Рассказ о жизни серафима саровского

Настоящий труд есть первая «Летопись жизни преподобного Серафима Саровского». Как ни странно, при всенародной любви к батюшке Серафиму мы до сих пор не имеем такого простого издания, как летопись, в которой день за днем воспроизводятся события его святой жизни. Конечно, важнейшие эпизоды его жития известны многим (чудесное детство, падение с «колокольни», стояние 1000 дней и ночей на камне и пр. и пр.,). Однако никто не попытался выстроить сколько-нибудь точную в хронологическом отношении таблицу его жизни. А ведь преподобный жил в определенном историческом времени, откликался на важнейшие события, встречался и с именитыми, и с простыми людьми. Таких встреч было тысячи и тысячи. Очень важно хотя бы начать такую работу – и выстроить известные на сегодняшний день события его биографии в один последовательный хронологический ряд. Такое хронологически точное выстраивание событий очень, многое прояснит не только в жизни преподобного, но и в жизни многих людей, самой его эпохи. Откроются многие драгоценные «мелочи» его жития. В итоге образ преподобного Серафима предстанет перед нами с большей ясностью и рельефностью. Логика его святой жизни станет яснее, а пример его жития – поучительнее.

Отмечая факты его жизни, автор старался ссылаться прежде всего на первые жития преподобного Серафима – 1841, 1849 и 1863 гг., которые сами впоследствии послужили основой «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» священномученика Серафима (Чичагова) и других авторитетных изданий. Поскольку «Летопись», архимандрита Серафима (Чичагова) является до сих пор наиболее полным источником сведений о преподобном Серафиме, вобравшем в себя многие эпизоды из первых письменных источников, а также выписки из так называемых «тетрадей» Дивеевского монастыря, ссылки на «Летопись» являются крайне необходимыми. Однако во многих случаях, для уяснения деталей того или иного события, проводятся параллели с различными источниками.

Важно объяснить хотя бы некоторые принципы отбора материала для «Летописи». Главное, автор старался воспроизвести наиболее полную и в то же время хронологически точную картину жизни преподобного Серафима. Ведь до сих пор мы не имеем подробной хронологически выстроенной канвы его жизни. Летопись жизни его, приведённая, например, в книге Всеволода Рошко, занимает пару страниц. Разрывы в датах составляют, как правило целые годы. Между тем по доступным печатным источникам мы вполне можем уже составить достаточно подробную хронологию жития преподобного Серафима, расписав его жизнь, не только по годам, но и по неделям, даже по дням. Ведь, как правило, дворяне и просто грамотные люди, посещавшие старца, оставили после себя письменные свидетельства о беседах с ним. Почти все эти свидетельства кочуют из книги в книгу, но не выстроены в хронологический порядок.

Автор пишет не житие преподобного и не общую картину его жизни. Поэтому он посчитал возможным исключить подавляющее большинство эпизодов жизни преподобного, описание которых начинается со слов: «Однажды» или «Один раз» и т. п. Эти эпизоды многое проясняют в характере и обстоятельствах жизни старца, но не проясняют хронологию его жизни. Поэтому и идеале включение подобных эпизодов в «Летопись жизни преподобного Серафима» возможно только после научных изысканий и тщательных сопоставлений фактов. Произвести подобные изыскания не под силу одному человеку, здесь, нужны объединенные усилия многих энтузиастов.

Кроме того, следует пояснить, что многие отрывки, приводимые из первых житий преподобного Серафима, выходят за рамки того или иного указанного дня – и переносят нас в будущее. Дело в том, что, стремясь к точности, автор не хотел терять и цельность событий, так как многие из этих событий начинались в один день, а продолжались в другом времени (предсказания старца и пр.). В некоторых случаях даны конкретные ссылки на другое число. Поскольку жизнь отца Серафима неразрывно связана с историей Саровского и Дивеевского монастырей, автор посчитал необходимым включить важнейшие даты из их истории в предлагаемую «Летопись».

Еще одно предварительное замечание: автор посчитал необходимым не вводить в текст общие места, зачастую присутствующие в житиях. Текст по возможности лаконично представляет житие преподобного Серафима в хронологической последовательности и тщательно подобранных из различных источников подробностях, зачастую ускользающих от внимания. Основа данной «Летописи» – сравнение между собой различных источников и в спорных случаях, фиксирование различных точек зрения и фактов.

В Курске весной 1703 года семья Мины Машнина (прапрадед преподобного Серафима) поселилась в новом доме в Ильинском приходе, купив дом с пристройками у посадского человека Федора Чеботарева за 11 рублей.

Дом был куплен на имя сына Мины – Евсея. Копия купчей сделки сохранилась: «Лета 1703 года Апреля в 9 день Курченин посацкой человек Федор Афанасьев сын Чеботарев продал я двор свой вместе с дворовыми строениями, что в Курске на Посаде в Ильинской слободе на Большом переулке курченину посацкому человеку Евсею Минайлову сыну Машнину а взял я Федор на нем Евсее за тот свой двор и за дворовое строение и за место одиннадцать рублев денег полным чехом а на том моем проданном дворе строение изба да клеть меж ими сени да баня и соогорожен… А смежно тот мой проданный двор идучи на двор по правую сторону з двором Ивана Добычина, а по левую сторону з двором Герасима Рыбникова. А по меже того моево проданного двороваго и огороднаго места сзади в длину тридцать шесть сажень с полусаженью а поперек семь сажень… аршина, а в огороде в саду ширины десять сажень…». Таким образом, мы узнаем, что дом был с постройками, огородом, садом. Знаем и имена соседей: Ивана Добычина и Герасима Рыбникова. Дом был продан честно и по всем правилам: « … И впредь мне Федору и жене моей и детям и родственникам о повороте того своего проданного двора на него Евсея и на жену ево и на детей Великому Государю не бить челом и никакими делы невступатца и от уступщиков очищать проспорми и убытки никакими недоставить а наперед сего тот мой Федоров проданной двор и дворовое строение и место кроме ево Евсея иному никому непродан и незаложен а буде я Федор против сей своей записи что писано выше сeгo хоти в малом в чем неустою и ему Евсею и жене ево и детям взять на мне Федору и на жене моей и на детях по сей моей записи ему Евсею и жене ево и детям на тот мой проданной двор впредь, в запись а у сей записи свидетели курченин Семен Матвеев сын Антимонов Корней(?) Фомин сын Постухова сию запись писал курской крепостных дел подячей Иван Сотников» (В. А. Степашкин).

Ильинская церковь г. Курска (1768), которую посещал маленький Прохор

Саровская пустынь была основана в царствование Петра Ⅰ, в 1705 году. «Основание Саровской пустыни положено, согласно показанию основателя ее иеросхимонаха Иоанна, – в 1705 году. Задолго до этого были чудесные явления, свидетельствовавшие о будущем прославлении Имени Божия на том месте. Так по ночам сходил иногда с неба свет, нередко был слышен колокольный звон, хотя вся окрестность была покрыта густым, непроходимым лесом и нигде вблизи не было деревень» (Ч. 7).

В этом году родился у Евсея Миновича сын Трифон (Степашкин В.А.)

Родители преподобного Серафима Исидор и Агафья Машнины, жили в Курске рядом с храмом во имя преподобного Сергия Радонежского, который сгорел незадолго до рождения преподобного Серафима – в 1751 году. Чудесно уцелела от огня лишь икона Казанской Божией Матери. Вот почему на месте храма преподобного Сергия решено было устроить Сергиево-Казанский храм (С. 11) Денежные средства на строительство церкви выделил Карп Ефремович Первышев. Строительство этого храма и стало главным жизненным делом семейства Машниных. Так или иначе, но именно в этом храме – истоки духовного подвига преподобного Серафима, чье

имя в русских святцах всегда будет стоять рядом с именем преподобного Сергия Радонежского.

Через некоторое время после пожара святитель Иоасаф Белгородский (Горленко) освятил место закладки Сергиево-Казанского собора в городе Курске. Отец преподобного Серафима Исидор Иванович Машнин становится подрядчиком на строительстве храма, построенного как принято считать, по проекту архитектора Растрелли (Ч. 39). Однако современный исследователь отмечает, что сотрудники музея архитектуры им. Щусева « категорически отрицают участие в этом [деле] Растрелли или его учеников» (С.12).

В 1752 году родился старший брат преподобного Серафима – Алексей.³

19 июня

В Курске, в купеческой семье Исидора Ивановича и Агафьи Фотиевны Машниных родился сын Прохор. Впрочем, существуют разногласия по поводу даты рождения преподобного Серафима, ибо документальных записей по поводу рождения Прохора Машнина не обнаружено. До сих пор указывалась дата 19 июля 1754 года, за исключением жизнеописания отца Георгия в журнале «Маяк» (1844), где указана дата месяцем ранее 19 июня того же года (об этом см. подробнее: ЖП. 10–11). Именно эта дата является, скорее всего, правильной. И вот почему. При крещении младенец получил имя Прохор в честь апостола Прохора из числа семидесяти апостолов. 40-й день после рождения Прохора (если датой рождения считать 19 июня) падает именно на день памяти апостола Прохора – 28 июля (ЖП. 10). В соответствии с православной традицией именно в 40-й день по рождении совершается крещение младенца, и как правило, наречение его христианским именем. Следует еще отметить, что до 1903 года считалось, что преподобный Серафим родился в 1759 году. Однако в 1903 году, после опубликования исповедных книг Ильинской церкви г. Курска за 1768 год, где было указано, что в 1768 году Прохору Машнину было 14 лет, стало ясно, что точная дата его рождения – 1754 год.

В семье были еще дети: сестра Параскева была старше Прохора на пять лет (1749 г. р.), а брат Алексей – на три года (1751 г. р. См.: С. 12), Машниных в Курске, как известно, было немало. У Исидора Ивановича Машнина был брат, тоже купец, Антон Иванович. Это был родной дядя Прохора. Тетку (жену Антона Ивановича звали Варварой Феногеновной, двоюродного брата (их сына) – Петром (А. 8).⁴

Обычно биографы преподобного Серафима указывают, что его отец имел в Курске кирпичные заводы и пр. На самом деле прав В. Степашкин, который, первый отметил: «Исидор Иванович Машнин не относился к категории именитых, не имел кирпичных заводов и строил храмы как обычный наемный человек и на средства различных благотворителей» (С. 11). Первое из житий преподобного Серафима указывает, что дом родителей преподобного Серафима находился на Сергеевской улице, недалеко от храма преподобного Сергия, «сзади Сергиевской церкви, нынешнего Казанского кафедрального собора» (ЖП. 13).

О матери преподобного Серафима впервые упоминает в подробностях автор жития преподобного – иеромонах Иоасаф Тoлcтoшеев в 1849 году: «Прохор остался после смерти отца около полутора года и первоначальным воспитанием своим, обязан матери. Агафья была жена весьма благочестивая и мудрая, нe только в отношении к домашнему хозяйству и воспитанию своего сына, но и в других важных случаях христианской деятельности, о чем отец Серафим часто сам впоследствии говаривал. Особенным попечением ее пользовались все сироты и бедные обоего пола, и по преимуществу женского; для них она была в полном смысле матерью: заботилась об их содержании и христианском воспитании. С такою мудрою целью она доводила их до совершеннолетия; потом, если видела в сироте желание выйти замуж и находила достойного ей жениха из призреваемых ею, то соединяла их законным браком и награждала, не только не требуя от них за то никакого воздаяния, но часто и неблагодарности перенося с терпением и любовью. За такое благочестие Агафьи милосердный Господь, благословил ее сыном» (ИТ. 21–22). Иеромонах Иоасаф дает здесь понять, что эти сведения получил от самого преподобного Серафима.

20 сентября

Родился будущий Император Павел Ⅰ. Жизнь преподобного Серафима пройдет в основном в царствование четырёх самодержцев: Екатерины Ⅱ, Павла Ⅰ, Александра I и Николая Ⅰ. Молитвенник за Россию почитал российских монархов. Александр Ⅰ, по преданию, даже посетит старца Серафима в его монашеской келье и будет говорить с ним о своей судьбе и о судьбе России. Преподобный Серафим, несомненно, по Божьей воле окажется в тесной связи с судьбой русских монархов. Прозревая духовные причины исторических событий, старец был возмущён выступлением декабристов. Его мантия после кончины в 1833 году была передана Романовым, принося, чудотворные исцеления в эпоху Александра Ⅱ и Александра Ⅲ. Наконец, преподобный дал пророчество о судьбе России в эпоху святого царя Николая Ⅱ. Отец Серафим был молитвенником не только за весь русский народ, но и, особо, за царскую семью – это несомненно. Недаром мощи преподобного несли на своих плечах в 1903 году Романовы. Не только мантия батюшки Серафима, но и его молитва покрывала род Романовых. В сущности, он сам сказал об этом: «Царя, который меня прославит, того и я прославлю». «Я прославлю» – в том смысле, что преподобный ходатайствовал о прославлении царской семьи перед Богом – и заранее знал о том, что его ходатайство увенчается успехом. Бог сподобил старца увидеть события русской истории на сотню лет вперед.

Жизнь будущих подвижников часто оказывается отмеченной Богом с самого их детства. Когда Прохору было три года, о нем изрёк пророчество местный юродивый, который как-то встретив Агафию Машнину с трехлетним Прохором, предрек ему великую будущность:

– Блаженна ты, вдовица… что у тебя такое детище, которое со временем будет крепким предстателем пред Св. Троицей и горячим молитвенником за весь мир… (Д. 32). Известно, что впоследствии Прохор познакомится с этим человеком ближе.

Преподобному Серафиму шесть лет. В 1760-м году – первое пророчество о Дивеевской обители как о четвертом уделе Божией Матери. Агафья Семёновна Мельгунова по дороге из Мурома в Саров остановилась в Дивееве и сподобилась здесь видения Божией Матери, указавшей на Дивеево как на Свой четвертый жребий во вселенной: «Вот то самое место, которое Я повелела тебе искать на севере России, когда еще в первый раз являлась Я тебе в Киеве: и вот здесь предел, который Божественным Промыслом положен тебе: живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобою и всегда буду посещать место это, и в пределе твоего жительства Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете: это четвертый жребий Мой во вселенной. И как звезды небесные и как песок морской умножу Я тут служащих Господу Богу и Меня, Приснодеву, Матерь Света, и Сына Moeгo Иисуса Христа величающих: и благодать Всесветного Духа Божия и обилие всех благ земных и небесных, с малыми трудами человеческими, не оскудеют от этого места Моего возлюбленного!» (Ч. 6).

Агафья Мельгунова

10 мая

В возрасте 43-х лет скончался отец преподобного Серафима – Исидор Иванович Машнин (ТК ГУАК. 86). После смерти отца в семье, кроме шестилетнего Прохора, остались: Агафья Фотиевна (урожд. Завозгряева) – мать преподобного Серафима, дочь старинного курского посадского; Алексей Исидорович Машнин – брат преподобного Серафима; Прасковья Исидоровна Машнина – сестра преподобного Серафима; Федосья – бабушка по отцу преподобного Серафима (Г. Н. Бочаров дает ей отчество «Наумовна», в то время как В. А. Степашкин настаивает на «Максимовне»).

Преподобному Серафиму восемь лет. В 1762 году после длительного царствования императрицы Елисаветы Петровны на престол вступил Петр Ⅲ (1728–1762).

Портрет Петра

Он был воспитан в западном духе и говорил, что «не рожден для России, что он не при годен русским и русские не пригодны ему». Ропот против него был всенародным; народ говорил: «Лютеры надвигаются». В день Святой Троицы, когда в церкви все встали на колени, он с громким смехом вышел на улицу. Был отдан приказ вынести из храмов все иконы, кроме образов Спасителя и Божией Матери. Священникам приказал обрить бороды (РОМ. 306–309). Его царствование ознаменовалось указом от 18 февраля 1762 года «о пожаловании всему российскому благородному дворянству вольности и свободы (РОМ. 306), т. е. об освобождении дворянства от обязательной государственной службы. По логике вещей, тут же должно было быть отменено и крепостное право. Но его отменят лишь через 100 лет. Такая «вольность» принесла России огромные беды и изменила нормальный путь течения государственной жизни. Воспитанный на немецких образцах Петр Ⅲ, правил всего семь месяцев. Его собственная жена, Екатерина Ⅱ, устроила государственный переворот и отстранила мужа от власти. Крестьянская, же и церковная Россия, в том числе провинциальный Курск, живет в это время своей неспешной жизнью, ибо результаты верхушечных переворотов скажутся на ней еще не скоро.

В 1762 году достроен и освящен нижний храм собора во имя преподобного Сергея Радонежского в Курске (С. 12).

Пострижен в иночество в Саровской пустыни будущий саровский строитель Пахомий (Борис Назарович Леонов), родом из Курска, который примет большое участие в судьбе преподобного Серафима.

Преподобному Серафиму десять лет. В это время умерла бабка преподобного Серафима по отцовской линии – Феодосия Максимовна.

В Саровской пустыни формируется «курское землячество». Очевидно, до Курска (как, впрочем, и до Киева) доходят вести об истинно монашеской жизни в далекой Саровской обители и куряне все чаше идут спасаться в Саров. В 1764 году в пустынь прибыл из Курска инок Михаил, будущий схимонах Марк, который проживет в монастыре до своей кончины в 18l7 году (С. 18). Некоторые источники до исследования В. Степашкина давали другую дату прибытия отца Марка в пустынь 1857 год. Будущий схимонах Марк был также из купеческого звания и на 21 год старше отца Серафима. Поскольку духовные пути отца Серафима и подвижника Марка были близки и к тому же преподобный Марк много передал своему младшему собрату своей духовной сокровищницы, нужно рассказать об отце Марке поподробнее. О нем замечательно написал русский духовный писатель Евгений Поселянин: «Его одежда, многошвенная и часто ветхая, необыкновенная молчаливость, иногда употребление не во время пищи перед братиею и посторонними, отрывочность, и непонятность речи – казались странными окружающим. Осуждения их он принимал благодушно; задумал удалиться из обители, и без ропота ушел в дремучий лес, окружающий Саров. Так исполнил он мудрое слово преп. Ефрема Силина: «Кто хочет быть монахом и не переносит оскорбления, унижения и ущерба, тому монахом не бывать».

В лесу о. Марк не имел постоянного пристанища. То он ютился в подземельных пещерах, оставленных зверями, то в шалашах, которые сам устраивал из хвороста. Иногда же постелью служила ему голая земля, а крышею – небо. Так жил он довольно долгое время. Наконец, братья, видя чрезвычайное терпение его в этой отреченной жизни, поняла, что его юродство есть дело великой благодати Божией и стала питать к нему большое уважение. Особенно возросло это уважение с тех пор, как за о. Марком стали замечать, некоторую прозорливость. Часто его отрывочные слова, с виду ничего не значившие, касались внутреннего содержания говоривших с ним лиц. Другие же его слова, казавшиеся ни с чем несообразными, оправдывались впоследствии точными событиями. Но и освободясь от насмешек братии о. Марк не остался в монастыре. Хотя ему там отвели келлию, он, увлекаемый жаждою пустынной и безмолвной жизни, удалился по благословению строителя Пахомия, на совершенное безмолвие в лес, принадлежавший пустыни.

Придя в лес с тем, чтоб всегда остаться там, он сперва, как и прежде, не имел постоянного жилища, и укрывался то в пещерах, то в шалашах, то в маленьких келейках, которые едва защищали от холода и которые он сам себе устраивал в лесу в разных местах. Впоследствии для него была устроена деревянная келлия в одной версте от обители. Здесь он принимал приходившую к нему братию и посторонних посетителей, искавших его наставлений.

Но теплая келлия была единственным послаблением, какое позволил себе подвижник. Сюда укрывался он только, чтоб согреться и принять пищу, а все почти время проводил на открытом воздухе, или в прежних убежищах своих.

Летом и зимою одеждою ему служили многошвенные ветхие рубища, во исполнение слов преп. Исаака Сирина: «возлюби убожеские ризы в одеянии твоем, дабы уничижить возникающие в тебе помышления. Ибо, любящий блеск не может стяжать смиренного помышления, потому что сердце внутри принимает образ подобный внешним образам». Он носил на теле тяжелые вериги; никогда не разбирал кушанья. Вкусно ли оно или не вкусно, свежо или гнило. Не дозволяя никому служить себе, он до глубокой старости сам ходил за пищей в обитель, сам ходил и за водой, хотя многие желали бы служить ему.

В таких подвигах провел он последние двадцать лет своей жизни. Нестяжательность его была так велика, что у него не было ничего, кроме ветхого рубища, вериг, рогожины, тыквенного кувшина для воды, и пищи и немногих инструментов для ручной работы. Кроме восковых свеч, он ни от кого ничего не принимал. Он говорил: «У меня нужное все есть, а лишнее никогда не полезно».

Кто-то спросил его: «Батюшка, как ты не имеешь в келлии своей даже самого нужного?» Он отвечал на это: «Я тридцать лет так веду себя, следуя словам Христа: «Иже не отречется всего своего имения, не может·быти Moй ученик». Не в чем ином богатство монаха, как говорит о том преп. Ефрем Сирин, как в утешении, сотворившемся от плача».

Некоторые просили его принять от них денег для раздачи нуждавшимся. Он отвечал: «Это не мое призвание, а дело мирян. Отшельники должны быть свободны от мысли о внешних вещах и хранить свой ум в молитве». Молчание его простиралось до того, что из братии он беседовал не более как с пятью человеками, с прочими же нe говорил.

Если кто посещал его, он выходил тогда из келлии, имея нa груди образ Богоматери с Предвечным Младенцем, который и давал целовать посетителям.

Советов, наставлений никому не давал. Он следовал тут словам Исаака Сирина: «Пусть лучше признают тебя невеждою по малому твоему сведению в том, как вести споры, нежели мудрым по бесстыдству. Учащих противному обличай силою добродетелей твоих, а не убедительностью слов. Кротостью и тихостью уст своих заграждай уста и заставляй молчать бесстыдство непокоряющихся истине. Невоздержных обличай благородством твоего жития».

Любимою его молитвою была молитва преп. Иоанникия Великого: «Упование мое – Отец, прибежище мое – Сын, покров мой – Дух Святый; Троице Святая, слава Teбe!» Эту молитву творил он постоянно, ощущая от нее великую радость.

В ночное время он большею частью ходил по лесу и говорил, что ощущает сердечную сладость, когда вся природа безмолвствует, а наша молитва так легко возносится к Богу. В это время он любил, ходя, петь стих: « Воскресение Христово видевшее».

Рукоделие о. Марка состояло в изготовлении серных спичек, которые он пучка раздавал посетителям. Летом он занимался возделыванием грядок. На которых сажал картофель и другие овощи. Этим он и питался в пустыне.

Имея великое усердие к храму, он, нe взирая на суровое время и отдаленность келлии в воскресные и праздничные дни, – зимою, по глубоким нерасчищенным снегам, приходил к службам.

Правило, то есть последование молитв, которые совершал старец, было многосложно.

Из того, что говорил он нескольким инокам о том, как жить, памятно следующее: «Ходи в церковь, имей послушание к настоятелю и братии. Сидя за трапезой, внимай себе и чтению. Каждого брата предваряй поклоном; много не говори, а более молчи. Ходи как мертвый, закрыв глаза, уши и уста. В келлии имей поделие, и молись почасту, а “умную” молитву твори на всяком месте навсегда. Ни с кем не спорь, но всякому уступай, и себя считай хуже всех. Всякому только и говори: благослови и прости».

Больше же всего о. Марк учил смирению, терпению, самоукорению, вниманию. « Мы должны смирятся пред другим, говорил он, и считать себя худшими его, какие бы недостатки ни видели в его жизни. Мы должны навсегда мысль свою утверждать в том, чтоб представлять себя худшими всех».

Однажды один инок, принеся ему пищу, увидел его сидящим в глубокой задумчивости, с лицом, обращённым на восток. Долго не смел он прервать размышления старца. Наконец, спросил: «Что ты, отче так задумался ?» – Старец отвечал ему: «Я размышляю об изгнании Адама из рая, когда он плакал и вопиял ко Господу: “Милостиве, помилуй мя, падшего!”»

Господь послал верному рабу Своему благодатные дары: прозорливости и исцеления недугов.

Как-то летом пришли к старцу два странника, попросить его молитв и принять благословение. Старец встретил их и дал им приложиться ко кресту; потом он оторвал от полы своей ветхой рясы лоскут и дал одному из них, говоря, чтоб тот обмахнул им голову и разогнал комаров. Тот сделал это и, выйдя из келлии старца, рассказал своему спутнику, что, когда шел к о. Марку, его тяготили хульные и злые помыслы. Но только он обмахнул голову лоскутом, эти помыслы рассеялись; как комары, и он почувствовал какую-то легкость и спокойствие на сердце.

Схимонах Марк

От долгого стояния и трудного хождения ноги старца чрезвычайно распухли: он не мог ходить. Братия советовала ему позвать врача, но старец отказался от человеческой помощи, возлагая всю надежду на Бога. Он взял в храме из лампады, горящей пред иконою Богоматери «Живоносный Источник», елея, помазал им ноги и вскоре получил облегчение.

Один из братии, живший отшельником в лесу и думая, что пост есть удобнейший путь спасения, без благословения духовного отца назначил себе строжайший пост. Начав это дело без рассуждения, он ослаб так, что дело могло кончиться плохо. От долговременного поста силы его истощились, и он еле мог держаться на ногах. Марк узнал об этом и пошел навестить неблагоразумного постника. Он с собою принес кусок хлеба и, подняв правою рукою свой посох, а левою подавая хлеб, говорил ему: “Ешь!” Брат, устрашенный угрозою, съел принесённый хлеб и получил прежние силы. А. о. Марк этим показал, что пост спасителен только тогда, когда бывает с рассуждением…» (Е. Поселянин. Русские подвижники XIX века. СПб., 1910. С. 302–311). Подвижник Марк отличался прозорливостью. Он мирно почил 4 ноября 1817 года. К этому времени и сам батюшка Серафим уже обладал духовной опытностью. В жизнеописании схимонаха Марка просматриваются уже многие черты образа несения подвига, коим отличался и сам преподобный Серафим.

11 июня

Вся жизнь преподобного Серафима проходила под Покровом Божией Матери. Впервые Ее явное заступление за свою жизнь Прохор ощутил в 1764 году, когда ему было I0 лет от роду. «Когда ему было 10 лет, случилась с ним болезнь, от которой исцелен он чудесно. Отец Серафим о сем рассказывал таким образом: в сонном видении Божия Матерь обещалась посетить его и исцелить от болезни, что в самом деле и исполнилось». (ЖП. 12–13). В городе Курске, в Знаменском монастыре находилась чудотворная икона «Знамение», именуемая Курская. Каждый год в девятую пятницу по Пасхе (на первой неделе Петрова поста) икону переносили из монастыря в Коренную Рождественско-Богородицкую пустынь, которая и была основана на месте явления иконы. Это была та самая знаменитая икона, которая ныне находится США. Исцеление произошло при встрече Прохора с иконой Божией Матери «Знамение» во время крестного хода из Знаменского монастыря в Коренную пустынь (С. 12–13. 62). «Случилось с нею идти улицею, на которой находился дом Прохора» (ЖП. 13). По случаю сильного дождя невозможно было пройти улицей, которой обычно шел крестный ход. Пришлось идти через двор Машниных. Мать Прохора, увидевши икону, «обрадовалась, будучи уведомлена от него о том, что ему обещано в сонном видении, и вынесши его, больного. приложила к иконе Божией Матери, которая потом пренесена была чрез него. И по пренесении ее он сделался здрав» (ЖП. 13). Здесь впервые упоминается о чудесном видении Божиего избранника.

В городе Балахне Нижегородской губерния родился Тихон Федоров (после: старец Тимон), ученик преподобного Серафима, ныне прославленный в лике святых Костромской епархии.

Преподобный Тимон родился в семье диакона одного из местных храмов Феодора и eгo супруги Анисии. Обученный отцом, мальчик уже в семилетнем возрасте свободно читал церковные книги, он отличался любовью к уединению и молитве.

Преподобный Тимон

Затем он получил образование в Нижегородском Духовном училище. Достигнув 20 лет, он женился на дочери одного из балахнинских священнослужителей Евдокии и был рукоположен во диакона к Свято-Алексеевскому храму села Зиняково Семеновской округи Нижегородской епархии. Однако вскоре его супруга скончалась. Стараясь утишить скорбь от потери горячо любимой матушки, диакон Тихон Федоров часто посещал Саровскую пустынь, где его духовным отцом стал преподобный Серафим. По благословению старца Серафима отец Тихон в 1800 году поступил в число братии нижегородского Вознесенского Печерского монастыря и вскоре принял иночество с именем Троадий.

В апреле 1801 года. Иеродиакон Троадий стал строителем городецкого Богородице-Феодоровского монастыря – обители, в стенах которой до 1239 года пребывала великая святыня: чудотворная Феодоровская икона Божией Матери. В январе 1804 года иеродиакон Троадий был пострижен в монашество с наречением имени Тимон, а через 10 лет в 1814 году Тимон был рукоположен во иеромонаха.

Преподобный Серафим благословил намерение отца Тимона переселиться в Надеевскую пустынь, что он и исполнил в 1825 году. Здесь, в 10 верстах от обители. он выкопал землянку и устроил в ней келью, где проводил жизнь в подвигах поста, молитвы и богомыслия на протяжении семи лет, посещая Надеевскую пустынь лишь по воскресным и праздничным дням для совершения богослужения. Но в начале 1832 года Господь сподобил преподобного Своего явления, повелев старцу приступить к возобновлению Надеевской пустыни – которая тогда находилась в ветхом состоянии, не имея даже постоянной братии: «Не ужасайся старец а сотвори то, что Я повелю тебе. Иди в пустынь угодника Моего святителя Николая Чудотворца, в которой спасались некогда многие иночествующие, и возобнови ее для жительства вновь иночествовать имеющим по тебе в последующие годы». В апреле 1832 года старец Тимон в последний раз пришел в Саровскую пустынь, где получил благословение отца Серафима на исполнение повеления Божия: «Сей, отец Тимон, ceй всюду сей данную тебе пшеницу. Ceй на благой земле, сей и на песке. сей на камени, сей на пути, сей и в тернии; все где-нибудь, да прозябнет и возрастет и плод принесет, хотя и не скоро».

В том же 1832 году преподобный Тимон начал строительство в Надеевской пустыни. Одновременно преподобный выкопал вокруг обители канавку (подобно знаменитой Дивеевской), а также ископал вблизи монастыря источник, освятив его в честь святителя Николая.

Земные труды преподобный Тимон сочетал с подвигами духовными. Господь наградил святого благодатными дарами прозорливости и чудотворений, любовь и смиренномудрие старца привлекали к нему множество людей. Братия обители и паломники, иноки и миряне обращались к старцу за советом, утешением и наставлением.

Преподобный Тимон мирно преставился ко Господу 21 января 1840 года; погребение его состоялось в Надеевской пустыни, за алтарем Успенского храма. По сей день молитвами преподобного Тимона (прославлен в 2000 году) на источнике совершаются исцеления больных.

Преподобному Серафиму восемнадцать лет. У брата Алексея рождается дочь Дарья.

Чесменская битва

Мать Александра (Мельгунова) закончила строительство главного престола Казанской церкви. «Когда была освящена Казанская церковь в точности неизвестно, но надо предполагать, что построение ее окончилось, судя по Святому антиминсу, через пять лет, т. е. в 1772 году. Антиминс главного престола во имя иконы Казанской Божией матери священнодействован Высокопреосвященнейщим Палладием Архиепископом Рязанским (Ч. 29).

Преподобному Серафиму двадцать лет. Разумеется, он слышал о восстании Пугачева, «гулявшего» рядом по Волге.

Емельян Пугачев

В 1774 году Пугачев был схвачен и казнен, мятежники рассеялись. К изменникам государя отец Серафим относился как к преступникам, что позже проявится в его отношении к декабристам. Пугачевский бунт стал для современников символом буйного антигосударственного мятежа. В пророчествах преподобного о будущем России появятся упоминания о Пугачеве.

Преподобному Серафиму двадцать один год. С его слов известно, что в молодости, до ухода в Саров, он вел в родном Курске торговлю. 1775 год отмечен в Сарове страшным голодом. «B это несчастное время многие питались древесною корою, смешивали с хлебом гнилое дерево и дубовые желуди». Настоятель Саровской обители отец Ефрем питает сотни и тысячи приходящих крестьян в течении семи месяцев. Некоторые из братии начали было на него втайне роптать, опасаясь недостатка в хлебе для самих себя…. Старец созвал старейшую братию … и сказал: “Не знаю как вы, а я расположился, доколе Богу будет угодно за наши грехи продолжать глад, лучше страдать со всем народом, нежели оставить его гибнуть от глада. Какая нам польза пережить подобных нам людей?”…»

Сергиево – Казанский собор г. Курска построен родителями преп. Серафима Саровского. Фото 1858 г.

(Ав. 52–53: Ч. 28). Мать Александра (Мельгунова) собирает малолетних детей помогать строительству храма, кормит их и дает деньги, тем самым помогая выжить крестьянским семьям в Дивееве (Ч. 29).

«Предположительно год окончания каменных работ на строительстве Сергиево-Казанского храма» в Курске. Известно, что Прохор принимал непосредственное участие в его строительстве (С. 62).

Прохору Машнину уже 22 года, его душа тянется к монашеству. В 1776 году он решает определить место своего служения Богу и совершает первое (и последнее в своей жизни) паломничество. Прохор уходит в Киево-Печерскую ларву на поклон киевским святыням (С. 16). Здесь он посетил старца Досифея (под этим именем скрывалась подвижница Дарья Тяпкина), благословившего его на монашеский подвиг в Саровском монастыре.

Старица Дисифея

Иеромонах Георгий (бывший саровский гостинник Гурий) в жизнеописании преподобного Серафима отмечает, что «прозорливый старец, проразумев в нем благодать, Божию… благословил его и, указав для его местопребывания Саровскую пустыню, сказал ему: “Гряди, чадо Божие и пребудь там! Место сие тебе будет во спасение”». При этом старец Досифей благословил Прохора на непрестанную Иисусову молитву (ТПЖ. 53). Затворник Досифей на самом деле была девица Дария Тяпкина (1721–1776) из знатного рода рязанских дворян Тяпкиных (См.: Зноско В. Рясофорный монах (девица) Досифей. Затворник Киево-Печерской Лавры. М. 1906).

Преподобному Серафиму двадцать три года. Он уже два года духовно готовится к своему уходу в Саровский монастырь, ловит доходящие до Курска вести из Сарова – о жизни в монастыре, о подвижничестве братии, в том числе и из числа курян. В этом году в Курске узнали, что строителем Саровской обители избран курянин иеромонах Пахомий.

29 марта¹⁰

«В 1777 году иеромонах Пахомий был избран братией Саровской пустыни в строители» и почти 18 лет управлял обителью. «При нем Саровский бор сделался рассадником великих старцев – светильников духовной жизни» (Д. 58–59; Ч. 33). Строитель Пахомий был кроток, смиренномудр, молитвенник и постник» (Ав. 64). Первый приходил в храм на службу и последним уходил. Особенно он любил беседовать с духовными подвижниками о средствах к получению Духа Святаго.

Строитель Пахомий

«Благодать Духа Святаго всегда окружает нас; но злые дела наши окружают нас, подобно каменной крепкой ограде, препятствуют вселению Духа Святаго в нас … особенно ему противны плотская нечистота и духовная гордость» (Ав. 69). Строитель Пахомий с любовью примет через год в обитель своего земляка, юного Прохора Машнина.

8 апреля

Пахомий утвержден духовным начальством в должности строителя (с. 63).

12 декабря

Рождение будущего императора Александра Павловича.

Преподобному Серафиму двадцать четыре года. В Курске, в возрасте 23-х лет умирает его двоюродный брат Максим, сын Прасковьи Фотиевны Завозгряевой.¹¹

Без даты

В Саровскую пустынь прибывает пятнадцатилетний «ученик безмолвного Серафима» Варлаам Федосеев. Если учесть, что «всего жития eгo было около 60 лет», а скончался он в 1823 году, то 15-летие, в которое он попадает в Саровскую обитель, падает как раз на 1778 год. «Во уединении находился, и любитель величайший был безмолвия; ревнитель и подражатель был древних отцев, умозрением вел духовную жизнь; ученик безмолвного отца Серафима и жил в пустыне с 15-ти лет, а потом в братской больнице совершивший течение жизни благочестиво и назидательно» (С. 37).

Преподобный Марк пострижен строителем Пахомием в иночество с именем Мефодия ( Е. Поселянин. Русские подвижники XIX века. СПб., 1910. С. 302–311).

30 мая

Скончался в 86 лет бывший настоятель Саровской обители отец Ефрем (Ч. 33). Он был уроженцем города Тулы, из купцов, в миру – Евдоким Андреевич Короткой, Строитель Ефрем учил вдумчиво читать Священное Писание: «Когда мы скорочтением воздух будем наполнять, не успевая внимать в разум Божественного писания, то, как душа может умилиться и придти в чувство, не понимая читаемого? Сила Свешенного Писания, нами понимаемого, бывает нам во спасение» (Ав. 51). Иеромонах Ефрем собственноручно написал полууставом нотные столнового пения ирмологии, обиходы, стихиры праздничные, различные канонники, псалтырь с канонами и правило келейное. Все свободное время, остававшееся от молитвенного правила, он упражнялся в уединении в чтении душеполезных книг (Ав. 51).

22 октября

Освящен верхний храм во имя Казанской Божией Матери в Курске. Сергиево-Казанский храм окончательно завершен (С. 63). Прохор завершил все свои мирские дела, получил благословение матери на монашеское житие в Сарове (большой медный крест, который он носил на груди до конца своей жизни (Ч. 43). Неизвестна точная дата ухода Прохора их дома.

20 ноября

Прохор Машнин пришел из Курска в Саровскую пустынь (ЖП. 14). Строитель Пахомий определил юношу в число послушников и поручил казначею обители, иеромонаху Иосифу, духовное руководство молодым человеком (ТПЖ. 54). Прохор прошел путь общих братских послушаний. В житийной литературе упоминается, что юный подвижник нес послушания в хлебне, в просфорне, столярне, был «будильщиком», т. е. утром будил монахов на молитву в храм (ЖП. 15; Д. 6.0). Правда, в «архивных документах найдено подтверждение только двум. Это работа столяра и полесовщика» (С. 19). Более того, в жизнеописании иеромонаха Гурия, лично знавшего преподобного, сказано, что столярной работой Прохор «занимался келейно … , а больше, по обычаю иноков сей обители, резал кипарисные кресты…» (ТПЖ. 54). Здесь же сказано, что в новой больничной церкви Прохор «из усердия устроил в ней своими руками из кипариса престол» (ТПЖ. 54). Тем более не определена последовательность послушаний. В первом преподобного Серафима говорится, что он был «будильщиком, просфоряком и занимался столярною работою»(ЖП. 15). Как известно, первое жизнеописание преподобного Серафима Саровского принадлежит перу саровского иеромонаха Сергия, который еще при жизни отца Серафима, с 1818 года, собирал сведения о двух выдающихся саровских подвижниках – Серафиме и схимонахе Марке. Первое житие («Сказание о жизни и подвигах») отца Серафима было опубликовано в 1841 году. Очевидно, иеромонах Сергий не придавал значение точности в этом вопросе. Л. И. Денисов, как считается, написал «самое фундаментальное, исчерпывающее по своей полноте и наиболее беспристрастное; исторически объективное сочинение о преподобном Серафиме Саровском» (Л. А. Щенникова). Он уже настаивает на точной последовательности послушаний Прохора: «Он был сначала в хлебне, отсюда в просфорне, затем в столярне, наконец был сделан будильщиком» (Д. 60). Однако рассказы монахини Капитолины свидетельствуют о том, что батюшка Серафим сам упоминал о своем послушании на клиросе: «Вот, бывало, спросит: “Что, матушка, ты с сестрами-то завтракаешь, когда они кушают?” “Нет, батюшка”. – скажешь. “Что же так, матушка? Нет, ты, радость, моя, не хочется кушать, не кушай, а садись всегда за стол с ними, они, знаешь, придут усталые, унылые, а как увидят, что ты сама села и ласкова, и весела с ними, и бодра духом, ну и они приободрятся и возвеселятся, и покушают, то более с великой радостью; ведь веселость не грех, матушка, она отгоняет усталость, и от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет, оно все приводит с собою. Вот и я, как поступил в монастырь-то, матушка, на клиросе тоже был, и какой веселый-то, был, радость моя, бывало, как они приду на клирос-то, братья устанут, ну и унынье нападет на них, и поют-то уж не так, а иные вовсе не придут. Все соберутся, я и веселю их, они и усталости не чувствуют, ведь дурное что говорить ли, делать ли нехорошо и в храме Божием не подобает, а сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех перед лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был, – вовсе не грешно, матушка”, – говорил так батюшка Серафим» (Ч. Гл. ⅩⅡ).

Преподобному Серафиму двадцать пять лет.

Без даты

Рязанский епископа Симон освятил правый придел Казанского храма в Дивееве – во имя первомученика архидиакона Стефана (Ч. 29–30).

«Из-за опасности возникновения пожара деревянные кельи… вблизи Успенского собора Саровского монастыря с южной стороны … разобраны, на их месте выстроены 16 каменных келий с подвалами для хранения овощей. В каждой калии по два окна. В каждой келии сделаны сени “в коих устроены по два чулана”. В одной из келий впоследствии предстоит жить отцу Серафиму» (С. 63).

15 августа

Строитель Пахомий уверенно руководит монастырем, который при нем растет, строится, приобретает большое количество братии. « … В пещерах под землею возобновлена и 15 августа освящена самим преосвященным Иеронимом, епископом Владимирским, церковь во имя преподобных отец Аптония и Феодосия и всех Киево-Печерских чудотворцев. Ибо по первом освящении церковь от сырости попортилась, и была долгое время без священнослужения. Ныне иконостас устроен в ней железный для отвращения порчи…» (Ав. 71). Ясно, что Саровская пустынь ощущала себя в монашеском мире преемницей Киево-Печерской лавры. Отсюда особенный монашеский дух в Сарове, отсюда особенная любовь к пустынножительству. Юный инок Прохор Машнин, получивший благословение на монашество именно в Киево-Печерской лавре, проникался этим духом.

Болезнь послушника Прохора Машнина (ПЖ. 15). Первое житие не отмечает подробностей болезни послушника. Сказано лишь, что «Прохор пришел в крайнее изнеможение сил от болезни, так что опасались и за жизнь eгo» (ПЖ. 15). Зато в житии 1863 года отмечено: «Тело его распухло; больной лежал неподвижно. Неизвестно какая у него была болезнь… По внешнему виду думали, что Прохор страдал водяной болезнью. Но никакому сомнению не подлежит, что то был недуг упорный и продолжительный, длившийся в течение трех лет, половину коих страдалец провел в постели» (Е. 25). Значит, болел Прохор с l780 по 1782 год Прохору предложили лечится, однако он ответил: «Я предал себя истинному врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери; Преблагословенной Деве Марии» (ЖП. 16; ИТ. 27). Во время болезни и особенное смотрение за ним … имел Саровской пустыни казначей иеромонах Иосиф (ЖП. 15), которому в свое время отец Пахомий поручил духовное руководство над иноком Прохором. Причем отец Иосиф «по любви своей к болящему, предложил строителю, что желает особенно о здравии Прохора отслужить всенощную и литургию, и приобщить eгo Святых Таин, на что отец строитель согласился» (ЖП. 16). Именно после этой особенной, ради его здравия, литургии и после причащения послушника Прохора посетила Божия Матерь и исцелила его – уже второй раз (ЖП. 16: ИТ. 27–28).

Без даты

В документах Саровского монастыря впервые упоминается послушник Прохор Машнин, родом из курских купцов. (С. 63).

Именно о трех годах болезни первым сказал иеромонах Авель в жизнеописании преподобного Серафима 1848 года: «В 1780 году он сделался болен водяною болезнию, которая и продолжалась около трех лет, пришел в крайнее изнеможение сил, так что опасались и за жизнь, его» (ТПЖ. 129).

Автор жизнеописания 1849 года иеромонах Иоанн дополняет этот эпизод важными подробностями. Оказывается, из-за сильной болезни старец потерял волосы на голове: «Из раны, которою вылилась мокрота, образовалась впадина, которую я осязал сам неоднократно, потому что отец Серафим при каждом рассказе об этом дивном событии, как бы в удостоверение своего исцеления Божиею Матерью, показывал мне эту впадину: она была так глубока, что почти вся кисть руки моей входила в нее.

От этой болезни все волосы свалились с головы отца Серафима, как бы войлок или парик. В такое состояние они пришли как от трехлетней болезни его, так и от того, что он совершенно небрег ими. Свалившиеся волосы висели на стене его кельи, на гвоздике; старец при каждом рассказе указывал на них. Теперь же они хранятся в Саровской пустыне у монаха Феодосия Дружинина, курского уроженца» (ИТ. 28).

Преподобному Серафиму двадцать семь лет.

7 декабря

Только теперь по приговору городского головы, купечества, мещанства и по определению курского магистрата Прохор Машнин получил увольнение в Саровскую пустынь для пострижения в монашеский чин. Отпускной аттестат Прохора Машнина: «По Указу Ея Величества Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны, самодержицы всероссийской и прочая, и прочая, и прочая.

Императрица Екатерина Ⅱ

Из Курскаго городового магистрата дан сей аттестат курскому купцу Прохору Сидорову, сыну Машнину, по прошение ево за имеющимся в нем показавшихся по свидетельству лекаря Петра Горбатовского ломотною в ногах и головною болезнями, от которых он в мирской жизни быть и мирских общенародных тягостей нести не способен по определению онаго магистрата, а по приговору курскаго купечества и мещанства, уволен по желанию вечно к пострижению в монашеской чин Владимирской Епархии в Саровской пустыни или где возможно будет. А капитальныя и протчия государственныя подати по смерть ево обязались платить курское купечество и мещанство. Оный же Машнин состояния добраго, в штрафах и подозрениях и ни в каких наперед сего пороках не бывал, также казенных и партикулярных долгов и ничего и ничем не состоит, почему к восприятию монашеского чина препятствий не имеется. А естли по власти Божией во оной обители окончит жизнь свою, то для показания об оном впредь при ревизии сей магистрат той обители уведомить письменно, вo верность чего из курскаго городового магистрата сей аттестат с приложением печати и за подписанием присутствующих ему, Машнину, дан декабря 7-го·дня 1781 году. На подлинном подписали: ратман Иван Полевой, ратман Федор Попов, ратман Михайла Полевой, ратман Тимофей Мосвстин, канцелярист Григорий Борзенков. Печать приложена из красного сургуча». (С. 18–19:63).

Пустынька игумена Назария в Валаамском монастыре

В 1781 году саровского иеромонаха Назария перевели в настоятели тогда еще захудалого и малолюдного Валаамского монастыря. При Назарии монастырь окреп. В архитектурном облике Валаамского монастыря, благодаря Назарию, угадывается большое сходство с Саровской пустынью.

Житие 1863 года отмечает, что в период послушничества Прохора он был отправлен сборщиком денег для нужд монастыря. Главной из этих нужд было построение церкви святых Зосимы и Савватия, рядом с которой и наказал позже преподобный Серафим, похоронить себя. Эту больничную церковь Саровской обители преподобный особенно любил: ведь он вложил в нее столько сил! Он не только собирал на нее деньги, но и своими руками сделал для храма «из кипарисного дерева престол» (1863. 28). В церковь Зосимы и Савватия он ходил причащаться в последние годы жизни.

Храм Зосимы и Савватия в Сарове

При сборе средств на храм Прохор посетил родной Курск. В житии 1863 года ошибочно отмечается, что к Курске он «посещал могилу матери» (она скончалась позже, в 1800 году). Здесь же указано, что брат Алексей «оказал Прохору нескудное пособие для строения церкви» (1863. 27).

Преподобному Серафиму•двадцать девять лет. В 1783 году у брата преподобного Серафима, Алексея, рождается дочь Мавра».

Без даты

В чредах неусыпаемого чтения Псалтири на 1783 год записано имя: Прохор – столяр, что подтверждает выполнение отцом Серафимом данного вида послушания (С. 63).

3 августа

Скончался епископ Йероним (Фармаковский или Формаковский; 1732, Казанская губерния – 3 августа 1783) – епископ Владимирский и Муромский. Он управлял Владимирской епархией с декабря 1770 года. Известно несколько писем владыки Иеронима в Саровскую пустынь. Эти письма напечатаны в «Описании Саровской пустыни» (М., 1853). Владыка был погребен во Владимирском кафедральном соборе. Несомненно, в Саровском монастыре поминали покойного епископа.

22 сентября

Епископом Владимирским становится епископ Олонецкий и Каргопольский, викарий Новгородской епархии Виктор Онисимов. Ему и придется рукополагать во иеродиаконы преподобного Серафима.

Преподобному Серафиму тридцать один год.

Без даты

В Саровской пустыни скончался казначей иеросхимонах Иосиф, «твердый столп благочестия, служивший подпорою обители» (Ч. 35).

13 февраля

Прохор Машнин получает окончательное увольнительное свидетельство за подписью Курского наместнического правления (С. 64).

19 марта

Строитель Пахомий постриг в рясофор послушника Прохора Машнина с именем Серафим (С. 64).

Преподобному Серафиму тридцать два года. Примерно в это время к нему в Саровскую пустынь приходит двадцатилетий диакон Свято-Алексеевского храма села Зиняково Семеновской округи Нижегородской епархии Тихон Федоров (1766–1840), будущий преподобный Тимон, и становится его учеником (Житие преподобного Тимона Надеевского).

20 января

Получен указ из Владимирской духовной консистории о пострижении в монашество рясофорного послушника Серафима (С. 64).

13 августа

По указу Св. Синода рясофорный послушник Прохор Машнин пострижен иеромонахом Пахомием в монашество с именем Серафим (ЖП. 17; ТПЖ. 56). Восприемником при пострижении был иеромонах Исаия (Зубков. См.: ЖП. 17). Пострижен Серафим был в Гороховский Николаевский монастырь (Владимирская губерния), где имелось вакантное место монаха.¹²

С поступления в Саровскую пустынь Прохор восемь лет провел в звании послушника. На языке иноков время это называется искусом. Предварительный искус поставляется необходимым условием для всякого переходящего от мира к исключительному служению Богу, как приготовление для сего служения.

Прохор теперь возмужал … Наружный вид его в это время имел заметные особенности. Он был роста высокого, около двух аршин и восьми вершков … Сложение имел мужественное и обладал большими физическими силами. Из душевных способностей у него была счастливая память, светлое, бойкое, отчетливое воображение и, в связи с ними, увлекательный дар слова. Прохор, посвящая Господу все свои способности и силы, таким образом, прошел уже все степени монастырского искуса и в самой жизни выразил совершенную готовность и способность к принятию монашеских обетов. В тяжких телесных и душевных испытаниях, которые посылал ему Сам Господь душа его очистилась и сердце окрепло в благочестии … Настоятель пустыни, твердо убедившись теперь в призвании Прохора ходатайствовал пред духовною властью об удостоении его сана инока. С соизволения Св. Синода 13 августа 1786 года совершено было пострижение его строителем иеромонахом Пахомием. Восприемными отцами его при пострижении были достопочтенные старцы Иосиф и Исаия, занимавшие после настоятеля первые места в монастырской иерархии. При посвящении ему дано было новое имя Серафим (пламенный). На это имя, по обычаю прошлого века данное Прохору без eгo ведома и изволения, можно смотреть как на выражение понятий о нем монастырского начальства: видели ревность Прохора к богоугодной жизни, предусматривали еще больший пламень по Боге и назвали Серафимом. В братских ведомостях за 1786 год сказано, что Серафим пострижен в монахи на вакантное место в Гороховский Николаевский монастырь, в котором и числился значительное время, но он никогда не жил в этом монастыре и постоянное местопребывание имел в Саровской обители.

С принятием иноческого сана значение нового имени, напоминая: отцу Серафиму о чистоте и пламенном служении Богу Ангелов, возвышало в нем желание с большею против прежнего ревностию служить Господу. Не принимая на себя новых подвигов, инок Серафим совершал прежнее течение, которое давно уже сроднилось с его душою и жизнию. Только со стороны стало заметно всем, что он держал себя уединеннее, более погружался в свою душу, крепче предавался исполнению своих обетов и соединенных с ними частных обязанностей» (1863. 28–30).

17 августа

После пострижения отец Пахомий написал рапорт епископу Владимирскому Виктору: «Темниковской округи Саровской Пустыни строителя иеромонаха Пахомия з братиею:

Репорт о получении указа и о действительном по оному исполнению Ея Императорского Величества

Пущенным из оной Духовной Консистории прошлого 1785-го году – декабря от 10-го под № 2127-м а здесь полученному сего 1786-го в феврале 20-го чисел указом велено в сходственность Святейшаго Правительствуюшаго Синода повеления находящегося в здешней Пустыни трудника курскаго купца Прохора Машнина, по церковному чиноположению в монашество при светских честных людях постричь, и какое ему при пострижении ево в монашество имя наречно будет об оном прислать в Консисторию репорт по пострижении ево Машнина за имеющимся в сей пустыни монашествующих полным числом штата отослать для помещения в штатное число братства, в Гороховской Николаевской монастырь: при сообщении.

И по оному Ея Императорскаго Величества указу вышеописанной трудник Прохор Машнин по церковному чиноположению за отлучкою ево для некоторых касающихся необходимых здешних монастырских потребностей, а по возврате ево в сию пустынь в монашество при светских честных людях а при ком имянно прилагается при сем свидетельство: сего августа 13-го числа пострижен; и при оном пострижении наречено ему имя Серафим, а как ныне за приключившеюся ему тяжкою болезнию отослать ево в реченной Гороховской Николаевской монастырь никак невозможно, почему он до получения от оной болезни освобождения и находится в ымеющейся в сей пустыни больнице, когда·ж он от оной болезни получит себе свободу то потому и отправлен быть имеет во упоминаемой Николаевской монастырь неотменно.

К подлинному репорту Строитель иеромонах Пахомий руку приложил августа 17-го дня 1786 году».

Подтвердили факт пострижения и светские люди: Владимирской Духовной Консистории мы нижеподписавшаяся свидетельствуем, в том, что находящейся Темниковской Округи в Саровской пустыни послушник Прохор Машнин, во время бытия нашего в означенной Саровской Пустыни для богомолия, а при случае онаго послушника пострижения по самой справедливости нам оной объявил, что он о восприятии того монашескаго чина, в предписанной Консистории прозбу употребил по своему обещанию самопроизвольно, и подлежащее об нем о пострижении в той Консистории дело произведено без всякаго к нему принуждения, а точно так, как духовным регламентом и указами повелено, в чем и подписуемся августа 13-го дня 1786-го году, на подлинном подписано тако:

Брегадир Володимер Полуехтов[и др. подписи]» (См.: с. 26).

В житии 1863 года говорится, что инок Серафим в Гороховском Николаевском монастыре «числился значительное время. Но он никогда не жил в этом монастыре и постоянное местопребывание cвoe имел о Саровской обители» (1863. 30).

В тот же день был ocвящeн престол храма во имя св. Зосимы и Савватия (1863. 28). С этих пор преподобный почти всегда причащался Святых Тайн именно в этом храме, который очень любил и в который вложил часть своей души (см. выше).

19 октября

«1786 г. Октября 19 числа то есть в понедельник после полуден в 4-м часам в самую обедню, за благословением святых отцов при Божией помощи отец строитель (Пахомий – В. М.) поехал для необходимых монастырских надобностей во Владимир к Преосвященному: и с ним поехали братия монашествующих, для произведение во иеромонаха, Анастасия, да во иеродиаконы Авраамий, Гедеона, Серафима … » (С. 26).

27 октября

Епископ Владимирский и Муромский Виктор (Онисимов) совершил рукоположение Серафима в сан иеродиакона (С. 26).

Иные источники называют дату поставления монаха Серафима в иеродиаконы – декабрь 1787 года (См.: ЖП. 18). На епископа Виктора поступали жалобы за жестокое и несправедливое обращение с подчинённым духовенством. На основании этих жалоб он был уволен в 1800 году от управления епархией со всей консисторией «на смирение» с пребыванием в Юрьевском монастыре. Известен следующий случай. Однажды (вероятно в 1798 году) император Павел I приехал во Владимир и отправился в собор, в котором находились мощи благоверных князей Бориса и Глеба (1015, память 2/15 мая и 24 июля/6 августа), открытые благоверным великим князем Андреем Боголюбским(1174, память 4/17 июля). Император Павел был поражен полной сохранностью мощей. После осмотра собора он обратился к епископу Виктору: «здравствуй, архиепископ». То есть, владыка был возведен им в сан архиепископа. Владыка обратился к императору Павлу с просьбой не переводить его в Суздаль. Тот рассердился и при прощании резко сказал ему: «Прощай, епископ». Таким образом, владыка Виктор Онисимов пробыл архиепископом всего лишь несколько минут (Русский архив. СП., 1895. Кн. 1, №3. С. 301:306).

Успенский собор г. Владимира

Строитель Пахомий с этого времени еще более привязался к усердному в службе отцу Серафиму и без него почти не служил. Сам старец признавался: «Когда батюшка Пахомий служил, то без меня, убогого Серафима, редко совершал службу» (1863. 31).·Иеродиаконом преподобный Серафим пробыл по 2 сентября 1793 года.

3 ноября

Отец Серафим вернулся из Владимира в Саровский монастырь (С. 64).

Осень

«Осенью 1786 года епархиальное начальство обратилось к строителю Саровской пустыни Пахомию с просьбой произвести опись церковного имущества и после этого освятить три вновь построенные церкви в соседней епархии, для чего были присланы так называемые антиминсы» (С. 28).

Без даты

В Саровскую обитель поступил послушником будущий настоятель Нифонт. «Еще в отроческом возрасте он горел желанием посвятить себя на жительство в Саровской пустыни, куда убедительно и просился, но не был принят за несовершеннолетием, по правилам обители, возбраняющим принимать в монастырь отроков. По·достижении же 25-летнего возраста он оставил мир и пришел в Саровскую пустынь в 1787 году, при строителе Пахомии. С первого шага он выказал твердое решение отказаться от своей воли И все свое достояние положил к ногам о. Пахомия, отдавая усердно с тем вместе и себя в послушание ему. Это удивило старца строителя и поэтому он внимательно следил за ним» (Ч. 48:95).

Начало года

В «Летописи» архимандрита Серафима (Чичагова) ошибочно дарение земли помещицей Ждановой отнесено к l788 году: «За 6 месяцев до ее ( матушки Александры Мельгуновой. – В. М.) кончины, в 1788 году одна их помещиц села Дивеево, госпожа Жданова, наслышавшись об обетованной Агафье Семеновне Матерью Божией обители, которая должна завестись в селе Дивеево, и желая поусердствовать осуществлению этого дела, пожертвовала матери Александре 1300 к.в. саженей усадебной господской земли своей рядом с церковью. По совету Саровских старцев и с разрешения епархиального начальства мать Александра построила на этой земле три кельи с надворным строением и оградила пространство деревянной оградой; одну келью заняла сама, другую предназначила для приглашённых жить, трех послушниц и третью – предоставила для отдыха странникам, во множестве идущим через Дивеево в Саров» (Ч. 37).

28 марта

На Святую Пасху скончался благотворитель Саровской пустыни Александр Степанович Соловцов, «а привезён в Саров для погребения в 31 день, а погребен 1-го апреля» (С. 64).

13 июня

В Дивеево скончала земное житие матушка Александра (Агафья Семеновна Мельгунова). Архимандрит Серафим (Чичагов) приводит в «Летописи» слова неизвестной рукописи Н. А. Мотовилова, записавшего слова послушницы матушки Александры Евдокии Мартыновны. Перед смертью матушка Александра сказала своей послушнице: «Молись Богу, Господь не оставит тебя, я уж скоро отойду от сего света, а ты еще долго проживёшь и то, что сбудутся слова мои, т.е. что соберется на месте ея большая обитель увидишь на деле, будет большое смятение; ты и до него доживешь» (Ч. 53). Накануне ее кончины в ее дом пришли старцы Пахомий и Исайя, а также молодой иеродиакон Серафим. Настоятель Саровского монастыря отец Пахомий по поручению епархиального начальства святил церковь, в селе Нуча Apдатовского уезда Нижегородской губернии. Вероятно, именно после посещения Нучи отец Пахомий и диакон Серафим заехали в Дивеево, где накануне скончалась матушка Александра (С. 64).

Декабрь

Некоторые источники указывают, что рукоположение отца Серафима в иеродиаконы произошло в декабре 1787 года. «В декабре 1787 года Серафим посвящен в иеродиаконы преосвященным Виктором, епископом Владимирским и Муромским» (ТПЖ. 130–131).

13 января

Распоряжение Владимирской духовной консистории «О выключении из здешняго штата за болезнями престарелых иеромонаха Маркела, монахов Никодима, Ириварха, Амвросия, Спиридона; коих велено числить, в здешней больнице: а на место их определить в штатное число вновь постриженных иеромонахов Авраамия, Самуила, иеродиаконов Серафима, Макария, Исаакия» (С. 29).

6 мая

Правительствующий Сенат своим указом причислил Саровскую пустынь к Тамбовской епархии, возглавляемой епископом Феофилом Раевым (С. 64).

16 марта

Скончался благотворитель отца Серафима иеромонах Питирим. Тело его погребено у западной стены Успенского собора (С. 64).

1 мая

Монахи Саровского монастыря посадили на огороде, что за храмом во имя Иоанна Предтечи, картофель и свеклу (С. 33). Интересно, что монахи Сарова выступают в роли новаторов, ибо картофель в России еще редко кто сажал в это время. Народное мнение было против этого нововведения. Но монахи оценили полезность « второго хлеба».

Без даты

В Саровскую пустынь приходит еще один курянин (и тоже из купцов монах Александр (С. 37), который станет пустынножителем наряду со схимонахом Марком и отцом Серафимом. Отец Александр, очевидно был моложе отца Серафима, он умер в 1840 году.

13 марта

Указ из Тамбовской духовной консистории о принятии в число братства вдового священника рязанской епархии ардатовской округи села Дивеева Василия Григорьева Дертева. Монашеское имя ему было дано – Варлаам. Матушка Александра (Мельгунова) жила на дворе отца Василия (С. 65).

14 июня

Инок Василий будущий настоятель Саровской пустыни, 14 июня пострижен в монашество с переименованием в Нифонта ( Ч. 95 ).

19 июня

Отец Дорофей пострижен в монашество (С. 37).

Без даты

В 1793 году саровский иеромонах Мелетий отправился в паломничество во Иерусалим (Путешествие во Иерусалим Саровския Общежительныя Пустыни иеромонаха Мелетия в 1793 и 1794 году. М. 1798).

Известно, что на Афоне преп. Паисием Величковским было создано первое словянское «Добротолюбие» – эта энциклопедия православной молитвы и монашеского подвига (А.А. Дмитриевский. Русские на Афоне. М. – СПб., 2011. С. 6), книгу эту отлично знал и часто цитировал отец Серафим. В 1793 году в Москве было выпущено первое русское издание «Добротолюбия» («Добротолюбие, или словеса и главизны священного·трезвения, собранные от писаний святых и богодухновенных отец»), которое было и в библиотеке Саровской пустыни. Именно эту книгу, вероятно, держал в руках преподобный Серафим, неся свой отшельнический пoдвиг·в Дальней пустыньке.

В этом же году монах Нифонт, будущий настоятель Саровской пустыни, рукоположен в сан иеродиакона (Ч. 95).

3 июля

Отец Дорофей рукоположен в сан иеродиакона (С. 37).

2 сентября

Иеродиакон Серафим рукоположен епископом Тамбовским и Пензенским Феофилом в сан иеромонаха «при строителе иеромонахе Пахомии» (ЖП. 19; ТПЖ. 62. 131). Подробностей рукоположения мы не знаем.

23 сентября

В Саровский монастырь поступили указы о рукоположении отца Серафима и «Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийский, из духовной Преосвященного Феофила епископа Тамбовского и Пензенского консистории, Темниковской Саровской пустыни отцу строителю иеромонаху Пахомию с братиею» (№ 2281): «Приказали: о произведении Его Преосвященством сего сентября 2-го дня иеродиакона Серафима во иеромонаха, за известие вместо грамоты к вам отцу строителю с братиею послан указ, о чем сей и посылается сентября 12 дня 1793 года. Козловский игумен Варлаам. Секретарь Иван Дмитриевский» (С. 30).

После посвящения в иеромонахи отец Серафим усилил свои подвиги, в результате чего «от непрестанного в церкви стояния получил опухоль в ногах» (ЖП. 19).

10 ноября

Иеромонах Геннадий по указу направлен в Краснослободский Спасский монастырь на должность настоятеля «с обязательством, чтоб он держался устава Саровской пустыни и во всем советовался бы с отцом строителем Пахомием» (С. 65). Спасо-Преображенский мужской общежительный монастырь находился на правом берегу реки Мокши. Его основал «черный старец» иеромонах Дионисий, который основал «пустыньку». Патриарх Никон разрешил «…около Дионисевой пустыньки

Краснослободской Спасо-Преображенский монастырь

лес ранить и воздвигнуть вновь церковь» в августе 1655 года. После чего была поставлена деревянная Спасская церковь с двумя приделами – Предтеченским и Казанским. Известно, что в 1764 году в обители был один игумен, 4 иеромонаха и 2 монаха. В XIX веке, в 1820 году в обители проживало уже 19 насельников.

13 декабря

Получен указ императрицы Екатерины II о разрешении содержания в больнице 10 престарелых монахов, иначе говоря, Саровскому монастырю официально разрешено увеличить штат на 10 человек. Теперь в монастыре, кроме настоятеля, было 30 монашествующих и 10 «больничных монахов» (С. 65).

Без даты

В семье брата преподобного Серафима, Алексея Исидоровича, рождается сын Семен.

Епископ Павел (Пономарев)

Иеромонах Мелетий вернулся из своего путешествия в Иерусалим (Путешествие во Иерусалим Саровския Общежительныя Пустыни иеромонаха Мелетия в 1793 и 1794 году. М. 1798). Очевидно, братия Саровской пустыни, в том числе и отец Серафим, узнали подробности паломничества отца Мелетия и выслушали его рассказы об Иерусалиме. Эти рассказы произвели живое впечатление на отца Серафима, который всегда питал особенное чувство к местам, где прошла земная жизнь Христа. Как раз после возвращения из Иерусалима отца Мелетия преподобный Серафим начинает свое пустынножительство и, между прочим, называет окрестности своей пустынной кельи теми или иными наименованиями Святых мест: Иерусалим, Назарет, Вифлеем и пр. (см. ниже).

9 мая

Прибыл в Нижний Новгород новый епископ Павел II (Пономарев, впоследствии архиепископ Ярославский и Ростовский) (Ар. 140). Он управлял Нижегородской епархией в 1794–1798 годах.

27 августа

В этот день преподобный Серафим, давно уже просившийся у строителя отца Пахомия на отшельническое житие, отбыл из Саровской обители и поселился в келлии на так называемой Дальней пустыньке.

