Рассказ короля ондатры о рыбной ловле в пятницу

Входит в альбом «Nigredo» (1994)

КОММЕНТАРИИ к ПЕСНЕ:

korol_ondatr
Рис. из буклета альбома «Nigredo».

***

Из интервью с С. Калугиным, январь 1995 г.:

— А история первой песни альбома… про ондатра.

СК: Кто, что, как, откуда? Рассказываю. У меня есть друзья-филологи. Я на Ирландии внутренне приколот очень давно. Но прикол этот опять-таки не на том уровне, чтоб сидеть и зубрить какие-то алфавиты и… У меня была, кстати, идея всадить туда на древнеирландском пару куплетов, но потом я от нее отказался… То есть, не на уровне изучения, а на уровне душевной приязни, любви; просто с детства Стивенсона очень люблю и до сих пор его читаю — и с этого момента меня все эти вересковые пустоши и торкнули: Шотландия, Ирландия и кельтские прибабахи. И потом Толкин еще наложился… Поэтому, не изучая ничего, я тем ни менее это страстно люблю и внутренне сердцем в этих водах плаваю. А история написания песни очень проста. Ко мне пришли филологи и рассказали какой-то коротенький моментик из эпоса, который я к стыду своему до сих пор не читал, только отрывки. Рассказали мне, что ирландцы ждут Спасителя со стороны моря и прийти он должен в лодке, и на одном глазу у него будет три зрачка, на другом — четыре, и смотреть один
будет наружу, а другой — внутрь. И вот тут мне вставило. И каким-то образом от этого момента все это заплясало и вся эта история начала рассказываться; я ее писал в совершеннейшем удивлении, и когда ее начинал, то понятия не имел, чем она закончиться… Я написал ее как фенечку. И потом уже меня те же самые филологи послушали и сказали, что попадание, конечно, очень хорошее, потому что в этом же самом эпосе дальше рассказывается, о том как некий великий маг поймал Лосося Силы, это я уже кастенедийский язык приплетаю, зажарил его и строго настрого запретил ученику к нему прикасаться, а тот даже его не попробовал, а пальчиком проколол надувшуюся кожуру и — получил эту силу. То есть, вот такие переплетения… В общем, все шло иррационально, в полной бессознанке — символы вываливались и было очень счастливое время, когда все это писалось.

— А ведь не так часто рассказывают истории под музыку.

СК: А я с детства приколот на сюжетность. У меня все песенки старые начинались с того, что человек вышел, потом человек пришел… Меня даже в свое время пытались профессиональные литераторы переубедить: на хрена ты вообще с поэзией связался, ты не поэт ни фига, ты лучше истории рассказывай, у тебя получается сюжет закручивать.

***
Из интервью с С. Калугиным, «Новая газета» №67 (1401) от 6 ноября 2008 года:

С. КАЛУГИН: …Мне было 24 года. Я тогда съездил в паломничество в монастырь Тезе, во Францию. Монастырь основан старцем, протестантом, братом Роже. Во время войны его направили работать в бургундскую деревушку Тезе, где он, как Волошин в Крыму, укрывал у себя от репрессий кого мог — без различия пола, возраста и «политических убеждений».
         Если бы не был так сильно опошлен термин «эйкуменический», то я бы сказал, что это эйкуменический монастырь, то есть место, где происходит межхристианский диалог. Там присутствуют и католические, и православные священники, проводят службы. Там я получил определенный спиритуальный опыт, который отразился в том, что по возвращении оттуда, «на взводе», написал кучу песен. И первой из них была баллада о Короле-Ондатре.
         Писал её в абсолютно бессознательном состоянии. Собирался написать совершенно о другом. Она рассказала сама себя, эта история. Я с интересом, не меньшим, чем слушатели, слышащие её в первый раз, следил за развивающимися событиями. До сих пор не могу сказать, что смысл до конца ясен мне самому.


***

Из интервью с С. Калугиным, сентябрь 1994; опубликовано в журнале «RockFor» (Москва) №3, зима 1999 — весна 2000:

— Хорошо. Когда я тебя слушала, у меня сложилось такое несколько противоречивое впечатление: если брать отдельно тексты — то у тебя идет приближение к балладным формам, даже средневековым каким-то балладам. Именно организация текстового материала… «Рассказ Короля-Ондатры» в частности. А музыка несколько в другом русле. Не знаю, как ты сам его определишь, но вот средневековье это текстовое — оно присутствует в музыке?

Сергей: Да, я очень сильно приколот на средневековье. Альбом, в принципе, получился разностильным. Если «Король-Ондатра» ориентирован на какие-то кельтские образцы — в общем-то, песня вытекла из ирландского эпоса — то тот же «Казанова» — это XVIII век. «Луна Над Кармелем» — это Испания, век эдак XVI, пласт католической мистики того времени. Однако определенных пристежек нет, чтобы сказать, что существует один какой-то стиль, пристегнутый к определенному времени.

— Но тебя интересуют какие-то фолковые пласты?

Сергей: Очень.

— А ты занимаешься этим теоретически, или все на слух, исходя из какие-то общих представлений?

Сергей: Я все это послушиваю и почитываю, глубоко не залезал. Просто это адаптация неких поверхностных пластов, которые я срезал. Но пластов много, потому что я шарил достаточно сильно.

***
Из интервью с С. Калугиным для журнала «Волшебная гора», VII выпуск, 1997:

А.М. — В «Словаре символов» Керлота (одном из лучших появившихся в последние годы на русском языке) говорится, что: «рыбная ловля символически обозначает забрасывание наживки в глубину чьей-то скрытой природы для того, чтобы добыть знание». В связи с твоим, ставшим уже просто культовым, музыкальным произведением «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу» было бы интересно узнать, как соотносятся Король-Ондатра и Король Грааля, в образе рыболова явившийся Парсифалю?

С.К. «Король Ондатра» самая странная моя песня. Она была очень интуитивно сделана. Всплыли такие архетипы, которые мне не просто прокомментировать, в отличие от «Черной Луны» написанной по конкретному поводу. Что же касается символа Короля, то для меня это один из главных символов. Хотя о Парсифале я начал читать только прошлым летом…

А.М. Другая твоя не менее известная песня «Восхождение Черной Луны», как мне кажется, находится в непростых взаимоотношениях с «Королем-Ондатрой». Если в одной в качестве Ангела-Посвятителя выступает «витязь багровый», которого вполне можно отождествить с Архангелом Гавриилом, то в другой в этом качестве уже выступает «Черная Луна», Лилит, Геката, Черная Исаис… у нее много имен. Перед слушателем предстает страшная картина контр-инициатического посвящения, когда в душу неофита проникают потоки сияния Черной Луны, по сути адского огня, который светит, но не освящает.

С.К. Мне кажется, что это внешнее впечатление. Они решены сходными чисто оранжировочными моментами: и та и другая песни упираются в структуре и мелодике на языческую архаику. Знаю одно, и ту и другую песни написал я.

***
Интервью с Сергеем Калугиным, Портал Castalia.RU, 15.01.2009:

С. Калугин: — …вдохновение всегда сопровождается парадоксальным превосхождением собственных возможностей, и даже если ты зрелый человек и способен контролировать и осознавать происходящее, то обязательно в процессе творчества произойдёт этот удивительный прыжок в неведомое, парадоксальный разрыв, явление непредсказуемого. Это подлинный акт творения из ничего, момент нашего богоподобия. И если он не случился — то будет всего лишь более или менее удачная поделка.

— Вы читали Фулканелли до того, как он вышел на русском? Дело в том, что в «Короле Ондатра» есть прямые отсылки на Фулканелли: «Мастера советуют нам, говоря метафорическим языком, поймать мистическую рыбу. Вода при том лишается вещества, душа становится инертной, считается, что в результате этой операции, человек УБИВАЕТ ГРИФОНА (то есть властителя птиц, поскольку грифон есть наполовину орел, наполовину — лев, что указывает на его царское достоинство).
Или вот еще характерная цитата — «искусство по примеру Творца должно собрать и выделить. Землю надо умертвить и разложить, таким образом, мы снова возвращаемся к убийству Грифона и ловле рыбы — к отделению огня от земли, тонкого от плотного». Согласитесь — никаких подтасовок — два символических мотива крепко пригнаны друг к другу. Что скажете?

С. Калугин: — Разумеется, не читал:). О природе такого рода совпадений я рассказал в ответе на первый вопрос.

