Рассказ мцыри 8 класс

1

Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.

И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
3а гранью дружеских штыков.

2

Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:

3

«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю.

4

Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас —
Зачем? . Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен, —
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. И видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ — могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы! теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.

5

Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, — я также мог бы жить!

6

Ты хочешь знать, что видел я
На воле? — Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды темных скал,
Когда поток их разделял.
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Простерты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года —
Им не сойтиться никогда!
Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег —
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней…

7

И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных… и как сон
Все это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестер…
Лучи их сладостных очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей…
В ущелье там бежал поток.
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они перед дождем
Волны касалися крылом.
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир еще пышней.

8

Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил — и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?..

9

Бежал я долго — где, куда?
Не знаю! ни одна звезда
Не озаряла трудный путь.
Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех лесов,
И только! Много я часов
Бежал, и наконец, устав,
Прилег между высоких трав;
Прислушался: погони нет.
Гроза утихла. Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж темным небом и землей,
И различал я, как узор,
На ней зубцы далеких гор;
Недвижим, молча я лежал,
Порой в ущелии шакал
Кричал и плакал, как дитя,
И, гладкой чешуей блестя,
Змея скользила меж камней;
Но страх не сжал души моей:
Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей.

10

Внизу глубоко подо мной
Поток усиленный грозой
Шумел, и шум его глухой
Сердитых сотне голосов
Подобился. Хотя без слов
Мне внятен был тот разговор,
Немолчный ропот, вечный спор
С упрямой грудою камней.
То вдруг стихал он, то сильней
Он раздавался в тишине;
И вот, в туманной вышине
Запели птички, и восток
Озолотился; ветерок
Сырые шевельнул листы;
Дохнули сонные цветы,
И, как они, навстречу дню
Я поднял голову мою…
Я осмотрелся; не таю:
Мне стало страшно; на краю
Грозящей бездны я лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
Туда вели ступени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный с небес,
В подземной пропасти исчез.

11

Кругом меня цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой
И снова я к земле припал
И снова вслушиваться стал
К волшебным, странным голосам;
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли;
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас.
Все, что я чувствовал тогда,
Те думы — им уж нет следа;
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мысленно, опять.
В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полет
Прилежный взор следить бы мог;
Он так прозрачно был глубок,
Так полон ровной синевой!
Я в нем глазами и душой
Тонул, пока полдневный зной
Мои мечты не разогнал.
И жаждой я томиться стал.

12

Тогда к потоку с высоты,
Держась за гибкие кусты,
С плиты на плиту я, как мог,
Спускаться начал. Из-под ног
Сорвавшись, камень иногда
Катился вниз — за ним бразда
Дымилась, прах вился столбом;
Гудя и прыгая, потом
Он поглощаем был волной;
И я висел над глубиной,
Но юность вольная сильна,
И смерть казалась не страшна!
Лишь только я с крутых высот
Спустился, свежесть горных вод
Повеяла навстречу мне,
И жадно я припал к волне.
Вдруг — голос — легкий шум шагов…
Мгновенно скрывшись меж кустов,
Невольным трепетом объят,
Я поднял боязливый взгляд
И жадно вслушиваться стал:
И ближе, ближе все звучал
Грузинки голос молодой,
Так безыскусственно живой,
Так сладко вольный, будто он
Лишь звуки дружеских имен
Произносить был приучен.
Простая песня то была,
Но в мысль она мне залегла,
И мне, лишь сумрак настает,
Незримый дух ее поет.

13

Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
Сходила к берегу. Порой
Она скользила меж камней,
Смеясь неловкости своей.
И беден был ее наряд;
И шла она легко, назад
Изгибы длинные чадры
Откинув. Летние жары
Покрыли тенью золотой
Лицо и грудь ее; и зной
Дышал от уст ее и щек.
И мрак очей был так глубок,
Так полон тайнами любви,
Что думы пылкие мои
Смутились. Помню только я
Кувшина звон, — когда струя
Вливалась медленно в него,
И шорох… больше ничего.
Когда же я очнулся вновь
И отлила от сердца кровь,
Она была уж далеко;
И шла, хоть тише, — но легко,
Стройна под ношею своей,
Как тополь, царь ее полей!
Недалеко, в прохладной мгле,
Казалось, приросли к скале
Две сакли дружною четой;
Над плоской кровлею одной
Дымок струился голубой.
Я вижу будто бы теперь,
Как отперлась тихонько дверь…
И затворилася опять! .
Тебе, я знаю, не понять
Мою тоску, мою печаль;
И если б мог, — мне было б жаль:
Воспоминанья тех минут
Во мне, со мной пускай умрут.

14

Трудами ночи изнурен,
Я лег в тени. Отрадный сон
Сомкнул глаза невольно мне…
И снова видел я во сне
Грузинки образ молодой.
И странной сладкою тоской
Опять моя заныла грудь.
Я долго силился вздохнуть —
И пробудился. Уж луна
Вверху сияла, и одна
Лишь тучка кралася за ней,
Как за добычею своей,
Объятья жадные раскрыв.
Мир темен был и молчалив;
Лишь серебристой бахромой
Вершины цепи снеговой
Вдали сверкали предо мной
Да в берега плескал поток.
В знакомой сакле огонек
То трепетал, то снова гас:
На небесах в полночный час
Так гаснет яркая звезда!
Хотелось мне… но я туда
Взойти не смел. Я цель одну —
Пройти в родимую страну —
Имел в душе и превозмог
Страданье голода, как мог.
И вот дорогою прямой
Пустился, робкий и немой.
Но скоро в глубине лесной
Из виду горы потерял
И тут с пути сбиваться стал.

15

Напрасно в бешенстве порой
Я рвал отчаянной рукой
Терновник, спутанный плющом:
Все лес был, вечный лес кругом,
Страшней и гуще каждый час;
И миллионом черных глаз
Смотрела ночи темнота
Сквозь ветви каждого куста.
Моя кружилась голова;
Я стал влезать на дерева;
Но даже на краю небес
Все тот же был зубчатый лес.
Тогда на землю я упал;
И в исступлении рыдал,
И грыз сырую грудь земли,
И слезы, слезы потекли
В нее горючею росой…
Но, верь мне, помощи людской
Я не желал… Я был чужой
Для них навек, как зверь степной;
И если б хоть минутный крик
Мне изменил — клянусь, старик,
Я б вырвал слабый мой язык.

16

Ты помнишь детские года:
Слезы не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь темный лес
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг во ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры… и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость —
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, — и на нем
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путем…
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.

