Вера Васильевна Чаплина
Орлик
Вера Васильевна Чаплина родилась в 1908 году в городе Москве, в семье служащего. Она рано осталась без отца и несколько лет воспитывалась в детском доме. С детства она любила животных и с пятнадцати лет поступила в кружок юных биологов Зоопарка. В этом кружке она училась, проводила наблюдения за животными, изучала их повадки.
Болезнь матери и нужда в семье заставили Веру Васильевну с шестнадцати лет идти работать. Поступила она в Зоопарк рабочей по уходу за животными, а всё свободное время отдавала пополнению своих знании.
В 1927 году она окончила курсы при Зоопарке и начала работать лаборантом. В 1932 году В. Чаплина уже была экскурсоводом, одновременно продолжая работать со зверями.
В 1933 году В. В, Чаплина организовала первую опытную площадку молодняка, где совместно воспитывались самые разнообразные звери.
В 1937 году Веру Васильевну перевели на работу заведующей секцией хищников, куда, помимо площадки молодняка, входили все хищные звери Зоопарка.
За время работы в Зоопарке В. В. Чаплина воспитала много животных. У неё накопился интересный матерная по наблюдению и воспитанию диких животных, и она стала писать рассказы. В 1937 году вышла сё первая книжка, под названием «Малыши с зелёной площадки», затем были изданы книги: «Мой воспитанники», «Четвероногие друзья», «Медвежонок Рычик и его товарищи», «Ная», «Орлик» и многие другие. Неоднократно издавался рассказ «Кинули», в котором говорится о том, как В. В. Чаплина взяла маленького, беспомощного львёнка, воспитывала у себя дома и как из него выросла огромная львица, которая по прежнему любила и помнила свою воспитательницу.
С 1946 года В. В. Чаплина целиком перешла на литературную работу. Она много ездила но стране, особенно часто бывала в Карелин и в районе Кандалакши, где изучала обитающих там животных.
В 1941 году В. В. Чаплина вступила в ряды членов Коммунистической партии; она — член Союза писателей и принимает активное участие в его работе.
ОРЛИК
Я сидела на маленькой деревянной пристани и ждала парохода.
В последний раз любовалась я на Онежское озеро, на места, где провела это лето. Вон вдали, на той стороне залива, видна и деревенька, в которой я жила, а ближе сюда — острова.
Как красиво раскинулись они по заливу! И я смотрела на них, стараясь запомнить их дикую красоту. Но тут моё внимание привлекла лодка. Она показалась из-за небольшого островка, и в ней как вкопанная, слегка повернув голову, стояла лошадь. Человека я даже сразу не заметила. Он сидел немного впереди и не спеша загребал вёслами.
Меня удивило такое спокойное поведение лошади. «Наверно, привязанная», — подумала я и стала наблюдать за приближением лодки.
Вот она подошла уже совсем близко. Сидевший в ней старик затормозил вёслами и тихо подвёл лодку к берегу. Потом вылез и, поддерживая борт, сказал, обращаясь к лошади:
— Но, но, Орлик, пошёл!
И тут я увидела, что Орлик вовсе не привязан. Услышав приказание хозяина, он послушно переступил через борт, вышел на берег и, пока старик вытаскивал на сушу лодку, терпеливо его дожидался. Я подошла к старику и спросила, как он не боялся везти в таком шатком судёнышке лошадь, да ещё без привязи.
— Была б другая, может и побоялся, — сказал он. — А наш Орлик ко всему привычен. Ведь он к нам с фронта попал. После войны, по распределению, нашему колхозу достался. Как приехал я лошадей выбирать, мне сразу он приглянулся. И боец тоже мне взять его посоветовал. «Бери, — говорит, — отец, нашего Орлика — хорошая лошадь, не пожалеешь. Да береги его, он своего хозяина от смерти спас».
— А как же он его спас? — заинтересовалась я.
Старик закурил трубку, уселся на камень и не спеша рассказал мне всё, что знал сам.
* * *
Это было на Карельском фронте. Антонов служил там связным. Лошадь была у него красивая, статная и на ходу быстрая.
К тому же лошадь оказалась очень умной. Как собака, ходила она за своим хозяином: он на кухню — и она следом идёт, он к командиру — и она у блиндажа стоит дожидается.
