Рассказ мама папа бабушка 8 детей и грузовик

Очень часто в семей­ной жизни нам не хва­тает только одного – пози­тив­ного отно­ше­ния к жизни. «Но как быть, если детей много, они бес­пре­станно шумят, и у нас вре­мени ни на что не хва­тает?» Найти для себя ответ на этот непро­стой вопрос можно после зна­ком­ства с кни­гой «Папа, мама, бабушка, восемь детей и гру­зо­вик». Несмотря на то, что она пред­на­зна­чена для детей, читая её, взрос­лые тоже смо­гут не только отдох­нуть душой, но и научиться смот­реть на мир с улыбкой.

Папа, мама, бабушка, восемь детей и грузовик

Жила-была боль­шая-пре­боль­шая семья: папа, мама и целых восемь детей. Детей звали так: Марен, Мар­тин, Марта, Мадс, Мона, Милли, Мина и Малышка Мортен.

И ещё с ними жил неболь­шой гру­зо­вик, кото­рый они все очень любили. Ещё бы не любить — ведь гру­зо­вик кор­мил всю семью!

Если кто-нибудь из зна­ко­мых соби­рался пере­ез­жать, то непре­менно про­сил папу пере­везти вещи. Если в какой-нибудь мага­зин нужно было доста­вить со стан­ции товар, то и тут не обхо­ди­лось без папи­ного гру­зо­вика. Как-то раз гру­зо­вик возил гро­мад­ные брёвна прямо из леса и так устал, что потом ему при­шлось дать неболь­шой отпуск.

Обычно папа и гру­зо­вик выхо­дили на работу каж­дый день, и папа полу­чал за это деньги. Деньги папа отда­вал маме, а мама поку­пала на них еду, и все были довольны, потому что при­ят­нее быть сытым, чем голодным.

Когда папа, мама и все восемь детей гуляли по улице, про­хо­жие почти все­гда при­ни­мали их за неболь­шую демон­стра­цию. Неко­то­рые даже оста­нав­ли­ва­лись и спра­ши­вали маму:

— Неужели это все ваши дети?

— Конечно, — гордо отве­чала мама. — А то чьи же?

Папа, мама и восемь детей жили в высо­ком камен­ном доме, в самом цен­тре огром­ного города. И хотя семья была такой боль­шой, их квар­тира состо­яла всего-навсего из одной ком­наты и кухни. Ночью папа и мама спали в кухне, на диване, а дети в ком­нате. Но разве можно раз­ме­стить в одной-един­ствен­ной ком­нате целых восемь кроватей?

Конечно, нет! У них и не было ника­ких кроватей.

Каж­дый вечер дети рас­сти­лали на полу восемь мат­ра­сов. Им каза­лось, что это не так уж плохо: во-пер­вых, можно лежать всем рядыш­ком и бол­тать сколько захо­чешь, а во-вто­рых, нет ника­кой опас­но­сти, что ночью кто-нибудь сва­лится с кро­вати на пол.

На день мат­расы укла­ды­ва­лись высо­кой гор­кой в углу, чтобы по ком­нате можно было сво­бодно ходить.

И всё было бы пре­красно, если б не одно непри­ят­ное обсто­я­тель­ство. Вот какое: в квар­тире прямо под ними жила дама, кото­рая тер­петь не могла шума.

Но что поде­ла­ешь, если Марен любила тан­це­вать, Мар­тин — пры­гать, Марта — бегать, Мадс — сту­чать, Мона — петь, Милли — бить в бара­бан, Мина — кри­чать, а Малышка Мор­тен — коло­тить по полу чем попало. Одним сло­вом, можете себе пред­ста­вить, что у них дома было не очень-то тихо.

Одна­жды в дверь посту­чали, и в ком­нату вошла дама, кото­рая жила под ними.

— Моё тер­пе­ние лоп­нуло, — заявила она. — Я сей­час же иду жало­ваться хозя­ину. В этом доме невоз­можно жить. Неужели вы не можете ути­хо­ми­рить своих неснос­ных детей?

Дети спря­та­лись за мамину спину и осто­рожно из-за неё выгля­ды­вали. Каза­лось, что у мамы вме­сто одной головы рас­тёт сразу девять.

— Я всё время пыта­юсь их успо­ко­ить, — ска­зала мама, — но ведь они про­сто играют, как все дети на свете, не могу же я их ругать за это.

— Разу­ме­ется. По мне, так пусть играют сколько угодно, — сер­дито ска­зала дама. — Но после обеда я ложусь отды­хать, и если я ещё услышу хоть один звук, я пойду и пожа­лу­юсь хозя­ину. Я только хотела вас предупредить.

— Что же, ладно, — вздох­нула мама, — сде­лаем как обычно.

Детям было хорошо известно, что зна­чит «как обычно», и чет­веро стар­ших сразу начали оде­вать чет­ве­рых млад­ших. Мама тоже повя­зала пла­ток и надела пальто, и все были готовы к прогулке.

— Куда же мы отпра­вимся сего­дня? — спро­сила мама.

— Откроем новые земли, — ска­зала Марен.

— Пой­дём на улицу, по кото­рой мы нико­гда раньше не ходили, — под­хва­тил Мадс: они все­гда делали на про­гулке какое-нибудь новое открытие.

— Тогда нам при­шлось бы идти очень далеко, а у нас не так уж много вре­мени, — ска­зала мама. — Пой­дёмте лучше на пристань.

Пока они гуляли, с работы вер­нулся папа. Он поста­вил гру­зо­вик возле дома и, прежде чем пойти домой, немного помыл и почи­стил его. Тряпку для про­ти­ра­ния гру­зо­вика папа поло­жил в кабину под сиде­нье. На обрат­ной сто­роне сиде­нья у папы были при­кле­ены фото­гра­фии мамы и всех вось­ме­рых детей. Папе каза­лось, что они таким обра­зом сопро­вож­дают его во всех поездках.

Если папа встре­чал кого-нибудь, кто ему осо­бенно нра­вился, он под­ни­мал сиде­нье и пока­зы­вал фотографии.

— Вот и отлично, — ска­зал папа, — теперь и гру­зо­вику при­ятно, и я могу спо­койно идти домой.

Но как только папа открыл дверь своей квар­тиры, он сразу понял, что дома никого нет.

«Видно, опять у нас побы­вала Дама Снизу», — дога­дался он и при­лёг отдохнуть.

Через неко­то­рое время мама с детьми вер­ну­лась домой. Гру­зо­вика возле дома не было.

— Зна­чит, папа ещё не при­е­хал, — ска­зала Марта.

— Очень жаль, — огор­чи­лась мама. — А я‑то думала, мы все вме­сте пообе­даем. Ну что ж, ничего не поделаешь.

Они вошли в квар­тиру и, к сво­ему удив­ле­нию, обна­ру­жили на кухне спо­койно похра­пы­ва­ю­щего папу.

— Здо­рово ты нас надул! — ска­зала мама. — Куда ты спря­тал гру­зо­вик? Мы огор­чи­лись, что тебя нет дома, а ты, ока­зы­ва­ется, здесь.

— Гру­зо­вик? — сонно ска­зал папа. — Гру­зо­вик стоит на месте, вы его про­сто не разглядели.

— Что ты гово­ришь! — воз­му­ти­лась мама. — Не может быть, чтобы я и восемь детей не заме­тили одного гру­зо­вика. Ну-ка, Марен, сбе­гай вниз, посмотри ещё раз!

Папа сел, поче­сал заты­лок, зев­нул. Каза­лось, что он даже не пони­мает, о чём идёт речь.

— Может, ты отвёз гру­зо­вик в ремонт? — спро­сила мама. — Может, мотор испортился?

— Нет, нет, нет! — вос­клик­нул папа. — Я же ска­зал, что он стоит внизу. Я его даже вымыл и про­тёр стёкла. Довольно об этом! Точка!

Но когда Марен при­бе­жала наверх и ска­зала, что внизу нет ника­кого гру­зо­вика, папа окон­ча­тельно проснулся.

— Я пойду, — ска­зал он, — надо сразу же заявить в полицию.

Все словно ока­ме­нели. Долго никто не мог вымол­вить ни слова. Страшно было и поду­мать, что гру­зо­вик украли. Ведь гру­зо­вик каж­дый день зара­ба­ты­вал для них деньги, и они все любили его, как будто он был член семьи. Да, соб­ственно говоря, так оно и было.

— Мама, ты дума­ешь, его украли? — спро­сила нако­нец Марен.

— Что же тут уди­ви­тель­ного? Ведь он такой кра­си­вый, — отве­тила мама.

Папа пошёл в поли­цей­ский уча­сток, оттуда позво­нили в дру­гие поли­цей­ские участки и сооб­щили, что укра­ден неболь­шой зелё­ный грузовик.

Про­шло несколько дней, но о гру­зо­вике не было ни слуху ни духу. Нако­нец даже по радио объ­явили, чтобы все люди в стране знали, что про­пал неболь­шой зелё­ный грузовик.

В эти дни дети были очень тихими и послуш­ными. Они всё время думали о гру­зо­вике и очень его жалели.

По вече­рам они долго шеп­та­лись, лёжа на мат­ра­сах. Больше всех гово­рил Мартин:

— Зав­тра — день получки, а папа ничего не полу­чит. Давайте пой­дём зав­тра искать гру­зо­вик. Без малы­шей, конечно, только Марен, Марта и я.

— А можно, мы с Моной тоже пой­дём с вами, ведь мы уже не малыши? — спро­сил Мадс.

— Нет, мы пой­дём очень далеко. Мы будем ходить весь день, пока не най­дём, — отве­тил Мартин.

— Пус­кай, — шеп­нул Мадс Моне. — Зав­тра, когда они уйдут, мы тоже улиз­нём и пой­дём искать без них.

— Ладно. Как ты ловко при­ду­мал! — обра­до­ва­лась Мона.

Скоро они уснули, но город ещё не спал, и по ули­цам про­но­си­лись машины: лег­ко­вые авто­мо­били, авто­бусы и много-много зелё­ных грузовиков.

Как вы дума­ете, най­дут папа, мама и восемь детей свой грузовик?

Набе­ри­тесь тер­пе­ния, и вы обо всём узна­ете из сле­ду­ю­щей главы.

Грузовик

На дру­гое утро, как только стар­шие дети ушли из дома, Мадс и Мона стали гото­виться к походу.

Они о чём-то пошеп­та­лись с мамой и выскольз­нули на лестницу.

Они шли, взяв­шись за руки, и раз­гля­ды­вали все про­ез­жав­шие мимо гру­зо­вики. А гру­зо­ви­ков было очень много.

Когда им слу­ча­лось уви­деть зелё­ный гру­зо­вик, они под­бе­гали к нему, загля­ды­вали ему в лицо, но тут же ока­зы­ва­лось, что это чужой. Да, да, не удив­ляй­тесь, у их гру­зо­вика было своё соб­ствен­ное лицо, так же, как у чело­века. К тому же у него был поко­сив­шийся кузов, потому что за свою жизнь гру­зо­вик пере­вёз очень много тяжё­лых грузов.

Нет, не так-то про­сто найти свой гру­зо­вик. Но они должны найти его, потому что без гру­зо­вика папа и мама нико­гда уже не будут весё­лыми и папа не смо­жет зара­ба­ты­вать деньги. Конечно, есть дру­гая работа, но он уже не будет любить её, потому что больше всего на свете он любил водить свой грузовик.

У Моны устали ноги.

— Давай поси­дим немножко, — ска­зала она и подо­шла к боль­шой вит­рине с широ­ким низ­ким кар­ни­зом, на кото­рый можно было присесть.

— Что ж, посиди, — раз­ре­шил Мадс. — Ты только не рас­ки­сай, а то мы нико­гда не най­дём грузовика.

По правде говоря, Мадс не очень-то наде­ялся найти гру­зо­вик. Вчера вече­ром, лёжа в постели, он был уве­рен, что най­дут гру­зо­вик именно они, но сего­дня на улице, видя бес­ко­неч­ный поток машин, он почти поте­рял надежду. Чепуха, из этих поис­ков всё равно ничего не вый­дет! Но ему не хоте­лось гово­рить об этом Моне.

Лучше уж при­тво­риться, будто он верит, что они най­дут гру­зо­вик. А вдруг это поможет?

— Посмотри, какие кра­си­вые ванны, — ска­зала Мона, — может, и у нас когда-нибудь будет такая!

— Тогда нам при­дётся под­ве­сить её к потолку, — бурк­нул Мадс. — Ты лучше смотри на гру­зо­вики, а не на ванны.

— У меня уже глаза устали от этих грузовиков!

— Тогда закрой глаза и слу­шай моторы, ты же зна­ешь, какой у нашего мотора голос.

— Знаю! — Мона крепко зажму­рила глаза и стала слушать.

Сна­чала было страшно, ей каза­лось, что все машины едут прямо на неё. Сперва шум мотора слы­шался изда­лека, потом он всё при­бли­жался и при­бли­жался и нако­нец ревел у неё над ухом с такой силой, что Мона от страха не могла дышать. Но посте­пенно звук зати­хал — машина удалялась.

Скоро Мона пере­стала пугаться и даже чуть не задре­мала под шум моторов.

Вдруг она вскочила:

— Мадс, послу­шай-ка! Закрой глаза и слу­шай. Похоже?

— Похоже. Очень!

Он момен­тально открыл глаза, но — увы! — по улице ехал не зелё­ный, а ярко-крас­ный грузовик.

Гру­зо­вик подъ­е­хал и оста­но­вился прямо перед ними. Из него вышел муж­чина. Неко­то­рое время он с доволь­ным видом раз­гля­ды­вал свой гру­зо­вик. Потом он вошёл в мага­зин, где про­да­ва­лись ванны.

Мадс подо­шёл к гру­зо­вику и осмот­рел кузов.

— Такой же кри­вой, как у нашего, — ска­зал он. — Не пони­маю, неужели могут быть на свете два таких похо­жих грузовика?

— Постой, Мадс, — вдруг закри­чала Мона, — смотри, ты весь выма­зался в крас­ной краске! Что теперь ска­жет мама!

— В краске? — уди­вился Мадс, и, хотите верьте, хотите нет, он был дово­лен. — Зна­чит, гру­зо­вик выкра­шен совсем недавно!

Мадс обо­шёл гру­зо­вик со всех сторон.

— И лицо у него совсем как у нашего. Как ты дума­ешь, стоит загля­нуть в кабину?

— Давай, только быстро! Я покараулю.

Не про­шло и минуты, как Мадс вылез из кабины.

— Это наш гру­зо­вик, Мона! — закри­чал он.

К ним подо­шёл полицейский.

— Что вы здесь дела­ете? — строго спро­сил он.

— Это наш гру­зо­вик. Его у нас украли, — зата­ра­то­рили Мадс и Мона разом. — А мы его нашли. Пони­ма­ете, это наш гру­зо­вик! Нам никак нельзя без него, ведь он нас всех кор­мит, всех-всех: и папу, и маму, и восемь детей.

— Какой был гру­зо­вик у вашего отца? — спро­сил полицейский.

— Зелё­ный, — отве­тила Мона.

— А этот крас­ный. — Поли­цей­ский при­сло­нился к кузову. — Я пони­маю, что вы хотели помочь сво­ему отцу, но на этот раз вы ошиблись.

— Ой, гос­по­дин поли­цей­ский, не при­сло­няй­тесь! — закри­чал Мадс. — Смот­рите, вы испач­ка­лись в крас­ной краске. Я тоже весь в краске.

— Ага! Зна­чит, гру­зо­вик только что выкра­шен. Подо­зри­тельно! — ска­зал полицейский.

— Хотите, я сразу докажу, что это наш гру­зо­вик? — спро­сил Мадс.

В это время из мага­зина вышел муж­чина, кото­рый при­е­хал на грузовике.

— Это ваш гру­зо­вик? — спро­сил полицейский.

— Конечно, — отве­тил мужчина.

— Тогда спро­сите у него, что в кабине под сиде­ньем, — ска­зал Мадс.

Муж­чина немного сму­тился, но ответил:

— Не помню точно, кажется, замша для про­тирки стёкол.

— А я знаю точно! — гордо заявил Мадс.

— Ну что? — спро­сил полицейский.

— На обрат­ной сто­роне сиде­нья папа при­клеил фото­гра­фии мамы, Марен, Мар­тина, Марты, Моны, Милли, Мины, Малышки Мор­тена и мою, — ска­зал Мадс.

— Сей­час уви­дим, — ска­зал поли­цей­ский. — Тащи сюда сиденье.

Мадс залез в кабину, выта­щил сиде­нье, и там дей­стви­тельно были при­кле­ены все девять фотографий.

Муж­чина, при­е­хав­ший на гру­зо­вике, стал очень серьёз­ным. Вдруг он улыбнулся.

— Да это же моя жена и мои дети, — ска­зал он.

— Неправда, — воз­ра­зила Мона. — Мы не твои дети, а это наши фотографии.

— Как — не мои? Конечно, мои! — Он повер­нулся к поли­цей­скому. — Про­сто они очень непо­слуш­ные, я не могу с ними справиться.

— Тогда скажи, как меня зовут! — потре­бо­вал Мадс.

— М‑М-М-Монс! — испу­ганно ска­зал мужчина.

— Ничего подоб­ного. Меня зовут Мадс!

— Ну хва­тит, — ска­зал поли­цей­ский. — Мне всё ясно!

— Это верно, я украл гру­зо­вик, — про­из­нёс муж­чина. Теперь вид у него был жал­кий-пре­жал­кий. — Мне все­гда очень хоте­лось пра­вить гру­зо­ви­ком. Одна­жды мне даже нага­дали, что я буду шофё­ром. Этот гру­зо­вик выгля­дел таким оди­но­ким, когда я нашёл его, что я решил взять его хоть на недельку.

— Ладно, ладно, пой­дёшь со мной в уча­сток и там объ­яс­нишь, как всё слу­чи­лось, — ска­зал поли­цей­ский. — До сви­да­нья, ребята! Сей­час я при­шлю к вам дежур­ного, он отве­зёт вас домой на вашем гру­зо­вике. Ключ, я вижу, на месте.

— До-до сви­да­нья!.. — рас­те­рянно про­из­нёс мужчина.

Он смот­рел на пакет, кото­рый дер­жал в руке.

— Соб­ственно, я купил это для гру­зо­вика, — ска­зал он. — Здесь ста­кан­чик для цве­тов. Будет очень кра­сиво, если вы при­кре­пите его к окну кабины.

Мадс взял пакет и веж­ливо покло­нился муж­чине. Тот пошёл вме­сте с поли­цей­ским, вид у него был такой несчаст­ный, что Моне и Мадсу стало его жалко.

— При­ходи к нам в гости! — крик­нул Мадс ему вслед.

— Папа даст тебе пока­таться на гру­зо­вике. Мы живём там, где ты его нашёл.

Муж­чина очень серьёзно кив­нул Мадсу и пошёл дальше.

А счаст­ли­вые Мадс и Мона влезли в кузов. Нако­нец при­шёл дру­гой поли­цей­ский, завёл мотор, и гру­зо­вик тронулся.

Про­ехав немного, они уви­дели Марен, Мар­тина и Марту, кото­рые мед­ленно брели по улице и при­стально рас­смат­ри­вали все зелё­ные грузовики.

Мадс посту­чал в око­шечко кабины и попро­сил поли­цей­ского остановиться.

— Эй! — крик­нул он Марен, Мар­тину и Марте. — Идите сюда, садитесь!

Они забра­лись в кузов, но лица у них были расстроенные.

— Вообще-то у нас нет вре­мени разъ­ез­жать на машине, но уж очень ноги устали, — ска­зала Марен.

— Куда же это вы так спе­шите? — спро­сил Мадс.

— Мы ищем папин гру­зо­вик, — тор­же­ственно отве­тил Мартин.

— Тогда взгля­ните получше, на чём вы едете, — ска­зал Мадс.

Вот была радость, когда они вер­ну­лись домой вме­сте с грузовиком!

Но больше всех радо­вался сам гру­зо­вик! Ведь он уже давно при­вык к этой семье и не мог даже пред­ста­вить себе, как это можно слу­жить кому-нибудь дру­гому. Ну а то, что он из зелё­ного стал крас­ным, ему даже нравилось.

В город приезжает бабушка

Пред­став­ля­ете; как трудно одеть такую боль­шую семью? Сча­стье ещё, что они могли друг за дру­гом дона­ши­вать одежду: Марта после Марен, Мона после Марты, Милли после Моны, Мина после Милли, Мадс после Мар­тина, а Малышка Мор­тен носил всё после всех, но тогда все вещи были уже такие изно­шен­ные, что маме при­хо­ди­лось выре­зать из них куски поце­лее и из этих кусоч­ков шить ему штаны.

Мор­тену очень нра­ви­лось, что у него штаны полу­ча­лись раз­но­цвет­ные. Когда ему ста­но­ви­лось скучно, он мог без конца раз­гля­ды­вать раз­но­цвет­ные лос­кутки мате­рии, из кото­рых была сшита его одежда.

Зато у каж­дого из детей был свой соб­ствен­ный тазик для умы­ва­ния. И эти тазики не пере­хо­дили по наслед­ству от одного к другому.

Каж­дый вечер дети по двое шли на кухню и умывались.

Пер­выми шли Малышка Мор­тен и Мина. Мама помо­гала им умы­ваться, потом нали­вала в их тазики чистую воду, сыпала туда немного сти­раль­ного порошка и спрашивала:

— Есть у вас сего­дня что-нибудь грязное?

«Что-нибудь гряз­ное» нахо­ди­лось почти все­гда. Мор­тен и Мина опус­кали своё бельё каж­дый в свой тазик.

Точно так же посту­пали все осталь­ные. Ночью в кухне на столе сто­яло под­ряд десять тази­ков, и в каж­дом мокло гряз­ное бельё. Рано утром мама нали­вала в них горя­чую воду, и каж­дый само­сто­я­тельно, как умел, при­ни­мался за стирку. Мама помо­гала всем поне­множку, нали­вала воду для полос­ка­ния, и вскоре она уже вешала чистое бельё на верёвку, кото­рая была про­тя­нута от кухон­ного окна через весь двор к дру­гому дому.

И каж­дый день верёвка была полна.

Одна­жды, когда все были заняты стир­кой, через щёлку в двери в поч­то­вый ящик вдруг упало письмо.

Все быстро побро­сали мокрое бельё и кину­лись к ящику.

— Не тро­гайте письмо мок­рыми руками! — закри­чала мама, бегая по кухне в поис­ках полотенца.

Папа вытер руки о штаны, Мор­тен после­до­вал его при­меру. Мона, Милли и Мина вытерли руки о мамин перед­ник, а Марен, Мар­тин и Мадс схва­тили какую-то тряпку. Все ста­ра­тельно выти­рали руки.

Да, из-за письма слу­чился целый переполох.

Конечно, вы ска­жете, что в полу­че­нии писем нет ничего уди­ви­тель­ного, что вы тоже полу­чали письма, и не один раз. Но это письмо было от ста­рень­кой бабушки, кото­рая жила в деревне и очень не любила писать писем.

Давно-давно они уже ничего от неё не полу­чали. Конечно, бабушке было трудно напи­сать это письмо, ведь с тех пор, как она учи­лась в школе, про­шло уже шесть­де­сят лет, а за это время легко и поза­быть, как выгля­дят буквы.

— Можно, я раз­режу кон­верт? — спро­сил папа, воору­жив­шись боль­шим кухон­ным ножом. Но мама перепугалась.

— Этим ножом ты раз­ре­жешь на кусочки всё письмо, — ска­зала она. — Лучше уж я сама его вскрою.

Она выта­щила из волос шпильку и раз­ре­зала ею кон­верт так ловко, будто всю жизнь только и делала, что откры­вала шпиль­кой кон­верты. Затем она сунула шпильку в рот и стала читать:

— «Ои-о-о-ие!»

— Что ты чита­ешь? — пере­бил её папа. — Мы ничего не пони­маем. Нельзя же одно­вре­менно жевать шпильку и читать.

— И то правда, — согла­си­лась мама, воткнула шпильку в волосы и про­чла: — «Мои доро­гие! Я уже десять лет копила копилку».

— Какую копилку? — спро­сил папа.

— Обык­но­вен­ную, — отве­тила мама. — Слу­шай дальше: «И теперь у меня так много денег, что я могу поехать и наве­стить вас всех. Очень будет весело уви­деть всех ваших детей. Сколько их теперь штук? Наде­юсь, я вас не стесню. Ночью я могу сидеть на стуле или вы можете под­ве­сить меня к потолку, потому что я сплю крепко и где угодно. Я выеду во втор­ник и думаю, что вы меня встре­тите на вок­зале, потому что я раньше нико­гда не бывала в таком боль­шом городе. Целую. Бабушка».

— Боже мой! — вос­клик­нул папа. — Неужели нам при­дётся под­ве­ши­вать её к потолку?

— Не знаю, — отве­тила мама. — Во вся­ком слу­чае, мы должны наве­сти поря­док к бабуш­ки­ному при­езду. Сего­дня поне­дель­ник, и, если не оши­ба­юсь, она при­е­дет зав­тра утром.

— Я поеду, попро­бую достать мат­рас, он всё равно при­го­дится, будем мы под­ве­ши­вать его к потолку или нет, — ска­зал папа и уехал на крас­ном грузовике.

Мама и млад­шие дети сразу же при­ня­лись печь пече­нье. А стар­шим при­шлось идти в школу, но, вер­нув­шись из школы, они схва­тили свои мат­расы, вынесли во двор и стали их выко­ла­чи­вать с таким жаром, что под­ня­лось целое облако пыли. Потом они мыли, скребли и чистили квар­тиру, чтобы всюду было чисто и красиво.

Папа при­е­хал домой с тюфя­ком и целым руло­ном крас­ной бумаги для украшения.

К вечеру все ужасно устали, и дети момен­тально уснули. Папа и мама тоже кле­вали носом, но у них было ещё много дел.

Прежде всего пред­сто­яло сде­лать восемь пла­ка­тов. На каж­дом пла­кате было напи­сано имя. Ведь бабушка даже не знала, сколько у неё вну­ков. Ясно, что она и поня­тия не имела, как их всех зовут.

На дру­гой день вся семья отпра­ви­лась на вок­зал на гру­зо­вике. Они вышли на пер­рон, выстро­и­лись в шеренгу и стали ждать. У каж­дого на шее висел плакат.

Вдруг загро­хо­тало вок­заль­ное радио.

— Что оно ска­зало? — спро­сили дети.

— Оно ска­зало, что бабуш­кин поезд под­хо­дит к пер­рону, — отве­тила мама.

И все уви­дели, как, пыхтя и фырча, подъ­е­хал бабуш­кин паро­воз. Он тащил за собой много вагонов.

— Вот она и при­е­хала, — про­шеп­тала Марта. — Не про­во­ро­нить бы её.

Папа, мама и восемь детей встали на цыпочки и загля­ды­вали в окна ваго­нов, но бабушки нигде не было.

— Не вол­нуй­тесь, не вол­нуй­тесь, — ска­зала мама. — Подо­ждём её здесь, сей­час она вый­дет из вагона.

Из поезда вышло много людей. Среди них ока­за­лось немало ста­ру­шек, но бабушки всё не было. Нако­нец вышел послед­ний пас­са­жир, и поезд опустел.

— Может, бабушка вовсе и не при­е­хала? — спро­сила Мона, чуть не плача.

— Непре­менно при­е­хала, — твёрдо ска­зала мама. — Сей­час мы прой­дём по ваго­нам и поищем её.

Вагоны сто­яли совсем пустые, но когда они загля­нули в одно купе, дверь кото­рого была при­от­крыта, то в самом даль­нем уголке уви­дели ста­рушку в белом пла­точке. Она сидела, низко опу­стив голову и закрыв лицо руками. Это и была бабушка.

— Зачем же ты здесь спря­та­лась? — спро­сила мама.

— Боюсь выхо­дить, — ска­зала бабушка. — Здесь, в городе, так шумно.

— Чего же ты боишься? Ведь мы все с тобой и будем тебя охранять.

— А я думала поси­деть здесь, пока поезд не повер­нётся и не пой­дёт обратно. Всё равно ведь будет счи­таться, что я побы­вала в городе.

— Так не годится, — реши­тельно заявила мама. — Ты должна пого­стить у нас хоть немного.

— Боюсь выхо­дить на улицу, там столько авто­мо­би­лей, — ска­зала бабушка.

— Не бойся, бабу­ска, я пеле­веду тебя челез дологу, — ска­зал Малышка Мортен.

Тогда бабушка согла­си­лась. Она крепко взяла за руку Малышку Мор­тена и вме­сте с ним вышла на улицу.

Бабушка была счаст­лива, когда нако­нец они добра­лись до дому. Их квар­тира пока­за­лась ей очень кра­си­вой. Да оно и неуди­ви­тельно — ведь все горшки с цве­тами, стены и пото­лок были укра­шены крас­ной бумагой.

Теперь бабушка как сле­дует раз­гля­дела всех вну­ков и выучила наизусть их имена.

После этого она села у окна и про­си­дела там оста­ток дня.

Когда был готов кофе, она взяла свою чашку и поста­вила её на подоконник.

— Почему ты всё время сидишь у окна? — спро­сил бабушку Мадс.

— Счи­таю авто­мо­били, — отве­тила бабушка. — Сто восемь, сто девять…

Она сидела у окна, пока не стемнело.

— Я насчи­тала тысячу восемь­де­сят авто­мо­би­лей, — ска­зала она. — Не так уж плохо для пер­вого дня. Можно, я посижу ночью на стуле, может, насчи­таю ещё немного?

— Нет, что ты, — ска­зала мама, — ложись лучше спать. Мне очень инте­ресно, как тебе понра­вится твоя постель.

Мама открыла дверь в кухню: там, на кухон­ном столе, была устро­ена постель для бабушки.

— Как инте­ресно! — ска­зала бабушка. — Мне ещё ни разу в жизни не при­хо­ди­лось спать на столах!

Вам, может быть, тоже не при­хо­ди­лось спать в кухне на столе? Во вся­ком слу­чае, бабушке спа­лось так хорошо, что она тут же решила про­жить у папы, мамы и восьми детей целую неделю. Вы, конечно, дога­да­лись, что все этому очень обрадовались.

В этот вечер один­на­дцать тази­ков с гряз­ным бельём выстро­и­лись в ряд на полу, потому что кухон­ный стол был занят.

Бабушка катается на трамвае

Пер­вые два дня бабушка, не дви­га­ясь, сидела у окна и счи­тала авто­мо­били. Но на тре­тий день она даже не взгля­нула в окошко. Она несколько раз про­шлась по ком­нате, и было видно, что ей как-то не по себе. Может быть, бабушке скучно?

Мона сидела и смот­рела на неё. Ей было страшно досадно. Ведь она думала, что когда бабушка при­е­дет в город, то они с ней будут ходить на про­гулки каж­дый день. Но бабушка всё время про­си­дела возле этого дурац­кого окна.

Вот если бы при­ду­мать что-нибудь такое инте­рес­ное, чтобы бабушке непре­менно захо­те­лось пойти с ними!

— Бабушка, ты видела коро­лев­ский дво­рец? — спро­сила Мона.

— Нет, папа обе­щал отвезти меня туда на гру­зо­вике, — отве­тила бабушка.

— А‑а! — Мона была недо­вольна: видно, ничего не полу­чится, но вдруг ей в голову при­шла счаст­ли­вая мысль: — А ты ездила когда-нибудь на трамвае?

