В голове ни одной разумной мысли. Каждый новый план рушится, на каком-либо пункте. Кругом только темнота, здесь холодно. Последнее мое воспоминание, то, как я ложилась спать, я даже помню, что заснула, но где проснулась сейчас для меня тайна. Сижу долго, от холода щиплет пальцы и я пытаюсь согреть их своим дыханием. Время идет, а я все еще тут. Хочется спать и я поддаюсь этому желанию, надеясь, что с пробуждением все образумится.
Сквозь сон и пронзительный холод, различаю голоса. Прислушавшись, различаю испуганные, но с ноткой беззаботности голоса. Странно, тут дети. Приподнимаюсь и различаю полосу света рядом со мной, подхожу и вижу лестницу вверх, к самой двери. За ней голоса. Стараясь не шуметь, поднимаюсь и останавливаюсь в нерешительности. Одна моя часть хочет остаться в холоде, но в безопасности, вторая – встретить хоть и маленького, но человека. И я протягиваю руку.
Я не ошиблась, решив, что это дети. Вижу подростков, самым старшим лет тринадцать. Но они не слышат моих вопросов, они напуганы. Проходит время, сколько не знаю, мне кажется долго. Хотя всем так кажется. Никто не шумит, мы молча сидим на полу, всего нас двадцать четыре человека. Замечаю, что ко мне подсаживаются дети. Прям облепливают, причем незаметно. Боятся, ясное дело, надеются, что я смогу справиться с неизвестностью. Пусть пока думают так, хотя бы не плачут. Нашу тишину нарушает хлопок двери наверху. Мы вздрагиваем и бессмысленно сверлим глазами беленый потолок. Раздается шелест и внезапно, все как один, дети поднимаются и начинают подниматься по залитой восходящим солнцем лестнице, которую никто из двадцати четырех человек, каким-то образом не видел ранее минуты. Ничего не понимая, я решаю последовать стадному инстинкту и последовать за детьми, но я не могу. У самого подножия лестницы, я натыкаюсь на не видимый барьер. Положив руку на прозрачную, но плотную завесу, я стою, а тем временем дети обтекают меня со всех сторон. Наблюдая за этой картиной, я тупо пялюсь наверх, пытаясь сообразить, что происходит. Судя по скрипу ступеней, дети преодолевают не один лестничный пролет.
Толпа проходит и я стою одна. Молчу как раньше, до сих пор в смятении. Хлопает дверь и тут-то по моим ушам бьет дикий визг, крики, топот. Отшатнувшись назад, начинаю пятиться. Упираюсь в стену и сползаю на пол. Коридор залит золотистыми лучами, как дура пялюсь на лики, пока наверху кричат дети. Чувство ужаса и безвыходности волнами накрывает меня с каждой минутой, заставляя прижиматься к полу. И когда мне показалось, что буквально через мгновения я сойду с ума, мое сознание захватывает музыка. Какой-то мелодичный шелест заволакивает меня и отвлекает от действительности. Вслушиваясь в нечеловеческие, а на слух непонятно природные звуки, на моей душе полегчало. Мелодия оборвалась резко и в коридоре наступила тишина, ни криков, ни шелеста, ничего. Входя в состояние нового ступора, я почувствовала странную вещь, обволакивающие весь коридор лучи восходящего солнца не грели кожу.
Чувство полета и по моим глазам бьет ослепительный яркий свет, теперь я чувствую самый настоящий жар.
– Как тебя зовут?
Голос проносится в голове, отдавая эхом.
– Аза.
Идиотское имя, оно никогда мне не нравилось. А теперь, из-за онемевших от страха губ, оно прозвучало тихо и еще более противно.
Тихий шепоток раздался от странного свечения. Вслушиваясь, я поняла только то, что эти существа переговариваются не на моем родном языке.
– Сколько тебе лет?
Голова раскалывалась от баса таинственного голоса. Раздражаясь от боли, я резко ответила.
– Не знаю, – и поспешно добавила, испугавшись собственной дерзости, – Какая сегодняшняя дата?
