Томь же 6726 лѣтѣ. Глѣбъ, князь Рязаньскыи, Володимиричь, наученъ сыи сотоною на убииство, сдумавъ въ своемь оканьнѣмь помыслѣ, имѣя поспешника Костянтина, брата своего, и с нимь диявола, юже и прѣльсти, помысылъ има въложи, рѣкшема има, яко избьеве сихъ, а сама приимѣва власть всю. И не вѣси, оканьнѣ, Божия смотрения: даеть власть ему же хощеть, поставляеть цесар и князя Вышнии. Что прия Каинъ от Бога, убивъ Авеля, брата своего: не проклятье ли и трясение? Или вашь сродникъ оканьныи Святоплъкъ,[1] избивъ братью свою: онема вѣньць царства, а собѣ вѣчьную муку. Сь же оканьныи Глѣбъ Святопълчю ту же мысль приимъ, и съкры ю въ сердци своемь съ братомь своимь.
В тот же 6726 (1218) год. Глеб Владимирович, князь рязанский, подученный сатаной на убийство, задумал дело окаянное, имея помощником брата своего Константина и с ним дьявола, который их и соблазнил, вложив в них это намерение. И сказали они: «Если перебьем их, то захватим всю власть». И не знали окаянные Божьего промысла: дает он власть кому хочет, поставляет Всевышний царя и князя. Какую кару принял Каин от Бога, убив Авеля, брата своего: не проклятие ли и ужас? Или ваш сродник окаянный Святополк, убив братьев своих, тем князьям не принес ли венец царствия небесного, а себе — вечную муку? Этот же окаянный Глеб ту же воспринял мысль Святополчью и скрыл ее в сердце своем вместе с братом.
Въньмъшемъся всѣмъ на исадѣхъ на порядѣ: Изяслав, кюръ[2] Михаилъ, Ростислав, Святослав, Глѣбъ, Романъ; Ингворъ же не приспѣ приехати к ним: не бе бо приспело врѣмя его. Глѣбъ же Володимиць съ братомъ позва я к собе, яко на честь пирения, въ свои шатьръ, они же не вѣдуще злыыя его мысли и прѣльсти, вси 6 князь, кождо съ своими бояры и дворяны, придоша въ шатьръ ею. Сь же Глѣбъ прѣже прихода ихъ изнарядивъ свое дворяне и братие, и поганыхъ половьчь множьство въ оружии, и съкры я въ полостьници близъ шатра, въ немь же бе имъ пити, не вѣдущю ихъ никому же, развѣ тою зломысльною князю и ихъ проклятых думьчь. Яко начала пити и веселитися, ту абие оканьныи, проклятыи Глѣбъ съ братомъ, изьмъша меся своя, начаста сѣчи прѣже князи, та же бояры и дворянъ множьство: одинѣхъ князь 6, а прочихъ бояръ и дворянъ множьство, съ своими дворяны и съ половчи. Си же благочьстивии князи рязаньстии концяшася мѣсяця июля въ 20, на святого пророка Илии, и прияша вѣнця от Господа Бога, и съ своею дружиною, акы агньцы непорочьни прѣдаша дуща своя Богови. Сь же оканьныи Глѣбъ и Костянтинъ, брат его, онѣмъ уготова царство небесное, а собе мку вѣчьную и съ думьци своими.
Собрались все в прибрежном селе на совет: Изяслав, кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его. Глеб же Владимирович с братом позвали их к себе в свой шатер как бы на честный пир. Они же, не зная его злодейского замысла и обмана, пришли в шатер его — все шестеро князей, каждый со своими боярами и дворянами. Глеб же тот еще до их прихода вооружил своих и братних дворян и множество поганых половцев и спрятал их под пологом около шатра, в котором должен был быть пир, о чем никто не знал, кроме замысливших злодейство князей и их проклятых советников. И когда начали пить и веселиться, то внезапно Глеб с братом и эти проклятые извлекли мечи свои и стали сечь сперва князей, а затем бояр и дворян множество: одних только князей было шестеро, а бояр и дворян множество, со своими дворянами и половцами. Так скончались благочестивые рязанские князья месяца июля в двадцатый день, на святого пророка Илью, и восприняли со своею дружиною венцы царствия небесного от Господа Бога, предав души свои Богу как агнцы непорочные. Так окаянный Глеб и брат его Константин приготовили им царство небесное, а себе со своими советниками — муку вечную.
Рассказ о преступлении рязанских князей
Подготовка текста, перевод и комментарии Д. С. Лихачева
Рассказ о предательском избиении рязанских князей на пиру у Глеба Владимировича в 1218 г. читается в составе Синодального списка XIII в. Новгородской первой летописи. Туда он попал из рязанской летописи, предположительно составленной для рязанского князя Ингваря Ингоревича, умершего в 20-х гг. XIII в. Предположение о своде Ингваря Ингоревича было высказано В. Л. Комаровичем (см.: История русской литературы, т. II, ч. 1. М.–Л., 1945, с. 74–77) на том основании, что в дошедших до нас отрывках этой рязанской летописи Ингварь Ингоревич косвенно выступает как основное лицо, которое интересует летописца. То летописец замечает, что Ингварь Ингоревич спасся от убийства, так как «не бе бо приспело врѣмя его», то он определяет одного из рязанских князей как «Инъгворовъ братъ» (в другом отрывке из рязанской летописи в Новгородской первой летописи под 1238 г.).
Рязанские князья, упомянутые в рассказе, были потомками Ярослава Святославича Черниговского – младшего брата родоначальника князей «ольговичей»– Олега Святославича (Олега Гориславича «Слова о полку Игореве»).
Текст печатается по изданию: Насонов А. Н. Новгородская I летопись старшего и младшего изводов. М.–Л., 1950, с. 58 (по Синодальному списку – ГИМ, Синодальное собр., № 786, перв. пол. XIV в.).
* * *
В тот же 6726 (1218) год. Глеб Владимирович, князь рязанский, подученный сатаной на убийство, задумал дело окаянное, имея помощником брата своего Константина и с ним дьявола, который их и соблазнил, вложив в них это намерение. И сказали они: «Если перебьем их, то захватим всю власть». И не знали окаянные Божьего промысла: дает он власть кому хочет, поставляет Всевышний царя и князя. Какую кару принял Каин от Бога, убив Авеля, брата своего: не проклятие ли и ужас? Или ваш сродник окаянный Святополк, убив братьев своих, тем князьям не принес ли венец царствия небесного, а себе – вечную муку? Этот же окаянный Глеб ту же воспринял мысль Святополчью и скрыл ее в сердце своем вместе с братом.
