Больше всего на свете Леонард Мид любил выйти в тишину, что туманным ноябрьским вечером, часам к восьми, окутывает город, и — руки в карманы — шагать сквозь тишину по неровному асфальту тротуаров, стараясь не наступить на проросшую из трещин траву. Остановясь на перекрестке, он всматривался в длинные улицы, озаренные луной, и решал, в какую сторону пойти, — а впрочем, невелика разница: ведь а этом мире, в лето от Рождества Христова две тысячи пятьдесят третье, он один или все равно что один; и наконец он решался, выбирал дорогу и шагал, и перед ним, точно дым сигары, клубился в морозном воздухе пар его дыхания.
Иногда он шел так часами, отмеряя милю за милей, и возвращался только в полночь. На ходу он оглядывал дома и домики с темными окнами — казалось, идешь по кладбищу, и лишь изредка, точно светлячки, мерцают за окнами слабые, дрожащие отблески. Иное окно еще не завешено на ночь, и в глубине комнаты вдруг мелькнут на стене серые призраки; а другое окно еще не закрыли — и из здания, похожего на склеп, послышатся шорохи и шепот.
Леонард Мид останавливался, склонял голову набок, и прислушивался, и смотрел, а потом неслышно шел дальше по бугристому тротуару. Давно уже он, отправляясь на вечернюю прогулку, предусмотрительно надевал туфли на мягкой подошве: начни он стучать каблуками, в каждом квартале все собаки станут встречать и провожать его яростным лаем, и повсюду защелкают выключатели, и замаячат в окнах лица — всю улицу спугнет он, одинокий путник, своей прогулкой в ранний ноябрьский вечер.
В этот вечер он направился на запад — там, невидимое, лежало море. Такой был славный звонкий морозец, даже пощипывало нос, и в груди будто рождественская елка горела, при каждом вздохе то вспыхивали, то гасли холодные огоньки, и колкие ветки покрывал незримый снег. Приятно было слушать, как шуршат под мягкими подошвами осенние листья, и тихонько, неторопливо насвистывать сквозь зубы, и порой, подобрав сухой лист, при свете редких фонарей всматриваться на ходу в узор тонких жилок, и вдыхать горьковатый запах увядания.
— Эй, вы там, — шептал он, проходя, каждому дому, — что у вас нынче по четвертой программе, по седьмой, по девятой? Куда скачут ковбои? А из-за холма сейчас, конечно, подоспеет на выручку наша храбрая кавалерия?
Улица тянулась вдаль, безмолвная и пустынная, лишь его тень скользила по ней, словно тень ястреба над полями. Если закрыть глаза и стоять не шевелясь, почудится, будто тебя занесло в Аризону, в самое сердце зимней безжизненной равнины, где не дохнет ветер и на тысячи миль не встретить человеческого жилья, и только русла пересохших рек — безлюдные улицы — окружают тебя в твоем одиночестве.
— А что теперь? — спрашивал он у домов, бросив взгляд на ручные часы. — Половина девятого? Самое время для дюжины отборных убийств? Иди викторина? Эстрадное обозрение? Или вверх тормашками валится со сцены комик?
Что это — в доме, побеленном луной, кто-то негромко засмеялся? Леонард Мид помедлил — нет, больше ни звука, и он пошел дальше. Споткнулся — тротуар тут особенно неровный. Асфальта совсем не видно, все заросло цветами и травой. Десять лет он бродит вот так, то среди дня, то ночами, отшагал тысячи миль, но еще ни разу ему не повстречался ни один пешеход, ни разу.
Он вышел на тройной перекресток, здесь в улицу вливались два шоссе, пересекавшие город; сейчас тут было тихо. Весь день по обоим шоссе с ревом мчались автомобили, без передышки работали бензоколонки, машины жужжали и гудели, словно тучи огромных жуков, тесня и обгоняя друг друга, фыркая облаками выхлопных газов, и неслись, неслись каждая к своей далекой цели. Но сейчас и эти магистрали тоже похожи на русла рек, обнаженные засухой, — каменное ложе молча стынет в лунном сиянии.
Он свернул в переулок, пора было возвращаться. До дому оставался всего лишь квартал, как вдруг из-за угла вылетела одинокая машина и его ослепил яркий сноп света. Он замер, словно ночная бабочка в луче фонаря, потом, как завороженный, двинулся на свет.
