Неужели мы заслужили то, что происходит: смертоносную эпидемию неизвестного доселе вируса, закрытые границы, цифровые пропуска и попытки создания искусственного интеллекта, который будет всех контролировать.. .Что нас ждёт? О своём видении развития дальнейших событиях рассказал известный фантаст Сергей Лукьяненко, между прочим, не только писатель, но и врач по профессии.
Лучший мир победившего коммунизма, бесплатные пирожные в уличных автоматах и путешествия на другие планеты — так описывали наше счастливое завтра советские фантасты.
Киперпанк и постапокалипсис, мировые пандемии, гибнущие цивилизации, мрачные картинки обезлюдевших городов — это все традиции западной фантастики.
Судя по тому, что происходит сегодня, западники оказались более точными предсказателями. Так где и когда мы все проскочили развилку, ведущую в светлое будущее Стругацких и Кира Булычева?
— Сергей Васильевич, как вы думаете, где и когда мы прошли точку невозврата, после чего «прекрасное далеко» Алисы Селезневой стало невозможно? Почему сбываются самые страшные прогнозы? Разве то, что происходит сегодня с нами, справедливо?
— Я думаю, точка невозврата произошла в тот момент, когда советское общество окончательно забюрократизировалось и стало имитировать благие принципы, в которые до этого искренне верили. В государстве появилась фальшь, ее видели все, от представителей номенклатуры до рядовых колхозников. Именно тогда, мне кажется, замечательная история про гостью из будущего превратилась в пустышку.
В отличие от нашей, западная фантастика изначально являлась антиутопической, там честно заявляли, что человек по своей природе — существо гадкое, что он всегда найдёт грязь в себе и в окружающем мире.
Да, дотянуться до прекрасного далеко оказалось гораздо сложнее, чем позволить всему идти своим чередом. Как грустно шутят фантасты, мы променяли светлое будущее «Понедельника» Стругацких на темный мир «Стальной крысы» Гаррисона.
На самом деле общественное развитие не останавливается, как коммунизм не был неизбежной вариацией развития человечества, так и современное общество вовсе не является единственным путём в завтрашний день. Рано или поздно, я уверен, мы придём к гармоничному, гуманному и удобному для людей миру.
— Если доживем. А пока — электронные пропуска для запертых по домам испуганных и боящихся заболеть сограждан. Если бы вам рассказали такой сюжет год назад, поверили бы?
— Я бы удивился, но не слишком. Пандемии случались в мировой истории и раньше, птичьи, свиные гриппы, долгое время они оставались ложными тревогами, но рано или поздно один из вирусов должен был «выстрелить».
— Та же столетней давности испанка началась во время Первой Мировой войны: антисанитария, массовая миграция, все это способствовало ее мгновенному распространению. Сейчас веке технологически мир сильно отличается от того, каким он был в то время. Так почему же мы не смогли остановить заразу на подступах?
— Война и тогда была вторичным фактором, я думаю. Сейчас нет широких военных действий, зато есть то, чего не было в 1919-м — активной сети пассажирских, грузовых, авиаперевозок. Это позволило инфекции распространяться даже быстрее, чем век назад. А в противовирусной терапии мы за эти 100 лет не слишком преуспели.
— Так, может, проблема в том, что вирус рукотворен? И его специально создали с целью уничтожения части человечества? Например, в одном из ваших последних романов биологи придумали боевой вирус на основе обычной детской ветрянки — дети переносят и выздоравливают, но для взрослых, на которых он рассчитан, ветряная оспа — смертельная болезнь.
— Трудно сказать, откуда взялся конкретно, этот SARS-COV-2, есть достаточно авторитетные мнения как в пользу одной, так и в пользу другой теории. Полностью исключать искусственное происхождение я бы не стал.
Но, если это и рукотворный вирус, я не думаю, что целью создания было вызвать смертоносную мировую пандемию, что его специально выпустили на свободу, максимум могла быть неосторожность учёных в лаборатории.
Что касается детских болезней, то действительно в юном возрасте ветряная оспа переносится легко, в былые времена детей специально приводили в гости к больным товарищам, чтобы они тоже переболели, и это была самая естественная иммунизация. Но корь может протекать тяжело и в детстве, поэтому необходимо вакцинироваться.
