Обращение Горького
к теме босячества имело социальную
основу: в ту пору, когда Горький писал
свои рассказы о босяках, в городах России
скопилось до пяти миллионов людей, не
имевших возможности найти применение
своим силам, — это были преимущественно
разорившиеся крестьяне.
В рассказах о
босяках Горький не только обличил
«благопристойное» общество, но и отразил
зревшие в народе чувства и стремления,
протест против лжи и фальши современной
жизни, хотя и показал, что это протест
стихиен и не обретает четкие формы
сознания.
«Босяцкую» тему
писатель выводит за рамки этнографизма
и бытописательства, вскрывая социальную
природу босячества, которое было
результатом трагического положения
народа и было связано с проблемой труда
при капитализме.
В реалистических
рассказах Горький не идеализировал
своих героев – босяков, хорошо понимая,
что «люди эти – неизлечимы», они лишь
способны восхищаться героизмом.
В таких рассказах,
как «Два босяка», «Мой спутник»,
«Коновалов», «Бывшие люди», «Мальва»,
«Супруги Орловы», «Дед Архип и Ленька»,
явно ощутимо стремление Горького
запечатлеть то характерное, что отличает
«отверженных» от сытого, самодовольного
мещанства, от собственников и накопителей.
Люди, выведенные
в этих рассказах, представляют собой
галерею разнообразных типов.
Изображая этих,
выброшенных на дно жизни людей, Горький
был далек от бытописательства, он
синтезировал, укрупнял черты характера,
который наблюдал в действительности.
Созданные им характеры несут в себе
приметы времени и общественных условий,
при которых они могли родиться.
Лучшими произведениями
Горького о людях, выброшенных из жизни,
являются именно те, в которых раскрывается
напряженная внутренняя борьба между
«анархизмом отчаяния» обездоленных и
тяготением к созиданию, к подвигу. И
Горький показал, что в этой борьбе
неизбежно и неумолимо побеждал «анархизм
отчаяния». Именно этой мыслью проникнуты
рассказы «Коновалов» и «Супруги Орловы».
В хождениях по
Руси Горький нередко наблюдал тип
бродяги, в котором сочетались невежество
и наивная тяга к познанию, отказ на
практике от норм морали, установленных
обществом, и слепое преклонение перед
догматами церкви, внезапные порывы к
созиданию при органическом отвращении
к повседневному труду.
За пределами
общества эти люди оказались именно
потому, что они были в чем-то лучше
обывателей, неспособных понять, какое
духовно нищее существование они влачат.
Но и порвав с обществом, они ничего не
достигли. Их продолжала снедать тоска.
Неуемное стремление к достижению
призрачного счастья, цели в жизни срывало
их с места, заставляло бродить по
необозримым просторам России, искать
забвения в пьяном разгуле.
В рассказе
«Коновалов» показана трагедия трудового
человека в капиталистическом обществе.
Коновалов, натура
незаурядная, талантливая, таящая огромную
энергию, жаждущая созидать, гибнет, не
найдя своего «внутреннего пути» в
условиях капиталистического общества.
Протест людей «дна», как показал Горький,
не являясь протестом революционным,
осознанным, нес черты народного
недовольства и возмущения. Среди
обитателей подвалов, ночлежек, пристаней
писатель увидел людей сильных, честных,
свободолюбивых и самобытных.
«Босяцкие» рассказы
Горького играют большую роль в русской
литературе, потому что проблемы, поднятые
в них действительно характерны для
общества того времени. Рисуя образы
босяков, Горький ясно видел, что они не
герои и лишь в редких случаях «рыцари
на час». Но в сопоставлении с людьми
«нищеватого, мещанского типа» в босяке
есть та «необыкновенность», которую
писатель стремился обрисовать как можно
ярче, выделить как можно рельефнее.
Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
Образ босяцкой вольницы в рассказах Горького
Герои Горького разделяют боль многих, стремятся соотнести свою судьбу с судьбой всех обездоленных. Горький создал большой цикл рассказов о босяках: «Емельян Пиляй», «Дед Архип и Ленька», «Нищенка», «Челкаш», «Однажды осенью», «Зазубрина», «Супруги Орловы», «Коновалов», «Бывшие люди», «Мой спутник» и др. Может возникнуть вопрос: не повторяется ли писатель, воспроизведя в каждом из рассказов один и тот же тип?
Однако если вчитаться в эти произведения, мы поймем, что, раскрывая в них драматические судьбы людей, определяя общую социальную основу их драм, Горький в каждом отдельном случае подходит с особой стороны к раскрытию жизненных противоречий. Так, драма Орлова — это драма человека, осознавшего бессмысленность своего труда; трагедия Коновалова — в понимании отсутствия цели жизни; ирония судьбы Челкаша в том, что, преодолев власть земли, он становится- рабом машины, но жажда свободы толкает его на путь анархического бунта и т. д. В каждом произведении перед нами конкретный человек и, как правило, человек не из худших. Он вызывает симпатии и автора и читателя, так что буржуазно-либеральная критика даже упрекала Горького в том, что он «будто бы» романтизировал босяков», возлагал на люмпен-пролетариат какие-то необоснованные и несбыточные надежды». Об этом писатель вспоминал в статье «Беседы о ремесле» (1930—1993).
