Владимир Познер и Иван Ургант продолжают свое путешествие по Франции.
4 серия.
В этой серии речь пойдет об Окситании — регионе, который занимает почти весь юг Франции. У него есть еще одно название — Прованс, и знакомство с ним мы начнем с древней крепости Кейраз, а затем отправимся в город Динь-ле-Бен. Название города переводится, как Динь-на-банях, он еще с первого века нашей эры славится своими горячими источниками, но Владимр Познер и Иван Ургант поехали в Динь не за этим. Они хотели узнать о провинциальной жизни французской глубинки. О жизни городка им рассказал его мэр Серж Глуаген. Оказалось, что в этом тихом местечке нет проблем с крупной преступностью, что подтвердил и шеф полиции города Ален Миллер.
Хочешь почувствовать город — походи по его рынку. Рынок города Динь поразил ведущих сердечными людьми и подарил встречу с армянскими эмигрантами, которые узнали Ивана Урганта и поделились с ним своими впечатлениями от города.
А еще съемочная группа направилась в церковь и попала на обряд конфирмации. О том, что это такое, Познеру рассказал священник церкви. Он же любезно разрешил провести съемку торжественного богослужения.
Ну а вечером Познера и Урганта ждала встреча с человеком, ради которого стоило приехать в Динь. Марк Малагутти — владелец лавандовой фермы. Когда-то он работал в области полиграфии, но женился на фермерской дочке и, получив предложение тестя возглавить ферму, не задумываясь, его принял. Семья фермеров тепло приняла съемочную группу, показала свои угодья, рассказала о трудностях и радостях крестьянской жизни и накормила ужином. За ужином Ивана Урганта ждал культурный шок: оказалось, семья фермеров совсем не употребляет алкоголя, что для французов вещь нетипичная. Съемочной группе чуть-чуть не повезло со временем: лаванда цветет в августе, так что мы не увидим фиолетовых полей, зато побываем на сборе лаванды и сможем в полной мере насладиться царящей тут атмосферой радости.
Прощаясь с Провансом, Владимир Владимирович и Иван сделали на вертолете круг над Вердонским ущельем, которое когда-то было приютом контрабандистов и фальшивомонетчиков. В нем и сегодня есть места, где не ступала нога человека.
Из Прованса мы направимся в Грасс — столицу парфюмерии. Только в Грассе растет неповторимый по тонкости аромата жасмин, который придает особую притягательность таким королевским духам как Shalimar oт Guerlain, Joy от Jean Patou и Chanel №5. Владимир Познер побывал на полях, где растут розы для духов Шанель и на заводе Жана де Галимара, где под руководством профессионального парфюмера изготовил свои духи.
Изготовление духов — настоящее искусство, а мастера-парфюмеры называются просто «носами». О том, что такое духи и о философии запахов нам расскажет Жан-Поль Герлен, потомственный парфюмер и наследник легендарного дома Герлен. Он не стал бы парфюмером, если бы в ранней молодости не потерял зрение. Болезнь обернулась для него счастьем, Жан-Поль Герлен стал легендарным «носом» мировой парфюмерии.
5 серия.
В пятой серии фильма «Тур де Франс» речь пойдет о кино, и начнется она в Каннах во время проведения там знаменитого кинофестиваля. Мало кто помнит, что каннский Кинофестиваль обязан своим рождением борьбе с нацизмом. В 1938 году на крупнейшем в то время кинофестивале в Венеции под совместным давлением правительств Муссолини и Гитлера жюри присудило главный приз картине Лени Риффешталь «Олимпия». В ответ группа кинематографистов обратилась к французскому правительству с просьбой о создании независимого фестиваля во Франции. Но открытия первого фестиваля пришлось ждать 7 лет — до 1946 года.
Вместе с ведущими мы увидим ту сторону фестиваля, которая чаще всего остается вне прицела кинокамер. Это радостное волнение зрителей, наводнивших Канны в фестивальные дни, комната жюри, интервью с бессменным председателем фестиваля Жилем Жакобом и беседа с отборщиком российских фильмов для конкурсной программы Жоэлем Шапроном.
Также Познер и Ургант поговорят о кино с Софи Марсо и Жаном Рено и расскажут о том, что именно Франция является родиной мирового кинематографа. Это случилось в Лионе в начале ХХ века, когда братья Люмьер изобрели киноаппарат и начали снимать первые в истории фильмы. Вместе с Познером и Ургантом мы побываем в музее братьев Люмьер и старейшем в мире кинотеатре в Ля Сиота, где был показан легендарный фильм «Прибытие поезда». Также заглянем на пустующую в наши дни киностудию Викторин, на которой снимались самые знаменитые актеры и работали великие кинорежиссеры, увидим гримерные комнаты и бассейн Элизабет Тейлор, услышим рассказ о былом величии студии от Марка Сандберга, внука основателя студии. Еще мы побываем в Сан-Тропе, на пляже, где Роже Вадим снимал фильм «И бог создал женщину» с юной и еще никому не известной Бриджит Бардо в главной роли. О том, как происходили съемки, нам расскажет очевидец событий и владелец «Клуба-55» Патрис де Кольмон. Ведь своим основанием его клуб обязан именно этому фильму.
Завершит серию торжественная церемония закрытия фестиваля.
«Я никогда прежде не был в Каннах во время кинофестиваля. Теперь, вспоминая свои ощущения от увиденного и услышанного, мне трудно сказать, что для меня было главным. Конечно, хлестал через край гламур, бросались в глаза толпы девиц, пытавшихся обратить на себя внимание, но при всем при этом главным остается ощущение праздника КИНО с большой буквы, ощущение того, что именно здесь, в Каннах, выносится высшая и неоспоримая оценка, и в этом есть что-то, что волнует и радует. По крайней мере, меня» — сказал в финале Владимир Познер.
Доброе утро!
Во Франции умер Жан-Поль Бельмондо, ему было 88 лет. В остальном тоже невесело:
- Роскомнадзор начал блокировать сайт «Умного голосования» с помощью оборудования, созданного для изоляции рунета.
