Рассказ пермяка о девочке тане 2 класс

Смородинка Пермяк рассказ

Рейтинг:   / 171

Смородинка.

Танюша много слышала о черенках, а что это такое не знала.

Однажды отец принёс пучок зелёных прутиков и сказа

— Это смородиновые черенки. Будем, Танюша, смородину сажать.

Стала Таня разглядывать черенки. Палочки как палочки чуть длиннее карандаша. Удивилась Танюша:

— Как же из этих палочек вырастет смородина, когда у них нет ни корешков, ни веточек?

А отец отвечает:

— Зато на них почки есть. Из нижних почек пойдут ко решки. А вот из этой, верхней, вырастет смородиновый куст.

Не верилось Танюше, что маленькая почка может стать большим кустом. И решила проверить. Сама решила смородинку вырастить. В палисаднике. Перед избой, под самыми окнами.

А там лопухи с репейниками росли. Да такие цепкие, что и не сразу выполешь их.

Бабушка помогла. Повыдергали они лопухи да репейники, и принялась Танюша землю вскапывать. Нелёгкая это работа.

Сперва надо дёрн снять, потом комья разбить. А дёрн у земли толстый да жёсткий. И комья твердые.

Много пришлось поработать Тане, пока земля покорилась, Легкой стала да рыхлой.

Разметила Таня шнурком и колышками вскопанную землю. Всё сделала, как отец велел, и посадила рядками смородиновые черенки. Посадила и принялась ждать. Пришёл долгожданный день. Проклюнулись из почек ростки, а вскоре появились и листочки.

К осени из ростков поднялись небольшие кустики. А ещё через год они зацвели и дали первые ягоды. По маленькой горсточке с каждого куста.

Довольна Таня, .что сама смородину вырастила. И люди [радуются, глядя на девочку.

Вот какая хорошая «смородинка» у Калинниковых растёт. Настойчивая. Работящая. Черноглазая, с белой ленточкой в косе.

Е. Пермяк.

Рассказы
Евгения Андреевича Пермяка

Смородинка

                   Танюша много слышала о
черенках, а что это такое — не знала.
                     Однажды отец принёс пучок зелёных прутиков и сказал:
— Это смородиновые черенки. Будем, Танюша, смородину сажать.

Стала Таня разглядывать черенки. Палочки как
палочки — чуть длиннее карандаша. Удивилась Танюша:
— Как же из этих палочек вырастет смородина, когда у них нет ни корешков, ни
веточек?
А отец отвечает:
— Зато на них почки есть. Из нижних почек пойдут корешки. А вот из этой,
верхней, вырастет смородиновый куст.
Не верилось Танюше, что маленькая почка может стать большим кустом. И решила
проверить. Сама решила смородинку вырастить. В палисаднике. Перед избой, под
самыми окнами. А там лопухи с репейником росли. Да такие цепкие, что и не сразу
выполешь их.
Бабушка помогла. Повыдергали они лопухи да репейники, и принялась Танюша землю
вскапывать. Нелёгкая это работа. Сперва надо дёрн снять, потом комья разбить. А
дёрн у земли толстый да жёсткий. И комья твёрдые.

Много пришлось поработать Тане, пока земля
покорилась. Мягкой стала да рыхлой.
Разметила Таня шнурком и колышками вскопанную землю. Всё сделала, как отец
велел, и посадила рядками смородиновые черенки. Посадила и принялась ждать.

Пришёл долгожданный день. Проклюнулись из
почек ростки, а вскоре появились и листочки.
К осени из ростков поднялись небольшие кустики. А ещё через год они зацвели и
дали первые ягоды. По маленькой горсточке с каждого куста.

Довольна Таня, что сама смородину вырастила. И
люди радуются, глядя на девочку:
— Вот какая хорошая «смородинка» у Калинниковых растёт. Настойчивая. Работящая.
Черноглазая, с белой ленточкой в косе.

Славка

У агронома в колхозе «Ленинские искры»
подрастал сын Славик. Когда мальчику исполнилось шесть лет, он заявил отцу:

— Папа, я тоже хочу быть агрономом. Я
тоже, как ты, хочу выращивать хорошую пшеницу.

— Это очень приятно, — согласился
отец. — Давай я отведу тебе поле.

И агроном отвёл своему сыну поле в палисаднике
перед окнами дома, где они жили. Поле мальчику показалось очень небольшим. Оно
было в один метр длиной и в один метр шириной — квадратный метр.

— Это не беда, — сказал отец. —
И на этом поле можно вырастить знаменитую пшеницу.

