Рассказ марья моревна распечатать

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья — Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали:

— Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!

Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами в зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит Иван-царевич.

Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.

— Коли люб ты ей, я ее не унимаю, — пусть идет!

Марья-царевна согласилась, сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало; пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит царевич.

Только пришли во дворец — как ударил гром, распалася крыша, раздвоился потолок, и влетел орел, ударился об пол и сделался добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:

— Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю.

Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел, еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:

— Пойдем, во зеленом саду погуляем! Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Вернемся, сестрица, домой!

Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем; прежние были хороши собой, а этот еще лучше.

— Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну.

— Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.

Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в своё государство.

Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.

— Пойду, — говорит, — искать сестриц. Собрался в дорогу, идет и видит — лежит в поле рать-сила побитая.

Спрашивает Иван-царевич:

— Коли есть тут жив человек — отзовися! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые.

Выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна:

— Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?

Отвечал ей Иван-царевич:

— Добрые молодцы по неволе не ездят!

— Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает:

— Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не заглядывай!

Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло!

Царевич подал ему ведро воды, он выпил и еще запросил:

— Мне одним ведром не залить жажды, дай еще!

Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! — И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе.

А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу:

— Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?

Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Погостил у них царевич три дня и говорит:

— Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

— Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать.

Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет!

Ольга-царевна тотчас выбежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает орел:

— Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.

Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идёт.

Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну. Отвечает ворон:

— Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.

Увидела она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:

— Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.

— Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше пойдем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного, авось не догонит!

Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду? Отвечает конь:

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.

— Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю, за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!

Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною, Кощея Бессмертного дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Он нас догонит.

— Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе.

Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

— А можно ли догнать их?

— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:

— Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!

Отнял ее и увез к себе.

Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною; на ту пору Кощея дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.

— Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича; изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.

— Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!

Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно.

Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:

— Ах, как я долго спал!

— Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости.

— Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну! Приходит к ней и просит:

— Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.

Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.

Кощей сказал:

— За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.

— Как же ты через огненную реку переправился?

— А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!

Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками.

Иван-царевич говорит:

— Съем-ка я одного цыпленочка.

— Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше, видит в лесу улей пчел.

— Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается:

— Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.

Он не тронул и пошел дальше, попадает ему навстречу львица со львенком.

— Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!

— Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему!

Побрел голодный, шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?

— Пришел заслужить у тебя богатырского коня.

— Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте.

Иван-царевич согласился, баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты, и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.

Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем вы домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

— Ну вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Переспал ночь Иван-царевич, наутро баба-яга ему говорит:

— Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул.

Солнышко село за лес, прибежала львица:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.

— Ну вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:

— Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.

Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:

— Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты укради его и в глухую полночь уходи из дому.

Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!”

Поехала по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга чубурах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею:

— Как же ты опять живой?

— Так и так, — говорит. — Поедем со мной.

— Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену.

— Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.

Сели они на коня и поехали.

Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.

— Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню.

Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу.

Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:

— Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти!

Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья — Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали:

— Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!

Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами в зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит Иван-царевич.

Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.

— Коли люб ты сестрице, я ее не держу, — пусть идет!

Марья-царевна согласилась, сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало; пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Пойдемте, пойдемте, сестрицы, домой! — говорит царевич.

Только пришли во дворец — как ударил гром, распалась крыша, раздвоился потолок, и влетел орел, ударился об пол и сделался добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:

— Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю. Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел, еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:

— Пойдем, во зеленом саду погуляем! Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Вернемся, сестрица, домой!

Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем; прежние были хороши собой, а этот еще лучше.

— Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну.

— Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.

Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в своё государство. Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.

— Пойду, — говорит, — искать сестриц. Собрался в дорогу, идет и видит — лежит в поле рать-сила побитая.

Спрашивает Иван-царевич:

— Коли есть тут жив человек — отзовись! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые.

Выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна:

— Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?

Отвечал ей Иван-царевич:

— Добрые молодцы по неволе не ездят!

— Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает:

— Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не заглядывай!

Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло! Царевич подал ему ведро воды, он выпил и еще запросил:

— Мне одним ведром не залить жажды, дай еще!

Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! — И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе.

А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу:

— Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?

Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Погостил у них царевич три дня и говорит:

— Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

— Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать.

Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет!

Ольга-царевна тотчас выбежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает орел:

— Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.

Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идёт.

Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну. Отвечает ворон:

— Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.

Увидела она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:

— Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.

— Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше пойдем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного, авось не догонит!

Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду? Отвечает конь:

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.

— Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю, за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!

Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною, Кощея Бессмертного дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Он нас догонит.

— Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе.

Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

— А можно ли догнать их?

— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:

— Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!

Отнял ее и увез к себе.

Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревной; на ту пору Кощея дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.

— Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича; изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.

— Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!

Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно.

Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:

— Ах, как я долго спал!

— Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости.

— Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну! Приходит к ней и просит:

— Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.

Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.

Кощей сказал:

— За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.

— Как же ты через огненную реку переправился?

— А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!

Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками.

Иван-царевич говорит:

— Съем-ка я одного цыпленочка.

— Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше, видит в лесу улей пчел.

— Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается:

— Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.

Он не тронул и пошел дальше, попадает ему навстречу львица со львенком.

— Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!

— Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему!

Побрел голодный, шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?

— Пришел заслужить у тебя богатырского коня.

— Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте.

Иван-царевич согласился, баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты, и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.

Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем вы домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

— Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Переспал ночь Иван-царевич, наутро баба-яга ему говорит:

— Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул.

Солнышко село за лес, прибежала львица:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.

— Ну вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:

— Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.

Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:

— Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты укради его и в глухую полночь уходи из дому.

Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!”

Поехала по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга упала в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею:

— Как же ты опять живой?

— Так и так, — говорит. — Поедем со мной.

— Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрубленым.

— Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.

Сели они на коня и поехали.

Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.

— Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню.

Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того положил царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу.

Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:

— Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти! Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

(Илл. Т. Шеваревой, изд. Малыш, 1990 г.)

После смерти родителей Иван-Царевич выдаёт замуж трёх сестёр, а сам женится на степной воительнице Марье Моревне, прекрасной королевне пленившей Кощея. Через некоторое время Марья Моревна уезжает и наказывает супругу: «Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не моги заглядывать», не то «худо нам будет». Но не послушался Иван-Царевич и открыл чулан, отворил дверь — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован…

Русская народная сказка «Марья Моревна»

Жил-был царь. У царя был сын, по имени Иван-царевич, и три дочери: Марфа-царевна, Ольга-царевна да Анна-царевна.

Жил царь, пожил, а когда состарился и занедужил, призвал к себе Ивана-царевича и говорит:

— Чую, сын любезный, не жилец я больше на свете. И вот тебе мой наказ: становись на царство. Царевны, сестры твои, все на выданье. Кто первый станет свататься, за того и отдавай.