— Нет, конечно, да и не поеду. Это очень дорого и опасно, — отве­тила бабушка.

— Ни капельки не опасно, — ска­зала Мона, — и не очень дорого: пять­де­сят эре за взрос­лого, два­дцать пять — за ребёнка. Мы с Милли можем пока­тать тебя на трам­вае: у нас сего­дня много сво­бод­ного времени.

— А в трам­вай трудно вле­зать? — спро­сила бабушка.

— Нисколько, тебе кон­дук­тор помо­жет, — уго­ва­ри­вала бабушку Мона. — Он тебе и выйти поможет.

— Неужели? — Бабушка поры­лась в малень­ком тря­пич­ном мешочке, где она хра­нила деньги. — Я ещё ничего не решила. Я про­сто счи­таю своё состо­я­ние… Ну хорошо, — ска­зала она нако­нец, — давайте уж поедем на трамвае.

— Я взяла у мамы три кусочка хлеба, — объ­явила Мона. — Мы смо­жем позав­тра­кать, если проголодаемся.

Девочки взяли бабушку за руки и повели к выходу.

— Счаст­ли­вого пути! — крик­нула им вслед мама. — Мы будем обе­дать в три часа.

Когда они вышли на улицу, бабушка на минутку оста­но­ви­лась. Три дня она про­си­дела у окна и думала, что уже при­выкла к авто­мо­би­лям, трам­ваям и к город­скому шуму. Но сидеть у окошка было про­сто, а здесь бабушке каза­лось, что она непре­менно попа­дёт под машину.

— Надо перейти улицу, — ска­зала Мона. — Сна­чала посмот­рим налево, потом направо, потом опять налево, и, если машин нет, можно идти. Ну, пошли!

Милли и Мона потя­нули бабушку за собой, но, дойдя до сере­дины мосто­вой, бабушка оста­но­ви­лась и закричала:

— Ой, боюсь!

— Ну, бабушка, ну, милая, здесь же нельзя сто­ять. Идём ско­рей! Бежим, вон машина!

— Ой, она едет прямо на нас! — испу­га­лась бабушка, но с места не двинулась.

Она только закрыла глаза и ждала, когда её задавят.

Но шофёр в машине уви­дел ста­рушку и двух малень­ких дево­чек. Он оста­но­вил машину и загу­дел в рожок.

— Ты что, бабушка, ока­ме­нела, что ли? — крик­нул он.

— Вроде того, — отве­тила бабушка, снова взяла за руки Мону и Милли и нако­нец пере­шла улицу.

Так они при­шли на трам­вай­ную оста­новку. Там сто­яло несколько чело­век, все ждали трам­вая. Бабушка кив­нула им и заулыбалась:

— Вот как, зна­чит, вы тоже хотите пока­таться на трамвае?

Сна­чала все удив­лённо посмот­рели на бабушку, но потом тоже заки­вали ей. Бабушка выгля­дела такой доб­рой и домаш­ней в своём белом пла­точке, что было бы довольно глупо сто­ять с кис­лой миной и не отве­чать на её приветствие.

Подо­шёл трамвай.

— Пожа­луй­ста, пожа­луй­ста. — Кон­дук­тор помог бабушке под­няться на пло­щадку, а Мона и Милли вошли следом.

Бабушка про­тя­нула кон­дук­тору деньги.

— На одну оста­новку, пожа­луй­ста, — попро­сила она.

— Один взрос­лый и два ребёнка — с вас одна крона, — ска­зал кондуктор.

Дзинь-дзинь-дзинь! — зазве­нел трам­вай и тронулся.

— Вот мы и поехали, — радостно ска­зала бабушка.

Когда трам­вай оста­но­вился на сле­ду­ю­щей оста­новке, бабушка при­го­то­ви­лась к выходу.

— Нет, нет, бабушка, — испу­га­лась Мона, — зачем ты выхо­дишь? Мы ещё мало проехали!

— Но у нас ведь нет больше денег, — шеп­нула ей бабушка.

— А мы на эти деньги можем ехать до самого конца, — объ­яс­нила Мона.

— Правда? Тогда, конечно, неплохо бы про­ка­титься ещё немножко.

— Девочка совер­шенно права, — ска­зала дама, сидев­шая рядом. — Вы можете ехать за эти деньги до конеч­ной остановки.

— Ну, лучше и быть ничего не может, — обра­до­ва­лась бабушка. — Сади­тесь, едем дальше.

Теперь она могла спо­койно насла­ждаться поезд­кой. Она усе­лась поудоб­нее, смот­рела в окно, улы­ба­лась и кивала всем пассажирам.

Бабушка могла бы ехать так целый день, но в конце кон­цов трам­вай оста­но­вился, и все пас­са­жиры вышли.

— Дальше трам­вай не пой­дёт, надо выхо­дить, — ска­зала Мона.

— Ну что ж, пошли, — вздох­нула бабушка.

Оттуда, куда их при­вёз трам­вай, был виден весь город.

— Ой, сколько домов! — вос­клик­нула бабушка. — Неужели во всех живут люди? А как же нам теперь найти дорогу к тому дому, в кото­ром живём мы?

— Но ведь трам­вай пой­дёт обратно, — ска­зала Милли.

— На трам­вай у нас больше нет денег, — отве­тила бабушка.

— Давайте пой­дём по трам­вай­ным рель­сам и так дой­дём до нашего дома, — пред­ло­жила Мона.

Так они и сде­лали. Сна­чала всё шло хорошо. Бабушка загля­ды­вала во все окна и была очень довольна прогулкой.

Но вот они подо­шли к пере­крёстку, на кото­ром схо­ди­лось сразу много трам­вай­ных путей. Рельсы раз­бе­га­лись в раз­ные сто­роны, и никто из троих не знал, в какую сто­рону идти дальше. Теперь даже Мона не знала, что им делать. Она пока­зала паль­цем наугад и сказала:

— Туда!

Бабушка шла и шла мел­кими шаж­ками. Мона и Милли уже начали уста­вать, а бабушка шла всё так же легко.

— Бабушка, ты нико­гда не уста­ёшь? — спро­сила Милли.

— Ино­гда устаю, — отве­тила бабушка, — но я при­выкла в деревне ходить в лавку, а до неё час пути и два обратно.

Но через неко­то­рое время устала даже бабушка, поэтому она очень обра­до­ва­лась, уви­дев впе­реди парк.

— Пой­дём отдох­нём немножко, — пред­ло­жила она.

Они нашли удоб­ную ска­мейку, и Мона выта­щила пакет с зав­тра­ком. Они отды­хали и ели хлеб, кото­рый им дала на дорогу мама. Потом Милли и Мона играли в песок, а бабушка сидела на ска­мейке. Она поки­вала-поки­вала голо­вой и крепко заснула.

Вдруг Мона сказала:

— Милли, видишь того чело­века, что сидит на ска­мейке напро­тив бабушки? Я его знаю.

— У кото­рого такой груст­ный вид?

— Да! Это он тогда украл наш гру­зо­вик и так ловко пере­кра­сил его в крас­ный цвет.

— Он?!

— Да, Мадс при­гла­шал его к нам в гости, но он почему-то так и не пришёл.

— Может, он боялся? Ведь мы все очень на него сердились.

— Навер­ное. Давай его спро­сим, — пред­ло­жила Мона, — а ты пока раз­буди бабушку.

Она подо­шла к муж­чине. Он сидел, глядя прямо перед собой, и, оче­видно, думал о чём-то очень груст­ном, потому что Моне при­шлось два­жды потря­сти его, прежде чем он её заметил.

— Ты меня узна­ёшь? — спро­сила она.

Сна­чала он пока­чал голо­вой, но потом сказал:

— Узнаю. Это ты нашла меня тогда с вашим гру­зо­ви­ком? — Он грустно вздох­нул: — С тех пор я так ни разу и не ездил на грузовиках.

— Пой­дём к нам, — при­гла­сила его Мона. — С бабуш­кой, Милли и со мной. Ты пообе­да­ешь с нами, а папа будет очень рад с тобой позна­ко­миться — ведь ты так любишь гру­зо­вики. Вы можете побе­се­до­вать о мото­рах и о вся­ком таком. И ты нам пока­жешь дорогу, потому что мы заблудились.

— Правда? — недо­вер­чиво спро­сил мужчина.

— Тебя как зовут?

— Хен­рик.

— Бабушка, Хен­рик про­во­дит нас домой! Теперь не страшно, что мы заблудились.

А дома папа и мама уже начали бес­по­ко­иться. Только папа собрался отпра­виться на поиски, как на лест­нице раз­дался голос Моны:

— Нет, нет, Хен­рик, ты обя­за­тельно дол­жен зайти!

Муж­ской голос ей ответил:

— Не могу, мне стыдно. Я тогда так плохо поступил.

— Это ещё что за глу­по­сти! — услы­шали они бабуш­кин голос. — Входи, Хен­рик, поешь с нами.

Дверь рас­пах­ну­лась, и они втроём втолк­нули Хен­рика в кухню.

— Доб­рый день, — ска­зал он. — Право, не знаю, удобно ли мне при­хо­дить к вам…

— Конечно, удобно! — отве­тил папа.

— Он нас спас! — объ­явила Мона. — Если бы не Хен­рик, то мы не добра­лись бы домой и к ночи.

— Ни за что бы не добра­лись, — под­дер­жала её бабушка. — Я уже решила ноче­вать на ска­мейке в парке.

— Мило­сти прошу всех к столу, — ска­зала мама.

— И меня тоже? — спро­сил Хенрик.

— Конечно, — отве­тила мама.

Дети сидели и смот­рели на Хен­рика круг­лыми от удив­ле­ния гла­зами. И бабушка тоже. Они нико­гда в жизни не видели такого голод­ного чело­века. Он ел, и ел, и ел, а мама всё время ему подкладывала.

— Ты так и не нашёл ника­кой работы? — спро­сил папа.

Хен­рик жевал, гло­тал и мотал головой.

— Может, хочешь рабо­тать со мной? — пред­ло­жил папа. — У меня столько дел, что мне одному за день не управиться.

— Ты пред­ла­га­ешь мне работу? Но ведь это же я тогда украл твой грузовик!

— Но ты так хорошо с ним обра­щался. А уж если брать помощ­ника, то чело­века, кото­рый по-насто­я­щему любит машины.

Бабушка сидела, кивала и смот­рела на Хенрика.

— По-моему, совсем неплохо, что я сего­дня поехала кататься на трам­вае, — ска­зала она.

Хен­рик улы­бался во весь рот.

— Сколько ты ещё про­бу­дешь в городе, бабушка? — спро­сил он.

— Ещё четыре дня, — отве­тила бабушка. — А теперь спо­кой­ной ночи, всем спо­кой­ной ночи. Я заби­ра­юсь на свою постель и ложусь спать, потому что я страшно устала.

И неуди­ви­тельно, что бабушка так устала — ведь она сего­дня очень много про­шла пешком.

А теперь она будет спо­койно спать до сле­ду­ю­щей главы.

Бабушка уезжает домой

Ещё три дня про­шли быстро и неза­метно. Как-то вече­ром мама ска­зала бабушке:

— Как жаль, что тебе уже скоро ехать. Может, пого­стишь у нас подольше?

— Нет, спа­сибо, — отве­тила бабушка. — Мне надо домой.

— Небось раду­ешься, что скоро будешь дома? Тебе, верно, надо­ело спать у нас на столе?

— Ну что ты! Так даже инте­рес­нее. Только, зна­ешь, там, дома, все будут вол­но­ваться. — И бабушка глу­боко вздох­нула, потому что она вспом­нила, что у неё нет денег на билет до дому.

Она села возле окна и про­си­дела так весь день.

Всем хоте­лось пойти погу­лять после обеда, погода была тёп­лая, но бабушка никуда не пошла.

— Вы идите, а я посто­рожу дом, — пред­ло­жила она.

Мадс остался с бабуш­кой. Весь день он украд­кой наблю­дал за ней и видел, что она чем-то опе­ча­лена. Он всё время раз­мыш­лял, отчего бы это. Может, бабушке кажется, что у них слиш­ком шумно?

— Почему ты такая груст­ная? — спро­сил он нако­нец. — Зав­тра ты, правда, уедешь домой в деревню, но ведь ты ещё при­е­дешь к нам?

— Не в этом горе, — вздох­нула бабушка. — Мне у вас очень хорошо, но, зна­ешь, мне не на что ехать домой.

Бабушка начала тихонько всхли­пы­вать. Мадс под­сел к ней поближе и погла­дил её по щеке.

После этого бабушка запла­кала громче и рас­ска­зала ему о том, что у неё нет денег на дорогу, и что она не реша­ется ска­зать об этом папе и маме. Она рас­ска­зала Мадсу о копилке, в кото­рой ока­за­лось слиш­ком мало денег. Воз­можно, было бы бла­го­ра­зум­нее не при­ез­жать в город, но ей так хоте­лось пови­дать папу, маму и всех вось­ме­рых детей!

— Теперь ты зна­ешь, что мне не до весе­лья, — закон­чила она свой рас­сказ. — Если бы у меня была здесь шерсть, я бы могла за ночь свя­зать варежки и про­дать их, но вся шерсть оста­лась дома.

Мадс при­нялся искать выход. Он думал так сосре­до­то­ченно, что у него чуть голова не лопнула.

— Не бойся, бабушка, мы что-нибудь при­ду­маем, — ска­зал он. — Поло­жись на меня и не грусти.

Он ска­зал это так уве­ренно, что бабушка сразу успо­ко­и­лась. Она посмот­рела на Мадса, улыб­ну­лась и сказала:

— Уж я поло­жусь на тебя, но только обе­щай, что ты никому не ска­жешь ни слова.

— Ни за что.

Он смот­рел на бабушку и меч­тал только об одном: при­ду­мать, что ей делать. Но, увы, это было не так-то просто.

У Мадса не было денег, да и ни у кого из детей не было денег. И он обе­щал не гово­рить папе с мамой. Но он всё равно что-нибудь при­ду­мает, в этом он был твёрдо уверен.

— Я пойду на кухню и поду­маю там, — ска­зал он.

— Хорошо. Я подо­жду тебя здесь.

Мадс долго сидел на кухне. Он сидел, под­пе­рев голову руками, и думал. И когда он вер­нулся, он уже кое-что придумал.

Бабушка по-преж­нему сидела у окна.

— У меня есть один инте­рес­ный план, — сооб­щил Мадс. — Но его не так-то легко осуществить.

— Какой? — спро­сила бабушка. Она пове­се­лела, услы­шав, что пред­стоит нечто интересное.

— Ты будешь голосовать.

— А что это такое?

— А это такой спо­соб ездить на авто­мо­би­лях. Мно­гие таким обра­зом путе­ше­ствуют целое лето, не имея ни эре. Они выхо­дят на шоссе, вытя­ги­вают руку и под­ни­мают боль­шой палец, авто­мо­биль оста­нав­ли­ва­ется и заби­рает их с собой. Ты ведь едешь одна, тебе много места не нужно, и ты так сим­па­тично выглядишь.

— Про­сто под­нять боль­шой палец? Нико­гда в жизни ничего подоб­ного не слышала!

— Ты можешь выехать из города на трам­вае и немного пройти по шоссе, прежде чем нач­нёшь голо­со­вать. У тебя ведь есть немножко мелочи на трамвай?

— А что ска­жут папа, мама и дети, ведь они захо­тят про­во­дить меня на вок­зал? Что же нам делать?

— Ты вста­нешь пораньше и оста­вишь им письмо, а я про­вожу тебя до трамвая.

— Ты умница, Мадс. Что ж, давай так и сделаем.

— А ты проснёшься утром? — спро­сил Мадс. — Заво­дить будиль­ник нельзя, а то мы всех перебудим.

— Это пустяки, — ска­зала бабушка. — Раньше, когда я была коров­ни­цей, я про­сы­па­лась без вся­кого будиль­ника. Я только гово­рила себе: «Ты должна проснуться в пять», и про­сы­па­лась ровно в пять, и шла доить.

— Кра­сота! — обра­до­вался Мадс. — Пиши ско­рей письмо, пока они не вер­ну­лись домой.

Вре­мени ока­за­лось в обрез, потому что, как только бабушка закон­чила письмо и спря­тала его в кар­ман юбки, на лест­нице послы­ша­лись шаги.

— Ну вот мы и все вме­сте, — ска­зала мама и пере­счи­тала всех по порядку.

Папа, мама, бабушка и восемь детей — все были на месте.

— А теперь у нас будет про­щаль­ный ужин в честь бабушки, — ска­зала мама.

Она при­го­то­вила кофе и вынула из шкафа боль­шой кра­си­вый торт, кото­рый испекла днём.

Больше бабушка не гру­стила. Она знала, что в конце кон­цов всё будет в порядке.

Когда немного спу­стя бабушка улег­лась на своём столе, она вздох­нула глу­боко-глу­боко и ска­зала самой себе:

— Помни: зав­тра ты должна проснуться очень рано, — и заснула.

— У бабушки, верно, дорож­ная лихо­радка, — заме­тила мама. — Она легла не раздеваясь.

— М‑м-м, — про­мы­чал папа, он очень устал и мгно­венно уснул.

Мама тоже быстро уснула, и, когда рано утром бабушка просну­лась, все крепко спали.

Бабушка села на своей постели и посмот­рела на часы, кото­рые висели на шнурке у неё на шее. Как раз пять часов, время вставать.

Бабушка не зря спала оде­той, она взяла ботинки в руки, вошла в ком­нату и осто­рожно потя­нула Мадса за ухо. Раз­бу­дить Мадса ока­за­лось не так-то легко: он спал очень крепко. Но ведь она обе­щала раз­бу­дить его и должна была сдер­жать слово. Бабушка несколько раз потя­нула его за ухо, прежде чем он заше­ве­лился и сел на постели, про­ти­рая глаза.

— Ну, я иду, — шеп­нула бабушка.

Она поло­жила письмо на комод и тихонько вышла за дверь.

Мадс не заста­вил себя долго ждать. Он схва­тил одежду под мышку — в кори­доре оде­ваться легче, чем в ком­нате, где нельзя шуметь. Кроме одежды, он захва­тил паке­тик с едой, кото­рый при­го­то­вил заранее.

— Пока всё хорошо, — ска­зала бабушка. — Но мы будем в без­опас­но­сти, только когда выбе­ремся из дома.

Мадс кив­нул. Он быстро оделся, и они спу­сти­лись по лестнице.

Теперь бабушка совсем не боя­лась пере­хо­дить через улицу. Так рано на улице не было видно ни трол­лей­бу­сов, ни трамваев.

— Навер­ное, трам­ваи ещё не ходят, — ска­зал Мадс, когда они при­шли на оста­новку. — Я захва­тил для тебя бутер­брод. На, поешь пока.

— Вот хорошо, — обра­до­ва­лась бабушка. — Я про­го­ло­да­лась. Хорошо бы ещё кофейку попить. Но тут уж ничего не поделаешь.

Бабушка с облег­че­нием вздох­нула, когда нако­нец при­шёл трам­вай: она всё время боя­лась, что папа с мамой проснутся и пой­дут её искать.

— Теперь спра­вишься одна?

— Да, да. Спа­сибо, что про­во­дил, спа­сибо за всё. Напишу, как при­еду домой, — гово­рила бабушка.

Трам­вай тро­нулся, и бабушка с Мад­сом зама­хали друг другу на прощание.

Мадсу вдруг стало грустно, что бабушка уже уехала. А хорошо ли он сде­лал, что отпра­вил её из города таким обра­зом? А вдруг она не доедет до дома? Конечно, ему сле­до­вало пого­во­рить сна­чала с папой или с мамой. Но ведь бабушка про­сила, чтобы он никому ничего не рассказывал.

Мадс зато­ро­пился домой. Он вошёл в ком­нату и забрался под оде­яло. Все спали, кроме Малышки Мор­тена. Он сидел на своём мат­ра­сике и во всё горло рас­пе­вал песни. Но все так при­выкли к его пес­ням, что от них никто не про­сы­пался. Спали себе и спали.

А тем вре­ме­нем бабушка дое­хала на трам­вае до конеч­ной оста­новки, вышла из вагона и поти­хоньку пошла по шоссе.

«Хорошо немного прой­тись, — думала она. — Уж очень ноги зане­мели от этого сиде­ния в трамвае».

По шоссе про­ехало несколько машин. Гру­зо­вики куда-то очень спе­шили. Бабушка оста­но­ви­лась и под­няла боль­шой палец. Ведь Мадс ска­зал, что надо сде­лать именно так. Ох! Как-то стыдно сто­ять так, точно кому-то пока­зы­ва­ешь кукиш!

Лучше пройти ещё немного. Но дорога пошла в гору, и бабушка скоро устала. Может, всё-таки попробовать?

Она оста­но­ви­лась и посмот­рела на шоссе. Далеко внизу она услы­шала шум мотора. Да, это гру­зо­вик. Вокруг него под­ни­ма­лось боль­шое облако пыли.

Бабушка ото­шла к самому краю дороги и, когда авто­мо­биль при­бли­зился, вытя­нула впе­рёд руку, под­няв боль­шой палец. Но это не помогло. Шофёр даже не заме­тил бабушку и про­ехал мимо.

— Не вышло, — вздох­нула бабушка. — Навер­ное, надо быть порешительней.

Сле­дом шёл ещё один гру­зо­вик. На этот раз бабушка уже не отхо­дила к самому краю дороги, а раз­ма­хи­вала рукой, отто­пы­рив боль­шой палец. Шофёр про­сто не мог не остановиться.

— Что слу­чи­лось, бабушка? — спро­сил он.

— Да вот видишь, я здесь голо­сую, — отве­тила бабушка.

— Ах так, ну садись, пожа­луй­ста, только я недалеко.

— Ну что же, и на том спасибо.

Мет­ров через две­сти машина свер­нула к боль­шой усадьбе, и бабушке при­шлось слезть: дальше им было не по пути.

— Счаст­ли­вого путе­ше­ствия! — крик­нул шофёр.

— Спа­сибо, — отве­тила бабушка и побрела дальше.

Мимо неё про­ез­жало много машин. Но каза­лось, что теперь они спе­шат ещё больше, чем раньше. А может, они про­сто ехали впе­ре­гонки. Ни у кого не было вре­мени оста­нав­ли­ваться. Неко­то­рые сме­я­лись, когда видели, как бабушка стоит, шевеля боль­шим паль­цем. Они думали, что это про­сто шутка. Не может быть, чтобы ста­рая жен­щина разъ­ез­жала таким способом.

Бабушка при­села на пенёк у дороги. Нет, видно, сего­дня ей до дому не добраться. Не так-то про­сто оста­но­вить на дороге гру­зо­вик. Бабушка покле­вала носом и заснула.

А в городе тем вре­ме­нем все просну­лись. Мама нашла на комоде бабуш­кино письмо:

«Мои милые. Спа­сибо за всё. Я уже уехала, вам неза­чем меня про­во­жать. У вас мне было очень хорошо. При­вет. Бабушка. А я сей­час голосую».

— Это ещё что такое? — уди­ви­лась мама. — Как рано она уехала! Разве утром есть поезда? И что озна­чает — «я сей­час голосую»?

— Да она не на поезде, — ска­зал Мадс.

И ему ничего не оста­ва­лось, как рас­ска­зать всю правду. Тем более что бабушка была уже далеко, а Мадс так за неё вол­но­вался, что про­сто не мог больше молчать.

Мадс рас­ска­зал о том, что у бабушки не было денег на обрат­ную дорогу, и о том, как бабушка рас­стра­и­ва­лась, и, нако­нец, о том, что она отпра­ви­лась голо­со­вать на шоссе, чтобы таким спо­со­бом добраться до дому.

— Кто поедет со мной? — спро­сил папа. — Если бабушку под­везли, то всё в порядке. Зна­чит, она сей­час уже отды­хает дома. А если нет? Зна­чит, она где-нибудь на шоссе и не знает, бед­няжка, как ей попасть домой. Надо ехать выру­чать бабушку. При­дётся всю сего­дняш­нюю работу отло­жить на завтра.

— Я тоже отложу, — ска­зал Малышка Мортен.

Все захо­тели поехать с папой, и через десять минут гру­зо­вик с папой, мамой и восе­мью детьми выехал со двора.

Бабушка долго сидела на пеньке. Ей всё время сни­лась боль­шая чашка кофе, ведь сего­дня она и капельки кофе не выпила. И сон про кофе был такой явствен­ный, что, проснув­шись, она ещё чув­ство­вала во рту его вкус.

— Вот так, — ска­зала она. — Теперь я всё-таки получше себя чувствую.

Она под­ня­лась и взгля­нула на шоссе. Машин не было, зато далеко внизу она уви­дела лошадь с телегой.

Когда телега подъ­е­хала поближе, бабушка зама­хала боль­шим паль­цем, и муж­чина, сидев­ший в телеге, спросил:

— Тебя что, под­везти? Садись, пожалуйста.

— Спа­сибо за помощь, — отве­тила бабушка.

Конечно, ехать на лошади не очень быстро, зато ноги не устают. Цок-цок, цок-цок — всё-таки подви­га­ешься впе­рёд. Но скоро телега свер­нула на боко­вую дорогу, и бабушке снова при­шлось сойти. Нет, теперь-то она должна оста­но­вить машину.

Вдали пока­зался неболь­шой гру­зо­вик. Сей­час она будет махать паль­цем и сде­лает это по всем пра­ви­лам. Она высоко под­няла боль­шой палец, и гру­зо­вик оста­но­вился. Бабушка взяла свой узе­лок и уже хотела залезть в кузов, как вдруг послы­ша­лось подо­зри­тель­ное хихи­ка­нье, кто-то прыс­нул со смеху, кто-то шик­нул, и вдруг тонень­кий голо­сок сказал:

— Я хотю к бабуске.

Да не сойти ей с места, если это не сам Малышка Мор­тен! И, всмот­рев­шись получше, бабушка уви­дела, что за рулём сидит не кто иной, как папа, и улы­ба­ется ей. А тут и Мадс высу­нул голову из кузова:

— Моло­дец, бабушка. Ты спра­ви­лась. Так и нужно голосовать!

А бабушка и не знала, что ска­зать. Вообще-то она была очень рада и папе, и крас­ному гру­зо­вику. Теперь ей нечего было опа­саться, теперь-то она была уве­рена, что добе­рётся до дому. Но ей было очень стыдно.

А папа только похло­пал её по плечу и сказал:

— Поверь, что мы все очень рады. Мы за тебя так волновались.

Подо­шла мама с тер­мо­сом, в кото­ром был горя­чий кофе, и сказала:

— Я думаю, ты выпьешь хоть глоточек.

А больше никто ничего не ска­зал, и гру­зо­вик поехал дальше. Бабушка сидела в кабинке вме­сте с папой, и каж­дый раз, когда гру­зо­вик пере­ста­вало тря­сти, она делала боль­шой гло­ток из термоса.

До бабуш­ки­ного дома они ехали ровно три часа.

Нако­нец гру­зо­вик оста­но­вился, и папа пер­вым выско­чил из кабины. Он рас­пах­нул перед бабуш­кой дверцу и крикнул:

— Прошу, суда­рыня! — и пред­ло­жил ей руку.

Вели­че­ственно, словно коро­лева, бабушка вышла из гру­зо­вика. Она мило­стиво кив­нула папе и сказала:

— Бла­го­дарю покорно!

Они сер­дечно рас­про­ща­лись, и папа, мама и восемь детей уехали обратно в город.

Немножечко летних каникул

В боль­шом городе летом бывает очень жарко. У детей нача­лись кани­кулы. Как только у мамы осво­бож­да­лась минутка, она заби­рала детей и ухо­дила с ними в парк. Но когда они вече­ром ложи­лись спать, в ком­нате было так душно, что маме при­хо­ди­лось мочить под кра­ном про­стыню и вешать её на окно, а детям и папе класть на лоб мок­рые тряпки.

Заснуть в такую духоту было очень трудно, и они долго лежали и разговаривали.

Одна­жды дети так ожив­лённо бесе­до­вали между собой, что папа с мамой при­шли из кухни, чтобы послу­шать, о чём они говорят.

— Помните, как хорошо было, когда мы отво­зили бабушку? — спро­сила Марен.

— Ага! Я могу даже рас­ска­зать об этом, когда снова нач­нутся заня­тия в школе, — ска­зала Марта.

— Конечно, можно рас­ска­зать, что мы были в гостях у бабушки в деревне, но вовсе не обя­за­тельно гово­рить, что мы были там всего один день, — ска­зал Мартин.

— Конечно, не обя­за­тельно, — согла­си­лась Марта.

— О чём это вы гово­рите? — спро­сила мама.

— Да вот, после кани­кул в школе все встают и рас­ска­зы­вают, где были летом и вся­кое такое, ну и тогда совсем не весело отве­чать, что нигде не побы­вал летом, — объ­яс­нил ей Мартин.

— Сколько ещё вам оста­лось дней до начала заня­тий, детвора? — спро­сил папа.

— Неделя, — отве­тила Марен.

— Ну-ка, я при­кину, смо­жем ли мы вде­ся­те­ром улечься спать в кузове? — ска­зал папа.

Все с удив­ле­нием взгля­нули на него. Что он ещё такое придумал?

— А один может лечь в кабине. Кто-нибудь из мень­ших, Мор­тен или Мина! Тогда мы смо­жем взять с собой пять мат­ра­сов и раз­ло­жить их в кузове. Сидеть на них тоже будет удобно. Возь­мём с собой бре­зент — вот и крыша. Еду купим. При­муса у нас нет, но мы будем гото­вить на костре, а отдох­нуть летом надо всем — и вам и мне. Отправ­ле­ние зав­тра в шесть утра!

Все с недо­уме­нием смот­рели на папу: шутит он или гово­рит серьёзно?

— Ну что? Чего галок счи­та­ете? Будете вы соби­раться или нет?

Пер­вой вско­чила мама, за ней осталь­ные, все пута­лись друг у друга под ногами. Под­ня­лась страш­ная неразбериха.

— Тихо! — крик­нула мама. — Дайте про­браться в кухню!

Мама вышла в кухню и начала вытас­ки­вать рюк­заки, ранцы и мешки, потому что у каж­дого, кроме сво­его тазика для умы­ва­ния, был свой поход­ный мешок.

Они завер­нули зуб­ные щётки и спря­тали в мешки, потом каж­дый взял свою рас­чёску, сви­тер, по паре нос­ков и немного белья. Поверх всего этого они поло­жили плащи, и сборы были окончены.

Теперь можно было ложиться спать.

На этот раз им не раз­ре­шили раз­го­ва­ри­вать: нужно было выспаться и отдох­нуть перед доро­гой. Встать они должны были очень рано.

Наутро в кузов были уло­жены пять матрасов.

Как все­гда, рано утром при­шёл Хен­рик. У него даже лицо вытя­ну­лось от удив­ле­ния, когда он узнал, что папа вме­сте с гру­зо­ви­ком едет отды­хать. Правда, он немножко успо­ко­ился, когда папа ему объ­яс­нил, что он может взять тележку и рабо­тать пока вме­сто папы.

Папа, мама и стар­шие дети вынесли вниз шер­стя­ные оде­яла и бре­зент. Теперь оста­ва­лось только взять рюк­заки и залезть в кузов. Мор­тен вме­сте с папой сел в кабину, и гру­зо­вик выехал со двора. Хен­рик стоял с тележ­кой и махал им вслед. А когда они огля­ну­лись, они уви­дели в окнах ниж­него этажа чьё-то лицо.

Это была Дама Снизу, кото­рая все­гда так сер­ди­лась, когда дети шумели. Она тоже сто­яла и долго смот­рела им вслед.

