Рассказ о шварце для детей

21 октября – 120 лет замечательному отечественному
сказочнику, писателю, драматургу Евгению Львовичу Шварцу (1896 – 1958).

Ещё при жизни сказочника назвали одним из лучших драматургов
века, а после смерти имя его стало символом детства, добра и любви. Им написаны
с детства всеми любимые «Сказка о потерянном времени», «Два клёна»,
фильмы-сказки «Золушка» и «Марья-искусница», «Снежная королева», «Обыкновенное
чудо»… Его пьесы и фильмы давно разошлись на цитаты: «Я не волшебник, я
только учусь», «Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие
разбойники», «Связи связями, но надо же и совесть иметь», «Какое сказочное
свинство!». Мы вырастаем на его сказках и пьесах, но что нам известно об
авторе? А ведь в его жизни до сих пор многое не прозрачно и загадочно… Шварц
при жизни почти не имел врагов, не был репрессирован, зато имел славу, успех у
женщин, детей, автомобиль, прекрасную квартиру в Ленинграде, пусть и убогую, но
собственную дачу в Комарово, деньги на счёте, не имел долгов и умер в своей
постели! Всё это можно считать настоящим советским «обыкновенным чудом»,
случившимся с необыкновенным и не очень советским писателем и человеком во
времена совсем не сказочные, переполненные какой-то небывалой жестокостью,
почти сказочной глупостью и бесчеловечностью.

Меня Господь благословил идти,

Брести велел, не думая о цели.

Он петь меня благословил в пути,

Чтоб спутники мои повеселели.

Иду, бреду, но не гляжу вокруг,

Чтоб не нарушить божье повеленье,

Чтоб не завыть по-волчьи вместо пенья,

Чтоб сердца стук не замер в страхе вдруг.

Я человек. А даже соловей,

Зажмурившись, поёт в глуши своей.

Евгений Шварц

Казань была для Шварца только тем, что рассказывали о городе
родители, то есть, сказкой с мечетями и церквами, базарами и широким трактом.
Самой Казани Шварцу так и не удалось увидеть, родителей постоянно переводили из
одной больницы в другую, и детство Евгения было полно самых разных впечатлений.
Дмитров, где мальчик только научился ходить и самостоятельно кушать, сменился
на Армавир. Раннее детство Евгения Шварца прошло в переездах: в дневниках он
вспоминает Екатеринодар, Дмитров, Ахтыри, Рязань… «Это были
<…> разновременные наезды в родной город отца в промежутки между разными
его службами до Майкопа».

Семья. 1906 г, Майкоп. Справа от Е. Л. Шварца – его брат Валентин

С раннего детства Женя признавал только те выдуманные
истории, которые имели счастливый финал. Наотрез отказывался дочитывать книжку, заподозрив, что она может
кончиться грустно. Впервые
слушая про Дюймовочку, он с ужасным криком заткнул себе уши и не дал маме
дочитать, потому что слишком боялся плохого конца. Мама пользовалась этим в
педагогических целях: едва Женя садился за еду, она начинала импровизировать
сказку. И к середине тарелки герои непременно оказывались на утлом суденышке в
бушующем море. А дальше
будущему сказочнику предъявлялся ультиматум: «Доедай всё до конца! Если хоть
что-нибудь останется на твоей тарелке, они там все на судне утопнут в море!» И
несчастный Женя подчищал свою тарелку до полного сияния, только чтобы все у
всех и всегда кончалось хорошо. Уже в детстве он умел видеть жизнь как череду
забавных или грустных историй. Согласно многим источникам, характер у мальчика
был сложный. В нём странным образом сочетались открытость и ранимость,
скрытность и болезненная обидчивость. В три года научился читать, ещё раньше –
мечтать, и, обладая развитым воображением, выдумывал различные истории, иногда
пугая самого себя до полусмерти. Однажды мама спросила пятилетнего Женю, кем он
станет, когда вырастет? «Я от застенчивости лёг на ковёр,
повалялся у маминых ног и ответил полушёпотом: «Романистом». В смятении своём я
забыл, что существует более простое слово – «писатель». Но я не сомневался, что
буду писателем»… Женя вырос ярким, веселым и начитанным мальчиком.

Евгений окончил реальное училище, потом решил поступить в
главный Университет страны. Москва манила его своими перспективами, к тому же
постоянные переезды, а точнее ссылки отца, делали юношу все более
чувствительным к несправедливости. В юности Шварц решил, что должен стать
юристом. В 1914 году поступил на юридический факультет Московского народного
университета имени А. Л. Шанявского, но проучившись там два года, решительно
отказался от профессии юриста. «В девятьсот пятнадцатом году на юридическом факультете московского
университета я сдавал профессору такому-то римское право. Я сдавал его очень
старательно и упорно, но, увы, как я ни бился, юрист из меня не получался. И на
другое утро в Майкоп, где проживали тогда мои родители, полетела гордая и
печальная телеграмма: «Римское право умирает, но не сдаётся!»…» Так Шварц пополнил список
сказочников – неудавшихся юристов: Шарль Перро, братья Гримм и Эрнст Теодор
Амадей Гофман.

Почти по дням свою жизнь он описал в
дневниках-мемуарах, но существует загадочный пробел в пять лет. Лишь одно пишет
он об этом периоде: «Мне не хочется рассказывать о тех годах,
куда меня несло, туда я и плыл, пока несчастья не привели меня в себя». Только
через столетие выяснились обстоятельства, которые Евгений Шварц тщательно
скрывал всю свою жизнь. Весной 1917 года Шварц
был призван в армию. В апреле 1917 находился в запасном батальоне в Царицыне,
откуда его должны были перевести в числе других студентов в военное училище в
Москву. С августа 1917 года юнкер в Москве. В 1917 году Шварц переезжает в
Ростов-на-Дону, там его застаёт революция, а вслед за ней – гражданская война,
которая именно в этих краях как раз и начиналась. Поступил в Добровольческую
армию, участвовал в «Ледяном походе» Корнилова. При взятии Екатеринодара
получил контузию, последствиями которой, тремором рук, мучился всю оставшуюся
жизнь. Казачество не
поднялось, штурм Екатеринодара провалился, Корнилов погиб, Шварц вернулся
домой. Как он воевал, не брал ли пленных и что там случилось с его зубами, не
узнает никто и никогда. Неизвестно даже, ушел ли он добровольцем или был
призван насильно. Но даже не это главное. Как сумел Шварц скрыть этот факт своей
биографии, сочинив взамен историю с продотрядом?! В годы, когда и намека на
классово чуждых предков в седьмом колене хватало, чтобы сгинуть безвозвратно,
Евгений Шварц служил в детском отделе Госиздата. И ведь не сидел в тени —
печатался, ставился, выступал, был на виду и слуху. Как не увидел никто? Не
вспомнил? Не донес?

В местном театре он познакомился со своей первой женой и в
1920 году решил жениться. Николай Чуковский вспоминал: «Первая
жена его была актриса Гаянэ Халаджиева, по сцене Холодова, в просторечии –
Ганя, маленькая женщина, шумная, экспансивная, очень славная. Она долго
противилась ухаживаниям Шварца, долго не соглашалась выйти за него. Однажды, в
конце ноября, поздно вечером, шли они в Ростове по берегу Дона, и он уверял её,
что по первому слову выполнит любое её желание.

– А если я скажу: прыгни в Дон? –
спросила она.

Он немедленно перескочил через парапет и
прыгнул с набережной в Дон, как был – в пальто, в шапке, в калошах. Она подняла
крик, и его вытащили. Этот прыжок убедил её – она вышла за него замуж». Очень традиционная семья
Гаянэ потребовала, чтобы будущий родственник непременно вошел в лоно армянской,
грегорианской церкви. После чего в паспорте его довольно долгое время
значилось: «Шварц Евгений Львович, армянин». «Увы, – вспоминал потом
Евгений Львович, – наш брак оказался неудачен, потому, наверное, что совершился
не на небесах, а в воде ледяного Дона».

В октябре 1921 года вместе с актёрами ростовской Театральной
мастерской Евгений Шварц со своей молодой женой приехал в Петроград на
гастроли. Театральная общественность Петрограда и пресса приветливо приняли
молодой театр. Но театр сборов не делал и скоро прогорел. Шварцы остались в
Петрограде, работали в театре на Бородинке. Меньше чем через год не было в Питере литературного общества или
кружка, в котором не знали бы Женю Шварца и не ждали бы его с распростертыми
объятиями. Высокий, статный, светлоглазый красавец-блондин с классическим
римским профилем, которого совсем уж невероятным образом не портило даже
отсутствие двух передних зубов. Наоборот, добавляло ему не то ребячливого
озорства, не то сурового мужества. Он
грузил уголь в порту, работал продавцом в книжном магазине на Литейном.Шварц
был известен во всех литературных обществах и тусовках Петрограда-Ленинграда
как замечательный «устный писатель», блистательный рассказчик-импровизатор. Он изумительно каламбурил,
сыпал шутками, над которыми надрывали животы самые записные остряки из числа
питерских литераторов (в их числе и Зощенко, и Хармс!), но умудрялся никого не
обидеть. Даже когда высказывал на обсуждениях после читки свое мнение о только
что прозвучавших стихах или прозе. Обычно в столь же уморительно-смешной форме,
но при этом еще и глубоко и точно. Если затевался диспут, ни у кого не
возникало вопроса, кто будет ведущим. А если уж зрело застолье, то никому и в
голову не приходило задуматься, кого назначить тамадой. Двадцати пяти лет от
роду Евгений Шварц решительно покорил весь литературный Петроград. Он даже угодил в этом качестве в персонажи
появившейся в 1931 году повести писательницы Ольги Форш «Сумасшедший корабль»
под именем Геня Чорн: Это был «…импровизатор-конферансье,
обладавший даром легендарного Крысолова, который, как известно, возымел такую
власть над ребятами, что, дудя на легкой дудочке, вывел весь их мелкий народ из
немецкого города заодно с крысами. Сейчас он вознес римский свой профиль над
сценой…».

Шварц стал часто бывать у Николая Чуковского, и Корней
Чуковский взял его к себе в секретари. Он подружился с «Серапионовыми братьями»
и обэриутами. Ему разрешалось присутствовать на их еженедельных собраниях, а
это была честь, которой удостаивались немногие. Из серапионов особенно
подружился с Зощенко и Слонимским. Весной 1923 года Шварц решил побывать у
родителей на Донбассе и предложил своему другу М. Слонимскому ехать с ним.
Шварц работал фельетонистом в провинциальной газете «Всесоюзная кочегарка»
(тогда выходила в г. Артёмовск Донецкой обл.), где судьба его свела с Николаем
Олейниковым, ставшим впоследствии близким другом и соавтором. Там в 1923 году,
по инициативе Михаила Слонимского, Евгений с Николаем выпустили первый номер
журнала «Забой» (ныне «Донбасс»). Когда выход нового журнала наладился, и
состав сотрудников определился, Шварц вернулся в Петроград.

С 1924 года Шварц жил в Ленинграде. В 1925-м стал секретарем
журнала «Ленинград». Работал в детской редакции Госиздата под руководством
Самуила Маршака. Одной из главных его обязанностей была помощь дебютантам,
многие из которых вспоминали о том, что Шварц отличался редкой способностью
развивать и дополнять чужие замыслы. Детская редакция Госиздата могла гордиться
невероятной интуицией Шварца на талантливых новичков. Именно с рекомендации
Евгения Львовича начали свой творческий путь многие детские писатели. В эти
годы Шварц был близок к группе ОБЭРИУ. Николай Чуковский: «В
конце двадцатых годов в Ленинграде образовалось новое литературное объединение
– обэриуты. Не помню, как расшифровывалось это составное слово. О – это,
вероятно, общество, ре – это, вероятно, реалистическое, но что означали
остальные составляющие – сейчас установить не могу. Обэриутами стали Хармс,
Александр Введенский, Олейников, Николай Заболоцкий, Леонид Савельев и
некоторые другие. Не знаю, вступил ли в обэриуты Шварц, – может быть, и не
вступил. Насмешливость мешала ему уверовать в какое-нибудь одно литературное
знамя. Но, конечно, он был с обэриутами очень близок, чему способствовала его
старая дружба с Олейниковым и новая, очень прочная дружба с Заболоцким, – дружба,
сохранившаяся до конца жизни». Как
и многие обэриуты, он писал детские рассказы и стихи для журналов «Чиж» и «Ёж».
Николай Чуковский: «При Детском отделе издавались два журнала
– «Чиж» и «Ёж». «Чиж» – для совсем маленьких, «Ёж» – для детей постарше.
Конечно, Маршак, руководивший всем Детским отделом, руководил и этими
журналами. Однако до журналов у него руки не всегда доходили, и настоящими
хозяевами «Чижа» и «Ежа» оказались Шварц и Олейников. Никогда в России, ни до,
ни после, не было таких искренне веселых, истинно литературных, детски озорных
детских журналов. Особенно хорош был «Чиж», – каждый номер его блистал
превосходными картинками, уморительными рассказами, отточенными, неожиданными,
блистательными стихами».

Писательская биография великого сказочника складывалась без
сказочной лёгкости. Печататься Шварц начал в провинциальной прессе. Впервые
обзавёлся псевдонимом, стал называться Щуром. (Щур – это древнеславянское
обозначение домового и некоей певчей птицы). Под этой фамилией в журнале «Воробей»
в 1924 году появился «Рассказ Старой Балалайки». «Балалайку» заметил Маршак и
похвалил Мандельштам. На следующий год у Шварца вышло сразу несколько детских
книжек «Воробей», «Война Петрушки и Стёпки-растрёпки», «Лагерь» и «Шарики», а,
кроме того, и первая книжка детских стихов «Рассказ старой скрипки».

Первая семейная лодка Шварца разбилась о быт, а также о
разность характеров. У
них уже подрастала дочка Наташа, Шварц перестал разгружать уголь, потому что
начал писать и печататься, а Гаянэ приняли в труппу БДТ, и вся их питерская
жизнь налаживалась на глазах. На каком-то очередном литературном сборище Вениамин Каверин, познакомил его со своим
братом Александром, композитором, приобретшим широкую известность под
псевдонимом Ручьёв. Шварц с первого взгляда влюбился в его красавицу-жену
Екатерину Ивановну. Тяжелые
золотые косы вокруг гордой головы, холодные глаза, небрежное «очень приятно».
Через пять минут общения она хохотала.
Но для того, чтобы соединиться, обоим пришлось сломать то, что у них
сложилось до встречи. Евгению Львовичу это было особенно трудно, так как он
оставил жену и дочку. Через
полгода Шварц ушёл из собственной семьи. После объяснения с первой женой Гаянэ,
для которой его уход году был полнейшей неожиданностью, у него началась нервная
болезнь, выражавшаяся в непрерывной и усиливающейся с годами тряске рук. Шварц позже напишет в своих
дневниках: «…в лето 29 года, переменившее всю мою
жизнь …жил я напряжено и несчастливо и так счастливо… В те дни я, уклончивый и
ленивый и боящийся боли, пошел против себя самого силою любви. Я сломал старую
свою жизнь и начал новую. И в ясности особенной, и как одержимый, как в бреду.
Всё это было так не похоже на меня, что я всё время думал, что умру. И в самом
деле старая жизнь моя осенью умерла окончательно – я переехал к Катюше… Да и в
самом деле я старый, прежний умирал, чтобы медленно–медленно начать жить. До
тех лет я не жил».

