Рассказ о стране мертвых

Древний Египет и по сей день окутан загадочными тайнами, которые не давали покоя великим историкам и археологам во все времена. Древние манускрипты с неразгаданными текстами, пирамиды, золотые маски фараонов и конечно же, гробницы величайших правителей.

На пороге чужого царства

У египтян того времени знание о жизни после смерти в корне отличается от современных канонов. Египтяне верили, что по окончанию их земного существования, душа покидает свою оболочку и переступает порог двух миров, попадая в царство Осириса.

Осирис – бог всего мертвого, страшный судья заблудших душ.

И слова устремятся к звездам

Египтянами был написан целый трактат, свод правил и мистических заклинаний, названный Книгой Мертвых. Он являлся настоящим путеводителем по загробному миру. В книге содержались инструкции и наставления, как пройти весь путь, от начала и до конца и обрести бесконечную жизнь. Считалось, что сперва душа умершего попадает в межзвездное пространство, и только потом попадает в подземный мир, где и начинается долгое и опасное путешествие.

Долгая дорога к свету

Путь был полон опасностей, ловушек и различных преград, подземелий, лабиринтов. Только умный и легкий сердцем, мог пройти через все испытания и приблизиться к последним вратам. Различные божества встречали новоиспеченного странника, помогая разгадать различные головоломки, или устрашая его разум, своими страшными обличьями, на пути к спасению. Считалось что боги, в отличие от людей, могли поменять свой облик, и предстать в виде, например, страшного пса или человеком с головой орла.

Суд, что станет последним

Когда душа умершего, наконец, доходила до последней черты, Осирис, собирал множество богов для проведения последнего, решающего ритуала. Смысл был простой – между ним и умершим находилась чаша с весами. Одним резким рывком, мертвый бог доставал из грудины бьющееся сердце египтянина, затем помещал его на одну сторону весов. На противоположной чаше лежало, легкое как воздух перышко.

Это имело метафорический смысл – нужно прожить свою жизнь по совести, без злобы, завести и корысти, быть благородным человеком.

Перо – означает истинное знание

Подсудимому задавались вопросы, о смысле его пребывания в земном мире, что он успел сделать, как он заботился о своих близких. По итогу выносился вердикт – если человек при своей жизни был нечестен, лгал, предавал или замешан в порочных делах – его незамедлительно растерзает страж мертвого мира. И только избранным, достойным, с сердцем легким как воздух, предоставлялся проход в мертвое царство.

В последний путь

Потрепанные веками папирусы, повествуют о ритуалах и описывают события, раскрывающие множество загадок. Первостепенное условие перехода в тонкий мир – хорошо сохранившееся тело. Богачи могли позволить себе собственные гробницы. Это был большой зал, украшенный красивыми фресками, с древними письменами и заклинаниями на стенах. В центре располагался саркофаг, с бальзамированным телом умершего. Если у ушедшего из жизни хозяина гробницы были слуги и рабы, их заживо отправляли на тот свет, в награду погребенному. Большие сбережения и драгоценности, всё складывали у подножья саркофага. Кем человек являлся в земном обличии, тем и останется и в следующей жизни на своём месте. Крестьянин и бедняк, не могли претендовать на место правителя в долине мертвых.

Наследие

Благодаря археологам и постоянным раскопкам на территории современного Египта, мы можем составить приблизительную картину о древнейшей цивилизации. Уже найдено немало артефактов и находок, но культура этого народа, их мифология и пантеон богов – всегда будут манить своими секретами и загадками пытливые умы человечества.

«Сорок дней и сорок ночей Он пробирался по колено в крови, Не видя ни солнца ни луны Лишь только шум моря доносился до него.» Томас Раймер

Краткий обзор скандинавской литературы показывает, что идея путешествия в другой мир была весьма распространена. Однако не всегда легко определить природу мира, в который вступают живые. Есть путешествия, подобные походу Гермода в царство Хель, чтобы найти мертвого Бальдра. Здесь определенно говорится, что целью путешественника является именно царство смерти, дабы герой мог поговорить с теми, кто ушел из мира живых. Упоминаются также странствия иного характера, которые необходимо будет изучить, где герой должен преодолеть ряд опасностей и, наконец, пройти через огненный барьер, чтобы получить искомое; таковы переживания Скирнира и Свипдага в Поэтической Эдде. Исследования приводят нас к некоторым из самых загадочных путешествий, описанных в древнескандинавской литературе: к царствам Гудмунда и Гейррёда в историях Саксона Грамматика, Снорри в «Сагах о Древних временах». Наконец, необходимо учитывать также два вида путешествий: проникновение живых в могилу и поход смертных в царство богов.
Таким образом, территория, по которой и мы совешаем путешествие, весьма обширна: от подземного мира до царства богов. Как и дорога интересующих нас искателей приключений, наш путь сопряжен с множеством опасностей, поскольку проблема определения точных отношений между царством Гюмира или Гудмунда и землей мертвых совсем не проста. Самый интересный вопрос данной темы заключается в том, насколько эти входы в сверхъестественный мир основаны на мантическом видении и являются описанием духовного приключения, а не мифологического или легендарного эпизода, — это именно тот момент, когда почва становится наиболее неопределенной, а тьма наиболее плотной. Тем не менее, с этим придется столкнуться, поскольку ранее изученные свидетельства вызвали необходимость рассмотрения данных путешествий как следствие концепций будущей жизни и культа мертвых.