«Отлучися от обители отец Серафим совершенно на житие в пустыню месяца августа в дню 27 числа 1794 года» (Рукописное собрание Саровской пустыни. С. 33). Здесь отцу Серафиму суждено будет провести много лет. В безмолвии и уединении проходил он путь молитвы и очищения души. Путь этот сокрыт от наших глаз. Очевидно, что внешних событий в жизни преподобного в эти годы было мало. Поэтому его пребывание в Дальней пустыньке освящено в литературе весьма скудно. Источником некоторых сведений являлся сам старец Серафим, который лишь впоследствии, в разговорах с различными людьми, упоминал то одно, то другое событие или факт. Все это старательно сберегалось в памяти собеседников. Вот почему 17-летний период жизни преподобного умещается в его житиях всего лишь на нескольких страницах. К тому же в рассказах старца о своей пустыннической жизни естественно отсутствовала хронология. Поэтому важные события его жизни в пустыньке почти всегда даются в житиях не в конкретных датах, а со словом «однажды».

Дальняя пустынька. Фото 1903г.

Дальняя пустынька находилась в пяти верстах от монастыря на правом берегу реки Саровки (ИТ. 32: С. 33). Что она собой представляла? В своей книге В. Степашкин приводит описание пустыни, относящееся к 1890-м годам: «Келлия была большая, пятистенная, с сенями и крыльцом (с южной стороны), над коим был навесец на столбиках, крыльцо было о трех приступках. В сенцах был огорожен чуланчик, в котором было оконце; в келлии было только одно волоковое окно. Печь стояла в северо-западном углу келлии. Под полом келлии был погребок. К сенцам с западной стороны была сделана бревенчатая пристройка, служившая и двором, и сараем, ход в нее был со вне, с южной стороны. Все это было покрыто двускатного тесовою кровлею – в одну связь в застрехи. Саженях в десяти от келлии на берегу вырыта была пещерка, в которую иногда уединялся отец Серафим. Внизу под горою был колодезь – родник. Вокруг келлии был огород, обнесенный жердневым забором, в столбах» (С. 33). Келлия отца Серафима в Дальней пустыньке, по достоверным сухим описаниям, была вытесана «из соснового леса, толщиною 7 вершков, срублена в угол в 12 венцов, внутри стены обтесаны: длиною 6. шириною 8 аршин, пол и потолок из соснового теса» (С. 34). Рядом с келлией находился пчельник и огород, на котором отец Серафим взращивал овощи.

В первом житии преподобного Серафима отмечалось: «Телесные его упражнения летом состояли в возделывании гряд для сажания картофеля, овоща и зелия» (ЖП. 20). В последующих житиях список овощей на огороде отца Серафима уточнился (или был додуман): «Это были картофель, свекла, лук и трава, называемая снить» (1904. 45)¹⁴.

Рядом с холмом, на котором стояла уединенная келья отца Серафима, находились в соседстве другие подобные же возвышения. Недалеко, на расстоянии двух верст ближе к монастырю, жили в уединенных хижинах другие саровские пустынники: игумен Назарий, иеромонах Дорофей, схимонах Марк. Житие 1863 года отмечает: «Вся эта обстановка немного напоминала собой св. Афонскую гору, состоящую из разных возвышений, усеянную лесом, монастырями и кельями пустынножителей. Старец Серафим поэтому и назвал свой пустынный холм Афонскою горою. К тому же сей холм по подобию Св. горы на одной стороне круто опускался вниз долу. Другие самые уединенные места в лесу в духовном смысле у него назвались именами разных св. мест. Там были: святый град Иерусалим, Назарет, где Св. Дева Мария получила благословение от Архангела; Вифлеем, где Христос родился, река Иордан, где принял Он крещение от Иоанна; Фавор, на котором было чудное преображение; поток Кедрскии, через который проходил Спаситель; Голгофа, на которой Он был распят, Вертоград, в котором погребен и воскрес; гора Елеонская, с которой Он вознесся на небо…» (1863. 41–42).

С этого времени начинается пустынножительство преподобного Серафима. В Дальней пустыньке старец пребудет до 8 мая 1810 года, то есть почти 17 лет. Первое житие отмечает, что «по вступлении в жизнь отшельническую духовные его упражнения состояли в молитве, чтении Священного Писания Ветхою и Нового Завета, Добротолюбия. Иоанна Лествичника и прочих святых отцов» (ЖП. 20). В качестве источника приводятся слова схимонаха Марка, хвалившего преподобного Серафима за чтение в пустыне Священного Писания (ЖП. 20).

Известно, что любимыми песнопениями отца Серафима были: священный антифон «Пустынным непрестанное Божественное желание бывает, мира сущим суетного кроме…», «Всемирную славу…», «Водрузивший на ничесом же землю повелением твоим…», «Иже от не сущих вся приведый, словом созидаемая, совершаемая духом…» (М. 33).¹⁵

Первое описание одежды старца в это время дает житие 1849 года. В это время мы видим перед собою, как живого, старца Серафима таким, каким он изображен на известных иконах и картинах: «Постоянная одежда старца в это время была следующая: балахон из белого посконного полотна, на голове самая убогая камилавочка, на руках кожаные рукавицы, а на ногах кожаные бахилы, род чулков и на них лапти» (ИТ. 34).

Летом преподобный Серафим заготавливал дрова на зиму, «через каковое трудолюбивое упражнение и болезнь, бывшая в ногах, миновалась» (ЖП. 20). Как и положено по уставу пустынножительства, преподобный приходил в монастырь накануне воскресных и праздничных дней, выстаивал вечерню, всенощное бдение, а во время ранней литургии приобщался Святых Тайн (ЖП. 20). После службы к нему в келлию приходили для душеполезной беседы насельники монастыря. После этого брал недельный запас хлеба и отправлялся в свою пустыньку.

Именно в это время иеромонах Серафим, согласно первому житию, «возымел ревность стоять на камне, в подражание преподобному Симеону Столпнику. Камней, на которых он стоял, было два. Один находился в самой келлии… другой – в лесу, на половинном расстоянии от обители к его келлии» (ЖП. 21).

В келье отец Серафим стоял на камне с утра до вечера, и сходил с него лишь для принятия пиши, которую ему приносил «усердствовавший к нему брат из монастыря» (ЖП. 22). На другом же камне он стоял в ночное время, с вечера до утра (ЖП. 22). В этом подвиге преподобный находился тысячу дней и ночей. Стояние на камне было тайным, но потом он рассказал об этом некоторым из братий монастыря (ЖП. 22)¹⁶.

Cв. Симеон Столпник

Икона написана архимандритом Серафимом Чичаговым

Во время своего пребывания в пустыне отец Серафим подвергался сильнейшим нападениям бесов. Во время ночной молитвы враг поднимал его на воздух, ударял об пол (ЖП. 24). «Испытавши сам всю тяжесть креста пустынной жизни, старец говорил впоследствии, что “живущие в монастыре борются с противными силами, как с голубями, а живущие в пустыне, как со львами и леопардами”. И поэтому никак и никому не благословлял удаляться одному в пустыню, говоря, что горе одному в пустыне; а непременно советовал это делать троим или, по крайней мере, двоим, чтобы они могли укреплять друг друга советами и утешаться взаимною, спасительною беседою, по словам самого Спасителя: “Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посредь их” (Мф. 18. 20)…» (ИТ. 35)¹⁷.

Известно также, что когда старец Серафим жил в Дальней пустыньке, то хаживал к роднику, рядом с которым была укреплена икона святого Апостола Иоанна Богослова и который поэтому назывался «Богословским» (Ч. 180). Это место ему очень нравилось, и здесь он упражнялся в телесных трудах (Ч. 180). Рядом с этим местом стояла келлия инока Дорофея.

В пустынной келлии отца Серафима порою навещают его соседи, пустынножители. Житие 1863 года сообщает, что из постоянных посетителей отца Серафима известны схимонах Марк (схимонах с 1811 года) и иеродиакон Александр (иеродиакон с 1800 года), также спасавшиеся в пустыни. «Первый бывал у него два раза в месяц, а последний однажды» (С. 37).

6 ноября

Скончался настоятель Саровской пустыни иеромонах Пахомий, земляк преподобного Серафима (С. 32). В житии 1863 года зафиксирован разговор отца Серафима и отца Пахомия незадолго до смерти последнего: « “Я скорблю о сестрах Дивеевской общины: кто их будет назирать после меня?” Отец Серафим, желая успокоить старца, пообещался назирать их…» (1863. 40).

12 ноября

Братия на общем собрании избрали на место отца Пахомия иеромонаха Исайю (С. 32). Очевидно, что в собрании участвовал и иеромонах Серафим.

Строитель Исайя

Святая гора Афон

20 ноября

Эту дату дает житие 1863 года: «После смерти старца Пахомия с благословения нового настоятеля Исаии, духовного отца своего, отец Серафим 1794 года 20-го ноября, в день прихода в Саровскую пустынь, удалился в пустынную келью» (1863. 40).

16 декабря

Отец Исайя в Тамбове приведен к присяге на должность строителя Саровского монастыря (С. 32. 65).

26 декабря

Впервые именно житие 1863 года дает описание того, как преподобный оградил свой «Афон» от посещения женщин (известно, что на Афон запретен вход женщин): «…Отец Серафим на том… основании, что женскому полу возбранен вход на св. Афонскую гору, решился распространить это запрещение на свой холм, названный Афонским. Он просил Господа Бога и Пресвятую Богородицу, чтобы его желание состоялось, и чтобы Господь, если оно не противно Его воле, дал Свое знамение на то преклонением древесных ветвей по Его изволению…. В преданиях… записанных в свое время, есть сказание, что Господь Бог дал ему знамение Своего изволения. Рассказ сей мы приведем в том виде, как он дошел до нас в письмени.

Церковь Живоносного Источника

“Наступил праздник Рождества Христова, 25 декабря. Старец Серафим, пришедши к празднику в монастырь, стал у поздней литургии в храме Живоносного источника и причастился св. Христовых Тайн. А после обеда, приняв пищу в монастырской келье, благополучно отправился ночевать в пустыню. На 26 число, на праздничный день Собора Пресвятой Богородицы, ночью он пошел в обитель к литургии и, дошед до того места, где грунт земли круто спускается вниз долу… увидел, что с обеих сторон тропинки огромные сучья с вековых сосновых дерев завалили дорожку и ходу нет, а вчера ничего такого не было. Но Богу все возможно! Первая мысль родилась у него о благодарности: старец Серафим упал на колени и благодарил Бога за данное, по молитве его, знамение, уразумев отсюда, что Господу Богу угодно, чтоб женам на его гору не было входа. Кое-как перелез он сучья, завалившие тропу, пришел в обитель, поспел к самой литургии и пошел в церковь Живоносного источника”.

Так рассказывает о сем летописец времен Серафима».

В тот день в храме Живоносного источника литургию служил строитель, старец отец Исайя. Отец Серафим стоял в алтаре и обратился к отцу строителю:

– Батюшка отец строитель! Благослови, чтобы на мою гору, на которой живу теперь, женам не было входу,

Строитель, намереваясь читать молитву предложения, по перенесении св. Даров на престол, отвечал на это с некоторым оттенком негодования:

– В какое время и с каким вопросом подошел ты, отец Серафим!

– Теперь-то и благослови, батюшка, – просил отец Серафим.

– Да как я могу, – сказал строитель, – за пять верст смотреть, чтоб женам не было входа?

– Вы только благословите, батюшка, – сказал отец Серафим, и уже никто из них не войдет на мою гору.

Тогда подали образ Пресвятой Богородицы Блаженное чрево. Старец Исаия, благословляя о. Серафима св. иконою, сказал:

– Благословляю, чтоб не было женам входу на твою гору, а ты сам охраняй (1863. 42–43).

Без даты

Преподобному Серафиму предлагается стать настоятелем Алатырского Троицкого монастыря. Он отказывается (С. 36). Иеромонах Иоанн говорит о попытках назначения старца «в один из штатных монастырей архимандритом» (ИТ. 34). От настоятельства в Свято-Троицком монастыре Алатыря преподобный Серафим смиренно отказался, но сказал, что молитвенно будет пребывать там.

Алатырский монастырь

Между тем в 1796 году скончалась начальница Дивеевской общинки Анастасия Кирилловна, ее похоронили на кладбище Казанской церкви, вблизи первоначальницы матери Александры. «Начальницей общинки, по выбору сестер, была поставлена Ксения Михайловна Кочеулова. Маленькая, сухая, крайне подвижная и деятельная, но плохенькая на вид, она проводила жизнь настолько сурово, неся подвиги, посильные только монахам, что о ее правлении сохранилось воспоминание, как о времени невыносимо трудном, подвижническом, но которое выработало великих стариц для будущего Дивеевского монастыря и наставниц истинной духовной жизни. Не допуская никакого исключения, снисхождения и малодушия, она даже казалась некоторым жестокой. Совершенно равная ко всем сестрам, она не жалела и своей слабой и хилой дочери Ирины Прокопьевны» (Ч. 97).

Иеродиакон Нифонт, будущий настоятель Саровской обители, рукоположен в сан иеромонаха и назначен общим духовником братии (Ч. 95).

Перезахоронение Останков Ксении Кочеуловой в 2008 году

Николай Ⅰ

Январь

Отец Серафим с января и до кончины своей по болезни не участвует в священнослужении (С. 36).

25 июня

В Царскосельском дворне появился на свет будущий император Николай Павлович. Очевидно, что в Саровском монастыре, как и в других обителях, проводится торжественное богослужение в честь рождения Наследника.

Сентябрь

С сентября 1796 года и до своей кончины преподобный Серафим числится в больнице (С. 36). В житии 1863 года отмечается: «В братских ведомостях еще за 1796 год стояла отметка, что он по болезни не несет никакого послушания в монастыре» (1863. 39). Преподобный Серафим посвящает свою жизнь исключительно молитвенным подвигам.

6 ноября

Скончалась императрица Екатерина II.

Без даты

В летописи Саровского монастыря датировано 1797 годом «Описание дороги к отцу Серафиму»: «От селе идти от кирпишных сараев 3 дороги. Две оставить по третьей взять вправо вкруче не доходя валу к Мефодию вправо идти за вал мимо избы в ворота пройти сею дорогою прямо держатца в лево повернуть вправо оставлять чрез вершину проходя сие недалече направо к Дорофею с полверсты пройдя и струб вправе лес лежит на кельи потом наверх недалече прямо ити две малые дороги. Надобно загнуть ити вправо сквозь дерево по малой дорожке потом вершина приидити и дрова рубленыя повороти влево Серафима от него одна дорога» (С. 36). Как видим, келья отца Серафима была недалеко от пустыньки отца Мефодия (будущего схимонаха Марка).

В 1797 году рукоположен во священники диакон Алексий (Гнеушев), Бортсурманский (1762–1848), о котором преподобный Серафим говорил: «Сей человек своими молитвами подобен свече, возжженной пред престолом Божиим. Вот труженик, который, не имея обетов монашеских, стоит выше многих монахов. Он, как звезда, горит на христианском горизонте». Прославленный в 2000 году святой праведный Алексий родился 13 мая 1762 года в селе Бортсурманы Курмышского уезда Симбирской губернии (современная Нижегородская область) в семье священника. В 1784 году по окончании Нижегородской духовной семинарии рукоположен во диакона к Успенской церкви в с. Бортсурманы, в 1797 году – во священника той же церкви.

В его жизнеописании сказано, что однажды ночью его позвали к умирающему в соседнюю деревню, отец Алексий рассердился, выгнал посланного и лег спать. Но через некоторое время, мучимый совестью, решил поехать. Войдя в дом, священник увидел, что крестьянин уже умер, рядом с почившим стоял ангел со Святой чашей в руках. Это видение так поразило отца Алексия, что он упал на колени и всю ночь молился, домой он вернулся другим человеком. Каждый день он совершал литургию, насколько было возможно, исполнял монашеское келейное правило и устав. Правило было такое: полуночное – полунощница. 12 избранных псалмов, житие святого и поучение из Пролога; утреннее – молитвы утренние, часы, акафист прп. Сергию, или вмц. Варваре, или свт. Митрофану; полуденное – 4 кафизмы; вечернее – канон Спасителю с акафистом, канон Ангелу-Хранителю, молитвы на сон грядущим: отец Алексий ежедневно совершал 1500 поклонов с Иисусовой молитвой. Во время, свободное от служб и келейных молитв, он принимал приходивших к нему людей, тайно помогал неимущим и попавшим в беду.

За свою праведную и подвижническую жизнь отец Алексий получил от Бога дары исцеления и прозорливости и сподобился многих Божественных откровений. Во время Отечественной войны 1812 года он молился за литургией, чтобы Господь даровал России победу, и вдруг увидел ангела, который возвестил ему, что силы небесные уже двинулись на помощь и враг будет сокрушен. Неоднократно отец Алексий был удостоен видений Спасителя. Божией Матери, святых; свои видения и откровения он записывал.

За 9 лет до кончины он вышел за штат, но литургию служил, как и прежде, почти каждый день, и богослужений не сокращал и во всем следовал уставу. Последние годы он жил в малой келье, под одной крышей с его домом. Удалив от себя все мирские заботы, он предался аскетическим и молитвенным подвигам: носил власяницу, спал на жестком войлоке, пишу вкушал раз в день, мяса не употреблял, строго соблюдал посты. Слава о нем как о великом молитвеннике и чудотворце распространилась далеко за пределами его округи. Когда к преподобному Серафиму Саровскому приходили люди из местности, где жил отец Алексий, преподобный отправлял их обратно, уверяя, что у них есть свой усердный молитвенник. Число чудесных исцелений, совершенных отцом Алексием, очень велико. Однажды он силой своей молитвы воскресил умершего мальчика, исцелил 6-летнюю Татьяну Растригину из города Курмыш, которая от рождения не могла ходить. Бесноватый купец, выздоровевший по молитве праведного Алексия, устроил в бортсурманской церкви чугунный пол.

Св. прав. Алексий Гнеушев

Император Павел Ⅰ

Скончался отец Алексий 21 апреля 1848 года. Перед своей кончиной он всех утешал и говорил, что не забудет тех, кто будет его поминать. Погребен напротив алтаря Успенской церкви села Бортсурманы.

7 марта

Пострижен в монахи курянин инок Александр (С. 37).

5 апреля

Светлая Пасха. Торжественная коронация Павла Ⅰ в Успенском соборе Московскою Кремля. Император Павел Петрович объявил два важнейших закона: о престолонаследии и об ограничении барщины. По закону о престолонаследии действующий самодержец не мог произвольно выбирать себе наследника по своему усмотрению. Отныне закон предусматривал престолонаследие по нисходящей мужской линии. На помещика крестьянин теперь должен был работать не более трех дней в неделю. В праздничные и воскресные дни работать запрещалось. (О. 166– 167).

12 апреля

«В Нижегородское наместничество правление от генерал-майора Выборгского мушкетерского полка Шефа и Кавалера.

Во исполнение Высочайшего Его Императорского Величества повеления отправлена от вверенного мне Выборгского мушкетерского полка команда, состоящая из тридцати семи человек, при порутчике Нейдгарте оной Губернии в село Сарово, что за Арзамасом, для содержания караула в высочайшее путешествие» (С. 65–66).

5 мая

В Саровскую пустынь «пришел отряд солдат Выборгского мушкетерского полка в количестве 38 человек под командованием поручика А. И. Нейгардта. Цель прихода – обеспечение охраны предполагаемого пути следования по Темниковскому тракту императора Павла Ⅰ. Можно не сомневаться, что солдаты осмотрели весь лес вокруг Саровской пустыни и встречались с одиноко живущим отшельником, имеющим на руках отпускной билет на проживание от строителя» (С. 32).

12 мая

Император Павел I отменил свое путешествие, и караул ушел (С. 66).

20 ноября

В этот день отец Серафим получил от отца Исайи документ: билет для беспрепятственного проживания в Дальней пустыньке. Текст билета дает житие 1863 года: «Объявитель сего, Саровской пустыни иеромонах Серафим, уволен для пребывания в пустыне в своей (т. е. монастырской) даче; по неспособности его в обществе, за болезнью и по усердию, и после многолетнего искушения (т. е. искуса) в той обители и в пустыне уволен, единственно для спокойствия духа Бога ради, и с данным ему правилом, согласно святых отец положениям, и впредь ему никому не препятствовать пребыванием иметь в оном месте и оное утверждаю – строитель иеромонах Исайя.

Высокогорская пустынь

Без даты

Саровский иеромонах Мелетий издал в Москве «Путешествие во Иерусалим Саровския Общежительныя Пустыни иеромонаха Мелетия в 1793 и 1794 году». Книга заняла заметное место в монастырской библиотеке.

В этом же году Высокогорская пустынь изъята из управления Саровской пустыни и поставлена в зависимость непосредственно от епархиального начальства. Высокогорской пустыни отведены рыбные ловли на реке Теше, две мельницы и 30 десятин земли (Ар. 140–141)

Сентябрь

«Архиепископ Астраханский Никифор (Феотоки) в письме в Саровскую пустынь к строителю Исайе приводил список святых отцов, сочинения которых он рекомендовал читать монашествующим, а в дополнение к списку владыка Никифор отмечал и «Филокалию (Добротолюбие), кою однакож с великим умом и разсуждением должно читать».

Без даты

Саровский иеромонах Мелетий вторично издал в Москве «Путешествие во Иерусалим Саровския Общежительныя Пустыни иеромонаха Мелетия в 1793 и 1794 году».

Архиепископ Астраханский Никифор (Феотоки)

По благословению преподобного Серафима будущий старец Тимон (Тихон Федоров) вошел в число братии нижегородского Вознесенского Печерского монастыря и вскоре принял иночество с именем Троадий (Житие преподобного Тимона Надеевского).

29 февраля

В возрасте 72-х лет скончалась в Курске мать преподобного Серафима – Агафья Фотиевна Машнина (ТКУАК. 94–97: С. 12). Агафья Фотиевна почила в Бозе в 1800 году, о чем в книге Ахтырской церкви, в приходе которой жили тогда Машнины, сделана запись: «… 1800 год февраля 29 числа, вдова мещанка Агафья, Фатеева дочь, Сидорова жена, Машнина, 72 лет, погребение отправлял священник Василий Псарев с причтом» (Муравлев Е. Родители преподобного Серафима // Благовест. 05.07.2002). Возможно, в церковной книге содержится ошибка: Агафья Фотиевна родилась в 1725 году и умерла, стало быть, в возрасте 75 лет. Неизвестно, как скоро узнал о кончине матери преподобный Серафим, но зато хорошо известно, что он всегда особо чтил своих родителей и просил всех верных поминать Исидора и Агафию в своих молитвах.

Нижегородский Вознесенский Печерский монастырь

4 ноября

Монах Александр рукоположен в сан иеродиакона (С. 37).

13 ноября

Умер иеромонах Варлаам (бывший священник В. Г. Дертев) (С. 66).

12 марта

В Михайловском замке убит император Павел Ⅰ.

12 марта

Императором становится Александр Ⅰ.

Апрель

В апреле 1801 года епископ Нижегородский и Арзамасский Вениамин (Краснопевков-Румовский; 1738–1811) назначил ученика преподобного Серафима иеродиакона Троадия (Тимона) строителем Городецкого Богородице-Феодоровского монастыря – обители, в стенах которой до 1239 года пребывала великая святыня Костромской земли чудотворная Феодоровская икона Божией Матери (Житие преподобного Тимона Надеевского). Во время своего управления обителью отец Тимон старался быть образцом для братии в молитве, воздержании и смирении, заботился о благоустроении монастыря и порядке в монастырском хозяйстве. Враг рода человеческого мстил ему за его подвижническую жизнь. Пытаясь отстоять интересы монастыря и через суд вернуть захваченные местными крестьянами владения, отец Тимон навлек на себя злостные и клеветнические нападки недоброжелателей. Однако ему очень многое удалось сделать, он пробыл в должности строителя до 1818 года, и покинул ее лишь по состоянию здоровья.

27 августа

Император Александр Ⅰ заложил первый камень в фундамент Казанского собора в Санкт-Петербурге. В этом соборе в советское время будут чудесно сохранены мощи преподобного Серафима (Ст. 362).

15 сентября

Торжественная коронация императора Александра I.

Без даты

Указом императора число монашествующих в Саровской пустыни увеличилось еще на 20 человек. Таким образом, число монашествующих достигло 50-ти, а число «больничных» монахов – 10-ти. Всего с настоятелем – 61 человек (С. 66).

13 марта

Из летописи Саровского монастыря: «1803 году марта 13 дня поутру в половине 7-го часа в неделю крестопоклонную в день пятка загорелся у трапезы братской купно и с хлебнею верх, который весь до сводов сгорел без остатку. Пожар сей был весьма опасен для обители потому, ежели бы не было сие здание покрыто чугунною черепицею, которая препятствовала быть большому пылу, то без сомнения едва ли бы могли отстоять архиерейские кельи, когда подгорели стропилы от одних быков с трудом могли оныя кельи отстоять. Но при помощи Божией и за молитвами святых отец, во обители сей живущих, и при сильной расторопности о Христе любезной братии, кои друг друга поощряя к погашению, сей пожар благополучно утушили.

При погашении сего были и пустынники отец Серафим, отец Дорофей и отец Мефодий, кои, услыша в пустыни необыкновенной звон, скорейше поспешили на пожар. Отец Серафим во время пожара с молитвою осенял крестом своим, носящим на себе, горящее здание, отец Дорофей гасил пламя, а отец Мефодий, вышед вне пустыни на малое растояние, стоя на коленях, молил Бога, дабы огнь погас и обитель избавилась от беды» (С. 36).

7 мая

Иеромонаху Евгению строитель Исайя дает обещание отпустить его в Киев для поклонения святыням весной следующего года. Отец Евгений отправился за советом к отцу Серафиму: «Итак, я, повинуясь воле отца своего, намерение свое оставил до будущей весны. Сие было, мая 7-го. Я несколько от сей остановки смутился и пошел того ж утра к отцу Серафиму в пустыню, объявил свое приключение. Он на сие мне сказал, что не худо и отцу повиновение оказать. Однако же ты о сем запиши для памяти, дабы отца строителя данное тебе слово было до будущей весны памятно» (С. 37 –38).

Без даты

В 22-хлетнем возрасте в Саровскую пустынь приходит Тимофей Путилов (будущий игумен Оптиной пустыни архимандрит Моисей) со своим братом Ионою Путиловым, который впоследствии станет игуменом Саровской обители (отец Исайя). В течение трех лет Тимофей имел послушание в хлебне, а потом ходил за больным строителем отцем Исаием (ПС. 390).

Архимандрит Моисей Путилов

Январь

В январе 1804 года ученик преподобного Серафима иеродиакон Троадий был пострижен в монашество с наречением имени Тимон – в честь святого апостола от семидесяти Тимона (Житие преподобного Тимона Надеевского).

12 сентября

В этот день на преподобного Серафима напали трое разбойников из крестьян соседних деревень в надежде, что у него есть деньги. Никаких денег разбойники не нашли (ЖП. 24). Иеромонах Иоанн Толстошеев неопределенно говорит, что нападение на старца Серафима произошло «однажды… осенью» (ИТ. 35). Преподобный был в то время в лесу, рубил дрова. Крестьяне приступили к нему, требуя денег.

– Я ни от кого ничего не беру. – отвечал он.

Злодеи не поверили и стали страшно истязать совершенно не сопротивляющегося старца. Один из них ударил старца в голову так, что у него пошла кровь из уст и ушей, потом связали и били его смертельно, один обухом топора, другой поленом, третий ногами (ТПЖ. 136). Обыскав келию и ничего не найдя, разбойники бежали в ужасе от своего злодеяния. Придя в чувство, отец Серафим едва имел силы выпутаться из веревок (ТПЖ. 136).

13 сентября

Когда на следующий день отец Серафим явился в обитель, «он был весь окровавлен, волосы его были смяты и смешаны с сором, руки переломлены, уста запечены кровию, и несколько зубов было выбито» (ЖП. 24)¹⁸. Иначе у иеромонаха Иоанна Толстошеева. Он пишет, что на следующий день после нападения разбойников некоторые из братии пришли к отцу Серафиму «для посещения». Увидев его изувеченного, они поспешно возвратились в монастырь, чтобы объявить настоятелю о случившемся, и, получив его благословение, осторожно перевезли старца в монастырскую келью. На вопросы братии Серафим почти не отвечал, так как «едва мог рассказать им что-нибудь слабым голосом» (ИТ. 36–37).

13–20 сентября

«Старец 8 суток лежал «совершенно безнадежным… Царица Небесная, сопровождаемая апостолами Петром и Иоанном Богословом, во второй раз посетила его дивным образом и исцелила» (ИТ. 37).

Сентябрь 1804 г. – январь 1805 г.

После нападения разбойников на отца Серафима его излечение шло довольно долго: «До выздоровления он остался в монастыре. Около 5-ти месяцев другой старец кормил его из своих рук… После сего он просил у настоятеля позволения паки возвратиться в свою пустынь» (ЖП. 24–26). Стало быть, старец вернулся в Дальнюю пустыньку в январе 1805 года.

«После того узнаны были те разбойники, кои его избили, но он упрашивал, чтобы их ничем не трогали: а лучше де меня из обители вышлите, нежели их тронуть» (ЖП. 24).¹⁹

Без даты

Игумен Маркеллин издает книгу «Краткое историческое описание Саровской пустыни».

Без даты

Отец Нифонт, будущий настоятель Саровской обители, назначен казначеем (Ч.1. 95).

Октябрь, 8

Св. прей. Паисий Величковский

Из Валаамского монастыря прибыл в Саровскую пустынь на покой игумен Назарий

(ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 6. Д. 323. Л. 28. Цит. по: Шатов Д. Старчество Валаамских подвижников в XVIII–XIX веках. Диссертация на соискание ученой степени кандидата богословия. Сергиев Посад. МДА. С. 51). Игумен Назарий являлся одним из переводчиков «Добротолюбия», трудившихся под руководством преподобного Паисия Величковского (Шатов Д. С. 48).

Важным является вопрос о знакомстве преподобного Серафима с учением Святых Отцев Церкви. «Судя по всему, ознакомление старца Серафима с Добротолюбием следует относить к периоду после 1804 года, так как в этом году в Саровскую пустынь возвратился старец Назарий Валаамский, который… во время настоятельства в Валаамском монастыре… принимал участие в подготовке славянского издания Добротолюбия… После возвращения в Саровскую пустынь Назарий поселился в пустынной келлии недалеко от монастыря, на берегу реки Саровки, то есть невдалеке от пустынной келлии старца Серафима… Несомненно, старец Назарий принес и Добротолюбие, в издании которого принимал участие, и беседовал о Добротолюбии с пустынножителями, сопребывавшими в близлежащих келлиях» (ЖП. 20). По вступлении в жизнь отшельническую духовные его упражнения состояли в молитве, чтении Священного Писания Ветхого и Нового Завета, Добротолюбия, Иоанна Лествичника, Исаака Сириянина и прочих святых отцов (современник его, пустынник и схимонах Марко похвалял отца Серафима за то, что он занимался Священным Писанием в пустыне (ЖП. 20).

Игумен Назарий

27 ноября

Строитель Исайя из-за сильной болезни «в совершенное изнеможение пришел и слег в постель» (С. 66).

5 декабря

Вновь освящена церковь Живоносного Источника по случаю расширения за счет пристройки (каменная паперть с колоннами и фронтоном) и завершения нового иконостаса (Ав. 98).

12 декабря

Строитель Исайя отказывается по болезни от своей должности (С. 42)²⁰.

Без даты

Монах Александр присоединяется к пустынножителям Саровской обители: монаху Мефодию и отцу Серафиму (С. 37).

Январь

Прошение строителя Исайи на имя епископа об удалении на покой, преемником назван иеромонах Нифонт (С. 67).

Девятый настоятель Саровской пустыни игумен Нифонт

1 февраля

Письмо братии Сарова епископу Тамбовскому и Шацкому Феофилу в связи с болезнью строителя Исайи и нестроениями в Саровской обители: «Великому господину Преосвященнейшему Феофилу, Епископу Тамбовскому и Шацкому и кавалеру; Саровской пустыни от иеромонахов, иеродиаконов и монахов всепокорнейшее прошение.

Епископ Тамбовский Феофил (Раев)

Как уже небезизвестно вашему преосвященству, что наш отец строитель Исайя за имеющеюся весьма сильною и продолжительною болезнию в совершенное пришел изнеможение, и еще от минувшаго ноября 27 числа слег в постелю, да и теперь находится на смертном одре без всякой надежды в получении себе облегчения, чего ради призвав он, строитель Исайя, к себе всю о Христе братию, минувшаго декабря 12 числа от правления должности своей отказался, назначив притом в преемники казначея иеромонаха Нифонта: но как от вашего преосвященства, сего января 5-го дни прислан был ордер с тем, чтоб учинить выбор в строители со всеобщего братии согласия, ежели настоит необходимая тому нужда; чего ради мы, нижеподписавшиеся, по согласному всего общебратскаго нашего сословия и выбрали означеннаго казначея иеромонаха Нифонта; и оной выбор за руками всего нашего братства к вашему преосвященству отослан при прозьбе, которою и просили всепокорнейше ваше преосвященство утвердить в бытии ему казначею в нашей пустыни настоящим строителем; но к крайнему и сердечному прискорбию нашему в полученном из духовной вашего преосвященства консистории сего генваря от 21 дня Указе изображено, чтоб сказанному казначею иеромонаху Нифонту поручить одну только должность, а старому быть до смерти строителем, что самое и может быть поводом к вящему нашей обители расстройству и безпокойствию, но как и то небезизвестно вашему преосвященству, что в нашей обители находится в одном штате весьма немалописаное количество братии, так равно и приуказных послушников в надежде пострижения в монашество, которые все управляемы бывают добрыми советами и наставлениями строителя, следовательно, не имея теперь настоящего Отца и путеводителя ко спасению, неминуемо могут притти в растройство и раслабление; яко то, по церкви и в прочих монастырских надобностях может последовать остановка и упущение…».

Прошение подписали 35 монахов. Подпись отца Серафима отсутствует.

На прошение епископ выразил удивление: «…Требуют еще указ на указ?» В итоге иеромонах Нифонт был утвержден в качестве строителя монастыря (С. 39). В «Летописи» архимандрита Серафима (Чичагова) отмечаются отменные качества игумена Нифонта: «Управляя обителью, игумен Нифонт особенно заботился о поддержании монашеских правил, преподанных первоначальником, и ни одна служба без него не отправлялась. Усердие его к богослужению служило примером для всех в обители, так как он превозмогал усталость, несмотря на свою старость и слабость телесных сил. Он следил, чтобы не начали часы перед литургией, пока не прочтутся все тетрадки поминальные. С другой стороны, в его управление обителью приобретено много украшений и возведено несколько строений. Истинные сыны обители всегда находили в нем отца и благодетеля. Отец Нифонт любил монашеский тесный и прискорбный путь, предпочитал нищету и был образчиком трудолюбия, смирения и особенно нестяжательности и целомудрия. Он изнурял свою плоть тяжкими подвигами, и слабое здоровье его, расстроенное беспрерывными трудами и борьбой с обстоятельствами, постепенно угасало. Простота, соединенная с духовной мудростью, радушие и приветливость вселяли к нему невольное уважение. Из посетителей обители он никого не отпускал без того, чтобы не поселить в сердце его памяти о добром ее настоятеле. Как любитель безмолвной, пустынной жизни, для большего успеха в подвигах духовных он наблюдал строгий пост и непрестанно молился. Особенно любил и уважал отца Нифонта знаменитый настоятель Новгородского Юрьева монастыря архимандрит Фотий, который и был с ним в переписке» (Ч. 95–96).

Несмотря на столь положительные качества игумена Нифонта, в Саровской обители с его назначением, судя по всему, надолго водворяется смущение, выявляются различные «партии». Именно в этот момент преподобный Серафим, похоже, и предпринимает свой подвиг столпничества, окончательно уходя от всего мешающего, внешнего. По этому поводу В. Степашкин пишет: «Период столпничества, вероятнее всего, приходится на годы с 1807 по 1810» (С. 42).

23 февраля

В 6 часу пополудни почил в Бозе вернувшийся из Валаамского монастыря игумен Назарий «в выстроенной своей пустыни, на берегу Саровы по течению ея на правой стороне. А умер… хотя его и застали в живых некоторые из братии, но уже не мог ни слова сказать оной братии» (С. 37).

14 марта

Иеромонах Нифонт духовной консисторией утвержден в должности строителя (С. 67). Нужно сказать, что отец Нифонт не благоволил преподобному Серафиму, что скажется даже после смерти старца Серафима, когда в конце 1830-х – начале 1840-х годов встанет вопрос об издании его жития. Отец Нифонт будет всячески противиться этому. Очевидно, он считал о. Серафима нарушителем отеческих установлений. Хотя у него был случай убедиться в благодатной силе отца Серафима. Сам отец Нифонт рассказал об этом случае архимандриту Антонию Медведеву, а тот – профессору Московской Духовной академии Н. И. Субботину: «Раз приехал я в Саров посетить сильно разболевшегося игумена Нифонта и, к удивлению, нашел его совершенно здоровым. Видя мое удивление, отец игумен поведал мне следующее. “Пришел ко мне, – говорит, – отец Серафим, принес кусок черного хлеба, подал мне и говорит: «Вот ты, батюшка, болеешь, а вели-ка ты приготовить себе ушку, да и скушай вот с этим хлебцем, это подкрепит тебя, и, Бог даст, поправишься». – «Что ты, старец, – говорю ему, – да я уже сколько времени не ем ничего и есть не могу, а черный хлеб и доктора запретили есть». – «Они, доктора-то, – ответил старец, – ведь Псалтыри не читают, а в Псалтыри написано: «Хлеб сердце человека укрепит». Вот ты и скушай хлебца-то». И так пристал, что я не имел возможности отказать. Нашли какой-то маленькой рыбки и сварили уху. Начал я есть ее с хлебом, который принес отец Серафим, а он не отходит, велит все съесть. Когда кончил, он говорит: «Вот и хорошо, теперь, Бог даст, будешь здоров». Только он ушел, как я почувствовал наклонность ко сну, которого давно уже не знал – уснул крепко и проснулся весь в испарине, чувствую, болезнь как рукой сняло. Теперь совершенно здоров. А что, отец Антоний, ведь наш отец-то Серафим, должно быть, чудотворец!» (Субботин Н. И. Митрополит Филарет и архимандрит Антоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима. М., 1904. С. 22).

Вероятно, в это время новым духовником обители становится иеромонах Евгений (Ав. 175).²¹

4 декабря

Умер отец Исайя (С. 39). Погребен за алтарем преподобных отцев Печерских (С. 67). Это был не рядовой факт в житии преподобного Серафима. Ради памяти отца Исайи он три года безмолвствовал. «К строителю Исайе отец Серафим имел великое уважение и любовь, ибо тот воспринимал его при пострижении в монахи, от Евангелия, и был его духовный отец. Посему, по смерти сего строителя… он предал себя совершенному безмолвию, так что ни с кем не говорил и пребыл в молчании около трех лет» (ЖП. 26).

Более подробно об этом говорит архимандрит Серафим (Чичагов): «Как было уже сказано, старец отец Серафим после смерти строителя Исаии не изменил прежнего рода жизни и остался жить в пустынке. Он только принял на себя еще больший труд, а именно молчальничестно. «Паче всего должно украшать себя молчанием, – говорил он, – ибо св. Амвросий Медиоланский говорит, что молчанием многих видел я спасающихся, многоглаголанием же ни единого. И паки некто из старцев говорит: молчание есть таинство будущего века, словеса же – орудия суть мира сего». Отец Серафим стал руководиться деяниями двух древних подвижников – Арсения Великою и Иоанна молчальника и пустынника. К посетителям он более не выходил. Если ему самому случалось неожиданно встретить кого в лесу, старец падал ниц лицом и до тех пор не поднимал глаз, пока встретившийся не проходил мимо. Таким образом он безмолвствовал в продолжение трех лет и некоторое время перестал посещать обитель по воскресным и праздничным дням» (Ч. 101).

Сентябрь

Согласно ведомости, относящейся к сентябрьской « трети», иеродиакон Александр «по слабости здоровья служит редко, а упражняется в разных рукоделиях» (С. 37).

Без даты

Первые сведения о связях с Саровской обителью астраханского дворянина, миллионера и рыбопромышленника Кирилла Федоровича Федорова. В архиве Саровского монастыря хранятся несколько десятков его писем к строителю Нифонту. В письме от 1810 года он спрашивает, получили ли в Сарове посланную им рыбу и икру (http://vechkitova.исоz.ru/publ/реrsonalii/istoricheskie__lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

Начало мая

Строитель Нифонт созывает монастырский собор из старших иеромонахов и предлагает на рассуждение вопрос о причащении отца Серафима (1904. С. 67).

8 мая

В этот день по решению монастырского собора преподобный Серафим возвращается в монастырь (1904; ТПЖ. 138; С. 67)²².

Начался монастырский затвор батюшки Серафима. По многочисленным свидетельствам, это был неослабевающий духовный подвиг. «По вступлении своем в монастырь, он затворился в своей келлии и опять, по прежнему своему обычаю, предал себя безмолвию и уединению, так что в течение 5-ти лет никого почти не принимал, ни из братии, ни из посторонних посетителей. Он не хотел требовать для себя даже нужных принадлежностей, в его келлии не было огня.²³ Волосы на голове были сваляны наподобие войлока, так что едва ножницами могли подстричь их, одежда его была всегда одинакова. Редкие могли его видеть из братии, он сидел подобно мертвецу. Нужная же пища приносима была чрез одного брата в его сени и поставляема, которую он употреблял столько, сколько хотел» (ЖП. 27).

«Питием его была одна вода, а в пище он употреблял только толокно да белую рубленую капусту. Воду и пишу доставлял ему брат, отец Павел, вблизи живущий, подошедши к келье, сотворив молитву, ставил пишу у дверей. Затворник, чтобы никто не видал его. накрывал себя большим полотном и, взявши блюдо, стоя на коленях, как бы принимал пищу из рук Божиих, уносил ее в келью. Там, подкрепивши себя пищею, посуду ставил на прежнее место, опять скрывая лицо свое под полотном. Покров, набрасываемый на лицо, объясняется примерами древнейших пустынножителей, которые куколем скрывали вид свой, во еже не видети суеты. Случалось и так, что старец вовсе не являлся брату, и носивший пищу опять уносил все, что было предложено: старец оставлял себя без вкушения пиши» (Ч. 107).

«Одежда отца Серафима теперь была та же самая, что и в пустыни» (Ч. 107).

«Во время пребывания в затворе имел он следующее келейное правило. Начиная с вечера субботнего и в самый воскресный день отправлял службу всю воскресную, которую положено исправлять в Уставе церковном. В понедельник прочитывал все Евангелие от Матфея, во вторник – от Марка, в среду – от Луки, в четверток – от Иоанна, в пяток отправлял службу Кресту Господню по церковному Уставу, в субботу – всем святым. Сверх сего полагал по тысяче поклонов каждый день вместо правила, которое содержит Саровская пустынь, и упражнялся в умной Иисусовой молитве.

Святые Тайны для приобщения его, по благословению настоятеля, приносимы были к нему в келлию в воскресные и праздничные дни от ранней литургии. Настоятель позволял ему приобщаться всегда, когда угодно. Причащаться Святых Тайн Тела и Крови Господней поставлял он для себя столь нужным и спасительным долгом, что не пропускал ни одного праздника и воскресного дня, не сподобившись сей святыни. Да и других побуждал, чтобы не пропускали ни одного годового праздника, не очистивши совести своей исповедию и не омывши грехов своих Кровию Господа нашего Иисуса Христа» (ЖП. 27).

«По словам Саровских старцев, в это время для умерщвления плоти, да дух спасется, он носил на плечах своих под рубашкой на веревках большой пятивершковый железный крест, который, вероятно, и назван веригами в прежних его жизнеописаниях. Но собственно вериг и власяницы отец Серафим не носил и другим не советовал надевать их. “Кто нас оскорбит словом или делом, и, если мы переносим обиды по-евангельски – вот и вериги наши, вот и власяница! Эти духовные вериги и власяница выше железных, которые надевают на себя нынешние люди”…»²⁴ Послушник Иван Тихонов рассказывает (ИТ. 63–64), что, поступив в Саровскую пустынь 18 лет и читая жития святых Отцов, решился он непременно, Господа ради, возложить на себя что-нибудь для умерщвления тела. Он в течение трех лет домогался получить чрез каких-либо духовных особ желаемые вериги или власяницу, и когда он добыл вериги, то «восхитился тщеславной мыслью, которая неприметно закралась в глубину его сердца». Когда он пришел к отцу Серафиму, то великий старец сказал ему улыбаясь: «Вот что я скажу тебе: приходят ко мне Дивеевские младенцы и просят моего совета и благословения, один носить вериги, а другие – власяницы, то, как ты думаешь: по дороге ли их дорога-то? Скажи мне». Ничего не понимая, Иван Тихонов ответил: «Я, батюшка, не знаю». Когда же батюшка Серафим повторил вопрос, то Иван Тихонов, как уверяет, вдруг вспомнил, что ведь и он пришел к старцу за благословением носить вериги, а потому высказал отцу Серафиму свою просьбу. «Как же ты не понимаешь? Ведь я тебе об этом-то и говорю!» – сказал отец Серафим. Затем старец начал объяснять ему все безумие его подвига. «Многие из св. отцов носили вериги и власяницу, – говорил отец Серафим,– но они были мужи мудрые и совершенные; и все это делали из любви Божией, для совершенного умерщвления плоти и страстей, и покорения их духу. Но младенцы, у которых царствуют в теле страсти, противящиеся воле и закону Божию, не могут этого делать. Что в том, что наденем и вериги, власяницу, а будем спать, и пить, и есть столько, сколько нам хочется?» Затем, намекая на недостатки Ивана Тихонова, отец Серафим продолжал: «Мы не можем и самомалейшего оскорбления от брата перенести великодушно. От начальнического же слова и выговора впадаем в совершенное уныние и отчаяние, так что и в другой монастырь выходим мыслью и, с завистью указывая на других из своих собратий, которые в милости и доверенности у начальника, принимаем все его распоряжения за обиду, за невнимание и недоброжелательство к себе. Из этого рассуди сам, как мало или вовсе нет в нас никакого фундамента к монашеской жизни: и это все оттого, что мы мало о ней рассуждаем и внимаем ей».

Май, 9

Начало затворничества: «На другой день, 9 мая, в день святителя и чудотворца Николая, отец Серафим пришел, по обычаю, в больничную церковь к ранней литургии и причастился Св. Христовых Тайн. По выходе же из церкви он направил стопы свои в келью строителя Нифонта и, принявши от него благословение, водворился в прежней своей монастырской келье, к себе никого не принимал, сам никуда не выходил и не говорил ни с кем ни слова, то есть он принял на себя новый, труднейший подвиг затворничества. Молчание отца Серафима было, видимо, переходом к затвору. В келье монастырской отец Серафим продолжал то, что уже начато года три тому назад в пустыни…» (Ч. 105).

«Чтобы никогда не забывать о часе смертном, чтобы яснее представить и ближе видеть его пред собой, отец Серафим сделал себе гроб и поставил его в сенях затворнической кельи. Здесь старец часто молился, готовясь к исходу от настоящей жизни. Отец Серафим в беседах с Саровскими братиями часто говорил насчет этого гроба: “Когда я умру, умоляю вас, братия, положите меня в моем гробе”» (Ч. 108).

«Из сокровенных подвигов этого времени нечаянно сделался известен один, в котором с духовным деланием старец соединял телесный труд, освежая грудь свою чистым воздухом. Это открыл случайно брат, исполнявший в монастыре послушание будильщика. Однажды утром, вставши ранее обыкновенного, послушник отправился на кладбище близ соборного храма, где почивают достоблаженные и приснопамятные пустынники. Находясь среди памятников, брат приметил у кельи отца Серафима человека, который двигался быстро взад и вперед. Воображение инока встрепенулось. Он оградил себя крестным знамением и с молитвой стал всматриваться в ночное видение. Оказалось, это был сам подвижник, старец Серафим. Читая чуть слышно молитву Иисусову, он переносил тихонько небольшую поленницу дров с одного на другое ближайшее к келье место. Обрадованный видением затворника, который давно никому не являлся, будильщик бросился к нему в ноги и, целуя их, просил его благословения. Старец, благословив его, сказал: “Оградись молчанием и внимай себе”» (Ч. 108–109).

После пяти лет затвора старец несколько ослабил внешний вид его. «Келейная дверь у него была открыта: всякий мог прийти к нему, видеть его, старец не стеснялся присутствием других в своих духовных занятиях. Некоторые, вступив в келью, предлагали разные вопросы, имея нужду в советах и наставлениях старца: но, принявши на себя обет молчания пред Богом, старец на вопросы не давал ответов, продолжая обычные занятия» (Ч. 109).

Тамбовские архиереи, любя Саровскую пустынь, с усердием посещали ее, обыкновенно раз в год в августе месяце, на храмовый праздник Успения Богородицы. В одно из таких посещений епископ Иона (впоследствии экзарх Грузии), желая видеть отца Серафима, пришел было к его келье, но старец, твердо исполняя свои обеты пред Богом и опасаясь человекоугодничества, не нарушил своего молчания и затвора.

Святитель Иона Василевский

Губернатор Александр Михайлович Безобразов

Отец Серафим в настоящем обстоятельстве мог руководствоваться еще примером Арсения Великого, которому подражал в подвигах затвора и молчания. Феофил, архиепископ Александрийский, желая прийти к Арсению, послал наперед узнать, отворит ли он ему двери? Арсений отвечал: “Если для тебя отворю, то и для всех отворю”. Феофил сказал: “Лучше мне не ходить к нему”. Так и отцу Серафиму еще не наступило время – хотя и недалеко уже оно было – оставить затвор. Игумен Нифонт предлагал было снять двери с крюков, думая, вероятно, не отошел ли старец уже ко Господу; но преосвященный Иона не согласился на это, говоря: “Как бы не погрешить нам”. Оставив старца, он удалился в мире из обители. Через неделю после этого случая прибыл в Саров тогдашний тамбовский губернатор Александр Михайлович Безобразов, с ним была жена его, и оба они пожелали принять благословение отца Серафима.

В это время, видно, окончился срок строгого затворничества и молчания, положенный на сердце отцом Серафимом. Когда губернатор с женой подошли к келье, старец сам отворил первым им двери своего затвора и благословил их. Это было через десять лет после начала затвора. С этого времени начали приходить к нему многие из братии, с которыми он стал уже вступать в беседу» (Ч. 105–110).

Без даты

Пострижен в великую схиму с именем Марка один из наставников преподобного Серафима, его земляк, монах Мефодий. Другой курянин иеродиакон Александр с 1811 года числится в больнице (С. 37). В братских ведомостях 1811 года отец Варлаамий записан как «праздный пустынник» по состоянию здоровья (С. 37).

15 сентября

В присутствии императора Александра I состоялось освящение Казанского собора в Санкт-Петербурге. В Казанском соборе в советское время будут чудесно сохранены мощи преподобного Серафима (Ст. 365).

Без даты

Впервые в славянском переводе Паисия Величковского издана в Нямецком монастыре в Молдавии книга творений Исаака Сирина, которую, очевидно, читал и преподобный Серафим (ЖП. 21).

24 марта

На Тамбовскую кафедру вступает епископ Иона (Василевский).

12 июня

Вторжение Наполеона в Россию. Саровская пустынь пожертвовала 2000 рублей ассигнациями «в пособие на составление новых сил к защищению Отечества». В Саровской обители нашли приют многие беженцы (С. 67).

Церковь Богоявления г. Арзамас (Никольский женский монастырь)

6 июля

Обнародован Манифест о всеобщем вооружении; скоро он был получен и в Арзамасе и прочитан во всех церквах. (Ар. 151).

Лето

Все лето через Арзамас к Москве шли войска. В августе в Арзамас и далее поехали беженцы из Москвы. В арзамасских монастырях остановились и нашли себе приют Московские монахи и представители духовенства. В Арзамас везли много пленных французов и русских раненых. Многие не выдерживали тяжелой дороги, умерших хоронили в Арзамасе на Всехсвятском кладбище в братских могилах. (Ар. 152).

Август, конец

По ночам в Арзамасе было видно на небе огромную комету. Все арзамасские церкви были открыты с утра до вечера. Духовенство беспрерывно служили молебны о победе над врагами и о избавлении от нашествия иноплеменников. Храмы были полны молящимися. Особенно припадали люди к чудотворной иконе Оранской Божией Матери, пребывавшей в то время в городе (Ар. 152).

Октябрь

В Арзамасе узнают, что французы оставили ограбленную, сожженную и оскверненную Москву (Ар. 153).

Храм Христа Спасителя в Москве. Фото 1881 г.

25 декабря

Император Александр Ⅰ издал манифест о возведении в Москве храма в память спасения России от французов и в память всех воинов, погибших на полях сражений: «Да простоит сей храм многие века и да курится в нем перед святым престолом Божиим кадило благодарности до позднейших родов…» (Ст. 373–374; 685).

Без даты

Арзамасцы решают в честь победы построить в городе большой собор. Проект обсуждался весь 1813 год (Ар. 153).

15 августа

Епископ Иона посетил Саровскую пустынь, остался доволен ее благоустройством и порядком (С. 67).

22 августа

Указ Тамбовской духовной консистории о награждении строителя Нифонта правом использовать при богослужении набедренник и игуменский посох «за примерное поведение, неусыпным трудам и попечительности». Возмущение по этому поводу братии обители: в общежительном монастыре любое выделение «равного среди равных» считалось непринятым. Особенно протестовал казначей отец Савватий (С. 67).

Без даты

На дальней пустыньке у преподобного Серафима разобран мшаник для пчел и перевезен на «Маслиху» (С. 33).

В 1814 году епископ Нижегородский и Арзамасский Моисей (Близнецов-Платонов; 1770–1825) рукоположил ученика преподобного Серафима отца Тимона во иеромонаха (Житие преподобного Тимона Надеевского).

Епископ Нижегородский Моисей Близнецов-Платонов

Апрель

Русские войска вошли в Париж (ВЛ. 32).

Построение Воскресенского Собора в Арзамасе в честь победы над Наполеоном (Ар. 154). Воскресенский собор был заложен в 1814 году. Его проект в стиле русского классицизма выполнил талантливый арзамасец Михаил Петрович Коринфский (1788–1851), ученик художника А. В. Ступина, а затем – архитектора А. Н. Воронихина. Перед началом строительства был разобран прежний обветшавший собор Воскресения Христова, который стоял в другом месте города. На месте нового собора находились деревянные домики обывателей. Их скупали на слом и употребляли на обжиг кирпичей. Для строительства храма специально открыли кирпичные заводы, которые назывались «соборными». Кладка стен продолжалась с 1814 по 1821 год.

Воскресенский собор г. Арзамаса

Одной из самых почитаемых в соборе является икона преподобного Серафима Саровского в серебряной позолоченной ризе с эмалью. Она была написана ко дню прославления святого 19 июля 1903 года. Письмо и золотое шитье были выполнены монахинями Алексеевской женской обители города Арзамаса (http://www.pravsarov.n ne.ru/content/publication/1481/1643.htm1).

1 марта

Письмо от иеромонаха Михаила из московского Новоспасского монастыря саровскому иеромонаху Евгению (род. в 1768 году): «Не удивляйтеся, любезнейший брате, что, приходя к 47 году, начали чувствовать себя против прежних лет тяжелее…. Что же теперь часто приходит на мысль смерть и делает некоторый страх или боязнь, потому что имеете за собою некоторые душевные немощи… скажу: не будете иметь ни страху, ни боязни смерти, если сии душевные немощи исцелите пластырем святого покаяния…» (Ав. 172–173).

Джозеф Уилмор. Битва при Ватерлоо. Стальная гравюра. Лондон 1849.

6 июня

Наполеон разбит в битве при Ватерлоо (ВЛ. 35).

Сентябрь

«Летопись» архимандрита Серафима отмечает, что в 1815 году отцу Серафиму было явление Пресвятой Богородицы, которая повелела ему «не скрывать своего светильника под спудом» и отворить двери затвора, став доступным для посетителей (Ч. 149). Однако первые жития излагают факт выхода отца Серафима из затвора прозаичнее: «После пятилетней безмолвной жизни, убежден будучи просьбами некоторых посетителей, начал принимать и посторонних. Первый принял от него благословение бывший тамбовский губернатор Александр Михайлович Безобразов²⁵, посетивший обитель 1815-го года в сентябре месяце. С сею времени старец не отказывал никому, кто только желал принять его благословение и воспользоваться его советами. А потому посетители более и более умножались. Многие из дальних мест начали приходить к нему для принятия от него благословения» (ЖП. 27).

Архимандрит Серафим (Чичагов) описывает, какой представлялась взору посетителей келья отца Серафима: «Маленькая келья его освещалась всегда одной только лампадой и возжженными у икон свечами. Она не отапливалась никогда печкой, имела два маленьких оконца и была всегда завалена мешками с песком и каменьями, служившими ему вместо постели, обрубок дерева употреблялся вместо стула, и в сенях дубовый гроб, изготовленный его же руками. Келья растворялась для всех братий монастыря во всякое время, для сторонних после ранней обедни до 8 часов вечера» (Ч. 149–150).

Одежда его была проста. По указанию «Летописи», «он одет был в обыкновенный белый балахон и полумантию; на шее имел епитрахиль и на руках поручи. Епитрахиль и поручи он носил на себе не всегда при приеме посетителей, а в те лишь дни, когда причащался Св. Тайн, следовательно, по воскресным и праздничным дням» (Ч. 150).

Принимал старец Серафим всех без исключения, однако по-разному. Каждому давал то, в чем тот нуждался. В ком он видел искреннее раскаяние во грехах, тех он принимал с особенной радостью. После беседы с таким раскаивающимся человеком он возлагал на его голову епитрахиль и отпускал грехи. Батюшка при этом произносил покаянную молитву, а посетитель его повторял за ним: «Согрешил я, Господи, согрешил душою и телом, словом, делом, умом и помышлением и всеми моими чувствами: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием, волею или неволею, ведением или неведением». После этого он помазывал чело пришедшего елеем из лампадки от св. иконы, и, если тот еще не вкушал ничего, давал ему выпить богоявленской воды, благословлял частицей антидора или хлеба, освященного на всенощном богослужении. Батюшка проявлял отеческую нежность к своим посетителям, целовал их в уста и всегда говорил: «Христос воскресе!» При этом давал прикладываться к образу Божией Матери или ко кресту, висевшему у него на груди (Ч. 150–151).

Если посетитель не нуждался в особенных наставлениях, батюшка Серафим делал общехристианское назидание и в особенности советовал всегда иметь память о Боге: «В этом да будет, – говорил он, – все твое внимание и обучение! Ходя и сидя, делая и в церкви до начала богослужения стоя, входя и исходя, сие непрестанно содержи на устах и в сердце твоем. С призыванием, таким образом, имени Божия, ты найдешь покой, достигнешь чистоты духовной и телесной, и вселится в тебя Святой Дух, источник всех благ, и управит Он тебя во святыне, во всяком благочестии и чистоте» (Ч. 151–152). Именно о чистоте он заботился более всего. Девство человека и «девство» его души были для преподобного самым главным: «Ради будущего блаженства стяжите целомудрие, храните девство. Дева, хранящая свое девство ради любви Христовой, имать честь со Ангелами и есть невеста Христу: Христос есть Жених ей, вводящий ю в Свой чертог небесный. Всякая человеческая душа есть дева; душа же, во грехах пребывающая, вдова нерадивая, в сластолюбии заживо умершая» (Ч. 152).

Именно в это время преподобный передает мирянам свое «Серафимово правило». Об этом подробно говорит «Летопись»: «Вставши от сна, всякий христианин, став пред св. иконами, пусть прочитает молитву Господню «Отче наш» трижды, в честь Пресвятой Троицы, потом песнь Богородице «Богородице Дево, радуйся» – также трижды, – и наконец Символ веры: «Верую во Единого Бога» – единожды.

Совершив это правило, всякий христианин пусть занимается своим делом, на которое поставлен или призван. Во время же работы дома или на пути куда-нибудь пусть читает тихо: Господи Иисусе Христе. Сыне Божий, помилуй мя грешнаго или грешную; а если окружают его другие, то. занимаясь делом, пусть говорит умом только это: Господи, помилуй, и продолжай до обеда.

Пред самым же обедом пусть совершает вышепоказанное утреннее правило.

После обеда, исполняя свое дело, всякий христианин пусть читает также тихо: “Пресвятая Богородице, спаси мя грешного”, и это пусть продолжает до самого сна.

Когда случится ему проводить время в уединении, то пусть читает он: “Господи Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя грешнаго или грешную”.

Отходя же ко сну. всякий христианин пусть опять прочитает вышепоказанное утреннее правило, то есть трижды. Отче наш, трижды Богородице и однажды Символ веры. После того пусть засыпает, оградив себя крестным знамением».

Относительно достоинства этого малого правила отец Серафим толковал, что, держась его, можно достигнуть меры христианского совершенства, ибо означенные три молитвы – основание христианства: первая – как молитва, данная Самим Господом, есть образец всех молитв; вторая – принесена с неба Архангелом в приветствие Деве Марии, Матери Господа. Символ же вкратце содержит в себе все спасительные догматы христианской веры.

Если кому невозможно выполнить, как бы следовало, и этого малого правила по обстоятельствам благословным, то старец советовал читать его во всяком положении: и во время занятий, и на ходьбе, и даже на постели, помня слова Господа: всякий, кто только призывает имя Господне, спасется (Иоил.2:32; Римл.10:13).

А кто располагает временем больше, чем какое требуется на это правило, и вдобавок он человек грамотный, тот пусть к этому присоединяет и другие полезные молитвословия и чтения, как-то: чтение нескольких зачал из св. Евангелия и Апостолов, чтение канонов, акафистов, псалмов и разных других молитв. Читая же, пусть благодарит он Господа со всяким смирением и за то, что имел время принести Ему в жертву и еще нечто из священных плодов» (Ч. 152–153).

Без даты

Семи лет от роду будущий «Серафимов служка» Николай Александрович Мотовилов со своей матерью Марией Александровной прибыли в Саровскую пустынь.

Семилетнего мальчика поразил вид кельи отца Серафима. В этой келье перед образом Богородицы Радости всех Радостей стояло семь больших подсвечников с зажженными свечами. Еще увидел там маленький Николай лавку, на которой спал отец Серафим, а на лавке – камень, служивший ему изголовьем. Все это, а в особенности камень вместо подушки, сильно поразило пылкое воображение мальчика. Много лет спустя он все это будет помнить в мельчайших подробностях. Запомнилось Мотовилову и другое. Когда он заскучал при разговоре преподобного с матерью о серьезных предметах, он стал резвиться, насколько, конечно, позволяла теснота монашеской кельи. На строгий оклик матери отец Серафим возразил:

– С малюткой ангел Божий играет, матушка! Как можно ребенка останавливать в его беспечных играх!… Играй, играй, деточка! Христос с тобой! (НВМ. 110–111).

Николай Александрович Мотовилов

7 марта

Письмо от иеромонаха Михаила из московского Новоспасского монастыря саровскому иеромонаху Евгению: «Искренне радуюсь… что… мать Ваша Таисия о Господе спасается… Весьма утешительно мне слышать от Вас, что Вы начальниками своими… довольны и что чести не только не желаете, но и не помышляете о ней… Я уже стар, слаб, болен и недостаточен стал к езде… Но Вы еще не в таком состоянии. Вы при благоприятном случае, ежели хощете, можете, поклонившись Святителю Димитрию с Преподобным Сергием, и Московским Чудотворцам приити поклониться. Тогда и со мною, если я буду жив, и Вы желаете, увидитесь… Также непонятно мне, почему должность духовническая приводит Вас в смущение духа, и для Вас труд­на и тягостна? Количество, кажется, не так-то велико – около сотни. Приходские священники имеют и более. Притом и навык уже должно бы Вам получить, потому что почти десять лет оную проходите… Посылаю при сем книгу Летописец от 1206 года до 1534 лета» (Ав. 174–175).

Без даты

В 1817 году, в одеянии нищего, желая испытать прозорливость монахов, впервые пришел в Саровскую пустынь Андрей Медведев (6.10.1792 – 12.05.1877), будущий архимандрит Антоний, наместник Троице-Сергиевой Лавры, духовник митрополита Московского Филарета.

Преподобный Антоний ( Медведев)

Молодого человека там не приняли. Когда он покидал пустынь, ему встретился пустынник Марк, сказавший ему: «Не искушай Господа Бога твоего». Андрей пал перед ним на колени и покаялся. Пустынник успокоил его, сказав, что не пришло еще его время (ТПЖ. 158).

12 октября

В Москве на Воробьевых горах состоялась закладка Храма Христа Спасителя в присутствии Августейшей семьи (Ст. 374).

4 ноября, воскресенье

Скончался земляк батюшки Серафима, его сотаинник по монашеским пустынническим подвигам – преподобный Марк. Евгений Поселянин так описывает его кончину: «В конце октября 1817 года о. Марк сделался болен в своей пустыне и весь ослаб так, что ходить сам собою не мог; его перевели в отведенную ему в монастыре келлию. Здесь он простился со всею братиею, прося их молитв. Чувствуя кончину, он позвал духовника, исповедовался и приобщился св. Тайн, Тела и Крови Христовой, и, по совершении над ним таинства Елеосвящения, тихо почил между раннею и позднею литургиею. Это было в воскресенье, 4 ноября 1817 года.

И по кончине своей праведный старец не переставал давать спасительные советы и благодатную помощь своим верным ученикам, являясь им с такою помощью в видениях.

Благоговение Саровской братии к памяти подвижника Марка было так велико, что на местах, ознаменованных особыми проявлениями его подвигов и дарований, были воздвигнуты деревянные кресты. Один был воздвигнут на юре в лесу, другой в лесу на берегу речки Саровки, неподалеку от келлии старца. Чтившие его иноки приходили сюда на поклонение утром, в полдень и вечером и пели церковные песни». (Е. Поселянин. Русские подвижники XIX века. СПб., 1910. С. 302–311).

Без даты

В число послушников Саровского монастыря поступает первый биограф преподобного Серафима Стефан Васильев (1794–1861). Он проживет здесь до 1834 года (ЖП. 37; С. 68). Кроме того, в монастырь поступает послушником Андрей Медведев, будущий архимандрит Антоний. Игумен Нифонт на этот раз принял его в число братии. До поступления в Саровский монастырь Андрей окормлялся у настоятельницы Алексеевской общины в Арзамасе Олимпиады Васильевны Стригаловой (прославлена в лике святых в 2008 году в числе киевских святых). Будучи уже послушником Саровского монастыря, он продолжал посещать в Арзамасе свою духовную наставницу. Узнав об этом, игумен запретил ему поездки в Арзамас. Прожив в Сарове полтора года, Андрей оставил пустынь и по совету Ольги Васильевны поступил в Высокогорский монастырь, расположенный в 4-х верстах от Арзамаса, где вскоре стал иеромонахом и (в 1826 году) строителем Высокогорской обители (ТПЖ. 158–161).