17

Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг… и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертью грозил…
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!

18

Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье… Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я — и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык…
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз…
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно — и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..

19

Ты видишь на груди моей
Следы глубокие когтей;
Еще они не заросли
И не закрылись; но земли
Сырой покров их освежит
И смерть навеки заживит.
О них тогда я позабыл,
И, вновь собрав остаток сил,
Побрел я в глубине лесной…
Но тщетно спорил я с судьбой:
Она смеялась надо мной!

20

Я вышел из лесу. И вот
Проснулся день, и хоровод
Светил напутственных исчез
В его лучах. Туманный лес
Заговорил. Вдали аул
Куриться начал. Смутный гул
В долине с ветром пробежал…
Я сел и вслушиваться стал;
Но смолк он вместе с ветерком.
И кинул взоры я кругом:
Тот край, казалось, мне знаком.
И страшно было мне, понять
Не мог я долго, что опять
Вернулся я к тюрьме моей;
Что бесполезно столько дней
Я тайный замысел ласкал,
Терпел, томился и страдал,
И все зачем?.. Чтоб в цвете лет,
Едва взглянув на божий свет,
При звучном ропоте дубрав
Блаженство вольности познав,
Унесть в могилу за собой
Тоску по родине святой,
Надежд обманутых укор
И вашей жалости позор!..
Еще в сомненье погружен,
Я думал — это страшный сон…
Вдруг дальний колокола звон
Раздался снова в тишине —
И тут все ясно стало мне…
О, я узнал его тотчас!
Он с детских глаз уже не раз
Сгонял виденья снов живых
Про милых ближних и родных,
Про волю дикую степей,
Про легких, бешеных коней,
Про битвы чудные меж скал,
Где всех один я побеждал!..
И слушал я без слез, без сил.
Казалось, звон тот выходил
Из сердца — будто кто-нибудь
Железом ударял мне в грудь.
И смутно понял я тогда,
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.

21

Да, заслужил я жребий мой!
Могучий конь, в степи чужой,
Плохого сбросив седока,
На родину издалека
Найдет прямой и краткий путь…
Что я пред ним? Напрасно грудь
Полна желаньем и тоской:
То жар бессильный и пустой,
Игра мечты, болезнь ума.
На мне печать свою тюрьма
Оставила… Таков цветок
Темничный: вырос одинок
И бледен он меж плит сырых,
И долго листьев молодых
Не распускал, все ждал лучей
Живительных. И много дней
Прошло, и добрая рука
Печально тронулась цветка,
И был он в сад перенесен,
В соседство роз. Со всех сторон
Дышала сладость бытия…
Но что ж? Едва взошла заря,
Палящий луч ее обжег
В тюрьме воспитанный цветок…

22

И как его, палил меня
Огонь безжалостного дня.
Напрасно прятал я в траву
Мою усталую главу:
Иссохший лист ее венцом
Терновым над моим челом
Свивался, и в лицо огнем
Сама земля дышала мне.
Сверкая быстро в вышине,
Кружились искры, с белых скал
Струился пар. Мир божий спал
В оцепенении глухом
Отчаянья тяжелым сном.
Хотя бы крикнул коростель,
Иль стрекозы живая трель
Послышалась, или ручья
Ребячий лепет… Лишь змея,
Сухим бурьяном шелестя,
Сверкая желтою спиной,
Как будто надписью златой
Покрытый донизу клинок,
Браздя рассыпчатый песок.
Скользила бережно, потом,
Играя, нежася на нем,
Тройным свивалася кольцом;
То, будто вдруг обожжена,
Металась, прыгала она
И в дальних пряталась кустах…

23

И было все на небесах
Светло и тихо. Сквозь пары
Вдали чернели две горы.
Наш монастырь из-за одной
Сверкал зубчатою стеной.
Внизу Арагва и Кура,
Обвив каймой из серебра
Подошвы свежих островов,
По корням шепчущих кустов
Бежали дружно и легко…
До них мне было далеко!
Хотел я встать — передо мной
Все закружилось с быстротой;
Хотел кричать — язык сухой
Беззвучен и недвижим был…
Я умирал. Меня томил
Предсмертный бред. Казалось мне,
Что я лежу на влажном дне
Глубокой речки — и была
Кругом таинственная мгла.
И, жажду вечную поя,
Как лед холодная струя,
Журча, вливалася мне в грудь…
И я боялся лишь заснуть, —
Так было сладко, любо мне…
А надо мною в вышине
Волна теснилася к волне.
И солнце сквозь хрусталь волны
Сияло сладостней луны…
И рыбок пестрые стада
В лучах играли иногда.
И помню я одну из них:
Она приветливей других
Ко мне ласкалась. Чешуей
Была покрыта золотой
Ее спина. Она вилась
Над головой моей не раз,
И взор ее зеленых глаз
Был грустно нежен и глубок…
И надивиться я не мог:
Ее сребристый голосок
Мне речи странные шептал,
И пел, и снова замолкал.
Он говорил: «Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье
И холод и покой.

*

Я созову моих сестер:
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
И дух усталый твой.

*

Усни, постель твоя мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных снов.

*

О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю как вольную струю,
Люблю как жизнь мою…»
И долго, долго слушал я;
И мнилось, звучная струя
Сливала тихий ропот свой
С словами рыбки золотой.
Тут я забылся. Божий свет
В глазах угас. Безумный бред
Бессилью тела уступил…

24

Так я найден и поднят был…
Ты остальное знаешь сам.
Я кончил. Верь моим словам
Или не верь, мне все равно.
Меня печалит лишь одно:
Мой труп холодный и немой
Не будет тлеть в земле родной,
И повесть горьких мук моих
Не призовет меж стен глухих
Вниманье скорбное ничье
На имя темное мое.

25

Прощай, отец… дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне…
Знай, этот пламень с юных дней,
Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой…
Но что мне в том? — пускай в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдет себе приют…
Увы! — за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…

26

Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста…
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком…
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
И стану думать я, что друг
Иль брат, склонившись надо мной,
Отер внимательной рукой
С лица кончины хладный пот
И что вполголоса поет
Он мне про милую страну.
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!..»

  • Полный текст
  • Мцыри
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • Сноска

Про­слу­шать поэму35:26

Мцыри[1]

Вку­шая, вку­сих мало меда и се аз умираю.

1‑я Книга Царств.