Потом она ещё умела снимать шапку. Наверно, её ребятишки в колхозе воспитывали и этому научили.С первого же дня полюбилась она ему.
Бывало подойдёт к бойцу, снимет зубами шапку и ждёт, когда угощение за это получит. Тут, конечно, смех, веселье, кто ей сахару даст, кто хлеба. Так и привыкла. Скажет ей Антонов: «Шапку сними, шапку!» — она только гривой махнёт и галопом к бойцам скачет. Подбежит, снимет с кого-нибудь ушанку и к хозяину несёт.
И ведь какая понятливая была: по дороге не уронит и сама в чужие руки не дастся. Принесёт и около Антонова положит.
— Ну и умница! — говорили про неё бойцы. — С такой лошадью не пропадёшь.
Действительно, вскоре их слова оправдались.
Однажды зимой нужно было срочно доставить в штаб донесение. Через тайгу проехать было невозможно: кругом непролазные заросли, бурелом. Пешему идти слишком долго, а единственная дорога второй день обстреливалась врагами.
— Надо проскочить и срочно доставить в штаб донесение, — сказал командир, передавая Антонову пакет.
— Есть проскочить и срочно доставить в штаб донесение! — повторил Антонов, спрятал на груди пакет, вскочил на коня и помчался.
Много раз приходилось ему ездить по этой фронтовой дороге, но теперь, за эти два дня, она сильно изменилась: всюду виднелись глубокие воронки от снарядов, поваленные деревья.
Всё чаще и чаще слышались глухие звуки разрывов. Антонов торопился скорее добраться до узкой лесной тропинки, которая шла стороной от дороги, и торопливо подгонял лошадь.
Но умное животное спешило и так. Можно было подумать, что она понимает и торопится сама проскочить опасное место.
Уже виднелось поваленное дерево и поворот на тропинку. Вот она совсем близко. Послушный поводу конь перепрыгнул через дорожную канаву и, сбивая с веток снег, поскакал по тропинке.
Шальной снаряд разорвался где-то совсем рядом, но взрыва Антонов уже не слышал. Раненный осколком в грудь, он некоторое время ещё держался в седле, потом качнулся и мягко сполз в снег.
Очнулся Антонов оттого, что кто-то слегка его тронул. Он открыл глаза. Рядом с ним стояла его лошадь и, нагнув голову, тихонько прихватывала ему губами щёку.
Антонов хотел приподняться, но резкая боль заставила его со стоном опуститься.
Лошадь насторожилась и, нетерпеливо переступая ногами, заржала. Она никак не могла понять, почему её хозяин лежит и не хочет встать.
Несколько раз терял Антонов сознание и снова приходил в себя. Но каждый раз, открывая глаза, видел стоявшую рядом лошадь.
Ему было приятно видеть около себя своего четвероногого друга, но лучше бы конь ушёл. Он, наверно, вернулся бы в часть; увидев лошадь, там сразу бы догадались, что со связным что-то случилось, и пошли бы его искать. А главное, что мучило Антонова, — это не переданное донесение.
Он лежал, не в силах даже повернуться. И мысль о том, как отогнать от себя лошадь и заставить её уйти, не покидала его.
Обстрел дороги, по видимому, кончился, и, как всегда после обстрела, кругом стояла какая-то необыкновенная тишина.
Но что это? Почему его конь внезапно встрепенулся и, вскинув голову, тихонько заржал? Так он вёл себя, если чувствовал лошадей. Антонов прислушался. Где-то в стороне от дороги послышался скрип полозьев и голоса.
Орлик.
Глава 1.
Оля сидела на крылечке и лузгала семечки. Она ничего не знала, зато мама в сарае хлопотала, как следует. Оля вдруг услышала протяжное ржание. Их лошадь Зорька уже почти 12 месяцев ходила с брюшком. Вот в один прекрасный день, мама сказала, что Зорька 12 месяцев будет только гулять. Оля расстроилась, но потом привыкла. Она ходила в соседний квартал и ездила там, на отце жеребёнка – Огоньке. Он был рыжим и маленьким. Но зато у него было храброе сердце. Однажды в овчарню залез волк и там поднялся переполох. Огонёк в это время пасся рядом. И тут он рванул в овчарню. Утром в овчарне нашли труп волка и застрявшего в двери жеребца. Он ржал всю ночь, но его не слышали. Наутро его выпустили и целый день, и всю неделю восхищались им. Но потом слава угасла. Однажды он вырвался из денника и ходил по конюшне. Сразу забыли про овчарню, про то, что без него не было бы тёплых шуб и денег. Они снова стали относиться к нему по-обычному. А ему и всё равно.
По утрам он развозил молоко по деревням, потом гулял часа два и потом вёз сено на фабрику. Оттуда он возвращался уставшим и угнетённым, так как его там недолюбливали, и относились ужасно. Но зато с восьми вечера и до одиннадцати он мог носиться по полю огороженному сеткой. Иногда, его украшали бубенцами и ленточками. И он возил телегу с людьми по деревне. Его хозяин – мальчик Вася имел старое затрёпанное, но военное седло. На этом седле ездил его дед – Иннокентий Владимирович, он сражался сидя в этом седле. Это седло лежало на спине бесстрашного коня Воина, пра-пра-пра-прадеда Огонька. Странно, но почти все предки Огонька были высокими, а он получился каким-то приземистым. Но ему и так было хорошо.
Так, вот. Как только Оля услышала ржание, она бросила семечки и понеслась в сарай.
— Мама!!! Что с Зорькой?
— Всё хорошо! И с Орликом тоже – нежно сказала мама.
— С кем? С кем?
— С Орликом, с нашим новым жителем!
Девочка зашла вглубь сарая и увидела, что Зарница лежит, а около неё примостилось что-то крохотное. Она подошла ещё ближе. Это был… жеребёнок. Он был очень маленьким, но таким симпатичным, что Оля решила, что на свете больше ничего её так не умилит. Он был рыженьким, как его мама и папа. Оля сразу стала вести себя тихо и аккуратно, стала подходить к лошади. Мама сказала:
— Оля. Будь осторожна. Мало ли, что может сделать мать. Вот я за тебя готова была глотку порвать.
Она никогда не выругивалась, но когда она только думала о том, что её дочь, её родную кровиночку кто-то и пальцем тронул, она могла не только ругнуться, она и убить могла. Оля, была единственным родным человеком Екатерины Павловны. Так звали маму. Муж Кати однажды поехал в город с друзьями, и не вернулся. Его искали. Но не нашли. Екатерина долго плакала. Но… Оле было три дня,… к сожалению, она не помнила отца. Так вот.
Оля села на корточки и стала разглядывать новорожденного. И вдруг спросила:
— Кто отец?
— У нас один жеребец в деревне.
— Огонёк?
Хотя Оле было всего 9 лет, но она соображала весьма не плохо. Она ездила верхом с пяти. И уже умела не мало. Например, она отлично рассекала поля деревеньки. Из деревни в деревню, они тоже ходили не плохо. Зоря и Оля были самыми верными подругами в округе. Оля не имела седла. У неё была старая верёвочная уздечка без трензеля. Получалось, что Оля почти занималась NH. И ей это нравилось. Но всё-таки у неё была мечта. Вернее две мечты. Она хотела увидеть папу и вторая, она всегда мечтала о качественном комплекте амуниции.
Однажды она была в городе с тётей Клавой и её сыном. И они заехали в «Битцу». Олю очень поразили все уздечки, сёдла, щётки, корды, да и места конюшни. Конечно, манежи по качеству не превышали деревенские поля. Ей дали лошадь очень высокою. По кличке Бахрома. Ей она очень понравилась. Она отлично слушалась. Как это не странно, но все тренера смотрели на неё с выпученными глазами. Ни один клиент не управлялся с этой лошадью. А девятилетняя Оля спокойно поднимала кобылку в галоп, а в конце занятия, вообще попросила снять седло. Ну это совсем сбило тренеров с толку. Они сняли. И увидели, что девочка стала ездить ещё лучше.
После этого девочка совсем не устала и очень огорчилась, когда пришло время слезать. Девочка ловко спрыгнула с лошади. Долго шагала её, и легко завела. Хотя до этого все всадники, чуть ли не тракторами затаскивали коника. Но вот, пришла девочка, и лошадь стала идеально себя вести. Все кто раньше лютой ненавистью ненавидел Бахрому, стали обожать её так, как будто всю жизнь с ней провели.
