Рассказ о летчике девятаеве

8 февраля 1945 года группа советских военнопленных во главе с лётчиком Михаилом Девятаевым совершила побег из нацистского концлагеря. Этот побег хотя и не сразу стал легендарным, но попал в учебники истории. Бегство со сверхсекретного полигона на немецком самолёте, которым никто из беглецов не умел управлять, больше похоже на сюжет из кино, но это абсолютно реальная история. Как именно беглецам удалось осуществить столь невероятное предприятие?

Лётчик или разведчик?

Михаил Девятаев родился в 1917 году в Пензенской губернии. Окончил речной техникум, работал на судах. После призыва в армию был направлен на учёбу в лётное училище, которое окончил в 1940 году. В сентябре 1941 года истребитель Девятаева был подбит в воздушном бою, сам лётчик получил тяжёлое ранение. После выздоровления медкомиссия признала его непригодным для дальнейших полётов на истребителях. После этого в биографии Девятаева появляется первая загадка. Согласно общепринятой версии, следующие несколько лет он служил в санитарной авиации, пилотировал «тихоход» У-2 и благодаря случайной встрече со старым командиром смог вернуться в истребительную авиацию в 1944 году (командир замолвил словечко перед Покрышкиным). Всего на счету старшего лейтенанта Девятаева 9 сбитых самолётов.

Однако в справке полковника Мандральского (начальника отдела контрразведки СМЕРШ 61-й армии), который и допрашивал Девятаева после возвращения, указано, что после ранения в сентябре 1941 года он несколько месяцев обучался в Высшей разведывательной школе РККА, после чего перешёл в санитарную авиацию. Однако в тот период не существовало учебного заведения с таким названием (возможно, в документе указано разговорное название какого-то специализированного учебного заведения). К тому же такие неожиданные рокировки типа «лётчик — разведчик» выглядят весьма необычно. Сам Девятаев ни разу не упомянул этот факт в своих мемуарах.

Плен

13 июля 1944 года самолёт Девятаева был сбит под Бродами и лётчик попал в плен. Первоначально он находился в лагере Кляйн-Кенигсберг. Согласно популярной версии, оттуда он пытался бежать, но группу раскрыли. Всем грозила смертная казнь, но парикмахер в лагере подменил номер Девятаева, и под фамилией Никитенко пленный был переведён в лагерь Заксенхаузен, а оттуда попал в лагерь Карлсхаген 1.

Эта история вызывает сомнения, и дело не в том, что беглецов немцы обычно сразу расстреливали, и не в том, что нельзя было подменить личность в лагере. Просто сохранилась учётная карточка Девятаева из лагеря Карлсхаген. В ней заключённый фигурирует под своим именем — Mikhail Dewjatajew и под номером 11 024.

Концлагерь находился неподалёку от засекреченного полигона Пенемюнде, где проводились испытания новейших образцов техники — ракет ФАУ. Рядом находилось два лагеря с названием Карлсхаген и одноимённая авиабаза с аэродромом. В одном лагере работали отобранные по всем немецким концлагерям специалисты, занимавшиеся производством ФАУ. Другой лагерь находился в ведении люфтваффе. Его заключённые использовались для аэродромных работ. Девятаев находился во втором.

Несмотря на то что полигон был строжайше засекречен, для английской разведки его местонахождение не было секретом. В 1943 году около 600 британских бомбардировщиков обрушили на него удар, в результате которого полигону был нанесён серьёзный урон. Погибло большое количество заключённых, а также обслуживающий персонал и некоторые специалисты (например, главный специалист по ракетным двигателям Тиль). После этой бомбардировки Пенемюнде уже не оправился, часть работ по производству ФАУ перенесли в другие места. Девятаев прибыл туда уже после этих событий.

Стоит также отметить, что мемуары непрофессиональных авторов писались в СССР с участием литературных редакторов, что может объяснять ряд некоторых нестыковок в угоду идеологической выверенности. Например, в мемуарах указано, что Девятаев вступил в партию ещё до попадания в плен. Однако в протоколах СМЕРШа сообщается, что Девятаев только бывший комсомолец. Партийной принадлежности в то время уделяли приоритетное внимание и выясняли первым делом после имени, поэтому этот протокол вызывает больше доверия, чем идеологически обработанные и дополненные явно художественными вставками мемуары.

Побег

Всего в группе Девятаева было десять человек: он сам, Иван Кривоногов, Владимир Немченко, Иван Олейник, Фёдор Адамов, Трофим Сердюков, Владимир Соколов, Михаил Емец, Пётр Кутергин и Николай Урбанович. Семеро были пленными красноармейцами, трое — из числа угнанных немцами на работу. Двое — Кривоногов и Емец — состояли в партии. Соколов в 16 лет был судим за кражу.

Самой главной загадкой побега остаётся один вопрос: как беглецы смогли проникнуть в самолёт на охраняемом аэродроме и, самое главное, успешно поднять в воздух незнакомую немецкую машину. Мало того что техника была Девятаеву незнакома (он пилотировал истребители, а не бомбардировщики), так ещё и все надписи были на немецком, которого он не знал.

Согласно официальной версии, немецкие надписи Девятаев изучил сам, когда убирал сломанные приборные доски. Отламывал от них по кусочку и запоминал. А один из членов группы, готовившей побег, переводил ему, поскольку знал немецкий.

Правда, мало было изучить названия, нужно было понять принцип включения двигателей. Сделать это было ещё сложнее, поскольку узников к работающим самолётам не подпускали. По словам Девятаева, однажды ему всё-таки посчастливилось это увидеть. Он сгребал снег с крыла самолёта, а в это время немецкий пилот прогревал двигатель, и Девятаев через маленькое окошко сумел увидеть последовательность действий.

По другой версии, упоминаемой в некоторых немецких источниках, особенности работы двигателя ему продемонстрировал немецкий лётчик. Авиаторы в то время осознавали себя особой кастой, и пленные пилоты противника вызывали интерес. Они вполне могли общаться через переводчика как коллега с коллегой о каких-то мелочах (разумеется, не выдавая секретов), поэтому версия не выглядит такой уж невероятной, тем более что Девятаев был в аэродромной команде и мог встречаться там с немецкими пилотами. Те вполне могли показать любопытствующему пленному пилоту какие-то особенности техники, не чувствуя подвоха. Особенно учитывая тот факт, что бежать из лагеря было трудно. Мало того что он охранялся, так ещё и находился на полуострове, что осложняло задачу побега (к слову, первоначально Девятаев планировал бежать на лодке).

По третьей версии, изучить самолёт удалось благодаря невмешательству одного из охранников, который некогда был в русском плену, немного знал русский язык и симпатизировал узникам. Во время его дежурства Девятаев получал возможность исследовать самолёт, а охранник делал вид, что не замечает интереса советского военнопленного к машине.

Так или иначе, в общих чертах Девятаев получил представление о принципах управления немецким самолётом. Теперь оставалась не менее трудная задача — попасть в самолёт. Девятаев и четверо его напарников (остальные пять человек не были посвящены в план побега и узнали о нём в последний момент) работали в аэродромной маскировочной команде. Проникнуть на аэродром они могли, но как попасть в самолёт?

Несколько попыток перехватить самолёт с работающими двигателями не удались, мешали некстати появившиеся свидетели. Затем надолго установилась нелётная погода. И только 8 февраля 1945 года беглецам удалось осуществить свой план.

Их задачу несколько облегчало то, что в конце войны немцы испытывали страшную нехватку личного состава, все, кто умел держать ружьё, были отправлены на фронт, и охраной Карлсхагена занимались преимущественно части ландесшютцена. Это что-то вроде территориального ополчения, набранного из негодных для полноценной армейской службы мужчин.

Подготовка этих людей, конечно, была на куда более низком уровне, да и особого рвения они не проявляли. Вдобавок в начале февраля весь персонал полигона, аэродрома и лагерей готовился к эвакуации, части Красной армии были уже неподалёку. Неразбериха и «чемоданные настроения» также внесли свой вклад. В итоге в день побега десятерых беглецов охранял всего один конвоир.

Во время размаскировки самолёта He-111 Кривоногов ударил охранника железной палкой по голове. После этого беглецы разместились в самолёте. Поскольку всё происходило во время обеда, никто не заметил захвата самолёта и прогрева моторов. Выруливание на взлёт также не вызвало никаких подозрений.

