Сочинения
Вожатый — это название второй главы Капитанской дочки. Произведение Капитанская дочка читается быстро и каждая глава важна для главного героя. Так, в жизни Петруши события, что произошли во второй главе что именуется Вожатый, оказали влияние на дальнейшую судьбу главного героя.
Глава Вожатый Капитанская дочка
Почему эта глава важна для Петруши Гринева? А все потому, что именно в этой части он впервые встретится с Пугачевым — народным предводителем, который в дальнейшем еще ни раз поможет парню. Можно даже сказать, что Пугачев станет вожатым для Петруши по жизни, ну а пока Петруша не знает кто это и сама встреча произошла случайно, когда Гринев и Савельич заблудились в дороге, направляясь на будущее место службы Петруши. Именно в этот миг и появляется незнакомец, который вызвался проводить до ближайшего дома. Как выглядит незнакомец и какой рисует нам портрет Вожатого в Капитанской дочке автор произведения? Здесь мы видим, что это человек сорока лет, худощав, с широким плечами, черной бородой. Описывая портрет вожатого, стоит упомянуть и таинственный разговор с хозяином постоялого двора, который велся на непонятном для Петруши языке.
Хочется ответить на вопрос, почему глава начинается народной песней, и здесь, мне кажется, автор хотел нам показать драматичность момента, ведь как ни как, Гринев уезжает из родительского дома, для него начинается более взрослая жизнь вдали от родительского гнезда. И здесь с помощью песни, автор передает общее состояние души Петруши. Но, вернемся к встрече.
Незнакомец выполнил обещание и привел к дому заблудившихся в дороге, за что Петруша отблагодарил мужика, отдав свой тулуп и угостив вином. Далее каждый пошел своей дорогой и Петруша попал на прием к генералу.. Здесь состоялся интересный разговор Гринева с генералом, который в последствии направляет парня на службу в глушь, в Белгородскую крепость. Но, несмотря на то, что пути Петруши и незнакомца временно разошлись, в Капитанской дочке это только первая встреча с вожатым, а далее встречи будут еще и еще, но о них мы поговорим позже.
Краткое содержание — Разбор второй главы произведения «Капитанская Дочка»
А какую оценку поставите вы?
Капитанская дочка. Глава «Вожатый» план-конспект урока по литературе (8 класс) на тему
Тема: А.С. Пушкин. «Капитанская дочка», глава «Вожатый»
Цели урока: 1. Организовать чтение текста произведения в ключе жанра романа.
2. Выделить основные эпизоды II главы и рассмотреть их как факты внешней и внутренней биографии героя.
3. Выделить христианскую основу в отношениях Гринёва и Пугачёва.
Домашнее задание предыдущего урока. Прочитать II главу, выделить основные эпизоды, определить символический смысл начала главы, эпиграфа, образа бурана.
Методика урока. Аналитическая беседа. Формы: коллективная, частично групповая.
Технологии: сотрудничества “педагог – учитель”.
Ход урока
В начале урока ученикам предлагается вспомнить выводы по работе над текстом I главы, особенности жанра романа. Ученики отвечают, что на первый план выдвигается человеческая личность, сюжетные события определяют дальнейшую судьбу героя. Главный герой романа Петр Гринёв предстаёт в I-ой главе как человек чести.
На доске и в тетрадях записываются слова О.Э. Мандельштама “Мера романа – человеческая биография”.
Работу над текстом II главы начинаем с обращения к смыслу названия главы, смыслу эпиграфа. Ученики выясняют прямые значения слов вожатый – проводник, указчик дороги. Эпиграф обращён к судьбе молодого человека, которого на жизненном пути ждут испытания.
Затем начинается беседа по вопросам к тексту II главы, прочитанной учащимися дома.
1. Какой момент в жизни героя (Гринёва) предстаёт во второй главе?
2. Герой находится в пути к месту службы. Что такое путь для героя романа?
3. Путь связан не только с внешним перемещением, но и с внутренними решениями, переживаниями, на нём могут быть и непоследовательность действий, и ошибки.
4. Что значит для Петра Гринёва вступление в жизнь?
5. Это испытание, столкновение со сложностью бытия.
6. Имеет ли образ бурана в романе символический смысл?
Буран – природная стихия, человек над ней не властен; стихия несёт человеку смертельную опасность. Именно посреди этой стихии происходит встреча Гринёва с вожатым, который спасает Петра от гибели. Гринёв столкнется затем с бунтом, исторической стихией, где спасёт его милосердие Пугачева, стихия жизни может быть побеждена добрым отношением людей друг к другу.
Можно ли рассматривать столкновение со слепой стихией как испытание героя?
Да, в этом испытании все герои ведут себя достойно.
* Что привлекло Гринева в вожатом?
* А вам симпатичен этот герой?
Умный, смешливый, осознающий свою грешность, способный ценить справедливость и добро, вожатый у всех вызывает симпатию.
* Какую роль играет сон?
Это пророческий сон. Петруше Гриневу привиделось все его будущее. Сон возвращает читателя в мир души главного героя, в мир ощущений, необъяснимых предчувствий.
* Какие отношения побеждают в ссоре, а какие в примирении Гринёва и Савельича?
Бильярдный дом Гринёва обозначает границу детской игры и взрослой самостоятельности. В их соре на первом плане – внешняя социальная роль: Гринёв – господин, Савельич – слуга. Но это происходит лишь на словах, они связаны дружеской сердечностью, любовью, что и приводит к примирению. Раскаяние Гринёва есть его настоящий взрослый поступок. Это, на первый взгляд, незначительное событие (размолвка и примирение героев) открывает общую художественную ситуацию романа, в котором жестокость войны – это доведённая до предела сословная рознь, но в мире романа обнаруживается более глубокие – человеческие – отношения, они заставляют героев быть милосердными вопреки логики раздора, сословных противоречий, ощущать себя братьями.
* Как выражает чувство благодарности вожатому Петруша Гринёв?
Дарит заячий тулупчик. На первый взгляд Гринёв поступает против правил, закона поведения дворянина в отношениях с мужиком, он проявляет себя излишне щедрым, человечным. Его дворянская милость и есть милосердие. Помня его добро, Пугачёв ответит тоже добром.
* Можно ли считать, что Гринёв не нарушил законов чести?
Да, он поступил как человек чести.
* Как Петр Гринёв воспринимает известие о своём назначении в Белогорскую крепость?
* Что происходит в его душе?
Он огорчён, но чувство долга не даёт воли возмущению или досаде, он повинуется приказу, хотя и с неохотой. То, что Гринёв принимает приказ как должное, говорит о его мужестве и благородстве души. Хотя он и лукавит, объясняя Андрею Карловичу, что “держать в ежовых рукавицах” значит ласковое обращение. Но в этом проявляется прямота и бесхитростность Гринёва-рассказчика: он не выставляет себя лучше, чем он был.
Обобщение.
Как вы понимаете смысл названия главы после размышления над текстом на уроке?
Пугачёв станет особенным человеком в жизни Петра Гринёва. Это их первая встреча. Во всех четырёх встречах героев милосердие является нервом их отношений. “Что, брат, прозяб”? – уже в этом обращении брат – от дворянина к мужику – нет сословной субординации, есть сочувствие и уважение к человеку, благодарность к спасителю. Братство людей окажется выше жестокости времени. Так бытовые события в жизни героев приобретает символический смысл.
Презентация
Домашнее задание:
Прочитать 3-5 главы романа, определить основные эпизоды; проанализировать, каким предстаёт в них Петр Гринёв.
Гринев и Пугачев в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»
Нашли ошибку? Напишите нам
4.0/5, Голосов: 121 На уроке литературы мы познакомились с произведением Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка». В этой повести описываются события одного из самых больших восстаний России-Пугачевского восстания. Главный герой произведения- русский солдат Петр Гринев. На протяжении повести Гринев и Пугачев встречались четыре раза Перед тем как отправить Петрушу на фронт отец сказал ему: «Береги честь смолоду». Именно эти слова стали его жизненным кредо. Первая встреча Гринева и Пугачева была во время метели. Пугачев предстал перед ним как вожатый. Хотя Петя воспитывался в дворянской семье, для него никогда не было расслоения общества на бедных и богатых. Гринев согрел вожатого и даже отдал ему свой заячий тулуп, что очень удивило Пугачева. Уже после этой встречи Пугачев начал понимать его приоритеты. Во всех последующих встречах Пугачев проверяет Гринева на смелость, он наблюдает как поведет себя Гринев в разных ситуациях. Несмотря то что Пугачев считался тираном, для Гринева он становится другом. В их беседах всегда есть прямолинейность, Гринев не боялся смерти, он всегда ставил себя как слугу императрицы. Пугачеву всегда хотелось иметь у себя в войске такого человека, ведь каждый из восставших был предателем и в любой момент могли предать его. Пугачев уважает Гринева за что, что он никогда не изменяет своим принципам. Даже на казни Гринев оказал ту поддержу Пугачеву, которая была ему необходима в такой не легкий момент. Мне очень нравится образ Гринева, он настоящий мужчина! Хотелось бы, чтобы таких людей было по-больше.
Как характеризует гринева решение подарить вожатому свой заячий тулуп
Будучи застигнутыми непогодой в степи, путники встречают незнакомца, который взялся вывести их к жилью. И вот, после того как вожатый довел их постоялого двора, Гринев решил отблагодарить его. Увидев, что тот «в одном худеньком армяке» , Петр подарил вожатому свой заячий тулуп. И даже признание мужика о том, что тулуп свой он «заложил вечор у целовальника» и протесты Савельича не повлияли на решение Петруши. А ведь еще недавно он просил прощения у Савельича за свое поведение и «дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни одною копейкою» . Что это: очередное утверждение себя в роли хозяина или великодушие? Савельич относится к провожатому с недоверием, видит в нем пьяницу, разбойника: «Зачем ему твой заячий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке» . А Петруша видит в незнакомце человека, оказавшего им помощь в трудную минуту, возможно, даже спасшего их от смерти. Он не мог не отблагодарить его за помощь, к тому же замечает, что одет незнакомец «слишком легко» . И хотя тулупчик едва налезает на мужика, тот «чрезвычайно доволен.. . подарком» : «Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей» . В последующих главах мы видим, чем обернулось для Петруши проявленное великодушие по отношению к простому мужику. Пугачев не забыл своих слов и сделал добра для Петра Гринева и Маши Мироновой во сто крат больше. Говорят: «От добра не жди добра» . А этот эпизод опровергает народную мудрость и учит быть добрыми, внимательными к бедам и заботам других людей.
Яна Александровна Гайдукова. Сайт учителя.
СТАРУХА
Я шел по широкому полю, один.
И вдруг мне почудились легкие, осторожные шаги за моей спиною… Кто-то шел по моему следу.
Я оглянулся — и увидал маленькую, сгорбленную старушку, всю закутанную в серые лохмотья. Лицо старушки одно виднелось из-под них: желтое, морщинистое, востроносое, беззубое лицо.