Вскоре мальчику было показано, как нужно
рыхлить землю, на какую глубину засевать маленькую пашню пшеничным зерном и как
нужно за ней ухаживать.

Когда появились всходы, Славик очень обрадовался.
Он тщательно пропалывал их, а когда земля подсыхала, поливал своё крошечное
поле из маленькой лейки.

Пришло время убирать урожай. Славик вместе с
отцом срезал колосья, а затем занялся молотьбой. Молотили дома, на столе.
Молотили карандашом, выбивая из каждого колоска зёрна.

Зёрен оказалось много. Ими можно было засеять
всю землю палисадника. Но отец сказал:

— Давай посеем только лучшие зёрна.

И Славик стал отбирать лучшие зёрна пшеницы —
самые большие, самые пузатенькие. Нелегко было перебрать весь урожай. Не один
час потратил Славик в долгие зимние вечера на сортировку зерна. Лучшие взял для
семян, а остальные скормил уткам.

Пришла весна. Весной Славик снова перебрал
отобранные семена и снова вместе с отцом взрыхлил и удобрил своё маленькое
поле. Теперь уже отец работал меньше и меньше указывал.

Весело зазеленели всходы. Выше поднялись
стебли. И понятно-почему: поле было засеяно лучшими из лучших семенами. А когда
появились большие колосья и стали наливаться тяжёлым зерном, Славик часами
просиживал у своего поля. Он не мог дождаться урожая. Очень хотелось узнать,
каким будет на этот год зерно.

Но однажды пошёл дождь с крупным градом. И
Славик заплакал. Он боялся, что град погубит урожай, а поле закрыть было нечем.
Но бабушка бросила через окно большой отцовский зонт, и мальчик раскрыл его над
полем. Град больно хлестал Славика, потому что сам-то он был не под зонтом. Он
держал зонт на вытянутой руке над своим полем. Из глаз Славика катились слёзы.
Но Славик не уступил граду, не ушёл с поля.

— Ты настоящий мужчина, — сказал ему
отец. — Только так и можно было защитить дорогие семена.

Чудесный урожай собрал Славик на вторую осень.

Теперь он уже знал, как нужно подсушить
колосья, как их обмолотить, легонечко постукивая по ним карандашиком. Не дожидаясь
совета отца, Славик отобрал самые крупные зёрна. Их нельзя было сравнить с
прошлогодними. Те были куда мельче и легче.

На третий год Славик засеял поле
самостоятельно. Он хорошо удобрил землю. Хорошо взрыхлил и засеял два
квадратных метра. Он переходил уже во второй класс, и ему было под силу
справиться с таким опытным полем. И он справился. К тому же ему помогал
школьный товарищ.

Намолотив осенью достаточно пшеницы, мальчик
пригласил сортировать зёрна друзей из своего класса, и те предложили Славику засеять
большое поле.

Сказано — сделано. Весной ребята огородили
большое поле в школьном саду — поле в десять метров длиной и в два метра
шириной.

Славика ребята избрали главным агрономом и
слушались его во всём. Кропотливо рыхлили землю и пололи сорняки.

Летом пшеница заколосилась ещё лучше, чем в
прошлые годы. Заколосилась так, что на неё обратили внимание старики
колхозники. Какая это была радость!

Однажды председатель колхоза сказал шутливо
Славику:

— Товарищ главный агроном, продай колхозу
урожай на семена.

Славик покраснел. Ему показалось, что
председатель смеётся над его полем. А председатель не смеялся. Осенью он пришёл
на обмолот урожая. Урожай теперь молотили почти всем классом Славика. Молотили
в тридцать два карандаша.

— Давайте, молодые семеноводы, засеем
этим хорошим зерном большое поле. Вместе, — предложил председатель.

Ребята согласились. И вот наступил пятый год.
Ребята вышли на сев вместе с колхозниками. И вскоре был снят пятый урожай.
Теперь его уже нельзя было обмолотить даже тысячей карандашей. Молотили на
току, по старинке, ударяя колосьями по плетёному коробу. Боялись повредить
зёрна.

На шестой год было засеяно огромное поле. А на
седьмой и на восьмой новым, чистосортным пшеничным зерном засевались поля
соседних колхозов. За ним приезжали издалека. Но всех немыслимо было оделить
семенами этого нового, урожайного сорта пшеницы. Давали семян по горсти, по
две. Приезжие благодарили и за это.

…Когда я приехал в колхоз «Ленинские искры»,
мне показали эту отличную пшеницу и сказали:

— Это новый сорт пшеницы. Называется этот
сорт «славка».

Тогда я спросил, почему так называется эта
пшеница и откуда взялось это название. Может быть, от слова «слава» или
«славная»?