— Учёные срочно разрабатывают вакцину от нынешнего коронавируса. Говорят, ещё год, другой… Долго ждать!
— Ждать нужно, вакцина важна. Другой вопрос, что быстро это не делается.
— Так за это время вполне может случиться, что мир поделится на тех, кто уже перенёс COVID-19, как ваши умершие и восставшие зомби — кваZи, и остальное человечество. Последних естественным путём будет становиться все меньше, первых больше. Возможна ли война между ними? Не лучше ли всем побыстрее переболеть и не мучиться?
— Я думаю, что до открытого противостояния переболевших и не болевших дело все-таки не дойдёт. Но определенная зависть и раздражение к уже пережившим COVID-19, находящимся в безопасности, конечно, присутствует и сегодня. Потому что переболевшие с некоторым даже облегчением могут наблюдать за происходящим со стороны, снять маски, перчатки, свободно передвигаться…
— Как бы не так! Никаких справок, что человек был болен и стал здоров, не дают. Я сама переболела коронавирусом и считаю, что было бы справедливо разрешить тем, кто выздоровел, вернуться к обычной жизни.
— Я тоже считаю, что надо позволять выздоровевшим выходить на работу — это позволит несколько снизить экономические последствия пандемии. Да, есть определённые подозрения, что иммунизация не навсегда, что она не настолько устойчива, но мне кажется, что это, скорее, результат ложного тестирования. Тут слишком много предположений, а фактов, чтобы грамотно рассуждать на тему последствий, пока не хватает.
— Про коронавирус и его мутации никто толком ничего не понимает. Все, в том числе схемы лечения, строится на одних предположениях. Почему в Италии инфекция косила стариков, а у нас болеют и умирают относительно молодые — в среднем, около сорока лет?
— Возможно, причина в том, что российские пенсионеры, пережившие перестройку, распад СССР, постоянно ждут худшего и готовы от него защищаться. Молодежь — более расхлябана и легкомысленна, она не слишком предохраняется от заражения. Но это лишь моя версия. Не исключено, что в России циркулирует уже мутировавший вирус, не тот, что был в Италии.
— А может ли вирус быть разумным? COVID-19 эволюционирует, он хочет жить. И поэтому со временем не убивает своего хозяина, а подстраивается под него, приспосабливается, становится единым целым?
— Для того, что поступать, как вирус, разум не нужен. Если вирус очень активный и быстро убьёт своего носителя, всех вокруг, то он просто дальше не сможет распространиться. При лёгкой же форме болезни он преспокойно в человеке остаётся жить, если, конечно, это можно назвать жизнью.
Назвать вирус живым существом я бы, конечно, не рискнул. Это нечто, стоящее на грани между живой и неживой материей.
Кстати, государство своего рода тоже как вирус. И тоже стоит на грани между живым и неживым. Любое государство в целях обеспечения своего дальнейшего существования хочет все про всех знать, контролировать и так далее. Это его метод выжить. Разумеется, если появляется возможность получить больше прав над управлением гражданами, то упускать это власти не станут. К такому порядку вещей мы шли тысячелетиями, просто сейчас электронные системы позволяют его воплотить в реальность.
— Но как снова стать свободным?
— Только выбросив все смартфоны, гаджеты, кредитные карты и уехав в глушь. Есть и ещё один простой способ — соблюдать новые правила и законы, перестать быть интересными для контролирующих органов.
— Но как соблюдать все правила, многие из которых откровенно бредовые? Я — разумный человек, а не робот, я не способна все заранее распланировать, соблюсти все искусственно созданные алгоритмы передвижения. Хорошо, хоть журналисты могут ходить куда угодно. А у писателей есть бонусы?
— К сожалению, у писателей никаких бонусов нет. Хотя я много лет являюсь и журналистом, именно сейчас, получилось так, официальная корочка отсутствует, из-за чего я крайне расстроен.