Я подошел к ней… Она остановилась.
— Кто ты? Чего тебе нужно? Ты нищая? Ждешь милостыни?
Старушка не отвечала. Я наклонился к ней и заметил, что оба глаза у ней были застланы полупрозрачной, беловатой перепонкой, или плевой, какая бывает у иных птиц: они защищают ею свои глаза от слишком яркого света.
Но у старушки та плева не двигалась и не открывала зениц… из чего я заключил, что она слепая.
— Хочешь милостыни? — повторил я свой вопрос. — Зачем ты идешь за мною? — Но старушка по-прежнему не отвечала, а только съежилась чуть-чуть.
Я отвернулся от нее и пошел своей дорогой.
И вот опять слышу я за собою те же легкие, мерные, словно крадущиеся шаги.
«Опять эта женщина! — подумалось мне. — Что она ко мне пристала? — Но я тут же мысленно прибавил: — Вероятно, она сослепу сбилась с дороги, идет теперь по слуху за моими шагами, чтобы вместе со мною выйти в жилое место. Да, да; это так».
Но странное беспокойство понемногу овладело моими мыслями: мне начало казаться, что старушка не идет только за мною, но что она направляет меня, что она меня толкает то направо, то налево, и что я невольно повинуюсь ей.
Однако я продолжаю идти… Но вот впереди на самой моей дороге что-то чернеет и ширится… какая-то яма… «Могила! — сверкнуло у меня в голове. — Вот куда она толкает меня!»
Я круто поворачиваю назад… Старуха опять передо мною… но она видит! Она смотрит на меня большими, злыми, зловещими глазами… глазами хищной птицы… Я надвигаюсь к ее лицу, к ее глазам… Опять та же тусклая плева, тот же слепой и тупой облик…
«Ах! — думаю я… — эта старуха — моя судьба. Та судьба, от которой не уйти человеку!»
«Не уйти! не уйти! Что за сумасшествие?.. Надо попытаться». И я бросаюсь в сторону, по другому направлению.
Я иду проворно… Но легкие шаги по-прежнему шелестят за мною, близко, близко… И впереди опять темнеет яма.
Я опять поворачиваю в другую сторону… И опять тот же шелест сзади и то же грозное пятно впереди.
И куда я ни мечусь, как заяц на угонках… всё то же, то же!
«Стой! — думаю я. — Обману ж я ее! Не пойду я никуда!» — и я мгновенно сажусь на землю.
Старуха стоит позади, в двух шагах от меня. Я ее не слышу, но я чувствую, что она тут.
И вдруг я вижу: то пятно, что чернело вдали, плывет, ползет само ко мне!
Боже! Я оглядываюсь назад… Старуха смотрит прямо на меня — и беззубый рот скривлен усмешкой…
— Не уйдешь!
Февраль, 1878
Одна тайная ссылка.
Будучи застигнутыми непогодой в степи, путники встречают незнакомца, который взялся вывести их к жилью. И вот, после того как вожатый довел их постоялого двора, Гринев решил отблагодарить его. Увидев, что тот «в одном худеньком армяке» , Петр подарил вожатому свой заячий тулуп. И даже признание мужика о том, что тулуп свой он «заложил вечор у целовальника» и протесты Савельича не повлияли на решение Петруши. А ведь еще недавно он просил прощения у Савельича за свое поведение и «дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни одною копейкою» . Что это: очередное утверждение себя в роли хозяина или великодушие? Савельич относится к провожатому с недоверием, видит в нем пьяницу, разбойника: «Зачем ему твой заячий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке» . А Петруша видит в незнакомце человека, оказавшего им помощь в трудную минуту, возможно, даже спасшего их от смерти. Он не мог не отблагодарить его за помощь, к тому же замечает, что одет незнакомец «слишком легко» . И хотя тулупчик едва налезает на мужика, тот «чрезвычайно доволен.. . подарком» : «Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей» . В последующих главах мы видим, чем обернулось для Петруши проявленное великодушие по отношению к простому мужику. Пугачев не забыл своих слов и сделал добра для Петра Гринева и Маши Мироновой во сто крат больше. Говорят: «От добра не жди добра» . А этот эпизод опровергает народную мудрость и учит быть добрыми, внимательными к бедам и заботам других людей.
более месяца назад
9 класс.
Цели урока:. Организовать чтение текста произведения в ключе жанра романа. Выделить основные эпизоды II главы и рассмотреть их как факты внешней и внутренней биографии героя. Выделить христианскую основу в отношениях Гринёва и Пугачёва.
Домашнее задание предыдущего урока. Прочитать II главу, выделить основные эпизоды, определить символический смысл начала главы, эпиграфа, образа бурана.
Методика урока. Аналитическая беседа. Формы: коллективная, частично групповая.
Технологии: сотрудничества “педагог – учитель”.
Ход урока
В начале урока ученикам предлагается вспомнить выводы по работе над текстом I главы, особенности жанра романа. Ученики отвечают, что на первый план выдвигается человеческая личность, сюжетные события определяют дальнейшую судьбу героя. Главный герой романа Петр Гринёв предстаёт в I-ой главе как человек чести.
На доске и в тетрадях записываются слова О. Э. Мандельштама “Мера романа – человеческая биография”.
Работу над текстом II главы начинаем с обращения к смыслу названия главы, смыслу эпиграфа. Ученики выясняют прямые значения слов вожатый – проводник, указчик дороги. Эпиграф обращён к судьбе молодого человека, которого на жизненном пути ждут испытания.
Затем начинается беседа по вопросам к тексту II главы, прочитанной учащимися дома.
1.Какой момент в жизни героя (Гринёва) предстаёт во второй главе? 2.Герой находится в пути к месту службы. Что такое путь для героя романа? 3.Путь связан не только с внешним перемещением, но и с внутренними решениями, переживаниями, на нём могут быть и непоследовательность действий, и ошибки. 4.Что значит для Петра Гринёва вступление в жизнь? 5.Это испытание, столкновение со сложностью бытия. 6.Имеет ли образ бурана в романе символический смысл? Буран – природная стихия, человек над ней не властен; стихия несёт человеку смертельную опасность. Именно посреди этой стихии происходит встреча Гринёва с вожатым, который спасает Петра от гибели. Гринёв столкнется затем с бунтом, исторической стихией, где спасёт его милосердие Пугачева, стихия жизни может быть побеждена добрым отношением людей друг к другу.
Можно ли рассматривать столкновение со слепой стихией как испытание героя?
Да, в этом испытании все герои ведут себя достойно.
•Что привлекло Гринева в вожатом? •А вам симпатичен этот герой? Умный, смешливый, осознающий свою грешность, способный ценить справедливость и добро, вожатый у всех вызывает симпатию.
•Какую роль играет сон? Это пророческий сон. Петруше Гриневу привиделось все его будущее. Сон возвращает читателя в мир души главного героя, в мир ощущений, необъяснимых предчувствий.
•Какие отношения побеждают в ссоре, а какие в примирении Гринёва и Савельича? Бильярдный дом Гринёва обозначает границу детской игры и взрослой самостоятельности. В их соре на первом плане – внешняя социальная роль: Гринёв – господин, Савельич – слуга. Но это происходит лишь на словах, они связаны дружеской сердечностью, любовью, что и приводит к примирению. Раскаяние Гринёва есть его настоящий взрослый поступок. Это, на первый взгляд, незначительное событие (размолвка и примирение героев) открывает общую художественную ситуацию романа, в котором жестокость войны – это доведённая до предела сословная рознь, но в мире романа обнаруживается более глубокие – человеческие – отношения, они заставляют героев быть милосердными вопреки логики раздора, сословных противоречий, ощущать себя братьями.
•Как выражает чувство благодарности вожатому Петруша Гринёв? Дарит заячий тулупчик. На первый взгляд Гринёв поступает против правил, закона поведения дворянина в отношениях с мужиком, он проявляет себя излишне щедрым, человечным. Его дворянская милость и есть милосердие. Помня его добро, Пугачёв ответит тоже добром.
•Можно ли считать, что Гринёв не нарушил законов чести? Да, он поступил как человек чести.
•Как Петр Гринёв воспринимает известие о своём назначении в Белогорскую крепость? •Что происходит в его душе? Он огорчён, но чувство долга не даёт воли возмущению или досаде, он повинуется приказу, хотя и с неохотой. То, что Гринёв принимает приказ как должное, говорит о его мужестве и благородстве души. Хотя он и лукавит, объясняя Андрею Карловичу, что “держать в ежовых рукавицах” значит ласковое обращение. Но в этом проявляется прямота и бесхитростность Гринёва-рассказчика: он не выставляет себя лучше, чем он был.
Обобщение.
Как вы понимаете смысл названия главы после размышления над текстом на уроке?
Пугачёв станет особенным человеком в жизни Петра Гринёва. Это их первая встреча. Во всех четырёх встречах героев милосердие является нервом их отношений. “Что, брат, прозяб”? – уже в этом обращении брат – от дворянина к мужику – нет сословной субординации, есть сочувствие и уважение к человеку, благодарность к спасителю. Братство людей окажется выше жестокости времени. Так бытовые события в жизни героев приобретает символический смысл.
Домашнее задание:
Прочитать 3-5 главы романа, определить основные эпизоды; проанализировать, каким предстаёт в них Петр Гринёв.
Сторона ль моя, сторонушка, сторона незнакомая и т. д. Эпиграф является слегка измененной цитатой из рекрутской песни «Породила меня матушка», напечатанной в «Новом и полном собрании российских песен» (М., 1780, ч. III, № 68). В рукописи второй главы этому эпиграфу предшествовал другой: «Где ж Вожатый? Едем!», взятый из стихотворения Жуковского «Желание» (1811).
«Гринев, увидев Пугачева в степи, спрашивает его:
«Послушай, мужичок, — сказал я ему, — знаешь ли ты эту сторону?..
— Сторона мне знакомая, — отвечал дорожный…»
Слегка изменяя строку песни, продолжая ее образ, Пушкин как бы спорит с ней. Степь не чужбина для Пугачева.
Так слова песни переходят в диалог героя» (Шкловский, с. 53).
Проигрыш мой, по тогдашним ценам, был немаловажен. Понижение покупательной способности рубля при одновременном росте цен являлось характерной особенностью экономического развития России в XVIII—XIX веках. Периоды медленного развития этого процесса сменялись годами, когда происходили резкие скачки цен: во времена Пушкина значительное понижение покупательной способности рубля наступило после наполеоновских войн. Повествуя о проигрыше Гринева, Пушкин, вероятно, сравнивал цены 1830-х годов с ценами времен пугачевского восстания. Между тем свои записки Гринев, по замыслу Пушкина, писал в первые годы царствования Александра I, когда курс рубля еще не столь сильно понизился по сравнению с 1770-ми годами, как это наблюдалось в 1830-е годы.
