Рассказ пленник острова иф

Давненько мы с вами не исследовали старинные морские форты-крепости. А помните СКОЛЬКО МЫ УЖЕ ИХ ПЕРЕСМОТРЕЛИ ?  Вспоминайте, а мы сегодня вот что осмотрим …

«Дантес встал, посмотрел в ту сторону, куда направлялась лодка, и
увидел в ста саженях перед собою черную отвесную скалу,
на которой высился мрачный замок Иф.
Этот причудливый облик, эта тюрьма, которая вызывает такой беспре-
дельный ужас, эта крепость, которая уже триста лет питает Марсель своими
жуткими преданиями, возникнув внезапно перед Дантесом, и не помышлявшим
о ней, произвела на него такое же действие, какое производит эшафот на
приговоренного к смерти.»

А. Дюма «Граф Монте-Кристо»

Все мы выросли на книгах Александра Дюма. Одним из его самых успешных и запоминающихся произведений стал роман про узника замка Иф «Граф Монте-Кристо». Этот знаменитый роман был написан в течение 1844-1845 гг. Для того чтобы произведение получилось правдоподобным, сам автор лично постели все те места, по которым путешествовали его герои.

Итак, Франция: Корсика, Париж, Марсель, и, наконец, Замок Иф. Именно поэтому книга настолько правдоподобна. В бывшем СССР также сняли свою экранизацию приключений Графа Монте-Кристо, которая до сих пор не теряет своей актуальности.  Мрачный замок, в котором главный герой томился много лет, существует на самом деле. Вдохновлённый реальным замком Иф, Александр Дюма создал свою жуткую, трагическую историю про невероятно сильного мужчину, возомнившего себя равным Богу и считающим себя рукой Провидения.  Очень часто случается, что, если герои выписаны настоящим мастером, то они кажутся поклонникам совершенно реальными.

Недаром в Англии на Бейкер-стрит существует дом-музей Шерлока Холмса, которого никогда не существовала, но на чьей адрес до сих пор приходят письма, адресованные гениальному детективу. Вот и многие поклонники Графа Монте-Кристо хотя своими глазами увидеть тот замок Иф и ту камеру, где якобы томился Эдмон Дантес. Поэтому замок, пусть даже уступающим в архитектурном плане многим замкам Франции, благодаря бессмертному гению Александра Дюма, стал символом воли к жизни Эдмона Дантеса, когда-то поклявшегося отомстить своим врагам.

Замок Иф (фр. Сhâteau d`If) расположен на юге Франции в департаменте Буше-дю-Рон (Bouches-du-Rhone) на самом маленьком из островов Фриульского архипелага (L`Archipel du Frioul), что находятся в миле от побережья Марселя. Замок Иф был построен в 1527—1531 гг. по приказу Франциска I для защиты города от атак с моря. Замок никогда не подвергался нападению и сохранился до нашего времени в отличном состоянии. Сегодня Замок Иф — одна из «визитных карточек» Марселя. Множество гостей города стремятся посетить замок. Замке проводятся экскурсии по камерам, продаются сувениры, а на открытой площадке расположено кафе с видом на Марсель.

С чего началась история острова, где позже был выстроен замок Иф? Цезарь упоминал остров, когда оказался возле Марселя и остановился на этом маленьком островке на пару дней перед сражением.

Остров Иф архипелага Фриуль, соседствующий с островами Помег и Ратонно, находится неожиданно близко от Марселя, и его отлично видно, особенно с набережной Корниш. Маленький, аккуратный и высокий. В самом широком месте остров достигает 180 м., а максимальная длина его — 300 м. Долгое время остров служил убежищем для пиратов, контрабандистов, рыбаков и охотников.

   Реально существующий до наших дней замок ИФ был построен в 1527-1531 гг.  для защиты берегов Марселя от нападения врагов со стороны моря. Забавно, что ни разу на замок Иф не было совершено ни одного нападения, отчего он до нашего времени сохранился в отличном состоянии и является большим соблазном для туристов, как поклонников творчества Дюма, которые хотят на своей шкуре пытаться представить себе страдания и боль выдуманного Эдмона Дантеса, так и тех, кто просто любят отлично сохранившиеся старинные замки. Французское название Замка Иф Сhâteau d`If. Он находится в Средиземном море на южной стороне Франции на одном из самых мелких островов Фриульского архипелага (L`Archipel du Frioul), в департаменте Буше-дю-Рон. Эта защитная постройка, защищающая морские пути, ведущие в Марсель, по своей площади равна 30 тысячам квадратных метров.

Сам замок расположен на расстоянии мили от берегов Марселя. Замок кажется вросшим в скалу, так как он и был построен именно в скале, над островом же возвышаются только внешнее строение квадратной формы с тремя круглыми башнями и с небольшим внутренним двориком. Внешние стены сливаются со скалами. Также в замке находится маяк. Бастионы замка возвышаются над островом, их видно далеко с моря и побережья. В конце XVI века по периметру острова была выстроена крепостная стена, наблюдательная башня и церковь. В Марселе замок Иф пользуется огромной популярностью, туристы туда просто ломятся, замок – бывший защитный бастион никогда не пустует. Несмотря на свою защитную функцию, по словам инженера Вобана, замок Иф построен очень плохо, наспех, с большим количеством недостатков и проколов. Поэтому, возможно замку Иф крупно повезло, что ему ещё ни разу ему не пришлось выполнять свою прямую роль защиты от нападения. Хотя, быть может, многие враги Франции не нападали на Марсель именно из-за устрашающего вида замка Иф, кто знает?