Пожил старый царь ещё день ли, два ли и умер. Погоревал Иван-царевич, потужил, да что будешь делать! Заступил на царство. Стал править. А сестры всё по отцу плачут, всё в слезах да в печали.

Вот как-то раз и говорит Иван-царевич

— А что, сестрицы, не сходить ли нам в заповедный сад погулять, кота-баюна послушать, поразмыкать грусть-тоску?

— Пойдём, братец, пойдём! Едва успели в заповедный сад прийти, как набежала чёрная туча с ветром, грянул гром, и вдруг, откуда ни возьмись, налетел Ворон. Ударился Ворон оземь и стал пригожим молодцем.

— Иван-царевич, отдай Марфу-царевну замуж за меня! Вспомнил Иван-царевич родительский наказ и говорит:

— Коли люб ты сестрице, пусть идёт.

Марфе-царевне молодец по сердцу пришёлся. А в царском житье ни пива варить, ни вина курить — всего вдоволь. Стали свадьбу играть, пир пировать. И только вышли гости из-за стола, как потемнело всё кругом: набежала черная туча, грянул гром, и унесло Марфу-царевну с Вороном Вороновичем из горницы неведомо куда. День за днём, неделя за неделей — и год на исходе, а о Марфе-царевне нет вестей.

Ольга-царевна да Анна-царевна стосковались по своей сестре и просятся: — Пойдём, братец, в заповедный сад, погуляем! Только пришли в сад, как набежала опять чёрная туча, поднялась буря и ударил гром. Будто камень, под ноги упал ясный Сокол. Сокол ударился оземь и обратился добрым молодцем.

— Здравствуй, Иван-царевич! Я к тебе по доброму делу: свататься пришёл. Отдай за меня Ольгу-царевну.

— За честь спасибо, а воли с сестры не снимаю. Пойдёт за тебя — перечить не стану.

Поклонилась Ольга-царевна брату и молвила:

— Суженого не обойдёшь, не объедешь!

И в тот же день сыграли свадьбу. Не успели допировать, как зашумела непогода, ударил гром, и унесло Ольгу-царевну с Соколом Соколовичем из горницы, словно их и не бывало. День за днём — будто дождь дождит, а неделя за неделей — как река бежит. Год прошёл, а о Марфе-царевне да об Ольге-царевне никакого слуху нет. Стосковалась Анна-царевна в одиночестве, сидит в тереме, никуда не выходит.

Ивану-царевичу жаль сестру:

— Пойдём-ка, Анна-царевна, в заповедный сад, погуляем. Поразмыкай грусть-тоску.

Только пришли в сад, набежала чёрная туча с громом, с молнией, поднялась великая буря, и прямо из-под тучи налетел Орёл. Пал Орёл наземь и обратился таким молодцем прекрасным — ни в сказке рассказать, ни пером описать

— Ну, Иван-царевич, принимай гостя! Породниться с тобой хочу; отдай за меня Анну-царевну.

— Неволить Анну-царевну не стану, а за честь спасибо. Вздумает пойти — совет да любовь.

— Видно, братец, и мне пришла пора своё гнездо вить, свой дом заводить, — сказала Анна-царевна.

Стали свадьбу играть. Столованье было ещё вполпира, а гости ещё вполпьяна, как ударил сильный гром и такой поднялся вихрь, что двери с петель сорвало. Подхватил тот вихрь Анну-царевну с Орлом Орловичем, и унесло их неведомо куда. Скучно Ивану-царевичу одному жить.

Год прошёл, а сестры будто в воду канули — ни слуху ни духу. Стал он думу думать: «Чего я всё живу один-одинёшенек! Пришла пора и мне на белый свет поглядеть. Может быть, и о сестрах что поразведаю». Министрам наказал царством править, а сам сел на коня — и только пыль столбом завилась за добрым молодцем.
Долго ли, коротко ли был в пути, в дороге, заехал в иное царство и видит: лежит рать побитая.
— Если есть кто живой, скажи мне: кто побил это войско?
Отозвался один человек:
— Я только жив остался, а побила всех Марья Моревна, прекрасная королевна.

Подумал Иван-царевич: «Вот какие на свете чудеса бывают: одна девица войско побивает! Хоть бы поглядеть на неё!» — и спросил:

— В кою сторону она уехала?

— На полдень повернула.

Не стал добрый молодец мешкать, повернул коня на полдень. Едет и день, и два. На исходе третьего дня наехал опять на побоище: много лежит побитого войска.

— Эй, есть ли хоть одна живая душа? Откликнись, скажи: кто побил эту рать?

— Марья Моревна, прекрасная королевна, побила наше войско,— услышал он ответ.

Диву дался Иван-царевич. Не терпится ему: коня понужает, путь продолжает, торопится догнать полёницу [полёница — богатырка]. Близко ли, далеко ли ехал — наехал на третье побоище: видимо-невидимо побито войска.

— Коли есть тут жив человек, скажи; чьё это войско? Кто побил такую рать-силу?

Приподнялся один воин из-под ракитова куста:

— Все три побитые рати — из Кощеева царства. Шли мы войной на Марью Моревну, прекрасную королевну, Кощея Бессмертного из плена выручать. А она в своё царство не допустила, в пути-дороге встретила, всех повоевала, в живых никого не оставила.

Объехал Иван-царевич кругом побоища и увидел: в чистом поле шатёр стоит. У шатра конь пшеницу ест. Подъехал к шатру, расседлал, разнуздал коня, пустил на волю, а сам глядит, что будет. Конь прямо к пшенице пошёл, другой конь посторонился, и стали вместе пшеницу есть.

«Моему коню место у корма нашлось, найдётся и мне место в шатре у богатыря».

Вошёл в шатёр, огляделся и глазам не верит: думал, богатыря увидит, а там спит девица такой пригожести, что он так и обмер. Этакой красоты отродясь не видал! Ивану-царевичу и самому с дороги отдохнуть хотелось. Не стал он будить красавицу, а лёг рядом и уснул крепким сном.

Прошло так сколько-то времени, пробудилась девица, огляделась и вскочила на ноги:

— Какой такой невежа спит тут незваный-непрошеный в моём шатре, прохлаждается? Да ещё и своего коня к моей пшенице пустил!

Схватила меч, замахнулась, да призадумалась; опустилась рука с мечом.

«Ведь и он мог бы убить меня сонную, да не убил. Сонного да лежачего бить — в том не удаль, не честь, а бесчестье».

И принялась будить незваного гостя:

— Встань, проснись, пробудись, добрый молодец!

Разбудила Ивана-царевича, стала ему пенять, выговаривать :

— Кто ты, чьего роду-племени? Из какой земли приехал сюда? Чего ради своего коня кормишь моей пшеницей? И сам без спросу в чужой шатёр зашёл да спать повалился!