Кибитка ехала по узкой дороге и т. д. Ср. с очерком С.Т. Аксакова «Буран», который был напечатан анонимно в альманахе «Денница на 1834 год»: «Небольшой обоз тянулся по узенькой, как ход крестьянских саней, проселочной дорожке, или лучше сказать — следу будто недавно проложенному по необозримым снежным пустыням. <…> Быстро поднималось и росло белое облако с востока, и когда скрылись за горой последние бледные лучи закатившегося солнца — уже огромная снеговая туча заволокла большую половину неба и посыпала из себя мелкий снежный прах; уже в обыкновенном шуме ветра слышался иногда как будто отдаленный плач младенца, а иногда вой голодного волка. <…> Снеговая белая туча, огромная, как небо, обтянула весь горизонт и последний свет красной, погорелой вечерней зари быстро задернула густою пеленою. Вдруг настала ночь… наступил буран со всей яростью, со всеми своими ужасами. Разыгрался пустынный ветер на приволье, взрыл снеговые степи, как пух лебяжий вскинул их до небес… Все одел белый мрак, непроницаемый, как мрак самой темной осенней ночи! Все слилось, все смешалось: земля, воздух, небо превратились в пучину кипящего снежного праха, который слепил глаза, занимал дыханье, ревел, свистал, выл, стонал, бил, трепал, вертел со всех сторон, сверху и снизу, обвивался, как змей, и душил все, что ему ни попадалось. <…> Буран свирепел час от часу. Бушевал всю ночь и весь следующий день, так что не было никакой езды. Глубокие овраги сделались высокими буграми… Наконец, стало понемногу затихать волнение снежного океана, которое и тогда еще продолжается, когда небо уже блестит безоблачной синевою. Прошла еще ночь. Утих буйный ветер, улеглись снега. Степи представляли вид бурного моря, внезапно оледеневшего…» (Аксаков С.Т. Собр. соч. в 4-х т., т. 2. М., Гослитиздат, 1955, с. 406—411).
Сопоставив описание бурана в «Капитанской дочке» и в очерке С.Т. Аксакова, А. Поляков писал: «…мы имеем типичную пушкинскую переработку, сухую и сжатую, в противовес растянутому и эмоционально насыщенному оригиналу» (Пушкин в мировой литературе. Сборник статей. Л., ГИЗ, 1926, с. 288).
Двадцать лет спустя Л.Н. Толстой пишет рассказ «Метель». Поводом к созданию «Метели» послужило происшествие, случившееся с Толстым 24 января 1854 года, когда он возвращался с Кавказа в Ясную Поляну. Отметив в своем дневнике, что он был в дороге с 22 числа, Толстой продолжает: «24 в Белгородцевск<ой>, 100 <верст> от Черк<асска>, плутал целую ночь. И мне пришла мысль написать рассказ «Метель». Рассказ был написан, как указывает автор, 11 февраля 1856 года. «Связь «Метели» с «Капитанской дочкой» при появлении повести отметил лично хорошо знавший тогда Толстого А.В. Дружинин» (Шкловский, с. 84).
Герой «Метели», подобно Петру Гриневу, сбивается с дороги во время снежной бури. Следует продолжительное описание поисков санного пути, которые оказываются тщетными; путешественникам грозит опасность потеряться и погибнуть в метели. Замерзающий герой видит сон, в котором, на первый взгляд, необъяснимые и странным образом сплетены предвидение (как у Гринева) и воспоминание, полубред-полуявь. Молодой дворянин-офицер видит во сне свое имение, летний зной и себя, засыпающего на скамье в саду, у пруда. Сон во сне внезапно прерван криками баб, стиравших белье в пруду: только что здесь, в омуте, утонул человек, чужой мужик, неизвестный. Героя в первый момент осеняет благородная идея спасти утопающего, на глазах у всех, поразив своим поступком присутствующих. Он уже видит себя входящим в воду, а затем мужественно приближающимся к омуту — и в то же время не трогается с места, вспомнив, что он плохо плавает. Следующий момент, наступивший непосредственно после подсознательного решения героя не бросаться в воду, невероятно «растянут» Толстым в воспоминании героя. Время остановилось, и при этом безвозвратно уходят последние минуты, секунды, когда человека еще можно спасти. Появляются мужики с неводом, и, наконец, на переднем плане действия возникает другой герой — дворовый мужик Федор Филиппыч, всегда расторопный и деловитый, предмет постоянного сознательного и бессознательного ревнивого любования молодого помещика, — любования, подчас смешанного с некоторой завистью. И вот застывший словно в столбняке рассказчик видит, как Федор Филиппыч спокойно и естественно, как ни в чем ни бывало, раздевается на ходу, не теряя ни одной лишней секунды. Еще момент — и он красиво, саженками (и это тоже отмечено пристальным взглядом рефлектирующего свидетеля) плывет к тому страшному месту; затем, ныряет и показывает мужикам, куда нужно забросить невод. Утопленника вылавливают, как рыбу, и вытаскивают на берег. Появившаяся на месте происшествия тетушка главного героя огорчена, но спешит тут же успокоить племянника и увести его прочь.
И дальше герою снится, что уже не там, а здесь, в степи, мужик, который незадолго до того, как герой заснул, вызвался было вывести путников на дорогу, что мужик этот и есть Федор Филиппыч. И сон, перестав быть воспоминанием, становится в чем-то предвидением, а в чем-то прозрением, — недоосознанным, не воплощенным в чем-то самом важном, в какой-то своей первооснове До конца. Мужик — он же Федор Филиппыч — во сне спасает героя. И в благодарность за спасение молодой офицер — тоже во сне — целует мужичью руку. И рука эта кажется ему мягкой и сладкой. В этот миг сон на минуту прерывается — а наяву опасность еще не миновала, метель продолжает бушевать, кругом не видно ни зги. В вялом раздражении отмахиваясь от яви, герой торопится возвратиться в сон; ему хочется вернуться к ощущению безопасности и тепла, хочется снова целовать руку мужика-спасителя, того самого, с которым после, проснувшись и увидев свое спасение уже не во сне, а наяву, он обойдется устало-равнодушно, с некоторым оттенком обычного барского высокомерия, так, как будто ничего примечательного не произошло и спасение странствующего барина посторонним встречным мужиком — вещь сама собой разумеющаяся.
Если сопоставить сон Гринева о «страшном мужике», который тщетно просит молодого дворянина «подойти под его благословение», со сновидением толстовского героя, можно увидеть явное, сознательное или бессознательное, «размывание барьера» — того барьера социальной розни, который был абсолютно непреодолим и во времена «Капитанской дочки», и в пушкинские времена. Этот барьер сохранен еще и у Толстого, но вряд ли автор и герой «Метели» уверены в его абсолютности и незыблемости. Иную историческую эпоху, иное мироощущение, принципиально новый этап и уровень дворянского самосознания воссоздал Толстой, наследник Пушкина в истории русской литературы, русской общественной, этической мысли.
«А бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек». Ср. со следующим местом из путевого рассказа А. Крюкова «Киргизский набег»: «…заметив однажды вдали неподвижную точку, я спросил одного из моих казаков, не может ли он рассмотреть, что там чернеется? — «Куст или беркут», — отвечал он сухо» («Северные цветы» на 1830 год, проза, с. 130).
Через две минуты мы поравнялись с человеком и т. д. Так в роман вводится впервые образ Пугачева. По мнению А.М. Скабичевского, «изобразить верно и в настоящем свете подобного рода личность тем труднее, чем сильнее действует она на воображение и невольно влечет художника к каким-нибудь преувеличениям. Стоило Пушкину немножко более, чем следует, перепустить густых черных красок, что было так легко сделать сообразно тому ужасу и отвращению, какое возбуждал Пугачев в современниках Пушкина, и вышел бы мелодраматический злодей, ни с чем не сообразное нравственное чудовище; стоило бы от живой действительности хоть на один шаг вступить в область эффектных романтических образов, и вышло бы нечто вроде Карла Моора, образ очень красивый сам по себе, но чуждый исторической правде. Пушкин гениально избег и того, и другого. Ему и Пугачева удалось свести на почву осязательной и будничной действительности. Правда, является он на сцену романа не без поэтичности: словно какой-то мифический дух грозы и бури он внезапно вырисовывается перед читателем из мутной мглы бурана, но вырисовывается вовсе не для того, чтобы сразу поразить вас, как нечто выдающееся и необыкновенное. Является он простым беглым казаком, полураздетым бродягою, только что пропившим в кабаке последний свой тулуп» (Скабичевский А.М. Сочинения, т. 2. СПб., 1890, стлб. 673).
А.М. Скабичевский, автор обзора «Наш исторический роман в его прошлом и настоящем», усматривал в «Капитанской дочке» художественное совершенство, строгую, трезвую — реальность и историческое беспристрастие. С оценкой, данной А.М. Скабичевским образу Пугачева, интересно сопоставить точку зрения Марины Цветаевой, высказанную полвека спустя:
«Пушкинский Пугачев, — пишет она, — помимо дани поэта — чаре, поэта — врагу, еще дань эпохе: Романтизму. У Гете — Гетц, у Шиллера — Карл Моор, у Пушкина — Пугачев. Да, да, эта самая классическая, кристальная, и, как вы ее еще называете, проза — чистейший романтизм, кристалл романтизма. Только те своих героев искали и находили либо в дебрях прошлого, этим бесконечно себе задачу облегчая и отдаленностью времен лишая их последнего правдоподобия, либо (Лермонтов, Байрон) — в недрах лирического хаоса, — либо в себе, либо в нигде. Пушкин же своего героя взял и вне себя и из предшествующего ему поколения (Пугачев по возрасту Пушкину — отец), этим бесконечно себе задачу затрудняя. Но зато: и Карл Моор, и Гетц, и Лара, и Мцыри, и собственный пушкинский Алеко — идеи, в лучшем случае — видения, Пугачев — живой человек. Живой мужик. И этот живой мужик — самый неодолимый из всех романтических героев. Сравнимый только с другим реалистическим героем, праотцом всех романтических: Дон-Кихотом» (Цветаева, с. 138—139).
В последние годы исследователи настойчиво сопоставляют стихотворение Пушкина «Бесы» со сценой бурана во второй главе «Капитанской дочки». В. Непомнящий утверждает, что «роман о пугачевщине, в начале которого завывает буран (и прежде всего линия Гринева), — во многих отношениях параллель к пушкинским сказкам, у «колыбели» которых стояло стихотворение «Бесы» (Непомнящий, с. 158). Автор статьи отдает должное М. Цветаевой, которая выделяет в «Капитанской дочке» некоторые черты сказочности («Пушкин и Пугачев»). Говоря о совпадении тональности, общего настроя «Бесов» с проблематикой пушкинских сказок, В. Непомнящий утверждает «невозможность спокойно поставить твердую точку, сказав: «Вот это пень, а вот это — волк» <…> И кажется, что, убегая от ощущения загадочности бытия и своего пути в нем — ощущения, наполнявшего «Бесов», он <Пушкин> приходит к загадочности не менее очевидной, но еще более грозной.
Все как будто возвращается на круги своя, и возвращение это, кажется, не будет иметь предела.