Лишь в 1531 г. Испанский король Карл V решил напасть на Марсель, но почему-то изменил своё решение. Французы считают, что короля напугал именно замок Иф. Быть может, так оно и было на самом деле. Насчёт же второй роли замка Иф, роли, так поэтично и мрачно описанной Дюма, то замок Иф действительно служил темницей для политически неблагонадёжных гугенотов и других ссыльных, которых не устраивало тогдашнее политическое руководство Франции.

Около 3500 и даже больше заключённых находилось в заточении в замке Иф, отчего защитное сооружение получило не самую лучшую, довольно мрачную репутацию. В Замке Иф кроме личностей, представляющих политическую опасность для французской политики того времени, также были заточены руководители Парижской коммуны. Множество протестантов, которые очутились в замке Иф с 1689 года, там же и окончили свою жизнь. Из знаменитостей в замке Иф томился юный Мирабо, который провёл в тюрьме шесть месяцев, засаженный собственным отцом. Но его камера была роскошной, он даже мог устраивать у себя приёмы. Несмотря на прижившиеся легенды, ещё один из персонажей Дюма — таинственная Железная маска — не был в заключении в этом замке, как и Маркиз де Сад, который сидел во многих местах, но только не на этом острове.

Но камеры зловещего Замка Иф помнят распутного отшельника, которого в конце концов сожгли на костре, капитана корабля «Гранда Святого Антония», который завёз чуму в Марсель и многих других несчастных, ставших пленниками каменных стен известной на весь мир темницы. В 1830-х годах в замке Иф перестали сажать преступников, но в 1871 году сюда отправили в ссылку руководителей Парижской коммуны, а Гастона Кремье, их руководителя, расстреляли на территории замка Иф. Единственный раз, когда пушки стреляли на острове замка Иф, это произошло, когда король Франциск I встречал Катрин де Медичи.

   Военный гарнизон на острове обслуживался с помощью шестидесяти человек.

Самым первым заключённым замка был рыцарь Ансельм, убитый в своей камере. Затем там содержалось множество каторжников, и даже моряк, который грубо ответил своему капитану просидел в своей камере 30 лет.

В каких же условиях содержали узников? Богачей, кто мог и из заточения управлять своим состоянием, поселяли в верхние камеры, где было окно и «вид на море». А самых бедных кидали во внутреннюю часть замка в тесные камеры без единого окна.

Для туристов замок был открыт в 1890 году, а демилитаризован в конце 19 века. 7 июля 1926 г. Замок Иф специальным указом был занесён в список исторический памятников имеющих огромное национальное значение для Франции. Чтобы доплыть до замка Иф требуется преодолеть старый мол и древние укрепления из камня. Крутая дорога со старинными стенами ведёт к самому замку, где находится также бывший марсельский чумной карантин. Чтобы подняться к замку, нужно взобраться по винтовой лестнице и выйти в душный узкий дворик, где находится колодец, террасы с казематами, отделёнными друг от друга ржавыми решётками. Каждый каземат отмечен памятной табличкой.

Узкие окна камер заключенных замка Иф Над каждым казематом прикреплена памятная табличка: «Карцер человека, прозванного «Железной маской», «Граф де Мирабо провел здесь 1774—1775 годы», и вот наконец «Карцер Э. Дантеса, графа Монте-Кристо».

  А это «тот самый лаз», через который Эдмонд Дантес пролез к аббату Фариа.

Для тех, кто действительно увлечён творчество Дюма и его загадочного персонажа Графа Монте-Кристо, конечно, не составит труда догадаться, что реальной камеры, где томился Эдмон Дантес, в замке Иф, конечно же нет. Хотя, как туристам в Англии показывают домик Шерлока Холмса, так и для туристов, возжелавших полюбоваться на камеру Эдмона, показывают одну из камер. Конечно, это не та тёмная камера в подземелье, о которой говорилось в романе, а обычная камера для государственных преступников.

В этих камерах держали, как и описал Александр Дюма, именно государственных преступников в 19 веке, когда замок Иф служил в качестве тюрьмы. До 19 же века сооружённый в 1524 году по приказу Франциска I замок был защитным военным гарнизоном и в качестве места заточения преступников не использовался. Теперь же этот популярный среди туристов замок принимает множество гостей из всех стран мира, тут продают сувениры, демонстрируют камеры, где содержались заключённые, а также на территории замка имеется великолепное кафе с видом на Марсель.

Не менее ярким персонажем знаменитого произведения Александра Дюма «Граф Монте-Кристо» является аббат Фариа, которого знаменитый писатель «поселил» в соседнюю камеру Эдмона Дантеса в замке Иф. Именно этот настоящий учёный стал наставником Эдмона в замке Иф и помог ему придти к образу идеального существа. Существовал ли аббат Фариа на самом деле? Или его образ такой же плод авторского вымысла, как и сам Граф Монте — Кристо?

Темница графа де Мирабо,одного из самых знаменитых ораторов французской Революции.

Да, аббат Фариа – это реальная историческая персона. На самом деле аббат Фариа владел техникой гипноза, которой обучился в Индии, где родился. Как в романе, аббат Фариа мечтал о независимости своего народа, умел красиво говорить и увлекать за собой людские массы. И в реальной жизни Фариа побывал в роли преступника за свои смелые идеи насчёт свободы своего народа. Как очень опасного преступника, скованного в цепях, его отправляли в Лиссабон, а через три года неведомый покровитель помог смелому учёному бежать во Францию. Его книга о гипнозе и гипнотические сеансы во Франции имели огромный успех, но за заговор против правительства аббата снова заточают в одиночную камеру в Бастилии. И снова дерзкий побег, который не удался книжному персонажу Дюма. И аббат Фариа участвует в штурме Бастилии. И всё-таки, как и книжный персонаж Дюма, реальный аббат Фариа умер в тюрьме в 1819 г. Но не в замке Иф.