***
Сергей Калугинъ’s Journal, 10.11.2009:

В Жиже обнаружился очень интересный (по крайней мере для меня) разбор моего детского творения :
http://smelding.livejournal.com/159713.html?view=3503329#t3503329

Во-первых хотелось бы поблагодарить его автора за столь внимательное отношение к столь скромному предмету ( и немедленно размёл перьями шляпы пыль в радиусе трёх метров), а во-вторых хотелось бы вместе поразмышлять над предложенной трактовкой изложенных в песне событий. Я думаю, что вполне имею на это право. Во-первых эту песню написал некий вьюнош двадцать лет ( то есть половину моей жизни) назад, и я ни черта не помню, что это был за вьюнош и как он смотрел на мир — я вообще с ним тупо незнаком. Те смутные воспоминания, что живут в моей голове об этом участке моей биографии  намного тусклее, чем картины и воспоминания детства, отложившиеся у меня в голове благодаря прочтению книги Джеральда Даррела «Моя семья и звери». То есть я намного более Даррелл, написавший «Мою семью», чем Калугин, написавший «Ондатру».
А во-вторых я как тогда не понимал, что же такое из меня написалось, так и сейчас не понимаю. И мне будет приятно попробовать на склоне лет ( кокетливо вздыхает и делает глазки ) осмыслить , например, символические, допустим-то, ряды означенной песни. То есть я смотрю на собственную песню очень извне, думаю — настолько же, насколько её видит среднестатистический слушатель. Отличие состоит только в том, что я её пою на каждом концерте. При этом ( да не обманут публику  мои чувственные придыхания и энергетические взвывания ) размышляя о том, что мне сегодня приготовила жена на ужин, сколько денег можно ожидать при такой заполненности зала, и сколько же , чёрт возьми, времени, мне ещё тут париться до момента, когда можно будет (соблюдя приличия) с этой ёбаной сцены наконец свалить. Говоря по чести, слушатель к этой песне имеет отношение куда более серьёзное, чем я, хренов исполнитель. И я с большим бы вострогом и радостью поделился с собеседником  своими соображениями о Жареной Рыбе, чем метафизическими занудствами о Рыбе, ловимой на Глазок, но вот беда — в качестве такого собеседника сгодился бы разве, что  Франсуа Вийон. Вот, кто понимал толк в Жареной Рыбе! Эх, где тот Франсуа…. Увы, где прошлогодний снег…Так, о чём я ? А!Вспомнил! Ну-с приступим.

   So. Я совершенно согласен с хтонической природой Короля-Ондатры и тем, что Ива, под корнями которой разместился его тронный зал — есть Arbor Mundi. Но вот размещение брата — Короля-Птицы — в Мире Горнем вызывает у меня вопрос. Наличие крыл у него самого и его подданных не должно нас смущать. Наш подлунный мир наполнен птицами — существами черезвычайно красивыми и, в большинстве своём, столь же черезвычайно тупыми. Вообще мне кажется, что события песни разворачиваются не в нашем мире, и уж подавно не в мире Горнем, но в мире( как его называл Сковорода) с и м б о л и ч е с к о м, том самом мире, где обитают Покровители индейцев, к которым индейцы обращаются с молитвой во время инициатического поста — Человек-Ворон, Человек-Олень и пр. И Человек(Король)
Птица — такой же житель этого мира архетипов, как и Человек-Ондатра. Иначе вряд ли бы можно было с полным правом считать их братьями, помешала бы вертикальная иерархия миров. Никому не приходит в голову назвать человека братом ангела — именно в силу этого обстоятельства, хотя люди и ангелы очень близки. Далее. Если мы согласимся с автором комментария в том, что магическая Рыба есть христианский Ихтис, то с дальнейшей трактовкой событий повествования возникают серьёзнейшие разногласия. Автор приписывает Королю-Ондатре осознанное желание приобщиться христианству, во имя которого им приносится в жертву собственный брат, носитель Зрения, то есть принадлежности и сопричастности природному бытию.
Между тем, если мы проследим за логикой повествования, мы увидим, что моральная парадигма, в русле которой действует герой, отнюдь не христианская, и осознанности в его поступках не наблюдается. Собственно, что происходит? Герой — рыболов ( надеюсь, ни у кого нет сомнений в том, что Ондатра, то есть водяная крыса, по жизни рыболов?Сомневающимся могу признаться в том, что изначально имелся в виду Король-Выдра, каким образом он превратился в Ондатру — для меня самого большой вопрос. Но Ондатры тоже питаются рыбой. хотя и не преимущественно)  узнаёт о существовании на белом свете Супер-Рыбы. Никаких иных отличий от рыб обыкновенных, которыми он регулярно питается, он не наблюдает , главное достоинство Супер-Рыбы — это жир-колдовство, магическая составляющая, дарующая власть над природой.
И как  образцовый язычник, для которого важнее всего Воинский Подвиг и Могущество , герой даёт К Л Я Т В У — во что бы то ни стало поймать эту главную на свете рыбу. Существование такой рыбы — для него вызов, на который он должен ответить. Логика очень знакомая каждому, кто читал скандинавские, германские и проч. саги или русские былины. Так Святогор клянётся поднять землю, вообще поиск Великого соперника — главный мотив языческих саг о героях. Необратимость клятвы — тоже глубоко языческий мотив. Вспомним, что христианство категорически запрещает клятву : » Не клянись ни небом, ни землёй….». Но для дохристианского сознания( включая ветхозаветное) клятва была одной из главных святынь. Нарушить клятву было немыслимо. Библейский царь приносит в жертву собственную дочь, ибо поклялся принести в жертву первое, что встретится ему на пути домой. Святогор уходит в почву, погибает, осознаёт это, но прекратить попытку поднять Землю не может — он под клятвой. Для христианина совершенно не западло было бы узнав, что платой за дивную рыбу должна стать жизнь брата врубить заднего. Более того, ему пришлось бы каяться на исповеди в том, что он вообще имел гордыню поклясться. Христианство знает ОБЕТЫ — но во-первых суть обета аскетическая, это всегда самоограничение : » Даю обет не вкушать молока во все дни жизни моей», а во-вторых нарушение обета не фатально, ибо всем известно, что человек слаб. Для язычника же нарушение клятвы есть полное и окончательное крушение. Поэтому наш герой ни на секунду не сомневается, что при всей любви к брату, о котором он до того плакал, теперь необходимо его убить. Ибо клятва принесена.


Вспомним, что библейская история тоже имеет своим началом братоубийство, более того — все мы по этой истории есть наследники братоубийцы, каиниты. Собственно история Каина — это наша история, история человечества, пустившегося в далёкий путь На Север после убийства брата, история обретения нами человеческого лица. Король -Ондатра до своего падения не ощущает себя человеком — он действительно един с мирозданием, он его часть. И лишь братоубийство приносит отрезвление, ничего странного, что лицо Рыбы-Христа (лицо ЧЕЛОВЕКА,  его собственное лицо!) показалось ему чужим. Он ОТПАЛ, отпал в результате своего поступка  настолько, что не узнал себя в Христовом зеркале. И лишь отведав Рыбы, став с нею физически одним, он узрел воплощённый Гнев Божий, узрел, кем он был и кем стал. Такое понимание поистине способно выжечь и мысли и память. Герой действительно становится пришлецом и странником на этой земле — только сделало его таким не христианство, а совершенное преступление. Языческий мир доигрался в свои клятвы и свой героизм. Палку не просто перегнули — она с треском сломалась. Никакого наивного единства с природным бытием после такого подвига как братоубийство не могло остаться и тени. Воспринимавшие божественное как власть и силу , которой можно овладеть — столкнулись с тем, что божественное проявило себя как беспощадная острота видения самого себя и своего места в мире. Но пародоксальным образом падение явилось пробуждением, растворённая в бытии единая с ним сущность — осознала свою отделённость, и пустилась в далёкое странствие, финалом которого станет рождение Нового Неба и Новой Земли. Так рождаются боги. Человеческое дитя рождается из бесконечного счастья обнимающей его материнской любви через страшное предательство — принесение матери родовых мук. Но только так из языческого счастья внутриутробного растворённого в Великой Матери существования может явиться на свет новый, равнозначный матери и отцу сознающий человек.

  Нельзя также согласиться с автором в его географических штудиях. Напомним, что он утверждает горизонтальную природу стремления героя песни на Север, меж тем, как сакральная география говорит о  ВЕРТИКАЛЬНОМ значении оси Юг-Север в противовес горизонтали Запад-Восток (любой идиот может убедиться в правоте древней дисциплины  тупо взглянув на обыкновенную карту) .Именно в пространстве Восток-Запад жили герои песни до момента битвы, в царстве относительного, в царстве природы, в циклическом вращении. Это и был мир язычества. И лишь подвиг-преступление разрывает и сметает относительность, открывая иную, вертикальную перспективу. Путь На СЕВЕР становится возможен только после приобщения героя Плоти И Крови подлинной Божественности, после того, как ему в отчаянной ясности ( пали покровы) является понимание его подлинного места в бытии. Преступление становится залогом Спасения, парадоксальная логика христианства:  лучше быть Холодным ( Абсолютным преступником), чем Теплым скитальцем вдоль  оси Восток-Запад. Иуда не выдержал ужаса этого видения. Пётр смог, и отправился на Север — к Перевёрнутому Кресту.

 Напоследок хочу дружески пожать автору руку, и сказать, что вполне понимаю его боль и досаду на страшную отделённость современного человечества от корней, от Великой Матери, ответственность за каковое положение дел  автор возлагает на христианство. Я вполне солидарен с ним в его боли, но с нахождением ответственного в лице христианства согласиться не могу. Напротив, христианство — это то, что даёт надежду на преодоление разрыва. Не христиане придумали зверства. Мир никогда не знал идиллического язычества наподобие язычества бушменов из «Наверное  Боги сошли с ума». То есть у бушменов, быть может, оно и явило свой благостный лик, но даже для индейцев разбить боевой палицей голову пятилетнему ребёнку врага было делом совершенно нормальным ( см. Шульц, «Сын племени Навахов»). Что уж говорить о судьбе взятых с боем язычниками городов или о карфагенском Быке. Можно узнать из былин о том, как Вольга с дружиной вели себя в Царстве Индийском, или о милом обычае распахивать у поверженного противника одежды на груди ( именно в результате такого казуса русский богатырь в сказках обретает жену, обнаружив под доспехом Груди Женские). А зачем он их распахивает-то, не задумывались? Ответ прост : он собирается вскрыть побеждённому грудь и сожрать его сердце, дело житейское.
Убийство Короля-Птицы в надежде достичь великого могущества — тема насквозь языческая. И чудо христианства в том, что оно неожиданно явило Лик Человеческий в момент, когда казалось это могущество (рыба) было уже в руках. Божественное, повоторяю, оказалось совсем не тем, на что рассчитывали. Ждали Всемогущего царя-чудотворца, явился ничтожный плотник, которого убили. История христианских зверств — это история того, как трудно преодолевается обезумевший преступник в человеке. Нет теперь надежды вернуться назад, туда, где Король-Ондатра идиллически ловил уклеек , нет смысла не помня себя обнимать весенний дуб и жечь костры. Нас не примут. Король-Птица мёртв, и мёртв от нашей руки. Теперь — только вперёд, туда, где нет тени жизни, в абсолютную ночь. На Север. Так рождаются Боги.