Путешествие как таковое

Наиболее подробным описанием входа живых в страну мертвых, где нет сомнений в отношении пункта назначения, является история о поездке Хермода на поиски Бальдра в «Видении Гюльви» (XLVIII). Об этом уже говорилось в главе «Концепция будущей жизни», поэтому здесь нам нужно обратить внимание на сам характер путешествия. Для этого Хермод берет коня Одина Слейпнира. Он скачет девять ночей по «темным и глубоким долинам»; там настолько темно, что он ничего не видит, пока не достигает реки Эхо (Gjöll), где переправляется по мосту Гьяллар, выстланному сверкающим золотом. Идея закрытого моста, «крытого соломой с золотом», как выражается Снорри, и его хранительницей — таинственной женщины Модгуд, кажется довольно неожиданной для скандинавской литературы. Возможно, история основана на идее покрывать мосты крышами в качестве защиты от снега, но сейчас этот обычай в Скандинавии не рапространен.
Модгуд удивляется шуму, производимому Гермодом, который так непохож на шум полчищ призрачных мертвецов, и, в то же время, она видит, что «не похож ты с лица на мертвого». Таким образом, здесь мы имеем представление о бесшумных сонмах мертвецов, которое отличается от обычного представления в скандинавской литературе и подтверждает предположение о том, что Снорри во время написания «Видения» находился под влиянием какого-то иностранного источника. Наконец Хермоду сообщается, что Бальдр действительно прошел до него через мост Гьяллар и что путь в Хель, по которому он должен идти, лежит «вниз и на север». Итак, Хермод едет дальше, пока не подходит к воротам Хель; он должен их перепрыгнуть. Слейпнир с легкостью преодолевает врата, и ничто не мешает всаднику войти в зал, где он находит Бальдра.
Главными факторами в путешествии в страну мертвых являются: одолженный конь, долгая поездка по темным долинам, мост через реку и охраняющая его женщина, дорога, ведущая в Хель, и высокий барьер, который должен быть преодолен с помощью Слейпнира. Главным образом благодаря силе своего коня Хермод успешно преодолевает все эти препятствия, особенно последнее. Мы обнаружим, что большинство из этих особенностей будут повторяться в других рассказах, которые будут рассмотрены позднее.
Другой рассказ о путешествии в Хель содержится в Поэтической Эдде Vegtamskviða или «Сны Бальдра», обсуждавшейся в предыдущей главе. Здесь путешествие совершает сам Один, и снова выбран Слейпнир. О маршруте, по которому они следуют, сообщается крайне мало за исключением того, что он представляет собой спуск. Одина встречает собака с окровавленной грудью и лает, пока он проезжает мимо нее; и сама земля гудит под всадником. Целью Отина, по-видимому, является «высокий град Хель», так что здесь не делается никакого различия между Хелем и Нифльхелем, к которым, как сказано в первом стихе, едет Один. Могила вёльвы находится на восточной стороне Хель. Это мало что добавляет к нашей информации; но опять же, путешествие совершается верхом; дорога снова стелется вниз; присутствует также идея шума и цоканье коня живого всадника, путешествующего по дорогам мертвых, как и в описании поездки Хермода.
Третий рассказ о посещении живыми страны мертвых — таинственный, найденный у Саксона Грамматика в истории Хадинга.Приключение происходит во времена пребывания Хадинга при дворе царя Хагина, на чей дочери Регнильде он женился. Во время ужина рядом с жаровней встает женщина с болиголовом и приглашает его прийти и посмотреть на землю, где зимой растут травы, такие же свежие, как те, которые она принесла. Он соглашается, после чего она обволакивает его своей мантией и тянет вниз, под землю. «Следует понимать, — вставляет Саксон, — что нижние боги решили, что он должен посетить во плоти те места, куда должен отправиться после смерти». Путь, по которому они следуют, лежит через туман и тьму;затем продолжается по проторенной дороге, по которой едут богато одетые люди;затем пересекает солнечный край, где растут свежие растения. Следующий ориентир – «быстрая и бурная река со свинцовыми водами», по которой плывет оружие всех видов; Хадинг и женщина переправляются чере мост. Затем они встречают двух воинов, занятых битвой, которую женщина объясняет как бесконечное сражение. По ее словам воины были убиты мечом. Наконец они достигают стены, через которую женщина пытается перепрыгнуть, но та слишком высока. Она душит петуха, которого несла с собой, и перебрасывает его через барьер; птица тотчас оживает, и они слышат, как та кукарекает. В этой таинственной стране Саксон Грамматик, по-видимому, оставляет своего героя, так как после инцидента с петухом он повествует, что Хадинг отправился обратно домой со своей женой.
Здесь мы, очевидно, сталкиваемся с большими трудностями в трактовке и путаницей; но мы можем распознать некоторые из знакомых предметов, появляющихся в несколько ином обличье. На этот раз героя ведет не конь, а проводник в виде пожилой женщины. Но и здесь путь лежит сначала сквозь тьму вниз, под землю; нужно перейти реку по мосту, хотя здесь нет понятия о золотом покрытии. И снова слишком высока стена, женщина не может через нее перепрыгнуть, и когда через нее перебрасывают мертвого петуха, он возвращается к жизни на другой стороне. Новые факторы — это солнечная земля, где растут свежие травы, вечный конфликт тех, кто пал от меча, и идея обновленной жизни за великим барьером, который Хадинг не проходит.
Личность героя сама по себе создает множество проблем, и их решение может быть важным для лучшего понимания этого странного путешествия, но обсуждать данный вопрос в рамках настоящей книги невозможно. Полностью и профессионально тема представлена в «Комментариях Херрмана к истории Саксона» со списком литературы.Представляют особенный интерес отношения между Хадингом и богом Ньёрдом, поскольку стихи, которые согласно Саксону Грамматику произносятся Хадингом и его женой, аналогичны стихам Прозаической Эдды, произносимым Ньёрдом и великаншей Скади, и существует определенное сходство между историями о том, как каждый из них был выбран в мужья. Характер нитери, которые, как предполагает Херрманн, могут быть народом Нидароса, расположенного недалеко от Тронхейма, также остается нерешенной проблемой, как и вопрос о том, чем закончился визит Хадинга в подземный мир. Мы знаем, что это один из трех случаев, когда тот же Хадинг устанавливает связь со сверхъестественным миром. Первый мы рассмотрели в предыдущей главе, когда Хадинг с помощью магических навыков Хартгрепы может слышать мертвых. Невозможно определить связь только на основании информации Саксона Грмматика между великаншей Хартгрепой из этой истории, которая заявляет о своей способности изменять величину тела, и женщиной, которая достаточно велика, чтобы перенести героя в подземный мир с помощью собственного плаща, но, все же, чье «морщинистое и стройное тело» (corrugati corporis exilitate) не способно преодолеть барьер в конце путешествия. Третья экспедиция в сверхъестественное царство происходит немного раньше (в I, 24); на этот раз проводником Хадинга становится одноглазый старик, познакомивший героя с мореходом Лисером. После поражения Хадинга и его приемных братьев старик увозит его верхом, закутывая в мантию, как это позже делает женщина из подземного мира. Конь его проводника пролетает над морем; но после взгляда на воду Хадингу запрещено смотреть на дорогу, по которой они едут. На этот раз их целью является дом Одина, поскольку не может быть никаких сомнений в личности одноглазого старика. Там Хадинг освежается «неким приятным на вкус напитком», и его проводник открывает ему будущее. Следовательно, у Хадинга, согласно Саксону, есть особые способы связи со сверхъестественным миром, и эта традиция не ограничивается описанием Грамматика, поскольку мы также можем обнаружить землю мертвых, описанную как Хаддингьяланд в «Песне о Гудрун» (II, 23).
Таким образом, мы видим, что путешествие в страну мертвых, признанное как таковое, встречается исключительно в трех источниках. В первых двух его целью является подземный мир в чертогах Хель; в третьем путешествие оно более сложное, причем нигде не говорится о том, что герой прибывает в царство смерти, хотя таковое объяснение дает Саксон Грамматик. Отрывок содержит описание бесконечной битвы и таинственной стены, за которой мертвые возвращаются к жизни, причем ранее мы отметили близкое сходство между данным рассказом и нарративом в обрядах кремации на Волге, где существовали верования в царство мертвых за высоким барьером и убивали петуха как символ не смерти, но новой загробной жизни. Кажется, этот отрывок содержит несколько отдельных идей о будущей жизни, и многое в нем остается непонятным, равно как и вопрос о том, существует ли в описаниях Саксона Грамматика какая-либо связь между этим путешествием Хадинга и его дорогой по морю к дому Одина. От этих трех путешествий, оставляющих некоторые вопросы без ответа, мы можем перейти к другим рассказам о входе в сверхъестественное царство, из которого искатель приключений впоследствии может вернуться в нормальный мир.