Камера аббата Фариа.

Герои Александра Дюма будут жить в нашей памяти и наших сердцах, не важно, что их никогда не существовало. И вполне банальное защитное сооружение, сделанное небрежно и на скорую руку, замок Иф на крошечном островке, будет притягивать новые поколения туристов, которые, гуляя по Марселю, будут искать хижину невесты Эдмона, Мерседес, а на море будут представлять последний путь моряка Дантеса на лодке с конвоирами, когда ему открылось грозное и страшное зрелище – Замок Иф на горизонте, его многолетняя тюрьма, где он в свои последние годы сумел узнать тайну сокровищ на острове Монте-Кристо, выучить несколько языков, узнать правду о своих врагах и стать философом. И всё это благодаря Замку Иф и аббату Фариа.

И может быть поэтому для многих туристов замок Иф будет символом не жуткой тюрьмы, откуда раздавались стоны несчастных узников, отдавших замку всю свою жизнь, а символом убежища для одного из самых харизматичных и ярких выдуманных мужчин прошлого века. Замок Иф вдохновил Александра Дюма на образ идеального мстителя, ангела с чёрными крыльями, идеального орудия Провидения.

Замок выстроен непосредственно в скале. на поверхности острова расположено лишь квадратное строение со внутренним двориком и тремя круглыми башнями. На территории замка также расположен маяк, а крепостные стены сливаются краями скал. Высокие бастионы венчают островные утесы, глядя в сторону моря и побережья.

В наше время на одной из площадок построили кафе, которое предназначено для туристов, интересующихся таким мрачным, поистине готическим местом как Замок Иф.

Интересно, что именно роман Дюма продлил жизнь этому месту. В 1890 году, когда стало известно, что этот замок может стать отличным местом паломничества для туристов, которые любят этот роман, его открыли для посещений.

Проход между камерами.

Одна из камер смертников.

Ну а для меня Граф Монте-Кристо это вот:

источники
http://crusoe.livejournal.com
http://www.intergid.ru/articles/7/30/
http://www.allcastles.ru

А ведь мы с вами недавно обсуждали уже ТЮРЬМУ на острове — Тюрьма Алькатрас (Alcatraz)

Александр Иванович Куприн
Остров Иф

Середина июля. Город Марсель празднует годовщину разрушения Бастилии. Почти сто лет тому назад пришли в Париж оборванные загорелые южане и заразили весь Париж, а вместе с ним и всю Францию революционными идеями. По дороге сочинили прекрасную песню, которая начинается так: «Allons, enfants de la patrie…»[1]1

  Вперед, сыны отчизны… (фр.)

[Закрыть]

, а кончается: «A bas la tyrannie»[2]2

  Долой тиранию (фр.).

[Закрыть]

, – словом, ту известную песню, которая исполняется на французских военных судах во время встречи дружественных эскадр.

Надо сказать, что этот праздник – настоящий праздник. С раннего утра вся Марсель на улицах. Со всех сторон четырехугольного старого порта толпится по-праздничному вымытый, принарядившийся народ. В десять часов утра уже пускают фейерверк. Мальчишки и женщины визжат от радости, старые матросы ревут от восторга, когда взвивается вверх ракета, разрывается в воздухе и вдруг из нее выскакивает, точно пузырь, фигура свиньи, верблюда или слона и медленно опускается вниз.

Около улицы Каннобьер, пройдя через мост, есть маленький закоулочек, где кутят рыбаки. Белое вино и целые груды, целые горы скорлупы от раков, устриц, муль, violettes и clovisses[3]3

  Разные съедобные ракушки (фр.).

[Закрыть]

. Все это поглощается в огромном количество и стоит на наши деньги три-четыре копейки. С чувством отвращения наблюдаю я, как после долгой, ожесточенной торговли раскутившийся матрос покупает своей любовнице кусок спрута, или каракатицы, или какую-то странную черную раковину, из которой течет желтый сок, подобный яичному желтку, и как она большим пальцем правой руки выковыривает содержимое и как она его втягивает в рот.

Но мне тяжело и скучно. Чужой праздник! И я чувствую себя неприглашенным гостем на чужом пиру. Увы! Судьба моей прекрасной родины находится в руках рыцарей из-под темной звезды, и у нас нет ни одного случая вспомнить наше прошлое. Ни числа, ни месяца, ни года…

Лодки сгрудились около набережной так тесно, что движение одной передается другой. Какой-то хитрый старик подмигивает мне глазом и спрашивает:

– Может быть, господам угодно проехаться на остров Иф?

Отчего же не проехаться: это все-таки развлечение. Очень быстро мы узнаем, что лодочника зовут папа Доминик. Покамест мы в порту, он все время гребет. Но мы выходим в свободное море, и он начинает налаживать парус. Время от времени он вынимает из кармана плитку прессованного жевательного табаку, похожую на шоколадные плитки, жует ее и выплевывает через борт коричневую слюну. И вдруг обращается к нам с очень деловым вопросом:

– Из какой страны вы, добрые господа? Со вздохом мы признаемся, что мы русские. На лице нашего друга, папы Доминика, разочарование. Он еще раз плюет через борт лодки и говорит:

– В таком случае без глупостей (pas des betises).

Ого! Хорошая у нас репутация!

Но уже парус готов. Лодка бежит, накренившись набок, и время от времени на нас брызжет морская пена. Стали вырисовываться скучные стены тюрьмы, горбатый островок и на нем две башни, торчащие, точно два клыка, изъеденные временем. Между ними каземат и огромные ворота. Цвет здания – желтый, казарменный.