Письмо в монастырь от благотворителя Кирилла Федоровича Федорова, астраханского дворянина – рыбопромышленника: «… я от усердия моего к вам и братии препроводил в обитель вашу с иеромонахом Иларионом, находившимся здесь, икры бочку 35 пуд да шеврюг 200. По получении оных продуктов желаю во здравие кушать» (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

Март

В марте 1818 года ученик преподобного Серафима иеромонах Тимон (Федоров) по болезни был освобожден от должности строителя Богородице-Феодоровской обители. Стремясь к уединенной подвижнической жизни, преподобный перешел в Высокогорскую Вознесенскую пустынь близ Арзамаса, а затем совершил паломничество к святыням Русского Севера. Именно тогда он впервые посетил Николо-Надеевскую пустынь Костромской епархии – и, всей душой полюбив это место, твердо решил перейти сюда на жительство. Преподобный Серафим благословил намерение отца Тимона, произнеся при этом знаменательные слова: «Сей плоды, да расцветут цветы» (Житие преподобного Тимона Надеевского).

14 марта

Епископ Иона подписал 14 грамот иеромонахам Саровского монастыря о награждении их наперсными крестами с правом ношения на Владимирской ленте в честь победы над французами в войне 1812 года. В числе награжденных – иеромонах Серафим (грамота № 32) (С. 68).

27 июля

По указанию явившегося во сне преподобного Андрея Критского в Саровский монастырь с просьбой принять его в число иноков приходит Андрей Гавриилович Медведев (преподобный Антоний Радонежский), будущий настоятель Сергиево-Троицкой Лавры (Ан. 6). Он пробыл послушником в Сарове полтора года, после чего поступил в Высокогорский монастырь близ Арзамаса. Скорый уход из обители следует, видимо, объяснять сложной обстановкой в монастыре в эти годы. П. Казанский в своем «Очерке жизни архимандрита Антония, наместника Свято -Троицкой Сергиевой лавры» пишет: «Братство саровское при поступлении в него Медведева, к сожалению, делилось на несколько партий: была партия игуменская, была партия казначейская, были и другия партии. Сближение с лицом одной партии навлекало неприязнь лиц, принадлежавших к другой партии»²⁶. Новому послушнику будет суждено сыграть важную роль в судьбе Дивеевской обители после кончины преподобного Серафима. Именно он внушит митрополиту Филарету, избравшему его в свои духовники, необычайное уважение к преподобному Серафиму и его детищу – Дивеевскому монастырю.

28 августа

Отец Дорофей рукоположен в сан иеромонаха (С. 37).

Без даты

В 1820 году в Сарове побывал почитатель Саровской пустыни и ее давний благотворитель астраханский дворянин Кирилл Федорович Федоров. Вероятно, между ним и саровским игуменом Нифонтом было заключено соглашение о строительстве храма (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

15 апреля

В Саровскую пустынь по увольнению из купеческого общества г. Тамбова поступил послушником восемнадцатилетний Иоанн Тихонович Толстошеев, с которым впоследствии будет связана «Дивеевская смута». Послушник Иоанн станет со временем еромонахом Иоасафом, в схиме – Серафимом (ЖП. 34; С. 68).

Без даты

Разобрана ветхая церковь св. Иоанна Предтечи, подле монастыря на роднике. На ее месте заложена новая трехпрестольная церковь. Новая церковь тоже стояла на роднике. Для освящения воды в установленные дни из монастыря был крестный ход. Вода чистая, приятная, «быстротекущая в изобилии» (Ав. 98).

Церковь была создана в значительной степени усердием астраханского дворянина Кирилла Феодоровича Федорова, рыбопромышленника и миллионера. Известно, что «помощь Федорова Саровской пустыни далеко не ограничивалась расходами на строительство. Им были заказаны в новый храм паникадило в Москве, три евангелия на все престолы, другая церковная утварь. Самый большой колокол саровской колокольни также был сделан во многом на федоровские средства. Регулярно шли в Саров из Астрахани рыба, икра и другие дары Юга (среди них, например, бочонки с солёным виноградом…). Но и монастырь не оставался в долгу – слал Федорову северные лакомства: соленые грузди и рыжики, мед в сотах» (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

28 апреля

К. Ф. Федоров пишет саровскому игумену Нифонту: «Полагаете, чтобы настоящая церковь была храма Иоанна Крестителя, описываете на оное ваши причины, на ваше предложение как лутче соглашусь. Писал с сею почтою вашему преосвященному и просил его о позволении старую церковь сломать и выстроить гораздо больше другую с тремя приделами, о чем имею честь и вас уведомить». Из письма следует, что отец Нифонт просил благотворителя о том, чтобы главный престол храма и после переделки сохранил имя святого Иоанна Предтечи. Сам же Федоров просил, чтобы два новых престола были посвящены его небесному покровителю святому Кириллу Иерусалимскому и апостолу Иакову Алфееву (святого, в чей день родился К. Ф. Федоров). Это его желание было удовлетворено (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

В 1821 году в монастырь поступил первый денежный взнос Федорова на строительство – 10 тысяч рублей. А всего он передал на постройку нового храма, по сведениям саровского историка Е. И. Бакаева. 30580 рублей (на самом деле денег Федоров передал больше). Интересно, что Федоров имел много должников. «Саровских монахов он направлял к этим своим должникам получать деньги по федоровским доверенностям. Вот отрывки из писем: “В Макарьевской ярмарке получите от коломенского купца Александра Аксеновича Сумборова на первый раз десять тысяч рублей, к которому от меня и письмо вам оные отдать”. “Писано от меня ростовскому купцу Василью Михайловичу Хлебникову, дабы он вам выдал, будучи в ярмарке, денег ассигнациями без вычету 6000 рублей”. И так далее. Монастырь получал деньги на храм, а у Федорова становилось меньше должников. Двойная польза» (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

Владимирская (Оранская) икона Божией Матери

10 марта

Епископ Иона в письме к иеромонаху Исайе … просит благословения у отца Серафима (С. 68).

22 мая

Назначение епископом Тамбовским владыки Фсофилакта (Ширяева) (Сборник-календарь Тамбовской губернии на 1903 год. Тамбов. 1903. 144).

7 декабря

В Саровскую обитель с крестным ходом перенесена чудотворная икона Оранской Божией Матери (С. 68). Точное название иконы: Владимирско-Оранская.

Эта многочудотворная икона прославилась в XVII веке. В ее честь был основан Оранский монастырь близ Нижнего Новгорода. С начала XVIII века икону стали ежегодно приносить в Арзамас для поклонения. Она пребывала в Арзамасе с 29 августа по середину ноября. В 1832 году крестный ход с этой иконой встретится на пути в Саров Н. А. Мотовилову, что он отметит в своих «Записках».

Преподобная Елена (Мантурова). Прижизненный портрет

25 апреля

Экзарх Грузии Иона, бывший Тамбовский епископ, в письме к отцу Нифонту просит святых молитв у отца Серафима (С. 69).

16 декабря

Астраханский благотворитель К. Ф. Федоров шлет в монастырь подробный «щет», в котором утверждает, что с учетом всех «лаж» он заплатил… 30580 рублей» (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

Без даты

В Саровскую обитель поступил иноком 19-летний пермский крестьянин Спиридон Андреевич Пестов (1804 – 5 октября 1878). со временем ставший настоятелем Саровского монастыря.

Михаил Васильевич Мантуров

Вместе с ним в обитель пришел и его отец Андрей, в монашестве Арсений (Ав. 183). По происхождению Пестовы были государственными крестьянами из Шадринского уезда Пермской губернии.

Священник Всеволод Рошко высказывает мнение, что встреча преподобного Серафима и Мантурова произошла «не позднее 1822 года, скорее всего, в 1821 или даже 1820 году» (Р. 69). Согласно с изысканиями В.Степашкина, эта встреча состоялась в 1823 году. В своей книге В. Степашкин пишет: «В этом году зафиксирован первый случай чудесного исцеле­ния старцем Серафимом больного М. В. Мантурова» (С. 69). «Летопись» архимандрита Серафима (Чичагова) представляет дело так, что исцеление и знакомство состоялись до 1822 года.

В 1823 году идет подготовка к основанию мельницы, «питательницы» Дивеевской общины. В этом году, по указанию чичаговской «Летописи», батюшка позвал к себе Михаила Васильевича. Он взял колышек, перекрестился, поцеловал его, то же самое велел сделать Мантурову. Все эти действия Преподобного подчеркивали важность начинаемого дела. Более того, старец поклонился «Мишеньке» в ноги и сказал:

– Ступай ты. батюшка, в Дивеево; как придешь, стань там напротив самого среднего алтарного окна Казанской церкви, отсчитай столько-то шагов (число забыто), и как отсчитаешь их, батюшка, тут будет межка; вот от нее ты еще, батюшка, отсчитай еще столько-то шагов, и придет пахотная земля; потом отсчитай еще столько-то шагов, и придет луговина; тут как придешь, по глазомеру рассчитай, батюшка, где придется самая срединка, да в срединке-то самой этот колышек и вбей, чтобы хоть немного, а видно бы его было; вот, батюшка, что прошу тебя, сделай это!

Так был «вбит колышек» важного в жизни Дивеевской обители начинания: мельницы-питательнины для Дивеевских «сирот» батюшки Серафима. Мантуров исполнил все, как было приказано старцем, и вбил колышек в назначенном месте. Когда Михаил Васильевич вернулся, преподобный Серафим молча поклонился ему в ноги. Лишь через год батюшка вручил Мантурову четыре небольших колышка. Перекрестившись, он поцеловал их, и приказал Мантурову сделать то же. Старец поклонился своему ученику в ноги и сказал:

– Теперь, батюшка, сходи опять туда же в Дивеево, на то место, где, помнишь, ты в прошлый год вбил колышек, и там, по равному же размеру, по четырем углам, около большого-то колышка, и вбей эти четыре; а чтобы как-либо не затерялись они. батюшка, ты возьми камешков, да и положи на них по кучке, чтобы после не спутаться, а заметно бы место их было! (Ч. 163–164).

Происходили в это время в Сарове и другие события. Одно из них – приезд в монастырь астраханского дворянина-благотворителя Федорова: «В 1823 году Федоров второй раз посещает Саров по пути из Москвы домой, это можно понять по изменившимуся содержанию писем. Теперь в конце их он передает приветы (точнее говоря, «почтение») саровским жителям, а особенно – пустыннику отцу Дорофею» (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

9 января

В Саровской обители умер рясофорный послушник Варлаам в возрасте около 60 лет. «Любитель величайший был безмолвия… ученик безмолвного отца Серафима» (С. 69).

21 ноября

В 1823 году 21 ноября, и день Введения во храм Пресвятой Богородицы, к отцу Серафиму со своей 13-летней сестрой Марией Семеновной, пришла Прасковья Семеновна Милю­кова. «Великий старец, провидев, что девочка Мария есть избранный сосуд благодати Божией, не позволил ей возвратиться домой, а приказал оставаться в общине. Таким образом 13-летняя Мария Семеновна поступила в число избранных Серафимовских сирот» (Ч. 172).

В этот же день умерла первоосновательница Ардатовской женской общины матушка Вера (Васса Дмитриевна Полюхова). В 1810 году Васса Дмитриевна приобрела небольшой домик с землею. В свое время она ходила за советом к отцу Серафиму: «Батюшка, принимать ли нам других девиц, желающих житье нами?» – «Грядущего ко Мне не изжену вон» – ответил тот. Отец Серафим и отец Илларион дали совет келлиоткам жить вместе и кормиться своими трудами, благословили также приготовлять просфоры для церквей города Ардатова. Домик их с этого времени именовался богадельней. Васса Дмитриевна приняла тогда монашество с именем Веры. В день своей кончины в присутствии сестер она передала управление общиной Евдокии Андреевне Кежутиной.

Конец ноября

Евдокия Андреевна Кежутина отказывалась стать начальницей Ардатовской женской общины – и сестры обратились к старцу Серафиму за советом. Батюшка не дал прямого ответа на вопрос, но во время разговора обращался к Евдокии Андреевне с советами по управлению общиной: «Ты проси Божию Матерь, сиди дома, и Бог пошлет со всех сторон» (ЖОПБ. 553).

Ардатовские сестры ничего не начинали и не предпринимали без благословения саровских старцев. Особенно часто они обращались к отцу Серафиму. «Да будет молитва твоя непрестанна, – говорил батюшка Евдокии Андреевне, – нрав твой да будет кроток, уста молчаливы, сердце смиренно, дух умилен; смущенного, унывающего старайся ободрять словом любви. Старшие сестры в обители должны жить не в свое угождение, должны снисходить к слабостям немощных младших, нести их немощи с любовью. Болезни духовные врачуйте пластырем милосердия. Все старайтесь иметь радостный дух, а не печальный». Одна сестра, Евфимия Ивановна, просила у батюшки Серафима благословение носить власяницу и держать строгий пост. На это он ответил: «Ни власяницы, ни поста не нужно; живи с сестрами, как живут родные сестры, и в трапезу ходи, но хлеба досыта не вкушай: оставляй место Святому Духу». При этом отец Серафим прибавил, что Господь укажет сестрам место, благодати исполненное. На этом месте можно будет спастись, следуя только правилам монастырского устава, без особых подвигов, превышающих силы. Евдокии Андреевне старец сказал: «Матушка, чтобы твои подчиненные были добры и послушны, ты сама наперед смири себя и подавай собою добрый пример незлобия. Видя твою жизнь, и твои подчиненные охотно будут ей подражать. Читай чаще житие Саввы Освященного и из него сама научишься терпению. Недостатки же ваши ушедрит Сам Бог». При этих словах отец Серафим подал матушке Евдокии рубль серебра и сказал: «Это вам на чистый хлеб, а это, – прибавил он, отдавая ассигнацию, – на привар, на кашу». Евдокия Андреевна, задумавшись над словами пре­подобного, не обратила должного внимания на ассигнацию и смяла ее в руке. Заметив ее невнимательность к деньгам, отец Серафим взял бумажку назад, разгладил ее, завернул в платок настоятельницы и сказал: «Зачем так пренебрегать, надо быть бережливее; будет нужда, и деньги понадобятся». Случился как-то в Ардатовском уезде неурожай хлеба. Матушка Евдокия Андреевна отправила одну из стариц, Татиану Васильевну, с другими сестрами в Саров к отцу Серафиму. Около пустынки увидали сестры Преподобного за работой: он в огороде копал гряды. Не доходя до батюшки, Татиана Васильевна поклони­лась ему до земли. Еще не успела она выговорить ни одного слова, как святой Старец громко сказал ей: «Без нужды кланяетесь». Потом, махнув ей рукой, прибавил: «Иди домой! Без нужды кланяетесь». Но удивлению их не было границ, когда, по приходе домой, они нашли сестер радостными и успокоенными. Неизвестный благотворитель прислал в богадельню три воза муки. После оказалось, что благотворитель поступил так во исполнение воли преподобного Серафима (http://www/ diveevo.ru/121/).

Без даты

За монастырем выстроен огромный монастырский конный двор с двухэтажным зданием с помещениями для рабочих и пр..(Ав. 99).

В 1824 году были завершены каменные работы на строительстве новой церкви во имя святого Иоанна Предтечи, оставались отделка и внутреннее устройство» (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

Весна

Благотворитель, астраханский дворянин К. Ф. Федоров, весной 1824 года передал на строительство церкви во имя святого Иоанна Предтечи в Саровской пустыни дополнительную сумму в 5000 рублей (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

Август

В августе 1824 года от должников благотворителя К. Ф. Федорова Саровская пустынь получила еще 13887 рублей на строительство храма (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

14 сентября

Княгиня А. Колончакова 14 сентября 1824 года была у старца Серафима и получила от него благословение. «Я пришла к нему с той целью, чтобы спросить у него о своем брате, бывшем в военной службе и не уведомлявшем нас о себе около 4 лет. Еще не успела я сказать ни слова о своем намерении, как старец, предупреждая слова мои. сказал: “Ты много не огорчайся: во всяком роде бывает траур”. Когда же начала я говорить ему о своем брате, он отвечал мне: “Об этом-то не могу не сказать, чтобы ты его поминала за упокой”. Прозорливость его действительно оправдалась: через три месяца после нашего разговора я получила известие из того полка, где служил брат мой, что его уже нет на свете» (Ч. 176).

Без даты

1825 год необычайно полон событиями. Все дело в том, что батюшка Серафим в этом году выходит из затвора (С. 69). Он встречается и разговаривает с очень многими людьми, ищущими его совета и помощи. Точные даты таких встреч редко зафиксированы в источниках, поэтому приходится перечислять их в общем ряду 1825 года.

Склеп с гробом К. М. Кочеуловой

Дивеевская летопись архимандрита Серафима (Чичагова) отмечает, что в 1825 году «стало не хватать земли для общины, и соседка-помещица графиня Толстая поэтому пожертвовала на огород 32 десятины» (Ч. 98). Однако здесь, скорее всего, кроется ошибка. Дело в том, что лишь в 1833 году графиня Анна Георгиевна Грузинская вышла замуж за графа Александра Петровича Толстого и стала носить его фамилию.

Так что либо княжна Грузинская ошибочно названа (по будущей ее фамилии) графиней Толстой, либо дата передачи земли должна относиться к более позднему времени. Это еще предстоит выяснить. Во всяком случае, известно, что отец княжны, князь Георгий Александрович Грузинский, владел в Нижегородской губернии землями, в частности, селом Лысковым. Именно в этом селе, в доме князя Грузинского, родился будущий наместник Свято-Троицкой Сергиевой лавры преподобный Архимандрит Антоний Медведев, духовник московского митрополита Филарета. До того, как стать наместником Лавры, он в 1818 году поступил послушником в Саровскую обитель. Сам преподобный Серафим предсказал ему, что Бог вручит ему обширную Лавру.

Сама по себе фигура княжны Грузинской замечательно интересна. Это была боголюбивая женщина с необычной судьбой. В 1833 году она вышла замуж за тверского губернатора (с 1834 года), а впоследствии обер-прокурора Священного Синода А. П. Толстого. В известных мемуарах Александры

Графиня Анна Георгиевна Толстая (рожд. Княжна Грузинская). Граф Александр Петрович Толстой

Осиповны Смирновой сказано: «Тридцати пяти лет княжна вышла замуж за графа Александра Петровича Толстою, святого человека. Он… жил с нею как брат».²⁷ И Анна Георгиевна, и ее муж были прямыми потомками грузинского царя Вахтанга VI.

Она отличалась редкой красотой и глубокой религиозностью. По воспоминаниям Филиппа Филипповича Вигеля, она «убегала общества и, вопреки обычаям других красавиц, столь же тщательно скрывала красоту свою, как те ее любят показывать».²⁸

Царь Грузии Вахтанг VI

Николай Васильевич Гоголь

Графиня Толстая была знакома со многими деятелями культуры, в частности с писателями Н.М. Карамзиным, А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, А. С. Хомяковым, В. И. Далем, немецким мыслителем Вильгельмом Гумбольдтом. Н. В. Гоголем и другими.

Гоголь писал ей в сентябре 1845 года: «Я Вас полюбил искренне, полюбил, как сестру, во-первых, за доброту Вашу, за Ваше искреннее желание творить угодное Богу, Ему служить. Его любить, и Ему повиноваться». Графиня всегда была склонна к благотворительности. Она жертвовала не только в Дивеевскую обитель. В Нижегородской губернии она устроила приюты и училища для сирот, ею были переданы большие средства в Донской монастырь и в Зосимовскую пустынь, в Москве при церкви святого великомученика Георгия в Грузинах она основала приют для престарелых священников (Георгиевский дом был открыт в 1864 году). Московскому духовенству она пожертвовала свой дом в центре Москвы и т.д.²⁹ Несомненно, она слышала о старце Серафиме, а может быть, и посещала его. Остается лишь выяснить, когда именно земли был переданы ею Дивеевской обители: когда она была княжной Грузинской, или когда стала графиней Толстой.

«В 1825 или 1826 году великий князь Михаил Павлович, посетив (инкогнито) Саровскую обитель, в проезд через Тамбов и Пензу, также заходил к старцу Серафиму и принял от него благословение» (Ч. 154).

Будущий монах Нижегородского Печерского монастыря Василий, с отцом и братом Кириллом, посетил старца в 1825 году: «В 1825 году отец мой, Владимирской губернии, Муромского уезда, села Зяблицкого погоста крестьянин графини Юлии Самойловой, отправился с двумя малолетними своими детьми мною, 6-летним Василием, и братом моим Кириллом в Саровскую пустынь помолиться и принять благословение от отца

Великий князь Михаил Павлович

Серафима. Мы прибыли туда накануне праздника Воздвижения Честного Житворящего Креста Господня и на другой день, после ранней обедни, отправились к отцу Серафиму. Богоугодный старец, благословляя нас, сказал обо мне отцу моему, что я не буду его кормильцем, и попросил его купить для меня Евангелие; а о брате моем сказал, что он будет жить при родителях и помогать им…» (Е. 214–215).

Видимо, именно к 1825 году, хотя и без обозначения конкретной даты (по местоположению в «Летописи»³⁰), следует отнести эпизод, относящийся к Н. К. Моляеву: «Жена управляющего селом Елизарьевым, находящимся в Ардатовеком уезде Нижегородской губернии, А. И. Моляева, рассказывала следующий случай прозорливости отца Серафима, принадлежавший настоящему времени: «Муж мой Николай Кириллович Моляев, лишившись места управляющего в селе Елизарьеве, вскоре получил такое же место в селе Черсватове, Ардатовского же уезда, и здесь жестоко занемог; это (т.е. начало болезни – В. М.) было в 1822 году. Зная мою преданность к отцу Серафиму и его ко мне благоволение, он послал меня к нему попросить его св. молитв и благословения и спросить: может ли он надеяться на выздоровление или нет?

Я отправилась в Саров и, по прибытии моем туда, нашла, что отец Серафим затворился и никого к себе не принимал. Несмотря на то, я пробралась сквозь множество народа, ожидавшего выхода отца Серафима, к его келье, и вдруг старец Божий, как бы провидя мою крайнюю нужду видеть его, показался в дверях своей кельи и, не обращая внимания на остальной народ, обратился ко мне и сказал: “Дочь Агриппина, подойди ко мне скорее, потому что тебе нужно поспешить домой”. Когда я подошла к нему, он, предупреждая слова мои, дал мне святой воды, антидора, красного вина и несколько сухарей и сказал: “Вот, скорее вези это к своему мужу” Потом, взяв мою руку, он положил ее к себе на плечо и, дав осязать бывший на нем большой железный крест, сказал: “Вот, дочь моя, сперва мне было тяжело носить это, но ныне весьма приятно. Спеши же теперь и помни мою тяжесть. Прощай”. С этими словами он благословил меня и ушел опять в свою келью, где снова затворился и никого к себе не принимал. По приезде домой я нашла своего мужа при последних минутах жизни; у него уже отнялся язык. Тогда я вспомнила о кресте старца и поняла, что он предсказывал мне о трауре. Едва дала я, по приказанию отца Серафима, больному красного вина с антидором и потом св. воды, больной снова заговорил и сказал: “Прости меня, святой отец, в последний раз получаю от тебя благословение”. После этих слов он благословил еще детей наших, простился со мной и сказал: “Велики дела отца Серафима!” – лег снова и мирно отошел к Господу» (Ч. 155–156).

В 1825 году (Ч. 169), но неизвестно, в какое точно время, переехала в Дивеево и начала свой монашеский подвиг Елена Васильевна Мангурова, ныне прославленная в лике святых преподобная Елена Дивеевская.

С 1825 года стал посещать батюшку отец Василий Садовский.

Старец предвидел, что именно отцу Василию придется после его смерти духовно окормлять сестер Дивеевской обшины. В своих записках отец Василий рассказывает, что когда он в первый раз пришел к отцу Серафиму, то старец начал поучать его, как следует руководить духовных детей и сестер обители, а затем, прося его, в свою очередь, их не оставить, сказал восторженно: «Как нам оставить великое это Божие дело и тех, о коих просила меня, убогого Серафима, матушка Агафья Семеновна! Ведь она была великая жена, святая, смирение ее было неисповедимо, слез источник непрестанный, молитва к Богу чистейшая, любовь ко всем нелицемерная!

Преподобная Елена (Мантурова)

Одежду носила самую простую, и то многошвейную, и опоясывалась кушачком с узелком; а как идет, бывало, то госпожи великие ее ведут под ручки, столь за жизнь свою была всеми уважаема! Так как же нам презреть ее прошения! Я ведь теперь один остался из тех старцев (разумевая строителя Пахомия и казначея Исаию), коих просила она о заведенной ею общинке. Так-то и я прошу тебя, батюшка, что от тебя зависит, и ты не оставь их!» (Ч. 188–189)

Встреча с некоей госпожой Н. Н., которая описала свое посещение: «В 1825 году в первый раз посетила я с сестрой Саровскую пустынь, с пламенным желанием увидеть старца Се­рафима и получить от него благословение. Сестра моя первая удостоилась видеть его после утрени и была в восхищении от его ласкового приема. Я же не могла видеть его вместе с ней, потому что не была у заутрени по причине сильной головной боли. По окончании же обедни отправились мы обе к благочестивому старцу в келью. Дорогой я заметила, что служитель сестры моей нес за нами две бутылки, и полюбопытствовала спросить у сестры: что такое несет он? Сестра отвечала, что она пожелала, по примеру других посетителей Сарова, принести в дар отцу Серафиму немного церковного вина и масла. Я же, не зная об этом прежде и не имея с собой в то время ничего, что бы могла и со своей стороны принести также в дар отцу Серафиму, очень опечалилась. Но сестра, видя мое смущение, предложила мне взять одну из этих бутылей и поднести ее старцу от себя. Я очень обрадовалась этому предложению, и таким образом мы пришли в келью отца Серафима. Когда я взглянула на праведного старца, то уже не хотела ни на что более смотреть в его келье. Я не могла свести глаз с его лица, в котором дышали доброта, смирение и святость. Он принял нас, как отец детей, давал нам просфор и красного вина, снимал с себя крест и давал нам целовать его. Сестра подала ему принесенную бутылку церковного вина, и он принял ее очень милостиво и благословил сестру. Потом и я подала ему бутылку с маслом. Старец, взяв ее также милостиво, вдруг сказал мне: “Вперед, если вздумаешь, матушка, что принести мне, то свое принеси”, и. заметив, в какое я пришла смущение и замешательство от этих слов, тотчас же прибавил самым кротким тоном: “Я хотел, матушка, сказать тебе, что если ты живешь в деревне, то, верно, там есть пчелы; так ты велела бы из воску насучить свечей, тогда бы это и было твое”. После этого он начал беседовать с нами о пользе душ наших, много говорил о спасительном пути христианском, и каждое слово его запечатлевалось в сердце нашем» (Ч. 176–177).

Весна

С весны 1825 года старец Серафим стал выходить из своей кельи по ночам. Заметил это инок Филарет (Ч. 180). В Великий пост 1825 года брат Филарет рано утром, выйдя из келлии, увидел, что Серафим нес на руках своих большой камень. Он взял его из-под горы вне монастыря около церкви св. Иоанна Предтечи. Инок видел, как старец положил этот камень возле алтаря соборного храма. Так старец указал место собственного погребения. Именно там и положили блаженные останки преподобного Серафима Саровского. В житии 1863 года читаем по этому поводу: «Последствия объяснили дело… Так-то старец из затвора стремился в могилу, от созерцания Бога… к откровенному познанию славы Его» (1863. 95).

Весной 1825 года ученик старца Серафима иеромонах Тимон переселился в Надеевскую пустынь. Здесь, в 10 верстах от обители, он стал жить, но примеру саровских старцев-отшельников: выкопал землянку и устроил в ней келью, где проводил жизнь в подвигах поста, молитвы и богомыслия на протяжении семи лет, посещая Надеевскую пустынь лишь по воскресным и праздничным дням для совершения богослужений (житие преподобного Тимона Надеевского).

Светлая Седмица

Л. Денисов приводит рассказ генерала Отрощенкова из его «Воспоминаний»: «Отворив дверь, вожатый наш, подойдя к двери затворника, сотворил приветственную молитву, но ответа не получил; потом еще повторил два раза, с прибавлением, что проезжающие хотят видеть отца Серафима, но ответа также не получил. Тогда, обратясь ко мне, сказал: “Не угодно ли вам самим отозваться?” Я отвечал, что я не знаю, как должно отозваться. “Скажите просто: Христос Воскресе. отец Серафим” (тогда была неделя Светлого Воскресения). Я подошел к двери и сказал то приветствие, но также ответа не получил. Я обратился к жене, которая держала в руках дары и от благоговейного чувства дрожала, сильно кашляя (она была в первой половине беременности). Она сказала громко: “Ну, друг мой, знать мы много напроказничали, что не хочет нас принять святой муж. Оставим же наш дар и с сожалением отправимся в наш путь”. Мы уже хотели было итти, как вдруг отворилась дверь келлии затворника, и он, стоя в белой власянице, подал нам пальцем знак итти к нему.

С первого взгляда на него обняло меня благоговейное к нему чувство. Он показался мне ангелом, жителем небесным: лицо белое, как ярый воск, потому что переменная атмосфера и солнечный луч не могли действовать на него. Глаза небесного цвета, волосы – белые спускались до плеч. Судя по формам тела, безошибочно можно сказать, что он прежде имел большую физическую силу; теперь кротость и смирение начертаны на лице его, однако ж он не был худощавый, напротив, даже полный несмотря на то, что пища его дневная состояла из одной просфоры, присылаемой ему из церкви. Но и ту не всю употреблял: остатки ее дробил на кусочки, оставлял их засыхать, и дарил навещающим его. Мы вошли в его келлию, и он тотчас затворил дверь и накинул крючок. С прихода, с левой стороны стояли кувшин и бутылки разной величины, пустые, с маслом и вином, и тут же большая оловянная чаша с ложечкой такого же металла; на левой стороне, к стене навалены камни разной величины, с правой – поленья дров и над ними на жердочке висели разные старые рубища; в переднем углу, на деревянной полочке, стоял образ Божией Матери, и перед ним теплилась лампадка. Окошки были двойные и забросаны разным рубищем между рам до верхних стекол. При всей тесноте – и неопрятности в маленькой этой комнатке воздух был совершенно чист. От дверей к образу была только маленькая дорожка; но где затворник спал – места не было видно.

Затворив двери, сказал нам: “Молитесь Богу, а ты, – обращаясь к жене, – зажги и поставь свечку пред образом”, но она так дрожала, что свечки не могла прилепить. “Ну оставь, я поставлю сам”,– сказал он, занимаясь при этом живо приготовлением для нас угощения. Достав из-под лавочки бутылку с вином, влил несколько в чашу, потом влил воды, положил туда несколько сухариков, взял ложечку и сказал: говорите со мною. Продиктовал вседневную исповедную молитву, начал нас угощать, давая смешанное вино с водою и сухариками то тому, то другому ложечкою; вино было так кисло, что и вода не смягчала кислоты.

Жена мне шепнула, что она не может употреблять этого, потому что очень кисло. Я сказал: “Отец Серафим, она не может употреблять кислоты, она не здорова”. – “Знаю, – отвечал он, – для того-то я и даю ей, чтобы была здорова”. Дав нам по три раза, сказал: “Поцелуйтесь”. Мы исполнили это. Тогда он, поворотясь ко мне, сказал: “Ты в тесных обстоятельствах, ты печален; но помолись Богу и не скорби. Он скоро тебя утешит”. После сего он завернул несколько сухариков в бумажку и подал мне, но я сказал ему: “Святой отец, у меня много есть знакомых, которые заочно вас знают и будут очень рады, если я доставлю им полученных от вас сухариков”. Он улыбнулся и прибавил, поблагодарив нас, что мы его навестили, и отпустил с благословением.

Слова, сказанные им мне и жене моей, оправдались. Того же дня прекратились у нее кашель и рвота, а по прибытии в город Рязань я получил 5000 рублей денег, пожа­лованных мне Императором Александром I за смотр при городе Пензе» (Д. 202–205).

Сентябрь, середина

Иеромонах Дорофей

Скончался пустынник иеромонах Дорофей (ЖП. 29). В его пустыньку переселится отец Серафим.

14 сентября, праздник Воздвижения Креста Господня

Накануне праздника Воздвижения Креста Господня в Саров прибыл крестьянин графини Самойловой (Владимирской губернии Муромского уезда, села Зяблицкого погоста) с двумя своими детьми, 6-летним Василием и Кириллом. 14-го числа, после ранней обедни семья подошла к отцу Серафиму для беседы. Благословив крестьянина и детей, старец сказал, что Василий не будет кормильцем семьи и попросил купить для него Евангелие. Кирилл же, по его словам, станет кормить родителей (Ч. 427)³¹.

1 октября (Покров Божией Матери)

Иеродиакон Уфимского монастыря Феоктист сообщил иеромонаху Иоасафу (Толстошееву), что в день Покрова Божией Матери прибыл со своей сестрой, будущей игуменией Уфимского монастыря, в Саровскую пустынь, т. к. услышали о подвигах затворника иеромонаха Серафима от старца Саввы в Семиезерской пустыни, что близ Казани (Д. 207).

2 октября

Рассказ иеродиакона Феоктиста: «Когда же пришли на другой день к отцу Серафиму, он. благословивши нас, удостоил отеческих своих наставлений и, между прочим, посоветовал сестре поговеть, а мне прямо сказал: “А ты здесь останься”. Столь неожиданные слова сильно поколебали мою душу… В тот же день старец еще снова повторил мне те же слова: “Ты здесь останься!” И когда я начал ссылаться на слабость своих сил и плохое здоровье, он сказал: “По силам и тяжесть возложат”. В последний день, когда мы намеревались уже оставить Саровскую пустынь и пришли к отцу Серафиму принять его благословение на дорогу, чудный старец еще раз обратился ко мне с отеческим советом остаться у них в монастыре и просил в то же время мою старшую сестру, чтобы она убедила меня исполнить его желание. Я же никак не мог решиться, и когда ушли мои спутники, снова приступил к старцу с убедительными просьбами благословить меня в путь до Киева. Неотвязчивость моя вынудила, наконец, старца сказать мне: “Гряди, если не хочешь слушать убогого Серафима”… Все мы сейчас же собрались и отправились из Сарова… Приближаясь к селу Аламасову, которое находится в 6-ти верстах от мельницы, я вдруг почувствовал во всем теле расслабление и жар, так что решительно не мог идти далее… Болезнь моя беспрестанно усиливалась, а вместе с тем росло и мучение совести, которая настойчиво упрекала меня, зачем я не послушался богодуховного старца Серафима и последовал собственной воле».

Конец первой недели октября

Отец казначей Саровской пустыни приказал поместить больного отца Феоктиста на монастырской мельнице у отца Иакова Безрукого, а сестре посоветовал пожить в Дивеевской общине до выздоровления отца Феоктиста (Д. 209).

20-е числа октября

Через дней двадцать будущий иеродиакон Феоктист выздоровел и «тотчас явился в Саровскую пустынь с решительным намерением принять иноческий образ». Меня приняли и назначили мне сначала послушание монастырского будильщика» (Д. 208–210).

19 ноября

Кончина в Таганроге императора Александра I.

Памятник Александру Ⅰ в Таганроге

25 ноября

Старец Серафим вышел из затвора (С. 69). «25 ноября 1825 года, в день памяти святителя Климента, папы Римского, и Петра Александрийского, в сонном видении, Матерь Божия в сопровождении этих святых явилась отцу Серафиму и разрешила ему выйти из затвора и посещать пустынь» (Ч. 178–179).

Как известно, с 1825 года к отцу Серафиму начали ходить за благословением сперва сестры, а потом и сама добродетельная начальница Дивеевской общины, Ксения Михайловна, которую батюшка называл «огненный столб от земли до неба» и «терпуг духовный». Конечно, старица Ксения Михайловна глубоко уважала и высоко почитала отца Серафима, но, однако, она не согласилась изменить устав своей обшины, который казался тяжелым как отцу Серафиму, так и всем спасавшимся в общине сестрам. Число сестер настолько увеличилось в обшинке, что требовалось распространить их владения, но это было невозможно ни в ту, ни в другую сторону. Батюшка отцу Серафим, призвав к себе Ксению Михайловну, стал уговаривать ее заменить тяжелый Саровский устав более легким, но она и слышать не хотела. «Послушайся меня, радость моя!» – говорил о. Серафим, но непоколебимая старица наконец ответила ему: «Нет, батюшка, пусть будет по-старому, нас уже устроил отец строитель Пахомий».

Есть свидетельство, что затвор сильно повлиял на ухудшение здоровья преподобного Серафима. В первом «Житии» старца сказано: «От столь долгого пребывания в затворе пришел он в крайнее изнеможение и особенно стал чувствовать сильную боль головную, почему и требовал совета от докторов, каким бы образом можно было ему облегчить болезнь… Они присоветывали ему или открыть кровь, или выходить на воздух. А как он во всю жизнь свою не лечился, то и избрал последнее. Почему 1825 года ноября 25-го дня, в память святителей Климента, папы Римского и Петра Александрийскою, из затвора в первый раз вышел в лес» (ЖП. 28). Первое житие слишком лаконично передает обстоятельства этого дня. Подробнее о маршруте преподобного сказано в «Дивеевской летописи»: с 25 ноября 1825 года, после выхода своего из затвора, преподобный возобновил свои посещения родника и кельи иеромонаха Дорофея. Родник находился в 2-х верстах от монастыря. Рядом с родником стоял столбик, к которому прикреплена была икона св. Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, отчего родник прозвали «Богословским». Ранее отец Серафим захаживал на этот родник, когда жил в дальней пустыньке. Недалеко находилась келья отца Дорофея, который принял христианскую кончину в середине сентября 1825 года» (Ч. 179–180). Судя по всему, он захаживал в эту келью с 1825 по 1827 гг., пока не была построена собственная келья (ЖП. 29).

В житии 1863 года сказано, что во время таких выходов из обители старец посещал иногда старую свою келью и молился в ней (1863. 95). Этот вывод делается на основании одного лишь известного случая (см.: 9 декабря 1825 г.). Однако вполне вероятно, что старец продолжал иногда ходить в Дальнюю пустыньку, пока хватало на это сил.

С этого времени преподобный Серафим стал часто заниматься рубкой леса для строительства кельи при реке Саровке на расстоянии всего 2-х верст от монастыря (ЖП. 28).

Н. А. Мотовилов свидетельствовал, что, со слов преподобного Серафима, 25-го же ноября старцу было явление Божией Матери и святых апостолов Петра и Иоанна. Божия Матерь заповедала преподобному Серафиму основать обитель, которая будет Ее Четвертым жребием на земле, «указала место обители, велела обнести это место канавкой и валом, дала Устав обители, заповедала принимать в нее только девиц, а Себя нарекла Игумениею»: «Когда 1825-го года 25 ноября, на день святых угодников Божиих Климента, папы Римского, и Петра Александрийского, как то сам батюшка Серафим лично мне, а также и многим постоянно говаривал, пробираясь по обычаю сквозь чаши леса по берегу реки Саровки к своей дальней пустынке, увидал он ниже того места, где был некогда богословской колодезь, и почти близ берега реки Саровки, Божию Матерь, явившуюся ему тут (где ныне колодезь его и где тогда была лишь трясина), а дальше и позади Нее на пригорке двух апостолов: Петра Верховного и евангелиста Иоанна Богослова. И Божия Матерь, ударив землю жезлом так, что искипел из земли источник фонтаном светлой воды, сказала ему: “Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы Моей Агафьи – монахини Александры? Ксению с сестрами ее оставь, а заповедь сей рабы Моей не только не оставляй, но и потщись вполне исполнить ее: ибо по воле Моей она дала тебе оную. А Я укажу тебе другое место, тоже в селе Дивееве: и на нем устрой эту обетованную Мною обитель Мою. А в память обетования, ей данного Мною, возьми с места кончины ее из общины Ксении восемь сестер”. И сказала ему по именам, которых именно взять, а место указала на востоке, на задах села Дивеева, против алтаря церкви Казанского явления Своего, устроенного монахиней Александрой. И указала, как обнести это место канавою и валом, и с сих восьми сестер повелела ему начать обитель сию. Ее четвертого вселенского жребия на земле, для которой приказала сначала из Саровского леса ему срубить двухпоставную ветряную мельницу и кельи первые, а потом по времени соорудить в честь Рождества Ее и Сына Ее Единородного двух престольную церковь для сей обители, приложив оную к паперти церкви Казанского явления Своего Дивеевской монахине Александре. И Сама дала ему для сей обители устав новый, нигде до того времени ни в какой обители еще не существовавший. И за непременное правило поставила заповедь, чтобы в сию обитель не дерзала быть принимаема ни одна вдовица, а принимал бы и он и потом навсегда принимались бы лишь одни девицы, на прием которых Сама Она изъявит Свое благоволение, и обещалась Сама быть всегдашней Игуменьей сей обители Своей, изливая на нее все милости Свои и всех благодатей Божиих благословения со всех Своих трех прежних жребиев: Иверии, Афона и Киева. На месте же, где стояли Пречистые стопы Ног Ее и где от ударения жезлом Ее искипел из земли источник и принял целебность на память будущих родов выкопаньем тут колодца, обещала дать водам онаго большее благословение Свое, чем некогда имели воды Вифезды Иерусалимской» (Ч. 181–183).

25 ноября – 9 декабря

Из «Летописи» архимандрита Серафима (Чичагова): «…с 25 ноября по 9 декабря отец Серафим работал у источника этого (речь идет об источнике Божией Матери – В. М). вырывал колодезь, обкладывал кругом и т.д.» (Ч. 184).

1 декабря

Преподобный Серафим в этот день был в дальней пустыньке и молился там вместе с Прасковьей Степановной Шаблыгиной (Ч. 206).

До 9 декабря

Помещица Вера Андреевна Постникова побывала у отца Серафима. «Старец просил у нее эту землю (под устройство Дивеевской общины – В. М), и Вера Андреевна с любовью уступила ее, обещаясь взять на свою долю (из наследства Баташева – В. М.) этот участок» (1863. 112). Более подробно рассказывает об этом событии «Летопись Дивеевского монастыря»: «Так как земля, предназначенная для постройки мельницы, принадлежала господину Баташеву, то отец Серафим посылал Прасковью Степановну на Илевский завод к его приказчику. Прасковья Степановна рассказывала, что она пятнадцать раз ездила на завод с сестрою Марьею Семеновною, но не могла добиться милости… генеральша Вера Андреевна Постникова… приехала в Саров к отцу Серафиму. Старец стал просить у нее эту землю, и Вера Андреевна с любовию обещала уступить ее…, но, однако позабыла заявить о том в главной конторе, в веденим которой была земля. Тогда батюшка просил из конторы отнестись к генеральше Постниковой, и вскоре получилось письменное заявление Веры Андреевны о пожертвовании ею одной десятины земли. Затем впоследствии генеральша Постникова вместо одной десятины подарила три» (Ч. 185–186). Известно, что мельница была построена в 1827 году на земле, формально принадлежавшей еще господам Баташевым, – по благословению Божией Матери (ИТ. 90).

9 декабря

Дивеевские сестры свидетельствовали, что 9 декабря 1825 года старец Серафим вместе с «любимыми им» Дивеевскими сестрами Параскевой Степановной и Марией Семеновной (свидетельство Н. А. Мотовилова: Ч. 184–185) молился об устройстве будущей мельницы и мельничной обшины в дальней пустыньке (1863. 96). «Летопись» раскрывает подробности этого дня: «9 декабря, пришли к отцу Серафиму две любимые им дивеевские сестры Параскева Степановна и отроковица Мария Семеновна. Не без устроения Божия и воли Богоматери явились именно они в этот день. Отец Серафим объявил им, что они должны с ним идти в дальнюю пустынку. И вот, как записано (в тетради № 6) за рассказывавшей Параскевой Степановной, они втроем вышли из Сарова, как только ударили к утрене, и пришли к источнику Матери Божией, когда заблаговестили к поздней обедне. Дорогой батюшка упоминал о том, что уже 12 лет, как он вышел из своего затвора (то есть открыл дверь кельи для приходящих) и не ходил этими местами. Подойдя к источнику, он объяснил, что колодезь и столбики сделаны им самим» (Ч. 183–184). «Когда они вошли в хижину, то отец Серафим подал им две зажженные восковые свечи, из взятых с собой по его приказанию вместе с елеем и сухарями, и велел стать Марии Семеновне с правой стороны распятия, висевшего на стене, а Прасковье Степановне – с левой. Так они стояли более часа с зажженными свечами, а отец Серафим все время молился, стоя посредине. Помолясь, он приложился к распятию и им велел помолиться и приложиться. После этого сестры целый день чистили вместе с батюшкой погреб возле пустынки и вечером пошли обратно в Саров» (Ч. 184).

Проходя к дальней пустыньке мимо источника Божией Матери, преподобный Серафим исцелил Прасковью Степановну: «Тут же отец Серафим совершил чудо целебной водой источника. Как рассказывала Прасковья Степановна, она давно, постоянно кашляла, и батюшка, видя это, обратился к ней со словами: “Зачем ты кашляешь, брось, не надо!” – “Не могу, батюшка!” – ответила больная. Тогда отец Серафим почерпнул воды из источника своей рукавичкой и напоил Прасковью Степановну, которая немедленно перестала кашлять и навсегда излечилась от этой надоедливой болезни» (Ч. 184).

Декабристы на Сенатской площади

9 декабря 1825 г. – 9 декабря 1826 г.

«… Отец Серафим… 9 декабря 1825 года, в день Зачатия Пресвятой Богородицы, получил решимость и укрепился духом приступить к делу. В остальные дни 1825 и во весь почти 1826 год он сам готовил столбы и лес для мельницы…В день Зачатия Божией Матери, 9 декабря 1826 года, ровно через год после молитвенного начала дела, в первый раз были привезены на саровских лошадях стобы и бревна к месту, предызбранному для нового поселения сестер Дивеевских» (1863. 113).

«Начиная с этого дня (то есть 9 декабря), рассказывала Прасковья Степановна, батюшка весь год сам трудился, готовил столбы и лес для мельницы, и дивеевские сестры работали у него, для чего в своей дальней пустынке он сложил печь, чтобы они здесь отдыхали после трудов» (Ч. 185).

14 декабря

Восстание декабристов. Известно, что преподобный Серафим духом узнал о том, что происходит на Сенатской площади. Он относился к декабризму как к учению, проникнутому антихристианским духом.

Без даты

Состоялась беседа преподобного Серафима с отцом Василием Садовским о назначении начальницы мельничной обители. «Из беседы отца Серафима с отцом Василием Садовским в 1826 году, находящейся в записках последнего, явствует, что батюшка лично желал назначить начальницей своей мельничной обители Елену Васильевну Мантурову. Так, перед постройкой своим девушкам «мельницы-питательницы», как всегда, выражался старец, призвал он священника отца Василия, который застал отца Серафима сидящим у своего источника грустным, скорбным. Вздыхая, батюшка произнес: “Старушка-то (то есть матушка Ксения Михайловна) у нас плоха! Кого бы нам вместо нее-то, батюшка?!” – “Кого уже вы благословите…” – ответил недоумевающий отец Василий. “Нет, ты как думаешь?! – переспросил старец. – Кого? Елену Васильевну или Ирину Прокопьевну?” Но отец Василий и на этот вторичный вопрос батюшки ответил: “Как вы благословите, батюшка”. – “Вот то-то, я и думаю Елену-то Васильевну, батюшка: она ведь словесная! Вот потому я и призвал тебя. Так ступай-ка ты, да и присылай ее ко мне”. – сказал отец Серафим.

Когда к нему пришла Елена Васильевна, батюшка в восторге объявил ей, что она должна быть начальницей его обители. “Радость моя! – сказал отец Серафим. – Когда тебя сделают начальницей, то тогда, матушка, праздник будет великий и радость у вас будет велия! Царская Фамилия вас посетит, матушка!” Елена Васильевна страшно смутилась. “Нет, не могу я этого, батюшка! – ответила она прямо. – Всегда и во всем слушалась я вас, но в этом не могу! Лучше прикажите мне умереть, вот здесь, сейчас, у ног ваших, но начальницей – не желаю и не могу я быть, батюшка!”» (Ч. 191–192).

12 января

Экзарх Грузии Иона в письме к отцу Нифонту выражает сожаление по поводу смерти отца Дорофея и пишет: «… земно кланяюсь отцу Серафиму» (С. 69).

Лето

«Летом 1826 года, по желанию старца, богословский родник был возобновлен. Накат, закрывавший бассейн, был снят; сделан новый сруб с трубою для истока воды. Около бассейна старец стал теперь заниматься телесными трудами. Собирая в реке Саровке камешки, он выкидывал их на берег и ими унизывал бассейн родника. Устроил здесь для себя гряды, удобривал их мхом, садил лук и картофель. Старец избрал себе это место потому, что по болезни не мог ходить в прежнюю свою келью за шесть верст от монастыря.

Елизавета Алексеевна, супруга Александра Ⅰ

Даже затруднительно становилось ему после утренних трудов на ногах посещать для отдохновения в полуденное время келью отца Дорофея, которая стояла от родника всего на четверть версты. Для отца Серафима устроен был на берегу горы, подле родника, новый небольшой сруб, вышиною в три аршина, длиной в три и шириной в два. Сверху его накрывал скат на одну сторону. Не было в нем ни окон, ни двери. Вход же в этот срубец открыт был земляной, со стороны горы, под стенкой. Подлезши под стенку, старец отдыхал в этом убежище после трудов, скрываясь от полуденного зноя» (Ч. 192–193).

21 июня

Отпевание и похороны в Петропавловском соборе императрицы Елизаветы Алексеевны (ВЛ. 680).

9 июля

Епископом Нижегородским и Арзамасским Мефодием (Орловым-Соколовым) иеромонах Антоний (Медведев) определен строителем Высокогорской пустыни (Ан. 7). По несколько раз в год иеромонах Антоний ездил в Саров «для беседы с опытными старцами и особенно с преподобным Серафимом» (Ан. 8).

9 декабря

В этот день состоялась закладка мельницы Дивеевской обители на земле, подаренной генеральшей Верой Андреевной Постниковой (рожд. Баташева).³² Преподобный считал построение мельницы чрезвычайно важным событием, равным «зачатию обители». По словам «Летописи», он торжественно и восторженно объявил: «В зачатие матери Анны и я хочу зачать обитель!» (Ч. 203). Известны и подробности этого события: «Сестре Ксении Васильевне батюшка дал ниточку, по размеру которой и приказал сделать закладку мельницы. Затем ближайший помещик А. Н. Прокудин, имевший веру и уважение к отцу Серафиму, прислал мельничного мастера и 12 человек плотников, которыми мельница была построена в скорое время».

В брошюре издания 1849 года (с. 64) о подвигах отца Серафима говорится, что «старец приказал одному Лихачевскому крестьянину Ефиму Васильеву, искусному в плотнической работе и в то время горящему к нему любовью и верой, чтобы он на избранном им месте, на небольшом лугу, сначала набил колья, а потом мало-помалу построил бы из Саровского леса и саму мельницу о двух поставах. Посланный крестьянин немедленно начал исполнять в точности приказания старца, по его благословению. Когда же его останавливали и препятствовали его самовольной, по-видимому, работе (на чужой земле), потому что он начал ее без позволения господ, Ефим Васильевич терпеливо сносил все оскорбления и отвечал мешавшим просто, что отец Серафим приказал ему это делать, и тем заставлял отступаться от себя». По показаниям современников, действительно все постройки в Дивееве батюшка отец Серафим поручил Ефиму Васильеву и впоследствии был не расположен к помещику Прокудину, который много обещал, но ничего не исполнил (Ч. 203–204).

Любопытен вопрос о том, из какого леса делали мельницу. «В 1826 году, в тот же день 9 декабря, Зачатия Божией Матери, были привезены в Дивеево на Саровских лошадях столбы и бревна к месту, предызбранному для нового поселения сестер. Весь материал был приготовлен отцом Серафимом, а затем и самим сестрам дано благословение вывозить Саровский лес для мельницы» (4. 185). Интересно, что лес этот был куплен преподобным Серафимом у настоятеля Саровского монастыря отца Нифонта на собственные деньги. Летописец Дивеевской обители свидетельствует: «Лес на мельницу был продан отцом Нифонтом отцу Серафиму, который приобрел его на свои деньги. Мало того, любимица отца Серафима монахиня Капитолина (Ксения Васильевна) свидетельствует следующее: «Много терпел за нас батюшка, – рассказывала старица, – много родименький принял за нас, много перенес терпения и гонения! Как впервые-то прислал наш батюшка на мельницу-то два столбика, да вовсе так и незначащие, привезли их к нам, да так у воротец-то и сложили, даже класть-то еще негде было у нас. Вдруг, глядим, приезжают к нам из Сарова следователи-монахи, обыскивать нас. Бранятся: “Ваш Серафим все таскает, – говорят они, – кряжи увез! Показывайте сейчас, где они у вас запрятаны!” Чудеса! Показали мы лежащие у ворот столбики. Вот, говорим мы, что прислал нам батюшка, глядите! И верить не хотят, бранятся: “Такие и сякие, все попрятали!” Куда нам было и прятать-то, кельюшка была так, вовсе махонькая, а земля кругом – вся чужая! Прихожу я после к батюшке-то, а он меня и встречает: “Во, говорит, – радость моя! Суды заводят, кряжи увез я, Ксенья! Судить хотят убогого-то Серафима, зачем слушает Матерь-то Божию, что велит Она убогому, зачем Матерь-то Божию слушает, зачем девушек дивеевских не оставляет! Прогневались, матушка, прогневались на убогого Серафима! Скоро на Царицу Небесную подадут в суд!” Ввиду этого рассказа нельзя сомневаться, что записи Дивеевского монастыря справедливы и лес для мельницы куплен отцом Серафимом на свои деньги» (Ч. 186–187).

После 9 декабря

Преподобный Серафим посылает Прасковью Степановну на Илевский завод к приказчику господина Баташева, т. к. земля, предназначенная для постройки мельницы, принадлежала Баташеву. «Прасковья Степановна рассказывала, что она пятнадцать раз ездила на завод с сестрой Марьей Семеновной, но не могла добиться милости. Царица Небесная устроила так, что генеральша Вера Андреевна Постникова, урожденная Баташева, приехала в Саров к отцу Серафиму. Старец стал просить у нее эту землю, и Вера Андреевна с любовью обещала уступить ее, взяв этот участок на свою долю, но, однако, позабыла заявить о том главной конторе, в ведении которой была земля. Тогда батюшка просил из конторы отнестись к генеральше Постниковой, и вскоре получилось письменное заявление Веры Андреевны о пожертвовании ею одной десятины земли. Затем впоследствии генеральша Постникова вместо одной десятины подарила три. Отец Серафим несказанно утешился таким милосердием Божиим и приказал сестре Елене Васильевне Мантуровой написать ей от него благодарственное письмо и послал в благословение сухариков… О радости батюшки отца Серафима, когда он получил в подарок три десятины земли, свидетельствует нам и любимая батюшкой сестра Ксения Васильевна. Когда она пришла к отцу Серафиму, он, весь сияющий, воскликнул: “Видишь ли, матушка, как Сама Царица Небесная схлопотала нам землицы, вот мы тут мельницу-то и поставим!”» (Ч. 185–186).

Примерно в это же время преподобный Серафим посылает сестру Ксению Васильевну, весьма молодую в то время, в город Арзамас купить жерновые камни для мельницы. Причем, отец Серафим приободрил ее, предсказав, кто ей встретится, к кому придется обратиться и т. д. Когда она вернулась, батюшка объявил ей, что Царица Небесная приказала иметь два постава на мельнице, один во имя Господа Иисуса Христа, а другой в Свое имя, а потому ей следует отправиться в село Хохлово, чтобы там купить большого размера камни. «Дорогой, никого не встречая, Ксения сомневалась, так ли идет она, но затем заметила, что перед ней летало несколько желтых птичек, которые отлетят и сядут, а когда она подойдет к ним, снова вспорхнут и сядут на неизвестном расстоянии по дороге. Тут она поняла, что птички посланы ей указывать путь, и продолжала идти уже весело и радостно. Придя в село Хохлово, она обратилась с вопросом к крестьянину, который смазывал свою телегу и приготовлялся в путь. Оказалось, что перед ней стоит именно тот торговец, к которому послал ее батюшка» (Ч. 187–188).

Без даты

В 1827 году достроена ближняя пустынька старца Серафима (ЖП. 29).

«В 1827 году… на горке около родника ему поставили новую келью с дверями, но без окон; внутри нее была печь, совне сколочены сенцы из досок. В течение 1825–1826 годов старец ежедневно хаживал к этому месту. А когда устроили ему келью, он начал уже постоянно проводить все дни здесь, в пустыни; вечером возвращался в обитель. Идя в обитель и из обители в обыкновенном белом ветхом холщовом балахоне, в убогой камилавке, с топором или мотыгою в руках, он носил за плечами суму, грузно наполненную камнями и песком, в которой лежало и св. Евангелие. Некоторые спрашивали: “Для чего он это делает” Он отвечал словами св. Ефрема Сирина: “Я томлю томящего мя”. Место – это известно с тех пор под именем ближней пустыни отца Серафима, а родник стали называть колодцем отца Серафима.

Ксения Васильевна Путкова рассказывает следующее об этой пустынке (тетрадь № 6. рассказ № 32): «И вот еще как задолго предсказал мне наш родименький батюшка, что пустынка-то его наша будет, к нам отойдет! Пришла я к нему в Саров и в самое то время, как усердием верующих ему строилась эта вот пустынка его. Посадил он меня возле и сам сел, и много-много говорил мне назидательно о кротости, смирении и любви, как должны мы любить его, и кто так будет поступать, тот всегда с ним будет; потом и говорит: “Я тебя к себе возьму! Вот смотри-ка, радость моя, ведь эта вот пустынка нам с тобою строится; ведь она у вас будет, пустынка-то, и будем мы жить, как Авраам и Мария!” А я, по молодости лет не понимая ничего, смеючись, просто говорю батюшке: “А я возьму, да и уйду от вас, как Мария-то от Авраамия”. “Нет, – отвечает, – радость моя, нет тебе дороги уйти-то: Авраам да Мария жили во притворе, а я тебя внутрь себя возьму! Ты и не уйдешь, матушка!” Уж много лет после, когда привезли нам пустынку, уразумела я слова батюшки: ведь всегда я была с ним духом и не могла уже уйти из обители».

Со времени построения новой кельи, в 1827 году, деятельность и труды отца Серафима постоянно разделены были между двумя местностями: обитель и ближняя пустынь были попеременно его поприщем.

В монастыре он оставался по воскресным и праздничным дням, причащаясь за ранней литургией в больничной церкви Святых Тайн. В будни же он почти ежедневно ходил в лес в ближнюю пустынь. В монастыре он проводил ночи. На день же, с четырех, даже с двух часов ночи, удалялся в ближнюю пустынь, провождая в ней время до семи или восьми часов пополудни. Число посетителей его весьма увеличилось. Одни дожидались его в монастыре, жаждая увидеть его, принять благословение и услышать слово назидания; другие приходили к нему в пустынную келью. Старцу, ослабевшему в силах, было тяжело простирать деятельность свою на огромную массу людей. Чтобы сократить число посетителей и не развлекаться от собеседований, отец Серафим в начале поселения в ближайшей пустыни причащался Святых Тайн, как и во время затвора, в своей келье. Некоторых стало соблазнять это обстоятельство. Как, в самом деле, старец ходит в пустынь за две с лишком версты от монастыря, а Святых Тайн причащается в келье? Но соблазняться было нечем… Старец продолжал причащаться в келье потому, собственно, чтобы избегнуть многочисленных посетителей, которых еще не в силах был принимать к себе. Однако же, для предотвращения соблазна немощных в совести, от епископа Тамбовского последовало предложение, чтобы старец Серафим сам приходил в церковь для причащения Святых Тайн. Услышавши о таком распоряжении, он сказал, что не оставит причащаться Святых Тайн, хотя бы пришлось для этого ходить на коленях, и распоряжение архиерея принял со смирением. Но, кажется, это было распоряжением свыше земной власти с целью короче сблизить старца с нуждами верующих. Ибо когда отец Серафим стал ходить в больничную церковь к ранней литургии, то число усердствующих к нему возросло до огромной цифры. Старец почти не имел покоя ни в пустыни, ни на дороге, ни в монастыре. Строитель Нифонт, любивший старца Серафима, о множестве посетителей говаривал, бывало, так: «Когда отец Серафим жил в пустыни (первой и дальней), то закрыл все входы к себе деревьями, чтобы народ не ходил; а теперь стал принимать к себе всех, так что мне до полуночи нет возможности закрыть ворот монастырских» (Ч. 193–195).

С 1827 года госпожа П. И. Шкарина пользуется особенным доверием батюшки Серафима (Ч. 337). «В этом же 1827 году отец Серафим сказал постоянно приходившему к нему за приказаниями и распоряжениями Михаилу Васильевичу Мантурову: “Радость моя! Бедная-то общинка наша в Дивееве своей церкви не имеет, а ходить-то им в приходскую, где крестины да свадьбы, не приходится, ведь они девушки; Царице Небесной угодно, чтобы была у них своя церковь к паперти же Казанской церкви пристроена, так как паперть эта достойна алтаря, батюшка! Ведь матушка Агафья Семеновна, стоя на молитве, всю токами слез своего смирения омыла ее; вот, радость моя, и выстрой ты храм этот Рождеству Сына Ее Единородного, сиротам моим!” У Михаила Васильевича Мантурова хранились в неприкосновенности деньги от продажи имения, которые батюшка приказал спрятать до времени. Теперь настал час Михаилу Васильевичу отдать все свое достояние Господу, и такие деньги были, несомненно, угодны Спасителю мира. Следовательно, церковь Рождества Христова создалась на средства человека, принявшего на себя добровольно подвиг нищенства.

“Благословите, батюшка!” – ответил Михаил Васильевич и тотчас приступил к хлопотам о разрешении постройки и по приготовлению материалов, на что требовалось в такой глухой местности много времени» (Ч. 204–205).

В 1827 году пострижен в монашество будущий архимандрит и составитель первого жития преподобного Серафима инок Сергий Васильев (ТПЖ. 175).

Лето

Летом 1827 года состоялось освящение престола во имя святого Иоанна Предтечи в новом храме.

14 февраля

Облечен в рясофор с именем Иоанн послушник обители Иоанн Тихонович Толстошеев» (ЖП. 34).

Весна

Весной начали строить мельницу (Ч. 204).

Май

В «Летописи» не отражен еще один эпизод жизни преподобного Серафима в это время. Речь идет о том, что Елена Васильевна Мантурова с несколькими сестрами выразила желание на свои средства построить придел к уже построенному храму. Из воспоминаний архитектора Арзамаса С. Соколова следует, что в мае 1827 года Мантуров по поручению отца Серафима прибыл в Арзамас и попросил С. Соколова произвести необходимые расчеты по строительству дополнительного придела к храму. В своих воспоминаниях С. Соколов пишет: «В бытность мою арзамасским городовым архитектором, в 1827 году ардатовский помещик господин Манторов просил меня съездить с ним в село Дивеево Ардатовского уезда, осмотреть каменную церковь и составить план на постройку к ней небольшого придела.

Это было в мае месяце; погода стояла прекрасная, и потому я с удовольствием принял его предложение, и мы к вечеру того же дня были в Дивееве, в 60-ти верстах от Арзамаса.

Вставши очень рано поутру, я занялся съемкой чертежей с церкви; покончив это дело до полудня, я хотел возвратиться к вечеру опять в Арзамас, но господин Манторов предложил мне поехать с ним в Саровскую пустынь для предварительного совета об этой пристройке с отцом Серафимом, без благословения коего будто бы он ни на что решиться не может. Согласиться на это было делом одной минуты, потому что Саровская пустынь от Дивеева, как помнился, не более пятнадцати верст, а между тем исполнялось этим и мое давнишнее желание видеть эту знаменитую в России обитель.

Дорогою объяснил мне господин Манторов, что придел к церкви желает выстроить родная сестра его с несколькими отшельницами на собственное свое иждивение и что в этом деле покровительствует им Саровский затворник, отец Серафим».³³ Любопытно описание встречи Соколова с батюшкой Серафимом: «Настроив воображение мое рассказами Манторова о святой жизни затворника и бывши притом поражен зрелищем атрибутов смерти, я входил в келью его, как преступник, которого может обличить он не только во всех прежде бывших действиях, но даже и в самых тайных помышлениях…

Но, войдя в келью затворника, я увидел необыкновенное зрелище – и я забыл все земное! Передо мною стоял согбенный старец с лицом, сияющим чем-то неземным, со взором ангельски кротким и ласковым. На нем была длинная белая власяница, опоясанная широким ремнем; на груди у него висел, на серебряной цепочке, довольно большой серебряный крест.

Я хотел было принять от него благословение, но он, не допустив меня шага на два, предупредил меня самым низким, почти земным, поклоном и, поднявшись, подал поцеловать мне висевший на груди его крест, обнял меня обеими руками и поцеловал. Потом, суетливо нагнувшись к возле стоящему сундуку, взял несколько сухариков, лежавших на нем, положил их в мою руку, а один, последний, своею рукою положил мне в рот.

Затем, наливши из бутылки, стоявшей тут же на сундуке, в серебряный ковшичек красного вина, дал мне три раза прихлебнуть и, поставя его на свое место, повел со мною, сколько могу припомнить, следующую речь: “Ты был в Дивееве, – вот с ним”, – указывая на Манторова. Я ответил, что был и снял план церкви. “Там сироты хотят сделать пристройку к церкви,” – чтобы им можно было беспрепятственно в ней молиться Богу во всякое время; как ты думаешь, в каком бы месте лучше устроить ее?” При этом старец заметил, чтобы размер придела был “семь и девять”.

На этот его вопрос и замечание я отвечал ему, что размера определить невозможно до тех пор, пока не будет наложен по масштабу план и фасад церкви: тогда только, сообразно виду и объему существующей церкви, можно будет определить и настоящий размер пристройки, чтобы она составляла общую гармонию с размерами всех частей древнего храма. Эту пристройку я предполагаю провести в виде галереи от колокольни до церкви; и тем удобнее сделать это, что с западной стороны, по причине большого косогора, ходу в нее нет, и постройка эта не потребует больших издержек, а если сделать пристройку сбоку от церкви, то надобно будет пристроить такую же, для симметрии, и с другой стороны: это уж стоить будет гораздо дороже.

Тогда отец Серафим, обратившись к Манторову, сказал: “Слышишь, как он предполагает? Так и делай и слушайся его во всем; у него ум светлый!”.

Этим заключил он свою беседу, и эти-то последние слова его навсегда остались в моей памяти!

После сих заветных слов, осеняя нас обоих благословением руки своей, прибавил: “Да благословит вас Господь Бог на доброе дело”. Сделав опять мне, как прежде, низкий поклон, он дал поцеловать тот же крест, и мы вышли от него, унося с собою самые отрадные мысли о его подвижнической жизни и радушном приеме».³⁴

Воспоминания С. Соколова ценны еще и тем, что в них приводится описание кельи преподобного Серафима: «Довольно просторная комната, с одним входом из коридора, имеющая два окна в сад, завалена была почти вся какими-то связками, в бумаге, холсте, клеенке и разных материях. Против двери находилось небольшое пространство для приема. А от оного проложены две узенькие дорожки к двум углам, северо- и юго-восточному, где стояли иконы с теплящимися лампадками. Недалеко от двери, на площадке для приема, стоял сундук, на котором находились: Распятие с горящею лампадкой, разной величины бутылки с деревянным маслом и красным вином, серебряный ковшичек, несколько просфор и довольно большая кучка сухариков из просфор, на бумаге. Вот и все убранство его оригинальною жилища. Постели я в нем не приметил, а слышал впоследствии, что этот самый гроб, который я видел в коридоре, сделан был собственными руками и служил ему постелью для ночлега».