Собрались все в прибрежном селе на совет: Изяслав, кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его. Глеб же Владимирович с братом позвали их к себе в свой шатер как бы на честный пир. Они же, не зная его злодейского замысла и обмана, пришли в шатер его – все шестеро князей, каждый со своими боярами и дворянами. Глеб же тот еще до их прихода вооружил своих и братних дворян и множество поганых половцев и спрятал их под пологом около шатра, в котором должен был быть пир, о чем никто не знал, кроме замысливших злодейство князей и их проклятых советников. И когда начали пить и веселиться, то внезапно Глеб с братом и эти проклятые извлекли мечи свои и стали сечь сперва князей, а затем бояр и дворян множество: одних только князей было шестеро, а бояр и дворян множество, со своими дворянами и половцами. Так скончались благочестивые рязанские князья месяца июля в двадцатый день, на святого пророка Илью, и восприняли со своею дружиною венцы царствия небесного от Господа Бога, предав души свои Богу как агнцы непорочные. Так окаянный Глеб и брат его Константин приготовили им царство небесное, а себе со своими советниками – муку вечную.
* * *
Томь же 6726 лѣтѣ. Глѣбъ, князь Рязаньскыи, Володимиричь, наученъ сыи сотоною на убииство, сдумавъ въ своемь оканьнѣмь помыслѣ, имѣя поспешника Костянтина, брата своего, и с нимь диявола, юже и прѣльсти, помысылъ има въложи, рѣкшема има, яко избьеве сихъ, а сама приимѣва власть всю. И не вѣси, оканьнѣ, Божия смотрения: даеть власть ему же хощеть, поставляеть цесар и князя Вышнии. Что прия Каинъ от Бога, убивъ Авеля, брата своего: не проклятье ли и трясение? Или вашь сродникъ оканьныи Святоплъкъ,104 избивъ братью свою: онема вѣньць царства, а собѣ вѣчьную муку. Сь же оканьныи Глѣбъ Святопълчю ту же мысль приимъ, и съкры ю въ сердци своемь съ братомь своимь.
Въньмъшемъся всѣмъ на исадѣхъ на порядѣ: Изяслав, кюръ105 Михаилъ, Ростислав, Святослав, Глѣбъ, Романъ; Ингворъ же не приспѣ приехати к ним: не бе бо приспело врѣмя его. Глѣбъ же Володимиць съ братомъ позва я к собе, яко на честь пирения, въ свои шатьръ, они же не вѣдуще злыыя его мысли и прѣльсти, вси 6 князь, кождо съ своими бояры и дворяны, придоша въ шатьръ ею. Сь же Глѣбъ прѣже прихода ихъ изнарядивъ свое дворяне и братие, и поганыхъ половьчь множьство въ оружии, и съкры я въ полостьници близъ шатра, въ немь же бе имъ пити, не вѣдущю ихъ никому же, развѣ тою зломысльною князю и ихъ проклятых думьчь. Яко начала пити и веселитися, ту абие оканьныи, проклятыи Глѣбъ съ братомъ, изьмъша меся своя, начаста сѣчи прѣже князи, та же бояры и дворянъ множьство: одинѣхъ князь 6, а прочихъ бояръ и дворянъ множьство, съ своими дворяны и съ половчи. Си же благочьстивии князи рязаньстии концяшася мѣсяця июля въ 20, на святого пророка Илии, и прияша вѣнця от Господа Бога, и съ своею дружиною, акы агньцы непорочьни прѣдаша дуща своя Богови. Сь же оканьныи Глѣбъ и Костянтинъ, брат его, онѣмъ уготова царство небесное, а собе мку вѣчьную и съ думьци своими.
* * *
104
…оканьныи Святопълкъ…– Сын Владимира I Святославича, убивший своих братьев, чтобы завладеть киевским княжением.
105
Кюр (от греч. Κυρος)– титул особ византийского императорского дома, передававшийся и некоторым русским князьям.
Источник: Библиотека литературы Древней Руси / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом) ; под. ред. Д.С. Лихачева и др. — Санкт-Петербург : Наука, 1997-. / Т. 5: XIII век. — 1997. — 526 с.
Комментарии для сайта Cackle
Что прия Каин от Бога,
убив Авеля, брата своего:
не проклятье ли и трясение?
Рассказ о преступлении рязанских князей
«Рассказ о преступлении рязанских князей» – это отрывок из Новгородской I летописи старшего извода, где рассказывается о том, какие извращенные формы приняла борьба за власть в Рязанском княжестве. Массовое убийство родственников, которое устроили в селе Исады князь Глеб Владимирович и его брат Константин, не имело аналогов на Руси. Хотя представители правящей династии не один раз обагряли свои руки кровью родственников.
Первая междоусобная война на Руси, сопровождавшаяся братоубийством, вспыхнула после гибели князя Святослава Игоревича на днепровских порогах в 972 году. Тогда киевский князь Ярополк убил своего младшего брата Олега Древлянского, но и сам погиб от рук наемников, подосланных его братом по отцу, Владимиром. Принципиальным моментом здесь является тот факт, что христианство в это время еще не было принято на Руси, и поэтому церковь все эти братоубийства оставила без внимания.
Совсем иная ситуация сложилась в 1015 году, к моменту смерти князя Владимира Святославича. Сын князя Ярополка, Святополк, стал первым организатором массового убийства родственников на Руси. Направленные Святополком убийцы по очереди расправились с его двоюродными братьями, сыновьями Владимира: Борисом Ростовским, Глебом Муромским и Святославом Древлянским. Святополку эти преступления не помогли, поскольку в борьбе за власть он потерпел поражение от Ярослава Мудрого. Затем в дело включилась церковь. Борис и Глеб были канонизированы, а Святополк заклеймен как братоубийца, получив прозвище Окаянный.
До поры до времени убийства в княжеской среде прекратились. Князья гибли в междоусобных войнах – как Изяслав Ярославич и Борис Вячеславович в битве на Нежатиной Ниве в 1078 году или как князь Изяслав Владимирович в битве под Муромом в 1096 году. В 1079 году половецкими союзниками был убит князь Роман Святославич. Не исключено, что за этим убийством мог стоять киевский князь Всеволод Ярославич, однако прямых обвинений против него выдвинуто не было, это не более чем предположение.
В 1086 году от рук убийц погибает волынский князь Ярополк Изяславич. Дело действительно темное, хотя летописец и намекает, кому это преступление было выгодно. Ярополк Изяславич был убит в тот момент, когда отправился в поход против братьев Ростиславичей, княживших в Перемышле, Звенигороде и Теребовле. Когда его полки находились в окрестностях города Звенигорода[38], Ярополк слез с коня и прилег отдохнуть на телегу. Подъехавший дружинник Нерадец пронзил князя саблей, оставил оружие в теле Ярополка и скрылся с места преступления. Согласно Лаврентьевской летописи, истекающий кровью князь вытащил из себя клинок «и закричал громким голосом: „Ох, уловил меня этот враг!“ (с. 203). После этого Ярополк скончался. Что же касается его убийцы, то Нерадец бежал к одному из братьев Ростиславичей, Рюрику. И хотя официально Рюрика никто не обвинил, но подозрение осталось, поскольку данное убийство ему было очень выгодно.
В череде преступлений князей друг против друга особняком стоит ослепление Рюрикова брата, князя Василька Ростиславича Теребовльского, в 1097 году. Не рискнув обагрить свои руки кровью родственника, киевский князь Святополк Изяславич и волынский князь Давыд Игоревич приказали своим слугам схватить Василька и выколоть ему глаза. После чего князь был заключен под стражу. Возмущение остальных князей этим преступлением было настолько сильным, что Святополк едва не лишился киевского стола, а Давыд был изгнан за пределы Руси.