Но подойти нам к берегу не удается. Артель рыбаков только что завезла невод, длиною приблизительно около версты. Две лодки тянут левое крыло, а правое крыло на своих плечах тащат вверх по горе двенадцать человек. Самая трудная работа достается переднему, и поэтому, пройдя шагов пятьдесят, он бросает тяж и перебегает в хвост. Таким образом, они постоянно сменяют друг друга. Наконец работа окончена. Две небольших корзинки маленькой серебряной рыбешки. Но зато сколько шума, пререканий, угрожающих жестов! Можно было бы подумать, что дело идет о пяти, шести взрослых китах.

Мы подымаемся наверх, на гору. Оказывается, что смотрителя тюрьмы нельзя сейчас видеть – и по очень важной причине: рыбаки наловили много рыбы, а смотритель купил несколько фунтов, велел своей жене сделать бульябес и поэтому просит извинения.

А бульябес – это самое зверское кушанье, которое только существует на свете. Оно состоит из рыбы, лангуст, красного перца, уксуса, помидоров, прованского масла и всякой дряни, от которой себя чувствуешь, точно тебе вставили в рот динамитный патрон и подожгли его.

Ничего не поделаешь, – надо мириться со вкусами каждого начальника тюрьмы, музея или Эрмитажа. Но тут же, рядом с тюрьмой, есть маленький кабачок с надписью: «Граф Монте-Кристо». Мы внедряемся туда, заказываем яичницу и пьем красное вино. Через час появляется смотритель, на ходу утирая рот салфеткой. Он чересчур вежлив, как, впрочем, и всякий француз. Он с нас берет по франку за вход в историческую тюрьму (удивительно, не для того ли Марсель сделала французскую революцию, чтобы республиканское правительство получало деньги за право обозрения тюрем?); потом, закрыв глаза, точно соловей во время любовной песни, он начинает нам отчитывать наизусть:

– Вот место, где сидел двоюродный брат польского короля Владислава или, может быть, Станислава. В этой камере сидел известный адвокат Мирабо, потомок которого, Октав Мирбо, до сих пор существует в Доме инвалидов… Вот здесь заседал революционный марсельский трибунал. Здесь же по распоряжению суда гильотинировали виновных. Двести восемнадцать смертных казней.

Обратите внимание, господа, что камни иззубрены стойками гильотины.

И правда, он нам показывает нечто вроде каменных полатей, на которых заседал трибунал, приговаривал к смерти в одну секунду, и только одну секунду длилось мучение жертвы. Я не знаю, здоровое ли это впечатление или галлюцинация, но мне казалось, что во всей этой тюрьме, в этом правительственном музее, пахнет кровью и человеческими извержениями, как будто бы стены пропитались их запахом.

Наша доверчивость развращает смотрителя. С необыкновенно наглым видом он нам показывает еще один закоулок, с полом вроде московской мостовой, без света, и говорит:

– А вот здесь сидел граф Монте-Кристо.

Это нас поражает. Мой друг К. первый не выдерживает серьезности. Он спрашивает:

– Если я не ошибаюсь, граф Монте-Кристо – это не живой человек, а выдумка Александра Дмитриевича Дюма? Дюма père? Это лицо никогда в действительности не существовало.

Смотритель сконфужен, но все-таки милый француз находчив: он открывает окно и показывает нам на вывеску ресторана. Правда. Написано «Граф Монте-Кристо». Мы соглашаемся. Что поделаешь против очевидности! И папа Доминик благополучно отвозит нас в Марсель.

— А! Так ты бывал в замке Иф! Тем лучше! — воскликнул мой старый друг Виктор, с которым мы наконец-то, спустя 15 лет после наших путешествий по Британии, встретились в одной из московских “забегаловок”.

Мы болтали уже несколько часов, с упоением рассказывая друг другу о перипетиях наших судеб, возвращаясь время от времени к воспоминаниям о славных днях, проведенных когда-то вместе в Уэльсе и йоркширских мурах. За эти 15 лет, которые, казалось, промелькнули столь быстро, Виктор повидал и испытал многое из того, о чем когда-то в детстве и юности, живя в Сибири и читая книжки о дальних странах и путешествиях, мог только мечтать. Одна из рассказанных им в тот день историй меня особенно поразила и увлекла. То была история о странном “узнике” замка Иф, “узнике”, который чем-то напомнил мне меня самого, да, впрочем, собственно говоря, и многих из тех, кто попал в своей жизни под смертельное обаяние магического Прошлого. Я не уверен, что вся эта история была рассказана Виктором в той хмельной московской пивнушке именно так, как мне сейчас представляется; пива было к тому времени выпито немало, да и мои собственные воспоминания о замке и чудном Марселе удивительно переплелись с повествованием моего друга… И все же попытаюсь этот рассказ воспроизвести.

История, рассказанная Виктором

— Если ты помнишь, Владимир, — начал свой рассказ Виктор, — лет 10–12 назад, когда я окончательно решил остаться за границей, мне пришлось туго, и я хватался за любую работу.

— Да как же… Помнится, ты писал, что тебе одно время даже негде было и ночевать, и ты вечером оставался на кафедре, заглатывал с хлебом их паршивые сосиски и устраивался спать на письменном столе. А утром, когда появлялась уборщица, должен был уже сидеть за компьютером и изображать из себя этакого трудоголика…

— Ну да. Значит, помнишь… Так вот, однажды должен я был (дело было летом) встретить груз сизаля, который через Марсель шел из Эфиопии. Представляешь?