Металлический голос приказал:
— Смирно! Ни с места! Ни шагу!
Он остановился.
— Руки вверх!
— Но… — начал он.
— Руки вверх! Будем стрелять!
Ясное дело — полиция, редкостный, невероятный случай; ведь на весь город с тремя миллионами жителей осталась одна-единственная полицейская машина, не так ли? Еще год назад, в 2052-м — в год выборов — полицейские силы были сокращены, из трех машин осталась одна. Преступность все убывала; полиция стала не нужна, только эта единственная машина все кружила и кружила по пустынным улицам.
— Имя? — негромким металлическим голосом спросила полицейская машина; яркий свет фар слепил глаза, людей не разглядеть.
— Леонард Мид, — ответил он.
— Громче!
— Леонард Мид!
— Род занятий?
— Пожалуй, меня следует назвать писателем.
— Без определенных занятий, — словно про себя сказала полицейская машина. Луч света упирался ему в грудь, пронизывал насквозь, точно игла жука в коллекции.
— Можно сказать и так, — согласился Мид.
Он ничего не писал уже много лет. Журналы и книги никто больше не покупает. «Все теперь замыкаются по вечерам в домах, подобных склепам», — подумал он, продолжая недавнюю игру воображения. Склепы тускло освещает отблеск телевизионных экранов, и люди сидят перед экранами, точно мертвецы; серые или разноцветные отсветы скользят по их лицам, но никогда не задевают душу.
— Без определенных занятий, — прошипел механический голос. — Что вы делаете на улице?
— Гуляю, — сказал Леонард Мид.
— Гуляете?!
-Да, просто гуляю, — честно повторил он, но кровь отхлынула от лица.
— Гуляете? Просто гуляете?
— Да, сэр.
— Где? Зачем?
— Дышу воздухом. И смотрю.
— Где живете?
— Южная сторона, Сент-Джеймс-стрит, одиннадцать.
— Но воздух есть и у вас в доме, мистер Мид? Кондиционная установка есть?
— Да.
— А чтобы смотреть, есть телевизор?
— Нет.
— Нет? — Молчание, только что-то потрескивает, и это — как обвинение.
— Вы женаты, мистер Мид?
— Нет.
— Не женат, — произнес жесткий голос за слепящей полосой света.
Луна поднялась уже высоко и сияла среди звезд, дома стояли серые, молчаливые.
— Ни одна женщина на меня не польстилась, — с улыбкой сказал Леонард Мид.
— Молчите, пока вас не спрашивают.
Леонард Мид ждал, холодная ночь обступала его.
— Вы просто гуляли, мистер Мид?
— Да.
— Вы не объяснили, с какой целью.
— Я объяснил: хотел подышать воздухом, поглядеть вокруг, просто пройтись.
— Часто вы этим занимаетесь?
— Каждый вечер, уже много лет.
Полицейская машина торчала посреди улицы, в ее радио-глотке что-то негромко гудело.
— Что ж, мистер Мид, — сказала она.
— Это все? — учтиво спросил Мид.
— Да, — ответил голос. — Сюда. — Что-то дохнуло, что-то щелкнуло. Задняя дверца машины распахнулась. — Влезайте.
— Погодите, ведь я ничего такого не сделал!
— Влезайте.
— Я протестую!
— Ми-стер Мид!
И он пошел нетвердой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье, ни вообще в машине.
— Влезайте.
Он взялся за дверцу и заглянул — заднее сиденье помещалось в черном тесном ящике, это была узкая тюремная камера, забранная решеткой. Пахло сталью. Едко пахло дезинфекцией; все отдавало чрезмерной чистотой, жесткостью, металлом. Здесь не было ничего мягкого.
— Будь вы женаты, жена могла бы подтвердить ваше алиби, — сказал железный голос. — Но…
— Куда вы меня повезете?
Машина словно засомневалась, послышалось слабое жужжание и щелчок, как будто где-то внутри механизм-информатор выбросил пробитую отверстиями карточку и подставил ее взгляду электрических глаз.
— В Психиатрический центр по исследованию атавистических наклонностей.
Он вошел в клетку. Дверь бесшумно захлопнулась. Полицейская машина покатила по ночным улицам, освещая себе путь приглушенными огнями фар.