Взлететь удалось не с первого раза, но беглецам всё же удалось уйти, не вызвав подозрений. Немцы спохватились, только обнаружив охранника. Они организовали погоню, которая не принесла и не могла принести успеха. Без знания маршрута беглецов обнаружить их было почти невозможно, и отправленный за ними истребитель вскоре вернулся.

К слову, популярная легенда, согласно которой самолёт был напичкан суперсекретной аппаратурой, является гораздо более поздним мифом. Во-первых, даже в мемуарах самого Девятаева нет ни слова о секретной аппаратуре в самолете. Во-вторых, протокол офицеров из СМЕРШа, осмотревших самолёт, подтверждает это: «В самолёте, кроме трёх бортовых пулемётов, никакого вооружения и посторонних предметов не обнаружено».

Единственное, что было на самолёте, — часть оборудования для подвески ФАУ-1. С лета 1944 года немцы пытались использовать Не-111 для воздушного запуска ФАУ, однако из-за огромных потерь и низкой эффективности от этих самолётов отказались. На момент угона немецкий бомбардировщик использовался в Карлсхагене для обучения лётного состава.

Непростое возвращение

8 февраля около 15 часов угнанный самолёт приземлился в расположении 61-й армии. На подлёте он был обстрелян советскими зенитками и повреждён, из-за чего машину пришлось сажать на поле. В мемуарах Девятаева история заканчивается тем, что после возвращения все ликуют, обнимаются, а затем на руках несут беглецов в столовую. Однако в реальности всё было не так радужно.

Первым делом их отправили на допрос к СМЕРШевцам. Все аргументы изначально были против них: прилетели от немцев, на их самолёте, без документов, рассказывают невероятные истории про то, как угнали с охраняемого аэродрома самолёт, которым никто из них не умеет управлять. В СМЕРШе не скрывали, что подозревают в них немецких агентов. Полковник Мандральский, который вёл дело, так и написал в отчёте: «Допросы задержанных ведём в направлении изобличения их принадлежности к разведывательным органам противника».

Тем не менее никаких аргументов в пользу их связи с немецкой разведкой не было. Конечно, в условиях военного времени их история выглядела необычно. С другой стороны, именно её необычность и была аргументом против связи с немцами. Если бы тем потребовалось забросить своих агентов в расположение Советской армии, они явно сделали бы это менее заметным способом. Было очевидно, что перелёт на немецком самолёте переполошит всю армию и привлечёт к агентам ненужное внимание.

Поэтому рядовых достаточно скоро освободили и отправили на пополнение фронтовых частей. А вот Девятаев как офицер следствие заинтересовал и надолго задержался в фильтрационном лагере. В постсоветское время стала популярна легенда о том, что Девятаев после войны был репрессирован и долгие годы провёл к лагерях. Однако это не так.

Пребывание в фильтрационном лагере после возвращения из плена было стандартной проверкой. Для рядовых она, как правило, длилась несколько дней. Офицеров проверяли значительно строже. Девятаев задержался в фильтрационном лагере более чем на полгода, поскольку вызвал особый интерес у следователей. В советское время он эту проверку никогда публично не упоминал, но после распада СССР признался: «После побега мною, моими друзьями по экипажу особо не восторгались. Скорее наоборот. Мы подверглись довольно жестокой проверке. Длительной и унизительной».

В сентябре 1945 года Девятаева ещё раз привезли на полигон, интересовавший советских специалистов. Поскольку он служил в аэродромной команде, а ракетный полигон находился в отдалении, ничего сверхсекретного он поведать не мог. Тем более что обычных пленных к полигону и близко не подпускали. Тем не менее он смог описать примерное расположение построек и объектов на острове.

Мирная жизнь

В ноябре 1945 года лётчик был уволен в запас. Однако первые годы мирной жизни оказались весьма непростыми. Из-за того что Девятаев побывал в плену, у него возникли проблемы при устройстве на работу. В итоге несколько лет ему пришлось проработать простым докером в порту. Только в 1949 году ему удалось вернуться на речной флот и стать капитаном катера. В дальнейшем был капитаном «Метеора».

Никакой известности Девятаев не имел вплоть до конца 50-х. Невероятный побег пленников так и мог бы остаться никому не известным эпизодом войны. Но в 1956 году Хрущёв на съезде КПСС развенчал культ личности. Начался пересмотр сталинской политики. Эти процессы не обошли стороной и бывших военнопленных. Если раньше при трудоустройстве надо было обязательно указывать в анкете, был ли человек в плену или на оккупированных территориях (что могло стать серьёзным минусом для карьеры), то теперь отношение к этой категории людей стало гораздо более терпимым.

В рамках курса на гуманизацию Михаил Шолохов пишет «Судьбу человека», главный герой которой — бывший военнопленный. Провинциальным журналистам уходит директива — искать людей, которые не получили достойной награды в сталинское время из-за пребывания в плену. Во время поисков в военкоматах журналист Ян Винецкий узнал историю Девятаева и заинтересовался ею.

Он приехал к лётчику, встретился с ним и написал большую статью о его подвиге. Статью прочитали в столице, и через несколько недель Девятаева самолётом доставили из Казани в Москву на приём к министру речного флота, который был в восторге от этой истории.

С этого момента для Девятаева началась новая жизнь. В 1957 году он получил звезду Героя Советского Союза, подружился с Симоновым, стал известной и узнаваемой личностью. С тех пор он регулярно ездил на своеобразные «гастроли» по всему Советскому Союзу и странам соцлагеря, рассказывая о своём необычайном побеге. История Девятаева попала в школьные учебники по истории, а сам он встал в ряд самых знаменитых героев ВОВ.

Девятаев: пропавший без вести

В начале фильма Бекмамбетова главный герой едет в автобусе. Один из пассажиров при всех бросает ему в лицо: «Предатель!»

— Это художественный прием, потому что ничего такого на самом деле не было, — рассказывает Александр Михайлович. — Но отцу так и говорили: «Ты в плену был, значит, ты предатель». Что далеко ходить, примерно лет десять назад и мне доставалось. Человек чуть постарше меня при свидетелях заявлял: «Ты сын изменника родины». В ссоре, понятно, но все же.

У всех летчиков, которые оказывались в плену, был гриф «пропал без вести». Согласно приказу № 270, офицер, попадая в плен, был обязан застрелиться. Не застрелился — значит, предал родину. Клеймо предателя переходило на всю семью, ее могли направить в ГУЛАГ. Поэтому командиры никогда не писали, что летчик жив. Писали: «Пропал без вести».

Но покончить с собой Михаил не мог — он выпрыгнул из горящего истребителя и от удара о стабилизатор потерял сознание. В концлагере он мечтал о побеге и не думал о том, чтó его может ждать на родине.

— В этом и есть высочайшая трагедия летчиков, которые «предали». Без всяких обид для других родов войск: летчики — это элита. Их сравнить ни с кем нельзя, они по-другому воевали. Большинство из тех, кто был в плену, говорили только об одном: «Побег». 

Украл колоски, а кашу съел по дороге в милицию

Будущий летчик родился в крестьянской семье, в деревне Торбеево. Когда он был маленьким, отец заболел тифом и умер. На его беременной матери Акулине осталось семеро детей. Семья ютилась в доме с земляным полом и пыталась выжить.

Михаил долго не мог пойти в школу, потому что зимой нечего было надеть на ноги. Еды тоже не было, поэтому он постоянно искал, где можно что-нибудь съесть. В школе кормили один раз в день, и взрослые мальчишки старались остаться там как можно дольше. Но был и другой способ добыть еду — собрать колоски. А про «Закон о трех колосках» тогда знали все.

Миша и его друзья не удержались: собрали колоски и сварили кашу. Их тут же поймали и повели в милицию. Срок могли дать любой, минимум — 5 лет.

Но подросток успел съесть эту кашу по дороге. Когда пришли в милицию, котелок был пустым. А нет каши — нет факта преступления. 

И через день Миша с двумя друзьями в спешке уезжает в Казань — поступать в авиационный техникум: босой, в выгоревшей рубахе из кумача. Свидетельство об окончании школы он забыл дома. Но к тому времени авиационный техникум уже давно всех принял, и Михаилу посоветовали податься в речной. Главный аргумент: «Там кормят». Молодые люди пришли к директору, убедили его принять экзамены — и все трое поступили. 