— В голливудских фильмах-антиутопиях обязательно существует некое подполье, которое борется за возвращение старого мира. Причем, это не маргиналы, а сообщество людей, сохранивших цивилизационный код, идеологию свободного общества… Видите ли вы в нашем сегодняшнем мире задатки создания сопротивления именно такого толка?
— Но ведь эти ограничения родились не на пустом месте, а из-за реальной опасности. Вы сами переболели, у меня масса знакомых и друзей находятся в больницах. Какое может быть сопротивление, когда тебя пытаются защитить?
Да, конечно, существует некая неповоротливость государственной машины, но запреты давят на людей и в какой-то момент им становится плевать на вирус, они все равно нарушают правила. Хотя устраивать партизанщину в такой ситуации глупо.
Все, что сегодня делается, в том числе и ради нас самих, нашего блага. В чем польза государству от многочисленных запретительных мер, кроме как отработать систему контроля и слежения? В экономическом и социальном плане от этих нововведений сплошной вред и убытки, к тому же растёт раздражение общества, каждый лишний день самоизоляции — это падающее доверие к власти.
Снимать ограничения, думаю, начнут с середины мая, потихоньку, не потому, что это станет не нужным с точки зрения медицины, самоизоляция — невыносима экономически. В Европе происходит то же самое. Продлить карантин было бы можно ещё, но уж слишком накладно и рискованно.
— Так что первично — экономика или эпидемиология?
— Экономика, конечно. Хотя незапланированная ситуация с коронавирусом была воспринята крупным капиталом с некоторой долей облегчения. Мировая экономика перегрета давно, надуты финансовые и инвестиционные пузыри, а под пандемию можно все быстренько зачистить, привести в состояние как после только что закончившейся войны, но без многих ее ужасов.
— Мировое обнуление?
— Да, думаю, под этот уважительный повод все будет переформатировано. Изменятся курсы валют, возможно, появятся новые денежные стандарты, не только на долларах, но и на более твёрдых основах — скажем, на золоте, платине или вообще на киловатт-часах электроэнергии.
— В вашем романе «Черновик» описан мир, где нет нефти. Недавно нефть стала стоить отрицательную цену: чтобы ее забрали, ещё нужно доплатить. Пока углеводороды стоили дорого, имело смысл развивать альтернативное топливо будущего, а сейчас — это просто нерентабельно.
— Мира вообще без нефти в обозримом будущем не будет. Двигатели внутреннего сгорания удобнее электрических, одно дело, периодически заряжаясь от розетки, кататься по мегаполису на маленькой машинке и совсем другое по морозу перевозить куда-то далеко сорок тонн груза. Опять же, горючее — лишь малая толика использования нефти.
Как говорил Дмитрий Иванович Менделеев: топить нефтью все равно, что топить ассигнациями. Нефть есть, была и будет. А колебание цен — нормальный процесс. Я помню мир, в котором нефть стоила двести долларов, и тот, где она была по пять.
— Через ваши книги, особенно ранние, проходит философская мысль: героя ставят перед дилеммой — спасти маленького человека или пожертвовать им и спасти мир, государство, идею, и всякий раз герой посылал всех и спасал человека, часто самого себя, но, получалось, выбрав себя, он спасал этим самым и всех остальных… Возможно ли сейчас в нашей ситуации появление такого героя-одиночки? Не прошло ли время одиноких героев?
— Знаете, недавно появилась такая шутка: сегодня один человек не может изменить весь мир, но одна летучая мышь — запросто. Роль личности в истории важна и она несомненно остаётся.
— Не получится ли, как в некоторых фантастических романах с неожиданной развязкой: нас будут уверять, что мир умирает от коронавируса, что мы должны ещё немного потерпеть ради своего спасения, а эпидемия-то на самом деле давно закончилась.
— Сейчас такое время, что это невозможно. Люди из разных стран и континентов общаются друг с другом в режиме реального времени, что бы ни случилось, все сразу же становится явным, если пройдёт пару месяцев и новости перестанут быть столь ужасающими, станет понятно, что эпидемия подошла к концу.