— Да нет, нет, — ответил
председатель. — Она так называется от имени Вячеслав, которого в детстве
звали Славиком, а попросту — Славкой. Я познакомлю вас.

И меня познакомили с высоким голубоглазым
застенчивым юношей. Он был очень смущён, когда я его стал расспрашивать о
пшенице, а потом рассказал историю этой пшеницы, начиная с первого урожая в
палисаднике.

Надежный
человек

На первой парте и в первом классе сидел сын
отважного лётчика-испытателя Андрюша Рудаков. Андрюша был крепким и смелым
мальчиком. Он всегда защищал тех, кто послабее, и за это все в классе любили
его.

Рядом с Андрюшей сидела маленькая худенькая
девочка Ася. То, что она была маленькая и слабенькая, ещё можно было простить,
но то, что Ася была труслива, — с этим Андрюша никак не мог примириться.
Асю можно было испугать, сделав ей страшные глаза. Она боялась каждой встречной
собачонки, убегала от гусей. Даже муравьи и те её страшили.

Очень неприятно было Андрюше сидеть за одной
партой с такой трусихой, и он всячески старался избавиться от Аси. А её не
пересаживали.

Однажды Андрюша принёс в стеклянной банке
большого паука. Увидев страшилище, Ася побледнела и тут же перебежала на другую
парту.

С этого и началось… Два дня Ася сидела одна, и
учительница Анна Сергеевна будто не замечала этого, а на третий день она
попросила Андрюшу остаться после уроков.

Андрюша сразу догадался, в чём дело, и, когда
все ушли из класса, он, чувствуя себя виноватым, смущённо сказал учительнице:

— Я ведь не зря принёс паука. Я хотел
приучить Асю ничего не бояться. А она опять испугалась.

— Что ж, верю тебе, — сказала Анна
Сергеевна. — Кто как умеет, тот так и помогает расти своим товарищам, а я
тебя позвала, чтобы рассказать одну маленькую историю.

Она усадила Андрюшу на его место за партой, а
сама села рядом — на Асино.

— Много лет назад в этом же классе сидели
мальчик и девочка. Сидели так же, как сейчас сидим мы. Мальчика звали Вовой, а
девочку — Аней. Аня росла болезненным ребёнком, а Вова рос сильным и здоровым
мальчуганом. Аня часто хворала, и Вове приходилось помогать ей учить уроки.
Однажды Аня поранила гвоздём ногу. Да так поранила, что не могла приходить в
школу: ни башмак нельзя надеть, ни валенок. А шла уже вторая четверть. И как-то
Вова пришёл к Ане и сказал: «Аня, я тебя буду возить в школу на саночках». Аня
обрадовалась, но запротивилась: «Что ты, что ты, Вова! Это будет очень смешно!
Над нами будет хохотать вся школа…» Но настойчивый Вова сказал: «Ну и пусть
хохочут!» С этого дня Вова ежедневно привозил и отвозил на саночках Аню.
Сначала ребята смеялись над ним, а потом сами стали помогать. К весне Аня
поправилась и смогла вместе со всеми ребятами перейти в следующий класс. На
этом я могу закончить рассказ, если тебе не захочется узнать, кем стали Вова и
Аня.

— А кем? — нетерпеливо спросил
Андрюша.

— Вова стал прекрасным
лётчиком-испытателем. Это твой отец, Владимир Петрович Рудаков. А девочка Аня —
теперь твоя учительница Анна Сергеевна.

Андрюша опустил глаза. Так просидел он за
своей партой долго. Он живо представил саночки, девочку Аню, которая теперь
стала учительницей, и мальчика Вову, своего отца, на которого ему так хотелось
походить.

Наутро Андрюша стоял у крыльца дома, где жила
Ася. Ася, как всегда, появилась со своей бабушкой. Она боялась ходить в школу
одна.

— Доброе утро, — сказал Андрюша
Асиной бабушке. Потом поздоровался с Асей. — Если хочешь, Ася, пойдём в
школу вместе.

Девочка испуганно посмотрела на Андрюшу. Это
он нарочно говорит так приветливо, от него можно ожидать всего. Но бабушка
заглянула в глаза мальчику и сказала:

— С ним тебе, Асенька, будет сподручнее,
чем со мной. Он и от собак отобьётся и мальчишкам в обиду не даст.

— Да, — тихо, но очень твёрдо сказал
Андрюша.

И они пошли вместе. Они шли мимо незнакомых
собак и шипящих гусей. Они не уступили дорогу бодливому козлу-задире. И Асе не
было страшно.