— Сизаля?!

— Да! Ну что же поделать? Обещали хорошо заплатить… Добрался я до Парижа на автобусе, все с того же Victoria bus station, откуда ты меня провожал в Индию в 95-м. Не останавливаясь во французской столице, сел на Лионском вокзале на поезд, или, как они называют, TGV, и помчался в Марсель. Французский, как ты знаешь, у меня никакой, так что всю дорогу молчал, думал о разном… И знаешь, поймал себя на том, что все время вспоминаю “Графа Монте-Кристо” — и роман (помню даже, каким было издание, которое читал, такие зеленого цвета тома), и замечательный фильм с Жаном Маре… Впечатление было такое, что я еду куда-то в детство, к самому себе…

— Ба! Да ты не первый! Я чувствовал то же самое! Но лучше всех рассказал об этом галисиец Альфредо Конде в своем “Грифоне”… Впрочем, извини. Что же было дальше?

— Ну вот, прибыл я часа через четыре, очень быстро, на железнодорожный вокзал. Замечательное сооружение! Его построили где-то в середине XIX века. Много ажурности и, знаешь, чего-то восточного, африканского… Но разглядывать все это мне тогда было недосуг — надо было бежать в порт. Не в Старый порт, откуда, как я уже знал, отправляется кораблик в замок Иф, а в новый, большой, построенный, кстати сказать, тоже в XIX веке, куда должен был прибыть мой груз сизаля.

Я выбежал из здания вокзала и обомлел: передо мной под синим небом расстилался ослепительный город — Марсель. Знаешь, я ведь до этого никогда не видел южных городов и даже не мог представить всю их яркость и очарование…

Что-то я увлекся… Помнится, тогда я думал о другом — как поскорее добежать до порта. По карте вроде было недалеко, и дошел я туда пешком достаточно быстро, но знаешь, там, у порта, пришлось идти по малопривлекательным кварталам — одна Африка вперемешку с азиатами! Говорят, особенно много сюда понаехало алжирцев, но видел и китайцев и, по-моему, вьетнамцев. В общем, добрался я до порта, нашел все, что было нужно, определился, что же мне делать завтра, когда разгрузят мой корабль и… Захотелось мне, Владимир, броситься немедленно туда, в Старый порт, и добраться до острова Иф. Времени было где-то часа три, вещей со мной было немного, и я пешком, прямо вдоль портовых строений, прямиком двинулся в этот самый Старый порт. Идти, вопреки моим расчетам, пришлось немало, да еще по жаре, с дорожной сумкой, но дошел. Слева, пока шел, видел какую-то большую церковь, собор Ла Мажор, как узнал потом, в византийском стиле, а справа и впереди, в море, виднелись острова — Фриульские острова, на одном из которых, том, что поменьше и поближе, возвышались стены и башни… Неужели это он, замок Иф?! Попаду ли туда? Успею ли добраться?! Знаешь, даже дыхание перехватывало — так хотелось туда, в детство, к самому себе…

Наконец добрался я до большого мола, на котором стоит форт с большой круглой башней, похожей на старый маяк, — форт Сен-Жан, и оттуда, с мола, открылся потрясающий вид: далеко впереди, на горе, — мощный собор Нотр-Дам-де-ла-Гард, внизу и правее, на той стороне у входа в порт — еще какие-то крепостные сооружения — форт Сен-Николь, еще правее — какой-то дворец, а там, в море, на фоне больших островов, был он, замок графа Монте-Кристо… И небо — синее-синее. Не скрою, что просто захотелось сесть на камни, сидеть так и смотреть. Да и устал я уже порядком. Ладно, думаю, будь что будет — успею, так успею, нет, так и нет. Сел на какую-то каменную скамейку возле форта, достал бутерброд, воды… Поел.

А солнце греет, жара… Хотя, конечно, уже не так, как днем, но я-то ведь уже устал. Ну вот, думаю, пойду сейчас вдоль Старого порта, не спеша, поглазею, сверну куда-нибудь в кварталы победнее, найду гостиницу подешевле (других вариантов переночевать у меня не было, да и заранее я не смог ни с одним отелем созвониться) и хотя бы отдохну. А замок Иф посмотрю как-нибудь в другой раз.

Но, знаешь, Владимир, когда среди яхт и каких-то небольших парусных судов я увидел маленький катерок и понял, что это и есть как раз тот кораблик, который увозит людей в замок Иф, на встречу с их детством и юностью, и уже вот-вот он отчалит… А я, может быть, так никогда и не увижу этот островок моих детских воспоминаний, если сейчас же не сяду на этот корабль… Ты понимаешь: выбор мог быть только один. Я купил билет, залез в катерок, он отчалил и вначале не спеша, когда выходил из порта, а затем быстро, даже стремительно помчался к замку Иф. Я крутил головой во все стороны — так было красиво кругом: справа и слева — форты, чуть дальше — шпиль Нотр-Дам-де-ла-Гард, прямо по курсу — он, остров моего детства, и над всем этим — синее, чуть голубоватое, с каким-то розовым отливом, южное французское небо! Пассажиров было человек 20, какая-то разношерстная публика, даже какое-то негритянское (но явно не из Марселя) семейство, но все вели себя как-то тихо, сосредоточенно, верно, тоже ждали встречи со своим детством.