В 1147 году толпа киевлян растерзала князя Игоря Ольговича, постриженного в монахи в Федоровском монастыре Киева. Но был к этой смерти причастен великий князь Изяслав Мстиславич или нет, осталось неизвестным. Убийство Андрея Боголюбского своими приближенными и казнь Игоревичей галицкими боярами стоят особняком, потому что их державные родственники к этим преступлениям никакого отношения не имели. Правда, 30 июня 1177 года во владимирской темнице умер рязанский князь Глеб Ростиславич, взятый в плен ратниками Всеволода Большое Гнездо в битве на Колокше. Тем не менее никаких обвинений в адрес Всеволода Юрьевича выдвинуто не было. Примечательно, что Глебу предлагали свободу – при условии, что он откажется от Рязани, однако гордый князь ответил отказом: „Луче сде умру, не иду“. Тогда же князь Глеб мертв бысть, июня в 30» (Ипатьевская летопись, с. 411). Ослепление Всеволодом Большое Гнездо племянников Ростиславичей тоже вызывает массу вопросов, поскольку после молитвы в смоленской церкви Бориса и Глеба они неожиданно «прозреста». Всеволод был человеком, который все делает основательно, и если бы действительно захотел ослепить родственников, вряд ли они снова бы обрели зрение. Как видим, случаев братоубийства на Руси было не так уж и много, поскольку княжеская братия старалась держать себя в определенных рамках.
Теперь познакомимся поближе с организаторами преступления в Исадах. Их было двое – князь Глеб Владимирович и его брат князь Константин. Летописных сведений о Глебе сохранилось крайне мало. Например, он упоминается в Ипатьевском летописном своде под 1195 годом как зять смоленского князя Давыда, отправившего в поход «Рязаньского княжича зятя своего Глеба» (с. 464). Однако поход завершился неудачей, и «Рязаньский княжичь зять Давыдов» еле унес ноги к тестю в Смоленск.
Сам Глеб был личностью крайне неприятной. Еще в 1207 году он выступил в роли провокатора во время конфликта Всеволода Большое Гнездо с рязанскими князьями. Именно ему приписывает летописец главную роль в этих трагических событиях: «Бысть же весть великому князю Всеволоду от Глеба от Володимерича, яко сложилися стрыеве их со Олговичи, а пришли к нему на льсти» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 114). Все началось с того, что Всеволод Юрьевич выступил поход против черниговских Ольговичей. Рязанские князья как верные вассалы привели ему на помощь войска, но пришло известие от Глеба Владимировича об их измене, и поход пришлось отложить. Великий князь начал следствие, и главным обвинителем выступал именно Глеб с братом: «приидоша же Володимеричи Глеб и Олег, братаничи их, и обличиста их» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 114). Расчет Глеба Владимировича был очень прост: подставляя своих дядьев и двоюродных братьев под гнев Всеволода, он надеялся на то, что великий князь либо с ними расправится на месте, либо посадит в темницу. Надежды Глеба оправдались – за одним исключением: рязанским князем Всеволод сделал не Глеба, а своего сына Ярослава.
И тогда Глеб Владимирович резко изменил свою позицию. На это обратил внимание и В. Н. Татищев: «Глеб Владимирович, недоволен будучи, что только Пронск от Всеволода в награждение своей душевредной клеветы получил, хотел и Рязанью сам с братьями всей обладать» (с. 635). Глеб искусно плел козни и вскоре сумел поднять на мятеж против Ярослава всю Рязанскую землю. Однако Ярослав затворился в рязанском детинце и продержался там до тех пор, пока на помощь не пришел отец. Едва только Глеб Владимирович увидел суздальские полки, как запаниковал и ударился в бега. За амбиции князя расплатились простые рязанцы, поскольку рать Всеволода огнем и мечом прошла по их земле. Рязань спалили дотла, а ее население угнали во Владимиро-Суздальское княжество. Таковы были итоги деятельности князя Глеба. После этого он надолго исчезает со страниц летописей и появляется на них только в 1217 году в связи с трагедией в Исадах.
* * *
Село Исады находилось недалеко от Рязани. Как и столица княжества, оно располагалось на правом берегу реки Оки, и, согласно одному из преданий, здесь находилась загородная резиденция рязанских князей. Название Исады трактовали по-разному. В «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона» ему дается такое толкование: «Исад, Исады – пристань, прибрежный поселок. В старину слово это употреблялось как собственное имя (название о-ва на Волге, Ипат. летопись 6690 г.). Ныне во Владимирской и Нижегородской губ. есть селения, у пристаней с назван. Исад, Исады; слово И. встречается и в названиях рыбных ловель. В Архангельской, Вологодской, и Пермской губ. И. называют отмель, песчаный берег реки, косу, заросшую ивняком»[39]. Также бытует мнение, что Исады произошли от слова «сады», которые росли в усадьбе рязанских князей. Но как бы там ни было, именно здесь было решено провести съезд князей Рязанской земли и перераспределить уделы. В. Н. Татищев связывает это со смертью рязанского князя Романа Глебовича, который долго болел и умер в этом же году. Хотя относительно князя Романа в «Летописце Переславля Суздальского» содержится информация о том, что он скончался в заточении: «седоша бо лет 6, а Роман ту и умре» (т. 41, с. 130). Но сути дела это не меняет.
Князь Глеб и его брат Константин решили захватить в княжестве верховную власть. Но они прекрасно понимали, что многочисленные родственники добровольно ее не уступят, а потому решили действовать наверняка: «Если перебьем их, то захватим всю власть» (Рассказ о преступлении рязанских князей). Сказано – сделано, и братья стали зазывать родственников на съезд в Исадах. Удивительно, но князья на этот зов откликнулись. Хотя прекрасно знали, кто такой Глеб Владимирович и на что он способен. И тем не менее…
В Исады приехали двоюродные братья Глеба и Константина: Ростислав, Святослав, Глеб, Роман и Кир (Михаил) Всеволодович. Причем с последним приключится удивительная история. В Галицко-Волынской летописи, которая войдет в состав Ипатьевского летописного свода, Кир Всеволодович окажется активным участником событий Батыева нашествия. Несмотря на то, что будет убит в Исадах летом 1217 года. В летописи он будет выведен под именем Кир Михайлович, но беда в том, что князя с таким именем и отчеством никогда не было в природе. На мой взгляд, летописец из Галича просто не владел информацией в полном объеме и поэтому допустил такую нелепую ошибку. И действительно где находится Галич и где – Рязанская земля! Между тем в Никоновском летописном своде прописано четко и недвусмысленно: «князь Юрьи со князем Киром Михаилом Всеволодовичем Рязанским своаки» (т. 10, с. 63). Георгий Всеволодович и Кир были женаты на сестрах. В Воскресенской летописи о князе сказано следующее: «а Всеволожь сын Кир Михаил» (т. 7, с. 242). Поэтому мудрить на тему Кира Михайловича и его участия в борьбе с монголами возможным не представляется. В отличие от державы Ахеменидов Кир II на Руси не появился.