1

Немного лет тому назад,
Там, где сли­ва­яся шумят
Обняв­шись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был мона­стырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обру­шен­ных ворот,
И башни, и цер­ков­ный свод;
Но не курится уж под ним
Кадиль­ниц бла­го­вон­ный дым,
Не слышно пенье в позд­ний час
Моля­щих ино­ков за нас.
Теперь один ста­рик седой,
Раз­ва­лин страж полуживой,
Людьми и смер­тию забыт,
Сме­тает пыль с могиль­ных плит,
Кото­рых над­пись говорит
О славе про­шлой – и о том,
Как удру­чен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вру­чал Рос­сии свой народ.
И божья бла­го­дать сошла
На Гру­зию! – она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опа­са­яся врагов,
За гра­нью дру­же­ских штыков.

2

Одна­жды рус­ский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка плен­ного он вез.
Тот зане­мог, не перенес
Тру­дов дале­кого пути.
Он был, каза­лось, лет шести;
Как серна гор, пуг­лив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучи­тель­ный недуг
Раз­вил тогда могу­чий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился – даже сла­бый стон
Из дет­ских губ не вылетал,
Он зна­ком пищу отвергал,
И тихо, гордо умирал.
Из жало­сти один монах
Боль­ного при­з­рел, и в стенах
Хра­ни­тель­ных остался он
Искус­ством дру­же­ским спасен.
Но, чужд ребя­че­ских утех,
Сна­чала бегал он от всех,
Бро­дил без­мол­вен, одинок,
Смот­рел взды­хая на восток,
Томим неяс­ною тоской
По сто­роне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал пони­мать чужой язык,
Был окре­щен свя­тым отцом,
И, с шум­ным све­том незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь мона­ше­ский обет,
Как вдруг одна­жды он исчез
Осен­ней ночью. Тем­ный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в оби­тель принесли;
Он страшно бле­ден был и худ
И слаб, как будто дол­гий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал,
И с каж­дым днем при­метно вял;
И бли­зок стал его конец.
Тогда при­шел к нему чернец
С уве­ще­ва­ньем и мольбой;
И, гордо выслу­шав, больной
При­встал, собрав оста­ток сил,
И долго так он говорил:

3

«Ты слу­шать испо­ведь мою
Сюда при­шел, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Сло­вами облег­чить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать;
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только пол­ную тревог,
Я про­ме­нял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пла­мен­ную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душ­ных и молитв
В тот чуд­ный мир тре­вог и битв,
Где в тучах пря­чутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскор­мил сле­зами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о про­ще­ньи не молю.

4

«Ста­рик! я слы­шал много раз,
Что ты меня от смерти спас —
Зачем? … угрюм и одинок,
Гро­зой ото­рван­ный листок,
Я вырос в сумрач­ных стенах,
Душой дитя, судь­бой монах.
Я никому не мог сказать
Свя­щен­ных слов – «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в оби­тели отвык
От этих сла­дост­ных имен.
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. Я видел у других
Отчизну, дом, дру­зей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пыла­ю­щую грудь
При­жать с тос­кой к груди другой,
Хоть незна­ко­мой, но родной.
Увы, теперь меч­та­нья те
Погибли в пол­ной красоте,
И я, как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.

5

«Меня могила не страшит:
Там, гово­рят, стра­да­нье спит
В холод­ной, веч­ной тишине;
Но с жиз­нью жаль рас­статься мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Раз­гуль­ной юно­сти мечты?
Или не знал, или забыл,
Как нена­ви­дел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высо­кой башни угловой,
Где воз­дух свеж и где порой
В глу­бо­кой сква­жине стены,
Дитя неве­до­мой страны,
При­жав­шись, голубь молодой
Сидит, испу­ган­ный грозой?
Пус­кай теперь пре­крас­ный свет
Тебе постыл: ты слаб, ты сед,
И от жела­ний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, – я также мог бы жить!

6

«Ты хочешь знать, что видел я
На воле? – Пыш­ные поля,
Холмы, покры­тые венцом
Дерев, раз­рос­шихся кругом,
Шумя­щих све­жею толпой,
Как бра­тья в пляске круговой.
Я видел груды тем­ных скал,
Когда поток их разделял,
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Про­стерты в воз­духе давно
Объ­я­тья камен­ные их,
И жаж­дут встречи каж­дый миг;
Но дни бегут, бегут года —
Им не сой­тися никогда!
Я видел гор­ные хребты,
При­чуд­ли­вые как мечты,
Когда в час утрен­ней зари
Кури­лися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Поки­нув тай­ный свой ночлег,
К востоку направ­ляло бег —
Как будто белый караван
Залет­ных птиц из даль­них стран!
В дали я видел сквозь туман,
В сне­гах, горя­щих как алмаз,
Седой, незыб­ле­мый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тай­ный голос говорил,
Что неко­гда и я там жил,
И стало в памяти моей
Про­шед­шее ясней, ясней.

7

«И вспом­нил я отцов­ский дом,
Уще­лье наше, и кругом
В тени рас­сы­пан­ный аул;
Мне слы­шался вечер­ний гул
Домой бегу­щих табунов
И даль­ний лай зна­ко­мых псов.
Я пом­нил смуг­лых стариков,
При свете лун­ных вечеров
Про­тив отцов­ского крыльца
Сидев­ших с важ­но­стью лица;
И блеск оправ­лен­ных ножон
Кин­жа­лов длин­ных… и как сон
Всё это смут­ной чередой
Вдруг про­бе­гало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и пом­нил я
Коль­чуги звон, и блеск ружья,
И гор­дый непре­клон­ный взор,
И моло­дых моих сестер…
Лучи их сла­дост­ных очей
И звук их песен и речей
Над колы­бе­лию моей…
В уще­льи там бежал поток,
Он шумен был, но не глубок;
К нему, на золо­той песок,
Играть я в пол­день уходил
И взо­ром ласто­чек следил,
Когда они, перед дождем,
Волны каса­лися крылом.
И вспом­нил я наш мир­ный дом
И пред вечер­ним очагом
Рас­сказы дол­гие о том,
Как жили люди преж­них дней,
Когда был мир еще пышней.

8

«Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил – и жизнь моя
Без этих трех бла­жен­ных дней
Была б печаль­ней и мрачней
Бес­силь­ной ста­ро­сти твоей.
Дав­ным-давно заду­мал я
Взгля­нуть на даль­ние поля,
Узнать, пре­красна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ноч­ной, ужас­ный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, стол­пясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убе­жал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Гла­зами тучи я следил,
Рукою мол­нию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы крат­кой, но живой,
Меж бур­ным серд­цем и грозой?..