И уж если гово­рить правду, она тоже пома­хала им рукой на прощание!

— Вот она теперь, навер­ное, раду­ется! — ска­зал Мадс.

— Правда, инте­ресно, что мы даже не знаем, куда едем? — спро­сила Мона.

— Давайте все закроем глаза и долго-долго не будем откры­вать, — пред­ло­жил Мадс.

Бре­зент закры­вал весь кузов сверху, так что внутри было темно. Гру­зо­вик при­ятно потря­хи­вало, мотор пел непо­нят­ную колы­бель­ную песню, и вскоре все заснули.

Пер­вым проснулся Мадс.

— Я вижу! Вижу! Вижу! — кри­чал он.

— Что ты видишь? — сонно про­бор­мо­тала Марта.

— Дере­вья!

Гру­зо­вик про­ехал ещё немного.

— Мы подъ­ез­жаем к городу! — вдруг закри­чала Мона. — Это такой же боль­шой город, как наш!

Но гру­зо­вик не оста­но­вился в городе, он про­гро­мы­хал по ули­цам и скоро выехал на шоссе.

— Я вижу что-то синее! Это море! — закри­чала Марен.

— Я тоже вижу что-то синее! Это вода! — ска­зала Милли.

На вол­нах пени­лись белые барашки, волны уда­ряли в крас­ные при­бреж­ные скалы и рас­сы­па­лись брызгами.

Гру­зо­вик свер­нул на боко­вую дорожку, подъ­е­хал поближе к морю и оста­но­вился на полянке.

— Как здесь кра­сиво! — ска­зала мама. — Здесь мы и останемся.

— Как будто эта полянка при­над­ле­жит только нам, — ска­зала Мона.

— Ура! — закри­чали все дети и горо­хом посы­па­лись с грузовика.

— Купаль­ные костюмы под сиде­ньем. Оку­ни­тесь, пока я съезжу в лавку, куплю чего-нибудь поесть, — ска­зал папа.

Все надели купаль­ники и подо­шли к воде.

Папа уехал, а мама и дети сто­яли на берегу и про­бо­вали ногами воду.

Вода была про­хлад­ной, нужно было хоть чуть-чуть при­вык­нуть к ней и набраться духу, чтобы окунуться.

Но один из них, не раз­ду­мы­вая, бро­сился прямо к воде.

Это был Малышка Мор­тен. Он обо­жал воду, а столько воды сразу он ещё не видел ни разу в жизни.

Мор­тен летел стре­лой, и мама бро­си­лась за ним. Он бы так и бежал, пока вода не закрыла его с голо­вой, но мама успела схва­тить его. Она дер­жала его под мышки, а он бул­ты­хался, бил ногами, брыз­гался и весе­лился изо всех сил.

— За этим чело­ве­ком нам при­дётся всё время сле­дить, — ска­зала мама. — Стоит отвер­нуться, как он убе­жит к морю.

Вскоре вер­нулся папа, и они при­го­то­ви­лись варить ужин. К этому вре­мени все про­го­ло­да­лись изрядно.

Но не успела мама раз­ве­сти костёр, как Малышка Мор­тен снова убе­жал к морю. Его ножки мель­кали быстро-быстро, как бара­бан­ные палочки, но папе уда­лось вовремя схва­тить его.

— Он совсем оди­чал, — ска­зала мама. — При­дётся нам уехать в дру­гое место, а то у меня не будет ни минутки покоя.

— При­вык­нет со вре­ме­нем, — успо­коил её папа. — А пока мы все по оче­реди будем кара­у­лить его. Марта, сто­рожи его, пока мы гото­вим еду.

Все усе­лись вокруг костра и ждали, когда поспеет ужин.

— Правда, весело за горо­дом? — спро­сил Мадс.

— Ещё весе­лее, чем я думала, — при­зна­лась Мона.

Они дружно поели. И если вы хоть раз ели в лесу на полянке, пред­ва­ри­тельно иску­пав­шись, то зна­ете, каким всё кажется вкус­ным. Потом они бегали и играли, а когда насту­пил вечер, забра­лись в кузов и улег­лись на своих мат­ра­сах. Все укры­лись тёп­лыми шер­стя­ными оде­я­лами, и всем было тепло. Над голо­вой был натя­нут бре­зент, так что луч­шего домика и не придумаешь.

Малышка Мортен исчезает

Все по оче­реди сте­регли Малышку Мор­тена, чтоб он не убе­гал один к морю. Они решили, что гораздо удоб­нее сте­речь его не в оди­ночку, а по двое. Мина и Милли сте­регли его с семи до десяти утра, Мона и Мадс с десяти до часу, потом за ним неко­то­рое время сле­дил папа. В два часа они обе­дали, после обеда Мор­тен спал, и все отды­хали от него до четы­рёх часов. А с четы­рёх до семи вечера Мор­тена сте­регли Марта и Мартин.

Марен была осво­бож­дена от дежурств, потому что она помо­гала маме гото­вить еду. Папа мыл посуду после зав­трака и после обеда. Таким обра­зом, у всех были свои обя­зан­но­сти, но всё равно у них оста­ва­лось ещё уйма вре­мени, чтобы отды­хать и веселиться.

Как-то Мор­тена сте­регли Милли и Мина. Было ран­нее утро, все только что позавтракали.

— Пой­дём соби­рать чер­нику, — пред­ло­жила Милли. — В лесу её очень много.

Они захва­тили с собой по кружке, взяли Мор­тена за руки и втроём отпра­ви­лись в лес.

— Не захо­дите далеко! — крик­нула мама им вдогонку.

— Ладно! — отве­тила Милли. — Мы ведь уже боль­шие, можешь не бояться за нас. Мор­тену тоже нра­вится соби­рать ягоды.

Но Мор­тену нра­ви­лось очень мно­гое, поэтому он оста­нав­ли­вался каж­дую минуту. Если на дорожке лежал камень, ему непре­менно нужно было его подви­нуть; если он нахо­дил паука, ему обя­за­тельно нужно было посы­пать его зем­лёй, чтобы потом смот­реть, как он оттуда выбирается.

— Так мы далеко не уйдём, — ска­зала Мина. — Ты не можешь идти немножко быст­рее, Мортен?

— Я вижу чер­нику! Иди сюда! — закри­чала Милли.

— Чель­ника! — радостно вос­клик­нул Мортен.

Он под­бе­жал к Милли, уселся прямо на землю и начал есть чер­нику. Малыш осто­рожно сни­мал с ветки ягодку и с задум­чи­вым видом клал в рот.

— Давай прой­дём ещё чуть-чуть в лес, там будет больше ягод, — пред­ло­жила Милли. — Идём, Мортен!

Но Мор­тен не хотел идти в дру­гое место. Ему понра­ви­лось здесь.

— Ну и сиди! А мы прой­дём немного дальше, — ска­зала Мина. — Только не уходи никуда отсюда, пока мы не вернёмся!

— Чель­ника! — отве­тил Мор­тен и больше не при­ба­вил ни сло­вечка, потому что был очень занят.

— Вот набе­рём пол­ные кружки и вер­нёмся к нашим, — ска­зала Мина.

— Как будто мы раз­вед­чики! — ска­зала Милли.

— Иди сюда, как здесь много! — позвала Мина.

Милли под­бе­жала к Мине, здесь было очень много ягод, но дальше в лесу их было ещё больше. Они и соби­рали и ели, и скоро их кружки напол­ни­лись доверху.

— Идём теперь к Мор­тену! Навер­ное, он уже наелся, ведь он всё время сидел и ел ягоды, — ска­зала Милли.

Девочки пошли обратно. Но где же Мор­тен? Его не было на том месте, где он остался.

— Он сидел здесь! Правда? — спро­сила Милли. — Мор­тен, иди сюда! — закри­чала она. — Мор­тен! Никто не ответил.

— Его нет! — испу­га­лась Мина.

— Мы его про­во­ро­нили! Что нам теперь скажут?

— Бежим скорее!

Девочки высоко под­няли кружки и бро­си­лись бежать со всех ног.

— Мамочка, мамочка, только не сер­дись на нас! — закри­чала Милли. — Ты очень рас­стро­и­лась, что он вер­нулся один?

— О ком ты гово­ришь? — спро­сила мама.

— О Мор­тене. Разве он не вернулся?

— Нет. А где же он?

— Пони­ма­ешь, Мор­тен хотел сидеть на одном месте и есть, а мы пошли и соби­рали ягоды, а когда вер­ну­лись, его там не было.

— А вдруг он убе­жал к морю? — испу­гался Мадс и со всех ног бро­сился к берегу.

Все побе­жали за ним. Они кри­чали и звали Мор­тена, но никто не отве­чал. Море было глад­кое, как стекло.

Милли и Мина упали на землю и громко заплакали.

— Это мы вино­ваты!.. — рыдала Милли. — Теперь я нико­гда не смогу ничему радоваться.

— Нечего валяться и реветь, — ска­зал Мадс. — Пока­жите нам лучше, где вы его оста­вили. Где он сидел и ел ягоды?

— Он мог уйти совсем в дру­гую сто­рону, — ска­зал папа.

Все, кроме Марен, побе­жали в лес. Она оста­лась возле гру­зо­вика на слу­чай, если Мор­тен вдруг вер­нётся. Девочки пока­зали место, где Мор­тен ел ягоды. Чер­ника кру­гом была чисто обо­брана, видно было, что Мор­тен съел много ягод. Они пошли в глубь леса. Мадс и Мона шли рядом, ино­гда они оста­нав­ли­ва­лись и прислушивались.

— Послу­шай, по-моему, кто-то там пле­щется? — ска­зала вдруг Мона.

Они стали вгля­ды­ваться в чащу леса.

— Похоже, что там идёт дождь, — ска­зал Мадс.

Они пере­гля­ну­лись и под­кра­лись поближе.

— Там и дождь идёт, и кто-то пле­щется, — ска­зала Мона.

Они побе­жали, не обра­щая вни­ма­ния на мож­же­вель­ник и сухие ветки, кото­рые цара­пали им руки и ноги. Вне­запно они остановились.

Прямо перед ними из малень­кой гряз­ной лужи фон­та­ном во все сто­роны летели брызги, и в самой сере­дине, раз­брыз­ги­вая воду руками и ногами, лежал Мор­тен. Гряз­ная вода пото­ками стру­и­лась по его лицу.

— Мор­тен! — закри­чала Мона. — А мы боя­лись, что ты уто­нул в море!

— Вода! Вода! — лико­вал Мор­тен и брыз­гался ещё больше.

К ним под­бе­жали осталь­ные. Они тоже услы­шали голос Мор­тена. Папа схва­тил его на руки, и все были бес­ко­нечно счаст­ливы. Все, кроме самого Мор­тена. Он очень рас­сер­дился. Только что ему было так хорошо и при­вольно, а теперь всё кончилось.

Вы дума­ете, что Милли и Мине больше нико­гда не дове­ряли сто­ро­жить Малышку Мор­тена? Оши­ба­е­тесь! Теперь-то папа и мама были уве­рены, что Милли и Мина больше нико­гда не уйдут от Мор­тена во время сво­его дежур­ства. И они были правы.

Так папа, мама и восемь детей про­жили в лесу шесть дней. При­шло время воз­вра­щаться домой. До начала заня­тий остался всего один день. Всем было жалко про­щаться с морем, с лесом, с чер­ни­кой, с зелё­ной тра­вой и цве­тами, с аро­ма­том леса и моря, с костром, на кото­ром они гото­вили еду и вокруг кото­рого сидели вече­рами. Воз­вра­ще­нию в город радо­вался только один грузовик.

Гру­зо­вику гораздо больше нра­ви­лось ездить по ули­цам города, чем сто­ять без дви­же­ния целый день и слу­жить дачей. Да и шинам было слиш­ком жарко. «Того и гляди, поло­па­ются от жары», — думал гру­зо­вик. Да и ни одного гру­зо­вика за эти дни он не встре­тил. Ему было скучно. Поэтому гру­зо­вик очень обра­до­вался, когда уви­дел, что папа, мама и восемь детей пошли про­щаться с лесом и морем.

— Спа­сибо за всё, — ска­зали они. — Нам было очень хорошо с вами.

А гру­зо­вик ничего не ска­зал, он молча ждал, пока все собе­рутся. Нако­нец сборы закон­чи­лись. Папа завёл мотор, и, как только гру­зо­вик тро­нулся с места, Малышка Мор­тен нажал кнопку гудка, и гру­зо­вик тоже ска­зал: «До свиданья!»

«Я рад, что мы уез­жаем, — думал гру­зо­вик. — Мы едем домой. Надо быть вежливым».

Он радо­вался тому, что едет в город, что скоро встре­тится с дру­гими гру­зо­ви­ками. А дети сидели в кузове и беседовали.

— При­ятно всё-таки вер­нуться домой, — ска­зал Мартин.

— Когда мы уез­жали, сер­ди­тая Дама Снизу сто­яла и махала нам вслед, — вспом­нила Марта.

— Она-то не очень обра­ду­ется, что мы вер­ну­лись, — ска­зал Мадс. — Пока нас не было, она могла спо­койно спать после обеда.

— Хм, — усмех­ну­лась Мона. — Зна­чит, она спала весь день и гуляла всю ночь.

Въе­хав в город, они замол­чали и с инте­ре­сом смот­рели по сторонам.

— Всё как раньше, — заме­тил Мадс.

— Мы уже почти дома. Смот­рите, мы едем по нашей улице, — обра­до­ва­лась Марта. — Вон наш дом! Там кто-то стоит у парадного.

— Это Хен­рик! Он ждёт нас. Вот он обра­ду­ется, что мы вер­ну­лись! — кри­чал Мадс.

— Хорошо, что он тогда украл наш гру­зо­вик, а то бы мы нико­гда с ним не позна­ко­ми­лись, — ска­зала Мона.

— А вон Дама Снизу. Смот­рите, она тоже машет, хотя мы воз­вра­ща­емся, а не уезжаем.

Гру­зо­вик оста­но­вился, и дети быстро выпрыг­нули из кузова. Мама поспе­шила за ними, папа тоже вылез из кабины.

— При­вет, Хен­рик! — поздо­ро­вался он. — Вот мы и дома!

Дети побе­жали наверх, им не тер­пе­лось посмот­реть, как выгля­дит их дом изнутри. Они быстро добе­жали до этажа, на кото­ром жила сер­ди­тая Дама Снизу. Она сто­яла на пло­щадке и, каза­лось, ждала их.

— Доб­рый день, доб­рый день! — гово­рила она и при этом лас­ково улыбалась.

— Какая ты сим­па­тич­ная, когда улы­ба­ешься, — ска­зала Мона. — Я нико­гда тебя такой не видала.

— Помолчи, Мона! — цык­нула на неё мать.

— Я бы очень хотела, чтобы вы сна­чала зашли ко мне выпить по чашечке кофе с пирож­ными. А для детей у меня есть гази­ро­ван­ная вода, ведь они, навер­ное, не любят кофе?

У мамы был такой вид, будто она сва­ли­лась с луны. Да и у всех осталь­ных, пожа­луй, тоже.

Пер­вой опом­ни­лась Мона.

Их спра­ши­вают, не хотят ли они пирож­ных с гази­ро­ван­ной водой, и никто из них ещё не отве­тил: «Спа­сибо, хотим». Нет, она должна сама отве­тить за всех.

— Боль­шое спа­сибо! — веж­ливо ска­зала она. — Мы с удо­воль­ствием зай­дём к вам.

— Боль­шое спа­сибо! — ска­зала мама, будто только что проснув­шись. — Это так любезно с вашей сто­роны, только лучше мы сна­чала под­ни­мемся к себе и немножко при­ве­дём себя в поря­док, да и вещи надо отне­сти домой.

— Ну, вещи-то могут спо­койно посто­ять на лест­нице, правда, Хенрик?

— Ты зна­кома с нашим Хен­ри­ком? — уди­ви­лась Мона.

— Да, мы позна­ко­ми­лись совсем недавно, — отве­тила дама. — Он всё ходил здесь, ску­чал и тоже ждал вас, и одна­жды мы с ним разговорились.

— Я каж­дый день обе­дал у Хюльды, — ска­зал Хен­рик. — Эта дама пре­красно гото­вит, смею вас уверить.

Хен­рик поти­хоньку, но настой­чиво под­тал­ки­вал их к двери Хюльды. И когда Мадс захо­тел сбе­гать наверх посмот­реть на их квар­тиру, Хен­рик оста­но­вил его словами:

— Потом посмот­ришь, идём!

Папа и мама от удив­ле­ния совсем лиши­лись дара речи. Поду­мать только, та самая дама, кото­рая посто­янно сер­ди­лась на них и на детей, ока­зы­ва­ется, ждала их воз­вра­ще­ния с горя­чим кофе и пирожными!

Они осто­рожно вошли в её наряд­ную ком­нату. Дети усе­лись на самые кра­ешки сту­льев и боя­лись взгля­нуть друг на друга. Вот сей­час-то, во вся­ком слу­чае, сле­до­вало вести себя получше, чтобы дама не рас­сер­ди­лась прежде, чем они выпьют гази­ро­ван­ную воду.

— А я и не знал, что тебя зовут Хюльда, — ска­зал Мадс.

— Да, Хюльда. Можете звать меня тётя Хюльда или про­сто Хюльда, как хотите.

— Я при­ду­мал! Мы будем звать тебя Ниж­няя Хюльда, ведь ты живёшь под нами, — пред­ло­жил Мадс.

— В этом-то всё и несча­стье, — вздох­нула мама. — К сожа­ле­нию, у меня нет вре­мени каж­дый день после обеда уво­дить детей на про­гулку, и я боюсь, что они снова не дадут вам спать.

— О, не бес­по­кой­тесь! — уте­шила её Хюльда. — Я пере­стала спать после обеда. Я теперь раньше ложусь вече­ром. Я очень рада, что вы уже вер­ну­лись домой, здесь было так тихо без вас, так скучно. Я почти не могла спать.

Теперь уж дети больше не могли уси­деть спо­койно: ока­зы­ва­ется, Ниж­няя Хюльда на самом деле очень добрая.

А Мор­тен раз­го­ва­ри­вал сам с собой.

— Хочу гази­ло­вочки, хочу гази­ло­вочки, — гово­рил он, держа в руке стакан…

— Боль­шое, боль­шое вам спа­сибо, — ска­зала нако­нец мама. — Всё было такое вкус­ное, но теперь нам пора домой: надо рас­па­ко­вать вещи и при­ве­сти себя в поря­док после дороги.

Когда папа, мама и восемь детей встали, чтобы идти домой, Хюльда и Хен­рик тоже под­ня­лись вме­сте с ними.

— Мы про­во­дим вас наверх, — ска­зали они.

Мама опять очень удивилась.

— Нет, не стоит, — ска­зала она, — у нас там не убрано и некрасиво.

Но каза­лось, что Хюльда не слы­шала мами­ных слов: она молча под­ни­ма­лась за ними по лестнице.

Папа подо­шёл к двери, чтобы открыть замок, но вдруг раз­дался возглас:

— В чём дело? Кто-то сло­мал наш замок!

— Это я сло­мал, — ска­зал Хенрик.

— Опять при­нялся за ста­рое? — спро­сил папа с огор­чён­ным видом.

— Нет, нет, что ты! — испу­гался Хенрик.

— Он не сде­лал ничего пло­хого. Вот откройте дверь и уви­дите, — ска­зала Хюльда.

Они вошли в кухню и уви­дели, что там всё было заново выкра­шено, а когда открыли дверь в ком­нату, то так и застыли в изум­ле­нии. Вдоль стен сто­яли двух­этаж­ные кро­вати, и на каж­дой было напи­сано имя.

— У нас появи­лись кро­вати, — ахнула Мона. — Это нам? Да, Хен­рик? Мы будем на них спать? Каж­дый в своей?

А Хен­рик стоял и улыбался.

— Я бы ничего не смог сде­лать без Хюльды, — ска­зал он. — Мы с ней рабо­тали вме­сте каж­дый день после вашего отъезда.

Не про­шло и секунды, как дети забра­лись каж­дый на свою кро­вать, и мама до конца дня ника­кими силами не могла извлечь их оттуда.

Малышка Мор­тен несколько раз падал с кро­вати на пол, но снова заби­рался на неё. Это было совсем про­сто, потому что его место было на пер­вом этаже.

Теперь ему при­шлось выучить совсем новое слово «кро­вать».

Я знаю, вам тоже при­ятно, что дети больше не будут спать на полу.

Несколько дней под­ряд папа ходил и любо­вался кра­си­выми кро­ва­тями, кото­рые сде­лал для детей Хен­рик, и нако­нец сказал:

— А теперь мы их покра­сим. Выби­райте каж­дый любой цвет для своей кровати.

— Мы все должны выбрать оди­на­ко­вый цвет? — спро­сил Мадс.

— Да нет, — отве­тил папа. — По-моему, будет очень кра­сиво, если все они будут раз­ного цвета.

— Тогда, если можно, я хочу синюю, — ска­зал Мадс.

— А я — крас­ную! — ска­зала Мона.

— И я! И я! Кас­ную! Кас­ную! — кри­чал Малышка Мортен.

— Тише, тише, Мор­тен, — успо­ко­ила его мама. — Хорошо, у тебя будет красная.

— А мне розо­вую, — попро­сила Милли.

— И мне тоже розо­вую, — ска­зала Мина, потому что она все­гда повто­ряла то же, что гово­рила Милли.

— Мне зелё­ную, — ска­зал Мартин.

— Мне жёл­тую, — ска­зала Марта. А Марен думала дольше всех и нако­нец решила, что ей хочется белую.

— Хорошо, — ска­зал папа, запи­сав, кто что хочет. — Сей­час я при­го­товлю краску, и каж­дый сам будет кра­сить свою кро­вать. Но у нас есть только четыре кисти, так что при­дётся кра­сить в две оче­реди. Милли, Мина, Марен и Мар­тин кра­сят в первую очередь.

— Зна­чит, мы можем пока пойти погу­лять, — пред­ло­жила мама.

Она взяла с собой Мадса, Мону, Марту и Малышку Мор­тена, и они стали спус­каться по лест­нице. Но им не уда­лось уйти далеко — на лест­нице их оста­но­вила Ниж­няя Хюльда.

— Захо­дите пока ко мне, — пред­ло­жила она. — А они посту­чат ко мне в пото­лок, когда закончат.

Мама пре­ду­пре­дила папу, и они пошли к Хюльде. Мама была очень довольна, она целый день рабо­тала, и у неё устали ноги, и теперь она с удо­воль­ствием при­села у Хюльды. Хюльда при­го­то­вила кофе, а дети играли в спальне.

С тех пор как у них появи­лись соб­ствен­ные кро­вати, они стали осо­бенно инте­ре­со­ваться спаль­нями. У Хюльды была очень кра­си­вая кро­вать с бле­стя­щими шари­ками и комод с зер­ка­лом. На сте­нах висело много кар­тин. Детям здесь очень понравилось.

Они про­были у Хюльды часа два. Нако­нец папа посту­чал им в пото­лок, и они побе­жали наверх. Дома они уви­дели две розо­вые кро­вати, одну зелё­ную и одну белую. Ком­ната выгля­дела очень красиво.

— Ну, можете начи­нать, — ска­зал папа. — И тогда у нас будет совсем нарядно.

Мадсу дали синюю краску, Моне — крас­ную, Марте — жёлтую.

Папа немножко помо­гал Моне, но боль­шую часть кро­вати она выкра­сила сама.

Малышке Мор­тену не раз­ре­шили кра­сить, за него кра­сила мама. Она выкра­сила его кро­ватку в крас­ный цвет, как он и просил.

Они кра­сили долго, а когда все кро­вати были готовы, ком­нату про­сто нельзя было узнать, так стало красиво.

— Заме­ча­тельно, — ска­зал папа. — Теперь мы будем назы­вать нашу ком­нату спальней.

— Обя­за­тельно, — под­дер­жала его мама. — Только, по-моему, тут очень пах­нет краской.

— А мы сей­час откроем окно и пой­дём на кухню чего-нибудь пере­ку­сим, — пред­ло­жил папа.

Малышка Мор­тен страшно рас­сер­дился, что ему не дали покра­сить, но всё-таки тоже пошёл на кухню, потому что любил поесть. Ему дали боль­шой кусок хлеба, и он сразу же при­нялся его упле­тать. А все осталь­ные стоя ждали своей очереди.

— Не спе­шите, — ска­зала мама. — Сей­час все полу­чат свою долю, и мы сядем, как обычно, за стол.

Мор­тен наблю­дал за всеми, на него никто не обра­щал ни малей­шего вни­ма­ния: уж очень все про­го­ло­да­лись. Тогда он осто­рожно открыл дверь спальни, про­крался туда и тихо при­крыл за собой дверь.

Ой, ой, ой! — здесь сто­яло ведёрко с крас­ной крас­кой и рядом на газете лежала кисть. Папа ещё не успел убрать их.

Мор­тен быстро засу­нул хлеб в рот и схва­тил кисть. Он глу­боко обмак­нул её в ведёрко с крас­кой. Ого! — здесь ещё много краски! Мор­тен огля­делся: что же ему покра­сить? Кро­вати все уже выкра­шены, кра­сить их заново неин­те­ресно. А вот пол… на него даже жалко было смот­реть. Бед­нень­кий, он был про­сто корич­не­вый, и во мно­гих местах краска давно стёр­лась. Мор­тен про­вёл кистью по полу. На полу оста­лась кра­си­вая крас­ная полоска.

— Би-би! — загу­дел Мор­тен, он играл в гру­зо­вик. Кисть была крас­ным гру­зо­ви­ком, кото­рый ехал по крас­ной дороге.

Мор­тен снова обмак­нул кисть и поехал дальше. Пожа­луй, не стоит гудеть так громко. А то его услы­шат, при­дут и всё испор­тят. Это Мор­тен хорошо знал. Теперь Мор­тен гово­рил «би-би» шёпо­том. Всё равно играть в гру­зо­вик было так же инте­ресно. На полу было уже много крас­ных доро­жек, кое-где они пере­се­ка­лись. А вдруг сей­час краска кон­чится? Мор­тен загля­нул в ведёрко. Нет, её, к сча­стью, было ещё много. А тем вре­ме­нем все спо­койно ели на кухне.

— Может, пойти и позвать к нам Ниж­нюю Хюльду? — спро­сил Мадс. — Хен­рик, навер­ное, тоже у неё, она гово­рила, что он соби­рался прийти.

— Конечно! Хен­рик дол­жен посмот­реть, как мы всё кра­сиво выкра­сили, — ска­зал папа. — Сходи, пожа­луй­ста, за ними, Мадс. А соб­ственно говоря, куда девался Мортен?

Папа счи­тал и пере­счи­ты­вал детей, и у него всё время полу­ча­лось только семь. — Да, навер­ное, он ест под сто­лом, — спо­койно ска­зала мама. — Ты же зна­ешь, что он это любит.

— Да, я про­сто забыл, — отве­тил папа. В это время посту­чали в дверь, и вошёл Мадс с Хен­ри­ком и Хюльдой.

— Захо­дите, захо­дите, мило­сти про­сим, — при­гла­сил их папа. — Сей­час мы пока­жем вам самую кра­си­вую в мире спальню.

Папа рас­пах­нул дверь и спросил:

— Ну, как вам нравится?

Больше бед­ный папа не успел вымол­вить ни сло­вечка, потому что он уви­дел Мор­тена и пол, изъ­ез­жен­ный крас­ным грузовиком.

— Ох! — ска­зал папа.

— Ах! — ска­зала мама.

— Вот здо­рово! — обра­до­ва­лись дети.

— Батюшки! — изу­ми­лась Хюльда. — Какие кра­си­вые стали кро­вати, а крас­ный пол, ока­зы­ва­ется, очень нарядно! Нико­гда в жизни не видела ничего более прекрасного!

— И я тоже, — под­дер­жал её Хенрик.

Папа, осто­рожно сту­пая между крас­ными дорож­ками, добрался до Мор­тена и под­нял его на руки, но Мор­тен рас­сер­дился, дёр­нулся и маз­нул папу кисточ­кой прямо по лицу, и нос у папы тут же стал крас­ным. Нако­нец папе уда­лось отобрать у Мор­тена кисть, и он вру­чил Мор­тена маме. А маме при­шлось отти­рать Мор­тена аце­то­ном, потому что он весь был в крас­ной краске.

— Вот так сюр­приз! — ска­зал папа. — При­дётся потру­диться, чтобы снять всю эту краску.

— Зачем же её сни­мать? Это так трудно! Лучше уж весь пол выкра­сить в крас­ный цвет! — пред­ло­жила мама.

— Ты дума­ешь? — усо­мнился папа. — Пожалуй!

Он про­вёл по полу кистью, потом ещё, ещё и начал кра­сить пол с таким энту­зи­аз­мом, что уже не мог оста­но­виться. Так папа выкра­сил весь пол, а все сто­яли в две­рях и смот­рели, как он работает.

— Сего­дня нам при­дётся спать всем в кухне, — ска­зал папа. — Пока пол не высох­нет, по нему нельзя ходить.

— Зачем же вам спать в кухне? Там очень тесно. Вы можете пере­но­че­вать у меня, а к утру пол уже высох­нет, — пред­ло­жила Хюльда.

Когда все дети улег­лись на полу, Мадс сказал:

— Вот мы и опять спим на полу.

— Но это уже в самый послед­ний раз, — отве­тила Мона.

И она была права, потому что на дру­гой день они снова пере­бра­лись наверх, а когда насту­пил вечер, легли каж­дый в свою кро­вать и оттуда смот­рели на самый кра­си­вый и на самый крас­ный в мире пол.

— А Мор­тен не дурак, — ска­зала Мона.

— Мор­тен молод­чина! Ура Мор­тену! — закри­чала Милли.

Но Мор­тен не слы­шал, как они кри­чали «ура!» в его честь, — он лежал в своей крас­ной кро­ватке и крепко спал. И ему снился сон. Зна­ете о чём? А вот попро­буйте уга­дайте. Ладно уж, я, так и быть, скажу, что ему сни­лось. Он видел во сне много-много боль­ших крас­ных маляр­ных кистей!

Маленький гость — большое событие

— Почему к нам нико­гда не при­хо­дят гости? — спро­сил одна­жды Мадс.

— Вчера я был в гостях у одного маль­чика, его зовут Сигурд, нас уго­щали вся­кими вкус­ными вещами, и там, кроме меня, было ещё шесть мальчиков.

— Ага, — ска­зал папа. — Это, конечно, при­ятно. А что, у Сигурда много бра­тьев и сестёр?

— Да нет, он один. Зна­ешь, как он мне зави­дует, что нас так много.

— А Сигурд с папой и мамой тоже живут в одной ком­нате, как мы? — спро­сила Марта.

— Нет, что ты! У них столько ком­нат, что я даже не мог сосчи­тать. А у Сигурда своя отдель­ная комната.

— Тебе было весело у него? — спро­сила мама. Мадс был таким тихим и стран­ным, что мама никак не могла понять, что с ним творится.

— Да‑а, — отве­тил Мадс, — только там был один очень про­тив­ный мальчик.

— А что он сде­лал? — спро­сила мама.

— Да он всё время гово­рил о нас вслух, а потом он крик­нул мне…

— Что он крик­нул? — поин­те­ре­со­ва­лась Мона.

— Он крик­нул: «А правда, что вы ночью спите на полу на матрасах?»

— Ну, а ты? — спро­сила Мона; она покрас­нела до кор­ней волос от воз­му­ще­ния, что какой-то маль­чишка хотел оби­деть Мадса.

