Рассказ о милости божьей

Приблизительное время чтения: 4 мин.

Казнить или умереть

«Кто мой ближний?» — спрашивал когда-то Христа искушавший Его иудейский законник. В годы Второй мировой войны свой ответ на этот вопрос дал Йозеф Шультц, рядовой 714-й пехотной дивизии вермахта.

19-го июля 1941 года, после разгрома сербской деревни Ораховач, его взводу был отдан приказ присоединиться к расстрельной команде и казнить группу местных жителей, обвиненных в пособничестве партизанам. Йозеф отказался выполнять этот приказ. Он не говорил пафосных речей и никак не объяснял свое решение. Бросив свое оружие, он просто вышел из строя и встал рядом с людьми, приговоренными к смерти. После чего был тут же расстрелян своими сослуживцами.

Трюк с переодеванием

Александрийский епископ Иоанн Милостивый никогда не отказывал просящим. Однажды по пути в больницу ему повстречался нищий. Святитель дал ему шесть серебряных монет — довольно большую по тем временам сумму. Хитрый нищий быстренько переоделся в другую одежду, обогнал Святителя и на следующем перекрестке снова попросил у него милостыню. Епископ дал ему еще шесть сребреников. Когда пройдоха в третий раз повторил свой трюк с переодеванием, слуги Иоанна Милостивого стали гнать его прочь, объясняя епископу, что просящий — обыкновенный жулик. Святитель подумал и сказал: «Дайте ему еще двенадцать сребреников. Боюсь, уж не Христос ли это проверяет меня».

Чтение мыслей

Однажды в Оптину Пустынь приехала известная актриса, чтобы проверить, правду ли говорят о способности преподобного Амвросия прозревать чужие мысли. Накануне своего паломничества она с кем-то побилась об заклад, что все рассказы о старце — выдумка. Актрису звали Вера. Она никогда не видела отца Амвросия, и он не знал о ней. Когда Вера вошла в ворота монастыря, она увидела множество народа, толпившегося вокруг старца, и подумала, что он просто обыкновенный лицемер. Вдруг, оставив своих посетителей, преподобный Амвросий подошел к ней, улыбнулся и произнес: «Приехала Вера посмотреть на лицемера!». Актриса была так потрясена, что заплакала и тут же попросила у него прощения.

Не было выстрела

Монахиня Адриана (Малышева) в годы войны служила в войсковой разведке и много раз ходила за линию фронта. Однажды под Курском все ждали решающего сражения, но времени наступления немцев никто не знал. Группе разведчиков, в числе которых была и Наташа (так звали тогда матушку Адриану), поручили перейти за линию фронта и подключиться к телефонным линиям, чтобы прослушивать разговоры. И вот сидит Наташа, как обычно, в наушниках над кабелем. Вдруг видит прямо рядом с собой здоровенного молодого немца. Схватилась разведчица за пистолет, но куда ей со здоровяком тягаться. Отнял он ее оружие и в кусты выбросил. Оставалось только зажмуриться и ждать выстрела. А в голове лишь два слова: «Господи, помоги». Дальше произошло невероятное. Немец вдруг толкнул Наташу со словами: «Уходи, я с девчонками не воюю!» И еще пистолет ее вдогонку кинул: «Забери, а то свои расстреляют». Об этом удивительном случае Наташа никому из сослуживцев даже рассказывать тогда не стала. Знала — не поверят.

Святой свидетель

Святой Иоанн Кронштадтский был однажды вызван в суд. Местный полицмейстер очень неприязненно относился к батюшке и причинял ему многие огорчения. И вот этот полицмейстер был предан суду за лихоимство и взяточничество. Отца Иоанна вызывают в суд в качестве свидетеля, в надежде, что отец Иоанн, часто терпевший обиды от подсудимого, даст о нем неблагоприятный отзыв. Но, видно, судьи плохо знали отца Иоанна. За свои обиды он не только никогда не мстил, но и не помнил даже о них.

В день суда зал присутствия был переполнен публикой. Подсудимый и его защитники волновались, так как свидетельство отца Иоанна было очень важно и значительно. Начался допрос, и присутствующие ушам своим не поверили: отец Иоанн говорил только о хороших поступках полицмейстера, известных ему.

Вне себя от изумления и разочарования, прокурор напомнил отцу Иоанну: «Свидетель, вы должны на суде говорить всю правду, не скрывая».

И вдруг глаза отца Иоанна засверкали тем огнем, который заставлял многих дрожать. Перебивая речь прокурора, он произнес твердым и решительным голосом: «Я говорю по священству!»

Все бывшие в зале затаили дыхание. Прокурор тотчас же отказался от допроса, защитники — тоже, и отец Иоанн уехал из здания суда.

Благодарим издательство «Никея» за помощь в подготовке рубрики

На заставке фрагмент фото 24by36

Читайте также:

5 притч о деньгах

4 истории о рюмке и Божьем промысле

6 притч о близости Бога

5 историй о пастырской любви

5 притч о внутренних настройках

5 историй о любви к человеку

Специально для вас: 5 историй о милости

Казнить или умереть

Йозеф Шультц и фотография с места расстрела
«Кто мой ближний?» — спрашивал когда-то Христа искушавший Его иудейский законник. В годы Второй мировой войны свой ответ на этот вопрос дал Йозеф Шультц, рядовой 714-й пехотной дивизии вермахта.
19-го июля 1941 года, после разгрома сербской деревни Ораховач, его взводу был отдан приказ присоединиться к расстрельной команде и казнить группу местных жителей, обвиненных в пособничестве партизанам. Йозеф отказался выполнять этот приказ. Он не говорил пафосных речей и никак не объяснял свое решение. Бросив свое оружие, он просто вышел из строя и встал рядом с людьми, приговоренными к смерти. После чего был тут же расстрелян своими сослуживцами.

Трюк с переодеванием

Александрийский епископ Иоанн Милостивый никогда не отказывал просящим. Однажды по пути в больницу ему повстречался нищий. Святитель дал ему шесть серебряных монет — довольно большую по тем временам сумму. Хитрый нищий быстренько переоделся в другую одежду, обогнал Святителя и на следующем перекрестке снова попросил у него милостыню. Епископ дал ему еще шесть сребреников. Когда пройдоха в третий раз повторил свой трюк с переодеванием, слуги Иоанна Милостивого стали гнать его прочь, объясняя епископу, что просящий — обыкновенный жулик. Святитель подумал и сказал: «Дайте ему еще двенадцать сребреников. Боюсь, уж не Христос ли это проверяет меня».

Чтение мыслей

Однажды в Оптину Пустынь приехала известная актриса, чтобы проверить, правду ли говорят о способности преподобного Амвросия прозревать чужие мысли. Накануне своего паломничества она с кем-то побилась об заклад, что все рассказы о старце — выдумка. Актрису звали Вера. Она никогда не видела отца Амвросия, и он не знал о ней. Когда Вера вошла в ворота монастыря, она увидела множество народа, толпившегося вокруг старца, и подумала, что он просто обыкновенный лицемер. Вдруг, оставив своих посетителей, преподобный Амвросий подошел к ней, улыбнулся и произнес: «Приехала Вера посмотреть на лицемера!». Актриса была так потрясена, что заплакала и тут же попросила у него прощения.