— Родом я из царской семьи, а имя у меня простое и лёгкое: Иван-царевич. Не знаю, как тебя по имени зовут, как по батюшке величают. Уж не Марья ли ты Моревна, прекрасная королевна?

— Я и есть Марья Моревна.

— Так вот, Марья Моревна, прекрасная королевна, отдохнуть мне с дороги хотелось, а ты спишь! Жаль было будить, тревожить тебя. Не гневайся на меня, на дорожного человека. На том Марья Моревна, прекрасная королевна, с Иваном-царевичем помирилась.

— Скажи мне, Иван-царевич, по своей ли воле едешь или неволя гонит тебя?

— Добрые молодцы всегда ездят по своей воле.

— Ну, а коли так, дело не к спеху — останься, погости в моём царстве.

Иван-царевич с радостью согласился, и поехали они к Марье Моревне в царство. Погостил там Иван-царевич с неделю и крепко полюбился прекрасной королевне Марье Моревне. А она ему с первого дня по сердцу пришлась. И скоро сыграли они свадьбу.

Много ли, мало ли жили-пожили, понадобилось Марье Моревне отлучиться в иное государство: сестру навестить. Стала она в путь собираться, Ивану-царевичу наказывала:

— Царством правь, за всем доглядывай. Во дворце по всем покоям ходи, только в тот чулан не заглядывай, что под поварней, где дверь лыком завязана, смолой запечатана. Туда не ходи ни за что, а пойдёшь — худо нам будет.

Подала ему связку ключей, попрощалась и уехала Марья Моревна, прекрасная королевна. Остался Иван-царевич время коротать, молодую жену дожидаться. День-другой прожил, и такая на него скука навалилась, что невмоготу стало. Не знает, за что приняться, куда от тоски деваться. Запала ему дума.

«Сколько времени тут живу, а ни палат, ни обзаведенья не знаю. Какой я после этого хозяин!»

Взял он ключи и стал по покоям, по горницам ходить. Все палаты обошёл, все службы осмотрел. Ни богатство, ни заморские диковины не радуют, не развлекают: гнетёт его по-прежнему скука смертная.

Считает дни, когда Марья Моревна воротится, и тут вспомнил:

«Что она мне про какой-то чулан говорила, ходить не велела?»

Как только вспомнил об этом, так всю скуку как рукой сняло. Ни о чём больше думать не может, как только об этом чулане.

«Что там хранится? И как так: жена знает, а мужу знать не велит! Где это видано, где это слыхано!» Так ему не терпится узнать, что бегом побежал на поварню. Увидал в сенях замшелую лестницу в подполье. Спустился по лестнице, а там дверь: мохом поросла, лыком завязана, смолой запечатана. «Тот самый чулан и есть, куда мне ходить не велено!»

И так ему невтерпёж, что не стал лыки развязывать, не стал ключ искать, а понатужился, навалился плечом и вышиб дверь вместе с ободвериной. Шагнул через порог, огляделся — ничего в том закутке не увидел, кроме паутины.

«Видно, не в тот чулан я попал».

И вдруг слышит где-то внизу, сбоку, глухой стон:

— Пить мне, пить подай! Пить мне, пить подай!

Пошёл в ту сторону, откуда стон слышится, разглядел в стене чугунную дверь, приник ухом и слышит снова:

— Пить мне, пить подай!

Не стал Иван-царевич долго раздумывать, выломал и эту дверь. За дверью — ещё одна лестница. Спустился по той лестнице в подземелье, а там огонь горит. Над огнём на двенадцати цепях железный котёл висит. В котле, прикован за руки, за ноги, старик сидит, страшный, зелёный

— Добрый молодец, пить мне, пить подай! Три года без воды маюсь.

Иван-царевич пожалел его, подал ведро воды. Выпил старик и ещё попросил. Подал ему другое ведро воды, а тот выпил и ещё пить просит. Принёс Иван-царевич третье ведро.

И как только старик выпил третье ведро воды — тряхнул цепями, и сразу цепи у него на руках, на ногах перервались, как гнилые нитки. Выскочил зелёный старик из котла:

— Ну, Иван-царевич, не видать тебе Марьи Моревны, как своих ушей! А за то, что ты меня, Кощея, водой напоил, силу мою воротил, я тебя два раза помилую, а уж третий раз на глаза не попадайся!

Зашумело, загрохотало, и вылетел Кощей Бессмертный из подземелья.

Марья Моревна в ту пору домой воротилась. Подхватил ее Кощей Бессмертный у крыльца и унёс в своё Кощеево царство.

Только успела она крикнуть:

— Не послушался меня, Иван-царевич, наделал беды! Не видаться нам теперь с тобой вовеки!

Погоревал, потужил Иван-царевич, снарядился в путь-дорогу.

«Хоть весь белый свет обойду, а найду свою Марью Моревну!»

Ехал долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли — скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — увидел дворец. У дворца дуб стоит, на дубу Ворон сидит. Слетел Ворон с дуба, ударился оземь — стал добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич, здравствуй, братец любезный!

Тут выбежала Марфа-царевна, гостя встретила, повела во дворец.

Стали его угощать, про своё житьё-бытьё сказывать да у гостя выспрашивать.

Погостил Иван-царевич три дня, стал прощаться:

— Не могу дольше гостить. Надо мне ехать, Марью Моревну, прекрасную королевну разыскивать!

— Э, брат, с разумом доставал, да без разума потерял ты Марью Моревну! — сказал Ворон Воронович.

— Трудно тебе будет с Кощеем Бессмертным тягаться!

Марфа-царевна заплакала:

— Куда ты, братец, поедешь на верную смерть! Убьёт тебя Кощей Бессмертный!

— Ну, сестрица, семи смертям не бывать, одной не миновать, а доброму молодцу надо о жизни помышлять.

И стал прощаться. Зять с сестрой вышли провожать. Ворон Воронович говорит:

— Что ж, ступай. Коли беда тебя постигнет, чем могу, помогу.

И дал ему вороново перо:

— Теперь буду знать, коль приключится какая невзгода.

Вскочил на коня Иван-царевич — и только пыль столбом вслед завилась. Ехал день, два и неделю и видит — стоит дворец краше прежнего. У дворца три дуба, а на дубах Сокол сидит.

Как только Иван-царевич стал ко дворцу подъезжать, слетел Сокол наземь, оборотился добрым молодцем и закричал:

— Ольга-царевна, выходи дорогого гостя встречать.

Выбежала средняя сестра на крыльцо, поздоровалась, от радости не знает, куда Ивана-царевича усадить, чем накормить. Накормили, напоили, спать уложили.

На другой день Иван-царевич встал раненько, умылся белёнько:

— Ну, спасибо за хлеб, за соль! Надо мне ехать. — Что ты, что ты, братец! Погости у нас хоть с недельку, куда тебе торопиться!