— А я ска­зал, что это было давно, уже пять дней назад, и рас­ска­зал, конечно, какие нам сде­лали кро­вати. А Сигурд — он очень хоро­ший, — он ска­зал, что ему очень хоте­лось бы когда-нибудь прийти к нам. Но ведь у нас нико­гда не бывает гостей, так что я даже не знаю…

— Мы сами у себя гости, вон как нас все­гда много, — ска­зал папа. — Ну хорошо, зав­тра у нас по-насто­я­щему будут гости. Мы при­гла­сим Сигурда. Нас будет девять детей и двое взрос­лых. Я думаю, будет неплохо.

Мама взгля­нула на него.

— Я испеку було­чек и пирож­ков, — ска­зала она.

— Недурно, — ска­зал папа.

На дру­гой день папа, мама и дети — все были немного взвол­но­ваны, ведь к ним дол­жен был прийти гость.

В школе на пер­вой же пере­мене Мадс подо­шёл к Сигурду и при­гла­сил его на сего­дня к ним в гости. Лицо Сигурда рас­плы­лось в широ­кой улыбке.

— Я — с радо­стью! У тебя день рождения?

— Да нет, про­сто у нас сего­дня праздник.

— Спа­сибо, я приду.

В этот день папа с гру­зо­ви­ком вер­нулся с работы пораньше. Он очень спе­шил. Сна­чала он вих­рем умчался из дома и купил длин­ный канат и несколько мот­ков верёвки. Потом спу­стился в под­вал и там сто­ляр­ни­чал, потом снова при­бе­жал наверх и что-то натя­ги­вал и сту­чал в комнате.

Мама загля­нула к нему из кухни:

— Ну как, отец, ты, кажется, что-то затеял?

— Подо­жди, — отве­тил папа; он стоял на табу­ретке и под­ве­ши­вал к потолку ста­рый коло­коль­чик. — Видишь ли, я хочу, чтобы моим детям жилось так же весело, как всем осталь­ным. И я поду­мал, что ведь и правда мы ни разу не устра­и­вали для детей дет­ского празд­ника. Послу­шай, мать, не хочешь ли ты сего­дня быть мат­ро­сом? А я буду капитаном.

Мама молча с изум­ле­нием смот­рела на него, она ничего не понимала.

— Погляди, — ска­зал папа, — вот мои ста­рые мат­рос­ские брюки. Я слиш­ком рас­тол­стел, на меня они не вле­зут, а тебе они в самый раз. А вот и бес­ко­зырка. Надень мою белую рубашку, и ты будешь пре­вос­ход­ным матросом.

Мама с испу­гом смот­рела на него.

— Слу­шай команду капи­тана! — вдруг закри­чал папа гро­мо­вым голосом.

— Есть, капи­тан! — отве­тила мама и исчезла на кухне, схва­тив в охапку все эти стран­ные вещи. И через две минуты перед папой стоял бой­кий моряк.

В этот день, сразу после обеда, стар­шие ушли гулять с малы­шами, чтобы папа и мама могли спо­койно всё при­го­то­вить к при­ходу гостя. Нако­нец при­шло время воз­вра­щаться с про­гулки. Им уже не тер­пе­лось посмот­реть, что при­ду­мали мама с папой. В воро­тах дома они встре­тили Сигурда. На нём был надет кра­си­вый мат­рос­ский костюм.

В окне пока­зался папа и закричал:

— Под­ни­май­тесь, под­ни­май­тесь ско­рей по трапу, корабль готов к отплытию!

И три раза про­били склянки. Дети бро­си­лись наверх — папа и мама сто­яли по обеим сто­ро­нам двери.

Сигурда про­пу­стили пер­вым, ведь он был гость. Он веж­ливо покло­нился и пожал руки папе с мамой.

— Добро пожа­ло­вать на борт нашей шхуны! — при­вет­ство­вал его папа.

— Моло­дец, что при­шёл в мат­роске, зна­чит, у нас сего­дня будут два матроса.

А все дети сто­яли у двери и, рас­крыв от изум­ле­ния рты, уста­ви­лись на маму. Обычно мама все­гда носила поло­са­тое пла­тье, и теперь в брю­ках и бес­ко­зырке дети с тру­дом узнали её.

— Под­ни­май­тесь, — ска­зал папа. — Сей­час убе­рём сходни!

Дети уви­дели, что на пороге лежала боль­шая гла­диль­ная доска. Чтобы попасть на корабль, надо было пройти по этой доске.

— Так, — ска­зал папа, — все на борту? А ну, Мадс, убрать сходни! Сигурд, под­нять якоря!

Один конец каната папа при­вя­зал к двер­ной ручке, дру­гой спу­стил вниз по лест­нице. Мадс убрал сходни, Сигурд, спо­ткнув­шись, бро­сился к канату и вытя­нул его наверх.

Когда всё было в порядке, папа сказал:

— А теперь все марш на палубу! Мы позо­вём вас, как только еда будет готова.

Когда ребята вошли в ком­нату, кото­рую назы­вали спаль­ней, они ещё раз застыли от удив­ле­ния. Здесь всё было пере­де­лано. Кро­вати были засте­лены, как койки в мат­рос­ском куб­рике. Под потол­ком висел гро­мад­ный парус. Папа сме­тал его из всех восьми дет­ских простыней.

Кроме того, папа при­кре­пил к потолку три кольца, через них он про­пу­стил бечёвку, концы кото­рой сви­сали до полу.

— Это подъ­ём­ный кран, — ска­зал папа. — Сей­час он нач­нёт работать.

Конечно, под­нялся шум, но теперь никто не боялся, потому что мама пре­ду­пре­дила Ниж­нюю Хюльду, что у них будет дет­ский празд­ник, и Хюльда обе­щала после обеда пойти погулять.

Сигурд и Мадс рабо­тали на подъ­ём­ном кране, они под­ни­мали и опус­кали стулья.

Мона попро­бо­вала под­нять стол, но он ока­зался слиш­ком тяжёлым.

Мар­тин ска­тал боль­шой лист бумаги, и у него полу­чился бинокль.

Он стоял у окна и кричал:

— Впе­реди шхеры! Право руля!

Марта и Марен были офи­ци­ан­тами, они ходили с под­но­сами, на кото­рых сто­яли ста­каны с гази­ро­ван­ной водой, а папа неко­то­рое время был даже кора­бель­ным псом. Милли и Мина сидели на своих кро­ват­ках и пра­вили кораб­лём. Малышка Мор­тен тоже пра­вил кораб­лём, но он гово­рил только:

— Впе­лёд, ту-ту!

Ведь он не пони­мал, что они уже давно поки­нули гавань и нахо­дятся в откры­том море. Вдруг мама крикнула:

— Кто хочет есть, марш в кают-компанию!

Есть, конечно, хотели все, и все побе­жали на кухню. Там, на длин­ном кухон­ном столе, сто­яло блюдо с аппе­тит­ными бутер­бро­дами и све­жими пончиками.

Мама со своей чаш­кой кофе усе­лась на верх­ней сту­пеньке стре­мянки. Ей очень нра­ви­лось быть мат­ро­сом, она сидела выше всех, бол­тала ногами и сме­я­лась так, что чуть не свалилась.

Папа сидел на полу и ста­рался удер­жать чашку с блюд­цем на трёх пальцах.

Когда все наелись, снова пошли играть на палубу.

Папа пошёл вме­сте с детьми и рас­ска­зы­вал им вся­кие мор­ские исто­рии ещё тех вре­мён, когда он сам был моря­ком. Потом он научил детей вязать мор­ские узлы.

Время про­шло очень быстро, вдруг папа при­ста­вил руки ко рту и загу­дел, как насто­я­щий пароход.

— На гори­зонте земля! — закри­чал он.

— А куда мы при­плыли? — спро­сила Мона.

— Домой, в Нор­ве­гию, — отве­тил папа. — Вот при­стань. Тебе здесь выхо­дить, Сигурд.

Гла­диль­ная доска вновь была поло­жена одним кон­цом на порог. Сигурд осто­рожно про­шёл по ней, спу­стился по лест­нице и вышел на улицу. Там он обер­нулся и посмот­рел на окно, где сто­яли папа, мама и все восемь детей и махали ему белыми носо­выми плат­ками, как будто они и правда нахо­ди­лись на борту насто­я­щего паро­хода, гото­вого отойти от пристани.

Не сразу уда­лось им при­ве­сти дом в поря­док после дет­ского празд­ника. Но нако­нец всё было убрано, про­стыни вер­ну­лись на свои места, и дети могли лечь спать.

На дру­гой день Сигурд на школь­ном дворе рас­ска­зы­вал всем това­ри­щам о весё­лом празд­нике. Про­тив­ный маль­чишка, кото­рый ста­рался оби­деть Мадса, когда они были в гостях у Сигурда, сразу же вме­шался и сказал:

— Какое там у вас может быть весе­лье, если у вас и повер­нуться-то негде!

— Уж поверь мне, что было очень весело, — воз­ра­зил ему Сигурд. — Это был самый весё­лый празд­ник, на каком мне при­хо­ди­лось бывать.

А Мадс стоял и радо­вался: всё-таки здо­рово, что и у них дома был дет­ский праздник!

Хенрик и Нижняя Хюльда

Как-то вече­ром папа, мама и восемь детей ужи­нали на кухне.

Вдруг в дверь постучали.

— Вой­дите! — крик­нул папа.

Как раз перед этим он отку­сил боль­шой кусок хлеба, поэтому трудно было разо­брать, что он ска­зал, но дети хором закричали:

— Вой­дите!

И каж­дому стало ясно, что теперь гостю оста­ётся только пере­сту­пить порог.

В кухню тяжё­лой поход­кой вошёл Хенрик.

— Ах, это ты, Хен­рик! — уди­вился папа. — Разве ты ещё не ушёл домой? Как зовут твою хозяйку, у кото­рой ты теперь живёшь?

— Тётушка Олеа, но она сей­час, навер­ное, в своём швей­ном клубе или где-нибудь ещё, дома всё равно никого нет.

— Зна­чит, ты ещё ничего не ел? — спро­сила мама.

— Это не беда, — отве­тил Хен­рик, — у меня нет аппетита.

— Хорошо, что ты зашёл, — заме­тил папа. — Мне сего­дня как раз хоте­лось с тобой пого­во­рить. Садись поешь, легче будет разговаривать.

Хен­рик сел с испу­ган­ным видом, ведь он не знал, о чём папа хочет с ним гово­рить. Навер­няка какая-нибудь непри­ят­ность. Может быть, папе больше не нужен помощник?

Но папа хотел пого­во­рить с Хен­ри­ком совсем о другом.

— Мне кажется, — начал папа, — что мы с тобой очень хорошо сра­бо­та­лись. Да и дел у нас с тобой много. И мне бы очень хоте­лось знать точно, не соби­ра­ешься ли ты ухо­дить от меня. Конечно, теперь я буду пла­тить тебе больше, и мне бы очень хоте­лось знать твёрдо, что ты никуда от меня не уйдёшь.

Хен­рик не мог вымол­вить ни слова. Ведь ни о чём дру­гом он и не меч­тал. Больше всего на свете ему хоте­лось рабо­тать на гру­зо­вике вме­сте с папой.

— Может, тебе надо сперва поду­мать об этом? — спро­сил папа.

— Да нет же, — вме­ша­лась Мона. — Он оне­мел от радо­сти, как ты не понимаешь!

— Конечно, я очень рад, — ска­зал Хен­рик, и улыбка рас­плы­лась у него по физио­но­мии. — Я и правда оне­мел от радо­сти! Ведь ты не шутишь?

— Какие тут шутки! — Папа даже уди­вился. — А когда я буду уез­жать, ты будешь рабо­тать на гру­зо­вике один.

— Про­стите, я дол­жен уйти на минутку, — ска­зал вдруг Хен­рик, — но я сей­час же вернусь.

— Не пони­маю, куда это он убе­жал? — ска­зал папа. — Всё-таки в послед­нее время он какой-то странный.

— Неужели ты не пони­ма­ешь, куда он пошёл? — спро­сила Мона. Она не пере­ста­вала удив­ляться тому, как мало пони­мают взрос­лые. — Он пошёл к Ниж­ней Хюльде, чтобы рас­ска­зать ей об этом. Может, он теперь даже осме­леет и посва­та­ется к ней.

— А ты дума­ешь, он хочет посва­таться? — спро­сила мама.

— Конечно. Про­сто он не знает, как это сде­лать, — реши­тельно заявила Мона.

— Да нет, ты оши­ба­ешься, — ска­зал папа.

Вскоре вер­нулся Хенрик.

— Ну что, посва­тался? — спро­сила Мона.

— Нет, опять духу не хва­тило, — ска­зал Хен­рик. — Но я хоть ска­зал ей, что мне при­ба­вили зар­плату, ну и в таком духе.

— Это уже начало, — улыб­ну­лась мама.

В этот вечер дети долго раз­го­ва­ри­вали, лёжа в постелях.

— Нужно как-то помочь Хен­рику, — ска­зала Мона.

— Конечно, а что можно сде­лать? — спро­сил Мадс.

— Я не знаю, что зна­чит сва­таться, поэтому я ничего не могу при­ду­мать, — тяжело вздох­нула Милли.

— Я тоже, — ска­зала Мина.

— Смот­рите, — начал объ­яс­нять им Мадс. — Вот, напри­мер, Мона — это Ниж­няя Хюльда, а я — Хен­рик. В руке у меня букет цветов.

— Нет у тебя ника­кого букета, у тебя пустая рука, — ска­зала Милли.

— Да как ты не пони­ма­ешь, что это пона­рошку, — объ­яс­нила ей Мона.

— Ну вот, я вхожу и говорю: «Доро­гая Хюльда, не хочешь ли ты выйти за меня замуж?» — ска­зал Мадс.

— А я отве­чаю: «Да» — и, зна­чит, всё в порядке, — закон­чила Мона.

— И больше ничего? — уди­ви­лась Милли. — Тогда я не пони­маю, почему Хен­рик не может сам спро­сить Хюльду.

— Он не реша­ется, потому что боится, а вдруг она ска­жет: «Нет», — объ­яс­нила ей Мона. — Мы должны раз­уз­нать, что думает Хюльда, правда, Мадс?

— Я при­ду­мал! Зав­тра утром мы с тобой пой­дём к ней на раз­ведку, — заявил Мадс.

На дру­гой день Мона и Мадс посту­ча­лись в дверь к Ниж­ней Хюльде.

— Вой­дите! — отве­тила Хюльда. — Вот это гости, вот молодцы, что зашли ко мне. Ведь я гово­рила, что вы можете при­хо­дить ко мне когда угодно, но вы почти нико­гда не приходите.

— Мы ещё не при­выкли, — ска­зал Мадс.

— Сей­час посмот­рим, кажется, у меня оста­лось немного пече­нья. Я думаю, что от сока вы тоже не откажетесь.

Мона и Мадс чинно усе­лись на сту­лья и молча ждали, пока Хюльда при­не­сёт им из кухни сок и печенье.

— Тебе не скучно жить совсем одной? — спро­сил Мадс. — Ты все­гда жила одна?

— О нет, я жила вме­сте со своей мамой до самой её смерти, она умерла три года тому назад. Но ты прав: одной жить и грустно, и скучно, поэтому так при­ятно, когда при­хо­дят гости.

— Но ведь Хен­рик часто к тебе при­хо­дит, — заме­тила Мона.

Хюльда слегка покраснела:

— Да, летом, когда вы уез­жали, он при­хо­дил ко мне почти каж­дый день. Он днём масте­рил вам кро­вати, а у меня обе­дал. И мне это очень нра­ви­лось. Но в послед­нее время он стал таким стран­ным. Поси­дит, поси­дит минутку, вдруг зато­ро­пится и убежит.

— Во вся­ком слу­чае, ты ему очень нра­вишься, — ска­зала Мона. — Может, он про­сто боится, что не нра­вится тебе?

— Тогда он оши­ба­ется, — ска­зала Хюльда и тут же спо­хва­ти­лась: — Что же это я вам говорю! Ведь вам всё это, навер­ное, скучно…

— Ну что ты! — ска­зала доволь­ная Мона. — Нам как раз очень интересно.

Теперь она узнала всё, что её инте­ре­со­вало, и могла спо­койно при­няться за дело.

В этот вечер папа, мама и осталь­ные дети никак не могли понять, что делают Мона и Мадс. Мадс что-то запи­сы­вал, а Мона спра­ши­вала всех по порядку.

— При­ду­май ско­рей пред­ло­же­ние из трёх слов, чтобы все слова начи­на­лись на «И», — ска­зала Мона папе.

— «Ингрид испу­га­лась иголки», — при­ду­мал папа.

— А теперь на «Д».

— «Дети долго дра­лись», — улыб­нув­шись, пред­ло­жила мама.

— Хорошо. Ты запи­шешь это, Мадс?

— Да. Теперь снова нужно на «И».

— «Идиот испор­тил игрушку», — быстро выпа­лила Марта.

— Очень хорошо, правда, Мадс?

— Ага. Теперь на «3».

— «Зяб­лики зимой зяб­нут», — ска­зал папа.

Так они спра­ши­вали ещё долго, и никто не пони­мал, в чём дело.

В дверь посту­чали, и вошёл Хен­рик. Он мыл внизу гру­зо­вик и теперь при­шёл с ведёр­ком и тряпкой.

Не успел он войти, как Мона и Мадс бро­си­лись к нему.

— Иди ско­рее сюда, Хен­рик, — позвала его Мона. — Мы при­ду­мали, как тебе можно посва­таться к Хюльде.

— Нет, ребята, я всё равно нико­гда не решусь заго­во­рить с ней об этом.

— И не надо. Ты уме­ешь писать?

— Конечно, только я ведь не решусь напи­сать ей такое письмо.

— И не надо, — ска­зала Мона.

— Ты напиши только: «Доро­гая Хюльда!», а дальше напиши стол­би­ками все эти пред­ло­же­ния и каж­дое слово начи­най с боль­шой буквы, а внизу напи­шешь: «С при­ве­том! Хенрик».

— И в уго­лочке можешь нари­со­вать букет цве­тов, — пред­ло­жила Мона.

Хен­рик не мог сразу понять, что они при­ду­мали, но Мадс и Мона уса­дили его за стол, дали в руки перо, и он напи­сал письмо, кото­рое выгля­дело так:

Доро­гая Хюльда!

Ингрид Испу­га­лась Иголки

Дети Долго Дрались

Идиот Испор­тил Игрушку

Зяб­лики Зимой Зябнут

Актёры Апло­ди­руют Акробатам

Мама Моет Мортена

Ева Ест Ежа

Неза­будки Надо Нюхать

Явился Ярост­ный Ягуар

Зебры Зави­дуют Знаменитостям

Англи­чане Ата­куют Азию

Мухи Мешают Маме

Ужи Утром Умываются

Жуки Жалобно Жужжат!!!

С при­ве­том,

Хен­рик.

— Она теперь решит, что я совсем поме­шался, — ска­зал Хенрик.

— А вот посмот­рим, что она отве­тит, — ска­зала Мона.

Она побе­жала к Хюльде с пись­мом и объ­яс­нила, что надо читать только боль­шие буквы сверху вниз.

— А через десять минут я приду за отве­том, — ска­зала Мона.

Хюльда взяла бумагу и каран­даш, выпи­сала все боль­шие буквы в одну строчку, и у неё полу­чи­лось трижды:

«ИДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ!!»

Она быстро напи­сала ответ:

Мой доро­гой Хенрик!

Я согласна!

Твоя Хюльда.

Тем вре­ме­нем Мадс и Мона объ­яс­нили Хен­рику, как надо читать его письмо, и все с нетер­пе­нием ждали ответа от Хюльды.

Мона сбе­гала за отве­том, и когда Хен­рик уви­дел, что напи­сано на бумажке, он страшно обра­до­вался и бро­сился с этой бумаж­кой к папе.

— Смотри! Смотри! — кри­чал он.

А тут яви­лась и сама Хюльда.

— Теперь вы жених и неве­ста! — объ­явили Мадс и Мона.

— Да, да, поздрав­ляю тебя, Хюльда! — ска­зал Хен­рик, пожал ей руку и поклонился.

— И я тебя тоже! — отве­тила Хюльда.

Так они стали жени­хом и неве­стой. Теперь в этом не было ника­кого сомнения.

А вам, конечно, инте­ресно, при­гла­сят ли они на сва­дьбу папу, маму и восемь детей?

Будильник

Осе­нью трудно вста­вать рано. Так счи­тали и папа, и мама, и почти все восемь детей. А как счи­тал гру­зо­вик, я не знаю. Рано про­сы­пался только Малышка Мор­тен. Он сей­час же нахо­дил себе какое-нибудь инте­рес­ное занятие.

Одна­жды он разо­брал по вин­тику новый будиль­ник, потому-то теперь у них и не было ника­кого будильника.

В дру­гой раз он рас­сы­пал шка­тулку с мами­ными швей­ными при­над­леж­но­стями. А недавно раз­бро­сал по полу целый пакет овсянки.

Мор­тену очень нра­ви­лось раз­вле­каться утром в оди­ночку, поэтому, проснув­шись раньше всех, он нико­гда никого не будил. Но осталь­ным эти про­казы не нра­ви­лись. И без будиль­ника все про­сы­пали и всюду опаздывали.

По утрам папа при­хо­дил к гру­зо­вику ещё совсем сон­ный. Ему очень хоте­лось выпить хоть гло­ток кофе, но бед­ному кофей­нику не так про­сто вски­петь в одну секунду, и чаще всего папе при­хо­ди­лось отправ­ляться на работу без кофе.

Каж­дый день дети убе­гали из дома в школу в послед­нюю минутку.

Так дальше про­дол­жаться не могло.

Вече­ром, когда вся семья была в сборе, папа попро­сил всех сесть и сказал:

— Кто из вас может дать хоро­ший совет, как вовремя про­сы­паться утром? Тот, кто при­ду­мает самый луч­ший спо­соб, полу­чит в награду малень­кий кар­ман­ный фонарик.

Все заду­ма­лись. Все, кроме Малышки Мор­тена, потому что он уже давно спал.

Мама пока­зала на него и сказала:

— Мор­тен самый хит­рый. Если бы мы все засы­пали так же рано, нам было бы легко вста­вать утром.

— Но нельзя же ложиться в такую рань, — воз­ра­зил папа. — Должно же у нас хоть вече­ром быть немножко сво­бод­ного вре­мени, а то мне при­дётся с гру­зо­вика отправ­ляться прямо в постель.

— А может, мы купим новый будиль­ник вме­сто того, что сло­мал Мор­тен, — пред­ло­жил Мартин.

— Нет, — отве­тила мама. — У нас нет денег. У меня было немножко, но я купила на них шерсть и отправлю её бабушке, она обе­щала свя­зать нам всем по паре носков.

— И мне тоже? — спро­сил папа.

— Конечно, — отве­тила мама.

— Так, зна­чит, нового будиль­ника у нас не будет, — ска­зал папа.

— А у нас есть живой будиль­ник, — ска­зал Мадс. — Только этот будиль­ник как раз утром и не звонит.

— О ком это ты гово­ришь? — уди­вился папа.

— О Мор­тене, конечно. Ведь он все­гда про­сы­па­ется очень рано. Сколько он успе­вает всего натво­рить, пока мы проснёмся.

— Верно, — засме­ялся папа. — Вот только как нам заста­вить его будить нас? По-моему, он очень дово­лен, что мы спим так долго.

— Нужно при­ду­мать что-нибудь такое, чтобы ему было инте­ресно. Папа, у тебя где-то был ста­рый коло­коль­чик, пом­нишь, ты доста­вал его, когда мы играли в пароход.

— Пра­вильно, — обра­до­вался папа. — Теперь он нам пригодится.

— Мы сде­лаем так: под­ве­сим его к потолку, а шну­рок про­тя­нем прямо к кро­вати Мор­тена. Я уве­рен, что ему ста­нет любо­пытно, он потя­нет за шну­рок, коло­коль­чик тогда зазве­нит, и мы проснёмся.

— Моло­дец, — ска­зал папа. — Кар­ман­ный фона­рик твой.

Папа достал коло­коль­чик, а мама при­несла лесенку, кото­рой она поль­зо­ва­лась, когда вешала шторы. Папа забрался на лесенку и при­кре­пил коло­коль­чик так хитро, что если кто-нибудь хоть чуточку заде­вал шнур, то коло­коль­чик начи­нал звенеть.

После этого все легли спать и спали очень спо­койно. В эту ночь они твёрдо знали, что утром не проспят.

Утром Мор­тен пер­вый открыл глаза. Сна­чала он лежал и нежился по при­вычке, потом стал гля­деть по сто­ро­нам. Что это такое висит прямо перед его кроватью?

Нужно раз­уз­нать. Мор­тен потя­нул за верёвку, и коло­коль­чик зазве­нел громко-пре­громко. Это было забавно. Мор­тен потя­нул силь­нее, и коло­коль­чик зазве­нел ещё громче.

Так громко коло­коль­чику не слу­ча­лось зве­неть с тех пор, как он висел на шее у бабуш­ки­ной коровы Дагроз.

Посте­пенно все заше­ве­ли­лись и, зевая, сади­лись в кро­ва­тях, а Мор­тен всё зво­нил и звонил.

Из кухни при­шли папа и мама. Папа потя­ги­вался, а мама наспех укла­ды­вала свои длин­ные косы.

— Умница, Мор­тен, — ска­зал папа. — За это ты полу­чишь боль­шое яблоко.

Мор­тен взял яблоко. Он никак не мог понять, почему вокруг него под­нят весь этот шум. Когда он счи­тал, что не сде­лал ничего пло­хого, его почему-то ругали. А сего­дня он спо­за­ра­нок зво­нил в коло­коль­чик и был уве­рен, что его будут за это ругать, но ока­за­лось, что он посту­пил правильно.

В это утро все встали очень рано. Мор­тен раз­бу­дил их в шесть часов.

Если бы вы только знали, как много дел они успели сде­лать за это утро! Во-пер­вых, каж­дый успел немножко помочь маме, и поэтому мама рано закон­чила все дела по дому и смогла пойти с малы­шами в парк. Всем это очень понра­ви­лось. И Мор­тен сразу понял, что нужно тянуть за шну­рок каж­дое утро. Но он не пони­мал раз­ницы между вос­крес­ными днями и буд­нями. Поэтому и в вос­кре­се­нье он начал дёр­гать шну­рок с таким же рве­нием, как обычно. И всем при­шлось и в вос­кре­се­нье проснуться в шесть часов утра.

— Этого мы не учли, — ска­зал папа. — Но раз уж мы просну­лись так рано, давайте вста­нем и поедем в лес. Возь­мём с собой еды, кофе и будем играть, как будто мы все­гда живём в лесу и должны в лесу гото­вить себе пищу.

— Ура! — закри­чали восемь детей.

— Я согласна, — ска­зала мама.

Им при­шлось взять с собой очень много вещей. Папа и Мар­тин надели на плечи рюк­заки, мама взяла кофей­ник, а Марен — сковородку.

Перед ухо­дом мама всё-таки задер­жа­лась на минутку, погля­дела на ножки Малышки Мор­тена и Мины и ска­зала нерешительно:

— Может, мне лучше остаться с ними дома?

— Об этом не может быть и речи, — воз­ра­зил папа. — В лес поедут все. Возь­мём с собой тележку, поса­дим в неё Мор­тена, а если Мина уста­нет, то и она сядет.

— А может, лучше взять гру­зо­вик? — пред­ло­жила Мона.

— Нет, сего­дня гру­зо­вик выход­ной. Да и мне не мешает немножко раз­мять ноги, — ска­зал папа.

И они пошли в лес. На улице не было ни души. Ведь в вос­кре­се­нье утром все любят поспать немного подольше.

Папа вёз тележку, на кото­рой сидел весё­лый и доволь­ный Мортен.

«Бед­ные взрос­лые, — думал он, — должны идти пеш­ком. Им нельзя ехать на тележке, а это так приятно!»

Когда они про­шли немножко, Мина остановилась.

— Я уже очень устала, — ска­зала она, глядя на тележку.

— Что ж, садись, — пред­ло­жил ей папа.

Он под­нял Мину и поса­дил её сзади Мор­тена. Ей было очень удобно сидеть, обхва­тив Мор­тена, чтобы он не свалился.

Они шли и шли, и нако­нец Мона сказала:

— Когда же будет лес? Всюду одни дома.

— Наш город очень боль­шой. — Папа взгля­нул на часы. — Но уже скоро нач­нут они ходить, — ска­зал он сам себе.

Никто не понял, что он гово­рит, но вдруг они услы­шали за спи­ной зна­ко­мый шум. Их догнал трамвай.

Это был пер­вый вос­крес­ный трамвай.

Трам­вай был совсем пустой. И води­телю, и кон­дук­тору грустно было ехать в трам­вае без пассажиров.

Папа под­вёз тележку к трам­вай­ной остановке.

— А нельзя ли нам подъ­е­хать на трам­вае? — крик­нул он. — Тележку можно при­вя­зать сзади к вагону. Я сам это сделаю.

Ваго­но­во­жа­тый посмот­рел на кон­дук­тора, кон­дук­тор — на вагоновожатого.

— Давай при­вя­зы­вай, — ска­зали они в один голос. — Всё равно у нас нет пока ни одного пас­са­жира. А с такой огром­ной ком­па­нией уже не соскучишься!

Не долго думая, папа при­вя­зал тележку к трамваю.

Мама со всеми детьми под­ня­лась на послед­нюю пло­щадку, и трам­вай тронулся.

Дети сме­я­лись, тележка гро­хо­тала вслед за трамваем.

— Вот как она твёрдо стоит на колё­сах, — гордо ска­зал папа. — Сразу видно, что она уже не пер­вый раз путе­ше­ствует таким образом.

На самой послед­ней оста­новке они слезли с трам­вая, и здесь уже им ничего не сто­ило дойти до леса. А вот что с ними про­изо­шло в лесу, вы узна­ете только из сле­ду­ю­щей главы.

Самоварная Труба

Осе­нью в лесу совсем не так хорошо, как летом. Там очень холодно и сыро. Но папа отыс­кал сухое местечко под боль­шими елями.

— Ох, как я про­го­ло­дался, — ска­зал он, хитро погля­ды­вая на маму.

— Что ж, устроим неболь­шой зав­трак, — пред­ло­жила мама.

— Мне бы больше хоте­лось сразу пообе­дать, — заме­тил папа. — Кажется, у нас с собой есть пирожки с мясом?

— Неужели ты будешь обе­дать в восемь часов утра? — уди­ви­лась мама.

— А почему бы нам не пообе­дать? Кто ска­зал, что так не пола­га­ется? Разве кто-нибудь из вас отка­жется от пирожка с мясом?

Все под­дер­жали папу, и он начал раз­во­дить костёр. Марен при­несла ско­во­родку, мама достала пирожки, и вскоре аппе­тит­ный аро­мат рас­про­стра­нился по всему лесу.

Не успели они усесться вокруг костра и при­сту­пить к еде, как где-то рядом ясно услы­шали стран­ный писк.

— Что это? Может, птица? — спро­сил Мадс.

— Нет, это похоже на малень­кого чело­вечка, — ска­зала Мона. — Он сразу и пла­чет и пищит.

— Помол­чите минутку, давайте ещё раз послу­шаем, — ска­зал папа.

Писк раз­дался снова, и вдруг они уви­дели за кустами какое-то черно-корич­не­вое существо.