Он уходит от своей личной судьбы в эпос, в историю, к «судьбе народной». Он пишет историю Пугачева и роман о пугачевщине. Оставлены и фантасмагория «Бесов», и вымышленная сказочная вселенная, — и вот уже не «Еду, еду в чистом поле», уже не от первого лица, а по вполне реальной, обычной «узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями», едет, едет обыкновенный Петруша Гринев с обыкновенным ямщиком и обыкновенным Савельичем — и вдруг… «Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!» (там же, с. 156). Независимо от В. Непомнящего Г.П. Макогоненко отмечает смысловые и стилистические соответствия, цитируя текст «Бесов» и описание бурана в «Капитанской дочке»:
«Обращает на себя внимание сознательно выдержанное сходство сюжетных мотивов «Бесов» и главы в романе: метель застает путников «в чистом поле», вьюга занесла дорогу, кони остановились. В конце концов дорогу находят, и лошади вновь увозят путников навстречу жилью. <…> Подчеркивание общего мотива дороги нужно Пушкину, чтобы резче, контрастнее выступило новое разрешение кризисной ситуации. В «Бесах» дорога потеряна, кони стали, но затем, напрягая свои силы, они помчали вперед, навстречу опасности, бесам, волку… Была ли найдена дорога? Мы этого не знаем. Скорее всего кони понеслись по снежной целине.
В «Капитанской дочке» мотив дороги и все связанное с ним решительно изменены. То, что чернело вдали, оказалось не пнем, не деревом, не волком, но человеком. И человек этот — Пугачев, казак, мятежник, собиравший свое войско, для того чтобы поднять восстание. И вышел он из метели. <…> И нет в этой новой метели «бесов безобразных», и не оборачивается она дикой, злобной стихией, в ней чувствует себя хозяином человек из народа, который, несмотря на буран и заносы, почуял близкое жилье и вывел заблудившихся путников на дорогу» (Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы. Л., «Худож. лит.», 1974, с. 102—103).
А потому, что ветер оттоль потянул, — отвечал дорожный и т. д. В сцене встречи Гринева с вожатым можно усмотреть элементы внешнего сходства с первой главой романа М.Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» (1829). Молодой боярин Милославский и его слуга Бурнаш во время метели в степи в поисках пути неожиданно натыкаются на полузамерзшего человека; спасенный незнакомец выводит героев к постоялому двору. Им оказывается запорожский казак Кирша, который впоследствии на протяжении всего романа верно служит своему спасителю, в свою очередь спасая Милославского от гибели.
Этот мотив, играющий столь существенную роль и в сюжете «Капитанской дочки», и в фабуле «Юрия Милославского» уходит своими корнями в фольклор. «Помощный разбойник. — Он же в прошлом Помощный зверь. Герой оказывает разбойнику услугу, разбойник потом его спасает» (Шкловский В.Б. Гамбургский счет. Л., 1928, с. 31). Из сказки и эпоса этот мотив перешел в письменную литературу. По справедливому замечанию Н.Н. Петруниной, «характерен он и для исторического романа Вальтера Скотта и его последователей. Напомним, что образ «помощного разбойника» появился в планах будущей «Капитанской дочки», когда Пушкин еще пытался организовать сюжет, опираясь на литературную традицию и стремясь с помощью творческой интуиции преодолеть ограниченность фактических сведений о пугачевщине. Вначале это просто «разбойник-вожатый» (план «Крестьянский бунт»), затем изувеченный башкирец, спасенный Башариным во время бурана, и, наконец, в «Капитанской дочке» — сам будущий мужицкий царь, Пугачев» (Петрунина, с. 112).
Но, конечно, сюжетная линия Гринев — Пугачев отнюдь не исчерпывается использованием фольклорного мотива. Более того, Пушкин именно потому и выбрал данный фольклорный мотив, что в народной памяти Пугачев остался образцом благородного и великодушного человека. В 1959 году В.Б. Шкловский напомнил о рассказе «Благодарность» (1810) ныне забытого писателя демократического направления Н.И. Страхова (Шкловский В.Б. О пользе личных библиотек и о пользе собирания книг в первых изданиях, в частности. — «Новый мир», 1959, № 10, с. 267). Вот текст этого рассказа: «Петр Яковлевич К… приехал в Пензенские свои деревни во время возмущений, произведенных Пугачевым. В один день все крестьяне вошли к нему и объявили, что должны вести его к батюшке. Они остригли его в кружок, обмыли, надели крестьянскую рубаху и платье, потом, велев священнику приобщить его святых таинств, посадили в телегу и везли верст около ста. Беспорядочный лагерь при дремучем лесе, крик и стон мучимых жертв повергли его в отчаяние. Вскоре прискакала толпа казаков. Начальник их, пристально в него всматриваясь, наконец вскричал: «Ба! Петр Яковлевич, да ты как здесь очутился?» Не дождавшись ответа, он дал шпоры и во всю прыть поскакал в лагерь. Господин К… вспомнил, что это был слуга его соседа, которого он часто избавлял от побой и сечения за пьянство. Вскоре он возвратился и, обняв его, сказал: «Благодарю бога, твоя жизнь дарована мне, а я тебе ее дарую за твои ко мне добродетели. Прощай и помни меня. Вот тебе краюха хлеба и жестяной билет, с которым тебя никто наши тронуть не смеют. Ступай! Держись правой стороны, где находится с войсками ваш граф Панин!» (Ник. Страхов. Мои петербургские сумерки, ч. 1. СПб., 1810, с. 86—87).
В этом рассказе Пугачев еще не появляется на переднем плане, — он лишь благосклонно санкционирует отпустить с миром помещика К…, за которого ходатайствует один из его сподвижников. Нам точно не известно, читал ли Пушкин рассказ Н.И. Страхова. Но во время своего пребывания в Казани в сентябре 1833 года Пушкин получил сведения о лицах, которые также были отпущены повстанцами. Казанская поэтесса А.А. Фукс вспоминала, что Пушкин и ее муж К.Ф. Фукс «поехали к казанскому первой гильдии купцу Крупеникову, бывшему в плену у Пугачева, и пробыли там часа полтора; возвратясь к вам в дом, у подъезда, Пушкин благодарил моего мужа» (А.С. Пушкин в воспоминаниях… т. 2, с. 218).
Тот же К.Ф. Фукс рассказал Пушкину историю «некоего пастора, который был помилован Пугачевым и произведен в полковники в благодарность за милостыню, которую Пугачев получил от него в Казанском остроге. «Пастор-полковник, — записал Пушкин, — посажен был верхом на башкирскую лошадь. Он сопровождал бегство Пугачева и несколько дней уже спустя отстал от него и возвратился в Казань» (Пушкин, т. 9, с. 68). В поле зрения Пушкина появилось одно историческое лицо — человек, который был пощажен Пугачевым за сделанное ему добро и который, не сражаясь в рядах пугачевцев, скоро их покинул» (Левкович Я.Л. Принципы документального повествования в исторической прозе пушкинской поры. — В кн.: Пушкин. Исследования и материалы, т. VI. Л., «Наука», 1969, с. 190).
Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Подобный образ встречался в современной Пушкину литературе; в сонете «Аккерманские степи» (1826) Адам Мицкевич писал:
Вплывая в пространство сухого океана, колесница ныряет в зелени и, как лодка, зыблется среди волн шумящих нив, среди разлива цветов, минуя багряные острова бурьяна.
(Перевод П.А. Вяземского.)
Этот сонет получил широкий отклик в России: с 1827 по 1829 год он был пять раз переведен на русский язык; его переводили П.А. Вяземский, А.Д. Илличевский, И.И. Козлов, Ю.А. Познанский и В.И. Романович. В стихотворении П.А. Вяземского «Зимние карикатуры» (1828) смелый образ Мицкевича применен уже к зимнему пейзажу:
Какой враждебный дух, дух зла, дух разрушенья,
Какой свирепый ураган,
Стоячей качкою, волнами без движенья
Изрыл сей снежный океан?Кибитка-ладия шатается, ныряет:
То вглубь ударится со скользкой крутизны,
То дыбом на хребет замерзнувшей волны
Ее насильственно кидает.
Мне приснился сон и т. д. «Пророческий» сон является важным сюжетным элементом ряда произведений Пушкина (сон Татьяны в «Евгении Онегине»; сон Григория в «Борисе Годунове»), предвосхищающим дальнейшие события. В символике сна подсознательно и в искаженном ракурсе проступает причинно-следственная связь явлений, которая предстанет перед читателем в последующем повествовании. Именно такова сюжетная функция «пророческого» сна Гринева. Образ Вожатого произвел на героя сильное впечатление, и оно отразилось в его сновидении. Подмена отца посаженым отцом — мужиком с черной бородой — соединяет и личный план романа, и его общественно-историческое содержание. Участие Пугачева в перипетиях отношений между Гриневым и его невестой, предложение Пугачева быть посаженым отцом на их свадьбе легко соотносится с «пророческим» сном. Сложнее обнаружить намек на общественную коллизию, — здесь неназванным связующим звеном является фигура Петра III. Вероятно, отец Гринева был приверженцем этого царя и, не желая нарушать верность присяге, сразу же вышел в отставку после его убийства; с другой стороны, Пугачев примет в дальнейшем имя Петра III. Так в символике «пророческого» сна, в замене отца посаженым отцом проступает симметричность сюжетного замысла: судьба старшего Гринева зависела от судьбы Петра III; судьба молодого Гринева будет зависеть от судьбы мнимого Петра III, вождя крестьянской революции.
Усилению роли «пророческого» сна в повести способствует мастерство повествования: «Яркая символика сна («топор», которым размахивает «мужик», «мертвые тела», «кровавые лужи») подчеркнуто преобразует реальные события, свидетелем которых является Гринев после взятия Пугачевым Белогорской крепости. А слова «Страшный мужик ласково меня кликал» точно определяют отношения, складывающиеся в дальнейшем между Пугачевым и Гриневым, так же как и отношение Пугачева к Маше после того, как он узнал, что она — сирота и невеста Гринева: «Потом обратился он к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь». То же слово «ласково» находим и в эпиграфе, который Пушкин предпосылает главе «Мятежная слобода», непосредственно связывая его с Пугачевым:
В ту пору лев был сыт, хоть с роду он свиреп.
«Зачем пожаловать изволил в мой вертеп?» —
Спросил он ласково.
Эта тесная связь между сном и последующей явью усиливается и прямыми текстуальными перекличками. Казаки-«губители», которые тащат Гринева к виселице, повторяют: «Не бось, не бось». Помилованного Пугачевым Гринева приводят к нему и ставят перед ним «на колени».
«Пугачев протянул мне жилистую свою руку. «Целуй руку, целуй руку! — говорили около меня… «Батюшка, Петр Андреич!» — шептал Савельич, стоя за мною и толкая меня. — «Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцелуй у злод… (тьфу) поцелуй у него ручку».