А все дело в том, что если босяки и выглядят романтичными, то потому что они противопоставлены мещанам, собственникам. Горький в этих рассказах наиболее успешно применил принцип противопоставления, о котором говорилось выше. Сам писатель в статье «О том, как я учился писать» так определил свое отношение к этим людям: «Босяки явились для меня «необыкновенными людьми»… они не жадны, не душат друг друга, не копят денег… Меня очень подкупало в их пользу то, что они не жаловались на жизнь, а о благополучной жизни «обывателей» говорили насмешливо, иронически, но не из чувства скрытой зависти, не потому, что «видит око да зуб неймет», а как будто из гордости, из сознания, что живут они — плохо, а сами по себе лучше тех, кто живет «хорошо».
Таким образом, рассказы Горького о босяках — это своеобразная, очень едкая сатира на социальную действительность того времени. Если необыкновенными выглядят воры, пьяницы, бродяги, проститутки, то что собой представляют люди, называющие себя, по ироническому выражению И. Франко, «основами общественности»! Значение образов босяков и заключается в этом противопоставлении бескорыстия, широты натуры таким чертам, как жадность, узость мещан-собственников. Хорошо сказал об этом старейший исследователь творчества Горького В. А. Десницкий: «В его первых художественных произведениях для нас был радостен уход талантливого писателя от традиционного народнического мужика к городскому человеку — пусть пока к босяку, не к рабочему, но все же и босяк с его великолепным горьковским презрением к устоявшемуся гнилому быту был для нас желанным предвестником нового».
Итак, герои рассказов о босяках — это люди, привлекающие яркостью и благородностью натур, среди них немало способных на бунт против окружающей действительности. Горький, однако, показывает, что это бунт анархический, босяки протестовали не только против морали собственнического мира, но и против всякой морали вообще, или, во всяком случае, следовали своей, индивидуальной морали, иначе не объяснишь воровское ремесло Челкаша.
Жизненная философия босяка — это философия анархиста, не заботящегося о путях развития жизни. Стремясь к свободе и в известном смысле достигая её, босяки «довольствовались свободой… от действия». То есть они только — потребители свободы, а точнее говоря — босяцкой вольницы.
Горький не идеализирует босячество. Хотя его бродяги нравственно и стоят выше людей с психологией собственников, хотя они и освободились от мещанской жадности и корыстолюбия, но в то же время они утратили трудовые навыки. А некоторые образы горьковских босяков не могут не вызывать отвращения. Таков Промтов из рассказа «Проходимец» (1898), для которого «главное, чтобы мне было хорошо, а на остальных наплевать». Еще более ничтожен паразитирующий мелкий эгоист князь Шакро, подло обманувший своего спутника, за счет которого жил около четырех месяцев («Мой спутник», 1894). Таков и Артем из рассказа «Каин и Артем» (1899). Этот красивый здоровяк, придя из деревни, живет на средства своих любовниц; это, по справедливой оценке А. В. Луначарского, «моральный идиот», который вряд ли заслуживает имени человека. Если у Промтова и Шакро цинизм был, так сказать, наследственным, то у Артема он оказался «благоприобретенным» в городе: человек «полей и лесов, оторвавшийся от своей почвы», он «смутно чувствовал, как город губит его, заражая своим ядом его тело и душу». Не мог Горький, враг забитости и покорности, симпатизировать и слабому, безвольному Каину.
Понравилось сочинение » Образ босяцкой вольницы в рассказах Горького, тогда жми кнопку
- Рубрика: Школьные сочинения по русской литературе для 7 класса
- Сочинение нашли по слову: Горький Максим
В раннем творчестве Горького выделяют произведения романтические и реалистические, к созданию тех и других побудила начинающего писателя сам жизнь.
Обращение Горького к теме босячества имело социальную основу: в ту пору, когда Горький писал свои рассказы о босяках, в городах России скопилось до пяти миллионов людей, не имевших возможности найти применение своим силам, — это были преимущественно разорившиеся крестьяне.
«Бродяжничество, нищенство и босячество приняло по всей стране самые неприкрытые формы. Сотни тысяч людей условиями быта были поставлены вне человеческих жилищ… Во многих городах жилище босякам заменяли склепы на кладбищах, или они просто жили «у генерала Лопухова», то есть под лопухом в канаве. Явление было до ужаса одинаковым на огромном пространстве страны, хотя люди назывались по-разному: голяки, зимогоры, раклы посадские, жулябия, жиганы, дикари, кадеты, ночные птицы, мартышки, скакуны, галахи и т.д. – некоторые из этих прозвищ уже нуждаются в расшифровке как древние письмена».
В рассказах о босяках Горький не только обличил «благопристойное» общество, но и отразил зревшие в народе чувства и стремления, протест против лжи и фальши современной жизни, хотя и показал, что это протест стихиен и не обретает четкие формы сознания.
«Босяцкую» тему писатель выводит за рамки этнографизма и бытописательства, вскрывая социальную природу босячества, которое было результатом трагического положения народа и было связано с проблемой труда при капитализме.
В реалистических рассказах Горький не идеализировал своих героев – босяков, хорошо понимая, что «люди эти – неизлечимы», они лишь способны восхищаться героизмом.
В таких рассказах, как «Два босяка», «Мой спутник», «Коновалов», «Бывшие люди», «Мальва», «Супруги Орловы», «Дед Архип и Ленька», явно ощутимо стремление Горького запечатлеть то характерное, что отличает «отверженных» от сытого, самодовольного мещанства, от собственников и накопителей.