Когда были освящены храмы, пристроенные к Казанской церкви, батюшка Серафим назначил Елену Васильевну Мантурову церковницей и ризничей. Это требовало особого пострижения. Отец Серафим попросил Саровского иеромонаха Илариона постричь Елену Васильевну в рясофор. «Отец Серафим надел ей под камилавочку шапочку, сшитую из его поручей. Затем, призвав духовника обители отца Василия, Елену Васильевну и послушницу ее Ксению Васильевну, батюшка отец Серафим строго заповедовал им.… церковный порядок».

Весна – 7 июля

«Ближайший помощник А. Н. Прокудин, имевший веру и уважение к отцу Серафиму, прислал мельничного мастера и 12 человек плотников, которыми мельница построена в скорое время. Весной 1827 года начали строить, а летом 7 июля, накануне праздника Казанской Божией Матери, она замолола» (1836. 113). По свидетельству же отца Иоасафа Толстошеева, мельницу построил «мало-помалу» всего один крестьянин: «В 1827 г. … была выстроена для обители Дивеевской деревянная ветряная мельница (во ста с небольшим саженях от первоначальных келий) на чужой земле гг. Баташевых» (ИТ. 89). «Еще не получив от гг. Баташевых никакого позволения на эту землю, старец приказал одному крестьянину – Лихачевскому Ефиму Васильеву, искусному в плотнической работе и в то же время горящему к нему любовью и верою, чтобы он на избранном месте, на небольшом лугу, сначала набил колья, а потом мало-помалу построил бы… и саму мельницу о двух поставах. Для укрепления же его в вере он говорил, что ему не следует никого бояться, потому что Сама Царица Небесная пожаловала обители всю эту землю» (ИТ. 89 – 90).

Вряд ли отец Серафим так явно нарушал права Баташевых. Сопоставляя различные свидетельства, можно сказать, что с конца 1826 года по весну 1827 юла проходит сначала устная договоренность между отцом Серафимом и генеральшей Постниковой о передаче земли под мельницу, а затем и присылка необходимого формального удостоверения. Лишь после его получения (хотя это был не окончательный документ, а лишь выражение намерения о передачи земли в будущем, когда Баташевы приступят к ее разделу) старец благословляет строить мельницу. В этом смысле нарушения, допущенные отцом Серафимом (строительство на чужой земле), представлены в «Житии» отца Иоасафа явно в преувеличенном виде.

16 апреля

Высочайший манифест о приостановке и закрытии работ по строительству Храма Христа Спасителя в Москве (Ст. 375). Известно, что Храм Христа Спасителя строился сначала на Воробьевых горах, но строительство было приостановлено из-за особенностей грунта.

11 июня

В этот день была исцелена преподобным Серафимом жена дворового человека Варфоломея Тимофеевича Лебедева – Александра: «В ночь на 11 июня 1827 года больная увидела сон. Явилась ей незнакомая женщина, весьма старая, со впалыми глазами, и сказала: “Что ты страждешь и не ищешь себе врача?” Больная испугалась и. положивши на себя крестное знамение, начала читать молитву св. Креста: да воскреснет Бог и расточатся врази Его. Явившаяся отвечала ей: “Не убойся меня: я такой же человек, только теперь не сего света, а из царства мертвых. Встань с одра своего и поспеши скорее в Саровскую обитель к отцу Серафиму; он тебя ожидает к себе завтра и исцелит тебя”. Больная осмелилась спросить ее: “Кто ты такая и откуда?” Явившаяся отвечала: “Я из Дивеевской общины, первая тамошняя настоятельница Агафья”. На другой день утром родные запрягли пару господских лошадей и поехали в Саров. Только больную невозможно было везти шибко: беспрестанно делались с ней обмороки и судороги. Сарова достигла больная уже после поздней литургии, во время трапезы братии. Отец Серафим затворился и никого не принимал: но больная, приблизившись к его келье, едва успела сотворить молитву, как отец Серафим вышел к ней, взял ее за руки и ввел в свою келью. Там он накрыл ее эпитрахилью и тихо произнес молитву ко Господу и Пресвятой Богородице; потом он напоил больную св. Богоявленской водой, дал ей частицу св. антидора да три сухарика и сказал: «Каждые сутки принимай по сухарю со св. водой да еще сходи в Дивеево на могилу рабы Божией Агафьи, возьми себе земли и сотвори на сем месте, сколько можешь, поклонов: она (Агафья) о тебе сожалеет и желает тебе исцеления». Потом прибавил: «Когда тебе будет скучно, ты помолись Богу и скажи: отче Серафим! помяни меня на молитве и помолися обо мне грешной, чтобы не впасть мне опять в сию болезнь от супостата и врага Божия». Тогда от болящей недуг отошел ощутительно, с великим шумом: она была здорова во все последующее время и невредима. После этого недуга она родила еще четырех сынов и пять дочерей. Собственноручная запись о сем мужа исцеленной оканчивается следующим послесловием: «Имя отца Серафима мы и поднесь в нашем сердце глубоко сохраняем и на каждой панихиде поминаем его со своими родными» (Ч. 201–202).

7 июля

Мельница Дивеевской обители начала работать (Ч. 204). Около этого времени преподобный Серафим «перевел в нее, по приказанию Божией Матери, семь сестер из общины матери Александры. Восьмой батюшка считал Елену Васильевну, как сказано в прошлой главе. До глубокой осени жили эти семь сестер на мельнице, не имея еще кельи. Вот список этих семи сестер: первая – Прасковья Степановна Шаблыгина, с которой молился отец Серафим 1 декабря 1825 года в дальней пустынке. Она была девушка из крестьян деревни Вертьяново (впоследствии монахиня Пелагея); вторая – Евдокия Ефремовна, девица из крестьян села Аламасова (впоследствии монахиня Евпраксия), высокой жизни, удостоившаяся быть в 1831 году в день Благовещения при посещении отца Серафима Царицей Небесной со святыми; третья – Ксения Ильинична Потехина, крестьянская девица деревни Вилейки (впоследствии последняя начальница мельничной обшинки и благочинная Дивеевского монастыря, монахиня Клавдия); четвертая – Ксения Павловна; пятая – Прасковья Ивановна (впоследствии монахиня Серафима); шестая – Дарья Зиновьевна и седьмая – Анна Алексеевна. Для духовного руководства отец Серафим поручил их всех новому Дивеевскому священнику отцу Василию Садовскому, которого назначил быть и духовником для них, говоря, что на это есть воля Божия, Царицы Небесной и его благословение. Избранные сестры были из числа тех дев, которые в прежнее время самим старцем определены в общину Агафьи Семеновны Мельгуновой. Не имея еще кельи, сестры до глубокой осени жили на самой мельнице и занимались работами» (Ч. 206).

Август

Перед окончанием духовной семинарии Никон (Конобеевский), будущий архимандрит Балаклавского монастыря, прожил 3 недели в августе в Саровской пустыни «по приказанию» старца Серафима. Многократно вел со старцем келейные беседы по поводу своего будущего монашества. Преподобный Серафим подал ему ряд духовных советов, ныне широко известных, в особенности о молитве. В 1827–1828 гг. старец писал ему письма, оказавшиеся утраченными (В. 283). Старец знал и отца архимандрита Никона (В. 280). В 1865 году архимандрит Никон передал игумену Иоасафу (Тихонову) свои записки с наставлениями отца Серафима для монашествующих, которые были помещены в третьем издании книги о. Иоасафа о старце Серафиме. В 1878 году рассказ архимандрита Никона о встречах со старцем Серафимом в августе 1827 года был опубликован в журнале «Душеполезное чтение» (1878. С. 127–131: ЖП. 39). В частности, батюшка при разговоре о монашестве спрашивал, “не гнушается ли он брака”. Еще архимандрит Никон вспомнил, как отец Серафим вразумил одного важного чиновника. Тот, прибывши из Нижнего Новгорода в монастырь с семейством, несколько раз подходил к келье угодника, чтобы принять от него благословение; уже все члены семьи сподобились этого, и лишь одного его не впускал старец. А когда тот стучался, то батюшка изнутри отвечал:

– Меня дома нет, мне не время.

Так было до пяти раз. Тогда чиновник попросил семинариста Конобеевского проводить его к старцу. Сотворили молитву, и батюшка тотчас открыл дверь и радушно, точно ничего и не, бывало, принял чиновника, сказав ему, однако:

– Я говорил вам через двери, что ваши-то люди и говорят приходящим к вам по нуждам своим: “Барина дома нет”, “Ему не время!”. Ведь этим отказом прогневляя ближних, вы прогневляете Самого Бога!

Смиренно принял обличение светский генерал, поклонился при семинаристе батюшке в ноги и обещал впредь никогда более не допускать этого, не редкого в богатых кругах, но горькою для бедных просителей лживого обычая (ВФ. 205–206).

Конец октября

В это время сестры мельничной обители построили для себя келью, где стали жить всемером. Об их жизни в это время дают представления их собственные воспоминания. Так. Прасковья Степановна Шаблыгина повествует (Летопись № 6. рассказ № I): «В продолжение года выстроилась у нас мельница и возле нее маленькая келейка. В эту-то келью перевел нас батюшка жить семь человек, да одна тут же и скончалась, а меня грешную сделал над ними старшей. Так жили мы тут три года, и батюшка никого еще не присылал к нам. Потом купил он нам житницу, приказав строить кельи, и стал уже присылать жить к нам сестер, которых к кончине его собралось уже 73» (Ч. 210). В подробностях о жизни сестер в упомянутой келье рассказала старица Ксения Ильинична Потехина: «По поступлении жила я в обители матушки Александры, но, когда была готова мельница, в число переведенных туда семи сестер включил батюшка Серафим и меня, грешницу. Тут жили мы до глубокой осени и спали на камнях мельничных, которых было два, и петь на них же учились, и читать как бы на двух клиросах: только в конце октября благословил наш батюшка выстроить келейку, хотя к трапезе мы все ходили в старую обитель, почему много-премного было нам всякой скорби; так прожили мы целый год, после которого благословил уже нам батюшка печь свой хлеб и варить свой квас, все отдельно и все по его приказанию, носили мы ему пробовать» (Ч. 210).

После октября

«Через непродолжительное время отец Серафим приобрел для них житницу, и поставили ее против кельи. После сего он благословил им строить и другие кельи для вновь приходящих сестер. Строения отец Серафим распорядился вести в две линии, так, чтобы мельница приходилась в средине или против промежутка» (Ч. 206).

15 ноября

«Крестьянин графа Шереметьева³⁵ Гурий Иванов отпущен на жительство в Саровский монастырь с надеждой на пострижение в монашество. Послушник Гурий, впоследствии иеромонах Георгий, – автор второго жизнеописания отца Серафима» (С. 69).

9 декабря

В Дивееве образована «мельничная» девичья община. Духовником общины отец Серафим назначил иерея Василия (Садовского) (С. 69).

17 декабря

В Саровском монастыре пострижен в монашество первый биограф преподобного Серафима Стефан Васильев – с именем Сергия (ЖП. 37).

Лето 1827–лето 1828

«Около года, по заведении мельничной общины, сестры ходили на трапезу в прежнюю обитель, и немало им было скорби от таких странствований. Потом отец Серафим благословил им печь хлеб и варить квас у себя, отдельно от дивеевских, и сам попробовал их стол, который изредка приносили ему, по его желанию» (Ч. 206).

Без даты

По благословению преосвященного Афанасия, епископа Нижегородского, заложен Храм во имя Рождества Христова в Дивеево (Ч. 254).

К старой трапезной пристроена обширная трапезная (Ав. 99).

Освящен второй придел в новом храме святого Иоанна Предтечи – во имя святого апостола Иакова Алфеева (http://vechkitova.ucoz.ru/publ/personalii/istoricheskie_lichnosti/fjodorov_kiril_fjodorovich/46–1–0–110).

27 апреля

Письмо Андрея Стрибулаева из Илевского завода, уведомляющее о приезде Михаила Мантурова с просьбой от имени отца Серафима получить копию приказа Главной Гусевской конторы о дозволении выстроить Дивеевским монахиням ветряную мельницу (С. 69–70).

21 мая

Письмо иеромонаха Илариона отцу С.: «Отец архимандрит Н. на Троицу здесь был с неделю и оказывал довольные для меня ласки, полезные слова и снисхождение, удостоил с собою служить. Взял мой указ и обещал облегчить мою участь» (Ав. 151).

2 июля

Из письма экзарха Грузии Ионы, всегда помнившего об отце Серафиме: «У боголюбезных старцев… Серафима и всей братии испросите благословения» (С. 70).

23 августа

Первое упоминание преподобным Серафимом своей грядущей кончины. В этот день он встречался с Никоном Конобеевским, сказал ему о своей кончине и о том, что они более не увидятся. (В. 285)

Октябрь

Проведено расследование о Дивеевской обшине по духовному ведомству. Из показаний келейницы матушки Александры Мельгуновой, крестьянки Евдокии Мартыновой, выясняются конкретные детали возникновения и первых лет жизни Дивеевской общины: матушка Александра построила на свои средства храм Казанской Божией Матери и «положила непреложное намерение при оном храме и остатки своих дней провести, для чего близ погоста онаго, испрося за ходатайством строителя Пахомия от Владимирского Епархиального начальства благословение и с позволения помещика Жукова, на земле его построила дом с принадлежащим к нему строением. Пригласив ее, Мартынову, и двух девиц Сарминского Майдана да господина Баташова вдову Настасью Кирилову, жила с ними до самой своей кончины, ведя жизнь духовную и самую строгую, получая дневное пропитание от благодетельствующего строителя Пахомия. По смерти Мельгуновой преемницею была Настасья Кирилова, при коей собралось разных селений девок человек до двадцати… Получая и содержание от Саровских за шитье им свиток, прядение ниток и вязку чулок. Когда поступила, по смерти второй настоятельницы, ныне существующая вдова Ксения Михайлова, под присмотром коей уже собралось сестер до 40, кои жизнь ведут уже совершенно монастырскую, ибо носят одежду, соответственную сему ордену, и упражнются в разных послушаниях, прилагая труды, и трудом безбедно пропитываются» (С. 70).

3 ноября

В Дивеевской общине проживают 38 сестер: 3 вдовы и 35 девиц (С. 70).

Сретенье

В праздник Сретения 1829 года батюшка Серафим «приказал сестре Прасковье Ивановне, как только что поступившей в обитель, дважды успеть прийти к нему и возвратиться. Следовательно, ей надо было пройти 50 верст и еще провести время в Сарове. Она смутилась и сказала: «Не успею так, батюшка!» – «Что ты, что ты, матушка, – ответил отец Серафим. – ведь день теперь продолжается 10 часов». – «Хорошо, батюшка». – сказала Прасковья с любовью.

Первый раз она пришла в келью к батюшке в монастырь, когда шла ранняя обедня. Батюшка отворил дверь и весело встретил ее, назвав: «радость моя»! Посадил отдохнуть, накормил частичками просфоры со святой водой и потом дал нести в обитель к себе большой мешок с толокном и сухарями. В Дивееве она немного отдохнула и опять пошла в Саров. Служили вечерню, когда она вошла к батюшке, который в восторге приветствовал ее, говоря: «Гряди, гряди, радость моя! Вот я накормлю тебя своею пищею». Посадил Прасковью и поставил перед ней большое блюдо пареной капусты с соком. «Это все твое». – сказал батюшка. Она начала есть и ощутила такой вкус, который ее несказанно удивил. Потом из расспросов она узнала, что за трапезой не бывает этой пищи, и она была хороша, потому что батюшка сам по молитве своей приготовил такую необыкновенную пищу. Однажды батюшка ей приказал работать в лесу, собирать дрова и припас ей пищи. Часу в третьем дня он сам захотел поесть и говорит: «Поди-ка, матушка, в пустынку, там у меня на веревочке висит кусочек хлеба, принеси его». Сестра Прасковья принесла. Батюшка посолил черствый хлеб, помочил его в холодной воде и начал кушать. Частицу он отделил Прасковье, но она не могла даже разжевать, так засох хлеб, и подумала: вот какое терпит лишение батюшка. Отвечая ей на мысль, отец Серафим сказал: «Это, матушка, еще хлеб насущный! А когда я был в затворе, то питался зелием, траву снить обливал горячею водою, так и вкушал; это пустынная пища, и вы ее вкушайте» (Ч. 231–232).

Февраль

Помещица Анна Петровна Еропкина, чье имя неоднократно фигурирует в Дивеевской летописи, обвенчалась со своим женихом. До свадьбы ей было видение. Старец Серафим. подойдя к ее постели, сказал: «Напрасно идет она замуж. Много-много два или три месяца проживет ее муж. Каково же ей будет попасть из сирот во вдовы – ведь это все равно, что из огня да в полымя» (П. 73).

Зима

Отмежеваны для строительства мельницы 3 десятины земли, подаренные Верой Андреевной Постниковой еще в 1825 году (Ч. 186).

Великий пост

«В посту 1829 году наконец пришло официальное распоряжение Баташевской конторы о жертве трех десятин земли, по просьбе батюшки Серафима и обещанию генеральши Постниковой, Дивеевской обители. Отец Василий свидетельствует, что о. Серафим был в таком восхищении и в такой радости, что и сказать нельзя. Михаилу Васильевичу Мантурову, бывшему тогда в Сарове, он дал кадочку меда и приказал, чтобы все сестры собрались, и когда обойдут эту землю, то скушали бы мед с мягким хлебом. Когда же начнут обходить эту землю, то, ввиду глубокого снега, запастись камешками и класть их между колышками, расставляемыми землемером. Отец Серафим говорил, что, когда растает снег, колышки упадут и некоторые затеряются или на другое место вода снесет, а камешки останутся на своем месте. Приказание его было, разумеется, исполнено в точности. На торжестве присутствовали начальница церковно-Казанской обители Ксения Михайловна, Михаил Васильевич Мантуров, отец Василий и Саровский послушник Иоанн Тихонов» (Ч. 254). Отец Серафим приказал сестрам обрыть канавкой участок земли, подаренный под строительство мельницы Верой Андреевной Постниковой (Ч. 186).

15–17 марта

Из рассказа помещицы Анны Петровны Еропкиной, потерявшей мужа и поехавшей к преподобному Серафиму за советом: «Собравшись поспешно, я отправилась в Саров с надеждой найти себе утешение и остановилась в монастырской гостинице. От служащих при ней иноков я узнала, что, к счастью, отец Серафим теперь в обители и мне можно к нему идти. Не теряя ни минуты, я поторопилась видеться с ним и получить от него какое-нибудь облегчение в своей скорби. Прежде всего, меня поразило необыкновенное зрелище. Между Успенским собором и противоположным одноэтажным корпусом, точно волна, двигалась густая масса народа. Из расспросов других я узнала, что в этом самом корпусе живет отец Серафим. Тогда я смешалась с толпой и начала пробираться к крыльцу, куда и все также стремились. С большим трудом я проникла в самую келью отца Серафима и по примеру других протянула руку для принятия его благословения. Благословляя и вручая мне сухарик, он сказал: “Приобщается раба Божия Анна благодати Божией!” Каково же было мое удивление, когда я услышала свое имя, а посмотрев отцу Серафиму прямо в лицо, узнала в нем того самого старца, который предостерегал меня во сне от несчастного замужества. Затем, вытесненная в сени, я около стены ощупала ногами несколько поленьев и, приподнявшись на них, стала сквозь дверь смотреть пристально на отца Серафима. Ангельский его образ, кротость в обращении со всеми показывали в нем необыкновенного человека. Следя за всеми его движениями, я вскоре заметила, что он как будто хочет прекратить прием народа, и услышала слова: идите с миром! идите с миром! Потом он взял одной рукой скобку двери, у которой я стояла, а другой совершенно неожиданно ввел меня в келью и прямо сказал: “Что, сокровище мое, ты ко мне, убогому, приехала? Знаю, скорбь твоя очень велика, но Господь поможет перенести ее”. После нескольких утешительных слов он велел мне отговеть у них в обители, исповедаться у отца Илариона и приобщиться. Все это было исполнено. В отношении же покойного мужа батюшка мне сказал: “Не сокрушайся, что муж твой перед смертью не приобщился Св. Христовых Тайн, не думай, радость моя, что из этого одного погибнет его душа. Бог может только судить, кого чем наградить или наказать. Бывает иногда и так: здесь на земле приобщается, а у Господа остается неприобшенным; другой хочет приобщиться, но почему-нибудь не исполнится его желание, совершенно от него независимо. Такой невидимым образом сподобляется причастия через Ангела Божия”. Отец Серафим приказал мне еще по приезде домой в течение 40 дней неопустительно ходить на могилу мужа и говорить: “Благослови меня, господи мой и отче! Прости мне, елико согреших пред тобою, а тебе Господь Бог простит и разрешит!” В течение также 40 дней велел брать из храма Божия от совершающихся служб пепел из кадила и после, выкопав в могиле ямку глубиною две четверти, высыпать в нее пепел и прочесть три раза “Отче наш”, Иисусову молитву, Богородице и один раз Символ веры. О своем намерении ехать домой и опасении, как бы скоро не испортилась дорога, я сообщила старцу, а он сказал мне: “Радость моя, не бойся ничего. Бог даст тебе дорожку; снежок выпадет еще на пол-аршина, и ты поедешь лучше, чем приехала, а в Петров пост опять будь здесь”. Действительно, 17 марта, в день Алексея Божия человека, выпал такой точно снег, как предсказал старец, и я очень удобно совершила обратный путь. После исполнения приказаний старца я как будто совершенно переродилась; в душе моей водворилось такое спокойствие, какого со смертью мужа я никогда не чувствовала» (Ч. 386–388)³⁶.

22 апреля

На Тамбовскую кафедру заступил епископ Евгений (Боженов) (С. 70).

Епископ Евгений (Боженов)

Май

«В мае 1829 года сильно заболела жена Алексея Гурьевича Воротилова, жителя Горбатовского уезда, села Павлова. Воротилов же имел большую веру в силу молитв отца Серафима, и старец, по свидетельству знающих людей, любил его как бы своего ученика и наперсника. Тотчас же Воротилов отправился в Саров и несмотря на то, что приехал туда в полночь, поспешил к келье отца Серафима. Старец, как бы ожидая его, сидел на крылечке кельи и, увидавши, приветствовал его сими словами: “Что, радость моя, поспешил в такое время к убогому Серафиму?” Воротилов со слезами рассказал ему о причине поспешного прибытия в Саров и просил помочь болящей жене его. Но отец Серафим, к величайшей скорби Воротилова, объявил, что жена его должна умереть от болезни. Тогда Алексей Гурьевич, обливаясь потоком слез, припал к ногам подвижника, с верою и смирением умоляя его помолиться о возвращении ей жизни и здоровья. Отец Серафим тотчас погрузился в умную молитву минут на десять, потом открыл очи свои и. поднимая Воротилова на ноги, с радостью сказал: “Ну. радость моя. Господь дарует супружнице твоей живот. Гряди с миром в дом твой”. С радостью Воротилов поспешил домой. Здесь он узнал, что жена его почувствовала облегчение именно в те минуты, когда отец Серафим пребывал в молитвенном подвиге. Вскоре же она и совсем выздоровела» (Ч. 398).

Петров пост, в течение 8 дней

Снова из рассказа помещицы Анны Петровны Еропкиной: «Наступили Петровки, и по назначению отца Серафима я опять поехала к нему. Весела мне была тогда дорога; я думала, что еду к родному отцу. По прибытии в обитель как лань бросилась я к нему в лес, узнав, что он там в пустыни. С трудом я могла рассмотреть, что он копошится в воде, вынимает оттуда крупный булыжник и после, выйдя из воды, потащил его на берег. В эту минуту я сквозь народ пробралась к нему, и лишь только он меня заметил, как с веселым лицом приветствовал: “Что, сокровище мое, приехала! Господь благословит тебя, погости у нас”. Вскоре он стал отсылать и меня и народ в монастырь, приказывая туда торопиться, но никому не хотелось с ним расстаться. К тому же день был прекрасный, и до вечера оставалось много времени. Промешкав довольно долго в лесу, мы все потянулись длинной, беспрерывной вереницей к монастырской гостинице, и вдруг нашла страшная громовая туча, и от проливного дождя ни на ком из нас не осталось ни одной сухой нитки. На другой день, когда я пришла к нему, он принял меня очень милостиво и с ангельской улыбкой сказал мне: “Что, сокровище, каков дождичек, какова гроза? Не попала бы ты под них, если бы послушала меня. Ведь я тебя заранее посылал от себя!” Как теперь, так и после о. Серафим неоднократно удостаивал меня бесед о разных предметах в течение 8 дней, кроме пятницы. В этот день он оставался в безмолвии и, как надо полагать, весь погружался в размышление о страданиях Христа. Когда я увидала у него перед св. иконами толстую восковую свечу, он спросил: “Что ты смотришь? Когда ехала сюда, не заметила ли у нас бури? Она поломала много лесу, а эту свечу принес мне любящий Бога человек во время грозы. Я, недостойный, зажег ее, помолился Господу Богу, буря и затихла”. Потом, вздохнув, прибавил: “А то бы камень на камне не остался, таков гнев Божий был на обитель”. Впоследствии некоторые говорили, что монастырский убыток простирался тысяч до одиннадцати. Как-то в другой раз, по милости Божией, я удостоилась услышать от него утешительный рассказ о Царствии Небесном. Ни слов его всех, ни впечатления, сделанного на меня в ту пору, я не в силах передать теперь в точности. Вид его лица был совершенно необыкновенный. Сквозь кожу у него проникал благодатный свет. В глазах у него выражалось спокойствие и какой-то небесный восторг. Надо полагать, что он по созерцательному состоянию духа находился вне видимой природы, в святых небесных обителях, и передавал мне, каким блаженством наслаждаются праведники. Всего я не могла удержать в памяти, но знаю, что говорил мне о трех святителях: Василии Великом, Григории Богослове, Иоанне Златоусте, в какой славе они там находятся. Подробно и живо описал красоту и торжество св. Февронии и многих других мучениц. Подобных живых рассказов я ни от кого не слыхала, но он сам как будто бы не весь высказался мне тогда, прибавив в заключение: “Ах, радость моя, такое там блаженство, что и описать нельзя!”» (Ч. 388–390).

Лето

Свидетельство ротмистра Африкана Васильевича Теплова: «В 1829 году летом поехал я в Саров с женой и детьми. Дорогой жена моя, видя, что старший сын наш, которому было около 10 лет от роду, занимается исключительно чтением священных книг, не обращая никакого внимания на окружающее, начала жаловаться, что дети наши слишком уже привязаны к одним только священным книгам и что они вовсе не заботятся о своих уроках, о науках и о прочем, необходимом в свете. По прибытии в Саров мы немедленно пошли к отцу Серафиму и были им приняты очень ласково. Благословляя меня, он сказал, чтобы мы пробыли здесь три дня; благословляя жену мою, произнес: “Матушка, матушка! Не торопись детей-то учить по-французски и по-немецки, а приготовь душу-то их прежде, а прочее приложится им потом”.

Благословляя же обоих детей наших, он удостоил назвать старшего “сокровищем своим”. Так обличил праведный старец несправедливый ропот жены моей, да и потом, в течение всей своей жизни, до самой кончины не переставал предупреждать меня всегда касательно всех обстоятельств, радостных и печальных, случавшихся в нашем семействе, подкрепляя слабый мой дух отеческими своими советами.

В том же 1829 году я был свидетелем следующего обстоятельства из жизни отца Серафима. Один господин имел намерение жениться на такой особе, которая по званию своему никак ему не соответствовала, да и родители его не соглашались на этот брак. Но господин тот, зная, что родители его вполне уважают отца Серафима и не в состоянии будут после его одобрения противиться этому браку, хотел сначала преклонить старца на свою сторону. Для этого, приготовив предварительно доказательства на законность своего намерения и даже тексты Священного Писания на случай несогласия отца Серафима для его убеждения, прибыл он к этому праведному старцу. И вдруг, к величайшему своему изумлению, слышит он, что старец произносит имя и отчество той самой особы, о которой он думал делать ему свои запросы, что он говорит ему далее и те самые доказательства, которые он хотел ему представить, и наконец даже те тексты Св. Писания, на которые он хотел упереться, в случае несогласия старца. Пораженный этим неожиданным предупреждением своих мыслей, господин тот пал безмолвно на колени перед старцем. Отец же Серафим, поднимая его, сказал ему: “Богу и Божией Матери и твоей матери не угодно твое намерение – и его не будет”. Действительно, с тех пор доныне брак тот не состоялся. По возвращении от старца этот господин сам сознался, что он никогда прежде не верил, чтобы могли быть праведники на земле, но что настоящий случай убедил его вполне в праведной жизни отца Серафима» (Е. 168–169: Ч. 367–368).

6 августа, праздник Преображения Господня

Архимандритом Нижегородского Благовещенского монастыря Иоакимом освящен престол в верхней церкви во имя Рождества Христова. Отец Иоаким посетил в пустынной келье отца Серафима. (1863. 123).

«Летом 1829 года церковь во имя Рождества Христова должна была окончиться постройкой, так как закладка состоялась по благословению преосвященного Афанасия, епископа Нижегородского, в 1828 году. Храм этот строился в связи с колокольней Казанской церкви с западной стороны и предполагался сперва одноэтажный, на высоком фундаменте» (Ч. 254). «В 1829 году церковь эта была уже готова, – пишет отец Василий, – что поистине замечательно! Церковь во имя Рождества Христова, а освящалась в день Преображения Господня! Так пожелал батюшка Серафим, которому представили мы все препятствия к выполнению этого желания, так как: а) нет того положения, а потому и не знаем, неизвестно, как сочетать три службы – двух двунадесятых праздников и обновления храма; б) что в церкви нет еще ни одного образа и входа еще даже не сделано. На все это батюшка только ответствовал: “Если церковь не будет освящена в этот день, то так и останется не освященною вплоть до будущего года и опять же до праздника Преображения Господня, в который должна она быть освящена, потому что Господу так угодно, батюшки! А ты знаешь, что человеку невозможно, то Господу всегда и во всем!”

Храм во имя Рождества Христова

И приказал батюшка от его же имени ехать Михаилу Васильевичу в Нижний, прося там Благовещенского монастыря архимандрита Иоакима приехать и непременно в этот день Преображения Господня освятить храм. “Скажи ему, батюшка, моим именем, говорит убогий Серафим, что так Господу угодно, батюшка!” Михаил Васильевич поехал, и что же? Как же то не чудо! Ведь знал дивный батюшка Серафим, кому и поручить столь затруднительное дело. Архимандрит Иоаким был первый, что называется, уставщик, а потому и нашел действительно возможным все исполнить по батюшкиному желанию, то есть, совокупив все три службы вместе, освятить храм в положенный на то батюшкой день, и так как устава на такой случай не было, он сам написал и составил его на эти службы, дабы соединить стихиры двух двунадесятых праздников вместе и с обновлением храма. Михаил Васильевич, по благословению батюшки Серафима, выхлопотав разрешение у Нижегородского преосвященного Афанасия, возвратился доложить батюшке. Приехал и отец архимандрит, а в храме-то нет ни иконостаса, ни даже входа!.. Как быть? Привезли уже наскоро два местных образа из села Лемети, кое-как приделали вход в храм, по приставленной лесенке, а батюшки Серафима желание и приказание было исполнено. Храм освятили Рождеству Христову и в самый день Преображения Господня!» (Ч. 263–264).

Август, после Преображения Господня

В это время состоялся разговор батюшки Серафима и Михаила Васильевича Мантурова. «Худо мы, батюшка, с тобой сделали; ведь мы храм-то во имя Рождества Спасителя выстроили, а во имя Богородицы церкви-то у нас с тобой и нет! А Царица-то Небесная, батюшка, прогневалась на меня, убогого Серафима, и говорит: “Сына Моего почтил, а Меня позабыл!” Так вот что и удумал я, батюшка, нельзя ли нам это исправить: нельзя ли внизу-то нам с тобой под церковью еще церковь сделать?» – «Уж и не знаю как?! – отвечал совершенно озадаченный Михаил Васильевич… – К тому и места мало, да и ход туда, под крыльцо, как лазейка!.. Разве подкопать землю?» – «Во, во, батюшка! – воскликнул радостно отец Серафим. – Как ты хорошо удумал! Схлопочи-ка, батюшка, и будут у нас две церкви с тобой, и Царица-то Небесная не прогневается на нас, да вот возьми-ка, я тебе и меру приготовил!» – батюшка Серафим подал ему нитку: «Если место как раз по ней выйдет, батюшка, то можно будет устроить придел и Царице Небесной!»….

Далее летопись архимандрита Серафима (Чичагова) передает подробности: «Видя, что иначе нельзя ничего сделать, как подкопать землю под церковью, Михаил Васильевич приказал копать. Когда же был готов подкоп и Михаил Васильевич стал по мерке, данной батюшкою Серафимом, вымеривать подкоп, то он пришелся как раз в раз по этой мерке. Мантуров поехал о том доложить батюшке. Радостно, в восхищении благодарил его старец и благословил строить эту новую церковь. Но так как свод потолка был очень полог и низок, то все увидали, что ему иначе нельзя держаться будет, как поставив четыре четырехугольных же здоровых каменных столба, которые своею массивностью весьма утеснят церковь, и без того маленькую, низенькую, почти что в земле вырытую. Михаил Васильевич поехал в Саров объяснить это батюшке Серафиму, а батюшка, как услыхал это, преисполнился весь радостью неизреченной и в духовном восторге воскликнул: “Во, во, радость моя! Четыре столба – четверо мощей! Четыре столба – четверо мощей! Радость то нам какая, батюшка!

Четыре столба – ведь это значит четверо мощей у нас тут почивать будут! И это усыпальница мощей будет у нас, батюшка! Во, радость-то нам какая! Радость-то какая!” И с неизъяснимой, неземной радостью и мне, грешному, и всем, кто лишь ни приходил к нему, восклицал батюшка, угодник Божий: “Четыре столба – четверо мощей!” (Ч. 264–265).

21 августа

Преподобная Марфа Дивеевская

Скончалась схимонахиня Марфа (Мария Семеновна Мелюкова, род. 10 февраля 1810 г., крещена 13 февраля 1810 г.: С. 70), ныне прославленная в лике святых (Ч. 266). Отец Серафим сильно скорбел по поводу ее смерти. Об этом свидетельствует «Летопись»: «Предузнав духом час кончины ее, старец отец Серафим вдруг заплакал и с величайшей скорбью сказал отцу Павлу, своему соседу по келье и приятелю: “Павел! А ведь Мария-то отошла, и так мне ее жаль, так жаль, что, видишь, все плачу!”

Батюшка отец Серафим пожелал ей дать от себя гроб, дубовый, круглый, выдолбленный. За ним поехала Прасковья Семеновна с Акулиной Васильевной. Сестра Прасковья Семеновна была сильно огорчена, и батюшка принял ее отечески, обласкал и приободрил. Затем, сложив вместе руки Прасковьи Семеновны и Акулины Васильевны, он им сказал: “Вы будете теперь родные сестры, а я вам отец, духом вас породил! Мария же – схимонахиня Марфа, я ее посхимил! У нее все есть: схима и мантия и камилавочка моя, во всем этом ее и положите!

А вы не унывайте, матушка, – произнес отец Серафим, обратясь к Прасковье Семеновне, – ее душа в Царствии Небесном и близ Святой Троицы у Престола Божия, и весь род ваш по ней спасен будет!”

Кроме того, батюшка отец Серафим дал 25 рублей на расходы по похоронам и 25 рублей меди для того, чтобы оделить всех сестер и мирских, кто бы ни находился при погребении ее, по 3 коп. каждому. Дал также два полотенца за престол, колоток желтых свеч на сорокоуст, чтобы день и ночь горели бы в церкви, а ко гробу рублевую желтую свечу и на похороны белых 20-копеечных свеч с полпуда.

Таким образом, по благословению отца Серафима, положили Марию Семеновну, схимонахиню Марфу, в гроб: в двух свитках (рубашках), в бумажном подряснике, подпоясанную шерстяною черною покромкою, сверх сего в черной с белыми крестами схиме и длинной мантии. На головку надели зеленую бархатную, вышитую золотом шапочку, сверх нее камилавку батюшки Серафима и наконец еще повязали большим драдедамовым темно-синим платком с кисточками. В руках она держала кожаные четочки. Все эти вещи дал ей отец Серафим из своих рук, приказав всегда в них ходить к причастию Святых Тайн, что в точности и исполнялось Марией Семеновной каждый двунадесятый праздник и все четыре поста» (Ч. 266–267).

23 августа

Похороны схимонахини Марфы. Преподобный Серафим хотя и не был на похоронах, но духом пребывал в Дивееве. «Отец Серафим всех, кто только приходил в эти дни к нему, посылал в Дивеево на похороны Марии Семеновны. Так, ничего не знавшим о том сестрам, работавшим на Сатисе (лесистая местность на берегу реки Сатис), Варваре Ильиничне с прочими старец сказал: “Радости вы мои! Скорее, скорее грядите в Дивеев; там отошла ко Господу великая раба Божия Мария!” Сестры не могли понять, какая Мария могла скончаться, и удивились, найдя Марию Семеновну в гробу. Также Екатерину Егоровну и Анну Алексеевну, собиравших ягоды в Саровском лесу, и других он посылал скорее домой, говоря, что кто будет на погребении Марии Семеновны, тот получит отпущение грехов! Даже Саровских монахов и целую толпу народа, шедшую к нему, отец Серафим посылал на погребение, приказывая мирским девицам и сестрам приодеться, расчесать волосы свои и припасть ко гробу ее! Во время отпевания старица Прасковья Семеновна, родная сестра покойной схимонахини Марфы, явно увидела в царских дверях Царицу и Марию Семеновну, стоящих на воздухе. Придя от восторга в исступление, она громко закричала на всю церковь: “Царица, не остави нас!” Вдруг она стала юродствовать, пророчествовать, говорить окружающим необыкновенные вещи, раздавать все носимые на себе одежды, потом сразу сильно ослабела. Бесы закликали, зашумели и стали кричать. Это происшествие сильно повлияло на собравшихся. Когда старица Акулина Васильевна после похорон поспешила к батюшке отцу Серафиму и передала ему случившееся, то он произнес: “Это, матушка, Господь и Царица Небесная захотели прославить мать нашу Марфу и Госпожу Марию. А если бы я, убогий Серафим, был бы на погребении ее, то от духу ее было бы многим исцеление!” (Ч. 268).

После похорон Марии Семеновны Мелюковой «прибыл к батюшке родной брат Марии Семеновны Иван, который также ездил на похороны сестры, и спросил: выздоровеет ли заболевшая после видения Прасковья Семеновна? Зорко осмотрев знакомого ему Ивана Семеновича, батюшка вдруг сказал: “Да разве ты брат Марии?” И еще вторично глядя на него, спросил батюшка: “Ты родной брат Марии?” – “Да, батюшка”, – опять ответил Иван Семенович. После этого старец долго-долго думал и, еще пристально взглянув на стоящего перед ним Ивана, вдруг сделался так радостен и светел, что от лица его как бы исходили лучи солнечные, и Иван должен был закрыться от отца Серафима, не будучи в состоянии смотреть на него. Затем батюшка воскликнул: “Вот, радость моя! Какой она милости сподобилась от Господа! В Царствии Небесном у престола Божия, близ Царицы Небесной со святыми девами предстоит! Она за весь ваш род молитвенница! Она схимонахиня Марфа, я ее постриг. Бывая в Дивееве, никогда не проходи мимо, а припадай к могилке, говоря: госпоже и мати наша Марфа, помяни нас у престола Божия во Царствии Небесном!” Отец Серафим так пробеседовал часа три с Иваном Семеновичем.

После этого отец Серафим вызвал к себе церковницу сестру Ксению Васильевну Путкову (монахиню Капитолину), которой он всегда приказывал записывать разные имена для поминовения, и сказал ей: “Вот, матушка, запиши ты ее, Марию-то, монахинею, потому что она своими делами и молитвами убогого Серафима там удостоилась схимы! Молитесь же и вы все о ней как о схимонахине Марфе!” (Ч. 268–269).

Конец 1820-х – 1832

К этому времени отец Серафим стал подавать признаки утомления и порою укрывался от множества посетителей, не дававших ему возможности уединенно помолиться. Таким он предстает в воспоминаниях паломников конца 1820-х – 1832 годов. Очевидно, именно в это время состоялась встреча преподобного с рабой Божией Ириной Ивановной, чьи воспоминания донесли до нас записки А. Ковалевского. У Ирины Ивановны был вопрос о своих благодетелях. Ее как сироту в детстве воспитывали старообрядцы, научившие ее креститься двумя перстами. Вот и хотела она спросить у батюшки, можно ли поминать их и каким образом: «Дорогой в Соловки зашла я и в Саров, как помню, Петровым постом. Думала поговеть там, да и отца Серафима хотелось видеть, – о нем молва тогда проходила везде. Обитель прекрасная, что твоя лавра, да и стоит в месте таком пустынном, лесном; сосны да ели только и видно, лес дремучий кругом. Праздник был какой-то, когда приплелась я к гостиннице монастырской, но службы уже не застала. Смотрю, народ собирается куда-то идти. Спрашиваю. Говорят, что идут в пустыньку к отцу Серафиму. Хотя и крепко с дороги устала, но тут и отдых позабыла, пошла себе за другими; все старца хотелось скорей повидать. Минув монастырь, пошли мы лесной тропою. Прошли версты две, кто посильнее вперед, а я поотстала. Иду себе тихонько сзади. Смотрю, в стороне старичок, седой такой, сухенький, сгорбленный, в белом халатике, сучки собирает. Подошла спросить: далеко ль еще до пустыньки отца Серафима?

Старец, – это был Серафим, – положив вязанку свою, посмотрел на меня ясным взором своим и тихо спросил: “На что тебе, радость моя, Серафим-то убогий!” Тут только поняла я, что вижу самого старца, и, повалившись в ноги, стала просить его помолиться о мне, недостойной.

– Встань, дочь Ирина, – молвил подвижник, и сам нагнулся меня приподнять. – Я ведь тебя поджидал, не хочу, чтобы, уставши, даром прошлась.

Удивленная, что, впервые видя, зовет он меня по имени, я от ужаса вся затрепетала, не могла и слова промолвить, только взирала на его ангельский лик. Взяв мою правую руку, старец сложил на ней по-православному персты для крестнаго знамения, и сам перекрестил меня ими, говоря: “Крестись так, крестись так, так Бог нам велит”. Потом, помолчав немного, промолвил: “А за благодетелей, если копейка случится, подавай помянуть на проскомидии, не сомневаясь. Не грех” Благословил меня, дал приложиться к висевшему на его груди медному кресту, пожаловал из котомочки своей сухариков “Ну теперь, – говорит, – иди себе с Богом”, – и сам поспешно ушел от меня в лес, а я побрела назад в монастырь; спутники же мои долго ходили, но старца не видели, да и мне все не верили, когда говорила что его видела. Духом провидел старец святой, что, не отдохнувши, прямо с дороги к нему я пошла, и, утаившись от других, мне одной он явился.

Потом на гостинице одна барыня-помещица, такая ласковая, меня в номер свой позвала. “Иди”, – сказала, – сюда, поместимся вместе, номер большой”. Разговорились мы с ней про отца Серафима, вот она мне и рассказала: “Года за три, – говорит, – по разным делам да хлебному недороду, совсем было, обедняла. Оставался один хуторок, да и тот перезаложенный. С горя поехала за советом к отцу Серафиму, а сама, между тем, всю дорогу плакала. Приехала в Саров – прямо к келлии старца. Смотрю, народа у крыльца много, все дожидаются, пока старец двери откроет. Пробралась я кое-как к самым дверям и стала громко старца просить, чтобы помог мне советом своим и молитвой. Старец сейчас же мне отпер и, благословив меня, проговорил:

– Не скорбите, матушка, не скорбите. Господь вас помилует. Вот как получите 80 тысяч, то по копеечке с каждаго рублика Богу пожертвуйте. Удивленная сими словами, я могла только сказать:

– Где мне, отец святой, столько денег взять, у меня теперь и восьмидесяти рублей не найдется.

– Будет, будет, – настойчиво повторяет старец. Вы только поспешите поскорее домой, вот вам и сухарики на дорогу.

Благословив еще раз, старец все твердит мне, чтобы как можно, спешила ехать домой.

Удивленная и вместе обрадованная, не отпрягая лошадей повернула я вспять. И что-же? Приезжаю домой и застаю письмо, в котором меня извещают, что дальний родственник умер и совершенно неожиданно завещал все свое состояние, ровно на 80 тысяч. Так дивно исполнилось слово блаженнаго старца».

– И вот теперь. – прибавила госпожа эта, – по молитвам отца Серафима, уплатила я долг, отдала и назначенное им на бедные церкви да нищим, и живу, по милости Божией, безбедно» (ВП. 78–79).

Без даты

В 1830 году в Саровский монастырь поступает будущий иеромонах Авель (Андрей Степанович Ванюков: 1810–1869), автор известной книги «Общежительная Саровская пустынь и достопамятные иноки, в ней подвизавшиеся» (М., 1853). Это одна из самых первых книг о преподобном Серафиме и других великих подвижниках Саровской пустыни. По словам Петра Брянчанинова, брата святителя Игнатия (Брянчанинова) в творении иеромонаха Авеля подано самое правдивое описание жизни преподобного Серафима.

«В 1830 году один иеромонах, вызываемый из Саровской пустыни настоятелем в Казанскую епархию, пришел к отцу Серафиму принять благословение. Он нашел старца в лесу в трудах над грядами и подошел к нему молча, не говоря ни слова. Отец Серафим, увидев издали идущего к себе брата, запел и довел до конца светилен св. Кресту: “Крест хранитель…”. Потом отец Серафим спросил пришедшего: “Ты куда едешь, брат?” – “В Казань вызывают”, – отвечал пришедший. – “С тобою обман, батюшка, идет”, – сказал отец Серафим и прибавил: – Не ходи в Макарьевскую пустынь”. А Макарьевская пустынь лежит в полугоре близ города Свияжска и называется Подгорной. “Меня, батюшка отец Серафим, вызывают не в Макарьевскую, а в Раифскую пустынь игуменом”, – сказал пришедший брат, имея в виду поправить ошибку старца. А отец Серафим продолжал свое: “Я тебе говорю, не ходи в Макарьевскую”. Подумавши же еще немного, примолвил: “Ну, поживи вне Сарова несколько… Опять к нам приедешь, и умрем здесь в богоспасаемой Саровской пустыни”. Потом, благословив брата, старец отпустил его с миром.

Брат отправился. Прибывши в Казань, он узнал, что действительно был определен указом не в Раифскую. а в Макарьевскую пустынь. Вспомнив слова отца Серафима, убедительно говорившего: “не ходи в Макарьевскую”, он отказался от этого назначения и был послан строителем в Цивильский Тихвинский монастырь» (Ч. 336).

В этом же году посещает старца некий послушник Глинской пустыни, будущий известный настоятель Чуркинского Николаевского монастыря близ Астрахани Паисий: «В 1830 году один послушник Глинской пустыни, нарочно прибыв в Саровскую обитель, спросил у отца Серафима, есть ли ему благословение Божие поступить в монашество. Молодой человек, не зная еще хорошо себя самого, не усвоивши мысли о своем призвании, колебался между миром и монастырем; некому было поверить ему своих дум; не было вблизи человека, который решил бы его пожизненный вопрос. Вот приходит глинский послушник к отцу Серафиму, падает ему в ноги, просит развязать душу от вихря сомнений. Спрашивает, есть ли воля Божия поступить ему и брату его Николаю в монастырь. Не так ли и сам отец Серафим, за несколько лет назад, являлся в Киев к затворнику Досифею? Ответил же он послушнику так: “Сам спасайся и брата своего (родного) спасай”. Потом, подумавши немного, сказал: “Помнишь ли житие Иоанникия Великого? Странствуя по горам и стремнинам, он нечаянно уронил из рук жезл свой, который упад в пропасть. Жезла нельзя было достать, а без него святой не мог идти далее. В глубокой скорби он возопил к Господу Богу – и Ангел Господень невидимо вручил ему новый жезл”. Сказав это, отец Серафим вложил в правую руку послушника свою собственную палку и произнес: “Трудно управлять душами человеческими! Но среди всех твоих напастей и скорбей в управлении душами братии Ангел Господень непрестанно при тебе будет до скончания жизни твоей”.

После этого послушник решился поступить в монашество. При пострижении ему дали имя Паисия, и в 1856 году он был произведен во игумена к Астраханскому Чуркинскому Николаевскому общежительному монастырю, а через шесть лет возведен в архимандрита той же обители, сделавшись, таким образом, как предвидел старец Серафим, пастырем душ человеческих. Родной же брат его, о котором отец Серафим говорил: “спасай брата”, поступил в монашество под именем Назария и окончил жизнь свою в Козеленком Георгиевском монастыре, в звании иеромонаха» (Ч. 337–338). Здесь содержится в «Летописи» неточность. Игуменом Чуркинского Николаевского монастыря Паисий стал в 1854 году и оставался им до 1867 года. При архимандрите Паисии в монастыре был выстроен величественный Успенский собор, и были возвращены прежние монастырские рыболовецкие воды (http://astrakhan.name/index.pbp?razd=lO&punk=14).

«1830 году прибыла в Саров одна больная, бывшая впоследствии игуменьей в г. Слободске, Вятской губернии. Она страдала водяной болезнью, тело у нее все опухло и пожелтело, расслабление чувствовалось в такой степени, что она с большим трудом достигла Сарова. На дороге два раза останавливалась и однажды так была слаба, что в нижегородском женском монастыре ее уже напутствовали к смерти. По прибытии в Саров пришла она в числе других посетителей в келейные сени отца Серафима и села позади других. Старец же, раздвинув толпу посетителей, подошел прямо к ней, протянул ей руку, приняв от нее полотенце ее рукоделья, трижды утерся им и, сказав: “Иди, радость моя, за мною…” – привел се в свою келью. Здесь он благословил ее, дал просфоры со св. водой и, отпуская от себя, сказал: “Завтра мы с тобою увидимся”.

На другой день старец принимал посетителей в ближней пустынной келье, около своего источника.

Ближняя келья отца Серафима

Он вышел к ним в полумантии с зажженной в руках свечой, начал благословлять всех, говоря каждому потребное на пользу души. После всех подошла к нему и больная. Взглянув на нее, он сказал: “Ты, матушка, очень нездорова?” – и потом, благословляя, продолжал: “Поди умойся в ключе и напейся – и будешь здорова”. Больная отвечала: “Уж я пила, батюшка, и умылась, когда пришла сюда”. Тогда он сказал опять: “Возьми, матушка, возьми воды-то из ключа с собой, пей и умывайся, и тело-то омой: Апостолы Христовы исцелят тебя, будешь здорова”. А как она сказала, что при ней нет сосуда, в котором можно бы унести воды с собою, то старец вынес ей из своей кельи небольшой кувшинчик и повторил как при сем случае, так и после возвращения с водою прежние слова свои.

Возвратившись в гостиницу, больная тотчас же исполнила во всей точности совет старца, не опасаясь употребления воды в водяной болезни и не слушаясь тех, которые, бывши с нею, запрещали это; на другой день она встала с постели совершенно здоровою. Вода из нее вытекла, опухоль уничтожилась, боль стихла, возвратилась крепость сил; лицо покрылось естественной белизной. Больная точно переродилась, и те, которые видели ее еще накануне утром, почти не узнавали ее.

Перед отправлением в обратный путь отец Серафим прислал ей и двум ее спутницам вместе с благословением: выздоровевшей – палочку с клюкой, одной из спутниц – палочку же с четырьмя отростками, а другой – простую палочку. Последствия показали, что с каждым из этих знаков соединялось особое значение, которого в то время они не поняли. Выздоровевшая, поступив в монахини, под именем Пульхерии, была игуменьей в женском монастыре города Слободска, Вятской губернии. Первая из спутниц с тремя своими отростками (двумя сыновьями и дочерью) все четверо приняли монашеский сан; вторая спутница также поступила в монастырь» (Ч. 391–392).

Помещица Вера Андреевна Постникова, рожденная Баташева, оформила пожертвование земли, обещанной отцу Серафиму еще в 1825 году «Распоряжение ее о пожертвовании сей земли было доставлено в общину на бумаге. Когда уведомили о сем отца Серафима, он пришел в такое восхищение и радость, которых на словах нельзя передать. Случился в то время в Сарове г. Манторов… Отец Серафим послал через него к сестрам в Дивеево кадочку меда, и сестры, обозначивши вместе с посланным от конторы приказчиком межу своих владений, вкушали этот мед с мягким хлебом вместе с начальницей, Ксенией Михайловной и дивеевским священником (отцом Василием Садовским – В. М.). Сестра Елена Васильевна Манторова написала генеральше Постниковой в искренних выражениях благодарное письмо от имени Дивеевских сестер и отца Серафима; причем, старец в благословение послал ей своих сухариков. Это было в 1830 году» (1863. 113–114).

В 1830 году рукоположен во иеродиакона монах Сергий Васильев, будущий автор первого жития преподобного Серафима (ТПЖ. 175).

Январь

Свидетельство ротмистра Африкана Васильевича Теплова: «В 1830 году по случаю бывшей болезни жены моей обещались мы съездить на богомолье в Тихвин к чудотворной иконе Царицы Небесной. Но в тот самый день, когда нам нужно было выехать, жена моя, сходя по лестнице со 2-го этажа, споткнулась и вывихнула себе чашку у колена. Хотя же, при помощи костоправа, нога и была поправлена, но при малейшем после того движении чашка сдвигалась опять со своего места, так что, по-видимому, невозможно было совсем нам ехать. Однако ж, имея полную веру к молитвам отца Серафима, мы не хотели отлагать поездки до другого времени и отправились в путь тогда же, что было зимой. На пути боль ее усилилась, и это заставляло меня при всем уповании на милость Божию и молитвы отца Серафима несколько раз предлагать жене совет о возвращении домой. Но она не соглашалась. А так как у нас принято было за священное правило не проезжать Саровской пустыни, не приняв благословения отца Серафима, то мы и на этот раз повернули к нему с большой дороги. Еще мы были далеко от обители, как вдруг боль в ноге жены моей начала уменьшаться и по мере приближения нашего к Сарову становилась все слабее и слабее и наконец, когда мы въехали в самую пустынь, она прекратилась совершенно: чашка установилась на своем месте и опухоль исчезла. Мы явились к старцу в келью для получения его благословения, и он, благословивши нас. приказал нам прийти к нему в пустынку, к источнику, куда мы и прибыли около полудня. Старец принял нас очень милостиво, напоил водой из источника, дал на дорогу в Тихвин две ржаные корки и, благословляя на путь, сказал: “Грядите, грядите, грядите! Дорожка гладенькая!”

Последние слова отца Серафима мы вспомнили на возвратном пути из Тихвина, потому что хотя это было и в январе, но в ожидании проезда Государя Императора дорогу так уравняли, что на ней не встречали почти ни одного ухаба» (Е. 169–130; Ч. 268–269).

Перед днем Святой Троицы

Есть одно свидетельство о том, с чего началась в Дивеево Богородичная канавка. Перед праздником Святой Троицы трапезная сестра Мария Ивановна рано утром, идя к погребу, увидела горящую свечу, воткнутую в землю посреди кельи. Она испугалась и разбудила спящих сестер. Но свечи уже не было. Сестры увидели, что земля на этом месте вскопана. «С того времени старец благословил сестрам рыть в три аршина канавку около того места, где было видение…» (1863. 114). Об этом эпизоде говорится только в житии преподобного Серафима 1863 года.

Лето

В Дивееве закончена постройка церкви во имя Рождества Богородицы (Ч. 271). Преподобный Серафим поручил Елене Васильевне Мантуровой и священнику отцу Василию съездить в Нижний Новгород для получения разрешения от архиерея на освяшение нового храма. Дело было непростое, так как в то время свирепствовала в Москве, Тамбове, Нижнем Новгороде и других городах холера. Всюду был установлен карантин. Трудно было добраться до Нижнего Новгорода и вернуться обратно, пройдя через все заставы и тем более не заразившись холерой. Но батюшка Серафим все управил. Из записок отца Василия Садовского: «И чудной только был батюшка! Год был холерный, ну, куда и как мы поедем… Бог весть! А ослушаться его не смели. Елене Васильевне, положив просфор и приказав изготовить прошение, сказал:

– Поклонитесь владыке в ножки и просфоры от меня отдайте; он вам все и сделает!

Мне же наказывал так:

– Ты, батюшка, приехав, закажи теплый хлеб в булочной, да так, чтобы он у тебя был горячий, от меня и подай ему, он вам все сделает!

Делать нечего, заложили мы свою лошадку и потихоньку в повозочке поехали в Нижний. Как приехали, остановились в Крестовоздвиженском женском монастыре и рассказали свое дело. Бывшая в то время игуменья, мать Дорофея, выслушала нас с сердечным прискорбием, объявила и объяснила нам совершенную невозможность исполнить все желаемое, так как Владыка по случаю холеры (то была первая холера) никого не принимал, о чем дал даже указ из консистории. Выслушав, мы говорим, что все это так, да батюшка Серафим послал и приказал, а ослушаться его мы не смеем. Подумав, игуменья мать Дорофея написала и послала Владыке письмо, прося разрешения по весьма важному делу видеть его, но владыка прислал ответ: “Чтобы старица не беспокоилась, я сам у нее буду!” Этот ответ поставил игуменью еще в большее затруднение. Прошло несколько дней, а Владыка не ехал, и как ни жалела нас матушка Дорофея, но сама ехать после ответа Владыки не осмеливалась и писать ему уже не решалась. Как быть?! Посоветовавшись с Еленой Васильевной, невзирая на предостережения, но помня слова батюшки: “Поклонитесь Владыке в ножки, он вам все сделает!” – что значило, чтобы мы лично были у архиерея, а батюшке же Серафиму все хорошо было известно, – мы, перекрестясь, решились с Еленой Васильевной прямо сами идти к Владыке. Будь что будет! Все нас уговаривали, останавливали и в страхе и трепете за нас были. Елена Васильевна взяла просфоры, батюшкой присланные, и прошение, я из булочной горячий, только что испеченный хлеб, как приказал мне батюшка, который держал под полою, и также прошение о перемене обветшалого антиминса. Что же, как батюшке угодно было, все так и случилось! Пришли в дом архиерея, беспрепятственно вошли и стали в прихожей. Решительно никого не было, пустой дом, и везде на окнах хлор. Стояли мы более получаса, нарочно кашляли, авось кто-либо услышит и выйдет: но никого не было в этом мертвом доме. Мы было уже хотели уходить, да вдруг заслышали какой-то шорох, остановились, опять нарочно закашляли… Отворилась дверь, и к нам вышел сам преосвященный Афанасий. Мы ему поклонились в ноги.

– Это что, – говорит, – каким образом, что за люди?!

Я, весь дрожа, объяснил ему, в чем дело, а Елена Васильевна подала прошение и просфоры. Владыка ласково выслушал и принял все, но, взяв от меня хлеб и чувствуя, что он горячий, невольно улыбаясь, воскликнул:

– Просфоры-то так, а уж хлеб-то никак не из Сарова, а здешний, ибо теплый!

Тогда, совсем ободрившись, я осмелился объяснить архиерею, что хлеб этот действительно здесь печен и только что мною взят из булочной, но что так приказано мне самим батюшкой Серафимом, который без того не велел и являться к Владыке.

– А, теперь понимаю, это по-златоустовски! – воскликнул восхищенный преосвященный.

И, написав тут же резолюцию на прошение об освящении храма, он послал свечей для молитвы батюшке Серафиму, благословил нас и отпустил, говоря:

– Насчет всего этого обратитесь к архимандриту Иоакиму в Консисторию, он уже вам все это устроит!

Возвратясь таким образом в женский монастырь, где в трепете и страхе ожидали нас, никто не хотел верить нам, зная строгость вообще преосвященного Афанасия, и все дивились, явно уразумевая в этом единое лишь чудо угодника Божия, батюшки Серафима! Когда же я на другой день отправился насчет всего этого к отцу архимандриту Иоакиму, представляя ему указ о новом освящении, он в удивлении меня спросил:

– Да ведь я недавно освятил вам церковь, где же еще-то освящать?!

– Тут же и другую! – сказал я.

– Как же! – воскликнул он. – Что вы, батюшка, где же тут-то?

Когда же я объяснил ему чудное устройство этой новой церкви, по желанию батюшки Серафима, то, дивяся и всплеснув руками, отец архимандрит воскликнул:

– О, Серафим, Серафим! Сколь дивен ты в делах твоих, старец Божий! В это самое время прибежали сказать отцу архимандриту, что Владыка его немедленно требует.

– Погодите, – сказал он мне, – что такое, погодите-ка меня здесь, не по вашему ли делу зовет… Кстати, – продолжал он, – я скажу вам, отпустил ли меня Владыка освящать церковь-то, как батюшка Серафим того желает и как вы мне передали!

Я остался, а архимандрит уехал. Возвратясь, еще при входе, произнес архимандрит:

– Ну, уж Серафим! Дивный Серафим! Вот, судите сами, что наделал-то. Прихожу я к Владыке, а он меня спрашивает: что же, говорит, как же я резолюцию-то сдал? Где же церковь и что за храм?! Хорошо, что вы уже у меня побывали да все объяснили; ну, и успокоил я Владыку, все передал ему. Скажите дивному Серафиму, что как желает, так и приеду; разрешил Владыка. Ну, дивный же, дивный Серафим!

Так я и ушел. Стали мы собираться домой, и надо заметить, что по случаю страшной в то время холеры в Нижнем был карантин, и весь город был оцеплен войском, так что ни почта, ничто, ниже никто не пропускался без выдержки карантина. Вот и думаем: как-то поедем мы, вдруг не пропустят!

Но как ни останавливали и ни уговаривали все, мы, помолившись и заложив свою лошадку, потихоньку поехали… Едем мимо караульных солдат, и никто не остановил и не опросил даже нас, точно будто и не видал никто. Так и приехали мы домой, и невзирая на страшную холеру, пользуясь тем, что все фрукты поэтому были необыкновенно дешевы, покупали их много и кушали не разбирая, а за молитвы батюшки Серафима возвратились целы и здоровы и ничем невредимы. К этому же, кстати, скажу, батюшка Серафим говорил, что в обители никогда не будет холеры, что со временем и оправдалось, по тому что, когда была эта эпидемия повсеместно в окружности, даже в деревне Вертьянове и селе Дивееве, в монастыре ее не было, так что даже кто из мирских заболевал и приносили в обитель, тот выздоравливал и выхаживался, а кто из обители без благословения выходил в мир, даже и сестры, напротив, заболевали и умирали. Приехав домой, явились мы к батюшке дать отчет во всем нами по его приказанию сделанном: батюшка был рад, благодарил и тут же приказал, чтобы церковь новая во имя Рождества Богородицы была бы и освящена 8 сентября» (Ч. 271–274).

Июль

Революция во Франции.

17 августа

В Саровском монастыре рукоположен в иеродиакона первый биограф преподобного Серафима, монах Сергий (в миру Стефан Васильев: ЖП. 37).

8 сентября, праздник Рождества Богородицы

Благовещенским архимандритом отцом Иоакимом совершено освящение храма во имя Рождества Богородицы в Дивееве. Чудо с малиной. «В этот день и было в 1830 году совершено освящение Благовещенским архимандритом отцом Иоакимом, по желанию батюшки Серафима. После освящения церкви отец архимандрит, Михаил Васильевич (Мантуров – В. И.) и я (протоиерей Василий Садовский – В. М.) по приглашению батюшки отправились все к нему в Саров и, не найдя его в монастыре, пошли в дальнюю пустынку его. Батюшка, увидя нас, был чрезвычайно нам рад и много благодарил отца архимандрита, потом, обратясь ко мне, сказал: “Как же, батюшка, чем же угощать нам на радостях такого гостя? А нельзя не угостить, батюшка, надо угостить, надо!.. Ну, да я и угощение-то приготовил для такого праздника, пойдем-ка!” И, взяв меня за руку, отвел батюшка Серафим в угол пустынки своей. Неизвестно откуда и когда тут вдруг вырос из полу куст малины, и батюшка сказал, показывая на три крупные, спелые и прекрасные ягоды: “Сорви-ка их, батюшка, и угости наших гостей!” Растерявшийся от этого чуда, я с трепетом снял чудные ягоды и подал батюшке, а он стал потчевать ими, говоря: “Кушайте, кушайте, чем убогий Серафим рад угостить вас!” И, положив каждому из нас по ягоде, прибавил: “Это Сама Царица Небесная вас потчует, батюшки!” Отец архимандрит, Михаил Васильевич и я – все мы были поражены этим чудом батюшки Серафима, и таким образом чудно угощенные в сентябре месяце внезапно в пустынке из полу родившимися ягодами, не могли, да и не сумели бы выразить их необыкновенной сладости, аромата, вкуса и вместе сознались, что подобных ягод еще никогда не едали» (Записки протоиерея Василия Садовского // Ч. 274–275).

В это время преподобный Серафим к первоначальному составу Дивеевской общины начинает добавлять (через три года) новых сестер, притом только девиц. «Н. А. Мотовилов свидетельствует в своих записках, что отец Серафим ему объяснил это установленное им правило поступления в мельничную обитель так: “Как я и сам – девственник, батюшка, то Царица Небесная благословила, чтобы в обители моей были бы только одни девушки!” Вдовиц, желающих поступить в обитель, отец Серафим посылал к начальнице Ксении Михайловне. В то же время батюшка отец Серафим, считавший начальницей мельничной обители Елену Васильевну Мантурову, добавил сестер до 12; так, восьмою определил Прасковью Семеновну Мелюкову, крестьянскую девицу деревни Погибловой, старшую сестру Марии Семеновны; девятой – любимицу свою Ксению Васильевну Путкову (впоследствии монахиню Капитолину); десятой – Анисью Семеновну; одиннадцатой – Агафью Ивлевну и двенадцатой – Екатерину Егоровну. “Вино новое вливаю и мехи новые!” – сказал отец Серафим (записки Н. А. Мотовилова) и повел жизнь своих мельничных сестер на новых началах, по уставу, данному Самой Царицей Небесной» (Ч. 207–208).

По свидетельству старицы Ирины Семеновны, последние два года преподобный особенно часто повторял пророчество свое о судьбе Дивеева: “Вот, матушка, – говорил он, – когда у нас будет собор, тогда Московский колокол Иван Великий сам к нам придет! Когда его повесят да в первый-то раз ударят в него и он загудит, – и батюшка изобразил голосом, – тогда мы с вами проснемся! О! Вот, матушки вы мои, какая будем радость! Среди лета запоют Пасху! А народу-то, народу-то со всех сторон, со всех сторон!” Помолчав немного, продолжал батюшка: “Но эта радость будет на самое короткое время: что далее, матушки, будет… такая скорбь, чего от начала мира не было!” – и светлое лицо батюшки вдруг изменилось, померкло и приняло скорбное выражение. Опустя головку, он поник долу, и слезы струями полились по щекам.

Великий прозорливец все-таки утешил сестер, бедствующих в мельничной обители, тем, что у них будет собор, и придал им силы. Остальное пророчество касалось состояния обители к концу мира, и много раз повторял он его сестрам, еще с большими подробностями в последние два года своей жизни» (Ч. 215–216).