— У него четыре ноги, — ска­зал папа. — Оно пищит, как цып­лё­нок, и пла­чет, как чело­век. Это про­сто-напро­сто собака. Сидите спо­койно. Может, она подой­дёт к нам. Бед­няжка, она, навер­ное, очень голодная.

Дети при­та­и­лись, как мышки, и дей­стви­тельно собака осто­рожно пошла к ним. Она оста­нав­ли­ва­лась и при­ню­хи­ва­лась, ино­гда она изда­вала жалоб­ный писк. Конечно, она хотела рас­ска­зать им, что она тоже любит пирожки с мясом. Осо­бенно сего­дня: ведь вчера за весь день у неё во рту не было ни кусочка.

Мона про­тя­нула руку и спро­сила у собаки, не хочет ли она пирожка.

Собака про­ворно схва­тила кусок пирожка, ушла за кусты и спря­та­лась там. Но вскоре она снова подо­шла к ним.

Нако­нец она осме­лела и подо­шла совсем близко.

Нико­гда в жизни дети не видели такой стран­ной собаки. Она была длин­ная, чёр­ная, с малень­кими коро­тень­кими ножками.

— Это такса, — ска­зал папа. — По-моему, она очень похожа на само­вар­ную трубу.

— Давайте звать её сего­дня, пока она с нами, Само­вар­ной Тру­бой, — пред­ло­жил Мадс.

— Бед­нень­кая, смот­рите, как она замёрзла. На неё про­сто жалко смот­реть, — ска­зала мама.

— Мы тоже замёрзли, — ска­зала Мона. — А как сей­час хорошо и тепло дома!

— Нам не стоит сего­дня задер­жи­ваться в лесу, — ска­зала мама. — До дому доби­раться долго, а на обрат­ном пути нам уже не удастся при­це­пить тележку к трамваю.

— Надо поти­хоньку дви­гаться. Ну, пёс, мы ухо­дим домой! Да и у тебя дома, навер­ное, гораздо теп­лее, чем здесь.

— А может, она заблу­ди­лась? — ска­зала грустно Марта.

— Ну что ты! Как только мы исчез­нем вме­сте с пирож­ками, она сразу побе­жит домой. Спа­сибо за обед, мать! — ска­зал папа.

— Мы съели всё, — объ­явила мама. — Имейте в виду, что дома у меня сего­дня больше ника­кого обеда нет.

— Тогда мы дома позав­тра­каем, — засме­ялся папа.

Они тро­ну­лись в путь, но собака не отстала от них. Всю дорогу в город она бежала за ними.

— Само­вар­ная Труба бежит за нами, — шеп­нул Мадс Моне.

— Я бы хотела, чтобы она оста­лась у нас навсе­гда, — шеп­нула ему в ответ Мона.

— По-моему, мы ей очень нра­вимся, — гордо ска­зал Мадс.

Он не отры­вал глаз от Само­вар­ной Трубы. Собака бежала за ними так быстро, как только ей поз­во­ляли её корот­кие ножки. И когда папа нако­нец оста­но­вился у ворот их дома и обер­нулся, он сразу уви­дел собаку.

— И ты здесь? — уди­вился он. — Иди, пожа­луй­ста, домой, видишь, мы уже пришли.

Но нет. Собака засе­ме­нила за ними, и, когда папа открыл дверь, она шмыг­нула в ком­нату, подо­шла прямо к печке и улег­лась под ней.

Было уже три часа, и, когда они поели (зовите это зав­тра­ком или обе­дом — как угодно), папа сказал:

— Зав­тра утром мы посмот­рим в газе­тах, не поте­рял ли кто-нибудь эту собаку. Ведь она очень породистая.

В этот вечер все восемь детей, лёжа в кро­ва­тях, меч­тали, чтобы зав­тра в газе­тах не было объ­яв­ле­ния о том, что кто-то поте­рял малень­кую черно-корич­не­вую собаку с коро­тень­кими ножками.

Рано утром на дру­гой день папа пошёл и купил пять раз­ных газет.

Все сели за стол, и папа начал громко читать те стра­ницы в газе­тах, на кото­рых было напе­ча­тано: «Поте­ряно».

Золо­тое кольцо поте­ряно вчера. Корич­не­вая кожа­ная пер­чатка поте­ряна вчера в трам­вае. Кана­рейка вчера вече­ром уле­тела из клетки. Черно-корич­не­вая такса убе­жала из дому вече­ром в пятницу.

— Ага, Само­вар­ная Труба, вот это о тебе, — ска­зал папа.

— Ой! — Мона так рас­стро­и­лась, что даже заплакала.

А Мадс сказал:

— Лучше ей туда и не воз­вра­щаться, если они даже не могли усле­дить за ней.

— Она при­над­ле­жит какой-то даме, — ска­зал папа. — Здесь ука­зан адрес. Кто из вас отве­дёт её домой?

— У меня сего­дня только два урока, — отве­тил Мадс. — Мы с Моной можем отве­сти её, потому что мы больше всех с ней играли.

— Хорошо, — согла­сился папа. — Но на память о вче­раш­нем дне я подарю ей пово­док с ошейником.

Папа пошёл в мага­зин и купил для Само­вар­ной Трубы кра­си­вый крас­ный ошей­ник и новень­кую цепочку.

В этот день Мадс по пути из школы нигде не задер­жался. Он взле­тел по лест­нице и закри­чал с порога:

— Она ещё здесь?

— Здесь, — отве­тила мама. — Вон лежит под печкой.

Само­вар­ная Труба зави­ляла хво­стом и весело зала­яла навстречу Мадсу.

— Ну идите ско­рей, — ска­зала мама. — Спа­сибо, Само­вар­ная Труба, ты нам всем очень понравилась.

Само­вар­ная Труба долго смот­рела на маму и на хоро­шую тёп­лую печку, но в конце кон­цов послушно пошла вслед за Моной и Мадсом.

— Мама ска­зала, что мы должны поехать на один­на­дца­том трам­вае до самого конца и пойти впе­рёд, пока не дой­дём до дома номер два­дцать пять.

— Хорошо, — ска­зал Мадс. — Инте­ресно, ездила ли когда-нибудь наша Само­вар­ная Труба на трамваях?

Конечно, Само­вар­ная Труба ездила на трам­ваях, потому что, когда трам­вай оста­но­вился, она ловко прыг­нула на пло­щадку и натя­нула пово­док, соби­ра­ясь войти в вагон. Мадс и Мона сели, и Само­вар­ная Труба сразу же поло­жила перед­ние лапы Мадсу на колени. Ей хоте­лось, чтобы её взяли на руки.

— Пры­гай! — ска­зал Мадс.

Это была заме­ча­тель­ная малень­кая собачка. Она сидела на коле­нях у Мадса и смот­рела в окошко. Вся­кий раз, как она видела на улице дру­гую собаку, она начи­нала лаять.

К детям подо­шёл кондуктор.

— Возь­мите билеты, — ска­зал он.

— Два дет­ских, — попро­сил Мадс.

— Два дет­ских и один взрос­лый, — попра­вил его кондуктор.

— А мы едем без взрослых.

— Я вижу, — ска­зал кон­дук­тор. — Но собаке пола­га­ется взрос­лый билет.

— Конечно, мы возь­мём ей билет, но тогда у нас не оста­нется денег на обрат­ную дорогу, — про­шеп­тал Мадс.

Кон­дук­тор полу­чил деньги, а Само­вар­ная Труба была очень горда тем, что едет по взрос­лому билету.

И Мадсу и Моне каза­лось, что трам­вай идёт слиш­ком быстро. Вот трам­вай оста­но­вился на конеч­ной оста­новке. Само­вар­ная Труба изо всех сил натя­нула поводок.

Дети пошли точно, как ска­зала мама, и скоро дошли до дома № 25.

— Позвони ты! — ска­зал Мадс.

— Ладно! — Мона нажала кнопку. Им долго никто не открывал.

— Может быть, никого нет дома? — Мона даже рас­крас­не­лась от этой мысли.

— Подо­ждём — уви­дим, — ска­зал Мадс.

Мона позво­нила ещё раз. И тут они услы­шали, как кто-то, шлё­пая туф­лями, идёт к двери. Нако­нец им открыла дверь ста­рая дама.

— Ган­ни­бал, да, никак, это ты! — вос­клик­нула она. — Вот хорошо! По правде говоря, я совсем не знаю, что с тобой делать. Мне бы очень не хоте­лось, чтобы с тобой слу­чи­лось какое-нибудь несча­стье. Это вы его нашли, дети?

— Да, её нашла вся наша семья, — ска­зала Мона. — Мы нашли её далеко в лесу. Она, бед­нень­кая, была такая голод­ная и так дро­жала от холода. Навер­ное, поэтому ей очень понра­ви­лось у нас дома. Она могла лежать у нас под печ­кой под­ряд день и ночь и всё греться. А у вас есть печка?

— Нет, у меня только паро­вое отоп­ле­ние, но всё-таки у меня хорошо и тепло, — отве­тила дама. — Захо­дите, пожа­луй­ста, и всё уви­дите сами.

— Спа­сибо, нам очень хоте­лось посмот­реть, как ей у вас живётся, — ска­зал Мадс.

Когда они вошли в ком­нату, дама сказала:

— Ган­ни­бал, да у тебя, кажется, новый ошей­ник и цепочка! Можете забрать их домой, дети.

— Нет, нет, не надо! — испу­га­лась Мона. — Папа купил их спе­ци­ально для Само­вар­ной Трубы на память от нас.

— Само­вар­ная Труба? Это вы так назвали Ганнибала?

— Да, она же нам не ска­зала, что её зовут Ган­ни­бал, — отве­тил Мадс. — И нам пока­за­лось, что имя Само­вар­ная Труба ей очень идёт.

— А вы обра­до­ва­лись, когда узнали, что у собаки есть хозяин? — спро­сила дама.

— Нет, — ска­зала Мона. — Мы так наде­я­лись, что никто не будет её искать и она оста­нется у нас навсе­гда. Вы даже не зна­ете, как ей хорошо у нас.

— Вот как, — ска­зала дама и умолкла, о чём-то думая.

Мадс и Мона пере­гля­ну­лись. Дама явно не хотела больше с ними разговаривать.

— Ну, нам пора домой, — ска­зал Мадс. — Про­щай, Само­вар­ная Труба, будь счастлива!

Он накло­нился и погла­дил собаку. А Мона стала перед ней на чет­ве­реньки и сказала:

— Если ты ещё раз убе­жишь отсюда, то при­ходи прямо к нам. Ладно?

В это время дама очну­лась от задумчивости.

— Разве вы так спе­шите? — спро­сила она. — Мне хоте­лось спро­сить у вас одну вещь. Вы не ошиб­лись, когда ска­зали, что вам хоте­лось бы иметь эту собаку навсегда?

Мадс не успел опом­ниться, как Мона сказала:

— Конечно, нам бы очень хоте­лось, чтобы она оста­лась у нас, но на нет и суда нет, как гово­рит наша мама, и раз это ваша собака, зна­чит, она ваша, и тут ничего не поделаешь.

— Подо­ждите мину­точку, — ска­зала дама. — Эту собаку при­слала мне дочь несколько меся­цев назад. Она думала, что мне будет не так оди­ноко с ней, потому что я живу здесь совсем одна. Но дело в том, что именно теперь, в ста­ро­сти, мне очень понра­ви­лось путе­ше­ство­вать. Я соби­ра­юсь ехать за гра­ницу и не могу взять с собой Ган­ни­бала. И я думала: если я найду каких-нибудь хоро­ших людей, кото­рые захо­тят взять его к себе, то отдам его. А кроме того, мне трудно ходить с ним гулять. Я вот попро­бо­вала выпу­стить его одного, и вы сами видели, что из этого полу­чи­лось. Как вы дума­ете, ваши мама и папа раз­ре­шат вам дер­жать дома собаку?

— Ну конечно, обя­за­тельно раз­ре­шат, — ска­зала Мона.

— Самое глав­ное, чтобы вы не пере­ду­мали. Уж очень тяжело было бы снова рас­ста­ваться с ней, — ска­зал Мадс.

— Нет, нет, я‑то не пере­ду­маю, потому что на сле­ду­ю­щей неделе буду уже в Дании, а ещё через две недели — во Фран­ции. Я вер­нусь домой только к лету, и тогда, если хотите, можете прийти ко мне в гости, но собаку я отдаю вам навсе­гда. Вот вам её родо­слов­ная и кви­тан­ция о том, что налог за этот год уплачен.

— Какая вы доб­рая, — ска­зал Мадс. — А теперь мы пой­дём, нам уже пора.

— Поси­дите ещё немножко, — ска­зала дама. — А потом я вызову по теле­фону такси, чтобы вы вме­сте с Ган­ни­ба­лом дое­хали домой на авто­мо­биле. Деньги на такси я вам дам.

— Вы, навер­ное, очень бога­тая? — спро­сила Мона.

Дама звонко рассмеялась.

Потом она позво­нила по теле­фону, и скоро Мадс, Мона и Само­вар­ная Труба уже ехали домой в кра­си­вой крас­ной машине.

Это было необыч­ное зре­лище, когда кра­си­вая крас­ная машина оста­но­ви­лась перед домом, где жили дети. Мадс рас­пла­тился с шофё­ром, и у него оста­лась ещё целая крона.

Само­вар­ная Труба вих­рем под­ня­лась по лест­нице, вле­тела в квар­тиру и поско­рей спря­та­лась под печку.

— Как при­ятно снова видеть тебя, — ска­зала мама. — Наде­юсь, ты теперь оста­нешься у нас навсегда?

«Гав!» — отве­тила ей Само­вар­ная Труба.

Как вы дума­ете, что это значило?

Самоварная Труба идет на свадьбу

Папа, мама и все восемь детей были очень горды тем, что у них появи­лась собака. Она была, конечно, самой заме­ча­тель­ной соба­кой хотя бы уже потому, что у неё были и имя, и фами­лия. Ведь ста­рая дама назы­вала её Ган­ни­ба­лом, а дети — Само­вар­ной Тру­бой. Вот и полу­ча­лось: Ган­ни­бал Само­вар­ная Труба. Но дети обычно звали её Само­вар­ной Тру­бой — так им больше нравилось.

Днём Само­вар­ная Труба любила лежать под печ­кой и греться, а ночью, когда печка была холод­ной, ей при­хо­ди­лось искать себе местечко потеплее.

— Пусть она спит со мной, — ска­зал Мадс.

— Или со мной, — ска­зала Мона.

И все осталь­ные дети тоже хотели, чтобы Само­вар­ная Труба ночью спала в их кро­ва­тях, но мама твёрдо ска­зала «нет».

— Вспом­ните, ведь Само­вар­ная Труба не моет ноги перед сном. А она гуляет по улице в любую погоду. Я не хочу, чтобы эти гряз­ные лапы пач­кали ваши простыни.

А папа стоял и смот­рел на кро­вать Мор­тена. Она была такой же длины, как кро­вати всех детей, но Мор­тен не зани­мал и поло­вины, когда ложился.

— Мы пере­го­ро­дим кро­вать Мор­тена попе­рёк и сде­лаем из неё две: одну для Мор­тена, дру­гую для Само­вар­ной Трубы, — ска­зал папа.

Такое пред­ло­же­ние всем понра­ви­лось. Папа при­нёс инстру­менты, дощечку и сразу всё устроил, а Само­вар­ная Труба лежала под печ­кой и смот­рела на папу.

— А ведь ей нужна под­сти­лочка, — ска­зала мама.

— Да, да, — про­бор­мо­тал папа. — Но если нам опять при­дётся тра­тить на неё деньги, то, боюсь, нам будет не по кар­ману дер­жать собаку.

— Не бес­по­койся, — ска­зала мама. — Мы сами сошьём для неё под­стилку из лос­кут­ков. Идёмте, дети, будем шить все вместе.

У мамы была целая коробка лос­кут­ков. Все взяли по иголке с нит­кой и стали сши­вать лос­кутки, ста­ра­ясь получше под­би­рать цвета.

Полу­чился очень кра­си­вый и наряд­ный матрасик.

— Ну, Мор­тен, тебе пора ложиться, — ска­зала мама. — Посмотри-ка, есть ли у тебя сего­дня гряз­ное бельё? Есть? Положи всё в свой тазик.

Мор­тен улёгся спать, поста­вив под кро­вать свои малень­кие баш­мачки. Само­вар­ная Труба только этого и ждала. Она с быст­ро­той мол­нии бро­си­лась к ним, схва­тила один баш­мак и прыг­нула с ним под печку. Это было заме­ча­тельно! Она запу­стила в баш­мак зубы и хотела пола­ко­миться. Тут все закри­чали и бро­си­лись спа­сать баш­ма­чок Мор­тена. Но Само­вар­ная Труба была про­вор­нее их. Когда они под­бе­жали к печке, она была уже под кро­ва­тью. При­шлось папе стать на чет­ве­реньки и лезть под кро­вать. Нако­нец он схва­тил баш­мак, хотя Само­вар­ная Труба сер­дито урчала и вид у неё был свирепый.

— Так нельзя, слы­шишь, Само­вар­ная Труба, — строго ска­зал папа. — Запомни раз навсе­гда. Я тебе вот что скажу: у меня восемь детей, кото­рым я дол­жен поку­пать ботинки, но если ещё и для тебя при­дётся поку­пать, то боюсь, что у меня не оста­нется денег на еду ни для тебя, ни для всех остальных.

Само­вар­ная Труба с оскорб­лён­ным видом уда­ли­лась под печку. И когда папа немного спу­стя лас­ково заго­во­рил с ней, она не зама­хала хво­стом, а про­дол­жала сер­диться. Она отвер­ну­лась и уста­ви­лась в стенку.

— Хм, — ска­зал папа.

— Навер­ное, она при­выкла все­гда грызть ста­рые ботинки, — ска­зал Мадс. — Я сбе­гаю сей­час к Хюльде, может, у неё есть.

Он спу­стился и спро­сил Хюльду:

— Хюльда, нет ли у тебя одного ста­рого ботинка?

— Нет, у меня оба новые, — отве­тила Хюльда и посмот­рела на свои ноги.

— Не эти, нам нужен один ста­рый боти­нок, кото­рый ты больше не носишь.

— Такие, может, и есть, — отве­тила Хюльда, и выра­же­ние лица у неё вдруг стало очень неж­ным. — Я как раз пере­би­раю все свои сун­дуки, сего­дня попозже вече­ром я, воз­можно, скажу вам, зачем я это делаю. Идём выбе­рем тебе ботинок!

Хюльда дала Мадсу четыре ста­рых ботинка. Когда Мадс вышел от неё на лест­ницу, он встре­тил там всех осталь­ных детей. Узнав, что Мадс ушёл искать ста­рые ботинки, они сде­лали то же самое, и теперь все вер­ну­лись от сосе­дей с добы­чей. Можете себе пред­ста­вить, какая груда ста­рых боти­нок выросла перед Само­вар­ной Трубой!

— Боже мой! — испу­га­лась мама. — Ей нужно давать по одному ботинку, а осталь­ные сло­жите в шкаф на кухне.

Папа поло­жил ста­рый корич­не­вый боти­нок на ков­рик перед Само­вар­ной Тру­бой и сказал:

— Пожа­луй­ста, кушать подано!

Но Само­вар­ная Труба ушла к кро­вати Мор­тена и прыг­нула в неё.

Папа сунул боти­нок прямо ей в пасть и снова сказал:

— Это твой боти­нок. Можешь его есть.

И только теперь Само­вар­ная Труба про­стила папе его стро­гость: она сразу же начала грызть боти­нок, под­бро­сила его в воз­дух, пой­мала и зави­ляла хвостом.

— Так, — ска­зал папа. — Зна­чит, мы снова дру­зья. А то я очень не люблю ссориться.

В это время посту­чали в дверь. Само­вар­ная Труба вско­чила и зала­яла изо всех сил, но, уви­дев, что при­шли Ниж­няя Хюльда и Хен­рик, снова успокоилась.

Она уже успела с ними позна­ко­миться и знала, что это дру­зья и на них лаять не следует.

Мадс взгля­нул на Хюльду. Она снова пока­за­лась ему какой-то странной.

Она сто­яла, пере­ми­на­ясь с ноги на ногу, посме­и­ва­лась, и выра­же­ние лица у неё было очень ласковое.

Да и Хен­рик выгля­дел как-то необычно: стоял и мял в руках шапку.

— Добро пожа­ло­вать! — при­вет­ство­вал их папа.

Хюльда села на стул, Хен­рик стал рядом, сму­щённо покашливая.

— Дело в том… — начал он. — Нам бы хоте­лось знать…

— Нет, — пере­била его Хюльда, — не знать, а нам бы очень хоте­лось, чтобы вы при­шли в суб­боту к нам на свадьбу.

— Конечно, мы с удо­воль­ствием при­дём, — ска­зал папа. — Ведь ты име­ешь в виду мать и меня?

— Нет, мы при­гла­шаем вас всех. И Само­вар­ную Трубу тоже. Правда, в цер­ковь её не пустят, но потом, на празд­ник, пусть при­хо­дит и она тоже, — ска­зал Хенрик.

— Вы же зна­ете, что, кроме вас, у нас нет близ­ких, — ска­зала Хюльда. — Поэтому нам очень хочется, чтобы и все дети непре­менно при­шли, это будет наша сва­деб­ная про­цес­сия. У Хен­рика ещё есть ста­рая тётушка Олеа, у кото­рой он сей­час живёт, её мы тоже, конечно, при­гла­сим, а больше у нас во всём городе нет ни род­ных, ни знакомых.

Дети улы­ба­лись, кивали, а Мона сказала:

— Ой, Хюльда, как хорошо!

— Что — хорошо? — спро­сил папа. — Что у них нет родственников?

— Нет, хорошо, что мы все пой­дём на сва­дьбу, — объ­яс­нила Марта.

— И ещё одна просьба, — ска­зал Хен­рик. — Пони­ма­ешь, Хюльде очень хочется поехать в цер­ковь на авто­мо­биле, хотя до церкви всего два квар­тала. Так вот я думал, не одол­жишь ли ты мне гру­зо­вик, тогда я смогу сам отвезти в цер­ковь мою невесту.

— А вы все можете сесть в кузов, тогда и сва­деб­ная про­цес­сия при­е­дет в цер­ковь на авто­мо­биле, — пред­ло­жила Хюльда.

— Конечно, я дам тебе гру­зо­вик, — сразу согла­сился папа. — Всё будет в порядке. Боль­шое спа­сибо за приглашение.

Хюльда и Хен­рик ушли, а у детей теперь было о чём подумать.

— Ты тоже пой­дёшь на сва­дьбу, слы­шишь, Само­вар­ная Труба? Ты рада?

— ска­зала Мона.

Но Само­вар­ная Труба не пони­мала, о чём ей гово­рила Мона, она грызла свой боти­нок и ни о чём дру­гом не желала думать.

И вот насту­пил день свадьбы.

В цер­ковь нужно было ехать к пяти часам. В поло­вине чет­вёр­того мама позвала всех детей в кухню. По всей кухне были рас­став­лены тазики для умы­ва­ния с тёп­лой водой. Детям оста­ва­лось только как сле­дует вымыться.

А им было что отмывать!

Нако­нец восемь отмы­тых до блеска детей были готовы.

Они надели свои самые наряд­ные пла­тья. Папа надел синий костюм, мама — крас­ную юбку и белую блузку. И все сели ждать. Без чет­верти пять в дверь постучали.

Ока­за­лось, что при­шла сама неве­ста и вме­сте с ней какая-то пожи­лая дама. Конечно, это была тётушка Олеа, у кото­рой жил Хенрик.

— Про­сто не знаю, что и думать, но Хен­рика ещё нет, — ска­зала Хюльда.

— Как — нет? — уди­вился папа. — Это весьма странно.

— Не пони­маю, — ска­зала тётушка Олеа. — В чет­верть пятого он был уже совсем готов. Я помогла ему кра­сиво завя­зать гал­стук, вдруг он вско­чил и ска­зал, что он о чём-то забыл. И убе­жал. Больше я его не видела.

— Да он сей­час при­дёт, — ска­зала мама. — Сади­тесь, подо­ждите пока.

Но было уже без десяти минут пять, потом без пяти, а Хен­рика всё ещё не было.

— Может быть, он пере­ду­мал? — всхлип­нула Хюльда. — Может быть, он уже не хочет жениться на мне?

— Не может быть, — ска­зал папа. — Здесь что-то другое.

Он был прав. Без трёх минут пять при­бе­жал запы­хав­шийся Хенрик.

— Хюльда! Хюльда! — кри­чал он. — Где ты?

Он раз­ма­хи­вал руками. В одной руке он дер­жал шляпу, в дру­гой — сухие зелё­ные веточки, обёр­ну­тые крас­ной кре­по­вой бумагой.

— Хен­рик, милый, почему ты опоз­дал? — спро­сила Хюльда.

— Я совсем забыл, что тебе нужен сва­деб­ный букет. А все мага­зины уже закрыты. Я достал только эти веточки.

— Ты моло­дец, обо всём поза­бо­тишься, — ска­зала Хюльда, взяв у него веточки.

И теперь уже все вме­сте побе­жали вниз по лестнице.

Хюльда и Хен­рик сели в кабину, а осталь­ные раз­ме­сти­лись в кузове. Оста­лась только тётушка Олеа.

— Мне не влезть наверх, — ска­зала она. — Видно, мне не при­дётся поехать с вами в церковь.

Но папа помог тётушке залезть в кузов, и Хен­рик поехал так быстро, как ещё нико­гда не ездил.

Ровно в пять часов они были в церкви.

Когда они вхо­дили в цер­ковь, мама шеп­нула Малышке Мор­тену и Мине, чтобы они вели себя тихо-тихо.

Но всё обо­шлось бла­го­по­лучно. В церкви было так много инте­рес­ного, что Мор­тен был очень занят. И только когда все запели, после того как Хюльда и Хен­рик ска­зали «да», Мор­тен повер­нулся ко всем и сказал:

— Тисе! Лазве вы не зна­ете, сто в цел­кви нельзя суметь?

Но это было не страшно, потому что в церкви не было посторонних.

Свя­щен­ник поздра­вил Хюльду и Хен­рика, и можно было ехать домой. Теперь квар­тира Хюльды при­над­ле­жала им обоим, и Хюльда при­била к двери новую дощечку, на кото­рой было напи­сано: «Хюльда и Хенрик».

Мадс сбе­гал наверх, при­вёл Само­вар­ную Трубу, и празд­ник начался. Хюльда напекла много вкус­ных пирож­ных и при­го­то­вила очень кра­си­вые бутер­броды с яйцами и колбасой.

Само­вар­ная Труба сидела под сто­лом, и все дети умуд­ри­лись поло­жить по кусочку кол­басы ей прямо в рот.

Само­вар­ная Труба счи­тала, что сва­дьба уда­лась на славу.

Впро­чем, и все так думали, а если б и вы на ней были, вам бы тоже очень понравилось.

Три раза бегом вокруг квартала

При­бли­жа­лось рож­де­ство. Все ходили с таин­ствен­ными лицами и при­ду­мы­вали, что бы такое пода­рить друг другу.

Мона уже при­ду­мала. Она пря­тала свою тайну в своём ящике для игру­шек. Тайна была сал­фет­кой, кото­рую она выши­вала для мамы. Это был кусо­чек ста­рой про­стыни, но Мона выре­зала из него ров­ный круг, а Ниж­няя Хюльда дала ей крас­ных ниток для выши­ва­ния. И каж­дый раз, когда она при­хо­дила в гости к Хюльде, она немножко выши­вала. Сал­фетка была уже почти готова. Но вот сего­дня, когда она хотела достать из ящика сал­фетку, её там не ока­за­лось. Мона искала и искала по всей квар­тире и нако­нец нашла её на полу под одной из кроватей.

Сал­фетка была измята, запач­кана и испор­чена, но самое стран­ное заклю­ча­лось в том, что кто-то вышил на ней какие-то бес­по­ря­доч­ные крас­ные разводы.

Мона сто­яла с сал­фет­кой в руке и смот­рела по оче­реди то на одного, то на дру­гого. У неё был такой сер­ди­тый вид, что все испу­га­лись и поспе­шили ска­зать, что они этого не делали. Даже папа подо­шёл к Моне и сказал:

— Мона, доро­гая, поверь, что я даже не при­ка­сался к твоей вышивке.

И только Малышка Мор­тен не ска­зал ни слова, потому что он спал после обеда.

Мона, конечно, сразу дога­да­лась, что напро­ка­зил Мор­тен, а теперь он спит, и она даже не может выру­гать его как сле­дует. Он лежал в своей кро­ватке с таким невин­ным видом, что Мона рас­сер­ди­лась ещё больше. Ей хоте­лось схва­тить весь ящик с игруш­ками и швыр­нуть его на пол, чтобы все сразу поняли, как она сердита.

Папа взгля­нул на Мону.

— Конечно, это очень плохо, — ска­зал он. — Но самое пло­хое, что у нас так мало места. Здесь даже посер­диться негде по-настоящему.

— Как это — негде? — уди­ви­лась Мона. — Разве мне сер­ди­той надо больше места, чем не сердитой?

— Несо­мненно, — отве­тил папа. — Вот, напри­мер, я, когда сер­жусь, убе­гаю из дому и обе­гаю несколько раз вокруг нашего квар­тала. Чем злее бываю, тем больше бегаю. И несусь изо всех сил. Так и бегаю, пока не устану настолько, что мне даже захо­чется вер­нуться домой и отдохнуть.

— И я попро­бую! — вос­клик­нула Мона. — Зна­ешь, как я сер­дита! Ох, как я сердита!

С этими сло­вами она под­бе­жала к двери и, спус­ка­ясь по лест­нице, всё время повторяла:

— Ох, как я сер­дита! Ох, как я зла!

И на улице она тоже ска­зала громко и чётко:

— Я сер­дита! Я сер­дита! Я сердита!

А когда на неё стали огля­ды­ваться все про­хо­жие, она забормотала:

— Я сер­дита. Я сердита.

Она шла в такт этим сло­вам, и чем быст­рее она шла, тем быст­рее ей при­хо­ди­лось про­из­но­сить их:

— Я сер­дита. Я сер­дита. Я сер­дита. Я сер­дита. Я сердита.

Нако­нец она побе­жала, и ей при­шлось замол­чать, потому что иначе было трудно бежать.

Когда она обе­жала вокруг квар­тала три раза, она уви­дала Мадса. Похоже было, что он, рас­сер­див­шись, тоже бегал вокруг квартала.

— И ты рас­сер­дился? — спро­сила на бегу Мона.

Мадс только кив­нул и побе­жал дальше.

А Мона уже очень устала, ей больше не хоте­лось бегать. Она пере­стала сер­диться. Ей хоте­лось сесть на край тро­туара перед домом, где они жили, и подо­ждать Мадса.

Но не успела она сесть, как уви­дела, что из дому выбе­жал папа. Ох, если бы вы видели, как он бежал! Навер­ное, он был страшно сер­дит! Затем выбе­жала Марен. В парад­ном слы­ша­лись голоса Милли и Мины. Они тоже говорили:

— Мы сер­диты. Мы сер­диты. Мы сердиты.

Они бежали не так быстро, но лица у них были очень сер­ди­тые. В это время вер­нулся Мадс, сде­лав пер­вый про­бег вокруг квар­тала, но он, не оста­нав­ли­ва­ясь, побе­жал дальше. Зна­чит, он ещё не подоб­рел. Вих­рем про­ле­тел папа. Он сде­лал один круг и начал второй.