Сначала была тишина, затем ответ, который как я поняла по тону, был неохотным.
– Двадцать седьмое мая.
Господи! Я просидела свое восемнадцатилетние в продуваемом всеми северными ветрами подвале!
– Восемнадцать. Мне восемнадцать.
И вот тут-то и грянул гром. Вдавливая уши в внутрь головы, я упала на колени от воплей, исходивших от света. Понятно было, что мое со вчерашнего дня, совершеннолетие, их не радовало. В голове было пусто, когда я потеряла сознание.
Темнота была повсюду, однако на удивление я понимала, что сплю. Ощущение так сказать, было странным. Расслабившись, приготовившись отдохнуть хотя бы в осознанном сне, я вздрогнула, услыхав знакомый голос. Они говорили со мной на другом языке, но я все понимала. Их рассказ был длинным и с каждым словом мне становилось все хуже и хуже. Эта партия детей была не первая и даже не сотая, да что уж там, она давно перевалила за миллион. С самого существования мира они оказывались здесь. Отбор детей идет от трех до семнадцати лет. С ума сойти, но за миллионы лет я первая, кто оказался в этом месте за день до совершеннолетия, что собственно сделало меня единственным выжившим здесь. Только одно ждет ребенка в этом доме – смерть. Они умирают в комнате наверху. Каждый вечер, родители целуют своего ребенка, желают спокойной ночи, а потом он оказывается в этом доме и его ждет ночь наверху, утром врач говорит безмолвным от горя родителям, что смерть наступила от сердечной недостаточности. Они думают так, но я одна знаю, что их ребенку сегодня пел ветер с холма. Его песня тот самый шелест, который убаюкал меня в солнечном коридоре. Он поет для умирающих в комнате детей, а если партия большая, то и для детей, ждущих в коридоре, чтобы те не слышали крики тех, кто сидел и боялся с ними пару мгновений назад. Сюда попадают отнюдь не все, лишь тот, кто раб страха, он должен побороть его в комнате наверху. Таковой была история хозяев дома.
Открыв глаза, я увидела маленькую светлую комнату. В ней не было ничего кроме пианино и большого окна. Хозяева этого места не могу отпустить меня и мне придется работать. Внизу слышаться голоса детей. Пришла новая партия. Сев на маленькую табуретку, я подняла взгляд на клавиши. На них лежал толстенный слой вековой пыли. Затем я снова подняла голову. Белые ободранные стены, пианино и золотой холодный свет, льющийся из окна. Я подошла к нему. Бесконечное туманное поле в солнечной дымке, в дали виден холм, дом ветра, которого я буду заменять. Наверху хлопнула дверь комнаты, дети внутри. Усевшись поудобнее, я опустила руки на клавиши. Никогда прежде я играла на пианино, но пальцы сами понеслись в бешеном танце, защищая группу детей внизу, от криков сверху.
Так идут годы. Я играю и пою. Я пою все, что только могу вспомнить, мои губы повторяют звуки, приучившись к ним, но мысли не могут, я продолжаю вслушиваться в крики детей, узнавая их самые потаенные страхи. Обычно это монстры, приведения, животные или гром с молнией, один раз это была воспитательница в детском саду, а однажды какой-то мальчик боялся, что умрет мама. Проходят годы, но страхи остаются и дети продолжают прибывать. Я часто задаюсь вопросом: “Что будет, когда ребенок поборет страх в комнате наверху?” Думаю, что тогда в ней окажутся хозяева дома и я с удовольствием сыграю им. За те года, что я здесь, надеяться, казалось, смысла нет, но я продолжаю, никто не отнимет это у меня, даже время.
А пока, все идет своим чередом, не прерываясь. Дети кричат для хозяев, я пою для детей, а для меня поет ветер. Ветер с холма.