Люди, выведенные в этих рассказах, представляют собой галерею разнообразных типов.
Изображая этих, выброшенных на дно жизни людей, Горький был далек от бытописательства, он синтезировал, укрупнял черты характера, который наблюдал в действительности. Созданные им характеры несут в себе приметы времени и общественных условий, при которых они могли родиться.
Лучшими произведениями Горького о людях, выброшенных из жизни, являются именно те, в которых раскрывается напряженная внутренняя борьба между «анархизмом отчаяния» обездоленных и тяготением к созиданию, к подвигу. И Горький показал, что в этой борьбе неизбежно и неумолимо побеждал «анархизм отчаяния». Именно этой мыслью проникнуты рассказы «Коновалов» и «Супруги Орловы».
В хождениях по Руси Горький нередко наблюдал тип бродяги, в котором сочетались невежество и наивная тяга к познанию, отказ на практике от норм морали, установленных обществом, и слепое преклонение перед догматами церкви, внезапные порывы к созиданию при органическом отвращении к повседневному труду.
За пределами общества эти люди оказались именно потому, что они были в чем-то лучше обывателей, неспособных понять, какое духовно нищее существование они влачат. Но и порвав с обществом, они ничего не достигли. Их продолжала снедать тоска. Неуемное стремление к достижению призрачного счастья, цели в жизни срывало их с места, заставляло бродить по необозримым просторам России, искать забвения в пьяном разгуле.
Именно это и составляет основу натуры Григория Орлова («Супруги Орловы») и Коновалова (одноименный рассказ).
Рассказ «Супруги Орловы» (1897) – это великолепное психологическое исследование процесса духовного перерождения мещанина в босяка.
В рассказе «Коновалов» показана трагедия трудового человека в капиталистическом обществе.
Коновалов, натура незаурядная, талантливая, таящая огромную энергию, жаждущая созидать, гибнет, не найдя своего «внутреннего пути» в условиях капиталистического общества. Протест людей «дна», как показал Горький, не являясь протестом революционным, осознанным, нес черты народного недовольства и возмущения. Среди обитателей подвалов, ночлежек, пристаней писатель увидел людей сильных, честных, свободолюбивых и самобытных.
К числу «босяцких» рассказов Горького примыкает рассказ «Дед Архип и Ленька», значительный по своим художественным достоинствам и идейному содержанию.
В этом рассказе писатель обращается к теме украденного детства – теме, так остро прозвучавшей в повести В. Короленко «В дурном обществе». Горький повествует о странствующих нищих – деде Архипе и его внуке Леньке.
С первых же страниц рассказа у читателя рождается чувство сострадания к этим обойденным судьбой людям.
Основу рассказа составляет столкновение различных нравственных идеалов деда и внука. Для деда средство поддержания существования – воровство, а Ленька хочет видеть жизнь чистой и справедливой.
Горький стремился показать, что даже у людей, замордованных подневольным трудом, живо чувство прекрасного.
Страницы: 1
Похожие статьи:
Вывод Исследователи стиля Гоголя, как и его комизма, указывали на ряд этого рода излюбленных им «приёмов», на его пресловутые «алогизмы», гротеск, гиперболу, литоту и мн.др. Алогизмы у Гоголя усматриваются редко, так как его гротеск именно по п …
Звуковая символика и цветообозначение в драматургии А.П. Чехова В произведениях А.П. Чехова символический подтекст приобретают не только вещи, предметы и явления окружающего мира, но и аудио и визуальный ряд. В первую очередь, он предназначен для постановки драматических произведений на сцене и грает …
Данте Алигьери 01.06.1265 Флоренция, Италия — 14.09.1321 Равенна, Италия Итальянский поэт. Происходил из старинного дворянского рода. В наиболее известных юношеских стихах Данте, испытавший влияние прованс. трубадуров, сицилийских поэтов и школы » …
Рассказы о «босяках» М.Горького.
Драматургия М.Горького.
Горький утвердил в драматургии новый тип общественно-политической драмы. Его новаторство проявилось и в выборе драматического конфликта, и в методе изображения действительности.
Конфликт в пьесах Горького всегда выражен не внешне, не в сложной интриге, не в эффектных столкновениях, а во внутреннем движении пьесы. Действие развивается в них неторопливо, без внешне эффектных переходов. Острота драматического конфликта у Горького носит отчетливо выраженный социальный характер. Центр тяжести его пьес — в столкновении идей, в борьбе мировоззрений, социальных принципов, политических взглядов.
Сила горьковской драматургия заключается и в том, что писатель рисует героя во всей его сложности. «Нужно в каждой изображаемой единице найти, кроме общеклассового, тот индивидуальный стержень, который наиболее характерен для нее и в конечном счете определяет ее социальное поведение», — писал Горький.
Социальные качества человека предстают в его пьесах не в отвлеченном, прямолинейно выраженном виде, человек изображен у него со всеми личными особенностями и свойствами. Но за индивидуальными качествами героя мы видим в резком и ясном свете его общественно-политическое лицо.