Нетрудно установить и другие параллели. Слова Гринева в рассказе о сне: «Вижу в постели лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая», — перекликаются с последующим описанием облика Пугачева. О его черной бороде неоднократно упоминается, начиная с той же второй главы: «Где же вожатый?» — спрашивает Гринев у Савельича после приезда на постоялый двор. «Здесь, ваше благородие», — отвечал мне голос сверху, Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающих глаза». Через несколько строк снова: «В черной бороде его показывалась проседь». В восьмой главе: «Пугачев на первом месте сидел, облокотясь на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком». То же и о веселости Пугачева: «Пугачев смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся и с такою непритворной веселостию, что и я, глядя на него, стал смеяться, сам не зная чему» (восьмая глава). «Пугачев весело со мною поздоровался» (одиннадцатая глава)» (Благой Д. Мастерство Пушкина. М., «Сов. писатель», 1955, с. 254—255).
В. Непомнящий отмечает соответствие пророческого гриневского сна последующим реальным событиям, происходящим в «Капитанской дочке»: «…Был у Гринева сон. Сон — как страшная сказка, сон про мужика, который «выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать… и не мог; комната наполнилась мертвыми телами, я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах…» <…> «Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое благословение. <…> Ужас и недоумение овладели мною… И в эту минуту я проснулся…»
…И, проснувшись, увидел «русский бунт», потрясший до основания огромное государство, и услышал старую разбойничью песню о виселице, распеваемую на пиру «людьми, обреченными виселице»; и «присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу». <…>
Чему, чему свидетели мы были…» (Непомнящий, с. 157).
Яицкий казак — так именовали казаков, живших по берегам реки Яик, переименованной после восстания Пугачева в реку Урал.
Волосы были обстрижены в кружок — стрижка, принятая у казаков.
Я ничего не мог тогда понять из этого воровского разговора. Воровской разговор — здесь: разбойничий, мошеннический, условно зашифрованный разговор людей, преследуемых правительством, находящихся вне закона, вынужденных соблюдать тайну, людей, которые постоянно боятся разоблачения.
Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркою: «В огород летал; конопли клевал; швырнула бабушка камушком — да мимо. Ну, а что ваши?» и т. д. Речевая характеристика Пугачева, основанная на стилистике фольклора, народных поговорок и прибауток, непосредственно связана с устным преданием о Панине и Пугачеве, которое было включено Пушкиным в восьмую главу «Истории Пугачева»: «Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окруженный своим штабом. — Кто ты таков? — спросил он у самозванца. — Емельян Иванов Пугачев, — отвечал тот. — Как же смел ты, вор, назваться государем? — продолжал Панин. — Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъяснись, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще летает. — Надобно знать, что яицкие бунтовщики, в опровержение общей молвы, распустили слух, что между ими действительно находился некто Пугачев, но что он с государем Петром III, ими предводительствующим, ничего общего не имеет. Панин, заметя, что дерзость Пугачева поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды» (Пушкин, т. 9, с. 78).
Этот красочный эпизод стал известен Пушкину, вероятно, во время его поездки на Урал. «Кто же из симбирских старожилов (а сцена едва ли могла быть записана в другом месте) познакомил Пушкина с преданием о бесстрашной реплике Пугачева, которую не мог вспомнить Дмитриев и которую не записал Рычков? Естественнее всего предположить, что на помощь Пушкину здесь пришел П.М. Языков, старший брат Н.М. Языкова, один из интереснейших представителей симбирской интеллигенции тридцатых годов, знаток местного края и ревнитель его преданий, этнограф, историк и натуралист, с которым Пушкин провел несколько часов на пути в Оренбург и вновь увидался по дороге в Болдино. Именно о нем Пушкин писал 12 сентября 1833 года жене из Симбирска: «Здесь я нашел старшего брата Языкова, человека чрезвычайно замечательного и которого готов я полюбить, как люблю Плетнева и Нащокина. Я провел с ним вечер».
В пользу симбирской локализации предания о смелой пугачевской шутке, вызвавшей кулачную расправу с ним графа Панина, свидетельствует и тот факт, что именно в Симбирской губернии записана была А.М. Языковым, другим братом поэта, народная песня о беседе Пугачева с его тюремщиком:
Судил тут граф Панин вора Пугачева.
— Скажи, скажи, Пугаченька, Емельян Иваныч,
Много ль перевешал князей и боярей?
— Перевешал вашей братьи семьсот семь тысяч.
Спасибо тебе, Панин, что ты не попался:
Я бы чину-то прибавил, спину-то поправил
За твою-то бы услугу повыше подвесил.
Предание, рассказанное Языковым, оставило след не только в «Истории Пугачева». Слова из живой речи пленного крестьянского вождя, записанные Пушкиным в Симбирске в 1833 году, явились тем зерном, из которого выросла вся речевая характеристика Пугачева в «Капитанской дочке» (Лит. памятники, с. 193—194). Наиболее ярко речь Пугачева выразилась в афористической сказке об орле и вороне (см. гл. XI).
Дело шло о делах Яицкого войска, в то время только что усмиренного после бунта 1772 года. Имеется в виду восстание казаков Яицкого войска. Казак, козак (тюрк. — удалец, вольный человек), — в узком смысле наемный работник, в широком — человек, порвавший со своей социальной средой. Казачество — военное сословие в дореволюционной России, возникшее в XIV веке на окраинах государства. Служилые казаки разделялись на городовых (полковых) и станичных (сторожевых); они использовались для защиты городов и сторожевых постов, за что получали от правительства землю и жалование. Со второй половины XV века на окраинах государств начали скапливаться беглые крестьяне и посадские люди, которые также называли себя вольными людьми — казаками. Им приходилось вести непрерывную борьбу с соседними государствами на Западе и полукочевыми народами на Востоке, что привело к объединению этих людей в общины. Основу хозяйственной жизни казаков вначале составляли промыслы — охота, рыболовство и бортничество. В XVI—XVII веках серьезным подспорьем для казаков являлась военная добыча и жалованье, получаемое от государства. В то время казаки еще пользовались автономией в области суда, управления и внешних сношений. Все важнейшие дела обсуждались на общем сходе. С начала XVIII века царское правительство стало постепенно ограничивать автономию в казачьих областях. В 1721 году казачьи войска перешли введение военной коллегии. Восстание в Яицком городке, которое упоминает Пушкин, и было вызвано тем, что казаки все больше теряли свои былые вольности. В 1744 году оренбургскому губернатору были предоставлены широкие административные права, которые существенно ущемляли казачьи привилегии: была отменена выборность войсковых атаманов, казаки стали подсудны царскому суду, который мог подвергать их телесному наказанию. После объявления ловли рыбы в реке Яик государственной монополией казаки принуждены были арендовать рыбные угодья. Все более тяжелым бременем становилась для казаков воинская служба. В 1769—1771 годах царское правительство потребовало казачьи части в Московский легион и в Кизляр, на Северный Кавказ. Казаки подали жалобу. Следственная комиссия генерала Траубенберга, посланная для рассмотрения жалобы казаков, повела расследование столь круто и враждебно, что 13 января 1772 года вспыхнуло восстание, и Траубенберг был убит. Восстание было подавлено лишь полгода спустя. В конце апреля 1773 года в Оренбурге был получен указ Военной коллегии с приговором по делу об убийстве генерал-майора Траубенберга: «16 человек, наказав кнутом, вырезав ноздри и поставя знаки, послать в Сибирь на Нерчинские заводы вечно; 38 человек наказать кнутом и, без постановления знаков и вырезания ноздрей, сослать с женами и малолетними детьми в Сибирь на поселение; 5 человек, «для омытия пролитой крови», послать на службу против неприятеля без очереди. 25 человек, менее виновных, наказать плетьми и распределить: молодых в разные армейские полки, а престарелых в разные сибирские гарнизонные баталионы» (Дубровин Н. Пугачев и его сообщники, т. 1. СПб., 1884, с. 183—184). Перечисляя жестокие наказания, которым были подвергнуты участники бунта, Пушкин писал в «Истории Пугачева»: «То ли еще будет! — говорили прощенные мятежники. — Так ли мы тряхнем Москвою». — Казаки все еще были разделены на две стороны: согласную и несогласную (или, как весьма точно переводила слова сии Военная коллегия, на послушную и непослушную). Тайные совещания происходили по степным уметам и отдаленным хуторам. Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался» (Пушкин, т. 9, с. 12).
Награди вас господь за вашу добродетель, то есть за доброе дело, за благодеяние.
Старый полинялый мундир напоминал воина времен Анны Иоанновны, а в его речи сильно отзывался немецкий выговор. Племянница Петра I Анна Иоанновна (1693—1740) стала русской императрицей в 1730 году. На годы ее царствования приходится вмешательство России в польские дела (1733—1734), а также война с Турцией (1736—1739). Деятельное участие в государственных делах Бирона и Миниха способствовало переходу на службу в русскую армию немцев, многие из которых быстро получали повышения в чинах. Одним из таких немцев в изображении Пушкина является генерал Андрей Карлович Р., военный губернатор Оренбурга. В начале своего разговора с молодым Гриневым он сильно коверкает слова на немецкий лад; но его речевая характеристика непоследовательна, — далее в разговоре генерал Р. изъясняется чистым русским языком, как бы продолжая наставительные речи Гринева-старшего, стремившегося подвергнуть своего сына строгой армейской выучке.
Прототипом генерала Р. являлся Иван Андреевич Рейнсдорп (см. с. 78); но изображенный Пушкиным генерал Р. старше Рейнсдорпа: он вспоминает в разговоре об участии в прусском походе Миниха (1733), в то время как Рейнсдорп вступил в русскую армию в 1746 году.
Фельдмаршалом Мин… Имеется в виду Генерал-фельдмаршал Миних, скончавшийся в 1767 году.
«Ну, батюшка, — сказал он, прочитав письмо и отложив в сторону мой паспорт, — все будет сделано: ты будешь офицером переведен в *** полк. В рукописи Пушкина точно обозначен полк, в который должен был состояться перевод Гринева из гвардии — «Шемшинский драгунский»; части этого конного полка входили в те годы в состав гарнизона Приуральских крепостей.
В Оренбурге делать тебе нечего. Построенный в 1735 году при слиянии рек Ори и Урала, Оренбург был перенесен в 1740 году на 180 верст к западу, а оттуда в 1742 году на нынешнее свое место; в 1744 году Оренбург стал губернским городом. С 1938 по 1957 год Оренбург назывался Чкалов.
Киргиз-кайсацкие степи — степи, расположенные к востоку от реки Урала (теперь территория Казахской ССР). Название «киргиз-кайсаки» встречается в книге П.И. Рычкова «Топография оренбургская…» (1762), к которой Пушкин обращался при написании «Истории Пугачева». В 1827 году по инициативе Пушкина в журнале «Московский вестник» была напечатана статья его одесского знакомого А.И. Левшина «Об имени Киргиз-Казакского народа и отличии его от подлинных или диких Киргизов». (Подробнее об этом см.: Шейман Л.А. Пушкин и киргизы. Фрунзе, 1963). Это название стало широко известно из оды Державина «Фелица» (1782), адресованной Екатерине II; ода начиналась строками:
Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
При первой анонимной публикации в журнале «Собеседник» (1783) стихотворение называлось «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная татарским Мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге».