-
16. 03. 2021 -
Жизнь этой парочки изменила чашка кофе. То есть сначала, конечно, темная комната. А потом — чашка кофе
…Чтобы занести Игоряшу в темную комнату, его нужно было сначала усыпить. Подержать голодненьким с утра, потом, уже в поликлинике, приложить к груди, убаюкать, положить на кушетку, увидеть, как подсоединяют электроды к его голове… и ждать. Маша ждала, что Игоряша проснется в темной комнате. И будет свет. Будет жизнь. Умоляла каких-то мамских богов. И все станет нормально, они просто вернутся в свой обычный день — обычная семья: мама, папа, старший сын да вот еще младенчик… Который в свои полгода как-то вяло реагирует на звуки: тревогу Маша забила, когда «жахнула за спинкой его стульчика двумя металлическими крышками от кастрюль — а Игоряша даже не вздрогнул…»
На перроне
Машин сын должен был проснуться в темной комнате от подаваемого в уши сигнала мощностью 80 децибелов. Маша ждала этого пробуждения, как королевич ждал пробуждения спящей царевны. Но Игоряша не проснулся.
80 децибелов — это звук несущегося поезда метро. Поезд пронесся, но Игорь крепко спал.
«Вы глухие. Вас даже аппараты не возьмут» — так им сказали.
Игорь решил, что все должны приклеить себе на лицо кактус-наклейки
Фото: Владимир Аверин для ТД
Маша вышла из темной комнаты с по-прежнему спящим младенцем — и глухотой.
Вокруг должно было стать светлее, но нет, не стало.
«Это как будто в голове накатывает девятый вал, и ты одна в этом бушующем море, и не за что ухватиться, совсем никакой соломинки, даже щепочки, хотя бы от разбитого корабля… Конечно, в тот момент у меня не было и мысли, что существуют альтернативные методы коммуникации, жестовый язык, специалисты, кохлеарные импланты… Что с этим вообще живут! И нормально. Я не искала возможностей — только причины: почему мы, почему я, за что?! Может, прививка? Может, отит? Родился Игоряша обычным, здоровым пухленьким малышом, и только в шесть месяцев я начала замечать, как пропадает лепетная речь, западает язык, как он трется головой о диван и хлопает себя по ушам, ища вибрации, пытаясь вызвать какое-то движение в ушках, вернуть звуки. Винила всех: себя, мужа, Игоряшу…»
Маша с сыном
Фото: Владимир Аверин для ТД
Потом забрезжил свет: во втором десятилетии XXI века кохлеарную имплантацию уже делали, и даже по квоте. Механизм такой: во внутреннее ухо вживляется цепочка электродов, за ухо под кожу — имплант, снаружи на ухе речевой процессор, похожий на большой слуховой аппарат, — и ребенок получает электронный слух, который позволяет прилично слышать и начать говорить. «Я схватилась за это, побежала, сразу нарисовала себе картинку: Игоряшу оперируют, подключают, он удивленно и радостно хлопает глазками, говорит мне “мама”, я записываю счастливый видосик — и у нас все хорошо».
Видосик записать не получилось. Малыш испугался звука, который ринулся в его уши, срывал «штуковину с головы».
Маша с мужем держали сына вдвоем, Игорь плакал. Муж мечтал стать бывшим.
«И еще долгие месяцы после Игорь не шел на руки, не смотрел в глаза либо дико ржал, как конь, либо рыдал. А я кусала локти: зачем мы вообще оперировались, зачем я прицепила ему на голову эти бесполезные штуки».
Игорь с кактусом на лице
Фото: Фото: Владимир Аверин для ТД
Маша жила сыновьями. Старалась как-то разместить посреди выживания и быта еще и работу (филолог-лингвист, переводчик), бывший муж не помогал. Казалось, они тогда так и остались в темной комнате, где когда-то проехал поезд, не потревожив мальчика.
Когда же выход из нее нашелся, было даже удивительно — как все оказалось легко.
Как купить билет в метро.
Белый шум
«Я наткнулась на инстаграм четырехлетнего имплантированного мальчика, который вела его мама, и выиграла в конкурсе чехольчик для нашего речевого процессора. Желтенький, веселый, в бананчик… Приехала забирать приз — и Наиля предложила остаться на кофе».