***
Интервью с Сергеем Калугиным — ноябрь 2003 года:

— …вот в «Короле-Ондатре» есть такой кусок (сцена битвы) — очень похоже на чеченские танцы. Это сознательно или интуитивное предчувствие событий?

— Конечно, интуиция. Кроме того, я тогда и не знал, что нельзя накладывать пунктир на такого рода ритм. В результате получаются постоянные биения. Это был очень непрофессиональный момент, но он прозвучал. В этом альбоме было много счастливых случайностей.

***
Ондатра — (мускусная крыса) полуводный грызун.

ondatra

***
Уклейки — пресноводные стайные рыбы семейства карповых.

***
Фрегаты — семейство океанических птиц отряда веслоногих.
Характерной особенносью самцов фрегатов является малиновая кожа на горле. Во время токования самец раздувает горловой мешок до размеров крупного апельсина.

fregat

***
Лице — старорусское «Лицо».

***
крест твой в круге — см.:

С. Калугин, 1999:

Я его туда ляпнул просто потому, что видел иллюстрации с кельтскими крестами. <..> Символ мироздания, в общем-то…

krest_irish
Крест Святого Патрика, Скала Кашел, Ирландия.

***
коростель — небольшая птица семейства пастушков, издающая скрипучий звук.

.

_______________________________________________________________________

Текст песни «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу»:

Я видел небо в стальных переливах
И камни на илистом дне.
И стрелы уклеек, чья плоть тороплива,
Сверкали в прибрежной волне.

И еще было море, и пенные гривы
На гребнях ревущих валов.
И крест обомшелый, в объятиях ивы,
Чьи корни дарили мне кров.

А в странах за морем, где люди крылаты,
Жил брат мой, он был королем,
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Я помнил и плакал о нем.

Брат мой, с ликом птицы, брат с перстами девы,
Брат мой!
Брат, мне море снится, черных волн напевы,
Брат мой!

В недоброе утро узнал я от старца
О Рыбе, чей жир — колдовство,
И Клятвою Крови я страшно поклялся
Отведать ее естество.

А старец, подобный столетнему вязу,
Ударил в пергамент страниц —
«Нажива для рыбы творится из глаза —
Из глаза Властителя Птиц».

Брат мой, плащ твой черный
Брат мой, стан твой белый
Брат мой, плащ мой белый
Брат мой, стан мой черный
Брат мой!

Брат мой, крест твой в круге
Брат, круг мой объял крест
Брат мои, крест мой в круге
Брат, круг твой объял крест
Брат мои!

Я вышел на скалы, согнувшись горбато
И крик мой потряс небеса —
То брат выкликал на заклание брата,
Чтоб вырвать у брата глаза.

И буря поднялась от хлопанья крылий —
То брат мой явился на зов,
И жертвенной кровью мы скалы кропили,
И скрылись от взора Богов.

Брат мой, взгляд твой черный
Брат мой, крик твой белый
Брат мой, взгляд мой белый
Брат мой, крик мой черный
Брат мой!

Брат, где твой нож — вот мой,
Брат, вот мой нож, твой где
Брат, где нож твой — вот мой
Вот мой нож, мой брат, мой…
Брат мой!

И битва была, и померкло светило
За черной грядой облаков.
Не знал я, какая разбужена Сила
Сверканием наших клинков

Не знал я, какая разбужена Сила
Сверканием наших клинков,
И битва кипела, и битва бурлила
Под черной грядой облаков!

Чья клубится на востоке полупризрачная тень?
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?

Се, грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь,
Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь.
Се, влекомый нашей схваткой
правит путь свой в вышине.
И горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне…

И рухнул мне под ноги брат обагренный,
И крик бесновавшихся птиц,
Метался над камнем, где стыл побежденный
Сочась пустотою глазниц.

И глаз наживил я, и бросил под глыбу.
Где волны кружатся кольцом —
Удача была мне, я выловил Рыбу
С чужим человечьим лицом

Я рыбы отведал, и пали покровы,
Я видел сквозь марево дня,
Как движется по небу витязь багровый,
Чье око взыскует меня.

Ладони я вскинул — но видел сквозь руки,
И вот мне вонзились в лице.
Четыре зрачка на сверкающем круге
В кровавом и страшном кольце.

И мысли мне выжгло, и память застыла,
И вот, я отправился в путь,
И шел я на Север, и птица парила,
И взгляд мой струился как ртуть.

Я спал под корнями поваленных елей,
А ел я бруснику и мед.
Я выткал надорванный крик коростеля
Над зыбью вечерних болот.

И в странах бескрайнего льда и заката.
Где стынет под веком слеза,
Пою я о брате, зарезавшем брата
За Рыбу, чья пища — глаза…

октябрь 1992 г.

.

_______________________________________________________________________

<<< Вернуться на главную страницу группы ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ

<<< Вернуться на страницу «Дискография группы ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ»

<<< Вернуться на страницу «Песни группы ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ по алфавиту»

Автор и координатор проекта «РОК-ПЕСНИ: толкование» — © Сергей Курий

Старая тема, но мне хочется свести воедино песню и объяснения — слишком она важна для меня. Пусть будет.

Взято отсюда:

http://orgia.diary.ru/­­p203383897.htm…

Итак… :

О, великолепный Король-Ондатра! Как говорит сам Сергей Саныч, «я с интересом, не меньшим, чем слушатели, слышащие её в первый раз, следил за развивающимися событиями. До сих пор не могу сказать, что смысл до конца ясен мне самому». Тем интереснее, когда за толкование берутся сами слушатели. Ну, а еще интереснее, когда автор им отвечает. Итак, коллеги, два взгляда на «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу».

О КОРОЛЕ-ОНДАТРЕ

ДИАЛОГ ЯЗЫЧНИКА С ХРИСТИАНИНОМ

ЧАСТЬ 1. ЯЗЫЧНИК

Итак, начинаем наш небольшой разбор… заслуженно знаменитой песни Сергея Калугина «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу». Неплохо бы было, чтоб Сергей, читающий этот журнал, прочел и анализ своей песни. Неплохо бы было также, чтоб он не захотел мне «дать в морду, желательно — с ноги» (с) по прочтении))

Персоналии

Король-Ондатра.

Я видел небо в стальных переливах

И камни на илистом дне

И стрелы уклеек, чья плоть тороплива,

Сверкали в прибрежной волне

И еще было море, и пенные гривы

На гребнях ревущих валов

И крест обомшелый, в объятиях ивы,

Чьи корни дарили мне кров.

Итак, вот он наш герой. Король-Ондатра, то есть существо земноводное. В европейской языческой традиции воды — символ нижнего мира. Ондатра живет под корнями дерева, в норе, в подземелье, то есть существо хтоническое. Впоследствии упоминается еще одна хтоническая черта — согбенность, горбатость Короля-Ондатры. Ива здесь — мировое древо, у корней которого обитает это существо, получеловек-полузверь… полубог? Он же не просто ондатра, он — Король-Ондатра…

Король Птиц

А в странах за морем, где люди крылаты,

Жил брат мой, он был королем

И глядя, как кружатся в небе фрегаты,

Я помнил и плакал о нем.

Брат мой, с ликом птицы, брат с перстами девы,

Брат мой!

Брат, мне море снится, черных волн напевы,

Брат мой

«За морем» — символ иного мира, верхнего мира, неба. В русской старине «Птицы» описывается существующее «за морем» общество «птиц»,где орел-воевода, колпица-ключница и пр. Если Ондатра — хозяин нижнего мира, то его брат — Властитель Неба, волшебной страны, где «люди крылаты».

Применима и социальная проекция этих персонажей — Король Птиц — знать. Король-Ондатра — вождь низших, «хтонических» слоев общества.

Рыба

В недоброе утро узнал я от старца

О Рыбе, чей жир — колдовство

И Клятвою Крови я страшно поклялся

Отведать ее естество.

А старец, подобный столетнему вязу,

Ударил в пергамент страниц —

«Нажива для рыбы творится из глаза —

Из глаза Властителя Птиц».

Рыба — древний символ христианства, предшествовавший в этом качестве языческому по происхождению кресту. По-гречески рыба «ихтис», что воспринималось, как аббревиатура греческой же фразы «Иисус Христос, сын божий, спаситель». Король-Ондатра жаждет «отведать естество» Рыбы — вкусить «крови и плоти» Того, Кого символизировала рыба, чтоб обрести «колдовство» — как языческая Европа только и могла воспринять обетования Евангелия. «Старец»-проповедник ссылается на книгу — «ударил в пергамент страниц» — библию. При чем же тут глаз и Властитель Птиц?