Путешествие сквозь огненную стену

Напомним, что в рассказе о посещении Хервёр кургана ее отца и братьев, рассмотренном в предыдущей главе, упоминается барьер из холодного огня между мирами живых и мертвых, который мерцает вокруг кургана. О нем говорится несколько раз в стихах, сказанных Ангантюром своей дочери; кульминация наступает, когда Хервёр заявляет, что готова положить руку в огонь и забрать меч мертвеца. В конце она заявляет:
«…казалось мне ныне
между мирами,
что вкруг меня
пламя пылало».
В саге говоиртся: «Она шла сквозь огонь, как сквозь дым» (IV). Разумеется, пламя являлось отчетливым признаком захоронения, обитатель которого все еще был активен. В «Саге о Греттире» описывается, как с мыса исходит большое сияние, и Греттир спрашивает, что это такое, утверждая, что в его стране такой признак указывал бы на клад. Ему отвечают: «Властелин этого огня таков, что навряд ли тебе будет польза допытываться» (XVIII), и когда он, наконец, врывается в курган в поисках сокровищ, то встречает свирепого противника в облике мертвеца Карра Старого.
В странной истории из «Саги об Эгиле Однороуком и Асмунде Убийце» (XIII), есть полное намеков и отсылок к более серьезным источникам весьма комическое описание путешествия великанши в подземный мир, включая прыжок через стену огня (огромный костер). Именно он образует последний барьер, который нужно преодолеть в самых низких глубинах (undirdjúp), и сам Один, здесь князь тьмы, направляет ее к нему. После перепрыгивания костра она может получить несжигаемый плащ, третье из трех сокровищ, за которыми ее послали.
Ввиду того факта, что огненный барьер рассматривается как примета, связанная, во-первых, с посещением мертвых в кургане, а во-вторых, с подземным миром, целесообразно изучить некоторые другие истории, в которых прохождение этого препятствия придает важную особенность в путешествии в сверхъестественное царство. Два наиболее подробных свидетельства можно найти в Поэтической Эдде, где рассказывается о Свипдаге и Скирнире.
В двух стихах, описывающих приключения Свипдага: «Заклинании Гроа» и «Речах Многомудрого», говорится о его посещении могилы своей матери и о заклинаниях, которым она его обучает, а во-вторых, описывается его прибытие за пределы зала Менглёд и успешное завершение его ухаживаний. Свипдаг ищет свою мать с одной конкретной целью: ему нужна ее помощь, потому что, как говорится в стихе 3, он был послан путешествовать по дороге, «где никто не мог идти» в поисках Менглёд. В стихе 5 он умоляет ее спеть заклятия, так как боится, что может погибнуть во время опасного пути, кроме того, считает себя слишком молодым для такого поиска. Таким образом, девять заклинаний, которые произносит Гроа в ответ на этот призыв, предположительно, предназначены для одной конкретной цели — помочь ему в этом путешествии. Вследствие этого можно ожидать, что их изучение поможет нам узнать путь, по которому должен пройти Свипдаг.
Первое заклинание позволяет ему избавиться от всего вредного. Второе не позволяет ему блуждать «по пути против воли». Третье заклятие направлено против некоторых рек, которые могут его потопить, оно заставит их пред ним вновь погрузиться в Хель. Четвертое отвратит сердца врагов, которые подстерегают его, изменит их мысли. Пятое ослабит оковы, наложенные на его конечности.Шестое успокоит бушующее море, «что больше, чем ведают». Седьмое заклятие убережет его от сильного холода «в горах высоко». Восьмое поможет ему, если его внезапно настигнет тьма, против злой силы «мертвых христианок, а девятое и последнее заклинание — дарует ему красноречие и разум, когда он будет поговорить с мудрым и ужасным гигантом.
Эти заклинания рисуют сравнительно четкую картину пути, по которому должен идти Свипдаг. На нем его ждут враждебные силы, его подстерегают враги, причем некоторые из них описаны как умершие. Он может быть лишен силы воли и бесцельно блуждать, не имея возможности продолжать свой путь; его могут сковать цепями. Его дорога пересекает бурные реки, которые текут из самого Хеля, ему предстоит путешествие через штормовое море и высокие горы, где стоит ужасный холод, его внезпно может настигнуть тьма. В конце пути его встретит великан, которого он должен превзойти в мудрости, если он хочет получить ответ на свой вопрос. Таким образом, разрыв между двумя поэмами («Речи Многомудрого» и «Заклинания Гроа») не абсолютен, поскольку природа «заклинаний» Гроа дает ключи к путешествию, которыми Фальк в своем подробном исследовании проблем «Песней Свипдага», похоже, пренебрег. Однако в статье Фалька есть много интересного для нашей темы. Он не только указывает, насколько тесно связаны между собой поэмы, о чем впервые было сказано в работе Грюндвига, посвященной датским балладам, но также проводит поразительные параллели с путешествием в «Поездке Скирнира»: с визитом Сигурда к спящей валькирии; с «Унгом Свейдалом» и другими датскими балладами; с валлийской историей из «Мабиногиона: Килох и Ольвен». Он также отмечает определенное сходство с частью одной из «Саг о Древних временах»: «Саге о Хьяльмтере и Эльвире», и с гораздо более поздней сагой на современном исландском языке, «Сагой о Химинбьярге». Очевидно, эта история имела широкое распространение; и хотя в деталях существует незначительная разница, основной элемент всегда один — молодой человек, охваченный страстной любовью и желанием к неизвестной девушке, часто с использованием магии преолевает препятствия, которые лежат между ним и ее замком; последний и, казалось бы, непреодолимый барьер, в конце концов, сдается перед героем без труда, потому что Судьба на стороне юного персонажа; и молодая девушка, которая встает, чтобы поприветствовать того, кто прошел через все окружающие препоны и отныне будет соединен с ней навсегда, — они являются героями всех историй подобного рода.
Помимо отмеченных Фальком параллелей мы можем также добавить свидетельства из ирландских источников, историю Арта, сына Конна, и его ухаживания за Делбхаэм. Изгнание Арта его злой мачехой кодуньей Бекумой, и опасности, которые он должен преодолеть, прежде чем сможет войти в бронзовую цитадель девушки, образуют близкую параллель с путешествием Свипдага и некоторыми другими историями, о которых упоминает Фальк, являются лучшими примерами того, как хорошо эта традиция была известна в кельтской литературе.
Принятое Фальком объяснение было в то время популярной трактовкой мифа о солнце; в то время как более современное обоснование выразил Ольсен в статье «О Поездке Скирнира», принимая аллегорию оплодотворения семени в земле. Независимо от того, является ли это корректным обоснованием или нет, в путешествиях Свипдага явно есть моменты, которые заслуживают дальнейшего изучения.
В частности, связь между жилищем Менглёд и землей мертвых обнаруживается в подробном расследовании Фальком разговора между Свипдагом и Фьёльсвином. Например, он указывает на сходство между воротами Трюмгьелль и Хелгринда и дверью, о которой Брюнхильда говорит, как о хлопающей по пятам мертвеца; между свирепыми гончими, охраняющими ворота, и собакой, встреченной Одином при спуске в Хель. И что самое интересное, между сценой в путешествии Фьёльсвина, где присутствует гигантский страж, дерево, петух в ветвях и гончие, и «Прорицанием Вёльвы» с великаном, сидящим на холме и играющим на арфе, мировым древом, петухом и псом Гармом присутсвует огромное сходство. В датской балладе, близкой по смыслу к «Песне Свипдага», можно отметить, что гигантский страж здесь также является пастухом, сидящим на холме. Разумеется, предполагается, что речь идет именно о Подземном мире, и мы можем добавить свидетельство о сошествии туда сквозь тьму, глубокие реки, бушующее море и через высокие горы, соответствующие рассказам о путешествиях в землю мертвых, которые уже былиизучены ранее, с акцентом на реки Хель и злых призраках, чтобы добавить сходства. Каким образом Свипдаг совершил путешествие, нам не сообщается, но в балладной версии он изображен на коне; в Sveidalsvisen сообщается, что:
«всадник над det brede hav
og gjennem de grönne skove,» —
указывает на то, что он отправился на коне со сверхспособностями, подобно Слейпниру — коню, что унес Одина, Хермода и Хадинга в мир иной. Наконец, мы замечаем, что также присутствует стена огня, хотя она и не особо подчеркнута, поскольку Свипдаг обращается к гиганту как к тому, кто «стоит перед входом и наблюдает окрест угрожающего пламени» (стих 2).
Другой поэмой, повествующей о путешествии за невестой из сверхъестественного царства, обнесенного заградительной огненной стеной, является «Поездка Скирнира». В ней сюжет несколько отличается от других историй ввиду того, что речь идет не о герое Фрейре, а его слуге Скирнире, который совершает путешествие и получает согласие невесты. Олсен высказал предположение, что имя Скирнир указывает на «поклонника» — это всего лишь ипостась самого бога, поскольку имя образовано от одного из его титулов; стих, однако, не говорит об этом, также отсутствуют другие подтверждающие эту историю ссылки. В «Перебранке Локи» (42) действительно есть момент когда Фрейр, отдав свой меч Скирниру, остается безоружным в последней великой битве.
О самом путешествии Скирнира информации мало; у нас есть только слова, которые он говорит своей лошади, чтобы указать на опасности, встречающиеся на пути:
«Сумрак настал,
нам ехать пора
по влажным нагорьям
к племени турсов;
доедем ли мы,
или нас одолеет ётун могучий?»
В этом кратком, но ярком рписании заключена идея трудного путешествия через враждебные силы и опасности. Тьма/влажность в горах упоминается снова, как и в «Заклинании Гроа». Здесь и стена огня более определенно описана в словах Скирнира, обращенных к Фрейру: «Дай мне коня, пусть со мною проскачет сквозь полымя мрачное…», — и, судя по словам Герда, мы можем предположить, что Скирнир перепрыгивает либо через стену пламени, либо через большие окружающие двор ворота, в то время как Хермод на Слейпнире преодолевает врата Хель; и, подобно Хермоду и Одину, он заставляет странное царство сотрясаться от своего шумного прибытия. И снова перед нами, как и в балладе присутствует гигантский страж, он же — пастух, сидящий на холме в сопровождении «гончих Гимира», которые являются такими же свирепыми стражами, как и у Менглёда в другой поэме. Еще одна параллель может быть найдена в валлийской истории, где пастух сидит на холме возле жилища Испаддаден Пенкавра, а рядом с ним находится огромный мастиф.
Однако далее сюжет с проникновением Скирнира в чертоги отличается от сюжета о путешествиях Свипдага и датских баллад. Герд неохотно отдает свою любовь Фрейру, причем она соглашается только тогда, когда Скирнир призывает на нее ряд проклятий, которые составляют, возможно, самую загадочную часть поэмы. В своей статье Олсен красочно описал возможное ее бесплодие, изображаемое в жестоких и беспощадных стихах, которые говорит Скирнир: Герд должна стать подобна засохшему чертополоху, ей будет отказано в любви и радости. Теперь есть два других подробных проклятия, которые даны нам в скандинавской литературе: проклятие Буслы из «Саги о Боси и Херрауде» (IV), и то, что произносит Хервёр на могиле Ангантюра. Слова проклятия Буслы легко проанализировать: природа будет против царя, а времена года ненастны; сердце и разум его будут измучены, а чувства растопаны; он встретит все бедствия, какие только возможны, и проклятие падет на все его отношения с женщинами. После этой серии произнесенных угроз Бусла призывает силы — троллей, эльфов, великанов — принести несчастье незадачливому Хрингу; она, наконец, ломает его сопротивление, угрожая рунами. Проклятие Хервёр против ее мертвого отца и его братьев короче и менее захватывающе; если они не отдадут ей меч, их тела будут мучиться:
«…будет вам так,
словно чахнете вы
в муравьиных кучах…», —
и когда они все еще цепляются за свое сокровище, то проклинает их полным уничтожением, разложением их тел.
Хотя форма проклятия, наложенного на Герд, напоминает проклятие Буслы — физические страдания, душевные муки, бесплодие и обращение к сверхъестественным силам в лице Одина и асов, чтобы они исполнились, наконец, создание всемогущих рун — возможно, по духу оно ближе к Хервёр. Дева Герда пребывает в своего рода подземном царстве. Когда страшное проклятие вступит в силу, оно вызовет второе, более ужасное уничтожение, подобное тому, что угрожает Ангантюру, уже находящемуся в могиле. Ее безрадостное существование с Хримгримниром происходит за вратами смерти Нагринд; и она должна лежать «под корнями», как и братья, прежде чем они будут разбужены Хервёр. Интересно поразмышлять о том, насколько эта идея второго, более ужасного уничтожения может быть связана с возрождением; возможно, это та самая душа, которая не способна снова перейти в мир живых, и считается обреченной на полное исчезновение? Здесь можно вспомнить слова умирающего в «Саге о людях из Сварфдаля» (V), умоляющего своего брата передать его имя своему ребенку после смерти: «Мое имя … теперь должно забыться, как увядшая трава», — говорит он словами, которые перекликаются с фразой об увядшем чертополохе в «Поездке Скирнира». Если бы существовала какая-то взаимосвязь между этими двумя концепциями, ссылка на вторую смерть в могиле (hel) как на более глубокое уничтожение (niflhel) в «Речи Вафтруднира» (стих 43) была бы более понятной.
Среди упоминаний стены огня, которые мы оставили для рассмотрения, есть рассказ о поездке Сигурда к замку спящей валькирии, где главный барьер, который нужно преодолеть, — это пояс сияющего вокруг ее жилища пламени. Этот огонь ярко горит в нескольких поэмах Эдды. В «Пророчестве Грипира» (стих 15) провидец описывает Сигурд, спящую в доспехах на горе дочь конунга, которую ему суждено разбудить. В «Речах Фафнира» повторяется та же картина, но теперь добавляется опоясывающая стена огня:
«Высокий чертог
на вершине Хиндарфьялль,
весь опоясан
снаружи огнем;
мудрые люди
его воздвигли
из пламени вод,
тьму озарившего».
В прозаическом предисловии к «Речи Сигрдривы» Сигурд едет к горе и видит то, что он считает отсветом огромного огня, — «зарево стояло до самого неба». Однако на этот раз огонь объясняется как не более чем стена из сияющих щитов, внутри которой он находит спящую девушку. В «Поездке Брюнхильды в Хель» уже не неизвестная валькирия Сигрдрива, а сама Брюнхильда является действующим персонажем. Излагаемая история соответствует фактам из «Речи Сигрдривы»; разгневанный Один не только закрывает Валькирию красными и белыми щитами, но и вокруг ее пристанища зажигает огонь, «губитель дерев».
В скандинавской литературе роль Брюнхильды в истории героя Сигурда остается одним из многих спорных вопросов. В частности, история об ухаживании за Брюнхильд и Гудрун Гуннарром и Сигурдом полна путаницы и противоречий; здесь наиболее остро стоит вопрос о точном соотношении между Брюнхильдой, дочерью Будли, невестой Гуннарра, и валькирией, спящей на своем холме в боевой одежде за стеной пламени, которую Снорри называет Хильд: в «Речах Фафнира» и «Речах Сигрдривы» она присутствует как неизвестная валькирия Сигрдрива, а в «Поездке Брюнхильды в Хель» и «Пророчестве Грипира» отождествляется с героиней-человеком. Зачарованная валькирия отсутствует в основной немецкой версии – «Песне о Нибелунгах», хотя пылкая женщина-воин, которая может побеждать сильных мужчин в битве, вполне может находиться под влиянием более ранней валькирианской концепции. Споры о возрасте и взаимосвязи множества различных версий этой истории на норвежском, средневерхненемецком и фарерском языках были длительными и сложными, поэтому какая-либо аргументация здесь невозможна.
Однако для достижения целей нашего исследования достаточно заметить, что такой ученый, как Гейслер, разбиравшийся как в норвежских, так и в немецких источниках, пришел к выводу, что история пробуждения валькирии не является первоначальной частью саги о Сигурде, а была добавлена к ней позже, когда героиня истории о Пробуждении была идентифицирована с женой Гуннарра, которая помогла герою миновать гибель. Он считал, что источник этой истории более ранний. Позднее Шнайдер выступил против этой точки зрения, но она поддерживается и подкрепляется последним подробным исследованием данного предмета в «Die Erweckung der Valkyrie» Лемгрюбнера. После полного и кропотливого изучения всех доступных свидетельств, касающихся Брюнхильды и валькирии, он пришел к выводу, что история пробуждения спящей, единственным источником которой мы обладаем из первых рук, являются «Речи Сигрдривы», составляющей одну из серий легенд, описывающих приключения героя Сигурда-Зигфрида в юности. Впоследствии она постепенно слилась с историей смерти Сигурда и убийства сыновей Гьюки при дворе Атли; и ко времени создания самой ранней из легенд «Древней песне о Гудрун» валькирия стала Брюнхильдой, женой Гуннарра, и был заключен брак Сигурда с сестрой Гуннарра, Гудрун. Одним из результатов такого развития сюжета является постепенное превращение валькирии Брюнхильды в более очеловеченную героиню и отодвигание стены огня дальше на задний план, пока в некоторых отрывках она не превращается в малообъяснимую авторами сверкающую ограду из щитов. Более древняя героиня, пробудившаяся ото сна, могла быть безымянной; некоторые предполагают, что ее звали Хильд; сам Лемгрюбнер считает, что имя Брюнхильда встречается в самой ранней версии. Он также убежден, что история ее пробуждения принадлежит как раннегерманским, так и скандинавским источникам.
Помимо истории о пробуждении спящей, ученые признали также раннюю тесно связанную с ней историю об освобождении девушки из плена в крепости, охраняемой в одних версиях стеной огня, в других — драконом и, как это связано с молодостью Сигурда. Лемгрюбнер прослеживает это в различных версиях рассказа об ухаживании Сигурда; он придерживается мнения, что юный Сигурд также был изначальным героем этой легенды, спасшим безымянную девушку и завоевавшим ее в качестве своей невесты.
Если мы примем эту интерпретацию длительного происхождения «Речей Сигрдривы» и веру Гейслера и Лемгрюбнера в то, что история изначально не была частью легенды о Сигурде и сыновьях Гьюки, а включена в эпические рассказы о приключениях молодого героя, то нет причин, по которым мы не должны рассматривать ее как производную от историй о поисках сверхъестественной женщины за стеной огня, подобной тем, что изложены в поэмах «Заклинания Гроа», «Речах Многомудрого» и «Поездка Скирнира».Современная форма последней приводит нас к мысли, что обретение мудрости было главной целью поиска, что хорошо согласуется с мотивом пробуждения спящей. Этот мотив, по-видимому, с самого начала тесно связанный с тем, что явно является примером истории сверхъестественного ухаживания, очень важен, поскольку связь с другими рассказами о стене огня и проникновении в нее героя также становится заметной. Сходство между ситуацией в «Речах Сигрдривы» и двумя другими поэмами Эдды уже было прокомментировано Грюндвигом и другими. Также в цитируемой выше статье Фальк указывает на сходство между Менглёд, спящей на горе Люфьяберг и Сигрдривой на Хиндарфьялле, и предполагает, что использование слова þruma в отношении Менглёд может даже указывать на слабость, связанную с глубоким сном, от которого Сигурду приходится пробуждать валькирию. Существует также странное название svefn-þorn, которое использовал Один, чтобы усыпить валькирию, являющееся отзвуком имени отца Менглёд, Свафторенна.
Интересно наблюдать, как предположения ранних ученых подтверждаются более поздними работами, посвященными совсем другой проблеме — связи нибелунгов с норвежскими источниками легенды о Сигурде. Это означает, что паредложенная в этой главе ранее интерпретация сцены из «речей Сигрдривы» подтверждается детальной работой ученых, ставивших первоначально перед собой совершенно иные цели.
Таким образом, обзор саг о сверхъестественном мире, из которого увозится невеста, позволяет обнаружить соблазнительные сходства, очевидные отголоски и имитации, так что проблема происхождения этих традиций очень сложна и требует изучения кельтских легенд равно как и скандинавских. Из путаницы свидетельств, однако, возникает идея путешествия в другой мир, который находится в пределах наших интересов. Грубо говоря, могут отличаться пути, по которым мы идем к нашей цели. Обзательно должен присутствовать особенный конь, обладающей силой, позволяющей всаднику преодолеть опасности во время путешествия, и часто выбирается один из коней Одина, потому что Грани, единственный, кто перенесет Сигурда через стену огня, принадлежит к роду Слейпнира. Сам же Слейпнир, как мы помним, вез Одина, Хадинга и Гермода. Скирнир для путешествия также одалживает лошадь, и в балладной версии истории о Свипдаге герой получает сверхъестественного коня от своей матери. Мы наблюдали наступление тьмы, встречу с бурными водами, которые необходимо пересечь, и последний могучий преграждающий путь барьер: стражей-псов и стену пламени, которые повторяются из легенды в легенду. Значимой фигурой является и страж на кургане, возможно из-за того, что сидящий на холме персонаж символизирует общение между живыми и мертвыми. Может быть именно посредством мантического видения можно достичь царства подземного мира? Акцент на путешествии (часто по морю) в Страну Обетованную и тот факт, что в ирландских историях в то же время говорится, что это место находится внутри кургана, наводят на размышления.
Что же мы знаем о цели этого путешествия в таинственный мир, совершенного перед лицом таких опасностей, как тьма и пламя? В «Речах Сигрдривы» это обретение мудрости, равно как и в путешествии, совершенном самим Одином; в сагах о Свипдаге и Скирнире — это завоевание невесты, и включение этой идеи в рассказ о беседе с валькирией придает ей тот же смысл. Но завоевание невесты в рассказах о сверхъестественном мире не обязательно должно быть чем-то отдельным от поиска мудрости. Из предыдущих глав мы узнали, как невеста-защитница или сопровождающая героя необычная женщина: валькирия, фульгьякона или диса — одновременно является его женой, также и духом-хранителем, наделенными сверхъестественными способностями и мудростью, способной защитить своего подопечного. В этих сагах, с одной стороны, несомненно, присутствуют вдохновение, а с другой — эротический элемент. По крайней мере, за этими путешествиями в Подземный Мир может стоять некая подобная концепция. Мы помним, как сидя на кургане Хельги впервые встретил валькирию Сваву, ставшую его хранительницей до конца его жизни и которая, как считается, возродилась в Сигрун, жене и хранительнице более позднего Хельги. В «Пророчестве Грипира» (стих 15) мы встречаемся с удивительным утверждением, что спящая женщина на горе была там со времени убийства Хельги, что указывает, по всей видимости, на ту же валькирию, только переродившуюся или бессмертную, готовую стать хранительницей также и Сигурда. Идя дальше без весомых доказательств, мы вступаем на зыбкую почву домыслов. Но, по крайней мере, изучение путешествий, описанных в этих поэмах, показывает нам, что связь между странными землями, куда путешествуют герои, и страной мертвых должна существовать, поэтому они должны приниматься во внимание вместе с другими нашими историями о сошествии живых в земли смерти.