Через три часа из кафе вышла другая Маша — а на улице была весна.
Маша
Фото: Владимир Аверин для ТД
Лингвист-переводчик по профессии, Маша Павлова теперь собиралась переводить хоть с марсианского — с какого угодно, какой бы способ ни нашел ее сын, — и знала, что у нее это получится.
И спустя полтора года после первой кохлеарной имплантации («разница в ушах» у Игоря — два года, так как квот в стране всегда меньше, чем ушей) он впервые сказал «мама».
Оказывается, Маша, которая делала абсолютно все, что могла, чтобы сын привык к новому, электронному слуху и заговорил, делала много, но знала: недостаточно. Да и мало кто знал. Единицы. Но знала Наиля Галеева, мама, создавшая фонд «Мелодия жизни», — чтобы после выхода из темной комнаты у родителей слабослышащих детей в конце тоннеля непременно горел свет.
Игорь
Фото: Владимир Аверин для ТД
«Когда падает слух, еще до того, как родители могут заметить какие-то признаки, звуки в голове ребенка замещаются белым шумом — как если ракушку поднести к уху… В первое время в моей собственной голове белый шум вытеснил все. Растерянность, страх, одиночество. И я понимаю, что если бы из темной комнаты я сразу попала в “Мелодию жизни”, то не было бы этих долгих и мучительных месяцев тишины, пустоты, забвения. И я бы ничего не боялась. А это важно. Ведь мамы — это пуговички, на них все держится. Если стиснуть зубы и терпеть, не искать помощи или не находить ее — то все может рухнуть в один миг. И погрести под собой ребенка. Сложно поверить, но еще пять лет назад не было никакой информации для таких, как мы! Врачи делали операцию, объясняли, как обрабатывать швы, и отправляли в поликлинику к сурдопедагогу, который должен был научить имплантированного ребенка распознавать звуки и говорить. Но наш мне сказал: “У вас речь никогда не стартанет: Игорь не может дуть! Ни на пушинку! Ни на свечку! Увы!” А Наиля познакомила меня с нужной литературой, правильными специалистами, реабилитационными центрами, методиками. И “стартануло”.
Слева: Игорь с мамой. Справа: в комнате Игоря
Фото: Владимир Аверин для ТД
Помню, мы приехали на первый курс реабилитации, он был едва подъемен для меня по деньгам… И к вечеру первого дня, в понедельник, я задумалась, а стоило ли их тратить: Игорь как будто просто ползает по полу весь день. Во вторник — играет с музыкальным мячиком. А в среду из него добыли звук [а]! И это было чудом! Как-то в метро мне сказали гневно: “Женщина, он у вас вообще рот закрывает когда-нибудь?! Скажите, чтобы перестал!” И это замечание было таким счастьем для меня!»
Перевод с марсианского
Слово «машина» рождалось у Игоряши так: сима — сасима — сашима — масина. Как будто он нащупывал во рту нужные слоги и с нескольких заходов составлял их в правильном порядке. Вот так строить вокруг хотя бы одного подходящего звука слово называется «контурить». Штришок за штришком, пружинка за пружинкой, перекладинка за перекладинкой — лепить каркас будущего слова. Пусть пока и только мама может догадаться, что ты имеешь в виду. Дети с кохлеарными имплантами выстраивают свою речь едва ли не в вакууме, сажают сад на целине: влетающий в голову после подключения поток несогласованных звуков сначала больше сбивает с толку. «Это похоже на кашу», — подбирает Маша слова для описания того цифрового звукового слепка мира, который зашумел в голове ее сына после подключения кохлеарного импланта. Каша в голове. Во рту. Карканье ворон нужно сначала отделить от скрипа качелей, воркованье чужих мам — от лепета их детей, голос брата — от мультика, шум машин — от ветра. Разлепить, подписать, «положить» каждый звук на свою полочку с бирочкой и потом доставать из этой «библиотеки», чтобы понимать и воссоздавать звуковое окружение жизни… Сплетать в ней свою мелодию.