Краткое содержание — Разбор второй главы произведения «Капитанская Дочка»
Глава II. Вожатый
Почему глава начинается народной песней?
Это эпиграф к главе, в котором отражено основное содержание главы, а также авторская оценка происходящего. Через эту песню передается состояние души Петра Гринева, впервые оказавшегося в чужой стороне.
«Сторона незнакомая» — его ждут неизвестные приключения, может быть, испытания. Песня печальная, создает соответствующий настрой у читателя: что-то произойдет, не совсем спокойно на душе.
Как характеризует Гринева разговор с Савельичем? Какой характеру
Савельича?
Это тот разговор расположен в начале главы: Гринев жалеет о том, что обидел старика. Он извиняется перед Савельичем. Это говорит о нем как о добром человеке, он относится к Саве — льйчу как к человеку, а не как к слуге. Это тоже высокая оценка его человеческих качеств.
Савельич имеет характер своеобразный: заботу о Петре он считает важнейшим делом, не боится брать ответственность на себя, имеет свое мнение, не боится его высказывать.
Он мало походит на слугу, больше на старшего товарища.
Дорога, буран, дорожный… Расскажите об этом.
Дорога в литературе часто ассоциируется с жизненным
путем человека. Ту часть дороги, которую в этот момент проходит Петр Гринев, автор показывает печальною пустыней. Неуютно на ней, неизвестно, что ждет впереди.
Буран, изображенный в этой главе, предупреждает о возможных потрясениях. Буран все поглотил, налетев внезапно, быстро. Чуть не привел к гибели героя, но именно в этот момент происходит встреча Гринева с вожатым — Пугачевым.
Повествование лаконично, глаголы, передающие динамику действия, помогают представить картину. Мы вновь понимаем, что обстановка вокруг неспокойная.
Вожатый хорошо ориентируется в обстановке. «Сторона мне знакомая», — говорит он. Очевидно, он здесь свой человек. Он спокоен, знает, что делать и куда ехать. Внешность его не была особенно примечательной, рассказчик выделяет выражение лица: «довольно приятное, но плутоватое».
Сцена спасения Петра Гринева повторяется в произведении, это необходимо автору для того, чтобы показать переплетение судеб людей. Если при этом они поступают по-человечески, то их отношения всегда благополучны.
Какой смысл для дальнейших событий имеет сон Петра Гринева?
Сон — известный литературный прием. Основное назначение этого приема — показать подсознание героя, именно оно чащб всего помогает герою (и читателям) понять, что происходит в его»душе, какие события будут происходить дальше. Во сне Петр увидел, какую роль сыграет в его жизни провожатый (посаженый отец, у которого нужно целовать руку). Нежелание Петра делать это.
Жестокие действия провожатого, множество мертвых тел. Всё это произойдет в романе дальше, читатель не знает об этом, но атмосфера тревожности сгущается
Опишите портрет вожатого, его таинственный разговор с хозяином. В чем иносказательность?
Портрет вожатого показан таким, каким его увидел рассказчик. Некоторые детали (худощав, но широкоплеч, живые большие глаза, глаза бегали, выражение лица приятное, но плутовское) говорят о том, что при довольно обычной внешности внутренний мир героя необычный: он содержит что-то тревожное, непонятное.
Говорит он загадочно. Использует пословицы. Его речь понятна только хозяину, но не понятна Гриневу. Ясно только, что вожатый говорит о каком-то противостоянии («заткни топор за спину: лесничий ходит»), рассказывает вожатый и о том, что он бродил по этим местам, подвергался опасности («швырнула бабушка камушком — да мимо»). Хозяин понимает о чем речь, это, очевидно, единомышленник вожатого.
Как отблагодарил Гринев вожатого?
Он отдал вожатому свой заячий тулуп, потому что тот был плохо одет. Это было сделано искренне, из чувства благодарности, которое должен иметь в душе каждый человек.
Чем интересен разговор Гринева с генералом?
Он интересен тем, что генерал плохо знал русский язык, был немцем. Из-за этого возникла комическая ситуация: Петр Гринев толкует ему поговорку «держать в ежовых рукавицах» нарочито ошибочно («обходиться ласково, не слишком строго, давать побольше воли»). На самом деле поговорка имеет обратное значение: обходиться строго.
Но генерал, читая дальше, догадывается о неверном толковании. Может быть, этим обосновано его решение отправить Гринева в Белгородскую крепость, тем самым круг сужался: встреча с Пугачевым — бунтовщиком становилась неизбежной.
Глоссарий:
- почему глава начинается народной песней
- чем интересен разговор гринева с генералом
- как отблагодарил гринев вожатого
- опишите портрет вожатого его таинственный разговор с хозяином
- почему глава начинается народной песней как характеризует
Капитанская дочка почему глава начинается народной песней?
Глава II. Вожатый Почему глава начинается народной песней? Это эпиграф к главе, в котором отражено основное содержание главы, а также авторская оценка происходящего. Через эту песню передается состояние души Петра Гринева, впервые оказавшегося в чужой стороне. «Сторона незнакомая» — его ждут неизвестные приключения, может быть, испытания. Песня печальная, создает соответствующий настрой у читателя: что-то произойдет, не совсем спокойно на душе. Как характеризует Гринева разговор с Савельичем? Какой характеру Савельича? Это тот разговор расположен в начале главы: Гринев жалеет о том, что обидел старика. Он извиняется перед Савельичем. Это говорит о нем как о добром человеке, он относится к Саве- льйчу как к человеку, а не как к слуге. Это тоже высокая оценка его человеческих качеств. Савельич имеет характер своеобразный: заботу о Петре он считает важнейшим делом, не боится брать ответственность на себя, имеет свое мнение, не боится его высказывать. Он мало походит на слугу, больше на старшего товарища. Дорога, буран, дорожный… Расскажите об этом. Дорога в литературе часто ассоциируется с жизненным путем человека. Ту часть дороги, которую в этот момент проходит Петр Гринев, автор показывает печальною пустыней. Неуютно на ней, неизвестно, что ждет впереди. Буран, изображенный в этой главе, предупреждает о возможных потрясениях. Буран все поглотил, налетев внезапно, быстро. Чуть не привел к гибели героя, но именно в этот момент происходит встреча Гринева с вожатым — Пугачевым. Повествование лаконично, глаголы, передающие динамику действия, помогают представить картину. Мы вновь понимаем, что обстановка вокруг неспокойная. Вожатый хорошо ориентируется в обстановке. «Сторона мне знакомая», — говорит он. Очевидно, он здесь свой человек. Он спокоен, знает, что делать и куда ехать. Внешность его не была особенно примечательной, рассказчик выделяет выражение лица: «довольно приятное, но плутоватое». Сцена спасения Петра Гринева повторяется в произведении, это необходимо автору для того, чтобы показать переплетение судеб людей. Если при этом они поступают по-человечески, то их отношения всегда благополучны. Какой смысл для дальнейших событий имеет сон Петра Гринева? Сон — известный литературный прием. Основное назначение этого приема — показать подсознание героя, именно оно чащб всего помогает герою (и читателям) понять, что происходит в его’душе, какие события будут происходить дальше. Во сне Петр увидел, какую роль сыграет в его жизни провожатый (посаженый отец, у которого нужно целовать руку). Нежелание Петра делать это. Жестокие действия провожатого, множество мертвых тел. Всё это произойдет в романе дальше, читатель не знает об этом, но атмосфера тревожности сгущается Опишите портрет вожатого, его таинственный разговор с хозяином. В чем иносказательность? Портрет вожатого показан таким, каким его увидел рассказчик. Некоторые детали (худощав, но широкоплеч, живые большие глаза, глаза бегали, выражение лица приятное, но плутовское) говорят о том, что при довольно обычной внешности внутренний мир героя необычный: он содержит что-то тревожное, непонятное. Говорит он загадочно. Использует пословицы. Его речь понятна только хозяину, но не понятна Гриневу. Ясно только, что вожатый говорит о каком-то противостоянии («заткни топор за спину: лесничий ходит»), рассказывает вожатый и о том, что он бродил по этим местам, подвергался опасности («швырнула бабушка камушком — да мимо»). Хозяин понимает о чем речь, это, очевидно, единомышленник вожатого. Как отблагодарил Гринев вожатого? Он отдал вожатому свой заячий тулуп, потому что тот был плохо одет. Это было сделано искренне, из чувства благодарности, которое должен иметь в душе каждый человек. Чем интересен разговор Гринева с генералом? Он интересен тем, что генерал плохо знал русский язык, был немцем. Из-за этого возникла комическая ситуация: Петр Гринев толкует ему поговорку «держать в ежовых рукавицах» нарочито ошибочно («обходиться ласково, не слишком строго, давать побольше воли»). На самом деле поговорка имеет обратное значение: обходиться строго. Но генерал, читая дальше, догадывается о неверном толковании. Может быть, этим обосновано его решение отправить Гринева в Белгородскую крепость, тем самым круг сужался: встреча с Пугачевым — бунтовщиком становилась неизбежной. У нас большая база и мы ее постоянно пополняем, и поэтому если вы не нашли, то пользуйтесь поиском В нашей базе свыше 15 тысяч сочинений Сохранить сочинение:
(Пушкин «Капитанская дочка», глава 2.)
Капитанская дочка. Краткое содержание по главам. Аудиокнига
[См. «Капитанская дочка» – описание бурана.]
…Вдруг увидел я что-то черное. «Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек». Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поровнялись с человеком. «Гей, добрый человек! – закричал ему ямщик. – Скажи, не знаешь ли, где дорога?»
– Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе, – отвечал дорожный, – да что толку?
– Послушай, мужичок, – сказал я ему, – знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?
– Сторона мне знакомая, – отвечал дорожный, – слава богу, исхожена и изъезжена вдоль и поперек. Да вишь какая погода: как раз собьешься с дороги. Лучше здесь остановиться да переждать, авось буран утихнет да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам.
Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай».
– А почему ехать мне вправо? – спросил ямщик с неудовольствием. – Где ты видишь дорогу? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой. – Ямщик казался мне прав. «В самом деле, – сказал я, – почему думаешь ты, что жило недалече?» – «А потому, что ветер оттоле потянул, – отвечал дорожный, – и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко». Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды.
<�…> Я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь: приехали».
– Куда приехали? – спросил я, протирая глаза.
– На постоялый двор. Господь помог, наткнулись прямо на забор. Выходи, сударь, скорее да обогрейся.
Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее. На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка.
Хозяин, родом яицкий казак, казался мужик лет шестидесяти, еще свежий и бодрый. Савельич внес за мною погребец, потребовал огня, чтоб готовить чай, который никогда так не казался мне нужен. Хозяин пошел хлопотать.