Вырванный глаз, как цена вхождения в царствие небесное (Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя) упоминаются в библии, и притом неоднократно (Мф. 5,29, Мф. 18, 9, Мк. 9, 47). Впрочем, здесь ведь говорится о своем глазе… но пока мне не доводилось слышать о том, кто исполнил бы это предписание. Зато, как и Король-Ондатра, другим выкалывали глаза охотно — например, болгарский равноапостольный царь Борис ослепил своего сына, Владимира Хросате, за отказ отречься о старых Богов.

Не менее известно другое предписание библии: «Тот, кто не возненавидел своего отца и свою мать, не сможет быть моим учеником, и тот, кто не возненавидел своих братьев и своих сестер и не понес свой крест, как я, не станет достойным меня» Мф 10: 37

Опять же, исторических примеров среди проводников христианства немало. Равноапостольный император Константин перерезал половину своей родни, равноапостольный король Хлодвиг — практически всю. На этом плане Король-Ондатра и наш равноапостольный братоубийца Владимир вообще ангелочки.

Отречение от брата, вырванные глаза — цена обретению «Рыбы», возможности вкусить ее «кровь и плоть».

Более того, брат Короля-Ондатры — не просто брат, это властитель языческого рая, Божество (в языческих мифологиях Боги часто были старшими родственниками людям), его необходимо победить мечтающему о Рыбе «с чужим человечьим лицом». Есть и социальный аспект — христианство часто адресовалось к «униженным и оскорбленным», к рабам и простонародью. Его принял внук пахаря Мешко, «рабичич» Владимир, его разносили за пределы римского лимеса Каролинги — буквально «сыновья крепостного».

События

Не знал я, какая разбужена Сила

Сверканием наших клинков

Интересно, что именно в языческой традиции Севера братоубийство, точнее, даже возможность такового, вполне апокалиптическое, в полном смысле этого слова, событие. В Эдде, среди предвестий Рагнарекка, читаем «братья начнут биться друг с другом».

Чья клубится на востоке полупризрачная тень?

Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?

Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?

Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?

Се, грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь,

Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь

Се, влекомый нашей схваткой

правит путь свой в вышине

и горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне…

Этот персонаж сопоставляется с Кухулином. Хотя кельтского оттенка в песне отрицать невозможно (скажем, крест в круге — действительно кельтский символ), это сходство — не главное. Существо, для которого солнце и луна — лишь нагрудные амулеты, существо, разделившее своими «хрустальными дорогами» «ночь и день», то есть тьму от света, держатель «шеста», касающегося небес и дна одновременно, вряд ли может быть могучим, но все же заурядным богатырем Кухлином.

Это Сущность неизмеримо более могущественная, и то, что один из его глаз обращен «вовнутрь», как бы слеп для внешнего мира, позволяет сопоставить его с древним Богом магии, Богом дорог и странствий — Тем, Чьими воплощениями являются Один, Шива, наш Велес…

И глаз наживил я, и бросил под глыбу.

Где волны кружатся кольцом —

Удача была мне, я выловил Рыбу

С чужим человечьим лицом

«Человечье лицо» — это «вочеловеченность» Того, чьим символом является Рыба. Лицо «чужое», чужеземное — естественная реакция северянина на средиземноморский тип лица Иисуса на иконах.

И мысли мне выжгло, и память застыла,

И вот, я отправился в путь

И шел я на Север, и птица парила,

И взгляд мой струился как ртуть

принявший христианство (отведавший Рыбы) братоубийца становится «пришельцем и странником»(Евр 11:13), вечным беглецом от «Витязя багрового».

Таким образом, в песне этой я вижу историю принятия северными язычниками христианства, историю, рассказанную на языке языческих мифов. Крещение, вкушение Рыбы — отречение от небесного брата и братоубийство, бунт завистливого полузверя против крылатого властителя недоступных ему Небес. Собственной рукой отрезавший себя от рода, потерявший свое место в мифологической Вертикали и выпав в горизонтальную плоскость (тут появляются уже «Север» и «Закат», т.е. Запад) «зыби вечерних болот», утративший память и мысли — такую цену заплатил братоубийца за «колдовство», которое надеялся обрести, вкусив «крови и плоти» Рыбы..

——————

взято здесь

ЧАСТЬ 2. ХРИСТИАНИН

В Жиже обнаружился очень интересный (по крайней мере для меня) разбор моего детского творения…

Во-первых, хотелось бы поблагодарить его автора за столь внимательное отношение к столь скромному предмету (и немедленно размёл перьями шляпы пыль в радиусе трёх метров), а во-вторых, хотелось бы вместе поразмышлять над предложенной трактовкой изложенных в песне событий. Я думаю, что вполне имею на это право. Во-первых, эту песню написал некий вьюнош двадцать лет (то есть половину моей жизни) назад, и я ни черта не помню, что это был за вьюнош и как он смотрел на мир — я вообще с ним тупо незнаком. Те смутные воспоминания, что живут в моей голове об этом участке моей биографии намного тусклее, чем картины и воспоминания детства, отложившиеся у меня в голове благодаря прочтению книги Джеральда Даррела «Моя семья и звери». То есть я намного более Даррелл, написавший «Мою семью», чем Калугин, написавший «Ондатру». А во-вторых, я как тогда не понимал, что же такое из меня написалось, так и сейчас не понимаю. И мне будет приятно попробовать на склоне лет (кокетливо вздыхает и делает глазки) осмыслить, например, символические, допустим-то, ряды означенной песни. То есть я смотрю на собственную песню очень извне, думаю — настолько же, насколько её видит среднестатистический слушатель. Отличие состоит только в том, что я её пою на каждом концерте. При этом (да не обманут публику мои чувственные придыхания и энергетические взвывания) размышляя о том, что мне сегодня приготовила жена на ужин, сколько денег можно ожидать при такой заполненности зала, и сколько же, чёрт возьми, времени, мне ещё тут париться до момента, когда можно будет (соблюдя приличия) с этой ёб@ной сцены наконец свалить. Говоря по чести, слушатель к этой песне имеет отношение куда более серьёзное, чем я, хренов исполнитель. И я с большим бы восторгом и радостью поделился с собеседником своими соображениями о Жареной Рыбе, чем метафизическими занудствами о Рыбе, ловимой на Глазок, но вот беда — в качестве такого собеседника сгодился бы разве что Франсуа Вийон. Вот, кто понимал толк в Жареной Рыбе! Эх, где тот Франсуа… Увы, где прошлогодний снег… Так, о чём я? А! Вспомнил! Ну-с приступим.

So. Я совершенно согласен с хтонической природой Короля-Ондатры и тем, что Ива, под корнями которой разместился его тронный зал — есть Arbor Mundi. Но вот размещение брата — Короля-Птицы — в Мире Горнем вызывает у меня вопрос. Наличие крыл у него самого и его подданных не должно нас смущать. Наш подлунный мир наполнен птицами — существами черезвычайно красивыми и, в большинстве своём, столь же черезвычайно тупыми. Вообще мне кажется, что события песни разворачиваются не в нашем мире, и уж подавно не в мире Горнем, но в мире (как его называл Сковорода) с и м б о л и ч е с к о м, том самом мире, где обитают Покровители индейцев, к которым индейцы обращаются с молитвой во время инициатического поста — Человек-Ворон, Человек-Олень и пр. И Человек (Король) Птица — такой же житель этого мира архетипов, как и Человек-Ондатра. Иначе вряд ли бы можно было с полным правом считать их братьями, помешала бы вертикальная иерархия миров. Никому не приходит в голову назвать человека братом ангела — именно в силу этого обстоятельства, хотя люди и ангелы очень близки. Далее. Если мы согласимся с автором комментария в том, что магическая Рыба есть христианский Ихтис, то с дальнейшей трактовкой событий повествования возникают серьёзнейшие разногласия. Автор приписывает Королю-Ондатре осознанное желание приобщиться христианству, во имя которого им приносится в жертву собственный брат, носитель Зрения, то есть принадлежности и сопричастности природному бытию. Между тем, если мы проследим за логикой повествования, мы увидим, что моральная парадигма, в русле которой действует герой, отнюдь не христианская, и осознанности в его поступках не наблюдается. Собственно, что происходит? Герой — рыболов (надеюсь, ни у кого нет сомнений в том, что Ондатра, то есть водяная крыса, по жизни рыболов? Сомневающимся могу признаться в том, что изначально имелся в виду Король-Выдра, каким образом он превратился в Ондатру — для меня самого большой вопрос. Но Ондатры тоже питаются рыбой, хотя и не преимущественно) узнаёт о существовании на белом свете Супер-Рыбы. Никаких иных отличий от рыб обыкновенных, которыми он регулярно питается, он не наблюдает , главное достоинство Супер-Рыбы — это жир-колдовство, магическая составляющая, дарующая власть над природой. И как образцовый язычник, для которого важнее всего Воинский Подвиг и Могущество , герой даёт КЛЯТВУ — во что бы то ни стало поймать эту главную на свете рыбу. Существование такой рыбы — для него вызов, на который он должен ответить. Логика очень знакомая каждому, кто читал скандинавские, германские и проч. саги или русские былины. Так Святогор клянётся поднять землю, вообще поиск Великого соперника — главный мотив языческих саг о героях. Необратимость клятвы — тоже глубоко языческий мотив. Вспомним, что христианство категорически запрещает клятву: « Не клянись ни небом, ни землёй….». Но для дохристианского сознания (включая ветхозаветное) клятва была одной из главных святынь. Нарушить клятву было немыслимо. Библейский царь приносит в жертву собственную дочь, ибо поклялся принести в жертву первое, что встретится ему на пути домой. Святогор уходит в почву, погибает, осознаёт это, но прекратить попытку поднять Землю не может — он под клятвой. Для христианина совершенно не западло было бы, узнав, что платой за дивную рыбу должна стать жизнь брата, врубить заднего. Более того, ему пришлось бы каяться на исповеди в том, что он вообще имел гордыню поклясться. Христианство знает ОБЕТЫ – но, во-первых, суть обета аскетическая, это всегда самоограничение: «Даю обет не вкушать молока во все дни жизни моей», а во-вторых, нарушение обета не фатально, ибо всем известно, что человек слаб. Для язычника же нарушение клятвы есть полное и окончательное крушение. Поэтому наш герой ни на секунду не сомневается, что при всей любви к брату, о котором он до того плакал, теперь необходимо его убить. Ибо клятва принесена.