Не было выстрела

Монахиня Адриана (Малышева) в годы войны служила в войсковой разведке и много раз ходила за линию фронта. Однажды под Курском все ждали решающего сражения, но времени наступления немцев никто не знал. Группе разведчиков, в числе которых была и Наташа (так звали тогда матушку Адриану), поручили перейти за линию фронта и подключиться к телефонным линиям, чтобы прослушивать разговоры. И вот сидит Наташа, как обычно, в наушниках над кабелем. Вдруг видит прямо рядом с собой здоровенного молодого немца. Схватилась разведчица за пистолет, но куда ей со здоровяком тягаться. Отнял он ее оружие и в кусты выбросил. Оставалось только зажмуриться и ждать выстрела. А в голове лишь два слова: «Господи, помоги». Дальше произошло невероятное. Немец вдруг толкнул Наташу со словами: «Уходи, я с девчонками не воюю!» И еще пистолет ее вдогонку кинул: «Забери, а то свои расстреляют». Об этом удивительном случае Наташа никому из сослуживцев даже рассказывать тогда не стала. Знала — не поверят.

Святой свидетель

Святой Иоанн Кронштадтский был однажды вызван в суд. Местный полицмейстер очень неприязненно относился к батюшке и причинял ему многие огорчения. И вот этот полицмейстер был предан суду за лихоимство и взяточничество. Отца Иоанна вызывают в суд в качестве свидетеля, в надежде, что отец Иоанн, часто терпевший обиды от подсудимого, даст о нем неблагоприятный отзыв. Но, видно, судьи плохо знали отца Иоанна. За свои обиды он не только никогда не мстил, но и не помнил даже о них.
В день суда зал присутствия был переполнен публикой. Подсудимый и его защитники волновались, так как свидетельство отца Иоанна было очень важно и значительно. Начался допрос, и присутствующие ушам своим не поверили: отец Иоанн говорил только о хороших поступках полицмейстера, известных ему.
Вне себя от изумления и разочарования, прокурор напомнил отцу Иоанну: «Свидетель, вы должны на суде говорить всю правду, не скрывая».
И вдруг глаза отца Иоанна засверкали тем огнем, который заставлял многих дрожать. Перебивая речь прокурора, он произнес твердым и решительным голосом: «Я говорю по священству!»
Все бывшие в зале затаили дыхание. Прокурор тотчас же отказался от допроса, защитники — тоже, и отец Иоанн уехал из здания суда.

ИСПОВЕДЬ ИПОДИАКОНА. Рассказ-быль о милости Божией.

Два года назад меня пригласили поисповедовать и причастить старушку, которая готовилась умереть. Когда мы уже подходили к дому, где она жила, сопровождающие меня родственники как-то замялись и робко сказали:
— Батюшка, Вы знаете, она ведь у нас курит.
— Ну что ж,— ответил я,— это не такой уж большой грех.
Успокоившиеся родственники повели меня дальше, но через некоторое время снова остановились.
— Батюшка, она ведь у нас всю жизнь была безбожница, ругала Церковь, а попов на дух не переносила…
Это было уже более серьезное препятствие. Довольно часто недавно пришедшие к вере люди хотят во что бы то ни стало спасти всех своих близких. Делают они это чаще всего неумело, и своими уговорами, а иногда и запугиваниями напрочь отталкивают их от Церкви. Однако неофиты упорны, они умеют ждать, и когда неверующий родственник приходит в состояние, делающее невозможным никакое сопротивление, бегут за священником, уговаривая его пособоровать и причастить умирающего человека. Для таких случаев существует особая «глухая исповедь». Священник перечисляет грехи, надеясь на то, что человек, уже потерявший дар речи, еще слышит его, понимает, о чем идет речь и, может быть, кается в своем сердце. Глубина Божественного сострадания поистине бесконечна. Можно согласиться и на «глухую исповедь», но только в том случае, когда человек, которого предстоит исповедовать, все-таки является верующим и, когда был здоров, исповедовался неоднократно. А здесь безбожница, да еще и курит…
— Может быть, лучше вернуться,— сказал я,— не будет ведь никакой пользы от этого формального причащения… один грех…
— Нет, нет, батюшка,— заторопились родственники,— она сама просила привести священника и именно Вас, и вообще — она в здравом рассудке, и память сохранилась, вот возраст только далеко за восемьдесят. И, Вы знаете, в церковь она никогда не ходила, но всегда передавала записку за упокой, правда, с одним только именем. Так что, пожалуйста, пойдемте.
Пришли. Собравшаяся умирать бабушка оказалась известным в городе санитарным врачом. Окруженная несколькими столь же престарелыми родственницами, она восседала в кресле, обложенная со всех сторон подушками, и было видно, что только в таком положении она могла дышать и говорить. Комната, в которой мы находились, сияла умопомрачительной чистотой и поражала выдержанностью стиля. Настоящая декорация в стиле ретро к фильму вроде «Пяти вечеров» Никиты Михалкова. Мебель пятидесятых годов блестела как новая; настольная лампа с зеленым абажуром, покрытая кружевной салфеткой, соседствовала с первым советским телевизором «КВН», который вместе с линзой, казалось, не далее как вчера сошел с заводского конвейера.
Поздоровавшись, престарелая безбожница попросила меня прочесть молитвы из чинопоследования исповеди, немало удивив такой компетентностью в вопросе меня и всех, кто находился рядом. Я попросил оставить нас наедине, однако старушка пожелала исповедоваться прилюдно. Такой неправославный выверт мне зело не понравился, но я решил не противоречить умирающей, решив, что можно будет прервать разговор, если он зайдет не туда, куда надо. Откашлявшись, она начала:
— Я была иподиаконом у последнего Вольского епископа Георгия…
Эта новость поразила меня необыкновенно. В голове пронеслась мысль о преподобной Марине, которая выдавала себя за монаха Марина, о кавалер-девице Дуровой, про которую даже был снят фильм «Гусарская баллада»… Однако старушка, как бы прочитав мои мысли, продолжала:
— Не считайте меня безумной… Я все хорошо помню… Я действительно была иподьяконом у епископа Георгия (Садковского) в 1933–1936 годах, когда он служил в Вольске.
Бабушка оказалась в совершенно здравом рассудке. Более того, у нее была превосходная память. Она рассказала, что когда была двенадцатилетней девочкой, очень любила ходить в церковь. Во второй половине 30-х был единственный в Вольске православный храм, ранее принадлежавший старообрядцам беглопоповского согласия. Отнятый у них советской властью, он был передан
православной общине после закрытия остальных городских церквей.
— Я ходила зимой в шапке-ушанке и была очень похожа на мальчика, тем более голова моя была стриженая,— рассказывала Екатерина Михайловна Иванцова,— прихожанки заставляли меня снимать шапку — говорили, ты же мальчик, тебе нельзя в церковь в шапке! Настоящих-то мальчиков в приходе не было.
Но для того чтобы совершать службу архиерейским чином, необходимо было найти хотя бы четырех иподьяконов, которыми в старое время всегда были мальчики. А здесь были только два старика да монахиня из уже разоренного Владимирского монастыря. Так что четвертым иподьяконом Владыка назначил меня. Я заходила в алтарь, выносила свечу, стояла с посохом, помогала облачать архиерея. Владыка меня очень любил, старался угостить чем мог в эти голодные годы, всегда оставлял для меня большую просфору…. Прислуживать ему, быть в церкви для меня всегда было большой радостью.
Жила тогда Екатерина Михайловна в Нагибовке, ходила на службу через весь город. Вспомнила она, что Владыка страдал каким-то тяжелым заболеванием ног. Теперь понимает, что это, скорее всего, были трофические язвы. Он получил эту болезнь во время заключения, и с трудом стоял во время длинных богослужений. Ему сшили мягкие сапоги, которые иногда к концу всенощной пропитывались кровью.
— У Владыки Георгия были замечательные облачения, которые ему присылали монахини из Белева, где он раньше служил. Перед Троицей 1936 года я должна была принести к службе только что присланное зеленое облачение. Когда я с узелком уже подходила к храму, меня встретила плачущая монахиня. Она сказала мне, что службы не будет, потому что Владыка арестован.
Горе, обрушившееся на двенадцатилетнюю девочку, казалось непереносимым. Она плакала, не переставая, несколько дней. Залезала повыше на дерево перед зданием городского отдела НКВД, чтобы за забором в глубине двора видеть иногда выводимого из камеры Владыку. А потом его увезли в Саратов.
— От монахинь я знала, что детская молитва быстрее доходит к Богу. Я молилась как могла, молилась изо всех сил, ночью, днем… Наступили каникулы. И ничто не мешало мне молиться целыми днями. Я так молилась! Но через месяц в Вольск пришла весть, что Владыка Георгий расстрелян… И тогда,— старуха заплакала,— я потеряла веру. Я поняла, что Бога, Который не услышал или не захотел ответить на молитву ребенка, просто нет. И всю жизнь я прожила без веры. Пустота, которая образовалась в моей душе, стала не просто отрицанием существования Бога, она наполнилась обидой на этого несуществующего Бога, обидой на Церковь, на священнослужителей, которые из глупости или корысти обманывают людей. И когда в войну в Вольске вновь открыли церковь, я с отвращением проходила мимо ее открытых дверей, а если вдруг слышала отголосок церковного пения, то просто заболевала на несколько дней…
Господи, какая чудовищная ошибка, подумал я, какое заблуждение — ведь епископ Георгий дожил до 1948 года! Но старуха продолжала:
— Недавно я узнала, что моя молитва всё же дошла до Бога, и Владыка Георгий не был расстрелян. Если бы я это знала тогда… Я поехала бы за ним, туда, где он был в лагере, в ссылке… Я жила бы подле него, стирала бы его одежду, добывала бы еду… Моя жизнь была бы совсем другой. И это главный грех моей жизни, в котором я раскаиваюсь перед смертью. Простите, батюшка!..
Екатерина Михайловна умерла к вечеру. На третий день я отпевал ее, думая о том, как удивительно складываются людские судьбы, как милостив Господь, возвращающий к Себе не по своей воле заблудшие души.
Cвященник Михаил Воробьев
Газета «Православная вера» № 18 (374) за 2008 год.