Минут через 30 мы были уже у замка, причалили, стали вылезать и ползти куда-то вверх по некрутой каменистой дорожке… Впрочем, ты ведь и сам все знаешь, как там: покупаешь билет, берешь небольшой проспект (я, конечно, взял на английском) и бродишь — вначале по самому замку, осматриваешь башни, как сейчас помню — Святого Христофора (самая большая), Святого Жерома и какого-то Могувэра, заходишь в камеры, конечно, вначале к “Дантесу” и “аббату Фариа”, прикидываешь, можно ли пролезть через отверстие в стене, которое проковыряли, конечно, специально для туристов, бродишь по внутреннему дворику, а потом выползаешь за ворота замка и оглядываешь окрестности — казарму, где у них туалет, внешние стены… Кто-то заходит в маленький ресторанчик и, отхлебывая пиво или кока-колу, любуется видом Марселя. Денег, как ты знаешь, у меня было немного, вода у меня была своя, хоть и теплая, сидеть в ресторане, точнее — баре, я не стал, а начал прикидывать, откуда же это могли сбрасывать из замка трупы, зашитые в мешок.

А, ты тоже пытался понять? Ну да, нет там такого места. По крайней мере, я не нашел. И сразу стало как-то грустно, как будто понял, что в детстве тебя не то чтобы обманули, но… в общем, рассказали сказку, в которую ты на всю жизнь поверил, и только вот сейчас, через много-много лет, понял, что это была неправда и так быть не могло…

К своему несчастью или же, наоборот, к счастью, я решил искупаться и спустился там, где у них причал, к воде, а затем по кромке берега, возле стен пошел дальше. Мне все не терпелось углядеть, где же могли тюремщики сбросить “Дантеса”. Так и прошел я немалое расстояние. Наконец плюнул на всю эту затею с поиском удобного места для сбрасывания покойников, разделся до трусов, думаю — быстро обсохну, пробрался по камням до воды — теплая! — и поплыл! Ну, прямо Дантес! Вот это счастье! Кажется, теплые воды моря совсем примирили меня с “детским обманом”. Бултыхался я недолго — боялся пропустить катер, который повезет туристов обратно. Вылез на берег, лег на травку (камни были просто горячими!), растянулся и… задремал. Не знаю точно, сколько прошло минут, думаю, совсем немного, как кто-то изнутри толкнул меня, и я открыл глаза — по морской глади шел тот самый катер, который привез меня к замку Иф. Теперь он шел куда-то к соседнему острову и, как я понял, увозил с собой последнюю в этот день группу туристов, которая посетила замок! Боже! Вот попал! Я вскочил, натянул на еще мокрые трусы брюки, надел ботинки, схватил все остальные вещи в охапку и бросился к причалу. Он был, конечно, пуст. Кораблик действительно всех увез! Кричать было бесполезно, я взбежал к воротам (они были не заперты!) и только тогда начал кричать, надеясь на то, что на острове все-таки кто-то должен быть. Вдруг вспомнил (будто обухом по голове ударили!), что было написано в проспекте — на острове никто не живет! Но почему тогда были открыты ворота крепости? Я бросился к замку — его ворота были закрыты, побежал к “казарме” — тоже закрыты… Маяк — вот где может кто-то быть! — мелькнуло в моей голове. Но еще до того как я устремился туда, меня окликнули. Я обернулся — то был человек, которого я час назад видел за стойкой в баре.

— Месье, месье… Же не па… — И сразу перешел на английский и правильно сделал.

Здесь Виктор взял паузу, отхлебнул пива и, наконец, произнес:

— Догадайся, кто это был! Какой национальности?

“Русский? — вначале подумал я. — Нет, не слишком ли это просто? А может…” — Здесь я вспомнил наши странствия по Уэльсу.

— Валлиец! — выпалил я.

— Да! — заорал Виктор. Мы обнялись и на минуту присосались к пивным кружкам, совершенно счастливые этой минутой.

— Да, какой-то Дэвис. Не знаю, как было его имя. Он просто так и представился — Дэвис, и все. Он был барменом, и ему негде было жить в Марселе, вот он и оставался на ночь на острове. Лет где-то под пятьдесят, седой, небольшого роста. Такие, как он, в Уэльсе на каждом шагу.

Знаешь, они, валлийцы, прямо как мы, русские, человека в беде не бросят. Впрочем, — здесь Виктор задумался, — есть, конечно, наверное, разные… Но этот был хороший человек, и не просто хороший… Я даже помылся под душем — там, в их “казарме”, есть душ. Потом он меня покормил. Знаешь чем? — жареной картошкой! Кажется, он был рад, что кто-то тоже оказался на этом острове. А потом он повел меня… Никогда не догадаешься! — смотреть закат!

Солнце там заходит ровнехонько за двумя соседними островами, и, то ли поэтому, то ли по каким-то другим причинам, справа и слева от островов, там, где небо соприкасается с морем, возникает какая-то странная полоса света какого-то неуловимого розового оттенка. Дэвис сказал, что это длится совсем недолго — несколько минут, и только в это время года, а весной, осенью и зимой все происходит совсем иначе.