Я не большой фанатик глобализации, но в ней были здравые зерна, например, возможность свободного перемещения по планете, у меня этой весной планировались поездки в Сеул, в Китай, в Израиль и Голландию. К сожалению, все сорвалось, и это очень обидно. Следует понимать, что прежней вольницы не будет ещё очень долгое время, не факт, что в традиционном виде сохранится и Шенген.
— Так бросить все и уехать в провинцию, где никакой вирус не достанет.
— Да, есть предположения, что из-за ужесточившихся правил и режима жить в столицах станет неудобно и, возможно, они опустеют — лишние люди покинут большие города. Москва — избыточно нагруженный мегаполис, который всасывает в себя трудоспособное и молодое население, ресурсы. Я думаю, страна должна развиваться более равномерно. Возможно, случившееся даст толчок в другом направлении.
— А в каком направлении станет развиваться фантастика?
— Я не считаю правильным, тут же бросить все и начинать писать про эпидемию. Думаю, этой темой читатели пока что наелись и в обычной жизни.
— Жёсткий реализм не сравнится с самой изощренной фантазией?
— Постепенно, но не в горячем режиме, писатели придут к этой теме. После окончания Великой Отечественной минуло двадцать лет, прежде чем к ней обратилась литература. Должно пройти время для осмысления того, что случилось.
— Но если бы это был ваш роман — как бы вы его закончили? Хеппи-эндом?
— Нет никаких оснований считать, что все умрут. Я бы, скорее, завершил его тем, что люди наконец задумались о своей жизни, что в итоге эпидемия изменила нас к лучшему.
— Сергей! Знакомы ли вы с романом Стивена Кинга «Противостояние» («Исход»), написанном в 70-е, в котором описывается пандемия гриппа? Если да, то как его восприняли?
— Я был знаком с этим романом, но это был тот редкий случай, когда я не дочитал его до конца, хотя очень люблю Кинга и ценю его творчество. Связано это с тем, что эта тема все-таки профессиональная для меня. Читать на эту тему не очень приятно, потому что представляешь, как это могло быть в реальности. Вот такая интересная у меня с этим романом сложилась ситуация.
Я пробовал читать, но роман длинный и тяжелый. И мне он не зашел.
— А вот сейчас, когда началась пандемия, не хочется вам его все-таки перечитать и на этот раз до конца? Мало того, написать что-то подобное?
— Опять же нет по той же самой причине. Фантастика все-таки пытается оперировать теми вещами, которых нет, которые возможны, но не те, которые реально вокруг происходят.
Сейчас писать про коронавирус — это заниматься хайпом и попытаться поиграть на интересной всем теме. Но это сиюминутно, потому что коронавирус пройдет. Мир после него, конечно, изменится, но эпидемия закончится.
— Известно, что некоторые катаклизмы, которые происходили с человечеством, вдохновляли многих писателей на написание тех или иных вещей, которые потом получали очень большую популярность и известность. Например, землетрясение, которое уничтожило Лиссабон в XVIII веке, вдохновило Вольтера на написание своего знаменитого «Кандида»…
— … а чума в XIV веке, унесшая столько жизней в Европе, вдохновила Боккаччо на написание «Декамерона».
— Да-да. Это же пример самоизоляции в XIV веке: герои рассказывают друг другу забавные и интересные истории. Не было ли у вас в мыслях чего-то подобного?
— Это была бы прекрасная идея для какого-то иного типа писателей — юмористов или специализирующихся на едкой социальной сатире — взять и написать «Декамерон» нашего времени. Честно взять схему Боккаччо и наполнить ее совершенно иными современными историями. На самом деле это было бы забавно: в меру смешная, в меру пошловатая история. Но это было бы такое торжество жизни над смертью.
Надо сказать, что традиция европейской смеховой культуры во многом развивалось под воздействием эпидемий и других бедствий. Это некоторое противостояние ужасу, царящему вокруг. Очень часто люди смеются не от хорошей жизни и не от того, что вокруг очень здорово. Просто они пытаются противопоставить смерти жизнь, не отчаяние, а юмор.
— Вы ведь тоже писали про разного рода пандемии. Ваши же вампиры, кусая обычного человека, заражают его вампиризмом. Чем не эпидемия, согласитесь. Проблематика вирусных эпидемий вас никогда не волновала?