- Петербургского художника отправили в колонию-поселение по делу о применении насилия к омоновцу, повредившему колено на акции 31 января.
- В Беларуси Марию Колесникову и Максима Знака приговорили к 11 и 10 годам тюрьмы.
- Талибы объявили о полной победе над силами оппозиции в Панджшере.
Разумное голосование
Роскомнадзор начал блокировать сайт «Умного голосования» с помощью ТСПУ (технические средства противодействия угрозам) – это оборудование, которое операторы связи были обязаны установить по требованию Роскомнадзора для исполнения закона о «суверенном рунете». По словам соратника Навального Леонида Волкова, это значит, что попытки удалить сайт с хостинга appspot провалились и через VPN сервис будет доступен. «Яндекс» пообещал обжаловать требование московского Арбитражного суда убрать из поисковой выдачи словосочетание «Умное голосование», потому что компания не понимает, как это реализовать. Русской службе ВВС удалось выяснить, что компания «Вулинтертрейд», по иску которой суд принял эту обеспечительную меру, была создана подполковником полиции, а потом отошла к торговцу шерстью, который тоже может быть связан с силовиками. На вопрос, зачем нынешний владелец компании оформил права на торговый знак «Умное голосование», он отвечает, что прихоть у него такая.
Тем временем в Краснодарском крае создан проект «Разумное голосование» – его сделала партия «Новые люди» владельца Faberlic Алексея Нечаева (вероятно, по поручению сверху). Рассчитывать, что избиратели перепутают «Умное голосование» с «Разумным», – все равно, что надеяться, что петербуржцы не отличат настоящего Бориса Вишневского от двух прифотошопленных. Глава ЦИК Элла Памфилова назвала кандидатов-двойников в Петербурге «издевательством, позорищем и безобразием», однако снять их с выборов по закону невозможно (она обещала впоследствии посодействовать ужесточению закона).
Вот веселый рассказ о том, как ведут кампанию провластные кандидаты. Оппозиционных и псевдооппозиционных блокируют все более изобретательно: YouTube заблокировал по запросу ВГТРК сюжет «Дождя» с фрагментом теледебатов кандидатов в депутаты Госдумы, на котором Максим Шевченко призвал освободить Навального и других политзаключенных. Дебаты транслировались на «России 1», и причиной блокировки указано нарушение авторских прав.
ПАСЕ решила направить на российские выборы группу из пяти наблюдателей, посетовав, что особого смысла в этом нет: наблюдатели ПАСЕ обычно работают в сотрудничестве с наблюдателями ОБСЕ, которые отказались ехать в этом году из-за того, что им ограничили численность группы.
Российские будни
- Суд в Петербурге приговорил художника Илью Першина к трем годам колонии-поселения по делу о применении насилия к омоновцу на акции в поддержку Навального 31 января. У омоновца повреждено колено. Першин вину не признал, а его подруга говорит, что омоновец упал на это самое колено просто потому, что поскользнулся, погнавшись за Першиным. Этому есть видеоподтверждение, но суд им не заинтересовался.
- Пенсионерке из Уфы дали три года условно за то, что она перевела 6500 рублей матери осужденного за экстремизм («финансирование экстремистской деятельности»). В Ростове отправили в приют детей женщины, уехавшей из России из-за уголовного дела о финансировании терроризма. Бабушке отказали в опеке. Генпрокурор России предложил приравнять реабилитацию нацизма к экстремизму – скоро счета начнут блокировать за твит с кадром из «Семнадцати мгновений весны».
- В Мурманске за организацию какого-то митинга (какого – она сама не знает) опять задержана бывший координатор штаба Навального Виолетта Грудина.
- В Чувашии настоятелю православной церкви запретили в служении после того, как он призвал руководство РПЦ отчитаться о доходах.
- Подруга похищенной из шелтера чеченки Халимат Тарамовой уехала из России из-за угроз. На выходных власти Чечни распространили по всем возможным каналам видео, на котором Тарамова говорит, что ее не убили, и просит оставить ее в покое. Вот интервью с уроженкой Чечни Аминат Лорсановой, которая бежала из республики и теперь требует от российских властей расследовать похищение Тарамовой (мрачные вещи она рассказывает).
- О том, что привело к убийству двух заключенных в Хабаровской колонии, рассказано здесь (кроме убитых, там есть тяжело раненые и десятки легко травмированных).
- Суд в Красноярске приговорил бизнесмена Анатолия Быкова к 13 годам колонии за организацию двойного убийства в 90-е годы. Сам Быков называет дело сфабрикованным губернатором Уссом, которому он мог бы составить конкуренцию на выборах.
Шойгу-Сибирское
Роман Баданин, бывший главред издания «Проект», объявленного в России «нежелательной организацией», запустил «Агентство». Первое расследование «Агентства» посвящено министру обороны России Сергею Шойгу. Возглавив Минобороны, Шойгу расширил пресс-службу до ста человек – они обзванивают СМИ и требуют опровергнуть «плохие» новости. Кроме того, «Агентство» рассказывает о юртах, в которых Путин любит отдыхать в компании Шойгу.
Здесь заветную мечу Шойгу о том, чтобы «вернуться в Сибирь и построить там один, а лучше еще два города», комментирует экономический географ Руслан Дохов. По его словам, строить в Сибири какие-либо новые города бессмысленно, потому что в них некому будет жить – разумнее было бы поддержать те города, в которых какая-то живая жизнь еще теплится, например Томск.
В Беларуси
Суд в Минске приговорил членов Координационного совета оппозиции Марию Колесникову и Максима Знака к 11 и 10 годам тюрьмы. Их признали виновными в попытке захвата власти. Вот разговор с отцом Марии Колесниковой, а вот рассказ журналистки «Новой газеты» Ирины Халип (бывшей политзаключенной и жены политика Андрея Санникова, осужденного после президентских выборов 2010 года) о том, насколько невыносима жизнь родственников политзеков. В Беларуси сейчас более 600 политзаключенных – здесь посвященная им интерактивная инфографика.