Рядом с Андрюшей она вдруг почувствовала себя
сильной и смелой.

Пичугин
мост

По пути в школу ребята любили разговаривать о
подвигах.

— Хорошо бы, — говорит один, —
на пожаре ребёнка спасти!

— Даже самую большую щуку поймать — и то
хорошо, — мечтает второй. — Сразу про тебя узнают.

— Лучше всего на Луну полететь, —
говорит третий мальчик. — Тогда уж во всех странах будут знать.

А Сема Пичугин ни о чём таком не думал. Он рос
мальчиком тихим и молчаливым.

Как и все ребята, Сема любил ходить в школу
короткой дорогой через речку Быстрянку. Эта маленькая речка текла в крутых
бережках, и перескакивать через неё было очень трудно. В прошлом году один
школьник не доскочил до того берега и сорвался. В больнице даже лежал. А этой
зимой две девочки переходили речку по первому льду и оступились. Повымокли. И
тоже крику всякого было много.

Ребятам запретили ходить короткой дорогой. А
как длинной пойдёшь, когда короткая есть!

Вот и задумал Сема Пичугин старую ветлу с
этого берега на тот уронить. Топор у него был хороший. Дедушкой точённый. И
стал он рубить им ветлу.

Нелёгким оказалось это дело. Уж очень была
толста ветла. Вдвоём не обхватишь. Только на второй день рухнуло дерево.
Рухнуло и легло через речку.

Теперь нужно было обрубить у ветлы ветви. Они
путались под ногами и мешали ходить. Но когда обрубил их Сема, ходить стало ещё
труднее. Держаться не за что. Того гляди, упадёшь. Особенно если снег.

Решил Сема приладить перильца из жердей.

Дед помог.

Хороший мостишко получился. Теперь не только
ребята, но и все другие жители стали ходить из села в село короткой дорогой.
Чуть кто в обход пойдёт, ему обязательно скажут:

— Да куда ты идёшь за семь вёрст киселя
хлебать! Иди прямиком через Пичугин мост.

Так и стали его называть Семиной фамилией —
Пичугин мост. Когда же ветла прогнила и ходить по ней стало опасно, колхоз
настоящий мосток перекинул. Из хороших брёвен. А название мосту осталось
прежнее — Пичугин.

Вскоре и этот мост заменили. Стали спрямлять
шоссейную дорогу. Прошла дорога через речку Быстрянку, по той самой короткой
тропинке, по которой ребята бегали в школу.

Большой мост возвели. С чугунными перилами.
Такому можно было дать громкое название. Бетонный, скажем… Или какое-нибудь
ещё. А его все по-старому называют — Пичугин мост. И никому даже в голову не
приходит, что этот мост можно назвать как-то по-другому.

Вот оно как в жизни случается.

                                                                                 
ТОРОПЛИВЫЙ НОЖИК 

      
      Строгал Митя палочку. Строгал да бросил. Косая палочка
получилась. Неровная. Некрасивая. 
      — Как же это так?—спрашивает Митю отец. 
      — Ножик плохой, — отвечает Митя, — косо строгает. 
      — Да нет, — говорит отец, — ножик хороший. Он только
торопливый. Его нужно терпению выучить. 
      — А как? — спрашивает Митя. 
      — А вот так, — сказал отец. 
      Взял палочку да принялся её строгать потихонечку,
полегонечку, осторожно.
      Понял Митя, как нужно ножик терпению учить, и тоже стал
строгать потихонечку, полегонечку, осторожно. 
      Долго торопливый ножик не хотел слушаться, торопился: то
вкривь, то вкось норовил вильнуть, да не вышло. Заставил его Митя терпеливым
быть. 
      Хорошо стал строгать ножик. Ровно. Красиво. Послушно.

                                                                                        ПЕРО
И ЧЕРНИЛЬНИЦА 

      
      — Скажи, дедушка, — как-то спросил Серёжа, — откуда ты
сказки берёшь? 
      — Из чернильницы, мой дружок, из чернильницы. 
      — А как ты их оттуда достаёшь, дедушка? 
      — Ручкой с пёрышком, милый внук, ручкой с пёрышком. 
      — Как рыбу удочкой? 
      — Да нет, мой маленький, так сказку не 
      выудишь, — говорит дедушка. — Сперва из чернильницы нужно
добыть палочки да научиться их в тетрадку переносить. А потом и сказка может
зацепиться. 
      Поступил Серёжа в школу. Стал из чернильницы сказку
добывать. Сначала палочки. Потом крючки. Потом буквы. А потом и слова. Много
тетрадок исписал Серёжа, а сказка не зацепляется. 
      — Почему это, дедушка, так? Может быть, чернила у меня
жидкие, или чернильница мелкая, или перо тупое? 
      — Не горюй, Сергей!—утешает дед. — Придёт время — не
только сказку, а может быть, что-нибудь покрупнее вытащишь… Если, конечно, не
в одну чернильницу смотреть будешь, если без людей, сам по себе, жить не
начнёшь — тогда и чернила будут гуще, и чернильница глубже, и перо
острее… 
      Не всё тогда понял малый, а дедову притчу запомнил. На ус
намотал — другим пересказал. 