Через минуту показался дом, он был один такой на одной только улице во всем этом городе темных домов — единственный дом, где зажжены были все электрические лампы и желтые квадраты окон празднично и жарко горели в холодном сумраке ночи.
— Вот он, мой дом, — сказал Леонард Мид.
Никто ему не ответил.
Машина мчалась все дальше и дальше по улицам — по каменным руслам пересохших рек, позади оставались пустынные мостовые и пустынные тротуары, и нигде в ледяной ноябрьской ночи больше ни звука, ни движения.
Больше всего на свете Леонард Мид любил выйти в тишину, что туманным ноябрьским вечером, часам к восьми, окутывает город, и — руки в карманы — шагать сквозь тишину по неровному асфальту тротуаров, стараясь не наступить на проросшую из трещин траву. Остановясь на перекрестке, он всматривался в длинные улицы, озаренные луной, и решал, в какую сторону пойти, — а впрочем, невелика разница: ведь а этом мире, в лето от Рождества Христова две тысячи пятьдесят третье, он один или все равно что один; и наконец он решался, выбирал дорогу и шагал, и перед ним, точно дым сигары, клубился в морозном воздухе пар его дыхания.
Иногда он шел так часами, отмеряя милю за милей, и возвращался только в полночь. На ходу он оглядывал дома и домики с темными окнами — казалось, идешь по кладбищу, и лишь изредка, точно светлячки, мерцают за окнами слабые, дрожащие отблески. Иное окно еще не завешено на ночь, и в глубине комнаты вдруг мелькнут на стене серые призраки; а другое окно еще не закрыли — и из здания, похожего на склеп, послышатся шорохи и шепот.
Леонард Мид останавливался, склонял голову набок, и прислушивался, и смотрел, а потом неслышно шел дальше по бугристому тротуару. Давно уже он, отправляясь на вечернюю прогулку, предусмотрительно надевал туфли на мягкой подошве: начни он стучать каблуками, в каждом квартале все собаки станут встречать и провожать его яростным лаем, и повсюду защелкают выключатели, и замаячат в окнах лица — всю улицу спугнет он, одинокий путник, своей прогулкой в ранний ноябрьский вечер.
В этот вечер он направился на запад — там, невидимое, лежало море. Такой был славный звонкий морозец, даже пощипывало нос, и в груди будто рождественская елка горела, при каждом вздохе то вспыхивали, то гасли холодные огоньки, и колкие ветки покрывал незримый снег. Приятно было слушать, как шуршат под мягкими подошвами осенние листья, и тихонько, неторопливо насвистывать сквозь зубы, и порой, подобрав сухой лист, при свете редких фонарей всматриваться на ходу в узор тонких жилок, и вдыхать горьковатый запах увядания.
— Эй, вы там, — шептал он, проходя, каждому дому, — что у вас нынче по четвертой программе, по седьмой, по девятой? Куда скачут ковбои? А из-за холма сейчас, конечно, подоспеет на выручку наша храбрая кавалерия?
Улица тянулась вдаль, безмолвная и пустынная, лишь его тень скользила по ней, словно тень ястреба над полями. Если закрыть глаза и стоять не шевелясь, почудится, будто тебя занесло в Аризону, в самое сердце зимней безжизненной равнины, где не дохнет ветер и на тысячи миль не встретить человеческого жилья, и только русла пересохших рек — безлюдные улицы — окружают тебя в твоем одиночестве.
— А что теперь? — спрашивал он у домов, бросив взгляд на ручные часы. — Половина девятого? Самое время для дюжины отборных убийств? Иди викторина? Эстрадное обозрение? Или вверх тормашками валится со сцены комик?
Что это — в доме, побеленном луной, кто-то негромко засмеялся? Леонард Мид помедлил — нет, больше ни звука, и он пошел дальше. Споткнулся — тротуар тут особенно неровный. Асфальта совсем не видно, все заросло цветами и травой. Десять лет он бродит вот так, то среди дня, то ночами, отшагал тысячи миль, но еще ни разу ему не повстречался ни один пешеход, ни разу.