«Теперь только мамы с Малыш­кой Мор­те­ном не хва­тает», — поду­мала Мона, и в это время на улицу выбе­жала мама с Мор­те­ном на плечах.

Мор­тен громко кри­чал, а мама повторяла:

— Тише! Ох, как я сер­дита. Тише! Ох, как я сердита.

«Посижу-ка я здесь и подо­жду, пока они не пере­ста­нут сер­диться», — поду­мала Мона.

Нако­нец к ней под­бе­жал Мадс.

Он пере­стал сер­диться, но вид у него был очень возбуждённый:

— Видела, как быстро папа бегает?

— Ага, я всех видела. Что там случилось?

— Да вот, пони­ма­ешь, когда ты убе­жала, мама ска­зала папе: «Что-то я не заме­чала, что ты име­ешь при­вычку ухо­дить, когда сер­дишься. По-моему, ты все­гда сразу начи­на­ешь кри­чать: «Что?»». И папа сразу начал кри­чать: «Я? Кричу? Я все­гда так сдер­жан, что вы ни разу не видели меня сер­ди­тым!» — «Если уж и вы начали ссо­риться, то я дей­стви­тельно рас­сер­дился», — ска­зал я и убе­жал. Ну, ты видела, что сразу за мной выбе­жал папа, а потом и все осталь­ные — тоже по оче­реди рас­сер­ди­лись и побежали.

К дому под­бе­жали Марен, Мар­тин и Марта, потом мама с Мор­те­ном. Мама не смогла про­бе­жать больше одного круга. Ведь у неё на пле­чах сидел Мор­тен, а он был не легче мешка с картошкой.

Нако­нец при­бе­жали все, кроме папы. Он про­бе­жал уже шесть кру­гов, но каж­дый раз, когда он про­бе­гал мимо, он кричал:

— Сей­час ещё один кру­жок и вернусь!

Все сидели и ждали его. Бед­ный папа! Если б вы знали, как он устал! Он был крас­нее пиона, когда под­бе­жал к ним, сде­лав послед­ний круг. Но зато он был доб­рым и довольным.

— Теперь неплохо пойти домой и поужи­нать, как вы счи­та­ете? — спро­сил он.

— Конечно, конечно! — отве­тила мама за всех.

— А потом поси­дим в тем­ноте, — пред­ло­жила Мона.

Когда им хоте­лось про­ве­сти вечер осо­бенно при­ятно, они гасили свет в ком­нате и все сади­лись к окну.

Они очень хитро при­ду­мали гасить в ком­нате свет, потому что, когда свет горел, они видели в окне только соб­ствен­ные отра­же­ния, а когда в ком­нате было темно, они очень хорошо видели всё, что про­ис­хо­дит на улице.

Они видели улич­ные фонари и осве­щён­ные вит­рины мага­зи­нов. А если шёл дождь, то было ещё инте­рес­нее — тогда улич­ные фонари отра­жа­лись в лужах, всё искри­лось и сверкало.

Они взяли бутер­броды и усе­лись перед окном. А Само­вар­ная Труба улег­лась на под­окон­нике, потому что ей тоже хоте­лось смот­реть вме­сте с ними.

Мама пога­сила свет. Папа вклю­чил радио. Он в два счёта съел свой ужин, так как страшно про­го­ло­дался, затем достал трубку и закурил.

Милли поти­хоньку радо­ва­лась, потому что знала, что теперь никто не вспом­нит, что ей, Мине и Мор­тену пора ложиться спать. Сна­чала она смот­рела на дым из папи­ной трубки, потом стала раз­гля­ды­вать фонари и вит­рины и нако­нец взгля­нула на дом, сто­яв­ший напротив.

Там тоже кто-то курил трубку. Как он сильно дымил! Навер­ное, у него была очень боль­шая трубка. И навер­ное, это был очень боль­шой муж­чина, раз он мог так много наку­рить за один раз.

«Жалко, что тролли бывают только в сказ­ках, — думала Милли. — Как инте­ресно было бы думать, что в доме напро­тив живёт боль­шой, доб­рый тролль, кото­рый курит гигант­скую трубку. А его дети сидят рядом с ним перед окном, совсем как мы. Вот ещё больше дыма пова­лило из окна. Нет, навер­няка там сидит тролль и курит длин­ную трубку».

Милли даже засме­я­лась при этой мысли.

— Над чем ты сме­ёшься? — спро­сила мама.

— Я думаю об этом тролле… то есть, я хотела ска­зать, об этом чело­веке, кото­рый курит такую боль­шую трубку в доме напротив.

Теперь все уви­дели дым, и мама быстро сказала:

— Тут что-то не в порядке, отец.

— Верно, — ска­зал папа. — Смотри, дым валит, а в ком­нате темно. Может, там никого нет дома.

— Зна­чит, они не знают, что у них горит, и пожар­ных вызвать некому, — испу­гался Мадс. Папа вскочил:

— Я сбе­гаю посмотрю.

— Там на углу есть пожар­ный сиг­нал, — ска­зал Мартин.

— Знаю, а вы бегите пре­ду­пре­дите жиль­цов того дома. Они ещё ничего не заметили.

Все восемь тут же при­го­то­ви­лись бежать, но мама сказала:

— Пой­дут Марен, Мар­тин, Марта и Мадс. Осталь­ные будут смот­реть из окна. А я пойду пре­ду­пре­дить Хюльду и Хен­рика. Я сию минуту вернусь.

Стар­шие побе­жали в дом напро­тив и стали зво­нить во все квар­тиры. Они говорили:

— Мы только хотели пре­ду­пре­дить вас, что из одного окна в вашем доме идёт дым. Наш папа побе­жал вызы­вать пожарных.

Мадс позво­нил в одну квар­тиру, но ему никто не открыл дверь, и, когда он сунул нос в замоч­ную сква­жину, он ясно почув­ство­вал запах дыма.

Мона, Милли и Мина лежали на под­окон­нике, при­жав нос к самому стеклу. Им очень хоте­лось посмот­реть на пожар­ную машину.

А Мор­тен побе­жал на кухню, взял своё игру­шеч­ное ведёрко, набрал в него воды, спу­стился с лест­ницы, пере­шёл через улицу и пошёл к дому, где был пожар. Но окно, из кото­рого шёл дым, было очень высоко.

«Навер­ное, помо­жет, если я вылью воду прямо на стену», — поду­мал Мор­тен и выплес­нул на стенку всё ведро.

Мор­тен хотел при­не­сти много таких ведё­рок, ведь ему все­гда хоте­лось стать пожар­ным, но в это время его обна­ру­жила Марен.

Она под­няла его на руки и отнесла домой. И не помогли ника­кие крики Мор­тена. Ему при­шлось сесть на окно вме­сте с Моной, Милли и Миной.

С воем подъ­е­хали пожар­ные машины. Они ехали на пол­ной ско­ро­сти и у дома резко затор­мо­зили. Повсюду замель­кали пожарные.

— Идёмте, я покажу вам квар­тиру, — ска­зал Мадс и побе­жал вверх по лестнице.

Здо­рово ему повезло в этот день!

Через несколько минут пожар­ные вме­сте с Мад­сом поту­шили пожар и спу­сти­лись вниз.

— Хорошо, что вы пре­ду­пре­дили нас так быстро. Ещё немножко — и был бы боль­шой пожар.

Пожар­ные отдали честь, вско­чили в машины и уехали.

— Молодцы пожар­ные, — ска­зал папа.

— И я тозе, — ска­зал Мортен.

— Ты это о чём, Малышка? — спро­сил папа.

— Тепель меня зовут не Малышка Мол­тен, а Мол­тен Позал­ник, — объ­яс­нил ему Мортен.

На дру­гое утро в их поч­то­вом ящике лежало письмо, адре­со­ван­ное папе, маме и всем восьми детям. На письме не было поч­то­вой марки. Зна­чит, кто-то рано-рано утром сам опу­стил письмо в их ящик.

Папа вскрыл кон­верт и прочитал:

Доро­гая боль­шая семья! Мне хочется от всего сердца побла­го­да­рить вас за то, что вы вчера вызвали пожар­ную команду. Соседи рас­ска­зали мне, как вы бегали и пре­ду­пре­ждали всех жиль­цов дома. Я ушла и забыла выклю­чить утюг, и если бы пожар­ные не при­е­хали так быстро, то вся моя квар­тира и все вещи сго­рели бы. А может быть, и весь дом. Пред­став­ляю, какое бы у меня было рож­де­ство. Я вам очень бла­го­дарна и наде­юсь, что вы при­мете мой малень­кий пода­рок. Купите себе на эти деньги что-нибудь, что пора­дует всех вас, слав­ных пожарников.

С при­ве­том,

Дама, живу­щая напро­тив, кото­рая нико­гда больше не уйдёт из дому, не выклю­чив утюг.

Внутри кон­верта лежала крас­ная бумажка.

— Сто крон, — ска­зал папа. — Ничего хуже нельзя было придумать.

— Ничего лучше нельзя было при­ду­мать, — ска­зала Мона.

— Недо­ста­вало ещё брать деньги за то, что мы помо­гаем друг другу, — ска­зал папа. — Я пойду и отдам их обратно.

— Нет, так нельзя, — ска­зала мама. — Дама так радо­ва­лась, что сде­лала нам пода­рок, и она очень оби­дится, если мы вер­нём его.

— А на что мы их потра­тим? — спро­сила Мона.

— Давайте сде­лаем так, — пред­ло­жил папа. — Мы будем весь день думать, а вече­ром ска­жем, кто что придумал.

Теперь у них было о чём думать целый день, и вам, конечно, тоже любо­пытно узнать, что же они придумали.

Сто крон

В тот день, когда они полу­чили сто крон, папа, мама и восемь детей бес­пре­рывно думали.

Папа, как обычно, пошёл к гру­зо­вику. Хен­рик уже сидел на своём месте в кабине, но папа не сел сразу рядом с ним. Он обо­шёл несколько раз вокруг гру­зо­вика и сказал:

— Так, так! И тебе ведь тоже, навер­ное, мно­гое нужно. Напри­мер, новые фары. А? Ну, увидим!

Он завёл гру­зо­вик, и они поехали. Хен­рик смот­рел на папу, ничего не пони­мая, и папа казался ему очень стран­ным, но ска­зать что-нибудь Хен­рик постеснялся.

А дома мама ходила и раз­го­ва­ри­вала сама с собой:

— Конечно, купить мешок кар­тошки совсем не плохо. Её можно опу­стить в погреб, и тогда у нас будет запас кар­тошки на всю зиму. Надо непре­менно ска­зать об этом вечером.

Милли и Мина сидели в ком­нате и о чём-то шептались.

— Надо быст­рее при­ду­мы­вать, — ска­зала Милли. — Гру­зо­вик у нас уже есть, нового нам не нужно, а вот само­лёт, может быть?..

— А по-моему, лучше купить кра­си­вую коляску для кукол, — пред­ло­жила Мина. — Ты смо­жешь брать её у меня когда захочешь.

— Нельзя, ведь пода­рок дол­жен быть общим, а папе, напри­мер, такая коляска ни к чему. Лучше купить ванну.

— Или пианино.

— Может, и пианино.

Мона надела пальто и пошла бро­дить по улицам.

Мага­зины перед рож­де­ством свер­кали празд­нич­ными вит­ри­нами. Здесь было из чего выбрать. Сна­чала она долго сто­яла перед вит­ри­ной игру­шеч­ного мага­зина, но в конце кон­цов поняла, что тут ничего не выбе­решь для всех, и пошла дальше. Нако­нец она оста­но­ви­лась перед вит­ри­ной, где были выстав­лены ковры.

Ковёр, вот что нужно купить!

У Ниж­ней Хюльды был такой ковёр, он всем очень нра­вился. Да, ковёр — это совсем не так глупо!

Мона вошла в мага­зин и спро­сила, сколько стоит кра­си­вый зелё­ный ковёр.

— Девять­сот крон, — отве­тил продавец.

— Как жалко, — ска­зала Мона, — а у нас есть только сто, так что нам немного не хватает.

— У меня есть ковёр на три­ста крон, — пред­ло­жил ей продавец.

— Нет, спа­сибо, — ска­зала Мона и пошла дальше.

Мадс, пока был в школе, тоже всё время думал. Ему очень хоте­лось есть, поэтому он сидел и меч­тал о вся­ких вкус­ных вещах, кото­рые они могут купить на эти сто крон. А в сосед­нем классе Марта меч­тала о холо­диль­нике, ей каза­лось, что это зву­чит так красиво!

А Мар­тин раз­меч­тался о рубанке, потому что он очень любил сто­ляр­ни­чать. А Марен меч­тала о кра­си­вых пла­тьях, и все эти пла­тья были сшиты как раз для неё.

Один только Мор­тен не думал о том, что можно купить на сто крон. Всё утро он про­си­дел под сто­лом в кухне и тороп­ливо дола­мы­вал ста­рый будиль­ник. Будиль­ник был испор­чен, и папа с мамой отдали его Мор­тену. Мор­тен нико­гда не уста­вал раз­гля­ды­вать вин­тики и коле­сики внутри будиль­ника. Когда папа и стар­шие дети при­шли домой обе­дать, Мор­тен ещё сидел под столом.

В этот день обед про­шёл очень быстро и тихо.

На обед был горо­хо­вый суп, все дело­вито дули на горя­чий суп и при­стально рас­смат­ри­вали каж­дую горо­шину перед тем, как поло­жить её в рот.

Мор­тен с удив­ле­нием смот­рел на всех. Неужели они все сразу забо­лели? Обычно они гово­рили в про­дол­же­ние всего обеда, пере­би­вая друг друга. А сего­дня гово­рил только Мор­тен, и ему никто не отвечал.

Нако­нец Мор­тену надо­ело с ними раз­го­ва­ри­вать, и он стал бесе­до­вать с горо­ши­нами, кото­рые лежали у него в тарелке.

— Вы пла­ва­ете в талелке? — спро­сил Мор­тен. — Смот­лите не уто­ните. Сей­час я съем быстло суп, и вы будете на суше.

Но суп был таким горя­чим, что Мор­тену при­шлось подуть на него. Он изо всех сил надул щёки и дунул. Суп раз­брыз­гался по всему столу. И не только по столу. У папы, напри­мер, был обрыз­ган нос.

И тут только все как будто проснулись.

— Странно, как у нас сего­дня тихо, — ска­зал папа. — Из-за этих ста крон все стали какие-то уны­лые. Ну-ка, гово­рите, кто что придумал.

Мама при­стально изу­чала свой суп. Всё время ей каза­лось, что так хорошо купить целый мешок кар­тошки, но теперь, когда пред­сто­яло ска­зать об этом всей семье, она уже не видела в этом ничего интересного.

Нако­нец она про­из­несла несколько нераз­бор­чи­вых слов, кото­рые должны были озна­чать при­мерно следующее:

— Кар­тошка, целый боль­шой мешок, много сотен картошек.

Она была такой смеш­ной, когда гово­рила, что все засме­я­лись, и теперь уже никто не боялся ска­зать, что он придумал.

— Пла­тья, — ска­зала Марен.

— Руба­нок, — ска­зал Мартин.

— Еды, — ска­зал Мадс.

— Ковёр, — ска­зала Мона.

— Пиа­нино, — ска­зала Милли.

— Пиа­нино или само­лёт, — ска­зала Мина.

— Фары для гру­зо­вика, — ска­зал папа.

Пока они гово­рили, Мор­тен успел съесть весь суп. Он съел даже все горо­шинки. Только одну он взял двумя паль­цами и исчез с ней под столом.

— А это тебе, — ска­зал Мор­тен будиль­нику и засу­нул горо­шинку в какое-то коле­сико. — Ам-ам, как вкусно, тепель ты сколо попла­вишься и будешь зво­нить ещё лучше, чем ланьше. Дзинь, дзинь, дзинь!

А за сто­лом все опять замол­чали, потому что никто ещё не при­ду­мал такой вещи, кото­рая бы понра­ви­лась всем.

— А это не так уж глупо, Мор­тен, — заме­тил папа.

— Часы? — спро­сила Марен, и по её лицу рас­полз­лась улыбка.

— Стен­ные часы, — ска­зал папа.

— Такие, чтобы я утром могла узна­вать по ним время, — ска­зала мама.

— А если они такие же доро­гие, как мой ковёр? — спро­сила Мона. — Он стоит целых девять­сот крон.

— Нет, такие доро­гие нам не нужны, — отве­тил папа. — Нам нужны про­стые хоро­шие часы без вся­ких фоку­сов. Подо­ждите, я что-то придумал.

Папа схва­тил газету и стал лихо­ра­дочно её про­смат­ри­вать, и никто в эту минуту не посмел даже шелохнуться.

— Так, — ска­зал нако­нец папа. — Всё в порядке. Посмот­рим. Ну-ка, все оде­вай­тесь! Пусть уж в этот раз посуда оста­нется невы­мы­той, ладно, мама? Мы поедем по делам.

— И Само­вар­ная Труба тоже поедет?

— Нет, Само­вар­ной Трубе сего­дня при­дётся остаться дома.

Ничего более обид­ного Само­вар­ная Труба ещё в жизни не слы­шала, она так оби­де­лась, что забра­лась к Мор­тену под кро­вать и не желала ни с кем прощаться.

Но, к сча­стью, она была совсем незло­па­мят­ной. Когда все вышли на улицу и взгля­нули на своё окно, они уви­дели, что Само­вар­ная Труба лежит на под­окон­нике, смот­рит на них и машет хвостом.

— Ну, всё в порядке, — ска­зал папа, и они дви­ну­лись в путь.

— Как ты дума­ешь, мы идём в насто­я­щий часо­вой мага­зин? — спро­сила Мона у Мадса.

— Не знаю, а хорошо бы. Зна­ешь, как инте­ресно, когда все часы начи­нают бить в одно и то же время.

Но папа про­хо­дил, не оста­нав­ли­ва­ясь, мимо всех часо­вых мага­зи­нов. Нако­нец он оста­но­вился перед боль­шим домом. Они под­ня­лись по лест­нице и вошли в боль­шой зал.

Здесь всё было очень необыч­ным. В зале сто­яло много все­воз­мож­ной мебели. Кресла, сту­лья и буфеты гро­моз­ди­лись друг на друга. Под потол­ком висело мно­же­ство люстр и ламп с боль­шими, похо­жими на купола аба­жу­рами. В одном конце зала сто­яли столы, застав­лен­ные под­свеч­ни­ками, кухон­ными весами, кастрю­лями, фор­мами для пирож­ных и элек­три­че­скими плит­ками. А кроме того, в зале было много-много людей. На высо­кой кафедре стоял муж­чина с кофей­ной мель­ни­цей в руке и кричал:

— Кто купит кофей­ную мель­ницу? Насто­я­щую ста­рин­ную кофей­ную мельницу?

— Две кроны! Пред­ло­жено две кроны! Три кроны! Четыре кроны! Кто больше? Никто? — С этими сло­вами он посту­чал по столу малень­ким молоточком.

Мор­тену это очень понра­ви­лось. Здесь насто­я­щие взрос­лые люди так же, как и он, любили сту­чать молотком.

— Я тозе! — закри­чал Мор­тен. — Я тозе удалю!

Но и папа, и мама, и Марен, и Мар­тин, и Марта, и Мадс, и Мона, и Милли, и Мина повер­ну­лись к нему и сказали:

— Тиш-ш-ш-ш-ше!

И тогда Мор­тен понял, что здесь дей­стви­тельно надо сидеть тихо.

Но муж­чина на кафедре вовсе не замол­чал. Он про­дол­жал под­ни­мать один пред­мет за дру­гим. Вот он под­нял в воз­дух круг­лый стул для рояля.

— Кто купит? — кри­чал он. — Удобно сидеть за роя­лем! Тра-ля-ля! — запел он и затан­це­вал вме­сте со стулом.

Все засме­я­лись.

— Десять крон! — пред­ло­жил кто-то.

— Один­на­дцать!

— Две­на­дцать! — крик­нула дама, сидев­шая рядом с мамой.

— Две­на­дцать! Кто больше? Стул ваш, пожалуйста!

— Зна­ете, у меня нет ника­кого рояля, — шеп­нула дама маме, — но этот стул пока­зался мне таким уютным!

— Конечно, конечно, — отве­тила мама.

— А теперь зай­мёмся часами, — ска­зал чело­век на кафедре, и все дети, как по команде, выпря­ми­лись на сту­льях. — Начи­наем с кра­си­вых англий­ских часов!

Пока он объ­яв­лял, двое муж­чин вынесли в зал очень боль­шие часы, кото­рые должны были сто­ять на полу.

— Пять­сот, — ска­зал кто-то.

— Шесть­сот!

— Тысяча! — крик­нул чей-то голос, и часы были проданы.

— Для нас такие часы слиш­ком велики, — ска­зал папа.

— И ведь они стоят на полу, — ска­зала мама, — а у нас есть Мор­тен. Он мигом раз­бе­рёт их по винтику.

При­несли дру­гие часы. Они были не такие боль­шие, их вешали на стену. Они были очень кра­си­вые, с двумя боль­шими гирями. У часов был такой уют­ный, домаш­ний вид, что они сразу понра­ви­лись папе, маме и восьми детям. Они зашеп­та­лись и заки­вали головой.

Но вдруг про­изо­шло нечто стран­ное. Из дверцы, сде­лан­ной на самом верху часов, выско­чила малень­кая синяя кукушка и заку­ко­вала. Дети рас­крыли рты от удив­ле­ния. Все заулыбались.

— Вот бы нам такие часы, — шеп­нул Мадс.

— Ага, — согла­си­лись осталь­ные. Папа откаш­лялся и пред­ло­жил за часы пять­де­сят крон.

— Дают пять­де­сят крон! — закри­чал чело­век на кафедре. — Это не про­стые часы, а с кукуш­кой. Это очень хоро­шие ста­рин­ные часы.

— Почему ты не пред­ло­жил сразу сто крон, ведь они у нас есть? — спро­сила Марта папу.

— Ш‑шш, слу­шай, — ска­зала мама.

— Шесть­де­сят крон! — ска­зал муж­чина, сидев­ший рядом.

— Шесть­де­сят пять! — быстро крик­нул папа.

— Семь­де­сят!

Мона была в отча­я­нии. Ну неужели этот чело­век не мог помол­чать! Ведь он дол­жен понять, что это их часы.

— Семь­де­сят пять! — крик­нул папа.

Он сидел совсем тихо, но Мона видела, что он тоже очень вол­ну­ется. Мор­тен не пони­мал, что здесь про­ис­хо­дит, но по лицам папы, мамы и всех детей он видел, что им очень не нра­вится тот чело­век, кото­рый сидит рядом с ними. Мор­тен сполз со ска­мейки и подо­шёл к нему.

— С‑с-с‑с! — ска­зал он. — Не говоли так, мне это не нлавится.

Но муж­чина не обра­тил на Мор­тена ника­кого внимания.

— Восемь­де­сят крон! — крик­нул он.

— Девя­но­сто! — крик­нул папа.

— Девя­но­сто пять! — ска­зал мужчина.

Папа был вне себя. Ведь у него было только сто крон. А что, если этот муж­чина пред­ло­жит больше?

Чело­век на кафедре уже начал раз­ма­хи­вать молоточком.

— Девя­но­сто пять! Девя­но­сто пять! Кто больше? Тогда мама кив­нула папе и детям, они все встали и хором крикнули:

— Сто крон!

У них полу­чи­лось так здо­рово, что все заулы­ба­лись, засме­я­лись, а чело­век на кафедре под­прыг­нул и так уда­рил моло­точ­ком по столу, что всё кру­гом зазвенело.

— У вас такой друж­ный хор, что, по-моему, часы должны достаться вам, — ска­зал он.

— Коне­сно, — ска­зал Мортен.

Папа пошёл пла­тить и вер­нулся с часами в руках. Он нёс их осто­рожно, словно ребёнка. Мама дер­жа­лась за гири, Мор­тен — за маму, Мина — за Мор­тена, Милли — за Мину, Мона — за Милли, Мадс — за Мону, Марта — за Мадса, Мар­тин — за Марту, Марен — за Мар­тина, и все хором гово­рили о своих часах. И вдруг часы ска­зали «ку-ку» и при­тво­ри­лись, будто это сде­лала малень­кая синяя кукушка.

Домой они шли очень мед­ленно, боя­лись, что быст­рая ходьба часам не понравится.

Когда они подо­шли к сво­ему дому, папа что-то шеп­нул Мар­тину. Мар­тин побе­жал в дом напро­тив, позво­нил к той даме, кото­рая пода­рила им сто крон, и сказал:

— Открой окно и выгляни!

А Марен побе­жала к Хюльде и Хен­рику и ска­зала им то же самое.

Папа под­нял часы высоко-высоко. Мама опу­стила гири, теперь все ждали, чтобы боль­шая стрелка оста­но­ви­лась на две­на­дцати, потому что было как раз шесть часов. Раз… Из часов выско­чила малень­кая синяя кукушка и закуковала.

Дама через улицу улыб­ну­лась и мах­нула им рукой. А Хюльда и Хен­рик подо­шли посмот­реть поближе, и все счи­тали, что более кра­си­вых часов нет ни у кого на свете.

Потом часы пове­сили высоко на стенку. Там они висели в пол­ной без­опас­но­сти, а раз им жилось так хорошо, то они все­гда всем сооб­щали, кото­рый час.

— Это рож­де­ствен­ский пода­рок нам всем, — ска­зал папа.

— Пра­вильно, — обра­до­ва­лась мама.

— Они висят слис­ком высоко, — ска­зал Мортен.

— Нет, они висят как раз на месте, — ска­зал папа.

И часы с кукуш­кой очень обра­до­ва­лись его словам.

Рождество

Мона раз­до­была новую тря­почку и теперь почти все вечера про­си­жи­вала у Хюльды с Хен­ри­ком, выши­вая новую сал­фетку для мамы.

Одна­жды вече­ром Мона сидела с Хен­ри­ком, а Хюльда пекла пироги на кухне.

— Ты рад, что скоро рож­де­ство? — спро­сила Мона.

— Очень, — отве­тил Хен­рик. — К нам при­дёт тётушка Олеа. Будет очень хорошо, только, конечно, тихо. — Хен­рик вздохнул.

— Разве вы не будете тан­це­вать вокруг ёлки?

— Как раз тан­це­вать-то мы и не будем. — Хен­рик вздох­нул ещё раз.

Мона встала и задумалась.

— А может, вы при­дёте к нам? У нас на рож­де­ство все­гда бывает очень весело.

— А что ска­жет на это твоя мама? Вас и самих много. Может, лучше вы к нам придёте?

— Нет, мы не любим ухо­дить из дома на рож­де­ство. Подо­жди, я сей­час сбе­гаю спрошу…

— Мама, можно Хен­рик, и Хюльда, и тётушка Олеа при­дут к нам на рож­де­ство? Мама молча огля­дела комнату.

— Нельзя? — Мона была огор­чена. — Зна­чит, они будут сидеть у себя и не смо­гут даже потан­це­вать вокруг ёлки?

— Конечно, можно, — ска­зала мама. — Я только хотела посмот­реть, хва­тит ли на всех места. Конечно, при­гласи их.

Ниж­няя Хюльда очень обра­до­ва­лась, когда Мона при­шла и при­гла­сила их на рождество.

— Как я рада! — ска­зала она. — У нас тоже было бы очень хорошо, но у вас вме­сте со всеми детьми, конечно, будет весе­лее в такой вечер. Вы только поду­майте, в про­шлом году я сидела дома совсем одна и слу­шала, как вы там наверху поёте, а в этом году я сама буду петь вме­сте с вами. Пере­дай маме боль­шое-боль­шое спасибо!

Нужно ска­зать, что папа, мама и восемь детей очень кра­сиво убрали свою квар­тиру к рождеству.

Они выре­зали звёзды из золо­той бумаги и накле­или их на все кро­вати. С потолка сви­сали ело­вые шишки, выкра­шен­ные сереб­ря­ной крас­кой. Ну и разу­ме­ется, была ёлка.

Она была малень­кая, потому что для боль­шой ёлки у них не было места. Но зато они очень хорошо её украсили.

Мама сде­лала малень­кие кор­зи­ночки, как раз для такой малень­кой ёлочки. Дети сма­сте­рили малень­ких пти­чек и покра­сили их во все цвета. А свечи у них были самые настоящие!

Когда они услы­шали, что по лест­нице под­ни­ма­ются Хюльда, Хен­рик и тётушка Олеа, они зажгли свечи, так что, когда гости вошли, ёлочка све­ти­лась и свер­кала им навстречу.

Мона поло­жила под ёлку малень­кий паке­тик, в кото­ром была завёр­нута сал­фетка для мамы. И мама, и папа, и дру­гие дети тоже поло­жили под ёлку свои подарки. И Хюльда и Хен­рик тоже при­несли несколько паке­тов, дети это сразу заме­тили, но мама сказала:

— Поло­жите их под ёлку и давайте садиться за стол.

Маме при­шлось накрыть и обе­ден­ный и кухон­ный столы, чтобы всем хва­тило места. Кухон­ный стол она укра­сила крас­ной кре­по­вой бума­гой и поста­вила на него малень­кие белые свечи.

И как раз в ту минуту, когда они сади­лись за стол, кто-то посту­чал в дверь. Все испу­ганно пере­гля­ну­лись: ведь в рож­де­ствен­ский вечер чужие обычно не приходят.

— Вой­дите! — крик­нул папа.

Дверь широко откры­лась, и они уви­дели крас­ную шапочку ниссе.

— Ниссе, — испу­ганно про­шеп­тала Мона. Она давно меч­тала уви­деть живого, насто­я­щего ниссе — доб­рого гнома, кото­рый при­но­сит детям рож­де­ствен­ские подарки.

Милли и Мина спря­та­лись за маму. Мор­тен с быст­ро­той мол­нии исчез под сто­лом. А папа встал и сказал:

— Добро пожа­ло­вать, ниссе, мы все тебе очень рады!

Но когда они получше раз­гля­дели ниссе, то ока­за­лось, что это вовсе и не он, потому что на нём была юбка.

— Доб­рый вечер и при­ят­ного аппе­тита, — ска­зал оде­тый в юбку ниссе очень зна­ко­мым голосом.

— Бабу­ска! — заво­пил Мор­тен из-под стола.

— Бабушка! — закри­чали папа и все дети.

— Как хорошо, что ты при­е­хала, — обра­до­ва­лась мама.

— Я решила при­е­хать к вам на рож­де­ство. Я так соску­чи­лась, — объ­яс­нила бабушка. — И вот я у вас. Можно мне остаться?

— Конечно! Конечно! — засу­е­тился папа. — Садись ско­рей к столу.

Папа выта­щил ящик и сел на него, а свой стул отдал бабушке, потому что больше сту­льев у них не было.

— А что мне делать с этим меш­ком? — спро­сила бабушка. — Я здесь навя­зала для всех нос­ков, как и обещала.

— Положи его под ёлку, — ска­зал папа.

Малень­кая ёлочка даже испу­га­лась — так много паке­тов при­шлось ей стеречь.

Она при­под­няла ниж­ние ветки, чтобы всем паке­там хва­тило места.

Начался празд­нич­ный ужин. А бабушка кивала всем и очень радо­ва­лась, что она опять вме­сте с ними.

Встре­чать рож­де­ство в деревне не так весело, как с папой, мамой и детьми.

Потом все тан­це­вали вокруг ёлки. Им при­шлось сде­лать три хоро­вода, иначе на всех не хва­тало места. Они пели рож­де­ствен­ские песни, и, как раз когда они запели: «О рож­де­ство!», из часов выско­чила малень­кая синяя кукушка и запела вме­сте с ними.