В 1929 году Шварц написал свою первую пьесу «Ундервуд», её
поставили в ТЮЗе. Сюжет её был прост – студент Нырков получил для срочной
работы на дому пишущую машинку «Ундервуд», жулики решили её украсть, а пионерка
Маруся помешала им. Комедию поставили в Театре юного зрителя, и тотчас
разразился скандал. Специалисты по воспитанию детей, так называемые педологи,
возмутились тем, что на сцену «потихоньку протащили сказку», безусловно вредную
для подрастающего поколения. Ведь спекулянтка Варварка оказалась бабой-ягой, и
в подручных у нее нечистая сила, – разве можно показывать это советским детям?
На защиту «Ундервуда» встали театральные критики и комсомольская газета
«Смена», спектакль оставили в репертуаре, однако околотеатральные «деятели»
насторожились. Поэтому в пьесе «Клад», поставленной в 1933 году, Шварц прячет
фантастику поглубже в подтекст, а на первый план выводит «новую, советскую
действительность»: герои находят в горах Кавказа медный рудник, имеющий
огромную ценность для народного хозяйства, а заодно спасают девочку, помогают
взрослым осознать их ошибки, разоблачают суеверия…

В 1934 году режиссер Н.Акимов уговорил драматурга попробовать
свои силы в комедийной драматургии для взрослых. В результате появилась пьеса
«Похождения Гогенштауфена» – сатирическое произведение со сказочными
элементами. Действие пьесы происходило в самом обыкновенном советском
учреждении, где служат обыкновенные «реалистические» люди. Мелкий служащий
награждается комически-несообразной «средневековой» фамилией,
чиновница-бюрократка Упырёва оказывается злой колдуньей, а уборщица Кофейкина –
доброй волшебницей.

Вся первая половина тридцатых годов ушла у него на поиски
жанра, который дал бы ему возможность свободно выражать свои мысли, свое
понимание мира. Николай Чуковский: «Евгений Львович был
писатель, очень поздно «себя нашедший». Первые десять лет его жизни в
литературе заполнены проблемами, попытками, мечтами, домашними стишками,
редакционной работой. О том, что путь этот лежит через театр, он долго не
догадывался. Он шёл ощупью, он искал, почти не пытаясь печататься. Искал он
упорно и нервно, скрывая от всех свои поиски. У него была отличная защита своей
внутренней жизни от посторонних взглядов – юмор. От всего, по-настоящему его
волнующего, он всегда отшучивался. Он казался бодрым шутником, вполне довольным
своей долей. А между тем у него была одна мечта – высказать себя в литературе.
Ему хотелось передать людям свою радость, свою боль. Он не представлял себе
своей жизни вне литературы». В 1934 году Евгений Львович Шварц вошёл
в Союз писателей СССР.

Первой его настоящей сказкой для сцены была «Красная
Шапочка». Сделал он её талантливо, мило, но очень робко. На премьере «Красной
Шапочки», которая состоялась в ленинградском ТЮЗе в 1937 году, всем показалось,
что это какая-то «не такая» детская сказка. Прямо в первом действии Красная
Шапочка почему-то говорила: «Я волка не боюсь… Я ничего не боюсь». А когда
через два года все увидели «Снежную королеву», стало ясно, что все эти смешные
вороны и маленькие разбойницы какие-то уж очень умные. С 1934 года в столе у
Шварца лежал «Голый король», который в сюжете своем «перепутывает» три
знаменитых андерсеновских сказки. Великий Акимов попросил автора дать Театру
Комедии пьесу на современную тему. Шварц увлекся объединением сказочных
мотивов, получилась пьеса «Принцесса и свинопас». Вместо обычной нормальной
советской пьесы Шварц создал как бы сказку – в меру наивную и добрую, но при
этом – столь изощрённо остроумную, печальную и глубокую, что её тотчас после
блистательной премьеры в 1934 году пришлось запретить. Только тридцать лет
спустя пьесу под новым названием «Голый король» увидели зрители московского
театра «Современник». Запоздалый успех доказал прочность и жизнеспособность
этой пьесы.

Надзор за писателем и его творчеством оставался по-прежнему
строгим. Следующая пьеса «Тень», написанная, как и
некоторые другие пьесы Шварца, по мотивам сказок Андерсена, не получила той
известности, как предыдущие произведения Шварца. «Тень», поставленная
Николаем Акимовым в Театре комедии в 1940-м, несколько месяцев собирала
аншлаги, прежде чем спохватилась цензура. Пьеса была снята с показа, кто-то из
цензоров увидел в ней некий политический сарказм на советскую власть. В сказке,
как будто списанной с действительности 30 – 40-х годов, от ученого
отворачиваются друзья, его предает невеста, но он не желает унижаться перед
своей тенью, и за это его казнят. По счастью, ученого воскресили, и он вместе с
преданной Аннунциатой покинул эту страну.

Е. Л. Шварц на репетиции спектакля «Тень» в Ленинградском театре комедии

Незадолго до Великой Отечественной войны Шварц написал пьесы
«Брат и сестра» о спасении детей со льдины и «Наше гостеприимство» о
бдительности советских людей накануне войны. Начало войны застало Евгения
Львовича на посту комментатора ленинградского радиоцентра. Он первым среди
ленинградских литераторов откликнулся пером на фашистское нашествие: уже в
конце июня или в начале июля 1941 года работал в соавторстве с М.М.Зощенко над
сатирической пьесой-памфлетом «Под липами Берлина», поставленной в
Ленинградском театре Комедии в 1941 году. Негодный к строевой, он все равно
собрался на фронт, уверяя, что «в армии не только стреляют из винтовки». Шварц
попытался записаться в народное ополчение, но его забраковали на медосмотре.

Осенние и зимние месяцы 1941 года он оставался в блокадном
Ленинграде, пока ему не стало совсем плохо. В блокадную зиму 1941-го он говорил писательнице Вере Кетлинской: «У нас с вами есть одно преимущество – видеть людей в такой ситуации,
когда выворачивается наизнанку вся их суть». Спустя
год он напишет в дневнике: «Бог поставил меня
свидетелем многих бед. Видел я, как люди переставали быть людьми от страха…
Видел, как ложь убила правду везде, даже в глубине человеческих душ». Евгений Шварц
пережил наиболее тяжёлые месяцы ленинградской блокады. За годы войны он создал
несколько лирических пьес: «Одна ночь» в 1942 году – о защитниках блокадного
Ленинграда, «Далёкий край» в 1942 году – об эвакуированных детях. Позже он
считал лучшим своим сочинением драму «Одна ночь» – о том, как переживали
блокаду самые обычные, простые ленинградцы. При жизни Шварца она так и не была
поставлена из-за того, что в ней якобы не хватало «героического начала». Это
трагическая и светлая пьеса о том, как мать прорывается в Ленинград сквозь
кольцо блокады, чтобы спасти умирающую от голода дочь, не понравилась
театральным цензорам. Евгений Шварц награждён медалями «За оборону Ленинграда»
и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Режиссер Акимов уговорил друга выехать из осажденного города
в эвакуацию. Шварц оказался в Кирове, а Театр комедии на пяти самолетах
«Дуглас» переместился на Урал, затем на Кавказ, потом в столицу Таджикистана
Сталинабад (Душанбе). Едва устроившись на новом месте, Акимов разыскал Шварца и
вытребовал его в Душанбе на вакантную должность заведующего литературной частью
театра. «Конечно, пост завлита не очень ему подходил,
особенно в полной изоляции от драматургов, разбросанных по всей стране этим
летом 1943 года, но в штатном расписании театра не было должности «души
театра», на которую он по существу должен был бы быть зачисленным»,
– писал знаменитый режиссер. Фактически завлит исполнял обязанности заместителя
директора. Отъезжая в Москву по делам, Акимов оставлял труппу на попечение
Евгения Львовича. Конечно, руководящий работник из Шварца был так себе, но и
артисты, и прочие сотрудники театра уважали и любили его, поэтому старались
«крепить дисциплину».

Он старался легко относиться к трудностям. Легкомыслие
помогало ему всегда. Когда в кировской эвакуации он первым делом выменял все
свои вещи на еду – масло, мёд и свинину, – эту еду в ту же ночь украли из
кухни, где Шварцы держали её за отсутствием холодильника. Жена Шварца, Катерина
Ивановна, сочла это катастрофой и впала в отчаяние. Шварц, казалось, словно и
не заметил ничего: «Живы, это главное». Шварцу были свойственны совсем уж загадочные приступы безразличия.
Самый яркий пришелся на 1943 год. Пережившие несколько месяцев блокады,
эвакуированные из Ленинграда и едва-едва пришедшие в себя, Шварц с женой сидели
без копейки. И в этот самый момент пришло письмо. Центральный детский театр
предлагал Шварцу очень выгодный договор. От Евгения Львовича требовалось одно —
отправить ответ со словом «да». Он порадовался письму. Потом пожалел, что денег
придется ждать еще долго: пока дойдет его ответ, да пока заключат договор. На
этом основании не ответил в тот же день. На следующий день как-то не дошли
руки. На третий день он о письме забыл. Нашел его под ворохом бумаг дней через
десять и только что не убил себя от гнева и стыда. Договор так и остался
незаключенным.

Здесь, в Душанбе, в 1943 г. Шварц дописал «Дракона». Все
прекрасно понимали, что это «про фашизм», Главрепертком принял пьесу без единой
поправки, театр приступил к репетициям. Однако в 1944 году бдительные чиновники
запретили постановку. Спектакль был снят с репертуара сразу после премьеры в
Ленинградском театре комедии. Пьесу отчаянно защищали Акимов, Погодин, Образцов, Эренбург. Доказывая
инстанциям, что дракон — это фашизм, а бургомистр — Америка, мечтающая его
победить руками Ланцелота — СССР и присвоить все лавры себе. Инстанции кивали,
но требовали серьезной переделки. Разумеется, Шварц ничего не переделал. Но за
ним же никто и не пришел! Содержание
пьесы не сводилось к победе доброго рыцаря Ланцелота над злым правителем
Драконом. Могущество Дракона было основано на том, что он сумел «вывихнуть
людские души», поэтому сразу после его смерти началась борьба за власть между
его приспешниками, а народ по-прежнему довольствовался своим убогим
существованием. Николай Чуковский: «Его пьесы начинаются с
блистательной демонстрации зла и глупости во всем их позоре и кончаются
торжеством добра, ума и любви. И хотя пьесы его – сказки, и действие их
происходит в выдуманных королевствах, зло и добро в них – не отвлеченные, не
абстрактные понятия. В 1943 году он написал сказку «Дракон» – на мой взгляд, лучшую пьесу свою. Потрясающую конкретность и
реалистичность придают ей замечательно точно написанные образы персонажей,
только благодаря которым и могли существовать диктатуры, – трусов, стяжателей,
обывателей, подлецов и карьеристов. Разумеется, как все сказки на свете,
«Дракон» Шварца кончается победой добра и справедливости». Читатель и зритель Шварца запомнит — нельзя
поддаваться драконам. И еще: противостоять Злу трудно, но отступать перед ним —
подло. Труднее же всего бороться с драконом в человеческой душе, со Злом,
которое в нас самих. Пьеса оставалась под запретом до 1962 года.

В последнее время Шварца всё чаще называют Ланцелотом. Но ни
характером, ни поступками своими Шварц не походил на своего героя. Настоящий
Шварц знал и неуверенность в собственных силах, и страх. Это сейчас пьеса
«Дракон» воспринимается как сатира на Сталина, на тоталитарный строй. На самом
же деле смеяться над Сталиным Шварц никогда не решился бы. Это обстоятельство,
возможно, и позволило ему создать гениальную пьесу не про Сталина, а про
человеческую натуру, в которой заложено нечто такое, что делает возможным
существование тоталитаризма. В сказке Ланцелот в открытом бою спасает и свою
возлюбленную, и весь город. А что мог сделать Евгений Шварц? Сжав зубы, он
молчал, когда в пасти Дракона исчезли один за другим его ближайшие друзья –
Николай Олейников, Николай Заболоцкий, Даниил Хармс. Кошмар 30-х годов воспринимался
им как нечто мистическое, похожее на козни Дракона. Но он никогда не называл
зло добром, не учил ни классовой, ни какой-нибудь другой ненависти. В расстрельные тридцатые и
сороковые Евгений Львович не боялся открыто дружить с академиком Владимиром
Ивановичем Смирновым, знаменитым математиком, ездившим каждую субботу из
Комарова в Никольский Морской собор к всенощной; с большим почтением отзывался
об архиепископе Крымском и Симферопольском Луке (Войно-Ясенецком), ныне
прославленном в лике святителей.

Для театра кукол Шварц написал пьесу «Сказка о потерянном
времени», поставленную в 1940 году. Потом были «Сказка о храбром солдате»,
поставленная в 1946 году и «Сто друзей», поставленная в 1948 году. По его
сценариям были сняты фильмы «Золушка» в 1947 году, «Первоклассница» в 1948 году
и другие фильмы. В них все было авторское – от написания до постановки, поэтому
драматург Евгений Шварц даже более известен, чем писатель или актёр. После
войны общественное положение драматурга было нелёгким. Об этом свидетельствовала
его «Автобиография», написанная в 1949 году и изданная в 1982 году в Париже.

В 1944 году Евгений Львович Шварц начинает работу над самым
личным произведением, сочинение которого заняло десять лет. Пьеса постоянно
переиначивалась и переименовывалась; сохранились варианты названия: «Медведь»,
«Веселый волшебник», «Послушный волшебник», «Безумный бородач», «Непослушный
волшебник»… В конце концов, придумался изящный оксюморон – «Обыкновенное
чудо». Итак, один волшебник женился, остепенился и занялся
хозяйством. Но как ты волшебника ни корми, — его всё тянет к чудесам,
превращениям, приключениям. В этой сказке под масками Волшебника и его жены
впервые неприкрыто проглянули автобиографические черты, что подтверждалось и
характером Волшебника, и посвящением пьесы Екатерине Ивановне Шварц. В
Волшебнике узнается он сам, в жене волшебника – Катя. В «Обыкновенном чуде»
ярко видна ностальгия по молодости, всё подчинено любви вечной и конечности
жизненного пути. Мораль проста и прекрасна: великие, сильные и чистые чувства
творят чудеса. Премьера спектакля в Театре-студии киноактера состоялась в 1956
году, лишь за два года до смерти Шварца. Он успел увидеть огромный успех
собственной сказки.

