Рассказ как дедушка стал моим любовником

Я родилась и выросла в небольшом городе. Когда наступило время подавать документы в институт, я выбрала город побольше. Я всегда мечтала стать переводчиком иностранных языков. Так как в школе я училась хорошо, то поступить мне не составило большого труда.

Там у меня сразу появилась подружка, с которой мы после окончания первого курса отправились вместе отдыхать. За лето мы сдружились еще больше, а она стала часто приглашать меня к себе домой. Там-то я и познакомилась с ее родителями.

Мама ее нигде не работает, хозяйничает по дому, а у папы какой-то свой бизнес. Обоим чуть за сорок.
Я стала там настолько своей, что большинство праздников у них не обходились без меня. Мы выезжали на дачу полным составом. И вскоре я начала замечать, что ее папа смотрит на меня с симпатией и иногда даже не избегает случайных прикосновений. Поначалу я не стала придавать этому значения, мало ли что мне показалось.

Как-то зимой я подхватила где-то сильную простуду, поэтому не сдала один экзамен. Преподаватель вошла в положение и сказала прийти после нового года, пересдать. Моя подруга уехала на новогодние каникулы к родственникам в другой город. А мне как раз понадобилась одна методичка, которая должна была быть у нее. Я позвонила ей, она сказала, чтобы я шла к ней домой и что она предупредит папу.

Сначала я просто пришла и стала искать книжку. Когда я нашла ее, хотела уже было выйти, но ее папа перегородил мне дверь. Я уже не помню, что конкретно он мне сказал, но я внезапно пошла ему навстречу и вскоре мы оказались на диване моей подруге, где и переспали.

Утром мне стало стыдно за свое поведение, я почему-то не сразу поняла, что такого сделала. Я хотела побыстрее покинуть их дом, но ее отец никуда меня не отпустил. Я осталась там сначала на выходные, а потом еще и до среды. И к концу этих дней, проведенных вместе, поняла, что влюбилась в этого мужчину крепко и бесповоротно. Он был именно тем, кого я искала все эти годы, как бы банально это ни звучало.

Вечером его жена позвонила ему и сказала, что они уже едут обратно. Мне нужно было уходить, но так не хотелось этого делать. Хотелось просто быть с ним и никуда не отпускать. Мне пришлось уехать, но через неделю он снял для нас квартиру и мы стали проводить там время вместе.

Сначала я не знала, как мне смотреть в глаза подруге, ведь она ни о чем не догадывается. Но потом я даже нашла в себе силы рассказать ей в общих чертах о человеке, который у меня появился. Мы с ним вместе уже третий год. Причем в какой-то момент он тоже признался жене, что у него появилась молодая возлюбленная.

Подруга однажды сказала мне, что отец никогда не уйдет из семьи, потому что его бизнес записан на ее маму, а при разводе он получит только половину. И все бы ничего, но я жду ребенка, вот уже второй месяц.

Подруга знает и советует рожать. Вот ведь ирония… Если бы она только знала, что я фактически ношу под сердцем ее брата или сестру. А я не знаю, что делать. Но нужно решаться немедленно, пока срок еще маленький, оставить его или нет.

                                                                              Любовник
для замужней женщины

Месяца три назад, в начале октября,в гости к Авдеевым
пожаловала двоюродная сестра
Даши Галина.
Мужа Галины переводили служить в часть, дислоцировавшуюся на ближайших подступах
к Москве, и она прибыла на разведку эдакой квартирьершей. А на обратном пути
заглянула к Даше,
с
которой не виделась несколько лет.
…Муж и сын давно спали, а сестры чаёвничали на кухне и
разговаривали по
душам.В мойке горой лежала
немытая посуда, чуть
слышно пахло пригоревшей треской.
— Что я видела-то за эти семнадцать
лет? – плакалась сестре Галина, дородная
женщина с тонким голоском. – Гарнизоны
эти проклятые, пьянки вечные, пелёнки-распашонки… Вспомнить-то нечего! Верность ему
хранила, как дура!В
городке-то военном только подмигни – враз очередь выстроится! Думаешь, оценил? Теперь вот он, паразит,
за молоденькой библиотекаршей ухлёстывает и не скрывает даже, кобель проклятый! Эх,
Дашка, Дашка, не упускай время, живи, пока молодая, на всю катушку живи! А то
потом станешь, как
я локти кусать, да поздно будет. Бабий-то век он, знаешь… Тебе ведь тоже уже за
тридцать?
— Двадцать девять, — уточнила Даша.
— Вот я и говорю, живи, пока молодая. По
крайней мере, будет, что вспомнить на старости лет. Ты часом не завела себе
кого-нибудь?
– заговорщицки понижая голос, спросила она. Даша с некоторым испугом взглянула
на Галину и
покачала
головой.
— Зря! Думаешь, оценит? И не надейся!
…Ложась рядом со сладко похрапывающим мужем,
Даша подумала вдруг: может права сестра?
Чем, собственно, её жизнь отличается от Галкиной? Та по гарнизонам мыкается, а у неё магазины,
стирка,
уборка. Разве что муж пока не изменяет. Но это, скорее всего от лени. Нет, права, права Галка,
нужно как-то менять эту однообразную, тоскливую серую жизнь. И – срочно!
Вот тут то и произошло её знакомство с
Артуром. Съезжая с невысокой горки, Даша упала и сломала лыжу
о едва заметный под снегом пенёк. Некий молодой человек, почти мальчик,
худенький, с тонкой шейкой, с круглыми, как пуговицы серыми глазами, помог
ей подняться. Застенчивость и робость молодого человека были так трогательны,
что Даша разрешила
ему немного
себя проводить. Прощаясь, она
почему-то сказала, что катается на лыжах каждые выходные и что в ближайшие придёт
вновь.
Всю долгую рабочую неделю после этого случайного знакомства Даша с нежностью вспоминала
некрасивое,
но приятное лицо Артура, его печальные,
серые глаза.
Накануне очередных выходных она зашла в спортивный магазин и купила новые
лыжи…

Артур был умным, начитанным и одиноким
человеком. Одиночество порождало неуверенность в себе, особенно это касалось
отношений с женщинами, хотя отношений как таковых и не было:в свои двадцать пять Артур был чист и
целомудрен,
как ангел небесный. Даша это поняла сразу. Но, Боже мой, как упоительны были
его неумелые ласки! А с какой готовностью он
исполнял
то, что она нашёптывала ему на ухо…
Они встречались по выходным, — так было
удобней Даше. Утром, пока
муж и сын ещё спали, она брала лыжи и до обеда «каталась». Как здорово, что в своё
время ей так и не удалось поставить рядом с собой на лыжню Сергея! Хорошо, что
и Игорёк в отца пошёл, тоже тяжёл на подъём был парень.
Артур жил не далеко от Даши, в двух остановках
метро. И это счастливое обстоятельство позволяло им экономить массу времени,
дольше оставаться вместе.
Артур был обладателем уютной однокомнатной квартирки, с первого взгляда
поразившей Дашу
своей
совсем не холостяцкой чистотой
и прибранностью. Был момент, когда она засомневалась даже, так ли уж
одинок её хозяин? Даша, у которой всегда чесались руки совершить какую-нибудь
перестановку в квартире, — на этой почве, бывало, они частенько ссорились с
Сергеем, — не удержалась и на этот раз. Письменный стол, на её взгляд, стоял
совсем не там, где должен был стоять, тоже и кресло, и, конечно же, тумбочка для
постели… Даша живо подыскала им более подходящие места! Артур совершенно не понимал, почему всё
должно быть именно так, однако с восторгом соглашался со всем, что предлагала любимая женщина. Обилием
же книг, занимавших чуть
ли не весь коридор
и полкомнаты, Даша была поражена.
— Зачем тебе столько? – удивлялась она. – Это
же жизни не хватит прочесть их все!
— Так ужи не хватит! – смеялся счастливый Артур.
— Ты хочешь сказать, что уже всё прочёл? – Даша с
недоверием посмотрела на своего умненького любовника.
— Да, — он потупил свои круглые, как пуговицы, глаза. Но тотчас
же поспешно добавил, словно хотел оправдаться перед молодой женщиной за этот
свой «нехороший» поступок. — На
самом деле тут их не так уж и много, я бы хотел,
чтобы их было больше…
— А, по-моему,и этого вполне
достаточно, — заявила Даша. – Вот что тебе действительно необходимо, так это новая мебель. Смотри,
какая она у тебя…
Артур безразлично пожал плечами: об этом он как-то
никогда не задумывался…

Сергей, добродушный толстячок,без жены обедать не
садился ещё и потому,
что лень было разогревать еду,
накрывать на стол.
Поэтому всегда терпеливо ждал Дашу. А Игорёк перехватит что-нибудь на ходу,
бутерброд или холодную, в «мундире» картошку и хоть бы вообще обеда не было!
Даша всегда возвращалась примерно в одно и
тоже время. С румянцем во всю щёку, с сиявшими радостью глазами.Глядя на жену,
Сергей говорил,
что
лыжные прогулки ей явно идут на пользу, что после них она вся такая… такая… Но найти подходящего для
сравнения образа он не
мог и умолкал, любуясь очаровательной женой.
— Я тоже думаю, что на пользу, — пряча
улыбку, соглашалась
с мужем Даша.
О, как возликовала её душа, вкусив запретный
плод, сладкий сок которого дурманил голову, как молодое вино! Вот что значит жить полной жизнью!
— Тебе тоже покататься с матерью не мешало бы, — сказал однажды Сергей сыну. – А то
сидишь целыми днями дома!
Даша замерла, ожидая ответа мальчика. Но
Игорёк оказался достойный сыном своего отца.
— Да не хочу я, — сказал он.
Зима постепенно вступала в свои законные права, Дашины «лыжные прогулки» только начинались…

От не баловавшей его судьбы Артур воистину
получил царский подарок – встречу с Дашей. Трезво оценивая свои более чем заурядные внешние данные, они думать, не смел, что на него
когда-нибудь обратит внимание столь красивая
женщина!
После знакомства с ней он долго не мог поверить своему
счастью. Порой ему казалось, что кто-то там, в небесной канцелярии вот-вот
спохватится, увидит, что совсем не того человека одарил он своей благосклонностью
и для него вновь потянется череда серых, скучных дней, скрашивать которые, как
всегда, будут только верные друзья его – книги.
Однако время шло, а ничего подобного не случалось.
Даша по-прежнему приходила к нему каждые выходные, а то и на буднях, если
предоставлялась такая возможность. Постепенно Артур стал привыкать к своему
новому образу жизни, хотя и понимал прекрасно, что роман их не будет длиться
вечно, что рано или поздно он попросту наскучит Даше, и она оставит его. Ему
хотелось только, чтобы этот печальный для него день наступил как можно позже.
Но когда он всё-таки наступит, он ни в чём не
упрекнёт Дашу, напротив, всю оставшуюся жизнь свою будет с благодарностью
вспоминать то ни с чем не сравнимое счастье, которым она одарила его, с благоговением
произносить её имя.
Так думал влюблённый молодой человек.

В планово-экономическом отделе, где Артур
числился младшим экономистом, происшедшую в нём перемену заметили сразу. В
отделе работали в
основном женщины, а от их острого взгляда разве что укроется? Артур хоть и говорил, что ничего особенного с
ним не случилось, ему не слишком-то верили, лукаво улыбались и продолжали
донимать расспросами. Такое повышенное внимание к своей персоне утомляло Артура, он
не привык к этому. Ему хотелось, чтобы его, как прежде, почти не замечали, а он
тем временем мог бы спокойно думать о Даше, представлять в мечтах их новую встречу. Вместо этого Артур то и дело ловил на себе
весёлые взгляды
женщин. Иной раз ему казалось,
что они умудрялись каким-то непостижимым образом подслушать его мысли! Он
смущался, краснели ещё
ниже склонялся над каким-нибудь отчётом, лежавшим перед ним на столе, делая
вид, что всецело занят работой. Когда же назойливое внимание женщин сделалось совершенно
не выносимым,
он
распустил слух, что причина его приподнятого настроения кроется
в покупке им очень редкой и дорогой книги, за которой он тщетно гонялся несколько месяцев.
Сослуживцы Артура знали
его
трепетное отношение
к книгам, знали, что иной раз он чуть ли не всю свою невеликую зарплату тратил на их приобретение, и с явным разочарованием
вынуждены были согласиться, что такое вполне возможно.
Впрочем, неизвестно, перестали бы в отделе
так скоро судачить об
Артуре, если бы не случилось из ряда вон выходящее для завода событие. Плановичка Люда Скоркина при всех влепила
пощечину своему непосредственному начальнику Андрею
Михалычу, известному на
заводе Дон Жуану. Поднялся
настоящий переполох, все только этот инцидент с утра до
вечера и обсуждали. Об Артуре благополучно
забыли, и он наконец-то
вздохнул с облегчением.

Неожиданное появление в жизни Даши любовника
было сродни брошенной в пресное кушанье щепотки соли. То, что Артур не был
красив, нисколько не смущало её. Она считала, что красота не самое ценное
качество мужчины. У Артура была масса других достоинств. Он был добр, нежен,
послушен, готов был исполнить любые её прихоти. А если бы на его месте был какой-нибудь красавец?
Нет, Артур устраивал Дашу во всех отношениях. Именно такой любовник и был ей нужен.И вообще, её всё
устраивало. Сожалела она лишь о том, что на столь ею любимые лыжные прогулки теперь практически не оставалось
времени. Те полчаса, которые иногда удавалось выкроить ей до или после встречи
с любовником,
конечно же, удовлетворить её не могли. Но, в конце концов, чем-то же надо было пожертвовать!
— И откуда у тебя такая любовь к лыжам? –
весело удивлялся Артур. – Ты на севере родилась, что ли?
— Да я в детстве снега-то не видела! –
смеялась Даша.
— Я ведь в Туркмении
родилась, папа там в то время служил. Мы с ним почти всю Среднюю Азию
объездили. А в восемьдесят восьмом году он погиб. Несчастный случай произошёл,
взорвался
комплект боеприпасов, а папа рядом находился. Мы тогда уже в Душанбе жили, хотели
остаться там навсегда рядом с его могилой.Но вскоре девяносто
первый год наступил, Союз развалился, пришлось собирать манатки и бежать в
Россию. Нам с мамой хоть
повезло, было к кому… — Даша вдруг замолчала, задумалась, выражение лица её сделалось жёстким. –
Знаешь, как мы жили там последнее
время? – сказала она чуть погодя. — Света в домах не было, жгли
свечи, хотя и их было очень трудно достать. Приходилось по нескольку раз
использовать воск уже
обгоревших
свечей. Не было горячей воды, газа, отопления…
Мы с мамой раздобыли, не помню уж, где печку-буржуйку, а на дрова шёл даже паркет из
квартиры. Но самое страшное
даже не в этом
было. Почти
животная ненависть вспыхнула вдруг у «коренного населения» к русским, будто это
такие, как мы с мамой были виноваты во всех случившихся с ними бедах. А ведь мама такие сложные операции
делала, скольким жизнь спасла. Всё было забыто! Русских можно было оскорбить, ударить
лишь за то, что ты русский.
Главное, что ты – не их. А женщин они вообще за
людей не считали. Не дай Бог, если тебе надо было куда-нибудь ехать на
городском транспорте, одной,
без мужчины. Это был настоящий кошмар. Местные дикари так и норовили в толпе облапить, залезть под
платье. И попробуй только возмутись, крик подними, — враз по физиономии
схлопочешь! Или к всеобщей радости тебя выбросят из автобуса. Могли даже и на
полном ходу…
Даша опять замолчала. Растерянно молчал и
Артур. Для него, бывшего в ту пору ещё почти ребенком, услышанное от Даши стало
полным откровением.
— Когда теперь хожу на рынок и вижу эти наглые
рожи, мне иногда кажется, что кто-то из них сейчас подойдёт ко мне и полезет под платье. Омерзительное ощущение… Как
жаль, что эту мразь пускают в Россию!
— Хочешь, я с тобой буду ходить? – переводя дух от
услышанного, храбро предложил Артур.
Даша с благодарной улыбкой посмотрела на его
щупленькую
фигурку, нежно взъерошила густой, непокорный чуб своего самоотверженного любовника и чмокнула в щеку.Они сидели, прислонившись обнажёнными спинами к
висевшему над кроватью ковру.
— Знаешь, я, когда в первый раз на лыжи встала и метра не
проехала, свалилась, — с улыбкой припомнила Даша. – А потом ничего, обучилась
быстро, очень понравилось и теперь не понимаю людей, не любящих кататься на
лыжах. Это же так здорово! Вот, например, мой Сережа…
Впервые произнеся в квартире любовника имя
мужа, она почувствовала вдруг какую-то неловкость и замолчала на
полуслове. А после
недолгой паузы объявила,
поглядев
на висевшие над письменным столом часы, что ей уже пора.
— Ты на них не смотри, они у меня всегда
спешат. Побудь ещё,
пожалуйста, побудь! – робко попросил Артур. Даша
почувствовала, что не в силах отказать в просьбе этому мальчику, подкреплённой к тому же с его стороны
нежными поцелуями…