Царства Гудмунда и Гейррёда

Рассмотренные ранее путешествия явно перекликаются с таинственными странствиями на Север, совершаемые в царства Гудмунда и Гейррёда, а также в царство бога Утгарда-Локи. Здесь не предлагается делать каких-либо попыток затронуть сложные вопросы касательно природы страны Короля Гудмунда, а также о географическом и историческом значении информации, которая дается нам о ней в «Книге с Плоского острова» и «Сагах о Древних временах». Его царство нигде не указано как владения мертвых; но в некоторых историях кажется, что рядом с ним расположена земля, тесно связанная с умершими, и иногда его собственной территории также придается сверхъестественный характер, когда сообщается, что здесь находится Одаинсак — «земля немертвых».
Обратимся сначала к территории тьмы, разложения и смерти, которая, по-видимому, лежит за пределами страны таинственного северного правителя Гудмунда, самое яркое описание которой можно найти в рассказе Саксона Грмматика о путешествии Торкиля в Восьмой книге его Historia Danorum. Торкиль получил задание возглавить экспедицию для поисков царства Герута (Гейррёда), где, по слухам, хранится огромное количество сокровищ. Он отправляется в путь с тремя сотнями человек, и они плывут на север, мимо Халогаланда, стремясь, в соответствии с указаниями бывших путешественников, «оставить позади солнце и звезды, погрузиться в хаос и, наконец, перейти в страну, где не было света, и где вечно царила тьма». Они сходят на берег лишь прибыв в дальний Пермланд (т. е. Биармию); и именно в этом краю сильного холода, непроходимых лесов, диких зверей и пенящихся рек, как описывает это Саксон Грамматик, с приближением сумерек их встречает Гудмунд. С этого времени путешественников постоянно преследуют таинственные запреты Торкиля, значение которых не объясняют ни он сам, ни Саксон Грамматик. Они должны воздерживаться от разговоров с жителями этих мест, от местной еды; им нельзя прикасаться к людям или посуде, в которой подаются напитки; и также не должны общаться с женщинами из дома Гудмунда.
Рядом с владениями Гудмунда протекает река, через которую перекинут золотой мост, и по нему им тоже запрещено переходить, так как Гудмунд им сообщает, что она отделяет мир людей от земли чудовищ, и ни одна нога смертного не может туда ступать. Тем не менее, когда он может убедить их испробовать чтолибо из даров его царства, то, в конце концов, переправляет их на берег другой реки, и земля действительно оказывается обиталищем монстров.
Они направляются к большой обнесенной стеной крепости; свирепые псы охраняют вход, а головы воинов, насаженные на колья, ухмыляются им с зубчатых стен. Псов, присутствие которых напоминает нам стражей подземного мира, успокаивает обмазанный жиром рог, который бросает им Торкиль. Ворота непроходимы, как и ворота Подземного мира в поэмах Эдды, но этот северный Одиссей находит вход по крутым лестницам. Описание внутренней части цитадели представляет собой странную картину разложения, богатства и сверкающих сокровищ, окруженных мерзостью и ужасом, что ближе к рассказам о проникновении грабителей в курганы, чем что-либо еще в скандинавской литературе. Казалось, что вокруг них царит какя-то ужасная иллюзия; со всех сторон лежит грязь, и бьет в нос страшный запах разложения, и когда они входят в самую внутреннюю комнату, где, по слухам, лежит сам Гейррёд, их охватывает ужас: еще больше грязи и убожества, и вонь настолько страшна, что они едва могут идти дальше. Кроме того, крыша сделана из наконечников копий, а пол покрывают змеи, как и в мрачном подземном мире «Прорицании Вёльвы». В нем обитают монстры, некоторые из них вооружены дубинками, другие играют в какую-то игру с «козлиной шкурой», а на страже у порога стоят привратники. Однако эти создания не кажутся живыми, больше всего они напоминают неподвижных стражей какого-то большого захоронения, слуг, лежащих, как в царских гробницах в Уре, в соответствующих позах вокруг своего господина. Наконец, авантюристы встречают самого Гейррёда в виде старика с пронзенным телом, сидящего рядом с могучей трещиной в скале, а рядом с ним находятся три женщины с «переломанными спинами». Затем они видят сокровище – огромные бочки dolia, со свисающими с них обручами из золотых и серебряных цепей, рядом лежит великолепный рог, украшенный золотом и драгоценными камнями, и тяжелый браслет. Некоторые из мужчин осмеливаются прикоснуться к ним, что становится роковым шагом, так как желанные вещи немедленно превращаются в змей или оружие и убивают опрометчиво вторгшегося гостя. Однако, в конце концов, самого Торкиля так соблазняет разложенная в боковой комнате богатая одежда, что он кладет руки на великолепную мантию — и место сразу оживает, мертвецы поднимаются и атакуют их. Идет ужасная битва, и в конце только двадцать человек остается в живых и отправляется обратно к Гудмунду. Прежде чем они навсегда покинули царство, некто из вождей соблазнился одной из дочерей Гудмунда; и это стало причиной его смерти, он тонул в реке, когда они покидали страну.
Во время второго путешествия Торкиль стремится обнаружить жилище Утгарда-Локи, которому король Горм поклоняется как богу. Они успешно молились о благоприятной погоде, чтобы вернуться домой из царств Гудмунда. Здесь экспедиция проходит в неких скалистых пещерах среди непроглядной ночи. Они пробираются через узкий проход в скале и зажигают факелы, чтобы освещать путь. Здесь снова им предстают перед глазами железные скамьи и змеи, а по полу течет медленный поток, который они должны пересечь. Затем пол поднимается вверх, и они находят скованного огромными цепями Утгарда-Локи, с волосами, длинными и жесткими, как прутья. Торкиль вырывает один локон, и они выбираются наружу, но многие из них уже погибли от яда змеи. Когда они уходят, яд будет всех убивать, до тех пор, пока они не выведут свой корабль из гавани. Это путешествие чем-то напоминает предыдущее, в пещере, похожей на гробницу, темной и наполненной зловонием. Однако на этот раз центральная тема похожа на легенду о девушке, вырвавшей у дьявола три волоска. Кажется, это не добавляет ничего нового к самой концепции путешествия в неизведанные земли, кроме названия Утгарда-Локи, которое заменило Гейррёд.
Описание путешествия к Гейррёду, очевидно, находится в той же традиции, что и история, которую Адам Бременский рассказывает о путешествии, совершенном некоторыми фризами. С целью исследования они сходят на берег и находят людей, спрятанных в подземных пещерах — предположительно, все кажутся уже мертвыми, поскольку не предпринимается никаких попыток остановить злоумышленников. У входа находится множество удивительных сокровищ, в том числе большое количество редких сосудов с золотом. Они пытаются забрать столько, сколько в состоянии унести, и добраться до корабля, но их преследуют гигантские фигуры в сопровождении огромных собак, которые разрывают на части одного из членов экипажа. Остальные добираются до корабля, хотя и без добычи. Когда они уплывали, великаны преследовали их далеко в море, выкрикивая вслед угрозы.
Здесь также присутствуют холод, тьма, похожие на стену высокие скалы, каменистая пещера, сокровища, состоящие, в частности, из сосудов для питья, великаны и свирепые собаки, мстящие за ограбление, — все это соответствует рассказу Саксона, особенно идее, что никаких признаков враждебности не будет, пока авантюристы не прикоснутся к сокровищам.