Он вышел на тройной перекресток, здесь в улицу вливались два шоссе, пересекавшие город; сейчас тут было тихо. Весь день по обоим шоссе с ревом мчались автомобили, без передышки работали бензоколонки, машины жужжали и гудели, словно тучи огромных жуков, тесня и обгоняя друг друга, фыркая облаками выхлопных газов, и неслись, неслись каждая к своей далекой цели. Но сейчас и эти магистрали тоже похожи на русла рек, обнаженные засухой, — каменное ложе молча стынет в лунном сиянии.
Он свернул в переулок, пора было возвращаться. До дому оставался всего лишь квартал, как вдруг из-за угла вылетела одинокая машина и его ослепил яркий сноп света. Он замер, словно ночная бабочка в луче фонаря, потом, как завороженный, двинулся на свет.
Металлический голос приказал:
— Смирно! Ни с места! Ни шагу!
Он остановился.
— Руки вверх!
— Но… — начал он.
— Руки вверх! Будем стрелять!
Ясное дело — полиция, редкостный, невероятный случай; ведь на весь город с тремя миллионами жителей осталась одна-единственная полицейская машина, не так ли? Еще год назад, в 2052-м — в год выборов — полицейские силы были сокращены, из трех машин осталась одна. Преступность все убывала; полиция стала не нужна, только эта единственная машина все кружила и кружила по пустынным улицам.
— Имя? — негромким металлическим голосом спросила полицейская машина; яркий свет фар слепил глаза, людей не разглядеть.
— Леонард Мид, — ответил он.
— Громче!
— Леонард Мид!
— Род занятий?
— Пожалуй, меня следует назвать писателем.
— Без определенных занятий, — словно про себя сказала полицейская машина. Луч света упирался ему в грудь, пронизывал насквозь, точно игла жука в коллекции.
— Можно сказать и так, — согласился Мид.
Он ничего не писал уже много лет. Журналы и книги никто больше не покупает. «Все теперь замыкаются по вечерам в домах, подобных склепам», — подумал он, продолжая недавнюю игру воображения. Склепы тускло освещает отблеск телевизионных экранов, и люди сидят перед экранами, точно мертвецы; серые или разноцветные отсветы скользят по их лицам, но никогда не задевают душу.
— Без определенных занятий, — прошипел механический голос. — Что вы делаете на улице?
— Гуляю, — сказал Леонард Мид.
— Гуляете?!
-Да, просто гуляю, — честно повторил он, но кровь отхлынула от лица.
— Гуляете? Просто гуляете?
— Да, сэр.
— Где? Зачем?
— Дышу воздухом. И смотрю.
— Где живете?
— Южная сторона, Сент-Джеймс-стрит, одиннадцать.
— Но воздух есть и у вас в доме, мистер Мид? Кондиционная установка есть?
— Да.
— А чтобы смотреть, есть телевизор?
— Нет.
— Нет? — Молчание, только что-то потрескивает, и это — как обвинение.
— Вы женаты, мистер Мид?
— Нет.
— Не женат, — произнес жесткий голос за слепящей полосой света.
Луна поднялась уже высоко и сияла среди звезд, дома стояли серые, молчаливые.
— Ни одна женщина на меня не польстилась, — с улыбкой сказал Леонард Мид.
— Молчите, пока вас не спрашивают.
Леонард Мид ждал, холодная ночь обступала его.
— Вы просто гуляли, мистер Мид?
— Да.
— Вы не объяснили, с какой целью.
— Я объяснил: хотел подышать воздухом, поглядеть вокруг, просто пройтись.
— Часто вы этим занимаетесь?
— Каждый вечер, уже много лет.
Полицейская машина торчала посреди улицы, в ее радио-глотке что-то негромко гудело.
— Что ж, мистер Мид, — сказала она.
— Это все? — учтиво спросил Мид.
— Да, — ответил голос. — Сюда. — Что-то дохнуло, что-то щелкнуло. Задняя дверца машины распахнулась. — Влезайте.
— Погодите, ведь я ничего такого не сделал!
— Влезайте.
— Я протестую!
— Ми-стер Мид!
И он пошел нетвердой походкой, будто вдруг захмелел. Проходя мимо лобового стекла, заглянул внутрь. Так и знал: никого ни на переднем сиденье, ни вообще в машине.
— Влезайте.
Он взялся за дверцу и заглянул — заднее сиденье помещалось в черном тесном ящике, это была узкая тюремная камера, забранная решеткой. Пахло сталью. Едко пахло дезинфекцией; все отдавало чрезмерной чистотой, жесткостью, металлом. Здесь не было ничего мягкого.