Я уже тогда понял, когда мы смотрели на закат, устроившись возле какой-то амбразуры сразу за большой башней Святого Христофора, что этот валлиец какой-то… странный, а может, и не совсем в себе… Помнишь, Владимир, Томаса, который чуть не угробил нас в йоркширских мурах и который заставлял нас любоваться деревьями на фоне заката?! Он ведь потом совсем сбрендил! Его потом отправили в больницу. Но этот Дэвис был какой-то другой, более спокойный, что ли. И я понял, что ему хочется поговорить хоть с кем-то. Тем более я сказал ему, что был в его Уэльсе, да еще на юге, и что я просто очарован его родиной… Ты понимаешь?! Да! Он был рад, так что весь начал светиться. Оказалось, он из Милфорд-Хэйвена, бывший моряк. И он мне рассказал свою историю. Уж не знаю, точно ли все я смогу сейчас вспомнить, но в общих чертах его история была такой…

История, рассказанная Дэвисом

(в пересказе Виктора)

— Как я уже говорил, родился я в Милфорд-Хэйвене, небольшом городке на юге Уэльса, где когда-то чуть ли не все мужчины были рыбаками. Кто ходил далеко, в Атлантику или даже в северные моря, на больших рыболовецких судах, а кто (как мой дед и мой отец, когда он был молод) рыбачил недалеко, в ближних водах, и на жизнь всем хватало. Но потом, где-то в 60-х, многое изменилось — отцу моему пришлось наняться матросом на большой корабль и вначале на три месяца, а потом на полгода уйти на промысел в Атлантику. Там он и сгинул, а мне, еще совсем молодому парню, пришлось идти работать на нефтяные терминалы, которые выросли недалеко от нашего городка. Как и отец мой, я говорил по-английски. Собственно, мало кто из моего поколения его уже не знал — все говорили — и в школе и дома, да и почти все книги, газеты, телевидение… были на английском. Кстати, и фильм я тогда увидел — “Граф Монте-Кристо”, французский, отличный фильм, а потом и книгу прочитал… Кто бы мог тогда подумать, что я окажусь здесь…

Ну вот, проработал я на этих терминалах года два разнорабочим, но как-то все не то… Хотелось подкопить денег, жениться (девушка у меня тогда была…), да и надоела уже мне эта работа — хотелось хоть на время куда-нибудь уехать, мир посмотреть… И решил я, как мой отец, стать моряком. Хотя мои мать и братья (где они сейчас — не знаю, а мать уже давно умерла) отговаривали, все отца вспоминали… Но я был тогда решительный малый и ушел в море.

Дэвис замолчал. Потом налил еще большую чашку чая с молоком (мы сидели за столиком в баре, где Дэвис работал), глянул на меня как-то странно, тяжело, и мне показалось, что дальше он уже ничего мне рассказывать не будет. Мы молча сидели минут десять, отхлебывали чай, жевали какие-то галеты. За окнами было совсем темно. Знаешь, как наступает южная ночь — как-то вдруг, сразу. Я спросил, почему он не идет зажигать маяк. Дэвис улыбнулся, вздохнул, пожал плечами и сказал, что все давно происходит автоматически и он, Дэвис, здесь, собственно говоря, и не нужен.

— Ладно, — сказал он, — дорасскажу… Но только о морях и странах говорить не буду.

Попал я, в конце концов, в кораблекрушение, и ничего такого романтического, как в книгах и фильмах, там не было… Когда-то читал такой рассказ одного ирландца (был он в одной небольшой книжке в судовой библиотеке; не знаю, зачем вообще такое держать на судне!) — “Глаза мертвецов”. Так вот это обо мне.

Компания, которая наняла нас, объявила себя банкротом и, что называется, умыла руки. А крушение это произошло возле Йемена — судно напоролось на какую-то старую мину и пошло ко дну. Нас в живых (там вроде был кто-то из ваших краев, украинец, кажется) осталось человек 20, и выбирались мы оттуда кто как мог. Ну и натерпелись мы тогда! Все бы ничего, только я во время крушения повредил себе руку, условий для лечения — никаких. Йемен! Арабы! Они только и думали, как и что содрать с нас… Руку-то я спас, но она у меня стала сохнуть.

Матери к тому времени уже не было — умерла. Братья разъехались, ну а невеста… еще раньше всех событий решила меня больше не ждать. Потом еще думал: ну прямо как Мерседес в “Графе Монте-Кристо”. Хотя нет, конечно: у меня все было по-другому.

Ну вот, в конце концов, года два назад, оказался я в Марселе. Здесь много таких… Кое-какие заработки я находил, но знаешь, с одной рукой… Конечно, рука действует, но плохо… Ни моряком, ни в порт на разгрузку меня не брали. И вот, в конце концов, оказался я здесь, барменом, и сижу уже второй год.

Дэвис с грустью посмотрел на меня. Мы опять замолчали. Весь остров погрузился в тишину. Издалека, со стороны Марселя, освещенного огнями, доносился гул большого портового города, да на соседних островах, на которых строения тоже были освещены, отмечали какой-то праздник. А так, на самом острове, была тишина, полная тишина. Цикады, которые вовсю заливались в кустах и деревьях, еще более создавали эффект абсолютного, даже какого-то мертвого, покоя. Но если для меня все то, что сейчас происходило, было абсолютной, фантастической ирреальностью, немыслимым волшебством, то Дэвиса, видимо, одолевали другие чувства и мысли. Ему, как мне показалось, хотелось разорвать обруч тягостных ощущений, ощущений одиночества, который давил его столько месяцев.

— Я думал, что окажусь здесь ненадолго. Мне обещали найти другую работу, тоже бармена или что-то вроде этого, в самом городе, недалеко от порта. Да, собственно говоря, поначалу мне здесь показалось неплохо — народ приличный, работы немного, есть где поспать. Раньше, понимаешь, все, кто здесь работал, ну, билетеры, смотрители, бармен, — уезжали с последним катером. А мне в Марселе жить было негде, вот я и начал оставаться здесь. Босс был не против, тем более что я стал вроде сторожа, да и туалеты мою — для меня это дело привычное, на судне, знаете, ко всему привыкаешь.

Поначалу все было хорошо, даже интересно. Иногда и по самому замку походишь, посмотришь на камеры, прикинешь, где и как все было… Помню, в первую же неделю, как я здесь появился, пристроился я к одной группе американцев. По-французски-то я говорю, как и все здесь в Марселе, может, и не совсем правильно, но говорю, хотя, знаете, на английском общаться все же как-то привычнее.