И у этой парочки начало получаться.
Игорь (справа), его брат Рома и Маша играют в настолки
Фото: Владимир Аверин для ТД
Мама-пуговичка
«Мама, зачем ты меня родила?!» «Почему вы меня не бросили в роддоме?!» «Я не живу, а мучаюсь!» «Все на роликах во дворе, а я дома сижу!» «Меня никто никогда не полюбит!» — своим родителям Маша бросала все то, что теперь она с опаской ждет в подростковый возраст Игоряши.
Игорь с мамой
Фото: Владимир Аверин для ТД
«У меня церебральный паралич, и папа Игоря полюбил меня с кривыми ногами — меня впервые полюбил кто-то, кто не был моим родственником, не жалел меня… Он подкрепил мою уверенность в себе любовью. И это то, что я сейчас стараюсь делать для сына. И для других детей. Думаю, кризис принятия себя должен в любом случае у Игоряши случиться, — но понимаю, что сейчас он может пройти легче, чем в мое время, когда хромая девочка, которую держали как под хрустальным куполом дома и из стыда не отдавали даже в сад, пришла в школу — и уж там получила по полной…
Раньше на меня показывали пальцем: «косолапая», «медведица», «кривая». Теперь чаще всего говорят: «Она что, пьяная?» На Игоряшу тоже тыкают: «А что у него на голове?» Но ведь эта невозможность принятия и страх иного — они от недостатка информации, а не от того, что люди вокруг плохие. Нам до сих пор, даже сейчас, приходится объяснять, что глухота или церебральный паралич не заразны, что при кохлеарной имплантации не образуются дырки в голове, дети не становятся роботами, а шампунь не затекает в мозг! Но сейчас нас готовы слышать — и мы готовы говорить. А в моем детстве мама с папой никуда не обращались за помощью, реабилитировали меня как могли сами, берегли от людей, боялись насмешек: ведь положено быть образцовой семьей, где прекрасные дети, получки по пятым числам, а остальное, вся правда и боль, — за ширмой! До сих пор мы стыдимся предъявить свои проблемы: разведена, малоимуща, бросили родственники… Ведь раз беда — значит, сама виновата, раз просишь помощи — значит, что-то с тобой не так. «Больные дети рождаются только у нищебродов и алкоголиков!» Сколько еще нам отскребаться от эха этих заблуждений?!»
Игорь
Фото: Владимир Аверин для ТД
Ту повязочку для процессора, с бананчиком, Маша передарила «новенькой» маме. Той, которая зашла в темную комнату позже нее. И вышла — со спящем младенцем. Маша, мама двух сыновей, волонтер спасшего их с младшим фонда, переводчик с Игоряшиного марсианского, малышкового и языка любви, сама становится маячком для других семей. «Принимайте себя скорее!» — говорит она. Ищите помощи — и находите. Идите, разговаривайте, обнимайтесь. И пейте кофе с людьми. Тогда белый шум вашей отдельной беды взорвется мелодией новой жизни.
Чтобы фонд «Мелодия жизни» мог продолжать поддерживать родителей, социализировать детей после кохлеарной имплантации и со слуховыми аппаратами, компенсировать родителям затраты на ремонт или восстановление приборов и вести большую просветительскую работу среди широкой аудитории, его можно поддержать — разово или оформить регулярное пожертвование. Например, 300 рублей, стоимостью той самой чашки кофе, или 700 — как стоила та самая радужная повязочка в бананчик. Чтобы, выходя из темной комнаты, каждый видел негасимый свет.
Мы рассказываем о различных фондах, которые работают и помогают в Москве, но московский опыт может быть полезен и использован в других регионах страны.