Развертывая в своих пьесах острую борьбу мировоззрений, идей, Горький ясно определяет свое отношение к происходящим событиям. Но отчетливая идейная оценка персонажей выражается в пьесах Горького не в непосредственных авторских суждениях и комментариях. В статье «О пьесах» Горький напоминал, что сила художественного образа в драматургии состоит в его способности без прямого авторского вмешательства раскрывать себя.
Таким образом, пьесы Горького обогатили русскую и мировую драматургию новым содержанием, вывели на сцену новых героев, сделали шаг вперед в художественном развитиидраматургии, выявив новые возможности изображения человека в драме.
Рассказы о «босяках» М.Горького.
В раннем творчестве Горького выделяют произведения романтические и реалистические, к созданию тех и других побудила начинающего писателя сам жизнь.
Обращение Горького к теме босячества имело социальную основу: в ту пору, когда Горький писал свои рассказы о босяках, в городах России скопилось до пяти миллионов людей, не имевших возможности найти применение своим силам, — это были преимущественно разорившиеся крестьяне.
«Бродяжничество, нищенство и босячество приняло по всей стране самые неприкрытые формы. Сотни тысяч людей условиями быта были поставлены вне человеческих жилищ… Во многих городах жилище босякам заменяли склепы на кладбищах, или они просто жили «у генерала Лопухова», то есть под лопухом в канаве. Явление было до ужаса одинаковым на огромном пространстве страны, хотя люди назывались по-разному: голяки, зимогоры, раклы посадские, жулябия, жиганы, дикари, кадеты, ночные птицы, мартышки, скакуны, галахи и т.д. — некоторые из этих прозвищ уже нуждаются в расшифровке как древние письмена».
В рассказах о босяках Горький не только обличил «благопристойное» общество, но и отразил зревшие в народе чувства и стремления, протест против лжи и фальши современной жизни, хотя и показал, что это протест стихиен и не обретает четкие формы сознания.
«Босяцкую» тему писатель выводит за рамки этнографизма и бытописательства, вскрывая социальную природу босячества, которое было результатом трагического положения народа и было связано с проблемой труда при капитализме.
В реалистических рассказах Горький не идеализировал своих героев — босяков, хорошо понимая, что «люди эти — неизлечимы», они лишь способны восхищаться героизмом.
В таких рассказах, как «Два босяка», «Мой спутник», «Коновалов», «Бывшие люди», «Мальва», «Супруги Орловы», «Дед Архип и Ленька», явно ощутимо стремление Горького запечатлеть то характерное, что отличает «отверженных» от сытого, ………..
68. Автобиографическая трилогия М.Горького.
В годы реакции Горький начал писать автобиографическую трилогию. Первая часть —повесть «Детство» — появилась в 1913—1914 годах.
Вторая часть—«В людях» — была напечатана в 1916 году, и третья — «Мои университеты» — уже после революции, в 1923 году.
Автобиографическая трилогия Горького — одно из лучших, интереснейших произведений писателя. Первая часть ее посвящена описанию жизни Алеши Пешкова в семье деда до того времени, когда мальчика отдали в услужение в магазин обуви. Вторая часть рассказывает о жизни героя трилогии «в людях» — с 1878 по 1884 год. Третья часть посвящена казанскому периоду — с 1884 по 1888 год.
В повести «Детство» он писал: «Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе — человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой».
лавный герой книги — Алеша Пешков. Горький с исключительной глубиной раскрывает процесс его нравственного возмужания, нарастание в нем решительного протеста против пошлой, бессмысленной и жестокой жизни мещанства, жажду иной жизни, разумной, прекрасной и справедливой.
Протест против диких нравов окружающей среды постепенно перерастает у героя трилогии в осознанную борьбу против устоев самодержавной власти, против эксплуататорского строя в целом. Впечатления суровой действительности, книги, революционеры, «музыка трудовой жизни», воспетая писателем в повести «Мои университеты», вплотную подводят Алешу Пешкова к революционным выводам. Трилогия в этом смысле становится повествованием о талантливом русском человеке из народных низов, который побеждает все препятствия на своем пути к высотам культуры, приобщаясь к революционной борьбе за социализм.
69. Мир собственников в творчестве М.Горького («Фома Гордеев», «Трое», «Жизнь Матвея Кожемякина», Городок Окуров»)
На рубеже 19-20 вв. в романах и пьесах Г. начинается формирование социалистического реализма. В романе «Фома Гордеев» (1899) Г. дал типичные характеры русской буржуазии, её идеологов (Яков Маякин) и отщепенцев (Фома), а из народной массы впервые выделил пролетариат. В романе «Трое» (1900) трагической участи бедняка Лунева, ставшего собственником, противопоставлен путь рабочего Грачева, нашедшего правду в социалистическом кружке.
Фома несовместим с миром собственников и закономерно должен «выломиться» из него
. Субъективные попытки его совместить несовместимое – человеческое и собственническое – заранее обречены, как обречен на поражение его бунт, протест одиночки против «хозяев жизни». Несоединимость этих начал была намечена Горьким уже в характере Игната Гордеева. Купец в первом поколении, вышедший из народной среды, Игнат ощущал еще радость творческого труда, красоту жизни, чувствовал, что по весне «укоризненно-ласковым веяло надушу с ясного неба», и начинал понимать, что становится «не хозяином своего дела, а низким рабом его». Это противоречие, составляющее существо духовной драмы Игната, в характере Фомы – противоречие трагическое. Мечты о красоте мира, естественные человеческие чувства столкнулись с реальной действительностью. Позднее Фома обнаруживает, что в окружающем его мире извращены все человеческие ценности. Чувство Медынской, в которое он поверил как в подлинную любовь, оказывается фальшивым. Простое и естественное требование человечности, с которым Фома обращается к людям, воспринимается в мире собственников как нечто неестественное и ненормальное. Эта мысль Горького находит воплощение в сюжете романа–«хозяева» объявляют Фому сошедшим с ума.