Можно заметить, что в Прозаической Эдде также есть два рассказа о путешествиях, совершенных Тором: первый раз в царство Утгарда-Локи и второй — в царство гиганта Гейррёда. Идея царства смерти здесь слишком скромно прописана, поэтому не может нас заинтересовать. Однако могущественная цитадель Утгарда-Локи настолько высока, что Тор и его товарищи должны сильно запрокинуть головы назад, прежде чем увидеть ее вершину, и есть ворота, вход в которые возможен только тогда, когда могучий Тор снисходит до того, чтобы пролезть через решетку. Это напоминает нам о некоторых других путешествиях. Утгарда — Локи из этой истории, (который явно во многом обязан мастерской руке самого Снорри, так сатирически и остроумно рассказана история), является адептом sjónhverfing, отвода глаз, и он обманывает сильных, но все же, обычных людей. Только могучий рог, который Тор тщетно пытается опустошить, потому что в него впадает море, и присутствует змей Мидгарда, который появляется в виде серой кошки, на мгновение вызывает в памяти рог для питья и наличие змей у Саксона Граматика.
Во втором путешествии Тор должен перейти реку вброд. Здесь у него происходит первая короткая, но решающая встреча с одной из дочерей Гейррёда; стих, который он произносит, имеет большее достоинство, чем того требует грубая ситуация у Снорри, и напоминает нам о заклинании Гроа, где Свипдага она наделяла магической силой, которая, подобно божественной мощи Тора, может заставить враждебные реки течь вспять в Хель. О сцене в гигантском зале не сообщается никаких подробностей, за исключением того, что когда Тор садится, он обнаруживает, что под его скамьей находятся две дочери великана (согласно Саксону, должна быть и третья), но он опирается на них и ломает им спины. Гейррёд, как и Утгарда-Локи призывает к состязаниям и швыряет в Тора брусок раскаленного железа; но бог возвращает его с такой силой, что прежде чем пробить стену, он крушит железный столб и самого Гейррёда. На эту историю о подвигах Тора Саксон ссылается в рассказе о путешествии Торкиля.
Очевидно, что идея посещения царства Гейррёда была распространенной, поскольку она опять рассматривается в «Пряди о Торстейне Мощь Хуторов» в «Сагах о Древних временах». В этот раз сам Годмунд отправляется в путешествие в сопровождении героя, который ничтожно мал по сравнению с царем гигантом и его людьми. Гейррёд и его ярл Агди уподоблены злым троллям в отличие от белокожего и доброжелательного Годмунда. В данном случае Годмунд является, скорее, титулом, принимаемым каждым восходящим на трон королем Гласисвеллира. Опятьтаки, меж двух царств протекает река, имеющая необычную природу; она называется Хемра. Интересно отметить, что ни одна лошадь не может преодолеть ее вброд, кроме тех, на которых ездили Гудмунд и два его сына. Вода в реке губительна, и Торстейн был вынужден отрезать себе палец на ноге после того, случайно окунул его. В зале Гейррёда происходит игра в мяч, на этот раз мяч представляет собой «пылающую жаром голову тюленя, которая «так пылала, что сыпала искрами, словно из кузнечного горна, а жир капал вниз, как горящая смола, от которой летят искры». Опять же, важную роль играют тщательно продуманные рога для питья и соревнование в пьянстве. В конце концов, с помощью Торстейна Гейррёд был убит, а злобный Агди удалился в курган. Сходство между описанной выше ситуацией здесь и внутри кургана из рассказа о Торстейне Бычьей Ноге уже было отмечено. Но, кроме данного эпизода очевидной связи с царством мертвых больше нет, то же самое можно сказать о других историях из «Саг о Древних временах», в которых Гудмунд и Гейррёд представлены соседями. Мы можем заметить, что почти все саги сходятся в том, что царство Гудмунда находится далеко на Севере — все время подчеркивается, что путь к нему лежит через туман, тьму и сильный холод.
Существует также странная традиция, отмеченная в отношении Годмунда в «Саге о Хервёр»:
«…Гудмунд было именем короля Йотунхейма. Он и его люди прожили многие человеческие жизни, и из-за этого язычники верили, что в его царстве находится Одайнсак, и каждый, кто приходил туда, избавлен от болезней, старости и не умрет. После смерти Гудмунда его подданные стали поклоняться ему и называть своим богом» (I).
Свидетельства об Одайнсаке в скандинавской литературе незначительны и интригующи. Ридберг воздвиг вокруг этого увлекательную, но дикую теорию, приравняв ее, среди прочего, к землям за высокой стеной в истории Хадинга и территории за золотым мостом рядом с королевством Гудмунда у Саксона Грамматика. К сожалению, нас нет оснований принимать эти предположения за истину, какими бы удобными они ни казались, без более веских доказательств. Помимо упоминания правителя Скании Фьаллера, который был изгнан и удалился «в место под названием Ундерсак, неизвестное нашему народу» (IV, 105), мы ограничены странной «Сагой об Эйрике Путешественнике» из коллекции «Саг о Древних временах», которая привела в отчаяние даже Ридберга из-за преобладания христианского влияния. Однако интересно упоминание Одайнсака в учении царя Константинополя. Во второй главе он учит героя Эйрика христианской концепции космоса, состоящего из небес над воздухом, где обитают Бог, ангелы и безгрешные люди; земля сравнивается с темницей, а Хельвити является глубокой ямой под землей, где находится связанный сатана и вечно мучает грешников. Помимо этих трех планов, царь допускает существование четвертого — Рая, который он помещает за пределы Индии, «край земли на юге мира». Он говорит, что люди не могут достичь его, потому что стена огня является барьером между ним и миром смертных (II).
Но Эйрик дал обет открыть страну, «которую язычники называют Одайнсак», а христиане «землей живущих» (jörð lifanda manna), и поэтому он отправляется в Индию. По пути к этой таинственной стране Эйрик и товарищи наблюдают «звёзды, сияющие днём как ночью. Во многих местах они нашли большие глыбы золота. Также они увидели много других чудес в этой стране. Они долго пробирались через густые и удивительно высокие леса, но наконец вышли из них. Тогда стало светло, и они увидели впереди большую реку». Страна за рекой кажется полна цветов со сладким ароматом, но путь преграждает огромный дракон с разинутой пастью,и только когда Эйрик и один из его спутников наберутся смелости прыгнуть через его пасть, они смогут добраться до прекрасной страны: «…им показалось, словно они пробираются сквозь дым, и когда они выбрались из этого дыма, то увидели красивую страну». Очевидно, что здесь пасть дракона означает стену огня, о которой говорил царь, и то же выражение («она пробиралась сквозь огонь, как дым») используется для перехода Хервёр огненного барьера. Позже Эйрик беседует со своим ангелом-хранителем, ему рассказывают, что, хотя эта страна находится недалеко от Рая, она не то же самое, а «всё равно что пустыня по сравнению с Раем, но это место недалеко отсюда, и оттуда течёт та река, которую ты видел. Туда нельзя попасть живым, и там будут жить души праведников. А это место, которое ты встретил, называется землёй вечно живых» (IV).
Эта страна, которая одновременно напоминает Счастливые острова греческой мифологии и землю за морем в ирландских преданиях, является частью концепции, которая, очевидно, сохранилась в нескольких отрывках, когда ее основное значение было забыто; и она стоит в стороне от основного потока представлений о будущей жизни. Однако путешествие к нему, состоящее из путешествия во тьме, через реку по мосту и через стену огня, связывает ее с путешествиями, которые мы уже рассмотрели, с теми, которые связаны со сверхъестественным ухаживанием и с путешествием на север.