Дорогие друзья-читатели!

Прошлым летом мы уже знакомили вас с книгой забытого ныне писателя А.А. Добровольского (псевдоним в советском литературном пространстве – А. Тришатов) «Десять мин». На нашем сайте была опубликована глава «Кремль» – детское воспоминание автора о чудесной помощи ему и его младшему братишке от святой преподобной княгини Евфросинии, супруги покровителя нашего храма, святого благоверного великого князя Димитрия Донского.

Сегодня предлагаем Вашему вниманию фрагмент другой главы из этой книги. И тема её – тоже святая помощь, только уже в дни молодости рассказчика, когда, находясь в тяжёлых жизненных обстоятельствах, он ясно и зримо ощутил в своей жизни покровительство Самой Матери Божией, встретившись с одной из Её чудотворных икон.

Истории, подобные этой, всегда читаются с особенным интересом – ведь у многих из нас они вызывают живые воспоминания о происходившем и в нашей собственной судьбе. Мы бережно храним их в памяти, делимся ими с близкими; эти рассказы порой передаются в семьях из поколения в поколение, но, к сожалению, довольно редко становятся достоянием широкого круга людей… А ведь в них история личных отношений человека с Богом и Его святыми удивительным образом соединяется не только с историей конкретного прихода, но и с историей самой Церкви Христовой, а также, зачастую, с историей страны, народа… Собираясь вместе, эти небольшие, порой совсем простые, сердечные, проникнутые верой и любовью повествования о чуде Божьего руководства человеческой судьбой становятся настоящей летописью – душеполезным, поучительным, ободряющим и утешительным чтением, предметом для размышления, а подчас и долгожданным ответом на наши вопросы.

Поэтому, дорогие братья и сёстры, предлагаем начать собирание и накопление этого ценного опыта Богообщения нашими общими силами. Некоторым запасом таких воспоминаний мы уже обладаем и обещаем постепенно знакомить с ними читателей нашего сайта. А тех из вас, кто решится поделиться собственными историями, просим присылать их на электронный адрес marina_safonova@list.ru (в случае публикации имя автора по его желанию может быть указано или заменено на условное).

А.А. Добровольский. «Десять мин» (фрагмент).<~h3>

I.

Наступил октябрь 17-го года. После Октябрьской революции жизнь всех переменилась. Общая растерянность, неуверенность в завтрашнем дне, потеря имущества и всех материальных ценностей, разруха, голод, болезни – всё это следовало одно за другим. Все мои планы рухнули. Вместе со всеми другими были закрыты и те газеты и журналы, с которыми я был связан. Были национализированы все типографии, в том числе и типография Рябушинского, где набиралась моя вторая книга рассказов. Мои знакомства сразу поредели. Писатели разъезжались. Многие уезжали на ещё не разорённый юг, другие совсем эмигрировали из России.

У нас в семье работала одна только Варя, а нас было четверо. Я, и всегда болезненный, теперь всё время болел. Как жить, что делать, как облегчить отчаянное положение Вари, я совсем перестал понимать, не видел никакого выхода и страшно страдал. Мой друг Ваня всячески старался меня поддержать и что-нибудь для меня придумать. И вот он стал развивать передо мной такой план. Через Галицких устроить меня в какой-нибудь санаторий в Сокольниках. Пусть я поживу там несколько месяцев, а за это время что-нибудь выяснится. Милый Ваня, он изо всех сил старался мне как-нибудь помочь.

Как-то вскоре после нашего с ним разговора он приехал ко мне в Демидовский переулок на машине, которую он достал у кого-то из знакомых партийцев, и повёз меня в Сокольники. Галицкие приняли нас со всем радушием. Но, поговорив с нами, Степан Павлович объявил, что все наши планы неосуществимы и нереальны. Санатории и больницы закрываются. Питаться там нечем, как и везде кругом.