9

«Бежал я долго – где, куда,
Не знаю! ни одна звезда
Не оза­ряла труд­ный путь.
Мне было весело вдохнуть
В мою изму­чен­ную грудь
Ноч­ную све­жесть тех лесов,
И только. Много я часов
Бежал, и нако­нец, устав,
При­лег между высо­ких трав;
При­слу­шался: погони нет.
Гроза утихла. Блед­ный свет
Тянулся длин­ной полосой
Меж тем­ным небом и землей,
И раз­ли­чал я, как узор,
На ней зубцы дале­ких гор;
Недви­жим, молча я лежал.
Порой в уще­лии шакал
Кри­чал и пла­кал, как дитя,
И глад­кой чешуей блестя,
Змея сколь­зила меж камней;
Но страх не сжал души моей:
Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и пря­тался, как змей.

10

«Внизу глу­боко подо мной
Поток, уси­лен­ный грозой,
Шумел, и шум его глухой
Сер­ди­тых сотне голосов
Подо­бился. Хотя без слов,
Мне вня­тен был тот разговор,
Немолч­ный ропот, веч­ный спор
С упря­мой гру­дою камней.
То вдруг сти­хал он, то сильней
Он раз­да­вался в тишине;
И вот, в туман­ной вышине
Запели птички, и восток
Озо­ло­тился; ветерок
Сырые шевель­нул листы;
Дох­нули сон­ные цветы,
И, как они, навстречу дню,
Я под­нял голову мою…
Я осмот­релся; не таю:
Мне стало страшно; на краю
Гро­зя­щей без­дны я лежал,
Где выл, кру­тясь, сер­ди­тый вал;
Туда вели сту­пени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низ­вер­жен­ный с небес,
В под­зем­ной про­па­сти исчез.

11

«Кру­гом меня цвел божий сад;
Рас­те­ний радуж­ный наряд
Хра­нил следы небес­ных слез,
И кудри вино­град­ных лоз
Вились, кра­су­ясь меж дерев
Про­зрач­ной зеле­нью листов;
И грозды пол­ные на них,
Серег подо­бье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пуг­ли­вый рой.
И снова я к земле припал,
И снова вслу­ши­ваться стал
К вол­шеб­ным, стран­ным голосам;
Они шеп­та­лись по кустам,
Как будто речь свою вели
О тай­нах неба и земли;
И все при­роды голоса
Сли­ва­лись тут; не раздался
В тор­же­ствен­ный хва­ле­нья час
Лишь чело­века гор­дый глас.
Всё, что я чув­ство­вал тогда,
Те думы – им уж нет следа;
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мыс­ленно, опять.
В то утро был небес­ный свод
Так чист, что ангела полет
При­леж­ный взор сле­дить бы мог;
Он так про­зрачно был глубок,
Так полон ров­ной синевой!
Я в нем гла­зами и душой
Тонул, пока пол­днев­ный зной
Мои мечты не разогнал,
И жаж­дой я томиться стал.

12

«Тогда к потоку с высоты,
Дер­жась за гиб­кие кусты,
С плиты на плиту я, как мог,
Спус­каться начал. Из-под ног
Сорвав­шись, камень иногда
Катился вниз – за ним бразда
Дыми­лась, прах вился столбом;
Гудя и пры­гая, потом
Он погло­щаем был волной;
И я висел над глубиной,
Но юность воль­ная сильна,
И смерть каза­лась не страшна!
Лишь только я с кру­тых высот
Спу­стился, све­жесть гор­ных вод
Пове­яла навстречу мне,
И жадно я при­пал к волне.
Вдруг голос – лег­кий шум шагов…
Мгно­венно скрыв­шись меж кустов,
Неволь­ным тре­пе­том объят,
Я под­нял бояз­ли­вый взгляд,
И жадно вслу­ши­ваться стал.
И ближе, ближе всё звучал
Гру­зинки голос молодой,
Так безыс­кус­ственно живой,
Так сладко воль­ный, будто он
Лишь звуки дру­же­ских имен
Про­из­но­сить был приучен.
Про­стая песня то была,
Но в мысль она мне залегла,
И мне, лишь сумрак настает,
Незри­мый дух ее поет.

13

«Держа кув­шин над головой,
Гру­зинка узкою тропой
Схо­дила к берегу. Порой
Она сколь­зила меж камней,
Сме­ясь нелов­ко­сти своей.
И беден был ее наряд;
И шла она легко, назад
Изгибы длин­ные чадры
Отки­нув. Лет­ние жары
Покрыли тенью золотой
Лицо и грудь ее; и зной
Дышал от уст ее и щек.
И мрак очей был так глубок,
Так полон тай­нами любви,
Что думы пыл­кие мои
Сму­ти­лись. Помню только я
Кув­шина звон, – когда струя
Вли­ва­лась мед­ленно в него,
И шорох… больше ничего.
Когда же я очнулся вновь
И отлила от сердца кровь,
Она была уж далеко;
И шла хоть тише, – но легко,
Стройна под ношею своей,
Как тополь, царь ее полей!
Неда­леко, в про­хлад­ной мгле,
Каза­лось при­росли к скале
Две сакли друж­ною четой;
Над плос­кой кров­лею одной
Дымок стру­ился голубой.
Я вижу будто бы теперь,
Как отпер­лась тихонько дверь…
И затво­ри­лася опять!..
Тебе, я знаю, не понять
Мою тоску, мою печаль;
И если б мог, – мне было б жаль:
Вос­по­ми­на­нья тех минут
Во мне, со мной пус­кай умрут.


[1] Мцыри на гру­зин­ском языке зна­чит «неслу­жа­щий монах», нечто вроде «послуш­ника». (При­ме­ча­ние Лермонтова)

  1. Сочинения
  2. По литературе
  3. Лермонтов
  4. Характеристика Мцыри 8 класс

Мцыри является героем поэмы М. Ю. Лермонтова. Это молодой парень, который в детстве был пленен, а затем попал в монастырь, там его крестили.

Юноша был одинок и безмолвен, он жил в тоске по родному краю. Жизнь в монастыре была ему в тягость, он сравнивал монастырь с тюрьмой. Парень мечтал оказаться на свободе и однажды в ночь, когда была гроза, он совершил побег.

Три дня он скитался в поисках отцовского дома. Мцыри пробирался сквозь горы и леса, терпел голод, его не пугали дикие звери, он боролся с барсом. Мцыри не было страшно, он жаждал свободы.

Парень наслаждался природой, он чувствовал, что он по-настоящему живет, а не существует. Пение птиц, свежий воздух, необыкновенная красота природы пленила его.