Смородинка

Танюша много слышала о черенках, а что это такое — не знала.

Однажды отец принёс пучок зелёных прутиков и сказал:

Это смородиновые черенки. Будем, Танюша, смородину сажать.

Стала Таня разглядывать черенки. Палочки как палочки — чуть длиннее карандаша. Удивилась Танюша:

Как же из этих палочек вырастет смородина, когда у них нет ни

корешков, ни веточек?

А отец отвечает:

Зато на них почки есть. Из нижних почек пойдут корешки. А вот из этой, верхней, вырастет смородиновый куст.

Не верилось Танюше, что маленькая почка может стать большим кустом. И решила проверить. Сама решила смородинку вырастить. В палисаднике. Перед избой, под самыми окнами. А там лопухи с репейником росли. Да такие цепкие, что и не сразу выполешь их.

Бабушка помогла. Повыдергали они лопухи да репейники, и принялась Танюша землю вскапывать. Нелёгкая это работа. Сперва надо дёрн снять, потом комья разбить. А дёрн у земли толстый да жёсткий. И комья твёрдые.

Много пришлось поработать Тане, пока земля покорилась. Мягкой стала да рыхлой.

Разметила Таня шнурком и колышками вскопанную землю. Всё сделала, как отец велел, и посадила рядками смородиновые черенки. Посадила и принялась ждать.

Пришёл долгожданный день. Проклюнулись из почек ростки, а вскоре появились и листочки.

К осени из ростков поднялись небольшие кустики. А ещё через год они зацвели и дали первые ягоды. По маленькой горсточке с каждого куста.

Довольна Таня, что сама смородину вырастила. И люди радуются, глядя на девочку:

Вот какая хорошая «смородинка» у Калинниковых растёт. Настойчивая.

Работящая. Черноглазая, с белой ленточкой в косе.

|
1301
|
0

Аннотация

Читать произведение Евгения Андреевича Пермяка «Смородинка» можно как в детском саду или школе, так и дома. Произведение приучает маленьких читателей к труду. В рассказе в простой и доступной форме описана посадка черенков смородины. Евгений Пермяк «Смородинка», краткое содержание: Танюшин папа принёс домой черенки смородины. Бабушка помогла девочке их посадить. Пришлось немало потрудиться. Со временем, кусты смородины стали плодоносить. А о Танюше стали отзываться, как о трудолюбивой помощнице. Прочитав произведение Пермяка «Смородинка», можно занести его в читательский дневник.

:

Можно прочитать за 2
мин.

Спасибо! Ваш файл будет сформирован через 12
сек

Т
анюша много слышала о черенках, а что это такое — не знала.

Однажды отец принес пучок зеленых прутиков и сказал:

Это смородиновые черенки. Будем, Танюша, смородину сажать.

Стала Таня разглядывать черенки. Палочки как палочки — чуть длиннее карандаша. Удивилась Танюша:

Как же из этих палочек вырастет смородина, когда у них нет ни корешков, ни веточек?

А отец отвечает:

Зато на них почки есть. Из нижних почек пойдут корешки. А вот из этой, верхней, вырастет смородиновый куст.

Не верилось Танюше, что маленькая почка может стать большим кустом. И решила проверить. Сама решила смородинку вырастить. В палисаднике. Перед избой, под самыми окнами. А там лопухи с репейником росли. Да такие цепкие, что и не сразу выполешь их.

Бабушка помогла. Повыдергали они лопухи да репейники, и принялась Танюша землю вскапывать. Нелегкая это работа. Сперва надо дерн снять, потом комья разбить. А дерн у земли толстый да жесткий. И комья твердые.

Много пришлось поработать Тане, пока земля покорилась. Мягкой стала да рыхлой.

Разметила Таня шнурком и колышками вскопанную землю. Все сделала, как отец велел, и посадила рядками смородиновые черенки. Посадила и принялась ждать.

Пришел долгожданный день. Проклюнулись из почек ростки, а вскоре появились и листочки.

К осени из ростков поднялись небольшие кустики. А еще через год они зацвели и дали первые ягоды. По маленькой горсточке с каждого куста.