— Ну вдумайтесь только! Без документов босяк пришел — и его принимают, — удивляется Александр Михайлович удаче отца. — Вы можете представить сейчас ситуацию, что мальчик пришел и у него нет какого-нибудь документа? И его примут в школу? Его даже на порог не пустят. Совершенно другая эпоха… 

За три года Михаил окончил техникум, стал учеником летчика в аэроклубе и закончил его, но диплома капитана не получил, потому что попал в тюрьму. Вариантов того, почему он там оказался, есть несколько, в том числе и отцовских, как вспоминает Александр Михайлович.

Более «литературный» выглядит так. В 1938 году Михаил плавал помощником капитана по маленьким рекам и заодно готовил перепись населения. В одной из командировок он нелестно отозвался о подруге капитана, которая потом в обиде написала донос: «Девятаев украл опросные листы и продал их за границу». Украла она их сама, а пока во всем разбирались, молодой человек просидел довольно долго.

— Насколько нелепая ситуация! Они кому нужны, эти опросные листы? Когда его выпускают из камеры, он тут же идет в Молотовский военкомат, просится в Оренбургское летное военное училище (в то время — Первое Чкаловское военное авиационное училище летчиков им. К. Е. Ворошилова, так как город Оренбург был временно переименован). А у него все карты на руках: он окончил аэроклуб. Конечно, его тут же отправляют в Оренбург. Если бы его в чем-то подозревали, он бы там не учился.

В 1940-м Михаил оканчивает училище и начинает свой путь в военной авиации, служит в РККА (Рабоче-крестьянская Красная армия). 

«В декабре 1941 года мы танцевали»

— Вот вы спрашиваете, жалел ли он убивать людей… Когда идет бой, два самолета летят на огромной скорости. Ты видишь противника, но в контакт с ним не вступаешь, даже если у тебя снят фонарь кабины. Был целый кодекс летчика. Никогда не говорят, что летчик убил другого летчика. Нет, он сбил самолет. Если ты победил в схватке, то у твоего соперника всегда есть возможность выброситься с парашютом — по законам рыцарей неба ты не должен его расстреливать, — объясняет Александр Михайлович, — но поведение немецких летчиков, расстреливающих наших пилотов, очень быстро отменило этот пункт кодекса чести. 

После ранений Михаил два раза убегал из госпиталя, чтобы снова воевать. В Казань он вернулся в декабре 1941 года на костылях — его ногу повредил осколок снаряда: летчик настоял, чтобы его оперировали без наркоза, он контролировал весь ход операции.

В Казани жила Фаузия Муратова, будущая жена Михаила. Он знал, что найти девушку можно было на танцах — а танцевать они оба очень любили, так и познакомились еще до войны в 1936 году.

— Я не понимал: какие танцы? Это декабрь 41-го года! Но мама говорила: «Мы танцевали». — «Как?!» Я потом спрашивал об этом у своего заведующего кафедрой, он был в то время подростком и уже оканчивал школу.

«Вот вы мне объясните: декабрь, жестокая зима, в центре города танцуют. Как?» — «Да. Ну молодежь ведь… Всем хотелось танцевать».

Казань была засыпана снегом. По сугробам на костылях Михаил доковылял до театра — трамваев и извозчиков не было. Сначала просто стоял и смотрел, потом наконец увидел Фаю. Окликнул… 

Семье Муратовых жених очень понравился. Большая родня единодушно говорила: «Фая, Миша — это всё!» В то время летчик был в группе выздоравливающих, в январе его направили в Спецшколу разведки генштаба РККА, но Девятаев заваливал руководство рапортами, просил отправить на фронт, чтобы снова воевать.

В конце ноября 1942-го Михаил и Фаузия поженились, а в декабре он добровольно ушел на фронт: служил в ночном бомбардировочном полку, затем в санитарной авиации. Только в 1944-м он вновь пересел на истребитель «Аэрокобра» в дивизии А.И. Покрышкина. 

Плен и летчики, которые «предали»

13 июля 1944 года самолет Михаила Девятаева сбили немцы. Летчик выпрыгнул с парашютом из горящего истребителя, но ударился о стабилизатор. Покрышкинцы так и говорили: «Аэрокобра не любит, когда ее покидают». Очнулся он уже на вражеской территории.

Когда Девятаева привезли в Лодзь, его поставили перед выбором: либо переходи на сторону немцев, либо отправляйся в концлагерь. Если советский летчик давал присягу Гитлеру, он сразу становился офицером Люфтваффе, получал хорошие деньги, в субботу и воскресенье мог не работать.

— И все было тут, на виду. Хочешь — да, давай, все у тебя будет хорошо: и пиво, и колбаса. Кто-то соглашался. Предатели? Все по-разному. Были и разведчики. По моим эмоциональным рассказам Тимур Бекмамбетов в своем фильме решил ввести в фильм тему власовских летчиков. Мы о ней стыдливо забываем, хотя были блестящие летчики, которые, увы, предали советскую власть.

Михаил выбрал концлагерь. Когда он увидел баланду, его едва не стошнило: кормили тем, что нормальный человек никогда не стал бы есть. Через несколько дней, конечно, пришлось и с этим смириться. До плена он весил 90 килограммов, после Лодзинского лагеря — 60, а потом — 40 и меньше.

Угнал немецкий самолет и вернулся на родину 

Михаил Девятаев совершил побег, который стал одним из самых известных за всю историю войны. Он и девять военнопленных захватили немецкий бомбардировщик «Хейнкель–111» и улетели на родину.

С начала февраля 1945 года небо было полностью затянуто, и вдруг 8 февраля появилось солнце.

Михаил подумал: «Или сегодня, или никогда».

Собрали группу из десяти человек: четверо из них знали, что они сегодня будут убегать, двое не знали, что сегодня, но знали, что побег готовится. Еще четверо не знали ничего — им просто стало страшно, когда убили конвоира: они поняли, чтó с ними может случиться, если они здесь останутся. 

Девятаев выбрал именно «Хейнкель», потому что немцы заправляли его топливом утром, днем и вечером, а также прогревали моторы — это был личный самолет командующего авиасоединением.

Но до недавнего времени документов, подтверждающих побег, Александр Михайлович обнаружить не мог. Были протоколы допросов, но в НКВД могли написать любые донесения, это не доказательство. 

— Я долго их искал, но ничего не было. И только несколько месяцев назад обнаружил сообщение генерал-полковника Белова, командующего 61-й армией, в одной из частей которой приземлился самолет.

В последней строке было написано: «Перелетел немецкий бомбардировщик “Хейнкель-111”, с десятью русскими на борту. Советский летчик, старший лейтенант. Разбираемся, расследуем».

Михаил и другие бежавшие из плена попали в фильтрационный лагерь как офицеры, которые нарушили закон. Смершевцы пытались понять, сколько нужно времени, чтобы освоить немецкий бомбардировщик, на котором улетел Девятаев. «Минимум полгода. А если это будет летчик-истребитель, то это вообще отдельная история…» — говорили им. «Хейнкель-111» — тяжелый, многотонный самолет, и первая мысль у смершевцев: или кто-то другой сидел за штурвалом, или Девятаева готовили немцы. 

Александр Михайлович в начале 2000-х пытался понять, как его отцу удалось справиться с управлением. Он выяснил, что «Хейнкель-111» — это средний бомбардировщик, который создавался еще и как тяжелый ночной истребитель, поэтому навыки летчика-истребителя здесь были приемлемы. Но ведь его экипаж должен составлять пять человек, а пилотировал один Девятаев.

— Самый простой ответ мне дал недавно ушедший из жизни Герой Советского Союза генерал-полковник Николай Тимофеевич Антошкин. 

«— Вот вы скажите мне, как? — спрашивал я.

— Шесть месяцев подготовки. 

— Ну вы же знаете, что у отца не было этих шести месяцев.

— Саша, ну у тебя отец — великий летчик…»

— Как он это сделал — это и есть уникальный подвиг. Не будем говорить, что он был слаб и избит, и что сил у него было меньше, чем у подростка. Это уже не имеет значения, потому что его подвиг — единственный, такого больше не будет. Я называю его эллинистическим. 