Мцыри не пугает смерть, он готов был бороться для того, чтобы жить на воле. Но, к сожалению, мечтам парня о родном крае и доме не суждено было сбыться. Истощенного парня нашли и вернули в монастырь.

Юноша заболел, конец его был близок, он исповедался. В своей исповеди он поведал о том, что эти три дня, несмотря на испытания и страдания, которые ему пришлось пройти, он чувствовал себя счастливым человеком. За эти дни он понял в чем заключается смысл жизни. Он не жалеет о побеге, он готов был жить в тревогах и битвах, но не в плену. В монастыре он задыхался, ему необходима была свобода.

Юноша просит, чтобы его перенесли в цветущий сад, откуда видны просторы его родины. Он желает в последние минуты жизни еще раз насладиться великолепием природы и вздохнуть воздух свободной жизни.

Мцыри так и не посчастливилось добраться до родного Кавказа.  Но он проявил себя как вольнолюбивый человек. Читая поэму, всей душой проникаешься в печальную, полную тоски по родине, судьбу героя. Его бесстрашие и упорство, с которым он пытался достичь своей цели и обрести свободу, достойно уважения.

Образ Мцыри

Прежде, чем начать анализировать образ главного героя поэмы, стоит обратить внимание на его имя. Слово «мцыри» в грузинском языке имеет два значения: первое – «послушник», второе – «чужак», «пришелец». Оба они, несомненно, важны для понимания героя: без семьи и крова, еще ребенком Мцыри оказался вдали от родины и был воспитан в монастыре. То есть мы изначально видим этот глубокий внутренний раскол: мальчик, в жилах которого бурлила горячая кавказская кровь и тяга к корням, был вынужден примириться с затворнической жизнью послушника вдали от дома.

Мцыри – идеальный романтический герой, к которому автор относится с явной симпатией. Он резко противопоставлен реальности, которая его окружает. Однако от третьего лица повествование ведется лишь в самом начале, большая же часть поэмы – это исповедь Мцыри, полная его неподдельных переживаний. Он горяч и эмоционален, взгляд его восторжен, душа чувствительна – он жаждет жизни. Природа завораживает героя своей красотой, но он, так тянущийся к чудесам этого мира, отгорожен от него холодными монастырскими стенам. Это заточение для Мцыри сродни медленной и мучительной смерти — потому он сбегает. И вот, что слышит потом монах в его исповеди:

Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил – и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.

Одних этих слов достаточно, чтобы понять, что за этот глоток свободы Мцыри был готов отдать все что угодно. Этот вольный миг наедине с чарующим диким миром был единственной по-настоящему важной вехой в тянущейся, как сон, судьбе героя.

В предсмертном бреду ему видится золотая рыбка, сулящая покой, если он останется с ней. Но разве этого искал лермонтовский герой, покидая стены своей тюрьмы? И религиозное послушание, и безмятежное успокоение чужды ему. Мцыри влекут его корни: образы людей, которых он никогда не знал, но которые могли бы стать для него семьей, и родные земли, один взгляд на которые заставил бы его сердце биться быстрее и беспокойней. Увы, герою не суждено достичь Кавказа, но дни, проведенные на воле, преображают его мир.

Мцыри осознает, что смысл его жизни не в тихом набожном существовании, а в борьбе. И он борется: с собственною тюрьмой, с монахами, не желающими понять, что он никогда не станет одним из них, и, наконец, с дикой природой в лице барса. Он сражается за себя, и, несмотря на трагичный исход, мы понимаем, что дух его тверд и силен, — а значит, герой не побежден и не сломлен. Мцыри свободен и светел внутренне, а это подчас намного труднее, чем разорвать физические оковы неволи.

Вариант 3

В поэме Лермонтова главным героем произведения был мальчик из одной кавказской семьи.  Его судьба была очень тяжелая. Еще с детства он был в плену у одного русского генерала. И с тех пор он больше не видел свой дом. Его жизнь была очень трагичная и печальна. Она уготовила для него много тяжелых испытаний.

Мальчик с детства был мужественным и никому ни на что не жаловался.  Он был отважным героем. Будучи в плену мальчик тяжело заболел и излечить его попытался один монах. И генерал бросил мальчика в монастыре. Монах все же смог вылечить его, и мальчика прозвали Мцыри.

Теперь Мцыри был в плену у монастыря. Мцыри уже начал забывать свой родной край, обычаи. Но когда-то Мцыри поклялся себе, что когда-нибудь он вернется на Родину и это не давало ему покоя.
Мцыри был робким, но очень сильным и выносливым. В монастыре он не смог обрести друзей и почти не с кем не общался. Он только смутно вспоминал свой родной край. Он хотел снова увидеть своего отца и сестер.

И как-то в один из дней проведения в монастыре мальчик решает сбежать оттуда. Как раз в этот день была сильная гроза, о не стал укрываться от нее, как другие, а побежал в другую сторону, он бежал в сторону своего дома. Он руководствовался инстинктом и поэтому решился бежать. Он не верил в свой успех, все как-то получилось, само собой. Лермонтов восхищался его характером, его отвагой идти к своей свободе любым путем. Ведь Мцыри стремился к своей мечте, не смотря ни на какие обстоятельства.

Мцыри был рад свободе, ведь он не предал свою клятву детства. Он сливался с природой все это время. Он наслаждался ее красотой и пением птиц.  Его уже не могла ничто остановить.  Он был очень храбрым юношей и даже сражался с барсом. Юноша, не смотря на свои раны, продолжал свой путь дальше. Он был настоящим борцом с чистой душой и сердцем. У него бы сильный характер, он готов бороться за свою свободу. Человек был сильный духом.

Но все-таки его судьба решила распорядиться так, что через три дня он все-таи вынужден был выйти к этому же монастырю. Но был он уже весь раненные и изнеможенный.

Перед своей смертью, он признается, что совсем не пожалел об этом побеге и о своем поступке, что по-настоящему жил только эти три дня. И попросил перенести его в сад, так как для него была очень важна природа. Красота природного мира производит на Мцыри очень сильное и приятное впечатление.

Пленник умирает не от ран, а от того, что снова был в монастыре, от отчаяния.