Трагедия Фомы в том, что он ничего не может противопоставить аморальной силе этого мира. Он бунтует, но бунт его обречен, это бунт слабого одиночки. «Я пропал,– говорит связанный купцами Фома.-– Только не от силы вашей… а от своей слабости…»
70. Интеллигенция в изображении М.Горького.
Главной надеждой становится «конспиративная», революционно мыслящая интеллигенция — воплощенное бескорыстие в изображении Горького этого периода (1917-1922).
Горький с восхищением рассказывает об интеллигентах — бессребрениках, в которых «нет зависти ни к чему», живущих одной идеей народного освобождения, — это образы «народопоклонников», собирающихся в лавке Деренкова. студентов беззаботной и нищей Марусовки. Общение с такими людьми «выпрямляет» Алешу Пешкова,
пережившего глубокий жизненный кризис (с попыткой самоубийства).
Понять произошедшее в стране Горький стремится через прошлое. Четыре десятилетия из истории России, из жизни ее «мозга», русской интеллигенции, составляют содержание эпопеи «Жизнь Клима Самгина», над которой писатель работает с 1925 до 1936 г. Первая ее книга вышла в 1927 г., вторая — в 1928 г., третья — в 1931 г., четвертая, незаконченная, печаталась в 1933 г.(частично) и в 1937 г. (полностью). Замысел был грандиозен — представить духовную жизнь русской интеллигенции в панораме жизни всей России на переломе истории, за сорок лет — с 80-х годов прошлого века до 1917 г., с момента убийства царя Александра II до крушения последней российской монархии в революции.
В романе поставлены традиционные для русской культуры вопросы: интеллигенция и революция, народ и интеллигенция, личность и история, революция и судьба России. Интеллигенция предстает в романе во множестве фигур, различных идейных, философских и политических течений, во множестве точек зрения на жизнь — в диалоге, полилоге, «хаосе» голосов.
Интеллигенция Горького — “ломовая лошадь истории”, которой предписано вынести на себе тяжесть предводительства, ведя за собой народ, который будет завершать дело революции. –
Рекомендуемые страницы:
Воспользуйтесь поиском по сайту:
Контрольная работа: Босяцкая тема в творчестве М. Горького
Начавшийся в России на рубеже двух веков третий, пролетарский период русского освободительного движения обусловил принципиально новый этап развития русской литературы. В эти годы перед русской социал-демократией встали задачи, какие еще не вставали ни перед одной социалистической партией в мире. И в числе их – создание литературы, которая не только бы шла в ногу с революционным движением пролетариата, но и освещала бы ему путь к победе. Тесно связанная с освободительным движением, русская литература превращалась в самую идейную литературу мира. Ленин указывал путь к этой литературе, когда писал о передовом руководителе рабочих масс как о «народном трибуне
», который должен уметь «откликаться на все и всякие проявления произвола и гнета… пользоваться каждой мелочью, чтобы излагать
перед всеми
свои социалистические убеждения и свои демократические требования, чтобы разъяснять
всем
и каждому всемирно-историческое значение освободительной борьбы пролетариата».
1.2.
Сущность творчества Горького
Горький подверг переоценке старые духовные ценности под знаком новых идей, расширил границы художественного познания действительности. Он ориентировался на нового читателя из народа – «пытливого и жадного до книг» — и стремился пробудить в людях действенное отношение к жизни, увлечь на революционную борьбу с ненавистным строем. «Нужны подвиги, подвиги! – восклицал писатель. – Нужны такие слова, которые бы звучали, как колокол набата, тревожили все и, сотрясая, толкали вперед».
В годы революционного подъема имя Горького стало символом революционной борьбы.
Расцвет декадентства в начале ХХ века, волна мистики, широкое распространение антиобщественных, реакционных и индивидуалистических идей в литературе вызвали необходимость сплочения идейно-прогрессивной литературы, которая могла бы противостоять литературе распада, способствовать революционной борьбе и продолжать лучшие общественные традиции русской литературы. Этой задаче была подчинена вся деятельность Горького, как литературная, так и общественно-организаторская. Героико-легендарные и аллегорические образы в творчестве Горького объективно отражали важнейшие исторические процессы. Они выражали реальную, зревшую в гуще народных масс идею революционного уничтожения самодержавно-капиталистического строя в стране.
Горький видел страдания народа, находившегося в царской России в условиях «всякого рода гнета». Он в то же время наблюдал, как росла сила народного сопротивления, особенно в среде пролетариата, который в 90-е годы провел уже ряд крупных политических стачек и демонстраций. Еще во время общения с рабочими тифлисских железнодорожных мастерских – в 1891-1892 годах – у Горького сложился твердый взгляд на рабочих как на нравственно благородных людей, смелых, мужественных, бесстрашных в борьбе. Горький знал среди них людей, жизненные интересы которых простирались дальше забот о личной сытости. Встречи и общение Горького с революционными рабочими, а также развернувшееся в 90-х годах революционное движение пролетариата стали истоком того героического оптимизма, который нашел художественное выражение в бессмертных образах его первых романтических произведений. Недаром современники воспринимали горьковские произведения как революционные призывы.