В Исадах все шло своим чередом. Кроме двоюродных братьев Глеба и Константина, туда приехал и их родной брат Изяслав. Князь был человеком храбрым и решительным, что и доказал в 1207 году, когда длительное время оборонял Пронск от полков Всеволода Большое Гнездо. Он действительно представлял опасность для подлого Глеба и трусливого Константина. Поэтому и оказался в числе князей, приглашенных на съезд.
Братья тщательно приготовились к злодеянию и помимо собственных дружинников к убийству решили привлечь наемных половцев. Над Окой были поставлены два огромных шатра. В одном из них должны были пировать князья вместе со своими гриднями и боярами, а в другом прятались убийцы. Половецкие наемники сидели прямо на земле, скрестив ноги и положив на колени кривые сабли, терпеливо ожидая своего часа. Рядом, опираясь на прямые мечи, стояли гридни Глеба и Константина.
Убийство в Исадах
Миниатюра Лицевого летописного свода XVI века
Гости уже начали съезжаться. Князья прибывали вместе с боярами и дружинниками, оставляли лошадей конюшим Глеба, а сами важно шествовали к шатру. Зайдя внутрь, они отстегивали мечи и передавали их расторопным слугам, а затем чинно рассаживались за накрытыми столами. Глеб Владимирович торжественно объявил, что пусть сначала гости откушают, что Бог послал, и только потом займутся государственными делами. Предложение князя всем пришлось по душе, и пир начался.
Глеб и Константин были сильно встревожены: на съезд не прибыл князь Ингварь Игоревич, и это сильно осложняло ситуацию. Убийцы планировали уничтожить всех конкурентов одним ударом, а теперь их план начинал рушиться. Но отступать было поздно. Братья внимательно наблюдали, как наедаются и напиваются их родственники, и когда пришли к выводу, что все уже изрядно пьяны, послали слугу за гриднями и половцами. Наемники и дружинники быстро окружили шатер и замерли в ожидании сигнала.
Братья незаметно вытащили спрятанные под коврами мечи, после чего Глеб протрубил в охотничий рог, и убийцы ринулись со всех сторон в шатер. Гридни вбежали через вход, а половцы располосовали саблями полотнище и быстро пролезли внутрь. Никто из пирующих князей и бояр сначала так и не понял, что произошло, а когда поняли, то ничего уже не могли сделать. Половцы и дружинники принялись рубить всех, кто сидел за столами. Объевшиеся и упившиеся медами безоружные гости не смогли оказать серьезного сопротивления, и вскоре все до одного были перебиты. Убийцы расхаживали среди тел, лежащих на коврах и на лавках, отыскивали тех, кто еще был жив, и быстро добивали. Кровь хлюпала под тяжелыми сапогами гридней, когда они, схватив за руки и за ноги убитых, вытаскивали их из шатра и укладывали на траву.
Тем временем Глеб и Константин пришли к выводу, что уцелевшие родственники вряд ли без боя отдадут им Рязанское княжество. Поэтому они решили уйти к половцам, а затем вернуться с ордой и подавить сопротивление. Все еще только начиналось, основная борьба была впереди.
* * *
На этом злополучном пиру убито «одних только князей было шестеро, а бояр и дворян множество» (Рассказ о преступлении рязанских князей). Количество претендентов на княжение в Рязани сократилось изрядно, однако многие князья остались живы. Например, Ингварь Игоревич с сыновьями. Как отметил новгородский летописец, «Ингвор же не приспе приехати к ним: не бе бо приспело время его» (Новгородская I первая летопись старшего извода). Поэтому дальнейшая судьба Рязани должна была решиться на поле боя.
В 1219 году Глеб и Константин Владимировичи повели на Рязань половецкую орду. Навстречу ему вместе с братьями выступил Ингварь Игоревич. Ненависть к братоубийце объединила вокруг него всех родственников. Согласно В. Н. Татищеву, сражение произошло выше реки Прони и закончилось полной победой Ингваря, чьи дружинники перебили больше половины половцев. В Лаврентьевской летописи сохранился рассказ об этой битве: «В то же лето пришел беззаконный Глеб Владимирович со множеством половцев к Рязаню, и вышел ему навстречу Ингвар со своими братьями, и сошлись оба войска, и бились крепко, и Божьей помощью и честного креста силою победил Ингвар злого братоубийцу Глеба, и многих половцев побили, а иных повязали, сам же окаянный с немногими бежал» (с. 422). Согласно Воскресенской летописи, Глеб и Константин снова укрылись у степняков: «а Глеб сам утече опять в Половци и со братом» (т. 7, с. 126).
Глеб Владимирович и не думал сдаваться, поскольку ставки в затеянной им игре были необычайно высоки. Князь бросил клич по всей степи, сулил ханам все, что им было угодно, и кочевники, поверив обещаниям, пошли под его знамена. Донские половцы огромной силой двинулись на Русь. В Рязани оценили масштаб опасности, поняли, что своих сил для отражения нашествия будет недостаточно, и спешно послали за помощью в стольный Владимир. Князь Георгий откликнулся на зов соседей, быстро снарядил полки и отправил их на помощь Ингварю Игоревичу: «Того же лета князь Рязаньский Ингварь присла к великому князю Георгию и ко брату его Ярославу, помощи просящи на Половци, и посласта к нему полка своя, и иде с ними на Половци» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 126).
Здесь сделаю небольшое отступление. Очень часто можно услышать обвинения в адрес князя Георгия в том, что зимой 1237 года он не помог рязанцам отразить вторжение монгольских войск. Причин, по которым великий князь так поступил, называют массу, в том числе и желание ослабить рязанских князей. Но возникает закономерный вопрос: зачем Георгию губить своих союзников и вассалов в 1237 году, если до этого он им все время помогал? С другой стороны, муромские и рязанские князья постоянно поддерживали именно Георгия, даже в битве на Липице муромская дружина сражалась на его стороне. Поэтому все высказывания о том, что в страшную зиму Батыева нашествия Георгий Всеволодович сознательно не помог соседям, являются не более чем голословными утверждениями. Ситуация 1219 года это полностью подтверждает. В 1237 году в силу объективных причин великий князь просто не успел прийти на выручку Рязани: слишком быстро развивались события.
Но вернемся в год 1219-й. Едва половецкие ханы узнали о том, что против них выступили не только рязанские дружины, но и суздальские полки, их охватила паника. Потому что одно дело – воевать с Рязанским княжеством, и совсем другое – против всей Северо-Восточной Руси. Огромная орда начала разбегаться, и в это время половцев атаковали русские. Разгром был полный и окончательный, множество кочевников было перебито, а остальные просто рассеялись по степи. Повезло только тем, кто убежал заранее.
Что же касается князя Глеба, то он стал изгоем. На Руси ему не было места, и он был вынужден скитаться в половецких степях. Вскоре князь сошел с ума и умер: «и побежа сам в Половци, и обезуме, тамо и скончася. И по Глебе седе на Резани Ингварь Игоревич, а по Ингваре княжиста дети его Роман, Юрьи, Олег» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 243). Сыновья Ингваря будут первыми из русских князей, которые вступят в битву с монголами лютой зимой 1237 года.