Ему больше не давали летать 

Михаила демобилизовали в ноябре 1945 года с возвращением орденов, однако в его офицерском удостоверении вместо «гвардейский истребительный авиационный полк» было написано «гвардейский истребительный артиллерийский полк». По ошибке или специально, никто так и не узнал. 

— И вот он приезжает куда-нибудь и начинает рассказывать, что он летчик, что воевал, и слышит: «Стоп, ты что нам лапшу-то вешаешь, ты же артиллерист».

А если еще говорил про побег, да на самолете… Можете представить, как люди реагировали?

После демобилизации Михаил написал в дом Муратовых: «Я из плена. Могу ли я к вам приехать?» Ему был ответ: «Ты с ума сошел? Конечно, приезжай». Никто из них не испугался словосочетания «бывший военнопленный». Вернувшись, он долгое время не мог найти работу, хотя никаких запрещающих законов не было — просто люди смотрели документы и говорили: «Вы нам не подходите». 

— Ему больше не давали летать, и это было тяжелее всего. Он писал всем, потому что его место — в небе. Я так думаю, в 1946–47 годах у него еще была большая надежда. Как-то родители были в Москве, в музее вооруженных сил. Там есть галерея героев СССР. И отец маме сказал: «Фая, вот я буду здесь висеть». Он знал, что он сделал. 

Жену Михаила вызывали в НКВД и требовали, чтобы она доносила на мужа. 

«— Вы будете рассказывать мне все, что он говорит.

— Что, и в постели? 

— И в постели». 

Она хмыкнула и ушла из кабинета, а заодно — из секретарей комсомольской организации.

Когда Михаила все-таки взяли дежурным в речной порт, Фаузия впервые увидела в его глазах слезы: «Фая, мне дали работу!» Если бы этого не произошло, впереди его ждал бы арест.

Но еще долгое время люди, видя Михаила, переходили на другую сторону — на всякий случай.

У супругов родилось трое детей: Алексей, Александр и Нелли. До 1957 года кусочек сахара считался в семье хорошим лакомством. Михаил стеклил окна, перекладывал печи, крыл крыши, шил, сапожничал, вылавливал дрова в Волге, пилил их, продавал — в общем, с утра до ночи работал.

— Вот классическая история, которая неоднократно повторялась. Я был ужасным хулиганом, часто бил стекла, — вспоминает Александр Михайлович свое детство. — И вот приходит отец с дежурства и слышит: «Твой Саша окно разбил». Он брал ящик с инструментами, шел измерять размеры окна, вырезал, ставил и ни слова никогда не говорил. Никогда в жизни он даже не замахнулся на меня. Это делали женщины (смеется). От них я мог получить тряпкой за свое хулиганство.

Когда о подвиге Михаила стали говорить по всей стране, люди начали писать письма в ЦК и редакции только с одним вопросом: почему Девятаеву не дали звание Героя? Те, кто прошел войну, понимали, о чем идет речь, — и восхищались. 

Наконец в 1957 году ему присвоили Героя Советского Союза, и дальше Михаила ждала всенародная, всесоюзная слава.

Обнял немца, который должен был его сбить

Вскоре после награждения Михаила Девятаева назначили капитаном теплохода «Ракета», а через несколько лет — теплохода «Метеор-2». На пенсию он ушел в 1974 году. Много занимался общественной работой, его тащили во все президиумы, чего, по словам сына, он ужасно не любил. Типичная картина: председатель встает, ищет глазами Михаила Петровича, замечает его с краю, идет за ним, берет за руку и сажает рядом с собой.

В 90-е годы, когда многим было трудно, он создал фонд, сам ходил просить денег, а потом покупал на них муку, сахар, гречку и развозил это тем, кто нуждается. Его постоянно приглашали выступать в школах Казани, и сегодня при встречах Александру Михайловичу часто говорят: «А я вашего отца видел, он к нам приходил». Или: «А я приходила к вам от нашей пионерской дружины».

— Это был тихий ужас в какие-нибудь праздники! Звонок, дверь открывается, стоит очередной пионер с барабаном: «Поздравляем!..» А он все терпел. Все выдерживал спокойно. Он считал, что это все очень-очень надо. Конечно, очень уставал. Когда он собирался ехать в очередную школу, мама разводила руками: «Миша, ты же болен, ты же кашляешь!» — «Я обещал!» Встал и пошел. Если мог, я подвозил его на машине в 90-е годы. А так на трамвае. Если он видел, что входит женщина, он вставал. Дверь перед женщиной всегда открывал. Когда девушка предлагала сесть, он не садился. Откуда в нем этот подлинный аристократизм? Не знаю. Может, там научили, в его деревне Торбеево? 

Часто Михаил Петрович ездил в Германию. В 2002 году, незадолго до смерти, на съемках документального фильма «Догнать и уничтожить» он встретился с Гюнтером Хобомом — пилотом Люфтваффе, который должен был сбить угнанный Девятаевым «Хейнкель». Они разговаривали, в конце — выпили. Немец на прощание хотел просто пожать руку, а Михаил Петрович его обнял. 

— Я считаю, что в умении понять и простить состоит величие солдата. И меня больше всего удивляет реакция людей. «Ну как это он с немцем обнимается?»

Ну тогда давайте посчитаем все народы, с которыми мы воевали. С французов начнем — за Наполеона пусть ответят.

23 ноября 2002 года состоялся показ фильма «Догнать и уничтожить», а на следующий день Михаил Девятаев скончался. Сегодня на его могиле установлен памятник в форме крыла «Хейнкеля-111», сам летчик изображен на нем с обнаженным торсом — садясь в кресло немецкого истребителя, он снял с себя форму заключенного. 

«Каждый раз я выхожу из кинотеатра со слезами» 

О Михаиле Девятаеве снято более 30 документальных фильмов, а художественный всего один, его режиссер — Тимур Бекмамбетов. В центр сюжета он поставил побег. В фильме ничего не говорится о жизни до войны и после, за исключением сцены в автобусе, где Девятаева называют предателем. Режиссер объяснял это так: если делать художественный фильм про побег, все остальное показать не получится.

— Достоинство фильма в том, что поминутно на экране был воссоздан побег отца. Это сделали по-настоящему здорово. Я знаю, сколько съемочная команда тренировалась, чтобы все это удалось показать, — отмечает Александр Михайлович.

Бекмамбетов сказал, что все принципиальные моменты будет согласовывать с семьей и ничего не сделает против их воли.

— Но от художественного вымысла никуда не уйти. Как по-другому, например, ввести проблему власовских летчиков, если не включать отдельного персонажа? Мы постоянно ездили на съемки. Когда я первый раз посмотрел техническую запись на экране у Тимура, все эти полеты были для меня ошеломляющими!

Сначала на роль Михаила Девятаева рассматривали Данилу Козловского, а Павла Прилучного хотели поставить на роль предателя. Но сложилось по-другому, и главную роль отдали именно Прилучному.

— Я могу сказать, что Павел сыграл очень хорошо. После московской премьеры я к нему подошел и сказал: «Спасибо». Вообще замечательная команда подобралась. Я смотрел фильм пять раз. Уверен, правда, что теперь из-за художественных эпизодов появятся новые легенды и люди будут с пеной у рта доказывать в очередном сообществе, что вот они-то лучше разбираются.

Знаете, как у нас в Казани пишут о фильме? «Фильм неплохой, но там неправда. Я жил на улице, где жил Девятаев!» И все (смеется). Казанцы чувствуют Михаила Петровича как своего.

Из документальных фильмов об отце Александр Михайлович считает лучшим «Догнать и уничтожить». Но он уверен, что по количеству просмотров документальный фильм никогда не превзойдет художественный.

— У нас нет культуры потребления документального фильма. Сейчас вроде есть радость великая — интернет. Открывай и смотри. Вот, например, в апреле сняли фантастический по качеству и содержанию сериал «Концлагерь». Но я о нем узнал случайно. И еще интернет завалили всякой ерундой, в том числе и об отце. Блогеры просто повторяют один и тот же текст, даже не замечая, что совершают те же самые ошибки. 