– Где же вожатый? – спросил я у Савельича. «Здесь, ваше благородие», – отвечал мне голос сверху. Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза. «Что, брат, прозяб?» – «Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался не велик». В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожатому нашему чашку чаю; мужик слез с полатей. Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары. Я поднес ему чашку чаю; он отведал и поморщился. «Ваше благородие, сделайте мне такую милость, – прикажите поднести стакан вина; чай не наше казацкое питье». Я с охотой исполнил его желание. Хозяин вынул из ставца штоф и стакан, подошел к нему и, взглянув ему в лицо: «Эхе, – сказал он, – опять ты в нашем краю! Отколе бог принес?» Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркою: «В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камушком – да мимо. Ну, а что ваши?»
– Да что наши! – отвечал хозяин, продолжая иносказательный разговор. – Стали было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте.
«Молчи, дядя, – возразил мой бродяга, – будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лесничий ходит. Ваше благородие! за ваше здоровье!» – При сих словах он взял стакан, перекрестился и выпил одним духом. Потом поклонился мне и воротился на полати.
Я ничего не мог тогда понять из этого воровского разговора; но после уж догадался, что дело шло о делах Яицкого войска, в то время только что усмиренного после бунта 1772 года.
<�…> Проснувшись поутру довольно поздно, я увидел, что буря утихла. Солнце сияло. Снег лежал ослепительной пеленою на необозримой степи. Лошади были запряжены. Я расплатился с хозяином, который взял с нас такую умеренную плату, что даже Савельич с ним не заспорил и не стал торговаться по своему обыкновению, и вчерашние подозрения изгладились совершенно из головы его. Я позвал вожатого, благодарил за оказанную помочь и велел Савельичу дать ему полтину на водку. Савельич нахмурился. «Полтину на водку! – сказал он, – за что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя, сударь: нет у нас лишних полтин. Всякому давать на водку, так самому скоро придется голодать». Я не мог спорить с Савельичем. Деньги, по моему обещанию, находились в полном его распоряжении. Мне было досадно, однако ж, что не мог отблагодарить человека, выручившего меня если не из беды, то по крайней мере из очень неприятного положения. «Хорошо, – сказал я хладнокровно, – если не хочешь дать полтину, то вынь ему что-нибудь из моего платья. Он одет слишком легко. Дай ему мой заячий тулуп».
– Помилуй, батюшка Петр Андреич! – сказал Савельич. – Зачем ему твой заячий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке.
– Это, старинушка, уж не твоя печаль, – сказал мой бродяга, – пропью ли я, или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.
– Бога ты не боишься, разбойник! – отвечал ему Савельич сердитым голосом. – Ты видишь, что дитя еще не смыслит, а ты и рад его обобрать, простоты его ради. Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища.
– Прошу не умничать, – сказал я своему дядьке, – сейчас неси сюда тулуп.
– Господи владыко! – простонал мой Савельич. – Заячий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголелому!
Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал его примеривать. В самом деле, тулуп, из которого успел и я вырасти, был немножко для него узок. Однако он кое-как умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич чуть не завыл, услышав, как нитки затрещали. Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком. Он проводил меня до кибитки и сказал с низким поклоном: «Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей». – Он пошел в свою сторону, а я отправился далее, не обращая внимания на досаду Савельича, и скоро позабыл о вчерашней вьюге, о своем вожатом и о заячьем тулупе.
А.С. Пушкин. Капитанская дочка. 3 урок. Вожатый.
УРОК 3
ВСТРЕЧА С ВОЖАТЫМ.
Знать
: литературный портрет.
Понимать
важность внимания к слову.
Словарная работа
: милосердие.
ХОД УРОКА
I.
Ответы учащихся на вопросы домашнего задания.
II.
Задание. Прочитайте эпиграф ко второй главе — отрывок из народной песни о незнакомой стороне. К кому из героев можно отнести слова этой песни?
Мнения учащихся не должны совпасть, так как эпиграф «раздваивается» — и проясняет состояние Гринева, и усиливает впечатление об энергии духа вожатого. В эпиграфе звучат мотивы удали, молодечества и вместе с тем обреченности.
III.
Ролевое чтение:
а) эпизода появления вожатого;
б) «воровского разговора» хозяина постоялого двора с вожатым.
Как в речи вожатого отражается веселая удаль? (Рифмованный строй речи этого человека вызывает чувство легкости и лукавства, скрытой силы и талантливости.)
IV.
Найдите обращение Гринева к вожатому, когда он вошел в горницу, прочитайте их диалог:
«— Где же вожатый? — спросил я у Савельича.
— Здесь, ваше благородие, — отвечал мне голос сверху. Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающих глаза.
— Что, брат, прозяб?
— Как не прозябнуть в одном худеньком армяке!» и т.д.
Чем необычно такое обращение? (Нарушены социальные условности: дворянин в босяке, мужике увидел брата.)
V.
Как наутро благодарит Гринев спасителя? (Он хочет подарить ему полтину1 денег на водку, а затем, когда прижимистый Савельич, верный страж барского добра, возражает, приказывает отдать вожатому свой заячий тулуп.)
VI.
Найдите слова, выражающие чувства верного слуги по отношению к вожатому. («Он его пропьет, собака, в первом кабаке…», «Бога ты не боишься, разбойник!.. Ты видишь, что дитя не смыслит, а ты и рад его обобрать…», «И добро бы кому, а то пьянице оголелому!»)
Итак, Савельич боится незнакомца, видит в нем вор, разбойника, пьяницу. Савельич прав в том, что подарок бессмыслен (дело даже не в том, что тулуп дорог). «Ты же изволил подвезти его к постоялому двору!» Действительно, не только вожатый спас путников, подвели его бредущего, плохо одетого, к умету. Да не налезает юношеский тулуп на «окаянные плечища».
VII.
А как реагирует бродяга на «барский» подарок? («Его благородие мне жалует шубу с своего плеча…». Он кое-как умудрился и надел его (тулуп), распоров по швам. «… Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком. Он проводил меня до кибитки и сказал с низким поклоном: «Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей».)
VIII.
Почему такие теплые слова говорит вожатый за не подходящий ему тулуп? (Тут не в тулупе дело. Тут впервые промелькнуло между Гриневым и беглым казаком не что иное. И помог контрасту, именно Савельич. Два отношения к человеку: для одного — «собака», «пьяница оголтелый», для другого — «брат». «Две правды: одна по-хамски тычет пальцем в греховную наготу другого, другая, все видя, как бы говорит: но ведь и он человек… В благодарности Гринева не просто благодарность. Тут больше, тут жалость, милосердие и уважение к человеку, к его достоинству. А человеку холодно… И если мы безразлично проходим мимо человека, которому холодно, то это, вообще говоря, кощунственно».)2
Что же такое милосердие? (Готовность оказать помощь, проявить снисхождение из сострадания, человеколюбия, а также сама помощь, вызванная такими чувствами.)3
IХ.
Чем можно ответить на милосердие? Чем его измерить? (Только милосердием же.)
Но наши герои отправились дальше, и Гринев скоро позабыл и о вьюге, и о вожатом, и о заячьем тулупе.
Х.
Как автор возвращает своего героя с высоты нравственного и милосердного поступка и показывает его озорство и легкомыслие? (Комичный эпизод, когда Петруша объясняет генералу-немцу значение поговорки «держать в ежовых рукавицах».)
Домашнее задание.
Читать главы III—V.
По материалам методических рекомендаций:
Турьянская Б. И., Комиссарова Е. В., Гороховская Л. Н., Виноградова Е. А.
Литература в 8 классе. Урок за уроком. — 3-е изд., М.: «Торгово-издательский дом «Русское слово — РС», 2002. — 240 с.
Полтина
— то же, что полтинник (50 копеек). См.: Словарь русского языка: В 4 т. Т. 3. М.: Русский язык, 1983. С. 270.
Касатонов В.
Хождение по водам. (Религиозно-нравственный смысл «Капитанской дочки» АС. Пушкина). // Наш современник. № 1. 1994. С. 167.
Словарь
русского языка: В 4 т. Т. 2. М.: Русский язык, 1982. С. 269.
Капитанская дочка Глава II. Вожатый.
ГЛАВА II
ВОЖАТЫЙ
Сторона ль моя, сторонушка. Сторона незнакомая! Что не сам ли я на тебя зашел, Что не добрый ли да меня конь завез: Завезла меня, доброго молодца, Прытость, бодрость молодецкая И хмелинушка кабацкая. Старинная песня.
Дорожные размышления мои были не очень приятны. Проигрыш мой, по тогдашним ценам, был немаловажен. Я не мог не признаться в душе, что поведение мое в Симбирском трактире было глупо, и чувствовал себя виноватым перед Савельичем. Всё это меня мучило. Старик угрюмо сидел на облучке, отворотясь от меня, и молчал, изредка только покрякивая. Я непременно хотел с ним помириться и не знал с чего начать. Наконец я сказал ему: «Ну, ну, Савельич! полно, помиримся, виноват; вижу сам, что виноват. Я вчера напроказил, а тебя напрасно обидел. Обещаюсь вперед вести себя умнее и слушаться тебя. Ну, не сердись; помиримся».
— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом.— Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. Беда да и только! Как покажусь я на глаза господам? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет.
Чтоб утешить бедного Савельича, я дал ему слово впредь без его согласия не располагать ни одною копейкою. Он мало-помалу успокоился, хотя всё еще изредка ворчал про себя, качая головою: «Сто рублей! легко ли дело! »
Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Всё покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?»
— Это зачем?
— Время ненадежно: ветер слегка подымается; — вишь, как он сметает порошу.
— Что ж за беда!
— А видишь там что? (Ямщик указал кнутом на восток.)
— Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба.
— А вон — вон: это облачко.
Я увидел в самом деле на краю неба белое облачко, которое принял было сперва за отдаленный холмик. Ямщик изъяснил мне, что облачко предвещало буран.
Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно со мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силен; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.
Ямщик поскакал; но всё поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло. «Ну, барин,— закричал ямщик,— беда: буран!»…
Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом — и скоро стали. «Что же ты не едешь?»— спросил я ямщика с нетерпением. «Да что ехать? — отвечал он, слезая с облучка;— невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом». Я стал было его бранить. Савельич за него заступился: «И охота было не слушаться, — говорил он сердито,— воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!» Савельич был прав. Делать было нечего. Снег так и валил. Около кибитки подымался сугроб. Лошади стояли, понуря голову и изредка вздрагивая. Ямщик ходил кругом, от нечего делать улаживая упряжь. Савельич ворчал; я глядел во все стороны, надеясь увидеть хоть признак жила или дороги, но ничего не мог различить, кроме мутного кружения метели… Вдруг увидел я что-то черное. «Эй, ямщик! — закричал я,— смотри: что там такое чернеется?» Ямщик стал всматриваться. «А бог знает, барин,— сказал он, садясь на свое место; — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк или человек».