Горький принимает активное участие в революционных событиях. С 1902 года он становится не только читателем, но и горячим сторонником ленинской «Искры». На страницах «Искры» Горький нашел ту «стройную и ясную мысль», поисками которой отмечено все его раннее творчество, мысль, которая глубоко вошла в сознание писателя и определила направление его последующей литературной деятельности.
2.
«Босяцкая» тема в творчестве М. Горького
В раннем творчестве Горького выделяют произведения романтические и реалистические, к созданию тех и других побудила начинающего писателя сам жизнь.
Обращение Горького к теме босячества имело социальную основу: в ту пору, когда Горький писал свои рассказы о босяках, в городах России скопилось до пяти миллионов людей, не имевших возможности найти применение своим силам, — это были преимущественно разорившиеся крестьяне.
«Бродяжничество, нищенство и босячество приняло по всей стране самые неприкрытые формы. Сотни тысяч людей условиями быта были поставлены вне человеческих жилищ… Во многих городах жилище босякам заменяли склепы на кладбищах, или они просто жили «у генерала Лопухова», то есть под лопухом в канаве. Явление было до ужаса одинаковым на огромном пространстве страны, хотя люди назывались по-разному: голяки, зимогоры, раклы посадские, жулябия, жиганы, дикари, кадеты, ночные птицы, мартышки, скакуны, галахи и т.д. – некоторые из этих прозвищ уже нуждаются в расшифровке как древние письмена».
В рассказах о босяках Горький не только обличил «благопристойное» общество, но и отразил зревшие в народе чувства и стремления, протест против лжи и фальши современной жизни, хотя и показал, что это протест стихиен и не обретает четкие формы сознания.
«Босяцкую» тему писатель выводит за рамки этнографизма и бытописательства, вскрывая социальную природу босячества, которое было результатом трагического положения народа и было связано с проблемой труда при капитализме.
В реалистических рассказах Горький не идеализировал своих героев – босяков, хорошо понимая, что «люди эти – неизлечимы», они лишь способны восхищаться героизмом.
В таких рассказах, как «Два босяка», «Мой спутник», «Коновалов», «Бывшие люди», «Мальва», «Супруги Орловы», «Дед Архип и Ленька», явно ощутимо стремление Горького запечатлеть то характерное, что отличает «отверженных» от сытого, самодовольного мещанства, от собственников и накопителей.
Люди, выведенные в этих рассказах, представляют собой галерею разнообразных типов.
Изображая этих, выброшенных на дно жизни людей, Горький был далек от бытописательства, он синтезировал, укрупнял черты характера, который наблюдал в действительности. Созданные им характеры несут в себе приметы времени и общественных условий, при которых они могли родиться.
Лучшими произведениями Горького о людях, выброшенных из жизни, являются именно те, в которых раскрывается напряженная внутренняя борьба между «анархизмом отчаяния» обездоленных и тяготением к созиданию, к подвигу. И Горький показал, что в этой борьбе неизбежно и неумолимо побеждал «анархизм отчаяния». Именно этой мыслью проникнуты рассказы «Коновалов» и «Супруги Орловы».
В хождениях по Руси Горький нередко наблюдал тип бродяги, в котором сочетались невежество и наивная тяга к познанию, отказ на практике от норм морали, установленных обществом, и слепое преклонение перед догматами церкви, внезапные порывы к созиданию при органическом отвращении к повседневному труду.
За пределами общества эти люди оказались именно потому, что они были в чем-то лучше обывателей, неспособных понять, какое духовно нищее существование они влачат. Но и порвав с обществом, они ничего не достигли. Их продолжала снедать тоска. Неуемное стремление к достижению призрачного счастья, цели в жизни срывало их с места, заставляло бродить по необозримым просторам России, искать забвения в пьяном разгуле.
Именно это и составляет основу натуры Григория Орлова («Супруги Орловы») и Коновалова (одноименный рассказ).
Рассказ «Супруги Орловы» (1897) – это великолепное психологическое исследование процесса духовного перерождения мещанина в босяка.
В рассказе «Коновалов» показана трагедия трудового человека в капиталистическом обществе.
Коновалов, натура незаурядная, талантливая, таящая огромную энергию, жаждущая созидать, гибнет, не найдя своего «внутреннего пути» в условиях капиталистического общества. Протест людей «дна», как показал Горький, не являясь протестом революционным, осознанным, нес черты народного недовольства и возмущения. Среди обитателей подвалов, ночлежек, пристаней писатель увидел людей сильных, честных, свободолюбивых и самобытных.
К числу «босяцких» рассказов Горького примыкает рассказ «Дед Архип и Ленька», значительный по своим художественным достоинствам и идейному содержанию.
В этом рассказе писатель обращается к теме украденного детства – теме, так остро прозвучавшей в повести В. Короленко «В дурном обществе». Горький повествует о странствующих нищих – деде Архипе и его внуке Леньке.
С первых же страниц рассказа у читателя рождается чувство сострадания к этим обойденным судьбой людям.