Евгения Александровна утешала нас, как могла. Наконец она решительно сказала: «Пусть Александр Александрович поживёт немного у нас. Может быть, у нас рассеется его тяжёлое самочувствие. Мы его немножко подкормим. У нас ещё, слава Богу, всё есть». Она была так добра, так ласкова, так матерински заботлива, что мы все решили, что так будет хорошо, и я остался у Галицких. (…)

Квартира Галицких была большая, с большими светлыми окнами, с по-больничному выбеленными стенами. Это был, как говорил Ваня, поистине светлый дом. И я ходил по этому «светлому дому» как свой. Как-то я зашёл в кабинет Евгении Александровны. Моё внимание привлекла к себе одна икона большого размера, повешенная не как обычно в углу комнаты, а на стене, высоко над столом. Божия Матерь была на ней изображена тоже необычно. Не с Младенцем на руках, а с книгой. Когда я рассматривал икону, в комнату вошла Евгения Александровна. Она сказала: «Я вижу, как вы внимательно смотрите на образ Божией Матери. Это икона Калужской Божией Матери, покровительницы моего родного города. Вы помолитесь Ей, попросите Её о своих нуждах. Вот увидите, Она услышит вас и выведет из ваших трудных обстоятельств, и устроит вашу жизнь. То, что я вам говорю, это точно, это испытано».

И она вышла, притворив за собой дверь. Её слова были сказаны с такой верой и убеждённостью, что я сделал, как она мне советовала. Я встал на колени перед иконой Царицы Небесной и со всем усердием и со слезами помолился Ей: «Божия Матерь, Ты видишь, как мне сейчас трудно. Где мне искать выход? Как мне устроить свою жизнь? Помоги мне, Всемилостивая!»

На другой день я вернулся домой. Мама очень мне обрадовалась: «Саша, как хорошо, что ты пришёл. А без тебя приходил вчера Вася Филиппов и очень был огорчён, что тебя не застал. Но он хотел ещё раз зайти».

Вася был мой товарищ по гимназии. Все гимназические годы мы провели в тесной дружбе. Летом обыкновенно я уезжал с ним в Останкино, где у Филипповых были свои дачи. В этой семье я был совершенно как родной. С Васей я не виделся с 14-го года, когда он был призван в армию и ушёл на войну. Он был ранен, долго болел и лежал в разных госпиталях. Да и я тогда жил не в Москве, а в Петрограде. Я ничего о нём не знал, и его появление меня очень обрадовало. Придя ко мне в тот же день и застав меня, он сразу сказал: «Санька, поедем со мной в Калугу». Он служил в Калуге разъездным агрономом при Калужском губернском союзе кооперации. «Жить будешь у Олейничак, а я из поездок буду вам привозить продовольствие».

Его приглашение ехать в Калугу я воспринял как скорый ответ Божией Матери на обращённую к Ней мою молитву перед иконой Её Калужской. Я видел, что Божия Матерь берёт меня в свой город, что Она меня там устроит.

Через два дня я с Васей уехал в Калугу.

II.

В Калугу мы приехали в праздник Рождества Богородицы. Когда мы вошли в вокзал, первое, что я увидел: в углу проходной комнаты огромную икону Калужской Божией Матери, закрывавшую весь угол стены. Перед иконой в массивных подсвечниках горело множество свечей, пылавших как огненный куст. Я невольно остановился и поклонился призвавшей меня сюда Царице Небесной. Несколько растерянный, я спросил у стоящего подле иконы монаха: «Это чудотворная икона?» Он улыбнулся, но ответил спокойно: «Чудотворная икона Калужской Божией Матери находится в селе Калужка, в четырёх верстах от города. А если вы приехали поклониться Ей, сейчас Она гостит у нас в городском соборе».

Выйдя из вокзала, я сказал Васе, нанимавшему извозчика в город: «Вася, ты довези меня до собора, я хочу помолиться, а дорогу к Олейничакам я потом один найду после обедни».

В студенческие годы мне как-то пришлось провести в Калуге рождественские каникулы у того же Васи, отбывавшего здесь с сестрой свою высылку из Москвы. В тот приезд я узнал и семью Олейничак. Вася и Дуня были тогда очень далеки от религии и Церкви, и я, находясь у них в Калуге, жил общей для нас довольно рассеянной жизнью. Поездки, гости, балы в Дворянском собрании. В соборе я ни разу тогда не был и не помню, видел ли его.

Подходя сейчас к собору, я был поражён его необыкновенной красотой. Была золотая осень. Чудный день. Праздник, как я уже сказал, Рождества Богородицы. Окружавшие собор белые здания, все одного общего стиля, создавали какой-то удивительно стройный архитектурный ансамбль. Собор стоял, ничем не заслонённый, в центре этого белого четырёхугольника, в сквозном зелёном сквере. Негустые, прозрачные аллеи не закрывали, а ещё более выделяли белизну собора и украшали его. Тени дрожащих листьев нежным трепетом оживляли его строгие стены. Круглый и широкий барабан был до самых краёв покрыт серебряным куполом. Он, как перевёрнутая серебряная чаша, осенял всё здание, успокаивая глаз своим нежным блеском и чистотою своей безупречной покатости.

Я вошёл в собор и через весь народ увидел перед раскрытыми Царскими вратами на амвоне с высокими ступеньками архиерея. Он был весь золотой в своём облачении, худенький и прозрачный, так похожий на великого старца митрополита Филарета Московского, чей портрет в красках и в золоте всегда висел в комнате у моей бабушки. Архиерей высоко держал дикирий и трикирий. Его голос, старческий, но слышный всюду, возглашал:

– Призри с небес, Боже, и виждь и посети виноград сей, и утверди и, его же насади десница Твоя.

Он благословил народ, а вышедшие на середину перед Царскими вратами три мальчика в золотых стихарях удивительно подобранными и чистыми голосами запели: «Святый Боже…»

Так вот куда привела меня Царица Небесная.

После службы я наконец мог подойти к святой и чудотворной иконе. И со всем усердием и со слезами молился: «Матерь Божия, к Тебе прибегаю, не отврати лица Своего от меня грешного, потерявшегося и не знающего, как жить. Как Сама знаешь, устрой меня в Твоём городе, одного здесь очутившегося без всех моих близких. Спаси меня от нужды, от голода, болезней и печали».

И Матерь Божия вняла моей молитве. Десять месяцев я прожил в Её городе и не знал ни нужды, ни горя. Какая бы ни вставала передо мной трудность, я шёл к ней и говорил всё, что меня пугало, и Она милостиво указывала мне, как поступить. Никогда Она не посрамила моего упования, никогда не оставила тщетной мою надежду.

Недели две я жил как гость в семье Олейничак и трёх сестёр (…). Всё-таки мы с Васей понимали, что так жить всегда нельзя. Вася обещал устроить меня у себя в Губсоюзе, и всё, казалось, складывалось хорошо. У него со всем начальством были прекрасные отношения, и начальство, конечно, не стало бы препятствовать моему поступлению. Я радовался.

Но тут возникло другое препятствие. Неожиданное. Устроиться на службу по правилам того времени можно было только через Биржу труда. На Бирже труда я сразу понял, что моё дело безнадёжно. Меня забросали вопросами: где служил, профессия, стаж. А когда узнали, что я приезжий, перестали со мной разговаривать. «Если Губсоюзу нужен работник, мы пришлём туда того, кто стоит у нас на очереди».