Серьезным историкам авиации, которых я уважаю, что-то не нравится в фильме, но это естественно, — продолжает Александр Михайлович. — Какому историку понравится художественный фильм? Но ни один из них не сказал никакой гадости или глупости, они все отмечают достоинства фильма. Из приличной критической аналитики про фильм — а до этого и про разные видеоматериалы о жизни отца — я ничего назвать не могу.

Люди просто элементарно не прослеживают логическую цепочку, они много чего путают. Так же и в «Википедии». Я пытался править статью об отце, но потом понял, что все это бессмысленно. Просто появляется какой-то новый фейк — и он ползет и ползет.

Фирдаус, жена Александра Михайловича, тоже смотрела фильм вместе с мужем пять раз.

— Ты не смотришь на мелочи. Ты знаешь подвиг, ты знаешь судьбы, и ты еще раз переживаешь то, что ты знал, на экране. Это нельзя объяснить, но каждый раз я выхожу из кинотеатра со слезами. Временами я вижу в фильме дедушку. Есть понятие Всевышний, есть понятие Бог, есть ангел-хранитель. Вот дедушка — наш ангел-хранитель.

За 25 лет я ни разу не слышала, чтобы он крикнул на своих внучек или на жену. Я благодарю Бога, что их любовь перешла в нашу семью. Иногда мне бывает плохо, и я говорю: «Дедуля, помоги». И дедуля помогает. Каждый год мы ездим в Мордовию, на могилу Акулины и в музей. Я еду и разговариваю с ним: «Дедуля, мы едем к тебе в гости, ты будь с нами». Даже если мы выезжаем в дождь, вскоре на небе обязательно появляется солнце.

Фото: Сергей Щедрин

Читайте также:

• 20 фотографий первых дней Великой Отечественной войны
• 20 фотографий блокадного Ленинграда

Советский летчик Михаил Девятаев совершил один из самых дерзких побегов из плена за всю историю Второй мировой войны. Он чудом избежал расстрела в фашистском концлагере и угнал вражеский бомбардировщик с секретным оборудованием, сорвав планы Гитлера по созданию нового оружия. Но вернувшись на родину, Девятаеву пришлось пройти все круги ада, доказывая, что он не шпион. Его жизнь в послевоенное время окутана тайной, а подробности работы с конструктором Сергеем Королевым до сих пор скрывает гриф «совершенно секретно». Историю легендарного летчика и его подвиг вспомнила «Лента.ру».

Михаил Девятаев родился в 1917 году, он стал 13-м из 14 детей в семье. Два года спустя его отец умер, и мать в одиночку растила детей. Михаил мечтал стать летчиком с детства — окончив семилетку, он поехал в Казань обучаться летному мастерству в местном авиационном техникуме.

Нужных для поступления документов у Девятаева не оказалось, но и возвращаться в родное село он не хотел: там на него составили протокол за хищение собственности колхоза.

Потерпев неудачу с авиационным техникумом, Девятаев поступил на судоводительное отделение Казанского речного техникума и параллельно начал посещать занятия по летной подготовке в аэроклубе. После речного техникума осенью 1938 года он поступил в авиационное училище имени Ворошилова в Оренбурге и успешно окончил его.

Служить Девятаев начал в Белоруссии. Первый военный вылет он совершил 22 июня 1941 года — то есть воевать Михаил стал с первых дней Великой Отечественной войны. Причем с первого вылета он вернулся чудом: с трудом сумел посадить изрешеченный самолет. А уже день спустя Девятаева сбили, и ему пришлось выпрыгнуть из самолета с парашютом.

Свой пятый самолет он смог довести до части, но получил серьезное ранение в ногу и потерял сознание. Михаил пришел в себя, когда ему прямо на крыле делали переливание крови. При этом донором стал командир Девятаева Владимир Бобров.

В плен на сбитом истребителе

Ранение на длительное время отправило Михаила Девятаева в тыл, причем шансов вернуться в боевую авиацию у летчика было мало. Он залечивал ногу сперва в Ростове, а затем в Сталинграде — в специальном госпитале для летчиков.

В 1942 году в Казани Девятаев уже мог обойтись без костылей — ходил с палочкой. Шла война, но некоторые элементы привычной жизни все еще сохранялись. Например, работали кинотеатры, молодежь ходила на танцы. Однажды вечером Михаил пошел в кино и встретил там давнюю знакомую Фаузию (Фаю). У них завязался роман, и осенью 1942 года пара поженилась.

Вскоре после этого Девятаева призвали в санитарную авиацию: за время службы там он перевез более 800 литров донорской крови и более 80 медицинских операционных групп. За работу в санитарной авиации летчик получил два наградных листа — на ордена Отечественной войны и Красного Знамени.

Впрочем, Девятаев хоть и находился в санитарной авиации, он все равно несколько раз вылетал на бомбардировки. Но полноценно вернуться в боевую авиацию летчику помог случай. В мае 1944 года он встретил своего бывшего командира Владимира Боброва — того самого, чья кровь спасла Девятаеву жизнь.

Бобров к тому моменту получил звание полковника и имел за плечами опыт участия в войне в Испании в 1938 году и в Советско-финляндской войне. Кроме того, он участвовал в Великой Отечественной войне с первых ее дней. Неудивительно, что по рекомендации Боброва Девятаева сразу же приняли в дивизию.

Ему доверили осваивать американский самолет Bell P-39 Airacobra: Михаил в совершенстве изучил его за рекордные два месяца. Вспоминая затяжные бои в июне 1944 года, Девятаев рассказывал, что нагрузка у советских летчиков была огромной — по 2-3 боя за день. 13 июля 1944 года его Airacobra подбили. Михаил выпрыгнул из самолета, а очнулся уже на нарах — в лагере для военнопленных.

Непокорный беглец

Конечно, у всех советских летчиков было при себе личное оружие, нужное прежде всего для того, чтобы при необходимости убить себя и не попасть в плен. Но Девятаев приказ Сталина выполнить не смог, поскольку потерял сознание. Фашисты забрали у летчика все: пистолет, два ордена Красного Знамени и два ордена Отечественной войны, документы и фотографию с женой на пороге ЗАГСа.

Вместе с группой, в которую входили около десяти человек, Девятаева перевели в особый лагерь для пленных летчиков, которые у немцев были на особом счету. При этом Михаил попал в плен как летчик санитарной авиации — он не успел заменить документы. Это сыграло на руку Девятаеву: с документами летчика дивизии Покрышкина к нему бы наверняка был повышенный интерес со стороны фашистов. Хотя и в статусе санитарного летчика Михаил пыток не избежал.

Уже месяц спустя Девятаев вместе с группой заключенных сделал подкоп и попытался сбежать. Отчасти это стало возможным потому, что генерал, в ведении которого был лагерь, делал всяческие поблажки летчикам в надежде на сотрудничество. Их неплохо кормили и давали им кое-какую одежду. Более того, летчикам даже вернули ордена и личные вещи.

Но он не хотел сразу бежать — планировал подкопаться под комендатуру с оружием и освободить всех 250 пленных. Но промедление обернулось провалом — немцы заметили подкоп.

Девятаева и двоих его сообщников приговорили к расстрелу и отправили в лагерь смерти Заксенхаузен, созданный рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Жизни заключенных там обрывались в газовых камерах, крематориях, на виселицах или электрических стульях. В Заксенхаузене фашисты изобретали и испытывали разнообразные приспособления для пыток и издевательств, а также ставили опыты над людьми.

На секретной базе фашистов

Авторы книг о жизни и быте в Заксенхаузене не раз писали о том, что выживали в концлагере лишь те, кто так или иначе мог быть полезен немцам. Возможно, Девятаева как летчика дивизии Покрышкина не стали бы казнить. Но как пилота санитарной авиации (а именно так следовало из документов) Михаила легко могла ожидать такая участь.

Но в Заксенхаузене регистратор и парикмахер (из числа пленных) заменили на одежде Девятаева бирку летчика, приговоренного к смертной казни за попытку побега, на бирку только что умершего человека. Так вплоть до самого возвращения домой Михаил стал для фашистов Степаном Никитенко — учителем из-под Киева.

Вскоре Девятаева перевели на испытания обуви — он стал «топтуном». С утра Михаил надевал новые ботинки и клал в рюкзак груз весом около 15 килограммов. Задача на день была простой — ходить так по асфальту, грунту, песку и бетонным бесформенным грудам плит. За одну такую смену Девятаеву полагалось 200 граммов хлеба, еще 50 граммов за труд узника добавляли обувные фирмы.