— У меня на эту тему есть книги более подходящие. Из последних у меня была дилогия «Кваzи» и «КайноZой», где описывался зомби-апокалипсис. Правда, он у меня вызывался не коронавирусом. Там были другие причины. Но там было про вирусное оружие. Причем которое поражает пожилых и взрослых людей.
— Получается, что и вы, как и Стивен Кинг, угадали особенности нынешней пандемии?
— Ну в какой-то мере да. Там была такая суперветрянка, которой дети болели легко и бессимптомно, как и происходит в наше время, а взрослые от нее сильно страдали. В романе они могли даже умирать, если бы разразилась эпидемия.
Писатели иногда все же попадают, когда играют с реальностями. Обычно это все-таки случается. Это не потому, что я четко тут все это предвидел.
— Писатель на то и писатель, что в отличие от обычного человека он на бессознательном, а не рациональном уровне чувствует какие-то глобальные вещи — те же катастрофы. Например, у швейцарского психолога Карла Густа Юнга накануне Первой мировой были кошмарные видения — Землю заливают потоки крови. Он думал, что сходит с ума. Видения прекратились, когда началась война, и реальная кровь начала заливать окопы. Бессознательное давало об этом заранее знать Юнгу вот такими видениями. А вас не мучило никогда нечто подобное?
— То, что общество находится в кризисной точке и что-то такое должно было произойти, у меня достаточно давно. Здесь же, как мне кажется, человечество жаждало, чтобы что-то случилось. Просто наш современный мир так устроен, что все противоречия, все проблемы теоретически должны какой-то встряской, используя новое слово, обнуляться.
Альтернативой этому была бы какая-то большая война, потому что любой экономический кризис, который мог бы выполнить такую же функцию, должен был иметь причину. Причины не было, и все цепочки, например, от цветных революций к этому никак не приводили.
Кем-то было запланировано, что разрушение России по образцу разрушения СССР послужит таким механизмом мирового обнуления. Но Россия внезапно не захотела такую роль выполнять к неудовольствию многих стран и граждан. В результате пришлось искать какой-то другой вариант.
Эта пандемия опасная и плохая, но на самом деле она не настолько ужасающа, как ее представляют. Она выполнила свою роль, и все радостно за нее схватились, для того чтобы произвести некий перезапуск экономики.
Он произойдет тяжко, с проблемами и неприятностями. Кто-то, наоборот, сможет подняться. У нас есть хороший шанс на это.
Разумеется, проблем будет много. Но это лучше, чем мировая война. На каком-то уровне это понимали, и поэтому коронавирус превратился в глобальную проблему.
Сергей Лукьяненко: Да, в 2020 году многое сбылось. Писатели-фантасты давно экспериментировали с темой пандемии, но пока все идет по лайт-варианту: по крайней мере люди, зараженные коронавирусом, не превращаются в зомби, как у меня в романе «Кваzи». Но фантасты не футурологи, они фантазируют, прогнозируют, выбирают варианты. Наша задача — поставить проблему, заострить ее, исходя из жизненных реалий. Общество, как и прогнозировалось авторами в жанре киберпанк (пишущими о подчинении человека технологиям. — Прим. авт.), все жестче завязывается на Сети, начинает контролироваться посредством электронных коммуникаций. Тестируются системы цифровых пропусков…
…и «Яндекс» уже испытывает беспилотную доставку еды из кафе и ресторанов. О чем-то подобном, кстати, вы писали в своем недавнем рассказе «Двести первый шаг», герои которого боятся выйти из дома, несмотря на то, что пандемия давно кончилась.
Сергей Лукьяненко: Да. Рассказ — из сетевого проекта «ПостЭпидемия», мы с коллегами-фантастами собрали его весной. Хотелось помочь людям опомниться и здраво отнестись к окружающему, чтобы они не крутили в голове сюжеты из серии «мы все сейчас умрем». Не умрем. И эту заразу переборем. Я всегда был оптимистом. И считаю, что в жизни и так хватает проблем и неприятностей, так надо хоть в литературе давать людям позитивные эмоции.