Что делать? Вася задумался. А я пошёл в собор. И опять я горячо молился: «Матерь Божия, научи, укажи, что мне сделать, как обойти неожиданное препятствие, мешающее моему устройству». Я решил после службы ещё остаться и отстоять молебен. Написал для молебна записку о здравии близких и положил её в карман.

Перед молебном я подошёл к аналою, чтобы положить свою записку, и всё время опять смотрел на образ и просил Матерь Божию о помощи. Когда я вынимал из кармана записку, я вместе с ней вынул какую-то сложенную бумагу, которая и упала на пол у ступенек киота. Я поднял её, взглянул и вспомнил. Когда я уезжал из Москвы в Калугу, меня приехал на вокзал провожать мой приятель, писатель Ютанов. Он, прощаясь со мной, сказал: «А вот эту записку я взял для вас у Окулова. Мало ли что понадобится вам в чужом городе».

В записке было написано всего несколько строк. Обращаясь к калужским товарищам, Окулов писал, что знает меня и просит оказать содействие. Окулов был тогда фигурой в партии, и на записке стояла печать очень серьёзная. Я записку тогда на вокзале сунул в карман, не зная, зачем мне она, и про неё давно забыл. Теперь весь молебен я стоял и думал о ней.

«Да ведь это Матерь Божия указывает тебе, что тебе делать». С твёрдым убеждением, что это так, я на другой день пошёл на биржу и просил, чтобы меня пропустили к заведующему. Ему я коротко сказал, что хочу поступить на службу в Губернский союз кооперации, и подал записку. Он тут же в несколько минут оформил моё направление, и я с торжеством принёс его Васе. Так я поступил на службу секретарём правления в Калужский Губсоюз.

Казалось, всё пошло хорошо, но через месяц произошло новое осложнение. Жил я у Олейничак в маленькой комнатушке. Это была пристройка, сделанная старшим братом Олейничак Анатолием для себя по своему вкусу. Совершенно изолированная, с отдельным входом, она и дверью, и окном выходила в большой яблоневый сад. Анатолий жил в Москве. Без него комната его никому была не нужна, и я чувствовал себя в ней очень хорошо.

И вот однажды старшая сестра Маргарита обратилась ко мне.

Всё в этом доме было чудное, не похожее ни на что. Все сёстры непрерывно смеялись, и дом их так и слыл: «хохотным домом». Меня в этом «хохотном доме» почему-то звали «Августейшим». Так вот, Маргарита как-то вечером, когда я пришёл со службы, давясь от смеха, объявила мне:

«Августейший, должна доложить вам, наш Анатоль прислал письмо, пишет, что скоро приедет и зиму будет жить в Калуге. С ним приезжает, – тут она совсем захлебнулась от смеха, – и его Терпсихора».

Я понял, что мне надо комнату освобождать. На другой день в Союзе я всё рассказал Васе. Он старался меня успокоить и энергично принялся за поиски комнаты для меня. И опять возникли перед нами трудности начального коммунизма. Оказалось, что все освобождающиеся комнаты сдаются в горсовет и заселяются опять-таки в порядке очерёдности.

Наконец Васе указали на одну даму, где жилец собирался уезжать не то в Азию, не то на Кавказ. Дама соглашалась поселить меня, если я добуду ордер на комнату. Ордер я достал. Моим хохочущим сёстрам объявил, что переезжаю, и вдруг дама эта сообщила Васе, что жилец уезжать раздумал и остаётся до весны. В какое я попал отчаянное положение! В собор я теперь ходил постоянно, каждое воскресенье обязательно. И теперь, придя в собор, я прямо, не дожидаясь конца службы. Припал к ступенькам перед образом Божией Матери и рассказал Ей о моих обстоятельствах, о моём горе и безвыходном положении. Я поднялся по ступенькам и, всё молясь и прося помощи, приложился к иконе. Когда я стал сходить по ступенькам вниз и ещё даже не сошёл на пол, ко мне подошла дама с вопросом: «Вы ли то лицо, которое хочет снять у меня комнату? Если это вы, то можете переезжать хоть теперь же после обедни. Мой жилец сегодня уехал».

Я уже сказал, что я постоянно ходил в собор. Моя новая комната была очень близко от собора, и я ходил туда во всякую погоду, в дождь и снег. Калужские соборяне служили прекрасно. Чудные были в соборе архиерейские службы. Такое благочиние, стройность, образцовый порядок можно было встретить далеко не везде. А какие благолепие и красота облачений! Все эти лалы и жемчуга на митрах, бриллиантовые панагии.

Епископ Феофан (Туляков), видимо, очень любил Богослужение, понимал и тонко его чувствовал. Хор в храме был чудесный. Среди женских голосов был один совершенно изумительный. Это была девочка-подросток Лида Румянцева с голосом такой красоты, что её приходили слушать как на какой-нибудь концерт.

В Калуге я прожил десять с половиной месяцев. Каждую неделю бывал за церковной службой. Я почти прошёл полный годовой круг Богослужения, начиная с Рождества Богородицы и до Успенского поста. Для меня это явилось настоящей школой. Здесь, в храме, через само Богослужение, через иконы и церковное пение я познавал и приобщался к истинам и таинствам христианства. Остальное дополняла домашняя молитва и усердие к Божией Матери. Моё религиозное настроение было, конечно, замечено у меня на службе. Но женщины, машинистки и секретарши, с которыми я находился в постоянном общении, – все эти Кашкины, Назимовы, Ларины, Дурасовы, – всё это были представительницы старых дворянских родов, которых совершившийся в России переворот загнал в поисках куска хлеба на нашу невесёлую работу. Все эти женщины сами были религиозны, и моё поведение их мало смущало. Оно, может быть, не то что смущало, а удивляло одну из наших машинисток, Марию или Марусю Преображенскую. Дочь очень почтенного и уважаемого в Калуге протоиерея, она, как это часто бывало в дореволюционное время, происходя из духовной семьи, сама была от религии далека. Её особенно поражало моё усердие к Божией Матери. Она мне как-то сказала: «Вы какой-то чудной. Для вас Калужская Божия Матерь как мать родная». Я молчал. В свой внутренний мир я никого не хотел впускать.

Время шло. Прошли Великий пост, Пасха, Троица. Мама стала писать мне, что она очень хочет, чтобы я вернулся, что все они очень обо мне скучают, что мой приезд необходим, иначе у нас отберут одну комнату. Была ещё одна причина, которая заставляла меня думать о возвращении. Белые наступали на юге. Оставаться в Калуге становилось опасным. Но когда я приходил в собор, мне до слёз делалось грустно покидать этот ставший мне таким дорогим и нужным церковный мир. Икону чудотворную я видел только тогда, когда приехал в Калугу. Обычно она находилась в селе Калужке, и я упрекал себя очень, что так за всё лето и не собрался туда, не увидел Её ещё раз. Я усердно молился перед соборным списком с неё, я просил у Божией Матери: «Не оставляй меня и впредь. Научи меня, укажи мне, у кого искать руководства, чтобы не ослабевала, не угасла моя начинающаяся духовная жизнь».