Следовавшая за Новым годом неделя была нерабочей. И Даша с Артуром
встречались каждый
день. Пару раз они даже вставали на лыжи, — таково было желание Даши. И как
Артур этому не сопротивлялся, пытаясь удержать любимую женщину у себя дома, у него
ничего не получилось.
С наступлением зимы, с того случайного знакомства с Артуром, Даша точно зажила другой
жизнью, более интересной, более насыщенной. Хандра, долго ею владевшая, слетела с
неё вместе с последними,
осенними листьями. Частенько вспоминала она теперь добрым словом и свою двоюродную
сестру, ведь
это с её благословения,
так сказать, произошли столь счастливые перемены в жизни Даши. Галина вслух высказала то, о
чём она, возможно,
не решилась бы даже подумать.
Новогодняя неделя кончилась быстро. А
концовку её омрачило то, что Артур прихворнул, зачихал, закашлял. И их
последнее с Дашей свидание перед наступавшей недельной разлукой прошло совсем
не так, как бы им того
хотелось.
— Предупреждала ведь тебя, разгорячённый не ешь снег! – выговаривала Даша своему юному
любовнику, как ребёнку малому. – Вот результат не
послушания!Тридцать
семь и пять,
— она
встряхнула градусник
и убрала его в футляр.
— У меня с детства горло слабое, — признался
Артур, ужасно раздосадованный так некстати приключившейся с ним болезнью.
— Тем более, должен был думать, ты ж не
маленький! Или ещё маленький? – Даша ласково потрепала его непокорный чуб.
Артур нахмурился. Он не любил, когда она называла его маленьким.
Даша заставила его лечь в постель, а сама,
усевшись в кресло с высокой и не слишком удобной спинкой, принялась внимательно
исследовать содержимое коробки с лекарствами, имевшихся у Артура. Он с
улыбкой поинтересовался, хорошо ли она в них разбирается?
— Как-никак медучилище окончила, — последовал
удививший Артура ответ.
— А почему ты дальше учиться не стала? Почему
в институт не пошла? – Закутанный в плед, он сидел на постели и маленькими
глоточками пил приготовленный
Дашей горячий чай с малиной.
— Какой там институт, о чём ты! Мы в Россию
почти, что нищими приехали,
квартиру-то вместе с мебелью за
гроши продали. А здесь нужно было на хлеб зарабатывать, до учёбы ли? А потом
замуж вышла,
Игорька родила… Вот
это лекарство будешь принимать три раза в день после еды, — закончив, наконец,
ревизию небогатой аптечки Артура, сказала Даша. – А завтра я ещё кое-что тебе принесу.
Всю неделю Артур усердно лечился, однако встать на ноги к
выходным так и не смог. Температура не спадала, жутко болела голова, и проклятый кашель нещадно терзал его
слабую грудь. На
неделе к нему два раза забегала
Даша, приносила лекарства, давала рекомендации.
В субботу, досыта накатавшись на лыжах, она тоже пришла. Артуру было уже гораздо
лучше, но о полном выздоровлении говорить было рано. Увидев Дашу, он попытался обнять её, но она тотчас же погасила этот порыв.
— Погоди, я с мороза, дай согреться.
— Я тебя согр… — не договорив, Артур зашелся в
страшном кашле, отчего слёзы выступили на его круглых, как пуговицы, глазах.
— Ну, вот видишь, — посочувствовала ему
молодая женщина. – Ты,
наверно, не пьёшь питьё, какое я тебе приготовила?
Выбив из своей хиленькой груди остатки кашля
и отерев комочком зажатого в кулаке платка слезящиеся глаза, Артур жестом
показал: пью, мол. Примерно через час она ушла, пообещав на днях наведаться вновь. Оставшись один,
Артур до самого вечера ни разу не кашлянул. Даже зло взяло, что ж он при
Даше-то так грохал! Несколько
раз за вечер он принимался за чтение. Но книги, некогда лучшие друзья его и
советчики, теперь не спасали. Разве могли они заменить общение с любимой
женщиной? И он откладывал книгу, не осилив и страницы…

Розовощекая, пахнувшая морозцем Даша, как вихрь
ворвалась в квартиру. И жизнь в ней сразу закипела. Игорёк, несмотря на
отчаянное сопротивление,был отправлен
гулять во двор, Сергей потопал на рынок за картошкой. Сама Даша, приняв душ,
занялась приготовлением обеда.
Разительные перемены, произошедшие в
последнее время с женой, в какой-то степени удивляли Сергея. Неужели, думал он, обычные
лыжные прогулки способны так изменить человека? Замкнутая, раздражительная
женщина, она в какие-то полтора
месяца сделалась
весёлой, радостной. Может, и ему стоило встать на лыжи, взбодриться, стряхнуть с
себя привычную уже лень?А то
ведь и вправду он слишком засиделся, залежался, заработался.
— Ты завтра опять на лыжню? – как-то за обедом спросил он Дашу.
— Собираюсь… а что? – насторожилась она.
— Может, и мне с тобой махнуть?
Это неожиданное намерение мужа никак не
нарушило планов молодой женщины, завтра она не собиралась идти к Артуру. И в тоже
время совместные прогулки с Сергеем в дальнейшем были совершенно не нужны. Их надо было пресечь, что называется, в зародыше. И
Даша быстро придумала, как
это сделать: находчивости ей было не занимать.
На следующее утро, морозное и солнечное,
встали всей
семьёй на лыжню, — капризничавшего Игорька тоже взяли с собой. Даша с первых же
метров задала такой темп, что минут через десять Сергей выдохся и запросил
пощады. Не получив её — Даша сделала вид, что ничего не слышит, — попытался из последних сил настичь жену. Сделать ему это не удалось. Напротив того, с каждым
метром отставание его и Игорька от Даши становилось всё более обескураживающим.
Впрочем,
вскоре Даша всё же пощадила их.
На завтра ни тот, ни другой не могли и рукой
пошевелить, — с непривычки болели все мышцы.Даша была довольна, всё получилось именно так, как она задумала.
– И это мужики называется! Вот на следующие
выходные на десять километров пойдём, что вы, интересно, тогда запоёте?
— Что ты, мама, что ты! – в испуге закричал
Игорёк, принявший всерьёз слова Даши. – Я ни за что не пойду! Я лучше гулять во
дворе буду каждый день, хочешь?
— Пожалуй, и меня уволь, — хватаясь за
болевшую поясницу, сказал Сергей. – Не по Сеньке шапка…
Даша уговаривать их не стала. Артур вскоре
поправился, и
их свидания возобновились.

Стоя перед большой, стеклянной витриной, за
которой на стеклянных же полках стояло множество разновеликих коробочек и
флаконов причудливых форм, Артур слегка растерялся. Он не знал, что выбрать, он
ничего не понимал в духах! Нравились и те, и эти, и вон те – тоже
нравились.Однако надо было скорее
решать что-то и уходить: его слишком уж простецкая одежонка была неуместна
возле такой богатой и яркой витрины. Об этом, кстати, говорило и выражение лица
продавщицы. Но что же всё-таки выбрать? Преодолевая робость, он собрался уже, было
просить совета у продавщицы, как вдруг взгляд его упал на совершенно
изумительной красоты хрустальный флакончик, стоявший впереди высокой коробочки
розового цвета. В тот же миг всё было решено.Набравшись смелости, он позвал продавщицу.
Та, мельком взглянув на него, подошла с явной неохотой.Артур попросил
показать ему понравившиеся духи. Продавщица, женщина за сорок с крупными,
«мужскими» чертами лица,посмотрела
туда, куда
указывала рука Артура и удивленно приподняла
выщипанные в ниточку брови.
— Это очень дорогие духи, молодой человек, — с легкой досадой в
голосе сказала она.
— Всё равно покажите, — твёрдо сказал Артур.
Продавщица, немного помедлив, выполнила его
просьбу.Он осторожно принял
из её рук красивый флакончик, осмотрел его, понюхал, — запах был едва слышен.
— А можно…как это? Ну, чтоб запах получше… —
пролепетал Артур.
Бросив на него ещё один недовольный взгляд,
продавщица удовлетворила его просьбу. В руках у Артура оказалась узкая, гибкая
пластинка сантиметров десяти в длину, на середине которой была закреплена маленькая
розовая подушечка. Артур вдохнул её запах. Наверно, так пахнет в садах Семирамиды…
— Ну что, берёте? – голос продавщицы вернул
Артура из волшебных садов к прилавку универмага.
— А? Да, беру, но только не сегодня… — тихо проговорил он
и, боясь поднять глаза на продавщицу,
поставил флакончик на стеклянный прилавок и поспешно направился к выходу.
Однако уже через три дня вернулся и купил-таки
понравившиеся ему духи! Продавщица, а ей
оказалась всё та же женщина с «мужскими» чертами лица, с некоторым раздражением
напомнила Артуру их цену, — Артур сделал вид, что не понял, к чему она это
говорит.
— Деньги вам или в кассу? – тоном человека, не
расположенного попусту тратить время, спросил он.
Когда несколько минут спустя он вернулся к
прилавку с чеком в руке, продавщица уже приветливо улыбалась ему, показывая
ровные вставные зубы.
— Вашей девушке можно позавидовать, — сказала
она Артуру, передавая
ему, перевязанную синей лентой коробочку.- Такой царский подарок…
Некрасивое лицо Артура покрылось сетью
морщинок: он тоже улыбался.
А три дня назад, вернувшись, домой из
универмага, он мучительно соображал, где раздобыть необходимую для покупки
духов сумму? Денег,
какие требовались для этого, у него не было. И вариантов их раздобыть их тоже.
Если точнее -всего один.
Пришлось жертвовать друзьями — продать какие-нибудь
книги. После долгих
раздумий нелегкий выбор этот пал на трёхтомник Лермонтова, дореволюционного издания. Если бы ещё пару
месяцев назад кто-то сказал ему, что он расстанется с ним, Артур бы лишь
снисходительно улыбнулся в ответ, не приняв это предсказание всерьёз. Но времена
меняются и люди – вместе
с ними. И теперь Артур безропотно
отдал трехтомник
в обмен на
пачку хрустящих купюр: они сейчас
для него были куда важнее!
В «Букинисте» сразу денег не давали,
предложили оставить книги на комиссию, что Артура никак не устраивало. Когда он
собрался уже уходить,приёмщица, пожилая
женщина
в «толстых» очках, попросила его немного подождать и скрылась за дверью с табличкой «Посторонним вход воспрещён». И уже через минуту из
них вышел высокий господин в белой сорочке и
ярком галстуке, который, поздоровавшись с Артуром, пригласил его пройти к нему
в кабинет. После короткого разговора они, как говорится, ударили
по рукам, и Артур без промедления получил за свои книги деньги. Правда, чуть
меньше, чем
те, на которые мог бы рассчитывать. Впрочем, и этих с лихвой хватало на духи и
даже ещё оставалось.

Праздничный день выпадал на субботу, но Даша
к Артуру прийти не смогла: она с мужем была приглашена к его родителям. Договорились, что
она заглянет к нему накануне, в пятницу, благо день этот на работе был объявлен коротким.
В честь праздника накрыли столы, однако Даша долго не задержалась, посидев вместе со
всеми самую малость, незаметно
ушла. Артур же, и вовсе никуда не ходивший в этот день — он заранее отпросился,
— с нетерпением ждал любимую женщину, то и дело поглядывая на часы. Он
волновался, он никогда прежде не дарил женщинам таких подарков! В школе, в институте
он в числе других ребят, покупал девочкам к 8 марта различные игрушки-сувениры,
а затем вместе со всеми раскладывал их по партам. Этим и исчерпывался его опыт
в подобных делах.
— Между прочим, с трудом убежала, не хотели
отпускать, — слегка преувеличивая свои заслуги, говорила Даша, сбрасывая на руки
взволнованного Артура
шубку. – Фу, задохнулась совсем, как спешила. Ценишь? – она поправила перед зеркалом прическу и направилась в
комнату. Повесив Дашину шубку на вешалку, он прошёл вслед за нею.
Увидев на столе в вазе букет красных роз,
украшенных разноцветными ленточками, Даша приготовилась принимать поздравления. Преподнесенный подарок сразил её наповал, она никогда и мечтать, не смела о
таких духах! Даже для хорошо зарабатывающего Сергея они были не по карману. В первые минуты она
была не состояние вымолвить ни слова, только охала да ахала, разглядывая хрустальный
флакончик. Не верилось как-то, что эти потрясающие духи теперь её! Лишь немногим позже нашлись слова, правда, сумбурные.
— Господи, Артурчик! Да это же… у меня… это ж уйму денег… Ой, какая прелесть!
Артурчик, ну зачем ты… ох, дурачок ты мой, миленький!
Голос молодой женщины сделался,
по-особенному нежен. У Артура от счастья задрожал подбородок. Даша
открыла флакончик, наклонив, чуть смочила пробочку и провела ей за ушами. Затем, осторожно поставив его на стол, подошла к
Артуру и положила руки ему на плечи.
— Тебе нравится? – тихо спросила, приблизив к
нему лицо.
— Очень, — тоже тихо ответил он, обняв её за
талию.
Действительно, эти духи будто для неё были
созданы, для её чуть смуглой, прохладной кожи, черным, как осенняя ночь, волосам,
карим, с зеленой искоркой глазам…
— Дурачок ты мой, дурачок, — Даша слегка
коснулась своими холодными губами его пылающих губ. – Ну, иди, иди сюда скорее,
— позвала она, увлекая Артура к кровати…
Потом они, обнявшись, лежали и болтали о
милых пустяках. У обоих было радостно на душе. А за окнами между тем, быстро
смеркалось. Тяжёлые
тени уже залегли по
углам комнаты. Но увлеченные друг другом любовники и думать забыли о
времени.Пространство же сузилось для
них до размеров
уютной квартирки Артура. Даша не удержалась,поднялась с кровати
и, блистая
неотразимой наготой, подошла
к письменному столу.
— Нет, ну какая всё-таки прелесть! – с
восторгом произнесла она,
опять
взяв в руки флакончик духов. – Какой
у тебя, оказывается, изысканный вкус. Признавайся, — Даша, налюбовавшись
дорогим подарком, вернулась в кровать и, оседлав впалый живот Артура, сомкнула на его худенькой
шейке пальцы, точно собиралась задушить его. – Признавайся, негодник, скольких женщин ты покорил такими
подарками, а!
Некрасивое, счастливое лицо Артура покрылось
сетью морщинок, и он тихонечко засмеялся. И вдруг…
В плотно сгустившихся сумерках Артур, как не
старался,не мог разглядеть
лицо Даши, но почувствовал:что-то
случилось.
Она молча сняла с его шеи пальцы, села на кровати, опустив босые ноги на пол.Артур рывком поднялся, сел
рядом с ней, обнял
за плечи, спросил с беспокойством, что случилось? Немного помолчав, Даша
печально проговорила, что не может принять от него этот подарок. Артур растерялся.
— Разве он тебе не понравился?
— Не в том дело. Что я скажу мужу?
Муж… Артур никогда, конечно, не забывал, что
Даша была замужем. Но всё это было где-то там, в другом мире, к которому он не
имел никакого отношения. И не хотел иметь! Здесь, в его квартире, были только ОНА и ОН!
У Артура было такое ощущение, словно муж
Даши неожиданно вошёл и,
остановившись на пороге комнаты, со злобной усмешкой стал поглядывать на
сидевших рядышком любовников…
— Скажешь, подруга подарила, — не слишком
уверенно посоветовал Артур, после небольшой паузы.
— У меня нет подруг-миллионерш. И сумасшедших подруг
тоже.
— Подарили на работе.
На это Даша даже возражать не стала.
— Сколько сейчас? – чуть погодя, спросила она. Артур, не без труда
разглядев стрелки часов, ответил. Даша поднялась с кровати, подошла к креслу,
где вперемешку валялась одежда любовников, и начала одеваться. Артур молча
последовал её примеру. Когда они оделись и включили свет, он опять задал тот же
вопрос: как же быть?
— Цветы я возьму, а духи… — Даша с тоской
посмотрела на красивый флакончик, — пусть пока у тебя останутся.

На первых порах после того, как Даша с
матерью перебрались в Москву, их приютила дальняя родственница, Елизавета
Семёновна, которую Даша стала называть тётей. У тёти Лизы была внучка, ровесница
Даши. Она-то и взяла однажды Дашу на вечеринку, где та
познакомилась
со своим будущим мужем.
Уже через месяц после их знакомства Сергей
сделал Даше предложение. Она долго над ним не раздумывала, надо же было как-то
устраивать свою жизнь на новом месте. И мамину кстати тоже. Благодаря замужеству
Даша стала москвичкой, устроилась на работу. Помог Сергей и тёще, прописал её в
комнату своей недавно умершей бабушки. Мария Витальевна души не чаяла в зяте,
Даша была благодарна мужу за всё, что он сделал для неё и для мамы, и любила
его ровной и спокойной любовью. Однако по прошествии не слишком
продолжительного отрезка
времени любовь эта незаметно растворилась в череде житейских дел и забот. Жили
они, в общем-то, хорошо, без глупых ссор и обид, но… безвкусно как-то. Так, во всяком
случае, считала Даша.
Прошёл год, другой она смирилась с тем,
что и в дальнейшем жизнь её
будет такой же, какой была вчера, и позавчера, и позапозавчера…
Но потом наступил день, когда в их квартире
появилась Галина и своими медовыми речами нарушила её душевный покой. Впрочем,
винить или упрекать Галину в чём-то было нельзя, зёрна её слов упали на
благодатную, как оказалось, почву. И последовавший вслед за этим «лыжный роман» был воспринят
Дашей как нечто само собой разумеющееся. Она с удовольствием кинулась в омут запретных в её положении наслаждений, ни о
чём не задумываясь. Жизнь была так прекрасна! А она жаждала жить! Казалось, всё шло
хорошо. И вдруг этот флакончик французских духов… Их запах как бы отрезвил
Дашу, и она спросила себя: а что же дальше? Как не хороши были эти тайные свидания, не
могли же они длиться вечно. А с Сергеем она разводиться не собиралась.
Несмотря на охватившую её душевную смуту,
она в ближайшие выходные всё-таки опять отправилась к Артуру. Однако
скорее по привычке, чем, желая этого столь же остро, как совсем ещё недавно.
То, что Даша была какая-то «не такая», он
почувствовал сразу.
И стал
участливо расспрашивать о причинах её печального настроения. Однако Даша закрылась перед
ним, точно морская раковина и в душу к себе не пустила.
— Пожалуйста, давай сегодня только поговорим,
ладно? – попросила она, когда
Артур попытался её обнять.
Но разговор почему-то не клеился. Да и говорить-то
им было не
о чем. Через полчаса Даша,
сославшись на неотложные дела, ушла.
— Но ты ведь придёшь в следующий раз, да? – с тревогой в голосе
спросил Артур.
Даша, уже стоявшая на лестничной клетке, неопределённо пожала
плечами.
— Даша, я не понимаю, что случилось? Я что-то
не так сделал?
— Ты ни в чём не виноват, — молодая женщина
попыталась улыбнуться. – Всё дело во мне… — сказала загадочно.
— В тебе… — повторил ничего не понимающий Артур. — Но
что…
Договорить он не успел, открылась дверь и из соседней квартиры
вышла старушка с мусорным ведром в руке. Даша кивнула Артуру и поспешно стала
спускать по лестнице. Ей было
неприятно, когда кто-то из
соседей Артура видел её.