Белорусская спортсменка Ольга Сафронова уехала в Польшу. С ней не хотели продлевать контракт из-за ее оппозиционных взглядов.
В Украине и вокруг нее
В Киеве снесли памятный знак в честь дружбы с Москвой – он станет экспонатом будущего музея тоталитаризма. В Одессе раскапывают массовую могилу жертв НКВД: с захоронением начали работать еще в 2008 году, но тогда раскопки были приостановлены через несколько месяцев из-за проблем с финансированием. Теперь к делу подошли серьезно.
Подконтрольный Кремлю Киевский районный суд Симферополя арестовал на два месяца задержанного в минувшие выходные крымскотатарского активиста Наримана Джеляла. Его обвиняют по статье «Диверсия» (под которой подразумевается повреждение какого-то газопровода), это от 12 до 15 лет. Крымская правозащитница Лутфие Зудиева рассказывает, что Джеляла сутки держали в наручниках с мешком на голове, не допуская к нему адвоката. Она сомневается даже в самом факте повреждения газопровода.
В Нидерландах в суде по делу о катастрофе рейса MH17 под Донецком начали выступать родственники погибших, на это отведено десять дней слушаний. Вот некоторые из их историй.
Вокруг света
- Талибы объявили о полной победе над силами оппозиции в Панджшере и прекращении войны в Афганистане.
- В преддверии выборов в бундестаг спецслужбы Германии зафиксировали рост активности хакеров, предположительно, связанных с Россией. Эксперты Института изучения преступности и безопасности Кардиффского университета рассказали о крупной операции по влиянию на общественное мнение, за которой, по всей видимости, стоят российские интернет-тролли (главное ноу-хау – поместить комментарий под статьей, например, The Guardian, чтобы потом условный ТАСС опубликовал со ссылкой на этот комментарий заметку «Британские СМИ сообщают»).
- Во Франции умер футболист национальной сборной Жан-Пьер Адамс, ему было 73 года. Спортсмен стал жертвой врачебной ошибки, которая произошла во время операции, и провел в коме 39 лет.
Хроники пандемии
По данным оперативного штаба на утро понедельника, суточный прирост новых случаев COVID-19 в России упал до 17 856. Официальное число инфицированных в стране с начала пандемии составило 7 млн 30 тысяч; официальное число жертв достигло к утру понедельника 187 990 человек (+790 за сутки).
В Москве возникли массовые проблемы с продлением сертификата о вакцинации после третьей прививки.
Шесть ссылок
- Ленинградская интеллигенция. Переписка Сергея Довлатова с филологом Игорем Павловичем Смирновым – ужасно занимательно, много сплетен (Довлатов пишет, что Парамонов совсем спился, а «некие Вайль и Генис» относятся к Игорю Ефимову без должного уважения). Или воспоминания (упоминаемого в переписке) Михаила Мейлаха о встречах с «дедами», то есть культурными деятелями поколения революции.
- Архаика. Отрывок из книги Антона Уткина «Магия и религия в «Слове о полку Игореве» (изд-во «Перо») – о том, кого имел в виду песнопевец, говоря о Трояне. Или рассуждения журналиста и писателя Степана Кузнецова о пословицах.
- Латинская Америка. Разговор с политологом и социологом Татьяной Ворожейкиной о президенте Никарагуа Даниэле Ортеге, который сорок лет назад дружил с Брежневым и Андроповым, а сегодня – с Путиным и Шойгу. Или рассказ о том, как сын политика Луиса Карлоса Галана, убитого наркомафией, решил стать президентом Колумбии и легализовать кокаин.
- Больше интересных текстов, интервью и репортажей вы всегда найдете в Telegram-канале Настоящего Времени. Читать эту рассылку тоже можно из Telegram.
Искренне Ваши,
Семь Сорок
Она долгих 15 лет не верила в то, что его больше нет. И ждала, и надеялась на встречу. Антонина Пирожкова подарила Исааку Бабелю всего несколько лет счастья. И всю свою жизнь посвятила его памяти, собирая по крупицам его архив.
Это не была жертва с ее стороны, это была ее жизнь, наполненная воспоминаниями о талантливом человеке и о своих чувствах к нему.
Принцесса Турандот
Антонина Пирожкова. / Фото: www.towiki.ru
Летом 1932 года Исаак Бабель получил разрешение на поездку во Францию, где жила его супруга и трехлетняя дочь Наташа, которую он не видел еще ни разу в жизни. Он был счастлив, он предвкушал встречу и надеялся, что поездка даст ему, помимо встречи с дорогими людьми богатый материал для рассказов и зарисовок. Союз писателей давно пенял ему на долгое молчание после «Конармии».
Прямо из Кремля он отправился отобедать к председателю Востокостали Якову Павловичу Иванченко и там встретил ее, тоненькую сероглазую Антонину Пирожкову, инженера-конструктора. Ее представили писателю, как принцессу Турандот из Кузнецка. Иванченко именовал ее так всегда, после прочтения одноименной заметки о ней в стенгазете Кузнецкстроя.
Бабель уверял Антонину, что если она строитель, то обязательно умеет пить водку.
И она выпила, не моргнув даже глазом. Казалось почему-то невозможным уронить в его глазах звание женщины-строителя.
Исаак Бабель. / Фото: www.twimg.com
Через несколько дней Бабель пригласил к себе на вареники с вишнями Антонину и Анну Павловну, сестру Иванченко, который к тому времени уже уехал в Магнитогорск. После второй встречи Исаак Бабель стал приглашать Антонину на прогулки. Он показывал ей ту Москву, которую любил и знал, сопровождая импровизированные экскурсии увлекательнейшими беседами.