А можно ли спрогнозировать, что хорошего может принести нынешняя ситуация?
Сергей Лукьяненко: Ох, непростая задача. Ну, например, опыт карантина показал, что многие офисные работники со своими обязанностями могут справляться из дома, экономя рабочее время и деньги свои и работодателей. Да, это грозит бедами для владельцев офисных центров, заполонивших Москву. Но мне их, честно говоря, не очень жалко…
Мы стали больше думать о гигиене.
Сергей Лукьяненко: Да, это большой плюс. Я надеюсь, что и отношение к медицине тоже пересмотрят в лучшую сторону.
Как работалось в этом году?
Сергей Лукьяненко: Написал гораздо больше, чем мог бы в спокойную пору.
Вы с Ником Перумовым закончили роман «Не место для людей», который начали много лет назад…
Сергей Лукьяненко: Идея берет начало в компьютерных играх. И реализовать ее проще в электронных книгах. В каждой главе происходит какая-то ситуация, где ты можешь сделать выбор, как поступить герою — более жестко? более мягко? он испугался? или, наоборот, разозлился и полез на рожон? он кого-то пожалел или не пожалел? Эти моменты учитываются, накапливаются в электронном механизме сайта в ходе чтения книги. И когда ты доходишь до финала, срабатывает программа, формирующая психологический портрет персонажа, и читатель получает финал, соответствующий его видению героев. Сейчас, на мой взгляд, нельзя писать книгу, как она писалась сто лет назад, пятьдесят или даже двадцать. Классические романы, которые мы в детстве читали, нынешними молодыми могут вообще не восприниматься. Если хочешь оставаться на плаву — надо экспериментировать, искать новые форматы.
Вы предполагали, что доживете до времен, когда можно будет писать без бумаги, тут же передавать написанное читателям и получать от них реакцию?
Сергей Лукьяненко: Предполагал. Я года с 1994-го писал на 386 IBM, стоившем чудовищных денег, там можно было сохранять написанное. А публиковаться начал еще в сети ФИДО, до интернета. Возможности новой коммуникации были понятны, как и то, что Сеть оттянет на себя большую часть литературы.
А какая у вас была пишущая машинка?
Сергей Лукьяненко: Она и сейчас стоит дома на полке — моя любимая, бело-оранжевая, японская. Работать на которой после гремевшей, как трактор, «Москвы» было легко и приятно. Я ее оставил с мыслью, что если в мире кончится электричество, то мне будет на чем писать. Год назад осмотрел ее — там даже лента до конца не высохла.
А вашу семейную жизнь карантин как-то поменял?
Сергей Лукьяненко: Я научился настраивать программы, без которых раньше обходился, — Zoom, «Электронную школу». Дети занимаются теперь дома, онлайн, и… хорошо, что у меня отдельный кабинет. Они, конечно, все равно прибегают с вопросами, приходится быть и учителем, что не очень привычно. Особенно когда вопросы по русскому языку.
Наверное, больше приходится работать по дому?
Сергей Лукьяненко: Я и раньше не ленился, тем более что это хорошая возможность отвлечься, когда что-то не идет или не хочется писать. Можно с чистой совестью сказать: так мне ж сейчас надо повесить вот эту полочку! Я на карантине порылся в книгах, пересортировал их, переставил, убрал с полок и вынес в подъезд те, что мы уже не будем читать. Перебрали с женой гардеробы, отобрали вещи, которые пора уже выбросить. Какой-то мелкий ремонт сделали.
В этом году всем было непросто.
Сергей Лукьяненко: Это был Год крысы, и я сильно обижен на нее. Я ее поклонник, у меня дома более тысячи фигурок крыс и мышей. Было много планов, сорвалась масса поездок. Я хотел бы, чтобы этот 2020-й побыстрее закончился. Думаю, это общее желание.
В 2005 году вы опубликовали рассказ «Удачи в Новом году!» — про то, как один богатый человек 31 декабря решил избавиться от всего, что нажил…
Сергей Лукьяненко: Деньги — не эквивалент счастья. Можно быть богатым и несчастливым. И, конечно, наоборот. Удачи вам в Новом году!