— Нет, не могу я остаться: надо мне ехать, Кощея Бессмертного разыскать, Марью Моревну выручать.

Ольга-царевна заплакала, а Сокол Соколович говорит:

— Трудно тебе придётся, да делать нечего — сам во всём виноват. Ступай.

И подал ему на прощание соколиное перо:

— Теперь буду знать, коль приключится какая невзгода с тобой.

Обнялись они в последний раз, и отправился Иван-царевич в путь. Ехал, ехал — заехал в глухой, тёмный лес, никакого жилья нету. Конь притомился, и самому пить-есть захотелось. И тут выехал на поляну, смотрит — стоит краше прежних двух дворец. Около дворца девять высоких дубов, а на тех девяти дубах сидит Орёл.

Увидал Орёл Ивана-царевича, слетел на землю и обернулся добрым молодцом:

— Давно тебя ждал, братец любезный! Повёл во дворец.

— Анна-царевна, что есть в печи, всё на стол мечи!

Анна-царевна стол накрыла, наставила всяких кушаний, вин и медов. Дорогого гостя зять с сестрой потчуют. Накормили, напоили, стали выспрашивать. Иван-царевич про своё житьё-бытьё стал рассказывать: как он поехал сестриц проведать, как повстречался с Марьей Моревной, прекрасной королевной, и как Кощея Бессмертного водой напоил, а тот Марью Моревну похитил.

— И вот надо теперь мне поспешать — жену выручать.

— Это мы всё, братец любезный, знаем,— говорит Орёл Орлович.— С разумом ты женился, да без разума жены лишился. Трудно тебе Марью Моревну выручать, с Кощеем Бессмертным воевать!

— Трудов не боюсь. Всё равно семи смертям не бывать, а одной не миновать. Лучше живому не быть, чем без Марьи Моревны век прожить!

Отдохнул Иван-царевич и стал в путь собираться. Орёл Орлович подаёт ему орлиное перо:

— Храни его всегда при себе. Если беда с тобой приключится, я знать буду и, чем могу, тебе помогу. Иван-царевич поблагодарил зятя с сестрой, вскочил на коня и отправился в Кощеево царство.

Долго ли, коротко ли ехал добрый молодец, подъехал к высокому дворцу и увидел: у окна сидит Марья Моревна, такая кручинная, что глядеть на неё жалость берёт.

Увидала она Ивана-царевича, горько заплакала:

— Ах, Иван-царевич, сокол мой ясный, зачем ты сюда пришёл? Меня ты не выручишь, а себя погубишь. Воротится Кощей, убьёт тебя. С разумом меня замуж взял, да без разума потерял!

— Не сердись, Марья Моревна! Прости мне мою вину, вперёд таков не буду. А теперь пришёл тебя выручать. Лучше уж с тобой умирать, чем одному век коротать. Поспешай, поедем прочь отсюда!

Только они уехали, как Кощеев челядинец обратился птицей ястребом и полетел в царство Змея Горыныча. Там Кощей Бессмертный на свадьбе гулял.

— Что ты тут пьёшь, гуляешь, о своих землях совсем забыл! Ведь Иван-царевич Марью Моревну увёз!

Кинулся Кощей к своему коню:

— Ну, конь, выручай! Пока мы тут гостили, Иван-царевич Марью Моревну увёз! Можем ли беглецов догнать?

Отвечает конь:

— Торопиться некуда. Пей, гуляй еще трое суток, а потом ложись спать. Когда выспишься, пирогов напечём, пироги съедим, тогда и поедем.

Вот Кощей ещё трое суток попировал, трое суток проспал, пирогов напекли, наелись и поехали в погоню. Не успел Кощей Бессмертный сесть на своего коня, как уже догнал Ивана-царевича с Марьей Моревной:

— Ну, Иван-царевич, в первый раз я тебя живым оставил и сейчас тоже помилую за то, что ты меня водой напоил, силу мою воротил! А уж больше не надейся на пощаду — не быть тебе живому, коли ещё раз попадёшься на глаза!

Иван-царевич кинулся на него с мечом. Меч не сечёт, а Кощей смеётся:

— Глупый же ты, Иван-царевич, коли на свою силу да на острый меч понадеялся! Меня меч не сечёт и никакая сила не берёт.

Подхватил Марью Моревну, поворотил коня — только их и видел добрый молодец. Кручинится, думает:

«Как мне быть, как Марью Моревну выручить? Лучше смерть в бою принять, чем её в неволе оставить».

И поехал опять в Кощеево царство. Кощееву коню три поскока скакнуть, а Ивану-царевичу три недели ехать. Пока он был в пути, в дороге, Кощей собрался за тридевять земель, в тридесятое царство, своему челядинцу-оборотню наказывал:

— Поеду к Змею Горынычу на крестины. Ты за домом поглядывай, а что случится — весть подай!

Иван-царевич добрался до Кощеева царства, подъехал ко дворцу, смотрит — сидит Марья Моревна у окошка уплаканная, на свою сторону поглядывает. Увидала его, ещё горше заплакала:

— Зачем ты воротился сюда? Всё равно нам не уехать. Кощей догонит на своём коне, убьёт тебя.

— Всё равно когда-нибудь умирать надо будет. Лучше умереть, чем с тобой в разлуке жить!

Марью Моревну эти слова утешили. Не стала она перечить. Ивана-царевича накормила, напоила, дали время коню отдохнуть — и уехали. А челядинец птицей ястребом обратился и полетел в Змеегорынычево царство, прямо в ту пещеру, где шёл пир-столованье.

— Ты тут пьёшь, гуляешь, забавляешься, а у нас в царстве беда стряслась: опять Иван-царевич приехал и Марью Моревну увёз!

— Когда уехали из нашего царства?

— Да уж с неделю времени будет.

Кощей пошёл на конюшню и говорит своему коню:

— Пока тут пир пировали, Иван-царевич в наше царство приезжал и Марью Моревну увёз. Прошло тому с неделю времени. Можем ли мы догнать?

Конь отвечает:

— Пируй, гуляй спокойно ещё три дня, потом отдыхай три дня, а потом пусть тесто ставят да пироги пекут. Когда пирогов наедимся, тогда их и догоним.

После того ещё три дня Кощей пировал, потом на три дня спать завалился, а потом приказал тесто ставить да пироги печь. Наелись горячих пирогов, сел Кощей на своего коня и через три поскока настиг Ивана-царевича с Марьей Моревной:

— Ну, теперь тебе пощады не будет!

Рассек своим заколдованным мечом Ивана-царевича на мелкие куски:

«Пусть сороки да вороны клюют!» — а Марью Моревну повёз в своё царство.