Вспомним, что библейская история тоже имеет своим началом братоубийство, более того — все мы по этой истории есть наследники братоубийцы, каиниты. Собственно история Каина — это наша история, история человечества, пустившегося в далёкий путь на Север после убийства брата, история обретения нами человеческого лица. Король-Ондатра до своего падения не ощущает себя человеком — он действительно един с мирозданием, он его часть. И лишь братоубийство приносит отрезвление, ничего странного, что лицо Рыбы-Христа (лицо ЧЕЛОВЕКА, его собственное лицо!) показалось ему чужим. Он ОТПАЛ, отпал в результате своего поступка настолько, что не узнал себя в Христовом зеркале. И лишь отведав Рыбы, став с нею физически одним, он узрел воплощённый Гнев Божий, узрел, кем он был и кем стал. Такое понимание поистине способно выжечь и мысли и память. Герой действительно становится пришлецом и странником на этой земле — только сделало его таким не христианство, а совершенное преступление. Языческий мир доигрался в свои клятвы и свой героизм. Палку не просто перегнули — она с треском сломалась. Никакого наивного единства с природным бытием после такого подвига как братоубийство не могло остаться и тени. Воспринимавшие божественное как власть и силу, которой можно овладеть — столкнулись с тем, что божественное проявило себя как беспощадная острота видения самого себя и своего места в мире. Но парадоксальным образом падение явилось пробуждением, растворённая в бытии единая с ним сущность — осознала свою отделённость, и пустилась в далёкое странствие, финалом которого станет рождение Нового Неба и Новой Земли. Так рождаются боги. Человеческое дитя рождается из бесконечного счастья обнимающей его материнской любви через страшное предательство — принесение матери родовых мук. Но только так из языческого счастья внутриутробного растворённого в Великой Матери существования может явиться на свет новый, равнозначный матери и отцу сознающий человек.

Нельзя также согласиться с автором в его географических штудиях. Напомним, что он утверждает горизонтальную природу стремления героя песни на Север, меж тем, как сакральная география говорит о ВЕРТИКАЛЬНОМ значении оси Юг-Север в противовес горизонтали Запад-Восток (любой идиот может убедиться в правоте древней дисциплины, тупо взглянув на обыкновенную карту). Именно в пространстве Восток-Запад жили герои песни до момента битвы, в царстве относительного, в царстве природы, в циклическом вращении. Это и был мир язычества. И лишь подвиг-преступление разрывает и сметает относительность, открывая иную, вертикальную перспективу. Путь На СЕВЕР становится возможен только после приобщения героя Плоти И Крови подлинной Божественности, после того, как ему в отчаянной ясности (пали покровы) является понимание его подлинного места в бытии. Преступление становится залогом Спасения, парадоксальная логика христианства: лучше быть Холодным (Абсолютным преступником), чем Теплым скитальцем вдоль оси Восток-Запад. Иуда не выдержал ужаса этого видения. Пётр смог, и отправился на Север — к Перевёрнутому Кресту.

Напоследок хочу дружески пожать автору руку, и сказать, что вполне понимаю его боль и досаду на страшную отделённость современного человечества от корней, от Великой Матери, ответственность за каковое положение дел автор возлагает на христианство. Я вполне солидарен с ним в его боли, но с нахождением ответственного в лице христианства согласиться не могу. Напротив, христианство — это то, что даёт надежду на преодоление разрыва. Не христиане придумали зверства. Мир никогда не знал идиллического язычества наподобие язычества бушменов из «Наверное, боги сошли с ума». То есть у бушменов, быть может, оно и явило свой благостный лик, но даже для индейцев разбить боевой палицей голову пятилетнему ребёнку врага было делом совершенно нормальным (см. Шульц, «Сын племени Навахов»). Что уж говорить о судьбе взятых с боем язычниками городов или о карфагенском Быке. Можно узнать из былин о том, как Вольга с дружиной вели себя в Царстве Индийском, или о милом обычае распахивать у поверженного противника одежды на груди (именно в результате такого казуса русский богатырь в сказках обретает жену, обнаружив под доспехом Груди Женские). А зачем он их распахивает-то, не задумывались? Ответ прост: он собирается вскрыть побеждённому грудь и сожрать его сердце, дело житейское. Убийство Короля-Птицы в надежде достичь великого могущества — тема насквозь языческая. И чудо христианства в том, что оно неожиданно явило Лик Человеческий в момент, когда казалось это могущество (рыба) было уже в руках. Божественное, повторяю, оказалось совсем не тем, на что рассчитывали. Ждали Всемогущего царя-чудотворца, явился ничтожный плотник, которого убили. История христианских зверств — это история того, как трудно преодолевается обезумевший преступник в человеке. Нет теперь надежды вернуться назад, туда, где Король-Ондатра идиллически ловил уклеек, нет смысла не помня себя обнимать весенний дуб и жечь костры. Нас не примут. Король-Птица мёртв, и мёртв от нашей руки. Теперь — только вперёд, туда, где нет тени жизни, в абсолютную ночь. На Север. Так рождаются Боги.

О, великолепный Король-Ондатра! Как говорит сам Сергей Саныч, «я с интересом, не меньшим, чем слушатели, слышащие её в первый раз, следил за развивающимися событиями. До сих пор не могу сказать, что смысл до конца ясен мне самому». Тем интереснее, когда за толкование берутся сами слушатели. Ну, а еще интереснее, когда автор им отвечает. Итак, коллеги, два взгляда на «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу».

О КОРОЛЕ-ОНДАТРЕ
ДИАЛОГ ЯЗЫЧНИКА С ХРИСТИАНИНОМ

ЧАСТЬ 1. ЯЗЫЧНИК

Итак, начинаем наш небольшой разбор… заслуженно знаменитой песни Сергея Калугина «Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу». Неплохо бы было, чтоб Сергей, читающий этот журнал, прочел и анализ своей песни. Неплохо бы было также, чтоб он не захотел мне «дать в морду, желательно — с ноги» (с) по прочтении))

Персоналии

Король-Ондатра.

Я видел небо в стальных переливах
И камни на илистом дне
И стрелы уклеек, чья плоть тороплива,
Сверкали в прибрежной волне
И еще было море, и пенные гривы
На гребнях ревущих валов
И крест обомшелый, в объятиях ивы,
Чьи корни дарили мне кров.

Итак, вот он наш герой. Король-Ондатра, то есть существо земноводное. В европейской языческой традиции воды — символ нижнего мира. Ондатра живет под корнями дерева, в норе, в подземелье, то есть существо хтоническое. Впоследствии упоминается еще одна хтоническая черта — согбенность, горбатость Короля-Ондатры. Ива здесь — мировое древо, у корней которого обитает это существо, получеловек-полузверь… полубог? Он же не просто ондатра, он — Король-Ондатра…

Король Птиц

А в странах за морем, где люди крылаты,
Жил брат мой, он был королем
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Я помнил и плакал о нем.
Брат мой, с ликом птицы, брат с перстами девы,
Брат мой!
Брат, мне море снится, черных волн напевы,
Брат мой

«За морем» — символ иного мира, верхнего мира, неба. В русской старине «Птицы» описывается существующее «за морем» общество «птиц»,где орел-воевода, колпица-ключница и пр. Если Ондатра — хозяин нижнего мира, то его брат — Властитель Неба, волшебной страны, где «люди крылаты».
Применима и социальная проекция этих персонажей — Король Птиц — знать. Король-Ондатра — вождь низших, «хтонических» слоев общества.

Рыба

В недоброе утро узнал я от старца
О Рыбе, чей жир — колдовство
И Клятвою Крови я страшно поклялся
Отведать ее естество.
А старец, подобный столетнему вязу,
Ударил в пергамент страниц —
«Нажива для рыбы творится из глаза —
Из глаза Властителя Птиц».

Рыба — древний символ христианства, предшествовавший в этом качестве языческому по происхождению кресту. По-гречески рыба «ихтис», что воспринималось, как аббревиатура греческой же фразы «Иисус Христос, сын божий, спаситель». Король-Ондатра жаждет «отведать естество» Рыбы — вкусить «крови и плоти» Того, Кого символизировала рыба, чтоб обрести «колдовство» — как языческая Европа только и могла воспринять обетования Евангелия. «Старец»-проповедник ссылается на книгу — «ударил в пергамент страниц» — библию. При чем же тут глаз и Властитель Птиц?