Но вот назначен и день отъезда. Я ехал в Москву с целой группой наших кооператоров. Я нашёл, что так мне будет удобнее. Путешествие по железным дорогам в то время было делом нелёгким, и я надеялся, что мои кооператоры мне помогут. Да и лошадей до вокзала давал Союз.

Накануне отъезда я пошёл гулять по Калуге, прощаясь с любимыми местами. Помню, я шёл рощей от Оки к городу. Вечерело. Вдруг полился колокольный звон. Один за другим приставали к нему все калужские храмы. Я спросил у встретившихся мне женщин: «Почему так звонят?»

– Да в собор несут Владычицу, – ответили мне, – пришла к нам, горьким, из Калужки.

Я бросился в собор. Господи, как я молился в этот вечер! Как я плакал и благодарил Царицу Небесную, что Она пришла проводить меня и благословить!

III.

На другой день я уезжал. Я с вещами пришёл в Губсоюз. Вещей у меня было немного. Какой-то нескладный узел, корзиночка… Везти домой мне было нечего. Не то было с моими спутниками. Они грузили мешки и ящики. Везли всякое продовольствие. Мы сидели уже в пролётке с одним нашим торговым спецом по закупкам. В это время прибежала к нам Маруся Преображенская. Она простилась с моим соседом, а потом немного смущённо обратилась ко мне: «Александр Александрович, а это возьмите от меня. Вы так любили Калужскую Божию Матерь. Я для вас сняла Её с божницы. Помните меня, грешную Марию». Она подала мне завёрнутую в бумагу икону. Я готов был расплакаться, так это меня потрясло. Я взял святую икону в руки. Мы уже поехали. И так я ехал, держа икону в руках. Я и в поезде держал её в руках. Мне казалось кощунством засунуть её в корзинку или положить на полку. А кооператоры, может быть, и добродушно, надо мной хохотали: кто везёт в Москву масло, кто муку, кто сало, а товарищ Добровольский – Калужскую Божию Матерь.

Когда я приехал домой и снял бумагу, я был очень заинтересован. Маруся, конечно, без понимания обернула Пречистый лик страницами из крестного календаря. Большого формата, они хорошо закрывали икону. Но что было замечательно: на страницах, которыми была прикрыта икона, были напечатаны портреты и статья – биографические сведения и изложение учения одного из наших русских подвижников – святителя Игнатия Брянчанинова, о котором раньше я ничего не знал.

Матерь Божия не оставила и последней моей просьбы. В Своей иконе Она осталась со мной и указала мне на святителя Игнатия как на наставника в моём духовном подвиге.

Просите, и дано будет вам. Непридуманные рассказы о чудесной помощи Божией

• Полный текст
• От редакции
• От издателей
• Слово пастыря
• О чудесах Божиих
• Чудеса и реальность
• Как относиться к чуду
• «Просите, и дано будет вам»
• Исцеление от экземы
• «Никогда не пей!»
• Во время болезни детей нужно уповать на помощь Божию
• «Русский Бог, помоги мне!»
• «Держи зюйд-вест»
• Чудесное обращение
• Медведь
• Образ Спасителя в небе
• «Отец Алексий, спаси!»
• «Отче наш…»
• Вторая присяга
• «Иди, дочь Моя»
• «Бог или ангел достал меня из-под льда…»
• Ангел напутствовал умирающего
• О важности проскомидии
• Этот открывшийся «кусочек» высшей реальности
• «Тот взгляд исцелил мою душу»
• «Как я спасла жизнь сыну Святым Крещением»
• «Как я пришла к Богу»
• «Мы никогда не говорим правды»
• «Что я могу сказать тебе, когда ты Бога призываешь?»
• Исцеление от слепоты
• «Не могу пить!»
• «Бог спас!»
• Грозное знамение
• Сила молитвы
• Предупреждение родителям
• «Голоса»
• Умственно отсталая девочка
• «Хочешь ко Мне?»
• Божия помощь атеисту
• Чудо с парашютом
• Чудо от Благодатного Огня
• Скорбящих Радость, обидимых Покровительница
• Нечаянная радость
• «Встань и подними!»
• Помощь от Владимирской иконы Божией Матери
• Обращение офицера
• Встреча
• Тетя Поля
• «Кабы не Она…»
• В Беловежской Пуще
• «Обратись, ты заблудилась»
• Скоропослушница
• Знамение в небе Сталинграда
• Кто помогает русским?
• Царица Небесная не оставит
• Небесная Воспитательница дочерей
• «Прошу так в первый раз…»
• Немая заговорила
• «Божия Матерь пришла к нам!»
• Тихвинская икона Божией Матери
• «Ничего не буду у Нее просить…»
• Чудо на тропинке
• Заступница усердная
• «Пресвятая Богородица, спаси меня!»
• «Матушка, мне еще больно»
• Святые угодники Божии приходят на помощь
• Святитель Николай
• «Вместо тебя Святитель Николай стоит»
• «Скорый на помощь»
• «Куда идешь, девушка?»
• «Скорый Помощник в беде сущим»
• «Что ты спишь?»
• «И ты на это смотришь?»
• «Святитель Николай, помоги, родненький!»
• Спасение матери и младенца
• «Теперь мне нужно помочь!»
• «Сошел с иконы, как по лесенке»
• «Ты не ангел ли Божий?»
• Преподобный Серафим Саровский
• Мина
• Чудесное обращение юноши
• «Вода-то ледяная…»
• Тулупчик
• «Выпей воды из моего источника…»
• «Стой хорошо, не падай…»
• «Кто он, этот старичок?»
• Книга
• Хлеб
• «Больше не будет болеть»
• Сухарик
• «Езжай к Всецарице»
• Святой праведный Иоанн Кронштадтский
• «Благодари батюшку…»
• «Скоро выйдешь замуж»
• Непонятная молитва
• Исцеление
• Отец Феодор
• Святитель Иоасаф Белгородский
• Святая Евфросиния, великая княгиня Московская
• Святитель Антоний Воронежский
• Святой Иоанн Креститель
• Великомученик Пантелеимон
• Чудесное исцеление
• Обновление иконы святого Пантелеимона
• Святая Блаженная Ксения
• Явления умерших
• «Смерть есть к жизни возрожденье»
• «Есть, есть, есть!»
• Рассказ отца Георгия
• Явление умершего Мичурину
• Девочка в розовом платьице
• Посрамленный атеист
• «Мама, вы же умерли…»
• «Маленькая, Бог есть»
• В пасхальную ночь
• «Залезай сюда к нам»
• Дети и их вера
• Высота христианского духа
• Старик Ираклий
• «Возьмите меня в заложники…»
• Компас духовный. Вместо послесловия
• Преподобный Исаак Сирин о чудесах и знамениях
• Из беседы святителя Игнатия (Брянчанинова) о чудесах и чудотворениях