В конце дня каждый «топтун» замерял износ обуви и делал отчет. Так немецкие производители получали в сжатые сроки серьезные и обширные эксплуатационные данные. Девятаев вспоминал, что тех, кто падал без сил, немцы нередко сразу тащили в крематорий — Заксенхаузену были нужны только те, кто мог работать.

Между тем около 500 человек, в том числе Михаила Девятаева, отобрали для работы на острове Узедом. Там находилась секретная база Пенемюнде — заводские корпуса, стартовые площадки, аэродром, катапульта для управляемых ракет, различные испытательные станции ВВС, сухопутных сил и многое другое.

Уже в послевоенные годы Девятаев вспоминал, что на базе, помимо прочего, фашисты испытывали самолет на реактивной тяге. Но главной целью Пенемюнде была разработка и испытание баллистических и крылатых ракет. Дело в том, что противоракетная оборона союзников в годы Второй мировой войны находилась на таком уровне, что перспективные ракеты фашистов она или не могла перехватить совсем, или справлялась с этим посредственно.

На базе Пенемюнде Михаил Девятаев работал в бригаде «бомбен-команды», состоявшей из пленных, — они должны были вынимать взрыватели из неразорвавшихся бомб. Бригада Девятаева носила номер пять. Это число указывало на страшный в своей простоте факт: предыдущие четыре бригады погибли, работая с бомбами.

Десять дней жизни

На аэродроме в Пенемюнде Девятаев присмотрелся к новенькому Heinkel He 111. За всю Вторую мировую войну Германия построила более 7,6 тысячи таких самолетов, что сделало двухмоторный Heinkel He 111 одним из самых массовых немецких бомбардировщиков.

Самолет, который заметил Девятаев, очень часто стоял с включенными двигателями — для каждого полета их приходилось прогревать около получаса. И немцам было проще держать машину готовой к взлету на холостых оборотах, чем прогревать полчаса в случае необходимости.

Таким образом почти каждое утро Heinkel шумел моторами, когда узники приступали к работе. Именно его Девятаев присмотрел для побега. Причем для воплощения своего плана в жизнь у Михаила оставалось всего два дня — два из «десяти дней жизни». И тут надо сделать небольшое отступление.

В немецких концлагерях находились как подпольщики, так и лоялисты. Целью первых было или простое выживание, или побег, а вторых — игра на стороне фашистов.

Однажды Михаил Девятаев вступил в конфликт с одним из лоялистов и ударил оппонента по лицу, за что был приговорен к «десяти дням жизни». Так лоялисты называли акцию, в ходе которой на протяжении десяти дней избивали свою жертву. Надзиратели не только закрывали на это глаза, но и поощряли такие порядки — им было выгодно, что узников запугивали, особенно если это делал кто-то из их же рядов.

С каждым следующим днем из «десяти дней жизни» побои становились все сильнее и сильнее. До последнего, десятого дня доживал мало кто из жертв лоялистов. Но если это все же случалось, на десятый день человека просто убивали.

Между тем, несмотря на прозрачный «фонарь» самолета, за действиями пилота Михаил наблюдать не мог — ему как узнику запрещалось это делать. Но несколько раз Девятаеву это все же удалось — в те моменты, когда он занимался уборкой территории рядом с самолетом.

Его товарищи по несчастью порой приносили с местного «кладбища самолетов» приборные панели, среди которых были и приборы от Heinkel. Сам Михаил уже летал на иностранном самолете — американском Airacobra, — но кабину Heinkel изнутри он не видел никогда.

Побег в лагеря

После восьми дней избиений Девятаев осознал, что времени у него нет. «Мне оставалось два дня жизни», — позже вспоминал он. И тогда Михаил вместе с тремя друзьями решился на побег: они выбрали момент, когда у Heinkel дежурил всего один охранник, и убили его. В бомбардировщик сели десять узников: вместе с организаторами бежали и те, кто просто оказался в нужном месте и в нужное время.

Михаил сел за штурвал и сразу снял робу — полосатую одежду узника концлагеря видно издалека, его бы сразу опознали как беглеца. Самолет дважды проехал по полосе, но не взлетел. Девятаев не мог понять, почему машина не отрывается от земли.

С третьей попытки летчик все же разобрался с управлением: Heinkel поднялся в воздух и взял курс вначале на Норвегию, а затем на Варшаву — главной задачей беглецов было добраться хотя бы до линии фронта. Девятаев несколько раз встречал немецкие истребители, пару раз угнанный им бомбардировщик обстреливали с земли, но в конечном итоге побег удался.

Выбившийся из сил летчик посадил самолет прямо на поляне в лесу возле деревни Голлин (ныне территория Польши) — и пускай его шасси не выдержали и подломились, все беглецы уцелели.

Вскоре самолет окружили советские солдаты: тогда беглецы решились выйти. Их, обессилевших от перелета и изможденных в лагерях, несли на руках. Сам Михаил Девятаев — мужчина высокого роста и в целом крупный по комплекции — на тот момент весил всего 38 килограммов.

Его вместе с другими беглецами отправили в фильтрационные лагеря, там Девятаев пробыл около полугода. Он мог бы провести в руках чекистов куда больше времени, но его товарищи подтвердили, что он никогда не сотрудничал с фашистами. Это спасло Девятаева. Вскоре он вернулся в Казань.

К слову, бытует мнение, что Михаил Девятаев скитался по лагерям долгих девять лет, потом был реабилитирован, а в 1957 году получил звание Героя Советского Союза. Однако сын летчика Александр Девятаев более десяти лет изучал связанные с отцом документы и уверен, что на деле все было совсем иначе. Впрочем, как именно — сказать сложно: личное дело знаменитого летчика в подольском архиве Минобороны по-прежнему засекречено.

Меняя историю

Между тем отметка «побывал в плену» закрывала для Михаила Девятаева возможность устроиться на работу. Но тут вмешался случай: как раз в тот момент выдающийся советский ученый Сергей Королев изучал наследие фашистской базы Пенемюнде, откуда бежал Девятаев.

Королев понимал, что наработки нацистов могут помочь развитию советского ракетостроения. Ему нужен был человек, видевший своими глазами работу Пенемюнде, которую до основания разбомбили союзники.

Достоверных источников информации о секретной базе фашистов было крайне мало — и одним из них как раз стал Михаил Девятаев. Он начал работать с Королевым и оказал большую помощь как в создании советского ракетного щита, так и в превращении СССР в космическую державу.

Однако, какую именно роль в этой огромной работе сыграл Девятаев, сказать сложно: вся информация о его сотрудничестве с Королевым засекречена. Между тем именно выдающийся советский ученый представил Михаила к награде «Герой Советского Союза».

Дело в том, что на угнанном Михаилом Heinkel была установлена радиолокационная аппаратура, аналогов которой у Советского Союза не было.

Анализ аппаратуры показал, что немцы после ракет «Фау-2» взялись за создание многоступенчатой ракеты, которая могла бы преодолеть несколько тысяч километров. Для сравнения, «Фау-2» летала максимум на 350 километров. А с перспективной ракетой фашистов в опасности могли оказаться жители множества крупных городов.

Но этому не суждено было случиться: немецкая база Пенемюнде перестала быть секретной. Девятаев рассказал о ней чекистам все, что запомнил, и начертил планы и схемы. На следующий день после его побега советские войска двинулись в сторону острова Узедом. Его захватили 14 апреля спустя полтора месяца после легендарного побега советского летчика.

Михаил Девятаев скончался в 2002 году в возрасте 85 лет. У него остались двое сыновей, дочь и много внуков. Его потомки с нетерпением ждут, когда будут рассекречены документы об их знаменитом родственнике. Они уверены: история Михаила Девятаева скрывает еще немало невероятных тайн.

В конце Великой Отечественной войны побеги заключенных из немецких концлагерей случались довольно часто. Но есть среди них один, который в буквальном смысле повлиял на ход войны. Группа летчика Михаила Девятаева, чудом избежавшего смерти, не только сумела вырваться из плена и угнать самолет, но рассекретить немецкое чудо-оружие.