Рассказ о преступлении рязанских князей
По изд.: Рассказ о преступлении рязанских князей / Памятники литературы
Древней Руси. XIII век. — М., 1981. — С.128-129. Тут по Новгородской Первой летописи.
Томь же (6726) лЂтЂ ГлЂбъ,
князь Рязаньскыи, Володимиричь, наученъ сыи сотоною на убииство, сдумавъ въ своемь
оканьнЂмь помыслЂ, имЂя поспешника
Костянтина, брата своего, и с нимь диявола, юже й прЂльсти, помыслъ
има въложи, рЂкшема има, яко избьеве сихъ, а сама приимЂва
власть всю. И не вЂси, оканьнЂ, божия смотрения:
даеть власть ему же хощеть, поставляеть цесаря и князя вышнии. Что прия Каинъ
от бога, убивъ Авеля, брата своего: не проклятье ли и трясение; или вашь сродникъ
оканьныи Святопълкъ, избивъ братью свою: онема вЂньць царства,
а собЂ вЂчьную муку. Сь же оканьныи ГлЂбъ
Святопълчю ту же мысль приимъ, и съкры ю въ сердци своемь съ братомь своимь.
Съньмъшемъся всЂмъ на исадЂхъ на порядЂ:
Изяслав, кюръ Михаилъ, Ростислав, Святослав, ГлЂбъ, Романъ; Ингворъ
же не приспЂ приехати к ним: не бе бо приспело врЂмя
его. ГлЂбъ же Володимиць съ братомъ позва я к собе, яко на честь
пирения, въ свои шатьръ, они же не вЂдуще зльгя его мысли и прЂльсти,
вси 6 князь, кождо съ своими бояры и дворяны, придоша въ шатьръ ею. Сь же ГлЂбъ
прЂже прихода ихъ изнарядивъ свое дворяне и братне, и поганыхъ
половьчь множьство въ оружии, и съкры я въ полостьници близъ шатра, въ немь же
бе имъ пити, не вЂдущю ихъ никому же, раз†тою
зломысльною князю и ихъ гтроклятых думьчь. Яко начаша пити и веселитися, ту абие
оканьныи, проклятыи ГлЂбъ съ братомъ, изьмъша мечя своя, начаста
сЂчи прЂже князи, та же бояры и дворянъ множьство:
одинЂхъ князь 6, а прочихъ бояръ и дворянъ множьство, съ своими
дворяны и съ половчи. Си же благочьстивии князи рязаньстии концяшася мЂсяця
июля въ 20, на святого пророка Илии, и прияша вЂнця от господа
бога, и съ своею дружиною, акы агньци непорочьни прЂдаша душа своя
богови. Сь же оканьныи ГлЂбъ и Костянтинъ, брат его, онЂмъ
уготова царство небесное, а собе муку вЂчьную и съ думьци своими.
«Главное,
отрадное убеждение, которое вы вынесли,
— это убеждение в невозможности взять
Севастополь, и не только взять Севастополь,
но поколебать где бы то ни было силу
русского народа… Из-за креста, из-за
названия, из угрозы не могут принять
люди эти ужасные условия: должна быть
другая высокая побудительная причина
— эта причина есть чувство,
редко проявляющееся, стыдливое в русском,
но лежащее в глубине души каждого, —
любовь к родине…»
Л.Н.Толстой
«Севастопольские рассказы»
Главным героем
древнерусской литературы, главным
предметом чаяний, переживаний и
пророческих озарений авторов была
Русская земля. Академик Д.С. Лихачев
совершенно справедливо назвал литературу
домонгольского периода литературой
одной темы – темы Русской земли. Можно
смело утверждать, что данное положение
распространяется на весь русский
литературный процесс, вплоть до настоящего
времени.
Особое чувство
Родины, можно сказать, изначально присуще
русскому человеку. Оно сохранилось на
генном уровне, впитывается нами с молоком
матери. Даже тоска по Родине, свойственная
вообще-то каждому народу, у русских
людей проявляется особенно остро:
Проплываем океаны,
Бороздим материки,
И несем в чужие
страны
Чувство
русское тоски (А.Н.
Вертинский, «О нас и о Родине»)
Чувство
Родины, считает писатель Ю.
Мамлеев, это «внутренняя
Россия, которая живет в человеке».
Само
понятие Русская
земля,
что вполне объяснимо и одновременно
весьма характерно, появляется в самом
первом из дошедших до нас из глубины
веков памятнике древнерусской литературы
– «Слове о законе и
Благодати» митрополита
Илариона. О Русской земле Иларион говорит
исключительно с гордостью. Он гордится
князьями-собирателями Русской земли;
гордится тем, что о Русской земле
наслышаны другие народы; гордится тем,
что евангельский источник наполнил
Русскую землю; гордится тем, что русичи,
минуя стадию духовного рабства, стадию
закона, из тьмы язычества вышли прямо
к солнцу Благодати.
Словосочетания
Русская земляинарод русскийпоявились в памятнике, стоящем у истоков
нашей литературы. И хотя Русская земля
была уже «ведома» при деде и отце
Владимира – Крестителя Руси, по-настоящему,
на века и тысячелетия, она выходит на
орбиту мировой истории только тогда,
когда «слово евангельское осияло нашу
землю». Так запечатленные
в художественном слове, определяющие
смысл жизни русского человека, понятияБог, Родина, народутверждаются в
историческом и духовном пространстве.
Р
усская
литература начиналась с летописания.
Летопись стала первымсобственно
русскимжанром, отличавшимся даже от
византийской хроники. Не будем говорить
о своеобразии летописи с точки зрения
формы, а сразу укажем на ее главную,
содержащую особый мировоззренческий
смысл, особенность: создатели русской
летописи (а летопись, как известно,
является результатом коллективного
труда и существует в виде летописного
свода)рассматривают ход русской и
мировой истории сквозь призму интересов
Русской земли. Об этом свидетельствует
полное название, пожалуй, самый известный
из русских летописей«Повести временных
лет»:«Вот повести минувших лет,
откуда пошла Русская земля, кто в Киеве
стал первым княжить, и как возникла
Русская земля».
У неискушенного
читателя, открывшего первые страницы
«Повести», может возникнуть вопрос:
Зачем создатель летописи обращается к
послепотопным, в прямом смысле слова,
временам истории человечества, к рассказу
о Ное и его сыновьях? Ведь речь вроде бы
должна идти о начале, об истоках Русской
земли. Поскольку Русская земля в
древнерусской традиции – это, в первую
очередь, народ, ее населяющий, вопрос
должен быть поставлен так: Откуда
появился (возник) русский народ? На это
летопись отвечает: от нориков, которые
и есть славяне. И так, шаг за шагом, автор
приводит читателя к неоспоримому факту:
русичи – потомки Иафета, одного из
сыновей Ноя. Отсюда следует неизбежный
вывод(и этот вывод сегодня нисколько
не потерял своей актуальности!): они,
как и другие народы, имеют такое же право
на свою землю, на свое место в истории.