Оля почесала Орлика за ушком. Он неуклюже повернул головку в её сторону. Мама жеребёнка тоже повернула голову к девочке. Оля погладила и её и прошептала:
— Зоря, ты самая лучшая мать на свете.
Лошадь издала довольный звук и положила голову на маленькую охапку сена, которую подложила Екатерина Павловна.
Оля решила не беспокоить кобылу с дитём, и пошла в дом. Она прикрыла сарай и счастливо пошла к избе. В ней бушевали радость и удивление, счастье и удовлетворение. Она никак не могла понять, что Огонёк, отец жеребёнка.
Когда Оля вошла в дом, она почувствовала запах Иван-чая и ещё какого-то растения с сильным запашком. На кухне возилась мать. Девочка сняла растрепанные туфельки и подошла к своей маме.
— Ты чего делаешь, мам?
— Варенье из растений.
— Зачем?
— Приедет тётя Клава из города, и мы должны подобающе её встретить. Иди, подмети пол лучше, и не задавай вопросов.
-Ах! Это та тётя, которая осматривала Зарницу и возила меня в город?
— Да, да. Она это. Посмотрит за Зорьку и скажет чего делать.
— В смысле? – не поняла девочка.
— Ну, как за жеребчиком ухаживать.
— А ты не знаешь? Разве Зоря тут не с младенчества?
— Её… Воспитывал… Отец.
Девочка сразу прикусила язык и пошла брать старый веник, который стоял в углу комнаты.
— Мама, а Орлик у нас останется?
— Не знаю, отстань!
Девочка уткнулась в своё дело и молчала.
А в это время, в конюшне, Орлик пытался встать на ножки, но он был мал, и никак не мог понять, как это можно, думать сразу за четыре части тела. Его мама спокойно наблюдала за чадом, но темнота, которая рассеивалась вокруг, её не удовлетворяла. Ей хотелось на улицу, на солнышко. Она терпеливо ждала, когда малыш уверенно встанет и сделает, хотя бы шаг. До этого, Зоря никогда не ослушивалась, но сегодня в ней заиграло, что-то, что сподвигло её сделать себе отгул от всех правил. И вот случилось знаменательное событие, жеребёнок встал и шагнул. Лошадь спокойно поднялась, и, убедившись, что жеребёнок в состоянии пойти самостоятельно уверенно пошагала к прикрытой двери.
Девочка не заметила этого, хотя и смотрела в окно. Как раз в этом момент, у неё заскрежетал веник. Лошадь вышла на полянку, остановилась, принюхалась и легла. Покаталась с боку на бок, да встала. Жеребёнок пытался скопировать мамашу, но у него это получалось, так смешно! Его мамочка радостно смотрела на малыша и была счастлива. Она увидела клевер и галопом направилась к нему. Жеребёнок за ней.
В дверь постучали. Мама сразу всполошилась и побежала в комнату переодеваться, а сама крикнула:
— Олечка, открой!
— Да, мамуль.
И она подошла к двери. В дверь продолжили стучать. Оля насторожилась. Она приоткрыла дверь и увидела… Соседку!
— Почему, твоя лошадь, Оля, топчет мои грядки? А за ней идет, какая то шпана и совсем не обращает на мои крики внимания.
— Как? Зорька? По вашим грядкам?
— Да!
— Я сейчас всё устраню.
И Девочка, чуть ли не сбив соседку с ног, вынеслась без обуви на улицу. Она побежала в конюшню, там никого не было. Она испугалась. И быстро побежала к дому тёти Маши.
Когда она подошла к этому дому, она облегчённо вздохнула, там, кругами ходила её лошадь, а за ней жеребёнок и куча каких-то малышей. Но вот она заметила, что какой-то мальчик взял палку и замахнулся на жеребёнка с криком:
— Народ, смотрите!