Вход в курган

О входе живого искателя приключений в курган в некоторой степени уже говорилось в главе, посвященной вопросам будущей жизни. Однако прежде чем оставить тему путешествия в страну мертвых, поучительно было бы отметить сходство между формой, которую принимают эти истории, и описанием проникновения в царство Гейррёда у Саксона Грамматика.
В «Саге о Греттире» (XVIII) курган Кара Старого стоит на мысе, и с наступлением темноты его окружает огонь. Греттир восходит к мысу и пытается проникнуть в курган. Он считает это сложной задачей, но, в конце концов, пробирается сквозь земляную стену и подходит к внутренней части, которая сделана из бревен. Он сносит и сруб, но к этому времени темнеет. Затем Греттир спускается на веревке в темноту кургана; «Там было темно, — говорится в саге, — и запах не из приятных». Он осторожно продвигается вперед, ему попадаются на пути конские кости, а затем натыкается на седалище. На стуле сидит старик, а вокруг него много сокровищ из золота и серебра, у его ног поставлен «ларец, полный серебра». Пока Греттир не делает попыток вернуться по веревке наверх, внутри кургана тихо, и старик на стуле не выказывает никакх признаков активности, но стоит молодому человеку взять золото, кто-то хватает его сзади, а безмолвная могила становится ужасной сценой битвы. Греттир и его невидимый противник сшибают все на своем пути, одолевает то один, то другой. Наконец, когда они борются между конскими костями, Греттир делает мощное усилие и с громким грохотом отбрасывает обитателя кургана. Он отрубает голову мечом и помещает ее между ляжек мертвеца, затем тянется к веревке с сокровищами, и, поскольку его товарищ в ужасе успел убежать, то Греттир взбирается наверх без посторонней помощи.
В свете ранее изученного данная история кажется довольно знакомой. Здесь вокруг кургана горит огонь, и кроме огня сама стена оказывается непреодолимой преградой, для проникновения сквозь которую необходимо приложить много усилий. Внутри, как и в жилище Гейрреда и Утгарда-Локи, стоит темнота и отвратительный запах разложения, присутствуют кости мертвых животных и сидящая на стуле огромная фигура, окруженная великолепным сокровищем из золота и серебра. Когда незваный гость пытается убежать вместе с даргоценностями, мертвая фигура всегда оживает и нападает на него с ужасающей яростью. Греттир должен одолеть его, отрубить голову и выбраться тем же путем, которым спустился вниз. Данная история ни в коем случае не стоит особняком, в сагах есть множество рассказов, изобилующих взломами курганов, и все они примерно похожи. Например, проникновение Хёрда «Саге о Хёрде» (XV), взлом кургана Ракнара Гестом в «Саге о Барде Асе Снежной Горы» (XX) и вход Хромунда в курган Траина в «Саге о Хромунде сыне Грипа», — это три из самых сложных рассказов, которых объединяет трудность вскрытия кургана, темнота, отвратительный запах, сидящая фигура, охраняющая свое сокровище, драка с обитателем при выходе, — в них все происходящее одинаково.
Проникновение живых внутрь могильного холма не всегда происходит с целью ограбления мертвых. В «Саге об Эгиле Одноруком и Асмунде Убийце Берсерков» (VI) названый брат во имя исполнения клятвы добровольно входит в гробницу на три ночи, между ним и обитателем хижины происходит битва, когда мертвый Аран в последнюю ночь пытается сожрать товарища, поскольку в первые две пожрал похороненных вместе с ним коня, ястреба и собаку. Напомним, что в «Пряде о Торстейне Бычьей Ноге» герой также добровольно входит в гробницу: на самом деле его приглашает один из жителей. Здесь была отмечена близ- кая параллель с помощью, оказанной Торстейном одетому в красное Гудмунду, против черного и похожего на тролля Агди, подчеркивается связь между жилищем Гейрреда и погребальным курганом.
Вряд ли будет легко ответить на вопрос, насколько путешествие в страну мертвых основано на более ранних историях о проникновении в курган. Очевидно, они тесно связаны, но есть два противоречивых момента. Во времена викингов, несомненно, была хорошо известна практика ограбления курганов, и действительно, так происходило везде, где повсеместно использовались курганные захоронения. Темнота, неприятный запах, сидящая фигура в окружении сокровищ, несомненно, были очень реальными и очевидными факторами в таком ограблении; и рассказы о мощи мертвых жителей и мести грабителям неизбежно вошли в традицию, поскольку они сопровождают даже мифы современных археологов. Таким образом, легенда о путешествии в страну мертвых может быть основана на подобном проникновении в курган. Другая возможность, однако, состоит в том, что эти рассказы, которые, по всей видимости, принадлежат к определенной литературной традиции, могут быть рационализацией более сложной и, возможно, более мистической концепции. Пожалуй, наиболее вероятно, что оба процесса происходили вместе.
Во всяком случае, нам остается думать, что у нас есть две отдельные концепции, хотя между ними в некоторых элементах присутствует определенное сходство. Это история о долгом путешествии через множество опасностей на мистическом коне или со сверхъестественным проводником и в конце преодоление трудного препятствия по пути к цели, действие которой происходит в царстве, тесно связанном с царством мертвых. Во-вторых, это история проникновения в мир тления и физической смерти — в саму могилу, где храбрец может найти чудесные сокровища, но и цена, которую придется заплатить, вероятно, будет высока. В двух концепциях выделяются два различия; в первом случае подчеркивается важность мудрости и сверхъестественного знания, а сама физическая сила бесполезна. И действительно, физические качества, по большей части вообще игнорируются, потому что взамен них пригодятся заклинания Гроа, проклятия Скирнира, пророчества, сделанные для Сигурда и, прежде всего, помощь Судьбы. Во втором случае идея мудрости вообще не важна, и в конечном итоге враг должен быть побежден только с помощью физической доблести. Даже знания Торкиля должны быть получены с мощными ударами, прежде чем компания сможет вырваться из царства Гейррёда.
Другое отмеченное различие состоит в том, что во втором случае выгода от приключения гораздо более материальна, чем в первом. Сверхъестественная невеста, обучение магической мудрости, разговор с любимыми мертвецами: все это противопоставляется грудам золотых и серебряных сокровищ, которые предлагают царство Гейррёда и обитатели курганов. Некоторые сомнения относительно того, рассматривались ли они первоначально как строго материальные, вызывает история Олава Гейрстадальфа, где победа над мертвым драугом и захват его сокровищ представлены как средство, с помощью которого смог возродиться первый Олав.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как видно из рассмотренных выше саг богам уделяется весьма мало внимания. Не забыт только Один: Хадинг был перенесен в свой чертог конем Слейпниром, который часто переносил всадников в царство мертвых, где подавали чудесный напиток, и открывалось будущее. Есть упоминание о другом конунге, который отправился на поиски Одина в «Саге об Инглинге» (XI, XII), где, как говорят, король Свейгдир дал обет посетить Жилище Богов и найти Одина Старого. Похоже, во время своих поисков он совершил путешествие на юг России, на которое у него ушло пять лет. Очевидно, это не увенчалось успехом, хотя он, как говорят, женился на женщине ванов, так как по возвращении он отправился в Восточную Швецию, не оставив все еще попыток найти Жилище Богов. Наконец, его пригласил карлик к камню, сказав, что там он встретит Одина. Снорри презрительно говорит, что Свейгдир в то время был очень пьян и сразу же вошел в камень, которым сразу же и замкнулся за ним.
Заманчиво думать обо всех возможностях, которые могут скрываться за этой краткой, поверхностно рассказанной историей. Вероятно, история об удалившемся от общества и исчезнувшем в холмах конунгом связана с рассказами о таких людях, как Бард из Сньёфелля, который исчез в горах. Идея добровольного путешествия на восток в поисках Одина и последующего ухода из мира людей не похожа ни на что другое во всей скандинавской литературе. Существуют несколько искаженные свидетельства о путешествии на северо-восток в поисках УдгардаЛоки, которому, по всей видимости, поклонялся Горм, хотя у Снорри он, скорее, великан, нежели бог, противостоящий божествам Асгарда. По большей части именно на гигантов, а не на богов возложена опека над землями мертвых. Гейррёд, Гимир, Фьёльсвинн и гигантские обитатели курганов являются господствующими там главными фигурами, хотя сам Один обычно вполне доступен для поисков, даже если так теоретически считается исключительно учеными, которые любят предполагать, что Свафрторенн или Фьёльсвинн — всего лишь синонимы самых загадочных правителей страны мертвых.
Главный результат, который мы получили в ходе исследования — это новое осознание сложности проблем, связанных с данным предметом. Лишь немногие из изученных нами путешествий представлены конкретно как дорога в страну мертвых, однако они взаимосвязаны и имеют некоторое отношение к царству смерти. Они близки по концепции к сюжетам, связанным со взломом курганов, плаванием на север в сверхъестественное царство и вызовом мертвых из могил, а идея страны вечной жизни странным образом уравновешивает страну вечной смерти. Здесь нет ничего, что можно было бы назвать реальным или вымышленным отражением верований, каким, например, могла бы быть жизнь, проживаемая в горах; это скорее случай смешанных традиций, литературных или религиозных, нашедших отражение в литературных источниках, и, возможно, в некотором роде символизма, значение которого было неправильно понято или забыто.
Большое количество первоисточников указывает на то, что когда-то существовал значительный интерес к торговле между миром живых и миром мертвых. Мы можем вспомнить впечатление от этого, полученное из предыдущих глав. Как мы помним из скандинавской литературы, свидетельства о будущей жизни относились, скорее, к путешествиям в подземное царство, чем с какой-либо непрерывной жизнью, проживаемой там после смерти. Однако большое значение придавалось жизни в кургане. Когда мы подошли к исследованию культа мертвых, возникла идея связи между мертвыми и живыми, поскольку две концепции возрождения и мантического вдохновения посредством мертвых требовали тесного общения между двумя мирами, и снова акцент был сделан на кургане. В главе, посвященной некромантии, мы рассмотрели одну сторону таких отношений — возможность консультироваться с мертвыми и снова вызывать их в мир живых. Здесь мы обнаружили, что с идеей вызова мертвых связана также идея идущих на встречу живых, а в случае пробуждающегося спящего было трудно сказать, действительно ли мы имеем дело с пробудившимся ото сна мертвецом, или с живыми, которые смогли войти в мир мертвых и вернуться оттуда, приобретя его мудрость. В настоящей главе, где мы сконцентрировались на другой стороне картины, можно увидеть, что представление о живых, идущих с большим риском для себя в подземный мир мертвых, очень часто встречается в скандинавской литературе. Сложно сделать однозначный вывод, какова может быть концепция этого подземного мира. Более того, в некоторых рассказах делается акцент на сверхъестественной мудрости, с помощью которой можно совершить путешествие, и на нематериальных дарах, которые можно там получить.
Таким образом, при первоначальном взгляде на скандинавскую литерутуру в определенной степени подтверждается впечатление, что северная мысль не была особенно озабочена четкой концепцией загробного мира. Насколько можно понять, акцент в литературе всегда делается на пути туда, а именно: на опасностях или дороге, по которой может идти дух, а не на постоянной радости или страдании, которые приходят с достижением царства смерти. Пламя, что несет мертвеца к Одину, конь, который может пересекать темные долины на пути к Хель, — именно к ним приковано внимание, и было бы неуместным вспоминать скандинавский похоронный корабль как символ языческой могилы. И когда мы однажды осознали смену точки зрения, что противоположна христианскому отношению к смерти, хотя нетрудно найти параллели с учением мистика и провидца с Дальнего Востока, становится возможным неким образом разгадать очевидный скандинавский парадокс. Здесь нет никакой конкретной и последовательной картины потустороннего мира, но, тем не менее, присутствует интерес к мертвым и смерти, поскольку в скандинавской мифологии сами боги не падут, сражаясь во время Рагнарёка. В то же время является ли также богом мертвых божество войны и поэзии, близнец вдохновения литературы героического века? Далее, поскольку наши умы постоянно устремлены к дороге, а не к цели, мы встаем на путь, по которому идут не только мертвые, но и живые. Земля мертвых, согласно языческой скандинавской мысли, не является закрытой страной, и из нее путешественник, правильно усвоивший древнюю мудрость, может вернуться обратно в мир людей.
До сих пор предпринимались попытки исследовать литературные свидетельства, касающиеся пути мертвых, и, как мы увидели, они включают кое-что из более широкого спектра взаимоотношений мира живых и мира мертвых. Сходство, отмеченное в последней главе, между общением с мертвыми в некоторых стихах и консультацией с живой прорицательницей, записанной в прозаических сагах, предлагает новую линию исследования. Изучение мантических практик и церемоний в скандинавской литературе, особенно в сагах, могло бы пролить больше света на неясность поэтической мифологии. Сделать это здесь, однако, значило бы выйти за рамки настоящей книги, поскольку невозможно обсуждать подобные свидетельства без учета всего предмета норвежского колдовства, которое на первый взгляд имеет мало общего с культом мертвецов. Могут ли существовать более глубокие отношения, чем признается в настоящее время, я надеюсь рассмотреть в ходе дальнейшего исследования. На данный момент концепция хельвега, дороги к Хель, полученная из внимательного изучения литературы, достаточно последовательна, чтобы иметь самостоятельное значение. По мере увеличений наших сведений о дохристианской мысли в древнескандинавской литературе мы лучше сможем осознать ее глубинное значение.