«Обыкновенное чудо» он посвятил своей второй жене. Он прожил
с ней тридцать лет, постоянно терзаясь сомнениями, любит ли она его. В 1937
году эти сомнения достигли небывалой остроты – он постоянно подозревал жену в
изменах. Тем не менее, Екатерина Ивановна любила Шварца всю жизнь, и опасения
его были напрасны. Она покончила с собой через два года после его смерти.
Именно к ней были обращены его последние слова: «Катя, спаси меня». Он был
уверен, что она может спасти его от чего угодно, – и не без основания:
внутренней силе и цельности этой женщины мог позавидовать иной мужчина. После
ареста Заболоцкого в 1938 году именно Екатерина Ивановна спасла другую Катю,
жену Николая Алексеевича, и его детей. Весь послевоенный быт Шварца – часто
скудный – держался на ней же. В пятьдесят лет он уже с трудом мог поднести
вилку ко рту. Врачи ничего не могли с этим сделать. Она любила его не за пьесы
– и это он, как ни странно, ценил особенно.

В его пьесах усилились лирический элемент, внимание к
психологическим и бытовым подробностям жизни современного человека. Это
особенно проявилось в
последнем большом произведении Шварца – «Повести о молодых супругах» в 1958 году, Она о настоящей любви.
Обычно романтические сюжеты заканчиваются примерно так: «И, наконец, они
встретились и поженились. Ура!». Шварц заглянул дальше брачной церемонии и
затронул «проблему сосуществования». Иначе говоря: «А
знаете ли, что брак – не только белое платье и праздничный стол, а каждодневное
преодоление «своего плохого» ради «хорошего общего»?».

Сказочных пьес у Шварца было немного, но славу ему принесли
именно они. Николай Павлович Акимов, руководитель знаменитого Ленинградского
театра комедии и неустанный постановщик Шварца написал так: «…нашелся
все-таки волшебник, который, сохранив власть над детьми, сумел покорить и
взрослых, вернул нам, бывшим детям, магическое очарование простых сказочных
героев — злых драконов и говорящих котов. Волшебник, ковер-самолет которого по
вечерам поднимает сразу тысячу взрослых серьезных людей и мигом уносит их за
тридевять земель в утерянный, казалось, мир — в мир сказки… На наше счастье,
он оказался не просто волшебником, а добрым и умным волшебником, и, проделав
путешествие в его сказочный мир, мы всегда возвращаемся, поняв что-то, чего не
понимали, подумав о многом таком, о чем всегда не хватало времени подумать, и
немного более склонные к хорошим поступкам, чем обычно». Пожалуй, о
сказочной драматургии Евгения Львовича Шварца лучше не скажешь.

Представить себе его полное собрание сочинений
невозможно. Пьесы-сказки Шварца, конечно, знают все. Но они разве что сотая
часть. «Пишу все, кроме стихов и доносов», — говорил Чехов, любимый писатель
Шварца. Шварц сделал исключение только для доносов. И умудрялся никогда не
халтурить, радуясь удачной подписи под картинкой не меньше, чем гениальным
афоризмам в «Драконе» или «Обыкновенном чуде». Он писал стихи, и очень хорошие, сочинял фельетоны, рассказики,
сказки, смешные подписи под смешными картинками для замечательных детских
журналов «Чиж» и «Ёж», сатирические обозрения для Аркадия Райкина и кукольные
пьесы для Сергея Образцова, сценарии для детского классика Роу и взрослого классика Козинцева,
либретто для балетов и репризы для цирка, писал мемуары, стесняясь самого этого
слова и называя их «сокращенным» словечком «ме». После смерти писателя обнаружился огромный
том замечательных, беспощадных, точных и пронзительных воспоминаний и мемуаров.
А какие письма он писал своей второй жене, Екатерине Ивановне, и друзьям! Шварц
никогда не считал себя великим писателем. Мысль о том, что его письма хоть
когда-нибудь будут опубликованы, не приходила ему в голову. Но если вы
прочитаете письма Шварца, то увидите, что по своим чисто художественным
достоинствам они совсем не уступают эпистолярному наследию даже такого мастера
этого жанра, как Чехов. «Мрачные мысли запрещены. Запрещены
навсегда и на всю жизнь». Это что? Реплика из пьесы? Нет, это строка
из сугубо частного письма к жене.

Долгое время Шварц считал, что как писатель он не состоялся,
даже писателем никогда себя не называл. Он стеснялся. Он был уверен: «Вслух можно сказать: я член Союза писателей, потому что это есть
факт, удостоверяемый членским билетом, подписью и печатью. А писатель — слишком
высокое слово...». В пятьдесят лет он уверял друзей, что только ещё
созревает для настоящей литературы. В ответ на похвалы его юмору и стилю
признавался, что писать пока учится, и ради выработки стиля заполнял своими
огромными дрожащими буквами по странице толстой конторской книги ежедневно.
Вписывал он туда главным образом воспоминания, занимающие ровно половину его
четырехтомника, и литературные портреты, объединенные позже в цикл «Телефонная
книжка». Цель ведения «Телефонной книжки» Шварц определил в ней же самой: «Я пишу о живых людях, которых рассматриваю по мере сил подробно и
точно, словно явление природы. Мне страшно с недавних пор, что люди сложнейшего
времени, под его давлением принимавшие или не принимавшие сложнейшие формы,
менявшиеся незаметно для себя или упорно не замечавшие перемен вокруг –
исчезнут… Мне кажется, что любое живое лицо – это историческое лицо… Вот я
и пишу, называя имена и фамилии исторических лиц». Дневниковые
записи, которые Шварц вел в 1955–1956-х годах, стали основой его «Телефонной
книжки» – уникальной формы мемуаров, изобретенной им самим. Телефонная книжка,
полностью опубликованная в 1997 году – это миниатюрные портреты современников,
с которыми сводила Шварца творческая судьба, а также меткие характеристики
всевозможных советских учреждений – творческих союзов, издательств, театров,
вокзалов и прочего. Серьезнее этой книги, занимающей более семисот страниц,
трудно что-нибудь представить.

Илья Эренбург охарактеризовал Шварца как «чудесного
писателя, нежного к человеку и злого ко всему, что мешает ему жить».
Вениамин Каверин называл его «личностью исключительной по
иронии, уму, доброте и благородству». Леонид Пантелеев вспоминал: «Я вдруг увидел Шварца вплотную, заглянул ему поглубже в глаза и
понял, что он не просто милый, обаятельный человек, не просто добрый малый, а
что он человек огромного таланта, человек думающий и страдающий… Был ли он
добрым? Да, несомненно, он был человек очень добрый. Но добряком (толстым
добряком), каким он мог показаться не очень внимательному наблюдателю, Евгений
Львович никогда не был. Он умел сердиться (хотя умел и сдерживать себя). Умел
невзлюбить и даже возненавидеть подлеца, нехорошего человека и просто человека,
обидевшего его (хотя умел, когда нужно, заставить себя и простить обиду)».

Евгений Львович всю жизнь был окружен друзьями и
приятелями, которых притягивал к себе подобно магниту. Многие вспоминали о том, с какой добротой Шварц относился к людям. В 1920-х подбирал
беспризорников и с помощью Маршака устраивал в детские дома. Когда был
репрессирован Заболоцкий, Шварц, сам постоянно нуждавшийся в деньгах,
поддерживал материально жену поэта и двоих его детей. С 1946-го помогал
попавшему в опалу Михаилу Зощенко, от которого тогда отвернулись многие. В 1950
году, в разгар «борьбы с формализмом и космополитизмом», из Ленинградского
университета выгнали литературоведа, профессора Бориса Эйхенбаума, и Шварц
вместе с писателем Михаилом Козаковым (отцом артиста и режиссера Михаила
Козакова), драматургом Израилем Меттером (автором сценария фильма «Ко мне,
Мухтар!») и актером Игорем Горбачевым приносили безработному ученому сумки с
продуктами. Он старался помочь всем, кто в этом нуждался.

«Пьесы его широко шли, пользовались
успехом, но богатства он не нажил, да и не стремился к нему… Но больше всего
уходило на помощь тем, кто в этом нуждался. Если денег не было, а человек
просил, Евгений Львович одевался и шел занимать у приятеля. А потом приходил
черёд брать и для себя, на хозяйство, на текущие расходы, брать часто по
мелочам, «до получки», до очередной выплаты авторских в Управлении по охране
авторских прав» (Леонид Пантелеев). Материальная сторона жизни
Шварца практически не занимала. Он бесконечно одалживал всем нуждающимся, даже
если для этого сам вынужден был брать у кого-то в долг! Отказывался от выгодных
предложений, если крупного гонорара надо было ждать, предпочитая маленькие
деньги, но сразу. Вдохновенно транжирил полученное на пустяки, если у него не
успевали тут же, у окошечка очередной кассы, попросить взаймы. И все же Шварцы
вовсе не голодали.  То ли закон перехода
количества в качество отрабатывал свое, то ли благая воля свыше, но гонорары,
потиражные, постановочные и прочие выплаты неуклонно настигали Евгения
Львовича. Так что его жена даже смогла позволить себе увлечься
коллекционированием старинного английского фарфора. Покупая ей в подарок
очередную вещицу, Шварц радовался как дитя. А сам он обзавелся вообще
неслыханной по тем временам роскошью — машиной. Поездить на которой, правда,
так толком и не успел.

Бессмысленная
радость бытия.

Иду по
улице с поднятой головою.

И, щурясь,
вижу и не вижу я

Толпу,
дома и сквер с кустами и травою.

Я вынужден
поверить, что умру.

И я
спокойно и достойно представляю,

Как нагло
входит смерть в мою нору,

Как
сиротеет стол, как я без жалоб погибаю.

Нет. Весь
я не умру. Лечу, лечу.

Меня
тревожит солнце в три обхвата

И тень
оранжевая. Нет, здесь быть я не хочу!

Домой
хочу. Туда, где я бывал когда-то.

И через
мир чужой врываюсь я

В знакомый
лес с березами, дубами,

И,
отдохнув, я пью ожившими губами

Божественную
радость бытия.

Николай Чуковский: «Шварц был воспитан на
русской литературе, любил ее до неистовства, и весь его душевный мир был создан
ею. Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский, Лесков и, главное, Чехов были не
только учителями его, но ежедневными спутниками, руководителями в каждом
поступке. Ими определялись его вкусы, его мнения, его нравственные требования к
себе, к окружающим, к своему времени. От них он унаследовал свой юмор –
удивительно русский, конкретный, основанный на очень точном знании быта»…
Евгений Шварц читал всё подряд, начиная от классической литературы и заканчивая
трудами по физике. Притом он буквально «глотал» книги, мог прочесть полновесный
роман за одну ночь, если текст его увлекал. Леонид Пантелеев: «Читал
он колоссально много, и я всегда удивлялся, когда он успевает это делать. Читал
быстро: вечером возьмёт у тебя книгу или рукопись, а утром, глядишь, уже идет
возвращать. Конечно, я говорю о хорошей книге. Плохих он не читал, бросал на
второй странице, даже если книга эта была авторским даром близкого ему
человека. Круг чтения его был тоже очень широк. Перечитывал классиков, следил
за современной прозой, выписывал «Иностранную литературу», любил сказки,
приключения, путешествия, мемуары, читал книги по философии, по биологии,
социологии, современной физике»…

Леонид Пантелеев: «Очень любил он Чапека. Много раз (и
ещё задолго до того, как начал писать для Козинцева своего пленительного «Дон
Кихота») читал и перечитывал Сервантеса. Но самой глубокой его привязанностью,
самой большой любовью был и остаётся до последнего дня Антон Павлович Чехов. На
первый взгляд это может показаться удивительным: ведь то, что делал Шварц, было
так непохоже, так далеко от чеховских традиций. И, тем не менее, Чехов был его
любимым писателем. По многу раз читал он и рассказы Чехова, и пьесы, и письма,
и записные книжки…Чехов был для него, как, впрочем, и для многих из нас,
образцом не только как художник, но и как человек. С какой гордостью, с какой сыновней
или братской нежностью перечитывал Евгений Львович известное «учительное»
письмо молодого Чехова, адресованное старшему брату Александру… Евгений Львович
сам был того же склада, он был человек очень большого благородства, но так же,
как и Чехов, умел прятать истинное своё лицо под маской шутки, иногда
грубоватой. Всю жизнь он воспитывал себя». Шварц писал: «Я люблю Чехова. Мало сказать люблю – я не верю, что люди, которые
его не любят, настоящие люди. Когда при мне восхищаются Чеховым, я испытываю такое
удовольствие, будто речь идет о близком, лично мне близком человеке. И в этой
любви не последнюю роль играет сознание, что писать так, как Чехов, его
манерой, для меня немыслимо. Его дар органичен, естественно, только ему. А у
меня он вызывает ощущение чуда. Как он мог так писать?»

Талантливые люди живут на свете недолго. Они или «сгорают»
от обилия идей, которые хотят выполнить, или судьба не дает им времени, и
потому они торопятся жить. Евгений Шварц не просто жил, а «впитывал» в себя
каждую минуту. Чем старше он становился, тем быстрее работал, тем
требовательней становился к своим произведениям, но тем меньше писал. После
пятидесяти Евгений Львович стал еще более придирчив к своим произведениям, и
если бы была возможность, то он заново переписал бы «Золушку» и «Обыкновенное
чудо». И при этом даже самую легкую критику своих пьес Шварц воспринимал
чрезмерно болезненно, доходило порой до заболеваний. В декабре 1954 года на
Съезде советских писателей Борис Полевой обвинил Шварца в «отрыве формы от
содержания». Народный артист СССР Михаил Жаров подлил масла в огонь, пройдясь
вдоль и поперек по «Обыкновенному чуду» и не увидев в нем упоминания о
«выдающейся роли советского народа в строительстве счастья на земле». И лишь
Ольга Берггольц назвала Шварца на этом съезде самобытным, своеобразным и
гуманным талантом. А в 1956-м был издан первый сборник его пьес; по ним снова
начали ставить спектакли – и в СССР, и за рубежом. Даже наградили орденом
Трудового Красного Знамени. Невозможно оказалось пройти мимо такого действительно
народного автора.