Было понятно, что девушка ему очень симпатична, только вот дичится все время. Любое прикосновение к ее руке приводит к тому, что Тоня прячет руку за спину с невероятно смешным видом серьезной озабоченности. Тихонько посмеиваясь про себя, Исаак Эммануилович извинялся и продолжал свой рассказ.
Жизнь в письмах
Исаак Бабель. / Фото: www.om-saratov.ru
Через несколько месяцев Бабель уезжал во Францию познакомиться с собственной трехлетней дочерью, которую никогда в жизни не видел, и пригласил Антонину пожить в его квартире, которую он делил с австрийским инженером Бруно Штайнером, находившимся в длительном отъезде.
Уезжая, он спросил Антонину, будет ли она его ждать и она, смеясь, ответила, что не больше месяца.
Из Франции он писал ей длинные подробные письма. Она знала, как он проводит дни, с кем встречается, чему радуется.
Пирожкова в его отсутствие принимала его друзей, следила за квартирой, писала Бабелю. И много работала, попадая домой только ближе к ночи.
Неоконченный роман
Исаак Бабель и Антонина Пирожкова. / Фото: www.e-reading.club
Возвращение Бабеля из Франции почти совпало с ее отъездом в отпуск в Сочи. Впрочем, он вскоре присоединился к ней, чтоб показать Антонине Николаевне Кавказское побережье.
В это время она познакомилась с его «вредной» привычкой раздаривать все, что могло понадобиться другим. Они собирались сдать ее билет до Москвы, чтобы взамен получить два билета до Армавира. А услышав, что совершенно незнакомая женщина, сидевшая за соседним столиком в ресторане, не может достать билет в Москву, он тут же подарил ей билет Пирожковой. Эта болезнь Бабеля была неизлечимой, он абсолютно спокойно расставался с вещами, считая, что они нужны лишь для того, чтоб одаривать окружающих.
Исаак Бабель с дочерью. / Фото: www.e-reading.life
Через два года после знакомства Исаак Бабель и Антонина Пирожкова стали жить вместе.
Официально отношения не оформляли, считая это мещанством и предрассудками. В 1937 году у них родилась дочь Лидия, которую Исаак Эммануилович обещал одевать в тряпки, чтоб она замуж не вышла, а была бы при родителях их утешением в старости.
Исаак Бабель и Антонина Пирожкова с дочерью. / Фото: www.isrageo.com
Все годы жизни Бабеля и Пирожковой были наполнены какой-то детской непосредственностью, способностью удивляться жизни и любить людей. К нему часто обращались родственники знакомых, которые оказались по ложным доносам и подозрениям в застенках НКВД. Он хлопотал о них, передавал посылки в ссылку тем, кому удалось выжить. И не хотел замечать: над ним самим уже навил дамоклов меч ареста.
На допросах его пытали, заставляя признаться в шпионаже. / Фото: www.nnm.me
За ним приехали на дачу в Переделкино, где он работал, 15 мая 1939 года, предварительно захватив с собой его жену. Обыскали весь дом, изъяли архив и увезли в одной машине Исаака Бабеля и Антонину Пирожкову. Пока ехали, они все время держались за руки, а прощаясь, она сказала ему, что будет относиться к разлуке, как к его временному отъезду в Одессу. Тогда она еще не знала, что встреча была последней. Саму Антонину Николаевну не тронули, несмотря на то, что она автоматически стала женой врага народа.
Она была одним из самых талантливых инженеров-проектировщиков, главным конструктором Метропроекта, одним из первых проектировщиков Московского метрополитена.
Жизнь после счастья
Антонина Пирожкова. / Фото: www.izbrannoe.com
Его расстреляли 27 января 1940 года. А она еще 15 лет обивала пороги всех силовых ведомств и структур в попытках найти его. Ей везде отвечали: Исаак Бабель жив, находится в ссылке. И только после смерти Сталина она узнала, что мужа уже давно нет в живых.
Антонина Пирожкова с внуком Андреем. / Фото: www.lechaim.ru
Антонина Николаевна Пирожкова, ушла из жизни в 101 год в Америке, где жила последние годы с дочерью и внуком. Она собрала воспоминания современников о муже, написала учебник о строительстве метро, несколько книг собственных воспоминаний, успела по крупицам собрать остатки архива Бабеля, долгое время пыталась узнать судьбу тех бумаг, что изъяли при аресте, но так и не смогла добиться никаких сведений о них.
Текст: Андрей Россомахин24.11.2021 3095
Леонид Губанов (1946–1983) был легендой отечественного андеграунда: «русский Рембо», основатель неформального объединения СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев), автор знаменитой поэмы «Полина», спровоцировавшей травлю молодого поэта в советской прессе — и столь же бурный интерес к нему со стороны нонконформистского сообщества. За публикацией фрагмента этого произведения в журнале «Юность» последовали невозможность печататься, а позднее — давление со стороны КГБ, принудительные госпитализации в психиатрические клиники и смерть автора в 37 лет. В официальной прессе поэма была напечатана только в 1989 году. В год 75-летия Губанова в издательстве «Пушкинский Дом» вышло новое издание «Полины» с подробными научными комментариями, архивными документами и иллюстрациями, которые поэт оставлял на полях рукописей и обложках самиздатских сборников. Научный редактор книги Андрей Россомахин поделился с «Артгидом» своим очерком о тесной связи поэтического и визуального в творчестве Губанова, а также кратко аннотировал новую книгу.
Леонид Губанов в своей квартире на ул. Красных Зорь. Около 1976. Фрагмент фотоснимка. Источник: vnnews.ru
…я пришел в квартиру к Губанову. Там кишело… Стоял крик. Ликование. Я вообще такого никогда не видел. Была атмосфера большой жизненной удачи — люди почувствовали свободу. Почувствовали себя свободными. Это было самое свободное место в огромной стране…
Саша Соколов
Россия, как спала? С утра, наверно, робко вам?!