Основу рассказа составляет столкновение различных нравственных идеалов деда и внука. Для деда средство поддержания существования – воровство, а Ленька хочет видеть жизнь чистой и справедливой.
Горький стремился показать, что даже у людей, замордованных подневольным трудом, живо чувство прекрасного.
Рассказ «Двадцать шесть и одна» писатель назвал поэмой. Поэтическое чувство красоты, щедро насыщающее это произведение, давало полное право на такое жанровое определение.
Рассказ автобиографичен и навеян впечатлениями того времени, когда А. Пешков работал в крендельной пекарне Василия Семенова в Казани. А время то было мрачное. Много лет спустя Горький, опровергая утверждение, будто бы его сделали марксистом лишь произведения великих философов, писал: «Вы скажете марксист! Да, но марксист не по Марксу, а потому, что так выдублена кожа. Меня марксизму обучали лучше и больше книг казанский булочник Семенов и русская интеллигенция, которая наиболее поучительна со стороны своей духовной шаткости».
—> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ
А.М.Горький
Два босяка
Очерк
В первый раз я их увидал в Севастополе. Из группы, человек в двадцать, «голодающих из России», явившихся к подрядчику-землекопу проситься на работы по выемке земли для какой-то канавы, резко выделялись две высокие худые фигуры, в которых с первого взгляда можно было узнать босяков и по костюмам, и по рисовке, и по той бесшабашной независимости, с которой они держались среди пришибленных голодающих, скучившихся на дворе подрядчика, сидевшего на резном крылечке своего весёленького домика, кругом обсаженного тополями.
Сняв шапки, голодающие стояли понуро, говорили тихо и просительно, и из каждой складки их рваных армяков сияло печальное сознание беспомощности и той угнетённости духа, которая, подавляя человека, делает его каким-то деревянным автоматом, в одну секунду готовым подчиниться чужой воле.
С подрядчиком говорил низенький чернобородый мужик с жёлтым лицом и живыми, но подёрнутыми дымкой печали глазами.
Углы рта у него были опущены книзу, и к ним от переносья легли те две резкие морщины, которые придают такое характерное страдальческое и измождённое выражение ликам святых на иконах русской школы. Говорил он медленно и округлённо:
— Будь благодетелем, господин, возьми! Мы за всякую цену согласны, нам бы на кусок только, потому как больно уж мы ослабли животами!
Сзади его раздавались вздохи. Подрядчик, сырой и толстый человек средних лет, с болезненным лицом и серыми сощуренными глазами, задумчиво барабанил пальцами по своему животу и разглядывал артель.
— Возьми, сделай милость. Мы те в ножки поклонимся!.. — И мужик стал опускаться книзу.
— Ну, ну! Не надо, — сказал подрядчик, махнув рукой. — Ладно, беру. Всех беру. Полтина в день, харчи ваши…
Мужик почесался и, вздохнув, оглянул свою артель. У нескольких из его товарищей по грустным лицам прошла как бы неуловимая тень, и они тоже вздохнули. Чернобородый мужик крякнул и переступил с ноги на ногу.
— У тебя вон работают на твоих, харчах по шесть гривен… — робко заявил он.
— Ну? — строго спросил подрядчик.
— Ничего… мы бы не хуже…
— Не хуже! Знаю я. Те смоленские, исконные землекопы.
— Больше всё наши как будто…
— Какие это ваши?
— Самарски… пензенски, симб…
— А ты вот что: хошь работать, — иди и становись, а не хошь, пошёл… Ну? То-то! Иди… Сколько человек?
— Нас-то? Нас восемнадцать… А трое вон не наши… — мужик кивнул головой в сторону, где стоял я и двое босяков.
Подрядчик поднялся, поглядел на нас, и на его толстом лице появилась злая гримаса.
Щёки и губы дрогнули, он сжал кулак и, подняв его, закричал:
— Вы опять пришли, дьяволы? Ах ты!.. И скоро ли это вас в каторгу сошлют! Где лопаты? Где кирки? Воры! Мерзавцы! Ведь кабы время мне, я бы вас усадил в одно место…
Один из босяков, пониже ростом, в рыжей шляпе без полей и бритый, передёрнул плечами и спокойно заявил:
— А ты, Сергейка, не лай… а то мы тебя прежде к мировому-то сведём за оскорбление словом. Вник? Лопаты!.. Кирки!.. Дура жирная. Ты видел, что мы твои лопаты взяли?
Подрядчик затопал ногами и закричал ещё громче;
— Вон, черти!.. Пшли! Гони их, ребята, всех троих! Гони…
Ребята нерешительно посмотрели на нас и расступились. Другой босяк, в солдатской кепи старого образца, с сивой бородой, широкой и волнистой, и с чёрными, мрачными глазами, проговорил густо и звучно:
— Не дашь работы?
— Пошли! Иди вон!..
— Не ори, Сергейка, лопнешь! — посоветовал бритый. — Идём, Маслов…
Его сивобородый товарищ круто повернулся и, важно покачиваясь, пошёл со двора.
Голодающие торопливо расступались перед его солидной и крупной фигурой. Он смотрел куда-то вдаль, через и мимо коренастых приволжан.
— Ну, так прощай, Сергейка! Издохнешь ежели до встречи, всё равно — я тебе и на том свете трёпку дам…
Он тоже пошёл со двора, а я отправился за ними, идя сзади их.