Сочинение на тему: ВЕТЕР
ВЕТЕР
Кто я? Меня не видно и не слышно. Я говорю с вами на языке шумящих листьев, рябью воды в лужах. Я — Ветер, я легкомыслен и легок на подъем. Я — крылья ночи. Я сопровождаю ее по всему миру. Я срываю для нее звезды с неба и раскачиваю фонари. Я вижу все. Я знаю, что город — двуликий Янус. Днем он скромный и неприятный. Серого цвета. Но ночью…
Ночью все меняется. Город сбрасывает с себя, как покрывало, серые тона и свои проблемы. В темноте уличные фонари смотрят на тебя мириадами бесконечных вспышек и угасаний. Ночью город светел, как днем.
Яркие фонари и гирлянды создают неповторимую иллюзию солнечного света, обрамленного радугой. Это изящное переплетение света и теней можно назвать восьмым чудом света. Но вот город остается позади. Все дальше отдаляется он от меня и вскоре превращается в светящуюся разноцветными огнями точку. Впереди — море. Оно мой лучший друг и товарищ.
Когда наступает ночь и мне надоедает смотреть на яркие и вычурные города, я лечу к морю. Там я отдыхаю. Только никому не говорите, что я там сплю. Ведь все привыкли, что ветер всегда в работе. Я люблю разговаривать с морем. Если хотите, приходите туда вечером, когда солнце щекочет воду искристой, золотой полосой. Я люблю по ней кататься. Она очень скользкая, и рябь на ней выглядит красиво.
На меня море очень часто обижается. Видите ли, я непостоянен и часто меняю свой наряд. Я вообще-то прозрачный, но в солнечный день я искрюсь золотым цветом. В пасмурный — серебрист и бледен. То я зеленый, как деревья, то синий, как утреннее небо. Вот такой я, непостоянный и нужный всем, Ветер.
Сочинение на тему: ВЕТЕР
1.6 (31.3%) 23 votes
На этой странице искали :
- сочинение на тему ветер
- сочинение про ветер
- сочинение о ветре
- сочинение ветер
- сочинение описание на тему Ветер
Сохрани к себе на стену!
Художественное описание дождя
Итак, начнём излагать художественное описание дождя. Для начала определим, чем отличается обычное описание дождя от описания художественного. А отличается оно тем, что первое может быть любым и даже не обязательно отличаться мастерством исполнения и отточенным слогом.
А вот художественное описание дождя просто обязано быть захватывающим произведением, памятником прозы или, на худой конец, быть красивым и интересным. Обязательные его признаки – всевозможные эпитеты, речевые обороты и прочие средства выражения чувств и явлений природы, присущие нашему великому и могучему русскому языку.
Но вернёмся непосредственно к предмету нашего разговора. Начать можно, например, так:
«На ещё совсем недавно безмятежном и спокойном небе закружились хмурые, угрюмые, свинцово-серые тучи, задавившие солнце своей тяжестью. Светило, как будто растерявшись, совсем скрылось за их тяжёлыми боками…
Сверкнула молния, а через несколько секунд невдалеке пророкотал гром, подтверждая своим ворчанием, что вот-вот на землю обрушится ливень. И люди, и звери начинают суетиться, стремясь поскорее спрятаться от неотвратимо надвигающегося дождя.
Лишь только деревья, цветы и трава радостно начинают трепетать, разворачиваясь в ставшем сразу прохладным воздухе, радуясь скорому спасению от жары…
И вот первые капли дождя упали на землю, будучи мгновенно и без следа поглощёнными пересохшей землёй. Но следом за ними уже летят другие капли, их становится всё больше, они сталкиваются боками, суетятся, теснятся и толкаются – каждая стремится поскорее, желательно самой первой упасть на разгорячённую летом поверхность земли, тротуаров и домов.
Все хотят быть первыми – ведь именно о первых каплях дождя пишут писатели. В крайнем случае, о последних – но никто не пишет о тех каплях, что упали в самый разгар дождя … Капель дождевых уже так много, что они сливаются в сплошные потоки и дождь расходится, уже льёт, как из ведра…»
Но дожди бывают разные, и по-разному можно о них рассказать. Например, художественное описание дождя осеннего может выглядеть так:
«Осенью немало ненастных дней, но встречаются среди них те, что отличаются каким-то особенно светлым и лиричным настроением. В такие дни обычно с утра начинает потихоньку накрапывать дождик – тихий, неторопливый, порой даже и не дождь вовсе, а морось, дождевая пыль, рассеянная в воздухе.