Леонид Губанов
Сближение поэзии и живописи обозначилось в советском андеграунде практически с самого начала — в этом можно увидеть прямую ориентацию шестидесятников на эпоху авангарда, когда целый ряд поэтов были профессиональными художниками, и наоборот — ярчайшие художники авангардной эпохи могли экспериментировать на поэтическом поприще (назовем хотя бы стихотворные опыты Филонова, Малевича, Розановой, Степановой).
В «Лианозовскую школу» Москвы входили и художники, и поэты. В Ленинграде с художниками «арефьевского круга» дружил Роальд Мандельштам. Единению в условиях полулегальной среды способствовали чтения в мастерских художников, выставки картин на творческих вечерах (в том числе квартирных). Знаменитый поэт советского андеграунда Леонид Губанов (1946–1983) тоже известен как художник — автор большого количества графических работ и акварелей. Писали стихи многие знакомые Губанова — в том числе художники Анатолий Зверев, Владимир Яковлев, Василий Ситников. Рисунки Губанова в черновых автографах и самодельных книжках заставляют вспомнить графику Федерико Гарсия Лорки, а иногда и графические экзерсисы Пушкина. Графика поэта, чаще художника-дилетанта, нежели профессионала, — это отдельное явление, давно заслужившее пристальное внимание не только филологов, но и искусствоведов. Особенно интересно, когда поэт сам оформляет свои книги (в случае Губанова — самиздатские машинописные), а также создает автопортреты.
Обложка книги «“Полина” Леонида Губанова: поэма, пророчество, манифест». СПб.: Пушкинский Дом, 2021. Фото: Книжный магазин «Фаланстер» via Facebook
Вероятно, значительная часть губановских работ утрачена, тем не менее в последние годы его рисунки неоднократно выставлялись в Государственном литературном музее (2006, 2013, 2016), а его поэтические сборники ныне традиционно иллюстрируются авторской графикой (лучшее издание — выпущенный в 2012 году издательством «Вита Нова» 600-страничный том «И пригласил слова на пир: стихотворения и поэмы» со 116 полноцветными иллюстрациями поэта).
Как отмечал Андрей Журбин, исследователь, публикатор и библиограф Губанова, еще в ранних текстах поэт заявил о родстве именно с живописцами[1]: «Я от репейников, от Репиных…», «Я плох, мой дедушка, мой Суриков…». В его произведениях встречаем образы художников — от иконописцев до авангардистов: Рублев, Микеланджело, Босх, Гойя, Рокотов, Гоген, Ван Гог, Федотов, Саврасов, Левитан, Васнецов, Модильяни, Малевич, Кандинский, Дали… Шедевры мировой живописи постоянно вписываются Губановым в систему образов: «Но “Незнакомкою” Крамского / Ты, слава, мне уже видна!..», «А пальцы, словно бы артиста, / “тропининского гитариста”…», «всплывают гении, как трупы Герники…», «ты босиком пошла, / как та знаменитая Сикстинская Мадонна…», «Поцелуй, как красный конь…».
В заглавиях губановских стихов нередко встречаются живописные и графические техники, жанровое обозначение текстов нетривиально контаминировано с материалами из арсенала живописца или графика: «Эскиз (Ватман, цветная тушь)», «Запоздалый холст (Уголь)», «Фатальная акварель», «Осень (Масло)», «Пастель на подоконнике», «Августовская фреска», «Офорт в грусти», «Гравюра», «Темпераментная темпера», «Акварель сердцам невинным». Как в графических, так и в поэтических произведениях Губанова распространены коллажные наложения, «соединения» разнородных объектов. Глаз художника выдает и точная цветопередача («Утро синеет, как простынь в горошек…», «на губ разбитых киноварь…»), и контаминирование эмоционального измерения с живописным:
Мой стыд широколиц, как луг,
Под маковым платком основы.
Он требует белила рук
На гениальный холст озноба…
В своей поэме «Полина» 17-летний поэт, позднее заслуживший аттестацию «русский Рембо», предсказывает судьбу своего поколения все в том же «живописном коде»:
…Да, нас, опухших и подраненных,
Дымящих, терпких, как супы,
Вновь распинают на подрамниках
Незамалеванной судьбы…
Но даже и без конкретных атрибутов и примет живописного антуража меткий глаз художника ощущается во многих строках поэта, например в стихотворении «Памяти Александра Полежаева» (1973), которое одновременно с панорамой николаевского безвременья (годы жизни разжалованного в солдаты Полежаева — 1804–1838), безусловно, проецировалось советским читателем на собственную эпоху; заметим ли мы через пятьдесят лет в этих губановских строчках приметы наших сегодняшних дней — вопрос риторический:
…И шебуршила знать, когда нас запрещали,
в такие годы брать — мороз по завещанью,
стеклянная пора, где глух топор и сторож,
где в белый лоб дыра, где двух дорог не стоишь.
Где вам жандармы шлют гнилой позор допросов.
Где всем поэтам шьют дела косым откосом.
Где узнают карниз по луже с кровью медленной
полуслепых кулис… Там скрылся всадник медный.
Где девки, купола, где чокнутое облако?
Россия, как спала? С утра, наверно, робко вам?!
И щами не щемит во рту народовольца,
и брезжит динамит, и револьвер готовится.
Горбатая Москвой Россия зубы скалит,
ее с ее тоской могила не исправит…
Некоторые стихи Губанова «рисуются» подобно устоявшимся жанрам изобразительного искусства: исторической живописи, пейзажу, портрету. Или вот автопортретная зарисовка 1983 года, первая строфа которой предстает как экфрасис живописного полотна:
Сердце мое стучит, как гренадер — каблуками,
что к императору взбегает на второй этаж.
Нервы рвутся, как драгоценные ткани,
а как мне перевязать кровью истекающий карандаш?..
Есть и недатированный эротико-поэтический портрет, заставляющий вспомнить знаменитую формулу «в тот день всю тебя от гребенок до ног» из пастернаковского «Марбурга», — у Губанова это выглядит подобием раскованного беглого росчерка в жанре ню:
Я Вас нарисовал в анфас
С глазами будто бы эфес.