Этого Оля не выдержала, она мигом подбежала к Зорьке залезла на неё с бревна лежащего рядом и повернула её на мальчика. Сначала спокойная лошадка, взбушевалась не на шутку! Он встала на свечу и хотела уже опуститься, но мальчик уже убежал, однако лошадь было не остановить, тем более, что могла сделать Оля? Она сидела на совершенно чистой от амуниции лошади. Зарница полетела пулей, мальчик улепётывал с такой скоростью, с какой бегают, чемпион мира по бегу, если не быстрее. Но вскоре он стал сдаваться. Всё это время жеребок пытался бежать за мамой, но она бежала быстро. Орлик заметил, что девочка еле держится, и жутко перепугалось. Ему показалось, что он где-то видел её и почувствовал с ней какую-то связь. Он тихонечко заржал, так как ему было жалко девочку, и он сам устал. Ему захотелось чего-то перекусить и уснуть под маминым бочком.
Лошадь резко остановилась и утомлённая девочка чуть не упала со спины животного. Но вдруг опомнилась и сразу послала лошадь вперёд со словами:
— Зоря, тебе нельзя стоять.
Лошадь и ухом не повела и пристально смотрела на своего ребёнка. Жеребёнок глазами сказал маме идти, но не бежать. Кобыла повернулась и увидела лежащего на песке мальчика. Лошадь ткнула его мордой. Он приоткрыл глаза и медленно попытался встать.
Оля спросила:
— Зачем ты замахнулся на маленького жеребчика?
— Захотелось – попытался показать зло сорванец.
— Зря, если бы не он, лошадь бы убила тебя.
— Ну и убила бы, и чего?
— Да ничего, просто.
Этому мальчику очень нравилась Оля, но он никому этого не говорил, так как он был заводилой в деревне. Ему было 12 лет, а ему нравилась девятилетка. Но он, дабы сохранить достоинство произнёс:
— Убирай своих скотин с улицы, и замахиваться не стану.
Это поразило девочку, она спрыгнула с лошади подошла к мальчику и сделала грациозный жест ручкой, дала ему смачную пощёчину.
Источник материала:
Жили-были дедушка и бабушка. И конь Орлик. Большой, статный и белоснежный. 20 лет вместе работали, управлялись по хозяйству как могли. Но однажды в окрестных лесах появились охотники. Они спустили собак, которые выскочили на поле, где пасся конь. Увидев большое животное, псы погнали его. Орлик испугался и побежал. Одна нога угодила в канаву, связки порвались. Конь с тех пор хромает и работать не может. А тут весна и полевые работы. Как там в сказках бывает? «И повел хозяин коня в лес…» Нет, в данном случае не повел, оставил. Кормит, поит, а что делать с ним дальше — не знает.
Всего в нескольких километрах от Зельвы, от ее красивых, ухоженных и ярких домиков, стоят деревни. Старые и неприметные: Кресла, рядом — Пузики и Тулово, где когда-то были клуб и контора. Сейчас — запустение. К двухэтажному административному зданию дорога уже заросла кустами и молодыми деревьями. В Пузиках магазин и вовсе закопали: приехала техника, рабочие выкопали котлован, а потом снесли добротное кирпичное строение в яму. Местные тогда долго возмущались — отдали бы людям хоть стройматериалы.
Пока мы едем по хорошей утрамбованной дороге в сторону деревень, Тамара Матус, дочь дедушки и бабушки, рассказывает последние новости из округи:
— Зимой к родителям не почистили дорогу. В деревне почистили — а до них не дошли. Подняла тут всех на уши, так уже к 6 утра было все чисто. А еще в Кресла перестали ходить автобусы. Вот совсем. Раньше приезжали во вторник и воскресенье. А сейчас надо 7 километров до Тулова топать. Думаете, старые люди в состоянии это сделать? Магазинов в округе тоже нет — приезжает автолавка. Мы как можем родителям помогаем, а что делать тем, у кого родственников нет?
В окрестных деревнях живет по 7−8 человек. Доживают. Все — старики. Вокруг — тишина да полуразрушенные старые деревянные хаты. Поля вокруг заросли бурьяном. Недавно тут провели мелиорацию — местные только о ней и говорят — из колодцев пропала вся вода. Привозят теперь в бочке. А раньше тут, конечно, было веселее: танцы в клубе, почта, магазин, по воскресеньям в костел или церковь ездили или на рынок в Зельву. В Креслах была ферма, где работали местные.