Легендой о посещении
Русской земли апостолом Андреем
Первозванным летописец как бы освещает
и освящает эту землю светом христианства.
Если рассказ о сынах Ноя утверждает
старозаветное право славян на свое
место в истории человечества, то
новозаветная легенда фактически дает
право русичам, говоря словами Пушкина,
на «свою формулу истории».
Основную идею
«Слова о полку Игореве»часто
формулируют таким образом: «Призыв
князей к единению». Иногда читаем
расширенный вариант: «Призыв князей к
единению, прозвучавший незадолго до
нашествия татар». И на этом ставится
точка. А это – свидетельство провала,
духовной пустоты. Русскому человеку
необходимо знать: единение ради чего и
во имя чего? Между тем, этот призыв,
явленный на разных уровнях, с использованием
всей палитры доступных художественной
системе Древней Руси средств (и даже –
доселе недоступных ей, поскольку гений
автора «Слова» опередил время), естьпризыв к единению во имя блага и
процветания Русской земли. Эти ожидания
звучат и в устах государственного мужа
– Великого Киевского князя («золотое
слово» Святослава), и в плаче Ярославны,
символизирующей Русскую землю в её
материнском обличии (Родина-мать),
проявляются в настроении русской
природы, чутко реагирующей на происходящее:
«Никнет трава от жалости, а дерево от
печали к земле приклонилось», звучит в
лирических восклицаниях самого автора:
«О Русская земли! Уже за шеломянемъ
еси!».
Особое чувство
Родины в русском человеке и героях
русской литературы проявляется
по-разному: и в страстном патриотическом
порыве, стремлении защитить Отечество,
и тогда судьбы героев неразрывно
связываются с судьбами страны; и в борьбе
за веру православную, за святую Русь; в
любви к народу и стремлении к «народной
правде», в установлении особой, духовной
связи с родной природой.
Однако, с позиций
православной духовности, в любом случае,
чувство Родиныбезчувства Бога
всегданеполно, даже скажем, неполноценно,
а применительно к целому ряду моментов
можно даже говорить об ущербности такого
чувства.
В момент гибели
древнерусского государства под ударами
татарской орды был создан замечательный
памятник – «Слово о погибели Русской
земли». Русская земля уже лежит в
руинах, а в восприятии автора, его
читателей-современников и читателей
следующих поколений она величественна
и прекрасна. Серьезный ученый-медиевист
(специалист по истории и культуре средних
веков) тут же скажет об особом литературном
стиле Древней Руси –историческом
монументализме, когда вся Русская
земля в ее величии и красоте обозревается
автором и читателем с некой идеальной
высоты. Мы же с вами обратим внимание
на следующее: перед нами в совершенной
художественной форме раскрывается
понятиеРусская земляв частях, ее
составляющих, и скрепах, соединяющих
их в единое целое:«О светло светлая
и украсно украшена земля Руськая! И
многыми красотами удивлена еси: озеры
многыми, удивлена еси реками и кладязьми
месточестьными, горами крутыми, холми
высокыми, дубровами частыми, польми
дивными, зверьми разноличьными, птицами
бещислеными, городы великыми, селы
дивными, винограды обителными,
домы церковьными, и князьми грозными,
бояры честными, вельможами многами —
всего еси испольнена земля Руская, о
прававерьная вера християньская!» –
Здесь и природа, нетронутая и возделанная
человеком, города и села с их населением
и церквами, и сильные мира сего, и –
главное – то, что придаетРусской
землецельность, силу, красоту и
величие, смысл существования – вера
христианская.
Традиционно солью
Русской земли, ее ядром считался народ.
В XVIвекеЕрмолай Еразмв трактате«Правительница»не только
отводил земледельцам главную роль в
русской жизни, но и подчеркивал, что их
труд особо угоден Богу: «Необходимы
вельможи, но вовсе не трудом своим
снабжаются они. Необходимы, прежде
всего, земледельцы:от их трудов хлеб,
а от него начало всех благ – хлеб на
литургии в бескровную жертву приносится
богу и в тело Христово обращается. И
вся земля потом от царя и до простых
людей питается от их трудов». ПоэтомуА.С. Хомяков в статье «Мнение
русских об иностранцах» (1846)
уже говорил как о непреложном, давно
установившемся в национальном сознании:
«Отечество находится не в географии.
Это не та земля, на которой мы живем и
родились, и которая в ландкартах
обводится зеленой или желтой краскою.
Отечество также не
условная вещь. Это не
та земля, к которой я приписан, даже не
та, которою я пользуюсь, и которая мне
давала с детства такие-то или такие-то
права и такие-то или такие-то привилегии.
Это та страна и тот
народ, создавший страну, с которыми
срослась вся моя жизнь, все мое духовное
существование, вся целость моей
человеческой деятельности. Это тот
народ, с которым я связан всеми жилами
сердца и от которого оторваться не
могу, чтобы сердце не изошло кровью и
не высохло». Если
народ по большому счету и есть Русская
земля, то в таком случае очень важным
будет следующее свидетельство
Достоевского: «Русский
народ весь в Православии и в идее его.
Более в нем и у него ничего нет – да и
не надо, потому что Православие все».
Поэтому повторим
еще раз: в русском национальном сознании
Родина — понятие неизменно священное,
неизменно несущее в себе Божественное
начало.
История России
сделала жанр воинской повести одним из
центральных в древнерусской литературе.
Русские авторы воспевали беззаветный
героизм соотечественников в борьбе с
многочисленными врагами Русской земли.
Эталонным образцом этого жанра стала
«Повесть о разорении Рязани Батыем»(XIIIвек), открывающая
список литературных памятников периода
борьбы за национальную независимость.
В воинских повестях, как правило, перед
решающей битвой князь обращается к
дружине с призывом, напрямую связанным
с основной идеей произведения. Рязанский
князь произносит следующие крылатые
слова: «Лутче нам смертию живота
купити, нежели в поганой воле быти».
Любой, погибший за Русскую землю, в
борьбе с ее врагами кровью смывает свои
грехи перед ней и Богом. В этот же период
создана«Похвала роду рязанских
князей». Летопись свидетельствует,
что из всех князей Древней Руси рязанские
отличались особо буйным нравом. Незадолго
до татаро-монгольского нашествия был
написан«Рассказ о преступлении
рязанских князей». Что же произошло
за столь короткий срок, почему так резко
изменилось отношение к этим князьям со
стороны русских книжников? Ответ прост:
рязанские князья почти все как один
погибли в боях за Русскую землю. Поэтому
в памяти потомков они остаются
добродетельными, боголюбивыми , главное,
князьями, которые «отчину свою от
супостатов (врагов) без лености оберегали».
Гибель за Русскую
землю в борьбе с врагами, как особо
подчеркивают древнерусские авторы,
стала уделом всех без исключения. Все
русские люди в трагический для истории
Отечества момент сопрягали свои судьбы
с судьбами Русской земли. В «Повести о
разорении Рязани Батыем» несколько раз
повторяется фраза «Все равно умерли
и единою смертную чашу испили». Есть
в «Повести» и более развернутая
формулировка, которая еще раз подчеркивает
общность судьбы рязанцев: «Не было тут
ни стонущего, ни плачущего – ни отца и
матери о детях, ни детей об отце и матери,
ни брата о брате, ни сродников о сродниках,
но все вместе лежали мертвые».