Древние египтяне оставили после себя впечатляющие масштабные сооружения и загадочные иероглифы, описывающие взлеты и падения их правителей. Египетская цивилизация просуществовала на северо-востоке Африканского континента более сорока веков с середины IV тысячелетия до н. э. по IV столетие н. э. Представления о загробной жизни в древнем Египте от современных существенно отличались деталями. В целом же они создали за порогом смерти мир, подобный земному. Три составляющие нематериальной души были тесно связаны с телесным воплощением, поэтому египтяне уделяли много внимания погребению и сохранению мертвого тела.

Ах, Ба и Ка — три элемента духа

В современном мире не найти точного соответствия древнеегипетским понятиям о душе. «Ах» связывают с духовными силами человека. Эта часть находится в тесном контакте с физическим телом. Частица «Ба» представляла собой чистый дух и способна была покидать мертвеца при погребении, странствуя по миру. «Ка» считалось наиболее важным элементом нематериального тела египтянина. Оно содержало его личность, характер, индивидуальные особенности, предписанную человеку судьбу. После смерти носителя «Ка» требовало жертвоприношений в виде пищи, иначе могло прекратить существование. А после уничтожения этой частицы духа и жизнь человека в загробном мире прекратилась бы безвозвратно. Становится понятно, почему мумификация проводилась так тщательно, а погребение старались сделать понадежнее, защищая покойного от диких животных и грабителей.

Жизнь за порогом смерти по представлению древних египтян

Бальзамировщик выполнил свою работу и можно не беспокоиться за сохранность «Ах», «Ба» и «Ка». Строители соорудили гробницу. Все готово к погребению. Вместе с саркофагом, где покоилось тело покойного, помещались внутренние органы в отдельных сосудах. В гробнице размещали все, что понадобится мертвецу в новой посмертной жизни. Поначалу путь египтянина после смерти вел к звездам, а в более поздний период — в подземный мир. Но в обоих случаях ему приходилось преодолевать различные трудности, чтобы добраться до вожделенной новой нематериальной жизни. На следующем этапе умерший оказывался на последнем суде и если он давал правильные ответы, то попадал в Царство Осириса, бога мертвых.

• Путь в загробный мир даже для фараонов был сложен и тернист. Египтяне составили подробные карты для душ покойных с описанием пути. Им предстояло преодолеть зловещие Подземные Пещеры и многочисленные таинственные Врата, требующие назвать правильные наименования составляющих их конструкций. Представление о загробной жизни позволяло избежать всех ловушек и опасностей, подстерегавших умершего в Древнем Египте.
• Лишь после этого египтянин попадал в чертог Обеих Истин, где его ждал последний суд. На троне возвышался над подсудимым бог мертвых Осирис. По обе руки от него находились две богини — Исида и Нефтида. У подножья трона расположился трибунал из сорока двух богов. Решение принимали с помощью весов: на одну чашу клали сердце умершего, а на другую — страусовое перо богини справедливости Маат. Каждый из богов задавал человек вопрос о его жизни. Если подсудимый давал ложные ответы, то сердце оказывалось легче истины и чаша поднималась вверх. В случае, если приговор был в пользу умершего, то ему позволялось войти в царство мертвых. В противном случае он поглощался Пожиратильницей.
• Если на суде все проходило благополучно, нематериальное тело египтянина отправлялось в Царство Осириса. Это не означало, что теперь все опасности позади. В загробном мире древних египтян поджидали еще более зубастые крупные хищники, знакомые им по миру живых. Каждый продолжал жить также, как и на Земле, только чуточку лучше: обычный крестьянин становился зажиточным крестьянином, а богач приобретал большее состояние. Хотя человек был мертв, его «Ка» нуждалось в одежде, постели, чтобы спать, миске для еды, любимых вещах. Потребности эти удовлетворялись материально с помощью погребальной утвари и жертвоприношений. Умерший способен был посещать живых родственников и друзей.

Представления о загробной жизни в Древнем Египте берут начало из легенды о боге Осирисе, умершем и горько оплакиваемом своими сестрами. Одна из них — Исида — рыдала столь горько, что верховное божество Ра сжалилось над ней и послало бога Анубиса. Он собрал части тела Осириса, забальзамировал и запеленал. Исида зачала дитя от мертвого брата. Так появился Гор, а Осирис вернулся к жизни и стал править Царством Мертвых.

Читайте также:

Что чувствует человек, когда умирает: интересные факты о последних мгновениях жизни

Следующий президент России 2018: предсказания