Все полу­чили подарки, а потом Мадс при­та­щил из кори­дора что-то боль­шое и тяжёлое.

— Что это ты при­та­щил? — уди­вился папа.

— Это малень­кий пода­рок для Само­вар­ной Трубы, — ска­зал Мадс.

Малень­кий пода­рок ока­зался боль­шой кор­зи­ной, кото­рую Мадс поста­вил возле печки и засте­лил до поло­вины ста­рыми газетами.

Само­вар­ная Труба тут же прыг­нула в кор­зину, и с тех пор она не желала спать ни в какой дру­гой кро­вати. Так про­шло рождество.

Хюльда, Хен­рик и тётушка Олеа попро­ща­лись и ушли, а мама снова посте­лила бабушке на кухон­ном столе.

Они пога­сили свет, рас­пах­нули окно и немного посто­яли, глядя на звёзд­ное небо и вды­хая мороз­ный, чистый зим­ний воз­дух. И в доме и на улице насту­пила рож­де­ствен­ская ночь.

Папа делает открытие

Про­шло рож­де­ство, про­шёл пер­вый день празд­ни­ков, за ним — вто­рой. Папе очень нра­ви­лись празд­ники. Но на вто­рой день празд­ни­ков папа забес­по­ко­ился. Соб­ственно говоря, до обеда ещё всё было в порядке, потому что папа ходил на про­гулку с бабуш­кой и детьми, но вот к вечеру он стал бес­по­койно бро­дить из угла в угол.

Время от вре­мени он гля­дел в окно. Как вы дума­ете, на что он глядел?

Конечно, на гру­зо­вик! Папа так без него соску­чился, что на тре­тий день рож­де­ства встал раньше всех. Он ходил по квар­тире, рас­пе­вая песни, и вид у него был очень довольный.

— Сего­дня обыч­ный рабо­чий день, — радо­вался папа. — Сего­дня я нако­нец снова поезжу и пора­бо­таю хоть немного.

Он сам сва­рил себе кофе, потому что ему хоте­лось про­длить мамин рож­де­ствен­ский отдых, и побе­жал вниз по лестнице.

Вот что зна­чит быть при­рож­дён­ным шофё­ром! Но когда он вышел на улицу, он уви­дел ещё одного чело­века, кото­рому тоже хоте­лось про­ка­титься на гру­зо­вике. Это был Хенрик.

— Это ты, Хен­рик! Тоже соби­ра­ешься сего­дня работать?

— Ну да! Я думал, что ты захо­чешь ещё отдох­нуть сего­дня, и что я пора­бо­таю один.

— Ничего, ничего! Иди и отды­хай, если хочешь. До самого Нового года можешь спо­койно отдыхать.

Хен­рик огор­чённо вздох­нул и пробормотал:

— Как видно, ничего не поделаешь…

— Я вижу, нам обоим надо­ело сидеть дома, — ска­зал папа. — Ну, Хен­рик, тогда садись — и поехали!

— Вот спа­сибо! — Хен­рик пожал папе руку.

— И тебе спасибо!

Папа сел за руль, мотор зара­бо­тал, и они двинулись.

— Поехали прямо на вок­зал, — пред­ло­жил папа. — Там навер­няка есть какие-нибудь грузы для перевозки.

На ули­цах было тихо и пустынно. У мно­гих ещё не кон­чи­лись рож­де­ствен­ские кани­кулы. На вок­зале в товар­ном отделе они нашли только одного заспан­ного человека.

— Быстро же вы кон­чили отды­хать, — ска­зал он. — А у нас сего­дня нет ника­кой работы.

— Как жалко! — огор­чился папа. — Нам так хоте­лось поработать.

— И поез­дить на гру­зо­вике, — доба­вил Хенрик.

— Для гру­зо­вика-то все­гда что-нибудь най­дётся, — ска­зал желез­но­до­рож­ник. — Вот нужно отвезти пакет за город, адре­сат живёт в лесу. Наш гру­зо­вик сего­дня занят. И нельзя гонять его так далеко из-за одного пакета, так что, если вы не возь­мё­тесь отвезти посылку, она про­ле­жит до Нового года.

— Мы отве­зём, — ска­зал папа, узнал точно дорогу, и они отпра­ви­лись в путь.

Гру­зо­вик быстро выехал из города, дорога шла по хол­мам, то вверх, то вниз. Домов почти не было видно. Они повер­нули направо. Дорога стала совсем узкой — это была насто­я­щая лес­ная дорога.

Один раз гру­зо­вик даже увяз в снегу, так что Хен­рику при­шлось рас­чи­щать дорогу, чтобы они смогли ехать дальше.

— Хорошо, что ты поехал со мной, — ска­зал папа.

Нако­нец из густого леса выныр­нул малень­кий домик.

— Сюда, — ска­зал папа. — Дом малень­кий, серый и стоит один.

— Я отнесу пакет, — пред­ло­жил Хенрик.

— Неси.

Папа зажёг трубку, Хен­рик исчез в доме. И про­был там очень долго. Папа курил, курил, а Хен­рик всё не появлялся.

«Долго он там сидит, — поду­мал папа, — надо пока прой­тись, раз­мять ноги».

Он про­шёлся по полянке перед домом. С одной сто­роны стоял сарай для дров, с дру­гой — домик с выре­зан­ным на двери сер­деч­ком — уборная.

Хен­рик высу­нул голову из дома и крикнул:

— Хозяин! Заходи в дом. Нас хотят уго­стить кофе.

— Иду, — отве­тил папа. — Неплохо выпить чего-нибудь горяченького!

Ока­за­лось, что в доме живут ста­рик и старушка.

— Доб­рый день! Доб­рый день! — при­вет­ство­вал их папа. — Я рад, что при­е­хал. Мне у вас очень нра­вится. Совсем как в деревне, хотя город близко.

— Да, здесь очень тихо, — ска­зала ста­рушка. — Только слу­чайно и встре­тишь чело­века. Мы видим людей лишь по вос­кре­се­ньям. При­хо­дят в лес погулять.

— Здесь очень хорошо, — снова повто­рил папа.

— Хва­стать нечем, — отве­тила старушка.

«Странно, чем же она недо­вольна, — поду­мал папа. — Живёт в таком заме­ча­тель­ном домике». Ста­рик каш­ля­нул и сказал:

— Моей жене теперь не нра­вится здесь жить. С тех пор как дети выросли и разъ­е­ха­лись, у нас стало слиш­ком тихо. Да и тяже­ло­вато для ста­ри­ков — надо воду из колодца носить.

— Да, да, — согла­сился папа.

— Мне бы хоте­лось жить в городе, — ска­зала ста­рушка. — Поду­мать только, в любую минуту можно пойти в гости или погу­лять по городу. Жить в доме с водо­про­во­дом… — Ста­рушка даже заулы­ба­лась от удовольствия.

— В городе не так-то легко полу­чить целый дом. У меня восемь детей, а вот квар­тира состоит всего из одной ком­наты и кухни.

— Не может быть, — уди­вился ста­рик. — Соб­ственно говоря, счи­та­ется, что наш дом тоже нахо­дится в городе, ведь город так вырос, но мы здесь этого не ощущаем.

А Хен­рик сидел и насла­ждался кофе. Пусть дру­гие гово­рят сколько им угодно, а ему и так хорошо.

Вдруг папа встрепенулся.

— Сколько у вас здесь ком­нат? — спро­сил он.

— Вот это кухня, видишь, какая она боль­шая. Ещё две ком­наты здесь внизу, и наверху три спальни. Правда, они неболь­шие, но для нас это больше чем достаточно.

У папы даже глаза округлились.

— Иди к гру­зо­вику, Хен­рик, я сей­час приду, — ска­зал он.

Как только Хен­рик вышел, папа сказал:

— Так, так, зна­чит, вы хотите пере­ехать в город. — И тут папа зашеп­тал им что-то с хит­рым видом, и ста­рики тоже зашеп­тали ему в ответ, и вид у них был такой же хит­рый, как у папы.

Нако­нец они пере­стали шеп­таться, и папа, уже стоя на пороге, сказал:

— Зна­чит, в суб­боту после обеда я при­еду за вами. Мы очень любим, когда к нам при­хо­дят гости.

Хен­рик ждал, ждал, а папы всё не было. Хен­рик про­шёлся по полянке, загля­нул в сарай и в домик с выре­зан­ным серд­цем. Подо­шёл к берё­зам, потро­гал их белые стволы. Нако­нец папа явился. Но он был таким стран­ным, что Хен­рик за всю дорогу до дома не мог добиться от него ни слова. Я знаю, что теперь вы вме­сте с Хен­ри­ком будете гадать, о чём думал папа, пока они ехали в город.

Папа какой-то странный

Не успел папа прийти домой после поездки в лес, как он при­ло­жил ладонь козырь­ком к гла­зам и сказал:

— Фу, какой бес­по­ря­док! И какая тес­нота! Мы про­сто топ­чем друг друга… Здесь необ­хо­димо убрать как сле­дует к суб­боте. В суб­боту у нас всё должно бле­стеть, понятно?

— Неужели мы должны уби­рать целых четыре дня? — спро­сила Марен.

— Вот именно, — отве­тил папа. — А ты, мать, должна поста­раться и испечь что-нибудь вкус­ное, и ещё надо купить самого луч­шего кофе, потому что в суб­боту у нас будут гости и их надо уго­стить самым хоро­шим кофе.

Ни мама, ни дети ничего не поняли, а бабушка от удив­ле­ния стала вязать в два раза быст­рее преж­него. Поря­док! И это гово­рит папа, кото­рый сам обычно пере­во­ра­чи­вал всё вверх дном! Что с ним произошло?

— Ну! — ска­зал папа сер­дито. — Разве вы не слы­шали, что я вам ска­зал? Я ска­зал: при­ни­май­тесь за уборку!

Дети бро­си­лись врас­сып­ную. Мона схва­тила шарф, кото­рый валялся на полу, но в смя­те­нии она поло­жила его на стол. Марта доста­вала дрова из ящика и снова акку­ратно скла­ды­вала их обратно. А Малышка Мор­тен высы­пал на пол все свои игрушки и кричал:

— Я убирррррррр­раю! Я убиррррррррррраю!

Он только что научился про­из­но­сить букву «р» и очень этим гордился.

Бабушка уро­нила на пол клу­бок, а Мина в спешке неча­янно зака­тила его под кро­вать. Само­вар­ная Труба сей­час же набро­си­лась на клу­бок, и папе при­шлось лезть под кро­вать, чтобы отобрать у неё клубок.

— Ничего не пони­маю! — вос­клик­нула мама. — Только ты не вол­нуйся. К суб­боте мы всё пре­красно успеем. А кто, соб­ственно говоря, дол­жен прийти к нам, отец?

— Два чело­века, с кото­рыми я недавно позна­ко­мился, ста­рик и ста­рушка, — отве­тил папа.

Бес­по­кой­ные это были для всех дни. Всю пят­ницу мама про­сто­яла у плиты и пекла пече­нье, хотя от рож­де­ства у них ещё оста­лись пирожки.

В суб­боту после обеда папа уехал куда-то на гру­зо­вике. Он только сказал:

— Я вер­нусь с гостями в пять часов. Пре­ду­пре­ждаю вас, дети, чтобы вы вели себя как сле­дует. И чтобы при них никто из вас пик­нуть не смел, понятно?

Дети испу­ганно кивали голо­вами, не смея даже вымол­вить «да».

А может, наш папа про­сто забо­лел? Ведь он все­гда был таким доб­рым и весё­лым. И нико­гда не делал им ника­ких заме­ча­ний, хотя они порой и под­ни­мали страш­ный шум.

— Не пони­маю, что с ним слу­чи­лось, — ска­зала мама, когда папа ушёл. — Но мы должны слу­шаться его и делать, как он велит, тогда всё будет хорошо.

— А я тоже должна сидеть тихо и мол­чать весь вечер? — спро­сила бабушка.

— Не знаю, — отве­тила мама. — Про тебя он ничего не сказал.

— Тогда мне лучше всё-таки помол­чать, — решила бабушка.

Они сидели тихонько каж­дый на своём стуле и ждали. Ровно в пять минут пятого мама поста­вила кофе. Стол уже был накрыт, и никто бы не мог ска­зать, что он накрыт некрасиво.

Нако­нец они услы­шали, что кто-то под­ни­ма­ется по лест­нице. В дверь посту­чали, и на пороге пока­зался папа со сво­ими гостями.

— Здрав­ствуйте, здрав­ствуйте, добро пожа­ло­вать! — при­вет­ство­вала их мама.

— Ах, как вкусно у вас пах­нет кофе! — ска­зала старушка.

Она огля­де­лась.

— У вас очень уютно, — ска­зала она. — Ведь это кухня, правда?

Ста­рушка обо­шла кухню, раз­гля­ды­вая полки, она загля­нула даже в стен­ной шкаф.

Маме пока­за­лось стран­ным, что гостья ведёт себя так в незна­ко­мом доме, но она про­мол­чала. Гости про­шли в комнату.

— Какая кра­сота, здесь крас­ный пол, — снова ска­зала старушка.

— Да, да, здесь очень уютно, — ска­зал ста­рик. — Здрав­ствуйте, дети!

Маль­чики веж­ливо кив­нули, девочки сде­лали реве­ранс, но никто из них не ска­зал ни слова.

Они нико­гда в жизни не видели такой забав­ной ста­рушки. Мама при­гла­сила всех к столу, и ста­рушка побе­жала в кухню. Она пота­щила за собой мужа и, отвер­нув кран так, что вода брыз­нула во все сто­роны, сказала:

— Смотри! Смотри! Какая пре­лесть! Она течёт сама, сто­ило мне только повер­нуть кран.

— Хе-хе, — усмех­нулся ста­рик. — Тебе это, конечно, нравится!

Мама ещё раз при­гла­сила их пить кофе. Они сели за стол, но вдруг ста­рушка вско­чила и что-то зашеп­тала папе прямо на ухо. Папа заду­мался на секунду, потом что-то про­шеп­тал ей в ответ. Ему и не нужно было про­сить детей вести себя тихо. Им совсем не хоте­лось раз­го­ва­ри­вать, они молча раз­гля­ды­вали своих стран­ных гостей.

Когда все выпили кофе, ста­рушка вдруг спро­сила у мамы:

— А что ты дела­ешь со стиркой?

Мама очень уди­ви­лась и ответила:

— Сти­раю, вот и всё.

— А где сушишь? — не уни­ма­лась старушка.

— На верёвке на улице или на чер­даке, если идёт дождь.

— Ах, здесь и чер­дак есть! А я там ещё не была, — ска­зала ста­рушка и вскочила.

Про­ходя по кухне, она снова открыла кран, посмот­рела на воду, потом ото­рва­лась от крана и побе­жала дальше: в перед­нюю, на лест­ницу, на чер­дак. Папа пошёл за ней.

— А я лучше посижу здесь, — ска­зал старик.

— Пик! — вдруг ска­зала бабушка.

— Что? — спро­сил старик.

— Я ска­зала только «пик», — объ­яс­нила бабушка. — Раз папа вышел, мы можем гово­рить всё, что нам взду­ма­ется. Пик! Пик!

Дети засме­я­лись, и ста­рик вме­сте с ними, потому что бабушка пока­за­лась ему очень смеш­ной. Но мама сме­я­лась громче всех. От смеха она даже села на пол, и, когда папа вер­нулся с чер­дака, она всё ещё сидела на полу и сме­я­лась так, что у неё по щекам текли слезы.

— Чему ты сме­ёшься? — спро­сил папа.

— Я сме­юсь над бабуш­кой, — ска­зала мама. — Но я сей­час уже пере­стану. Подо­жди немножко.

— Ну, боль­шое спа­сибо вам за приём, — ска­зала вдруг ста­рушка, — зна­чит, зав­тра мы ждём вас всех к себе.

— Мы обя­за­тельно при­е­дем к вам, — ска­зал папа. Он даже не спро­сил ни у кого ни слова, про­сто побла­го­да­рил от имени всех.

Папа отвёз гостей, а когда нако­нец вер­нулся домой, он сиял, как солнце. Он схва­тил маму и закру­жился с ней по комнате.

Затем он под­ни­мал и кру­жил по воз­духу по оче­реди всех детей и нако­нец закру­жился по кухне вме­сте с бабушкой.

— Ай-яй-яй! Вот это вели­ко­лепно! — лико­вал папа.

Ну, вы уже дога­да­лись, чему он так радовался?

Складчина

Один только папа знал, где живут ста­рики. И сколько мама ни выспра­ши­вала, чтобы узнать, куда они поедут, папа так ничего и не ска­зал. Он только пока­чи­вал голо­вой и под­ми­ги­вал с таин­ствен­ным видом.

— Ну ладно, зав­тра мы всё сами уви­дим, — ска­зала мама. — Только я не пони­маю, что с тобой про­ис­хо­дит в послед­нее время.

— Ничего, пой­мёшь! — ска­зал папа и под­нял маму к самому потолку.

Мама кри­чала, папа сме­ялся, а детям даже очень нра­ви­лось, что их папа стал таким странным.

В вос­кре­се­нье утром папа велел им одеться потеп­лее, потому что ехать зимой в кузове очень холодно. Вообще-то он устроил над кузо­вом крышу из бре­зента, но от холода крыша почти не спасала.

— А Само­вар­ная Труба тоже поедет с нами? — спро­сила мама.

— Конечно, поедет, — ска­зал папа. — Ей там очень понравится.

У бабушки не было с собой тёп­лых вещей, поэтому папа завер­нул её в тол­стое шер­стя­ное оде­яло и поса­дил в кузов. На этот раз с папой при­шлось сесть Малышке Мор­тену и Само­вар­ной Трубе. Осталь­ные залезли к бабушке в кузов. Они хло­пали друг друга по спине и громко пели, чтобы согреться. Им не было видно дороги, они только заме­чали, что ино­гда их слиш­ком сильно подбрасывает.

— Не очень-то эта дорога похожа на город­скую, — ска­зала мама после несколь­ких осно­ва­тель­ных подскоков.

— Ну-ка, я посмотрю. — Мадс нашёл неболь­шую дырочку в бре­зенте и начал рас­смат­ри­вать дорогу. — Я вижу ёлку! — закри­чал он. — А вот ещё и ещё! Да здесь целый лес! Какая прелесть!

Нако­нец гру­зо­вик оста­но­вился. Папа под­нял бре­зент с кузова, дети попры­гали на землю и начали осмат­ри­ваться. Перед ними стоял малень­кий домик, в кото­ром жили вче­раш­ние ста­ри­чок и старушка.

— Они здесь живут? Как здесь кра­сиво! — вос­клик­нула мама.

Здесь и правда было очень кра­сиво. На крыше дома и на сарае лежал тол­стый слой чистого снега. Берёзы свер­кали инеем. Каза­лось, что они осо­бенно при­на­ря­ди­лись к при­езду папы, мамы и восьми детей.

— Вот мы и при­е­хали, — ска­зал папа и похло­пал берёзку по стволу.

Папа посту­чал в дверь, и все тер­пе­ливо ждали, пока им откроют, все, кроме Само­вар­ной Трубы, кото­рая носи­лась взад и впе­рёд, рылась в снегу и пры­гала во все стороны.

Это, конечно, не то, что гулять по ули­цам на поводке с серьёз­ным видом.

Дверь открыла ста­рушка. Сего­дня на ней был белый наряд­ный перед­ник и белый пла­то­чек на голове. У неё был такой же празд­нич­ный вид, как у берёз. Перед две­рью лежали све­жие ело­вые ветки.

— Как у вас здесь хорошо! — сразу ска­зала ей мама.

— Добро пожа­ло­вать! Добро пожа­ло­вать! — при­вет­ство­вала их ста­рушка. — У меня готово для взрос­лых кофе, а для детей молоко. И пече­нье для всех.

Когда все поели, ста­рушка захо­тела, чтобы они осмот­рели их дом. И теперь папа ока­зался таким же любо­пыт­ным, какой была нака­нуне ста­рушка. Он загля­ды­вал во все уголки.

После осмотра дома дети захо­тели пойти погу­лять. Столько снегу сразу в городе не уви­дишь — надо было вос­поль­зо­ваться случаем.

Они выбе­жали на улицу и при­ня­лись катать боль­шой снеж­ный ком. Время про­шло неза­метно. Когда папа, мама и бабушка вышли из дома, они уви­дели боль­шого кра­си­вого сне­го­вика. Он стоял, высоко под­няв руки, и когда дети уез­жали домой, им каза­лось, что сне­го­вик машет им вслед.

По дороге домой все при­тихли. Каж­дый думал о своём. Мама задум­чиво сказала:

— Какой смысл меч­тать о том, что всё равно невозможно.

А когда они вошли в свою квар­тиру, они ска­зали те же слова, что и папа, вер­нув­шись в пер­вый раз из домика в лесу:

— Ну и тес­нота же у нас и какой беспорядок!

У всех было пло­хое настро­е­ние. У всех, кроме папы. Он был таким же стран­ным, как и все эти дни. Он насви­сты­вал и сме­ялся, что-то бор­мо­тал впол­го­лоса, ходил, при­ло­жив палец к носу, и о чём-то думал.

На дру­гой день его почти не было дома. Когда мама спро­сила, где он про­па­дает, он ответил:

— Бегаю по вся­ким кон­то­рам. Радуйся, что тебе не при­хо­дится зани­маться тем же самым.

Но вот почему он бегает по вся­ким кон­то­рам, он так и не сказал.

Как-то вече­ром папа спро­сил, все ли дети дома.

Для вер­но­сти он устроил пере­кличку по име­нам, а дети, мама и бабушка ему отвечали.

— Сади­тесь, — ска­зал папа. — Нам надо пого­во­рить об одном очень важ­ном деле. Помните ли вы малень­кий домик в лесу?

Все с удив­ле­нием посмот­рели на папу. Ну как он может зада­вать такие стран­ные вопросы? Да ведь они ни о чём дру­гом и не думали всё это время.

— Хоро­ший дом, — ска­зал папа.

— Может быть, мы скоро опять поедем к ним в гости? — спро­сил Мадс.

— Может быть, и поедем, — ска­зал папа с лука­вым видом. — Я думаю, что мы там будем жить. Но это зави­сит от одной вещи. Чтобы купить этот дом, нам надо достать пять тысяч крон. Сам дом уже ста­рый и стоит немного, но вот уча­сток очень хоро­ший, да вы сами видели. Мы можем купить его, потому что ста­рики страшно хотят пере­ехать в город. Они могут жить здесь, в нашей квартире.

— А мы будем жить в том домике, в самом лесу? — спро­сил Мадс.

— Ты хочешь ска­зать, что именно мы будем жить в том доме? — спро­сила Марта. — А разве у нас есть пять тысяч крон? А что будет, если мы не доста­нем столько денег?

— Во-пер­вых, успо­кой­тесь, — ска­зал папа. — У нас с мамой есть у каж­дого по две тысячи в банке. И поне­многу денег у каж­дого из вас. Мы поло­жили их в банк на ваши имена, когда вы были малень­кими. Если вы хотите купить дом, давайте устроим склад­чину, мы возь­мём ваши деньги, а потом посте­пенно снова накопим.

— Конечно! Конечно! — ска­зали дети. — А где наши сбе­ре­га­тель­ные книжки?

— Вот они, — ска­зала мама, порыв­шись в верх­нем ящике комода.

— Смот­рите, у меня есть три­ста крон! — ска­зала Марен гордо.

— А у меня две­сти! — обра­до­вался Мар­тин. — Даже две­сти пять.

— А у меня сто пят­на­дцать! — ска­зала Марта.

— Вы стар­шие, так что у вас денег больше, — объ­явил им папа. — Ну-ка посмот­рим… Всего у вас шесть­сот два­дцать крон.

— И у меня восемь­де­сят, — ска­зал Мадс.

— Зна­чит, семь­сот, — ска­зал папа.

— У Моны, Милли, Мины и Мор­тена — по пять­де­сят крон, — ска­зала мама.

— Уже девять­сот, — обра­до­вался папа. — У нас есть почти все деньги, мать.

— У меня есть две кроны, кроме денег на обрат­ную дорогу, — ска­зала бабушка.

— Я думаю, тебе теперь не пона­до­бятся деньги на обрат­ную дорогу, — заме­тила мама. — Теперь тебе лучше жить с нами. Места у нас хва­тит, и ты смо­жешь вязать всем тёп­лые носки.

— Ты правда так дума­ешь? — спро­сила бабушка. — А ты что ска­жешь, отец?

— Я согла­сен с мамой. А так как я рву носки больше всех, тебе при­дётся и рабо­тать больше всего на меня.

— Я сей­час же пойду и дам теле­грамму, — серьёзно ска­зала бабушка.

И она пошла отправ­лять теле­грамму, а в теле­грамме было сказано:

«При­шлите мои вещи, потому что я не вер­нусь обратно. Спа­сибо за всё. Всем при­вет. Бабушка».

И она вер­ну­лась домой. Если бы вы знали, как она радо­ва­лась, что будет жить вме­сте с папой, мамой и детьми! Про­ходя мимо гру­зо­вика, она похло­пала его по зад­нему колесу и сказала:

— Ну, скоро ты пове­зёшь нас всех на новое место. Ты доволен?

Гру­зо­вик ничего не отве­тил, но ему хоть стало ясно, почему папа в послед­ние дни так часто наве­щал домик в лесу. Конечно, теперь всё пере­ме­нится, но ведь люди-то оста­нутся преж­ними, и, зна­чит, всё будет в порядке.

Так думал грузовик.

Когда бабушка вер­ну­лась домой, там шла ожив­лён­ная беседа.

— Скоро мы пере­едем? Зав­тра? — спро­сила Мона.

— Нет, — отве­тил папа. — Через две недели, ста­ри­кам надо дать время собраться, я обе­щал помочь им с пере­ез­дом. Я повезу туда наши вещи, а вер­нусь с их вещами.

— Только не бери сразу много, — пре­ду­пре­дил его Мадс. — Помни о гру­зо­вике. Он тоже может надо­рваться. Тогда тебе же будет плохо.

— Я уже всё обду­мал, Мадс. Лучше я сде­лаю лиш­ний рейс, так что не бойся за грузовик.

— Про­сто не знаю, как я про­живу эти четыр­на­дцать дней, — заме­тила Мона.

— Они быстро прой­дут. У нас так много дел, — уте­шил её папа.

На дру­гой день за обе­дом Мадс сказал:

— Если бы вы видели, как уди­ви­лись учи­тель­ница и все маль­чики в классе, когда я рас­ска­зал им, что мы купили дом.

— И у меня тоже, — ска­зал Мар­тин. — Они решили, что это шутка.

— А это правда, — ска­зала Марта.

— Меня одно тре­во­жит, — заме­тил папа. — Вам теперь при­дётся далеко ходить в школу. Правда, зимой вы смо­жете ходить на лыжах, да и летом про­гу­ляться через лес не так уж плохо.

— Ведь мы будем ходить все вме­сте, нам будет весело, — ска­зала Марта.

Все были очень рады и не могли гово­рить ни о чём, кроме переезда.

Но Ниж­няя Хюльда и Хен­рик вовсе не радо­ва­лись. Хюльда так жалела, что они пере­едут, так жалела!

— Без вас снова будет тихо, — взды­хала она, — так тихо, что мне опять при­дётся спать после обеда.

— Зато ты смо­жешь при­хо­дить к нам в гости, — уте­шала её мама. — Летом вы будете при­ез­жать к нам как на дачу и жить у нас, сколько вам захо­чется, а зимой будете гулять на лыжах в лесу и потом у нас обедать.

— Теперь я уже не смогу рабо­тать вме­сте с тобой на гру­зо­вике, — грустно ска­зал Хен­рик папе.

— Почему же? — уди­вился папа. — Я буду при­ез­жать за тобой утром. Всё будет в порядке.

— Всё равно мне грустно, что вы больше не будете жить над нами, — твер­дил Хенрик.

— Тебе при­дётся помочь мне в день пере­езда, Хен­рик, — ска­зал папа.

— А потом, так уж и знай, мы с тобой немного посто­ляр­ни­чаем: сам зна­ешь, дом не новый.

— Есть, посто­ляр­ни­чаем! — отве­тил Хен­рик и заметно повеселел.

Папа ока­зался прав. Четыр­на­дцать дней про­ле­тели неза­метно, потому что у всех было очень много дел.

И вот в поне­дель­ник утром на малень­кий гру­зо­ви­чок поста­вили все восемь кро­ва­тей и комод.

«Наде­юсь, больше меня ничем не нагру­зят, — поду­мал гру­зо­вик. — А то у меня кузов пере­ко­сится ещё больше».

Папа сразу дога­дался, о чём думает гру­зо­вик, и сказал:

— Ну хва­тит с тебя, дру­жище, поехали!

Дети очень рас­стро­и­лись, что их не взяли в пер­вый рейс.

Маме неко­гда было даже голову под­нять, потому что она мыла пол в ком­нате, там, где сто­яли кровати.

— Хорошо, что мы покра­сили осе­нью пол в крас­ный цвет, — ска­зала она. — Он такой кра­си­вый, так бле­стит, неуди­ви­тельно, что наша ком­ната всем нравится.

— Даже жалко уез­жать от такого кра­си­вого пола, — ска­зала Марен. — Но ведь мы и в новом доме тоже смо­жем покра­сить пол в крас­ный цвет.

— К весне обя­за­тельно покра­сим, — ска­зала мама.

Про­шло несколько часов, и они услы­шали, что при­е­хал гру­зо­вик. В кузове сто­яли стол и сту­лья. Но гру­зо­вик не устал, потому что домик в лесу стоял на горке, и гру­зо­вику было легко съез­жать вниз. Но вот от жажды у него всё внутри пере­сохло, и он очень обра­до­вался, когда папа отвин­тил кры­шечку у него на носу и дал ему напиться.

Млад­шие дети и Само­вар­ная Труба в этот день сидели у Хюльды. Хюльда ста­ра­лась на про­ща­ние напич­кать их всем самым вкус­ным, что только у неё было. Время от вре­мени она начи­нала пла­кать, и слезы лились у неё ручьём, а Мона, как могла, уте­шала её:

— Мы будем часто при­ез­жать к тебе в гости, теперь ты наша город­ская тётя. Ведь у нас здесь нет дру­гих тёть, кроме тебя, и нам будет очень при­ятно при­ез­жать к тебе.

После этих слов Хюльда на неко­то­рое время пере­ста­вала пла­кать. Нако­нец гру­зо­вик при­е­хал из леса в послед­ний раз. Он при­вёз послед­ние вещи, ста­рика и старушку.

— Будь добра, Хюльда, помоги этим ста­ри­кам чем смо­жешь. Они ведь не при­выкли жить в городе, так что последи немного за ними, — попро­сила мама.

— Не бес­по­койся, я всё сде­лаю, — отве­тила Хюльда, ей было при­ятно, что кому-то нужна её помощь.

Оста­лось только погру­зить в кузов Само­вар­ную Трубу, бабушку, маму и детей. Дети махали руками, а наверху в их быв­шем окне сто­яли ста­рик, ста­рушка и Ниж­няя Хюльда и тоже махали детям.

И гру­зо­вик тро­нулся в путь.

— Вон стоит наш дом, — ска­зал Мадс, уви­дев впе­реди малень­кий домик.

— Он ждёт нас, — ска­зала Мона.