Прошло время,
возникло Московское царство, изменились
способы ведения военных действий,
появился порох. Но неизменным остался
героизм русских людей, защитников родной
земли. В XVIIвеке, в
царствование Михаила Романова, донские
казаки захватили и долго удерживали от
превосходящих сил турок крепость Азов.
О взятии и «осадном сидении» донских
казаков были созданы так называемые
«Азовские повести». Идя на смерть,
казаки восклицают: «Топерво мы, бедныя,
разставаемся с вашими чюдотворными
иконами и со всеми християны православными.
Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть
наша грешничья в пустыняхза ваши
иконы чудотворныя, за веру християньскую,
за имя царьское и все государство
Московское».
Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]
- #
- #
- #
- #
15.05.2015575.44 Кб16лекцииВОРОБЬЕВА В.К..docx
- #
- #
- #
- #
- #
- #
- #
Фото автора
В начале XIII века рязанские властители окончательно обособились от Чернигова. Однако теперь они находились практически в вассальной зависимости от владимиро-суздальских князей. Этому предшествовала серия кровопролитных войн, завершившаяся грандиозной битвой на реке Колокше зимой 1177 года. В плен тогда попал рязанский князь Глеб Ростиславич и его сын Роман, многие бояре и воеводы. Глеб так и сгинул во владимирском порубе, а Романа со временем выпустил из заключения Всеволод Большое Гнездо. Впрочем, участь отца ничему Романа не научила, и он продолжал интриговать против суздальцев. Всеволод ему этого не простил, и Роман Глебович в компании пятерых родственников снова оказался в темнице, где и умер в 1212 году. Что же касается Рязанской земли, то она подверглась тотальному разгрому, а её столица была сожжена дотла. Со временем город возродился и отстроился, но Роман этого так и не увидел.
Вскоре число претендентов на волости и уделы в Рязанской земле резко сократилось. 20 июля 1217 года князь Глеб Владимирович и его брат Константин пригласили своего брата Изяслава и пятерых двоюродных братьев на совет в село Исады, которое находилось недалеко от Рязани. Как повествует «Рассказ о преступлении Рязанских князей»[2], когда гости вошли в приготовленные шатры и там начался пир, Глеб и Константин Владимировичи рванули из ножен мечи и бросились на родичей. С помощью наёмных половцев они перебили всех присутствующих. Были изрублены не только родственники убийц, но и множество бояр, слуг и дружинников.
Это убийство лиходеям впрок не пошло. Родственники убитых жаждали мести, собрали войска и нанесли Глебу с Константином ряд поражений. В итоге князь Глеб всё потерял и бежал к половцам, а затем сошёл с ума. Достойная кара за совершенное злодеяние. Между тем «Рассказ о преступлении Рязанских князей» конкретно называет имена погибших на том злополучном пиру. А заодно и тех, кого тоже хотели убить, но не сумели. Это «Изяслав, Кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его». И здесь присутствует один очень любопытный момент.
В Галицко-Волынской летописи, которая входит в Ипатьевский летописный свод, один из убитых князей вдруг воскресает самым чудесным образом. И не просто воскресает, а принимает самое активное участие в событиях Батыева нашествия. Этот кто-то – Кир Михаил, которого галицкий летописец называет Кир Михайлович, путая тем самым крестильное имя с отчеством. Беда Галицко-Волынской летописи в том, что о событиях монгольского вторжения на Северо-Восточную Русь она, мягко говоря, сообщает не совсем точно. К тому же южнорусские летописцы были настроены явно негативно по отношению к князьям Северо-Восточной Руси. По этому поводу высказался английский историк Джон Феннел: «С идеологической точки зрения эта летопись представляет интерес лишь постольку, поскольку явно пытается очернить князей Суздальской земли, по отношению к которым летописец-южанин вряд ли мог питать какие-либо добрые чувства»[3].
Поэтому к тем сведениям, которые сообщает Ипатьевский летописный свод, надо относиться очень осторожно. Очень часто они путаны, противоречивы и идут вразрез с общеизвестными фактами, которые подтверждаются другими летописями. И история с «Киром Михайловичем» тому наглядный пример.
Имя Кир на Руси очень редкое, экзотическое и практически эксклюзивное. Если бы с таким чудным именем в Рязани появился ещё какой-либо князь, то это явление обязательно было бы отмечено летописцами, поскольку Рязанская земля это не держава Ахеменидов, где подобное имя не редкость. Но Кир II в Рязани так и не объявился. Поэтому сообщение Галицко-Волынской летописи о том, что «Кир Михайлович убежал со своими людьми в Суздаль и рассказал великому князю Юрию о приходе и нашествии безбожных агарян»[4], явно не соответствует действительности. Кто поведал князю Георгию о появлении монголов, мы узнаем в дальнейшем, а пока отметим лишь тот факт, что человек, которого убили в Исадах в 1217 году, этого сделать не мог. С нелепостями, которые сообщает Галицко-Волынская летопись, мы ещё не раз столкнёмся, а пока продолжим рассказ о Рязанском княжестве и его отношениях с северным соседом.
Как уже отмечалось, после резни в Исадах случайно уцелевший Ингварь Игоревич становится рязанским князем. Впрочем, столь массовое убийство родственников пошло ему на пользу, потому что власть у нового князя теперь никто не оспаривал. Сократилось количество мелких уделов, ибо многие его родичи были либо убиты, либо бежали и умерли в изгнанье. Воистину не было бы счастья, да несчастье помогло, поскольку в Рязанской земле, наконец, наступила тишина. Поэтому после смерти князя Ингваря в 1235 году власть без всяких усобиц перешла к его сыну Юрию: «а по Ингваре княжиста дети его Роман, Юрьи, Олег» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 243). При нем ситуация в княжестве тоже оставалась достаточно стабильной. То, что мы знаем о Юрии Ингваревиче, позволят характеризовать его с самой положительной стороны. Это был человек умный, пользовавшийся большим влиянием и уважением среди родственников, обладающий талантом военачальника и огромным личным мужеством. Юрий очень любил свою семью, был глубоко верующим человеком и уделял много внимания религии – строил храмы, привлекал в свои земли святые реликвии и т. д.
Жизнь Юрия Ингваревича до того времени, как он стал рязанским князем, нельзя было назвать лёгкой. По воле Всеволода Большое Гнездо с 1207 по 1213 год он сидел в заключении вместе с Романом Глебовичем и другими родичами. И только после смерти Всеволода Юрий оказался на свободе. Новый великий князь Георгий Всеволодович отпустил на волю всех рязанских князей, которые томились в суздальских темницах. Поэтому вряд ли Юрий мог испытывать к князю Георгию какое-либо другое чувство, кроме благодарности, поскольку не сын Всеволода его в тюрьму сажал и не он его там морил. И как это ни парадоксально прозвучит, учитывая тюремное заключение в Суздальской земле, у Юрия Ингваревича были хорошие отношения с великим князем владимирским, который его из этого самого заключения и выпустил. Князь Юрий был признателен Георгию Всеволодовичу и никаких интриг против своего соседа плести не собирался. Молчаливо признавая его главенство, рязанский князь предпочитал опираться на военную мощь Владимира – Суздальского.