— Будь вы женаты, жена могла бы подтвердить ваше алиби, — сказал железный голос. — Но…
— Куда вы меня повезете?
Машина словно засомневалась, послышалось слабое жужжание и щелчок, как будто где-то внутри механизм-информатор выбросил пробитую отверстиями карточку и подставил ее взгляду электрических глаз.
— В Психиатрический центр по исследованию атавистических наклонностей.
Он вошел в клетку. Дверь бесшумно захлопнулась. Полицейская машина покатила по ночным улицам, освещая себе путь приглушенными огнями фар.
Через минуту показался дом, он был один такой на одной только улице во всем этом городе темных домов — единственный дом, где зажжены были все электрические лампы и желтые квадраты окон празднично и жарко горели в холодном сумраке ночи.
— Вот он, мой дом, — сказал Леонард Мид.
Никто ему не ответил.
Машина мчалась все дальше и дальше по улицам — по каменным руслам пересохших рек, позади оставались пустынные мостовые и пустынные тротуары, и нигде в ледяной ноябрьской ночи больше ни звука, ни движения.
«The Pedestrian» | |
---|---|
by Ray Bradbury | |
Translator | English |
Country | United States |
Language | English |
Genre(s) | Science fiction |
Published in | The Reporter |
Publication type | Magazine |
Media type | |
Publication date | August 7, 1951 |
«The Pedestrian» is a science fiction short story by American writer Ray Bradbury. This story was originally published in the August 7, 1951 issue of The Reporter by The Fortnightly Publishing Company.[1] It is included in the collection The Golden Apples of the Sun (1953), but was dropped from later editions of this collection (1990 and 1997).
Summary[edit]
The story features Leonard Mead, a citizen of a television-centered world in November of A.D. 2053.[notes 1] In the city the sidewalks have fallen into decay. Mead enjoys walking through the city at night, something which no one else does. «In ten years of walking by night or day, for thousands of miles, he had never met another person walking, not one in all that time.» On one of his usual walks, he encounters a police car, which is robotic. It is the only police unit in a city of three million as the purpose of law enforcement has disappeared with everyone watching television at night. When asked about his profession Mead tells the car that he is a writer, but the car does not understand since no one buys books or magazines in the television-dominated society. The police car, which is revealed to have no occupants, cannot understand why Mead would be out walking for no reason, and so it decides to take him to the Psychiatric Center for Research on Regressive Tendencies. As the car passes through his neighborhood, Mead, locked in the confines of the back seat says, «That’s my house,» as he points to a warm and bright house with all its lights on, unlike all the other houses. There is no reply, and the story concludes.
Background[edit]
The address of the main character, Leonard Mead, happens to be the address of the house in which Bradbury grew up. This has caused speculation that this short story is actually referring to himself, or is in some related way a message to his home town of Waukegan, Illinois.
The 60th anniversary of Fahrenheit 451 contains the short piece «The Story of Fahrenheit 451» by Jonathan R. Eller. In it, Eller writes that Bradbury’s inspiration for the story came when he was walking down Wilshire Boulevard in Los Angeles with a friend in late 1949. On their walk, a police cruiser pulled up and asked what they were doing. Bradbury answered, «Well, we’re putting one foot in front of the other.» The policemen did not appreciate Ray’s joke and became suspicious of Bradbury and his friend for walking in an area where there were no pedestrians. Inspired by this experience, he wrote «The Pedestrian», which he sent to his New York agent Don Congdon in March 1950. According to Eller, «[the story’s] composition in the early months of 1950 predates Bradbury’s conception of ‘The Fireman,'» the short novella that would later evolve into Fahrenheit 451. In Fahrenheit 451, Leonard’s character can be considered similar to that of Clarisse McClellan’s uncle, who tells of a similar story repeated by her niece to Montag.[2]
Adaptations[edit]
The story was adapted for radio and broadcast on the CBC program Theatre 10:30 (1968-71).[3]
The story was made into an episode of The Ray Bradbury Theater, starring David Ogden Stiers as Leonard Mead.[4]
Notes[edit]
- ^ This is the year given in the original The Reporter version, as well as in the 2006 Match to Flame anthology. The time settings 2052 and 2053 have also been used, which at times has created an internal contradiction with the year given in the «last year’s election» sentence later in the story when it was not adjusted as necessary.
References[edit]
- ^ Bradbury, Ray (August 7, 1951). Ascoli, Max (ed.). «The Pedestrian». The Reporter. New York: Fortnightly Publishing Company. 5 (3).
- ^ Bradbury, Ray (January 10, 2012). Fahrenheit 451 (60th Anniversary ed.). New York, NY: Simon & Schuster, Inc. p. 172. ISBN 978-1451673319.
- ^ «Theatre 10:30 — CBC horror radio show». 1961.
- ^ Lentz, Harris M. (1994). Science fiction, horror & fantasy film and television credits: Supplement 2, through 1993. Vol. 4. McFarland Publishing. p. 277. ISBN 9780899509273.
Further reading[edit]
- Chalker, Jack L.; Owings, Mark (1998). The Science-Fantasy Publishers: A Bibliographic History, 1923–1998. Westminster, MD and Baltimore: Mirage Press, Ltd. p. 887.
- Contento, William G. «Index to Science Fiction Anthologies and Collections, Combined Edition». Retrieved September 21, 2015.
- LaGuardia, Dolores; Guth, Hans P. (1995). American Visions: Multicultural Literatures for Writers. Mountain View, CA and Toronto: Mayfield Publishing Company. pp. 384–388.
External links[edit]
- The Pedestrian title listing at the Internet Speculative Fiction Database
«The Pedestrian» | |
---|---|
by Ray Bradbury | |
Translator | English |
Country | United States |
Language | English |
Genre(s) | Science fiction |
Published in | The Reporter |
Publication type | Magazine |
Media type | |
Publication date | August 7, 1951 |
«The Pedestrian» is a science fiction short story by American writer Ray Bradbury. This story was originally published in the August 7, 1951 issue of The Reporter by The Fortnightly Publishing Company.[1] It is included in the collection The Golden Apples of the Sun (1953), but was dropped from later editions of this collection (1990 and 1997).
Summary[edit]
The story features Leonard Mead, a citizen of a television-centered world in November of A.D. 2053.[notes 1] In the city the sidewalks have fallen into decay. Mead enjoys walking through the city at night, something which no one else does. «In ten years of walking by night or day, for thousands of miles, he had never met another person walking, not one in all that time.» On one of his usual walks, he encounters a police car, which is robotic. It is the only police unit in a city of three million as the purpose of law enforcement has disappeared with everyone watching television at night. When asked about his profession Mead tells the car that he is a writer, but the car does not understand since no one buys books or magazines in the television-dominated society. The police car, which is revealed to have no occupants, cannot understand why Mead would be out walking for no reason, and so it decides to take him to the Psychiatric Center for Research on Regressive Tendencies. As the car passes through his neighborhood, Mead, locked in the confines of the back seat says, «That’s my house,» as he points to a warm and bright house with all its lights on, unlike all the other houses. There is no reply, and the story concludes.
Background[edit]
The address of the main character, Leonard Mead, happens to be the address of the house in which Bradbury grew up. This has caused speculation that this short story is actually referring to himself, or is in some related way a message to his home town of Waukegan, Illinois.
The 60th anniversary of Fahrenheit 451 contains the short piece «The Story of Fahrenheit 451» by Jonathan R. Eller. In it, Eller writes that Bradbury’s inspiration for the story came when he was walking down Wilshire Boulevard in Los Angeles with a friend in late 1949. On their walk, a police cruiser pulled up and asked what they were doing. Bradbury answered, «Well, we’re putting one foot in front of the other.» The policemen did not appreciate Ray’s joke and became suspicious of Bradbury and his friend for walking in an area where there were no pedestrians. Inspired by this experience, he wrote «The Pedestrian», which he sent to his New York agent Don Congdon in March 1950. According to Eller, «[the story’s] composition in the early months of 1950 predates Bradbury’s conception of ‘The Fireman,'» the short novella that would later evolve into Fahrenheit 451. In Fahrenheit 451, Leonard’s character can be considered similar to that of Clarisse McClellan’s uncle, who tells of a similar story repeated by her niece to Montag.[2]
Adaptations[edit]
The story was adapted for radio and broadcast on the CBC program Theatre 10:30 (1968-71).[3]
The story was made into an episode of The Ray Bradbury Theater, starring David Ogden Stiers as Leonard Mead.[4]
Notes[edit]
- ^ This is the year given in the original The Reporter version, as well as in the 2006 Match to Flame anthology. The time settings 2052 and 2053 have also been used, which at times has created an internal contradiction with the year given in the «last year’s election» sentence later in the story when it was not adjusted as necessary.