18 августа

Великий день: преподобного Серафима посетила Царица Небесная. Из записок отца Василия Садовского: «Однажды (1830 г.), дня три спустя после праздника иконы Успения Божией Матери, пошел я к батюшке Серафиму в Саровскую пустынь и нашел его в келье, без посетителей. Принял он меня весьма милостиво, ласково и, благословившись, начал беседу о богоугодном житии святых, как они от Господа сподоблялись дарований, чудных явлений, даже посещений Самой Царицы Небесной. И довольно побеседовавши таким образом, он спросил меня: “Есть ли у тебя, батюшка, платочек?” Я ответил, что есть. “Дай его мне!” – сказал батюшка. Я подал. Он его разложил, стал класть из какой-то посудины пригоршнями сухарики в платок, которые были столь необыкновенно белы, что сроду я таких не видывал. “Вот у меня, батюшка, была Царица, так вот после гостей-то и осталось!” – изволил сказать батюшка. Личико его до того сделалось божественно при этом и весело, что и выразить невозможно! Он наклал полный платочек и, сам завязав его крепко-крепко, сказал: “Ну, гряди, батюшка, а придешь домой, то самых этих сухариков покушай, дай своему подружью (так он всегда звал жену мою), потом поди в обитель и духовным-то своим чадам каждой вложи сам в уста по три сухарика, даже и тем, которые и близ обители живут в кельях, они все наши будут!” Действительно, впоследствии все поступили в обитель. По молодости лет я и не понял, что Царица Небесная посетила его, а просто думал, не какая ли земная царица инкогнито была у батюшки, а спросить его не посмел, но потом сам угодник Божий уже разъяснил мне это, говоря: “Небесная Царица, батюшка, Сама Царица Небесная посетила убогого Серафима, и во, радость-то нам какая, батюшка! Матерь-то Божия неизъяснимою благостию покрыла убогого Серафима. «Любимиче Мой! – рекла Преблагословенная Владычица, Пречистая Дева, – проси от Меня, чего хошеши!» Слышишь ли, батюшка? Какую нам милость-то явила Царица Небесная!” – И угодник Божий весь сам так и просветлел, так и сиял от восторга. – “А убогий-то Серафим, – продолжал батюшка. – Серафим-то убогий и умолил Матерь-то Божию о сиротах своих, батюшка! И просил, чтобы все, все в Серафимовой-то пустыни спаслись бы сироточки, батюшка! И обещала Матерь Божия убогому Серафиму сию неизреченную радость, батюшка! Только трем не дано, три погибнут, рекла Матерь Божия! – при этом светлый лик старца затуманился. – Одна сгорит, одну мельница смелет, а третья… сколько ни старался я вспомнить, никак не могу, видно уж так над”» (Ч. 322–323).

Некоторые важные подробности этого события передала монахиня Евпраксия: «“Вот, матушка, – сказал мне батюшка Серафим, – во обитель-то мою до тысячи человек соберется, и все, матушка, все спасутся, я упросил, убогий, Матерь Божию, и соизволила Царица на смиренную просьбу убогого Серафима: и кроме трех, всех обещала Милосердная Владычица спасти, всех, радость моя! Только там, матушка, – продолжал, немного помолчав, батюшка, – там-то, в будущем, все разделятся на три разряда: сочетанные, которые чистотою своею, непрестанною молитвой и делами своими, через то и всем существом своим, сочетованы Господу; вся жизнь и дыхание их в Боге, и вечно они с Ним будут! Избранные, которые мои дела будут делать, матушка, и со мной же и будут в обители моей. И званые, которые лишь временно будут наш хлеб только кушать, которым темное место. Дастся им только коечка, в одних рубашечках будут да всегда тосковать станут! Это нерадивые и ленивые, матушка, а которые общее-то дело да послушание не берегут и заняты только своими делами, куда как мрачно и тяжело будет им; будут сидеть все, качаясь из стороны в сторону, на одном месте!” И, взяв меня за руку, батюшка горько заплакал. “Послушание, матушка, послушание превыше поста и молитвы! – продолжал батюшка. – Говорю тебе, ничего нет выше послушания, матушка, и ты так сказывай всем!” Затем, благословив, отпустил меня» (Ч. 324).

1831

Без даты

«С 1831 года старец Серафим опять возвещал многим о предстоящем голоде. Видясь с отцом игуменом Нифонтом, он и ему твердил: “Голод будет, голод будет!” А для предотвращения бедствий он советовал монастырскому начальству сделать запас хлеба в шесть годовых потреб, заметив, что при его жизни уже в четвертый раз наступает голод, а обитель Саровская никогда не терпела недостатка в хлебе» (Ч. 372–373).

Лихачевский крестьянин Е. В. рассказывал, что он в 1831 году, почувствовав в себе признаки холеры, тотчас же побежал к отцу Серафиму просить помощи и едва-едва мог доползти до его кельи. Старец приложил его к образу Божией Матери Умиления, напоил святой водой и дал вкусить несколько частиц от просфоры. Больной немного поуспокоился. Потом старец велел ему обойти кругом монастыря и, зайдя в собор, помолиться в нем. “Там, – сказал он, – милосердие Божие исцелит тебя”. Крестьянин все это исполнил и, по милости Божией, возвратился в гостиницу совершенно здоровым» (Ч. 395–396).

В 1831 году некто Иван Яковлевич Каратаев, посетив преподобного Серафима, спросил его, не прикажет ли он сказать что-нибудь своему родному брату и другим родственникам в Курске (ибо Каратаев туда ехал)? Старец, указал на лики Спасителя и Божией Матери и с улыбкой сказал: «Вот мои родные, а для живых родных я уже живой мертвец» (1863. 201). Может показаться, что преподобный был равнодушен к своим родным. Но это не так. Однажды к нему заехали курские купцы после макарьевской ярмарки и спросили: «Что прикажете, батюшка, сказать вашему брату?» Старец ответил: «Скажите ему, что я молю о нем Господа и Пречистую Его Матерь день и ночь». Купцы пошли, а старец, подняв руки горе, в восторге повторил несколько раз: «Нет лучше монашеского жития, нет лучше монашеского жития!» (1863. 201–202).

Январь

В Саров для беседы с преподобным Серафимом приезжает строитель Высокогорской пустыни Антоний Медведев по случаю смущавших его помыслов о близкой кончине. Однако батюшка Серафим не подтвердил его опасений, а сказал, что «промысл Божий вверяет ему Лавру обширную»: «Не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время». И еще попросил: «Поминай родителей моих Исидора и Агафию» (Ан. 11).

В подробностях эпизоды этой важной по своим дальнейшим последствиям встречи передает «Летопись»: «В январе 1831 года отец Антоний отправился к отцу Серафиму в Саров для совета по случаю сильно смущавших его неотвязчивых мыслей о смерти. Приехавши в Саров вечером и никуда не заходя, отец Антоний пошел прямо к келье отца Серафима. Не доходя до нее, встретил он некоторых из братии Саровской обители, которые сказали ему, что отец Серафим в монастырь не возвратился еще из своей пустыни. Было уже близ 5 часов вечера и темнело. Приехавший остановился в раздумье: идти ли ему куда или тут дожидаться? В это время стоявшие с ним братия, завидев издали грядущего старца, оповестили: “Вон отец Серафим идет”. Старец шел в обыкновенной своей одежде, с мешком за плечами, опираясь на топор. Отец Антоний тотчас подошел к нему и поклонился обычно. «Что ты?» – спросил его старец. «К вам, батюшка, со скорбной душой», – отвечал отец Антоний.

«Пойдем, пойдем, радость моя, в келью». – приветливо сказал старец. Они вошли вместе. В келье наедине отец Антоний умолял старца Серафима сказать ему откровенно, свершится ли с ним то, что внушают ему скорбные помыслы. Не приближается ли в самом деле смерть его? “Сижу ли я в келье, – говорил строитель Антоний, – выйду ли на монастырь, мне представляется, что последний раз я вижу обитель. Из сего я заключаю, что я скоро умру, и потому указал уже и место могилы для себя”.

Строитель приехал к отцу Серафиму затем, чтобы в случае приближения его смерти принять от старца благословение провести остающееся время в безмолвии и внимательном приготовлении себя к вечной жизни. “Желаю знать о своей смерти, – заключил отец Антоний, – единственно для изменения моей жизни, чтобы, отказавшись от должности, посвятить остальные дни свои безмолвному вниманию”, прибавив к сему, что извещение о смерти не будет для него страшно.

Отец Серафим слушал рассказ, не изменяя своего положения и держа за руку строителя Антония. Когда же сей окончил, блаженный старец, взирая на него с любовью, сказал: “Не так ты думаешь, радость моя, не так! Промысел Божий вверяет тебе обширную лавру”.

Отцу Антонию подумалось, что старец Серафим желает развлечь его от скорбных мыслей, посему, прерывая речь его, он сказал: “Батюшка! Это не успокоит меня, не усмирит моих помыслов. Я умоляю вас, скажите мне прямо: мысли мои о смерти не служат ли от Бога указанием на близкую мою кончину? И в таком случае я буду просить ваших молитв о душе моей и приму мирно и благодарно ваше слово. Мне хочется встретить час смертный с должным приготовлением”.

Отец Серафим с ангельской добротой отвечал: “Неверны твои мысли: я говорю тебе, что Промысел Божий вверяем тебе лавру обширную”.

Строитель же отвечал на это: “Где же Высокогорской пустыни быть лаврою? Дай Бог, чтобы не сошла ниже, чем теперь стоит”.

К большому удивлению отца Антония, старец Серафим, не переменяя своих мыслей, стал просить его милостиво принимать из Сарова братию, кто придет в лавру или кого он пришлет.

Оставаясь в прежнем впечатлении, строитель продолжал: “Батюшка! Кто захочет из Сарова переходить в скудную Высокогорскую пустынь? А если бы кто пожелал или кого бы вы прислали, то вы знаете всегдашнюю мою готовность делать все, что вам угодно; да на деле сего не может быть”.

Отец Серафим, как будто идя по одной и той же дороге, сказал: “Не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время”.

Не выдержал строитель и, в порыве беспредельной любви и уважения к старцу, бросился к нему, обнял его и долго плакал. Не понимая значения прежде сказанных слов, он остановился вниманием своим на слове “сирот”; ему казалось, что старец говорит о скорой своей кончине. Блаженный Серафим продолжал: “Поминай моих родителей Исидора и Агафью”. Затем стал советовать: “Покоряться во всем воле Господней, быть прилежну к молитве: строго исполнять свои обязанности, быть милостивым и снисходительным к братии: матерью будь, – говорил, – а не отцом к братии, и вообще ко всем быть милостивым и по себе смиренным. Смирение и осторожность жизни, – говорил он, – есть красота добродетелей”. Потом отец Серафим несколько раз обнял строителя, благословил висевшим на его груди крестом и сказал: “Теперь гряди во имя Господне. Время уж тебе, тебя ждут!”

Выходя из кельи, строитель не мог себе дать отчета: какое значение имели слова блаженного старца и с чем он вышел из кельи. Однако же, как сокровище, он сложил сказанные старцем слова в сердце своем. Мысль о смерти осталась как бы подавленной свежими впечатлениями, но еще не была разрешена.

По выходе отца Антония из кельи его встретил посланный от саровского игумена отца Нифонта с приглашением зайти к нему. Вот что значили слова старца: “Время уже тебе: тебя ждут”.

Повидавшись с игуменом Нифонтом, который от болезни лежал тогда в постели, отец Антоний простился с ним и по делам обители спешил в свою пустынь. На гостинице он нашел экипаж свой уже готовым и с неопределенным впечатлением выехал в путь, чтобы наедине предаться размышлению.

Спокойно бежали лошади домой. Ничто, кажется, не мешало строителю отцу Антонию углубиться в занимавшие его дела, обстоятельства и помыслы. Вдруг он слышит, что едущий с ним монах, сидя впереди, начал плакать, не имея сил удержать свой плач и совладать с собой.

Святитель Филарет ( Дроздов)

На вопрос строителя, сказанный с участием – о чем он плачется? – инок отвечал: что по приезде в Саров он встретил отца Серафима, возвращавшегося из пустыни в монастырскую свою келью, который сказал ему: “Ну вот и вам предстоит разлука с вашим строителем”. Более не открыл ничего, только прибавил: “Поди же, зови его ко мне”. Так определенно отец Серафим знал о предстоявшей перемене в жизни строителя Антония» (Ч. 378–381).

26 февраля

Письмо митрополита Филарета (Дроздова) с приглашением отца Антония (Медведева) в наместники Свято-Троицкой Сергиевой Лавры (Ан. 13).

Март

Свидетельство Ивана Яковлевича Каратаева: «В марте месяце, когда войска наши двинулись на польскую границу, я возвращался в свой полк, по приказанию начальства.

Путь мой лежал опять мимо Саровской пустыни, и теперь я уже решился, по совету своего отца, побывать у отца Серафима. Когда я шел из гостиницы к келье старца, внезапно страх, до того времени владевший мной, переменился на какую-то тихую радость, и я заочно возлюбил отца Серафима. Около его кельи уже стояло множество народа, пришедшего к нему за благословением. Отец Серафим, благословляя прочих, взглянул и на меня и дал мне знак рукою, чтобы я прошел к нему. Я исполнил его приказание со страхом и любовью, поклонился ему в ноги, прося его благословения на дорогу и на предстоящую войну, и чтобы он помолился о сохранении моей жизни. Отец Серафим благословил меня медным своим крестом, который висел у него на груди, и, поцеловав, начал меня исповедовать, сам сказывая грехи мои, как будто бы они при нем были совершены. По окончании этой утешительной исповеди он сказал мне: “Не надобно покоряться страху, который наводит на юношей диавол, а нужно тогда особенно бодрствовать духом и, откинув малодушие, помнить, что хоть мы и грешные, но все находимся под благодатию нашего Искупителя, без воли Которого не спадет ни один волос с головы нашей”. Вслед затем начал он говорить и о моем заблуждении касательно почитания св. икон: “Как худо и вредно для нас желание исследовать таинства Божии, недоступные слабому уму человеческому, например: как действует благодать Божия через святые иконы, как она исцеляет грешных, подобных нам с тобой, – прибавил он, – и не только тело их, но и душу; так что и грешники, по вере в находящуюся в них благодать Христову, спасались и достигали Царства Небесного”. Затем в подтверждение почитания святых икон он приводил в пример, что “еще в Ветхом Завете, при кивоте завета, были золотые Херувимы; а в церкви новозаветной Евангелист Лука написал лик Божией Матери, и Сам Спаситель оставил нерукотворенный Свой образ”. Наконец, в заключение он сказал, что “не нужно внимать подобным хульным мыслям, за которые вечная казнь ждет духа лжи и сообщников его в день Страшного суда”.

Много еще и других душеспасительных слов говорил он тогда в мое назидание, но я не припомню их всех. Говорил он, что “искушения диавола подобны паутине; что только стоит дунуть на нее – и она истребляется; что так-то и на врага-диавола, стоит только оградить себя крестным знамением – и все козни его исчезают совершенно”. Говорил он также, что “все святые подлежали искушениям; но, подобно золоту, которое чем более может лежать в огне, тем становится чище, и святые от искушений делались искуснее, терпением умилостивляли правосудие Творца и приближались ко Христу, во имя и за любовь Которого они терпели”. И наконец несколько раз повторял он, что “тесным путем надлежит нам, по слову Спасителя, войти в Царствие Божие”.

Слушая отца Серафима, поистине я забыл о своем земном существовании.

Солдаты, возвращавшиеся со мною в полк, удостоились также принять его благословение, и он, делая им при этом случае наставления, предсказал, что ни один из них не погибнет в битве, что и сбылось действительно: ни один из них не был даже ранен.

Уходя от отца Серафима, я положил подле него на свечи три целковых. Но враг диавол, завидуя тогдашнему спокойствию совести людей, вложил мне такую мысль: зачем святому отцу деньги? Эта вражеская мысль смутила меня, и я поспешил с раскаянием и с просьбою о прощении за нее к отцу Серафиму. Но Бог явно наказал меня за то, что я на минуту допустил к себе такую нечестивую мысль. Ходя около кельи отца Серафима, я не мог узнать ее и принужден был спросить шедшего к нему монаха: где келья отца Серафима? Монах, удивляясь, вероятно, моему вопросу, указал мне ее. Я вошел с молитвой к старцу, и он, предупреждая слова мои, сказал мне следующую притчу: “Во время войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки: но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на св. храм, и молитвами Св. Церкви Господь спас ее. Ты это пойми хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах. Деньги твои пойдут на устроение Дивеевской общины, за твое здоровье”. Потом отец Серафим опять исповедал меня, поцеловал, благословил и дал мне съесть несколько просфорных сухариков и выпить святой воды, которую вливая мне в рот, сказал: “Да изженется благодатию Божиею дух лукавый, нашедший на раба Божия Иоанна”. Старец дал мне и на дорогу сухарей и св. воды, и, сверх того, просфору, которую сам положил в мою фуражку.

Наконец, получая от него последнее благословение, я просил его не оставить меня своими св. молитвами: на это он сказал: “Положи упование на Бога и проси Его помощи, да умей прощать ближним своим – и тебе дастся все, о чем ни попросишь”.

В продолжение польской кампании я был во многих сражениях, и Господь везде спасал меня за молитвы праведника Своего» (Ч. 348–350). «Летопись» дает еще одну подробность этого посещения: «Иван Яковлевич Каратаев, бывши у него в 1831 году на благословении, спросил, не прикажет ли он сказать что-нибудь своему родному брату и другим родственникам в Курске, куда Каратаев ехал, – то старец, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, с улыбкой сказал: «Вот мои родные, а для живых родных я уже живой мертвец» (Ч. 409).

10 марта

Иеромонах Антоний Медведев прибыл в Москву (Ант. 19).

15 марта

Иеромонах Антоний Медведев по предсказанию преподобного Серафима получает в управление «большую Лавру». В этот день его возводят в сан архимандрита Вифанского монастыря и наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры (Ант. 19).

19 марта

Архимандрит Антоний Медведев прибывает в Лавру (Ант. 19).

25 марта, праздник Благовещения

В этот день преподобного посетила Царица Небесная со святыми. Свидетельницею была монахиня Евпраксия (Ч. 206), которая подробно рассказала об этом событии: «В последний год жизни батюшки Серафима я прихожу к нему вечером, по его приказанию, накануне праздника Благовещения Божией Матери. Батюшка встретил и говорит: “Ах, радость моя, я тебя давно ожидал! Какая нам с тобою милость и благодать от Божией Матери готовится в настоящий праздник! Велик этот день будет для нас!” “Достойна ли я, батюшка, получить благодать по грехам моим?” отвечаю я. Но батюшка приказал: “Повторяй, матушка, несколько раз сряду: Радуйся, Невесто Неневестная! Аллилуя!” Потом начал говорить: “И слышать-то никогда не случалось, какой праздник нас с тобой ожидает!” Я начала было плакать… Говорю, что я недостойна, а батюшка не приказал, стал утешать меня, говоря: “Хотя и недостойна ты, но я о тебе упросил Господа и Божию Матерь, чтобы видеть тебе эту радость! Давай молиться!” И, сняв с себя мантию, надел ее на меня и начал читать акафисты: Господу Иисусу, Божией Матери, Святителю Николаю, Иоанну Крестителю; каноны: Ангелу Хранителю, всем святым. Прочитав все это, говорит мне: “Не убойся, не устрашись, благодать Божия к нам является! Держись за меня крепко!” И вдруг сделался шум, подобно ветру, явился блистающий свет, послышалось пение. Я не могла все это видеть и слышать без трепета. Батюшка упал на колени и. воздев руки к небу, воззвал: “О Преблагословенная, Пречистая Дево, Владычице Богородице!” И вижу, как впереди идут два Ангела с ветвями в руках, а за ними Сама Владычица наша. За Богородицей шли 12 дев, потом еще св. Иоанн Предтеча и св. Иоанн Богослов. Я упала от страха замертво на землю и не знаю, долго ли я была в таком состоянии и что изволила говорить Царица Небесная с батюшкой Серафимом. Я ничего не слышала также, о чем батюшка просил Владычицу. Перед концом видения услышала я, лежа на полу, что Матерь Божия изволила спрашивать батюшку Серафима. “Кто это у тебя лежит на земле?” Батюшка ответил: “Это та самая старица, о которой я просил Тебя, Владычица, быть ей при явлении Твоем!” Тогда Пречистая изволила взять меня, недостойную, за правую руку, и батюшка – за левую, и через батюшку приказала мне подойти к девам, пришедшим с Ней, и спросить, как их имена и какая жизнь была их на земле. Я и пошла по ряду спрашивать. Во-первых, подхожу к Ангелам, спрашиваю: кто вы? Они отвечают: мы Ангелы Божии. Потом подошла к св. Иоанну Крестителю, он также сказал мне имя свое и жизнь вкратце; точно так же св. Иоанн Богослов. Подошла к девам и их спросила каждую об имени; они рассказали мне свою жизнь. Святые девы по именам были: великомученицы Варвара и Екатерина, св. первомученица Фекла, св. великомученица Марина, св. великомученица и царица Ирина, преподобная Евпраксия, св. великомученицы Пелагея и Дорофея, преподобная Макрина, мученица Иустина, св. великомученица Иулиания и мученица Анисия. Когда я спросила их всех, то подумала – пойду, упаду к ножкам Царицы Небесной и буду просить прошения в грехах моих, но вдруг все стало невидимо. После батюшка говорит, что это явление продолжалось четыре часа. Когда мы остались одни с батюшкой, я говорю ему: “Ах, батюшка, я думала, что умру от страха, и не успела попросить Царицу Небесную об отпущении грехов моих”, но батюшка отвечал мне: “Я, убогий, просил о вас Божию Матерь, и не только о вас, но о всех любящих меня и о тех, кто служил мне и мое слово исполнял, кто трудился для меня, кто обитель мою любит, а кольми паче вас не оставлю и не забуду. Я, отец ваш, попекусь о вас и в сем веке, и в будущем, и кто в моей пустыни жить будет, всех не оставлю, и роды ваши не оставлены будут. Вот какой радости Господь сподобил нас, зачем нам унывать!” Тогда я стала просить батюшку, чтобы он научил меня, как жить и молиться. Он ответил: “Вот как молитесь: Господи, сподоби мне умереть христианскою кончиною, не остави меня, Господи, на страшном суде Твоем, не лиши Царствия Небесного! Царица Небесная, не остави меня!” После всего я поклонилась в ножки батюшке, а он, благословив меня, сказал: “Гряди, чадо, с миром в Серафимову пустынь” (Ч. 325–327).

В другом письменно зафиксированном рассказе монахиня Евпраксия передает дополнительные подробности, рисуя чудную картину посещения старца Серафима Царицей Небесной: «Впереди шли два Ангела, держа один в правой, а другой в левой руке по ветке, усаженной только что расцветшими цветами. Волосы их, похожие на золотисто-желтый лен, лежали распущенными на плечах. Одежда Иоанна Предтечи и апостола Иоанна Богослова была белая, блестящая от чистоты. Царица Небесная имела на Себе мантию, подобно той, как пишется на образе Скорбящей Божией Матери, блестящую, но какого цвета – сказать не могу, несказанной красоты, застегнутую под шеей большой круглой пряжкой-застежкой, убранной крестами, разнообразно разукрашенными, но чем – не знаю, а помню только, что она сияла необыкновенным светом. Платье, сверх коего была мантия, зеленое, перепоясанное высоким поясом. Сверх мантии была как бы епитрахиль, а на руках поручи, которые, равно как и епитрахиль, были убраны крестами. Владычица казалась ростом выше всех дев, на голове Ее была возвышенная корона, украшенная разнообразными крестами, прекрасная, чудная, сиявшая таким светом, что нельзя было смотреть глазами, равно как и на пряжку-застежку и на само лицо Царицы Небесной. Волосы Ее были распушены, лежали на плечах и были длиннее и прекраснее ангельских. Девы шли за Нею попарно, в венцах, в одеждах разного цвета и с распушенными волосами, они стали кругом всех нас. Царица Небесная была в середине. Келья батюшки сделалась просторная, и весь верх исполнился огней, как бы горящих свеч. Свет был особый, непохожий на дневной свет и светлее солнечного.

Взяв меня за правую руку, Царица Небесная изволила сказать: “Встань, девица, и не убойся нас. Такие же девы, как ты, пришли сюда со Мною”. Я не почувствовала, как встала. Царица Небесная изволила повторить: “Не убойся, мы пришли посетить вас”. Батюшка Серафим стоял уже не на коленях, а на ногах пред Пресвятою Богородицей, и Она говорила столь милостиво, как бы с родным человеком. Объятая великой радостью, спросила я батюшку Серафима: “Где мы?” Я думала, что я уже не живая; потом, когда спросила его: “Кто это?” – то Пречистая Богородица приказала мне подойти ко всем самой и спросить их и т.д.

Девы все говорили: “Не так Бог даровал нам эту славу, а за страдание и за поношение; и ты пострадаешь!” Пресвятая Богородица много говорила батюшке Серафиму, но всего не могла я расслышать, а вот что я слышала хорошо: “Не оставь дев Моих дивеевских!” Отец Серафим отвечал: “О Владычица! Я собираю их, но сам собою не могу их управить!” На это Царица Небесная ответила: “Я тебе, любимиче Мой, во всем помогу! Возложи на них послушание, если исправят, то будут с тобою и близ Меня, и если потеряют мудрость, то лишатся участи сих ближних дев Моих: ни места, ни венца такого не будет. Кто обидит их, тот поражен будет от Меня; кто послужит им ради Господа, тот помилован будет пред Богом!” Потом, обратясь ко мне, сказала: “Вот посмотри на сих дев Моих и на венцы их; иные из них оставили земное царство и богатство, возжелав царства вечного и небесного, возлюбивши нищету самоизвольную, возлюбивши Единого Господа, и за то, видишь, какой славы и почести сподобились. Как было прежде, так и ныне. Только прежние мученицы страдали явно, а нынешние – тайно, сердечными скорбями, и мзда им будет такая же”. Видение кончилось тем, что Пресвятая Богородица сказала отцу Серафиму: “Скоро, любимиче Мой, будешь с нами!” – и благословила его. Простились с ним и все святые: девы целовались с ним рука в руку. Мне сказано было: “Это видение тебе дано ради молитв отца Серафима, Марка, Назария и Пахомия”. Батюшка, обратясь после этого ко мне, сказал: “Вот, матушка, какой благодати сподобил Господь нас убогих. Мне таким образом уже двенадцатый раз было явление от Бога, и тебя Господь сподобил; вот какой радости достигли! Есть нам почему веру и надежду иметь ко Господу. Побеждай врага-диавола и противу его будь во всем мудра; Господь тебе во всем поможет!” и т.д.» (Ч. 327–329).

30 мая

Митрополит Филарет, следивший за делами в Сарове, а затем и в Дивеевской обители, пишет архимандриту Антонию Медведеву, настоятелю Свято-Троицкой Сергиевой Лавры: «Если Вы писали в Саров, то надобно подождать ответа. Но человека, который замечен уже немирным к начальнику, боюсь и я. Хотя причина сего иногда может быть и в начальнике, но сыны мира и с немирным начальником умеют сохранять свой мир в терпении». Скорее всего, речь может идти о гостиннике Гурии, в монашестве Георгии, которого упоминает в своих «Записках» Николай Мотовилов и который обнаруживал противоречия со строителем Саровского монастыря Нифонтом. Гурий перейдет в это время в Троице-Сергиеву Лавру и впоследствии напишет житие преподобного Серафима (ТПЖ. 169).

Лето

Предположительно к лету 1831 года относятся воспоминания Надежды Аксаковой, показывающие нам трогательного батюшку Серафима, чрезвычайно любившего детей и называвшего их «сокровищами». Батюшка, как правило, старался скрыться от посетителей, но совершенно не умел прятаться от детей, которых взрослые выставляли впереди себя, зная эту слабость отца Серафима: «Смотрим: около корней отдельно стоящей на полянке ели работает, пригнувшись чуть ли не к самой земле, низенький, худенький старец, проворно подрезая серпом высокую лесную траву. Серп же так и сверкает на солнечном припеке.

Заслышав шорох в лесу, старичок быстро поднялся, насторожив ухо к стороне монастыря, и затем, точно спугнутый заяц, проворно шарахнулся к чаше леса. Но он не успел добежать, запыхался, робко оглянувшись, юркнул в густую траву недорезанной им куртины и скрылся у нас из вида. Тут только вспомнился нам родительский наказ при входе в бор, и мы чуть ли не в двадцать голосов дружно крикнули: “Отец Серафим! Отец Серафим!”

Случилось как раз то, на что надеялись монастырские богомольцы: заслышав неподалеку от себя звук детских голосов, отец Серафим не выдержал в своей засаде, и старческая голова его показалась из-за высоких стеблей лесной травы. Приложив палец к губам, он умильно поглядывал на нас, как бы упрашивая ребяток не выдавать его старшим, шаги которых уже слышались в лесу.

Смоченные трудовым потом желтоватые волосы пустынника мягкими прядями лежали на высоком лбу: искусанное лесной мошкарой лицо его пестрело запекшимися в морщинах каплями крови. Непригляден был вид лесного отшельника. А между тем, когда, протоптав к нам дорожку через всю траву, он, опустившись на траву, поманил нас к себе, крошка наша Лиза первая бросилась старичку на шею, прильнув нежным лицом к его плечу, покрытому рубищем. “Сокровища, сокровища”, – приговаривал он едва слышным шепотом, прижимая каждого из нас к своей худенькой груди.

Мы обнимали старца, а между тем замешавшийся в толпу детей подросток, пастушок Сема, бежал со всех ног обратно к стороне монастыря, зычно выкрикивая: “Здесь, сюда. Вот он… Вот отец Серафим. Сю-ю-да-а”. Нам стало стыдно. Чем-то вроде предательства показались нам и выкрикивания наши, и наши объятия. Еще стыднее стало нам, когда две мощные запыхавшиеся фигуры, не помню, мужчин или женщин, подхватили старца под локотки и повели к высыпавшей уже из леса куче народа. Опомнившись, мы бросились вдогонку за отцом Серафимом… Опередив своих непрошеных вожатых, он шел теперь один, слегка прихрамывая, к своей хибарке над ручьем. Подойдя к ней, он оборотился лицом к поджидавшим его богомольцам. Их было очень мною. “Нечем мне угостить вас здесь, милые”, – проговорил он мягким, сконфуженным тоном домохозяина, застигнутого врасплох среди разгара рабочего дня. “А вот деток, пожалуй, полакомить можно”, вспомнил он, как бы обрадовавшись собственной догадке. И затем, обратившись к подростку, брату нашему, сказал: “Вот у меня там грядки с луком. Видишь? Собери всех деток, нарежь им лучку; накорми их лучком и напой хорошенько водой из ручья”. Мы побежали вприпрыжку исполнить приказание отца Серафима и засели между грядками на корточках. Лука, разумеется, никто не тронул. Все мы, залегши в траве, смотрели из-за нее на старичка, так крепко прижавшею нас к груди своей.

Получив его благословение, все стали поодаль почтительным полукругом и так же, как и мы, смотрели издали на того, кого пришли посмотреть и послушать.

Много было тут лиц, опечаленных недавним горем: большинство крестьянок повязано было в знак траура белыми платками. Дочь старой нашей няни, недавно умершей от холеры, тихо плакала, закрыв лицо передником.

“Чума тогда, теперь холера”, – медленно проговорил пустынник, как будто припоминая про себя что-то давно, давно минувшее.

“Смотрите, – громко сказал он, – вот там ребятишки срежут лук, не останется от него поверх земли ничего… Но он подымется, вырастет сильнее и крепче прежнего… Так и наши покойнички, – и чумные, и холерные… и все восстанут лучше, краше прежнего. Они воскреснут. Воскреснут. Воскреснут, все до единого…”

Не к язычникам обращался пустынник с вестью о воскресении. Все тут стоявшие знали смолоду “о жизни будущего века”. Все менялись радостным приветствием в “Светлый день”. А между тем это громкое: “Воскреснут. Воскреснут”, провозглашенное в глухом бору устами, так мало говорившими в течение жизни, пронеслось над поляной как заверение в чем-то несомненном, близком.

Стоя перед дверью лесной своей хижинки, в которой нельзя было ни стать, ни лечь, старик тихо крестился, продолжая свою молитву, свое немолчное молитвословие… Люди не мешали ему, как не мешали непрестанной его беседе с Богом ни работа топором, ни сенокос, ни жар, ни холод, ни ночь, ни день.

Молился и народ.

Над смолкнувшей поляной как будто тихий ангел пролетел.

Отделясь от богомольцев и впереди всех стояло хорошо знакомое; нам грозное, гордое существо, – госпожа Зорина, далекая родственница моего отца. За ней толпился целый штат женской прислуги, одетой, так же, как и она сама, в черное с белыми платками на голове. Старуху поддерживали под оба локотка две не то белицы, не то крылошанки в бархатных остроконечных шапочках. Наскучив торжественным затишьем лесной поляны с ее тихо молящимся народом, старая барыня проворчала, обращаясь ко двору своему: “Молиться успеем и дома. Приехала высказаться и выскажусь”. И, подтолкнув в обе стороны своих приближенных, она выплыла с ними обеими на самую середину полукруга.

– Отец Серафим, отец Серафим, – громко позвала она отшельника. – Как вы мне посоветуете? Вот я, генеральша Зорина, вдовею тридцатый год. Пятнадцать лет проживаю, может, слыхали, – при монастыре со всеми этими своими. «За все это время соблюдаю середы и пятницы; теперь задумала понедельничать», – так что вы на это скажете. Как посоветуете, отец Серафим?

Ежели бы, появись, стая грачей пролетела, каркая, над толпой богомольцев, то не больше огорошили бы нас крикливые птицы, чем этот назойливый запрос госпожи Зориной, внезапно прервавший общее настроение.

И отец Серафим, как бы озадаченный, заморгал на нее своими добренькими глазками:

– Я что-то не совсем понял тебя, – проговорил он и затем, подумав немного, прибавил, – ежели ты это насчет еды, то вот что я тебе скажу: как случится замолишься, забудешь о еде – ну и не ешь, не ешь день, не ешь два – а там, как проголодаешься, ослабеешь, так возьми, да и поешь немного.

Улыбку умиления вызвало на всех лицах это мудрое решение вопроса, сделанное свековавшим в лишениях отшельником. Старая же чванливая ревнительница поста как-то неловко попятилась вместе со своими придворными, проворно укрывшись с ними в толпе своих. А между тем богомольцы ослабели, стоя на солнечной припеке. Тело каждого входило в свои права, требовало пиши, отдыха.

Отец Серафим поманил к себе Прокудина рукой:

– Скажи им, – сказал он, – сделай милость, скажи всем, чтоб напились скорей из этого там родника. В нем вода хорошая. А завтра я буду в монастыре. Непременно буду.

Когда же все, утолив жажду, оглянулись, отца Серафима уже не было на пригорке перед хибаркой его, в которой ни встать, ни лечь. Только вдали за кустами шуршал серп, срезая сухую лесную траву» (ВП. 65–68).

На следующий день гости посетили отца Серафима в его келии: «С раннего утра следующего дня отец Серафим, согласно своему обещанию, оказался уже в монастыре.

Нас, паломников, он встретил, как радушный домохозяин встречает приглашенных им гостей, в открытых дверях внутренней своей келлии. Пребывания в пустыни не видно было на нем и следа: желтовато-седые волосы были гладко причесаны, в глубоких морщинах незаметно было крови от укушения лесных комаров; белоснежная полотняная рубаха заменяла заношенную сермягу; вся его особа была как бы выражением слов Спасителя: “Когда постишься, помажь главу твою и умой лицо твое, чтобы явиться постящимся не перед людьми, но перед Отцом твоим. Который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно”. Лицо отшельника было радостное, келлия была заставлена мешками, набитыми сухарями из просфор. Свободным оставалось только место перед иконами для коленопреклонения и молитвы. Рядом со старым монахом стоял такой же мешок с сухарями, но открытый. Отец Серафим раздавал из него по пригоршне каждому подходящему к нему паломнику, приговаривая: “Кушайте, кушайте, светики мои. Видите, какое у нас тут обилие”. Покончив с этой раздачей и благословив последнего подходящего, старик отступил полшага назад и, поклонившись глубоко на обе стороны, промолвил: “Простите мне, отцы и братья, в чем согрешил против вас словом, делом или мышлением”. (Отец Серафим шел этот вечер на исповедь у общего для всех монастырских духовника). Затем он выпрямился и, осенив всех присутствующих широким иерейским крестом, прибавил торжественно: “Господь да простит и помилует всех вас”.

Так закончилось наше второе свидание с преподобным Старцем. Как мы провели остаток этого дня не помню, но зато тем более ярко сохранился в моей памяти третий, и последний, день нашего пребывания в Саровской пустыни.

Исповедавшись, как я говорила, накануне, отец Серафим в этот день служил как иерей обедню в небольшой церкви. Размер ее позволял только немногим из паломников присутствовать при богослужении.

Вспомнив о нас, не попавших в храм, Преподобный выслал послушника сказать, что он выйдет к нам с крестом после богослужения.

Все мы, богатые и бедные, ожидали его, толпясь около церковной паперти. Когда он показался в церковных дверях, глаза всех были устремлены на него. На этот раз был он в полном монашеском облачении и в служебной епитрахили. Высокий лоб его и все черты его подвижного лица сияли радостью человека, достойно вкусившего Тела и Крови Христовых; в глазах его, больших и голубых, горел блеск ума и мысли. Он медленно сходил со ступеней паперти и, несмотря на прихрамывание и горб на плече, казался и был величаво прекрасен.

Впереди всей нашей толпы оказался в это время знакомый немецкий студент, только что приехавший к нам из Дерпта. Его рослая, красивая фигура и любопытство, с которым он смотрел на то, что ему казалось русской странной церемонией, не могли не привлечь внимание отшельника, и он ему первому подал крест. Книрим – так звали молодого немца – не понимая, что от него требуется, схватился за крест рукой и притом рукой в черной перчатке.

“Перчатка”, – укоризненно сказал старик.

Немец же только окончательно сконфузился. Отец Серафим отступил тогда шага на два назад и заговорил:

– А знаете ли вы, что такое крест? Понимаете ли вы значение креста Господня? – и красноречивым потоком полилась звучная, стройная речь из уст вдохновенного монаха…

Ежели бы и доставало у меня памяти, чтобы сохранить за все эти годы слова отшельника, то и тогда не могла бы я занести эту импровизированную проповедь в свои воспоминания. Я в то время не была в состоянии уразуметь ее. В то время мне не могло быть более девяти лет.

Но что могло тогда понимать, видеть и слышать дитя, того не изгладили из памяти моей десятки годов прожитой с тех пор жизни. Не забыть мне этого ясного взора, вдохновенного в эту минуту мудростью свыше, не забыть внезапно преобразившегося лица дровосека муромских лесов. Живо помню звуки голоса, говорившего “как власть имеющий” малому стаду собравшихся в Сарове богомольцев. Помню сочувственный блеск в черных очах Прокудина, помню старую бабку свою, смиренно стоявшую перед отшельником, “аки губа напоемая”. Помню юношеский восторг, разгоравшийся в глазах меньшого дяди. Его заметил проповедник и, слегка нагнувшись к дяде, сказал: “Есть у тебя деньги?” Дядя бросился было разыскивать в карманах бумажник. Но отшельник остановил его тихим движением руки:

– Нет, не теперь, – сказал он. – Раздавай всегда – везде.

И с этими словами протянул к нему первому крест» (ВП. 70–72).

В этот же день преподобный Серафим предсказал день кончины своего усердного почитателя Алексея Нефедовича Прокудина (см.: 1 октября 1831 года).

18 июня

В пустынь к отцу Серафиму пришли для беседы Иван Михайлович Кредицкий и жена его Ю. П. «Мы нашли старца, – говорили они, – на работе: он разбивал грядку мотыгою, и когда мы подошли к нему и поклонились ему до земли, он благословил нас и, положивши на мою голову руки, прочитал тропарь Успению Божией Матери: “В рождестве девство сохранила еси” и т. д.; потом он сел на грядку и приказал нам также сесть, но мы невольно встали пред ним на колени и слушали его беседу о будущей жизни, о жизни святых, о заступлении, предстательстве и попечении о нас, грешных, Владычицы Богородицы и о том, что необходимо нам в здешней жизни для вечности. Эта беседа продолжалась не более часа; но такого часа я не сравню со всей прошедшей моей жизнью. Во все продолжение беседы я чувствовал в сердце неизъяснимую небесную сладость, Бог весть каким образом туда перелившуюся, которой нельзя сравнить ни с чем на земле и о которой до сих пор я не могу вспомнить без слез умиления и без ощущения живейшей радости во всем моем составе. До сих пор я хотя и не отвергал ничего священного, но и не утверждал ничего: для меня в духовном мире все было совершенно безразлично, и я ко всему был одинаково хладнокровен. Отец Серафим впервые дал мне теперь почувствовать всемогущего Господа Бога и Его неисчерпаемое милосердие и всесовершенство. Прежде за эту хладность души моей ко всему святому и за то, что я любил играть безбожными словами, правосудный Господь допустил скверному духу богохульства овладеть моими мыслями, и эти ругательные мысли, о которых доныне я не могу вспомнить без особенного ужаса, целых три года сокрушали меня постоянно, особенно же на молитве, в церкви, и более всего когда я молился Царице Небесной. Уже я думал в отчаянии, что никакие муки, по суду земному, недостаточны для моего наказания и что только адские вечные муки могут быть праведным возмездием за мои богохуления. Но отец Серафим в своей беседе совершенно успокоил меня, сказавши со свойственной ему неизъяснимо-радостной улыбкой: чтобы я не боялся этого шума мысленного; что это действие врага, по зависти его, и чтобы я безбоязненно всегда продолжал свою молитву, какие бы враг ни представлял скверные и хульные мысли.

С тех пор. действительно, этот шум мысленный начал во мне мало-помалу исчезать и менее чем в месяц совершенно прекратился» (Ч. 342–343).

5 сентября

5-го сентября был привезен своими слугами в Саровскую пустынь будущий «служка Серафимов» Николай Александрович Мотовилов (Д. 34). Вот как описывает сам Мотовилов свою вторую уже встречу с преподобным: «За год до пожалования мне заповеди о служении Божией Матери при Дивеевской обители, великий старец Серафим исцелил меня от тяжких и неимоверных, великих ревматических и других болезней, с разслаблением всего тела и отнятием ног, скорченных и в коленках распухших, и язвами пролежней на спине и боках, коими я страдал неисцельно более трех лет.

1831 года 9 сентября батюшка отец Серафим, одним словом, исцелил меня от всех болезней моих. И исцеление это было следующим образом. Велел я везти себя, тяжко больно-то, из сельца Бритвина, нижегородского лукояновского имения моего к батюшке отцу Серафиму: 5 сентября 1831 года я был привезен в Саровскую пустынь…»³⁷.

Николай Александрович Мотовилов

7 сентября

Произошла первая (если не считать детской) встреча и первый разговор Н. А. Мотовилова с преподобным Серафимом (Дв. 34).

8 сентября

Мотовилов встретился с батюшкой Серафимом еще раз. Об этом повествует он сам: «…7 сентября и 8-го, на день Рождества Божией Матери, удостоился я иметь две беседы первые с батюшкой отцом Серафимом, до обеда и после обеда, в монастырской келье его» (Дв. 34).

9 сентября

В этот день состоялась встреча преподобного с Николаем Александровичем Мотовиловым: «А когда на другой день, 9 сентября, привезен был я к нему в ближнюю его пустыньку близ его колодца, и четверо человек, носившие меня на своих руках, а пятый, поддерживавший мне голову принесли меня к нему, находившемуся в беседе с народом, во множестве приходившем к нему, тогда, возле большой и очень толстой сосны и до сего времени (шестидесятые года истекшего столетия) на берегу речки Саровки существующей, на его сенокосной пажнинке, меня посадили. На просьбу мою помочь мне и исцелить меня, он сказал:

– Да ведь я не доктор. К докторам надобно относиться, когда хотят лечиться от болезней каких-нибудь.

Я подробно рассказал ему бедствия мои и что я все три главные способы лечения испытал, а именно: – аллопатией лечился у знаменитых в Казани докторов – Василия Леонтьевича Телье и ректора Императорского Казанского университета Карла Феодоровича Фукса, по знанию и практике своей не только в Казани и России, но и за границей довольно известного медика-хирурга; гидропатией – на Сергиевских минеральных серных водах, ныне Самарской губернии; взял целый полный курс лечения и гомеопатией у самого основателя и изобретателя сего способа Ганемана через ученика его, пензенского доктора Питерсона, – но ни от одного способа не получил исцеления болезней моих и затем ни в чем уже не полагаю спасения и не имею другой надежды получить исцеления от недугов, кроме как только лишь благодатиею Божией Но будучи грешен и не имеючи дерзновения сам ко Господу Богу, прошу его святых молитв, чтобы Господь исцелил меня.

И он сделал мне вопрос:

– А веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек и в Пречистую Его Божию Матерь, что она есть Приснодева?

Я отвечал:

– Верую!

– А веруешь ли, – продолжал он меня спрашивать, – что Господь, как прежде исцелял мгновенно и одним словом Своим или прикосновением Своим все недуги, бывшие на людях, так и ныне также легко и мгновенно может по-прежнему исцелять требующих помощи одним же словом Своим, и что ходатайство к нему Божией Матери за нас всемогуще, и что по сему ходатайству Господь Иисус Христос и ныне также мгновенно и одним словом может исцелить вас?

Я отвечал, что истинно всему этому всею душой моей и сердцем моим верую, и, если бы не веровал, то не велел бы везти себя к нему.

– А, если вы веруете, – заключил он, – то вы здоровы уже!

– Как здоров? – спросил я, – когда люди мои и вы держите меня на руках.

– Нет! – сказал он мне, – вы совершенно всем телом вашим теперь уже здравы в конец!

И он приказал державшим меня на руках своих людям моим отойти от меня, а сам, взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги мои, сказал мне:

– Крепче стойте, тверже утверждайтесь ногами на земле… вот так! Не робейте – вы совершенно здравы теперь!

И потом прибавил, радостно смотря на меня:

– Вот, видите ли, как вы хорошо теперь стоите?

Я отвечал:

– Поневоле хорошо стою, потому что вы хорошо и крепко держите меня!

И он, отняв руки свои от меня, сказал:

– Ну, вот уже и я теперь не держу вас, а вы и без меня все крепко же стоите; идите же смело, батюшка мой, – Господь исцелил вас, идите же и трогайтесь с места!

Взяв меня за руку одною рукой своею, а другою в плечи мои немного подталкивая, повел меня по траве и по неровной земле около большой сосны, говоря:

– Вот, ваше боголюбие, как вы хорошо пошли!

Я отвечал:

– Да, потому что вы хорошо меня вести изволите!

– Нет! – сказал он мне, отняв от меня руку свою, – Сам Господь совершенно исцелить вас изволили, и Сама Божия Матерь о том его упросила. Вы и без меня теперь пойдете и всегда хорошо ходить будете, идите же! – и стал толкать меня, чтобы я шел.

– Да, этак я упаду и ушибусь! – сказал я.

– Нет! – противоречил он мне: не ушибетесь, а твердо пойдете…

И когда я почувствовал в себе какую-то свыше осенившую тут меня силу, приободрился немного и твердо пошел, то он вдруг остановил меня и сказал:

– Довольно уже! – и спросил: – Что теперь, удостоверились ли вы, что Господь вас действительно исцелил во всем и во всем совершенно?.. Отъял Господь беззакония ваша и грехи ваши очистил есть Господь. Видите ли, какое чудо Господь сотворил с вами ныне?! Веруйте же всегда несомненно в Него, Христа Спасителя нашего и крепко надейтесь на благоутробие Его к вам; всем сердцем возлюбите Его и прилепитесь к Нему всею душою вашею и всегда крепко надейтесь на Него и благодарите Царицу Небесную за Ея к Вам великие милости. Но, так как трехлетнее страдание ваше тяжко изнурило вас, то вы теперь не вдруг помногу ходите, а постепенно: мало-помалу приучайтесь к хождению и берегите здоровье ваше, как драгоценный дар Божий!..

И, довольно потом еще побеседовав со мною, отпустил меня на гостиницу совершенно здоровым.

Итак, люди мои пошли одни из леса и ближней пустыньки до монастыря, благодаря Бога и дивные милости его ко мне, явленные в собственных глазах их, а я сам один сел с гостинником отцом Гурием, твердо без поддержки людской сидя в экипаже, возвратился в гостиницу Саровской пустыни. А так как многие богомольцы были со мною при исцелении моем, то прежде меня возвратились в монастырь, всем возвещая о великом чуде этом» (Д. 35–37).

1 октября

Скончался добрый знакомый и ученик преподобного Серафима из мирян Алексей Нефедович Прокудин, чье имя многократно упоминается в «Летописи». Прокудин был один из помощников старца в устроении Дивеевской обители, наряду с Мотовиловым и Мантуровым. День смерти предсказал ему сам преподобный Серафим летом 1831 года в то время, когда Прокудин привел к старцу гостей – семью Аксаковых, соседей по имению. Надежда Аксакова, которая была в то время маленькой девочкой, оставила об этом предсказании преподобного Серафима свои воспоминания: «И наши лошади стояли уже у крыльца гостиницы… К Алексею Нефедовичу, ехавшему верхом и заносившему уже ногу в стремя, подошел старый монастырский служка. “Еще утресь, – сказал он, – отец Серафим, выходя из церкви, изволил шепнуть мне мимоходом свой наказ, чтобы вы, Алексей Нефедович, не отъезжали вечером, не повидавшись с ним еще раз”.

“Проститься хочет старый друг, отец мой духовный” – заметил на это Прокудин и, оборотившись к нам, промолвил: “Идите за мной и вы все”.

И вот вся семья наша с отставным гусаром во главе снова потянулась по длинным коридорам монастырского корпуса.

Дверь в прихожую отшельника была открыта настежь, как бы приглашая войти. Мы разместились молча вдоль стены длинной и узкой комнаты, насупротив дверей внутренней келлии.

Последний замиравший луч заходившего солнца падал на выдолбленный из дубового кряжа гроб, уже десятки лет стоявший в углу на двух поперечных скамьях. Прислоненная к стене, стояла наготове и гробовая крышка…

Дверь келлии беззвучно и медленно отворилась. Неслышными шагами подошел Старец к гробу. Бледно было его бескровное теперь лицо, глаза смотрели куда-то вдаль, как будто сосредоточенно вглядываясь во что-то невидимое, занявшее всю душу, весь внутренний строй человека. В руке его дрожало пламя поверх пучка зажженных восковых свечей. Налепив четыре свечи на окраинах гроба, он поманил к себе Прокудина и затем пристально и грустно глянул ему в глаза. Перекрестив дубовый гроб широким пастырским крестом, он глухо, но торжественно проговорил: «В Покров».

Слово святого Старца было понято как самим Прокудиным, так и окружающими как предсказание его, Прокудина, кончины. Под потрясающим впечатлением этого предсказания покинули мы Саровскую обитель»³⁸ Кончина Прокудина была замечательная. В этот день, в Покров, все, помня пророчество преподобного Серафима, ожидали кончины отставного гусара. За его состоянием следил даже доктор Моренгейм. Когда доктора спросили: «Что Прокудин?», он ответил:

– Он здоровее всех нас и, вероятно, доживет до ста лет. Теперь прохаживается себе по комнатам своим бодрым шагом, угощая своих гостей рассказами о делах Спасителя на земле, и так рассказывает, что всякому кажется, будто бы он слышит это в первый раз. Желая совершенно убедиться в его здоровье, я выдумал какой-то глупый анекдот, где приходилось щупать пульс у каждою из гостей. Я пощупал пульс у толстого господина Смирнова и у старой мадам Погуляевой, и пульс того, который, по предсказанию, должен был скончаться в этот день, оказался ровнее и крепче всех. Извольте после этого верить предсказанию.

И однако же Прокудин скончался именно в Покров: «На колокольне пробило половину третьего. Вдруг стеклянная дверь наверху распахнулась и сбежал опрометью по ступеням бледный как смерть лакей; он кричал: “Умирает, меня послали за духовником”. Но как ни близка была церковь и как ни спешил отец Павел, все же ему пришлось дочитать отходную над усопшим, над холодеющим уже трупом того, кого бедные и богатые называли другом нищих и убогих. Умирая, он опустился на кресло, прильнув головой к его высокой спинке. Правильные, благородные черты лица отставного гусара были совершенно спокойны. Казалось, это младенец, тихо уснувший на коленях матери.

“Преставился”, – громко сказал седовласый пономарь, стоявший с кадилом в руках.

“Да, – прибавил священник, утирая крупную слезу со щеки, – И теперь он там, откуда же отбеже и печаль и болезнь и воздыхание”. Врачи не обнаружили в скончавшемся никакой болезни и не отыскали никаких признаков приближающейся смерти. Может статься, в Нижнем Новгороде или в окрестностях Сарова найдется кто-либо, еще помнящий смерть Прокудина, этого человека, горячо любившего Бога и ближних. Он. вероятно, подтвердит мои воспоминания. Помнят ли в Сарове или нет прорицательное слово, сказанное отшельником своему другу и ученику, в виду издавна приготовленного им для себя гроба? Не знаю. Во всяком случае, оно сбылось» (ВП. 75).

Октябрь

В октябре 1831 года состоялась беседа Мотовилова с преподобным Серафимом. Мотовилов испросил, было, благословение у старца жениться на сестре поэта Н. М. Языкова – Екатерине Михайловне Языковой. Однако разговор принял неожиданный оборот: старец Серафим уже провидел его судьбу, связанную вовсе не с Языковой.

– Что же, ваше боголюбие, вы все хотите о чем-то вопросить меня, да будто и не смеете? Говорите просто со мной, убогим Серафимом, я все при помощи Божией готов ответить вам, что мне Господь открыть соблаговолит!

«Я сказал, – так пишет в своих записках Мотовилов, – что я чрезвычайно люблю одну девицу дворянку, соседку мою по симбирским моим деревням, и хотел бы, чтобы он, батюшка Серафим, помолился о ней ко Господу, чтобы Господь Бог нарек мне ее в невесты.

– А разве она очень хороша собой – спросил он, – что вы ее так усердно и крепко любите, ваше боголюбие?

Я отвечал, что она хоть и не красавица в полном смысле этого слова, но очень миловидна. Но более всего меня в ней прельщает что-то благодатное. Божественное, что просвечивается в лице ее. Вид ее меня поразил, еще когда она была в двенадцатилетнем возрасте, и с тех пор я всесердечно полюбил ее.

– А почему же не красавица? – спросил меня отец Серафим. – По описанию вашему она должна быть таковою!

– Потому, – отвечал я, – что для полноты типичной красоты надо иметь большой рост, стройность корпуса, царственность взгляда и многое другое, чего она не имеет.

Правда, в замену того, она имеет нечто столько затрагивающее душу человека, чего и многие красавицы в себе не имеют…

– Да что же это такое? – спросил Великий старец.

– А это, – отвечал я, – то, что она как монастырка воспитана.

– Как? – переспросил он. – Как монастырка? Я не вник хорошенько в ответ ваш!..

А это вот что я разумею под этим, – сказал я ему, – отец ее, Михаил Петрович Языков, рано оставил ее сиротой пяти или шести лет, и она росла в уединении при больной своей матери, Екатерине Александровне, как в монастыре, всегда читывала ей утренние и вечерние молитвы, и так как мать ее была очень религиозна и богомольна, то у одра ее часто бывали и молебны, и всенощные. Воспитываясь более десяти лет при такой боголюбивой матери, и сама она стала как монастырка. Вот это-то мне в ней более всего и в особенности нравится.

Батюшка отец Серафим продолжал меня спрашивать:

– Что же, ваше боголюбие, разве монастырки лучше воспитаны, чем светские девушки?

– Конечно, – отвечал я, – в большем страхе Божием, с большею любовью к Богу и в большем благоговении, чем мы, мирские!

– А из чего вы это заключаете? – спросил он.

– Из слов Пахомия Великого, – отвечал я, – когда ему была открыта от Господа Бога судьба будущего монашества и братия спрашивала у него:

– Что же, отче, Господь Бог открыть тебе изволил о нас? – Он отвечал:

– О нас, отцы святые и братия, Господь сказал, что мы все монашеское исполняем так, как следует, и Он благословляет пути наши, но за нами имеющие жить монахи хуже нашего будут жить, ибо вполовину противу нас будут угождать Господу.

– А далее, – спросили отцы. – что будет?

– О! – воскликнул Пахомий. – Что далее, то все хуже и хуже будет, так что последние монахи уже ничего нашего, монашеского, делать не будут, а будут жить как нынешние мирские христиане живут!

– А мирские христиане как будут жить? – спросили отцы.

– А мирские будут жить хуже скотов. Как же спасутся они? – вопросили старцы.

И Пахомий отвечал им, что Господь сказать ему изволил:

– Придут скорби на них и обрящутся выше отец своих.

– Почему же? – опять вопросили старцы.

– Вот почему, – отвечал Пахомий. – В настоящее время по преизбыточествующей в нас благодати Божией и по усердию нашему к делу спасения между нами находятся многие боговдохновенные, прозорливые рабы Божии. Если падет кто-нибудь из нас – брат или сестра, то как бы ни было тяжко его падение, никто из нас по преизобилующей в нас Божественной любви к ближнему не поленится и на четырехверстное путешествие и на все великие трудности пойти, чтобы воздвигнуть падшего или падшую. Нам, следовательно, и много лучше, и много легче теперь, ибо брат от брата помогаем, удобь побеждает грех. А в те лютые и многобедственные времена монахи и монахини не только не станут помогать друг другу, но еще и сами друг друга станут повергать в гибель, и тогда придется всякому из любящих Бога спасать свою душу и пещись о ней как пустыннику или пустыннице…

Так вот, Батюшка, почему и думаю я, что, как ни плоха теперь жизнь современного монашества, все же она подобна древней мирской христианской жизни. Поэтому-то девушка, воспитанная по-монастырски, по-моему, лучше будет воспитанной по-мирски… Вот это воспитание я так люблю и уважаю в Языковой.

Великий старей глубоко внимательно слушал мой ответ и как бы в забытьи спросил меня:

– А много ли лет теперь вашей преднареченной от Бога невесте?

Я отвечал:

– Пяти или шести лет она осталась сиротой после отца, десять лет жила при матери, да с полгода или несколько более матушка ее скончалась… Думаю я, что ей теперь не более 16 или 17 лет!

– Что вы, батюшка, ваше боголюбие! Нет, нет! Вашей, от Бога вам предназначенной невесте теперь восемь лет и несколько месяцев, этак три или четыре, а уж едва ли более пять месяцев, а ведь, по новому постановлению Синода, нельзя мужчине моложе 18 лет, а девушке 16 вступать в брак. Так не подождать ли вам вашей Богом преднареченной невесты этак 8 или 10 лет? А то, как же вам теперь жениться на ней?! Никак нельзя – молода еще очень.

– Да помилуйте, батюшка отец Серафим! – сказал я. – Как же молода? Ведь и по новому закону мне на ней жениться можно!

– Да о ком вы говорите мне, убогому Серафиму? – спросил он меня.

– О Языковой, – отвечал я, – о Языковой, Екатерине Михайловне!

– А! – отозвался он. – О Языковой!.. Ну, я не о ней говорю вам, а я, убогий, о преднареченной вам от Бога невесте говорю теперь, и ей, уверяю вас, по Бозе, ваше боголюбие, более восьми лет с несколькими месяцами теперь никак не будет!

Помолчав немного, батюшка продолжал:

– Ведь иное, ваше боголюбие, просить Господа Бога, чтоб Он преднарек кому невесту, как вот вы, например, просите теперь, чтобы я, убогий, упросил Господа, чтоб он вам преднарек в невесты Языкову, – а иное, когда Господь уже Сам кому какую невесту преднарещи соблагоизволил, как вот, например, для вашего боголюбия. Невесте вашей теперь не более восьми лет и трех-четырех или пяти месяцев. Уж это, поверьте, в точности верно, и сам я, убогий Серафим, вам в том свидетельствовать готов. А о судьбах Божиих и непостижимой неведомости их я, убогий, вот что сказать вам имею: известны вам из Библии Товит и сын его Товия?.. Вот сын Товита и молится, бывало, чтобы Господь ему такую-то именно невесту дал. А Сарра, дочь Рагуила, сродница Товиина, в то же время бывало также молится Господу Богу, чтоб Он ей такого-то жениха дал. А ангелы-то Господни обоих их молитвы святые и возносят к Престолу Вседержителя Бога… Вот Господь, видевши, что обои они одного и того же просят у Него, и решил по Своей благости соединить их обоих узами брака святого. А ведь между ними было несколько сот верст, и они друг друга не знали. Но совет Божий столь тверд был о соединении их, что Господь даже бесу попустил быть около Сарры, который убивал всякого другого жениха, кроме Товии, который дерзнул бы прикоснуться к ней. Хотя она и «За седмерых женихов была выдаваема, но все седмь поражены были смертию, ибо не им она была уготована от Господа Бога. Когда же Провидению Божьему благоугодно было соединить Товию и Сарру, то Товии Господь послал в спутники архангела Рафаила, и он на пути к селению Рагуилову в реке Тигре поймал рыбу и велел Товию изъять из нее желчь для прогнания, как потом оказалось, духа злобы от Сарры. Так вот, ваше боголюбие, каковы-то судьбы Божии! Кто бы мог подумать, чтобы разделенные таким дальним расстоянием Товия и Сарра вступили между собою в брак! Но невозможное от человек возможно у Бога!..»

Здесь же открылся и один грех Николая Александровича, о котором он сам решился упомянуть в своих записках: «Тут батюшка отец Серафим приостановился и как бы задумался, и, вдруг свернув речь на другое, внезапно спросил:

– А что, ваше боголюбие, вы сделали с девушкой вашего дворового человека, что у вас жила?

Я так и обмер, испугавшись и прозорливости старца, и вместе того, что как бы он не стал бранить меня за мой грех… Но старец, не дожидаясь моего ответа, стал продолжать:

– Святая Церковь Господня в правилах своих соборных так узаконяет, что, если кто поемлет свободную девушку и живет с нею, тот обязан жениться на ней после, и это долг требует того. Ежели девица не пожелает того, то устроить ее жизнь настолько безбедно, чтоб она уже потом по одной тяготе бедности не могла впасть в новые грехи и всегда благодарила бы Господа.

После этих слов мне стало легче на душе.

– Я так и сделал! – сказал я батюшке отцу Серафиму.

– Ну, – отвечал он, – и вельми хорошо, что так вы сделали, и да благословит вас Господь Бог!.. А были ли у вас от нее дети?

Я отвечал:

– Были: сын и дочь!

– Живы ли они?

– Нет!

– Ну, – сказал он, – когда нет, то да упокоит их Господь Бог во Царствии Своем. А когда бы живы были, то надлежало бы вам воспитать их в страхе Божием, ибо, ваше боголюбие, не надобно презирать и незаконнорожденных детей – они не виноваты в своем появлении на свет. Да и родителей их лучше не осуждать, ибо неосуждение есть половина спасения… Был, например, случай в Греции: вельможа царский, ехавший через реку, увидел девушку, моющую платье. Пленившись ее красотой и узнав, что она дочь вдовицы пребыл с нею. После этого девица эта увидела сон, будто звезда пресветлая скатилась ей в утробу. Некий великий и Боговдохновенный старец, к коему она и мать его обратились, возвещая бывшее, объяснил им, что родится некто великий от этой дочери. И родился батюшка угодник Божий Феодор Сикеот, хранить которого к нему приставил Господь, кроме ангела хранителя, еще и великомученика Георгия Победоносна… Слава Богу! Вельми хорошо сделали вы, что наградили ту девицу и отдали ее замуж… Но. ваше боголюбие, жизнь велика и в жизни многое случается. Бывают и такие случаи, что вы ли, или другой какой мужчина хоть и не имеете не только никакого близкого дела с девицей, но даже и мало знакомы с нею, а девицу ту станут поносить за вас ли, или за кого другого, и станут говорить: ближняя-де она его, и он-де живет с нею, то хоть и есть пословица, крайне, впрочем, неугодная Богу, что быль-де молодцу – не укор, и хоть мужчин и не укоряют много за это, но девице, даже и сохранившей целомудрие, потеря честного имени и доброй славы – хуже смерти. Молю и прошу, ваше боголюбие, не презрите словес и не забудьте убогой просьбы моей…

Тут батюшка поклонился мне до лица земли и вставши продолжал:

– Если когда-нибудь где-нибудь девицу станут поносить за вас, что-де она ближняя и искренняя мотовиловская, а про вас будут говорить, что вы живете с ней, то хоть бы вы и вовсе не касались ее, прошу и умоляю вас – уважьте просьбу убогого Серафима – освятите ее себе!

– Как, батюшка, освятить?

– Не об освящении говорю я: как чистая дева она свята и без того. Освятите ее себе в подружие, то есть поимите ее себе в жены, просто сказать – женитесь на ней!

И батюшка снова, во второй раз, преклонился предо мною до лица земли. Я тоже припал к его ногам и когда встал, то сказал ему:

– Да что это вы, батюшка? О ком вы говорите? Ведь я уже сказал вам, что та девушка, которая жила у меня, уже пристроена, а новых, поверьте, с тех пор как я задумал жениться на Языковой, а тем более как стал бывать у вас, у меня уже нет ни одной.

– Эх, ваше боголюбие, какие вы!.. Не о теперешнем времени я вам говорю, а о грядущем. Ведь я вам сказал, что жизнь велика, и в жизни многое случается. Так вот как с вами впереди случится, что вас станут укорять за какую-нибудь девушку, а ее поносить за вас, то вот тогда-то не забудьте просьбы и мольбы убогого Серафима – женитесь на девушке этой!

И батюшка в третий раз поклонился мне, грешному, до лица земли, а я опять упал ему в ноги.

Вставши и прямо глядя мне в глаза, отец Серафим стал зорко в меня всматриваться и, как бы заглянув мне в самую душу, спросил:

– Ну что же, батюшка, исполните вы просьбу убогого Серафима?

И я сказал:

– Если Бог удостоит исполнить, то постараюсь сделать, как вы желаете!

– Ну, – сказал отец Серафим, – благодарю вас! Не забудьте же эту девушку!.. А она, скажу вам я, убогий Серафим, она, как ангел Божий и по душе, и по плоти…

Потом, помолчав некоторое время и всматриваясь в меня проницательно и как бы насквозь пронизывая меня своим взором, он добавил:

– Но, может быть, вы смутитесь, когда я вам скажу ее звание?.. Она – простая крестьянка!.. Но не смущайтесь сим, ваше боголюбие: она и по праотцу нашему Адаму, и по Господе нашем Иисусе Христе сущая вам сестра!

Тут Батюшка стал говорить о том, как нам жить с будущей моей женой, и беседу свою завершил повторением просьбы своей, умоляя не забывать ни просьбы своей, ни беседы, а затем отпустил с миром, ничего уже не говоря о Языковой».