Даша поймала себя на том, что не решается взглянуть в
глаза Сергею. Она
опасалась, что если их взгляды
встретятся, то
он сразу обо всём догадается. Как совсем недавно она радовалась, что у неё такой доверчивый муж! Как ловко она обводила его вокруг
пальца, не прилагая
по сути никаких
усилий!Как восхищалась этим
своим умением! И какой гадкой и мерзкой
чувствовала себя
теперь.
Не только мужу, но и сыну было стыдно
смотреть в глаза: ведь его она тоже обманывала! Что ей не хватало? что не устраивало? Муж
плохой? А такого алкаша, как у Ирки Стёпиной она не желает? Или безмозглого Отелло, как у Райки
Бетиной? Райка, бедная, уж и не помнит, когда последний раз без синяков ходила!
Чем же Сергей-то заслужил, чтобы она
с ним так поступила? И это после того, что он
сделал для неё, для её матери. Много ли найдёшь теперь зятьёв, которые так относились к тёщам,
как Сергей
относился к Марье Витальевне? Чтобы было бы с ними, если бы не его любовь,
доброта, порядочность? Вот она его и отблагодарила… Тварь она после этого,
самая настоящая тварь! Жизнь у неё безвкусной была, видите ли! А сейчас что, вкуснее
стала? Ей бы
в ногах у мужа валяться,
молить, чтобы простил.
Но
и этого она не могла
себе позволить: Сергей ничего не знал, не подозревал даже о её похождениях! Он никогда не требовал у неё отчёта,
где и с кем
она была или почему задержалась? Всегда и во всём доверял ей, верил каждому её
слову, считал свою жену порядочной
женщиной. О,
Господи, Господи,
как же ей пережить-то всё это,
как?
Промучившись всю ночь, Даша твёрдо решила,
что к Артуру не
пойдёт не только в ближайшие выходные, — не пойдёт никогда! Пожила «полной
жизнью», — хватит! Точка!
А
тут и весна, словно одобрив это намерение молодой женщины, грянула так дружно,
такой теплынью разлилась по иззябшей за зиму земле, что снег в лесу стаял в несколько дней. Лыжный сезон закончился.
По выходным Даша сидела теперь дома, однако
её душевное состояние от этого не улучшилось. Напротив, порой ей казалось, что
Сергей давно уже всё знает, но молчит только из деликатности. И ещё потому, что у
них – сын.Чтобы хоть отчасти
загладить перед мужем свою вину, она с головой ушла в дела домашние, которые за
последнее время изрядно запустила. Даша стирала, гладила бельё, убирала квартиру,
готовила для Сергея любимые его блюда. Она словно наложила на себя суровую епитимью,
которую старалась неукоснительно соблюдать. И, может быть,с надеждой думала она,тогда в её душе вновь воцарится прежний мир и покой. Вину свою Даша
чувствовала и перед Артуром. Бедный мальчик так любил её, так трогательно
ухаживал. А
она даже не попрощалась с ним, не объяснилась. Уж такого отношения он к себе никак
не заслужил.
И это тоже тяжким грузом лежало на совести молодой женщины.

Склонный глубоко и всесторонне анализировать
свои поступки Артур пытался понять, где и в чём допустил роковую ошибку,
заставившую Дашу так резко изменить свое к нему отношение. Он не очень-то
верил, что всё дело в её муже. Муж был всегда, однако это не мешало им встречаться на
протяжении почти всей зимы.
Нет, в том, что они расстались, был виноват он один. Может быть этот его подарок, духи, напомнил
Даше что-то такое, о чём она
хотела забыть? Но разве в том есть его вина? И неужели из-за не самых приятных, пусть даже
горестных воспоминаний можно вот так сразу взять и разрушить всё, что было
между ними!?
Артур всегда отдавал себе отчёт в том, что
рано или поздно их отношения прекратятся. Но не таким же образом!Когда-то в самом
начале их романа, он частенько представлял себе тот печальный для него день. Он
непременно должен быть серый, дождливый, с сырым пронизывающим ветром. И Даша, кутаясь в тёплый шарф, скажет, не глядя ему в глаза, что это их свидание – последнее.
Но пока он был не готов к расставанию с Дашей,
опять подумал Артур. Они непременно должны увидится, объясниться. Ведь нет
ничего горше, как быть виноватым в глазах любимой женщины и
не знать, в чём эта вина заключается? И он с нетерпением стал ждать ближайших
выходных, прихода
Даши.

В середине недели понял, что она не придёт.
Пригревало солнышко, зима поспешно сдавала свои ещё так недавно казавшиеся
незыблемыми позиции. А значит предлог, под которым Даша каждые выходные уходила
из дома – лыжные прогулки -сделался не
актуальным…
В отделе вновь отметили произошедшую в
настроении Артура Дружинина перемену. Кто-то из местных остряков заметил, что
на сей раз причиной этого является, наверно,потеря Артуром той самой редкой книги, которую он недавно приобрёл.
Артура мало волновали подобные разговоры. Он и раньше старался не обращать внимания на них, а теперь и – подавно. Его мысли были заняты Дашей.
Он не желал мириться с тем, что больше никогда не увидит её. То, что она не
пришла к нему в минувшие выходные, было ещё полбеды. Беда была в том, что Артур не знал, где искать Дашу, он имел
лишь смутное
представление о месте её жительства. Раньше это как-то не интересовало его.Наступали выходные,
она приходила к нему. Чего ж ещё-то желать! Он не запасся ни домашним телефоном Даши, ни служебным. Толком не знал, где
она работает!Она
считала это лишним, а он,
конечно, во всём соглашался с ней. И вот теперь он страшно жалел, что проявил в
своё время такую
непростительную беспечность. Но мог ли он представить себе, что между ними всё
кончится так скоро и так внезапно! Что ждёт его дальше? Прежнее одиночество? Нет,
теперь, познав такие наслаждения, он не
перенесёт его! Кто-то
хорошо сказал, одиночество прекрасно, когда ты не одинок.
Ему во что бы то ни стало, нужно было разыскать Дашу,
просить, молить её не покидать его. Они должны видится хотя бы раз в неделю, раз в месяц. Она такая добрая, умная, она должна
понять его! Артур
постарался успокоиться и припомнить, может быть, Даша хоть вскользь упоминала, где её
дом? Твёрдо
он знал лишь станцию метро, которой она пользовалась. Но район вокруг станции был столь густо
застроен, что всплывавшие
время от времени в памяти Артура отдельные Дашины ремарки вроде: «недалеко от
нашего дома хороший продовольственный…», « по пути домой палатка, где всегда
свежий хлеб…» и т.п. ровным счётом ничего не проясняли.
Несмотря на эти трудности, Артур в ближайшие выходные дни улица за улицей обошёл большую
часть района,заглядывая в попадавшиеся на его пути дворы,
потолкался в магазинах,
думал, сопоставлял, прикидывал, но результата не добился. И случайно, как это
обычно бывает в романах о любви, Дашу тоже не встретил…

Наступил апрель. Двадцать семь дней не видел Артур
Дашу, двадцать семь ночей бредил о ней. Он похудел, осунулся. А на двадцать
восьмой день в двери его квартиры позвонили. Два долгих и один короткий, точно усмешка звонок. Артур со
всех ног бросился в прихожую: так могла звонить только ОНА!
…Волнение Артура передалось и Даше. Да и можно ли было
оставаться равнодушной, видя, какое счастье доставила она этому мальчику одним своим появлением! Артур с восторгом хлопотал возле любимой женщины, помог ей снять
плащ, подал тапочки,
ЕЁ тапочки.Даша
попыталась уклониться от неуместных теперь нежностей, но Артур ничего и слышать
не хотел!
Прошли в комнату. На письменном столе,
стояла розовая коробочка с французскими духами. Даша поспешно отвела от неё
глаза. В
комнате царил ужасный беспорядок, что для аккуратного Артура было не
характерно. Несвежие рубашки — воротнички их были крепко заношены, — были брошены на спинку стула. Майка, точно чёрный
котёнок,вжалась в угол кресла. На книжных полках —
даже на них! – лежал, по крайней мере, недельный слой пыли. Все эти неполадки
сразу отметил хозяйственный глаз Даши, едва она оказалась в хорошо знакомой ей комнате.
— Даша, Дашенька! – всё не мог прийти в себя
от радости Артур,
— ты так внезапно
и так надолго
исчезла, я думал, что сойду с ума! И вот ты пришла. Господи, Дашенька, как я
соскучился! Садись, садись сюда, пожалуйста! – он сорвал со спинки стула
рубашки и,
скомкав их,
бросил
за кресло на пол. Даша взяла стул, слегка развернула его и села спиной к
письменному столу,
к
стоявшей на нём коробочке с французскими духами.
— Я так измучился, я не знал, что думать! У тебя
что-то случилось? Ты болела, да? – сыпал вопросами Артур. — Я скучал по тебе.
Двадцать семь дней разлуки это очень тяжело. Я бродил в твоём районе по улицам и
всё надеялся, что вот сейчас, сейчас тебя встречу. Помнишь, как у Тургенева…
— Откуда ты узнал, где я живу? — перебив его, строго спросила Даша.
— Я и не знал, я только надеялся тебя
встретить! –
засмеялся
Артур. — Бывает
же такое, когда очень чего-то хочешь, то это непременно сбудется. А знаешь, как
я хотел тебя увидеть!
Даша несколько секунд пристально смотрела на
некрасивое, счастливое лицо своего бывшего любовника, а затем сказала:
— Артур, нам надо серьёзно поговорить…

Этот визит к Артуру оставил в душе Даши весьма неприятный осадок, она попыталась поскорее забыть
о нём. Приближалось
лето, для Игорька – последнее перед школой. Осенью – в первый класс! Пока вот
только не решили, в какую школу его записать? В обычную или с каким-нибудь
«уклоном»? А может быть в гимназию? Сам мальчик особого интереса ни к чему не
проявлял. Будь его воля, он бы сидел целыми днями дома в игрушки играл да мультики смотрел по
телевизору. Так что всё решать за него должны были родители.
Перед майскими праздниками опять заявилась Галина. Вопрос о переводе её мужа решился
положительно, они, как говорится, сидели на чемоданах. Галина опять завела
разговор о том, что надо жить, пока молодая, чтоб на старости лет было, что вспомнить. Даша слушала сестру с
легким раздражением, но не возражала, хотя её так и подмывало спросить: а что ж
ты сама-то так не живёшь, как учишь, а всё только словами кидаешься!
— Никого себе не завела? – понижая голос до
шёпота, вновь
полюбопытствовала Галина.
Если бы Даша только намекнула ей о своём
«лыжном романе»! Но вместо этого она посмотрела на Галину так, словно не
понимала, о чём она говорит?
— Ну и зря, — подосадовала Галина и завела прежний разговор
о быстро
уходящей молодости.
Две первых недели мая Авдеевы провели на
даче: у родителей Сергея была прекрасная дача в Малаховке. Взяли с собой и
Марью Витальевну. У матери Даши на удивление дружеские отношения сложились с матерью Сергея. В это лето Даша и
Сергей собирались
свозить
сына на море. Где-нибудь в середине июля они планировали
взять отпуска.
На даче же, на расширенном, так сказать, семейном совете, ещё раз обсудили, в
какую всё-таки школу записать Игорька? Решили, в английскую. Она и от дома была
расположена сравнительно недалеко, и Арсений Владимирович, Дашин свекор,
свободно владел этим языком и при необходимости мог помочь внуку.
После майских праздников Даша, хорошо
отдохнувшая, вышла на работу. Вечером, возвращаясь домой, она встретила соседа по лестничной
площадке Виктора Ильича, темноликого старца с седой шевелюрой и бородой,
напоминавшего старинную икону, помещенную в серебряный оклад. За милой беседой
они в какие-нибудь пятнадцать минут дошли до дома. Иконописного вида старец галантно
распахнул перед молодой женщиной двери. Даша поблагодарила и, заходя в подъезд,случайно оглянулась (или не случайно? Всю
дорогу она чувствовала
на себе чей-то пристальный взгляд) и увидела… Артура! Счастливо
улыбаясь,отчего лицо его
покрылось сетью морщинок,
он смотрел
на неё своими круглыми, как пуговицы, серыми глазами…

Даша ошиблась, полагая, что Артур со
временем забудет её, смирится с их разрывом. Этого не произошло. Наоборот, с каждым днём, проведённым без неё, он страдал всё сильнее
и сильнее, и никакие умные книги не могли утешить его. Временами ему
вспоминался тургеневский Рудин. Артур подумывал, как и он, податься
куда-нибудь на театр военных действий (благо в этом недостатка теперь не было), и погибнуть в неравном бою с именем Даши на устах. И тогда она, узнав о
его смерти, поймёт, какое любящее её сердце перестало биться!
Едва ли не каждый предмет домашней
обстановки хранил воспоминание о Даше. В этом кресле она частенько сиживала,
эту книгу брала в руки, из этой чашки пила чай. А коробочка с духами, до сих пор стоявшая на
его письменном столе?
Однажды, в надежде заглушить душевную боль,
Артур напился. Не привыкшего к спиртному, его полночи выворачивало наизнанку, а потом целый день мучили головные боли. А уж как веселились в отделе, впервые увидев «похмельного»
Дружинина!
В один из выходных на исходе апреля он
отправился в лес, отыскал на памятной горке пенёк, послуживший когда-то поводом для их
знакомства с Дашей. И долго стоял над ним, вспоминая, вспоминая и вспоминая. А, вернувшись, домой, понял, что не может забыть ее, да и попросту не хочет этого делать! Он решил разыскать любимую женщину, во что бы то ни
стало. Теперь уже не только рыскал по району, но караулил Дашу у метро. Однако она как в воду канула,
почти три недели каждодневных поисков не дали ни каких результатов. Потом настала череда
майских праздников.
Сразу после Дня Победы Артур решил
взять недельку за свой счёт или в счёт отпуска, — как получится. Этот короткий
отпуск предоставили ему весьма неохотно, поначалу даже ничего и слышать не
хотели. Работы в отделе навалом, а Артур был работником почти не заменимым. Но
он наговорил полный
короб «веских» причин, для чего ему срочно понадобился этот отпуск. И его,
скрепя сердце, отпустили. И уже на третий день напряженных, утренних и вечерних,поисков он увидел
её!Даша вышла из метро
в компании какого-то седого старца. Артур едва не закричал от восторга: наконец-то! Он зашагал на некотором
расстоянии от них и уже вскоре знал, где живёт Даша. Боже мой, сколько раз за
время своих
безрезультатных поисков, он, оказывается, проходил мимо её дома!

…Даша посмотрела на него строго, неприязненно
даже. И почти тотчас же скрылась в подъезде, словно опасалась, что он может
окликнуть её, подойти, заговорить. Домой она пришла в страшном негодовании, она никак не
ждала увидеть Артура опять и уж тем более возле своего подъезда! А ведь она
просила его не искать с ней встреч! Не понял, или, что вероятнее всего, не захотел понять,
гадкий мальчишка!
Сергей, в ожидании жены и ужина, лежал, как
всегда на диване и читал газету. Игорёк в своей комнате играл в солдатиков.
Переодеваясь, Даша время от времени осторожно выглядывала в окно, — Артур с поразительной настойчивостью
стоял на том же месте, где она увидела его. И уходить не спешил. Неужели он надеялся,
что она выйдет к нему? – с нараставшим раздражением думала
Даша. Она умылась и пошла на кухню, готовить ужин. Решила сделать что-нибудь на
скорую руку. Яичницу с колбасой, например. Не до изысков было, устала на
работе, да ещё Артур настроение испортил. Даша вновь посмотрела в окно, —
стоит, стоит на том же месте, паршивец!
В прихожей послышался легкий шум. Даша выглянула в
коридор. Сергей, сидя на
невысоком пуфике, сопел, завязывая шнурок на правом ботинке.
— Ты куда это собрался? – встревожилась Даша.
— Понимаешь, — Сергей поднял на неё виноватый
взгляд, — хлеб-то я купить забыл. Ты говорила, а я забыл. Но я быстро!
— Не надо, не ходи, — решительно остановила
его Даша. – Обойдёмся, я кулебяку затеяла, — она не хотела, чтобы Сергей
столкнулся теперь с Артуром. И
пусть они никогда не видели друг друга, — всё равно! Ей почему-то подумалось,
что Артур непременно догадается, что этот молодой толстячок
– её
муж. И — кто знает? – что в таком случае взбредёт в голову этому наглому мальчишке! Сергей настаивать не
стал, с
удовольствием вернулся на диван, и взял в руки отложенную, было газету.
Зазвонил телефон. Это была Марья
Витальевна. После короткого ни
о чём разговора с матерью,
Даша
вернулась на кухню. С кулебякой она, конечно, погорячилась, не до неё сейчас, конечно. Но, как говорится,
назвался груздём – полезай в кузов!Вздохнув, Даша достала из тумбочки пакет с
мукой.
Минут через двадцать, когда тесто уже было
готово, она опять выглянула в окно. Артура видно не было. Она поискала его
глазами по двору… Нет, не было. Ушёл наконец-то. Но Даша почувствовала, что так просто она от него не отделается.