References[edit]
- ^ Bradbury, Ray (August 7, 1951). Ascoli, Max (ed.). «The Pedestrian». The Reporter. New York: Fortnightly Publishing Company. 5 (3).
- ^ Bradbury, Ray (January 10, 2012). Fahrenheit 451 (60th Anniversary ed.). New York, NY: Simon & Schuster, Inc. p. 172. ISBN 978-1451673319.
- ^ «Theatre 10:30 — CBC horror radio show». 1961.
- ^ Lentz, Harris M. (1994). Science fiction, horror & fantasy film and television credits: Supplement 2, through 1993. Vol. 4. McFarland Publishing. p. 277. ISBN 9780899509273.
Further reading[edit]
- Chalker, Jack L.; Owings, Mark (1998). The Science-Fantasy Publishers: A Bibliographic History, 1923–1998. Westminster, MD and Baltimore: Mirage Press, Ltd. p. 887.
- Contento, William G. «Index to Science Fiction Anthologies and Collections, Combined Edition». Retrieved September 21, 2015.
- LaGuardia, Dolores; Guth, Hans P. (1995). American Visions: Multicultural Literatures for Writers. Mountain View, CA and Toronto: Mayfield Publishing Company. pp. 384–388.
External links[edit]
- The Pedestrian title listing at the Internet Speculative Fiction Database
О! спасибо!
Кинг Уильям — Истребитель вампиров
да и не только с интонациями.
Спасение Cessna 188 над Тихим океаном
2018 читал, 2020 слушал, сейчас переслушиваю в 11.01.2022. Все намного интересней воспринимается)
Брукс Макс — Мировая Война Z
«Быть интеллигентом вовсе не значит обязательно быть идиотом…» Одно из ранних во многом, автобиографичное…
Булгаков Михаил — Необыкновенные приключения доктора
они хотят иметь все и сразу, а получат ничего и постепенно. М.Жванецкий.
Шекли Роберт — Самое дорогое
А слабо прочитать что-то, что до этого не озвучивали 8 раз?
Лавкрафт Говард — Дагон
Спасибо большое🤝
Мерсер Тайлер — Амаркорд смерти
У меня книга была, в двух частях. Одно и любимых произведений. Сколько раз я ее перечитывала — не помню, но много….
Павлов Сергей — Лунная радуга
Я уже спокойно отношусь к тому, что из всего произведения люди способны увидеть только 1-2 слова. Я этого не понимаю,…
Оркас Анатолий — Чужие сны
Добрый день, Лето! Большое спасибо за Ваш отзыв! Очень приятно. С уважением Ваш чтец Дмитрий Д
Новогоднее. Сборник стихов
Ну, да, есть единственно верное мнение — «моё». Все, кто его не поддерживает — это вражеские мины, и из-за них (а не…
Сборник расследований — Тайны века
ИНТЕРЕСНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ.
Абдуллаев Чингиз — Линия аллигатора
Невероятно сильная вещь. Слов нет. Не выразить впечатление. Философское, но… не для интеллекта, а на уровне ощущений,…
Далин Макс — Рукопись, найденная под прилавком
Расизм ломает судьбы, рассказ и чтец очень хороши!
Янг Роберт — У шатров Кидарских
Да, Пророк меня потряс! Переслушал три раза, и ещё раз послушаю, когда больше понимать начну!
Блаватская Елена — Напутствие бессмертным
Спасибо вам за работу
Снегирев Александр — Вера
Супер рассказ.
Не то что примитивные рус попаданцы
Бир Грег — Чума Шредингера
Я лишь про один эпизод — бессмысленное и беспощадное сражение с кустом (почему-то вспомнилась мельница и недалёкий…
Шекли Роберт — Похмелье
Да не, я вот в избранное поместил — под него засыпаю великолепно просто! на минус 15 — и шикарно… рекомендую ))
Воронин Андрей — Проводник смерти
Супер рассказ.
Не то что примитивные рус попаданцы
Бир Грег — Касательные