Конец ноября 1831 года

Беседа с преподобным Серафимом – зенит жизни Мотовилова. У многих возникает вопрос: за какие же заслуги Мотовилов был избран преподобным Серафимом в «сотаинники»? Почему именно ему доверил старец свои откровения о цели христианской жизни? Мотовилову недаром дано было общаться с преподобным Серафимом. Сегодня некоторые считают, что это могло быть и случайностью. Они не понимают, почему Мотовилову «повезло» и именно ему преподобный доверил свое сокровенное – о стяжании Святого Духа. Но у Бога случайностей нет. Серафим – значит огненный. Таким же «огненным» в вере был и Мотовилов – и преподобный это почувствовал. О том ему возвестила Сама Божия Матерь.

Нравственные страдания Мотовилова после исцеления его по молитвам отца Серафима не кончились. В Симбирске, все шло своим чередом. Но в душе Николая Александровича несмотря ни на что, царил мир. Он обрел в лице преподобною Серафима верного путеводителя в жизни земной и Небесной В эти месяцы, очевидно, шел быстрый духовный рост Мотовилова. Его жизнь получила совсем иное, чем до сих пор, значение и смысл. Приблизилось главное событие его жизни – беседа с преподобным Серафимом о стяжании Святого Духа как цели христианской жизни. К этому времени преподобный уже узнал его – и определил место Мотовилова в жизни Дивеева.

«Однажды, – пишет в своих записках Мотовилов: – Это было в Саровской пустыни, вскоре после исцеления моего, в начале зимы 1831 года, во вторник конца ноября, я стоял во время вечерни в теплом соборе Живоносного Источника на обыкновенном, как и потом всегда бывало, месте моем, прямо против чудотворной иконы Божией Матери. Тут подошла одна из сестер Мельничной общины Дивеевской (при Дивеевской общине в начале ее существования отец Серафим велел устроить ветряную мельницу, чтобы сестры, по бедности своей, могли бы кормиться от своих трудов. От этой мельницы получила название «мельничной» та часть обители, в которую, по завету старца, должны были приниматься одни лишь девицы). О названии и существовании этой общины, отдельной от другой церковной, тоже Дивеевской общины, я не имел тогда еще никакого понятия. Эта сестра сказала мне:

– Ты что ли хроменький барин, которого исцелил вот недавно наш батюшка, отец Серафим?

Я отвечал, что это именно я и есть.

– Ну, так, – сказала она, – иди к батюшке, он велел позвать тебя к себе. Он теперь в келье своей в монастыре и сказал, что будет ждать тебя.

Люди, хоть раз при жизни великого старца Серафима бывшие в Саровской пустыни и хоть только слышавшие о нем, могут постигнуть вполне, какою неизъяснимою радостью наполнилась душа моя при этом нечаянном зове его. Оставив слушание Божественной службы, я немедленно побежал к нему, в келью его. Батюшка отец Серафим встретил меня в самих дверях сеней своих и сказал мне:

– Я ждал ваше боголюбие! И вот только немного повремените, пока я поговорю с сиротами моими. Я имею много и с вами побеседовать. Садитесь вот здесь!

При этих словах он указал мне на лесенку с приступками, сделанную, вероятно, для закрывания труб печных и поставленную против печки его, устьем в сени, как и во всех двойных кельях саровских устроенной. Я сел было на нижнюю ступеньку, но он сказал мне:

– Нет, повыше сядьте!

Я пересел на вторую, но он сказал мне:

– Нет, ваше боголюбие! На самую верхнюю ступеньку садиться изволите. – И. усадив меня, прибавил:

– Ну вот, сядьте же тут и подождите, когда я, побеседовав с сиротами моими, выйду к вам.

Батюшка ввел к себе в келью двух сестер, из коих одна была девица из дворян, сестра нижегородского помещика Мантурова, Елена Васильевна, как о том мне на мой спрос сказали оставшиеся со мной в сенцах сестры».

Из этой записи Мотовилова видно, что здесь, «в сенцах» у батюшки Серафима впервые столкнулся он с Еленой Васильевной Мантуровой (1805–1832), ныне причисленной клику святых. Позже он познакомится и с ее братом, Михаилом Васильевичем. Случайных встреч у Бога не бывает. Имя Мотовилова в истории Церкви всегда будет стоять рядом с именами Мантуровых: Михаила и его сестры – преподобной Елены. Но пока что это был просто эпизод. Существует другая редакция этого эпизода. И здесь мы узнаем, что вместе с Еленой Мантуровой батюшка провел в свою келью Прасковию Степановну, тогдашнюю старшую мельничной обшинки, и еще одну «сироту» – Ирину Семеновну, о которой в подробности он не говорит.

Продолжим рассказ самого Николая Александровича: «Долго я сидел в ожидании, когда и для меня отворит двери великий старец. Думаю, сидел я так часа два. Вышел ко мне из другой ближайшей ко входу в сени сей кельи келейник отца Серафима, Павел, и, несмотря на отговоры мои, убедил меня посетить его келью и стал мне делать разные наставления к жизни духовной, в самом же деле имевшие целью, по наущению вражьему, ослабить мою любовь и веру в заслуги перед Богом великого старца Серафима.

Мне стало грустно, и я со скорбью сказал ему:

– Глуп я был, отец Павел, что, послушавшись убеждении ваших, вошел к вам в келью. Отец игумен, Нифонт, – великий раб Божий, но и тут в Саровскую пустынь я не для него приезжал и приезжаю, хотя и весьма много его уважаю за его святыню, но лишь для одного только батюшки отца Серафима, о коем я думаю, что и в древности мало было таких святых угодников Божиих, одаренных силою Илииною и Моисеевою. Вы же кто такие, что навязываетесь ко мне с вашими наставлениями, тогда как, догадываюсь я, вы и пути-то Божьего порядочно сами не знаете. Простите меня, я сожалею, что послушал вас и зашел к вам в келью.

С тем и вышел я от него и сел опять на верхнюю ступеньку лесенки в сенцах батюшкиной кельи. Потом я слышал от того же отца Павла, что батюшка грозно за это ему выговаривал, говоря ему: «Не твое дело беседовать с теми, которые убогого Серафима слова жаждут и к нему приезжают в Саров. И я сам, убогий, не свое им говорю, но что Господь изволил мне открыть для назидания. Не мешайся не в свои дела. Себя самого знай, а учить никогда никого не смей: не дал Бог тебе этого дара ведь он подается недаром людям, а за заслуги их перед Господом Богом нашим и по особенной Его милости и Божественному о людях смотрению и Святому Промыслу Его».

Когда же около двух часов побеседовал старец со своими сиротами, тогда дверь отворилась, и батюшка отец Серафим, проводив сестер, сказал мне:

– Долго задержал я вас, ваше боголюбие, не взыщите! Вот, сиротки мои нуждались во многом: так я, убогий, и утешил их. Пожалуйте в келью!

Всего теперь не приходит на память мне в настоящее время, но вот что в особенности никогда не выходило у меня из памяти.

Во время беседы со мной великаго старца в его келии я видел у него много лампад и в особенности многочисленные кучи зажженных восковых и больших и малых свеч пред образами на разных круглых подносах, на коих от многолетнего, таявшего и капавшего со свеч, воска образовались как бы холмики восковые. Я и думаю: для чего это возжигает батюшка отец Серафим такое огромное количество свеч и лампад, так что от теплоты огненной у него нестерпимый жар в келии был? Хотя я и не сказал ему ни одного слова о том, а только подумал так, как он немедленно, как бы заминая мысли мои, стал мне говорить: “А для чего я зажигаю так много лампад и свещей пред святыми иконами Божиими, хотите Вы знать. Вот для чего: я имею многих усердствующих ко мне и благотворящих мне и сиротам моим людей. Вот они мне и елей и свечи приносят и просят помолиться за них; то, когда я начинаю правило мое, поминаю их единожды сначала, и так как по множеству имен я на каждом месте во время правила моего, где бы следовало, их еще повторять уже не могу, потому что и времени не достало бы мне на совершение моего правила: то я и ставлю все эти свещи за них в жертву к Господу – за иных одну свешу, а за иных за несколько человек одну побольше свещу ставлю, за иных же постоянные лампады теплю пред Господом, – и где следует на правиле поминать, так говорю: «Господи, помяни всех тех людей рабов Твоих, за их же души возжег Тебе аз, убогий, сии свещи и кадила. – А что это не моя, убогого Серафима, человеческая выдумка, или так простое, ни на чем Божественном не основанное, усердие мое собственное, то я Вам приведу слова Божественного писания в подкрепление. В Библии говорится, что Моисей слышал глас Господа, глаголющего к нему: «Моисее, Моисее, рцы брату твоему Аарону, да возжигает предо Мною кадило во дни и в ноши – сия бо угодна есть предо Мною и жертва благоприятна Ми есть». – Так вот, Ваше боголюбие, для чего святая церковь Божия прияла есть в обычай возжигать и в церквах, и в домах верных христиан кадила или лампады пред святыми иконами Господа и Божией Матери и святых Ангелов Божиих и святых Божиих людей, богоугодивших Господу Богу. А это зачем-де свещи возжигаются и что такое значат эти свещи, то в этом случае свещами знаменуются поленицы дров, коими священники обязаны были при скинии и в храме Божием содержать вечно неугасаемый огонь, подкладывая непрестанно к нему дрова. Так-то, Ваше боголюбие, поминая убогаго Серафима, Вы и сами творите”.³⁹

Еще вспоминаю следующее. Я часто думал, что монахи в монастырях употребляют на сон слишком много времени; однако я никому не говорил этого. Когда я был у отца Серафима, он вдруг меня спросил:

– А как Вы думаете, Ваше боголюбие, достаточно ли монаху спать в сутки часов шесть?

Я отвечал: “Да зачем же они тогда пошли в монастырь, если будут спать так много? довольно им спать и четыре часа!”

– А вот, Ваше боголюбие, если монах, имеющий от природы слабый силы, простите, как Вы изволите говорить, будет спать четыре часа, а на другой день через это будет слаб, раздражителен с братиею и ни к какому духовному деланию не способен: то хорошо ли это будет? Я думаю, что лучше пусть такой монах проспит и 6, и 7 часов, да встанет бодрым и в силах будет дело Божие совершать. – Я ведь это так говорю, Ваше боголюбие; силы то у монахов бывают разные, так я и говорю, чтобы Вы имели точное духовное рассуждение.

В келье этой монастырской он пробеседовал со мною о разных предметах, относившихся до спасения души и до жизни мирской, и велел мне с отцом Гурием, Саровским гостинником (будущим иеромонахом Георгием, Николаевской Берковской, Владимирской губернии, Вязниковского уезда пустыни строителем – В. М.), на другой день после ранней обедни ехать к нему в ближнюю пустыньку.

Целую ночь проговорили мы с отцом Гурием про отца Серафима, целую ночь, почти не спавши от радости, и на другой день отправились мы к батюшке отцу Серафиму в его ближнюю пустыньку, даже ничего не пивши и ничего не закусивши; и целый день до поздней ночи не пивши и не евши – пробыли у дверей этой ближней его пустыньки. Тысячи народа приходили к великому старцу, и все отходили, не получив его благословления, а, постояв немного в его сенцах, возвращались вспять; человек семь или восемь остались с нами ждать конца этого дня и выхода из пустыньки батюшки отца Серафима: в том числе, как сейчас помню, была жена Балахнинекого казначея. из уездного города Нижегородской губернии Балахны, и какая-то странница, все хлопотавшая об открытии святых мощей Пафнутия, кажется, в Балахне нетленно почивающего. Они решились с нами дождаться отворения дверей великого старца.

Наконец и они смутились духом, и даже сам отец Гурий, вечеру уже позднему наставшу. очень смутился и сказал мне:

– Уж темно, батюшка, и лошадь проголодалась, и мальчик-кучер есть, вероятно, хочет. Да как бы, если позже поедем, и звери на нас не напали бы.

Но я сказал:

– Нет, батюшка отец Гурий, поезжайте вы одни назад, если боитесь, чего, а меня пусть хотя и звери растерзают здесь, а я не отойду от двери батюшки Серафима, хоть бы мне и голодною смертью при них пришлось умереть; а я все-таки стану ждать его, покуда отворит он мне двери святой своей кельи!

И батюшка отец Серафим весьма немного погодя действительно отворил двери своей кельи и, обращаясь ко мне, сказал:

– Ваше боголюбие, я вас звал, но не взыщите, что я не отворял целый день: ныне среда, и я безмолвствую; а вот завтра милости просим, я буду рад с вами побеседовать. Но уже не так рано извольте жаловать ко мне, а то, не кушавши целый день, вы изнемогли вельми. А так после поздней обедни, да подкрепивши себя довольно пищею, пожалуйте с отцом Гурием ко мне. Теперь грядите и подкрепитесь пищею, вы изнемогли…

И стал нас, начиная с меня, благословлять и сказал отцу Гурию:

– Так, друг, так-то, радость моя, завтра с господином-то пожалуйте ко мне на ближайшую мою пажинку – там меня обрящете; а теперь грядите с миром. До свидания, ваше боголюбие!

С этими словами батюшка опять затворился.

Никакое слово не может выразить той радости, которую я ощутил в сердце моем. Я плавал в блаженстве. Мысль, что, несмотря на долготерпение целого дня я хоть под конец да сподобился однакоже не только узреть лицо отца Серафима, но и слышать привет его Богодухновенных словес, так утешила меня! Да, я был на высоте блаженства, никаким земным подобием неизобразимой! и несмотря на то, что я целый день не пил и не ел, я сделался так сыт, что как будто наелся до пресыщения и напился до разумного упоения. Говорю истину, хоть, может быть для некоторых, не испытавших на деле, что значит сладость, сытость и упоенье, которыми преисполняется человек во время наития Духа Божьего, слова мои и покажутся преувеличенными и рассказ чересчур восторженным. Но уверяю совестью православно-христианскою, что нет здесь преувеличения, а все сказанное сейчас мною есть не только сущая истина, но даже и весьма слабое представление того, что я действительно ощущал в сердце моем.

Но кто мне даст глагол, могущий хоть мало, хоть отчасти выразить, что восчувствовала душа моя на следующий день?!

Это было в четверток. День был пасмурный. Снегу было на четверть на земле, а сверху порошила довольно густая снежная крупа, когда батюшка отец Серафим начал беседу со мной на ближней пажнинке своей, возле той же его ближней пустыньки против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее.

Поместил он меня на пне только что им срубленного дерева, а сам стал против меня на корточках.

– Господь открыл мне, – сказал великий старец, – что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократно спрашивали…

Я должен сказать тут, что с 12-ти летнего возраста меня эта мысль неотступно тревожила, и я, действительно, ко многим из духовных лиц обращался с этим вопросом, но ответы их меня не удовлетворяли. Старцу это было неизвестно.

– Но никто, – продолжал отец Серафим, – не сказал вам о том определительно. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро – вот тебе цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты небогоугодным любопытством и говорили вам: “Высших себя не ищи”. Но они не так говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим (Батюшка произносил свое имя, как все куряне – жители Курска – не Серафим, а Серахвим) растолкую вам теперь, в чем, действительно, эта цель состоит.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьяго. Пост же и бдение, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святаго Духа Божьяго. Заметьте, батюшка, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святаго Духа. Все же не ради Христа делаемое хотя и доброе, но мзды в жизни будущаго века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь Иисус Христос сказал: “Всяк, иже не собирает со Мною, той расточает”. Доброе дело иначе нельзя назвать, как собиранием, хотя, ибо оно и не ради Христа делается, однако же добро. Писание говорит: “Во всяком языце бойся Бога и делаяй правду приятен Ему есть”. И, как видим из последовательности священного повествования, этот «делаяй правду» до того приятен Богу, что Корнилию сотнику, боявшемуся Бога и делавшему правду, явился ангел Господень во время молитвы его и сказал: “Пошли во Иоппию к Симону Усмарю, тамо обрящеши Петра, и той ти речет глаголы живота вечнаго, в них спасешися ты и весь дом твой”.

Итак, Господь все Свои Божественные средства употребляет, чтобы доставить такому человеку возможность за свои добрые дела не лишиться награды в жизни пакибытия. Но для этого надо начать здесь правой верой в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, Пришедшаго в мир грешныя спасти, и приобретением себе благодати Духа Святаго, Вводящяго в сердца наши Царствие Божие и Прокладывающего нам дорогу к приобретению блаженства жизни будущаго века. Но тем и ограничивается эта приятность Богу дел добрых, не ради Христа делаемых: Создатель наш дает средства на их осуществление. За человеком остается или осуществить их, или нет. Вот почему Господь сказал евреям: “Аще не бысти видели, греха не бысти имели. Ныне же глаголите – видим, и грех ваш пребывает на вас”. Воспользуется человек, подобно Корнилию, приятностью Богу дела своего, не ради Христа сделанного, и уверует в Сына Его, то такого рода дело вменится ему как бы ради Христа сделанное и только за веру в Него. В противном же случае человек не вправе жаловаться, что добро его не пошло в дело. Этого не бывает никогда только при делании какого-либо добра Христа ради, ибо добро, ради Него сделанное, не только в жизни будущаго века венец правды ходатайствует, но и в здешней жизни преисполняет человека благодатью Духа Святого и притом, как сказано: “Не в меру бо дает Бог Духа Святого. Отец бо любит Сына, и вся дает в руце Его”.

Так-то, ваше боголюбие! Так в стяжании этого-то Духа Божия и состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, бдение, пост, милостыня и другие ради Христа делаемые добродетели суть только средства к стяжанию Духа Божьею.

– Как же стяжание? – спросил я батюшку Серафима, – я что-то не понимаю.

– Стяжание все равно что приобретение, – отвечал мне он, – ведь вы разумеете, что значит стяжание денег. Так все равно и стяжание Духа Божия. Ведь вы, ваше боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание? Цель жизни мирской обыкновенных людей есть стяжание или наживание денег, а у дворян сверх того – получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный, и он, как и денежный, чиновный и временный, приобретается одними и теми же путями, очень сходственными друг с другом. Бог Слово, Господь наш Богочеловек Иисус Христос, уподобляет жизнь нашу торжищу и дело жизни нашей на земле именует куплею – и говорит всем нам: “Купуйте, дóндеже прииду, искупующие время, яко дние лукави суть”, то есть выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары. Земные товары – это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Всесвятого Духа. В притче о мудрых и юродивых девах, когда у юродивых недоставало елея, сказано: “Шедши, купите на торжищи”. Но когда они купили, двери в чертог брачный уже были затворены, и они не могли войти в него. Некоторые говорят, что недостаток елея у юродивых дев знаменует недостаток у них прижизненных добрых дел. Такое разумение не вполне правильно. Какой же это у них был недостаток в добрых делах, когда они, хоть и юродивыми, да все же девами называются? Ведь девство есть наивысочайшая добродетель как состояние равноангельское и могло бы служить заменой само по себе всех прочих добродетелей. Я, убогий, думаю, что у них именно благодати Всесвятого Духа Божьего недоставало. Творя добродетели, девы эти, по духовному своему неразумению, полагали, что в том-то и дело лишь христианское, чтоб одни добродетели делать. Сделали мы де добродетель, и тем де и дело Божие сотворили, а до того, получена ли была ими благодать Духа Божия, достигли ли они ее, им и дела не было. Про такие-то образы жизни, опирающиеся лишь на одно творение добродетелей без тщательного испытания, приносят ли они и сколько именно приносят благодати Духа Божьяго, и говорится в отеческих книгах: “Ин есть путь, мняйся быти благим в начале, но концы его – во дно адово”. Антоний Великий в письмах своих к монахам говорит про таких дев: “Многие монахи и девы не имеют никакого понятия о различиях в волях, действующих в человеке, и не ведают, что в нас действуют три воли: 1-я воля Божия, всесовершенная и всеспасительная; 2-я собственная своя, человеческая, то есть если не пагубная, то и не спасительная, и 3-я бесовская – вполне пагубная”. И вот эта-то третья, вражеская, воля и научает человека или не делать никаких добродетелей, или делать их из тщеславия, или для одного добра, а не ради Христа. Вторая – собственная воля наша – научает нас делать все в услаждение нашим похотям, а то и, как враг научает, творить добро ради добра, не обращая внимания на благодать, им приобретаемую. Первая же – воля Божия и всеспасительная – в том только и состоит, чтобы делать добро единственно лишь для стяжания Духа Святаго как сокровища вечного, неоскудеваюшего и ничем вполне и достойно оцениться не могущего.

Оно-то, это стяжание Духа Святаго, собственно, и называется тем елеем, которого недоставало у юродивых дев. За то-то они и названы юродивыми, что забыли о необходимом плоде добродетели, о благодати Духа Святаго, без Которого и спасения никому нет и быть не может, ибо: “Святым Духом всяка душа живится и чистотою же возвышается, светлеет же Тройческим единством священнотайне”. Сам Дух Святый вселяется в души наши, и это-то самое вселение в души наши Его, Вседержителя, и сопребывание с духом нашим Его Тройческого Единства и даруется нам лишь через всемерное с нашей стороны стяжание Духа Святаго, которое и предуготовляет в душе и плоти нашей престол Божьему всетворческому с духом нашим сопребыванию, по непреложному слову Божьему: “Вселюся в них и похожду, и буду им в Бога, и тии будут в людие Мои”. Вот это-то и есть тот елей в светильниках у мудрых дев, который мог светло и продолжительно гореть, и девы те с этими горящими светильниками могли дождаться и Жениха, пришедшего в полунощи войти с Ним в чертог радости. Юродивые же, видевши, что угасают их светильники, хотя и пошли на торжище, да купят елея, но не успели возвратиться вовремя, ибо двери уже были затворены. Торжише – жизнь наша; двери чертога брачного затворенные и не допустившие к Жениху – смерть человеческая: девы мудрые и юродивые – души христианские; елей – не дела, но получаемая через них вовнутрь естества нашего благодать Всесвятаго Духа Божия, претворяющая оное от сего в сие, то есть от тления в нетление, от смерти душевной в жизнь духовную, от тьмы в свет, от вертепа существа нашего, где страсти привязаны как скоты и звери, – в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования о Христе Иисусе Господе нашем, Творце и Избавителе и Вечном Женихе душ наших. Сколь велико сострадание Божие к нашему бедствию, то есть невниманию к Его о нас попечению, когда Бог говорит: “Се стою при дверях и толку!”, – разумея под дверями течение нашей жизни, еще не затворенной смертью. О, как желал бы я, ваше боголюбие, чтобы в здешней жизни вы всегда были в Духе Божием! “В чем застану, в том и сужду”, – говорит Господь. Горе, великое горе, если застанет Он нас отягощенными попечением и печалями житейскими, ибо кто стерпит гнев Его, и против лица гнева Его кто станет! Вот почему сказано: “Бдите и молитеся, да не внидите в напасть”, то есть да не лишитеся Духа Божия, ибо бдение и молитва приносит нам благодать Его. Конечно, всякая добродетель, творимая ради Христа, даст благодать Духа Святаго, но более всего дает молитва, потому что она как бы всегда в руках наших как орудие для стяжания благодати Духа. Захотели бы вы, например, в церковь сходить, да либо церкви нет, либо служба отошла; захотели бы нищему подать, да нищего нет, либо нечего дать; захотели бы девство соблюсти, да сил нет этого исполнить по сложению вашему или но усилиям вражеских козней, которым вы по немощи человеческой противостоять не можете; захотели бы и другую какую-либо добродетель ради Христа сделать, да тоже сил нет, или случая сыскать не можно. А до молитвы уже это никак не относится: на нее всякому и всегда есть возможность – и богатому, и бедному, и знатному, и простому, и сильному, и слабому, и здоровому, и больному, и праведнику, и грешнику. Как велика сила молитвы даже и грешного человека, когда она от всей души возносится, судите но следующему примеру Священного Писания: когда по просьбе отчаянной матери, лишившейся единородного сына, похищенного смертью, жена-блудница, попавшаяся ей на пути и даже еще от только что бывшего греха не очистившаяся, тронутая отчаянной скорбью матери, возопила ко Господу: “Не мене ради грешницы окаянной, но слез ради матери, скорбящей о сыне своем и твердо уверенной в милосердии и всемогуществе Твоем, Христе Боже, воскреси, Господи, сына ея!” – и воскресил его Господь. Так-то, ваше боголюбие, велика сила молитвы, и она более всего приносит Духа Божияго, и ее удобнее всего всякому исправлять. Блаженны мы будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими, в полноте даров Духа Его Святаго! Тогда мы можем благодерзновенно надеяться быть восхищенными на облацех во сретение Господа на воздусе, Грядущаго со славою и силою многою судити живым и мертвым и воздати комуждо по делам его.

Вот, ваше боголюбие, за великое счастье считать изволите с убогим Серафимом беседовать, уверены будучи, что и он не лишен благодати Господней. То, что речем о Самом Господе, Источнике приснонеоскудевающим всякия благостыни и небесный, и земныя?! А ведь молитвою мы с Ним Самим, Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим, беседовать удостаиваемся. Но и тут надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святый не сойдет на нас в известных Ему мерах небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться. Чего же и молиться тогда Ему: “Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякия скверны и спаси, Блаже, души наша”, когда уже пришел Он к нам во еже спасти нас, уповающих на Него и призывающих Имя Его святое во истине, то есть с тем, чтобы смиренно и с любовью сретить Его, Утешителя, внутрь храмин душ наших, алчущих и жаждущих Его пришествия. Я вашему боголюбию поясню это примером: вот хотя бы вы меня в гости к себе позвали, и я бы по зову вашему пришел к вам и хотел бы побеседовать с вами. А вы бы все-таки стали меня приглашать милости, де, просим, пожалуйте, дескать, ко мне! То я поневоле должен был бы сказать: что это он? из ума, что ли, выступил? Я пришел к нему, а он все-таки меня зовет! – Так-то и до Господа Бога Духа Святаго относится. Потому-то и сказано: “Упразднитеся и разумейте, ако Аз есмь Бог, вознесуся во языцах, вознесуся на земли”, т. е. явлюся и буду являться всякому верующему в Меня и призывающему Меня и буду беседовать с ним, как некогда беседовал с Адамом в раю, с Авраамом и Иаковом и с другими рабами Моими – с Моисеем, Иовом и им подобными. Многие толкуют, что это упразднение относится только до дел мирских, то есть что при молитвенной беседой с Богом надобно упраздниться от мирских дел. Но я вам по Бозе скажу, что хотя и от них при молитве необходимо упраздниться, но, когда, при всемогущей силе веры и молитвы, соизволит Господь Бог Дух Святый посетить нас и приидет к нам в полноте неизреченной Своей благости, то надобно и от молитвы упраздниться. Молвит душа и в молве находится, когда молитву творит; а при нашествии Духа Святаго надлежит быть в полном безмолвии, слышать явственно и вразумительно все глаголы живота вечного, которые Он тогда возвестить соизволит. Надлежит притом быть в полном трезвении и души, и духа, и в целомудренной чистоте плоти. Так было при горе Хориве, когда израильтянам было сказано, чтобы они до явления Божьяго на Синае за три дня не прикасались бы и к женам, ибо Бог наш есть “огнь, поядаяй все нечистое”, и в общение с Ним не может войти никтоже от скверн плоти и духа.

– Ну, а как же, батюшка, быть с другими добродетелями, творимыми ради Христа, для стяжания благодати Духа Святаго? Ведь вы мне о молитве только говорить изволите?

– Стяжевайте благодать Духа Святаго и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благости Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных, и не по четыре или по шести на сто, но по сто на один рубль духовный, но даже еще и того в бесчисленное число раз больше. Примерно: дает вам более благодати Божией молитва и бдение, бдите и молитесь; много дает Духа Божьяго пост, поститесь; более дает милостыня, милостыню творите, и, таким образом, о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте.

Вот и вам расскажу про себя, убогого Серафима. – Родом я из курских купцов. Так, когда не был я еще в монастыре, мы, бывало, торговали товаром, который нам больше барыша дает. Так и вы, батюшка, поступайте и, как в торговом деле, не в том сила, чтобы лишь только торговать, а в том, чтобы больше барыша получить, так и в деле жизни христианской не в том сила, чтобы только молиться или другое какое-либо доброе дело делать. Хотя апостол и говорит: “Непрестанно молитися”, но да ведь, как помните, и прибавляет: “Хочу лучше пять словес рещи умом, нежели тысящи языком”. И Господь говорит; “Не всяк, глаголя й Ми, Господи. Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего”, то есть делаюший дело Божие и притом с благоговением, ибо “проклят всяк, иже творит дело Божие с нерадением”. А дело Божие есть: “да веруете в Бога и Егоже послал есть Иисуса Христа”. Если рассудить правильно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни только средствами, но в извлечении из них большей выгоды, то есть вящем приобретении обильнейших даров Духа Святаго.

Так желал бы я, ваше боголюбие, чтобы и вы сами стяжали этот приснонеоскудевающий источник благодати Божией и всегда рассуждали себя, в Духе ли Божием вы обретаетесь или нет: и если – в Духе Божием, то благословен Бог! – не о чем горевать: хоть сейчас на Страшный Суд Христов! Ибо “в чем застану, в том и сужду”. Если же нет, то надобно разобрать, отчего и по какой причине Господь Бог Дух Святый изволил оставить нас, и снова искать и доискиваться Его и не отставать до тех пор, пока искомый Господь Бог Дух Святый не сыщется и не будет снова с нами Своею благодатию. На отгоняющих же нас от Него врагов наших надобно так нападать, покуда и прах их возметется, как сказал пророк Давид: “Пожену враги моя и постигну я, и не возвращусь, дóндеже скончаются, оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногама моима”.

Так-то, батюшка! Так и извольте торговать духовно добродетелью. Раздавайте дары благодати Духа Святаго требующим по примеру свещи воззженной, которая и сама светит, горя земным огнем, и другие свещи, не умаляя своего собственного огня, зажигает восветение всем в других местах. И если это так в отношении огня земного, то что скажем об огне благодати Всесвятаго Духа Божия?! Ибо, например, богатство земное, при раздавании его, оскудевает, богатство же небесное Божией благодати чем более раздается, тем более приумножается у того, кто его раздает. Так и Сам Господь изволил сказать самаряныне: “Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный”.

– Батюшка, – сказал я, – вот вы все изволите говорить о стяжании благодати Духа Святаго как о цели христианской жизни: но как же и где я могу ее видеть? Добрые дела видны, а разве Дух Святый может быть виден? Как же я буду знать, со мной Он или нет?

– Мы в настоящее время, – так отвечал старец, – по нашей почти всеобщей холодности к святой вере в Господа нашего Иисуса Христа и по невнимательности нашей к действиям Его Божественнаго о нас Промысла и общения человека с Богом, до того дошли, что, можно сказать почти вовсе удалились от истинно-христианской жизни. Нам теперь кажутся странными слова Священного Писания, когда Дух Божий устами Моисея говорит: и виде Адам Господа, ходящаго в раи или когда читаем у апостола Павла: идохом во Ахаию, и Дух Божий не иде с нами, обратихомся в Македонию, и Дух Божий иде с нами. Неоднократно и в других местах Священного Писания говорится о явлении Бога человекам. Вот некоторые и говорят: эти места непонятны, неужели люди так очевидно могли видеть Бога? А непонятного тут ничего нет. Произошло это непонимание оттого, что мы удалились от простоты первоначального христианского ведения и, под предлогом просвещения, зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чем древние до того ясно разумели, что ими в обыкновенных разговорах понятие о явлении Бога между людьми не казалось странным. Так Иов, когда друзья его укоряли в том, что он хулит Бога, отвечал им: как это может быть, когда я чувствую дыхание Вседержителево в ноздрех моих? т. е. как, де, я могу хулить Бога, когда Дух Святый со мной пребывает. Если бы я хулил Бога, то Дух Святый отступил бы от меня, а вот я и дыхание Его ощущаю в ноздрех моих.

Таким точно образом говорится и про Авраама, и про Иакова, что они видели Господа и беседовали с Ним, а Иаков даже и боролся с Ним. Моисей видел Бога и весь народ с ним, когда он сподобился принять от Бога скрижали закона на горе Синае. Столб облачный и огненный, или, что-то же, явная благодать Духа Святаго, служили путеводителями народу Божию в пустыне. Бога и благодать Духа Его Святаго люди не во сне видели и не в мечтании, и не в наступлении воображения расстроенного, а истинно въяве. Очень уж мы стали невнимательны к делу нашего спасения, отчего и выходит, что мы и многие другие слова Священного Писания приемлем не в том смысле, как бы следовало. А все потому, что не ищем благодати Божией, не допускаем ей по гордости ума нашего вселиться в души наши и потому не имеем истинною просвещения от Господа, посылаемого в сердца людей, всем сердцем, алчущим и жаждущим правды Божией.

Вот, например, многие толкуют, что, когда в Библии говорится: вдуну Бог дыхание жизни в лице Адама первозданнаго и созданнаго Им от персти земной, что будто бы это значило, что в Адаме до этого не было души и духа человеческого, а была будто бы лишь плоть одна, созданная из персти земной. Неверно это толкование, ибо Господь Бог создал Адама от персти земной в том составе, как батюшка святой апостол Павел утверждает: “Да будет всесовершен ваш дух, душа и плоть в пришествие Господа нашею Иисуса Христа”. И все три сии части нашего естества созданы были от персти земной, и Адам не мертвым был создан, но действующим животным существом, подобно другим живущим на земле одушевленным Божиим созданиям.

Но вот в чем сила, что, если бы Господь Бог не вдунул потом в лице его сего дыхания жизни, т. е. благодати Господа Бога Духа Святаго, от Отца исходящаго и в Сыне почивающаго и ради Сына в мир посылаемого, то Адам, как ни был он совершенно превосходно создан над прочими Божьими созданиями как венец творения на земле, все-таки пребыл бы неимущим внутрь себя Духа Святаго, возводящего его в Богоподобное достоинство, и был бы подобен всем прочим созданиям, хотя и имеющим плоть и душу и дух, принадлежащие каждому по роду их, но Духа Святаго внутрь себя неимущим.

Когда же вдунул Господь Бог в лице Адамово дыхание жизни, тогда-то, по выражению Моисееву, и Адам бысть и душу живу, т. е. совершенно во всем Богу подобную и такую, как и Он, на веки веков бессмертную. Адам сотворен был до того неподлежащим действию ни одной из сотворенных Богом стихий, что его ни вода не топила, ни огонь не жег, ни земля не могла пожрать в пропастех своих, ни воздух не мог повредить каким бы то ни было своим действием. Все покорено было ему, как любимцу Божию, как царю и обладателю твари. И все любовалось на него как на всесовершенный венец творений Божиих. От этого-то дыхания жизни, вдохнутого в лице Адамово из Всетворческих Уст Всетворца и Вседержителя Бога, Адам до того преумудрился, что не было никогда от века, нет, да и едва ли будет когда-нибудь на земле человек премудрее и многознательнее его. Когда Господь повелел ему нарещи имена всякой твари, то всякой твари он дал на языке такие названия, которые вполне знаменуют все качества, всю силу и все свойства твари, которые она имеет по дару Божьему, дарованному ей при ее сотворении.

Вот по этому-то дару вышеестественной Божьей благодати, ниспосланному ему от дыхания жизни, Адам мог видеть и разуметь и Господа, ходящего в раи, и постигать глаголы Его и беседу святых Ангелов и язык всех зверей и птиц и гадов, живущих на земле, и все то, что ныне от нас, как от падших и грешных, сокрыто и что для Адама до его падения было так ясно. Такую же премудрость и силу, и всемогущество, и все прочие благие и святые качества Господь Бог даровал и Еве, сотворив ее не от персти земной, а от ребра Адамова в Едеме сладости, в рай, насажденном Им посреди земли. Для того, чтобы они могли удобно и всегда поддерживать в себе бессмертный, Богоблагодатныя и всесовершенныя свойства сего дыхания жизни, Бог посадил посреди рая древо жизни, в плодах которого заключил всю сущность и полноту даров этого Божественнаго Своего дыхания. Если бы не согрешили, то Адам и Ева сами и все их потомство могли бы всегда, пользуясь вкушением от плода древа жизни, поддерживать в себе вечно животворящую силу благодати Божьей и бессмертную, вечно юную полноту сил плоти, души и духа, и непрестанную нестареемость бесконечно бессмертного всеблаженного своего состояния, даже и воображению нашему в настоящее время неудобопонятного. Когда же вкушением от древа познания добра и зла – преждевременно и противно заповеди Божией – узнали различие между добром и злом и подверглись всем бедствиям, последовавшим за преступление заповеди Божией, то лишились этого бесценного дара благодати Духа Божия, так что до самого пришествия в мир Богочеловека Иисуса Христа, Дух Божий не убо бе в мире, яко Иисус не убо бе прославлен. Однако это не значит, чтобы Духа Божьяго вовсе не было в мире, но Его пребывание не было таким полномерным, как в Адаме или в нас, православных христианах, а проявлялось только отвне, и признаки его пребывания в мире были известны роду человеческому. Так, например, Адаму после падения, а равно и Еве вместе с ним были открыты многие тайны, относившиеся до будущего спасения рода человеческого.

И Каину, несмотря на нечестие его и его преступление, удобопонятен был глас благодатного Божественного, хотя и обличительного, собеседования с ним. Ной беседовал с Богом. Авраам виде Бога и день Его и возрадовался. Благодать Святаго Духа, действовавшая отвне, отражалась и во всех ветхозаветных пророках и святых Израиля. У евреев потом заведены были особые пророческие училища, где учили распознавать признаки явления Божьяго или Ангелов и отличать действия Духа Святаго от обыкновенных явлений, случающихся в природе неблагодатной земной жизни. Симеону Богоприимцу, Богоотцам Иоакиму и Анне и многим бесчисленным рабам Божиим бывали постоянные, разнообразные въяве Божественные явления, гласы, откровения, оправдывавшиеся очевидными чудесными событиями. Не с такой силой, как в народе Божием, но проявление Духа Божьяго действовало и в язычниках, не ведавших Бога Истиннаго, потому что и из их среды Бог находил избранных Себе людей. Таковы, например, были девственницы пророчицы, сивиллы, которые обрекали свое девство хотя для Бога Неведомаго, но все же для Бога. Творца Вселенной и Вседержителя, и Мироправителя, каковым Его и язычники сознавали.

Также и философы языческие, которые хотя и в тьме неведения Божественного блуждали, но, ища истины, возлюбленной Богу, могли быть, по самому этому боголюбезному ее исканию не непричастными Духу Божьему, ибо сказано: “Языки неведущие Бога естеством законная творят и угодная Богу соделывают”. А истину так ублажает Господь, что Сам про нее Духом Святым возвещает: “Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче”. Так вот, ваше боголюбие, и в еврейском священном, Богу любезном народе, и в язычниках, не ведущих Бога, а все-таки сохранялось ведение Божие, т. е., батюшка, ясное и разумное понимание того, как Господь Бог Дух Святый действует в человеке и как именно и по каким наружным и внутренним ощущениям можно удостовериться, что это действует Господь Дух Снятый, а не прелесть вражеская. Таким-то образом все это было от падения Адама до пришествия Господа нашего Иисуса Христа во плоти в мир. Без этого, ваше боголюбие, всегда сохранявшеюся в роде человеческом ощутительно о действиях Духа Святаго понимания, не было бы людям ни о чем возможности узнать в точности, пришел ли в мир обетованный Адаму и Еве плод семени Жены, имеющий стереть главу змиеву.

Но вот Симеон Богоприимец, сохраненный Духом Святым после предвозвещения ему на 65 году его жизни тайны приснодевственного от Пречистыя Приснодевы Марии Его зачатия и рождения, проживший по благодати Всесвятаго Духа Божьяго 300 лет, потом, на 365 году жизни своей сказал ясно в храме Господнем, что ощутительно узнал по дару Духа Святаго, что это и есть Он Самый, Тот Христос, Спаситель мира, о вышеестественном зачатии и рождении Коего от Духа Святаго ему было предвозвещено триста лет тому назад от Ангела. Вот и святая Анна пророчица, дочь Фануилова, служившая восемьдесят лет от вдовства своего Господу Богу в храме Божием и известная по особенным дарам благодати Божией за вдовицу праведную, чистую рабу Божию, возвестила, что это действительно Он и есть обетованный миру Мессия, истинных Христос, Бог и человек. Царь Израилев, пришедший спасти Адама и род человеческий. Когда же Он, Господь наш Иисус Христос, изволил совершить все дело спасения, то, по воскресении Своем, дунул на апостолов, возобновив дыхание жизни, утраченное Адамом, и даровал им эту же самую Адамовскую благодать Всесвятаго Духа Божьяго. Но мало сего – ведь говорил же Он им: у не есть им, да Он идет к Отцу; аще же бо не идет Он, то Дух Божий не приидет в мир; аще же идет Он, Христос, ко Отцу, то послет Его в мир, и Он, Утешитель, наставит их и всех последующих их учению на всякую истину и вспомянет им вся, яже Он глаголал им еще суши в мире с ними. Это уже обещана была Им благодать-возблагодать. И вот в день Пятидесятницы торжественно ниспослал Он им Духа Святаго в дыхании бурне, в виде огненных языков, на коемуждо из них седших и вошедших в них, и наполнивших их силою огнеобразной Божественной благодати, росоносно дышашей и радостотворно действующей в душах причащающихся Ея силе и действиям. И вот эту-то самую огнедохновенную благодать Духа Святаго, когда она подается нам всем верным Христовым в таинстве святого крещения, свяшенно-запечатлевают миропомазанием в главнейших, указанных Святою Церковию, местах плоти нашей, как вековечной хранительницы этой благодати. Говорится: “Печать Дара Духа Святаго”. А на что, батюшка ваше боголюбие, кладем мы, убогие, печати свои, как не на сосуды, хранящие какую-нибудь высокоценимую нами драгоценность? Что же может быть выше всего на свете и что драгоценнее даров Духа Святаго, ниспосылаемых нам свыше в Таинстве Крещения, ибо крещенская эта благодать столь велика и столь необходима, столь живоносна для человека, что даже и от человека-еретика не отъемлется до самой смерти, т. е. до срока, обозначеннаго свыше по Промыслу Божию для пожизненной пробы человека на земле – на что, де, он будет годен и что, де, он в этом Богом дарованный ему срок при просредстве свыше дарованной ему силы благодати сможет совершить. И если бы мы не грешили никогда после крещения нашего, то во веки пребыли бы святыми, непорочными и изъятыми от всякия скверны плоти и духа угодниками Божиими. Но вот в том то и беда, что мы, преуспевая в возрасте, не преуспеваем в благодати и в разуме Божием, как преуспевал в том Господь наш Христос Иисус, а, напротив того развращаясь мало-по малу, лишаемся благодати Всесвятою Духа Божьяго и делаемся в многоразличных мерах грешными и многогрешными людьми. Но когда кто, будучи возбужден ищущею нашего спасения премудростью Божиею, обходящею всяческая, решится ради нея на утреневание к Богу и бдение ради обретения вечнаго своего спасения, тогда тот, послушный гласу ея, должен прибегнуть к истинному во всех грехах своих покаянию и к сотворению противоположных содеянных грехам добродетелей, а через добродетели Христа ради к при обретению Духа Святаго, внутрь нас действующаго и внутрь нас Царствие Божие устрояющаго. Слово Божие недаром говорит: “Внутрь вас есть Царствие Божие и нуждно есть оно, и нуждницы е восхищают”. То есть – те люди, которые, не смотря на узы греховные, связавшие их и не допускающие своим насилием и возбуждением на новые грехи, приити к Нему, Спасителю нашему, с совершенным покаянием на истязание с Ним, презирая всю крепость этих греховных связей, нудятся расторгнуть узы их, такие люди являются потом действительно пред лице Божие паче снега убеленными Его благодатию. “Приидите. – говорит Господь. – и аще грехи ваши будут, яко багряное, то яко снег убелю их”. Так некогда святый тайновидец Иоанн Богослов видел таких людей в одеждах белых, т.е. одеждах оправдания и финицы в руках их как знамение победы, и пели они Богу дивную песнь: Аллилуйя. Красоте пения их никтоже подражати можаше. Про них Ангел Божий сказал: сии суть, иже приидоша от скорби великия, иже испраша ризы своя и убелиша ризы своя в Крови Агнчей, – испраша страданиями и убелиша их в причащении Пречистых и Животворящих Таин Плоти и Крови Агнца непорочна и Пречиста Христа, прежде всех век закланного Его собственною волею за спасение мира, присно и доныне закалаемго и раздробляемого, но николиже иждиваемаго, подающаго же нам в вечное и неоскудеваемое спасение наше, напутие живота вечнаго во ответ благоприятен на страшном судише Его и замену дражайшую и всяк ум превосходящую того плода древа жизни, которою хотел было лишить наш род человеческий враг человеков, спадший с небесе Денница. Хотя враг диавол и обольстил Еву, и с нею пал и Адам, но Господь не только даровал им Искупителя в плоде Семени Жены, смертию смерть поправшего, но и дал нам в Жене, Приснодеве Богородице Марии, стершей в Самой Себе и стирающей во всем роде человеческом главу змиеву, неотступную Ходатаицу к Сыну Своему и Богу нашему, непостыдную и непреоборимую Предстательницу даже за самых отчаянных грешников. По этому самому Божия Матерь и называется Язвою бесов, ибо нет возможности бесу погубить человека, лишь бы только сам человек не отступил от прибегания к помощи Божией Матери.

Еще, ваше боголюбие, должен я, убогий Серафим, объяснить, в чем состоит различие между действиями Духа Святого, свяшеннотайне вселяющегося в сердца верующих в Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, и действиями тьмы греховной, по наущению и разжжению бесовскому воровски в нас действующей. Дух Божий вспоминает нам словеса Господа нашего Иисуса Христа и действует едино с Ним, всегда торжественно, радостотворя сердца наша и управляя стопы наша на путь мирен, а дух лестчий, бесовский, противно Христу мудрствует, и действия его в нас мятежны, стропотны и исполнены похоти плотской, похоти очес и гордости житейской. Аминь, аминь, глаголю вам, всяк живый и веруяй в Мя не умрет вовеки: имеющий благодать Святаго Духа за правую веру во Христа, если бы по немощи человеческой и умер душевно от какого, либо греха, то не умрет во веки, но будет воскрешен благодатию Господа нашего Иисуса Христа, вземлюшаго грехи мира и туне дарующаго благодать-возблагодать. Про эту-то благодать, явленную всему миру и роду нашему человеческому в Богочеловеке, и сказано в Евангелии: в Том живот бе и живот бе свет человеком, и прибавлено: и свет во тьме светится и тьма Его не объят. Это значит, что благодать Духа Святаго, даруемая при крещении во имя Отца и Сына и Святаго Духа, несмотря на грехопадения человеческие, несмотря на тьму вокруг души нашей, все-таки светится в сердце искони бывшим Божественным светом бесценных заслуг Христовых. Этот свет Христов при нераскаянии грешника глаголет ко Отцу: Авва Отче! не до конца прогневайся на нераскаянность эту! а потом, при обращении грешника на путь покаяния, совершенно изглаживает и следы содеянных преступлений, одевая бывшего преступника снова одеждой нетления, сотканной из благодати Духа Святаго, о стяжании которой, как о цели жизни христианской, я и говорю столько времени вашему боголюбию.

Еще скажу вам, чтобы вы еще яснее поняли, что разуметь под благодатию Божию и как распознать ее, и в чем особливо проявляется ея действие в людях, ею просвещенных. Благодать Духа Святаго есть свет, просвещающий человека. Об этом говорит все Священное Писание. Так Богоотец Давид сказал: светильник ногама моима закон Твой и свет стезям моим, и аще не закон Твой научение мне был, тогда убо погибл бы во смирении моем. То-есть – благодать Духа Святаго, выражающаяся в законе словами заповедей Господних, есть светильник и свет мой, и если бы не эта благодать Духа Святаго, которую я так тщательно и усердно стяжеваю, что седмижды на день поучаюсь, о судьбах правды Твоей, просвещала меня во тьме забот, сопряженных с великим званием моего царского сана, то откуда бы я взял себе хоть искру света, чтобы озарить путь свой по дороге жизни, темной от недоброжелательства недругов моих? И на самом деле Господь неоднократно проявлял для многих свидетелей действие благодати Духа Святаго на тех людях, которых он освящал и просвещал великими наитиями Его. Вспомните про Моисея после беседы его с Богом на горе Синайской. Люди не могли смотреть на него – так сиял он необыкновенным светом, окружавшим лицо его. Он даже принужден был являться народу не иначе, как под покрывалом. Вспомните Преображение Господне на горе Фаворе. Великий свет объял Его и быша ризы Его, блещущия яко снег, и ученицы Его от страха падоша ниц. Когда же Моисей и Илия явились к нему в том же свете, то, чтобы скрыть сияние света Божественной благодати, ослеплявшей глаза учеников, облак, сказано, осени их. И таким-то образом благодать Всесвятаго Духа Божия является в неизреченном свете для всех, которым Бог являет действие ея.

– Каким же образом, – спросил я батюшку отца Серафима, – узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святаго?

– Это, ваше боголюбие, очень просто! – отвечал он мне, – поэтому-то и Господь говорит: вся простота суть обретающим разум … Да беда-то вся наша в том, что сами-то мы не ищем этого разума Божественнаго, который не кичит, ибо не от мира сего есть. Разум этот, исполненный любовью к Богу и ближнему, созидает всякого человека во спасение Ему. Про этот разум Господь сказал: Бог хощет всем спастися и в разум истины приити. Апостолам же Своим про недостаток этого разума Он сказал: Ни ли неразумливи есте не чли ли Писания, и притчи сия не разумеете ли? … Опять же про этот разум в Евангелии говорится про апостолов, что отверз им тогда Господь разум разумети Писания. Находясь в этом разуме, и апостолы всегда видели, пребывает ли Дух Божий в них или нет и, проникнутые им и видя сопребыванние с ними Духа Божия, утвердительно говорили, что дело их свято и вполне угодно Господу Богу. Этим и объясняется, почему они в посланиях своих писали: изводился Духу Святому и нам, и только на этих основаниях и предлагали свои послания как истину непреложную на пользу всем верным – так свв. апостолы ощутительно сознавали в себе присутствие Духа Божьяго… Так вот, ваше боголюбие, видите ли, как это просто?

Я отвечал:

– Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверенным, что я в Духе Божием. Как мне самому в себе распознавать истинное Его явление?

Батюшка отец Серафим отвечал:

– Я уже, ваше боголюбие, сказал вам что это очень просто, и подробно рассказал вам, как люди бывают в Духа Божием и как должно разуметь Его явление в нас… Что же вам, батюшка, надобно?

– Надобно, – сказал я, – чтобы я понял это хорошенько!…

Тогда отец Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне:

– Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою!… Что же ты не смотришь на меня?

Я отвечал:

Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли!…

Отец Серафим сказал:

– Не устрашайтесь, ваше боголюбие! и вы теперь сами так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божьяго, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть.

И приклонив ко мне свою голову, он тихонько на ухо сказал мне:

– Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его. Вы видели, что я и не перекрестился даже, а только в сердце моем мысленно помолился Господу Богу и внутри себя сказал: Господи! удостой его ясно и телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего, которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться во свете великолепной славы Твоей! И вот, батюшка, Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима… Как же нам не благодарить Его за этот Его неизреченный дар нам обоим! Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являет Господь Бог милость Свою. Эта благодать Божия благоволила утешить сокрушенное сердце ваше, как мать чадолюбивая, по представильству Самой Матери Божьей… – Что ж, батюшка, не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь – Господь с нами!

Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представьте себе, в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека с вами разговаривающаго. Вы видите движение уст его, меняюшееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный простирающийся далеко, на насколько сажень кругом, и озаряющий ярким блеском своим и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня и великого старца. Возможно ли представить себе то положение, в котором я находился тогда?

Что же чувствуете вы теперь? – спросил меня отец Серафим.

– Необыкновенно хорошо! – сказал я.

– Да как же хорошо? Что именно?

Я отвечал:

– Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!

– Это, ваше боголюбие, – сказал батюшка отец Серафим, – тот мир, про который Господь сказал ученикам Своим: мир Мой даю вам, не якоже мир дает. Аз даю вам. Аще бо от мира были бысте, мир убо любил свое, но якоже избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир. Обаче дерзайте, яко Аз победил мир. Вот этим-то людям, ненавидимым от мира сего, избранным же от Господа, и дает Господь тот мир, который вы теперь в себе чувствуете; мир, по слову апостольскому, всяк ум преимущий. Таким его называет апостол, потому что нельзя выразить никаким словом того благосостояния душевного, которое он производит в тех людях, в сердца которых его внедряет Господь Бог. Христос Спаситель называет его миром от шедрот Его собственных, а не от мира сего, ибо никакое временное земное благополучие не может дать его сердцу человеческому: он свыше даруется от Самого Господа Бога, почему и называется миром Божиим… Что же еще чувствуете вы? – спросил меня отец Серафим.

– Необыкновенную сладость! – отвечал я.

И он продолжал:

– Это та сладость, про которую говорится в Свящейном Писании: от тука дому Твоего упиются и потоком сладости Твоея напоиши я. Вот эта-то теперь сладость преисполняет сердца наши и разливается по всем жилам нашим неизреченным услаждением. От этой-то сладости наши сердца как будто тают, и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может… Что же еще вы чувствуете?

– Необыкновенную радость во всем моем сердце!

И батюшка отец Серафим продолжал:

– Когда Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостию, ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы он не прикоснулся. Это та самая радость, про которую Господь говорит в Евангелии Своем: жена егда рождает, скорбь и мать, яко прииде год ея; егда же родит отроча, к тому не помнит скорби за радость, яко человек родился в мир. В мире скорбни будете, но егда узрю вы, возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас. Но как бы ни была утешительна радость эта, которую вы теперь чувствуете в сердце своем, все-таки она ничтожна в сравнении с тою, которую Сам Господь устами Своею апостола сказал, что радости той ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не взыдоша благая, яже уготова Бог любящим Его. Предзадатки этой радости даются нам теперь, и если от них так сладко, хорошо и весело в душах наших, то что сказать о той радости, которая уготована там, на небесах, плачущим здесь на земле!? Вот и вы, батюшка, довольно таки поплакали в жизни вашей на земле, и смотрите-ка. какою радостью утешает вас Господь еще в здешней жизни. Теперь за нами, батюшка, дело, чтобы, труды к трудам прилагая, восходить нам от силы в силу и достигнуть меры возраста исполнения Христова, да сбудутся на нас слова Господни: терпящие же Господа, тии изменят крепость, окрилотеют, яко орли, потекут и не утрудятся, пойдут и не взалчут, пойдут от силы в силу, и явится им Бог богов в Сионе разумения и небесных видений … Вот тогда-то, наша теперешняя радость, являющаяся нам вмале и вкратце, явится во всей полноте своей, и никтоже возмет ее от нас, преисполняемых неизъяснимых пренебесных наслаждений… Что же еще вы чувствуете, ваше боголюбие?

Я отвечал:

– Теплоту необыкновенную!

– Как же, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает… Какая же может быть тут теплота?!

Я отвечал:

– А такая, какая бывает в бане, когда поддадут на каменку и когда из нее столбом пар валит…

– И запах, – спросил он меня, – такой же, как из бани?

– Нет, – отвечал я, – на земле нет ничего подобного этому благоуханию. Когда еще при жизни матушки моей я любил танцевать и ездил на балы и танцевальные вечера, то матушка моя опрыснет меня, бывало, духами, которые покупала в лучших модных магазинах Казани, но те духи не издают такого благоухания…

И батюшка отец Серафим, приятно улыбнувшись, сказал: – И сам я, батюшка, знаю это точно так же, как и вы, да нарочно спрашиваю у вас – так ли вы это чувствуете? Сущая правда, ваше боголюбие! Никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святаго Духа Божия. Что же земное может быть подобно ему!.. Заметьте же, ваше боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а посмотрите-ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает и под нами также. Стало быть теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она-то и есть именно та самая теплота, про которую Дух Святый словами молитвы заставляет вопиять ко Господу: теплотою Духа Святаго согрей мя! Ею-то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимняго мраза, будучи одеваемые, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Святаго Духа истканную. Так ведь и должно быть на самом деле, потому что благодать Божия должна обитать внутри нас, в сердце нашем, ибо Господь сказал: Царствие Божие внутрь вас есть. Под Царствием же Божиим Господь разумел благодать Духа Святаго. Вот это царствие Божие теперь внутрь нас и находится, а благодать Духа Святаго и отвне осиявает и согревает нас и, преисполняя многоразличным благоуханием окружающий нас воздух, услаждает наши чувства пренебесным услаждением, напояя сердца наши радостью неизглаголанною. Наше теперешнее положение есть то самое, про которое апостол говорит: Царствие Божие несть пища и питие, но правда и мир о Дусе Святе. Вера наша состоит не в препретельных земныя премудрости словах, но в явлении силы и духа. Вот в этом-то состоянии мы с вами теперь и находимся. Про это состояние именно и сказал Господь: суть нецы и от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дóндеже видят Царствие Божие, пришедшее в силе … Вот, батюшка, ваше боголюбие, какой неизреченной радости сподобил нас Господь Бог!.. Вот что значит быть в полноте Духа Святаго, про которую святой Макарий Египетский пишет: я сам был в полноте Духа Святаго … Этою-то полнотою Духа Святаго и нас, убогих, преисполнил теперь Господь… Ну, уж теперь нечего более, кажется, спрашивать, ваше боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святаго!.. Будете ли вы помнить теперешнее явление неизреченной милости Божией, посетившей нас?

– Не знаю, батюшка, – сказал я. – удостоит ли меня Господь навсегда помнить так живо и явственно, как теперь я чувствую, эту милость Божию.

– А я мню, – отвечал мне отец Серафим, – что Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти вашей, ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро послушать убогого Серафима, тем более, что и не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира, чтобы вы сами, утвердившись в деле Божием, и другим могли быть полезными. Что же касается до того, батюшка, что я монах, а вы мирской человек, то об этом и думать нечего: у Бога взыскуется правая вера в Него и Сына Его Единороднаго. За это и подается обильно свыше благодать Духа Святаго. Господь ищет сердца, преисполненные любовью к Богу и ближнему – вот престол, на котором Он любит восседать и на котором Он является в полноте Своей пренебесной славы. Сыне, даждь Ми сердце твое! – говорит Он – а все прочее Я Сам приложу тебе, ибо в сердце человеческом может вмещаться Царствие Божие. Господь заповедует ученикам Своим: ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам. Весть бо Отец ваш Небесный, яко всех сих требуете. Не укоряет Господь Бог за пользование благами земными, ибо и Сам говорит, что по положения нашему в жизни земной, мы всех сих требуем, т. е. всего, что успокаивает на земле нашу человеческую жизнь и делает удобным и более легким путь к Отечеству Небесному. На это опираясь, св. апостол Петр сказал, что, по его мнению, нет ничего лучше на свете, как благочестие, соединенное. И Церковь святая молится о том, чтобы это было нам даровано Господом Богом; и хотя прискорбия, несчастия и разнообразный нужды и неразлучны с нашей жизнью на земле, однакоже Господь Бог не хотел и не хощет, чтобы мы были только в одних скорбях и напастях, почему и заповедует нам через апостолов носить тяготы друг друга и тем исполнить закон Христов. Господь Иисус лично дает нам заповедь, чтобы мы любили друг друга и. соутешаясь этой взаимной любовью, облегчали себе прискорбный и тесный путь нашего шествования к Отечеству Небесному. Для чего же Он и с небес сошел к нам, как не для того, чтобы, восприяв на Себя нашу нищету, обогатить нас богатством благости Своей и Своих неизреченных щедрот. Ведь пришел Он не для того, чтобы послужили Ему, но да послужит Сам другим и да даст душу Свою за избавление многих. Так и вы, ваше боголюбие, творите и, видевши явно оказанную вам милость Божию, сообщайте о том всякому желающему себе спасения. Жатвы бо много, – говорит Господь, – делателей же мало. Вот и нас Господь Бог извел на делание и дал дары благодати Своей, чтобы, пожиная класы спасения наших ближних через множайшее число приведенных нами в Царствие Божие, принесли Ему плоды – ово тридесят, ово шестьдесят, ово же сто. Будем же блюсти себя, батюшка, чтобы не быть нам осужденным с тем лукавым и ленивым рабом, который закопал свой талант в землю, а будем стараться подражать тем благим и верным рабам Господа, которые принесли Господину своему один вместо двух – четыре, другой вместо пяти – десять. О милосердии же Господа Бога сомневаться нечего: сами, ваше боголюбие, видите как слова Господни, сказанный через пророка, сбылись на нас. Несмь Аз Бог издалече, но Бог изблизи и при устех твоих есть спасение твое. Не успел я, убогий, перекреститься, а только лишь в сердце своем пожелал, чтобы Господь удостоил вас видеть его благостыню во всей ея полноте, как уже Он немедленно и на деле исполнением моего пожелания поспешить изволил. Не велехваляся говорю я это и не с тем, чтобы показать вам свое значение и привести вас в зависть и не для того, чтобы вы подумали, что я монах, а вы мирянин, нет, ваше боголюбие, нет! Близ Господь всем призывающим Его во истине, и несть у Него зрения на лица. Отец бо любит Сына и вся даст в руце Его, лишь бы только мы сами любили Его, Отца нашего Небесного, истинно по-сыновнему. Господь равно слушает и монаха, и мирянина, простого христианина, лишь бы оба были православные и оба любили Бога из глубины душ своих, и оба имели в Него веру, хотя бы яко зерно горушно, и оба двинут горы. Един движет тысящи, два же тьмы. Сам Господь говорит: вся возможна верующему, а батюшка святой апостол Павел велегласно восклицает: вся могу о укрепляющем мя Христе. Не дивнее ли еще этого Господь наш Иисус Христос говорит о верующих в Него: веруяй в Мя дела не точию яже Аз творю, но и больше сих сотворит, яко Аз иду ко Отцу моему и умолю Его о вас, да радость ваша исполнена будет. Доселе не просисте ничесоже во Имя Мое, ныне же просите и приимете … Так-то, ваше боголюбие, все, о чем бы вы ни попросили у Господа Бога, все восприимете, лишь бы только то было во славу Божию, или на пользу ближнего, потому что и пользу ближнего Он же к славе Своей относит почему и говорит: вся, яже единому от меньших сих сотвористе. Мне сотвористе. Так не имейте никакого сомнения, чтобы Господь Бог не исполнил ваших прошений, лишь бы только они или к славе Божией и назиданию ближних относились. Но если бы даже и для собственной вашей нужды или пользы или выгоды вам что-либо было нужно, и это даже все столь же скоро и благопослушливо Господь Бог изволит послать вам, только бы в том крайняя нужда и необходимость настояла, ибо любит Господь любящих Его: благ Господь всяческим, щедрит же и дает и не призывающим имени Его, и щедроты Его во всех делах Его, волю же боящихся Его сотворит и молитву их услышит, и весь совет их исполнит, исполнит Господь вся прошения твоя. Однако опасайтесь, ваше боголюбие, чтобы не просить у Господа того, в чем не будете иметь крайней нужды. Не откажет Господь вам и в этом за вашу православную веру во Христа Спасителя, ибо не предаст Господь жезла праведных на жребий грешных и волю раба Своего Давида сотворит неукоснительно, однако взыщет с него, зачем он тревожил Его без особой нужды, просил у Него того, без чего мог бы весьма удобно обойтись.

Так-то, ваше боголюбие, все я вам сказал теперь и на деле показал, что Господь и Божия Матерь через меня, убогого Серафима, вам сказать и показать соблаговолили. Грядите же с миром. Господь и Божия Матерь с вами да будут всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь. Гряди те же с миром!…

И во все время беседы этой с того самого времени, как лицо отца Серафима просветилось, видение это не переставало, и все с начала рассказа и доселе сказанное говорил он мне, находясь в одном и том же положении. Исходившее же от него неизреченное блистание света видел я сам, своими собственными глазами, что готов подтвердить и присягою».

«На этом месте, – пишет С. Нилус, заканчивается мотовиловская рукопись. Глубину значения этого акта торжества Православия не моему перу стать выяснять и подчеркивать, да он и не требует свидетельства о себе, ибо сам о себе свидетельствует с такой несокрушимой силой, что его значения не умалить суесловиям мира сего».

Трудно переоценить значение этой беседы преподобного с Мотовиловым. Она оказалась нужна всем христианам: мудрецам и простецам. Очень ясно и емко сказал об этой беседе и ее значении для Православного мира протоиерей Георгий Флоренский: «Он был именно свидетелем, скорее чем учителем. И еще больше: его образ и вся его жизнь есть уже явление Духа. Преподобный Серафим был начитан в отцах… В его опыте обновляется исконная традиция взыскания Духа… Святость преподобного Серафима сразу и древняя и новая. “Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьяго ”. И нет других целей, и быть не может, все другое должно быть только средством. Под елеем, которого не достало у юродивых дев Евангельской притчи, преподобный Серафим разумел не добрые дела, но именно благодать Всесвятаго Духа. “Творя добродетели, девы эти, по духовному своему неразумению, полагали, что в том-то и дело лишь христианское, чтобы од не добродетели делать, а до того, получена ли была ими благодать духа Божия, достигли ли оне ея, им и дела не было”… Так со властию противопоставляется морализму – духовность. Смысл и исполнение христианской жизни в том, что Дух вселяется в душе человеческой и претворяет ее “в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования”. Все это почти что слова преподобного Симеона, ибо опыт все тот же (и не нужно предполагать литературное, влияние)… Дух подается, но и взыскуется. Требуется подвиг, стяжание. И подаваемая благодать открывается в некоем неизреченном свете… внутренне принадлежит византийской традиции. И в нем она вновь стала живой».

Однако в «Записках» Мотовилова упоминается еще один эпизод разговора его с батюшкой Серафимом. Правда, неизвестно точно, при какой именно встрече старец заговорил с Мотовиловым о монашестве. Об этом эпизоде Мотовилов упоминул в разговоре со святителем Антонием в декабре 1834 года: «Батюшка отец Серафим мне тоже говорил, что если бы я пошел в монахи, то сделали бы меня архиереем и я бы был более святителя Василия Великого, и я дерзнул сказать ему, что об этом ангелы возвешают людям, а не люди, забывшись, что я говорю с великим угодником Божиим, и в точности по слову евангельскому, не ведый, что говорю, а батюшка отец Серафим встал и выпрямился молодцом, в каковом положении я его никогда не видывал, и сказал: “А тебе Серафим, а не ангел говорит, а знай, что насколько Серафим более ангела, настолько слава моя более возвещения ангельского. Так это истинно”. Но потом небесною радостию засияло лицо его, и он сказал: “Ну что же делать, батюшко ваше боголюбие, иные люди родятся для девственной жизни, а другие для чадородия, так то и до вас относится”».

Удивительно, как в таких подробностях мог Мотовилов запомнить и лишь со временем, через мною лет, записать на бумаге эту замечательную беседу с батюшкой Серафимом. Можно допустить, что не все здесь изложено слово в слово. Но нельзя не упомянуть и о другом: отец Серафим сказал тогда своему собеседнику: «А я мню, что Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти, ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро послушать убогого Серафима, тем более, что и не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира…» Отсюда видно, что батюшка Серафим отвел Мотовилову ту же самую роль, какую Иисус Христос отвел евангелистам. Кроме того, заметим, что на самом деле мотовиловская рукопись не окончилась на том месте, о котором сказал С. Нилус. Обнаруженные уже в XXI веке «Записки» Мотовилова гораздо более обширны, в них описываются и более поздние события жизни Николая Александровича, прежде всего – воронежские поездки к святителю Антонию.