Маслов был одет в синюю кретоновую блузу и штаны из бумазеи, а его товарищ — в белую некогда, а теперь серую от грязи, короткую поварскую курточку, надетую прямо на голое тело, и в новенькие клетчатые серые брюки.
— Вот мы, Миша, и опять ни при чём. Не везёт, хвост те на голову! Надо нам из этой дыры вон… а? — заговорил бритый.
— Пойдём… Куда? — ответил и спросил товарищ.
— Как куда? Куда хотим. Все пути-дороги нам открыты. Куда желаем, туда и дёрнем. В Астрахань, примерно… А по дороге на Кубань… Теперь там скоро молотьба.
— А по дороге в Архангельск… Теперь там скоро зима… Может, и…
— Сдохнем от мороза? Бывает. Но только ты не вскисай. Нехорошо с такой-то бородищей…
— Ничего у нас нет?
— То есть это насчёт еды? Чистота!..
— Как же?
— Не знаю. Надо поискать… Ежели бог не выдаст, то свинья не съест… Лучше мы её…
Товарищи замолчали. Бритый шёл, посвистывая и заложив руки за спину. Его товарищ одной рукой гладил бороду, а другую засунул за пояс штанов.
— Серёжка-то расходился как!.. Не может… про лопаты… Вот бы теперь нам лопату! Можно бы ей пятака три-четыре загрести. «Вон!» — говорит… И того выгнал из-за нас… Длинный тут стоял такой, видел ты?
— Вон он сзади идёт… — не оборачиваясь, сказал Маслов.
Без сомнения, и его товарищ знал, что я иду на два шага сзади его; он не мог не слышать стука моей палки по панели и моих шагов, но, очевидно, ему почему-то не нужно было показывать это мне.
— А!.. — воскликнул он, оглядываясь и разом смерив меня подозрительным и пытливым взглядом насмешливых карих глаз. — Что, брат, прогнали? Из-за нас это. Откуда?
Я сказал откуда.
Бритый пошёл рядом со мной и первым делом бесцеремонно ощупал мою котомку.
— А ведь у тебя есть хлеб! — сделал он открытие. Маслов тоже остановился и тоже недоверчиво смерил меня своими мрачными глазами.
— Есть! — сказал я. — И деньги есть.
— И деньги! — изумился бритый. — Много денег?
— Восемьдесят четыре копейки! — гордо сообщил я.
— Дай мне двугривенный! — решительно сказал Маслов и положил мне на плечо свою мохнатую, тяжёлую руку, не сводя с меня своих глаз, загоревшихся жадным огоньком.
— Давайте пойдём все вместе! — предложил я.
— Идёт! — крикнул бритый. — Аи да ты! Славно!.. Молодец!.. Только вот что скажи мне: деньги у тебя есть, хлеб есть…
В первый раз я их увидал в Севастополе. Из группы, человек в двадцать, «голодающих из России», явившихся к подрядчику-землекопу проситься на работы по выемке земли для какой-то канавы, резко выделялись две высокие худые фигуры, в которых с первого взгляда можно было узнать босяков и по костюмам, и по рисовке, и по той бесшабашной независимости, с которой они держались среди пришибленных голодающих, скучившихся на дворе подрядчика, сидевшего на резном крылечке своего весёленького домика, кругом обсаженного тополями.
Сняв шапки, голодающие стояли понуро, говорили тихо и просительно, и из каждой складки их рваных армяков сияло печальное сознание беспомощности и той угнетённости духа, которая, подавляя человека, делает его каким-то деревянным автоматом, в одну секунду готовым подчиниться чужой воле.
С подрядчиком говорил низенький чернобородый мужик с жёлтым лицом и живыми, но подёрнутыми дымкой печали глазами.
Углы рта у него были опущены книзу, и к ним от переносья легли те две резкие морщины, которые придают такое характерное страдальческое и измождённое выражение ликам святых на иконах русской школы. Говорил он медленно и округлённо:
– Будь благодетелем, господин, возьми! Мы за всякую цену согласны, нам бы на кусок только, потому как больно уж мы ослабли животами!
Сзади его раздавались вздохи. Подрядчик, сырой и толстый человек средних лет, с болезненным лицом и серыми сощуренными глазами, задумчиво барабанил пальцами по своему животу и разглядывал артель.
– Возьми, сделай милость. Мы те в ножки поклонимся!.. – И мужик стал опускаться книзу.
– Ну, ну! Не надо, – сказал подрядчик, махнув рукой. – Ладно, беру. Всех беру. Полтина в день, харчи ваши…
Мужик почесался и, вздохнув, оглянул свою артель. У нескольких из его товарищей по грустным лицам прошла как бы неуловимая тень, и они тоже вздохнули. Чернобородый мужик крякнул и переступил с ноги на ногу.
– У тебя вон работают на твоих, харчах по шесть гривен… – робко заявил он.
– Ну? – строго спросил подрядчик.
– Ничего… мы бы не хуже…
– Не хуже! Знаю я. Те смоленские, исконные землекопы.
– Больше всё наши как будто…
– Какие это ваши?
– Самарски… пензенски, симб…
– А ты вот что: хошь работать, – иди и становись, а не хошь, – пошёл…
Ну? То-то! Иди… Сколько человек?
– Нас-то? Нас восемнадцать… А трое вон не наши… – мужик кивнул головой в сторону, где стоял я и двое босяков.