И небо не такое серое и низкое, как обычно в это время года, а лишь немного нахмуренное, как будто небо слегка загрустило, задумалось о чём-то…
И даже язык не поворачивается назвать этот дождь осенним – он лёгок и светел, лишь слегка печален. Именно такой дождь рождает вдохновние у поэтов, толкая их на написание бессмертных строк…
Дождь застенчиво постукивает по крышам домов, по подоконникам и оконным стёклам, ласковыми длинными пальцами трогает оставшиеся на деревьях листья, приглаживает пожухлую траву. Он словно утешает природу, обещая ей скорый покой и сладкий зимний сон после долгого и бурного лета.»
А ведь есть ещё и весенний дождь – тоже совсем другой характер, совсем другая история:
«Весна уже полностью захватила власть в свои руки, прогнав зиму туда, где ещё остались крохотные островки её владений – в лес…
Всё дышит новизной и свежестью, но всё-таки чего-то не хватает, природа ждёт первого дождя – обновляющего, бодрящего.
И посреди самого обычного дня вдруг набегают тучи, но совсем не страшные, даже солнце их не боится и то и дело принимается, играет с ними в прятки, то, скрываясь за их боками, то высовываясь…
Весело, задорно грохочет гром, первый весенний гром, знаменующий о том, что начался новый цикл в природе, заново жизнь началась! И дождь весной радостной, бесшабашный, бурным весельем своим заражающий всё вокруг. Всё живое радостно впитывает влагу, словно живую воду … Когда закончится дождь, на деревьях начнут лопаться почки, а в воздухе запорхают бабочки и появится радуга – первая весенняя радуга.»
Автор — Неволина Ирина Вадимовна.
Сочинение
Моё отношение к дождю
Я не люблю, когда идёт дождь. Мне не нравится, когда вокруг всё мокрое. Гулять на улице нельзя, потому что одежда быстро промокает и можно простудиться. Правда, для защиты от дождя придуманы зонтики, но при сильном ливне и порывистом ветре они не спасают. Приходится сидеть дома и скучать… Даже когда дождь проходит, гулять надо осторожно, чтобы не испачкать в лужах одежду. Если же лужи глубокие, надо надевать резиновые сапоги.
Вместе с тем, я понимаю, что для живой природы дождь необходим. Без него не росли бы травы, кусты, деревья, не имели бы пропитания животные и люди.
Отношение к дождю зависит от времени года, когда он приходит. В каждом сезоне он разный. Летом дождь благодатный, дарит спасительную влагу и долгожданную прохладу. Осенью он грустный и ненастный. Зимой — холодный, промозглый, часто переходящий в снег. А весной дождь живительный, щедрый, плодородный.
Ты прочитал тексты 1, 2, 3. Какой из текстов тебя заинтересовал больше всего?
Я с большим интересом ознакомился текст No 3, потому что это стихотворение можно не только рассказать, но и пропеть.
А также прочтение этого текста повышает настроение и вдохновляет к большим победам.
Найди верное утверждение.
Думаю, что верное утверждение под номером два, так как все микротексты содержат описания ветра, но по-разному.
Обсуди с другом: почему ты считаешь это утверждение верным?
В первом тексте нам поясняют что такое ветер, а во втором тексте мы читаем описание ветра.
Какой из двух текстов научно-познавательный, а какой — художественный? Докажи своё мнение.
На научно-популярный стиль первого микротекста указывает то, что описание ветра характеризуется только научными данными и сухо, без эмоций поясняет такое природное явление как ветер.
Третий и второй текст написаны авторами в художественном стиле, так как в этих текстах есть множество олицетворений, метафор и эпитетов, а также присутствует поэтичность и эмоциональная окраска.