— Видала, что с твоим Иваном-царевичем сделал? То же и тебе будет, коли за меня замуж не пойдёшь!

А в это время, когда рассек Кощей Бессмертный Ивана-царевича, у Ворона Вороновича, у Сокола Соколовича и у Орла Орловича на перьях кровь выступила.

— Видно, с нашим братцем беда приключилась!

И все трое слетелись к тому месту, где Иван-царевич лежал. Говорит Орёл Орлович:

— Ты, Ворон Воронович, лети за мёртвой водой, Сокол Соколович, доставай живую воду, а я здесь останусь тело караулить.

Ворон Воронович с Соколом Соколовичем улетели, а Орёл Орлович каждый кусок ключевой водой обмыл и сложил все куски в одно тело, как надобно быть. Тем временем Ворон да Сокол воротились, брызнули мёртвой водой — срослось тело; брызнули живой водой — Иван-царевич потянулся, открыл глаза и говорит:

— Ах, как долго я спал!

— Веки веков тебе бы тут спать, если бы не мы, — отвечали зятья.— Вставай, да пойдём к нам в гости!

— Нет, братцы любезные, не могу я в гости идти: надо мне Марью Моревну выручать. Когда вызволю её от Кощея, тогда погостим у вас.

Попрощался Иван-царевич, поблагодарил зятьёв и отправился в Кощеево царство. Увидела его Марья Моревна, от радости и плачет и смеётся:

— Ты ли это, ненаглядный мой Иван-царевич?

— Я самый и есть. И рассказал, как Ворон Воронович, Сокол Соколович да Орёл Орлович выручали его из беды.

— Видно, одной силой да мечом не одолеть Кощея. Он хитёр-мудёр — надо его перехитрить. Ты выспроси, где он достал себе такого коня, и узнай как-нибудь, где находится смерть Кощеева, а там уж моё дело с ним посчитаться.

Марья Моревна в ту пору одна во дворце была. Привела Ивана-царевича в горницу, накормила, напоила и отворила погребицу:

Ухоронись в подполье до поры до времени. Только успела погребицу затворить, как зашумело, загремело — налетел Кощей Бессмертный.

— Фу-Фу-Фу, что за чудо, что за диво? У меня в горнице русским духом пахнет!

Марья Моревна говорит:

— Что ты, миленький, откуда тут русскому духу быть? Ты по белу свету летал, там русского духа набрался. Садись-ка пообедай да ложись отдохни.

Полюбились Кощею ласковые речи. Сел за стол, хлеба печь оплёл, полбыка жареного съел, половину сорокаведёрной бочки вина выпил и повалился на лавку отдыхать.
Марья Моревна подсела к нему и заговорила:

— Таково мне было скучно без тебя, а как воротился домой — всю скуку как рукой сняло, будто летним солнышком обогрело!

Любо Кощею слушать такие слова — лежит ухмыляется.

— Сладки твои речи, Марья Моревна, а коли правду молвила, так давай же весёлым пирком да за свадебку! Иван-царевич теперь не придёт, не приедет: его давно сороки да вороны расклевали.

— Знаю, что нету в живых Ивана-царевича, знаю, что нет мне вровню жениха, кроме тебя. За тебя и выйду, как по смерти Иванушки год минет. Кощей рад-радёхонек: год — не век, недолго ждать.

Марья Моревна спрашивает:

— Где ты достал себе такого коня?

— Своего коня достал я за тридевять земель, в тридесятом царстве. Там за огненной рекой живёт моя тётка, Яга Ягишна. Есть у неё кобылица, за три дня кругом всего белого света облетает, в тридцать лет один раз жеребится. Кто у тётки три дня двенадцать кобылиц пропасёт, ни одной не упустит — тому она жеребёнка от той кобылицы даёт, а кто не управится — тому голову прочь. Много туда добрых молодцов хаживало, а назад только я один воротился. Ягишных кобылиц упасти — горе да беда, а через огненную реку переправы и вовсе нет!

— А как ты себя сохранил — через огненную реку переправился?

Показал Кощей ширинку (полотенце):

— Махнёшь этой ширинкой три раза вправо — мост высокий через реку станет, огонь не достанет; махнёшь трижды влево — моста как не бывало!

И кинул ширинку в укладку. Марья Моревна к Кощею ластится:

— Не утаи, откройся мне: где твоя смертынька находится?

— Много будешь знать — скоро состаришься!

— Коли бы знала да ведала, где твоя смерть, оберегала бы тебя от всякой напасти.

— Слыхал я от матери, что смерть моя — в голике (венике), а голик под печью валяется.

Марья Моревна вскочила, голик из-под печки достала, завернула в шёлковый платок и поставила в красный угол.

Засмеялся Кощей:

— У бабы волос долог, да ум короток! Мыслимое ли дело, чтобы смерть моя была в голике? Смерть моя — в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц в железном сундуке сидит, сундук на крепкий замок закрыт и закопан под самым большим дубом на острове Буяне, посередь моря-океана. Вот где смерть моя находится! Если бы кто и добрался до того острова, всё равно моя смерть в руки не дастся.

Ночь переночевали. Утром Кощей съел половину жареного быка, выпил три ведра вина, стал в путь снаряжаться:

— Поеду моего друга, Змея Горыныча, навестить. Погощу у него, а когда вернусь, чтобы к свадьбе всё было готово!

Только Кощей за ворота, как Марья Моревна Ивану-царевичу всё рассказала, дала чудесную ширинку, напекла подорожников, и отправился Иван-царевич за тридевять земель, в тридесятое царство, к Яге Ягишне коня добыть либо буйную голову сложить. Шёл он, шёл, долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли…

Съел все подорожники, что напекла Марья Моревна, и от усталости да от голода совсем из сил выбился. Сел на придорожный камень отдохнуть. Бежит мимо медведица с медвежатами. Натягивает он тугой лук, кладёт стрелочку калёную, ладится стрелить медведицу.

— Не стреляй меня, добрый молодец, — говорит медведица, — не сироти моих медвежатушек! Я тебе пригожусь.

Послушался Иван-царевич, перетерпел голод, отдохнул и дальше пошёл. Шёл, шёл, опять притомился; и голодно ему, и жажда донимает. Увидал большой улей:

«Дай-ка мёдом полакомлюсь!»

А пчелиная матка ему:

— Не тронь, Иван-царевич, моего мёду, не зори нашего улья! Я тебе службу сослужу.

— Ну, что с тобой делать! Видно, придётся ещё потерпеть.

И тронулся в путь. А голод — не тётка: так отощал, что насилу ноги передвигает. Прошло сколько там времени, вышел к морю; видит, у самой воды, на песке, щука большая лежит, рот разевает.

«Ну, теперь нашёл, чем голод утолить!»