Е. Л. Шварц. Последняя фотография. 1957 г. Ленинград

Здоровье сказочника было, увы, не таким уж сказочным. Шварц
перенёс несколько инфарктов. В августе 1957 года, за полгода до смерти,
писатель подвел итоги своей жизни следующим, совсем неутешительным и
несправедливым образом: «Настоящей ответственной книги в
прозе так и не сделал. Я мало требовал от людей, но как все подобные люди, мало
и давал. Я никого не предал, не оклеветал, даже в самые трудные годы,
выгораживал, как мог, попавших в беду. Но это был значок второй степени. Это не
подвиг. И перебирая свою жизнь, ни на чем не могу успокоиться и порадоваться.
Дал ли я кому-нибудь счастья?…». (Е.Шварц. Дневники.)

Я прожил
жизнь свою неправо,

Уклончиво,
едва дыша,

И вот —
позорно моложава

Моя
лукавая душа.

Ровесники
окаменели,

И как не
каменеть, когда

Живого
места нет на теле,

Надежд на
отдых нет следа.

А я все
боли убегаю

Да лгу
себе, что я в раю.

Я все на
дудочке играю

Да тихо
песенки пою.

Упрекам
внемлю и не внемлю.

Все так.
Но твердо знаю я:

Недаром
послана на землю

Ты, легкая
душа моя.

«Как жаль, что он унёс с собой в могилу
тайну чудесного сказочника – певца любви, дружбы и человеческой доброты»
(Юрий Слонимский, историк театра, драматург). Земная жизнь сказочника окончилась. Но
сказка его жизни продолжается. Его сказки смотрят и читают и дети, и взрослые.
Они по-прежнему актуальны. И при этом по-настоящему человечны.

«В советской литературе проработал он лет
тридцать пять, но только к концу этого периода стали понимать, как значительно,
важно, своеобразно и неповторимо все, что он делает. Сначала это понимали только
несколько человек, да и то не в полную меру. Потом это стали понимать довольно
многие. И с каждым годом становится все яснее, что он был одним из
замечательнейших писателей России». (Николай
Чуковский, писатель и переводчик).После смерти
Шварца Корней Иванович заметил в своём «Дневнике»: «Больно
думать, что Евгений Львович так и не увидел своего «Дракона» в печати. Он был
не просто талантливый драматург, он был – для меня – гениален. Право же, это не
фраза, это я ощущаю всем своим многоопытным сердцем».

Нельзя сказать, что творчество Шварца сейчас
пользуется массовым спросом и вызывает повышенный интерес – притом, что изданы
его четырехтомник и однотомник с дневниками, статьями и письмами и юношескими
стихами. В Шварце видят всего лишь сказочника, который когда-то сеял «разумное,
доброе, вечное», но безнадежно отстал от проблем нынешней жизни. Такой взгляд
несправедлив. Шварц способен сказать современному человеку – особенно
думающему, ищущему – очень многое. На протяжении всего своего творчества, в
собственных повестях и пьесах, в пьесах-сказках по мотивам произведений
Андерсена, Евгений Львович предлагал людям вникнуть в смысл жизни, увидеть суть
и, пока не поздно, уничтожить ростки зла в своих душах. И как в жизни, в сказках Шварца великодушие, честность, смелость
противостоят лжи и жестокости, лицемерию и фанатизму, подлости и трусости.

В преддверии Нового года родители двух мальчиков уезжают в
город за праздничными угощениями и подарками. Два брата, Старший и Младший,
остались дома. Поначалу Старший ухаживал за Младшим, заботился о нем, но под
вечер зачитался интересной книгой, а когда младшему стало скучно, и он попросил
с ним поиграть, Старший грубо крикнул «Оставь меня в покое» и вытолкал малыша
во двор на мороз. Когда он одумался, мальчик исчез. Когда вернулись родители,
отец от горя принял решение — пусть старший отправляется на поиски младшего.
Страшная история, но дети должны её прочитать, чтобы знали, что не каждый их
проступок можно простить, что за свои поступки нужно уметь отвечать, а ошибки –
исправлять. Только доброта и храбрость Старшего помогли братьям воссоединиться
и научиться ценить друг друга. И всё хорошо заканчивается. А мораль сказки
остаётся на всю жизнь! Что такое ответственность? Что следует за жестокими и
несправедливыми поступками? Как надо вести себя с младшими, с более слабыми?
Что будет, если навредить кому-то, кто от тебя зависит? Как добрые поступки
могут помочь справиться с трудностями?

Повесть «Первоклассница» (1948) была написана Евгением Шварцем
достаточно давно. Это добрая и смешная история о первокласснице Марусе,
рассказанная от ее имени. Несмотря на то, что описываемые события происходили
давно и повествование в книге ведется от имени девочки, мальчикам тоже будут
интересны, близки и понятны переживания Маруси и ситуации из ее жизни. С того
времени изменилось очень многое: исчезло разделение на мужские и женские гимназии,
на смену перьевым ручкам и чернилам пришли удобные авторучки, не оставляющие
клякс, ученикам не нужно учиться вначале красиво и правильно писать карандашом,
чтобы заслужить право писать ручкой с чернилами, в больших городах
первоклассники гуляют и ходят в школу не сами, а в сопровождении взрослых,
изменились парты, школьная форма, название страны и многое другое. Но, тем не
менее, чувства и волнение современных будущих первоклассников остаются такими
же, поэтому книга совершенно не потеряла актуальности и в наше время.

Сказка учит тому, что не нужно откладывать на
завтрашний день то, что возможно сделать сегодня. Нужно ценить каждую минуту,
каждые час, день, иначе жизнь пролетит очень быстро и можно не заметить, как
состаритесь и ничего не успеете сделать. Нужно научиться правильно
распоряжаться своим временем. Когда дети столкнулись с
жизненными вопросами, поняли, что те, кто стар, уже мудр, чего-то добился в
жизни, а они могли так и остаться неучами, растерять всех друзей, все прелести
школьной поры и молодой жизни. Им пришлось бороться за то, чтобы вернуть себе
украденные годы. Конец у сказки поучительный и добрый: пришлось детям найти
друг друга и успеть к полночи добежать до лесной избушки, перевести стрелки
назад. Школьники вернули свою молодость и получили настоящий урок для
дальнейшей жизни. Писатель хотел сказать нам, что люди учатся на своих ошибках,
иногда цена за них непомерно велика. Поэтому стоит обдумывать свои поступки и
делать полезные, нужные вещи, не распыляясь по мелочам. Правильно распоряжаться
своим временем крайне важно, иначе мы никогда ничего не успеем. Главная мысль
сказки: «…ты помни: человек, который понапрасну теряет время,
сам не замечает, как стареет».

А ведь ещё есть чудесная добрая пьеса «Два клёна», рассказ
«Приключения Шуры и Маруси», сказки «Новые приключения кота в сапогах» и
«Рассеянный волшебник»… В последней его сказке «Обыкновенное чудо» звучат такие
слова: « Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а
для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь». Если
поймешь авторский замысел, услышишь его голос, только тогда «мысли
можно воспитать. Их можно заставить поумнеть. А от умных мыслей будут и умные
правильные поступки».

Евгению Львовичу Шварцу в день
шестидесятилетия

Не
только в день этот праздничный,

В
будни не позабуду:

Живёт
между нами сказочник,

Обыкновенное
Чудо.

И
сказочна его доля,

И
вовсе не шестьдесят

Лет
ему — много более!

Века́-то
летят, летят…

Он
ведь из мира древнейшего,

Из
недр человеческих грёз

Своё
волшебство вернейшее,

Слово
своё нежнейшее

К
нашим сердцам пронёс.

К
нашим сердцам, закованным

В
лёд (тяжелей брони!),

Че́стным
путём, рискованным

Дошёл,

      растопил,

               приник.

Но
в самые тёмные годы

От
сказочника-поэта

Мы
столько вдохнули свободы,

Столько
видали света.

Поэзия
— не стареется.

Сказка
— не «отстаёт».

Сердце
о сказку греется,

Тайной
её живёт.

Есть
множество лживых сказок, —

Нам
ли не знать про это!

Но
не лгала ни разу

Мудрая
сказка поэта.

Ни
словом, ни помышлением

Она
не лгала, суровая.

Спокойно
готова к гонениям,

К
народной славе готовая.

Мы
день твой с отрадой празднуем,

Нам
день твой и труд — ответ,

Что
к людям любовь — это правда.

А
меры для правды нет.

Ольга Берггольц

«Есть мнение, что Евгений Шварц будет
первым из немногих советских драматургов, оставшихся в нашей литературе вне
зависимости от того, какой на улице политический строй». (Вера
Камша, писательница)

Экранизации произведений Е.Л.Шварца

художественные фильмы —

Дон Кихот. Сцен. Е.Шварца. Реж. Г.Козинцев. Комп. К.Караев.
СССР, 1957. В ролях: Н.Черкасов, Ю.Толубеев, С.Бирман, Г.Вицин, Б.Фрейндлих,
Л.Вертинская, Г.Волчек, О.Викландт и др.

Каин XVIII. Сцен. Е.Шварца, Н.Эрдмана. Реж. Н.Кошеверова,
М.Шапиро. Комп. А.Спадавеккиа. СССР, 1963. В ролях: Э.Гарин, Л.Сухаревская,
Ю.Любимов, М.Жаров, А.Демьяненко, Р.Зеленая, Б.Фрейндлих, М.Глузский, Г.Вицин,
Б.Чирков и др.

Марья-искусница. По пьесе «Царь-Водокрут». Сцен. Е.Шварца.
Реж. А.Роу. Комп. А.Волконский. СССР, 1959. В ролях: М.Кузнецов, Н.Мышкова,
Витя Перевалов, А.Кубацкий, Г.Милляр, В.Алтайская и др.

Первоклассница. Реж. И.Фрэз. СССР, 1948. В ролях: Наташа
Защипина, Т.Макарова и др.

Обыкновенное чудо. Авт. сцен. и реж. Э.Гарин, Х.Локшина.
Комп. Б.Чайковский, Л.Рапопорт. СССР, 1964. В ролях: Э.Гарин, А.Консовский,
О.Видов, Г.Георгиу, В.Караваева, Е.Весник, Г.Милляр и др.

Сказка о потерянном времени. Реж. А.Птушко. Комп. И.Морозов.
СССР, 1964. В ролях: О.Анофриев, Л.Шагалова, Р.Зеленая, С.Крамаров,
С.Мартинсон, Г.Вицин, И.Мурзаева, В.Телегина и др.

Сказка о потерянном времени. Музыкально-кукольный
фильм-спектакль. Реж. Д.Генденштейн. СССР, 1990.

Снежная королева. Сцен. Е.Шварца. Реж. Г.Казанский. Комп.
Н.Симонян. СССР, 1966. В ролях: В.Никитенко, Лена Проклова, Слава Цюпа,
Е.Мельникова, Е.Леонов, Н.Боярский, О.Викландт и др.

Тень, или Может быть, все обойдется. Реж. М.Козаков. Комп.
В.Дашкевич. СССР, 1991. В ролях: К.Райкин, М.Неелова, М.Дюжева, А.Лазарев,
В.Невинный, С.Мишулин, Ю.Волынцев, М.Козаков и др.

мультипликационный фильм

Два клена. СССР. Роли озвучивают: В.Васильева, Л.Ахеджакова
и др.

Произведения

«Ундервуд» – пьеса в 3-х действиях – 1928

«Пустяки» – пьеса для кукольного театра – 1932

«Клад» – сказка в 3-х действиях – 1934

«Принцесса и свинопас» – 1934

«Голый король» – сказка в 2-х действиях – 1934

«Похождения Гогенштауфена» – пьеса, 1934

«Красная шапочка» – сказка в 3-х действиях – 1936

«Снежная королева» – сказка в 4-х действиях на
Андерсеновские темы – 1939

Кукольный город» – пьеса для кукольного театра – 1939

«Тень» – сказка в 3-х действиях – 1940

«Сказка о потерянном времени» – «пьеса для кукольного
театра» в 3-х действиях – 1940

«Брат и сестра» – 1940

«Наше гостеприимство» – 1941

«Под липами Берлина» (совместно с М. М. Зощенко) –
антифашистская пьеса-памфлет – 1941

«Далёкий край» – 1942

«Одна ночь» – пьеса в 3-х действиях – 1943

«Дракон» – сказка в 3-х действиях – 1944

«Сказка о храбром солдате» – пьеса для кукольного театра –
1946

«Сто друзей» – пьеса для кукольного театра – 1948

«Два клёна» – сказка в 3-х действиях – 1953

«Обыкновенное чудо» – сказка в 3-х действиях, 1956 (редакция
под названием «Медведь» написана в 1954, но не опубликована).

«Повесть о молодых супругах» / «Первый год» – пьеса в 3-х
действиях – 1957

Сценарии

1930 – Настоящие охотники. Автор надписей

1931 – Товарный 717. Немой фильм. Соавтор В. Петров.
Режиссёр Н. И. Лебедев.

1934 – Разбудите Леночку (среднеметражный, в соавторстве с Н.
Олейниковым)

1936 – На отдыхе (в соавторстве с Н. Олейниковым)

1936 – Леночка и виноград (среднеметражный, в соавторстве с
Н. М. Олейниковым)

1938 – Доктор Айболит

1945 – Зимняя сказка (в соавторстве с И. Ивановым-Вано), –
мультипликационный, на музыку П. И. Чайковского

1947 – Золушка (сценарий 1945 года)

1948 – Первоклассница

1957 – Дон-Кихот

1959 – Марья-искусница

1963 – Каин XVIII (сценарий 1947 года, по сказке «Два
друга», – в соавторстве с Н. Р. Эрдманом)

1966 – Снежная королева

Другие произведения

«Рассказ старой балалайки», 1925

«Два брата» (сказка)

«Новые приключения кота в сапогах» (сказка)

«Первоклассница» (повесть), 1949

«Приключения Шуры и Маруси» (рассказ)

«Рассеянный волшебник» (сказка)

«Сказка о потерянном времени» (сказка)

Стихи (1920-е – 1950-е гг.)

«Чужая девочка» (рассказ)

Мемуары. Париж, 1982

Дневники (опубликованы в 1989 г.)

Цитаты и крылатые выражения из произведений Шварца:

Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи
(«Голый король»).

Вся наша национальная система, все традиции держатся на
непоколебимых дураках («Голый король»).

Пышность – великая опора трона! («Голый король»)

Разумный кот только с третьего раза слушается, таков наш
обычай («Два клёна»).

Поймаешь одного человечка на крючок – сейчас же и другие
следом потянутся. На выручку («Два клёна»).