Я Вас нарисовал от глаз
До самых жарких Ваших мест.
Или, например, вспомним впечатляющий поэтический очерк «Саврасов» (1983) — это сжатая до шести строф попытка дать исчерпывающий рассказ и о самом академике-передвижнике, и о тех архетипах русскости, которые запечатлел и навечно ввел в отечественный психотип автор хрестоматийного холста «Грачи прилетели»:
Кружок кровавой колбасы,
За три копейки склянка водки.
Обледенелые усы
И запоздалый взгляд кокотки.
От сумерек сошли с ума
Усталых рук твоих развалы,
И лишь картежница-зима
Сквозь снег тасует — тройки, пары.
Пургой обмятый, ты без чувств
В сугробов падаешь бумаги,
Где теплые глаза лачуг,
Как проститутки и бродяги.
От замороженной руки
Струится пар в тепле ночлежки,
И ворон делает круги,
И вечер раздает насмешки.
Ты наливаешь водки — в штоф
Потрескавшийся, как окошко.
И хорошо вам было чтоб,
Вы напиваетесь с ним в лежку.
Лишь сердца — трепетный паром
Подрагивает в сонном теле.
Не вспоминай же о былом,
Как церковь рисовал пером,
Когда грачи не прилетели!
А вот как поэтическая рефлексия разворачивается в стихотворении «Петербург» (1964, посвящено Иосифу Бродскому) — здесь Губанов ассоциирует Марину Цветаеву и поэзию в целом с боярыней Морозовой, его поэтическая мысль напрямую инспирирована культовым холстом Сурикова, а само поэтическое творчество в России понимается как мученический подвиг, возможный лишь в форме противостояния государству, режиму, господствующей идеологии:
...Как будто Царское Село,
как будто снег промотан мартом,
еще лицо не рассвело,
но пахнет музыкой и матом.
Целуюсь с проходным двором,
справляю именины вора,
сшибаю мысли, как ворон
у губ с багрового забора.
<…>
Марина! Слышишь, звезды спят,
и не поцеловать досадно,
и марту храп до самых пят,
и ты, как храм, до слез до самых.
Марина! Ты опять не роздана,
ах, у эпох, как растерях, —
поэзия — всегда Морозова
до плахи и монастыря!
Ее преследует собака,
ее в тюрьме гноит тоска,
горит, как протопоп Аввакум,
бурли-бурлючая Москва.
А рядом, тихим звоном шаркая,
как будто бы из-за кулис,
снимают колокольни шапки,
приветствуя социализм!..
Как и многих живописцев, Губанова интересовала не столько передача внешнего сходства, сколько отражение внутреннего мира. Под впечатлением от судеб великих подвижников искусства и героев отечественной истории поэт уже с семнадцатилетнего возраста начал создавать стихи, в лирической ткани которых ощущался эпический пафос, содержащий потенциал визуальных проекций. Вот, например, пара строф из ранней поэмы «Пугачев» (1964):
…Давай, мой золотой, подшучивать,
амбары городов палить.
И по велению по щучьему
дворян в тугой костер валить.
Горят карманы-закрома.
Горит зеленое именьюшко…
О, сколько дров ты наломал,
мой царь, мой дурачок Емелюшка!..
В том же 1964 году поэт благодаря содействию Евгения Евтушенко напечатал в журнале «Юность» судьбоносные двенадцать строк под заголовком «Художник» (эти строки — маленький фрагмент из его поэмы «Полина»), где плотно соседствуют холст, рама, краски, полотна и мольберт:
Холст 37 на 37.
Такого же размера рамка.
Мы умираем не от рака
И не от старости совсем.
Когда изжогой мучит дело,
Нас тянут краски теплой плотью.
Уходим в ночь от жен и денег
На полнолуние полотен.
Да, мазать мир! Да, кровью вен!
Забыв болезни, сны, обеты!
И умирать из века в век
На голубых руках мольберта.
Помимо неминуемых ассоциаций «холста 37 на 37» с годом Большого террора, проницательные читатели, как уже отмечалось комментатором, могли увидеть аллюзию на биографию Гогена, бросившего семью и высокооплачиваемую работу ради возможности отдаться творчеству. (Несколькими годами ранее образ Гогена мелькнул и в «Параболлической балладе» Андрея Вознесенского — позднее он читал ее на площади Маяковского в фильме «Москва слезам не верит».) Но в этих трех губановских строфах советский официоз разглядел не только нечто, скандально выбивающееся из общего ряда, но и даже крамолу на общественно-политический строй и молодое поколение.
Последующая травля юного поэта в советской прессе, создание нонконформистского СМОГа (Самого Молодого Общества Гениев), преследование КГБ, громкий успех в среде андеграунда и абсолютное замалчивание в официальном литпроцессе — этапы губановской биографии, оборвавшейся в роковом 37-летнем возрасте.
Разворот книги «“Полина” Леонида Губанова: поэма, пророчество, манифест». Источник: pushkindom.ru
Сейчас, в год 75-летия поэта, его юношеская поэма впервые вышла в свет отдельным изданием и в сопровождении научного аппарата: со статьей и подробными комментариями Андрея Журбина, ведущего исследователя творчества Губанова, с переводами на иностранные языки, с редкими иллюстрациями и архивными документами, включая пасквили, с которыми на 17-летнего юнца набросились миллионотиражные советские таблоиды — «Правда», «Огонек», «Наш современник», «Крокодил»… Что ж, пасквилянты и прокуроры тоже остаются в истории — благодаря поэтам.
О том, как двенадцать строк Губанова из поэмы «Полина» определили всю его дальнейшую судьбу — и предсказали судьбу поколения нонконформистов, — можно прочесть в этой книге, только что вышедшей в свет в петербургском издательстве «Пушкинский Дом». А наш краткий очерк мы закончим тем, что воспроизведем знаменитое Воззвание СМОГа, созданное в 1966 году, тогда же перепечатанное за рубежом — и вызвавшее ярость советского официоза. Подобных гневных публичных инвектив в адрес комсомола (!), чекистов (!) и «жирных физиономий “советских писателей”» (!) в то время невозможно было себе представить:
МЫ СМОГ!