Довольна Таня, что сама смородину вырастила. И люди радуются, глядя на девочку:

Вот какая хорошая «смородинка» у Калинниковых растет. Настойчивая. Работящая. Черноглазая, с белой ленточкой в косе.

Невзрачно цветет смородина – все меленькими желтыми цветочками. Хороши только листья – манжеты бахромчатые. А как покроется к лету черными глянцевыми ягодами – глаз не оторвать! Висят на ветках тугими шариками, солнце от них, словно от начищенных барабанов отскакивает, а они, знай себе, зреют, упругой сладостью наливаются. Неприхотлива смородинка, мирится и с тенью, и с засухой, а все же любит влажную землю и солнышко. Ягодки у такой смородины – на диво: сочные, прохладные, упругие…
Одну такую смородинку знала я лет тридцать назад. В девицах была она тоща, сутула, а коленки острыми треугольниками выдавались вперед, словно нос корабля. Длинные руки висели нескладно, слаборазвитая грудь пряталась в недрах необъятной толстовки. Запястья и ступни были, пожалуй, хороши. Узкие и аккуратные, они вызывали у меня, разлапистой, зависть. На маленьком рябеньком лице блестели глаза. Небольшие, круглые, они были иссиня-черными. Не темно-карими, а именно черными. Взгляды, посылаемые ими, были манящими. Сейчас бы сказали, влажно-интимными. Впрочем, судите сами…
Мальчишек вокруг нее увивалось стаи. Конечно, время было относительно целомудренное, ни о каких таких вольностях никто и не помышлял. Вернее, помышлять-то помышляли, но без реальных действий. Просто стоило Смородинке взмахнуть ресницами, на редкость длинными и густыми, блеснуть глазками, как мальчишеские руки сами тянулись к ее портфелю. Так и провожали домой: впереди Смородинка с полуулыбкой в опущенных ресницах (И ведь получалось же улыбаться одними ресницами!), чуть позади счастливец с портфелем, а уж позади него трое-четверо парнишек, грустные, поскольку портфеля им не досталось, но надежды на следующий день не теряющие.
Училась она из рук вон плохо. Учителя отчаялись уже втолковать ей что-либо, и просто лепили тройки, переводя из класса в класс. Когда доходило время до экзаменов, кто-то непременно ей подсказывал, помогал, и Смородинка получала свою тройку, одаривала спасителя неясно-ласкающим взглядом и победоносно удалялась домой. Девчонки относились к ней настороженно-презрительно. Она питала к ним ровно-снисходительные чувства, не сходясь особо ни с одной. Меня, я думаю, она воспринимала как некий нейтральный катализатор, вроде есть, а вроде нет. Возможно, я была благодатным фоном, на котором ее манкость представлялась в лучшем свете. По тогдашней своей инфантильности я этого не осознавала. Но, вот что удивительно. Стойкую ненависть питала Смородинка ко всякого рода наукам, и точным, и гуманитарным, а иной раз прочтет какое-нибудь необычное стихотворение, Элюара или Лорку, и учителя только руками разводят. Мать ее в школу вызывали, так она только вздыхала, просила, чтобы «вы уж как-нибудь проявите милость, девчонка без отца растет, так-то тихая, но балбеска, учиться не хочет, пусть хоть школу закончит». Помню, как-то поразила она меня тем, что взахлеб читала Киплинга (и выискала же где-то! Мы только «Маугли» и знали.)
— Вот только послушай, какая прелесть! – говорила она с придыханием
Серые глаза — рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза — жара,
В море сонных звезд скольженье
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза — луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза — песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю — в том нет вины —
Все четыре этих цвета.
«Черные глаза – жара,..поцелуев отраженье – упоенно повторяла она.- Это про меня, понимаешь? Понимаешь?! – теребила она меня. Я молчала, восхищенная и стихами, и своей причастностью к чему-то сладко-греховному, когда страшно запачкаться и …неудержимо тянет это сделать.
Судьба нас разлучила надолго. Но лет десять назад я с семьей была в туристической поездке в Югославии, тогда уже поделенной на части. Утомленные донельзя скачками с горного Копаоника до приморского Дубровника, приобретением сувениров, разглядыванием местных красот, мы, наконец-то, решили дать себе отдых. Моя вторая половинка давно похрапывала в номере, а мне не спалось. Я вышла к морю. Ночная Адриатика лежала передо мной как огромный вздыхающий зверь. Зверь этот был совсем не страшен, и по вздыбленной мокрой шкуре его пролегла зеленоватая полоска луны. И вот, на берегу этой зеленоватой, длинной, сырой, печальной, пахучей зари я увидела ее.
Она сидела за столиком в небольшом открытом кафе вполоборота ко мне. От прежней угловатости не осталось и следа. Тяжелобедрая, курчавая, пышногрудая женщина. Заметив, что на нее смотрят, она скосила глаза на меня. Смородинка!
Конечно, она узнала меня. Конечно, мы бросились друг другу на шею. И даже в этот миг я почувствовала пряный волнующий запах. Запах ее кожи.
— Ты как здесь? Откуда? – сыпала вопросами я. – Замужем? Работаешь?
— Я? – усмехнулась она. – Пожалуй, работаю. Эй, еще два кофе и орешки, — крикнула она официанту. – Я угощаю! Сигареты не предлагаю, ты вряд ли куришь. – Я отрицательно покачала головой. – Ну, вот, видишь, значит, угадала.
— В первом браке я вдова, — начала она, затянувшись сигаретой.- Его убили. Какие-то разборки деловые. Ничего не оставил, кроме долгов и сына. Как-то выкрутилась, продала квартиру, машину, подарки его. Потом подруга устроила в косметический салон маникюрщицей. Поработала немного, ну, тяжело было, конечно. Мама уже умерла, помощи никакой.
— А родня мужа? – спросила я.