Не в росте сила, а в храбрости («Два клёна»).

Снежная королева

Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие
разбойники.

Что враги сделают нам, пока сердца наши горячи? Да ничего!

Сегодня вы скажете, что деньги ничего не стоят, завтра — что
богатые и почтенные люди ничего не стоят…

Ладно! Я: а) – отомщу, б) – скоро отомщу и в) – страшно
отомщу.

Есть вещи более сильные, чем деньги.

Хорошие люди всегда побеждают, в конце концов… Но некоторые
из них иногда погибают, не дождавшись победы.

Обыкновенное чудо

Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики
дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.

Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что
всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они
бессмертны.

Именно свои влюблённым кажутся особенно чужими. Всё
переменилось, а свои остались такими, как были.

Все люди свиньи, только одни в этом признаются, а другие
ломаются.

Иногда нашалишь — а потом все исправишь. А иной раз щелк — и
нет пути назад!

Быть настоящим человеком — очень нелегко.

Ты не любил её, иначе великая сила безрассудства охватила бы
тебя.

Подходить слишком близко к влюблённым, когда они ссорятся,
смертельно опасно.

Когда
душили его жену, он стоял рядом и все время повторял: «Ну потерпи, может,
обойдется!»

И в трагических концах есть свое величие. Они заставляют
задуматься оставшихся в живых.

Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не
остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!

Вы меня так обидели, что я все равно отомщу вам. Я докажу,
что вы мне безразличны. Умру, а докажу.

Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время
прощаешь всё…

Говорить о любви правду так страшно и так трудно, что я
разучилась это делать раз и навсегда. Я говорю о любви то, чего от меня ждут.

Ничему и никому не верить – это смерть. Всё понимать – это
тоже смерть. А безразличие – хуже смерти.

Отвечать самому, не сваливая вину на ближних, за все свои
подлости и глупости – выше человеческих сил!

Другой свалил бы вину за свои подлости на товарища, на
начальство, на соседей, на жену. А я валю на предков, как на покойников. Им всё
равно, а мне полегче.

Будете мешать – оставлю без завтрака.

По крайнему моему разумению, старшие не должны вмешиваться в
любовные дела детей, если это хорошие дети, конечно.

Чем больше я на них наживаюсь, тем больше ненавижу.

Бороться за свою славу – что может быть утомительнее.

Он разбудил во мне тётю, которую каждый мог убедить в чём
угодно.

То ли мне хочется музыки и цветов, то ли зарезать
кого-нибудь.

Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и
расшевелить равнодушных.

Я давно наказала бы их, но у них такие большие связи! Они
никого не любят, ни о чем не думают, ничего не умеют, ничего не делают, а
ухитряются жить лучше даже, чем некоторые настоящие феи.

Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь.

Ухожу, к чёрту, к дьяволу, в монастырь!

Какое сказочное свинство!

Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать,
предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу –
большой, а сердце – справедливым.

У меня столько связей, что можно с ума сойти от усталости,
поддерживая их.

Я работаю как лошадь. Я бегаю, хлопочу, очаровываю,
ходатайствую, требую, настаиваю.

Слово короля – золотое слово.

Мне так надоело самой себе дарить подарки в день рождения и
на праздники!

Добрые люди, где же вы? Добрые люди, а добрые люди!

Мы, настоящие феи, до того впечатлительны, что стареем и
молодеем так же легко, как вы, люди, краснеете и бледнеете. Горе старит нас, а
радость – молодит.

Связи связями, но надо же и совесть иметь.

Верность, благородство, умение любить. Обожаю, обожаю эти
волшебные чувства, которым никогда, никогда не придет конец.

У меня бывали дни, когда я так уставала, что мне даже во сне
снилось, будто я хочу спать!

Неужели не дождаться мне веселья и радости? Ведь так и
заболеть можно.

Эх, жалко — королевство маловато, разгуляться негде! Ну
ничего! Я поссорюсь с соседями!

Я не волшебник, я ещё только учусь.

Любовь помогает нам делать настоящие чудеса.

Мне так хочется, чтобы люди заметили, что я за существо, но
только непременно сами. Без всяких просьб и хлопот с моей стороны.

Старые друзья — это, конечно, штука хорошая, но их уж ничем
не удивишь!

Не делайте реверансы на ступеньках — это очень опасно!

Дракон

Все мы запутались в своей собственной паутине.

Деревья и те вздыхают, когда их рубят.

Жалеть друг друга тоже можно. Не бойтесь! Жалейте друг
друга. Жалейте — и вы будете счастливы! Честное слово, это правда, чистая
правда, самая чистая правда, какая есть на земле.

Вы думаете, это так просто — любить людей? Ведь собаки
великолепно знают, что за народ их хозяева. Плачут, а любят.

Ведь он все-таки лучше, чем Дракон. У него есть руки, ноги,
а чешуи нету. Ведь все-таки он хоть и президент, а человек.

Не надо размышлять. Это слишком страшно.

В Черных горах, недалеко от хижины дровосека, есть огромная
пещера. И в пещере этой лежит книга, жалобная книга, исписанная почти до конца.
К ней никто не прикасается, но страница за страницей прибавляется к написанным
прежним, прибавляется каждый день. Кто пишет? Мир! Записаны, записаны все
преступления преступников, все несчастья страдающих напрасно.

— Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в
чем не виноват. Меня так учили.

— Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина
такая?

Лучшее
украшение девушки — скромность и прозрачное платьице.

Очень хорошо. Я думал погибнуть с честью, но победить – это
куда лучше.

Каждая собака прыгает как безумная, когда её спустишь с
цепи, а потом сама бежит в конуру.

Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать.

Меня утешает, что я оставляю тебе прожжённые души, дырявые
души, мёртвые души.

Из-за слабости нашей гибли самые сильные, самые добрые,
самые нетерпеливые. Камни и те поумнели бы. А мы всё-таки люди.

Разорвите паутину, в которой вы все запутались.

— Я начал завидовать рабам. Они всё знают заранее. У них
твёрдые убеждения. Наверное, потому что у них нет выбора. А рыцарь… Рыцарь
всегда на распутье дорог.

«— Мы ещё не обсудили условия поединка.

— Мы давно уже убиваем без всяких условий. Новое время —
новое веяние»

Три раза я был ранен смертельно, и как раз теми, кого
насильно спасал.

Самое печальное в этой истории и есть то, что они улыбаются.

Тень

Люди не знают теневой стороны вещей, а именно в тени, в
полумраке, в глубине и таится то, что придаёт остроту нашим чувствам.

А взрослые — осторожный народ. Они прекрасно знают, что
многие сказки кончаются печально.

Неужели войдёт в моду – быть хорошим человеком? Ведь это так
хлопотливо!

Это вечный спутник принцессы, тайный советник. Его сердце
стучит ровно, как маятник, его советы меняются в соответствии с требованиями
времени, и даёт он их шепотом. Ведь недаром он тайный. И если советы тайного
советника оказываются гибельными, он от них начисто отрекается впоследствии. Он
утверждает, что его просто не расслышали, и это очень практично с его стороны.

Слушайте, люди ужасны, когда воюешь с ними. А если жить с
ними в мире, то может показаться, что они ничего себе.

Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал
отдыхать. Ведь тогда он сам не знает, кто его съел, и с ним можно сохранить
прекраснейшие отношения.

Не обращайте внимания на то, что я улыбаюсь. В нашем кругу,
в кругу настоящих людей, всегда улыбаются на всякий случай. Ведь тогда, что бы
ты ни сказал, можно повернуть и так и эдак.

Да, он здоров. Но дела его идут плохо. И пойдут еще хуже,
пока он не научится смотреть на мир сквозь пальцы, пока он не махнёт на все
рукой, пока он не овладеет искусством пожимать плечами.

Нет на свете более чувствительного организма, чем деловые
круги.

Шантажиста мы разоблачили бы, вора поймали бы, ловкача и
хитреца перехитрили бы, а этот… Поступки простых и честных людей иногда так
загадочны!

В каждом человеке есть что-то живое. Надо его за живое
задеть — и всё тут.

Он поправился. Слышите вы все: он поступал как безумец, шёл
прямо, не сворачивая, он был казнён – и вот он жив, жив, как никто из вас.

Сытость в острой форме внезапно овладевает даже достойными
людьми. Человек честным путём заработал много денег. И вдруг у него появляется
зловещий симптом: особый, беспокойный, голодный взгляд обеспеченного человека.
Тут ему и конец. Отныне он бесплоден, слеп и жесток.

Всё тихо. Народ ликует.

Это галстук более чем модный. Он войдёт в моду только через
две недели.

Настоящие воспитанные люди просто не замечают поступков
невоспитанных людей.

Потерять голову в такой важный момент! Болван! И ещё при
всех! Пошёл бы к себе в кабинет и там терял бы что угодно!

У нас, у деловых людей, в минуту настоящей опасности на
ногах вырастают крылья.

1. Как все гении, Евгений Шварц оставил нам точное самоописание, и
даже не одно. Первое — ставший знаменитым с его легкой руки оксюморон
«Обыкновенное чудо»: в его сказках не происходит почти ничего собственно
чудесного. Больше того — он старается спрятать чудеса за сцену или над сценой:
никто не видит, как Ланцелот побеждает Дракона. Этого быть не может, и лучше
этого даже не воображать. В «Золушке», «Дон-Кихоте» и самом «Обыкновенном чуде»
нет почти ничего волшебного — в «Чуде» даже Волшебник почти не творит чудес,
если не считать марширующих цыплят с усами.

Шварц — такое же простое и очевидное чудо, как его герои,
как его язык, как простые реплики его пьес, заставляющие блаженно рыдать; его
тридцатилетнее творчество, его шестидесятидвухлетнее присутствие среди нас, его
советских соотечественников,— непредставимо, ему неоткуда было взяться. А с
другой стороны — что может быть естественней, чем сказочник в аду? Где еще быть
святому, как не на передовой в борьбе добра со злом? Шварца нельзя себе
представить в советском социуме — но что может быть естественней, органичней,
чем его улыбка, чем его воздушно-толстая, легкая, похожая на шар Монгольфьера
широкая фигура?

Невозможно представить себе, что кто-то в 1938 году в СССР
написал «Снежную королеву». Но теперь представьте себе, что этой пьесы когда-то
не было. Ведь этого не может быть, да? Ведь без неё мы все были бы не мы? Ведь
без сочинений этого сказочника, вечно числившегося маргиналом, существовавшего
словно из милости — несколько поколений выросли бы другими; из драматургов XX
века никто так не повлиял на зрителя! Кто во времена Погодина, Арбузова,
Корнейчука мог допустить всерьёз, что этот автор шести сказочных пьес будет
самым цитируемым театральным писателем своего времени, что его реплики
разойдутся на пословицы, что его будут ставить всегда, а титулованных
современников забудут, как и звали? Но вот поди ж ты — Шварц, которого при
перечислении главных драматургов СССР читатели вспомнили бы в последнюю
очередь, оказался единственным из современников, чьё искусство живо и
победительно. Чудо? Да. Обыкновенное? Проще не бывает.

И еще один его автопортрет, тоже, думаю,
бессознательный — он вообще себя не очень-то сознавал, рефлексии у него мало,
за что он всю жизнь и корил себя. Пытался писать прозу, загонял себя в
традиционные жанры — но и в дневниковой прозе, в портретах из «Телефонной
книжки» у него выходили всё такие же сказки, такие же воздушные персонажи. У
него там описан сын соседа-дирижёра. Этот мальчик с букетом незабудок пришёл
однажды на дачу к другим соседям, а у тех собака в будке. Собака залаяла, и
мальчик не растерялся — он бросил в неё букетом! Это всё, что у него было.

Шварц бросил в двадцатый век своим букетом, добрый отважный
мальчик из любящей семьи. И пока будут на свете люди, говорящие и читающие на
русском языке,— будут читать и цитировать Шварца, относившегося к себе так
несерьёзно. Но это не следует принимать за скромность и недооценку — цену-то
себе он знал, просто не приписывал себе главной заслуги. Шварц — голос
человечности среди тотально бесчеловечного, почти безлюдного, железного мира.
Он не ставил себе это в заслугу потому, что отлично понимал: выбора-то у него
не было. Он вообще принадлежал к счастливейшему меньшинству, у которого нет
рефлексии: мог быть только таким, никаким больше. Его нельзя было заставить
жить, писать, действовать иначе. До какого-то предела он терпел и смирялся, а дальше
— вот что ты будешь делать?— начинался героизм без выбора. Толстый счастливый
шар, надутый самым чистым воздухом; храбрец, не сознающий собственной
храбрости,— ибо иного пути у него нет.

2. Собственный голос, записанный на плёнку, показался Шварцу чужим —
наглым каким-то. И думается, такой же наглой показалась бы ему собственная его
биография, изложенная беспристрастно. Казалось бы, Шварц, часто
сентиментальный, мухи не обидевший,— и вдруг такая бурная, с множеством событий
судьба, причем события не только общественные, зависящие от страшной русской
истории XX века, а самый что ни на есть личный выбор. «Плыл по течению» — часто
пишет он о себе в дневниках, а в стихах признается, что жил словно с
полузакрытыми глазами — «ведь даже соловей зажмурившись поёт в глуши своей» —
но глаза-то он закрывал как раз на то, что мешало жить. А потому и совершал
поступки — в то время как другие, по слову Пастернака, «покупали себе правоту
неправотою времени». Ведь что такое, в сущности, сказка? В ней может не быть ничего
волшебного. Сказочно внимание к главному, пренебрежение второстепенным. В
сказке, фантастике, во всех этих якобы инфантильных, а на деле высших жанрах на
первый план выходит то, ради чего человек живёт, а всё, что мешает ему жить:
быт, страх, подспудные соображения, всё, что считается атрибутами взрослого
мира, исчезает. Сказочного рыцаря не могут выгнать с работы, объявить ему
выговор по партийной линии, его не мучает квартирный вопрос. Его могут только
убить, и это с ним иногда происходит.