Только руку протянул — щуку взять, взмолилась она:

— Добрый молодец, пусти меня в море! Я тебе верой-правдой послужу.

Подумал Иван-царевич:

«Медведицу отпустил, пчёлок не обидел, а щука чем виновата? Потерплю ещё часок — может быть, жильё недалёко».

Кинул щуку в море, подтянул кушак потуже, путь продолжает. Невдалеке от моря увидел избушку. Пошёл в ту сторону, а избушка за рекой стоит. В реке не вода бежит, а огонь горит, пламенем полыхает. Вытащил из-за пазухи Кощееву ширинку, махнул ширинкой направо раз, другой и третий — перекинулся через реку горбатый мост выше огня.

Перешёл Иван-царевич на другой берег, махнул ширинкой налево три раза — не стало моста. На пригорок поднялся — перед ним избушка на курьей лапке, на веретённой пятке. Вокруг высоким тыном обнесена, на каждом колу человечья голова насажена, только один кол пустой.

Подумал Иван-царевич:

«Не моей ли головы этот кол дожидается?»

— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, только ночь ночевать.

Избушка повернулась к лесу задом, к доброму молодцу передом. Иван-царевич на крылечко поднялся, дверь распахнул, а в избушке сидит баба-яга, костяная нога, нос в потолок врос, руки как крюки.

Сидит Яга Ягишна, нитки сучит, костяной ногой стучит. Увидала Ивана-царевича, рот до ушей растянула:

— Ох, давно русского духу не слыхала, а нынче русский молодец сам в руки даётся!

— Погоди, старая карга, рот разевать! Сперва напои, накорми дорожного человека, баньку истопи, дай помыться, попариться, а потом будем с тобой разговоры разговаривать.

Старуха подполье открыла, на коленки стала, каравай достала, к печи кинулась, заслонкой забренчала, щей плеснула, накормила, напоила, баню истопила. Иван-царевич напарился, намылся, пришёл — на лавку повалился.

Стала Яга Ягишна выспрашивать:

— От дела, добрый молодец, лытаешь или дело пытаешь?

— Слышал, бабушка, есть у тебя конь-бегунец. Мне как раз конь надобен.

— Есть, есть у меня конь-бегунец, только так не дам, надо его заслужить. Ну, да ведь у меня не три года, не год служить, только три дня кобылиц пасти. Упасёшь кобылиц — получай бегунца, не упасёшь — на себя пеняй. Видал, поди, сколько голов на кольях в тыну? Только одной головы там ещё не хватает.

Поутру встали; накормила Яга Ягишна Ивана-царевича, выгоняет двенадцать кобылиц, все одной масти, волос в волос. Кобылицы хвосты задрали, кинулись в лес бежать какая куда. Только их и видел Иван-царевич. Побрёл он в лес, сел на пенёк, пригорюнился. Откуда ни возьмись, подбегает медведица:

— Не тужи, Иван-царевич, всё дело справится. Выломай себе прут покрепче да ложись отдыхай спокойно. Вечером я всех кобылиц соберу. Ты их тем прутом знай по бокам охаживай, и никуда они не денутся, все, как одна, домой побегут.

Медведица убежала, а Иван-царевич выломал рябиновый прут, к пеньку привалился и заснул крепким сном. Солнце стало на закате, пошёл по лесу конский топ, выскочили с разных сторон все двенадцать кобылиц, дрожат, гривы колом стоят.

Иван-царевич принялся их рябиновым прутом по бокам стегать. Рябина не ольха — гнётся, не ломается, вкруг хребта обвивается. Так проучил, что все кобылицы в мыле домой прибежали. Яга Ягишна ворота отворила, заперла кобылиц в конюшню:

— Ох, злодей, не столько кормил, поил, сколько гонял да мучил!

На стол собрала, накормила Ивана-царевича:

— Ложись спать, завтра со светом вдруг разбужу!

Иван-царевич спит не спит, слышит — схватила Ягишна железный прут, побежала в конюшню:

— Ах, такие-сякие, что я вам говорила? Не могли убежать да скрыться!

И до тех пор их била, стегала, покуда железный прут не обломала.

— Да куда мы, матушка, могли скрыться? Как со всего белого света сбежались в наш лес медведи! Не видать бы тебе нас, коли бы домой не убежали! Съели бы нас медведи.

На другой день, ни свет ни заря, разбудила Яга Ягишна Ивана-царевича, сунула ему краюху хлеба:

— Поди, службу справляй.

Только Иван-царевич выгнал кобылиц за ворота, как они хвост трубой — и разбежались в разные стороны. Остался Иван-царевич один, побрёл в лес, присел на пенёк, запечалился:

«Как табун собрать да домой пригнать всех до единой?»

А в это время прилетела пчёлка:

— Ж-ж-ж, не тужи, Иван-царевич, ложись почивай, а вечером дело справится! Знай их кнутом стегай, и все до одной дома будут.

Пчёлка улетела, а Иван-царевич свил кнут и спать повалился. Только солнышко стало садиться, как пошёл по лесу шум, и одна за другой выскочили с разных сторон двенадцать кобылиц, все в пене, боками поводят, ушами прядут. Иван-царевич свистнул, крикнул, кнутом взмахнул — и побежали они домой. Яга Ягишна стоит у ворот, ругается:

— Вот злодей, вот душегуб! Только и знал, что день-деньской гонял, а не поил, не кормил!

Со двора пришла, в чашку щей плеснула, кинула на стол чёрствую горбушку:

— Ужинай!

Иван-царевич щей похлебал, лёг на лавку, кафтаном укрылся, а сам не спит — слушает, что будет. Яга Ягишна схватила медный прут, побежала в конюшню, принялась кобылиц медным прутом стегать да приговаривать:

— Худо я вчера вас учила: опять не могли укрыться!

— Век бы не найти, не собрать, коли бы не пчёлы. Налетело пчёл видимо-невидимо — и так нас жалили, гоняли, что не стало мочи терпеть!

— На суше не могли скрыться — завтра в воде ухоронитесь!

Утром все кобылицы рассыпались по морскому берегу и кинулись в море. Только круги да пузыри по воде пошли. Потом всё стихло. Сидит Иван-царевич да камне у самой воды, задумался:

«Как их на дне морском искать станешь?»

А в это время высунулась из воды щука:

— Не горюй, Иван-царевич, всех до одной к тебе пригоню! Я сегодня тебе послужу и вперёд твоего добра не забуду, только вспомни меня, когда понадоблюсь.

Щука скрылась, а Иван-царевич стал день до вечера коротать. И как стало солнышко на закате, всколыхнулось море, выскочили на берег одна за другой все кобылицы, дрожат, фурчат, гривы колом стоят. Увидала баба-яга, что Иван-царевич кобылиц пригнал, стала, руками всплеснула:

— Ox, такие-сякие, не могли-таки ухорониться! Ну да всё равно живого не выпущу!