К тому времени, когда у рязанских границ появились первые монгольские разъезды, ситуация в княжестве была следующей: в Рязани правил Юрий Ингваревич, а в Коломне сидел на княжении его брат Роман. Это был человек редкой храбрости, хорошо знающий ратное дело. Коломна находилась на самой границе с Суздальской землей, и в силу этого Роман чаще остальных своих родственников общался с могущественными соседями. Князя хорошо знали в стольном Владимире. Кто княжил в Пронске и Переяславле-Рязанском, неизвестно. Возможно, что Переяславль был уделом Олега Красного.
Была среди рязанских князей ещё одна загадочная личность, как будто одного Кира было мало. Речь идет об Ингваре Ингваревиче, который является одним из главных действующих лиц в «Повести о разорении Рязани Батыем». Дело в том, что в летописях упоминания об этом персонаже отсутствуют. Мы помним, что в Воскресенской летописи конкретно прописано, что у Ингваря Игоревича было трое сыновей: Юрий, Роман и Олег. Никакой Ингварь Ингваревич не присутствует. В.Н. Татищев при описании нашествия Батыя упоминает некоего князя Игоря Ингваревича, однако этим дело и заканчивается. Некоторая информация о нём есть у Н.М. Карамзина, историк, ссылаясь на «Русский временник», говорит о том, что это был «Ингорь (сын Ингварев)»[5] (с. 638).
Проблема заключается в том, что до наших дней не дошли рязанские летописи. Частично они представлены в некоторых других летописных сводах, например новгородских, но не более того. Между тем в «Повести о разорении Рязани Батыем» помимо народных преданий могли сохраниться и некоторые свидетельства местных летописей. Ещё один момент. Дело в том, что у нас совершенно нет информации о том, кто же княжил в Рязани после взятия города ордой в декабре 1237 года. Юрий будет убит в битве с монголами на подступах к Рязани, Олега захватят в плен, а Роман погибнет во время Коломенского сражения в начале января 1238 года. Причем Олега Батый отпустит на Русь только в 1252 году: «пустиша Татарове изо Орды князя Олга Рязанскаго Ингваровичя, внука Игорева, правнука Глебова, на его отчину» (Никоновская летопись, т. 10, с. 139). Но ведь кто-то же в Рязани должен был всё это время править! Поэтому не исключено, что это и мог быть князь Ингвар. Другое дело, что он мог быть представителем боковой ветви княжеского дома, а не обязательно приходиться родным братом Юрию, Роману и Олегу. Ведь автор «Повести о разорении Рязани Батыем» мог и напутать с отчеством князя, благо, что в его произведении давно умершие князья принимают активное участие в отражении монгольского нашествия на Рязань. С уверенностью можно утверждать одно – не все рязанские князья пали на поле боя или попали в плен, кто-то из них уцелел и восстанавливал княжество из руин.
В 1216 году, незадолго до битвы на Калке, произошла битва на Липице, ставшая результатом междоусобного раздора русских княжеств. Только с одной из сторон погибших оказалось более девяти тысяч. Летописцы тех дней могли в том увидеть лишь ещё один укор братоубийственным забавам. О последствиях борьбы за власть после придётся горько пожалеть, но никто и никогда не думает о будущем, стараясь обеспечить сиюминутный интерес. В результате битвы на Липице Новгород отстоял независимость, а Владимирское княжество усилилось.
Составитель повести о битве на Липице показал непримиримый нрав соперников. Разрешать конфликт словами никто не желал. Все были готовы друг друга придать смерти. Сам по себе данный сказ более литописен. В тексте упоминаются обстоятельства, передвижения и произошедшее сражение. Рассматривать его отдельным образом не имеет смысла. Допустимо привязать к другим аналогичным эпизодам из истории Руси, вроде «Рассказа о преступлении рязанских князей».
В Рязани не было спокойствия. Сами рязанские князья в XIII веке отличались особенным отсутствием стремления к общему благу. Как резали братьев в шатрах под видом мирного пиршества, так потом водили Батыя по Руси, надеясь тем не допустить разора от завоевательного похода монголов. Сколько не бились летописцы, призывая к благоразумию, дело Святолополка Окаянного продолжалось, но в гораздо больших масштабах.
Братоубийственный порыв в Рязанских землях случился через несколько лет после битвы на Липице. Ему посвящается одна страница летописных записей. Почерпнуть из них можно детали произошедшего. Главным в помыслах враждебно настроенных князей составитель рассказа допустил влияние сатаны, по чьему наущению случилась резня в шатре. О том, насколько излишне вмешивать в отношения людей деяния потусторонних сил, стало понятно по результатам анализа «Повести временных лет». Достаточно хорошо известно, что насилие творить проще под пропагандой мира.
Эти два вышеозначенных примера — убедительное доказательство картины на всей территории Руси. Разросшийся княжеский род вступил не просто в противоречие из-за Киевского стола, доказывая право каждого княжества на статус Великого, тем самым ставя их перед угрозой полного обособления. Отсутствие единства — основной фактор, приведший к последовавшему затем игу. Русь в любом случае не смогла бы устоять перед нашествием орд Батыя, но это уже рассуждение о другом — каких потерь оно могло стоить завоевателю.
Понимание истории всегда чему-то учит. Раздор князей Руси демонстрирует, насколько опасно вести братоубийственную войну, отстаивая потребности текущего дня. Более того, монгольская тактика не строилась только на нападении большим количеством войск — перед этим велась разведывательная работа, направленная как раз на рост раздоров. Чем сильнее измотает себя будущий соперник, тем легче его будет покорить. Летописи не говорят, какую роль в междоусобицах сыграли монголы, поэтому эта важная особенность остаётся неучтённой.
Худой мир всегда лучше доброй ссоры — гласит пословица. Стараясь взять всё, рискуешь всё потерять — обратная сторона той же самой пословицы. Непоправимое некогда уже случилось, каким бы положительным оно не воспринималось теперь. Усиления противоречий могло не быть, чтобы говорить о том, что иго способствовало объединению народа перед всеобщим несчастьем. Ежели беда насаждалась специально, то о каких тогда выводах допустимо рассуждать? Желая власти, русские князья вели войны, не понимая, насколько их поведение кем-то предусмотрительно побуждалось.
Времена меняются — человек остаётся прежним. Обстоятельства не те и противники иные. Однако, успешные методы борьбы продолжают воплощаться тем же самым способом. Сперва вносится разлад, позже пожинаются плоды. Необязательно этого достигать путём расстройства внутренних дел, допустимо привнести раздор со стороны. И когда противник ослабнет — его не станет.
Автор: Константин Трунин
Дополнительные метки: повесть о битве на липице критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, рассказ о преступлении рязанских князей критика, Battle of Lipitsa analysis, review, book, content
Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечь критических заметок о литературе Древней Руси