Жизнь Шварца, сына крещёного еврея и русской дворянки,
происходит в сказочных категориях — смертельная любовь, риск, подвиг. У него
нет двусмысленной славы подпольного автора, потому что все его пьесы и сценарии
либо триумфально идут и делаются классикой, как «Золушка», либо запрещаются
намертво, как «Дракон» (с которым, однако, все желающие могут ознакомиться в
театральных библиотеках — его Репертуарный комитет издал полутысячным тиражом,
хоть и на правах рукописи, а с 1956 года он и в книги входил). И вот еще парадокс
— «Дракона» в сорок третьем чуть было не поставили, а когда потребовали
поправок, Шварц и их обернул на пользу пьесе, подробно расписав Бургомистра.
Имелось в виду, что Бургомистр — это США, пытающиеся примазаться к победе
нашего Ланцелота. При Хрущёве «Дракона» опять запретили, уже в постановке
Захарова, в студенческом театре МГУ — там Бургомистр был вылитый Никита.
Обещанный парадокс в том, что во времена Драконов Шварц еще может существовать,
но во времена Бургомистров он невыносимо раздражает власть; «Снежную королеву»
ставят, «Красную Шапочку» — само собой, а «Тень», «Дракон», «Голый король»
(кроме знаменитого спектакля «Современника») существуют в полузапрещённом виде,
экранизацию все той же «Тени» показывают редко, и я отчетливо помню зал кинотеатра
«Литва» на Мичуринском, где эту «Тень» с Далем году в 1977-м крутят на детском
сеансе в десять утра, и зал полон битком. Потому что больше её смотреть негде.

Сегодня едва ли не самый известный факт его биографии —
участие в Ледовом походе Корнилова, где он оказался добровольцем и был тяжело
контужен при штурме Екатеринодара; отсюда и тремор рук, которым он мучился всю
жизнь,— хотя многие знавшие его ещё по Ленинграду двадцатых никакого тремора не
замечали, а начался он у него якобы в 1929 году, после ухода от жены, и тут уж
никто не разберётся, кто прав, потому что медицинских документов нет. Он
действительно в семнадцатом году был юнкером и вспоминал 29 лет спустя:
«Неожиданная радость до слёз, которую я испытал в 17 году. Я, которого не без
основания упрекал отец в безразличии к политике! Это было несомненное
предчувствие бедствий, что предстоит пережить всему народу. Безотчётное, но
сильное и неотвратимое. И оно вдруг стало исчезать, когда дела как будто еще
ухудшились». Такое же облегчение он испытал, когда в июле сорок первого начал
работать на радио. Больше всего Шварц ненавидел ситуации, когда непонятно, что
делать. Он потому и рвался на фронт в сорок первом, когда ему было уже сорок
пять. На фронте, записывает он, легче, чем в Ленинграде: на фронте люди что-то
делают, знают свое место, а Ленинград, отравленный трупным ядом, только
умирает. Вот так же и осенью семнадцатого, «когда дела как будто еще
ухудшились», он понял, что делать,— и оказался в корниловском ополчении.

Решительность эта — когда кончается неопределённость и
знаешь наконец, как себя вести,— сказывалась у него во всём, он называл её
легкостью, это вообще у него самое хвалебное слово. Лёгким человеком называет
себя Ланцелот, вечно воюющий рыцарь, которого заносит в самые разные несчастные
города. Легки все люди, которых он любовно описывает в дневниках. Лёгкость —
это не отсутствие трагедии, отнюдь нет; это именно решимость, мгновенность,
отказ от долгой рефлексии. Когда надо — поступай, как надо. С этой абсолютной
лёгкостью они всей своей ростовской «Театральной мастерской» поехали в
Петроград по приглашению Гумилёва. Он буквально за два месяца до смерти был в
Ростове. От Юрия Анненкова Гумилёв знал о постановке своей «Гондлы», которую ни
до, ни после никто не мог поставить как следует. Сезон был окончен, из всей
труппы он застал человек десять. «Я автор «Гондлы»«,— сказал он и попросил если
не сыграть, так хоть прочитать по ролям отрывки из пьесы. Ему все очень
понравилось, он прекрасно ладил с молодыми и немедленно их сорганизовал: «Нечего
здесь киснуть, вам надо ехать в Петроград». «Клянитесь, что вы нас не забудете
там!» — потребовала самая хорошенькая, Гаянэ Холодова (Хайладжиева), та самая,
в которую был влюблён Шварц. Гумилёв поднял руку и сказал: «Клянусь!» И не
забыл бы, если бы дожил до их переезда.

В Петрограде они играли примерно год, потом театр распался.
Холодова решила остаться, а с ней и Шварц. Они уже были женаты. Он уговаривал
её очень долго, особенно знаменит и пересказывается во всех биографиях эпизод с
прыжком в Дон: «Я для тебя всё сделаю!» — «А в Дон прыгнешь?» — а дело
происходит ранней весной. И он прыгнул, в пальто и шапке-ушанке. Лучше бы он,
вероятно, не прыгал, потому что ничего хорошего из этого брака не вышло: в
Петрограде Холодова стала понемногу превращаться в домашнюю тираншу вроде
мачехи из шварцевской «Золушки». Какой из Шварца был кормилец семьи —
представить трудно, поскольку врождённое его легкомыслие только усиливалось от
безнадёжности ситуации: как вспоминал Евгений Петров в недописанной книге о
своем друге Ильфе, ирония тогда была у молодых господствующим мировоззрением,
поскольку других основ у жизни не было. Чем безнадёжней все становилось, тем
громче они хохотали. Отец Шварца, врач, к этому времени переехал из Майкопа в
Бахмут. Приехав к нему в гости с новым другом, «серапионом» Михаилом
Слонимским, Шварц познакомился с местным журналистом Николаем Олейниковым, с
которым они в отношениях дружбы-вражды просуществовали до самой олейниковской
гибели. Олейников высмеивал все и вся, это вам не мягкая усмешка Шварца. В
Ленинграде Олейников сошелся с обэриутами, Шварц тоже дружил с ними, хотя
участвовать в их застольях не любил: эта среда была для него жестковата. Он и в
юморе своём не абсурдист, Шварц — человек во всем, защитник и манифестант
именно человеческого. А Хармс, Олейников, Друскин, даже и Заболоцкий отчасти,
все время пытаются вырваться за человеческое, перепрыгивают его пределы.

Заболоцкий утверждал, что женщины не могут любить цветы, ибо
не понимают бескорыстной красоты. Олейников утверждал, что женщины куры. А
Шварц в 1929-м влюбился, да так, что вся его жизнь переломалась: тоже поступок,
как будто совсем не вяжущийся с его обликом,— он увёл жену у приятеля и сам
ушёл от Холодовой, которая вдобавок только что родила. А получилось так, что
Вениамин Каверин познакомил Шварца со своим братом, композитором Александром
Зильбером. Была у этого брата красавица-жена, Катерина Ивановна, и у нее с
Женей Шварцем (он так и был для всех Женей к 33 годам) начался роман.

Солидности в Шварце не было никакой, хотя вышли уже первые
книги детских стихов-раешников, и работал он в Детгизе, выпуская знаменитые
«Еж» и «Чиж». Он успел побывать литературным секретарём Чуковского,
газетчиком-фельетонистом, сочинителем стихотворных театральных сказок, но
гениальность его ни в чём еще не проявлялась — разве что окружала всю его
высокую и тощую тогда фигуру некоей солнечной аурой, ощутимой для всех, кто
вообще мог что-то ощущать. И она решилась уйти от мужа — Шварц вспоминал, что
если и был когда-то счастлив, то разве что в двадцать девятом.

Шварц был из тех, кто в конце тридцатых не так боялся, как
прочие. Он понимал, что вокруг ад, и у него не было вечного диссонанса, от
которого сходили с ума другие: может, так надо? Может, все происходящее
правильно? Я теперь, пожив в России последних тринадцати лет, с особенной
отчётливостью вижу, что народ ее ничем не хуже других, но гораздо внушаемей: у
него меньше тех бесспорных нравственных опор, которые позволяли бы всякий раз
не впадать в новую крайность. Он легко позволяет себя убедить, что так и надо.
И вот Шварц спас свое душевное здоровье главным образом тем, что у него-то была
врождённая внутренняя чистота, абсолютное чутьё на человечность и такое же
абсолютное неприятие бесчеловечности, так что он не мог, подобно нам
сегодняшним, внушить себе: всё идет как надо, страна так хочет, страна так
выбрала… Когда он видел перед собой бесчеловечность, в нем против его воли
закипала ненависть — и писал он об этой ярости с предельной откровенностью: «В
добротном пальто, с воротником под котик и в такой же шапке-кубанке возвышался
Ваня-собственник, где бы он ни работал, Ваня-людоед, Ваня — участник
единственной войны, которую понимал: всех против всех. По правилам этой войны
прямые схватки допускаются в виде исключения. Выйдя с вокзала, никогда больше
не увидел я Ваню и его спутника. Во всяком случае, в таком конкретном их
воплощении. Чувствуя необыкновенную легкость и наслаждаясь мыслью, что жизнь
продолжается, двинулся я обратно к вагону. И опять увидел деревья, и
обыкновенных людей, и склады, похожие на замок». Стоило уйти от бесчеловечности
— и опять пошла сказка: обыкновенные люди, которые чудеснее всего, и склады
вроде древнего замка. Стоит нечисти убраться с пути — и мысль Шварца
расправляется, дышит, творит.

Он настаивал, чтобы его записали в ополчение. Сказал
поразившую врачей фразу «Вы не смеете мне отказать!» — и явился на призывной
пункт с ложкой и кружкой, но тут даже его решимости оказалось недостаточно: с
таким тремором он не удержал бы винтовку, и возраст у него был непризывной. Его
прикомандировали к Радиокомитету, и здесь снова начались чудеса шварцевской
храбрости: ходил с Берггольц по улицам во время обстрела, хохоча, издеваясь над
сверхчеловеческой методичностью, с которой стреляли по городу! Вспоминая это
время в дневнике, он ясней всего формулирует собственное кредо: глупый, слепой
XIX век! Он ненавидел мещанский уют, считал его плоской рутиной, мечтал
преодолеть человека — и вот преодолел, а ведь сверхчеловек этот оказался еще
пошлее, еще рутиннее любого мещанина! Эта немецкая механистичность — она не
сверхчеловечна, а дочеловечна… Можно спорить, конечно, о том, прав или не
прав был XIX век в своей тоске по новой эволюционной ступени — и можно ли
считать, что коммунизм или фашизм лишь скомпрометировали эту тоску. Однако правильней
будет сказать, что и Шварц ничуть не апологет мещанства, мещанин — это скорей
его страшный Ваня-людоед, человек, пренебрежительно относящийся к
эвакуированным, еле живым ленинградцам. А сам Шварц и его герои — это, пожалуй,
другой вариант сверхчеловечности, самопожертвование и отвага высшей пробы.
Сверхчеловек — не Дракон и не Тень, а Ланцелот; сверхчеловек — Заболоцкий и его
жена, спасающая детей во время блокады и эвакуации.

3. Невозможно не плакать над некоторыми шварцевскими репликами,
потому что в них есть детский пафос прямого высказывания: мы столько себе
напридумывали, чтобы не быть людьми, чтобы выпрыгнуть из этого унизительного
состояния!— но можно, оказывается, быть просто людьми. Можно просто сказать:
«Куда вы пойдёте, туда и я пойду. Когда вы умрёте, тогда и я умру». Эти слова
говорил он сам Кате, эти слова говорит у него Медведь, признаваясь в любви
Принцессе, и лучше никак сказать нельзя. Когда у него Ланцелот при каждой новой
подробности драконьего могущества говорит «Прелестно!» — это спасительный
кислород среди сплошной углекислоты. Он был остроумный человек, да, воспитанный
той средой «мальчиков и девочек» начала века, о которой и Пастернак написал
главный свой роман; он был театральный человек, отлично чувствующий ритм
спектакля,— но остроумия и театральности мало было бы для «Дракона» и
«Обыкновенного чуда». А вот «любовь к ребёнку — ведь это же ничего? Это можно?»
Или: «Всех учили. Но зачем ты был первым учеником, скотина?» Или: «Я не упрекаю
вас — видите, какая я стала смирная? Только не оставляйте меня». Этого не
сделаешь ни остроумием, ни чувством театра — это освобожденная, вырвавшаяся
наружу человечность.

Надо было быть Шварцем, унаследовавшим от отца
исключительную твёрдость натуры и гордую посадку головы, чтобы не слушать советов,
которые ему давали профессионалы. Профессионализм гению не нужен, потому что
вещи, которые он делает, ещё не стали профессией; Шварц первым у нас угадал
великую символистскую драматургию второй половины века, он был первым предтечей
Ионеско и Дюренматта, он возродил сказку до Толкиена — и никто не мог ему
ничего посоветовать, потому что он этот жанр философской сказки заново изобрёл,
совершив подвиг, подобный андерсеновскому. Ведь и Андерсена бранили за
сентиментальность, и жестокость, и слишком щедрые аллюзии на современность,
чего не должно быть в сказке. Но Андерсен писал, как хотел, и стал классиком,
потому что классик — не тот, кто слушается правил, а тот, кто их создаёт.
Сколько всего выслушал Шварц от коллег по поводу третьего акта «Обыкновенного
чуда»! Им казалось, что там мало действия. А там не должно быть действия,
потому что смерть там подходит очень близко и всё замирает; ведь третий акт там
лучший, сильнейший, весь не отсюда — потому что отступают уже решительно все
условности. В третьем акте там есть грозный покой человека, преодолевшего всё.
Когда Иван Поповски поставил «Чудо» — с новыми блистательными номерами Кима и
Гладкова — на Дубровке, и этот спектакль держался год, и я бегал на него
бесконечно, даже не пытаясь понять, как это сделано, а просто наслаждаясь
чистейшим воздухом театральности,— я не видел буквально ни одного человека,
который бы с этого третьего акта не выходил с мокрыми глазами. Легко быть
высокомерным относительно таких чудес, чересчур обыкновенных,— ведь душа вообще
так дурновкусна, почти неприлична! Но что поделаешь — без неё получается мир
«Дракона».

Шварц — лёгкие русской литературы, просторные, чистые,
наполненные кислородом лёгкие, и герои его — лёгкие люди, и слёзы, которые льёт
его зритель,— лёгкие, счастливые слёзы. Но плачет он потому, что вещи, которые
столько раз пытались объявить безвкусными, бессмысленными и побеждёнными,—
оказывается, живы и побеждают неизвестным науке способом.

В Кирове, где Шварц был в эвакуации, мне предложили
экскурсию по любому маршруту — я выбрал местный театр и его музей. Там мне
показали драгоценную реликвию — единственный автограф Шварца, сохранившийся в
городе, где писал он «Одну ночь» и «Дракона». Это роспись в гонорарной
ведомости, он там числился полгода завлитом. Роспись, рукопись, инскрипт — не
пустой звук, они транслируют чужую личность лучше любого портрета. И я видел
это крупное, дрожащее, восклицательное «ЕШварц» во всю графу. Что-то вроде
дрожащего крика: «Я Шварц!» — дрожу и кричу.