Найди и подчеркни в художественном тексте предложения, где о ветре говорится как о весёлом шалуне.
Для того чтобы выделить предложения о шалящем ветре мы возьмем текст номер два, так как именно в нем читается такое шутливое описание ветра.
Сочинение 2
Исаака Левитана можно отнести к тем художникам, что умеют мастерски передавать настроение пейзажей. Неиссякаемый талант творца был способен воссоздать практически любую из существующих стихий с максимальной достоверностью.
Именно поэтому волны в его работах настолько реалистичны, что, кажется, пройдет лишь миг, и человек почувствует на своем теле прохладные брызги; небо же обладает той глубиной и тем великолепием, которые свойственны ему и в реальности.
Картина «Свежий ветер. Волга» вышла из – под пера мастера в уже весьма далеком 1895-м году. Невероятен тот факт, что Левитан сумел мастерски показать гармоничное сочетание двух стихий: ветра и воды – которые, в данном случае, создают неимоверную симфонию эмоций и красок, проникнуть в которую является честью для зрителя.
Мало того, прекрасно показан и сам характер такой величественной и своенравной реки, как Волга. Но, несмотря на то, что вода порой непокорна, полотно не несет в себе негатива – наоборот, можно заметить весьма чистое небо, глядя на которое невольно осознаешь, что очевидно, день солнечный, летний и теплый – настолько приятной кажется цветовая гамма.
Можно сказать, что водная гладь искрится в этих ласковых лучах, а невесомые облака улыбаются – отчего на душе становится неимоверно легко и спокойно. Пароходы, парусные корабли и баржи словно подчеркивают великолепие реки, ведь выглядят они действительно монументально.
От полотна словно веет приятным ветерком, способным отгонять плохие мысли, дарить радость и безмятежность.
Следует отметить, данная работа выделяется среди прочих холстов Левитана хотя бы тем, что была написана в движении, а не в статичном состоянии. Учитывая тот факт, что транспортные средства того времени были куда более неповоротливыми, громоздкими и менее комфортными, можно сделать вывод, что работа над картиной была довольно – таки тяжелой.
Кстати, идея творения возникла в 1890-м году, попытки же осуществить задуманное предпринимались на протяжении целых 5-ти лет! Все это время Исаак старался подобрать то неповторимое сочетание цветов и оттенков, что смогло бы сделать из его произведения шедевр живописи.
Признаться честно, ему это удалось – ведь даже спустя столько лет картина привлекает взоры и по праву занимает место в Третьяковской галерее.
Другие темы: ← В лесу осенью↑ ЛевитанНад вечным покоем →
`
Сочинение о ветре в стиле описания
Одними из первых ветров, которые были использованы нашими предками для мореплавания, являлись местные ветры, то есть бризы. Бризы- это разновидность легких ветров, которые окаймляют берега материков и больших островов и вызываются суточным колебанием температуры. Разница температуры на суше и в море днем и ночью обуславливает периодичность бризов. Днем суша нагревается быстрее, чем море. В следствие этого, теплый воздух поднимается над берегом, а на его место стремится занять прохладный воздух с моря. А ночью, как известно, берег быстрее и сильнее охлаждается, чем море. Поэтому ночью происходит обратная картина: теплый воздух поднимается над морем, а его заменяет холодный воздух с суши — береговой бриз. Другими постоянно дующими ветрами являются муссоны. Такие ветра дуют в Индийском океане и прежде всего связаны с различным изменением температуры материка и океана. Летом суша под воздействием солнечных лучей, нагревается сильнее. Вследствие этого ветер дует с моря на сушу. А зимой муссон дует с берега на море. Но в результате вращения земли появляются, так называемые, силы Кориолиса, которые влияют на муссоны и отклоняют их вправо. Вот почему летом дуют юго-западные муссоны, а зимой северов- восточные. Муссоны могут достигать очень большой силы и вызывать в Индийском океане поверхностные течения, которые соответствуют местным ветрам.