Я приказал ехать на незнакомый предмет, который тотчас и стал подвигаться нам навстречу. Через две минуты мы поравнялись с человеком. «Гей, добрый человек! — закричал ему ямщик.— Скажи, не знаешь ли, где дорога? »
— Дорога-то здесь; я стою на твердой полосе,— отвечал дорожный,— да что толку?
— Послушай, мужичок,— сказал я ему,— знаешь ли ты эту сторону? Возьмешься ли ты довести меня до ночлега?
да небо прояснится: тогда найдем дорогу по звездам.
Его хладнокровие ободрило меня. Я уж решился, предав себя божией воле, ночевать посреди степи, как вдруг дорожный сел проворно на облучок и сказал ямщику: «Ну, слава богу, жило недалеко; сворачивай вправо да поезжай».
— А почему ехать мне вправо?— спросил ямщик с неудовольствием.— Где ты видишь дорогу? Небось: лошади чужие, хомут не свой, погоняй не стой.— Ямщик казался мне прав. «В самом деле,— сказал я,— почему думаешь ты, что жило недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул,— отвечал дорожный,— и я слышу, дымом пахнуло; знать, деревня близко». Сметливость его и тонкость чутья меня изумили. Я велел ямщику ехать. Лошади тяжело ступали по глубокому снегу. Кибитка тихо подвигалась, то въезжая на сугроб, то обрушаясь в овраг и переваливаясь то на одну, то на другую сторону. Это похоже было на плавание судна по бурному морю. Савельич охал, поминутно толкаясь о мои бока. Я опустил циновку, закутался в шубу и задремал, убаюканный пением бури и качкою тихой езды.
Мне приснился сон, которого никогда не мог я позабыть и в котором до сих пор вижу нечто пророческое, когда соображаю с ним странные обстоятельства моей жизни. Читатель извинит меня: ибо вероятно знает по опыту, как сродно человеку предаваться суеверию, несмотря на всевозможное презрение к предрассудкам.
Я находился в том состоянии чувств и души, когда существенность, уступая мечтаниям, сливается с ними в неясных видениях первосония. Мне казалось, буран еще свирепствовал и мы еще блуждали по снежной пустыне… Вдруг увидел я ворота и въехал на барский двор нашей усадьбы. Первою мыслию моею было опасение, чтоб батюшка не прогневался на меня за невольное возвращение под кровлю родительскую и не почел бы его умышленным ослушанием. С беспокойством я выпрыгнул из кибитки и вижу: матушка встречает меня на крыльце с видом глубокого огорчения. «Тише,— говорит она мне,— отец болен при смерти и желает с тобою проститься». Пораженный страхом, я иду за нею в спальню. Вижу, комната слабо освещена; у постели стоят люди с печальными лицами. Я тихонько подхожу к постеле; матушка приподымает полог и говорит: «Андрей Петрович, Петруша приехал; он воротился, узнав о твоей болезни; благослови его». Я стал на колени и устремил глаза мои на больного. Что ж?.. Вместо отца моего, вижу в постеле лежит мужик с черной бородою, весело на меня поглядывая. Я в недоумении оборотился к матушке, говоря ей: «Что это значит? Это не батюшка. И к какой мне стати просить благословения у мужика?» — «Всё равно, Петруша,— отвечала мне матушка,— это твой посаженый отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит…» Я не соглашался. Тогда мужик вскочил с постели, выхватил топор из-за спины и стал махать во все стороны. Я хотел бежать… и не мог; комната наполнилась мертвыми телами; я спотыкался о тела и скользил в кровавых лужах… Страшный мужик ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подойди под мое благословение…» Ужас и недоумение овладели мною… И в эту минуту я проснулся; лошади стояли; Савельич дергал меня за руку, говоря: «Выходи, сударь: приехали».
— Куда приехали?— спросил я, протирая глаза.
— На постоялый двор. Господь помог, наткнулись прямо на забор. Выходи, сударь, скорее да обогрейся.
Я вышел из кибитки. Буран еще продолжался, хотя с меньшею силою. Было так темно, что хоть глаз выколи. Хозяин встретил нас у ворот, держа фонарь под полою, и ввел меня в горницу, тесную, но довольно чистую; лучина освещала ее. На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка.
хлопотать.
— Где же вожатый?— спросил я у Савельича.
«Здесь, ваше благородие»,— отвечал мне голос сверху. Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза. «Что, брат, прозяб?» — «Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался не велик». В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожатому нашему чашку чаю; мужик слез с полатей. Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары. Я поднес ему чашку чаю; он отведал и поморщился. «Ваше благородие, сделайте мне такую милость,— прикажите поднести стакан вина; чай не наше казацкое питье». Я с охотой исполнил его желание. Хозяин вынул из ставца штоф и стакан, подошел к нему и, взглянув ему в лицо: «Эхе,— сказал он,— опять ты в нашем краю! Отколе бог принес?» Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркою: «В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камушком — да мимо. Ну, а что ваши?»
— Да что наши! — отвечал хозяин, продолжая иносказательный разговор.— Стали было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте.— «Молчи, дядя,— возразил мой бродяга,— будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лесничий ходит. Ваше благородие! за ваше здоровье!» — При сих словах он взял стакан, перекрестился и выпил одним духом. Потом поклонился мне и воротился на полати.
Я ничего не мог тогда понять из этого воровского разговора; но после уж догадался, что дело шло о делах Яицкого войска, в то время только что усмиренного после бунта 1772 года. Савельич слушал с видом большого неудовольствия. Он посматривал с подозрением то на хозяина, то на вожатого. Постоялый двор, или, по-тамошнему, умет
забавляло. Между тем я расположился ночевать и лег на лавку. Савельич решился убраться на печь; хозяин лег на полу. Скоро вся изба захрапела, и я заснул как убитый.
Проснувшись поутру довольно поздно, я увидел, что буря утихла. Солнце сияло. Снег лежал ослепительной пеленою на необозримой степи. Лошади были запряжены. Я расплатился с хозяином, который взял с нас такую умеренную плату, что даже Савельич с ним не заспорил и не стал торговаться по своему обыкновению, и вчерашние подозрения изгладились совершенно из головы его. Я позвал вожатого, благодарил за оказанную помочь и велел Савельичу дать ему полтину на водку. Савельич нахмурился. «Полтину на водку! — сказал он,— за что это? За то, что ты же изволил подвезти его к постоялому двору? Воля твоя, сударь: нет у нас лишних полтин. Всякому давать на водку, так самому скоро придется голодать». Я не мог спорить с Савельичем. Деньги, по моему обещанию, находились в полном его распоряжении. Мне было досадно однако ж, что не мог отблагодарить человека, выручившего меня, если не из беды, то по крайней мере из очень неприятного положения. «Хорошо,— сказал я хладнокровно;— если не хочешь дать полтину, то вынь ему что-нибудь из моего платья. Он одет слишком легко. Дай ему мой заячий тулуп».
— Помилуй, батюшка Петр Андреич! — сказал Савельич.— Зачем ему твой заячий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке.
— Это, старинушка, уж не твоя печаль,— сказал мой бродяга,— пропью ли я или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твое холопье дело не спорить и слушаться.
— Бога ты не боишься, разбойник!— отвечал ему Савельич сердитым голосом.— Ты видишь, что дитя еще не смыслит, а ты и рад его обобрать, простоты его ради. Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища.
— Господи владыко! — простонал мой Савельич.— Заячий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголелому!
Однако заячий тулуп явился. Мужичок тут же стал его примеривать. В самом деле, тулуп, из которого успел и я вырасти, был немножко для него узок. Однако он кое-как умудрился и надел его, распоров по швам. Савельич чуть не завыл, услышав, как нитки затрещали. Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком. Он проводил меня до кибитки и сказал с низким поклоном: «Спасибо, ваше благородие! Награди вас господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей».— Он пошел в свою сторону, а я отправился далее, не обращая внимания на досаду Савельича, и скоро позабыл о вчерашней вьюге, о своем вожатом и о заячьем тулупе.
Приехав в Оренбург, я прямо явился к генералу. Я увидел мужчину росту высокого, но уже сгорбленного старостию. Длинные волосы его были совсем белы. Старый полинялый мундир напоминал воина времен Анны Иоанновны, а в его речи сильно отзывался немецкий выговор. Я подал ему письмо от батюшки. При имени его он взглянул на меня быстро: «Поже мой! — сказал он.— Тавно ли, кажется, Андрей Петрович был еше твоих лет, а теперь вот уш какой у него молотец! Ах, фремя, фремя!»— Он распечатал письмо и стал читать его вполголоса, делая свои замечания. «„Милостивый государь Андрей Карлович, надеюсь, что ваше превосходительство»… Это что за серемонии? Фуй, как ему не софестно! Конечно: дисциплина перво дело, но так ли пишут к старому камрад?.. „ваше превосходительство не забыло»…гм… „и… когда… покойным фельдмаршалом Мин… походе… также и… Каролинку»… Эхе, брудер! так он еше помнит стары наши проказ? „Теперь о деле… К вам моего повесу»…гм… „держать в ежовых рукавицах»… Что такое ешовы рукавиц? Это должно быть русска поговорк… Что такое „дершать в ешовых рукавицах»?» — повторил он, обращаясь ко мне.
«Гм, понимаю… „и не давать ему воли» нет, видно ешовы рукавицы значит не то… „При сем… его паспорт»… Где ж он? А, вот… „отписать в Семеновский»…Хорошо, хорошо: всё будет сделано… „Позволишь без чинов обнять себя и… старым товарищем и другом»— a! наконец догадался… и прочая и прочая… Ну, батюшка,— сказал он, прочитав письмо и отложив в сторону мой паспорт,— всё будет сделано: ты будешь офицером переведен в *** полк, и чтоб тебе времени не терять, то завтра же поезжай в Белогорскую крепость, где ты будешь в команде капитана Миронова, доброго и честного человека. Там ты будешь на службе настоящей, научишься дисциплине. В Оренбурге делать тебе нечего; рассеяние вредно молодому человеку. А сегодня милости просим: отобедать у меня».
«Час от часу не легче! — подумал я про себя,— к чему послужило мне то, что еще в утробе матери я был уже гвардии сержантом! Куда это меня завело? В *** полк и в глухую крепость на границу киргиз-кайсацких степей!..» Я отобедал у Андрея Карловича, втроем с его старым адъютантом. Строгая немецкая экономия царствовала за его столом, и я думаю, что страх видеть иногда лишнего гостя за своею холостою трапезою был отчасти причиною поспешного удаления моего в гарнизон. На другой день я простился с генералом и отправился к месту моего назначения.
| Глава I. Сержант гвардии Глава II. Вожатый Глава III. Крепость Глава IV. Поединок Глава V. Любовь Глава VI. Пугачевщина Глава VII. Приступ Глава VIII. Незваный гость Глава IX. Разлука Глава X. Осада города Глава XI. Мятежная слобода Глава XII. Сирота Глава XIII. Арест Глава XIV. Суд Пропущенная глава Примечания Из ранних редакций |
Назад Вперед