От редакции

Рас­сказы о чудес­ной помощи Божией, собран­ные в этой книжке, отно­сятся к XX веку и состав­ляют, конечно, бес­ко­нечно малую часть того, что известно в уст­ном пре­да­нии и опи­сано в дру­гих кни­гах. Замы­сел этого сбор­ника воз­ник после встречи с Лидией Вла­ди­ми­ров­ной Кале­дой — супру­гой нашего заме­ча­тель­ного пас­тыря отца Глеба Каледы. Она пока­зала нам акку­ратно пере­пле­тен­ный сам­из­да­тов­ский маши­но­пис­ный сбор­ник под назва­нием “Непри­ду­ман­ные рас­сказы”, кото­рый она нашла, раз­би­рая обшир­ный архив отца Глеба. Нас пора­зили про­стота и искрен­ность рас­ска­зов, собран­ных без­вест­ным соста­ви­те­лем. С бла­го­дар­но­стью поми­ная его (или ее, или их) муже­ство (сбор­ник можно отне­сти к 60 — 70 годам нашего сто­ле­тия, когда за такую работу можно было на несколько лет попасть в места “не столь отда­лен­ные”) и труд, мы решили, что не будет греха, если мы поза­им­ствуем из этого сбор­ника наи­бо­лее инте­рес­ные рас­сказы, не вызы­ва­ю­щие сомне­ний ни излиш­ней эмо­ци­о­наль­но­стью, ни воз­мож­но­стью объ­яс­нить опи­сан­ные в них собы­тия про­стым сов­па­де­нием. Этими же прин­ци­пами мы руко­вод­ство­ва­лись и при отборе для пуб­ли­ка­ции рас­ска­зов при­хо­жан клин­ских хра­мов. Все наши рас­сказ­чики — спо­кой­ные, урав­но­ве­шен­ные, трез­во­мыс­ля­щие люди, кото­рых никак не запо­до­зришь в ненор­маль­но­сти или гал­лю­ци­на­циях. Кроме того, это люди глу­бо­кой веры, и для них было бы немыс­лимо и гре­ховно при­ду­мы­вать такие исто­рии. Нас эти рас­сказы пора­жали и очень укреп­ляли в вере. Неболь­шая часть рас­ска­зов выбрана нами из уже опуб­ли­ко­ван­ных книг. Мы посчи­тали необ­хо­ди­мым пред­ва­рить книгу пас­тыр­ским сло­вом, науча­ю­щим нас пра­виль­ному, пра­во­слав­ному отно­ше­нию к чуде­сам, помо­га­ю­щему отли­чить чудо Божие от чуда лож­ного. Из Еван­ге­лия мы знаем о мно­же­стве чудес, кото­рые тво­рил Гос­подь, а за Ним и мно­гие хри­сти­ане. И еще мы пом­ним, что Сам Гос­подь перед Своим Воз­не­се­нием на Небо ска­зал Апо­сто­лам, а через них — всем нам: “Се аз с вами во все дни до скон­ча­ния века” (Мф. 28:20). Мы бла­го­дарны всем, кто при­шел к нам и искренне рас­ска­зал о том, что ему сотво­рил Гос­подь. Будем рады, если и вы поде­ли­тесь с нами сво­ими рас­ска­зами о слу­чаях чудес­ной помощи Божией (наш адрес — в конце этой книги).

Казнить или умереть

Йозеф Шультц и фотография с места расстрела
«Кто мой ближний?» — спрашивал когда-то Христа искушавший Его иудейский законник. В годы Второй мировой войны свой ответ на этот вопрос дал Йозеф Шультц, рядовой 714-й пехотной дивизии вермахта.
19-го июля 1941 года, после разгрома сербской деревни Ораховач, его взводу был отдан приказ присоединиться к расстрельной команде и казнить группу местных жителей, обвиненных в пособничестве партизанам. Йозеф отказался выполнять этот приказ. Он не говорил пафосных речей и никак не объяснял свое решение. Бросив свое оружие, он просто вышел из строя и встал рядом с людьми, приговоренными к смерти. После чего был тут же расстрелян своими сослуживцами.

Трюк с переодеванием

Чтение мыслей

Не было выстрела

Святой свидетель

Источник

«По вере вашей да будет вам» (Мф. 9:29), – говорил Господь, исцеляя болезни, воскрешая мертвых, совершая чудеса. И это главное, что просил Христос от людей – веры, чтобы они веровали в Него, как в посланного Спасителя от Бога Отца.

В Евангелии мы встречаем разные истории о вере людей, и следующими за их верой благодеяниями Божиими. Это и сотник, у которого был болен слуга, и чьей вере подивился даже сам Господь (Мф. 8, 5–13), это и жена-хананеянка, у которой была больна дочь (Мф. 15; 21–28), это и начальник синагоги Иаир и его умершая дочь, это и женщина, страдавшая кровотечением 12 лет (Лк.8:41-56), это и многие другие. Во всех этих случаях мы видим веру человека, прошение его ко Христу по этой вере и вслед милость Божию – исцеление.

«Если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему» (Мк. 9:23), – сказал Господь отцу, у которого сын был одержим злым духом. Вера – это ключ к сокровищнице Божией, ключ к дарам Божиим, ключ к нашему спасению и исцелению, как к духовному, так и к телесному.

Подчас, Бог испытывает нашу веру, нашу любовь к Нему, нашу преданность. Но Он всегда близ, и в трудную минуту, когда никто другой не в силах нам помочь – Он приходит на помощь.

В Валаамском монастыре есть специальные тетради, куда каждый желающий может записать свою историю, свое чудо, как помог ему Господь. Эти истории связаны, в первую очередь, с нашей обителью, ведь именно здесь многие люди получили помощь и исцеления по вере и молитве к Богу, Пресвятой Богородице и святым. И мы хотим опубликовать некоторые из этих записей во утверждение веры всех читающих, и во Славу Божию, да прославляется Бог наш, дивный в чудесах Своих.

Пишет раба Божия Ирина:

«В 2016 году приезжала с паломнической поездкой из г.Саратова. Молилась перед иконой Божией Матери «Всецарица», и получила исцеление. Исцелилась от полипа в желчном пузыре и камней в почках. Благодарю Пресвятую Богородицу и Господа Иисуса Христа за помощь. 01 августа 2017 года».

Пишет раба Божия Наталья:

«Я молилась Матронушке и исцелилась от фибромы, теперь молюсь об исцелении болящего мужа Вячеслава. Прошу Всецарицу умолить Господа и дать здоровье моему супругу, страдающему онкологическим заболеванием. Верю в исцеление мужа».

А вот, что написал 19 августа 2017 года раб Божий Андрей:

«Я, р.б. Андрей из Нижнего Новгорода сообщаю, что мой сосед Александр Праотцев после тяжелой операции с плохим прогнозом для жизни совершил вместе со мной поездку на о.Валаам с целью посетить Спасо-Преображенский собор. Операция проводилась по поводу рака кишечника. Был удален участок около 1/2 кишечника. Вот уже более 6 лет он пребывает в добром здравии, болей нет, все кушает. Слава Богу, по молитвам братии выздоровел хороший человек».