МЫ!
Наконец нам удалось заговорить о себе в полный голос, не боясь за свои голосовые связки.
МЫ!
Вот уже восемь месяцев вся Россия смотрит на нас, ждет от нас…
Чего она ждет?
Что можем сказать ей мы, несколько десятков молодых людей, объединенных в Самое Молодое Общество Гениев — СМОГ?
Что?
Много. И мало. Всё и ничего.
Мы можем выплеснуть душу в жирные физиономии «советских писателей». Но зачем? Что они поймут?
Наша душа нужна народу, нашему великому и необычайному русскому народу. А душа болит. Трудно больной ей биться в стенах камеры тела. Выпустить ее пора.
Пора, мой друг, пора!
МЫ!
Нас мало и очень много. Но мы — это новый росток грядущего, взошедший на благодатной почве.
Мы, поэты и художники, писатели и скульпторы, возрождаем и продолжаем традиции нашего бессмертного искусства. Рублев и Баян, Радищев и Достоевский, Цветаева и Пастернак, Бердяев и Тарсис влились в наши жилы, как свежая кровь, как живая вода.
И мы не посрамим наших учителей, докажем, что мы достойны их. Сейчас мы отчаянно боремся против всех: от комсомола до обывателей, от чекистов до мещан, от бездарности до невежества — все против нас.
Но наш народ за нас, с нами!
Мы обращаемся к свободному миру, не раз показавшему свое подлинное лицо по отношению к русскому искусству: помогите нам, не дайте задавить грубым сапогом молодые побеги.
Помните, что в России есть мы.
Россия, XX век
В этом Воззвании, как и в самой аббревиатуре «СМОГ», с ее победно-утвердительной констатацией (смог — значит сделал-сумел-осуществил-добился-преодолел!), безусловно, ощущаются отголоски столь важного для Губанова Велимира Хлебникова, его императивного фрагмента из энигматической сверхповести «Зангези» (1922):
Иди, могатырь!
Шагай, могатырь! Можарь, можар!
Могун, я могею!
Моглец, я могу! Могей, я могею!
Могей, мое я. Мело! Умело! Могей, могач!
Моганствуйте, очи! Мело! Умело!
Шествуйте, моги!
Шагай, могач! Могей, могач!
Могуй, могач! Руки! Руки!
Можарь, мой ум! Могай, рука! Могуй, рука!
Моган, могун и могатырь!
Иди!
Могай, моган! Могей, могун!
Глаза могвы, уста могды!
Могатство могачей!..
Нашей сегодняшней России крайне требуется кто-то. Кто-то — кто СМОГ БЫ. И поэтические фигуры, ставшие легендами, — такие как Хлебников или Губанов, — оказываются остро актуальными и остро социальными рупорами не только своего, но и нашего времени, даже спустя многие десятилетия.
-
главная
-
каналы
-
Заметки вредной женщины
Заметки вредной женщины
Всем привет! Я -Таня.
Очень рада приветствовать на своем канале.
Пишу рассказы на разные темы — придуманные и взятые из жизни. Рассказываю истории о себе и о своих детях.
Делюсь своими покупками и обзорами.
Тут интересно, подписывайтесь.
P.S. Хейтеров блочу без сожаления.
Подписчики
Публикации
Прирост
| Дата | Подписчики | Публикаций |
|---|
Упоминания
Публикации
| Канал | Название | Подписчиков | Просмотров | Дочитываний |
Процент дочитываний |
Общее время просмотра |
Среднее время просмотра |
Дата |
|---|
— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.
Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.
— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.
Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.
— Держи сучку! Какого хрена стоишь?
Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.
Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.
Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.
Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.
Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.
— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.
— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.
— А на кулак нарваться не боишься? Давай!
— У меня и желания нет, — отказывался второй.
Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.
— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.
— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.
Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.
Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.
Этот рассказ надолго выбил меня из колеи… Прочтите до конца, не пожалейте времени. Возможно, он крепко и навсегда утвердит вас в мысли, что жить надо здесь и сейчас…
У мамы в серванте жил хрусталь. Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек.
Набор из 12 тарелок, чайных пар и блюд под горячее.
Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: «Урвала». Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.
— Мам, можно?
— Не надо, это для гостей.
— Так у нас же гости!
— Да какие это гости! Соседи да баб Полина…
Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме.
Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня — не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом.
Прямо раз — и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек. Но не сегодня.
Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.
— Отвези меня на рынок, — попросила мама однажды.
Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне — наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг — надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе — и именно эти обновки приводили маму в восторг.
— Мне белье надо новое, я похудела.
У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в ТЦ, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.
— Тут очень дорого и нельзя торговаться, — сказала мама. — Пойдем еще куда-то.
— Купи тут, я же плачу, — говорю я. — Это единственный магазин твоей шаговой доступности.
Мама поняла, что я права, не стала спорить. Выбрала белье.
— Сколько стоит?
— Не важно, — говорю я.
— Важно. Я должна знать.
Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.
— Пять тысяч, — говорит продавец.
— Пять тысяч за трусы?????
— Это комплект из новой коллекции.
— Да какая разница под одеждой!!!! — мама возмущена.
Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.
— Ой, — говорит девочка-продавец, глядя на меня. — Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.
— То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали… Может, скинете пару сотен?
— Мам, это магазин, — вмешиваюсь я. — Тут фиксированные цены. Это не рынок.
Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.
— Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась.
Иначе, ты на крючке.
— Хорошо, — говорю я.
— И всегда торгуйся. А вдруг скинут?
— Хорошо.
Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.
Читать также: «Нужно копить деньги и все делать качественно” — это незыблемые родительские истины… позавчерашнего дня.
Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.
— А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, — пожаловалась мама.
Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут — наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. «Ну надо же! Еще и кулинарная книга!» — подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.
Пенсия у мамы — 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.
— Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?
— С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить…
Опять на потом. Опять все лучшее — не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет.
Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано «Принцесса». Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке — полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу.
Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.
Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.
— Это даже не пластмасса, — подумала я.
Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога — конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?
В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом. На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.
— Спасибо, — сказала мама и убрала ее в шкаф.
— Наденешь ее на новый год?
— Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь…
Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я
тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом.
В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно — потом.
Синдром отложенной жизни.
Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.
— Какой размер у усопшей? — спросил меня агент.
— Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу …- зачем-то подробно стала отвечать я.
— Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье…
Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.
— Не нравится ? — агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. — Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой…
— Пусть будет, я беру.
Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки.
Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью «На смерть». Я открыла его, заглянула внутрь.
Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день её настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Её лучший день. И началась другая жизнь…
Дай Бог, она настоящая.
Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает её за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня.
Настоящая жизнь — та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Её надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет.
Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.
Давайте вместе этому учиться — жить сегодня.
Ольга Савельева
Источник: goodday.su
Данная история была предназначена для публикации в альманахе «Юный комбайнер». Но альманах был закрыт, штат распущен, редакторский стол пропит, а рукописи утеряны. Единственный рассказ вы можете прочитать ниже.
***
Стасик любил ездить с родителями в деревню к бабушке и дедушке. В деревне хорошо — полная свобода. Чего хочешь — то и делай.
Вот и в этот раз в конце жаркого июня они всей семьей уехали на целую неделю в деревню.
Это ж какое удовольствие — встаешь рано утром, а бабушка уже напекла блинов. Побегал с друзьями до обеда, а бабушка уже напекла шаньги и настряпала пирогов. Как говорится — «жить хорошо».
Только вот к вечеру второго дня Стасик вдруг почувствовал, что у него разболелся живот. Не очень сильно, но неприятно.
— Мам, у меня живот болит, — сказал Стасик, показывая пальцем на то место, где было больнее всего.
Мама потрогала живот рукой.
— Ты в туалет по большому когда в последний раз ходил?
— Перед тем, как поехать к бабушке, вчера рано утром.
— Все понятно. Давай, дуй в туалет.
— Мам, там уже темновато. Пошли со мной. Постоишь возле двери.
Деревенский туалет, что находился в огороде, был для Стасика самой настоящей проблемой. Это когда он был маленький, он запросто ходил в горшок и не было никаких проблем.
А теперь ему нужно ходить по-взрослому. Это дома хорошо — сел, посидел, сделал дело. А в деревенском туалете всё не так.
Во-первых, там нужно принять положение, которое очень похоже на танец «вприсядку», который Стасик хорошо изучил в детском саду. А во-вторых, там не нужно дрыгать ногами, а наоборот — нужно попытаться усидеть на ногах над большой дыркой в полу.
А еще при этом нужно смотреть, чтобы в эту дырку попасть, не испачкав штаны. Короче, про какое-то расслабление и речи нет.
Стасик зашел в туалет, оставив дверь полуоткрытой.
— Отвернись, — сказал он матери, которая придерживала дверь, дабы Стасику было не очень темно.
Стасик занял положение и начал ждать.
Мама тоже ждала. Подошла бабушка, чтобы узнать — свершилось ли.
Стасик сидел, надеясь на чудо, а мама с бабушкой тихо разговаривали.
— Если сегодня не сходит, будем туда ему свечку ставить, — едва слышно, но отчетливо сказала мама.
— Правильно, — поддакнула бабушка. — Я завтра утром до аптеки сбегаю.
— Ну, как, получается? — громко спросила мама у Стасика.
— Нет, — сказал Стасик плаксивым голосом. — Мне кажется, живот перестал уже болеть.
— Ладно, пойдем в дом.
Стасик долго не мог уснуть. Подслушанный разговор про свечку не давал ему покоя. Он прекрасно знал, где у бабушки свечки. В серванте они лежат на самом видном месте. И Стасик даже знает зачем они. «Когда Чубайс свет выключит, будем свечки зажигать» — часто говорила бабушка.
Представив, как он лежит на кровати, а мама ему вставляет свечку, Стасик тихо завыл. Ну, а уж коли это свечка, то ее наверняка зажгут.
Стало еще грустнее, когда он представил себя в виде большого праздничного торта, в котором одиноко торчит горящая свеча. И еще расплавившийся воск капает.
От такой картины Стасик завыл в голос.
Мама проснулась.
— Ты чего ревешь?
— Мам, а давай вы не будете мне свечку ставить, я завтра утром рано встану и сам в туалет схожу.
— Конечно не будем, — успокоила его мама, — самому и надо сходить.
Немного успокоившись и повозившись на своем маленьком диване, Стасик уснул.
Проснувшись утром от разговоров на кухне, он соскочил с дивана, надел штаны с майкой и быстро побежал на улицу.
— Иди давай в туалет, — подмигнул ему дед, широко улыбаясь, — я тебе там трон сделал.
Стасик подбежал к туалету, открыл дверь и действительно увидел «трон». На дырке стояло перевернутое ведро без дна, поверх которого был положен обернутый мягкий поролоном круг.
«Так ведь это у деда самый настоящий унитаз получился!» — радостно догадался Стасик.
Пять минут — и дело сделано.
Как никогда радостный, Стасик выбежал из туалета.
— Ну, как тебе вунитаз? — спросил дед.
— Круто, деда! Всё получилось!
— Ну, вот. Сразу б сказал, что ты без этого не можешь, я б сразу и сделал. А то ведь оно видишь как, и ни туда, и ни здесь. А вот если бы, то в самый раз.
Стасик забежал в дом.
— Мам, не надо свечку! Всё нормально! Баб, прибереги свечки для Чубайса!
— Чего?
— А есть что есть? Я уже проголодался.
— Сейчас блины будут. Во что макать будешь — в масло или в варенье?