Один гусь, одна утка и любимец — Орлик
Бабушка и дедушка живут в последнем доме около самого леса. Во дворе небольшое хозяйство — куры, гусь и утка. А еще Орлик. Всю жизнь старики проработали в колхозе. Он — Иван Иосифович — «пасвіў ды глядзеў» за коровами, она — Зинаида Максимовна — трудилась полеводом. Вместе уже почти 55 лет. Когда-то и свое хозяйство было побольше.
— А зараз мы гультаі, — смеется Иван Иосифович. Работать уже старикам тяжело: бабушка после инсульта, у дедушки — болезнь Паркинсона, от которой предательски трясутся руки. Но и сидеть без дела не могут: то по дому что-то сделают, то во дворе, то в огороде.
— Деревенские, они такие: пока шевелятся — живут. Им обязательно надо чем-то заниматься и не сидеть, сложив руки, — говорит Тамара, заваривая чай. Мы сидим в уютном, низком домике. От печки тепло, а на окнах — герань. Хату дедушка когда-то сделал своими руками. Вспоминая те времена, улыбается.
Тут, на конце деревни, еще теплится жизнь.
За чаем мы разговариваем о разных мелочах, погоде, нынешней жизни и вдруг замечаем, что беседа вот уже несколько раз переходит на любимца пенсионеров — старого Орлика.
«Без коня я не могу»
По сути, 20-летний Орлик уже стал не рабочей лошадью — членом семьи. Хозяин дома ведет нас к сараю, где стоит питомец. Выводит его во двор. Орлик послушно ковыляет за дедушкой. Конь, несмотря на свои внушительные размеры, очень ласковый: осторожно берет из рук хлеб, в знак благодарности лижет руки и внимательно смотрит большими грустными глазами из-под белоснежных длинных ресниц.
В деревнях к животным относятся просто: перестает приносить пользу — от него избавляются. Но дедушка к коню прикипел всей душой. Когда говорит о своем питомце, слез сдержать просто не может. А рука, сжимающая поводья, кажется, начинает дрожать сильнее.
Но и как помочь животному, он не знает. Местный ветеринар разводит руками: конь старый, лечение уже бессмысленно.
— Без коня я не могу, — растерянно шепчет дедушка, но говорит, конечно, не обо всех работягах-тяжеловозах — конкретно об Орлике.
Тут складывается, по местным меркам, безвыходная ситуация: в полевых работах конь участвовать не может, а кормить большое животное из своих пенсий старикам очень накладно. Но и сдать любимого Орлика «на колбасу» рука не поднимается.
Единственный конь на деревне
Умом дедушка понимает, что такова суровая деревенская реальность, но сердце не хочет с этой реальностью мириться. Дети пенсионеров подумывают о том, не прикупить ли им другую лошадь для стариковского хозяйства, но найти коня, да еще такого спокойного и с кротким нравом, очень проблематично.
— Я думаю завести разговор об Орлике, но, раскрыв рот, всякий раз замолкаю. Боюсь, что отца может хватить удар. Да и сама, как это представлю, начинаю плакать. И в памяти сразу картинки, как Орлик, запряженный в повозку, везет нас из Тулово в Кресла, а мы — как те цыгане на возу́. И смеемся. Или как он хлеб осторожно берет из рук и так же осторожно дает буську. Он же тут единственный конь на деревню. Вон сколько соседских огородов вспахал. А наши с сестрой дети, которые уже сами взрослые, с детства помнят эту белую лошадку.
Пока родственники дедушки вплотную не занимались вопросом «пристройства» больного Орлика. И, честно говоря, всячески оттягивают этот момент. Здоровую рабочую лошадь можно купить за тысячу-полторы долларов. А Орлик вряд ли потянет и на половину этой суммы: если сдавать его на убой, то стоимость килограмма живого веса коня колеблется от 21 до 32 тыс. белорусских рублей. Не цена за друга, который 20 лет рядом, — даже для по-деревенски простого расчетливого дедушки. Не продаст?
Прощаемся и выходим за калитку. На деревенской улице — ни машин, ни людей, ни иных признаков цивилизации. Какой нынче год? Какой век? Не удержавшись, оборачиваюсь. Орлик смотрит вслед с крестьянско-неизбежной спокойной обреченностью. Все будет так, как должно быть. Без эмоций.
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
В деревнях к животным относятся просто. Перестает приносить пользу — от него избавляются. Но дедушка к коню за 20 лет прикипел всей душой. Когда говорит о своем…