Полигон Пенемюнде, который располагается на острове Узедом в Балтийском море, считается местом рождения легендарных ракет Фау-1 и Фау-2, а также нескольких самых современных на тот момент самолетов. В систему полигона также входил концентрационный лагерь, узники которого использовались немцами для выполнения черновой работы. Именно в этом лагере содержался советский летчик-истребитель Михаил Петрович Девятаев, человек, который совершил невозможное.

Михаил Девятаев родился в 1917 году в простой крестьянской семье, где был тринадцатым ребенком. По национальности мокшанин. Как и многие советские подростки в 30-е годы, он увлекался авиацией, посещал аэроклуб. Эта тяга к небу во многом предопределила его будущую военную специальность — в 1940 году Михаил окончил Чкаловскую военно-авиационную школу летчиков. На фронт попал с первых дней войны, 24 июня 1941 года уже записал на свой счет первого сбитого — пикирующий бомбардировщик «Штука» (Junkers Ju 87). Всего же до своего попадания в плен в июле 1944 года «Мордвин», как его называли боевые товарищи, сбил 9 вражеских самолетов и успел полетать под начальством легендарного трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина.

В плену Девятаев несколько раз подвергался допросам и пыткам, после чего его и других пленных летчиков конвоировали в Лодзинский лагерь военнопленных. Спустя месяц после попадания в плен 13 августа 1944 года «Мордвин» и еще несколько человек совершают побег из лагеря, но довольно скоро их ловят и переводят в категорию «смертников». Буквально на следующий день всех «смертников» в специальных робах с нашивками отправляют в печально известный лагерь Заксенхаузен. Казалось, что здесь все и закончится для славного летчика Девятаева, но сочувствующий пленнику лагерный парикмахер подменил номер его нашивки, превратив смертника в обычного узника. За несколько дней до прихода новой партии заключенных в лагере от голода и болезней умер врач Никитенко, его идентификационный номер был аккуратно срезан цирюльником с робы. Вместе с новым номером появилась и новое имя — Григорий Никитенко, под которым «Мордвин» и попал в лагерь Пенемюнде.

В своих многочисленных интервью Девятаев говорил, что бежать из лагеря на самолете он решил в первые же минуты своего прибытия на остров Узедом. Ему, с детства увлекающемуся самолетами, показалось довольно просто угнать условный «Юнкерс» из-под носа охраны. Теперь осталось подобрать себе команду, проверенных людей, которые и под пытками не выдадут информации о будущем побеге. Всего таких подобралось десять человек, кто-то работал недалеко от аэродрома, кто-то имел связи с конвоирами, и все без исключения молчали о будущем побеге. Да и как можно было предать своих товарищей, если у каждого, кто вошел в этот список беглецов, были свои личные счеты с немцами? Например, Немченко при допросах и пытках выбили глаз, Урбанович попал в лагерь еще мальчиком в 1941 году, а Кривоногов не знал, что такое страх и в предыдущем лагере даже убил у всех на глазах местного полицая.

Следующие месяцы до побега Девятаев старался незаметно изучать приборные панели самолетов, которые ремонтировались в соседних бараках. Тогда же он узнал от старых заключенных об испытаниях немецкого оружия, а потом увидел их сам.

Что осталось неизвестным в биографии летчика Михаила Девятаева
«Опять будет падать штанга с неба, — сказал работавший рядом со мной человек.

— Какая штанга? — спросил я.

— Сейчас увидишь, — послышался ответ, и тут же кто-то объяснил:

— Реактивный выпустят.

И действительно, через несколько минут появился на высоких шасси, с широко разведенными крыльями не известный мне по своей конструкции самолет. Нам приказали прекратить работу и спуститься в ямы, которые были заранее подготовлены для этой цели. Охранники с собаками стали над нами. Я услышал, как заревел один, потом другой двигатели… Я смотрю, а кругов от воздушного винта не вижу… Звук мотора тоже необычный — какой-то шипящий, со свистом.

Снимок стартового стола в Пенемюнде, сделанный с британского самолета-разведчика в июле 1943 года. Фото: wikimedia.org

Вот самолет быстро пробежал и оторвался от земли. В воздухе уже от него отделилось что-то, похожее на шасси или штангу, и упало в море. Сделав на огромной скорости два круга, самолет зашел на посадку и приземлился. Еще одна тайна острова: реактивный самолет. Может быть, это и есть «чудо-оружие» Гитлера, о котором нам неоднократно говорили пропагандисты Геббельса. Знают ли о нем в Москве? — спрашивал я сам себя».

Первоначально побег планировали осуществить ближе к марту 1945 года, уже выбрали себе самолет — бомбардировщик Heinkel He 111, достаточно вместительный для десяти человек, но бежать, а точнее лететь, пришлось раньше…

В концентрационных лагерях существовали банды заключенных, которые думали, что целиком и полностью управляет всеми остальными. Их действия поощрялись немецкой администрацией, которой было выгодно иметь свои глаза и уши внутри бараков. Но, помимо доносов, у этих банд была еще одна, страшная функция — «Десять дней жизни». Вот как об этом вспоминал сам Михаил Девятаев:

«Десять дней жизни»- это лагерная формула самосуда, самочинная расправа группки бандитов-заключенных. Они выбирают себе жертву по указанию коменданта или охраны и в угоду им убивают ее, уничтожают варварским способом. Кто проявлял недовольство лагерными порядками, кто носил на груди красный («политический») винкель, кто сопротивлялся ограблению, кто сказал не так, — тот попадал во власть банды головорезов. Девять дней «виновного» истязали всеми способами, какие только могли придумать организаторы издевательства, а если он еще оставался в живых, на десятый день его приканчивали. Заводилы имели право бить обреченного как угодно, когда угодно и так, чтобы свои последние десять дней тот прожил только в муках, в бреду, в полубессознательном состоянии. Чем сильнее он страдал, тем выше была награда за их работу. Самые дикие инстинкты пробуждались в низких, отвратительных существах таким своеволием, такой безнаказанностью».

Неудивительно, что заключенные боялись такого исхода значительно больше, чем «гуманного» расстрела. За несколько недель до побега близкий друг Девятаева уже стал жертвой такого самосуда. И вот «Десять дней» выписывают для него самого. Причиной стала драка с одним из заключенных, Костей-морячком. Его резкие слова: «А мне какая разница, где жить! Водка, девушка и деньги!», — не раз выводили из себя других узников, для которых домом была оставленная на Родине семья. И однажды Девятаев не стерпел, ударил обидчика, но был тут же зверски избит. Очнувшись, он понял, что оставшиеся девять дней «приговора» пережить не сможет, и чем скорее они с товарищами угонят самолет — тем лучше. Спустя еще 3 дня побоев и издевательств, окончательный план побега был готов.

Утром 8 февраля 1945 года будущие беглецы выменяли себе места в двух рабочих бригадах по пять человек. Обычная задача таких групп — это уборка аэродрома, подходить к самолетам им было категорически запрещено. Но беглецы сообщили часовому, что им дана задача отремонтировать земляной ров — капонир. Когда тот удалился, группа по сигналу перешла к активным действиям. Кривоногов по сигналу убил заточкой конвоира, и теперь в радиусе ста метров кроме них и самолета никого не было. Быстро стянули чехлы с моторов «хейнкеля», Девятаев прыгнул на место пилота, попытался завести моторы — тишина, оказывается, у машины отсутствовал аккумулятор! Каждая минут промедления приближала заключенных к смерти за побег и убийство, поэтому действовали молниеносно. Всего за пять минут нашли тележку с аккумулятором и, наконец, завели мотор!

«Плавно нажимаю на кнопку стартера. Мотор зашумел жу-жу-жу! Спокойно включаю «лапкой» зажигание, мотор несколько раз фыркнул и загудел. Увеличиваю газ — заревел. Круг винта стал чистым, прозрачным. Друзья от восторга дают в плечи радостные легкие пинки».

Машина разгоняется, минует вахтманов, садящиеся «юнкерсы» и… чуть не падает с обрыва в море. Даже на самой максимальной скорости она никак не идет вверх, только спустя несколько минут Девятаев догадывается, что мешают триммеры руля, у незнакомой машины они установлены в режиме «на посадку». Новый разгон, но теперь на взлетной полосе уже бегают немцы, явно догадывающиеся, что с самолетом, а может и с пилотом что-то не так, сейчас они преградили живой цепью полосу.