Без даты

Наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Антоний нашел в лесу плоский камень, «велел написать на нем явление Божией Матери преподобному Сергию, освятил этот образок на мощах угодника Божия и послал в благословение отцу Серафиму» (Ап. 43–44). Преподобный Серафим очень ценил этот образок и с ним был погребен.

Без даты (за год до смерти преподобного Серафима)

«За год до смерти старец стал чувствовать в телесных силах особенное изнеможение, и потому в пустынную свою келлию начал ходить реже. Также и в монастыре не всегда уже принимал к себе посетителей. Это опечаливало некоторых, но усердные, желая непременно видеть его и воспользоваться его наставлениями, дожидались и проживали в монастыре немалое время» (ЖП. 34–35).

«Отцу Серафиму пришлось потерпеть в этом году неудовольствия, в которых он видел признаки своего приближения к исходу из настоящей жизни. Одна беглая девушка, чтобы глубже скрыть свое бродяжничество, остригла свои волосы в кружок, надела на себя послушническое платье и так бродяжничала по миру. Полицейское начальство, предуведомленное о ее побеге, разыскивало и наконец открыло ее. При допросе она показала, будто бы отец Серафим благословил ее так одеваться. Но отец Серафим никогда не благословлял и по дару прозорливости, конечно, не мог благословить ей скрывать, быть может, свои злодеяния. Между тем светское начальство, следуя своим порядком, писало к отцу игумену Нифонту разыскать и о сем. Оказалось, что беглая оболгала безвинно старца Божия, надеясь, что из снисхождения к распоряжению отца Серафима ей простят укрывательство под одеждой послушника. Тем не менее, обстоятельство это огорчило старца, и он на этот раз целые сутки не выхолил из кельи, проводя время в молитве. Другие доблестные подвижники Сарова, например, отцы Кларион и Никодим горько сожалели об огорчении, которое испытал отец Серафим в настоящем обстоятельстве» (1863. 232).

«За год с лишком до смерти старец начал прощаться со многими боголюбивыми посетителями… и говорил им: “Скоро двери убогого Серафима затворятся и меня более не увидите”. Некоторым он велел писать, чтоб они приехали проститься с ним, а на письма многих, просивших его спасительных советов и благословения приехать к нему, не распечатывая, давал нужные ответы и прибавлял, что он больше не увидится с ними» (ИТ. 46).

«Приходилось старцу испытывать в этом году и другие огорчения безвинно и несправедливо. И он насчет всех их сказал однажды следующие слова: “Все сии обстоятельства означают то, то я скоро не буду жить здесь, что близок конец моей жизни”. Предчувствуя свою кончину, усматривая в самых обстоятельствах ее приближение, отец Серафим в это время приготовлялся и к исходу. Он реже выходил теперь в пустынь, менее принимал и в келье приходящих, чтобы беспрепятственнее заниматься окончательным приготовлением себя к вечности. В это время его нередко видали в сенях: старец сидел на своем гробе и предавался размышлениям о конце жизни, о загробной участи человека и своей собственной. Размышления сии нередко сопровождались горьким плачем, а начинались и оканчивались они продолжительными молитвами» (1863. 233). «Стало очень заметно, что жизнь отца Серафима угасает: только дух его по-прежнему, и еще более прежнего, бодрствовал. “Жизнь моя сокращается, – говорил он некоторым между братией, – духом я как бы сейчас родился, а телом по всему мертв”…» (1863. 233–234).

Будущий монах Нижегородского Печерского монастыря Василий, о котором старец в 1825 году дал свое предсказание⁴⁰, посетил старца: «На 14 году возраста я пожелал сам удостовериться в словах прозорливого старца и с этой целью испросил у своих родителей позволение побывать в Саровской пустыни у отца Серафима: это было в 1832 году. Когда я пришел к старцу и хотел спросить его о будущей своей жизни, он сам предупреждая слова мои, сказал мне: «Радость моя, тебе следует поступить в монастырь». Когда же я отвечал ему, что человек господский, он сказал: «Гряди. Божия Матерь тебе поможет, и графиня, помещица твоя, через ходатайство великих людей, отпустит тебя на волю… Достигнув 17-летнего возраста, я получил, наконец, от своих родителей согласие на поступление в монашество и, будучи еще человеком господским, поступил Саровскую пустынь. По прошествии двух лет игумен Саровский, отец Нифонт благословил меня как оказавшегося, по искусе, способным к монастырским послушаниям, хлопотать об увольнении из крепостного состояния. Это побудило меня отправиться в С.-Петербург, и здесь промысел Божий указал мне обратиться с просьбой об исходатайствовании столь желаемого мною увольнения к настоятелю Сергиевской пустыни, отцу архимандриту Игнатию.⁴¹

Добрый настоятель тотчас же согласился на мою просьбу и вскоре действительно исхлопотал мне это увольнение» (Е. 215). Предсказание преподобного Серафима сбылось в точности, и Василий стал монахом.

Свт. Игнатий Брянчанинов

За монастырем построена церковь во имя Всех Святых с каменной оградой. При ней устроено кладбше для погребения усопших, в том числе и странных пришельцев (Ав. 99).

До Великого поста

«Некоторые просили благословения приехать в Великий пост поговеть в Сарове и еще раз насладиться лицезрением и беседой его. “Тогда двери мои затворятся, – отвечал на это старец, – вы меня не увидите”» (1863. 233).

Весна

«В этом же году посетил отца Серафима блаженный старец Тимон, живший, как известно, в Надеевской пустыне и не видавший своего духовного наставника и учителя более двадцати лет. В весеннее время пеший пришел он в Саровскую пустынь и, добравшись до кельи отца Серафима, ожидал сладостной минуты увидеть его. Но отец Серафим не допускал его до себя. На этот раз он принимал всех, беспрепятственно входили к нему мужи и жены; одному Тимону закрыт был вход, и он тщетно простоял у кельи до самого вечера. Наконец было благословлено и ему взойти в келью. “Я же, – говорил старец Тимон, – войдя пал ему в ноги и от радости много плакал, что через много лет сподобился видеть еще его в живых и сказал ему:

– Отче святый! За что вы на меня, грешного, прогневались и целый день меня до себя не допускали?

Он же меня посадил и начал говорить:

– Нет, не так, отче Тимоне! Я тебя люблю; но это я сделал потому, что ты монах, да еще и пустынножитель, потому должен ты иметь терпение; да еще испытывал тебя, чему ты научился, живши столько лет в пустыни: не пустой ли ты из нее вышел? А прочие люди – мирские, да еще и больные: их надобно прежде полечить и отпустить: ибо здравые врача не требуют, но болящие, как Господь сказал. А с тобой надобно при свободном времени больше побеседовать.

И так с ним всю ночь препроводили в беседе».

Причина прихода отца Тимона к старцу раскрывается в житии преподобного Тимона Надеевского. Дело в том, что в начале 1832 года Господь сподобил преподобного Своего явления, повелев старцу приступить к возобновлению Надеевской пустыни, которая, будучи приписана к Троицкому Кривоезерскому монастырю, тогда находилась в ветхом состоянии, не имея даже постоянной братии.

Жизнеописание старца так передает слова, обращенные Господом к преподобному: «Не ужасайся, старец, а сотвори то, что Я повелю тебе. Иди в пустынь угодника Моего святителя Николая Чудотворца, в которой спасались некогда многие иночествующие, и возобнови ее для жительства вновь иночествовать имеющим по тебе в последующие годы».

Чем дольше преподобный размышлял о том, как возобновить Надеевскую пустынь, тем более это дело казалось невозможным для него. Ведь старцу к тому времени исполнилось уже 65 лет, и он ощущал слабость телесных сил. Кроме того, он не представлял себе: откуда взять материальные средства для начала работ? Но однажды, когда отец Тимон предавался подобным скорбным раздумьям, ему в легком сне явился святитель Николай и с любовью сказал: «Что ты скорбишь, старец, о таком деле, которое совершенно зависит от воли Божией? Неужели Господь, благоволивший избрать тебя для исполнения воли Своей, не силен помочь тебе? Вот ты посмотри, что для тебя при мне имеется». С этими словами святитель Николай показал преподобному мешок, полный золота, и тотчас стал невидим. Сомнения, долго томившие отца Тимона, после этого явления рассеялись; твердо уповая на помощь Божию, он стал готовиться к воссозданию пустыни.

Начиная столь важное дело, преподобный Тимон не мог не испросить благословения своего духовного отца и наставника – преподобного Серафима. В апреле 1832 года старец Тимон в последний раз пришел в Саровскую пустынь. Благословляя его на исполнение повеления Божия, преподобный Серафим, обращаясь к своему ученику, произнес: «Сей, отец Тимон, сей, всюду сей данную тебе пшеницу. Сей на благой земле, сей и на песке, сей на камени, сей на пути, сей и в тернии: все где-нибудь да прозябнет и возрастет и плод принесет, хотя и не скоро. И данный тебе талант не скрывай в земле, да не истязай будешь от своего господина: но отдавай его торжникам: пусть куплю деют. Еще скажу тебе, отче Тимоне: не води дружбы и не имей союза, во-первых, с врагами Христовой Церкви, т.е. с еретиками и с раскольниками; во-вторых, с теми, которые святых постов не соблюдают; в-третьих, с женами: ибо они много нас, иноков, повреждают. А в своей новоустроенной (т.е. Надеевской) обители положи и утверди устав совершенного общежития, по правилам и по уставу св. Отцов, чтобы никто не творил своей воли; винного пития и табаку отнюдь никому не позволяй; даже, сколько возможно, удерживай и от чая: чревоугодие – не монашеское дело». «Так меня наставив, – говорит старец Тимон, – отец Серафим благословил в путь. Я же возвратился в свою пустынь и живу в ней, благодаря Господа моего Иисуса Христа и Пречистую Его Матерь Владычицу Богородицу Деву Марию» (1863. 232).

Благословляя преподобного Тимона на обратный путь, святой Серафим предсказал свое скорое преставление ко Господу: «Наступает уже время, в которое я должен предстать к Нелицеприятному Судии Богу и отдать отчет в своих делах, ибо по прошествии восьми месяцев после нашего с тобою свидания я вызван буду из сей временной земной жизни в вечную жизнь, а ты после меня проживешь на земле еще семь лет. Прошу тебя, дорогой мой друг отец Тимон, поминай меня во святых своих молитвах; в благословение тебе даю после себя лапотки, которые и завещаю надеть тебе на свои ноги тогда, когда Господь воззовет тебя в небесные Свои обители. Теперь иди в свою Надееву пустынь и, что Господь покажет, то и делай. Он там утешит тебя еще и не одним откровением, которыми ты и доселе был сподобляем от Бога».

На Страстной седмице

После ранней обедни к отцу Серафиму в алтарь вошел О. В. Ладыженский, дворянин, родной брат Екатерины и Лины Ладыженских, сестер Дивеевской обители. Он принял благословение отца Серафима и передал ему несколько слов своей бабушки, игуменьи, и преосвященного Афанасия, архиерея Нижегородской епархии.

«Пока я передавал отцу Серафиму то, что поручили мне передать бабушка и преосвященный, он взял меня за больную руку и так крепко сжал, что я только от стыда не вскрикнул; но теперь не ощущаю в руке решительно никакой боли» (Ч. 429). После трапезы состоялась еще одна беседа отца Серафима с Ладыженским, у источника, где преподобный вскапывал свои грядки мотыгою. Они беседовали с полчаса. Сестры, стоявшие в это время в сторонке, свидетельствуют: «Наконец, отец Серафим, подняв свою голову, сделал нам знак рукою, чтобы мы приблизились. Пока мы подходили, он уже встал с своего места и мы нашли его, с заступом в руках, копавшего свои грядки: Он был в белом балахончике и повязан тряпичкою, а плечи его были покрыты кожею. Мы получили его благословение, и когда брат подошел к нему также, он сказал ему: “Подожди, батюшка, я сейчас выйду к тебе”. С этим словом он пошел в пустынную свою келию и тотчас же вынес оттуда половину просфоры и, подавая ее брату, сказал ему с любовию: “На тебе, от моей души”. И потом прибавил как бы с грустью: “Мы с тобою более не увидимся”. Тронутый брат отвечал ему: “Нет, батюшка, я еще завтра приду к вам; благословите”. Но отец Серафим повторил: “Мы с тобою более не увидимся”. Брат возразил еще: “Батюшка, я и на возвратном пути заеду к вам”; но отец Серафим в третий раз повторил: “Нет, мы с тобою больше не увидимся”» (Ч. 430).

Брат рассказал своим сестрам, о чем говорил с преподобным Серафимом. Он попросил его святых молитв на дальний путь в Китай в составе миссии. «Тогда отец Серафим благословил меня и, посадив подле себя, сказал: “Что, батюшка, мое грешное благословение? Проси помощи у Царицы Небесной; вот, в теплом соборе у нас икона Живоносного Источника: отслужи ей молебен; ведь она чудотворная, она тебе поможет”⁴². И потом с улыбкою продолжал: “Читал ли ты, батюшка, житие Иоанникия Великого? Я советую прочесть. Это был военный, весьма добрый и хороший человек, и сначала не то, чтобы он не был христианин; он веровал в Господа, но в иконах-то заблуждал, так же, как и ты”. И при этих словах он показал на меня рукою. Я был весьма поражен этими словами.

Отец же Серафим продолжал после того милостиво беседовать со мною и давать мне наставления, особенно, чтобы я сам был милосерд, если хочу, чтобы Господь Бог был ко мне милосерд. В заключение он предсказал, что я исполню возложенное на меня поручение и возвращусь благополучно» (Ч. 431).

Май

Тамбовским архиереем становится епископ Арсений (Москвин) (СК. 144).

Н. А. Мотовилов сватается к Е. М. Языковой. В «Записках» Мотовилова дело представлено так, что преподобный Серафим не возбранял Николаю Александровичу брак с Языковой и чуть ли не благословил его. Однако сватовство закончилось неудачей. Он пишет: «Великий старец Серафим в 1832 году весною приказал возвратиться мне домой к себе в Симбирск. И когда там отказано мне было в руке Е. Мих. Языковой и генерал Мондрыка в доме тетки ее Прасковьи Александровны Берг сказал при мне, что она уже помолвлена, то со мною сделался удар и я лишился рук и ног, и болезнь моя прежняя обновилась в сильнейшем градусе». Неудачу свою Мотовилов объясняет неверием в пророчество преподобного Серафима: «Я пошел было, как святой апостол Петр, по волнам, но, видя ветр крепок, убоялся и чуть не утонул в волнах» (3. 125). Действительно ли преподобный благословил Мотовилова на брак с Языковой? Похоже, что Мотовилов выдал желаемое за действительное. Но теперь восстановить истину не представляется возможным.

20 мая

Разговор с «доверенною особою» (Ч. 72): «“Ты знаешь снитку? Я рвал ее да в горшочек клал: немного вольешь, бывало, в него водицы и поставишь в печку – славное выходило кушанье”.

Я спросила его о снитке, что это значит? За притчу ли это принять или что действительное? Он отвечал: «Экая ты какая! Разве не знаешь травы снить? Я это тебе говорю о самом себе. Я сам это себе готовил кушанье из снитки”.

Я спросила его, как зиму он ее кушал и где брал?

Он отвечал: “Экая ты какая! На зиму я снитку сушил и этим одним питался, а братия удивлялись, чем я питался! А я снитку ел… И о сем я братии не открывал, а тебе сказал”.

Я спросила: а долгое ли время он кушал ее?

Он дал мне точный ответ и на это. Но я забыла, без скольких именно дней он вкушал тысячу дней одну снитку. Только помню, что более двух с половиною лет, неотступно три года, он питался одною сею травою» (Ч. 72–73).

28 мая

Кончина Елены Васильевны Мантуровой.⁴³ (С. 71). Впервые о чудесных обстоятельствах этой кончины повествует 17-я глава «Летописи» архимандрита Серафима (Чичагова). Михаил Васильевич Мантуров заболел в имении генерала Куприянова злокачественной лихорадкой и написал письмо Елене Васильевне, поручая ей спросить батюшку Серафима, как ему спастись. Старец приказал разжевать ему горячий мякиш хорошо испеченного ржаного хлеба и тем исцелил его. Но вскоре он призвал к себе Елену Васильевну и сказал ей:

– Ты всегда меня слушала, радость моя, и вот теперь хочу я тебе дать одно послушание… Исполнишь ли его, матушка?

– Я всегда вас слушала,– ответила она,– и всегда готова вас слушать!

– Во, во, так, радость моя! – воскликнул старец и продолжал: – Вот, видишь ли, матушка, Михаил Васильевич, братец-то твой, болен у нас и пришло время ему умирать и умереть надо ему, матушка, а он мне еще нужен для обители-то нашей, для сирот-то… Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила-то Васильевича, матушка!

– Благословите, батюшка! – ответила Елена Васильевна смиренно и как будто спокойно. Преподобный Серафим после этого долго беседовал с ней. Елена Васильевна молча все слушала, но вдруг смутилась и произнесла:

– Батюшка! Я боюсь смерти!

– Что нам с тобой бояться смерти, радость моя! – ответил отец Серафим.– Для нас с тобою будет лишь вечная радость!

Простилась Елена Васильевна, но лишь шагнула за порог келлии, тут же упала… Ксения Васильевна подхватила ее, батюшка Серафим приказал положить ее на стоявший в сенях гроб, а сам принес святой воды, окропил Елену Васильевну, дал ей напиться и таким образом привел в чувство. Вернувшись домой, она заболела, слегла в постель и сказала: «Теперь уже я более не встану!»

По рассказам очевидцев, ее кончина была замечательная. В первую же ночь она видела знаменательный сон. На месте Казанской Дивеевской церкви была как бы площадь или торжище и на ней великое множество народа… Вдруг народ расступился перед двумя воинами, которые к ней подошли. «Иди с нами к Царю! – сказали они Елене Васильевне.– Он тебя к Себе призывает!» Она повиновалась и пошла за воинами. Ее привели к месту, на котором восседали необычайной красоты Царь и Царица, которые, приняв ее смиренный поклон, сказали: «Не забудь 25-го числа, мы тебя к себе возьмем!» Проснувшись, Елена Васильевна рассказала всем свой сон и приказала записать число… Только тремя днями пережила она его.

За эти несколько дней болезни Елена Васильевна соборовалась и насколько возможно часто приобщалась Св. Тайн. Духовник ее, протоиерей Василий Садовский, видя ее слабость, посоветовал было ей написать брату Михаилу Васильевичу, который ее сильно любил, но она ответила: “Нет, батюшка, не надо! Мне будет жаль их, и это возмутит мою душу, которая уже не явится ко Господу такой чистой, как то подобает!”

Трое суток до смерти Елена Васильевна была постоянно окружена видениями и для не понимавших людей могло казаться, что она в забытьи. “Ксения! Не накрыть ли стол-то? Ведь гости скоро будут!” Ксения Васильевна тотчас согласилась и исполнила желание умирающей, накрыв стол белой, чистой скатертью. “Смотри же, Ксения,– твердила Елена Васильевна,– чтобы все, все у тебя было чисто, как возможно чисто!” Когда же она увидела, что все исполнено ее послушницей, поблагодарила и произнесла: “Ты, Ксения, не ложись, а Агафье Петровне вели лечь… И ты не садись, смотри, Ксения, а так постой немного!” Умирающая была окружена образами. Но вдруг, вся изменившись в лице, радостно воскликнула она: “Святая Игумения!.. Матушка, обитель-то нашу не оставь!..” Долго-долго со слезами молила умирающая все об обители и много, но несвязно, говорила она, а затем совершенно затихла. Немного погодя, как бы опять очнувшись, она позвала Ксению. говоря: “Где же это ты? Смотри, еще гости ведь будут!..” Потом вдруг воскликнула: “Грядет! Грядет!.. Вот и Ангелы!.. Вот мне венец и всем сестрам венцы!..” – долго еще говорила, но опять непонятно. Видя и слыша все это. Ксения Васильевна в страхе воскликнула: “Матушка! Ведь вы отходите! Я пошлю за батюшкой!” – “Нет, Ксеньюшка, погодите еще,– сказала Елена Васильевна,– я тогда сама скажу вам!”

Когда она скончалась, на нее надели рубашечку старца Серафима, платок и манатейную ряску. Обули в башмаки, в руки положили шерстяные четки и сверх всего покрыли черным коленкором. Волосы ее, всегда заплетенные в косе, были закрыты под платочком шапочкой из батюшкиных поручей, которую сам старец надел ей после пострижения. Она скончалась 27-ми лет от рождения, пробыв в Дивеевской обители всего семь лет. Елена Васильевна была чрезвычайно красивой и привлекательной наружности, круглолицая, с быстрыми черными глазами и черными же волосами, высокого роста.

В тот же час батюшка Серафим, провидев духом, поспешно и радостно посылал работавших у него в Сарове сестер в Дивеево, говоря: “Скорее, скорее грядите в обитель, там великая госпожа ваша отошла ко Господу!”

Все это произошло 28 мая/10 июня 1832 года, накануне праздника Пятидесятницы, а на другой день, в саму Троицу, во время заупокойной Литургии и пения Херувимской песни, воочию всех предстоящих в храме покойная Елена Васильевна, как живая, три раза радостно улыбнулась в гробу своем» (Ч. 418–424).

30 мая

В этот день Елену Васильевну Мантурову похоронили рядом с могилой первоначальницы матушки Александры, с правой стороны Казанской церкви» (Ч. 424). В этот же день «Ксения Васильевна пошла вся в слезах к батюшке Серафиму. Увидев ее, великий старец, любивший покойную праведницу не менее всех сестер, невольно встревожился и, сейчас же отсылая Ксению домой, сказал ей: “Чего плачете? Радоваться надо! В сороковой день придешь сюда, а теперь иди, иди домой! Надо чтобы все 40 дней ежедневно была бы обедня, и как хочешь, в ногах валяйся у батюшки отца Василия, чтобы обедни были!” Захлебываясь от слез, ушла Ксения Васильевна, а отец Павел, сосед по келлии с отцом Серафимом, видел, как батюшка долго-долго ходил растревоженный по комнате своей и восклицал: “Ничего не понимают! Плачут!.. А кабы видели, как душа-то ее летела, как птица вспорхнула! Херувимы и Серафимы расступились! Она удостоилась сидеть недалеко от Святыя Троицы аки дева!” (Ч. 424–425).

Июнь

«За полгода до смерти отец Серафим, прощаясь со многими, с решительностью говорил: „Мы не увидимся более с вами”» (1863. 233).

Июль

«За пять месяцев до кончины была у отца Серафима Платонида, монахиня симбирского монастыря Нерукотворенного Спаса. Она ехала в Арзамас к известному в то время врачу посоветоваться насчет ревматических страдании головы, лица и уха в одной половине тела, но заехала наперед в Саров, чтобы от отца Серафима принять благословение на лечение. Пять суток прожила она в Сарове и хотя раза по четыре каждые сутки приходила к келье старца, но не могла видеть его. Старец, по изъясненным выше причинам, реже принимал посетителей. Наконец она была принята им в пустыни наедине. Поклонившись отцу Серафиму в ноги, она просила благословения лечиться. Старец на слова ее отвечал: “Нет, не лечись”. И, показав рукой на небо, прибавил: “Вот Кто (т. е. Бог) тебя исцелит”. Затем он приказал ей умыться в источнике. Она же не умывалась во все продолжение своей болезни, около трех лет, справедливо опасаясь, чтобы от прикосновения к воде не получить большей простуды. Но по вере в слова праведного старца она, нимало не сомневаясь, умылась и от того не только облегчения не почувствовала, но напротив, почувствовала ужаснейшую боль. Потом старец приказал ей напиться этой воды, после чего сделались у нее мучительнейшие боли в лице и зубах. Наконец старец, приложив свою правую руку к больной ее щеке, сказал: “До успения Бог успокоит тебя: гряди с миром!” Платонида тотчас же почувствовала, как стала утихать боль ее: она совершенно прошла и с тех пор не возвращалась. При отпуске, благословляя ее крестом, висевшим у него на груди, отец Серафим сказал: “Не скорби, что долго не видела меня: я поминовение творил о скончавшейся монахине”. Платонида, со своей стороны, спросила, может ли она надеяться еще когда-нибудь увидеть его.

Старец, показывая рукой на небо, сказал: “Там увидимся: там лучше, лучше, лучше”. Справедливо: больше она не видала его» (1863. 230).

6 июля

«Когда Ксения Васильевна пришла на сороковой день по смерти Елены Васильевны к батюшке Серафиму по его приказанию, то старец, утешая свою любимую церковницу, сказал радостно: “Какие вы глупые, радости мои! Ну, что плакать-то! Ведь это грех! Мы должны радоваться; ее душа вспорхнула как голубица, вознеслась ко Святой Троице. Перед ней расступились Херувимы и Серафимы и вся небесная сила! Она прислужница Матери Божией, матушка! Фрейлина Царицы Небесной она, матушка! Лишь радоваться нам, а не плакать должно! Со временем ее мощи и Марии Семеновны будут почивать открыто в обители, ибо обе они так угодили Господу, что удостоились нетления!» (Ч. 425).

Август

Епископ Арсении Тамбовский

Епископ Тамбовский Арсений, впервые обозревая епархию, посетил Саровскую обитель. Старец Серафим пришел из пустыни в монастырь, чтобы вместе с братией встретить архипастыря. По окончании встречи он возвратился в пустынь. Однако владыка пожелал посетить старца в его пустыни. «По входе в келью отец Серафим поднес преосвяшенному в подарок четки, пук восковых свеч, обернутых холстиной, бутылку деревянного масла и шерстяные чулки» (1863. 235).

«За четыре месяца до смерти, а именно в августе 1832 года, высокопреосвященный Арсений, нынешний митрополит Киевский, бывши епископом Тамбовским и обозревая в первый раз епархию, посетил и Саровскую обитель. Старец Серафим, несмотря на то, что был тогда в пустыни, почел долгом прийти в монастырь единственно для того, чтобы вместе с братией встретить своего нового архипастыря. По окончании встречи он снова возвратился в пустынь. Преосвященный Арсений, осмотрев внимательно и подробно все церкви, братские кельи и хозяйственные постройки внутри монастыря, пожелал видеть и все принадлежащие к монастырю заведения и здания, вне оного находящиеся. В сопровождении Саровскою казначея иеромонаха Исайи и ключаря тамбовского собора (что ныне кафедральный, там протоиерей) Никифора Телятинского он посетил пустыни Серафимову и Дорофееву. Отец Серафим занимался укладыванием камней при береге небольшого ручейка, протекавшего подле его пустынной кельи. Но как скоро он увидел приближение архипастыря к месту своему, тотчас же оставил занятия и, повергшись к стопам его, испрашивал себе и получил от него благословение.

– Что это такое ты делаешь? – благосклонно и с участием спросил его преосвященный Арсений.

– А вот, святый владыко, – отвечал старец, – камешками берег выкладываю, чтобы вода-то не обмывала берега и не портила его.

– Доброе дело, старец Божий, – сказал преосвященный. – Ну, покажи же ты мне теперь свою пустыньку среди пустыни.

– Хорошо, батюшка, – отвечал он и с радушием повел преосвященного в келью.

По описанию лиц, бывших при сем случае, келья не имела в себе ничего особенного: это обыкновенная деревянная изба с небольшими сенцами. Мебель ее состояла вся из простого липового некрашеного стола и двух таких же стульев. В переднем углу стояли св. иконы с возженной перед ними лампадой. Еще лежали две богослужебные книги. По входе в келью отец Серафим поднес преосвященному в подарок четки, пук восковых свеч, обернутых холстиной, бутылку деревянного масла и шерстяные чулки. Преосвященный с отеческим радушием принял подарок. Потом он спросил отца Серафима:

– Где же у тебя в этой пустыньке еще другая пустынька, другое, еще более уединенное место?

Сам же, зная по рассказам, где находится это место, и, не дожидаясь ответа отца Серафима, пошел по направлению к печке. А отец Серафим, останавливая его, говорил простосердечно:

– Не ходи, батюшка, замараешься.

Но преосвященный, отворив дверь, закрывающую пустое пространство между стеной кельи и печкой, увидел там небольшое помещение, столь тесное, что едва один человек может войти туда и оставаться там в стоящем или коленопреклоненном положении, но присесть или облокотиться никак нельзя. И здесь, как в первой келье, в углу между стеной и дверным косяком стоял небольшой образок с горящей лампадой. Очевидно, старец по временам уединялся туда на бдение и молитву. Отсюда преосвященный отправился в Дорофееву пустынь, имея в намерении на возвратном нуги опять зайти к отцу Серафиму. Старец, оставаясь с ключарем отцом Никифором Телятинским, ожидал его здесь, проводя время в беседе. Между разговорами он, указывая на владыку, сказал отцу ключарю: “Много, много будет ему трудов, но Бог ему поможет”.

Когда преосвященный опять воротился, то отец Серафим, взяв его за руку, благоговейно обратился к нему с вопросом:

– Вот, батюшка, богомольцы приходя! ко мне, убогому Серафиму, и просят меня дать им что-нибудь в благословение; и я даю им сухариков черного или белого хлеба и по ложке красного церковного вина: можно ли мне это делать?

На это преосвященный отвечал:

– Можно, можно, но только в раздельном виде, так, что кому даешь сухариков, тому не давай уже красного вина. А то простолюдины, как слышал я, думают, по простоте своей, и между другими разглашают, будто ты причащаешь их св. Тайн. А и того лучше, – прибавил далее преосвященный, – вина вовсе не давать, давать же только сухарики.

– Хорошо, батюшка. – отозвался на это старец, – я так и буду поступать.

После замечено было, что отец Серафим так, действительно, и поступал до конца своей жизни.

После этого разговора преосвященный простился с отцом Серафимом. Со стороны блаженного старца прощанье это совершилось не совсем обыкновенным образом. Приняв от владыки последнее благословение, он поклонился в ноги и. несмотря на то, что преосвященный поднимал его и просил встать на ноги, старец Серафим, оставаясь на коленях, продолжал ему кланяться до тех пор, пока преосвященный совсем не скрылся из виду.

В следующую за сим ночь отец Серафим, как бы в доказательство своего послушания, сам принес небольшой сосуд церковною вина к келье, в которой останавливался преосвященный Арсений, и, отдавая приношение келейнику его, сказал: “Отдай это батюшке от Серафима грешного”. По соображении сих обстоятельств с последствиями оказалось, что все это было предвестием близкой кончины старца Серафима и относилось к его просьбе о поминовении, которую он высказал преосвященному и словесно. Преосвященный Арсений, со своей стороны, в точности исполнил желание отца Серафима: из его подарка – свечи, масло и вино, сохранившиеся в целости, – были употреблены при служении преосвященным заупокойной литургии о вечном покое блаженного старца Серафима. А четки, чулки и холстину преосвященный оставил у себя» (1863. 234 – 237).

В воспоминаниях Елены Ивановны Мотовиловой этот эпизод встречи преподобного Серафима и Владыки Арсения выглядит иначе: «Незадолго до смерти отца Серафима, его. как известно, посетил Высокопреосвященный Арсений Тамбовский, и вот по какой причине. На отца Серафима много клеветали и нападали за то, что он занимается устройством Дивеева. Преосвященный Арсений, желая проверить это, приехал в Саров и спрашивал игумена Нифонта. Игумен Нифонт предложил Преосвященному отправить посланного к отцу Серафиму в его ближнюю пустыньку с тем, чтобы отец Серафим сам пришел к Преосвященному. Отец Серафим был уже очень слаб. Когда посланный явился к нему, то застал его лежащим в гробу. Отец Серафим сказал: “Скажите Преосвященному: не могу идти, лежу во гробе, язвами уязвлен”. Игумен Нифонт послал за ним второй раз. Отец Серафим сказал: “Скажите Преосвященному, что не Лазарь ко Христу пришел, а Христос к Лазарю”. Услыхав этот ответ, Преосвященный Арсений воскликнул: “Ах, Нифонт, Нифонт! Погрешил я с тобой против великого старца!” И сам отправился к отцу Серафиму в пустынь». Лазарь, уязвленный язвами – этим евангельским образом отец Серафим указал на то, что был оклеветан».

7 августа

Открытие мощей святителя Митрофания Воронежского.

Из воспоминаний Елены Ивановны Мотовиловой: «Когда было открытие мощей святого Митрофана, к отцу Серафиму принесли много маленьких икон этого святого. Приходившим сестрам батюшка давал всем по иконке святого Митрофана, а мне дал крестик. Придя в Дивеево, я все думала: почему он мне не дал иконку? Через день батюшка с одной из сестер, бывшей у него, приказал, чтобы тетка привела меня к нему. Когда мы пришли, он взял тарелочку с иконами и стал пересыпать их рукой, – при этом взглянет на меня и улыбнется, взглянет и опять улыбнется, – наконец, взяв икону святого Митрофана, благословляя, отдал мне и отпустил домой».⁴⁴

3 сентября

Прибытие в Саров Н. Мотовилова, едущего в Воронеж на поклонение мощам святителя Митрофания (Д. 50). «Когда же меня принесли к нему, то он отечески принял во мне участие и, несколько побеседовав со мною, сказал:

Святитель Митрофаний Воронежский

– Помолимся Господу, чтоб Он возвестил нам: мне ли по-прежнему исцелить вас или отпустить в Воронеж.

4 сентября

На следующий день, 4 сентября, преподобный снова назначил встречу Мотовилову. Николая Александровича принесли на носилках в ближнюю пустыньку. Отец Гурий снял с немощного Мотовилова плащ и передал его двум Дивеевским послушницам, случившимся здесь. Мотовилова же понесли к отцу Серафиму – за колодец. Преподобный издали увидел идущих людей и махнул им рукой:

– Не по Бозе сказал я, убогий Серафим, вашему боголюбию, чтобы мне исцелить вас: Господь исцелит вас у мощей святителя Митрофана. Вот, батюшка, Господь и Божия Матерь, в сию ночь явившись мне, убогому, в 17 или 18 раз, изволили открыть мне всю жизнь вашу от рождения и до успения. И если бы Сам Господь не вложил персты мои раны Свои гвоздильные и в Пречистое ребро Свое, копием пронзенное, я бы не поверил, что могут быть на земле такие жизни. И вся эта жизнь ваша будет исполнена таких причуд и странностей оттого, что у вас светское так тесно и соединено с духовным и духовное со светским, что отделить их нельзя.

– Батюшка! – спросил его Мотовилов. Что значат слова ваши “до успения’’? Или я скоро умру?

– Нет. ваше боголюбие, не скоро вы умрете – вам еще надо быть пособником мне во исполнение всесвятой воли Божией. Успение – значит, тихая христианская кончина, которой вас Господь удостоит по истечении дней вашей земной жизни.

– Что же, батюшка, какая же будет моя земная жизнь?

– Этого мне, убогому, не велено открывать вашему боголюбию. Господь сказать изволил: «Рабам моим даю все здесь на земле востерпеть, а в жизнь будущего века перевожу их совершенно очищенными от всяким скверны плоти и духа, и хотя ангел смерти и допускается до разрешения союзов тела их и души, но страдание смерти не прикоснется их душам. Они умирают точно как засыпают. Но ты ему не открывай всех обстоятельств его жизни, а только то, что дозволю, ибо если он узнает все и Я буду наказывать за грехи его, то он тогда может Мне сказать: “Господи, за что же Ты меня наказываешь, когда устами раба Твоего, Серафима, Сам же предрек мне, что так и так согрешу”. А когда вздумаю Я награждать за правду его, им сделанную, то разве враг диавол не будет иметь права, дерзнувши, так сказать: “Где это правда Твоя, Господи, что Ты награждаешь его за ту правду, которую через Серафима Ты же ему Сам возвестил, что он ее непременно совершит, а ведь он верит Серафиму, как Самому Тебе, Господу Богу”». Вот почему я, убогий, открываю вам только то, что уже сказал вам… Так-то, ваше боголюбие: укоряеми – благословляйте, хулими – утешайтесь, злословими – радуйтесь! Вот наш путь с тобою!.. Претерпевший до конца – той спасется» (Д. 50–52).

В «Записках» Мотовилова эта беседа, состоявшаяся 4 сентября, передана как ни в одном другом источнике – самым подробным образом: «Одно вам скажу и главное, что если бы не Сам Господь и Божия Матерь возвестили мне о вашей жизни, то я бы не поверил, чтоб могла быть такая жизнь на земле. Ибо мне Господь сказал, что у вас в жизни все духовное со светским и все светское с духовным так тесно связано, что ни того от другого, ни этого от того отделить нельзя и что за всем тем Он Сам изволил назначить вам такую жизнь, и что будущее человечество сим лишь путем пойдёт, если захочет спастися, и что на все это есть Его собственная воля, и что поэтому-то лишь Он дозволяет мне открыть вам нечто из жизни вашей, чтобы от трудности пути вашего вы без того не погибли бы вовсе».

«Что же, батюшко, будет со мною?» – вспросил я. И он продолжал: «Я, ваше боголюбие, плохо учен грамоте, так что с трудом подписываю мое имя, а грамматике и вовсе не учился, однако же читаю не только по церковной, но и по гражданской печати борзо и так скоро, что книги по две или по три мог прочитывать и прочитывал в сутки. А память такую имею, от Господа мне данную, что, пожалуй, могу вам от доски до доски все наизусть прочитать – такую сильную память Господь Бог мне изволил пожаловать. Так я хотя и плохо учился грамоте, а грамматике и вовсе не учился, по знаю очень много и более многих ученых людей, потому что много тысяч книг содержу в свежей памяти, да и даром премудрости и рассуждения, свыше от Него подаваемого, Господь Бог после всех страданий, что я ради имени Его Святого в жизни моей претерпел, меня обильным благословить изволил. Я вашему боголюбию скажу просто, почти наперечет, сколько и где я книг перечитал, чтобы вы и сами видеть могли, что я в Писании Церковном и светском силен-таки довольно. В нашей саровской библиотеке, мню я, тысяч пять с половиною будет экземпляров, а в иных, как, например, в Ролленевой Истории, перевод Третьяковского тридцать томов. И я всю нашу библиотеку прочитал, так что даже и книгу о системах миров, и даже Алкаран Магометов, и другие подобные книги читал. В иных книгах, вот, например, у Третьяковского, тяжел язык, но я смысла добивался, мне хотелось все узнать, что на земле делается и человеку Бог на веку своем узнать допустил, потому что подобает и ереси знать, да их не творить, и Сам Господь говорит в Библии: Егда умножится ведение, тогда откроются тайны; у господина Соловцева – две тысячи пятьсот книг русских их прочитал все до одной: у Аргамакова господина – тысячи полторы книг, и его библиотеку всю прочитал; у княжен Бибичевых – они благодетельствуют же Саровской пустыни – и их книги все прочитал; у братии и отцов святых нашей обители – у кого тридцать, у кого семьдесят, – все брал на прочтение все прочитал. Неудержимая, ваше боголюбие, была у меня охота к чтению, и все эти книги прочитал, духовные и светские, и все хорошо обсудил, потому что я не столько читал, сколько рассуждал о прочитанном и все соображал, что и как получше бы для Богоугождения сделать. Ну, так вот, я вам подробности сказываю, что уже не знаю, кто еще на русском языке, по церковной и гражданской печати, так много читал. И это не велехвалясь говорю, а чтобы вы знали твердо, что много на земле сущего знаю, а Бог и недоведомые тайны сверх того открывает, как и о вашей жизни открыл, а все-таки жизни, подобно вашей, нигде я не вычитал, а если б Бог уверил меня в ней, что она именно такая, что и десять житий святых угодников Божиих вместе сложить и десять жизней великих светских людей, каковы Суворов и другие, вместе сложить, то и тут во всех их двадцати жизнях еще не все то сбылось, что с вами с одним сбудется, то я не поверил бы, чтобы все то могло в самом деле так быть. Но мне Господь именно так сказал. И я верую, что слово Его непреложно и все то будет так, как мне открыто, а из сего нечто и вам самим дозволено открыть.

Вот для примера я вам скажу: помните ли, как прошлого года я говорил, что у вас была мысль, что будто бы можно и в миру живучи получить такую же благодать, как в отшельничестве?» А я, скажу в скобках, думал, что если Господу угодно будет, то при Его Святой помощи и в рай Адамов смогу я достигнуть, лишь бы Он мне то благословить изволил, как благословил святому Марке Фраческому и другим святым угодникам Его. «Но я вам говорил, – стал далее продолжать батюшко отец Серафим, – что этого невозможно достигнуть, живучи в миру, желая жениться, желая заниматься службой государственной и устраивать великие предприятия, подобные тем, о коих вы задумывали, и что люди, возлюбившие Господа всею душою, как и ваше боголюбие, возлюбили Его, о чем Господь Сам мне сказал, что вы Его истинно любите, что такие люди не только не желали и не добивались всего того, что вы желаете и чего добиваетесь, но жен, детей, чины, богатство, славу, почести, все радости земные и маловременные, оставляя, убегали в пустыни и там в девственной жизни, в самоизвольной нищете и во всех злостраданиях будучи, стяжевали благодать ВсесвятогоДуха Божиего, какую вы, в мире живучи, думали, что можно и мирскому человеку подобно им получить. И я вас не обманывал, говоря, что этого нельзя мирянину достигнуть, и я по Бозе вам сказал. Но ныне, напротив того, и это мне Господь открыл, что эта мысль в вас была не ваша, а Он Сам вам заложил ее, и Он Сам споспешествовал вам в развитии ее и в укреплении в вас самих, и что Он вам назначил показать на земле этот образ спасения, чтобы и мирские люди были причастниками тех же даров Духа Святого, как и отшельники, если равномерные с ними труды, подвиги, злострадания, претерпенные до конца, Христа ради и всего находящего на них они доброхотно решатся взять на себя» (3. 133–134). Далее преподобный Серафим предупредил Мотовилова, что с ним может случиться искушение сильное: хула на Духа Святого! Подробно это предупреждение изложено в другом месте «Записок»: «Господь дозволил ему открыть мне… между прочим: “Не говорите, ваше боголюбие, «что мне Серафим», потому что это хула на Духа Святого, ибо хотя мы сами по себе и простые, подобострастные всем человеки, но по Святыне даров Духа Святого, приусвоенной каждому из нас, будучи богоносными причастниками благодати Его, уже не на себя приемлем это поношение, а таким образом хулится Господь Бог Дух Святой, освящающий нас на великое служение Богу. И за таковую хулу на Духа Святого нет отпущения ни в сей век, ни в будущий”. Я заплакал и упал ему на колени, сказав: “Неужели я скажу что про вас, батюшка отец Серафим, которого так много и нелицемерно люблю по Господе?!’’ “Батюшка ваше боголюбие, – отвечал он мне, – Господь мне открыл, что вы про меня, убогого Серафима, не скажете этого да про другого-то кого-нибудь не говорите, потому что это хула на Духа Святого и что за это тяжко постраждете, а, пожалуй, и погибнуть можно”. Я испугался и, еще более заплакав, упал ему на руки его, и он тихим говором на ухо открыл мне таинство жизни будущего века. О чем я говаривал неоднократно многим, преимущественно же Тамбовскому архиепископу, что ныне митрополиту Киевскому Арсению и архиепископу Иоанну Нижегородскому, что ныне Черкасскому и Донскому…» (3. 17–18).

В «Записках» самого Мотовилова находим и некоторые другие подробности данной беседы. Преподобный спросил его, с какою целью едет он в Воронеж. Мотовилов выставил несколько причин: 1. Желание исцелиться там молитвами святителя Митрофана. 2. Узнать, что такое мощи святые. 3. Познакомиться с владыкой Антонием (Смирницким). 4. Видеть на прославлении святителя Митрофана Государя Императора и пожаловаться ему на отстранение от должности смотрителя Корсунского училища. 5. Просить Государя защитить его по тяжебным делам – «как от татар, так и помещика Осоргина» (3. 126). Старец, выслушал Мотовилова, но ответил ему лишь на вопрос о святых мощах (3. 126 – 127).

Далее преподобный заговорил с Мотовиловым о борьбе с бесами: «Господь и то открыл мне, что у вашего боголюбия, когда вы читывали святых жития в Минеях Четиих, рождалась нередко мысль, как бы хорошо побороться с бесами, как славна победа над ними и что как вы и сами с ними храбро поборолись бы, когда бы и у вас дело дошло до того. Оно все это точно хорошо, когда Господь подаст помощь в том и не только не допустит погибнуть, но и победу изволит над ними дарствовать человеку Своему. А все-таки надобно крайне беречись, чтобы не вызываться самому на эту крайне опасную и отчаянную борьбу, потому что тут уже средины нет – или беда, или смерть – и при самомалейшей на себя самого надеянности и самые великие чудотворцы погибали. И потому, всячески смиряя себя, надобно человеку, елико возможно, избегать этой борьбы, не обольшая себя высотою наград за победою увенчанною, предоставляемых Господом победившему. Ибо если сами выходить будем на эту битву без особенного Божиего звания, то и конец не известен, чем Господь благоволит нам покончить оную. Я сам, убогий Серафим, на себе самом испытал эту борьбу с бесами и погиб бы совершенно, если бы Господь и Божия Матерь не помогли бы мне и не защитили бы меня от силы их. А сила их так велика, и малейший из них ногтем своим может всю нашу землю в одно мгновенье, как мячик, повернуть и повернул бы, если бы в том не препятствовала им Всемогущая десница Божия, даже до того смирившая их за гордость и превозношение над держительным Его Всемогуществом, что даже, как видим примера Архангела Рафаила – по книге Библейской святого Товии. – и желчь рыбья может его отгонять от людей» (3. 136).

Я вспросил батюшку отца Серафима: «А разве есть у бесов ногти?» Он отвечал мне: «Как же, ваше боголюбие, полный курс наук в университете кончили, а допрашиваете, есть ли ногти у беса? Разве сами не знаете, что бес хотя и падший, но все-таки ангел, то есть дух, а дух плоти и кости не имать, как сказал Сам Господь, хотя и бес может иногда преобразоваться и в ангела светла, будучи ангелом тьмы. Но Святая Церковь, не могши никак чувственно представить для простых людей и Духом Святым не у премудренных все внутреннее и наружное безобразие духовное падших ангелов, принуждена представлять их в елико возможно большем для глаз наших чувственных доступном безобразии и потому поневоле их изображает с когтями, хвостом и всеми другими безобразиями, как, например, рогами, синим или черным цветом кожи, толстыми, обрюзглыми губами и высунувшимися клыками вместо зубов, и отвисшим языком, – в самом же деле этого нет у них, и они сохранили все первозданное свое ангельское естество. Но, лишившись благодати Духа Святого, сделались столько скаредными, что и это их изображение, какое им теперь Церковь придаст, все-таки сноснее того, как они сами по безблаголатности и злости своей суть на самом деле гнусны поистине».

“Как же вы это знаете?” – вспросил я его. – “Как же не знать, ваше боголюбие, когда я с ними очевидно боролся. Они так гнусны, что человек, не освященный и не исполненный вполне Духом Святым, не может и видеть их очевидно, ибо может умереть от ужаса, равно как подобному непросвяшейному же благодатию Духа Святого человеку невозможно видеть и ангела святого, ибо от одной радости от лицезрения сего, объять его долженствующего, умрет, пожалуй, он в одно мгновение. Но я благодатию и помощию Царицы Небесной остался невредим, и случилось это вот как со мною. Еще задолго до избрания Фотия в архимандриты Новгородского Юрьевского монастыря Святейший Правительствующий Синод указом предписал Саровской пустыни выслать ему для замещения настоятельского места над сею обителию такого человека, который бы по благодати был подобен иеромонаху Назарию, игумену Валаамской пустыни, взятому тоже из Саровской пустыни и исправившему там образ жизни монашествующих, до такого благочиния и благочестия, что слава о его собственной святыне, и благоустройстве обители, и благочестии учеников его достигла до Санкт-Петербурга, по каковому поводу и для Юрьевского монастыря Святейший Правительствующий Синод желал получить из Саровской пустыни другого, подобного Назарию, старца. Так строитель и все братии старшие нашего монастыря и пришли ко мне в дальнюю мою пустыньку, где в оной я находился тогда, и объявили, что они меня избирают на это место. Когда же после многих отговорок моих и представлении им, что я в грамоте малосилен и с трудом подписываю имя мое и что я решился на достижение полного пустынного жития и милости Божией, ожидаемой от оного, они все-таки приставали ко мне с уговорами и наконец предложили мне по примеру апостольскому решить дело это жребием, пять крат выпадало все убогому Серафиму быть архимандритом Юрьевского монастыря, то я горько заплакал, припал ногам отца строителя и, обвив их моими руками, стал умолять, чтоб помиловали меня и оставили в пустынножительство. А приползши на коленях к ногам иеромонаха Авраамия, сказал ему: “Сотвори, брате, любовь – замени меня и иди на это звание, а мне дай жить и умереть в пустыни, как я решился ради Господа Бога, и хочу того невозвратно”.

Тогда строитель и братия решились меня оставить в покое, а его послать в Санкт-Петербург. И после того месяца с два или три я был совершенно покоен. Но потом стали ко мне приходить многие из великих отцов Саровской пустыни, и не простые монахи, а старцы, явственною благодатию почтенные от Господа, и стали говорить мне, что я дурно сделал, отказавшись от пятикратного по жребию избрания на архимандритство, что я противник Божий и не могу ничего доброго приобрести для себя от пустынножительства после такого ослушания явному указанию воли Божией – быть мне архимандритом в Юрьеве, что я здесь погибну, заблудясь от пути спасения, а там бы был многим тысячам людей вместо святильника и привел бы в несметном счете их во спасение. И это продолжалось до полугода. И я был в таком обуревании – душевном волнении и смятении, не знал, что мне делать, и только ко Господу вопиял, что Он Сам знает незлобие сердца моего и что не хотение ослушаться воли Его Святой заставило меня отказаться от архимандритства, а подражание преподобному Сергию Радонежскому, который и от митрополитства Московского отказался, чтобы не лишиться плодов, начинавшихся в нем, – блаженного и богоблагодатного пустынножительства. Но слава Богу, отцы и братия оставили меня в покое, и я опять месяца два или три отдохнул. Потом напали на меня помыслы, что я действительно противник Божий и погибну в пустыни, то уже тяготы этой борьбы, ваше боголюбие, я вам никакими словами выразить не могу, а только чтоб показать вам, как это тяжко и неудобовыносимо, то скажу, что я должен был часто ощупывать у себя на голове, тут ли лоб мой, тут ли затылок, чтобы увериться, что я еще не изуродован силою внутренних в крови моей треволнений и приливов крови к темени моему. Но и в этом мысль моя укрепилась, что Господь сам свидетель чистоты намерений моих, и я успокоился – но уже ненадолго. Когда же твердо решился остаться в пустыни до того конца, когда удостоит меня Господь, от силы в силу восходя, достигнуть меры возраста исполнения Христова, то бесы явно уже стали говорить и нападать на меня, требовали, чтобы я покорился и поклонился им, и что если я послушаю их, то не только архимандритом, но и архиереем меня сделают и до митрополитства доведут; а в противном случае по-свойски со мною разделаются. Вот если вы помните Феофила, то Феофил пал, а убогий Серафим 1001 день и 1001 ночь благодатию Божиею стоял и устоял так, что они никакою силою не могли понудить меня к богоотступничеству. Но и тут если бы не Царица Небесная особенным Своим заступлением спасала и спасла меня, то они, как зерно пшеницы, растерли бы меня в прах на камне, на который бросались [на] меня с высоты верхушек лесных, а в келлии задушили бы меня, превращаясь в мошек и наполняя собою весь воздух так, что мне нечем и дохнуть было, кроме пыли этой бесовской, – одним словом, скажу – аще бы не Господь был в нас убо живых пожерли быша нас”. Я сокращаю рассказ великого старца и скажу, что он заключил его тем, что Бог даровал ему после того полную и равноапостольную силу над бесами и они не могли к тому уже приражаться ему…» (3. 136–140).

В это время произошла встреча Мотовилова с некоторыми саровскими монахами: гостинником отцом Гурием, игуменом Нифонтом, казначеем иеромонахом Исайей и еще 24 старцами иеромонахами: «Лишь только приехал я, игумен Нифонт и казначей иеромонах Исайя с 24 старцами иеромонахами Саровскими встретили меня на крыльце гостиницы, поздравляя меня с милостию Божиею, через великого старца Серафима мне во дни их дарованную» (Д. 37).

В течение восьми месяцев Мотовилов пользовался благодатно дарованным здравием так, что, по его собственному признанию, «никогда подобного сему здоровья и силы не чувствовал в себе до тех пор во всю жизнь». Часто в течение этого времени он подолгу бывал в Сарове и неоднократно беседовал с великим старцем Серафимом. Всем сердцем привязался с этого времени Мотовилов к своему благодетелю и весь отдался его руководству.

13 сентября

«13 сентября, за три с половиной месяца до кончины отца Серафима, была у него Екатерина Егоровна Извольская с четырехлетней своей дочерью Анной, у которой так болели глаза, что близкие опасались, не сделалась бы она в дороге совсем слепой. Мать привела ее к батюшке Серафиму. Он подал ей в руки бутылку воды, которой приказал окропить глаза дочери, и сказал, что «молитвами Пресвятой Богородицы Живоносного источника она исцелится». И действительно, наутро она встала со здоровыми глазами. Отец Серафим приказал им остаться в Сарове, отстоять 14 числа раннюю обедню, позднюю и отобедать. Но как она последнего приказания не исполнила и выехала тотчас после поздней литургии, то за ослушание блуждала в дороге целый день» (Е. 237).

25 декабря

«В день Рождества Христова, в 1832 году, в последний раз пришел он в Успенский собор, против обыкновения к поздней литургии⁴⁵, и, причастившись здесь Святых Таин, простился с отцом игуменом Нифонтом⁴⁶ и с братиею» (ИТ. 46). В этот день старец после литургии долго беседовал с игуменом Нифонтом. Он просил игумена о многих новоначальных иноках (ТПЖ. 149). При этом преподобный Серафим напомнил, чтобы после его кончины он был положен в дубовый гроб, сделанный им для себя. В этот же день преподобный вручил одному из монахов, Иакову, образ преподобного Сергия (посещение его Божией Матерью), выполненный на финифти, со словами: «Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу: он прислан мне честным архимандритом Антонием, наместником святой Лавры, от мощей преподобного Сергия» (ТПЖ. 149). Завещание старца Серафима было исполнено.

За неделю до своей кончины, 25 декабря, старец Серафим весьма долго беседовал с одним посетителем – помещиком, который задал старцу множество важных для себя вопросов. Это был помещик Богд-в, который подробно рассказал об этой встрече: «Я пришел в больничную церковь к ранней обедне еще до начала службы и увидел, что отец Серафим сидел на правом клиросе, на полу. Я подошел к нему тотчас под благословение, и он, благословив меня, поспешно ушел в алтарь, отвечая на мою просьбу побеседовать с ним: “После, после”. По окончании же обедни, когда я снова подошел к нему, он приветствовал меня словами: “Молитвами Пресвятой Богородицы все благо будет!” Тут я осмелился попросить его о назначении мне времени для выслушания от него спасительных советов. Старец на это отвечал мне так: “Два дня праздника. Времени не надо назначать. Св. апостол Иаков, брат Божий, поучает нас: «Если угодно будет Господу и живы будем, то сделаем то или другое»…”. Я поднес к нему дочь свою Веру, и он, благословив нас, дал нам обоим сухарей.

Наконец, приготовив заблаговременно вопросы… я пришел к нему в келью. Он встретил меня в сенях, принял принесенные мной, по поручению других, свечи и масло и благословил беседовать с собой… (Е. 221).

«Я спросил его: продолжать ли мне мою службу или жить в деревне? Отец Серафим отвечал: «Ты еще молод, служи». – «Но служба моя нехороша, – возразил я. – «Это от твоей воли. – отвечал старец. – Добро делай; путь Господень все равно! Враг с тобой везде будет. Кто приобщается – везде спасен будет: а кто не приобщается – не думаю. Где господин, там и слуга будет. Смиряй себя, мир сохраняй, ни за что не злобься».

Я спросил еще: благополучно ли кончится мое дело? Старец отвечал: «Надобно полюбовно разделиться с родными, у кого есть что разделить. Было у двух родных братьев два озера: у одного все множилось, а у другого нет. Тот и хотел завладеть войной. Одному нивы надобно 12 сажен, а другому более. Не пожелай».

После того я спросил: учить ли детей языкам и прочим наукам? И он отвечал: «Что же худого знать что-нибудь?» Я же, грешный, подумал, рассуждая по мирскому, что нужно, впрочем, ему самому быть ученым, чтобы отвечать на это, и тотчас же услышал от прозорливого старца обличение: «Где мне, младенцу, отвечать на это против твоего разума? Спроси кого поумней» (1863. 221–222).

Вечером того же дня

«Вечером, когда я пришел к нему, первым его словом было: “Беседу лучше оставить. За каждое праздное слово воздадим Богу ответ”. Но я умолил его продолжать спасительную беседу и предложил ему следующий вопрос: скрывание дел, предпринятых во имя Господне в случае, когда знаешь, что получишь за них скорее осмеяние, нежели похвалу, не похоже ли на отвержение Петра; и что делать при противоречиях? Старец на это отвечал мне так: “Св. Апостол Павел в послании к Тимофею говорит: пей вино вместо воды; а вслед за сим следует: не упивайся вином. На это надо разум. Не воструби: а где нужно, не премолчи”.

Я спросил еще: что прикажет он мне читать? И получил ответ: “Евангелие по 4 зачала в день, каждого Евангелиста по зачалу, и еще жизнь Иова. Хотя жена и говорила ему: лучше умереть: а он все терпел и спасся. Да не забывай дары посылать обидевшим тебя”.

На вопросы мои: должно ли лечиться в болезнях и как вообще проводить жизнь, он отвечал: “Болезнь очищает грехи. Однако же воля твоя. Иди средним путем: выше сил не берись – упадешь, и враг посмеется тебе; аще юн сын, удержись. Однажды диавол предложил праведнику прыгнуть в яму, тот было согласился, но Григорий Богослов удержал его. Вот что делай: укоряют – не укоряй; гонят – терпи: хулят – хвали: осуждай сам себя, так Бог не осудит, покоряй свою волю Господней; никогда не льсти; познавай в себе добро и зло: блажен человек, который знает это. Люби ближнего твоего: ближний твой – плоть твоя. Если по плоти поживешь, то и душу, и плоть погубишь; а если по Божьему, то обоих спасешь. Эти подвиги больше, чем в Киев идти или и далее, кого Бог позовет». Последние слова отца Серафима относились к желанию моему отправиться на богомолье в Киев и далее, если благословит. Впрочем, я не открыл ему еще этого желания, и отец Серафим узнал о нем единственно по дару прозрения, которое имел он по благодати Божией.

После этого я спросил старца: обязан ли человек, для поддержания своего звания, вовлекаться в издержки, превышающие его достатки и не составляющие у людей необходимости? Он отвечал: “Кто как может; получше, чем Бог послал. Хлеба и воды довольно для человека. Так было и до потопа”.

Еще спросил я: должно ли угождение людям простираться и на те случаи, которые не согласны с волею Божией, например, праздно проводить время и т. п.? На это отец Серафим возразил: “За эту любовь многие погибли: если кто не творит добра, тот и согрешает. Надобно любить всех, а больше всего – Бога”.

Я попросил его помолиться обо мне; он отвечал: “За всех молюсь всякий день. Устрой мир душевный, чтобы никого не огорчать и ни на кого не огорчаться: тогда Бог даст слезы раскаяния. – И опять подтвердил: – Укоряют – не укоряй и т. д.”

На вопрос мой: как сохранить нравственность людей, мне подчиненных, и не противны ли Богу законные, по-видимому, наказания, он отвечал: “Милостями, облегчением трудов, а не ранами. Напой, накорми, будь справедлив. Господь терпит: Бог знает, может быть, и еще протерпит долго. Ты так делай: если Бог прощает, и ты прощай. Сохрани мир душевный, чтобы в семействе у вас ни за что не было ссоры; тогда благо будет. Исаак, Авраамов сын, не злобился, когда у него колодцы засыпали, и отходил; а потом его же стали просить к себе, когда Господь Бог благословил его стократным плодом ячменя”.

Спрашивал я также отца Серафима насчет опасности нынешних советов и можно ли ввериться учению других. Он отвечал: “Это вам необновленным, – и улыбнулся, – довольно одного ангела-хранителя, от св. купели нам данною. Если ярость в ком есть – не слушай; если девство кто хранит – Дух Божий таких принимает. Однако же сам разум имей, и Евангелие читай”.

Я попросил отца Серафима растолковать мне сон: я видел кого-то, кто приказывал мне выстроить церковь. Отец Серафим сказал мне: “Это твое собственное желание, и если Бог избрал тебя на это и потребует нужда, то с Богом! В терпении нашем стяжите души ваши, то и будете Богу подобны, а иначе я не думаю, чтобы кто спасся”.

Я спросил старца: нужно ли молиться Богу об избавлении от опасных случаев? Старец отвечал: “В Евангелии сказано: молясь, не говорите лишнего, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеет нужду, прежде вашего прошения у него. Молитесь же так: Отче наш и проч. Тут благодать Господня; а что приняла и облобызала св. Церковь, все для сердца христианина должно быть любезно. Не забывай праздничных дней: будь воздержан, ходи в церковь, разве немощи когда; молись за всех: много этим добра сделаешь; давай свечи, вино и елей в церковь: милостыня много тебе блага сделает”.

Когда я спросил о посте и браке, старец сказал: “Царство Божие не брашно и питие, но правда, мир и радость о Духе Святом. Только не надобно ничего суетного желать, а все Божие хорошо: и девство славно, и посты нужны для побеждения врагов телесных и душевных. И брак благословлен Богом: и благословил их Бог, говоря: растите и множьтесь. Только враг смущает все”.

На вопрос мой о духе мнительности и охульных помыслах он отвечал: “Неверного ничем не уверишь. Это от себя. Псалтири купи: там есть все. Три рубля стоит”.

Я спросил его: можно ли есть скоромное по постам, если кому постная пища вредна и врачи приказывают есть скоромное? Старец отвечал: “Хлеб и вода никому не вредны. Как же люди по 100 лет жили? Не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом исходящим из уст Божиих. А что Церковь положила на семи Вселенских соборах, то исполняй. Горе тому, кто слово одно прибавит к сему или убавит. Что врачи говорят о праведных, которые исцеляли от гниющих ран одним прикосновением, и про жезл Моисея, которым Бог из камня извел воду? Какая польза человеку, если весь мир приобретет, душу же свою потеряет? Господь призывает нас: приидите ко Мне все труждаюшиеся и обремененные, и Аз упокою вы, иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть. Да мы сами не хотим”.

Чем, спросил я. истребить гордость и приобрести смирение? Он отвечал: “Молчанием. Бог сказал Исайи: на кою воззрю, только на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих”. Касательно духовной гордости он прибавил еще: “Проси Бога, чтобы Он продлил твои лета. Этого без труда не сделаешь. Молчанием же большие грехи побеждаются”. Во все время нашей беседы отец Серафим был чрезвычайно весел. Он стоял, опершись на дубовый гроб, приготовленный им для самого себя, и держал в руках зажженную восковую свечу. Начиная отвечать, часто приветствовал меня словами “ваше боголюбие!” О дочери моей сказал: “У нее путь трудный: выйдет за такого мужа, что и Бога знать не будет”.

Прощаясь со мной, он благодарил меня за посещение его убожества, как сам он выразился. Благословляя же, хотел даже поцеловать мою руку, кланялся мне до земли и, наделяя сухарями, приказывал разделить их с моими подчиненными и наконец, отпуская, сказал: “Гряди с Богом! Эти сухари свежие, только что из печки”.

К большему прославлению чудного дара прозорливости в благодатном старце отце Серафиме нужно объяснить, что я не имел возможности расспрашивать его так подробно и помнить все его ответы. Притом же он говорил чрезвычайно поспешно. Для этого все свои вопросы я предварительно написал для памяти на бумаге. И едва успевал я прочитывать их пред старцем, как тотчас же и получал от него на них ответы» (1863. 222–226).

Конец декабря

За неделю до смерти преподобный Серафим вручает одному из монахов образ, выполненный на камне, со словами: «Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу: он прислан мне честным архимандритом Антонием, наместником святой Лавры, от мощей преподобного Сергия». Завещание старца Серафима было исполнено (Ан. 44). История этого образа такова. Еще при жизни преподобного Серафима архимандрит Антоний Медведев, с 1831 года настоятель Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, гуляя по сосновому лесу, нашел плоский камешек, похожий на дощечку. Архимандрит Антоний чрезвычайно почитал преподобного Серафима, много рассказывал о нем святителю Филарету. Очевидно, он помнил и о той миссии, которую возложил на него преподобный Серафим – защитить во время будущей «дивеевской смуты» серафимовых «сирот». Очевидно, и то, что он видел явственную связь между преподобным Серафимом и преподобным Сергием, считая старца Серафима прямым духовным наследником преподобного Сергия, образцом современного монашества, чудотворцем, защитником и печальником русской земли. Именно поэтому архимандрит Антоний велел написать на плоском камешке образ из жития святого – явление Божией Матери преподобному Сергию – и, освятив образ на мощах преподобного Сергия, послал его отцу Серафиму (Ант. 27).

Без даты

Будущий монах Нижегородского Печерского монастыря Василий посетил старца: «На 14 году возраста я пожелал сам удостовериться в словах прозорливого старца и с этой целью испросил у своих родителей позволение побывать в Саровской пустыни у отца Серафима: это было в 1832 году. Когда я пришел к старцу и хотел спросить его о будущей своей жизни, он сам предупреждая слова мои, сказал мне: “Радость моя, тебе следует поступить в монастырь”. Когда же я отвечал ему, что человек господский, он сказал: “Гряди, Божия Матерь тебе поможет, и графиня, помещица твоя, через ходатайство великих людей, отпустит тебя на волю…”. Достигнув 17-летнего возраста, я получил, наконец, от своих родителей согласие на поступление в монашество и, будучи еще человеком господским, поступил Саровскую пустынь. По прошествии двух лет игумен Саровский, отец Нифонт благословил меня как оказавшегося, по искусе, способным к монастырским послушаниям, хлопотать об увольнении из крепостного состояния. Это побудило меня отправиться в С.-Петербург, и здесь промысел Божий указал мне обратиться с просьбой об исходатайствовании столь желаемого мною увольнения к настоятелю Сергиевской пустыни, отцу архимандриту Игнатию. Добрый настоятель тотчас же согласился на мою просьбу и вскоре действительно исхлопотал мне это увольнение» (Е. 215).

1 января

Первый день 1833 года совпал с воскресеньем. Свою последнюю литургию преподобный Серафим отстоял в больничной церкви святых Соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия. Это была ранняя обедня, за которой старец причастился Святых Тайн. Все приметили его крайнее изнеможение, однако духом он был бодр и радостен (ЖП. 35). Вел он себя не совсем обычно: «Ко всем иконам поставил сам свечи и приложился, чего прежде не замечали за ним» (Ч. 473)⁴⁷. После литургии батюшка простился с братией, говоря: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте. Нынешний день нам венцы готовятся». Потом приложился ко кресту и к образу Божией Матери, затем с обычным поклонением обошел вокруг престола и вышел из храма северными дверями, как бы показывая, что человек одними вратами – рождением входит в мир. а другими – смертью – выходит из него (1863. 239).