Они спрыг­нули с гру­зо­вика, папа взял за руку маму, мама — бабушку, бабушка — Мор­тена, Мор­тен — Мину, Мина — Милли, Милли — Мону, Мона — Мадса, Мадс — Марту, Марта — Мар­тина, Мар­тин — Марен, Марен взяла на пово­док Само­вар­ную Трубу, и так они все вме­сте напра­ви­лись к домику в лесу, к сво­ему новому дому.

Электронная книга

Папа, мама, восемь детей и грузовик

• Описание
• Обсуждения
• Цитаты
• Рецензии
• Коллекции

Произведение Папа, мама, восемь детей и грузовик полностью

Купить онлайн

Все предложения…

• Похожее

• Рекомендации

• Ваши комменты

• Еще от автора

Закончил? Сделай дело!

Вестли Анне » Папа, мама, восемь детей и грузовик — читать книгу онлайн бесплатно

Бабушка катается на трамвае

Первые два дня бабушка, не двигаясь, сидела у окна и считала автомобили. Но на третий день она даже не взглянула в окошко. Она несколько раз прошлась по комнате, и было видно, что ей как-то не по себе. Может быть, бабушке скучно?

Мона сидела и смотрела на неё. Ей было страшно досадно. Ведь она думала, что когда бабушка приедет в город, то они с ней будут ходить на прогулки каждый день. Но бабушка всё время просидела возле этого дурацкого окна.

Вот если бы придумать что-нибудь такое интересное, чтобы бабушке непременно захотелось пойти с ними!

— Бабушка, ты видела королевский дворец? — спросила Мона.

— Нет, папа обещал отвезти меня туда на грузовике, — ответила бабушка.

— А-а! — Мона была недовольна: видно, ничего не получится, но вдруг ей в голову пришла счастливая мысль: — А ты ездила когда-нибудь на трамвае?

— Нет, конечно, да и не поеду. Это очень дорого и опасно, — ответила бабушка.

— Ни капельки не опасно, — сказала Мона, — и не очень дорого: пятьдесят эре за взрослого, двадцать пять — за ребёнка. Мы с Милли можем покатать тебя на трамвае: у нас сегодня много свободного времени.

— А в трамвай трудно влезать? — спросила бабушка.

— Нисколько, тебе кондуктор поможет, — уговаривала бабушку Мона. — Он тебе и выйти поможет.

— Неужели? — Бабушка порылась в маленьком тряпичном мешочке, где она хранила деньги. — Я ещё ничего не решила. Я просто считаю своё состояние… Ну хорошо, — сказала она наконец, — давайте уж поедем на трамвае.

— Я взяла у мамы три кусочка хлеба, — объявила Мона. — Мы сможем позавтракать, если проголодаемся.

Девочки взяли бабушку за руки и повели к выходу.

— Счастливого пути! — крикнула им вслед мама. — Мы будем обедать в три часа.

Когда они вышли на улицу, бабушка на минутку остановилась. Три дня она просидела у окна и думала, что уже привыкла к автомобилям, трамваям и к городскому шуму. Но сидеть у окошка было просто, а здесь бабушке казалось, что она непременно попадёт под машину.

— Надо перейти улицу, — сказала Мона. — Сначала посмотрим налево, потом направо, потом опять налево, и, если машин нет, можно идти. Ну, пошли!

Милли и Мона потянули бабушку за собой, но, дойдя до середины мостовой, бабушка остановилась и закричала:

— Ой, боюсь!

— Ну, бабушка, ну, милая, здесь же нельзя стоять. Идём скорей! Бежим, вон машина!

— Ой, она едет прямо на нас! — испугалась бабушка, но с места не двинулась.

Она только закрыла глаза и ждала, когда её задавят.

Но шофёр в машине увидел старушку и двух маленьких девочек. Он остановил машину и загудел в рожок.

— Ты что, бабушка, окаменела, что ли? — крикнул он.

— Вроде того, — ответила бабушка, снова взяла за руки Мону и Милли и наконец перешла улицу.

Так они пришли на трамвайную остановку. Там стояло несколько человек, все ждали трамвая. Бабушка кивнула им и заулыбалась:

— Вот как, значит, вы тоже хотите покататься на трамвае?

Сначала все удивлённо посмотрели на бабушку, но потом тоже закивали ей. Бабушка выглядела такой доброй и домашней в своём белом платочке, что было бы довольно глупо стоять с кислой миной и не отвечать на её приветствие.

Подошёл трамвай.

— Пожалуйста, пожалуйста. — Кондуктор помог бабушке подняться на площадку, а Мона и Милли вошли следом.

Бабушка протянула кондуктору деньги.

— На одну остановку, пожалуйста, — попросила она.

— Один взрослый и два ребёнка — с вас одна крона, — сказал кондуктор.

Дзинь-дзинь-дзинь! — зазвенел трамвай и тронулся.

— Вот мы и поехали, — радостно сказала бабушка.

Когда трамвай остановился на следующей остановке, бабушка приготовилась к выходу.

— Нет, нет, бабушка, — испугалась Мона, — зачем ты выходишь? Мы ещё мало проехали!

— Но у нас ведь нет больше денег, — шепнула ей бабушка.

— А мы на эти деньги можем ехать до самого конца, — объяснила Мона.

— Правда? Тогда, конечно, неплохо бы прокатиться ещё немножко.

— Девочка совершенно права, — сказала дама, сидевшая рядом. — Вы можете ехать за эти деньги до конечной остановки.

— Ну, лучше и быть ничего не может, — обрадовалась бабушка. — Садитесь, едем дальше.

Теперь она могла спокойно наслаждаться поездкой. Она уселась поудобнее, смотрела в окно, улыбалась и кивала всем пассажирам.

Бабушка могла бы ехать так целый день, но в конце концов трамвай остановился, и все пассажиры вышли.

— Дальше трамвай не пойдёт, надо выходить, — сказала Мона.

— Ну что ж, пошли, — вздохнула бабушка.

Оттуда, куда их привёз трамвай, был виден весь город.

— Ой, сколько домов! — воскликнула бабушка. — Неужели во всех живут люди? А как же нам теперь найти дорогу к тому дому, в котором живём мы?

— Но ведь трамвай пойдёт обратно, — сказала Милли.

— На трамвай у нас больше нет денег, — ответила бабушка.

— Давайте пойдём по трамвайным рельсам и так дойдём до нашего дома, — предложила Мона.

Так они и сделали. Сначала всё шло хорошо. Бабушка заглядывала во все окна и была очень довольна прогулкой.

Но вот они подошли к перекрёстку, на котором сходилось сразу много трамвайных путей. Рельсы разбегались в разные стороны, и никто из троих не знал, в какую сторону идти дальше. Теперь даже Мона не знала, что им делать. Она показала пальцем наугад и сказала:

— Туда!

Бабушка шла и шла мелкими шажками. Мона и Милли уже начали уставать, а бабушка шла всё так же легко.

— Бабушка, ты никогда не устаёшь? — спросила Милли.

— Иногда устаю, — ответила бабушка, — но я привыкла в деревне ходить в лавку, а до неё час пути и два обратно.

Но через некоторое время устала даже бабушка, поэтому она очень обрадовалась, увидев впереди парк.

— Пойдём отдохнём немножко, — предложила она.

Они нашли удобную скамейку, и Мона вытащила пакет с завтраком. Они отдыхали и ели хлеб, который им дала на дорогу мама. Потом Милли и Мона играли в песок, а бабушка сидела на скамейке. Она покивала-покивала головой и крепко заснула.

Вдруг Мона сказала:

— Милли, видишь того человека, что сидит на скамейке напротив бабушки? Я его знаю.

— У которого такой грустный вид?

— Да! Это он тогда украл наш грузовик и так ловко перекрасил его в красный цвет.

— Он?!

— Да, Мадс приглашал его к нам в гости, но он почему-то так и не пришёл.

— Может, он боялся? Ведь мы все очень на него сердились.

— Наверное. Давай его спросим, — предложила Мона, — а ты пока разбуди бабушку.

Она подошла к мужчине. Он сидел, глядя прямо перед собой, и, очевидно, думал о чём-то очень грустном, потому что Моне пришлось дважды потрясти его, прежде чем он её заметил.

— Ты меня узнаёшь? — спросила она.

Сначала он покачал головой, но потом сказал:

— Узнаю. Это ты нашла меня тогда с вашим грузовиком? — Он грустно вздохнул: — С тех пор я так ни разу и не ездил на грузовиках.

— Пойдём к нам, — пригласила его Мона. — С бабушкой, Милли и со мной. Ты пообедаешь с нами, а папа будет очень рад с тобой познакомиться — ведь ты так любишь грузовики. Вы можете побеседовать о моторах и о всяком таком. И ты нам покажешь дорогу, потому что мы заблудились.

— Правда? — недоверчиво спросил мужчина.

— Тебя как зовут?

— Хенрик.

— Бабушка, Хенрик проводит нас домой! Теперь не страшно, что мы заблудились.

А дома папа и мама уже начали беспокоиться. Только папа собрался отправиться на поиски, как на лестнице раздался голос Моны:

— Нет, нет, Хенрик, ты обязательно должен зайти!

Мужской голос ей ответил:

— Не могу, мне стыдно. Я тогда так плохо поступил.

— Это ещё что за глупости! — услышали они бабушкин голос. — Входи, Хенрик, поешь с нами.

Дверь распахнулась, и они втроём втолкнули Хенрика в кухню.

— Добрый день, — сказал он. — Право, не знаю, удобно ли мне приходить к вам…

— Конечно, удобно! — ответил папа.

— Он нас спас! — объявила Мона. — Если бы не Хенрик, то мы не добрались бы домой и к ночи.

— Ни за что бы не добрались, — поддержала её бабушка. — Я уже решила ночевать на скамейке в парке.

— Милости прошу всех к столу, — сказала мама.

— И меня тоже? — спросил Хенрик.

— Конечно, — ответила мама.

Дети сидели и смотрели на Хенрика круглыми от удивления глазами. И бабушка тоже. Они никогда в жизни не видели такого голодного человека. Он ел, и ел, и ел, а мама всё время ему подкладывала.

— Ты так и не нашёл никакой работы? — спросил папа.

Хенрик жевал, глотал и мотал головой.

— Может, хочешь работать со мной? — предложил папа. — У меня столько дел, что мне одному за день не управиться.

— Ты предлагаешь мне работу? Но ведь это же я тогда украл твой грузовик!

— Но ты так хорошо с ним обращался. А уж если брать помощника, то человека, который по-настоящему любит машины.

Бабушка сидела, кивала и смотрела на Хенрика.

— По-моему, совсем неплохо, что я сегодня поехала кататься на трамвае, — сказала она.

Хенрик улыбался во весь рот.

— Сколько ты ещё пробудешь в городе, бабушка? — спросил он.

— Ещё четыре дня, — ответила бабушка. — А теперь спокойной ночи, всем спокойной ночи. Я забираюсь на свою постель и ложусь спать, потому что я страшно устала.

И неудивительно, что бабушка так устала — ведь она сегодня очень много прошла пешком.

А теперь она будет спокойно спать до следующей главы.

Бабушка уезжает домой

Ещё три дня прошли быстро и незаметно. Как-то вечером мама сказала бабушке:

— Как жаль, что тебе уже скоро ехать. Может, погостишь у нас подольше?

— Нет, спасибо, — ответила бабушка. — Мне надо домой.

— Небось радуешься, что скоро будешь дома? Тебе, верно, надоело спать у нас на столе?

— Ну что ты! Так даже интереснее. Только, знаешь, там, дома, все будут волноваться. — И бабушка глубоко вздохнула, потому что она вспомнила, что у неё нет денег на билет до дому.

Она села возле окна и просидела так весь день.

Всем хотелось пойти погулять после обеда, погода была тёплая, но бабушка никуда не пошла.

— Вы идите, а я посторожу дом, — предложила она.

Мадс остался с бабушкой. Весь день он украдкой наблюдал за ней и видел, что она чем-то опечалена. Он всё время размышлял, отчего бы это. Может, бабушке кажется, что у них слишком шумно?

— Почему ты такая грустная? — спросил он наконец. — Завтра ты, правда, уедешь домой в деревню, но ведь ты ещё приедешь к нам?

— Не в этом горе, — вздохнула бабушка. — Мне у вас очень хорошо, но, знаешь, мне не на что ехать домой.

Бабушка начала тихонько всхлипывать. Мадс подсел к ней поближе и погладил её по щеке.

После этого бабушка заплакала громче и рассказала ему о том, что у неё нет денег на дорогу и что она не решается сказать об этом папе и маме. Она рассказала Мадсу о копилке, в которой оказалось слишком мало денег. Возможно, было бы благоразумнее не приезжать в город, но ей так хотелось повидать папу, маму и всех восьмерых детей!

— Теперь ты знаешь, что мне не до веселья, — закончила она свой рассказ. — Если бы у меня была здесь шерсть, я бы могла за ночь связать варежки и продать их, но вся шерсть осталась дома.

Мадс принялся искать выход. Он думал так сосредоточенно, что у него чуть голова не лопнула.

— Не бойся, бабушка, мы что-нибудь придумаем, — сказал он. — Положись на меня и не грусти.

Он сказал это так уверенно, что бабушка сразу успокоилась. Она посмотрела на Мадса, улыбнулась и сказала:

— Уж я положусь на тебя, но только обещай, что ты никому не скажешь ни слова.

— Ни за что.

Он смотрел на бабушку и мечтал только об одном: придумать, что ей делать. Но, увы, это было не так-то просто.

У Мадса не было денег, да и ни у кого из детей не было денег. И он обещал не говорить папе с мамой. Но он всё равно что-нибудь придумает, в этом он был твёрдо уверен.

— Я пойду на кухню и подумаю там, — сказал он.

— Хорошо. Я подожду тебя здесь.

Мадс долго сидел на кухне. Он сидел, подперев голову руками, и думал. И когда он вернулся, он уже кое-что придумал.

Бабушка по-прежнему сидела у окна.

— У меня есть один интересный план, — сообщил Мадс. — Но его не так-то легко осуществить.

— Какой? — спросила бабушка. Она повеселела, услышав, что предстоит нечто интересное.

— Ты будешь голосовать.

— А что это такое?

— А это такой способ ездить на автомобилях. Многие таким образом путешествуют целое лето, не имея ни эре. Они выходят на шоссе, вытягивают руку и поднимают большой палец, автомобиль останавливается и забирает их с собой. Ты ведь едешь одна, тебе много места не нужно, и ты так симпатично выглядишь.

— Просто поднять большой палец? Никогда в жизни ничего подобного не слышала!

— Ты можешь выехать из города на трамвае и немного пройти по шоссе, прежде чем начнёшь голосовать. У тебя ведь есть немножко мелочи на трамвай?

— А что скажут папа, мама и дети, ведь они захотят проводить меня на вокзал? Что же нам делать?

— Ты встанешь пораньше и оставишь им письмо, а я провожу тебя до трамвая.

— Ты умница, Мадс. Что ж, давай так и сделаем.

— А ты проснёшься утром? — спросил Мадс. — Заводить будильник нельзя, а то мы всех перебудим.

— Это пустяки, — сказала бабушка. — Раньше, когда я была коровницей, я просыпалась без всякого будильника. Я только говорила себе: «Ты должна проснуться в пять», и просыпалась ровно в пять, и шла доить.

— Красота! — обрадовался Мадс. — Пиши скорей письмо, пока они не вернулись домой.

Времени оказалось в обрез, потому что, как только бабушка закончила письмо и спрятала его в карман юбки, на лестнице послышались шаги.

— Ну вот мы и все вместе, — сказала мама и пересчитала всех по порядку.

Папа, мама, бабушка и восемь детей — все были на месте.

— А теперь у нас будет прощальный ужин в честь бабушки, — сказала мама.

Она приготовила кофе и вынула из шкафа большой красивый торт, который испекла днём.

Больше бабушка не грустила. Она знала, что в конце концов всё будет в порядке.

Когда немного спустя бабушка улеглась на своём столе, она вздохнула глубоко-глубоко и сказала самой себе:

— Помни: завтра ты должна проснуться очень рано, — и заснула.

— У бабушки, верно, дорожная лихорадка, — заметила мама. — Она легла не раздеваясь.

— М-м-м, — промычал папа, он очень устал и мгновенно уснул.

Мама тоже быстро уснула, и, когда рано утром бабушка проснулась, все крепко спали.

Бабушка села на своей постели и посмотрела на часы, которые висели на шнурке у неё на шее. Как раз пять часов, время вставать.

Бабушка не зря спала одетой, она взяла ботинки в руки, вошла в комнату и осторожно потянула Мадса за ухо. Разбудить Мадса оказалось не так-то легко: он спал очень крепко. Но ведь она обещала разбудить его и должна была сдержать слово. Бабушка несколько раз потянула его за ухо, прежде чем он зашевелился и сел на постели, протирая глаза.

— Ну, я иду, — шепнула бабушка.

Она положила письмо на комод и тихонько вышла за дверь.

Мадс не заставил себя долго ждать. Он схватил одежду под мышку — в коридоре одеваться легче, чем в комнате, где нельзя шуметь. Кроме одежды, он захватил пакетик с едой, который приготовил заранее.

— Пока всё хорошо, — сказала бабушка. — Но мы будем в безопасности, только когда выберемся из дома.

Мадс кивнул. Он быстро оделся, и они спустились по лестнице.

Теперь бабушка совсем не боялась переходить через улицу. Так рано на улице не было видно ни троллейбусов, ни трамваев.

— Наверное, трамваи ещё не ходят, — сказал Мадс, когда они пришли на остановку. — Я захватил для тебя бутерброд. На, поешь пока.

— Вот хорошо, — обрадовалась бабушка. — Я проголодалась. Хорошо бы ещё кофейку попить. Но тут уж ничего не поделаешь.

Бабушка с облегчением вздохнула, когда наконец пришёл трамвай: она всё время боялась, что папа с мамой проснутся и пойдут её искать.

— Теперь справишься одна?

— Да, да. Спасибо, что проводил, спасибо за всё. Напишу, как приеду домой, — говорила бабушка.

Трамвай тронулся, и бабушка с Мадсом замахали друг другу на прощание.

Мадсу вдруг стало грустно, что бабушка уже уехала. А хорошо ли он сделал, что отправил её из города таким образом? А вдруг она не доедет до дома? Конечно, ему следовало поговорить сначала с папой или с мамой. Но ведь бабушка просила, чтобы он никому ничего не рассказывал.

Мадс заторопился домой. Он вошёл в комнату и забрался под одеяло. Все спали, кроме Малышки Мортена. Он сидел на своём матрасике и во всё горло распевал песни. Но все так привыкли к его песням, что от них никто не просыпался. Спали себе и спали.

А тем временем бабушка доехала на трамвае до конечной остановки, вышла из вагона и потихоньку пошла по шоссе.

«Хорошо немного пройтись, — думала она. — Уж очень ноги занемели от этого сидения в трамвае».

По шоссе проехало несколько машин. Грузовики куда-то очень спешили. Бабушка остановилась и подняла большой палец. Ведь Мадс сказал, что надо сделать именно так. Ох! Как-то стыдно стоять так, точно кому-то показываешь кукиш!

Лучше пройти ещё немного. Но дорога пошла в гору, и бабушка скоро устала. Может, всё-таки попробовать?

Она остановилась и посмотрела на шоссе. Далеко внизу она услышала шум мотора. Да, это грузовик. Вокруг него поднималось большое облако пыли.

Бабушка отошла к самому краю дороги и, когда автомобиль приблизился, вытянула вперёд руку, подняв большой палец. Но это не помогло. Шофёр даже не заметил бабушку и проехал мимо.

— Не вышло, — вздохнула бабушка. — Наверное, надо быть порешительней.

Следом шёл ещё один грузовик. На этот раз бабушка уже не отходила к самому краю дороги, а размахивала рукой, оттопырив большой палец. Шофёр просто не мог не остановиться.

— Что случилось, бабушка? — спросил он.

— Да вот видишь, я здесь голосую, — ответила бабушка.

— Ах так, ну садись, пожалуйста, только я недалеко.

— Ну что же, и на том спасибо.

Метров через двести машина свернула к большой усадьбе, и бабушке пришлось слезть: дальше им было не по пути.

— Счастливого путешествия! — крикнул шофёр.

— Спасибо, — ответила бабушка и побрела дальше.

Мимо неё проезжало много машин. Но казалось, что теперь они спешат ещё больше, чем раньше. А может, они просто ехали вперегонки. Ни у кого не было времени останавливаться. Некоторые смеялись, когда видели, как бабушка стоит, шевеля большим пальцем. Они думали, что это просто шутка. Не может быть, чтобы старая женщина разъезжала таким способом.

Бабушка присела на пенёк у дороги. Нет, видно, сегодня ей до дому не добраться. Не так-то просто остановить на дороге грузовик. Бабушка поклевала носом и заснула.

А в городе тем временем все проснулись. Мама нашла на комоде бабушкино письмо:

«Мои милые. Спасибо за всё. Я уже уехала, вам незачем меня провожать. У вас мне было очень хорошо. Привет. Бабушка. А я сейчас голосую».

— Это ещё что такое? — удивилась мама. — Как рано она уехала! Разве утром есть поезда? И что означает — «я сейчас голосую»?

— Да она не на поезде, — сказал Мадс.

И ему ничего не оставалось, как рассказать всю правду. Тем более что бабушка была уже далеко, а Мадс так за неё волновался, что просто не мог больше молчать.

Мадс рассказал о том, что у бабушки не было денег на обратную дорогу, и о том, как бабушка расстраивалась, и, наконец, о том, что она отправилась голосовать на шоссе, чтобы таким способом добраться до дому.

— Кто поедет со мной? — спросил папа. — Если бабушку подвезли, то всё в порядке. Значит, она сейчас уже отдыхает дома. А если нет? Значит, она где-нибудь на шоссе и не знает, бедняжка, как ей попасть домой. Надо ехать выручать бабушку. Придётся всю сегодняшнюю работу отложить на завтра.

— Я тоже отложу, — сказал Малышка Мортен.

Все захотели поехать с папой, и через десять минут грузовик с папой, мамой и восемью детьми выехал со двора.

Бабушка долго сидела на пеньке. Ей всё время снилась большая чашка кофе, ведь сегодня она и капельки кофе не выпила. И сон про кофе был такой явственный, что, проснувшись, она ещё чувствовала во рту его вкус.

— Вот так, — сказала она. — Теперь я всё-таки получше себя чувствую.

Она поднялась и взглянула на шоссе. Машин не было, зато далеко внизу она увидела лошадь с телегой.

Когда телега подъехала поближе, бабушка замахала большим пальцем, и мужчина, сидевший в телеге, спросил:

— Тебя что, подвезти? Садись, пожалуйста.

— Спасибо за помощь, — ответила бабушка.

Конечно, ехать на лошади не очень быстро, зато ноги не устают. Цок-цок, цок-цок — всё-таки подвигаешься вперёд. Но скоро телега свернула на боковую дорогу, и бабушке снова пришлось сойти. Нет, теперь-то она должна остановить машину.

Вдали показался небольшой грузовик. Сейчас она будет махать пальцем и сделает это по всем правилам. Она высоко подняла большой палец, и грузовик остановился. Бабушка взяла свой узелок и уже хотела залезть в кузов, как вдруг послышалось подозрительное хихиканье, кто-­то прыснул со смеху, кто-то шикнул, и вдруг тоненький голосок сказал:

— Я хотю к бабуске.

Да не сойти ей с места, если это не сам Малышка Мортен! И, всмотревшись получше, бабушка увидела, что за рулём сидит не кто иной, как папа, и улыбается ей. А тут и Мадс высунул голову из кузова:

— Молодец, бабушка. Ты справилась. Так и нужно голосовать!

А бабушка и не знала, что сказать. Вообще-то она была очень рада и папе, и красному грузовику. Теперь ей нечего было опасаться, теперь-то она была уверена, что доберётся до дому. Но ей было очень стыдно.

А папа только похлопал её по плечу и сказал:

— Поверь, что мы все очень рады. Мы за тебя так волновались.

Подошла мама с термосом, в котором был горячий кофе, и сказала:

— Я думаю, ты выпьешь хоть глоточек.

А больше никто ничего не сказал, и грузовик поехал дальше. Бабушка сидела в кабинке вместе с папой, и каждый раз, когда грузовик переставало трясти, она делала большой глоток из термоса.

До бабушкиного дома они ехали ровно три часа.

Наконец грузовик остановился, и папа первым выскочил из кабины. Он распахнул перед бабушкой дверцу и крикнул:

— Прошу, сударыня! — и предложил ей руку.

Величественно, словно королева, бабушка вышла из грузовика. Она милостиво кивнула папе и сказала:

— Благодарю покорно!

Они сердечно распрощались, и папа, мама и восемь детей уехали обратно в город.

Немножечко летних каникул

В большом городе летом бывает очень жарко. У детей начались каникулы. Как только у мамы освобождалась минутка, она забирала детей и уходила с ними в парк. Но когда они вечером ложились спать, в комнате было так душно, что маме приходилось мочить под краном простыню и вешать её на окно, а детям и папе класть на лоб мокрые тряпки.

Заснуть в такую духоту было очень трудно, и они долго лежали и разговаривали.

Однажды дети так оживлённо беседовали между собой, что папа с мамой пришли из кухни, чтобы послушать, о чём они говорят.

— Помните, как хорошо было, когда мы отвозили бабушку? — спросила Марен.

— Ага! Я могу даже рассказать об этом, когда снова начнутся занятия в школе, — сказала Марта.

— Конечно, можно рассказать, что мы были в гостях у бабушки в деревне, но вовсе не обязательно говорить, что мы были там всего один день, — сказал Мартин.

— Конечно, не обязательно, — согласилась Марта.

— О чём это вы говорите? — спросила мама.

— Да вот, после каникул в школе все встают и рассказывают, где были летом и всякое такое, ну и тогда совсем не весело отвечать, что нигде не побывал летом, — объяснил ей Мартин.

— Сколько ещё вам осталось дней до начала занятий, детвора? — спросил папа.

— Неделя, — ответила Марен.

— Ну-ка, я прикину, сможем ли мы вдесятером улечься спать в кузове? — сказал папа.

Все с удивлением взглянули на него. Что он ещё такое придумал?

— А один может лечь в кабине. Кто-нибудь из меньших, Мортен или Мина! Тогда мы сможем взять с собой пять матрасов и разложить их в кузове. Сидеть на них тоже будет удобно. Возьмём с собой брезент — вот и крыша. Еду купим. Примуса у нас нет, но мы будем готовить на костре, а отдохнуть летом надо всем — и вам и мне. Отправление завтра в шесть утра!

Все с недоумением смотрели на папу: шутит он или говорит серьёзно?

— Ну что? Чего галок считаете? Будете вы собираться или нет?

Первой вскочила мама, за ней остальные, все путались друг у друга под ногами. Поднялась страшная неразбериха.

— Тихо! — крикнула мама. — Дайте пробраться в кухню!

Мама вышла в кухню и начала вытаскивать рюкзаки, ранцы и мешки, потому что у каждого, кроме своего тазика для умывания, был свой походный мешок.

Они завернули зубные щётки и спрятали в мешки, потом каждый взял свою расчёску, свитер, по паре носков и немного белья. Поверх всего этого они положили плащи, и сборы были окончены.

Теперь можно было ложиться спать.

На этот раз им не разрешили разговаривать: нужно было выспаться и отдохнуть перед дорогой. Встать они должны были очень рано.

Наутро в кузов были уложены пять матрасов.

Как всегда, рано утром пришёл Хенрик. У него даже лицо вытянулось от удивления, когда он узнал, что папа вместе с грузовиком едет отдыхать. Правда, он немножко успокоился, когда папа ему объяснил, что он может взять тележку и работать пока вместо папы.

Папа, мама и старшие дети вынесли вниз шерстяные одеяла и брезент. Теперь оставалось только взять рюкзаки и залезть в кузов. Мортен вместе с папой сел в кабину, и грузовик выехал со двора. Хенрик стоял с тележкой и махал им вслед. А когда они оглянулись, они увидели в окнах нижнего этажа чьё-то лицо.

Это была Дама Снизу, которая всегда так сердилась, когда дети шумели. Она тоже стояла и долго смотрела им вслед.

И уж если говорить правду, она тоже помахала им рукой на прощание!

— Вот она теперь, наверное, радуется! — сказал Мадс.

— Правда, интересно, что мы даже не знаем, куда едем? — спросила Мона.

— Давайте все закроем глаза и долго-долго не будем открывать, — предложил Мадс.

Брезент закрывал весь кузов сверху, так что внутри было темно. Грузовик приятно потряхивало, мотор пел непонятную колыбельную песню, и вскоре все заснули.

Первым проснулся Мадс.

— Я вижу! Вижу! Вижу! — кричал он.

— Что ты видишь? — сонно пробормотала Марта.

— Деревья!

Грузовик проехал ещё немного.

— Мы подъезжаем к городу! — вдруг закричала Мона. — Это такой же большой город, как наш!

Но грузовик не остановился в городе, он прогромыхал по улицам и скоро выехал на шоссе.

— Я вижу что-то синее! Это море! — закричала Марен.

— Я тоже вижу что-то синее! Это вода! — сказала Милли.

На волнах пенились белые барашки, волны ударяли в красные прибрежные скалы и рассыпались брызгами.

Грузовик свернул на боковую дорожку, подъехал поближе к морю и остановился на полянке.

— Как здесь красиво! — сказала мама. — Здесь мы и останемся.

— Как будто эта полянка принадлежит только нам, — сказала Мона.

— Ура! — закричали все дети и горохом посыпались с грузовика.

— Купальные костюмы под сиденьем. Окунитесь, пока я съезжу в лавку, куплю чего-нибудь поесть, — сказал папа.

Все надели купальники и подошли к воде.

Папа уехал, а мама и дети стояли на берегу и пробовали ногами воду.

Вода была прохладной, нужно было хоть чуть-чуть привыкнуть к ней и набраться духу, чтобы окунуться.

Но один из них, не раздумывая, бросился прямо к воде.

Это был Малышка Мортен. Он обожал воду, а столько воды сразу он ещё не видел ни разу в жизни.

Мортен летел стрелой, и мама бросилась за ним. Он бы так и бежал, пока вода не закрыла его с головой, но мама успела схватить его. Она держала его под мышки, а он бултыхался, бил ногами, брызгался и веселился изо всех сил.

— За этим человеком нам придётся всё время следить, — сказала мама. — Стоит отвернуться, как он убежит к морю.

Вскоре вернулся папа, и они приготовились варить ужин. К этому времени все проголодались изрядно.

Но не успела мама развести костёр, как Малышка Мортен снова убежал к морю. Его ножки мелькали быстро-быстро, как барабанные палочки, но папе удалось вовремя схватить его.

— Он совсем одичал, — сказала мама. — Придётся нам уехать в другое место, а то у меня не будет ни минутки покоя.

— Привыкнет со временем, — успокоил её папа. — А пока мы все по очереди будем караулить его. Марта, сторожи его, пока мы готовим еду.

Все уселись вокруг костра и ждали, когда поспеет ужин.

— Правда, весело за городом? — спросил Мадс.

— Ещё веселее, чем я думала, — призналась Мона.

Они дружно поели. И если вы хоть раз ели в лесу на полянке, предварительно искупавшись, то знаете, каким всё кажется вкусным. Потом они бегали и играли, а когда наступил вечер, забрались в кузов и улеглись на своих матрасах. Все укрылись тёплыми шерстяными одеялами, и всем было тепло. Над головой был натянут брезент, так что лучшего домика и не придумаешь.