Вырванный глаз, как цена вхождения в царствие небесное (Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя) упоминаются в библии, и притом неоднократно (Мф. 5,29, Мф. 18, 9, Мк. 9, 47). Впрочем, здесь ведь говорится о своем глазе… но пока мне не доводилось слышать о том, кто исполнил бы это предписание. Зато, как и Король-Ондатра, другим выкалывали глаза охотно — например, болгарский равноапостольный царь Борис ослепил своего сына, Владимира Хросате, за отказ отречься о старых Богов.

Не менее известно другое предписание библии: «Тот, кто не возненавидел своего отца и свою мать, не сможет быть моим учеником, и тот, кто не возненавидел своих братьев и своих сестер и не понес свой крест, как я, не станет достойным меня» Мф 10: 37

Опять же, исторических примеров среди проводников христианства немало. Равноапостольный император Константин перерезал половину своей родни, равноапостольный король Хлодвиг — практически всю. На этом плане Король-Ондатра и наш равноапостольный братоубийца Владимир вообще ангелочки.

Отречение от брата, вырванные глаза — цена обретению «Рыбы», возможности вкусить ее «кровь и плоть».

Более того, брат Короля-Ондатры — не просто брат, это властитель языческого рая, Божество (в языческих мифологиях Боги часто были старшими родственниками людям), его необходимо победить мечтающему о Рыбе «с чужим человечьим лицом». Есть и социальный аспект — христианство часто адресовалось к «униженным и оскорбленным», к рабам и простонародью. Его принял внук пахаря Мешко, «рабичич» Владимир, его разносили за пределы римского лимеса Каролинги — буквально «сыновья крепостного».

События

Не знал я, какая разбужена Сила
Сверканием наших клинков

Интересно, что именно в языческой традиции Севера братоубийство, точнее, даже возможность такового, вполне апокалиптическое, в полном смысле этого слова, событие. В Эдде, среди предвестий Рагнарекка, читаем «братья начнут биться друг с другом».

Чья клубится на востоке полупризрачная тень?
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?

Се, грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь,
Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь
Се, влекомый нашей схваткой
правит путь свой в вышине
и горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне…

Этот персонаж сопоставляется с Кухулином. Хотя кельтского оттенка в песне отрицать невозможно (скажем, крест в круге — действительно кельтский символ), это сходство — не главное. Существо, для которого солнце и луна — лишь нагрудные амулеты, существо, разделившее своими «хрустальными дорогами» «ночь и день», то есть тьму от света, держатель «шеста», касающегося небес и дна одновременно, вряд ли может быть могучим, но все же заурядным богатырем Кухлином.

Это Сущность неизмеримо более могущественная, и то, что один из его глаз обращен «вовнутрь», как бы слеп для внешнего мира, позволяет сопоставить его с древним Богом магии, Богом дорог и странствий — Тем, Чьими воплощениями являются Один, Шива, наш Велес…

И глаз наживил я, и бросил под глыбу.
Где волны кружатся кольцом —
Удача была мне, я выловил Рыбу
С чужим человечьим лицом

«Человечье лицо» — это «вочеловеченность» Того, чьим символом является Рыба. Лицо «чужое», чужеземное — естественная реакция северянина на средиземноморский тип лица Иисуса на иконах.

И мысли мне выжгло, и память застыла,
И вот, я отправился в путь
И шел я на Север, и птица парила,
И взгляд мой струился как ртуть

принявший христианство (отведавший Рыбы) братоубийца становится «пришельцем и странником»(Евр 11:13), вечным беглецом от «Витязя багрового».

Таким образом, в песне этой я вижу историю принятия северными язычниками христианства, историю, рассказанную на языке языческих мифов. Крещение, вкушение Рыбы — отречение от небесного брата и братоубийство, бунт завистливого полузверя против крылатого властителя недоступных ему Небес. Собственной рукой отрезавший себя от рода, потерявший свое место в мифологической Вертикали и выпав в горизонтальную плоскость (тут появляются уже «Север» и «Закат», т.е. Запад) «зыби вечерних болот», утративший память и мысли — такую цену заплатил братоубийца за «колдовство», которое надеялся обрести, вкусив «крови и плоти» Рыбы..
——————
взято здесь

ЧАСТЬ 2. ХРИСТИАНИН

В Жиже обнаружился очень интересный (по крайней мере для меня) разбор моего детского творения…
Во-первых, хотелось бы поблагодарить его автора за столь внимательное отношение к столь скромному предмету (и немедленно размёл перьями шляпы пыль в радиусе трёх метров), а во-вторых, хотелось бы вместе поразмышлять над предложенной трактовкой изложенных в песне событий. Я думаю, что вполне имею на это право. Во-первых, эту песню написал некий вьюнош двадцать лет (то есть половину моей жизни) назад, и я ни черта не помню, что это был за вьюнош и как он смотрел на мир — я вообще с ним тупо незнаком. Те смутные воспоминания, что живут в моей голове об этом участке моей биографии намного тусклее, чем картины и воспоминания детства, отложившиеся у меня в голове благодаря прочтению книги Джеральда Даррела «Моя семья и звери». То есть я намного более Даррелл, написавший «Мою семью», чем Калугин, написавший «Ондатру». А во-вторых, я как тогда не понимал, что же такое из меня написалось, так и сейчас не понимаю. И мне будет приятно попробовать на склоне лет (кокетливо вздыхает и делает глазки) осмыслить, например, символические, допустим-то, ряды означенной песни. То есть я смотрю на собственную песню очень извне, думаю — настолько же, насколько её видит среднестатистический слушатель. Отличие состоит только в том, что я её пою на каждом концерте. При этом (да не обманут публику мои чувственные придыхания и энергетические взвывания) размышляя о том, что мне сегодня приготовила жена на ужин, сколько денег можно ожидать при такой заполненности зала, и сколько же, чёрт возьми, времени, мне ещё тут париться до момента, когда можно будет (соблюдя приличия) с этой ёб@ной сцены наконец свалить. Говоря по чести, слушатель к этой песне имеет отношение куда более серьёзное, чем я, хренов исполнитель. И я с большим бы восторгом и радостью поделился с собеседником своими соображениями о Жареной Рыбе, чем метафизическими занудствами о Рыбе, ловимой на Глазок, но вот беда — в качестве такого собеседника сгодился бы разве что Франсуа Вийон. Вот, кто понимал толк в Жареной Рыбе! Эх, где тот Франсуа… Увы, где прошлогодний снег… Так, о чём я? А! Вспомнил! Ну-с приступим.

So. Я совершенно согласен с хтонической природой Короля-Ондатры и тем, что Ива, под корнями которой разместился его тронный зал — есть Arbor Mundi. Но вот размещение брата — Короля-Птицы — в Мире Горнем вызывает у меня вопрос. Наличие крыл у него самого и его подданных не должно нас смущать. Наш подлунный мир наполнен птицами — существами черезвычайно красивыми и, в большинстве своём, столь же черезвычайно тупыми. Вообще мне кажется, что события песни разворачиваются не в нашем мире, и уж подавно не в мире Горнем, но в мире (как его называл Сковорода) с и м б о л и ч е с к о м, том самом мире, где обитают Покровители индейцев, к которым индейцы обращаются с молитвой во время инициатического поста — Человек-Ворон, Человек-Олень и пр. И Человек (Король) Птица — такой же житель этого мира архетипов, как и Человек-Ондатра. Иначе вряд ли бы можно было с полным правом считать их братьями, помешала бы вертикальная иерархия миров. Никому не приходит в голову назвать человека братом ангела — именно в силу этого обстоятельства, хотя люди и ангелы очень близки. Далее. Если мы согласимся с автором комментария в том, что магическая Рыба есть христианский Ихтис, то с дальнейшей трактовкой событий повествования возникают серьёзнейшие разногласия. Автор приписывает Королю-Ондатре осознанное желание приобщиться христианству, во имя которого им приносится в жертву собственный брат, носитель Зрения, то есть принадлежности и сопричастности природному бытию. Между тем, если мы проследим за логикой повествования, мы увидим, что моральная парадигма, в русле которой действует герой, отнюдь не христианская, и осознанности в его поступках не наблюдается. Собственно, что происходит? Герой — рыболов (надеюсь, ни у кого нет сомнений в том, что Ондатра, то есть водяная крыса, по жизни рыболов? Сомневающимся могу признаться в том, что изначально имелся в виду Король-Выдра, каким образом он превратился в Ондатру — для меня самого большой вопрос. Но Ондатры тоже питаются рыбой, хотя и не преимущественно) узнаёт о существовании на белом свете Супер-Рыбы. Никаких иных отличий от рыб обыкновенных, которыми он регулярно питается, он не наблюдает , главное достоинство Супер-Рыбы — это жир-колдовство, магическая составляющая, дарующая власть над природой. И как образцовый язычник, для которого важнее всего Воинский Подвиг и Могущество , герой даёт КЛЯТВУ — во что бы то ни стало поймать эту главную на свете рыбу. Существование такой рыбы — для него вызов, на который он должен ответить. Логика очень знакомая каждому, кто читал скандинавские, германские и проч. саги или русские былины. Так Святогор клянётся поднять землю, вообще поиск Великого соперника — главный мотив языческих саг о героях. Необратимость клятвы — тоже глубоко языческий мотив. Вспомним, что христианство категорически запрещает клятву: » Не клянись ни небом, ни землёй….». Но для дохристианского сознания (включая ветхозаветное) клятва была одной из главных святынь. Нарушить клятву было немыслимо. Библейский царь приносит в жертву собственную дочь, ибо поклялся принести в жертву первое, что встретится ему на пути домой. Святогор уходит в почву, погибает, осознаёт это, но прекратить попытку поднять Землю не может — он под клятвой. Для христианина совершенно не западло было бы, узнав, что платой за дивную рыбу должна стать жизнь брата, врубить заднего. Более того, ему пришлось бы каяться на исповеди в том, что он вообще имел гордыню поклясться. Христианство знает ОБЕТЫ – но, во-первых, суть обета аскетическая, это всегда самоограничение: «Даю обет не вкушать молока во все дни жизни моей», а во-вторых, нарушение обета не фатально, ибо всем известно, что человек слаб. Для язычника же нарушение клятвы есть полное и окончательное крушение. Поэтому наш герой ни на секунду не сомневается, что при всей любви к брату, о котором он до того плакал, теперь необходимо его убить. Ибо клятва принесена.