После литургии старец принял сестру из Дивеевской общины – Ирину Васильевну. Через нее прислал он Параскеве Ивановне 200 рублей ассигнациями для покупки хлеба, т. к. весь его запас вышел (1863. 239).

В тот же день принял батюшка Серафим иеромонаха Феоктиста из Высокогорской Арзамасской пустыни. Беседуя с ним, преподобный намекнул на свою кончину. В конце разговора отец Серафим обратился к нему: «Ты ужо отслужи здесь». Но когда отец Феоктист заспешил домой, старец сказал: «Ну, так ты в Дивееве отслужишь» (1863. 239).

Старец Серафим

Брат Павел, чья келья стояла недалеко от кельи старца, заметил, что 1 января батюшка трижды выходил на то место, которое им было указано для погребения, и подолгу смотрел в землю. Вечером, по свидетельству Павла, старец пел в своей келье пасхальные песни: «Воскресение Христово видевше…», «Светися, светися, новый Иерусалиме…» и другие (1863. 240).

2 января

Кончина старца Серафима на 79-м году жизни. «Второго числа января, часу в шестом утра, брат Павел, выйдя из своей кельи к ранней литургии, почувствовал в сенях близ кельи отца Серафима запах дыма. Сотворив обычную молитву, он постучался в двери отца Серафима, но дверь изнутри была заперта крючком, и ответа на молитву не последовало.

Он вышел на крыльцо и; заметив в темноте проходивших в церковь иноков, сказал им: “Отцы и братия! Слышан сильный дымный запах. Не горит ли что около нас? Старец, верно, ушел в пустынь”. Тут один из проходивших, послушник Аникита, бросившись к келье отца Серафима и почувствовав, что она заперта, усиленным порывом сорвал ее с внутреннего крючка. Многие христиане по усердию приносили к отцу Серафиму разные холщовые вещи. Эти вещи, вместе с книгами, лежали на этот раз на скамье в беспорядке, близ двери. Они-то и тлели, вероятно, от свечною нагара или от упавшей свечи, подсвечник от коей тут же стоял. Огня не было, а тлели только вещи и некоторые книги⁴⁸. На дворе было темно, чуть брезжилось; в келье отца Серафима света не было, самого старца также не видно было и не слышно. Думали, что он отдыхает от ночных подвигов, и в этих мыслях пришедшие толпились у кельи. В сенях произошло небольшое замешательство. Некоторые из братии бросились за снегом и грудами его погасили тлевшие вещи.

Ранняя литургия, между тем, безостановочно совершалась своим порядком в больничной церкви. Пели: “Достойно есть…” В это время неожиданно прибежал в церковь мальчик, один из послушников, и тихонько оповестил некоторых о происшедшем. Братия поспешили в келью отца Серафима. Иноков собралось немало. Брат Павел и послушник Аникита, желая удостовериться, не отдыхает ли старец, в темноте начали ощупывать небольшое пространство его кельи и нашли его самого. Принесли зажженную свечку и увидели, что старец, в обычном своем белом балахончике стоял на обыкновенном месте молитвы пред малым аналоем на коленях, с открытой головой, с медным Распятием на шее. Его руки сложенные крестообразно, лежали на аналое, на книге, по которой он совершал свой молитвенный труд пред образом Божией Матери Умиления, а на руках лежала голова, ниц лицом.

Полагали, что он уснул; стали осторожно будить его, но ответа не было: старец окончил подвижническую жизнь свою… Глаза его были закрыты, лицо оживлено богомыслием и молитвой. Тело старца было тепло, как будто бы дух его только еще сию минуту оставил храмину свою. Но его уже никто не мог теперь пробудить к жизни… Иноки с благословения настоятеля подняли на руках тело старца Серафима и положили в соседней келье иеромонаха Евстафия. Там омыли ему чело и колени, одели по монашескому чину, положили в известный нам дубовый гроб и тотчас же вынесли в соборный храм. После, когда утихло волнение и беспокойство, когда стали разбирать вещи в келье почившего, заметили, что и книга, над которой он почил непробудным сном, несколько обгорела… Тело отца Серафима положено во гроб, по завещанию его, с финифтяным изображением преподобного Сергия, полученным из Троицко-Сергиевской лавры» (1863. 240–243).

Существует и другая версия кончины преподобного Серафима. Настоятель Саровской пустыни игумен Исайя (Путилов) в письме от 7 декабря 1849 года писал: «Касательно кончины отца Серафима, как случилась, знает об этом отец Досифей: прежде отломали дверь нарядчик Никита Сибирский и Яков, брат Феодосия, и вошли в нее, полную дыма от пожара келейнаго, последовавшего от свеч догоревших, и старца нашли лежащим мертвым, ниц лицом, – думать надобно, умершим от угара во время сна. А Иван Тихонов прибежал уже после, по разгласке в монастыре…» (ЖП. 36).

Ночью 2 января 1833 года после утрени, стоя в своей келии, настоятель Глинской пустыни старец Филарет (Данилевский) увидел сияние на небе и чью-то душу, с пением возносимую ангелами на небо. Долго смотрел он на это чудное видение, затем подозвал к себе двоих из братьев, тут случившихся, указал им на необыкновенный свет и сказал: «Вот так отходят души праведных! Ныне в Сарове почил отец Серафим». После узнали, что точно в ту самую ночь скончался в Сарове преподобный Серафим. Преподобный Серафим питал глубокую любовь о Христе к старцу Филарету. Бывало, он благословлял на вступление в монастырь, отправляя просителей к старцу Филарету и указывая на Глинскую обитель как на великую школу иноческой жизни. Так, некто Авксентий, ушедший из Глинской пустыни, пришел в Саров к отцу Серафиму. Старец, еще до того, как Авксентий открыл рот, назвал его по имени и сказал, чтобы тот возвращался обратно. Авксентий в душе своей решился идти в какой-нибудь другой монастырь, но отец Серафим сказал: «Нет на земле места, где бы тебя не посетил гнев Божий, кроме Глинской, – иди, тебя примут». Авксентий послушался, вернулся и был милостиво принят отцом настоятелем. (МАЦ. 160–161).

2–10 января

«Могила блаженному старцу уготовлялась на том самом месте, которое давно было намечено им самим, и его тело в продолжение восьми суток стояло открытым в Успенском соборе. Саровская пустынь до дня погребения наполнена была тысячами народа, собравшегося из окрестных стран и губерний. Каждый наперерыв теснился облобызать великого старца. Все единодушно оплакивали потерю его и молились об упокоении души его, как он при жизни своей молился о здравии и спасении всех» (1863. 243).

8 января

Похороны старца Серафима. «В день погребения за литургией народа так много было в соборе, что местные свечи около гроба тухли от жара.

Погребение отца Серафима совершено было отцом игуменом Нифонтом. Тело его предано земле по правую сторону соборного алтаря, подле могилы Марка-затворника. Впоследствии усердием нижегородского купца Я. Сырева над могилой его воздвигнут чугунный памятник в виде гробницы, на котором написано: «Жил во славу Божию 73 года. 5 месяцев и 12-ть дней».

Не было сказано при гробе отца Серафима речей: воспоминание о его жизни и делах, изустные рассказы о них при гробе замечательного подвижника были самым лучшим назиданием, заменявшим всякое другое слово» (1863. 243).

Из рассказа Ксении Васильевны, послушницы Елены Васильевны Мантуровой (тетрадь № 1): «При жизни батюшки мы не знали, что такое покупать свеч, – потому ему много всего приносили, а он-то, родименький, бывало, и блюдет все для своего Дивеева, так что даже и по смерти его у нас еще много осталось запасного елею и целые три сундука свеч, что он подавал. Много также заботился о Рождественской церкви, много жертвовал для нее, сам посылал купить колокола на нее и диво, да и только: колокола-то маленькие-маленькие, вовсе маленькие, а зазвонят-то так звонко, точно музыка будто подобранная, и весело на душе, как подымется этот сладкий серебряный звон их. И образов мною в церкви батюшкиных; есть и сосуды: все это батюшка нам надавал и много кой-чего в ризнице. И все, бывало, придешь к нему, особенно за последнее время, а он только говорит и заботится о своей церкви: “Да все ли у нас есть-то, матушка, все ли есть-то, не надо ли чего?” Все, батюшка, бывало, ответишь ему. “Ну, и слава Богу, радость моя, возблагодарим Господа” – заговорит он, крестясь торопливо. А после смерти-то батюшки много тоже кой-чего осталось у нас после него, родимого; вся одежда, что была, нам досталась: епитрахили две, нарукавники, шуба, кафтан, камилавка, шапочка, вот больным-то и надевают на голову, ну и проходит боль-то, полумантия, сапоги, башмаки, лапти, рукавицы и топор, и все, все после батюшки. Есть у нас также четки, им самим сделанные из дерева, так вот мы все на бесноватых-то их надеваем, и много раз случалось, как наденут их на них-то, они и не смогут выносить их, так и разорвут и бросят, а потом и выздоровеют: оттого вот много из них потеряно, а уж как бережем».

19 апреля

Экзарх Грузии Иона благодарит за присылку двух четок на память о старце Серафиме (С. 71).

31 мая

Скончался брат старца Серафима – Алексей Исидорович Машнин (С. 71). В связи с переводом архиерейской кафедры из Белгорода в Курск Сергиево-Казанский храм, построенный семейством Машинных, по определению Святейшею Синода, объявлен кафедральным собором (С. 71).

21 июня

Письмо строителю Нифонту от астраханского благотворителя К. Ф. Федорова, на чьи средства был построен храм святого Иоанна Предтечи, о третьем, пока не освященном, приделе храма: «… буде известный вам храм Кирилы Иерусалимского еще не освящен, то не ожидайте меня освятить и освятите». До этого братия несколь лет ждала благодетеля Кирилла Федоровича из Астрахани: тому хотелось присутствовать на освящении храма в честь его небесного покровителя. Однако помешало расстройство здоровья (http://vechkitova.исоz.ru/publ/реrsonalii/istoricheskie__lichnosti/fjodorov_kiril _fjodorovich/46–1–0–110).

Без даты

Иван Яковлевич Каратаев, который посещал преподобного Серафима в 1831 году рассказывал, что в 1833 году, возвращаясь в свой полк из отпуска, он спасся от разбойников, напавших на него в дороге, по молитвам старца Серафима, ибо призвал его имя в минуту опасности (1863. 254).

6 января

Запись в дневнике митрополита Филарета (Дроздова), показывающая значение преподобного Серафима в жизни святителя: «Старец Серафим учил не бранить за порок, а только раскрывать его срам и последствия» (ФА. 1. 53). В его же письме к архимандриту Антонию (Медведеву) от 7 января 1834 года.: «Прекрасен совет отца Серафима – не бранить за порок, а только показывать его срам и последствия. Молитвы старца да помогут нам научиться исполнению» (Ф. П. 1. 91). И в том же письме: «Суждениям старца Паисия (Величковского; 1722–1794 – В. М.) и старца Серафима покоряюсь» (Ан. 44).

Весна

Саровскую обитель покидает первый биограф преподобного Серафима – иеродиакон Сергий (Васильев). Архимандритом Антонием Медведевым он рукополагается во иеромонаха и назначается казначеем Спасо-Вифанского монастыря, приписанного к Троице-Сергиевой Лавре (ЖП. 37; ТПЖ. 175). Профессор Московской Духовной академии Н. И. Субботин вспоминал отца Сергия с большой теплотой: «В 1848 году, когда Бог привел меня в обитель преподобного Сергия юношей, искавшим просвещения в существующей под его кровом высшей духовной школе, казначей Лавры, отец Сергий был уже благолепным старцем преклонных лет, но с цветущим, открытым и добродушным лицом, даже несколько тучный… Воспитанный в иночестве при ногу великих старцев, подвижников Саровских Марка и Серафима, он был проникнут благоговением к их памяти. Имея любовь к литературным занятиям, хотя и был человек, не получивший надлежащего образования, он еще в Сарове начал собирать сведения и сам вести записи о трудах и духовных подвигах обоих старцев, равно как и их наставлениях и поучениях, а также опытах и проявлениях присущего им дара прозорливости и чудотворений…» (Субботин Н. И. Митрополит Филарет и архимандрит Антоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима». М., 1904. С. 6–7).

4 октября

Письмо митрополита Филарета (Дроздова) к наместнику Свято-Троице-Сергиевой лавры архимандриту Антонию Медведеву: «…Вы, мне помнится, сказывали, что покойного отца Серафима пересужали за свободное допущение к себе женского пола. Он мог пренебречь сие: то была его мера; и он не был обязан общественною должностию представлять в себе образец обыкновенного порядка. Нам не позволит сего и наша должность, и наша далеко низшая мера» (ТПЖ. 171).

Декабрь

Явление старца Серафима во сне заболевшей глазами сестре Дивеевской обители Ф. В. «Видит она сон, что находится в церкви Тихвинской Божией Матери. Отец Серафим выходит из царских врат в белой ризе, подает ей воздух и велит отереть им глаза… “Ты ли это, батюшка?” Серафим отвечал: “Какая ты, радость моя, неверующая! Сама же просила меня, а не веришь, ведь я у вас обедню совершаю”. После сего о. Серафим сделался невидим. С этого времени болезнь глаз прошла у сестры» (1863. 254).

Без даты

Исцеление на источнике отца Серафима трехлетней девочки, привезенной вместе с семейством по указанию ротмистра Африкана Васильевича Теплова (1863. 254–255).

Без даты

Иеромонах Авель пострижен в рясофорные монахи (ТПЖ. 213).

Без даты

Иеромонах Сергий (в миру Стефан Васильев) из Спасо-Вифанского монастыря составил первое жизнеописание преподобного Серафима (Д. 418; ЖП. 37). При составлении жития он, видимо, использовал некий текст, который был составлен в Саровской обители, но не дошел до нашего времени (ЖП. 37). Через наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Антония житие было передано на рассмотрение митрополиту Филарету (Дроздову), и тот внес в текст рукописи свои исправления (Д. 418).

20 июня

В этот день пострижен в монашество инок Спиридон Пестов, будущий настоятель Саровской обители (Ав. 183).

29 сентября

В иеродиаконы пострижен монах Серафим Пестов, будущий настоятель Саровской обители. Пострижение совершил Тамбовский епископ Арсений (Ав. 183).

16 ноября

Письмо иеромонаха Илариона иеромонаху А.: «Рано, брате, угодил еси в начальство, в котором надобно быть адамантскому сердцу, дабы устоять. Но не сам поискал еси… не унывай… просись, если возможно, за неспособностию, от начальства…» (Ав. 152–153).

Без даты

Иеромонах Авель (Ванюков) лишен рясофора «по доносу настоятеля оной пустыни игумена Нифонта за несоблюдениеим, Ванюковым, общежительных правил. По резолюции Его Преосвященства, как неблагонадежный для монашеской жизни, уволен он из сей пустыни и из здешней епархии вовсе, для чего и возвращен ему… увольнительный его вид». Иеромонах Авель относился к числу почитателей старца Серафима и был в немилости у игумена Нифонта.

Митрополит Серафим (Глаголевскии)

Ему вменялось в вину то, что он, якобы, «… содействовал к выходу из Сарова теперешнему казначею Вифанскому Сергию (Васильеву, автору первого жития преподобного Серафима – В. И.) и прочей перешедшей оттуда братии в Лавру и Вифанию, отчего отец Игумен возымел на него негодование…» (Степашкин В. А., Мавлиханова Е. А. Культурное наследие: наш древний молодой Саров. Саров, 2004. С. 87).

6 января

Митрополит Филарет (Дроздов) пишет письмо наместнику Троице-Ссргиевой Лавры архимандриту Антонию о том, что Синод пока не позволяет публиковать житие старца Серафима.

Возглавлявший в то время Синод митрополит Новогородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский Серафим (Глаголевский) (1757–1843) настороженно отнесся к обилию чудес в житии старца Серафима: «…Дело о житиях отца Марка и отца Серафима не так хорошо продолжалось, как началось. Оно казалось конченным, и я не знаю, почему писал вам утешительно, что есть надежда. Но наш Первенствующий осторожность от ложных чудес употребляет иногда в большом избытке. Я не промолчал и, по замечанию других, не повредил истине, потому что представлял ее с миром; однако житие о. Марка дозволено напечатать с исключением некоторых мест, а житие отца Серафима лежит до лучшего усмотрения, как оно может пройти чрез узкие врата. Помолитесь, чтобы Бог устроил полезное. Теперь рассматривается житие Задонского затворника Георгия; надобно посмотреть, чем сие кончится. А в сем житии дастся важное свидетельство отцу Серафиму, которого отец Георгий не видывал, но от которого внезапно чрез присланного получил увешание не оставлять своего места, тогда как Георгий действительно боролся с мыслию оставить Задонский монастырь…» (ТПЖ. 174–175). Митрополиту Филарету одному пришлось бороться в Синоде за издание жития преподобного Серафима.

21 февраля

Письмо иеромонаха Илариона отцу Д.: «Усердно благодарим тя, боголюбезный брате, за извещение о себе, которое я сообщил и старцу Александру; мы порадовались о том, что ты в благополучии, а удивились и усердно поскорбели в рассуждении того, с каким неудовольствием получили бумагу о вашей безвинности; но сие произошло… Остаюсь, духовный твой отец иеромонах Иларион… со старцем Александром» (Ав. 153–154).

30 июня

Письмо иеромонаха Илариона отцу Д.: «Поздравляю тя с переселением из Сарова и с определением в новое благожительство во Святую Толшевскую обитель» (Ав. 154).

22 июля

Митрополит Филарет продолжает бороться за издание жития преподобного Серафима. Главным препятствием издания по-прежнему является обилие чудесного в житии. Он пишет письмо архимандриту Антонию Медведеву: «Были ль вы, отец наместник, в Вифании и долго ли, вы не сказываете. А я хотя через порог посмотрел в безмолвие, прочитав житие отца Серафима, и как вам хотелось, поправил несколько слов, где они казались поставленными не очень правильно. Если думать о напечатании, то затруднение представят некоторые сказания о видениях. Цензура едва ли согласится пропустить в свет чудесное в жизнеописании, без высшего свидетельства церковного. Но исключить из жизнеописания сказания сего рода, мне кажется, было бы похоже на святотатство. Если хотите, поговорите с цензурою. А если она, что вероятно, будет упряма, то, по моему мнению, вот что было бы хорошо. Способные и охотные в обители писали бы сие житие для себя и для желающих, и было бы благословение пишущим и польза читающим. Если в лавре или в Вифании найдется такой благовольный доброписец, то я попросил бы его снять для меня список с оригинала, при сем вам возвращаемого…» Поняв, что в ближайшее время издание жития невозможно, митрополит Филарет благословляет переписывать в Лавре житие старца Серафима и раздавать желающим (ТПЖ. 176–177).

2 августа

Митрополит Филарет пишет письмо наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию: «Посылаю Вам, отец наместник, просмотренные мною поучения или духовные наставления отца Серафима. Я позволил себе переменить или дополнить некоторые выражения, частию, чтобы язык был правильнее, частию, чтобы мысли, не довольно полно или не довольно обыкновенно выраженные, оградить от неправильного разумения или от прекословий. Посмотрите и скажите мне, можно ли думать, что я не переиначил или не повредил где-либо мыслей старца» (Д. 418–419).

11 августа

Из письма митрополита Филарета архимандриту Антонию: «…Пусть сделает опыт цензура представить Святейшему Синоду житие отца Серафима. К сему надобно присоединить и препровождаемую при сем статью о диаконе, имевшем связанным язык. Духовные наставления лучше цензоровать отдельно, чтобы, в случае затруднения для жития, не затруднить и им дорогу… При сем посылаю по нескольку экземпляров трех печатных тетрадок» (ТПЖ. 180). Как видим, митрополит Филарет предложил раздельное издание жития и духовных поучений старца Серафима. Кроме того, он предлагает, что бы житие преподобного предложила Синоду самая духовная цензура.

20 ноября

Очевидно, митрополит Филарет добился определенных успехов в отстаивании книги о жизни старца Серафима. Ему кажется, что дело сдвинулось с мертвой точки: «Ведати подобает вам, отец наместник, что есть надежда видеть напечатанными жития отца Серафима и отца Марка. Только сказание об онемевшем диаконе едва ли не останется в архиве. Я опасался быть неуступчивым в части, чтобы не испортить целого дела… » (ТПЖ. 181). Однако в 1839 году будет издано лишь житие пустынника Марка с присовокуплением духовных наставлений старца Серафима. Житие же последнего так и останется неопубликованным.

30 декабря

Духовные наставления преподобного Серафима разрешены к печати Московским духовно-цензурным комитетом. Цензор – ректор Вифанской семинарии, архимандрит Агапит (Д. 419). С. С. Бычков верно отмечает: «Подлинные наставления преподобного, сохранившиеся в бумагах отца Антония (Медведева – В. М.), настолько ярки и необычны, отличаются живым образным и простонародным языком. В неповрежденном виде их сохранилось всего 33. Но и этого достаточно, чтобы понять – то, что публиковалось и публикуется под видом «Наставлений» преподобного, всего лишь пересказ его устных поучений. Чаше всего – это цитаты из Добротолюбия, мало известного в те годы, перемежаемые краткими комментариями преподобного» (ТПЖ. 179).

Без даты

Возобновлено строительство Храма Христа Спасителя в Москве (Ст. 375).

Автор первого жития преподобного Серафима иеромонах Сергий Васильев назначается казначеем Троице-Сергиевой Лавры и постоянным членом ее собора (ТПЖ. 175).

В Троице-Сергиеву Лавру приходит и изгнанный в 1838 году почитатель преподобного Серафима бывший монах Авель Ванюков. Теперь он всего лишь послушник.

Выходит в свет книга «Краткое начертание жизни старца Саровской пустыни, схимонаха и пустынника Марка». В книгу включены духовные наставления отца Серафима (Д. 419).

28 января

Письмо иеромонаха Илариона отцу Андрею в Троице-Сергиеву Лавру:«… молитвы Преподобного Сергия подействовали остаться тебе в Лавре» (Ав. 150).

18 апреля

Дивеевская община состоит из двух: «Казанская» община (113 сестер под руководством И. П. Кочеуловой) и «Мельничная» община (104 сестры пол руководством арзамасской мещанки Аксиньи Ильиной) (С. 71).

19 августа

Письмо иеромонаха Илариона своему духовному чаду, отцу Д. в Толшевскую обитель: «Отец Александр еще жив и борется с болезнями… А преставились от нас в один век Отец Паисий и Отец Иессей… По прошению твоему, брате, посылаю исповедную книжицу…» (Ав. 155).

Без даты

Архимандрит Ангоний Медведев, наместник Троице-Сергиевой Лавры, постригает Авеля Ванюкова в монашество. Он назначается «гробовым монахом» у мощей преподобного Сергия Радонежского на целых десять лет (ТПЖ. 213). И. И. Субботин вспоминает о нем: «Отец Авель был в то время, когда я увидел его в первый раз, гробовым монахом, т. е. стоял при мощах преподобного Сергия и именно в стопах его, у южных алтарных дверей Троицкого собора. Редко случалось мне видеть такое идеально-иноческое лицо, как у старца Авеля, – бледное, изможденное, но чрезвычайно благообразное, кроткое и спокойное. Как будто он был создан для того, чтобы стоять при стопах преподобного Сергия, “наставника монахов и собеседника ангелов”» (Субботин Н. И. Митрополит Филарет и архимандрит Ангоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима». М, 1904. С. 9).

Епископ Иоанн Доброзраков

Январь

В январе месяце Н. А. Мотовилов садится за письмо правящему архиерею Нижегородской епархии Иоанну (Доброзракову).

В этом письме он объясняет, что из-за его длительной болезни произошла задержка в оформлении землицы, купленной для двух Дивеевских общин. «Казанской» общине он жертвовал 24 десятины земли, а «Мельничной» больше – 33 десятины (Б. 202).

21 января

Как и предвозвестил старец Серафим, его ученик, преподобный Тимон Надеевский, мирно преставился ко Господу «через семь лет» после его собственной кончины. Это произошло 21 января 1840 года; погребение его состоялось в Надеевской пустыни, за алтарем Успенского храма. Последние слова преподобного обращены были к братии обители: «А вы, отцы и братие, сотрудники мои, при несомненной вере в Божественный промысл, жизнью воздержною, миролюбивою, молитвою бденною, пламенною, терпением постоянным, сокрушением нелицемерным идите неуклонно – пролагайте себе дорогу в вечность, за гробом на небе наша отчизна; все простите меня, молю вас, Господа ради» (Из жития преподобного Тимона Надеевского).

5 августа

Умер саровский иеродиакон, земляк отца Серафима, Александр (С. 37).

16 августа

Скончался отец Иларий после водяной болезни (Ав. 156).

17 сентября

Письмо иеромонаха Илариона своему духовному чаду отцу Д. в Толшевскую обитель: сообщает о кончине отца Александра и отца Илария (Ав. 156).

15 ноября

Из письма митрополита Филарета, который продолжает настаивать на издании жития преподобного Серафима: «… Спешу сказать вам, что на сих днях получено от преосвященного Тамбовского доброе донесение касательно жития отца Серафима: только в Святейшем Синоде еще не слушано. Преосвященный говорит, что ему самому сказанные отцом Серафимом слова оказались впоследствии сказанными по прозрению…» (ТПЖ. 186). Архиепископ Тамбовский и Шацкий Арсений Ⅱ (Москвин) (1795–1876) 15 августа 1832 года посетил Саровскую пустынь и имел беседу с преподобным Серафимом. На этот раз дело издания жития преподобного Серафима приблизилось к концу. Чудеса преподобного Серафима стали подтверждать очень авторитетные люди, в том числе церковные иерархи. Епископ Арсений писал в Святейший Синод: «Судя по сведениям о строгой подвижнической жизни означенного иеромонаха, т.е. отца Серафима, какие я имел прежде и какие секретно через благонадежных лиц собрал ныне, я нахожу помянутую рукопись во всех ее подробностях совершенно согласною с истиною. Помешенные в ней духовные видения и некоторые чудесные события, относящиеся к жизни благочестивого старца, по самому свойству своему, конечно, не могли иметь или совсем или, по крайней мере, многих свидетелей, но им заставляют верить; 1) единогласное показание шести человек, достойных вероятия, которым, в назидание их, старец сам открывал о сих видениях и событиях, и из которых некоторые сами лично видели часть его необычайных молитвенных подвигов и частое имели общение с ним; 2) какая-то особенная сила сообщавшаяся всем вещам, которые он раздавал приходившим к нему на благословение и которые, выходя из рук его, превращались во врачебные средства от всех болезней. Без сомнения, здесь много действовала вера приемлющих, но надобно же сколько-нибудь приписать и вере и благочестию дающего. Что же касается до дара прозорливости, то свидетелей на это из всех сословий, может быть, очень много, в число коих я могу почти включить и самого себя. Ибо в первый год моего пребывания в Тамбовской епархии я был в Саровской пустыни и в пустынной келье отца Серафима и в его даже особой молитвенной келье, которая могла только поместить человека в стоячем положении, видел его самого, долго беседовал с ним и получил от него на память некоторые вещи, в которых, а еще более в его словах и действиях последствия довольно ясно указали мне и, вероятно, еще укажут его прозрение в будущее. Это был последний год его жизни, и мне уже не суждено было видеть его». (Субботин Н. И. Митрополит Филарет и архимандрит Антоний как чтители заветов и памяти преподобного Серафима. М., 1904. С. 31). Однако и свидетельство владыки Арсения не убедило Синод, что подтверждает письмо святителя Филарета от 6 декабря.

6 декабря

Из письма святителя Филарета (Дроздова) к наместнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Антонию по поводу препятствий, возникших в Священном Синоде при разрешении к печати первого жития преподобного Серафима: «…Что бы к житию отца Серафима припечатать бывшее исследование о его житии, о сем нельзя думать. Я думал было предложить, чтобы напечатать вместо предисловия донесение преосвященного Тамбовского, но и сие сделать не оказалось возможным: владыка Новогородский опять восстал со своими недоумениями о чудесных событиях, а митрополит Иона жаловался, что преосвященный Тамбовский не назвал по имени свидетелей и даже сказал, что больше было свидетелей противного мнения и что преосвященный утаил сие. Видно, согрешил Саровский игумен, написал к митрополиту Ионе свои несветлые помыслы. Мне удалось ослабить сомнения Ионы, а с владыкою помириться на том, что если и преосвяшеннный Подольский, который не читал книги, прочтет ее и не усомнится, то голосов в ее пользу будет достаточно. На сем остановилось дело…» (Д. 413). Митрополит Филарет снова станет убеждать члена Священного Синода митрополита Иону разрешить издание жизнеописания старца Серафима (Д. 413).

Без даты

Выходит в свет первое «Жизнеописание преподобного Серафима» иеромонаха Сергия (Васильева). Большие усилия для появления этого издания предприняли митрополит Филарет и его духовник, наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Антоний (Ан. 45).

12 ноября

Скончался на 71 году жизни иеромонах Иларион, ученик Валаамского игумена Назария. Иеромонах Иларион (1769–1841) родился в Санкт-Петербурге и был монахом в Валаамском монастыре. Это был ученик игумена Назария, в свое время прибывшего на Валаам из Саровской обители и привнесшего на Валаам традиции Сарова. Когда игумен Назарий⁴⁹ возвратился в Саров на покой, иеромонах Иларион, как келейник старца, отправился за ним и стал на долгое время духовником Саровской обители. «Это был муж чистотою жизни известный многим лицам, которых назидал и утешал чудным своим сладкоглаголивым словом и примерною ко всем любовию».⁵⁰

8 марта

В возрасте 76 лег с молитвой на устах скончался игумен Саровской обители Нифонт (Ав. С. 96–97).

27 апреля

Указ Святейшего Синода об официальном утверждении единой Дивеевской обшины (ГАНО. ф. 570. оп. 559. ед. Хр. 4. л. 4; С. 71).

Пасха

Иеромонах Георгий (бывший гостинник Саровской обители отец Гурий) из Вифаниевского монастыря подарил Тихвин-Большому-Богородицкому монастырю список жизнеописания старца Серафима. На первой странице надпись: «Получено в день Пасхи 1842 года от сочинителя Вифаниевского монастыря иеромонаха Георгия» (ТПЖ. 178).

Без даты

Крестьянин Ефим Васильев выполнил первое изображение преподобного Серафима, кормящего медведя, на основе рассказа Дивеевской сестры Матроны Плещеевой и других очевидцев подобных случаев, в частности саровского подвижника иеродиакона Александра (К 300. 23).

Старец Серафим и медведь

29 мая

Во иеромонаха пострижен иеродиакон Серафим Пестов, будущий настоятель Сарова (Ав. 183).

Без даты

Казначем обители становится иеромонах Серафим Пестов. Эту должность он будет исправлять до 1858 года (Ав. 183).

21 декабря

Ротмистр Африкан Васильевич Теплов, посещавший преподобного в 1829–1830-х гг., отслужил панихиду по старце Серафиме, отправился на источник отца Серафима со своими сыновьями. Младший из них страдал более 2-х лет от вывиха ноги. Болящий вымыл водой на источнике свою ногу. Затем снова пришли на источник через несколько часов. Болящий облился водой из источника с головы до ног, а потом на коленях перед иконами просил Бога помиловать его за молитвы отца Серафима. Он совершенно выздоровел стал служить в кавалерийском полку (1863. 255).

Без даты

Выходит в свет книга иеромонаха Иоасафа (Толстошеева) «Сказания о подвигах и событиях жизни старца Серафима, иеромонаха, пустынника и затворника Саровской пустыни» (СПб. 1849).

Осень

Осенью 1851 года иеромонах Сергий Васильев, автор первого жития преподобного Серафима, был переведен из Троице-Сергиевой Лавры и в сане архимандрита назначен настоятелем Серпуховского Высотского монастыря (ТПЖ. 176).

17 мая

По кончине игумена Исайи «по общему братскому избранию» на должность строителя пустыни определен казначей иеромонах Серафим Пестов (Ав. 183).

15 сентября

Письмо к строителю пустыни Серафиму Пестову от архиепископа Варшавского (бывшего епископа Тамбовского, совершавшего пострижение Серафима во иеродиакона) Арсения. Поздравляет с назначением на должность строителя и просит молитв (Ав. 185).

Без даты

Иеромонах Авель Ванюков принял великую схиму (ТПЖ. 214).

8 апреля

В Италии, где при смерти находится цесаревич Николай Александрович, прибегают к помощи мантии преподобного Серафима, надеясь на чудо. Из дневника фрейлины А. Ф. Тютчевой: «Приехал великий князь Александр Александрович, выехавший из Петербурга в пасхальное воскресенье, когда еще не было известно об угрозе. Доктора не позволили ему войти к брату. Мы с великой княжной Марией Александровной ездили встречать его на железную дорогу. Он вначале не сознавал истинного положения своею брата.

Горячка продолжалась у цесаревича до вечера, потом он стал узнавать окружающих и спросил, почему возле него новый доктор. Ночью [хотели] решили оставить его одного под предлогом того, чтобы его не беспокоить. Я несколько раз за ночь заходила в коридор около его спальни и прекрасно слышала, что там происходило. Он возбужденно и жалобным голосом звал своего лакея. Рихтер подходил к нему, просил успокоиться и говорил, что его слуги уже спят. Через несколько минут жалобные крики возобновлялись. Макушина, горничная государыни, стояла в коридоре и заливалась слезами. Где это видано, чтобы умирающего оставляли одного, наедине с его последними страданиями. Самый последний крестьянин с гораздо большей любовью и умом ухаживал бы за своим сыном, чем ухаживали за несчастным сыном императора. К утру возбуждение спало, он изредка задремывал и на протяжении трех часов засыпал на 15, 20, 30 минут. Утром он окончательно пришел в себя и сказал: “Вчера мне было очень плохо”. Он попросил чаю и указал, чтобы ему налили в чашку, подаренную ему в Нижнем. Ему отказали дать чаю и отказали также дать папиросу, которую он настойчиво просил. Потом он сказал: “Сегодня я должен побыть один, мне нужно поспать”. Это была пятница на Святой неделе, празднование Живоносного Источника. Утро мы провели в церкви, после обедни был молебен, затем мы заказали молебны святым, чьи мощи были поднесены цесаревичу. Никогда еще, я думаю, ни одна человеческая душа не была так вырываема у смерти с помощью жарких молитв. Телеграммы сообщали нам, что в Петербурге, Москве, Троице народ не выходил из церквей. Увы, среди всех этих молитв не нашлось ни одной, которая бы своей праведностью и святостью смогла умерить гнев Господень.

Когда мы вернулись, он еще спал. Государыня сказала, что он спит, укрывши голову мантией Серафима. Луч надежды блеснул в наших сердцах, мы каждый в своей комнате продолжали молиться» (Т. 486–487).

1867

Без даты

Возведен в сан игумена строитель Саровской пустыни Серафим Пестов (Ан. 183–184).

24 мая

В Троице-Сергиевой Лавре скончался иеромонах Авель Ванюков (ТПЖ. 214).

Ноябрь

Уволен от должности настоятеля на покой Серафим Пестов и определен в число больничных монашествующих (Ав. 184).

24 января

Московской духовной цензурой дозволено к печатанию литографическое изображение старца Серафима иконописного типа с четырьмя клеймами жития. В овальном среднике – необычайное изображение преподобного Серафима высокого роста, с четками в правой руке, на фоне храма с шатровой колокольней. Это один из первых образцов житийной иконографии святого. Автором избраны не совсем традиционные сюжеты его жизни. Над изображением сверху помешен текст: «Саровской Пустыни старец иеромонах отец Серафим». Над клеймами тексты: «Отец Серафим кормит медведя», «Искушение дьявола отцу Серафиму во время молитвы», «Трудолюбие отца Серафима» (отец Серафим несет нарубленные дрова), «Блаженная кончина отца Серафима». Работа была выполнена в литографии И. Голышева близ Мстеры (К 300. 21).

12 мая

Почил о Господе наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрит Антоний (Медведев), принявший большое участие в судьбе Дивеевской обители в дни смуты (Ан. 59).

27 октября

Духовная цензура дает дозволение печатать литографию с изображением преподобного Серафима в виде иконы под названием: «Преподобный старец Серафим Основатель обители Дивеевской, пустынник и затворник Саровский». Литография 32,4 x 23,7 была подготовлена в мастерской Серафимо-Дивеевского монастыря. Под изображением текст: «От Московского духовно цензурного комитета печать дозволяется. Москва / 27 Октября 1888 года. Цензур Симеон Вишняков». Очевидно старец Серафим пользовался к 1880-м гг. столь большим авторитетом, что Московская духовная цензура разрешила печатать эстамп в виде иконописного образа: преподобный Серафим, хотя и без нимба, представлен с благословляющей десницей и в левой руке держит Троицкий собор Дивеева. Цензура позволила назвать старца «преподобным» – редкий случай в строгих рамках церковной жизни синодального периода. Это единственная икона, на которой преподобный Серафим представлен с видом Серафимо-Дивеевского монастыря (К 300. 21).

20 сентября

Цензор Московского духовно цензурного комитета протоиерей Платон Капустин дозволил печатать заказанную Саровской пустынью тоновую литографию 33,1 х 44,4 с изображением преподобного Серафима, кормящего медведя: «Отец Серафим. Саровской обители иеромонах и пустынник, кормящий медведя. Скончавшийся 1833 г. января 2 дня. / Издание собственность Саровской пустыни» (К 300. 23).

1902

Июль

Император Николаи и Александра Федоровна

Император Николай Александрович вызвал к себе К. П. Победоносцева и поручил ему подготовить указ о прославлении преподобного Серафима, так, чтобы в августе уже можно было бы прославить старца Серафима в лике святых. «К. П. доложил, что святыми провозглашает Святейший Синод и после ряда исследований». Государь принял возражения Победоносцева. «но одновременно повелевал, чтобы к празднованию Серафима в будущем году саровский старец был сделан святым» (ЖП. 50).

1903

11 января

Второе (официальное) вскрытие мощей преподобного Серафима комиссией во главе с Митрополитом Московским и Коломенским Владимиром. Фиксация тления.

26 января

Резолюция Николая II на докладе Синода о начале подготовки к канонизации «Прочел с чувством истинной радости и глубокого умиления».

29 января

Синод официально заявил о предстоящей 19 июля 1903 года канонизании.

Весна-лето

Строительство временных гостиниц, бараков, чайных и т.п.

21 июня

Публикация митрополитом Санкт-Петербургским Антонием официальной точки зрения на нетленность мощей.

Июль

Организация специальных «богомольческих» поездов.

13 июля

Начало торжественных богослужений.

Митрополит Владимир (Богоявленский)

17 июля

Грандиозный крестный ход из Дивеева в Саров.

17 июля, 17:30

Приезд Николая Ⅱ и Высочайших Особ. Посещение ими Успенского собора и церкви Зосимы и Савватия, где пока находились мощи преподобного Серафима.

18 июля

Ранняя обедня в Успенском соборе. Последняя панихида по отце Серафиму, в которой он поминался не как святой.

Из воспоминаний архимандрита Сергия: «Из-за угла вылетела тройка: подъехал встречавший на границе губернии губернатор. Вскоре за ним оттуда же показалась четверка, а в открытом ландо царь и царица. Непосредственно за ними еще четверка, на которой приехала царица-мать. Далее – экипажи с великими князьями и княгинями… Когда государь приблизился к воротам, на минуту звон прекратился, владыка митрополит сказал краткое приветствие, царственные особы приложились ко кресту, приняли кропление святой водой, поздоровались с владыкой и впереди прежней духовной процессии, при звоне колоколов, при пении «Спаси, Господи, люди твоя…» направились в Успенский собор. От ворот до собора направо стояли духовенство, хоругвеносцы, Дивеевские монахини, народ; налево – саровские иноки, духовенство и народ. Момент – в высшей степени торжественный… По приходе в собор – краткое молебствие и многолетствование.

Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елизавета Федоровна

По желанию государя, из собора его провели в церковь Зосимы и Савватия… И государь со всей царственной фамилией здесь впервые преклонился пред угодником Божиим… Владыка митрополит осенил всех крестом, один из саровских иноков, в мантии, поднес государю при входе во дворец хлеб-соль (черный хлеб на деревянном блюде)… И обитель с этого момента приняла в свои стены августейших гостей… На торжества в Саров прибыли также великие князья Сергий Александрович с супругой Елизаветой Феодоровной, Николай Николаевич, Петр Николаевич с Милицией Николаевной, Петр Александрович Ольденбургский с великой княгиней Ольгой Александровной, Георгий Максимилианович Лейхтенбергский с Анастасией Николаевной».

Всенощная, во время которой произошло прославление Серафима Саровского как святого Русской Православной Церкви. Гроб с его останками переносят в Успенский собор Николай II, великие князья и архиереи. Всеношныс бдения в ознаменование прославления состоялись во всех православных храмах Российской Империи.

19 июля

Литургия. Крестный ход с мощами. Их помещение в раку. Из воспоминаний архимандрита Сергия: «Мы с отцом Никоном крышку принесли немного пораньше гроба, минуты на две – три. В часовне было несколько монахов, иереев… Пришли офицеры из охраны… Вдруг сюда же входят военные генералы, дамы, барышни… Я стоял у крышки и не обратил сначала особенного внимания… Но всматриваюсь… И что же? Это – великий князь Сергий Александрович с великой княгиней Елизаветой Феодоровной, и великая княгиня Ольга Александровна с принцем Петром Александровичем Ольденбургским. Тронули они нас всех до глубины души… Когда им ответили, что принесли гроб, в котором лежал в земле преподобный, они преклонились перед крышкой гроба (а гроб опускали в могилу), целовали ее. В гробу, от ветхости его, есть нечто вроде праха, пыли… Они брали эту пыль, завертывали ее в бумажки и уносили с собой… А великий князь Сергий Александрович даже помогал опускать гроб в могилу…» Гроб со святыми мощами преподобного был перенесен в Успенский собор из церкви святых Зосимы и Савватия Крестным ходом. Вместе с Государем Николаем Александровичем гроб нес Великий князь Сергий.

В письме из Сарова Великая княгиня Елизавета Федоровна пишет: «…Какую немошь, какие болезни мы видели, но и какую веру! Казалось, мы живем во времена земной жизни Спасителя. И как они молились, как плакали эти бедные матери с больными детьми, и, слава Богу, многие исцелялись. Господь сподобил нас видеть, как немая девочка заговорила, но как молилась за нее мать!»

«Тайное» купание Николая II и Александры Федоровны в источнике прп. Серафима.

20 июля

Николай II со свитой отбывает из Сарова.

21 июля

Митрополит Санкт-Петербургский Антоний освящает первый в России храм во имя прп. Серафима Саровского.

1. Каждодневно выметай свою избу да имей хороший веник.

2. Станови утром и вечером самовар, да грей воду, подкладывая углей, ибо горячая вода очищает тело и душу.

3. Учись умной молитве сердечной, как учат святые отцы в Добротолюбии, ибо Иисуса молитва есть светильник стезям нашим и путеводная звезда к небу.

4. Учись творить молитву чрез ноздренное дыхание с сомкнутыми устами. Это искусство есть бич против плоти и плотских похотений.

5. К обыкновенной Иисусовой молитве прибавляй: «Богородицею помилуй мя».

6. Одна молитва внешняя недостаточна. Бог внимает уму, а посему те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутреннею – не монахи, а черные головешки.

7. Бойся, как геенского огня, галок намазанных, ибо они часто из воинов Царских делают рабами сатаны.

8. Помни, что истинная монашеская мантия есть радушное перенесение клевет и напраслины: нет скорбей, нет и спасения.

9. Все делай потихоньку, полегоньку и не вдруг. Добродетель не груша, ее вдруг не съешь.

Дивеевская монахиня Ксения Васильевна Путкова (мать Капитолина) рассказала: «Говоря вообще о будущем и о всеобщей слабости к концу рода человеческого, особенно же о нашей женской-то немощи, не приказывал батюшка изнурять себя непосильными ныне подвигами поста, по древнему обычаю: батюшка велел более всего бояться, бегать как от огня и храниться от главнейшего – уныния. “Нет хуже греха, матушка, и ничего нет ужаснее и пагубнее духа уныния!” – говорил батюшка Серафим, почему и приказывал всегда быть не только сытой и кушать вволю, но и на труды брать с собою хлеба. “В кармашек-то свой и положи кусочек, говорил он, – устанешь, умаешься – не унывай, а хлебца-то и покушай, да опять за труды!” Даже на ночь под подушку приказывал он класть хлеба.

“Найдет на тебя уныние да раздумье, матушка, – говорил отец Серафим, – а вы хлебушка-го выньте, да и кушайте, уныние-то и пройдет, хлебушек-то и погонит его, и сон после труда вам хороший даст он, матушка!’’ Поэтому батюшка строго воспрещал когда-либо и кому-либо отказывать в хлебе. Вот и случилось следующее: у нас в трапезе была стряпухой строгая-престрогая сестра; и всем она была хорошая сестра, да как еще то было при матушке Ксении Михаиловне в старой обители, а матушка-то Ксения Михайловна, не тем будь помянута, была очень скупенька, то всегда и бранила и выговаривала ей, что все скоро выходит, что всего много надо, так, бывало, и не было того, как впоследствии у нас, чтобы после трапезы да кому дать кусочек – и Боже упаси! Так строго заведено было, что, по правде, частенько сестры-то друг у друга хлебец тихонько брали. Вот и узнал это батюшка Серафим, да и потребовал ее к себе. Пришла она, и я в то время была у батюшки. Отец Серафим разгневался на нее и так страшно, строго и грозно ей выговаривал, что страх и ужас охватил меня. “Что это, матушка, – говорил он, – я слышу, ты вволю поесть не даешь сиротам!” – и пошел… А она-то так и сяк оправдывалась перед ним, объясняя, что-де начальница не велит и строго с нее спрашивает! А батюшка все свое: “Нет, – говорит, – нет, матушка, нет тебе от меня прошения! Так что ж, что начальница, не она моих сироточек-то кормит, а я их кормлю! Пусть начальница-то говорит, а ты бы потихоньку давала да не запирала, тем бы и спаслась! Нет, матушка, нет тебе моего прощения! Чтоб сиротам моим, как хочешь, а всегда бы хлебушко был и кушали бы они вволю! И делать того не моги!” Бедная сестра так и ползала на коленках у ног батюшки, но он со скорбью грозно говорил: “Сиротам хлеба не давать! – Нет, матушка, нет тебе от меня прошения!” С тем и ушел батюшка, не благословив сестру» (Ч. 212–213).

«Однажды пришли к нему четыре человека из ревнителей старообрядчества, жители села Павлова Горбатовского уезда, спросить о двуперстном сложении, с удостоверением истинности старческого ответа каким-нибудь чудом или знамением. Только что переступили они за порог кельи, не успели еще сказать своих помыслов, как старец подошел к ним, взял первого из них за правую руку, сложил персты в трехперстное сложение по чину Православной Церкви и, таким образом крестя его, держал следующую речь: “Вот христианское сложение креста! Так молитесь и прочим скажите. Сие сложение предано от св. Апостолов: сложение двуперстное противно святым уставам. Прошу и молю вас, ходите в церковь греко-российскую: она во всей славе и силе Божией! Как корабль, имеющий многие снасти, паруса и великое кормило, она управляется Святым Духом. Добрые кормчие ее – учителя Церкви, архипастыри – суть преемники Апостольские. А ваша часовня подобна маленькой лодке, не имеющей кормила и весел; она причалена вервием к кораблю нашей Церкви, плывет за ней. наливаемая волнами, и непременно потонула бы, если бы не была привязана к кораблю”.

В другое время пришел к нему один старообрядец и спросил: “Скажи, старец Божий, какая вера лучше: нынешняя церковная или старая?” – “Оставь свои бредни, – отвечал отец Серафим, – жизнь наша есть море. Св. Православная Церковь наша – корабль, а кормчий – Сам Спаситель. Если с таким кормчим люди, по своей греховной слабости, с трудом переплывают море житейское и не все спасаются от потопления, то куда же стремишься ты со своим ботиком и на чем утверждаешь свою надежду – спастись без кормчего?”

Однажды зимою привезли на санях больную женщину к монастырской келье отца Серафима и о сем доложили ему. Несмотря на множество народа, толпившегося в сенях, отец Серафим просил принести ее к себе. Больная вся была скорчена, коленки сведены к груди. Ее внесли в жилище старца и положили на пол. Отец Серафим запер дверь и спросил ее:

«Откуда ты, матушка?” – “Из Владимирской губернии”. – «Давно ли ты больна?” – “Три года с половиной”. – “Какая же причина твоей болезни?” – “Я была прежде, батюшка, православной веры, но меня отдали замуж за старообрядца. Я долго не склонялась к ихней вере – и все была здорова. Наконец они меня уговорили: я переменила крест на двуперстие и в церковь ходить не стала. После того вечером пошла я раз по домашним делам во двор; там одно животное показалось мне огненным, даже опалило меня: я в испуге упала, меня начало ломать и корчить. Прошло немало времени. Домашние хватились, искали меня, вышли на двор и нашли – я лежала. Они внесли меня в комнату. С тех пор я хвораю”. “Понимаю… – отвечал старец.– А веруешь ли ты опять в Св. Православную Церковь?” – “Верую теперь опять, батюшка”,– отвечала больная.

Тогда отец Серафим сложил по православному персты, положил на себе крест и сказал: “Перекрестись вот так во имя Святой Троицы”. – “Батюшка, рада бы, – отвечала больная, да руками не владею”.

Отец Серафим взял из лампады у Божией Матери “Умиления” елея и помазал грудь и руки больной. Вдруг ее стало расправлять, даже суставы затрещали, и она тут же получила совершенное здоровье.

Народ, стоявший в сенях, увидев чудо, разглашал по всему монастырю, и особенно в гостинице, что отец Серафим исцелил больную.

Когда это событие кончилось, то пришла к отцу Серафиму одна из Дивеевских сестер. Отец Серафим сказал ей: “Это, матушка, не Серафим убогий исцелил ее, а Царица Небесная”. Потом спросил ее: “Нет ли у тебя, матушка, в роду таких, которые в церковь не ходят?” “Таких нет, батюшка, – отвечала сестра, – а двуперстным крестом молятся мои родители и родные все”. – “Попроси их от моего имени, – сказал отец Серафим, – чтобы они слагали персты во имя Святой Троицы”. – “Я им, батюшка, говорила о сем много раз, да не слушают”. – “Послушают, попроси от моего имени. Начни с твоего брата, который меня любит: он первый согласится. А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двуперстным крестом?” – “К прискорбию, у нас в роду все так молились”. – «Хоть и добродетельные были люди, – заметил о. Серафим, пораздумавши, – а будут связаны: Св. Православная Церковь не принимает этого креста… А знаешь ли ты их могилы?” Сестра назвала могилы тех, которых знала, где погребены. “Сходи ты, матушка, на их могилы, положи по три поклона и молись Господу, чтобы Он разрешил их в вечности”. Сестра так и сделала. Сказала и живым, чтобы они приняли православное сложение перстов во имя Святой Троицы, и они точно послушались голоса о. Серафима: ибо знали, что он угодник Божий и разумеет тайны св. Христовой веры.

О православном сложении перстов и положении на чело крестного знамения должным образом отец Серафим очень заботился и приписывал крестному знамению великую силу. Крестьянин Ардатовского уезда села Автодеева М. Б., собираясь в Саров на богомолье, пред самым выездом получил такой жестокий удар, что память совершенно потерял, и его без сознания привезли в Саровскую пустынь. Здесь один послушник, земляк больному, привел его к отцу Серафиму.

Едва только стали подходить мы к келье старца, – рассказывал после М. Б. и бывший с ним послушник, – как я уже почувствовал в себе облегчение, чувство памяти и понимания понемногу снова начало возвращаться ко мне, и я помню все, что отец Серафим говорил и делал со мной в то время. Сперва он благословил меня и начертил на челе моем крест маслом из лампадки, потом дал мне две пригоршни сухариков, наконец сам показал мне трехперстное сложение креста и сказал: “Милостив Бог! Молись Ему так: со временем все это пройдет”. И действительно, немного спустя по возвращении моем домой я сделался совершенно здоров, молитвами угодника Божия отца Серафима» (Ч. 344 – 347).

«Так, что канавка эта – стопочки Божией Матери! Тут ее обошла Сама Царица Небесная! Эта канавка до небес высока! Землю эту взяла в удел Сама Госпожа Пречистая Богородица! Тут у меня, батюшка, и Афон, и Киев, и Иерусалим! И как антихрист придет, везде пройдет, и канавки этой не перескочит!”» (Ч. 256). «…И какая радость-то будет, но мы не доживем и я не доживу, как собор-то у нас пятиглавый будет!.. Хоть ты и не доживешь, как собор-то совершится, а ведь какая радость-то тогда будет! Четверо мощей будут у нас, матушка! Вот какая радость-то будет, матушка! Какая великая радость-то будет! Среди лета запоют Пасху, радость моя! Приедет к нам Царь и вся Фамилия! Дивеево-то Лавра будет, Вертьяново – город, а Арзамас – губерния! Станут все приходить к нам, матушка, запираться для отдыха будем; станут деньги давать, только берите; в оградку станут кидать, а нам уже не нужно, много своих тогда будет, матушка!» (Ч. 289–290).

«Вот скажу тебе, – говорил мне батюшка Серафим, будет у вас два собора; первый мой-то собор холодный; куда лучше будет Саровского-то и будут они нам завидовать! А второй-то собор, зимний Казанский, ведь церковь-то Казанскую нам отдадут! Вы и не хлопочите, придет время еще поклонятся да и отдадут ее нам. И скажу тебе, вельми хорош будет мой собор, но все-таки еще не тот этот дивный собор, что к концу-то века будет у вас. Тот, матушка, на диво будет собор! Подойдет антихрист-то, а он весь на воздух и поднимется и не сможет он взять его. Достойные, которые взойдут в него, останутся в нем, а другие хотя и взойдут, но будут падать на землю. Так и не сможет достать вас антихрист-то; все равно как в Киев приходили разбойники, а церковь-то поднялась на воздух; достать-то они ее не могли. Так вот и собор ваш и канавка поднимутся тоже до неба и защитят вас, и не сможет ничего вам сделать антихрист! И при том соборе время придет такое у вас, матушка, что ангелы не будут поспевать принимать души, а вас всех Господь сохранит, только три из вас примут мученье, трех антихрист замучит! Ведь Дивеево-то диво будет, матушка, четверо мощей в рождественской церкви у нас почивать будут! И будет тут не село, а город. Мы-то с тобой не доживем, а другие доживут и до этого!» (Ч. 453–454).

«…Саровское пустынножительство было не менее аскетичным, чем жизнь русских преподобных XIV–XV веков. Практика отшельничества, распространенная в Сарове, восходила к ранней христианской аскезе, образцы которой можно было почепнуть в рукописных книгах саровской библиотеки. Например, в обители часто читались творения преподобного Ефрема Сирина, и на портрете строителя иеромонаха Ефрема были написаны вирши: “Не Сирин ты, но русский ты Ефрем, Саровской пустыни броня еси и шлем”» (К 300. 9). «… Монастырь обладал одним из богатейших книжных собраний, в котором хранились тысячи подлинников – древние рукописи, напоминающие о 300-летней истории прославленной обители, печатные издания XIX – начала XX века. Значительная часть древнего собрания уцелела – несколько сотен книг находятся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА)» (К 300. 27).

Исследователи фондов Саровского монастыря в РГАДА И. Л. Жучкова и В. В. Калугин отмечают: «Поскольку монастырь был основан в конце XVII в., число ранних рукописей в его книжном собрании невелико. Древнейшими источниками являются Лествица Иоанна Лествичника среднеболгарского извода третьей четверти XIV в….

Большинство рукописей относится к XVII–XVIII вв. Самая поздняя книга – Песни пророческие – датирована 1899 г. Всего собрание Саровской пустыни, находящееся в РГАДА, включает в себя 337 единиц хранения. По хронологии источники распределяются следующем образом: XIV в. – I рукопись; XV в. – 2; XVI в. – 9; XVII в. – 60; конца XVII – начала XVIII в. – 5; XVIII в. – 208; конца XVIII – начала XIX в. – 2; XIX в.–50».

I. Авель (Ванюков), иеромонах Троице-Сергиевой лавры. Общежительная Саровская пустынь и достопамятные иноки в ней подвизавшиеся. Рукопись. Основана на монастырских преданиях и архивных материалах (К 300. 27). Опубликована впервые в Москве в 1844 г.

2. Житие и подвиги иеросхимонаха Иоанна, основателя и первоначальника Саровской пустыни. Рукопись. Издана в Муроме в 1892 г. (К 300. 27).

3. Житие преп. Василия Нового и видение Григория, ученика его. Третья четвертьXVIII в. Бумага, чернила. Полуустав. 147 листов 2,5 х 16,2. Содержит 154 миниатюры-иллюстрации в лист и в тексте – рисунок очерковою характера, раскраска в акварельной манере. Переплет XIX в.: доски в коже, с золотым тиснением; застежки (оторваны); корешок реставрационный. РГАДА. Ф. 357. Д. 211. (К 300. 14).

4. Повествование о Саровской пустыни. Рукопись [составлено основателем иеросхимонахом Иоанном, переписано послушником Иоанном Невельским (в монашестве Иаковом)] (К 300. 27).

5. Помянник схимонаха Авраама (украшен скромными миниатюрами). Рукопись (К 300. 27).

6. Цветник. 1768 год. Саровская пустынь. Монах Иринарх. Бумага, перо, чернила. Скоропись. 333 л. 21,5 х 17,2. Миниатюра: прп. Иоанн Лествичник (л. 33 об.) – рисунок очеркового характера, раскраска в акварельной манере. Заставки (л. 10:34), концовки, заглавия и инициалы – чернила. ПереплетХⅠХ в.:доски в коже, с тиснением; 2 застежки (одна оторвана). РГАДА. Ф. 357. Д. 97. Писцовая запись на л. 2: «… написана книжица сея Восходец при строители иеромонахе Ефреме в пустыне саровской рукою грешнаго монаха Иринарха от начала мира бытия 7276. от Рождества Христова же но плоти Бога Слова 1768. индикта I… « Данная рукопись состоит из разнообразных статей духовного содержания, в том числе включены главы из сочинения св. преподобного Иоанна Синайского «Лествица» (К 300. 11).

1. Сергий, иеромонах. Сказание о жизни и подвигах блаженный памяти отца Серафима, Саровской пустыни иеромонаха и затворника. С присовокуплением духовных его наставлений, и начертания жизни старца Саровской пустыни схимонаха и пустынника Марка. М., 1839. 113 с.; 2-е изд. – 1844; 3-е изд. – 1856; 4-е изд. – 1858.

2. Георгий, игумен. Сказания о жизни и подвигах старца Серафима, иеромонаха Саровской пустыни и затворника, извлеченные из записок ученика его. СПб., 1844. 36 с.; 2-е изд. – 1845.

3. Б/а. Сказание о жизни и подвигах старца Серафима, иеромонаха Саровской пустыни и затворника, с изображением его в пустынножительстве. СПб, 1845.

4. Иоасаф, иеромонах. Сказание о подвигах и событиях жизни старца Серафима, иеромонаха, пустынника и затворника Саровской пустыни с присовокуплением очерка жизни первоначальницы Дивеевской обители Агафии Семеновны Мельгуновой. СПб., 1849. 160 с.

5. Б/ а. Поучение преподобного Серафима о молитве Иисусовой. Житие преподобного Серафима. М., 1851.

6. Елагин Н. В. (составитель). Житие старца Серафима, Саровской обители иеромонаха, пустынножителя и затворника с приложением его наставлений и келейного монастырского правила. СПб., 1863. 416 с.

7. Авель, иеромонах. Общежительная Саровская пустынь и достопамятные иноки в ней подвизавшиеся. Изд. 4-е. М., 1884. 211 с.

8. Княжна Горчакова Е.С. Серафимо-Дивеевский общежительный женский монастырь. С приложением жизнеописаний отца Серафима, иеромонаха Саровского, и матери Александры, первоначальницы Серафимо-Дивеевской общины. М., 1889. 64 с.

9. Священник Чичагов Л. М. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря Нижегородской губернии Ардатовскою уезда. М., Серафимо-Дивеевский монастырь. 1896. 796 с.

10. Священник Леонид (Чичагов). Краткое содержание летописи Серафимо-Дивеевского монастыря с жизнеописанием основателей А. С. Мельгуновой и о. Серафима, иеромонаха Саровского монастыря и подвижника обители. М., 1896. 238 с.

11. Погожев Е. Н. (Поселянин). Русские подвижники 19 века. Историко-биографические очерки. В 2-х частях. СПб., 1900. С. 61–98.

12. Погожев Е. П. (Поселянин). Русская церковь и русские подвижники XIX века. СПб., 1901. С. 259–302.

13. Поселянин Е. (составитель). Старец Серафим Саровский. М., 1901. 146 с.

14. О предстоящем 19 июля 1903 года открытии святых мощей преподобного отца Серафима. Саровского чудотворца, с приложением его жизнеописания. СПб., 1903. 32 с.

15. Митрополит Антоний. Об останках отца Серафима. Акт освидетельствования. СПб., 1903.6 с.

16. Аксакова Надежда. отшельник 1-й четверти XIX столетия и паломники его времени. Из детских воспоминаний о преподобном Серафиме Саровском. Вильна. 1903. 25 с.

17. Вердеревская С. Житие святого Серафима, Саровского чудотворца. М.. издание И. Д. Сытина, 1903. 111 с.

18. Дух Божий, явно почившим на огне Серафиме Саровском в беседе его о цели христианской жизни с симбирским помещиком и совестным судьей Николаем Александровичем Мотовиловым. М., 1903. 36 с.

19. Поселянин Е. Н. Преподобный Серафим. Саровский чудо творец. С новыми сведениями о Старце. СПб., 1903. 243 с.

20. Тютчева А. Ф. Святой Серафим Саровский в Царской семье. СПб., типография М. Акинфиева, 1903. 16 с.

21. Архимандрит Серафим (Чичагов). Акафист преподобному и богоносному отцу нашему Серафиму, Саровскому чудотворцу. М., 1903. 15 с.

22. Архимандрит Серафим (Чичагов). Житие преподобного Серафима, Саровского чудотворца. СПб., Серафимо-Дивеевский монастырь. 1903. 92 с.

23. Чудесное исцеление, совершившиеся в Успенском соборе в Москве, от мантии угодника, преподобного отца Серафима, Саровского чудотворца. С приложениями его жизнеописания. СПб., 1903. 13 с.

24. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря. Составитель архимандрит Серафим (Чичагов). 2-е издание. Серафимо-Дивеевский монастырь. 1903.

25. Денисов Л. И. Житие, подвиги, чудеса, духовные наставления и открытие святых мощей преподобного и богоносного отца нашего Серафима, Саровского чудотворца. С историческими очерками Саровской пустыни и женских монастырей, основанных под благодатным воздействием преподобного Серафима М., 1904. 704 с.

26. Преподобный Серафим – обличитель раскола М., 1904. 64 с.

27. Священник Иван Звездинский. Служба преподобному и богоносному отцу нашему Серафиму. Саровскому чудотворцу. М., 1904. 48 с.

28. Нилус С. А. Великое в малом. 2-е издание. Царское село. 1905.418 с.

29. Щегольков Н. М. Арзамасский Воскресенский собор. История его и описание в двух частях с видом собора. Арзамас. 1909.

30. Поселянин Е. Н. Преподобный отец Серафим Саровский. Его жизнь, подвиги и чудеса по его молитве. М., 1911. 172 с.

31. Подвижник веры и благочестия о. Алексий Бортсурманский, М., 1913.

32. Ильин В. Н. Преподобный Серафим Саровский. Париж. 1925.216.

33. Архиепископ Вениамин (Федченков). Преподобный Серафим Саровский Откровение о цели христианской жизни. По записи Н. А. Мотовилова и с приложением его же рассказа: Есть ли адские муки? Париж, 1933.

34. Архиепископ Вениамин (Федченков). Житие преподобного Серафима. Саровского чудотворца. Париж, 1935. 80 с.

35. Архимандрит Серафим (Чичагов). Дивеевская Летопись. Издание Братства преп. Германа Аляскинского.Platina, California. 1978.

36. Преподобный Серафим Саровский. Житие. Беседа с Мотовиловым. Париж, 1953. 80 с.

37. Рошко В. Преподобный Серафим: Саров и Дивеево. М., 1994.

38. Нилус С. А. Великое в малом: Записки православного. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1992. 336 с.

39. Общежительная Саровская пустынь и достопамятные иноки, в ней подвизавшиеся. М., 1996. 242 с.

40. Серафимово послушание. Жизнь и труды Н. А. Мотовилова. М., 1996. 256 с.

41. Митрополит Вениамин (Федченков). Всемирный светильник преподобный Серафим Саровский. М., 1996. 352 с.

42. Зырянов П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. М., 1999. С. 123 – 126.

43. Протоиереи Всеволод Рошко. Преподобный Серафим: Саров и Дивеево. Исследования и материалы. М., 2001. 160 с.

44. Степашкин В. Преподобный Серафим Саровский: предания и факты. Саров. 2002. 148 с.

45. Преподобный Серафим. Царь и Народ. Чудо прославления. Саров-Дивеево. 1903 год. М., 2003. 256 с.

46. Преподобный Серафим Саровский в воспоминаниях современников. М., 2003. 416 с.

47. Священник Петр Поляков. Под сенью благодати. Непридуманные истории чудес Саровской обители. М., 2003. 288 с.

48. Серафимо-Дивеевские предания. Житие. Воспоминания. Письма. Церковные торжества. М., 2003. 592 с.

49. Поселянин Е. На земном небе. Три поездки в Саров и Дивеево. М., 2004. 304 с.

50. Преподобный Серафим Саровский в XX–XXI веках. М., 2004. 960 с.

51. Анна Тютчева. Воспоминания. М., 2004. 592 с.

52. Денисов Л. И. Житие преподобного и богоносного отца нашего Серафима. Саровского чудотворца. Изд. 4-е. М., 2005. 704 с.

53. Записки Николая Мотовилова, служки Божией Матери и преподобного Серафима. М., 2005. 416 с.

54. Наследие Серафима Саровского и судьбы России. Материны научно-богословской конференции Москва-Саров. июнь 2004 г. Нижний Новгород. 2005. 504 с.

55. Преподобный Серафим Саровский. Жизнь и подвиг. XVIII – XXI вв. Изд. 2-е. М., 2005. 208 с.

56 К батюшке Серафиму. Воспоминания паломников в Саров и Дивеево (1823–1927). М., 2006. 670 с.

57. Первые жития преподобного Серафима Саровского. Нижний Новгород. 2006. 264 с.

58. Чудеса преподобного Серафима в записях монахов Саровской пустыни. М., 2006. 240 с.

59. Левитский Н. Житие, подвиги, чудеса и прославление преподобною и богоносного отца нашего Серафима, Саровского чудотворца. М., 2007. 576 с.

60. Владимир Мельник. Птенцы гнезда Серафимова. Мотовилов и Мантуров. М. 2007. 192 с.

61. Карпушов В. И., Курдин Ю. А. Сказание о Святой Дивеевской земле. Дивеево – Арзамас. 2008.