Евгений Шварц — биография

---

Евгений Шварц – прославленный советский писатель, создавший прекрасные произведения в стихах, в прозе, журналист, сценарист. Его книги, написанные для детей и взрослых, необычны, интересны, наполнены глубоким философским смыслом. «Сказка о потерянном времени», «Два брата», «Снежная королева», «Обыкновенное чудо» — все эти произведения никогда не потеряют актуальности.

Не каждый человек сумеет в ранней юности выбрать для себя самую подходящую профессию. Но талантливых, упорных людей жизнь рано или поздно выводит на верную дорогу, они становятся успешными. Так произошло и с Евгением Шварцем, писателем и сценаристом, в свое время получившем юридическую специальность.

Детство и юность

Многие выдающиеся писатели и поэты в детстве не блистали талантами, не отличались прилежностью в учебе. Их родители часто просто не обращали внимания на гуманитарную направленность своих детей, настаивали на получении престижного образования. Так получилось и с Евгением Шварцем. Он был почти готовым юристом, когда жизнь круто развернула его в другую сторону. Из неудавшегося адвоката получился замечательный литератор, одинаково хорошо слагавший стихи и писавший прозу.

Шварц родился в Казани 9 октября 1896 года. Его родители были медицинскими работниками, отец работал хирургом, мама – акушеркой. Лев Борисович был евреем по национальности, Мария Федоровна – русская. В то время в России большое влияние имели черносотенные организации, которые нередко устраивали еврейские погромы. Чтобы обезопасить свою семью, отец предложил Жене пройти обряд крещения в русской церкви. В семь лет мальчик стал христианином.

Семейство Шварцев часто переезжало из одного города в другой. Они не были большими любителями путешествий, просто Льва Борисовича полиция подозревала в революционной деятельности, и устраивала на него гонения. Шварцы жили в Дмитрове, Армавире, Рязани, в Ахтыри. В Майкопе, впервые за долгое время, им было необыкновенно комфортно, поэтому семья задержалась здесь надолго.

Когда Жене исполнилось шесть лет, в семье родился еще один сын, его назвали Валентином. После окончания школы Евгений стал посещать местное училище. В 17 лет он отправился в столицу, где поступил учиться в Московский народный университет. Родители настаивали на получении юридической специальности. Евгений не чувствовал склонности к профессии юриста, но из уважения к отцу и матери выполнил их требование.

После из народного университета он перевелся в другой прославленный ВУЗ, стал студентом Московского государственного университета. Факультет остался все тем же – юридическим. Семейство Шварцев в тот же период из Майкопа переселилось в Екатеринодар.

После трех лет учебы молодого человека призывают на военную службу. Идет Первая мировая война, страна испытывает потребность в образованных офицерах. Из Царицына Евгения вновь отправляют в Москву, в военное училище. Молодому человеку присваивают звание юнкера, затем – прапорщика. Через два года прапорщик Шварц, приехавший к своим родственникам в Екатеринодар, ушел в Добровольческую армию. Он стал участником первого Кубанского похода, которым руководил генерал-лейтенант Покровский, в том же году защищал Екатеринодар от натиска красноармейцев.

Во время обороны города Евгений получил контузию. Последствия от этой контузии остались на всю жизнь – пальцы писателя слегка дрожали, этот неприятный симптом усиливался во время стрессовых ситуаций. После лечения в госпитале Шварца признали негодным к военной службе. Он был демобилизован, но устраиваться на работу не торопился. Евгений решил, что теперь настала пора для правильного выбора жизненного пути. Молодой человек, поступивший в Ростовский университет, находит себе работу в «Театральной мастерской».

В 1920 году он женится на актрисе этого театра. Через год ростовская труппа, в состав которой входил и Шварц со своей супругой, переезжает в Петроград. Режиссер театра доверяет Шварцу играть эпизодические роли в спектаклях. В южном городе такая работа устраивала актера, но в северной столице жить на небольшую зарплату было очень тяжело. Евгений, активно искавший подработку, становится сотрудником книжного магазина. Через некоторое время его пригласил работать к себе сам Корней Чуковский. Молодой человек был у него личным литературным секретарем.

Литературное творчество

Чуковский считал Шварца идеальным исполнителем, а тот мечтал стать известным литератором. Однако только через два года у Евгения появилось время для творчества. Он выбрал для себя интересный псевдоним, стал называться Дедом Сараем, размещал собственные фельетоны во «Всероссийской кочегарке». Руководство издания обратило пристальное внимание на талантливого журналиста. Молодого человека отправили на стажировку в Бахмут, где он работал в газете «Забой».

По возращении в северную столицу литератор написал первое произведение для детей. Это был «Рассказ старой балалайки», опубликованный в одном из номеров сборника «Воробей», вышедшего в 1924 году. Рассказ не остался незамеченным, на способного писателя обратил внимание Самуил Маршак. Шварца пригласили работать на должность редактора в детское отделение «Госиздата». Многим литераторам молодой редактор оказал в то время большую помощь, его замечания и рекомендации считались очень ценными.

Тесное сотрудничество с детскими писателями принесло пользу и самому редактору. Его пригласили вступить в литературную общину ОБЭРИУ, работавшую для детских журналов под названиями «Еж» и «Чиж». На страницах указанных изданий Евгений Львович стал публиковать собственные сказки, рассказы, поэтические произведения.

1928 год стал временем написания первой пьесы Шварца, получившей название «Ундервуд». Через год Ленинградский ТЮЗ выбрал это произведение для постановки на своей сцене. Первый успех всегда окрыляет, в течение следующих 12 лет писатель работает по очень плотному графику. В 1931 году он стал автором сценария к кинокартине «Товарный 717», в 1932 году написал пьесу «Пустяки».

Через два года литератор написал три произведения – «Принцессу и свинопаса», «Голого короля», «Клад», стал автором сценария к киноленте «Разбудите Леночку». В этом же, 1934 году, литератора приняли в Союз писателей. Еще через два года он становится автором пьесы «Красная Шапочка», пишет два сценария под названием «На отдыхе», «Леночка и виноград».

В 1937 году читатели с большим удовольствием познакомились со сказкой Евгения Шварца «Новые приключения Кота в сапогах». Ее напечатали в журнале. Еще через два года литератор стал автором «Снежной королевы» и «Кукольного города». Через 27 лет по первой пьесе будет снят фильм. В 1940 году Шварц закончил пьесу «Тень», вторую часть трилогии памфлетов. Первой частью стала пьеса-памфлет «Голый король», третьей – «Дракон», которого автор написал в 1942-1943 годах. Пьеса «Тень» вызвала большой интерес у режиссеров, ее экранизировали дважды – в 1971, в 1991 годах.

Перед самой войной писатель работал над тремя произведениями. Он успел написать сказку «Два брата», еще одно произведение для детей – «Сказку о потерянном времени», антифашистскую пьесу-памфлет «Под липами Берлина». В войну литератор трудился в радиоцентре блокадного Ленинграда, после его эвакуировали в Киров, где он работал в театре.

Через год писатель переехал в Сталинабад, столицу Таджикистана, стал работать в эвакуированном ленинградском ТЮЗе. Здесь он пишет пьесы на злободневные темы. В своих произведениях «Одна ночь» и «Далекий край» литератор рассказывает о защитниках Ленинграда, эвакуированных детях. При первой возможности Шварц уезжает в Москву, где вскоре выходит его пьеса «Дракон». Евгений Львович вновь начинает свое сотрудничество с театральными режиссерами, кинорежиссерами. Он создает сценарий для мультипликационного фильма «Зимняя сказка» (1945), радует маленьких читателей новой книгой – «Рассеянным волшебником».

Через два года после войны выходит на экраны знаменитая «Золушка», кинокартина, снятая по пьесе Шварца. Здесь играла белокурая красавица Янина Жеймо, Фаина Раневская, Василий Меркурьев, другие звезды советского кино. Фильм пользовался большой популярностью в Советском Союзе, в других странах. В 1948 году писатель опубликовал прозаическое произведение «Первоклассница», которое явилось основой для одноименной киноленты.

После кончины Сталина, еще до войны запретившего публиковать произведения неугодного писателя, творческая карьера Шварца пошла на подъем. В книжных магазинах стали появляться сборники этого автора. В 1956 году он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В тот же временной отрезок литератор закончил работу над «Обыкновенным чудом», а еще через год на экраны страны вышел знаменитый «Дон Кихот».

Личная жизнь

Первой женой литератора стала Гаянэ Холодова, актриса ростовской «Театральной мастерской». Молодые люди вступили в брак в 1920 году, прожили вместе 10 лет. От первой жены у писателя осталась дочь Наташа. Девочке не было и года, как ее отец расстался с матерью ради Екатерины Обух. Эта женщина была замужем, любовь к писателю заставила ее расстаться с первым супругом.

Для Гаянэ развод со Шварцем был сильным ударом, женщина даже не подозревала об его увлечении. Однако второй брак писателя не стал счастливым. Евгений Львович оказался очень ревнивым человеком, и это было причиной постоянных разногласий между супругами.

Причина смерти

Писатель скончался от инфаркта в январе 1958 года. Его прах покоится на Богославском кладбище северной столицы.

Известные пьесы

• 1928 — «Ундервуд»
• 1934 — «Голый король»
• 1936 — «Красная Шапочка»
• 1939 — «Снежная королева»
• 1940 — «Тень»
• 1940 — «Брат и сестра»
• 1943 — «Два брата»
• 1943 — «Одна ночь»
• 1944 — «Дракон»
• 1956 — «Обыкновенное чудо»

Ссылки

• Страница в Википедии

Слайд 1

«ЖИЛ-БЫЛ СКАЗОЧНИК»

Слайд 2

В некотором царстве, в некотором государстве, а точнее сказать, в городе Казани, давным–давно, в 1896 году 21 октября, родился сказочник – волшебник, который жил среди людей под именем Евгений Львович Шварц.

Слайд 3

Отец Жени – Лев Борисович, земский врач. Он был одаренным человеком: прекрасно пел, хорошо играл на скрипке, выступал в театре. Мать Жени — Мария Фёдоровна, тоже была прекрасной актрисой. Не случайно любовь к театру жила в сердце мальчика. Но быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Родители и юный Шварц

Слайд 4

В 1914 году Евгений поступил на юридический факультет Московского народного университета, но проучившись там два года, решительно отказался от профессии юриста, посвятив жизнь театральному искусству и литературе. Весной 1917 года был призван в армию.

Слайд 5

В 1921 году он приехал в Петроград в составе ростовской театральной труппы. Некоторое время работал секретарём у Корнея Чуковского. Свои произведения начал писать с 1923 года. С 1924 года Шварц жил в Ленинграде, работал в Госиздате под руководством С. Я. Маршака. Активно участвовал в создании популярных детских журналов «ЁЖ» и «ЧИЖ».

Слайд 6

С тех пор Шварц работает много и плодотворно. Он сочиняет повести, рассказы, стихи, пьесы для детей и для взрослых, смешные подписи к рисункам в журналах «Чиж» и «Еж», сатирические обозрения, либретто для балетов, репризы для цирка, кукольные пьесы для театра Сергея Образцова, киносценарии Он сам любил мудрые сказки Х. Андерсена и верил, что у сказки многому можно научиться.

Слайд 7

Если найдется человек, которому кажется, что он не знаком с творчеством Евгения Львовича Шварца, переубедить его не стоит никакого труда. Достаточно лишь произнести волшебные слова: «Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре!», и он воскликнет: «Да это же «Снежная королева» Андерсена!». Так-то оно так, да не совсем… Дело в том, что нет в сказке великого датчанина никаких «пурре-базелюрре», как нет в «Снежной королеве» и образа сказочника, эти слова произносящего. Нет там и мрачного Советника со второй коронной фразой о том, что он «а) отомстит, б) скоро отомстит и в) страшно отомстит».

Слайд 8

Продолжим дальше копаться в вашем подсознании… «Я не волшебник, я только учусь», «Какое сказочное свинство!»… Не спешите приписывать эти крылатые выражения Шарлю Перро, в ЕГО «Золушке» этого нет и в помине. Все дело в том, что, вспоминая и «Золушку», и «Снежную королеву», вы вспоминаете в первую очередь не книжки, а «важнейшее из искусств» — кино. Но мало кто помнит, что оба замечательных фильма снимались именно по сценариям Евгения Шварца, изрядно преобразившего, а точнее сказать — обогатившего классические сюжеты.

Слайд 9

«Сказку о потерянном времени» про малолетних разгильдяев, превратившихся в старичков. Это уже не «римейк», а самое что ни на есть собственное произведение Шварца. Как и «Обыкновенное чудо», и «Убить дракона», которые благодаря режиссеру Марку Захарову известны практически всем.

Слайд 10

Как странно, что Евгений Шварц жил в XX веке. Казалось, он мог приятельствовать с Андерсеном или братьями Гримм. А он выбрал для себя время, когда особенно боялись сказок. В середине 20-х считалось, что сказки затрудняют постижение ребенком нового мира. Потому вся детская литература была под подозрением. А создавать свой сказочный мир было почти безумием. Рассказывая о волшебниках, принцессах, говорящих котах, Шварц выражал свои мысли о справедливости, о счастье, о любви, о добре и зле.

Слайд 11

Земная жизнь сказочника окончилась 15 января 1958 года. Но сказка его жизни продолжается. Его сказки смотрят и дети, и взрослые. Они по-прежнему актуальны. И при этом по-настоящему чело-ВЕЧНЫ.

Евгений Шварц – русский советский прозаик и драматург, поэт, журналист и сценарист. Наибольшую популярность ему принесли такие произведения, как «Голый король», «Доктор Айболит» и «Золушка».

В биографии Шварца много интересных фактов, о которых мы вам расскажем прямо сейчас.

Итак, перед вами краткая биография Евгения Шварца.

Биография Шварца

Евгений Львович Шварц родился 9 октября 1896 года в Казани. Его отец, Лев Борисович, работал земским хирургом и был чистокровным евреем. Мать, Мария Федоровна, была акушеркой. Кроме Евгения, у родителей Шварца родился мальчик Валентин. Интересен факт, что еще перед женитьбой, отец будущего писателя принял православие.

В 1898 г. Льва Борисовича арестовали по подозрению в революционной агитации. В связи с этим семья Шварца начала подвергаться гонениям.

Они часто меняли место жительства и, в конечном счете, обосновались в Майкопе (столица Республики Адыгея), где прошло все детство Евгения.

Детство и юность

Окончив школу, Шварц поступил в местное реальное училище. После этого он успешно отучился в Московском университете, получив диплом юриста.

В 1916 г. Евгения Шварца призывают в армию. В следующем году его переводят в военное училище в Москве, где он зачисляется юнкером. Спустя полгода его производят в прапорщики.

В 1918 г. Шварц продолжает службу в Добровольческой армии, в составе которой участвует в Кубанском походе.