Вспомним, что библейская история тоже имеет своим началом братоубийство, более того — все мы по этой истории есть наследники братоубийцы, каиниты. Собственно история Каина — это наша история, история человечества, пустившегося в далёкий путь на Север после убийства брата, история обретения нами человеческого лица. Король-Ондатра до своего падения не ощущает себя человеком — он действительно един с мирозданием, он его часть. И лишь братоубийство приносит отрезвление, ничего странного, что лицо Рыбы-Христа (лицо ЧЕЛОВЕКА, его собственное лицо!) показалось ему чужим. Он ОТПАЛ, отпал в результате своего поступка настолько, что не узнал себя в Христовом зеркале. И лишь отведав Рыбы, став с нею физически одним, он узрел воплощённый Гнев Божий, узрел, кем он был и кем стал. Такое понимание поистине способно выжечь и мысли и память. Герой действительно становится пришлецом и странником на этой земле — только сделало его таким не христианство, а совершенное преступление. Языческий мир доигрался в свои клятвы и свой героизм. Палку не просто перегнули — она с треском сломалась. Никакого наивного единства с природным бытием после такого подвига как братоубийство не могло остаться и тени. Воспринимавшие божественное как власть и силу, которой можно овладеть — столкнулись с тем, что божественное проявило себя как беспощадная острота видения самого себя и своего места в мире. Но парадоксальным образом падение явилось пробуждением, растворённая в бытии единая с ним сущность — осознала свою отделённость, и пустилась в далёкое странствие, финалом которого станет рождение Нового Неба и Новой Земли. Так рождаются боги. Человеческое дитя рождается из бесконечного счастья обнимающей его материнской любви через страшное предательство — принесение матери родовых мук. Но только так из языческого счастья внутриутробного растворённого в Великой Матери существования может явиться на свет новый, равнозначный матери и отцу сознающий человек.

Нельзя также согласиться с автором в его географических штудиях. Напомним, что он утверждает горизонтальную природу стремления героя песни на Север, меж тем, как сакральная география говорит о ВЕРТИКАЛЬНОМ значении оси Юг-Север в противовес горизонтали Запад-Восток (любой идиот может убедиться в правоте древней дисциплины, тупо взглянув на обыкновенную карту). Именно в пространстве Восток-Запад жили герои песни до момента битвы, в царстве относительного, в царстве природы, в циклическом вращении. Это и был мир язычества. И лишь подвиг-преступление разрывает и сметает относительность, открывая иную, вертикальную перспективу. Путь На СЕВЕР становится возможен только после приобщения героя Плоти И Крови подлинной Божественности, после того, как ему в отчаянной ясности (пали покровы) является понимание его подлинного места в бытии. Преступление становится залогом Спасения, парадоксальная логика христианства: лучше быть Холодным (Абсолютным преступником), чем Теплым скитальцем вдоль оси Восток-Запад. Иуда не выдержал ужаса этого видения. Пётр смог, и отправился на Север — к Перевёрнутому Кресту.

Напоследок хочу дружески пожать автору руку, и сказать, что вполне понимаю его боль и досаду на страшную отделённость современного человечества от корней, от Великой Матери, ответственность за каковое положение дел автор возлагает на христианство. Я вполне солидарен с ним в его боли, но с нахождением ответственного в лице христианства согласиться не могу. Напротив, христианство — это то, что даёт надежду на преодоление разрыва. Не христиане придумали зверства. Мир никогда не знал идиллического язычества наподобие язычества бушменов из «Наверное, боги сошли с ума». То есть у бушменов, быть может, оно и явило свой благостный лик, но даже для индейцев разбить боевой палицей голову пятилетнему ребёнку врага было делом совершенно нормальным (см. Шульц, «Сын племени Навахов»). Что уж говорить о судьбе взятых с боем язычниками городов или о карфагенском Быке. Можно узнать из былин о том, как Вольга с дружиной вели себя в Царстве Индийском, или о милом обычае распахивать у поверженного противника одежды на груди (именно в результате такого казуса русский богатырь в сказках обретает жену, обнаружив под доспехом Груди Женские). А зачем он их распахивает-то, не задумывались? Ответ прост: он собирается вскрыть побеждённому грудь и сожрать его сердце, дело житейское. Убийство Короля-Птицы в надежде достичь великого могущества — тема насквозь языческая. И чудо христианства в том, что оно неожиданно явило Лик Человеческий в момент, когда казалось это могущество (рыба) было уже в руках. Божественное, повторяю, оказалось совсем не тем, на что рассчитывали. Ждали Всемогущего царя-чудотворца, явился ничтожный плотник, которого убили. История христианских зверств — это история того, как трудно преодолевается обезумевший преступник в человеке. Нет теперь надежды вернуться назад, туда, где Король-Ондатра идиллически ловил уклеек, нет смысла не помня себя обнимать весенний дуб и жечь костры. Нас не примут. Король-Птица мёртв, и мёртв от нашей руки. Теперь — только вперёд, туда, где нет тени жизни, в абсолютную ночь. На Север. Так рождаются Боги.

отсюда

…из калугинского «Рассказа Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу».

Сначала смотрим текст песни:
http://orgius.ru/txt/rasskaz_korolja_ondatry.html

Главные герои, Ондатра и Птица, — авторские. Но два странных существа — волшебная Рыба и «витязь», которого видит прозревший, так сказать, Король-Ондатра, — это персонажи кельтской мифологии.

Что там про Рыбу?

«В недоброе утро узнал я от старца
О Рыбе, чей жир — колдовство…»

«Я рыбы отведал, и пали покровы…»

«Пою я о брате, зарезавшем брата
За Рыбу, чья пища — глаза…»

Теперь смотрим, кто такой кельтский лосось мудрости.

Во-первых, это такая специальная полезная рыба, которая обитает в некоторых волшебных источниках и дает необычайную мудрость, духовное зрение и прочие ценные дары тому, кто ее съест. Есть по меньшей мере две похожие истории на эту тему: валлийская о Гвион Бахе (отце великого барда Талиесина) и ирландская о Финне. Юный Финн по приказу своего наставника — и точно так же юный Гвион Бах по приказу богини Керридвен — сторожат жарящегося лосося мудрости с наказом ни в коем случае не есть от него ни кусочка. Но оба нечаянно нарушают запрет: обмакивают палец в жир волшебной рыбы и облизывают его, в результате чего обретают мудрость и колдовскую силу. (Финн легко отделался, а вот Гвион Баха, по одной из версий, рассерженная Керридвен догнала и слопала, из-за чего вскоре и родила Талиесина.)

Во-вторых, про глаза. Здесь явная традиционная ассоциация между духовным зрением (ясновидением, мудростью, прозорливостью) и физической слепотой (частичной, т.е. одноглазостью, как в истории Одина, или полной, как много-много где еще, от Тиресия до наших дней). За «второе зрение» приходится расплачиваться «первым». В образе кельтского лосося это тоже отражено. Н.С. Широкова в статье «Кельтские боги другого мира» пишет: «Одно из мест обитания этого мудрого лосося было в Эсс Руайд («Водопад Руада»). … Будучи одноглазым («goll»), этот лосось назывался Голл Эсса Руайд». Так что волшебная Рыба явно питается тем, чего ей

в супе

не хватает :)

В третьих, кельтский лосось мудрости — это один из образов Дагды, всеведущего верховного бога ирландского пантеона.
Ну и, вдобавок, это Финтан, Белый Старец. Персонаж «Книги захватов Ирландии», муж Кессаир (внучки Ноя) — предводительницы второй волны завоевателей Ирландии. Из всех людей, пришедших в Ирландию с Кессаир, всемирный потоп пережил только Финтан, превратившийся в лосося. Он провел год под водой в пещере (которую потом назвали «Могила Финтана»), а после потопа прожил еще 5500 лет, превращаясь то в лосося, то в орла, то в ястреба, то еще в каких-то животных. Когда крестили Ирландию, Финтана поймали, и он рассказал много всяких мудрых историй.

* * *

Далее, что там про Витязя?

Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь…
…и горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне…

По вот этим вот причудливым глазам однозначно опознается Кухулин: «Семь зрачков было в королевских глазах его, четыре в одном глазу и три в другом».