Сочинение Мцыри главный герой (характеристика)

«Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез»

Эти строки являются началом известного рассказа Мцыри. В нём идет речь о горце, который по сути можно считать примером свободы и непокорности. Несколькими строками автор описал детство и юношество главного героя. Мцыри был взят в плен и его увозили в Россию, но в пути он заболел. Приютить его решился некий монарх, он ухаживал за больным и воспитывал. Несмотря на тяжелую болезнь и серьезные испытания в жизни это закалило в ребенке могучий дух. Рос мальчик одиночкой, он не общался со сверстниками, не интересовался ими и никому не доверял свои переживания. С самого детства героя можно выделить две главные характеристики, это сильный дух и слабое тело. Ведь он очень слабый, тонкий и гибкий, но это не мешало ему стойко переносить страдания.

ЧеловекЧитая произведение, мы видим, что Лермонтов показывает Мцыри как героя-мятежника, который решается бунтовать против общества. Освобожденный Мцыри теперь на свободе и теперь ему нужно привыкать к новой жизни. Его внимание приковывает абсолютно всё, он с любопытством наблюдает за деревьями, росой на листьях и даже обычной тенью. Описывая эти сцены Лермонтов показывает истинную душу Мцыри, он не может считаться только диким горцом, ведь внутри его есть философ и поэт, и всё это проявляется по мере ощущения героем свободы.

Чувство любви так же не является чужим для Мцыри. Он с горестью вспоминает своих отца и сестер, для него эти люди были самыми драгоценными и святыми. Не прошла мимо парня и встреча с красивой девушкой, увидев её, он долго не мог перестать думать. Её образ являлся Мцыри даже во сне. Конечно можно предположить, что если б не определенная цель молодого человека, то его любовь могла развиваться достаточно хорошо, он смог бы любить долго и быть счастливым. Держа путь на свою родину, Мцыри следует на Кавказ. Поэтому влюбленность стала для него неким испытанием, через которое он прошел ради мечты.

Свобода для главного героя длилась три дня, после чего он был изранен и ему пришлось вернуться в монастырь. Но эти три дня всё же много изменили в нем, поэтому в монастырь вернулось только тело Мцыри, а душа его была свободна от плена. Характеризуя Мцыри можно выделить разносторонность героя, автор совместил в нем своеобразные черты, которые в какой-то степени заставляют видеть противоречивого героя.

Характеристика главного героя поэмы Мцыри для 8 класса. По литературе. Черты характера.

8 класс

Характеристика Мцыри 8 класс

Характеристика Мцыри 8 класс

Несколько интересных сочинений

  • Сочинение Каковы причины возникновения конфликтов между людьми

    Человек, будучи разумным существом, тесно связан с социумом, то есть, с другими людьми. Так как «на вкус и цвет друга нет» то в обществе, заполненным различными людьми, у которых свои субъективные взгляды

  • Сочинение Образ Петербурга в романе Преступление и наказание

    В мировой истории литературы Федору Михайловичу Достоевскому принадлежит одно из первых мест. Его самое знаменитое произведение — роман «Преступление и наказание», созданный во второй половине XIX века.

  • Осень в картинах русских художников

    Осень в картинах русских художников – “унылая пора”, но, вместе с тем и “очей очарованье”. Теплые желто-золотистые краски, кое-где багрово-красные вкрапления, трогательные спокойные пейзажи во всей простоте и великолепии русской природы.

  • Сочинение Дружба и любовь

    Дружбу Аристотель понимал как длительные и высокие отношения, когда двое близки по духу и у них есть общие интересы. Дружба невозможна без доверия, верности и откровенности, а также бескорыстной помощи своему другу.

  • Образ и характеристика Кулигина в пьесе Гроза Островского сочинение

    Среди героев пьесы А.Островского «Гроза» Кулигин является одной из ключевых фигур, хотя и не главной. Механик-самоучка, он реально смотрит на происходящие в городке процессы. Кулигин понимает, что нужны изменения в жизни

Сочинение на тему Характеристика Мцыри 8 класс

Характеристика Мцыри 8 класс

1

Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
___

И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
3а гранью дружеских штыков.

2

Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:

3

«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю.

4

Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас —
Зачем? .. Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен, —
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. И видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ — могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы! теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.

5

Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, — я также мог бы жить!

6

Ты хочешь знать, что видел я
На воле? — Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды темных скал,
Когда поток их разделял.
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Простерты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года —
Им не сойтиться никогда!
Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег —
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней…

7

И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных… и как сон
Все это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестер…
Лучи их сладостных очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей…
В ущелье там бежал поток.
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они перед дождем
Волны касалися крылом.
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир еще пышней.

8

Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил — и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?..

9

Бежал я долго — где, куда?
Не знаю! ни одна звезда
Не озаряла трудный путь.
Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех лесов,
И только! Много я часов
Бежал, и наконец, устав,
Прилег между высоких трав;
Прислушался: погони нет.
Гроза утихла. Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж темным небом и землей,
И различал я, как узор,
На ней зубцы далеких гор;
Недвижим, молча я лежал,
Порой в ущелии шакал
Кричал и плакал, как дитя,
И, гладкой чешуей блестя,
Змея скользила меж камней;
Но страх не сжал души моей:
Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей.

10

Внизу глубоко подо мной
Поток усиленный грозой
Шумел, и шум его глухой
Сердитых сотне голосов
Подобился. Хотя без слов
Мне внятен был тот разговор,
Немолчный ропот, вечный спор
С упрямой грудою камней.
То вдруг стихал он, то сильней
Он раздавался в тишине;
И вот, в туманной вышине
Запели птички, и восток
Озолотился; ветерок
Сырые шевельнул листы;
Дохнули сонные цветы,
И, как они, навстречу дню
Я поднял голову мою…
Я осмотрелся; не таю:
Мне стало страшно; на краю
Грозящей бездны я лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
Туда вели ступени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный с небес,
В подземной пропасти исчез.

11

Кругом меня цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой
И снова я к земле припал
И снова вслушиваться стал
К волшебным, странным голосам;
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли;
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас.
Всуе, что я чувствовал тогда,
Те думы — им уж нет следа;
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мысленно, опять.
В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полет
Прилежный взор следить бы мог;
Он так прозрачно был глубок,
Так полон ровной синевой!
Я в нем глазами и душой
Тонул, пока полдневный зной
Мои мечты не разогнал.
И жаждой я томиться стал.

12

Тогда к потоку с высоты,
Держась за гибкие кусты,
С плиты на плиту я, как мог,
Спускаться начал. Из-под ног
Сорвавшись, камень иногда
Катился вниз — за ним бразда
Дымилась, прах вился столбом;
Гудя и прыгая, потом
Он поглощаем был волной;
И я висел над глубиной,
Но юность вольная сильна,
И смерть казалась не страшна!
Лишь только я с крутых высот
Спустился, свежесть горных вод
Повеяла навстречу мне,
И жадно я припал к волне.
Вдруг — голос — легкий шум шагов…
Мгновенно скрывшись меж кустов,
Невольным трепетом объят,
Я поднял боязливый взгляд
И жадно вслушиваться стал:
И ближе, ближе все звучал
Грузинки голос молодой,
Так безыскусственно живой,
Так сладко вольный, будто он
Лишь звуки дружеских имен
Произносить был приучен.
Простая песня то была,
Но в мысль она мне залегла,
И мне, лишь сумрак настает,
Незримый дух ее поет.

13

Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
Сходила к берегу. Порой
Она скользила меж камней,
Смеясь неловкости своей.
И беден был ее наряд;
И шла она легко, назад
Изгибы длинные чадры
Откинув. Летние жары
Покрыли тенью золотой
Лицо и грудь ее; и зной
Дышал от уст ее и щек.
И мрак очей был так глубок,
Так полон тайнами любви,
Что думы пылкие мои
Смутились. Помню только я
Кувшина звон, — когда струя
Вливалась медленно в него,
И шорох… больше ничего.
Когда же я очнулся вновь
И отлила от сердца кровь,
Она была уж далеко;
И шла, хоть тише, — но легко,
Стройна под ношею своей,
Как тополь, царь ее полей!
Недалеко, в прохладной мгле,
Казалось, приросли к скале
Две сакли дружною четой;
Над плоской кровлею одной
Дымок струился голубой.
Я вижу будто бы теперь,
Как отперлась тихонько дверь…
И затворилася опять! ..
Тебе, я знаю, не понять
Мою тоску, мою печаль;
И если б мог, — мне было б жаль:
Воспоминанья тех минут
Во мне, со мной пускай умрут.

14

Трудами ночи изнурен,
Я лег в тени. Отрадный сон
Сомкнул глаза невольно мне…
И снова видел я во сне
Грузинки образ молодой.
И странной сладкою тоской
Опять моя заныла грудь.
Я долго силился вздохнуть —
И пробудился. Уж луна
Вверху сияла, и одна
Лишь тучка кралася за ней,
Как за добычею своей,
Объятья жадные раскрыв.
Мир темен был и молчалив;
Лишь серебристой бахромой
Вершины цепи снеговой
Вдали сверкали предо мной
Да в берега плескал поток.
В знакомой сакле огонек
То трепетал, то снова гас:
На небесах в полночный час
Так гаснет яркая звезда!
Хотелось мне… но я туда
Взойти не смел. Я цель одну —
Пройти в родимую страну —
Имел в душе и превозмог
Страданье голода, как мог.
И вот дорогою прямой
Пустился, робкий и немой.
Но скоро в глубине лесной
Из виду горы потерял
И тут с пути сбиваться стал.

15

Напрасно в бешенстве порой
Я рвал отчаянной рукой
Терновник, спутанный плющом:
Все лес был, вечный лес кругом,
Страшней и гуще каждый час;
И миллионом черных глаз
Смотрела ночи темнота
Сквозь ветви каждого куста.
Моя кружилась голова;
Я стал влезать на дерева;
Но даже на краю небес
Все тот же был зубчатый лес.
Тогда на землю я упал;
И в исступлении рыдал,
И грыз сырую грудь земли,
И слезы, слезы потекли
В нее горючею росой…
Но, верь мне, помощи людской
Я не желал… Я был чужой
Для них навек, как зверь степной;
И если б хоть минутный крик
Мне изменил — клянусь, старик,
Я б вырвал слабый мой язык.

16

Ты помнишь детские года:
Слезы не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь темный лес
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг во ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры… и потом
Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость —
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, — и на нем
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путем…
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.

17

Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг… и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертью грозил…
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!

18

Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье… Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я — и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык…
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз…
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно — и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..

19

Ты видишь на груди моей
Следы глубокие когтей;
Еще они не заросли
И не закрылись; но земли
Сырой покров их освежит
И смерть навеки заживит.
О них тогда я позабыл,
И, вновь собрав остаток сил,
Побрел я в глубине лесной…
Но тщетно спорил я с судьбой:
Она смеялась надо мной!

20

Я вышел из лесу. И вот
Проснулся день, и хоровод
Светил напутственных исчез
В его лучах. Туманный лес
Заговорил. Вдали аул
Куриться начал. Смутный гул
В долине с ветром пробежал…
Я сел и вслушиваться стал;
Но смолк он вместе с ветерком.
И кинул взоры я кругом:
Тот край, казалось, мне знаком.
И страшно было мне, понять
Не мог я долго, что опять
Вернулся я к тюрьме моей;
Что бесполезно столько дней
Я тайный замысел ласкал,
Терпел, томился и страдал,
И все зачем?.. Чтоб в цвете лет,
Едва взглянув на божий свет,
При звучном ропоте дубрав
Блаженство вольности познав,
Унесть в могилу за собой
Тоску по родине святой,
Надежд обманутых укор
И вашей жалости позор!..
Еще в сомненье погружен,
Я думал — это страшный сон…
Вдруг дальний колокола звон
Раздался снова в тишине —
И тут все ясно стало мне…
О, я узнал его тотчас!
Он с детских глаз уже не раз
Сгонял виденья снов живых
Про милых ближних и родных,
Про волю дикую степей,
Про легких, бешеных коней,
Про битвы чудные меж скал,
Где всех один я побеждал!..
И слушал я без слез, без сил.
Казалось, звон тот выходил
Из сердца — будто кто-нибудь
Железом ударял мне в грудь.
И смутно понял я тогда,
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.

21

Да, заслужил я жребий мой!
Могучий конь, в степи чужой,
Плохого сбросив седока,
На родину издалека
Найдет прямой и краткий путь…
Что я пред ним? Напрасно грудь
Полна желаньем и тоской:
То жар бессильный и пустой,
Игра мечты, болезнь ума.
На мне печать свою тюрьма
Оставила… Таков цветок
Темничный: вырос одинок
И бледен он меж плит сырых,
И долго листьев молодых
Не распускал, все ждал лучей
Живительных. И много дней
Прошло, и добрая рука
Печально тронулась цветка,
И был он в сад перенесен,
В соседство роз. Со всех сторон
Дышала сладость бытия…
Но что ж? Едва взошла заря,
Палящий луч ее обжег
В тюрьме воспитанный цветок…

22

И как его, палил меня
Огонь безжалостного дня.
Напрасно прятал я в траву
Мою усталую главу:
Иссохший лист ее венцом
Терновым над моим челом
Свивался, и в лицо огнем
Сама земля дышала мне.
Сверкая быстро в вышине,
Кружились искры, с белых скал
Струился пар. Мир божий спал
В оцепенении глухом
Отчаянья тяжелым сном.
Хотя бы крикнул коростель,
Иль стрекозы живая трель
Послышалась, или ручья
Ребячий лепет… Лишь змея,
Сухим бурьяном шелестя,
Сверкая желтою спиной,
Как будто надписью златой
Покрытый донизу клинок,
Браздя рассыпчатый песок.
Скользила бережно, потом,
Играя, нежася на нем,
Тройным свивалася кольцом;
То, будто вдруг обожжена,
Металась, прыгала она
И в дальних пряталась кустах…

23

И было все на небесах
Светло и тихо. Сквозь пары
Вдали чернели две горы.
Наш монастырь из-за одной
Сверкал зубчатою стеной.
Внизу Арагва и Кура,
Обвив каймой из серебра
Подошвы свежих островов,
По корням шепчущих кустов
Бежали дружно и легко…
До них мне было далеко!
Хотел я встать — передо мной
Все закружилось с быстротой;
Хотел кричать — язык сухой
Беззвучен и недвижим был…
Я умирал. Меня томил
Предсмертный бред. Казалось мне,
Что я лежу на влажном дне
Глубокой речки — и была
Кругом таинственная мгла.
И, жажду вечную поя,
Как лед холодная струя,
Журча, вливалася мне в грудь…
И я боялся лишь заснуть, —
Так было сладко, любо мне…
А надо мною в вышине
Волна теснилася к волне.
И солнце сквозь хрусталь волны
Сияло сладостней луны…
И рыбок пестрые стада
В лучах играли иногда.
И помню я одну из них:
Она приветливей других
Ко мне ласкалась. Чешуей
Была покрыта золотой
Ее спина. Она вилась
Над головой моей не раз,
И взор ее зеленых глаз
Был грустно нежен и глубок…
И надивиться я не мог:
Ее сребристый голосок
Мне речи странные шептал,
И пел, и снова замолкал.
Он говорил: «Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье
И холод и покой.

*

Я созову моих сестер:
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
И дух усталый твой.

*

Усни, постель твоя мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных снов.

*

О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю как вольную струю,
Люблю как жизнь мою…»
И долго, долго слушал я;
И мнилось, звучная струя
Сливала тихий ропот свой
С словами рыбки золотой.
Тут я забылся. Божий свет
В глазах угас. Безумный бред
Бессилью тела уступил…

24

Так я найден и поднят был…
Ты остальное знаешь сам.
Я кончил. Верь моим словам
Или не верь, мне все равно.
Меня печалит лишь одно:
Мой труп холодный и немой
Не будет тлеть в земле родной,
И повесть горьких мук моих
Не призовет меж стен глухих
Вниманье скорбное ничье
На имя темное мое.

25

Прощай, отец… дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне…
Знай, этот пламень с юных дней,
Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожег свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой…
Но что мне в том? — пускай в раю,
В святом, заоблачном краю
Мой дух найдет себе приют…
Увы! — за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…

26

Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать,
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста…
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком…
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
И стану думать я, что друг
Иль брат, склонившись надо мной,
Отер внимательной рукой
С лица кончины хладный пот
И что вполголоса поет
Он мне про милую страну..
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!…»

Анализ поэмы «Мцыри» Лермонтова

Поэма «Мцыри» — одно из наиболее известных произведений Лермонтова. В ней поэт смог с удивительным художественным мастерством изобразить природу Кавказа. Не менее ценно смысловое содержание поэмы. Она представляет собой монолог романтического героя, погибающего в борьбе за свободу.

Создание поэмы имеет долгую предысторию. Замысел истории возник у Лермонтова при чтении «Шильонского узника» Байрона. Он последовательно разрабатывает его в стихотворении «Исповедь» и поэме «Боярин Орша». Впоследствии автор целиком перенесет некоторые строки из этих произведений в «Мцыри». Непосредственным источником для поэмы становится история, которую узнал Лермонтов в Грузии. Пленный ребенок-горец был отдан на воспитание в монастырь. Обладая непокорным характером, ребенок несколько раз пытался сбежать. Одна из таких попыток чуть не закончилась его гибелью. Мальчик смирился и дожил до глубокой старости монахом. Лермонтова очень заинтересовала история «Мцыри» (в пер. с груз. – послушник). Он воспользовался прошлыми наработками, добавил элементы грузинского фольклора и создал оригинальную поэму (1839 г).

Сюжет поэмы полностью повторяет историю монаха за исключением одной важной детали. В реальности мальчик выжил, а в произведении Лермонтова окончательная точка не поставлена. Ребенок находится при смерти, весь его монолог является прощанием с жизнью. Только его гибель представляется закономерным финалом.

В образе дикого с точки зрения цивилизации ребенка перед нами предстает романтический герой. Он недолго наслаждался свободной жизнью среди своего народа. Захват в плен и заточение в монастырь лишают его возможности ощутить красоту и великолепие бесконечного мира. Врожденное чувство независимости делает его немногословным и нелюдимым. Его главным желанием становится побег на родину.
Во время бурной грозы, воспользовавшись страхом монахов, мальчик убегает из монастыря. Ему открывается прекрасная картина нетронутой человеком природы. Под этим впечатлением к мальчику приходят воспоминания о своем горном ауле. Это подчеркивает неразрывную связь патриархального общества с окружающим миром. Такая связь безвозвратно утрачена современным человеком.

Ребенок принимает решение добраться до родного очага. Но он не может отыскать дорогу и понимает, что заблудился. Схватка с барсом – необычайно яркая сцена поэмы. Ее фантастичность еще более подчеркивает индивидуализм главного героя, его гордый и непреклонный дух. Полученные раны лишают мальчика последних сил. Он с горечью осознает, что вернулся туда, откуда пришел.

Разговаривая со старцем, главный герой нисколько не жалеет о своем поступке. Три дня, проведенные на свободе, стоят для него всей жизни в монастыре. Его не страшит смерть. Существование в неволе представляется мальчику невыносимым, особенно потому, что он ощутил на себе сладость вольной жизни.

«Мцыри» — выдающееся произведение русского романтизма, которое можно отнести к шедеврам мировой классики.

  • Рассказ мушкетер и фея читать
  • Рассказ на английском о проблемах подростков на английском
  • Рассказ моя школа на английском языке с переводом
  • Рассказ мушка чаплина тема и главная мысль
  • Рассказ на английском о парке