У рабы Божией Ксении из города Воронежа по молитвам к Всецарице отступила раковая болезнь. Вот, что она об этом пишет:

«Я, раба Божия Ксения. В 2015 году мне был поставлен диагноз по онкологии молочной железы. С момента обнаружения и подтверждения диагноза я усердно молилась о помощи в исцелении образу Богородицы «Всецарица». Усиленно прошла множество операций и тяжелое химиотерапевтическое лечение, и болезнь отступила. В связи с этим, находясь в таком святом месте, как о.Валаам, очень хочу в знак самой сердечной моей благодарности принести в дар иконе Божией Матери «Всецарица» свое золотое колечко. 01 июня 2018 года».

Раба Божия Ирина из Самары сообщила о рождении ребенка:

«Я, раба Божия Ирина, была на о.Валаам в храме и просила Пресвятую Богородицу о рождении ребенка. Это было в июне 2006 года. Случилось чудо, в 37 лет, 25 марта 2007 года у меня родился сын Алексей. Сегодня 11 июля 2018 года мы приехали вместе с сыном поблагодарить Пресвятую Богородицу. Написала немного, но душа моя радуется, благодарность безграничная. Спасибо Господи! Спасибо Всецарица Небесная!»

Раба Божия Елена получила помощь от раковой болезни щитовидной железы:

«Я, раба Божия Елена, была прооперирована в 2005 году с диагнозом – рак щитовидной железы. Спустя несколько лет, в 2011 году, попросила помощи и защиты иконы Богородицы «Всецарица», чтобы эта страшная болезнь никогда не возвращалась. Сейчас живу, с Божией помощью, и молюсь Богородице Всецарице, за что Ей очень благодарна».

24 июля 2018 года раба Божия Зоя написала об исцелении от рака:

«В 2016 году в феврале мне сделали операцию по поводу рака молочной железы с метастазами в лимфоузлы. Постоянно молилась во время, до, и после операции. Мною было пройдено 6 химиотерапий и 20 облучений. В настоящее время чувствую себя хорошо. Благодарю Господа нашего Иисуса Христа, Матерь Божию и всех святых за помощь. Ангел-Хранитель не оставлял меня своей милостью. С Божией помощью удалось посетить Валаам».

Раба Божия Вера исцелилась от рака почки, о чем написала 25 июля 2017 года:

«С Великой Благодарностью за помощь и Веру, за исцеление в борьбе с болезнью (онкология, рак почки)».

И таких случаев огромное множество. Господь слышит наши молитвы, Матерь Божия посылает нам Свою благодать и милость, святые спешат на помощь нам недостойным и грешным. От нас лишь нужно покаяние, вера и молитва. Бог нас ведет ко спасению неисповедимыми Своими судьбами, и очень часто именно через болезнь человек приходит к вере, приходит к Богу. А чудеса и исцеления в руках Божьих, если нам это полезно. Поэтому будем веровать и молиться Богу, уповая на Его чудный промысел ведущий нас в Царствие Небесное.

P.S. Если с вами произошло какое-нибудь чудо, связанное с Валаамским монастырем, вы можете записать его и прислать нам на электронную почту, мы будем вам благодарны!

Сегодня мы слышали евангельский рассказ о милосердии Божием и неблагодарности человеческой. Десять прокаженных милостью Божией очистились и только один из них вернулся, чтобы поблагодарить Господа Иисуса за исцеление. И этот человек — самарянин, иноплеменник, в то время как остальные девять — израильтяне, сыны народа избранного.

По-видимому, неблагодарность присуща людям, которые чувствуют свое избранничество и некоторым образом пользуются своей исключительностью. Человек слишком легко привыкает к близости Божией и начинает чувствовать собственную уникальность. А вместе с тем ощущение собственной исключительности, изъятости из среды грешников, когда кажется, что я не такой, «как прочии человецы», — губительно. Прежде всего потому, что в таком состоянии теряется одна из самых возвышающих человека способностей — способность удивляться присутствию Божию и благодарить за Его милость.

Те девять израильтян чувствовали свою исключительность, поэтому любой дар Божий они расценивали не как великое чудо и милость, а как само собой разумеющееся дело, за которое не нужно даже произносить благодарность. Да, этот евангельский случай вопиющий, но если подумать, не часто ли с каждым из нас случаются подобные вещи? Ситуация, которая была бы невозможна без Божественного вмешательства, встреча, которую мог устроить только Господь; да и в конце концов, сама жизнь, и жизнь с избытком, — величайшее чудо в космической пустыне смерти, чудо, за которое мы так часто забываем поблагодарить Творца.

В каждом евангельском сюжете любой из нас может узнать себя, ибо Евангелие вне времени. И порой, когда мы стоим вот так за богослужением, слова Благовестия действительно могут встряхнуть наше сердце, могут заставить задуматься о том, что с нами не так. 

Но, к сожалению, очень часто мы пропускаем мимо слова обличающие нас. Мы с легкостью узнаем себя в образах кающихся грешников, и это прекрасно, ведь это дает нам великую надежду. А между тем, не бываем ли мы чаще ближе к тем, кто, подобно этим прокаженным, не замечают оказываемую им любовь? Часто ли в нас рождается чувство искренней благодарности к другим? Ходя в храм, совершая всё положенное, мы порой перестаем чувствовать с прежней остротой удивительность и красоту нашей жизни во Христе, принимая их как должное. Постепенно в сердце укрепляется чувство некоторого превосходства над теми, кому эта красота еще не открылась.

В таком случае максимы христианской морали мы начинаем примерять к другим, оставляя себя за скобками. А потому, вслушиваясь в голос Христа, звучащий за богослужением, мы должны постараться увидеть тот отблеск святости, который нам предлагается. И устремиться к нему, вглядываясь в свое сердце и следя, прежде всего, за его движениями, а не за другими людьми. Найдя Бога, мы не имеем право успокаиваться, ведь стоит нам перестать Его искать, как мы тут же Его потеряем. Лишь непрестанно идя за Ним, непрестанно возсылая Ему благодарения, подражая Ему, мы сможем поистине быть в Его присутствии.

И тогда, выйдя из храма, мы не только не потеряем сердечный трепет узнавания себя в образах Священного Писания, который столь часто проходит вместе с окончанием службы. Но и вся пестрота мира, его увлечения и соблазны окажутся неспособными прикоснуться к нашему сердцу, ведь, даже находясь среди житейского моря страстей, мы будем идти за Тем, Кому повинуются стихии, и Кто Сам, будучи Миром и источником всякого мира, способен умиротворить наши сердца, сохраняя их в тихой гавани Своей Любви. 

И если мы постараемся хотя бы в течение недели помнить и соблюдать воскресное евангельское назидание, каждый день стараясь отдавать себе отчет в том, насколько хорошо мы исполняли то, о чём говорил Господь, то это малое упражнение духовной жизни сможет принести великие плоды. 

Давайте же оставим в своих сердцах память о благодарности Богу за все великие благодеяния, которыми Он щедро окружил нас, и прежде всего за саму жизнь, и, наполнившись этого возвышающего душу чувства, постараемся сохранить его и пронести через бушующее море будней на предстоящей седмице.

// Проповедь наместника Сретенского монастыря архиепископа Верейского Амвросия, произнесенная после чтения Евангелия за Божественной литургией в храме Новомучеников и исповедников Церкви Русской Сретенского ставропигиального монастыря 22 декабря 2019 года.