Очень странный мистический Кухулин, да. Что он здесь делает, спрашивается?
А вот что.

«Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?»

Такой вот намек на один чудесный боевой прием, которым Кухулин владел в совершенстве, а именно — «прыжок лосося«: «бег по копью с выпрямлением тела на острие и геройским прыжком».

Но главное — здесь же намек на знаменитый Бой-у-Брода, поединок Кухулина с его лучшим другом и побратимом Фер Диадом. Бой длился три дня, силы противников были почти равны, но в конце концов Кухулин сразил друга, пальцами ноги метнув в него копье из-под воды. Очень грустная история, поскольку убивать Фер Диада он совсем не хотел — но пришлось из политических соображений.

Так что Короля-Ондатру преследует призрак такого же братоубийцы, как и он сам.

* * *
Ну и в заключение о символике строк

Брат мой, крест твой в круге
Брат, круг мой объял крест
Брат мои, крест мой в круге
Брат, круг твой объял крест
Брат мой!

Крест в круге — это, собственно, кельтский крест :))
Но в более общем виде круг — вечность и вечная жизнь (в духе, очевидно), крест — материальный мир. (Кстати, из этого символа потом развились розенкрейцерские Роза-и-Крест: Роза Духа, распятая на Кресте Материи.)

Что касается чередования образов в этих строках.
Во-первых, это та же «инь-янская символика», что и строфой выше:

Брат мой, плащ твой черный
Брат мой, стан твой белый
Брат мой, плащ мой белый
Брат мой, стан мой черный

Во-вторых, с одной стороны, Птица символизирует Дух (Круг), а Ондатра — Материю (Крест); с другой — Король-Ондатра обретает духовную-магическую силу (Круг), а Властитель Птиц оказывается жертвой (Крест, «распятость» Духа в Мире); с третьей — Ондатра тоже оказывается жертвой собственного «прозрения», и его итоговое состояние — опять-таки крест в круге.

* * *

Первые наброски там:
http://halina.livejournal.com/750981.html

Am             C                    Dm      E         Am
Я видел небо в стальных переливах и камни на илистом дне,
Am                     C               Dm       E          Am
И стрелы уклеек, чья плоть тороплива, сверкали в прибрежной волне.
  Dm           F                 C
Еще было море и пенные гривы  на гребнях ревущих валов
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
И крест обомшелый в объятиях ивы, чьи корни дарили мне кров.

Am             C               Dm E  Am
А в странах за морем, где люди крылаты,
Am                     C Dm E Am
Жил брат мой - он был королем.
  Dm           F                C
И глядя, как кружатся в небе фрегаты,
Am      Dm F C Dm E Am
Я помнил и плакал о нем.

Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой с ликом птицы, брат с перстами девы, 
Dm E Am
Брат мой.
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2       Am
Брат, мне море снится, черных волн напевы,
Dm E Am
Брат мой.

Am             C                    Dm      E         Am
В недоброе утро узнал я от старца о рыбе, чей жир - колдовство,
Am             C                    Dm      E       Am
И клятвою крови я страшно поклялся отведать ее естество.
  Dm           F                 C
Но старец, подобный столетнему вязу, ударил в пергамент страниц:
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
"Нажива для рыбы твориться из глаза - из глаза властителя птиц!"

Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой, плащ твой черный, брат мой, стан твой белый,
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой, плащ мой белый, брат мой, стан мой черный,
Dm E Am
Брат мой.
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой, крест твой в круге, брат, круг мой объял крест,
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой, крест мой в круге, брат, круг твой объял крест,
Dm E Am
Брат мой.

Am             C                    Dm      E         Am
Я вышел на скалы, согнувшись, горбатый, и крик мой потряс небеса.
Am             C                    Dm      E         Am
То брат выкликал на заклание брата, чтоб вырвать у брата глаза.
  Dm           F                 C
И буря поднялась от хлопанья крылей, - то брат мой явился на зов.
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
И жертвенной кровью мы скалы кропили и скрылись от взора богов.

Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой, взгляд твой черный, брат мой, крик твой белый,
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат мой, взгляд мой белый, брат мой, крик мой черный,
Dm E Am
Брат мой.
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат, где нож твой - вот мой, брат, вот мой нож - твой где,
Am 1 Am 2   Am        Am 1 Am 2         Am
Брат, где нож твой - вот мой, вот мой нож, мой брат, мой…
Dm E Am
Брат мой.

Am             C                    Dm      E         Am
И битва была, и померкло светило за черной грядой облаков.
Am             C                    Dm      E         Am
Не знал я, какая разбужена сила сверканием наших клинков.
  Dm           F                 C
Не знал я, какая разбужена сила сверканием наших клинков.
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
А битва кипела, а битва бурлила под черной грядой облаков!

Йахо!

Am                        Dm  E     Am
Чья клубиться на Востоке полупризрачная тень?
Am                      Dm  E     Am
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Dm                        F                    C
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?
Am                      Dm       E     Am         
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?

Am                        Dm  E     Am
Се - грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь.
Am                        Dm  E     Am
Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь.
Dm                        F                    C
Се - влекомый нашей схваткой правит путь свой в тишине.
Am                      Dm       E     Am  
И горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне. Хэй!

Am             C                    Dm      E         Am
И рухнул мне под ноги брат обагренный, и крик бесновавшихся птиц
Am             C                    Dm      E         Am
Метался над камнем, где стыл побежденный, сочась пустотою глазниц.
  Dm           F                 C
И глаз наживил я, и бросил под глыбу, где волны кружатся кольцом.
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
Удача была мне - я выловил рыбу с чужим человечьим лицом.

Am             C                    Dm      E         Am
Я рыбы отведал, и пали покровы - я видел сквозь марево дня,
Am             C                    Dm      E         Am
Как движется по небу витязь багровый, чье око взыскует меня.
  Dm           F                 C
Я вскинул ладони, но видел сквозь руки. И вот мне вонзились в лице
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
Четыре зрачка на сверкающем круге в кровавом и страшном кольце.

Am             C                    Dm      E         Am
И мысли мне выжгло, и память застыла, и вот я отправился в путь.
Am             C                    Dm      E         Am
И шел я на север, и птица парила, и взгляд мой струился как ртуть.
  Dm           F                 C
Я спал под корнями поваленных елей, а ел я бруснику и мед,
Am      Dm            F      C        Dm     E        Am
Я выткал надорванный крик коростеля над зыбью вечерних болот.

Am             C                    Dm      E         Am
И в странах бескрайнего льда и заката, где стынет под веком слеза, 
Am             C                    Dm      E         Am
Пою я о брате, зарезавшем брата, за рыбу, чья пища - глаза.

Скачать и слушать музыку онлайн - Musify

  • ТОП треков
  • ТОП релизов
  • Альбомы
  • Сборники
  • Саундтреки
  • Плейлисты
  1. Главная

  2. Исполнители

  3. Сергей Калугин

  4. Nigredo

  5. Рассказ Короля-Ондатры О Рыбной

Сергей Калугин — Рассказ Короля-Ондатры О Рыбной

Рассказ Короля-Ондатры О Рыбной

Скачать MP3

  • Сергей Калугин

  • Nigredo


  • 09:06

    20,85 Мб

    320 Кб/с

  • 3355

#Rock

отключить рекламу

  • видео

Смотреть видео клип «Сергей Калугин — Рассказ Короля-Ондатры О Рыбной» онлайн

Обновить видеоклип

Прислать текст песни
Прислать перевод

Похожие композиции

Сергей Калугин — Рассказ Короля-Ондатры О Рыбной Ловле В Пятницу

Сергей Калугин — Рассказ Короля-Ондатры

Дикая Охота — Рассказ Короля-Ондатры О Рыбной Ловле В Пятницу

Сергей Калугин — Rasskaz Korolya-Ondatry O Rybnoy Lovle V Pyatnitsu

Сергей Калугин — О Перетяжках

Сергей Калугин — Вопросы О Стихах

Сергей Калугин — Байка О Совпадениях

Сергей Калугин — Слово О Вампирах

Сергей Калугин — Байки О Дурке

Сергей Калугин — Байки О Брайане

Loading…

Популярные исполнители

Король и Шут

Король и Шут

2641 треков

Ленинград

Ленинград

1686 треков

Pink Floyd

Pink Floyd

8222 треков

Linkin Park

Linkin Park

9734 треков

Кино

Кино

5775 треков

David Guetta

David Guetta

3035 треков

Григорий Лепс

Григорий Лепс

1815 треков

Deep Purple

Deep Purple

6456 треков

Владимир Высоцкий

Владимир Высоцкий

9233 треков

Imany

Imany

246 треков

The Prodigy

The Prodigy

2488 треков

Ария

Ария

2293 треков

Все исполнители

Популярные жанры

#Hard Rock#Pop#Disco#Heavy Metal#Rock#Blues Rock#Eurodance#Trance#Synthpop#Rap#Thrash Metal#OST#Русский шансон#Power Metal#Progressive Rock#Blues#Alternative Rock#Electronic#Jazz#New Age

Все жанры

отключить рекламу

  • Рассказ кошкин дом читать
  • Рассказ короленко слепой музыкант краткое содержание
  • Рассказ кошка под дождем
  • Рассказ короленко в дурном обществе краткое содержание
  • Рассказ который тургенев написал находясь под арестом