Выбежала на крыльцо:

— Хорошо, молодец, службу справил! Поди теперь в крайнюю конюшню, там твой бегунец стоит.

Пошёл Иван-царевич в конюшню, а там стоит заморённый конишка.

— На таком одре только воду возить, а не богатырю ездить!

Тут заговорил конь:

— Не торопись, Иван-царевич, хулить меня, а выслушай. По три ночи Яга Ягишна мою силу в кобылиц переводила, чтобы могли они от тебя скрыться, а в эту ночь, коли будешь спать, она и из тебя всю силу выведет, и тогда не быть тебе живому. Надо нам с тобой сегодня ночью перебраться через огненную реку. За рекой растёт разрыв-трава. Покатаюсь по утренней росе на том лугу — и вся моя сила воротится. Как поужинаешь, спать не ложись, а поди ко мне.

Баба-яга ласково встретила Ивана-царевича, наставила разных кушаний, напитков:

— Кушай, добрый молодец! Был ты у меня в услуженье, а стал гость дорогой. Ешь — наедайся, пей — напивайся, спи, отдыхай сколько хочешь: будить на заре не стану.

А про себя шепчет:

«Будешь так крепко спать, что и век не встать».

После ужина Яга Ягишна уснула, а Иван-царевич потихоньку пробрался на конюшню, выпустил коня и повёл его к огненной реке. Махнул ширинкой направо раз, другой и третий — стал над рекой высокий мост. Переправился на другой берег и махнул ширинкой налево — не три, а два раза,— остался мост, только чуть держится.

Конь нашел лужок, где росла разрыв-трава, и, как только заря занялась, покатался по росе, встал, встряхнулся:

— Ну, Иван-царевич, теперь я совсем справился! Поедем, куда тебе надобно.

— Надо мне попасть на остров Буян, что лежит посередь моря-океана.

— Садись, поедем.

Тем временем баба-яга пробудилась, слезла с печи, смотрит — нет Ивана-царевича. Бросилась в конюшню — и там никого

— Сам ушёл и коня увёл! Ну, погоди, Иван-царевич, посмеюсь и я, когда твоя голова будет у меня на шесте!

Вскочила в каменную ступу и кинулась в погоню. Пестом ступу толкает, помелом следы заметает. Видит — через огненную реку мост перекинут. Стала по мосту переправляться, а мост чуть держался, посреди реки обломился. Провалилась Яга Ягишна в огненную реку и сгорела.

Иван-царевич приехал к морю-океану, махнул ширинкой три раза — протянулся мост до острова Буяна. Через море переехал и стал на острове Буяне под самым высоким дубом яму копать. Копал, копал — выкопал железный сундук. Только замок отбил, крышку приоткрыл, как заяц выскочил из сундука и убежал в лес.

Бросился Иван-царевич в лес, а навстречу ему медведица с зайцем выходит. Иван-царевич зайца разорвал, вылетела из зайца утка, взвилась в небо. Добрый молодец схватил лук, подстрелил утку; упала утка в море. Что теперь делать?

И вспомнил про щуку. В ту же минуту, откуда ни возьмись, показалась щука; схватила щука утку и приплыла к берегу:

— Возьми, добрый молодец! Я век твоё добро не забуду.

Иван-царевич утку разорвал, яйцо в платок завернул и сунул в седельную суму. Вскочил на коня:

— Поспешай в Кощеево царство!

Приехал к Кощееву дому. Марья Моревна выбежала на крыльцо вся в слезах:

— Ох, Иван-царевич, сейчас Кощей воротится, опять тебя смерти предаст!

— Ну, теперь мы с Кощеем потягаемся! Кто кого смерти предаст — дело покажет. Садись на коня!

Подхватил Марью Моревну, посадил позади себя, и уехали.

В ту пору Кощей воротился, на крыльцо подымается, кричит:

— Готова ли Марья Моревна под венец идти?

Выбегают слуги:

— Приезжал сюда Иван-царевич и увёз Марью Моревну.

Кощей рассердился:

— Зачем отпустили?

Кинулся Кащей на слуг: кому руку оторвал, кому ногу, а других и вовсе жизни лишил. Побежал на конюшню и говорит своему коню:

— Не знаешь ты моего горя: Ивана-царевича зятья оживили, и увёз он опять Марью Моревну!

Отвечает конь:

— Теперь мешкать некогда: у Ивана-царевича конь — мой младший брат.

Садись скорее. Кинулся Кощей в погоню, вот-вот настигнет Ивана-царевича с Марьей Моревной… Под ним вещий конь спотыкаться стал. Заругался Кощей, зашумел:

— Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься?

— Чую беду-невзгоду над тобой.

— Не надо мной, а над Иваном-царевичем невзгода!

И ударил коня плетью так сильно, что рассек мясо до кости. Взвился конь выше леса, чуть пониже облака.

В ту пору проговорил Иванов конь:

— Не догнать бы меня моему старшему брату, да Кощей один, а вас двое. Достань-ка, Иван-царевич, яйцо из сумы. Скоро догонит нас Кощей. В то время Кощей закричал:

— Стой, Иван-царевич, всё равно не убежишь от меня! Добрый молодец размахнулся, кинул яйцо обземь. В ту же минуту грянул гром и пошёл смрад по земле, а Кощей с коня повалился.

Ссадил Иван Царевич Марью Моревну с коня, а сам подскакал к Кощею и побил его в мелкие кусочки.

Затем дров набрал, в костёр сложил, сжёг остатки Кощея на том костре и пепел по ветру развеял, а сам сел на Кощеева коня, и поехали они без нужды, без помехи.

Попировали у Ворона Вороновича, у Сокола Соколовича да у Орла Орловича, а потом Иван-царевич с молодой женой воротился в своё царство.

Тут на радости задали они пир на весь мир. Три дня попировали, а потом и за дела приниматься стали.