После этого будущий писатель участвовал в боевых действиях под Екатеринодаром (ныне Краснодар).

В одном из сражений он получил серьезную контузию, и какое-то время находился в госпитале.

Оправившись от своего недуга, Шварц был демобилизован. В целом он показал себя в качестве храброго солдата, за что получил несколько наград.

Вскоре в биографии Шварца произошло несколько знаковых событий. В 1920 г. он женится на молодой актрисе, а также решает поступить в Ростовский университет, где начинает работать в «Театральной мастерской».

Будучи творческой личностью, он мало интересовался правом, в связи с чем решает с головой окунуться в мир искусства. Переехав в Петербург, Шварц начинает играть небольшие роли в разных спектаклях.

Чтобы прокормить семью он устраивается работать в книжный магазин, а затем становится личным секретарем Корнея Чуковского.

Произведения Шварца

Спустя пару лет, в творческой биографии Шварца происходят перемены. Он решает попробовать себя в качестве писателя. Интересен факт, что первые произведения он публиковал под псевдонимом «Дед Сарай».

В 1924 г., в год смерти Владимира Ленина, Евгений Львович написал произведение «Рассказ старой балалайки». Когда его прочитал Самуил Маршак (см. интересные факты о Маршаке), он по достоинству оценил творчество начинающего писателя.

Вскоре Маршак пригласил Шварца работать редактором в детском издательстве «Госиздат».

Получив определенную популярность, прозаик продолжил писать новые произведения, которые позже начали печатать в разных журналах. В 1928 г. из-под его пера выходит пьеса «Ундервуд», которая в скором времени начинает ставиться на сцене ТЮЗа.

В период биографии 1930- 1940 гг. Евгением Шварцем было написано множество рассказов, стихотворений и сценариев к фильмам. Наиболее известными пьесами оказались «Принцесса и свинопас», «Клад» и «Голый король».

Сказки Шварца

В 1934 г. Шварц входит в состав Союза писателей СССР. Спустя несколько лет он пишет пьесы «Красная шапочка», «Тень» и «Снежная королева». Одновременно с этим в печать выходит сказка «Новые приключения Кота в сапогах».

В начале Второй мировой войны Шварц находится в Ленинграде и почти сразу же переезжает в Киров. В этом городе он продолжает писать произведения и работать в театре.

В данный период биографии из-под пера Евгения Шварца выходят пьесы «Одна ночь» и «Далекий край», в которых он мастерски описывает ужасы военного времени, а также то, что пришлось пережить эвакуированным детям.

В конце войны Шварц написал пьесу «Дракон» и сказку «Рассеянный волшебник».

В 1947 г. состоялась премьера детского фильма «Золушка», снятого по мотивам одноименной пьесы Шварца. Интересно, что в съемках принимали участие известные советские артисты, в том числе и Фаина Раневская. Картина получила огромную популярность не только в СССР, но и далеко за его пределами.

Через год Евгений Львович опубликовал рассказ «Первоклассница» по мотивам, которого позже будет снят фильм.

Интересно, что при жизни Иосифа Сталина многие произведения Шварца были запрещены к печати. После смерти вождя народов этот запрет был снят, благодаря чему читатели смогли в полной мере насладиться творчеством выдающегося писателя.

В 1956 г. в свет вышло одно из самых известных произведений в биографии Шварца – «Обыкновенное чудо». На тот момент времени Евгений Львович находился в зените своей славы и считался одним из самых популярных и талантливых советских писателей.

Еще при его жизни на сценах театров ставились десятки его пьес, а также один за другим снимались мультипликационные и художественные фильмы.

Личная жизнь

Первой женой в биографии Шварца была актриса Гаянэ Холодова, на которой он женился в 1920 г. Через 9 лет у них родилась девочка Наталья, которая окажется единственным ребенком в жизни писателя.

Интересно, что, несмотря на рождение дочери, Шварц решил уйти из семьи к другой женщине. Для Холодовой уход супруга стал настоящей трагедией.

Второй женой Евгения Шварца стала Екатерина Обух. Интересен факт, что ради писателя Обух также ушла из семьи.

Семейную жизнь Шварца и Екатерины Обух трудно назвать счастливой.

Евгений Львович часто устраивал сцены ревности, в результате чего между супругами возникали ссоры и недопонимания. Все это негативно отразилось на здоровье драматурга.

Смерть

Евгений Львович Шварц умер 15 января 1958 г. в возрасте 61 года. Причиной его смерти стал инфаркт. Выдающийся писатель был похоронен на Богословском кладбище в Ленинграде.

Если вам понравилась краткая биография Шварца – поделитесь ею в социальных сетях. Если же вам нравятся биографии великих людей вообще, и интересные истории из их жизни в частности – подписывайтесь на сайт InteresnyeFakty.org. С нами всегда интересно!

Понравился пост? Нажми любую кнопку:

«А я вот – сказочник»

(Слайд-путешествие по творчеству Е. Шварца)

Слайд 1.

Сегодня мы с вами будем знакомиться с творчеством Е. Л. Шварца.

Имя Евгения Львовича Шварца окружено легендой.

Легенда не врет, но и не говорит всей правды. Легенда проста — жизнь сложна, и в ней «все замечательно и великолепно перепутано».

Слайд 2.

«Разные люди бывают на свете: кузнецы, повара, доктора, школьники, учителя, кучера, актёры, сторожа. А я вот – сказочник».

Сказочник по имени Евгений Львович Шварц родился в городе Казани в 1896 году, 21 октября.

Слайд 3.

Евгений Шварц вырос в маленьком южном городе Майкопе. Его отец, земский врач, прекрасно пел, играл на скрипке. «Словно сошёл со страниц чеховского рассказа», – говорили о нём друзья Евгения. Под стать мужу была и жена. Родители Евгения обожали театр и сами участвовали в любительских спектаклях.

Темпераментный красавец Лев Шварц (отец) играл на скрипке, пел, занимался чем-то подпольно-политическим, но главное — играл в любительском театре. Кем, по-вашему, должен вырасти сын, если отец, привыкая к сценическому костюму, разгуливает по дому в римской тоге? А мать? Все современники, а позже и сам Евгений Львович в один голос утверждали, что на любительской сцене она была ещё талантливее отца — по-настоящему одаренная самобытная актриса.

Много внимания в семье уделялось воспитанию детей. Мать много читала им вслух. Поначалу, конечно, сказки. И Женя ужасно боялся, что всё плохо кончится.

Если, к примеру, он отказывался кушать, мама начинала рассказывать ему сказку, в которой все герои попадали в безвыходное положение. «Доедай! – говорила ему мать, – а то все утонут». И мальчик доедал.

В Майкопе в то время было много интеллигенции, был прекрасный театр, библиотека. Здесь юный Шварц завёл друзей, которые остались его друзьями на всю жизнь. Здесь он твёрдо решил стать «романистом». Так маленький Женя ответил на вопрос мамы «кем ты хочешь быть?», забыв слово «писатель».

Слайд 4.

Стоит ли удивляться, что сын таких родителей бросает юридический факультет Московского народного университета и становится актером «Театральной мастерской» в городе Ростове-на-Дону. А в 1921 году приезжает завоевывать Петроград.

Евгений Львович успевает поработать в разных редакциях и в самом Петрограде, и в провинции, что-то понемножечку пишет, знакомится с С. Я. Маршаком. Шесть лет трудится под его руководством в легендарном и неповторимом Детском отделе Госиздата.

А первая книга Шварца была написана для ребят и называлась «Рассказ старой балалайки».

Вошел Е.Шварц в литературу как детский писатель. В 20-е годы он работал в журнале «Еж и Чиж«, а потом стал драматургом и инсценировал многие сказки. Поэтому знакомство с творчеством этого писателя для нас подчас начинается не с книг, а с фильмов.

Слайд 5.

Обращение к жанру сказки в творчестве Евгения Шварца не было случайным. «Правдоподобием не связан, а правды больше», — так сам писатель объяснял свою привязанность к этому жанру.

Однако в реальной жизни даже писателем Е.Шварц никогда себя не называл. Он стеснялся. Он был уверен: «Вслух можно сказать: я член Союза писателей, потому что это есть факт, удостоверяемый членским билетом, подписью и печатью. А писатель — слишком высокое слово…».

Он всегда так думал. Он сделал свой выбор в самом раннем детстве, еще не переступив порога школы, но это была великая тайна.

Слайд 6

Поистине, Евгения Львовича можно назвать владыкой Сказочного королевства. Литературные произведения он писал в форме драматической сказки. Его пьесы ставились во многих театрах, по некоторым из них снимались кинофильмы.

Смотрите, какое разнообразие сказок:

• «Снежная королева«,

• «Голый король»,

• «Два клена»,

• «Сказка о потерянном времени»,

• «Золушка» и многие другие.

Эти фильмы хорошо знают и любят зрители нескольких поколений. Советский фильм «Снежная королева» снят по мотивам одноименной сказки Ганса Хистиана Андерсена. Оригинальный сценарий написан известным русским писателем Е. Шварцем. Это трогательный рассказ о великой любви, о человеческой доброте, о верности своему долгу. Фильм-сказка повествует о необыкновенном путешествии скромной маленькой Герды. Она разыскивает своего друга Кая, которого похитила и унесла в свое царство Снежная королева, могущественная злая фея волшебница.

«Молодой человек лет двадцати пяти… в сюртуке, при шпаге, в широкополой шляпе» выходит на сцену, чтобы начать новую историю про Снежную королеву. Он красивый, мудрый и смелый, он настоящий друг.

Слайд 7.

Если спросить человека любого возраста, какие он знает фильмы-сказки, среди прочих названий обязательно прозвучит «Золушка». А первого сентября по телевидению снова и снова показывают «Первоклассницу».

А ведь этим фильмам больше, чем полвека. Сценарии этих фильмов написал Е. Шварц.

Увидев в детстве старый добрый фильм «Золушка, мы на всю жизнь запоминаем удивительные слова маленького пажа: «Я не волшебник, я только учусь».

Фильм «Золушка» вышел на экраны в 1947 году, и эта сказка была настоящим лекарством от страха и голода. Остается загадкой — как сняли этот фильм с пышным реквизитом, костюмами в послевоенном Ленинграде, где почти не осталось мебели и даже тряпок, сожженных в блокаду. Хрустальные башмачки и платье, по свидетельствам очевидцев, ткались буквально из воздуха.

Слайд 8.

А в юности, как молитву, мы повторяем: “Всего только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда им все удается». Это слова из другой удивительной сказки Шварца «Обыкновенное чудо».

Для своей самой последней, лучшей волшебной истории про «Обыкновенное чудо» нашел Евгений Шварц такие слова, наверное — главные: «Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь».

.

Слайд 9.

В 1940 г. из-под его пера выходит замечательная «Сказка о потерянном времени».

Четверо злых волшебников решили вернуть себе молодость. Оказалось, дело это нехитрое. Достаточно найти нескольких юных лентяев и воспользоваться бездарно растраченным ими временем. А ведь тот, кто попусту тратит вре-мя, сам не замечает, как стареет.

Удача улыбнулась им в лице четверых нерадивых школьников. Из-за колдовства школьники постарели, а волшебники превратились в детей.

Но у превращенных остался шанс — до заката солнца они должны были найти избушку волшебников и перевести стрелки волшебных часов назад…

Слайд 10. Викторина:

Кто учился в третьем классе 14 школы, и все время отставал, и по русскому письменному, и по арифметике, и даже по пению? (Петя Зубов)

Слайд 11.

Из-за чего расстроился Петя Зубов, став старичком? (« Одинокий, несчастный старик. Ни мамы, ни детей, ни внуков, ни друзей…

Никому не нужен…Даже пенсии не дадут, ведь он всего три года работал. Да и как работал – на двойки да на тройки. Главное, ничему не успел научиться»)

Слайд 12.

Кто первым заметил, что Петя превратился в старика? (Гардеробщица)

Слайд 13.

Почему злые волшебники превратили Петю Зубова в старичка? (Отставал в учебе, опаздывал на занятия, не тужил)

Слайд14.

В каком классе учился главный герой книги? (В 3 кл)

Слайд 15.

В какое время года происходили события? (Зимой)

Слайд16.

Как звали ребят из сказки? (Маруся, Петя, Вася, Надя)

Слайд17.

На какие две группы можно разделить героев сказки? (Дети и злые волшебники)

Слайд 18.

Как Марфа Васильевна характеризует детей, которых они превратили в старичков? («Лентяи, до 77 и сосчитать не сумеют, сразу собьются»)

Слайд 19.

А что о детях говорит Пантелей Захарович? («Не придут они к 12 часам ночи. Хоть на минуту, да опоздают)

Слайд 20.

Назовите злых волшебников:

(Марфа Васильевна, Пантелей Захарович, Сергей Владимирович, Ольга Капитоновна),

Слайд 21.

Какую тайну узнал Петя? («К сожалению, так устроено на свете: от любого несчастья может спастись человек. Если ребята, которых мы превратили в стариков, разыщут завтра друг друга, придут ровно в 12 часов ночи сюда к нам и повернут стрелки ходиков на 77 кругов обратно, то дети снова станут детьми, а мы погибнем»)

Слайд 22.

По каким же признакам искал Петя старичков-школьников? (Старички вели себя как дети: играли в мячик, в трешки, выковыривали изюм из булки, катались на «колбасе» трамвая, играли в классики.)

Слайд 23.

На каком обороте стрелок в «Сказке о потерянном времени« «вскрикнули злые волшебники и пропали, как будто их не было на свете»? (На 77)

Дополнительные вопросы:

1. Считаете ли вы справедливым, что злые волшебники превратили школьников в старичков? Почему?

2. Почему автор называет волшебников злыми?

3. Почему именно этих детей злые волшебники превратили в старичков?

4. Что поможет детям вернуться к нормальной жизни?

Слайд 24.

Словарная работа: Объясните значение слов и словосочетаний, которые встречаются в тексте:

Окладистая борода (широкая и густая)

Керосиновая лампа (лампа, освещающая при помощи керосина)

Ходики (небольшие стенные часы упрощённого устройства с гирями)

Пола׳, по׳лы (нижняя часть раскрывающейся спереди одежды)

Слайд 25.

Прошло много лет с тех пор, как Евгения Шварца не стало, изменилось время, изменились люди, а пьесы Шварца не сходят со сцены. И не только в России.

Широкое признание пришло к Шварцу уже после смерти.
Его земная жизнь закончилась в 1958 г., но сказка его жизни продолжается в произведениях, которые и по сей день пользуются любовью и популярностью не только у нас в России, но и далеко за рубежом, его лучшие пьесы обошли многие театры мира.

Слайд- путешествие по творчеству Е. Шварца)