— Да, ну! – махнула она рукой. – Они с самого начала меня недолюбливали. И ребенка тоже. Ни копейки не дали. Потом появилась у меня клиентка-хорватка. Замужем она была за нашим, местным. В общем, мы подружились. А потом к ней как-то приехал погостить ее брат, Йован. Ну, увидел меня, влюбился, увез с сыном сюда. Вот так и оказалась здесь. Мы прожили с ним шесть лет, родили двух сыновей.
— А потом?
— Суп с котом!- Смородинка хрипло рассмеялась. – Попал в аварию на дороге между Копаоником и Дубровником. – Да-да, на той самой, по какой вы ехали. Я эти ваши туристические маршруты как свои пять пальцев знаю.
Я вспомнила жутко утомительный 11-часовой переезд с горного курорта к морскому и ахнула.
— Он один был за рулем?
-Да, надо было продукты в кафе доставить в срок. Он подрабатывал там. Семью же надо было как-то кормить. Я там была официанткой, а он продукты привозил. Заснул за рулем. Врезался в дерево. И машина, и продукты, и сам в лепешку. Ну, я плакала первое время, волком выла, а потом, вой не вой, а жить надо, детей растить. Ну, официанткой работать продолжала, уборщицей тоже, за любую работу бралась. Сейчас уже сын старший подрос, помогает. Когда туристический сезон, легче. Он спасателем на пляже работает. Зимой сложнее, но ничего. Выжила. Ну, всяко бывало…
-Что? – не въехала я.
Смородинка стрельнула на меня глазами.
— Ой, Лилька, какой была, такой и осталась. У тебя кто – сын, дочка?
— Дочка.
— Как она на свет появилась, помнишь? Или этот процесс напрочь выпал из твоей памяти? Я не про роды, а про раньше.
— Что ты хочешь сказать?
— Ой, да не обижайся ради Бога. Я пошутила. Просто у тебя лицо, как у гимназистки, только бантика в косе не хватает. Я ведь женщина, я не могу без этого. Слава Богу, вниманием не обделена.
Я вспомнила мальчишеские ватаги, провожающие Смородинку до дома, ее потертый коричневый портфель, служивший драгоценным трофеем, ее влажный взгляд. Она сидела сейчас напротив меня, потяжелевшая, крутобедрая, кудрявая и взгляд ее источал желание. Им было пропитано пространство маленького кафе, так что щупленький официант-хорват не сводил с нее горящих глаз. Казалось, волны Адриатики и те бьются в берег как-то призывно. Смородинка вздохнула, подавляя приятный зевок.
— Вот так-то, Лилька. А муж у тебя как, ничего? Ну, ты, понимаешь?! — Я еще не успела возмутиться, как она добродушно рассмеялась, прикрывая попорченные зубы:
— Не бойся, не уведу. Я у своих не ворую. Ну, ладно, иди, а то твой благоверный сейчас тревогу по всему отелю поднимет. Женушки под боком-то нет! Давай, давай, ну и я пойду.- Она поднялась, оглаживая юбку. Почти одновременно с нею поднялся какой-то мрачный бычелобый тип в дальнем углу кафе. Щупленький официант потушил глаза и принялся сметать крошки с соседнего столика.
— Смородинка, ну как же так? – пролепетала я. – А, если не дай Бог, заболеешь, или забеременеешь от кого? Ах, да, предохраниться же можно, — вспомнила я.
— Не-а!- задорно протянула она.- Не будет ничего. На торной тропе трава не растет. Да и не люблю я резинки эти.
— Смородинка! – протянула я, пораженная, но та уже вышла из-за стола и направилась к выходу. Потом вдруг резко вернулась и спросила:
— А помнишь:
А бедра ее метались
Как пойманные форели
То лунным холодом стыли,
То белым огнем горели.
— Помню, конечно. Лорка.
— Помнишь! – удовлетворенно протянула она. – Вот за что я тебя любила, Лилька, ты много знала непохожего, не того что надо, а то к чему душа лежит. А меня не жалей. Мне моя жизнь нравится. Я вольная. Пока живу – радуюсь. Ну, пока. Завтра увидимся. Она чмокнула меня в щеку, обдав сложным запахом кофе, ванильных сигарет, и еще чего пряного и свежего.
Я уснула почти сразу. Подвалилась к мужу под теплый бочок, подумала, что это счастье и провалилась в сон. Он пробормотал что-то невразумительное и опять уснул. Где-то рядом плескалась Адриатика, и зеленоватый свет от луны лежал на наших простынях.
Назавтра нас словно стадо гогочущих гусей собирали в автобус для экскурсии по старому городу. Это был наш последний день в Дубровнике. На следующий день мы переезжали в другой курортный город. За 12 дней турпоездки надо было все познать и осмотреть. Замешкавшись с вещами, я вдруг увидела ее. Она стояла на террасе кафе. Солнце светило ей в затылок, и оттого над головой ее поднималось медно-рыжее кудрявое сияние. Рядом с нею стояли дети, три мальчика: шестнадцати, тринадцати и десяти лет на вид.
— Ну, бывай! – улыбнулась она. – Может, больше и не увидимся уже. Дочку поцелуй за меня.
— Спасибо! И тебе всего самого доброго. – Я говорила искренно и искренно же перецеловала всех ее детей. Они были непохожи друг на друга. Старший был смугл, черноволос и кареглаз, у среднего были пепельные волосы, бледная кожа и ярко-голубые глаза. Самый младший обладал медно-рыжей шевелюрой и темно-серыми непрозрачными глазами. Они степенно дали себя поцеловать, и отошли в сторону.
— Ага, заметила?! – рассмеялась она. — «Как четыре стороны одного того же света, Я люблю – в том нет вины — Все четыре этих цвета».
— А четвертый-то где? – не удержалась я.
— Как где? Я сама! «Черные глаза – жара». Это же про меня.- И она метнула на меня свой незабываемый взгляд.- Давай, беги. В Старом Граде не забудь зайти в монастырь. Очень красивый, 12 века. Если захочешь, можешь свечку поставить. Ну, пока. – Мы расцеловались, и я помчалась к автобусу.
— Это кто? – спросил муж.
— Так, одна старая знакомая. Замужем здесь, вон дети ее. Случайно вчера встретились. – Тут автобус двинулся, и мы принялись слушать экскурсовода. Тот настоятельно советовал нам посмотреть то направо, то налево на древнейшие исторические