Дошло до того, что Даша всерьёз подумывала нанять каких-нибудь
отчаянных парней, чтобы они его хорошенько отдубасили: Артур буквально не давал
ей прохода! Только она
выходила из метро, он бежал ей навстречу. Она гнала его, опасаясь, что кто-нибудь из её знакомых может увидеть их вместе, но Артур несмотря ни
на что, сопровождал
её до самого дома.
Даша и слышать не хотела, ни о каких встречах, она для себя уже всё
решила. Однако
Артур жалобно твердил, что любит её, что не может без неё жить.
— Не можешь жить – не живи! – однажды в сердцах
бросила ему Даша.
— Возможно, так и будет… — грустно ответил он.
И Даша, мелком взглянув на его некрасивое,
печальное лицо, подумала: а ведь он и вправду может что-нибудь учинить над
собой. Начитался книжек-то! Чтобы избежать встреч с ним, она изменила маршрут
возвращения домой. Но уже на второй день Артур разгадал эту не сложную загадку.
Даша стала брать такси, хоть это было весьма
накладно. Машина подвозила её к самому подъезду. Но вскоре и Артур стал ждать
её у подъезда, только разве что двери не открывал у машины, когда она собиралась из неё выходить.Иногда Даша на выходе из метро встречала
знакомых. В этих случаях Артур не решался к ней подходить. Он плёлся сзади на некотором
расстоянии и, как провинившаяся собачонка, ждал, когда хозяин хоть бы взгляд на него бросит.
Был благостный для Даши период, когда она на
протяжении четырёх вечеров к
ряду сталкивалась с Иркой
Стёпиной. Ирка – баба скучная, примитивная, всех разговоров у неё – пьёт её
благоверный или пока держится.Но в сложившихся обстоятельствах
Даша и такой компании рада была.
И вдруг однажды, несмотря на то, что она шла не одна,
Артур возник перед
Дашей, точно из-под земли вынырнул и вежливо поздоровался. Даша готова была
убить его! Ведь она шла с Олей Ястребовой, соседкой по дому, а Оля – та ещё
сплетница! Даша небрежно кивнула ему в ответ,
— не ответить было бы совсем уж глупо – и, не
останавливаясь, прошла мимо, стараясь не выдать перед своей попутчицей
охватившее её волнение.
— Кто это? – конечно же, полюбопытствовала Оля.
– Стоит и смотрит нам вслед, — она то и
дело оглядываясь на ходу, — стоит и смотрит…
— Кажется, с бывшей работы кто-то, точно не
помню, — как можно спокойнее ответила Даша. Если бы не слишком-то
привлекательная внешность молодого человека, Оля так легко не поверила бы. Но представить, что у Даши,
красивой женщины, может быть что-то общее с этим… Нет, на это даже буйная фантазия Оли Ястребовой была не способна.

Терпению же Даши наступил конец после
следующего случая. Отправив, наконец, Игорька на дачу они с Сергеем
возвращались тёплым воскресным вечером домой. А у подъезда на лавочке вместе со
старухами, как
ни в чём не бывало,сидел Артур! Ещё издали, заметив Дашу, он поднялся и, не отрывая
взгляда, смотрел на
неё. Каких невероятных усилий
стоило Даше оставаться
спокойной!
— Кто это? – спросил Сергей, когда они вошли в
подъезд.
— Кто? – Даша сделал вид, что не поняла, о ком её спрашивает муж.
— Ну, тот тип, на скамейке… Ты его знаешь?
— Откуда же!
— Но он так смотрел на тебя…
— А ты считаешь, что на твою жену уже и
смотреть не могут? –
Даша нашла в себе силы пококетничать.
Подъехал лифт, и через пару минут они уже
были дома.
— Ты иди под душ, а я пока приготовлю что-нибудь, —
сказала Даша, и когда Сергей закрылся в ванной комнате, она, зажимая себе
ладошкой рот, расплакалась, представив вдруг, что произойдёт, если Сергей обо всём узнает…
Он вышел после душа свежий, бодрый, весёлый. Даша спрятала от мужа покрасневшие
от слёз глаза. Потом можно
будет сказать, что попало мыло. Однако прежде, чем
отправиться в ванную,
она ещё
раз выглянула в окно. Артура на лавочке не было. И вообще не было
нигде во дворе, насколько могла видеть Даша. Она разделась и опустилась
в теплую воду; её
била нервная дрожь.Если
про её измену узнает
Сергей, он
подаст на развод, сомнений в этом у неё не возникало. Она слишком хорошо знала
его характер.
Он многое может простить, понять, но измену не простит никогда. Как человек воспитанный, он, конечно,не станет скандалить, тем более
заниматься рукоприкладством. Просто скажет спокойным ледяным голосом, что отныне они не
могут жить вместе. При
разводе ей, скорее всего сына не оставят, ведь развод произойдёт по её вине. Если же учесть, что
у Арсения Владимировича ходил в друзьях
какой-то высокий судейский чин, — наверняка так оно и будет. А как после
всего этого она посмотрит в глаза свекру,
свекрови? Они любят
её, таких
чудесных людей, как они, днём с огнём не найти! А что будет с матерью, когда она узнает о похождениях своей любимой дочери? Что она скажет
Игорьку? Господи, да вся жизнь рухнет, вся жизнь! Что же она надела-то, что же наделала!

В дверь постучали. Даша вздрогнула и насторожилась, нервы её были на пределе.
— Ты скоро там? – крикнул Сергей.
— А что случилось?
— Очень кушать хочется!
Как, как избавиться от этого мерзкого мальчишки? — думала она ночью, лежа
без сна в кровати. Артур теперь знает в лицо Сергея и уже завтра вполне может
подкараулить у подъезда не её, а его. Ведь зачем-то ему понадобилось привлечь к себе
внимание Сергея. Зачем?
Даша терялась в догадках. За ночь она несколько раз вставала, пила капли успокоительные. Но
они не очень-то успокаивали.
А ничего не подозревавший о душевных страданиях жены Сергей,
наработавшись на дачном участке, спал безмятежным сном. Лицо его в бледном
свете заглянувшей
в окно луны было спокойно. И Даша готова была пойти на всё, лишь бы он и впредь
оставался в счастливом неведении относительно её страшной вины перед ним.

Выйдя из метро и без труда отыскав глазами
Артура – он всегда стоял на одном и том же месте у табачного киоска, — Даша
направилась к нему. Артур обалдел от счастья, когда она, взяв его под руку, сказала,
что им необходимо поговорить.
— Зачем ты меня преследуешь? – с мягким
упрёком в голосе, спросила Даша. Они вошли в неподалёку расположенный лесопарк, и присели на одну из
свободных лавочек, стоявшей под пышным кустом сирени. – Я ведь, помниться,
просила тебя.
— Я честно пытался исполнить твою просьбу, но
у меня ничего не получилось. Я
постоянно думаю о тебе,
вспоминаю наши встречи, даже во сне тебя вижу! Мне очень хочется,
чтобы у нас с тобой
всё опять было как прежде.
Даша ответила отказом, но Артур настаивал на
встречах. Он сделался, упрям как осёл, ничего не
желал понимать, никаких доводов Даши не слушал и не слышал. Чтобы не допустить встречи Сергея с Артуром, в вероятности
которой у неё не было сомнений,она
вынуждена была согласиться
на
возобновление отношений.
— Ты, правда, придешь? – с легким беспокойством в голосе спросил
Артур. Никогда прежде он не позволял
себе подвергать сомнению её слова, —
Даша была
неприятно удивлена этим.
— Если увижу ещё хоть раз тебя у метро или у
подъезда… —
Даша
выразительно посмотрела на него.
— Понял, понял! – засмеялся Артур. – Я
принимаю условия!
Такие слова были большой дерзостью для того
Артура, которого Даша знала раньше. Но, очевидно, не для нынешнего.
И Даша пришла к нему, как обещала, преодолевая стойкое
нежелание, — пришла. Она надеялась продержаться какой-нибудь месяц, а там – долгожданный отпуск, поездка всей семьёй
на море. А
за время
отпуска она непременно что-нибудь придумает, чтобы раз и
навсегда
оградить себя от любовных домогательств этого наглого мальчишки.
Однако поездка не состоялась: Сергею не дали отпуск. Вернее, перенесли на
более поздний срок.
Он, правда, настаивал, чтобы Даша ехала отдыхать вдвоём с Игорьком, а он, если всё-таки
представится такая возможность, выберется к ним на денёк – другой. Но в сложившихся
обстоятельствах Даша сочла такой вариант абсолютно неприемлемым. Оставлять мужа один
на один с Артуром. На это она ни за что не пойдёт! Даша совсем пала духом.

Если раньше Артур воспринимал каждый приход
Даши всё равно, что подарок небес, то в
последнее время,
— как своеобразную дань, взимаемую им с
излишне строптивой женщины за её долгое
и упорное
нежелание возобновить прежние отношения. Он прекрасно понимал, согласилась она на эти встречи только лишь потому,
что боялась,
как бы
он не рассказал об их
связи её
мужу. Артур, конечно, не собирался так
поступать, но и разубеждать в этом
Дашу тоже не спешил. Раз она так думает – на здоровье!
Чтобы позлить Дашу, Артур частенько теперь стал говорить, что не прочь
познакомиться с Сергеем,
может быть подружиться даже и иной раз по дружбе заглянуть к ним на огонёк поболтать,попить чайку.Видя, как после этих
его слов бедная женщина бледнеет, Артур тихонько посмеивался и потирал от
удовольствия руки: ах, как сладка была его маленькая месть! Безусловно, с его стороны не
слишком-то порядочно было вести подобные
разговоры. Но как ещё мог он удержать возле себя такую женщину? Он любил
Дашу, любил всей душой, и это оправдывало его в его
собственных глазах. В конце
концов, каждый сражается за своё счастье как умеет. Он – так. Тем более, судьба
была к нему не очень-то
милосердна, наделив, мягко
говоря, малопривлекательной внешностью…
А разве некоторые из чтимых им писателей или поэтов всегда и во всём
были возвышены и
прекрасны?
Он где-то читал, что Афанасий Фет довёл до самоубийства беременную от него
бесприданницу…
Другой большой поэт Николай Алексеевич
Некрасов слыл отчаянным картёжником и шулером…
Михаил Юрьевич Лермонтов своими изощрёнными
оскорблениями довёл Мартынова до того,
что тот просто вынужден, был вызвать его на дуэль…
А взять великого англичанина Чарльза
Диккенса, воспевавшего в своих романах
доброе, милосердное отношение к людям. В семейной жизни сей джентльмен оказался страшным тираном-самодуром…
Так чего же требовать от него, Артура
Дружинина, простого смертного? Чтобы он проявил
великодушие,пощадил страдающую женщину? С какой это стати? Разве она его щадила?
Позабавилась с ним, а когда он ей надоел – бросила, не задумываясь, а
каково-то ему?
Якобы угрызения совести её,
бедную, замучили.
Только
раньше она о совести что-то не вспоминала, всё норовила побыстрее в постель к
нему прыгнуть! Нет,
ему не в чем себя упрекнуть. Да и в чём вина его? В том, что он хочет любить? Но разве это не
естественное желание? Ведь может так статься,
что больше в его жизни никогда не будет женщины, а уж такой, как Даша –
наверняка!Вкусив теперь всю прелесть общения
с противоположенным полом, он боялся даже подумать об этом!

Дашу от близости со ставшим ей ненавистным Артуром уже чуть ли не тошнило. Возвращаясь
после встреч с ним домой, она тотчас же отправлялась под душ, крепко, до красноты
тёрла мочалкой
тело, а
бывшее на ней белье выбрасывала в мусоропровод: мысль о том, что она
когда-нибудь может одеть его вновь, вызывала у неё чисто физическое отвращение. Нечто похожее она
испытывала за много лет до этого в тесных душанбинских автобусах…
Неужели раньше она считала Артура милым
и трогательным мальчиком? Неужели близость с ним доставляла ей когда-то удовольствие? Воистину, если
Господь хочет наказать человека, он отнимает у него разум. Но не может же она вечно
ублажать этого мерзкого мальчишку, вечно жить в страхе перед ним!Любой ценой нужно
было положить конец этим
встречам. Но это – сказать легко, а как
сделать? Если она просто перестанет приходить к нему, он непременно будет
искать встречи с Сергеем…
Как, как? – постоянно задавала себе Даша
один и тот же вопрос, но ответа на него найти не могла.
А день очередной встречи с Артуром
приближался с неумолимой неизбежностью…

— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.

Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.

— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.

Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.

— Держи сучку! Какого хрена стоишь?

Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.

Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.

Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.

Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.

Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.

— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.

— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.

— А на кулак нарваться не боишься? Давай!

— У меня и желания нет, — отказывался второй.

Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.

— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.

— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.

Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.

Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.

Этот рассказ надолго выбил меня из колеи… Прочтите до конца, не пожалейте времени. Возможно, он крепко и навсегда утвердит вас в мысли, что жить надо здесь и сейчас…

У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек.

Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее.

Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.

— Мам, можно?

— Не надо, это для гостей.

— Так у нас же гости!

— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…

Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме.

Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня — не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом.

Прямо раз — и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек. Но не сегодня.

Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.

— Отвези меня на рынок, — попросила мама однажды.

Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне — наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг — надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе — и именно эти обновки приводили маму в восторг.

— Мне белье надо новое, я похудела.

У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в ТЦ, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.

— Тут очень дорого и нельзя торговаться, — сказала мама. — Пойдем еще куда-то.

— Купи тут, я же плачу, — говорю я. — Это единственный магазин твоей шаговой доступности.

Мама поняла, что я права, не стала спорить. Выбрала белье.

— Сколько стоит?

— Не важно, — говорю я.

— Важно. Я должна знать.

Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.

— Пять тысяч, — говорит продавец.

— Пять тысяч за трусы?????

— Это комплект из новой коллекции.

— Да какая разница под одеждой!!!! — мама возмущена.

Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.

— Ой, — говорит девочка-продавец, глядя на меня. — Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.

— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?

— Мам, это магазин, — вмешиваюсь я. — Тут фиксированные цены. Это не рынок.

Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.

— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась.

Иначе, ты на крючке.

— Хорошо, — говорю я.

— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?

— Хорошо.

Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.

Читать также: «Нужно копить деньги и все делать качественно” — это незыблемые родительские истины… позавчерашнего дня.

Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.

— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, — пожаловалась мама.

Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут — наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Еще и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.

Пенсия у мамы — 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.

— Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?

— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить…

Опять на потом. Опять все лучшее — не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.

Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке — полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу.

Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.

Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.

— Это даже не пластмасса, — подумала я.

Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога — конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?

В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом. На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.

— Спасибо, — сказала мама и убрала ее в шкаф.

— Наденешь ее на новый год?

— Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь…

Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я
тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.

В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно — потом.
Синдром отложенной жизни.

Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.

— Какой размер у усопшей? — спросил меня агент.

— Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу …- зачем-то подробно стала отвечать я.

— Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье…

Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.

— Не нравится ? — агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. — Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой…

— Пусть будет, я беру.

Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки.

Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.

Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…

Дай Бог, она настоящая.

Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня.

Настоящая жизнь — та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет.

Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.

Давайте вместе этому учиться — жить сегодня.

Ольга Савельева

Источник:  goodday.su

I
Каждое лето я
отдыхал в деревне у своей бабушки Инны. Мой отдых заключался не столько, чтобы
ничего не делать, сколько – помогать бабушке ухаживать за садом и огородом. У
моих мамы и папы не было дачи, где мы могли выращивать овощи и фрукты, а поэтому
нашим главным поставщиком витаминов была бабушка.
Она жила одна.
Дед умер, когда мне было всего девять лет. С того времени я каждое лето ездил в
деревню. Мама и папа не могли позволить себе всё лето помогать бабушке, потому
что они работали на заводе, как говорила мама, зарабатывали денюжку. Иногда,
когда отпуск у мамы или папы совпадал с летним сезоном, они приезжали на две
недели и подключались к работе. Тогда и мне было веселее, а если признаться
честно, то я не скучал. Я никогда не изнемогал от одиночества и мог целыми
днями находиться один в своей комнате, сидя за книгами и выписывая в отдельную
тетрадь интересные факты из истории нашей страны и других народов. Ещё с
раннего возраста меня заинтересовала история, не только история Русского
государства, но и история европейских стран и народов. На эту тему я успел перечитать
много разных книг и брошюр, журналов и статей. У меня было много вырезок из
газет и журналов, если там попадались статьи и очерки об истории стран и
народов. Я внимательно перечитывал их, а интересные факты записывал в толстую
тетрадь. За несколько лет у меня накопилось таких тетрадей штук восемь. Я часто
перечитывал их, и всякий раз находил для себя что-то новое. Меня интересовали
не только короли и цари и войны, которые они развязывали, но и жизнь простых
людей в разные времена и в разных странах.
Мои родители не
препятствовали моему увлечению, а, напротив, поддерживали меня и снабжали книгами.
Иногда папа, или мама, покупали книги с трудами великих мыслителей, учёных и
профессоров по истории. В силу моего возраста, многое изложенное учёными
воспринималось с трудом, особенно, терминология, которой в изобилии было в их сочинениях.
Но, я всё равно был рад этим книгам и с удовольствием читал их. Если что-то было
не понятно, я обращался к отцу за разъяснениями, но, бывало так, что и ему
нелегко было воспринимать учёный язык. Проходило время, я взрослел, набирался
опыта и знаний, и снова перечитывал эти книги, которые становились мне понятнее
и интереснее.
Так и в этот
раз, когда я собирался ехать к бабушке, я набрал с собой разных книг по
истории, чтобы в свободное время заниматься ими. Для книг у меня был отдельный
чемодан, который папа нёс до вокзала и всю дорогу выказывал недовольство, что
приходится таскать такую тяжесть. А уже на станции, на которой я сходил с
электрички, меня встречал полупьяный дядя Коля на своём тракторе «Беларусь».
Он, как и мой папа, тоже проявлял недовольство, когда хватал чемодан с книгами,
чтобы убрать его в кабину трактора. Всегда спрашивал: «Ты что! Туда кирпичи
наложил?, — и приговаривал: — Так у нас этих кирпичей полно, зачем с города
возить!»
Деревня, в
которой жила моя бабушка, была небольшой. Она состояла всего из двадцати двух
дворов, и жили в ней одни старики. Не было ни одной молодой семьи, а, значит, и
не было ребят, с которыми можно было познакомиться и играть в разные игры. Но,
как я говорил ранее, меня это обстоятельство ничуть не беспокоило. Уже
несколько лет прошло, как я присмотрел для себя место в сарае, стоявшем на
окраине бабушкиного сада. В нём хранилось сено для единственной коровы в
хозяйстве бабушки. Звали корову обычным именем – Бурёнка. Вот, на этом сеновале
я и проводил свободные часы за книгами и брошюрами.
√ В то лето я,
пятнадцатилетний мальчишка, как обычно приехал на станцию, еле вытащил свои
чемоданы из электрички, в которой трясся целых два с половиной часа в жарком
без кондиционера с закрытыми окнами вагоне, и измученный духотой был рад,
когда, наконец, прибыл на станцию назначения. Как обычно, меня встретил дядя
Коля, как обычно, чертыхался, таща мой чемодан с книгами и приговаривая, что
кирпичи им не нужны.

Дяда
Коля, снова чертыхаясь, схватил чемодан с книгами и рюкзак с моими вещами и подаркми
для бабушки, потащил дом. Дома бабушка вытащила из буфета поллитровую бутылку с
мутной жидкостью, отлила целый гранённый стакан и подала его дяде Коле. Он схватил
стакан, не отрывая его ото рта, за один раз выпил содержимое.
— Вот, спасибо,
баба Инна, — покрасневший от принятых градусов поблагодарил дядя Коля и
поставил стакан на стол. – Ты, если что, обращайся. Помогу.
— Коля, закуси.
— Предложила бабушка, показывая на накрытый разносолами и снедью стол, но дядя
Коля отказался, потому что спешил выполнить чей-то заказ.
— Там и закушу.
До свиданьица. – И дядя Коля скрылся за дверью. Вскоре загрохатал мотор
«Беларуси», и постепенно грохот растаял вдали.
Бабушка усадила
меня за стол, пододвинула мне блинов, баночки с вареньем, мёдом и сметаной.
— Кушай,
внучёк. Я специально для тебя блини испекла. Знаю, что ты любишь мои блинчики.
За полдня я
довольно проголодался, а потому с удовольствием принялся есть. Блины, которые
пекла бабушка, были, как всегда очень вкусными. Они были ровно круглыми,
большими и очень тонкими, но не рвались, легко закручивались в трубочку, и я
макал трубочку в сметану и с аппетитом ел.

— Ты и с мёдом попробуй, Дима, и с
вареньем, — подсказывала мне бабушка, — кушай, не стесняйся, если что, я ещё
принесу. У меня ещё есть.
Но мне
нравились блины с бабушкиной сметаной. Она сама её взбивала из молока, которое
давала Бурёнка, поэтому сметана была очень густой и вкусной, не то, что
продавали в магазинах. Чтобы не обижать бабушку, я попробовал блины и с
вареньем, и с мёдом, нахваливая вкус того и другого и кулинарные таланты
бабушки, которой моя хвала очень нравилась. Она улыбалась, благодарила меня,
сидя напротив за столом, и всё время разглядывала меня, приговаривая, какой я
стал большим, возмужавшим, взрослым парнем.
В это время к
нам забежала соседка, баба Вера.
— Приехал твой
внучёк! – с порога крикнула баба Вера. – Ну, вот, а ты переживала, вдруг не приедет.
Как не приедет, когда он уже здесь. Дай-ка, я обниму тебя, Дима!
Мне пришлось
оторваться от еды, я встал, хотел обтереть губы от сметаны, но баба Вера обняла
меня за плечи, притянула к себе и поцеловала прямо в губы, смутив меня, что я
даже покраснел.
— Оставь его, —
проговорила моя бабушка, — пусть поест с дороги. Не видишь, что ли, что дитя
проголодалось.
— А я что? –
отвечала баба Вера. – Только поцеловала и всё! Пусть ест.
— Да ты так его
целовала, будто это суженный твой. Вон, совсем засмущала парня.
— Ну, хоть
разок на старости лет с молодым парнем поцеловаться. И то будет, что вспомнить
перед смертью.
— Не спеши
умирать, дурёха! – воскликнула бабушка Инна, — не гневи Бога. Живи себе, пока
живётся. Вот, только курить бы тебе бросить. Сразу помолодеешь на лет десять.
— Куда мне
молодеть? – парировала баба Вера. – И для кого? У нас в деревне кроме пьяного
Кольки да парочки немощных стариков-то и нет никого. Так что, позволь мне
выкурить сигаретку, Инна?
— Кури, если уж
невтерпёж, — разрешила моя бабушка, — только у окна сядь. Нечего мне тут внука
травить.

Я поедал блины и слушал добрую перепалку
двух подруг-соседок. Они смолоду жили по соседству, были колхозницами, работали
доярками на скотном дворе, обе вышли замуж за молодых парней с этой же,
когда-то большой деревни, родили детей, а теперь на старости лет остались одни.
Дети разъехались по всей стране, родили им внуков, а две бабушки, оставшись в
деревне, доживали свой век.
Баба Вера взяла
табурет, поставила его у открытого окна, села и достала, к моему удивлению,
огромную сигару из кармана сарафана, в котором была одета. Я думал, что она
вытащит пачку «Беломора», возьмёт папироску, дунет в неё, сомнёт в козью ножку
и начнёт дымить – а тут на тебе, сигара. Я пригяладелся и понял, что это не какая-нибудь
дешёвая подделка, а Гаванская сигара. Такие сигары сам Фидель Кастро курит.
Баба Вера
крутила и рассматривала сигару, а моя бабушка спросила:
— Вер, откуда у
тебя такая бомба! Ты что? Курить её собралась?
— Ничего ты не
понимаешь, деревня. Это сигара. Мне сын прислал. Из самой Кубы. Целую коробку,
на вроде шкатулки. Написал, что уж лучше сигары курить, чем наши папиросы.
Название такое странное! Хавана! Не курила. Ждала твоего Димку. Вот, дождалась.
Первую и выкурю в честь его приезда. – И баба Вера взяла в рот зауженный
конусом кончик сигары.
Я не выдержал и
сказал, что этот кончик надо откусить и выбросить.
— Да, откуда у
меня зубы? – ответила баба Вера. – Я уж не помню, когда последний зуб потеряла.
Я предложил
свою помощь. Взял сигару, ножом срезал конус и передал сигару бабе Вере.
— А ты откуда
знаешь, внучёк, как надо сигары курить? – забеспокоилась бабушка Инна. – Неужто,
сам куришь?
— Что ты,
бабушка! – успокаивал я. – Я не курю. В кино видел, как сигары курят.
— Молодец, что
не куришь, — похвалила меня бабушка, — ты кушай, Димочка, кушай, а на эту
развратницу не обращай внимания.
Баба Вера
ничуть не обиделась словам моей бабушки, несколько раз чиркнула спичкой о
коробок и поднесла огонёк к сигаре, которая постепенно схватилась огоньком,
выпуская несколько шлейфов дыма. Баба Вера облокотилась о подоконник, курила,
выдыхая густой дым в окно. Сделав несколько затяжек, похвалила сигары и своего
сына, а потом начала рассказывать, что он написал в письме, о том, как они с
женой и дочерью живут на этой Кубе, как там жарко, о работе и прочем остальном.
— Пишет, —
продолжала баба Вера, — что дочка его, моя внучка, отправляется на несколько
месяцев домой. Обещал, что внучка погостит и у меня. Дай-то Бог! Давно не
видела её. Последний раз они приезжали ко мне лет уж десять назад. Тогда Анечка
ещё совсем маленькой была, а сейчас ей уж, поди, как и твоему Димке, лет
пятнадцать будет. Как ты думаешь, Инка, приедет ко мне внучка?
— Если сын
обещал, значит, приедет, — ответила моя бабушка.
— Он каждый год
обещает, — вздохнула баба Вера, — каждый год не приезжает. Не верю я уже… Ох, и
крепкие же эти сигары. Сделала пару затяжек и накурилась. Больше не могу. Что
мне делать? Тут ещё раз на пяток хватит. Выбрасывать что ли?
— А Вы, баба
Вера, затушите сигару и уберите, — вмешался я, — потом докурите. Сигары не
обязательно скуривать за раз.
Баба Вера
затушила сигару и положила в карман сарафана.
— Ну, пойду я,
— сказала она, — не буду завидовать вашей радости.
Баба Вера
попрощалась с нами и ушла.
Я доел
последний блин и чувствовал себя сытым, даже через чур. Бабушка предложила мне
отдохнуть, показав мою комнату, по наведённому порядку в которой и застеленной
свежими простынями кровати, было видно, что бабушка скучала и очень ждала меня.

II
Два дня я
привыкал к деревенской жизни. Это не значит, что я бездельничал. Вставал рано
утром, пока бабушка передавала Бурёнку пастуху и готовила завтрак, и занимался
поливом огорода и сада. У бабушки был насос с электрическим приводом. Я
протягивал шнур до электророзетки, расправлял длинный шланг, который протягивал
до реки. Я не сказал, что бабушкин дом стоял на берегу неширокой реки. Вода в
реке была чистейшая. Когда поутру я подносил один конец шланга к берегу, то
видел, как на мелководье собирались разные жучки, рыбёшки и грелись на солнце.
Я даже видел множество маленьких щурят, которых ловил каждое лето, нанизывая на
них сделанную из травяного стебля петельку. Такая ловля требовала большого
терпения и осторожных движений, чтобы мальки не заметили меня и не сбежали.
Каждое утро я ловил штук по десять щурят, потом жарил их на сковороде и ел. Не
представляете, какие они были вкусные! Объеденье!
Так вот, я
протягивал один конец шланга в реку, а второй – цеплял к насосу, чтобы он
закачивал воду. Другой, такой же длинный, шланг я цеплял к выходу насоса,
включал ток, движок начинал работать, накачивать воду, и через несколько секунд
мощная струя воды выходила из второго шланга. Я брал его свободный конец, чуть
прижимал пальцем, в зависимости от того, какую струю надо было сделать, и
поливал сад и огород. На всё, про всё у меня уходило с полчаса. Папа купил
хороший насос. Он был мощный, мог перекачивать достаточный объём воды, а потому
у меня не занимало много времени на полив. Эту процедуру я проделывал ежедневно
утром и вечером. Потом мы с бабушкой проходили грядки, пропалывали, освобождая
их от сорняков, поправляли, если они рассыпались, проверяли яблони, вишню и
кустарники с малиной и крыжовником. Бабушка очень ответственно относилась к
своему саду, она ухаживала за ним, а потому в нём всё росло и цвело, грядки под
овощами были аккуратными, даже были таблички, на которых имелись записи о том,
что посажено, какого сорта и дата посадки. Вот, такая моя бабушка. Большую
часть участка занимал картофель. Мы ещё месяц назад всей семьёй приезжали к
бабушке на майские праздники, вскапывали землю и сажали картофель, который к
моему приезду на каникулы уже пустил ростки, и весь участок зазеленел от
стеблей картофеля. Пора было, как сказала бабушка, окучивать, что мы решили
сделать на следующий день.

В свобдное время я пропадал на сеновале.
Это был старый, ветхий сарай, но с непротекаемой от дождя
крышей, и он был вполне пригоден для хранения сена, которое, обычно, мы
заготавливали в июле с выделенного для бабушки участка для сенокоса. В это
время, обычно приезжал папа, иногда вместе с мамой, и мы, втроём, косили траву,
сушили её тут же, на поле, а через пару дней дядя Коля за стаканчик самогона, цыплял
к трактору прицеп и привозил нам сено, как и всем жителям деревни.
За пару дней я
обследовал этот сарай. В нём уже было мало сена, так как Бурёнка за зиму
подъела его, но оставалась ещё достаточная копна, на которой я и располагался внутри сарая. Тут было
моё лежбище. Сюда я перенёс чемодан с книгами, разложил их на куске брезента,
стелил плед и, лёжа на нём, читал книги и делал записи в своей тетради. Сарай
хорошо проветривался, поэтому даже в жаркий полдень в нём не было душно.
Бабушка всегда спрашивала, чем так мне понравился
сеновал, ведь, есть отдельная комната в её доме, где я мог спокойно читать книги,
но она не понимала, что в сарае было комфортнее: меня никто не отвлекал, вкусно
пахло сеном, было просторно и уютно, если бы иногда не докучали мухи. Их
назойливость иной раз выводила меня из равновесия, и я покидал сеновал, бежал к
реке и часами мог купаться в чистой воде, выплывать на противоположный берег,
бродить по нему и представлять себя на необитаемом острове, выдумывая разные
истории и приключения, в которых я был главным героем, всегда справедливым, и
спасал попавших в беду людей.
Когда подходил
вечер, я возвращался, готовил насос и поливал сад и огород. Потом кормил кур и
встречал нашу Бурёнку, возвращавшуюся с пастбища. Бабушка заводила её в стойло,
приносила ведро и начинала доить, а я стоял рядом и задумчиво наблюдал, как
постепенно ведро наполняется белым тёплым молоком, от которого даже исходил
пар. Бабушка всегда предлагала выпить парного молока, только что надоенного, но
я отказывался, потому что не любил парное молоко, хотя бабубшка заверяла, что
оно самое полезное.
Раз в неделю,
по субботам, бабушка топила баню. Я всегда отказывался принимать её,
обосновывая свой отказ тем, что каждый день и так купаюсь в реке, но бабушка
настаивала, и я, нехотя, чтобы не обижать её, купался в бане.
— Был бы дед
жив, — говорила бабушка, — он бы попарил тебя. Вот, тогда это была бы настоящая
баня.
Потом в баню
ходила бабушка, и, если оставалась вода и тепло, а это было всегда так, она
приглашала искупаться свою соседку, бабу Веру. Та не отказывалась, а с
удовольствием занимала баню часа на два. После бани они собирались на кухне,
пили чай и могли до полуночи болтать о своих делах, часто вспоминая молодость,
друзей, многих из которых уже не было в живых, и своих мужей, проклятых, что
ушли так рано, оставив их доживать свой век в одиночестве. Вспоминая своих
проклятых мужей, они всплакнут, потом успокоятся, и их беседа продолжалась, а,
когда уже начинали слипаться глаза, прощались до следующего раза.
Прошла ещё одна
неделя в работе и отдыхе. Наступила суббота и, как обычно, с наступлением
вечернего времени, я полил огород, накормил курей, бабушка надоила молока, я
отказался пить парное молоко, помылся в бане, потом помылась бабушка, заварила
чай и пригласила меня составить ей компанию.
— А баба Вера?
– спросил я. – Обычно вы с бабой Верой пьёте чай по субботам.
— Она поехала с
Колькой на станцию.
— Решила
отправиться к сыну на Кубу?
— Ой, зачем ей
Куба с её Кастрой! – отвечала бабушка. – Внучку поехала встречать. Телеграмма
пришла. Что-то поздно они дали телеграмму. Хорошо, что Колька не совсем пьяный.
Правда, еле трактор завёл.
Бабушка
поставила кипятить чайник, на стол расставила чашки с блюдцами, постаивла
сахарницу и тарелку с только что приготовленными пирожками. Надо отдать бабушке
должное, пирожки она готовила превкусные. Они были с разной начинкой: и с
вареньем, и с луком с яйцом, и картошкой, и мясом. Её пирожки можно было есть и
есть, ты уже набил живот до предела, а всё тянешься за новым пирожком – такие
они были вкусными.
— Теперь тебе
не скучно будет, — сказала бабушка, отхлебнув глоток горячего чая.
— Мне и не было
скучно, — отвечал я.
— Ну, так ты
жил тут один, без друзей. Что мы старухи? Разве ж тебе с нами интересно? А
теперь Аня, внучка бабы Веры, приедет. Вот, будет с кем дружить.
— Если бы к
бабе Вере внук приехал, — отвечал я, — тогда было бы с кем дружить. А с
девчонкой, какая дружба? Им бы только поболтать да посмеяться, да в платья
наряжаться.
— Молодой ты
ещё, — сказала на это мне бабушка. – В твоём возрасте уже надо бы подружкой
завестить, а ты всё думаешь о своих мальчишеских играх. Тебе уж шестнадцатый
год идёт. Скоро совсем взрослым будешь. Семьёй обзоводиться надо. А разве с
другом семью заводят? Нет, тут девушка нужна. Да, чтоб хорошая, скромная и
заботливая.
— Жена мне не
нужна, — противоречил я бабушке, — обойдусь как-нибудь без неё. Ведь, жил же я
так до сих пор. Не помер…
— Это ты так
сейчас говоришь, а вот, придёт время, совсем по-другому будешь думать. Подружка
будет важнее, чем твои друзья-мальчишки.
— И когда это
время наступит?
— У всех
по-разному. Оно может наступить нечаянно, ты даже думать об этом не будешь, а
встретишь красавицу и поймёшь, что никого тебе и не надо больше.
— У нас в школе
много красавиц учится. Только я без них, ой, как, бабушка, жить могу. Никто из
них не нужна.
— Значит, или
время не подошло, или, на самом деле, те красавицы не нужны.
— А какая
нужна?
— Это, Дима, ты
поймёшь сам. Бог подскажет, кто твоя половиночка…
Мы ещё немного поболтали, на улице уже стало
темно, и я решил пойти в свою комнату. Улёгся на кровать, взял книгу, а мои
глаза начали слипаться. Наверно, многие из нас заметили, что в деревне, где
свежий воздух, легко засыпается. И сон лёгкий. Стоит только положить голову на
подушку, как, сам того не замечая, ты засыпаешь и просыпаешься, когда уже
взошло солнце, ты чувствуешь себя выспавшимся и отдохнувшим. Так и я в тот
вечер, только сомкнул глаза, как забылся сном. Правда, спустя какое-то время, я
слышал тарахтение мотора трактора и ещё сквозь сон подумал: «Колька пьяный
приехал», — и снова бемятежно уснул.

Утром, как всегда, я встал, вытащил из
холодильника кувшин надоенного с вечера молока, отлил его в кружку, и стал
медленно пить. Охлождённое свежее молоко – совсем другое дело! Не то, что
парное, тёплое, только что надоенное… Бррр! Я выпил молоко и вышел во двор,
чтобы подготовить насос к поливке огорода. Я раскрутил шланг и собрался отнести
его к реке, как во дворе бабы Веры увидел девушку, стоявшей под серенью и с
закрытыми глазами вдыхавшей запах цветов. Девушка была в белом платьице с
широкими бретельками, её огненно-рыжие волосы густыми пучками спадали с плеч,
голова была чуть приподнята вверх, и она, как мне показалось, никого не видела
и не слышала, а полностью отдалась наслаждению запахами цветов.
Надо сказать,
что баба Вера очень любила цветы. Её участок больше напоминал цветочный сад,
чем огород. Тут были разные цветы, названия которых я не знал: и белые с
пушистыми бутонами, и красные с лепестками, похожими на ромашку, и бордовые, и
синие… Каких только не было! И стояла одна сирень. Баба Вера иногда собирала
цветы, уговаривала тракториста Колю отвезти её на станцию и торговала там.
Проезжавшие поезда и электрички останавливались на несколько минут, и пассажиры
ближайших вагонов покупали у бабы Веры цветы. Так она зарабатывала ещё немного
денег к своей пенсии.
Рыжая девушка
заинтересовала меня. Я бросил шланг и подошёл ближе к забору, разграничивавший
участки моей бабушки и бабы Веры. Девушка настолько была увлечена цветами, что
не замечала меня. Она хватала рукой одну ветку и нюхала цветы, потом другую – и
повторяла то же самое. Потом она перешла к кустам с красными цветами, осторожно
обнимала бутоны ладонями, наклонялась и вдыхала запах цветов. Мне хотелось
окликнуть девушку, но я боялся помешать её увлечению, и потому ждал, пока она
не насытиться ароматными запахами. Прошло достаточно много времени, наверно,
минут пятнадцать, а она всё ходила от одного куста к другому, трогала бутоны и
нюхала их. Наконец, я не выдержал и сказал обыкновенное (на большее у меня не
хватило фантазии):
— Доброе утро!
Девушка
оглянулась, увидев меня, тихо ответила:
— Здравствуйте!
– и медленно подходила ко мне.
— Вы, наверно,
внучка бабы Веры? – спросил я её, пока она шла.
— Да.
— И Вас, —
почему-то мы с самого начала стали обращаться друг к другу на «Вы», — зовут
Анечка?
Девушка
улыбнулась и ответила:
— Так меня
бабушка зовёт. А полное моё имя – Анна.
— Вы приехали
поздно ночью? Я слышал тарахтенье трактора. Сквозь сон.
— Мы приехали
бы раньше, но пьяный тракторист влетел в яму. Хорошо, что мы живы остались. Он
долго выезжал. Поэтому мы до поздна задержались.
— А меня зовут
Дима, — представился я.
— Очень
приятно, — ответила Анна.
— А Вас я буду
называть Аней, или Анечкой, как Вас зовёт Ваша бабушка. Если Вы не против?
— Нет, — ещё
раз мило улыбнулась девушка, — не против. А что это у Вас там стоит, — и Аня
показала взглядом на насос.
— Насос, —
ответил я. – Я каждое утро и вечер поливаю огород. Сейчас надо отнести
водозаборный шланг в реку. Не хотите пойти со мной?
— Хочу, —
запросто согласилась девушка, — только я хочу переодеть платье. Подождёте меня?
Я сказал, что
подожду. Анечка побежала переодевать платье, а я вернулся к насосу, чтобы
распутать накрученный на него шланг. Я ещё не успел до конца раскрутить шланг,
как услышал голос девушки:
— Дима, а как к
Вам зайти?
— С улицы,
через калитку, — ответил я, — идите, я Вас встречу.
Я проводил
девушку, она помогла мне распутать шланг, мы перекинули его через забор, вышли
на улицу, обошли вокруг, схватили конец шланга и потащили его к реке.
— Я так давно
здесь не была, — говорила Аня, — всё такое новое, будто в первый раз приехала к
бабушке. В деревне так красиво! А ещё есть здесь девочки и мальчики?
— Кроме нас,
никого, — отвечал я. – Только одни старики. Иногда приезжают гости к своим
старикам, тогда бывают и мальчики и девочки, только ещё маленькие.
— А Вы сколько
уже гостите у бабушки?
— Вторую
неделю.
— И столько
времени Вы один? Наверно, Вам очень скучно?
— Не скучно. У
меня есть, чем заняться.
— Чем?
— Аня, у меня
предложение, — не стал я отвечать на её вопрос, — давайте перейдём на «ты»?
— Хорошо, —
согласилась Аня. – Так, чем ты занимаешься?
— Помогаю
бабушке, в свободное время читаю книги, купаюсь в реке, ловлю щурят. Только их
надо ловить рано по утру, когда они на мелководье отогреваются на солнце.
— Интересно. А
сейчас можно их ловить?
— Сейчас уже
поздновато. Вода успела прогреться, и щурята теперь в глубине плавают.
— А когда ты в
следующий раз пойдёшь ловить щурят?
— Может,
завтра.
— Меня возьми с
собой.
— Возьму.
Только надо рано вставать.
— А ты разбуди
меня.
— Хорошо.

Мы подготовили насос, я включил мотор и
вскоре пошла вода. Я показывал Ане, как надо поливать огород, как можно делать
разную струю, и Аня выхватывала у меня шланг, пробовала сама. Сначала у неё не
очень получалось, она обрызгала водой не только своё сине-голубое платье, но и
меня, вдобавок, но потом дело пошло лучше, и Аня сделала эту работу за меня. Поливая,
огород, она смеялась, хохотала, её веселило это занятие, несколько раз она меня
звала, чтобы показать, какую она сумела сделать интересную струю. Честно скажу,
никогда я так весело не поливал огород, как с Аней. Потом мы полили огород бабы
Веры, выключили насос, и уже обсохшие на солнце разошлись по своим бабушкам,
позвавшим нас на завтрак.
— Правда,
хорошая внучка у бабы Веры? – спросила моя бабушка.
— Ничего, —
ответил я. – Весёлая.
— Весёлая, —
подтвердила бабушка, — всё утро её звонкий смех был слышен. И красивая девушка…
Я ничего не
ответил. После завтрака я нашёл тяпку и начал окучивать картофель, как ранее мы
договоривались с бабушкой. Потом подключилась и бабушка. Но, силы у неё были не
те, и я попросил её прервать работу, пообещав всё сделать сам. А чтобы бабушка
не чувствовала себя виноватой, я попросил испечь целую гору моих любимых
блинчиков. Только тогда бабушка согласилась прекратить трудную для неё работу.
Я окучил
половину кустов картофеля, когда услышал голос Ани:
— Дима, а мы
тоже будем окучивать картошку…
В деревне так
заведено: стоит кому-то одному хозяину взяться за какую-то работу, особенно,
если это касается огорода, то по его примеру поступают соседи, а потом соседи
этих соседей и так далее по цепочке. Потому для меня уже давно не было
удивительным, что вскоре вся деревня занялась окучиванием картофеля. Сколько
раз бывало, когда и моя бабушка говорила: «Вон, Никодимовна морковь
прореживает…» — или: «А Лизавета кусты малины подвязывает…» — И мы принимались
делать то же, что и наши соседи. В тот день, я мог дать голову на отсечение,
что вскоре вся деревня занималась тем же, чем и я.
Вместе с Аней и
бабой Верой работа пошла веселее. Осознание того, что ты не один, а за забором,
пусть на не твоём участке, работают соседи, воодушевляло. Откуда-то появлялись
дополнительные силы и желание работать. Иногда мы останавливались, чтобы
передохнуть. Аня разгибала спину, хваталась за поясницу и морщилась от боли.
— Это с
непривычки, — успокаивал я девушку, — ничего страшного нет, поболит немного и
перестанет.
Передохнув, мы
снова принимались окучивать картофель. Я раньше закончил свой участок. Правда,
тоже еле разгибал спину, натёр небольшие мозоли, но это сущая ерунда, я даже не
подавал виду, чтобы выглядеть по-геройски в глазах моей новой знакомой. Я
перепрыгнул через забор, разделявший два участка, и присоединился к Ане и бабе
Вере, чтобы помочь им быстрее закончить работу. Аня, непривычная к сельскому
труду, быстро уставала, и мы с бабой Верой разрешали ей отдыхать. Немного
отдохнув, уставшая Аня, хоть через силу, но завершила начатое вместе с нами,
хотя у неё очень болела поясница, мышцы рук и ног, и были натёрты мозоли. Мне
понравилось поведение Ани, которая, несмотря на физическую усталость, мышечные
боли и мозоли, не покинула нас, а вместе с нами завершила начатое дело. Вышла
моя бабушка и сообщила, что напекла блинов, и пригласила нас отобедать. Баба
Вера, охая, сказала, что с удовольствием попробовла бы блины, но у неё уже не
осталось сил идти.
— Инка, ты
ребят угости, а немного блинов неси сюда, — говорила баба Вера, — а я пока
чайник поставлю вскипятить.
Блинов,
действительно, была целая гора. Бабушка усадила нас с Аней за стол, подала
чашки со свежезаваренным чаем, сметану, мёд и несколько баночек с разным
вареньем, переложила примерно одну четверть горки блинов на другую тарелку и
пошла к бабе Вере.
— Угощу
соседку, — сказала она, — а вы тут сами хозяйничайте.
Оставшись одни,
мы принялись за блины. Аня попробовала их и с мёдом, и со сметаной, и с
вареньем. Больше всего ей понравилось есть блины с мёдом, а я не изменил своей
привычке – поедал их со сметаной. Аня глянула на меня и рассмеялась.
— Твои губы все
в сметане! Как ты так можешь есть?
— Не знаю, как
у меня это получается, — отвечал я, — но у меня всегда сметана остаётся на
губах.
Аня, неожиданно
для меня, взяла со стола салфетку и протёрла мои губы.
— А ты
попробуй, — сказала она, — немного макни в сметану, чуть шире приоткрой рот, и
не будешь пачкаться. Попробуй.
Я взал
очередной блин, скрутил его в трубочку и макнул в сметану.
— Это очень
много, — сказала Аня, и сама взяла другой блин и чуть макнула в сметану.
— А теперь
открывай рот.
Что я и сделал.
— Ну, это уж
слишком! – рассмеялась Аня, — Немножко можешь прикрыть. – И Аня поднесла блин к
моему рту, и, тут, одна капелька сметаны упала на мой подбородок. Аня снова
рассмеялась, сказав: «Ты не исправим!» — положила блин в мою тарелку и,
продолжая смеяться, сказала, чтобы я сам ел: «Я поняла, что ничего исправить не
могу».
Наевшись, мы
продолжали сидеть за столом, а чтобы не скучать, я попросил Аню рассказать о
Кубе. Она рассказала, насколько Куба интересная и красивая страна.
— Но, мы мало
ездим по ней. Мы, в основном, живём на территории посольства. Иногда были
экскурсии. Мы ездили по революционным местам, посещали Музей революции, яхту
«Гранма», на которой революционры высадились на острове, были в городах
Сантьяго-де-Куба и Ольгино, а также на молодёжном слёте на острове Хувентуд.
Там красиво, но очень жарко. Настолько жарко, что вся одежда быстро становится
мокрой от пота. Приходилось по нескольку раз за день переодеваться. Спасались
только в комнатах, где стояли кондиционеры. Кубинцы живут бедно. У них до сих
пор карточная система. Всё, от еды, до ткани распределяется по нормам. Есть
магазины, где можно что-нибудь купить за песо, но там очень высокие цены, мало
кому из кубинцев по карману делать покупки в магазинах. А ещё у них всё
сладкое. Даже блюда из мяса, и те сладкие. Как-то мы с мамой купили торт. Такой
красивый. Большой. Но, корж совсем тоненький, а всё, что сверху – один крем. И
сладкий-пресладкий. Мы просто срезали этот крем и выбросили, из-за приторности
его невозможно было есть, а корж съели за чаем.
— А учишься ты
где? – спросил я.
— При
посольстве есть школа. Там и учусь.
— Мало
учеников?
— Да, нет.
Хватает. Ведь в школе учатся не только дети посольских работников, но и дети
работников консульства, специалистов, военных. Там много наших работают по
контракту. Многие приезжают с семьями и детьми. Вот дети и учатся в этой школе.
Мы с мамой там одни, кто с рыжими волосами. В школе надо мной иногда
издеваются.
— Из-за цвета
волос? – спросил я.
— Да. А больше
из-за веснушек. Разве ты не заметил, что их у меня много. Весь нос и щёки в
веснушках. Как-то нам показали мультфильм про Антошку. Знаешь такой? Антошка,
Антошка, пошли копать картошку. Так, после это мультфильма меня стали называть
ещё и Антошкой, — Аня замолчала , а потом с грустью добавила: — Обидно,
конечно.
— Они тебе
завидуют, — ответил я.
— Моим
веснушкам? Чему тут завидовать?

— У тебя не рыжие волосы, а солнечные, а на
носу и щёках не веснушки, а звёздочки, — говорил я, а Аня смотрела на меня
широко раскрытыми глазами и внимательно слушала. – Ты видела, как с неба падают
звёзды?
— Это метеориты
падают, — ответила Аня.
— Не верь
этому. Это падают звёздочки. Во вселенной много звёзд. Иногда они гаснут, но не
исчезают навсегда, а находят добрых людей и садятся им на носик и щёчки, чтобы
продолжать жить здесь, на Земле, и охранять людей, которых они выбирают.
Аня улыбнулась,
её глазки сощурились и заискрились.
— А ты
выдумщик, Димка, — сказала Аня. – Но приятно. Никто никогда не говорил мне
таких слов. Ты – первый.
— Звёздочки
тебе к лицу. Ты красивая. Вот, все тебе и завидуют.
— Спасибо тебе,
Дима. И бабушке твоей спасибо за вкусные блины, — ответила Аня. – Чем думаешь
сейчас заняться?
— Вечером снова
буду поливать огород, а сейчас почитаю книги.
— Какие книги
ты читаешь?
— По истории.
— По истории?
Какой истории?
— Разных стран
и народов.
— Покажешь?
— Покажу.
Только надо идти на сеновал. Они там все.
— Тогда, идём.
Мы встали из-за
стола, и я повёл Аню к сараю. Сначала по лестнице я залез на стог, а потом,
подав руку Ане, помог взобраться и ей. Она прошла внутрь сарая и увидела много
разложенных книг. Её это удивило, ещё её удивило, что книги были, как она
сказала, очень умными. Просмотрев несколько из них, она спросила, какую я читаю
сейчас. Я показал ей книгу о князе Владимире Святославиче, крестителе замли
русской.
— Ну, это я
знаю. Мы в школе об этом учили, — сказала Аня.
— В школе учат не
всему. Нам преподают только самые значительные факты из истории, а мне
интересно не столько то, что он ввёл христинство на Руси, но и то, как он это
делал.
— И как он это
делал?
— Жестоко.
Особенно в Новгороде, где погибло много людей. И, вообще, князь Владимир был
жестокий человек. О его жестокости хорошо говорит факт женитьбы на полоцкой
княжне Рогнеде.

— Расскажи. — Попросила Аня, и я рассказал
эту печальную историю о том, как Владимир соперничал со своим старшим братом
Ярополком из-за Рогнеды Полоцкой, как Рогнеда предпочла Ярополка, а не
Владимира, назвав его сыном рабыни, ведь его мать Милуша была ключницей у
княгини Ольги, как Владимир захватил Полоцк и по наущению своего дяди Добрыни
Нискитича, прототипа былинного русского героя Добрыни Никитича, изнасиловал
Рогнеду на глазах её матери и отца, потом убил их и её братьев, как забрал
Рогенду в Киев и женился на ней. Спустя четрые года Рогнеда хотела отомстить
Владимиру, покушаясь на его жизнь, но Владимир вовремя проснулся и хотел убить
Рогнеду, но за свою мать вступился их сын Изяслав, и, по уговору бояр, Владимир
выслал Рогенду и Изяслава в полоцкие земли, отсроив им город Изяславль. Потом
Рогнеда и Изяслав отсторили заново Полоцк, город их отца и деда, а Изяслав дал
начало полоцокй ветви Рюриковичей.
Я долго
рассказывал всю эту историю, а Аня внимательно слушала, и по её глазам я видел,
как она реагировала на поступки Владимира, жалела Рогнеду и восхищалась
Изяславом.
— А сколько лет
было Изяславу, когда он заступился за маму? – спросила Аня.
— Четыре года,
— ответил я.
— Надо же,
какой смелый и благородный мальчик! – с восторгом говорила Аня. – Такой
маленький, а не побоялся своего отца.
Получилось
как-то само собой, что мы с Аней легли спиной на сено, голова к голове, и в
процессе рассказа пальцы наших рук сплелись, а я продолжал рассказ, затронув и
то время, когда Полоцое княжество стало распадаться, и новогрудские бояре
пригласили на княжение Миндовга, одного из князей балтских племён, стявшим у
истоков создания Великого княжества литовского.
— Миндовг был
литовцем? – спросила Аня.
— Не совсем
так, — отвечал я. – В то время не было литовцев, на территории современной
Литвы проживало несколько балтских племён, многочисленными из которых были
аукшайты, жемайты и ятвяги. А назввание «литвины», «литовцы» произшли от доспехов,
дружинников Миндовга. Доспехи назывались литами. Так и повелось, что княжество
стали называть литовским. Миндовг расширил свои новогрудские владения, потом к
нему стали присоединяться многие мелкие полоцкие княжеста. Литовское
расширялось на юг и на восток, вобрав в себя современную Белоруссию,
значительную часть Украины, западные территории Руси, в том числе Смоленск и
Вязьму, и большую часть нынешней Литвы. Население и сами князья говорили на
древнебелорусском языке, приняли православие, по сути – это было княжество,
созданное белоруссами. Они успешно отражали набеги Золотой Орды и даже
отвоевали обширные территории за Днепром.
— Значит,
Великое княжество литовское было белорусским? – спросила Аня.
— Да, — отвечал
я.
— Интересно, —
отвечала Аня, — а я думала, что оно было литовским.
Близился закат,
и наступило время поливать огород.
— Только, чур,
я буду поливать! Ладно, Дима?
— Ладно. –
Согласился я.

Мы подготовили насос, и Аня, как утром,
сначала облила себя, от чего звонко рассмеялась, а потом, приноровившись,
начала поливать огород, сосредоточившись на понравившемся ей занятии. Она,
пользуясь тем, что взяла в свои руки дело, полила не только огород и сад моей
бабушки, но и огород бабы Веры. Закончив работу, мы собрали шланги, и Аня побежала
домой, чтобы переодеть платье, а я позавтракал вкусными щами, приготовленными
моей бабушкой, вышел на крыльцо, чтобы немного полюбоваться закатом, когда
подошла Аня. Она была одета в белые короткие шорты, в красную футболку, сверху
на плечи была накинута кремового цвета прозрачная косынка, а ноги обуты в
кросовки на белые чулочки. Выглядела Аня очень красиво. Она обладала стройной
ладной фигурой, и я про себя отметил, что Аня не только милая девочка, но и
очень красивая. Мы пошли на берег реки и, стоя плечом к плечу, взявшись за
руки, долго любовались вечерним закатом. Когда мы возвращались, Аня сказала,
что у неё такое чувство, будто мы знакомы очень давно-давно, хотя только
сегодня утром мы впервые увидели друг друга. Перед расставанием, Аня напомнила,
чтобы завтра утром я обязательно взял её с собой ловить щурят, а, если она ещё
будет спать, чтобы я обязательно разбудил её.
— Обещаешь? –
спросила Аня и показала окно её спальни, — Постучишь в это окно.
— Хорошо, — согласился
я.

III

Утром следующего дня я проснулся раньше,
помня о своём обещании, данном Ане. Солнце уже пригревало землю, но стояла
утренняя летняя свежесть, время было то, что надо. Именно сейчас молодые щурята
собираются на мелководье у берега, чтобы погреться под лучами солнца. Через
полчаса они уже уплывут на дно реки. Я быстро оделся, сполоснул лицо водой из
бочки и направился к забору. Перелез его, подошёл к дому бабы Веры, нашёл то
окно, которое мне показала Аня. Окно было наполоивну открыто. Я постучал по
стеклу, но не сильно, чтобы разбудить только Аню, а не бабу Веру. Её брать с
собой я не хотел. Подождал немного, но Аня не ответила. Будить девчонок рано
утром – непростое занятие. Если кто-то когда-то это делал, то поймёт меня. Я
постучал снова, и снова никакого ответа. Я начал сомневаться, в то ли окно я
стучу. Может, не здесь спальня Ани? Я решил проверить. Ступив ногой на выступ
фундамента, руками уцепившись о край оконной рамы, я приподнялся и заглянул в
комнату. Аня спала на боку поверх лёгкого одеяла, подогнув ноги в коленях,
ночная рубашка наполовину сползла вниз, оголив её плечи. Ошарашенный и
взволнованный увиденным я, тут же, спрыгнул на землю. Эта картина осталась в
моей памяти на всю жизнь. Даже в преклонном возрасте, вспоминая, я чувствовал,
как моя грудь наполняется волнующей теплотой и переживаниями от уведенной
девичьей красоты, а тогда мне было очень стыдно за свой нечаянный поступок, за
то, что я увидел Аню полуголой, сам того не желая, а лишь из лучших побуждений,
чтобы разбудить её и выполнить обещание.
Я постоял под
окном несколько минут, чтобы успокоиться. Потом громче постучал в окно, и
услышал голос Ани:
— Дима, это ты?
— Я.
— Дима, я
сейчас… Я скоро…
Она была одета
в розовое с цветочками лёгкое платье на бретельках. Её огненно-рыжие волосы
были собраны сзади в хвостик. Я взял Аню за руку и повёл к берегу. Аня
спросила:
— А где твоя
удочка?
— Она нам не
нужна, — ответил я.
— Как ты будешь
ловить рыбу.
— Сейчас
покажу.
Мы подошли к
берегу. Я глянул в воду и увидел много щурят, неподвижно застывших на
мелководье. Тут же я нашёл подходящую травинку с прочным достаточной длины
стебельком, оторвал его так, чтобы корень остался в земле, очистил от листка,
сделал петельку и, попросив Аню оставаться на берегу и смотреть, куда упадёт
щурёнок, осторожно подошёл к воде к одному мальку, медленным движением опустил
петельку в воду впереди мордочки щурёнка и тажке медленно стал одевать петельку
на него. Щурёнок был неподвижен, а я, когда петелька дошла до середины тела
малька, резким движением руки вверх и в сторону берега выбросил рыбёшку на
берег. Было видно, как она трепыхалась в траве, поэтому не составило труда его
найти. Аня была в восторге от увиденного. Она захлопала в ладошки и воскликула:
«Как здорово! Давай, теперь я попробую». – Я отдал петельку Ане, а пойманного
щурёнка насадил на взятую заранее прочную, но гибкую, медную проволоку,
согнутую в виде подковы.
Аня сделала несколько
попыток, но у неё ничего не получилось: то она заходила со стороны солнца и
своей тенью пугала щурят, то задевала петелькой саму рыбёшку, и она тут же
молнией скрывалась в глубине, то прежде времени дёргала петельку, щурёнок
срывался в воду и уплывал.
— У меня ничего
не получается, — сказала Аня после нескольких попыток и передала мне петельку.
— У меня тоже
сначала не получалось, — успокаивал я Аню. – Потом натренировался. Так что не
расстраивайся, у тебя тоже всё получится.
— Давай, ты
лови, а я буду собирать, — предложила Аня, ничуть не расстраиваясь из-за своей
неудачи.
Я сделал новую
петельку и продолжил ловить щурят. Через полчаса у нас их было уже чуть больше
десятка. Солнце поднялось выше и стало сильнее прогревать землю, а щурята,
получив достаточно тепла, покинули мелководье и уплыли дальше от берега.
Дома мы
поджарили щурят на сковороде и съели. Ане очень понравился завтрак, она
сказала, что никогда в своей жизни не ела такую вкусную рыбу.
— Завтра пойдём
ловить? – спросила Аня.
— Пойдём, —
ответил я.
— А сейчас
будем поливать огород?
— Чуть позже. –
Ответил я.
Дело в том, что
каждое утро я, вместо душа, купаюсь в реке. Я не хотел говорить об этом Ане по
одной причине, потому что купаюсь голышом. Скажите, какой пятнадцатилетний
парень будет купаться в реке голышом в присутствии девушки, а потому я не
объяснил Ане, почему будем позже поливать огород, а постарался сделать так,
чтобы Аня ушла к себе домой, а в это время взял с собой полотенце, мыло и
убежал на реку, чуть дальше по берегу от того места, где мы ловили щурят.
Когда я возвращался, у крыльца дома моей бабушки меня уже
ждала Аня.
— Ты ходил купаться? – без обиды спросила
меня Аня, как только я приблизился к ней.
— Да, — ответил я.
— Почему меня не позвал?
— Видишь ли, Аня, я купаюсь голышом, а
потому… Ну, сама понимаешь…
— Понимаю, — ответила она. – Мог бы сразу
сказать, а то я думала, что ты просто хочешь от меня отделаться.
— Нет, что ты! – заверил я девушку. – Мне
неудобно было об этом говорить.
— Неудобно в окно в дом входить, —
парировала Аня. – Поливать будем?
— Да. – И мы пошли готовить насос.
Надо отдать должное Ане. Она была не только
красивой и весёлой девушкой, но доброй и приветливой. За неделю, как она
приехала к своей бабушке, Аня успела перезнакомиться со всеми немногочисленными
жителями деревни, и всем понравиться из-за её лёгкого и общительного характера.
Для каждой старушки или старика она могла найти свои слова, могла каждого
терпеливо выслушать, и если были жалобы, то успокоить и подбодрить. Вся деревня
была в восторге от Ани, и старушки, сидя на скамеечках и греясь на солнце,
только о ней и говорили и расхваливали на разные лады. Баба Вера гордилась
своей внучкой, из-за чего иногда возникали споры между ней и моей бабушкой,
когда баба Вера хвасталась перед ней своей внучкой. Меня смешили эти незлобивые
споры, в которых моя бабушка пыталась не менее восторженно перечислять
достоинства, которыми обладаю я. В эти моменты я, к своему удивлению, узнавал о
себе столько хорошего, сколько не мог даже представить.
После спора соседки снова мирились,
признавая, что их внук и внучка достойны всяческих похвал и расходились по
домам, чтобы уделить внимание нам.
Дни в деревне проходили однообразно. Мы с
Аней каждый день делали, практически, одну и ту же работу, каждый в огороде
своих бабушек, в свободное время собирались на сеновале, где я рассказывал интересные
факты из истории стран, народов и великих людей. Аня внимательно слушала меня,
иногда прерывала наводящими вопросами, высказывала своё мнение и искренне
восхищалась моим умом, потому что я читаю такие умные книги и много знаю.
К концу подходил первый месяц лета. За две
недели мы сдружились с Аней, а, так как в деревне, кроме нас, больше не было
молодых людей, то волею обстоятельств, мы большую часть свободного времени
проводили вместе, и нам никогда не было скучно друг с другом. Я был рад судьбе,
что лето в том году я проводил вместе с такой красивой и весёлой девушкой, как Аня.

Как-то Аня заявила:
— Моя бабушка сказала, что уже должна
созреть земляника в лесу. Ты знаешь места, где она растёт?
— Знаю, — ответил я. – Я каждое лето, в это
время, хожу в лес и собираю землянику.
— Давай, вместе сходим? – Предложила Аня.
Я не был против. Мы договорились пойти на
следующий день, как только сделаем все дела. Тогда я не знал, что нового привнесёт
в наши отношения поход за земляникой, и с какой новой стороны раскроется Аня.

IV
В тот день мы сначала переделали утренние
дела, позавтракали и встретились на улице. Аня выбежала в новом наряде: на ней
был лёгкий нежно-фиолетового цвета сарафан. Он оголял её красивые плечики и
половину спины, обтягивал тело чуть выше пояса и свободно спадал до средины
икр, прикрывая колени девушки. Из обуви Аня выбрала такого же цвета кросовки с
завышенными бортами. Её огненно-рыжые волосы были распущены и волновались под
дуновением ветерка. В целом, Аня была одета не для похода в лес. Я ещё подумал,
что её закусают камары: уж слишком её тело было открыто для этих назойливых
насекомых. Но, я ничего не сказал, а только попросил оставить литровый бидон. Я
взял с собой корзину среднего размера, её было более чем достаточно на двоих.
— Тогда,
корзину будешь сам нести. — Сказала Аня и скрылась за калиткой. Вскоре она
снова появилась, и мы отправились в лес.

Лес располагался на противоположном берегу
реки, и нам пришлось пройти всю деревню, чтобы выйти к мостику, через который
мы переправились на противоположный берег и, пройдя пару километров, оказались
в лесу. Если на открытой местности солнце уже пекло, то в лесу, под тенью
деревьев, было не жарко и свежо.
— А ты точно
знаешь, где искать землянику? – спрашивала Аня, пока мы шли между деревьями,
подминая зелёную траву и сухие тонкие ветки, которые под нашей тяжестью звонко
хрустели.
— Знаю, —
ответил я.
— Там много
ягод?
— Много.
— На корзину
хватит?
— Думаю, что
хватит. Ещё останется.
Аня шла лёгкой
походкой, радовалась природе, наслаждалась здоровым лесным воздухом. Её
интересовало всё: как называется это дерево, а что это за такой прелестный
цветок, водятся ли в лесу зайцы и медведи. Увидев взлетевшую ввысь по дереву белку,
Аня звонко закричала, показывая мне пальцем, куда поднялась белка. Наконец, мы
дошли до моей поляны, на которой я каждый год собирал землянику. Даже изделека
были заметны под листьями сочно красные точечки, разбросанные по всей широкой
светлой поляне.

— Мы пришли, — сказал я.
— Это и есть
земляника? – спросила Аня.
— Она самая. –
Ответил я, и Аня с восторженным возгласом оторвалась от меня и, семеня ногами,
побежала вперёд к поляне. Её волосы колыхались в разные стороны, а подол
сарафана то складывался множеством складок, то распрамлялся и вновь, по мере
бега, собирался в складки. Мне интересно было наблюдать за девушкой. Не столько
за ней и её бегом, сколько за её реакцией, полной неподдельной искренности,
воодушевления и радости.
Аня подбежала к
краю поляны, приподняла рукой листья земляники и закричала:
— Дима! Здесь
столько ягод! Ой, сколько их много! – Сорвав несколько ягодок, тут же отправила
их в рот. – Какие они вкусные! Сладкие! Вот, это да! Неси скорей корзину!
Чтобы собрать
полную корзину ягод, мы потратили часа два. Солнце стояло в зените и нещадно
припекало открытую поляну. Становилось жарко. Вокруг летали, жужжали мухи,
оводы и разные насекомые, ужасно докучавшие мне. Удивительно, но Аню ни комары,
когда мы шли по лесу, ни оводы и мухи, кружившие над нами на поляне, не
трогали. Я же постоянно отмахивался от них, даже отломил ветку, чтобы легче
было отгонять назойливых насекомых.
Собрав корзину
ягод, мы покинули поляну и направились домой. В тени леса стало легче. Солнце
не жарило, воздух снова посвежел, но на смену оводам налетели комары. Однако,
Аню и сейчас они не трогали. Она также весело шагала, от удовольствия пела
песни, что-то мне рассказывала, но я, измучнный насекомыми, не слушал её.
Почему они не докучают Ане? Заинтересованый этим несправедливым фактом, я
спросил девушку. Аня ответила, что она использовала специальный крем от комаров
и всяких кусачих насекомых, который ей дала мама.
— Почему ты не
сказал, что у тебя нет крема? – спросила Аня. – Я бы дала тебе, и ты не мучился
бы.
Но, откуда мне
было знать, что есть такой крем. Я никогда подобными мазями не пользовался, и
мучился от укусов противных насекомых.
Мы сбились с
пути и вышли к реке далеко в стороне от мостика, ещё дальше от деревни. Здесь
берег был достаточно крут, только в одном месте мы увидели небольшую удобную
для спуска к воде площадку, а вдалеке от неё по берегу растилался лес. Аня
предложила немного отдохнуть, а потом идти к мостику. Я согласился.
Мы спустились
на площадку, уселись на траву, и Аня сказала:
— Жарко.
Правда?
— Да, — отвечал
я, — середина лета уж. Натупает июль. Будет ещё жарче.
— Искупаться бы
сейчас, — заявила Аня.
— Искупайся, —
предложил я, хотя сам был не прочь залесть в воду, охладиться и избавиться от
зуда после укусов комаров, но, к сожалению, я не подумал о том, что можно будет
искупаться в реке, а потому не надел плавки.
— Искупалась
бы, — сказала Аня, — но, я без купальника. – И Аня встала и подошла к воде.
Сняла кроссовки и босыми ногами ступила в воду.
— Ой, как
приятно! – проговорила она. – Дима, иди сюда. Попробуй. Знаешь, как приятно
босиком по воде ходить!
Я тоже встал,
скинул полуботинки и подошёл к Ане, ступив босыми ногами в воду. Ощущение жары
несколько спало, но ненадолго. Мы прошлись по воде, чуть отошли от берега, что
Ане пришлось приподнять подол сарафана, а мне засучить брюки.
— Вода тёплая,
приятная, — сказала Аня. – Жаль, что не подумала о купальнике.
— Так, можно голышом,
— неожиданно для себя предложил я Ане.
Аня
многозначительно взглянула на меня.
— Ага, чтобы ты
подсматривал?
— Зачем? –
спросил я. – Отвернусь. Не мальчик уже!
Аня будто не
обратила внимания на мои последние слова, а вышла на берег, остановилась, о
чём-то подумала и спросила:
— Ты, правда,
не будешь подсматривать?
— Нет. Не буду.
— Точно?
— Точно.
— Поклянись!
— Что, землю
съесть?
— Зачем землю
есть? Просто скажи: «Клянусь».
— Клянусь, —
ответил я.
— Отойди туда.
— Показала мне рукой Аня место, где я должен находиться.
Я сделал пять
шагов и отошёл на край площадки, подальше от воды.
— Отвернись и
не подсматривай, — сказала Аня, — ты поклялся.
— Да. — Подтвердил
я и уселся на бугорок спиной к Ане.
И моё
воображение заиграло. Я стал представлять, как девушка подхватывает руками
подол сарафана и снимает его через голову, что я не раз наблюдал за девчатами
на пляже. Только тогда из-под платьев появлялись разных фасонов и цветов купальники,
а тут купальника не было, только трусики и лифчик. Не скрою, у меня появилось
жгучее желание повернуть голову и, хоть одним глазком, взглянуть. Каждый парень
в моём возрасте понял бы меня, но я поклялся не смотреть, а потому сдерживал
себя. И не дай Бог, рассказать своим друзьям об этом случае, не дай Бог,
сказать им, что я им не воспользовался, ребята засмеяли бы меня. Когда я стал
представлять, как Аня снимает лифчик и трусики, тут моё сердце не на шутку взволновалось
и часто застучало. Чтобы отвлечься, я начал вспоминать о том, о чём прочитал
вчера из истории Великого княжества литовского. С трудом, но я переключил своё
внимание от Ани на Витовта: по крайней мере, он боролся за власть и воевал с
Московским княжеством. Я услышал, как Аня с визгом бросилась в воду, и совсем
успокоился. Прошли, наверно, минут десять, когда Аня крикнула:
— Дима! Можешь оборачиваться!
Я развернулся,
но не покинул своё удобное для отдыха место. Аня была в воде, поверх которой
виднелись только её голова и сверкающие на солнце рыжие волосы. На берегу были
аккуратно сложены сарафан, лифчик и трусики, рядом стояли кроссовки, из которых
выглядывали белые носочки.
— Дима! – снова
крикнула Аня. – Вода – прелесть! Так здорово! – И она отплыла ещё чуть дальше
от берега. Затем она развернулась и подплыла ближе, нащупала дно и встала на
ноги.
— Дима, — снова
позвала Аня, — зря ты не купаешься. Знаешь, как хорошо! Искупайся! Легче
станет!
— Я утром уже
купался, — ответил я.
— Так, это
утром было, — парировала Аня, — а сейчас уже день. Давай, раздевайся и прыгай в
воду! Я отвернусь. – И Аня повернулась ко мне спиной, сложила руки уточкой и
нырнула в воду. Проплыв немного под водой, она вновь показалась над
поверхностью, чуть проплыла дальше, остановилась и, не оборачиваясь ко мне,
спросила: — Ты уже!?
Конечно же, я
очень хотел поплавать в реке, но на мне были обыкновенные семейные трусы, и я
не хотел показываться в них перед девушкой. Это, когда мне было лет десять,
тогда мы с ребятами купались в этих трусах, которые намокали и прилипали к
телу, с них стекала вода, особенно смешно было, как она стекала с выпяченного
срамного места, а мы не обращали на это внимание и совершенно никого не стеснялись.
Но, мне уже шёл шестнадцатый год, и я стыдился своих трусов, а без них – тем
более. И вообще, я никогда не раздевался перед женщинами, как и женщины никогда
не раздевались в моём присутствии. Я был не целованным мальчиком. Конечно, мне
нравились девушки. Например, Света, моя одноклассница. Но, я страшно боялся
даже подойти к ней. Мне казалось, что если приглашу её в кино, то она просто
рассмеётся мне в глаза. Ни с одной девушкой я не встречался, ни одну не
приглашал на свидание, разве может быть, в таком случае, речь о поцелуях.
Впервые я поцеловался с Аней, когда мы были на сеновале, и я рассказывал ей,
по-моему, о княгине Ольге. Ане так понравился мой рассказ, что она сначала
поцеловала меня в щёку, а потом подставила свои губки. Я неумело поцеловал их,
и Аня, поняв, что я ни разу не целовался с девочками, тактично не акцентировала
на этом внимание, а только попросила меня, как держаться, чтобы поцелуй был
сладким. Когда я выполнил просьбу Ани, то поцелуй, на самом деле получился даже
не сладким, а я бы назвал его медовым. От волос и тела девушки веял
бежествественный запах, он манил и волновал меня, привлекал, и мне хотелось
целоваться с Аней бесконечно. Когда мы снова оказывались на сеновале, то перед
тем, как начать рассказ, я и Аня целовались, и не раз прерывали мой рассказ
поцелуями.
Прошло,
наверно, минут пять, пока я раздумывал, идти, или отказаться от купания. Аня не
выдержала и повернулась ко мне.
— Ты ещё сидишь
на своём камне!? – крикнула она. – Дима, давай! Я ещё раз отвернусь и, если ты
не будешь купаться, больше отворачиваться не буду. Как хочешь. Жарься на
солнце. – С некоторой обидой заявила Аня.
«А! Была не
была!». — Подумал я и, когда Аня отвернулась, быстро скинул с себя всю одежду, ещё
быстрее оказался в воде, но поплыл чуть в сторону от девушки. Вода была на
самом деле прекрасная. Она тут же освежила меня, смыла с меня пот и облегчила
зуд от укусов комаров, о которых я быстро забыл.
Я плыл дальше
от берега, весь сосредоточившись на плавании, как с ужасом заметил, что Аня
подплывает ко мне. Плавала Аня хорошо, можно сказать, по-мастерски. Её движения
были слаженными и лёгкими, и её тело, скрытое в воде, быстро приближалось ко мне.

— Где ты так
хорошо научилась плавать? – спросил я, когда Аня оказалась рядом и
остановилась. В этом месте дно не прочувствовалось, поэтому мы часто работали
руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности воды.
– У нас, в посольстве, — отвечала Аня, — есть
свой большой бассейн. Я говорила, что на Кубе очень жарко, и мы много времени
проводим у бассейна. У нас есть инструктор, который и научил меня плавать. Я
даже призовые места занимала на соревнованиях. Мы часто их проводим. – И
добавила, показав на противоположный берег рукой: — Хочешь, поплаваем на
перегонки. Кто быстрее до того берега доплывёт.
Я знал, что
проиграю эту гонку, но согласился. Аня плыла, как рыбка, уже через мгновение
она была далеко впереди меня, доплыла до берега, не совсем конечно, а только до
того места, где можно было уже достать дно. Она встала на ноги, вскинула вверх
руки, показав, что достигла условного финиша, и поплыла обратно ко мне. Я лишь
только достиг середины реки, когда Аня уже была рядом.
— Поздравляю, —
сказал я, — ты выиграла. – А сам еле дышал, задыхаясь от усталости.
— Спасибо, —
скромно ответила Аня. – Давай отдохнём. Ложись на спину. Вот так. Руки и ноги
расставь шире и набери воздуха. Немного отдохнём и поплывём к нашему берегу.

Мы ещё немного поплавали, и пора было
выходить из воды. Вот, тут и возникла загвоздка. Кто первый будет выходить? Я
предложил Ане идти первой, а, когда она оденется, даст мне об этом знать,
отвернётся, и выйду я. Аня предложила мне первому выходить из воды. Мы начали
спорить, и Аня, неожиданно прервав спор, взяла меня за руку и повела за собой.
Я ничего не соображал. Как агнец, который, повинуясь воле поводыря, смиренно
идёт к жертвенному камню, так и я шёл за Аней и у меня даже не был сил
сопротивляться – настолько я был ошарашен решительностью девушки. Шёл, опустив
глаза вниз, не видя ничего под собой. Я даже подскользнулся на берегу и чуть не
упал. Только благодаря Ане, крепко державшей меня за руку, я не соскользнул в снова
в воду.
Аня, как ни в чём
не бывало, приказала, чтобы я стал к ней спиной, и сама сделала то же самое.
— Обсохнем
немного, — сказала она, — а потом будем одеваться.
Так мы
простояли минут пять, и Аня, чтобы разрядить обстановку, спросила:
— Правда,
хорошо покупались?
— Да, —
промычал я.
— Красиво
здесь, — продолжала она, — и никого нет. Давай, будем сюда приходить купаться.
Чего ты молчишь? Ответь что-нибудь.
— Согласен, —
еле проворочал я присохшим к нёбу языком.
Немного
обсохнув, мы начали собираться. Не огладываясь на Аню, я добрёл до своего места
около кочки и торопливо стал одеваться. Кое-как натянул трусы, и быстро, чтобы
Аня не увидела их, стал натягивать брюки, штанины которых, как нарочно, не
пропускали мои ноги. Только, когда я с трудом натянул брюки, тогда я начал
успокаиваться. Рубашку я уже одевал спокойно, руки легко входили в рукава и не
за что не цеплялись. Аня была одета и стояла ко мне спиной. Я сказал, что уже
почти одет, только тогда Аня повернулась ко мне.
Я взял корзину
с ягодами, которые уже под собственным весом стали выделять сок, тонкой
струйкой показывшийся между прутьями. Аня решила мне помочь и взяла ручку
корзины с другой стороны. Так мы шли и молчали, оба под впечатлением от
купания. Показался мостик, и Аня, наконец, сказала:
— У меня в
первый раз такое…
— Что? –
спросил я.
— То, что было.
Я первый раз, с тобой, купалась голой. Раньше такого у меня не было.
— У меня тоже
такое впервые.
— А, правда,
здорово! – улыбнулась Аня. – И, ведь, ничего особенного. А то жара нас совсем
измучила бы.
— Ну, да.
Ничего особенного. Хорошо, что никого не было.
— Ты же сам
рассказывал, что римляне купались в своих термах вместе. И женщины, и мужчины.
— Да. В те
времена так было принято. Правда, императоры всё-таки издавали указы о
раздельном купании мужчин и женщин. Только эти указы не исполнялись.
— И в русских
банях раньше тоже все вместе мылись.
— Было такое.
Только не совсем так, — уточнил я.
— Но было?
— Было.
— Теперь мы
будем купаться так, если купальники забудем.
Но, больше мы
никогда не забывали брать с собой плавки и купальник.

Наступил июль.
Самый жаркий месяц. Дни я проводил, как обычно, помогая бабушке, читая книги,
встречаясь с Аней. Если говорить на чистоту, то с Аней мы и не расставались. С
утра и до вечера мы были вместе. Аня, по моему примеру, каждое утро ходила со
мной на реку. Искупавшись, мы принимались за утреннюю работу, помогая своим
бабушкам ухаживать за огородом. Работы было много. Надо было полоть грядки,
собирать колорадских жуков с картофеля, окучивать, поливать, да и по дому было
достаточно дел. Я даже самостоятельно ремонтировал крышу, которая стала давать
течь, обнаруженную во время дождя. У бабушки был небольшой запас шифера, и я
поменял один лист, который дал трещину. Я был горд собой, потому что эту работу
выполнял впервые и сумел её сделать. Бабушка благодарила меня, приговаривая,
что, если бы не я, то пришлось бы звать пьяного дядю Колю. Она похвасталась
бабе Вере, и та попросила её, чтобы я перекрыл рубероидом крышу её сарая. Как
моя бабушка ни старалась отговорить соседку, как не предлагала, чтобы она
пригласила тракториста Колю, но та настаивала на своём, говоря, что пьяный
Колька не столько сделает, сколько выпьет её самогона. Я слышал их перепалку и,
чтобы спор не превратился в ссору, вмешался в их разговор и предложил свою
помощь.
Крышу сарая я
перекрывал вместе с Аней. Она с воодушевлением взялась мне помогать. Сначала мы
содрали старый рубероид, который во многих местах был в дырах, кое-как
залатанных кусками рубероида, фанерой и металлическими листами. Работалось нам
весело. Вообще, всё, что не делалось вместе с Аней, всё было весело. Такая она
девчонка. Её азарт передавался мне, и вместе мы за день перекрыли крышу. Баба
Вера, держа во рту сигару, предложила выпить мне стаканчик самогона. Она это
сделала по привычке, как поступала, когда благодарила дядю Колю. Я отказался, и
баба Вера, назвав себя старой дурой, ивинилась.
— Не за что
извиняться, баба Вера, — успокаивал я её, — ничего не надо. Я же по-соседски
помог вам.
Подошла моя
бабушка. Она услышала наш разговор и вступила в него.
— Как это,
ничего не надо. Верка, отдашь мешок картошки.
— Ишь, чего ты
захотела, — возмутилась баба Вера, выпуская сигарный дым изо рта. – Мешок
картошки! Скажешь тоже.
— А что! Зря Дима
работал!?
— Тогда я бы
Кольку попросила. Я бы парочкой стаканами самогона расплатилась. А тут, целый
мешок картошки! Сумасшедшая ты, Инка!
Мы с Аней не
стали слушать продолжение перепалки, а ушли на реку искупаться и покататься на
лодке, которую нам любезно одолжил для речных прогулок дед Пал Палыч с условием,
что мы после катания будем крепко привязывать лодку к колышку, вбитому в берег.
Наступила пора
сенокоса. Это было время, когда дядя Коля много зарабатывал. Он не только
всегда имел лишнюю бутылочку с самогоном, но и деньги, которые ему платили
жители деревни. Пьяное состояние было для дяди Коли естественным. Он не мог
работать на трезвую голову. Как сам говорил, если не выпьет, хотя бы стаканчик,
то у него и руки трясутся, и глаз не видит. Он цеплял к трактору сенокосилку,
выпивал стакан самогона, садился в трактор, заводил мотор и начинал работать. В
кабине у него всегда лежала бутылка с зельем, и он периодически прикладывался к
нему. Остановится на краю поля, выскочит из трактора, забежит за дерево, потом
выпивает самогон и снова принимается за работу.
— Дайте мне
бутылку, и я день буду работать без отдыха. – Говорил дядя Коля. Так оно и
было. Он без устали косил, а мы собирали скошенную траву, аккуратно
раскладывали по полю, чтобы она просыхала на солнце. Через пару дней дядя Коля
цеплял к трактору прицеп и развозил траву по дворам, за что тоже имел свой
магарыч.
Мы с Аней тоже
принимали участие в работе. Вместе с ней я по-другому воспринимал время
сенокоса. Если раньше я выполнял эту работу, потому что надо было помочь
бабушке, то в это лето сенокос был одним из самым приятных занятий, потому что
рядом была эта весёлая красивая девушка. Я даже не чувствовал усталости, а,
напротив, работал с наслаждением. Как всё меняется, когда рядом есть человек,
который тебе нравится!
Вечерами мы с
Аней либо сидели на крылечке, либо гуляли по берегу реки, либо катались в
лодке. Мы вели разные разговоры, шутили, смеялись, целовались и обнимались.
С наступлением
утра я будил Аню, мы бежали на реку купаться, потом поливали огород. В общем,
всё шло, как обычно, пока в середине июля не приехала её двоюродная сестра.
—
Представляешь, Дима, мы не виделись с ней лет десять! А теперь мы будем вместе
целых две недели! – Говорила мне Аня.
Рита,
двоюродная сестра Ани, жила с родителями в другом городе, очень далеко на
востоке страны. В отличие от Ани, она была шатенкой, в остальном, они были
похожи: одинакового роста, одинакового возраста. Рита была тоже, как и Аня,
симпатичной и весёлой девушкой. Только её совершенно не интересовала история.
Как-то Аня

пригласила
её ко мне на сеновал, и, когда я начал рассказ про Галлу Плацидию, Рита слушала
меня из-за уважения, но интереса к рассказу в её глазах не просматривалось. Я
не закончил рассказ и на половине, потому что, когда тебя не слушают, или
делают вид, то не интересно рассказывать, и я предложил девчатам покататься на
лодке, что Ритой было воспринято с воодушевлением.
Также мы вместе
ходили в лес за ягодами, вместе купались в реке, вместе помогали своим
бабушкам. Однако, с каждым днём я всё реже встречался с Аней. Только утром,
когда мы втроём купались в реке, и вечером, перед сном, Аня выбегала на
крыльцо. Мы минут пятнадцать уделяли друг другу внимание, целовались,
обнимались и расходились по домам. Как-то в один из таких вечеров Аня сказала
мне:
— Димочка, не
обижайся на меня. Я не забываю о тебе и тоже скучаю. Но ты пойми, мы с Ритой не
виделись очень давно, и нам хочется наговориться…
Я понимал, хотя
немножко ревновал Аню к Рите.

Заканчивался июль. Ане и Рите пора было
уезжать из деревни. У Ани был билет на самолёт, чтобы лететь к своим родителям
на Кубу. Из-за строгости правил пересечения границы, вылет было невозможно
отложить на более позднее время. Последний день пребывания в гостях у бабы
Веры, Аня провела со мной. Мы чаще, чем это было, оставались наедине, а вечер и
половину ночи были вместе. Я воспользовался лодкой, усадил в неё Аню, и мы
уплыли далеко по реке. Тут мы были одни, нам никто не мешал, и мы полностью
посвятили время друг другу. Мы признавалсиь друг другу в любви, обещали никогда
друг друга не забывать, вспоминали, какие прекрасные дни мы провели вместе,
даже вспомнили, как купались тогда, когда ходили собирать землянику.
— А мы, ведь,
так больше и не забывали свои купальники, — смеясь говорила Аня.
— Не забывали,
— подтвердил я.
— Всё было
замечательно, Дима. Я никогда не забуду это лето. А ты на следующее лето
приедешь к бабе Инне?
— Да. Но, это
будет в последний раз. Потом я закончу школу и буду поступать в институт.
— Слушай, Дима,
— прервала меня Аня, — а, давай, в следующее лето снова встретимся. Я приеду.
Примерно, в это же время. И мы снова будем вместе.
— Давай, — с
радостью согласился я.
— Целый год
ждать! Ты не забудешь меня? Встретишь другую девушку, а меня даже не вспомнишь.
— Нет, не
забуду. Я буду ждать тебя.
— И я буду
ждать. Скорее бы год прошёл…
Вернулись мы с
речной прогулки заполночь. Я крепко привязал лодку, проводил Аню, обнял её, мы
поцеловались и попращались.
На следующий
день Аня и Рита уехали.
Ещё две недели
я жил у бабушки. Дни проходили скучно, были очень грустно без Ани. Моё душевное
состояние не осталось незамеченным бабушкой. Она ничего мне не говорила, но
тяжело вздыхала, когда видела, как я мучаюсь без Ани. Кое-как я прожил эти две
недели, а потом меня сменил папа. Они с мамой взяли отпуск, папа приехал к
бабушке, а я уехал домой. Надо было готовиться к новому предпоследнему учебному
году. Иногда мама уезжала в деревню к бабушке, чтобы помочь папе собирать
урожай. В сентябре мы всей семьёй в выходные дни копали картофель. Урожай в том
году был средний, но нам на всю зиму хватило и овощей, и фруктов и картошки.
Я написал Ане
два письма, но, к сожалению, не получил на них ответ. Или они не дошли до
адресата, или Аня просто не захотела отвечать. Ещё полгода я переживал
расставание с Аней, потом успокоился и уже не думал о ней так часто, как
раньше, и постепенно я вспоминал о ней изредка.
Следующее лето
я снова проводил у бабушки, но Аня не приехала.

VI
Прошло шесть
лет. Я учился на пятом курсе политехнического института, на базе которого
проводился слёт студентов нашего города. Сначала было торжественное заседание,
и я, войдя в актовый зал, занял место, открыл книгу и начал читать. Хотя я учился
в политехе, но интерес к истории не потерял. Я увлёкся чтением, когда на рядом
свободное кресло села девушка. Она положила руку на моё плечо и звонко
крикнула:
— Дима, привет!
Это была Аня.
Те же огненно-рыжие волосы, те же веснушки, та же улыбка и те же озорные и
весёлые глаза. Аня заметно повзрослела, стала ещё краше и привлекательнее.
Оказывается, она училась на пятом курсе медицинского института нашего города.
Мне показалось странным, почему мы за пять лет не встретились, ведь, мы,
студенты разных институтов, часто общались между собой. Ответ был прост.
Сначала Аня училась в другом городе. Закончился контракт работы её родителей на
Кубе, и они переехали в наш город, когда Аня перешла на пятый курс института, и
её родители перевели её в медицинский институт нашего города. Не прошло года,
как Аня перехала, и мы встретились.
И тридцать лет не
расстаёмся.
Но, это – другая
история.