«Они не ожидали, что «хейнкель» двинет на них. Да их же давит летчик-заключенный! Они бросились врассыпную. Те, что были дальше и которым ничего не угрожало, вынимали из кобуры пистолеты. Другие бежали к своим зениткам. Но время было выиграно, только время, а не победа. Самолет снова мчался на тот конец аэродрома, с которого мы начинали взлет».

С помощью товарищей Девятаев все-таки смог вытянуть штурвал на себя, и самолет оторвался от земли, полетел! Но полетел неуверенно, слишком быстро стал набирать высоту и терять скорость, пришлось наугад искать триммер высоты и лишь после этого грузный бомбардировщик стал быстро удаляться от злосчастного Пенемюнде.

Казалось бы, все, долгожданный побег совершен, впереди родная земля. Но на хвост сел немецкий истребитель, который возвращался с задания. Он успел выпустить в сторону «хейнкеля» с заключенными несколько пулеметных очередей, но был вынужден приземлиться, так как у него то ли кончилось топливо, то ли закончились боеприпасы. Девятаев и его товарищи исчезли в облаках. По солнцу они смогли сориентироваться и вскоре уже приблизились к линии фронта, где по ним открыли огонь советские зенитные орудия. Пришлось вынужденно посадить самолет в поле, недалеко от города Вольдемберга, уже на территории, контролируемой Красной Армией.

Первое время бывшие пленные допрашивались НКВД несколько раз в день — судьба бывших заключенных концлагеря тогда была незавидна. Но ситуацию спас легендарный советский ученый Сергей Королев: ознакомившись с «начинкой» и документацией «хейнкеля», он пришел в восторг. Ведь группе беглецов получилось ненароком добыть такие сведения и аппаратуру, которую не смогли бы получить и десяток-другой разведчиков. Речь, конечно, шла о первой в мире баллистической ракете Фау-2, «оружии возмездия» немцев.

Старт ракеты «Фау-2». Фото: Bundesarchiv, Bild 141-1879 / CC-BY-SA / wikimedia.org

Оказалось, что из всех стоявших на взлетной полосе самолетов группе Девятаева попался именно тот, в котором была установлена специальная радиоаппаратура для запуска чудо-ракет. Добытые сведения помогли советским конструкторам самим создать первые прототипы баллистических ракет, а, впоследствии и создать космическую программу.

Дальнейшая судьба беглецов в большинстве своем печальна. Только четверо из десяти пережили кровавую мельницу войны. Сам же Девятаев был награжден высшей наградой СССР — Звездой Героя — в 1957 году за вклад в советское ракетостроение.

(при написании статьи использованы материалы из книги М. П, Девятаева «Полет к солнцу»)

Главное

История Второй Мировой войны знает несколько примеров удачных побегов из германского плена. Но самым героическим, самым дерзким и уникальным считается побег группы советских заключённых, организованный лётчиком Михаилом Девятаевым 8 февраля 1945 г. с секретной немецкой базы на острове Узедом. Жизнь Михаила Петровича после войны была продолжением его подвига. Простой, но целеустремленный, смелый мальчик осуществил главную свою мечту — стать летчиком и настоящим человеком. 15 августа 1957 года старшему лейтенанту Девятаеву за мужество, отвагу и героизм было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

История

Легендарный летчик Михаил Петрович Девятаева родился 8 июля 1917 года в бедной многодетной крестьянской семье селе Салазгорь Спасского уезда Пензенской губернии (ныне Торбеевский район Республики Мордовия). Был тринадцатым ребенком. Получил семиклассное образование в школе села Торбеево Мордовской АССР. Еще в годы учебы видел самолет, который приземлился около села. Все ребята, в том числе и Миша, с восхищением смотрели на пилота, его взлет и полет.

Михаил с товарищем уезжает в город Казань поступать в авиатехникум, но пришлось поступить в речной – получилась нестыковка с документами. В период обучения посещает аэроклуб, где постигает азы летного дела. После успешного обучения в Чкаловской военно-авиационной школе становится настоящим военным летчиком – истребителем. С начала Великой Отечественной войны участвует в боевых действиях, сражается с фашистами. На его счету 180 боевых вылетов, 9 сбитых фашистских самолетов.

13 июля 1944 года в очередном бою, где у противника был перевес сил, самолет Девятаева был серьезно поврежден, горел и Девятаев раненым попал в плен. За восемь месяцев плена Михаил Петрович испытал все ужасы нечеловеческих издевательств трех фашистских лагерей. Он предпринял несколько попыток бегства из-за колючей проволоки. 8 февраля 1945 года на немецком самолете «Хейнкель-111» с аэродрома концлагеря Пенемюнде на острове Узедом в Балтийском море он совершил «побег из ада». Побег стал легендарным и попал в учебники по истории. Михаил Девятаев с группой единомышленников, таких же узников, улетели со сверхсекретной базы на вражеском бомбардировщике. Среди беглецов только Михаил был пилотом, но и он не летал на бомбардировщиках, тем более фашистских. Несмотря на погоню фашистских истребителей и огонь советских зениток, Девятаев сумел перелететь на территорию, занятую нашей армией и поврежденный самолет посадил на поле в расположении наших войск. Но только в 1957 году за этот подвиг ему присваивается звание Героя Советского Союза.

Вскоре после завершения войны Девятаев был вынужден уйти из авиации. Отважный лётчик становится капитаном других крылатых машин, надводных – пассажирских «Ракет» на подводных крыльях. Управлял и «Метеорами», обучал молодую смену, являясь наставником. С выходом на пенсию Михаил Петрович стал активнейшим организатором ветеранского движения, оказывал помощь особо нуждающимся благодаря специальному фонду, созданному им.

24 ноября 2002 года перестало биться сердце отважного летчика, настоящего человека Михаила Петровича Девятаева. Покоится на Арском кладбище города Казани на аллее Героев.

Состояние

М.П.Девятаев — Герой Советского Союза, награждён орденом Ленина, орденами Красного Знамени (2), орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, медалями. Почётный гражданин Республики Мордовия, городов Казани (Россия), Вольгаста и Циновичи (Германия). На родине в поселке Торбеево Республики Мордовия 8 мая 1975 года открыт Дом-музей М.П. Девятаева. Имя Девятаева носит одна из новых улиц Саранска.

В группе, сумевшей вырваться из ненавистного плена, кроме Михаила Девятаева, были Иван Кривоногов, Владимир Немченко, Иван Олейник, Федор Адамов, Трофим Сердюков, Владимир Соколов, Михаил Емец, Петр Кутергин и Николай Урбанович. На родине всех героев, по инициативе племянника Трофима Сердюкова и проекта «Аллея Российской Славы», в том числе и в Саранске открыты памятные знаки «Побег из ада» с именами всех героев. Изданы книги «Полёт к солнцу» и «Побег из ада».

Выпущено 14 документальных фильмов о жизни и подвигах Михаила Девятаева: «Речники-Герои», «Догнать и уничтожить» и другие. В Германии 8 февраля 2020 года состоялась торжественная церемония в честь 75-летия беспримерного подвига. Начались съёмки художественного фильма «Фау-2. Побег из ада», который рассказывает о великом подвиге Михаила Девятаева, а главный консультантом стал сын Михаила Петровича — Александр Девятаев, профессор казанского госуниверситета.

Впечатления

В Саранске ежегодно проводятся международные турниры по греко-римской борьбе памяти М.П. Девятаева. Ежегодно в Саранском Мемориальном музее военного и трудового подвига 1941-1945 гг. проводятся памятные мероприятия, посвященные дню рождения, годовщине подвига Героя Советского Союза, легендарного летчика, уроженца Мордовии Михаила Петровича Девятаева. В музее юные поисковики поискового отряда «Память» имени М.П. Девятаева средней общеобразовательной школы №28 города Саранска у экспозиции, посвященной Герою, дают Клятву поисковика-девятаевца.

Несмотря на то, что Девятаев жил в Казани, он всегда был тесно связан с Мордовией – своей Родиной, принимал активное участие в общественной жизни родного края: встречался с жителями республики, выступал перед молодежью. Его подвиги, его отвага, честь, любовь к Родине, стойкость, бесстрашие служат и будут служить новым и новым поколениям идеалом, путеводной звездой.