Источник 

Марья Моревна — русская народная сказка с интереснейшим сюжетом и участием различных сказочных персонажей. Сказку Марья Моревна можно читать онлайн или скачать текст в формате PDF и DOС.
Краткое содержание сказки можно начать с того, как у Ивана – царевича и его трех сестер умерли отец и мать. Вся ответственность за сестер легла на плечи Ивана. Он удачно выдал их замуж за царевичей из других государств, а сам стал жить один. Но вскоре ему стало скучно без сестер, и он отправился на их поиски. По дороге он встречает прекрасную королеву Марью Моревну, они женятся и живут в ее государстве. Когда королева уезжала из дому, попросила Ивана – царевича следить за хозяйством, но не в коем случае не заглядывать в чулан. Иван не послушался наказа своей жены и первым делом отправился в запрещенное место. Там сидел Кощей Бессмертный, который попросил Царевича дать ему напиться воды. Это безобидная просьба, привела к большим последствиям и беде. Кощей вырвался из чулана, вылетел в окно, подхватил Марью Моревну и унес к себе. Иван – царевич отправился на поиски своей жены в кощеево царство. По пути он заезжал к своим сестрам и рассказывал о случившимся горе. Так царевич добрался до Кощея, увидел Марью Моревну, посадил на коня и увез. Но, у Кощея был богатырский конь, поэтому он догнал их, изрубил Ивана на мелкие кусочки, а царевну снова вернул к себе в царство. На этом можно и сказку заканчивать, но Ивана царевича спасают его зятья – мужья сестер. Он достает у Бабы Яги доброго коня и снова отправляется спасать Марью Моревну. Победив Кощея Бессмертного, Иван забрал свою прекрасную царевну, и стали они жить поживать, добра наживать, да медок попивать.
Читать сказку Марья Моревна можно детям любого возраста. Благодаря захватывающему сюжету с элементами волшебства и мистики, сказка заинтересует не только детей, но и взрослых. Основная мысль и смысл сказки в том, что сила любви не имеет преград на своем пути, а добро всегда побеждает зло. Сказка учит тому, что семья и любимые люди самое важное и главное, что есть в жизни. Родные люди должны защищать и, беречь друг друга, помогать в трудных ситуациях.
Сказка Марья Моревна наглядный пример многих народных пословиц. Пословицы про любовь: Любовь все победит, Для влюбленного и сто верст не расстояние, Любовь на замок не закроешь, У истиной любви есть начало, а конца нет, Хоть в плавь плыть, а у милого быть, Где любовь да совет, там горя нет, К любящему страх не идет, Любящих и бог любит, Куда б не идти, только с милым по пути, Милый далеко, сердцу не легко, Ради милого себя не жаль.
Пословицы про семью: В семье согласно, так идет дело прекрасно, Вся семья вместе, так и душа на месте, Дерево держится корнями, а человек семьей, Земля без воды мертва, человек без семьи пустоцвет, Любовь да совет, там горя нет, В семье где помогают друг другу, беды не страшны, Согласие да лад, в семье клад, Человек без семьи, что дерево без плодов.

Автор — С. Марина источник: www.ixtira.tv
© Использование информации без гиперссылки на источник запрещено!

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали: «Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!» Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами во зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная. «Пойдемте, сестрицы, домой!» — говорит Иван-царевич. Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол, ударился сокол о́б пол, сделался добрым молодцем и говорит: «Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать». — «Коли люб ты сестрице, я ее не унимаю — пусть с богом идет!» Марья-царевна согласилась; сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало; пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией. «Пойдемте, сестрицы, домой!» — говорит царевич. Только пришли во дворец — как ударил гром, распалася крыша, раздвоился потолок, и влетел орел; ударился о́б пол и сделался добрым молодцем: «Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом». И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич: «Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю». Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице: «Пойдем, во зеленом саду погуляем!» Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией. «Вернемся, сестрица, домой!» Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон о́б пол и сделался добрым молодцем: прежние были хороши собой, а этот еще лучше. «Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну». — «Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя». Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в свое государство.

Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно. «Пойду, — говорит, — искать сестриц». Собрался в дорогу, шел-шел и видит — лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич: «Коли есть тут жив человек — отзовися! Кто побил это войско великое?» Отозвался ему жив человек: «Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна». Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна: «Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?» Отвечал ей Иван-царевич: «Добрые мо́лодцы по неволе не ездят!» — «Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах». Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает: «Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не моги заглядывать!» Он не вытерпел, как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован. Просит Кощей у Ивана-царевича: «Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло!» Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и еще запросил: «Мне одним ведром не залить жажды; дай еще!» Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал. «Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих!» — и страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе. А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу: «Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!»

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: «Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?» Выбежала Марья-царевна, встрела Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит: «Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну». — «Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать». Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: «Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет». Ольга-царевна тотчас прибежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит: «Дольше гостить мне некогда; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну». Отвечает орел: «Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать». Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит. Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: «Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идет». Выбежала Анна-царевна, встрела его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит: «Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну». Отвечает ворон: «Трудно тебе сыскать ее; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать». Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны. Увидала она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила: «Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного?» — «Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше поедем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного; авось не догонит!» Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» Отвечает конь: «Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез». — «А можно ли их догнать?» — «Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!» Кощей поскакал, догнал Иван-царевича: «Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил; и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!» Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною; Кощея Бессмертного дома не случилося. «Поедем, Марья Моревна!» — «Ах, Иван-царевич! Он нас догонит». — «Пускай догонит; мы хоть часок-другой проведем вместе». Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял». — «А можно ли догнать их?» — «Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!» Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича: «Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!» Отнял ее и увез к себе.

Оставался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною; на ту пору Кощея дома не случилося. «Поедем, Марья Моревна!» — «Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит». — «Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу». Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял». Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Иван-царевича серебро почернело. «Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!» Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на́ берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно. Ворон брызнул мертвой водою — тело срослось, съединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит: «Ах, как я долго спал!» — «Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости». — «Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну».

Приходит к ней и просит: «Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня». Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Кощей сказал: «За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка». — «Как же ты через огненную реку переправился?» — «А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!» Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит: «Съем-ка я одного цыпленочка». — «Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе». Пошел он дальше; видит в лесу улей пчел. «Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку». Пчелиная матка отзывается: «Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь». Он не тронул и пошел дальше; попадает ему навстречу львица со львенком. «Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!» — «Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь». — «Хорошо, пусть будет по-твоему!»

Побрел голодный, шел-шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый. «Здравствуй, бабушка!» — «Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?» — «Пришел заслужить у тебя богатырского коня». — «Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте». Иван-царевич согласился; баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома». Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем вы домой воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаз не выклевали». — «Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам».

Переспал ночь Иван-царевич; наутро баба-яга ему говорит; «Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте!» Погнал он кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал, плакал, да и уснул. Солнышко село за лес; прибежала львица: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны». Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем домой воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали». — «Ну, вы завтра забегите в сине море».

Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти: «Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте». Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит: «Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты украдь его и в глухую полночь уходи из дому».

Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!»

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост. Царевич переехал по́ мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает. Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хорош мост!» Поехала по́ мосту, только добралась до средины — мост обломился и баба-яга чубурах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах; стал из него чудный конь.

Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею: «Как тебя бог воскресил?» — «Так и так, — говорит. — Поедем со мной». — «Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену». — «Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит». Сели они на коня и поехали. Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается. «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез». — «А можно ли их догнать?» — «Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня». — «Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню». Долго ли, коротко ли — нагнал он Иван-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те́ поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью: «Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти!» Погостили они, попировали и поехали в свое царство; приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

---

Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. — М.: Наука, 1984-1985.