Стала Таня разглядывать черенки. Палочки как палочки — чуть длиннее карандаша. Удивилась Танюша:

— Как же из этих палочек вырастет смородина, когда у них нет ни корешков, ни веточек?

А отец отвечает:

— Зато на них почки есть. Из нижних почек пойдут корешки. А вот из этой, верхней, вырастет смородиновый куст.

Не верилось Танюше, что маленькая почка может стать большим кустом. И решила проверить. Сама решила смородинку вырастить. В палисаднике. Перед избой, под самыми окнами. А там лопухи с репейником росли. Да такие цепкие, что и не сразу выполешь их.

Бабушка помогла. Повыдергали они лопухи да репейники, и принялась Танюша землю вскапывать. Нелегкая это работа. Сперва надо дерн снять, потом комья разбить. А дерн у земли толстый да жесткий. И комья твердые.

Много пришлось поработать Тане, пока земля покорилась. Мягкой стала да рыхлой.

Разметила Таня шнурком и колышками вскопанную землю. Все сделала, как отец велел, и посадила рядками смородиновые черенки. Посадила и принялась ждать.

Пришел долгожданный день. Проклюнулись из почек ростки, а вскоре появились и листочки.

К осени из ростков поднялись небольшие кустики. А еще через год они зацвели и дали первые ягоды. По маленькой горсточке с каждого куста.

Довольна Таня, что сама смородину вырастила. И люди радуются, глядя на девочку.

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter