я даже слов подобрать не могу… Видно, приходит, Алёша, такое время, когда всё оказывается своё и наше…

Дед опять заглянул внуку в глаза.

За лесом в это время поднялось позднее зимнее солнце. Оно осветило дым далёкого завода. Алёша залюбовался золотистым, окрашенным солнцем дымом. Дед заметил это и снова заговорил.

— А завод-то, Алёша, который дымит, тоже чужим кажется, если глядеть на него не подумавши… А он ведь наш, как и вся наша земля и всё, что на ней есть.

Алёша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. Его очень любили в семье, но больше всех Алёшу любил дедушка, любил и, как мог, помогал ему расти хорошим человеком. Не баловал дед внука, но и не отказывал в том, в чём можно не отказать.

Попросит Алёша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста. Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся! Дрова пилить вздумает Алёша — милости просим! Дед за одну ручку пилу держит, внук — за другую. Помучится парень, да научится.

Так и во всём… Красить ли крылечко задумает малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать — дедушка ни в чём не отказывал. Одного только от внука требовал:

— Коли берёшься за дело — доведи его до конца. А если видишь, что дело тебе не по рукам, — подожди, когда вырастешь.

Вот так и жил Алёша. Всех в своей большой семье радовал, и сам радовался, настоящим человеком себя чувствовал, и другие его таким же называли.

Хорошо на свете жить, когда тебя люди хвалят, когда всё тебе удаётся. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с удачливым Алёшей случилось такое, что пришлось призадуматься…

Всё началось с того, что пошёл он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен. Потому что и стадо может забрести да повытоптать саженцы. И лосей теперь столько развелось, что они даже в село, как домой, приходят. А уж про зайцев и говорить нечего — обгложут кору молодых яблонек или груш — и конец.

Подошли Алёша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру. Щеколда у калитки оторвалась. Заметил это Алёша и говорит дедушке:

— Хозяева тоже мне… Пустое дело на три шурупа щеколду привернуть, а не хотят… Потому что чужая щеколда и ничья эта калитка…

— Что говорить, Алёшенька, — поддержал дедушка разговор, — и петли бы у калитки не худо сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и калитка на землю свалится…

— И свалится, — подтвердил Алёша, — она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой…

— Да уж куда хуже быть чужой калиткой, — опять согласился с внуком дед, — то ли дело наша калиточка. И синей красочкой она тобой покрашена, и петельки чистым нутряным сальцем смазаны, и щеколда у неё «трень-брень», как музыка… своё оно и есть своё.

Тут дед посмотрел на внука, улыбнулся чему-то и дальше зашагал. Долго ходили по лесу. Трёх тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.

Дед говорит:

— Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.

Вышли на просеку. Смотрит Алёша — и правда скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли. Обрадовался Алёша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!

Посидел Алёша, отдохнул и спрашивает.

— А чья, дедушка, эта скамья?

— Ничья, — ответил дед, — чужая. Какой-то человек взял да вкопал два столбика да прибил к ним доску. Вот и получилась скамья. Кому надо — отдыхай. Никто этого человека не знает, а все спасибо ему говорят… только скоро эта скамейка тоже, никак, кончится. Столбики у неё подопрели. Ну, так ведь чужая скамья, и никому до неё нет дела. Не то, что наша у ворот, ухоженная да покрашенная…

Тут дед снова посмотрел на Алёшу, потрепал его за розовую щёчку и опять улыбнулся чему-то.

Алёша выследил двух тетеревов. Дома шуму-гаму было выше потолка.

— Вот так охотник растёт у нас! — нахваливает Алёшу мать. — Подстрелить тетерева всякий может, а выследить его редкий умеет.

Весёлый был ужин в этот воскресный вечер, но Алёша почему-то молчал и о чём-то думал.

— Устал, наверно, милый сын? — спросил Алёшу отец.

— А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.

— Да нет, нет, — отмахнулся Алёша, — не устал и поладил с дедушкой. Очень даже поладил.

Прошла неделя, а может быть, и две — отправились дед с внуком по первому снегу на охоту. Пошли через садовый питомник. Глядит дед и глазам не верит. У чужой калитки не только щеколда на хорошие шурупы привёрнута, не только её петли белым салом смазаны, но и краска на калитке, как небо в мае месяце.

— Алёша, ты погляди, — указывает дед, — никак, у чужой калитки родня нашлась.

— Наверно, — отвечает Алёша и дальше идёт.

Шли они опять по старой дороге и на просеку вышли. Добрались до скамейки, где в прошлый раз отдыхали, а скамейки не узнать. Столбики новые вкопаны, доска той же синей краской покрашена, что и калитка, да ещё спинка у скамьи появилась.

— Вот тебе и на, — удивляется дед, — у ничьей скамейки хозяин нашёлся! Омолодил скамеечку, а спасибо сказать некому. Знай бы я этого человека, в пояс бы ему поклонился и руку бы ему пожал.

Тут дед снова заглянул в Алёшины глаза и спросил:

— А ты не знаешь, как звать этого мастера, Алексей?

— Нет, — ответил Алёша, — я не знаю его, дедушка. Знаю только, что весной наши ребята хотят школьную изгородь подновлять. Совсем покосилась. Она тоже чужая, а — наша.

— Это хорошо, — сказал дед.

— А что хорошо? — спросил Алёша.

— Хорошо, что ты мастера не знаешь, который скамью починил и чужую калитку за свою посчитал… А что касаемо школьной изгороди, — сказал дед, разводя руками, — я даже слов подобрать не могу… Видно, приходит, Алёша, такое время, когда всё оказывается своё и наше…

Дед опять заглянул внуку в глаза.

За лесом в это время поднялось позднее зимнее солнце. Оно осветило дым далёкого завода. Алёша залюбовался золотистым, окрашенным солнцем дымом. Дед заметил это и снова заговорил.

— А завод-то, Алёша, который дымит, тоже чужим кажется, если глядеть на него не подумавши… А он ведь наш, как и вся наша земля и всё, что на ней есть.

Чужая калитка

Подробности

Категория: Евгений Пермяк

Страница 1 из 2

Чужая калитка (рассказ)

---

Алёша Хомутов рос мальчиком старательным, заботливым и работящим. За это его очень любили в семье. Больше всех Алёшу любил дедушка. Любил и как мог помогал ему расти хорошим человеком.

Попросит Алёша научить его ловушки на хорьков ставить — пожалуйста! Трудно ли деду показать, как эти ловушки ставятся?
Дрова пилить вздумает Алёша — милости просим! Дед за одну ручку пилы держится, внук — за другую. Помучится парень да научится.
Так и во всём… Красить ли крылечко захочет малец, огурцы ли на окошке в ящике выращивать — дедушка никогда не отказывал.

Вот так и жил Алёша. Всех в своей большой семье радовал и сам радовался, трудовым человеком себя чувствовал.
Хорошо на свете жить, когда у тебя дело есть, когда руки у тебя хваткие. Даже в пасмурный день на душе светло и весело. Но как-то и с Алёшей случилось такое, что пришлось призадуматься.

Всё началось с того, что пошёл он с дедом в лес тетеревов добывать. А дорога в лес шла через садовый питомник, где выращивались молодые деревца. Питомник был хорошо огорожен, чтобы стадо не забредало и не топтало саженцы и зайцы чтоб не забирались: а то обгложут кору молодых яблонек или груш — и конец.
Подошли Алёша с дедом к питомнику и видят, что калитка открыта. Хлопает калитка на ветру, щеколда у неё оторвана.
Алёша и говорит дедушке:
— Хозяева тоже мне! Щеколду привернуть не могут! Потому что чужая это калитка и никому до неё нет дела. Правда, дедушка?
— Что там говорить, Алёшенька, хозяева неважные, — поддержал дедушка разговор. — Ведь и петли у калитки не,худо бы сальцем смазать, а то, того и гляди, переест их ржа и свалится калитка на землю.
— Конечно, свалится, — согласился Алёша. — Она и так еле-еле держится. Плохо, дедушка, быть чужой калиткой.
— Да уж куда хуже, — засмеялся дед. — То ли наша калитка. И синей красочкой покрашена, и петельки нутряным сальцем смазаны, и щеколда у неё звенит «трень-брень», как музыка. Своё, оно и есть своё… — Дед хитровато посмотрел на внука, и они пошли дальше.
Долго ходили по лесу. Трёх тетеревов добыли и двух рябчиков. Находились по лесным чащобам да колдобинам так, что еле ноги волочат. Отдохнуть бы охотникам, да сыро в лесу.
Дед говорит:
— Сейчас на просеку выйдем, там скамейка есть.
Вышли на просеку. Смотрит Алёша — и правда скамейка стоит, в землю вкопанная. Почернела от времени, столбики мохом поросли. Обрадовался Алёша, сел на скамью, как на диван, и ноги вытянул. Хорошо!
Посидел Алёша, отдохнул немного и спрашивает:
— А чья это скамейка, деда?
— Да ничья, — ответил дед. — Общая.
— Но ведь кто-то же сделал её и в землю вкопал?
— Конечно. Не сама же скамья сделалась и в землю вкопалась. Какой-то хороший человек её смастерил, который не о себе одном думает, а обо всех людях.
— А кто он, дедушка, этот человек?
— Откуда мне знать? Может быть, лесник какой или просто сердечный старик, а может быть, и малый вроде тебя. Никто того человека не знает, а все спасибо ему говорят. Жаль вот только скамейке этой скоро конец придёт. Столбики у неё подопрели. Да и доска черным-черна. Не то что наша скамеечка у ворот — ухоженная да покрашенная.
Задумался Алёша над дедовыми словами. Всю дорогу молчал и дома за столом тоже молчал.
— Устал, наверно, милый сын? — спросил Алёшу отец.
— А может, с дедом не поладил? — спросила бабушка.
— Да нет, — отмахнулся Алёша, — не устал я и с дедушкой поладил.
Прошла неделя, а может быть, и две.

Опять отправились дед с внуком на охоту. Подошли они к садовому питомнику. Глядит дед — и глазам не верит. Щеколда у калитки привинчена, петли салом смазаны, а сама калитка синей краской покрашена, сияет, как небо в мае месяце.