Знаете, мы, валлийцы, любим помечтать, пофантазировать. Короля Артура знаете? — так это мы его придумали, и Мерлина тоже. И попеть мы любим, и сказки всякие рассказать. Но, как оказалось, французы нас перещеголяли. Как я тогда понял, когда был с этой экскурсией, никакой Железной маски здесь и не было (а над одной из камер прямо так и висит табличка, мол, здесь был Железная маска!). Не было и Дантеса! Лаз в камеру аббата Фариа кто-то специально сделал, чтобы туристов дурить. Да и покойника-то отсюда, как ни старайся, в море не сбросишь! Все французский писатель Дюма выдумал и деньги большие огреб! Видел я потом здесь одного экскурсовода, так он продавал туристам перья из рыбьих хрящей, которые аббат Фариа вырезал! И брали перья! Французы, — они такие… Мы-то, валлийцы, от чистого сердца, от души, они же — ради денег. Деньги, конечно, нужны всем, но не таким же обманом…

Вот тогда-то мне стало здесь, на острове, как-то не по себе, неинтересно, и стал я ждать, когда же получу работу в Марселе, где много людей и где нет этого одиночества…

Дэвис снова минуты на две замолчал. Я чувствовал, что скоро стану клевать носом, но понимал, что происходит что-то совершенно необыкновенное, и даже представил, как когда-нибудь все это расскажу тебе, и поэтому решил дослушать “исповедь” этого валлийца до конца.

Дэвис, как я понял, думал в ту минуту о месяцах и даже годах одиночества на этом острове. Узник замка Иф, — подумал я и здесь же произнес:

— Узник замка Иф.

— Да, точно, совершенно точно. Я тоже это быстро понял и стал себя сравнивать с Дантесом, которого заточили под номером 34. Конечно, сравнивать условия моей жизни с тем, как жили заключенные замка, смешно, да и как моряк я привык к кубрику, к кораблю, который часто сам как тюрьма… Здесь мое “заточение” было даже комфортным, но это все равно заточение. А главное — я не знал, что у меня там, впереди, за стенами этого замка… Хотела было тут одна… билетершей работает, меня приклеить… даже просто чтобы я ее оттрахал, но я почему-то почувствовал, что не хочу. Не хочу — и все тут! Не хочу, потому что одиночество, оно сильно меняет человека, меняет изнутри, выжигает все его чувства. Если бы Дантес не встретил тогда аббата Фариа, он бы взбесился или же переродился бы через несколько лет так, что уже никто не смог бы увидеть в нем что-то человеческое. И я тоже почувствовал, как меняюсь, меняюсь очень быстро, и мне все становится безразличным, пустым, не имеющим смысла… Хотелось только одного — быстрее отсюда вырваться, из этой “истории”, придуманной когда-то Дюма, и узником которой я теперь стал.

Но найти работу в Марселе все никак не получалось — отпал один вариант, потом другой. И я должен был как-то заполнить свое время, время заключенного замка Иф.

— Но ведь вы работали, принимали товар, что называется, отчитывались, стояли за стойкой.

— О, это отнимало не так много времени. У меня оставались все вечера и все ночи, когда я был совершенно один, один на один с пустотой моей жизни, в центре придуманной и такой же пустой истории.

Так я промучился примерно год в ожидании, когда же отсюда, наконец, вырвусь. Но знаете, как-то постепенно, не могу сказать точно, когда это началось, стали происходить какие-то перемены иного рода. Вначале у меня появились знакомые ящерицы. Да, ящерицы. Здесь их много. Забавные существа. Хотят казаться страшными, а на самом деле они совсем беззащитны. Я даже стал их подкармливать всякими мошками. Они меня теперь не боятся. Я начал наблюдать закаты. Это для меня своего рода ритуал. Вначале я любовался ими просто так — и они мне казались одинаковыми, но потом я стал различать, какие они разные, не похожие один на другой… И особенно хороши (здесь это бывает не очень часто, но бывает) переходы от одного цвета к другому возле той линии, где небо и море соединяются друг с другом. Я уже не говорю, что закаты в разное время года бывают очень разными. Кажется, я начал замечать, как красивы закаты, когда еще плавал на кораблях, но там для любования просто не было времени. Теперь же от этого я получаю неизъяснимое удовольствие.

Знаете, а потом я открыл для себя то, что можно назвать подлинной историей этого острова и этого замка! Представляете, здесь жил носорог! Его привезли из Индии в Португалию, а оттуда отправили в Рим как подарок папе римскому. Но почему-то его на некоторое время оставили здесь, на острове. Французский король, который оказался здесь недалеко, даже специально приехал посмотреть на этого зверя. Знаете, я носорогов видел в зоопарке. Милое животное. Большое, по виду страшное, но, в сущности, простое и добросердечное. Я тогда подумал: зачем их держат в зоопарке? Вообще — зачем животных держат в зоопарке, как узников, как преступников? Причем люди знают, что они, эти животные, уже никогда не выйдут на волю… И этого носорога, который предназначался для папы римского, мне тоже стало как-то жаль. Да, я понимаю, не такому человеку, как мне, который бог знает что видел на своем веку, говорить о жалости. Но когда я сам побывал в “заключении” на этом острове, мне стало жаль этого носорога. Он прожил недолго — корабль с ним попал в шторм в Генуэзском заливе, и его выбросило на скалы… Потом из него сделали чучело — набили соломой.

И вот от ящериц, закатов и носорога я вскоре перешел к истории этих стен, подлинной истории. Вы видели надписи, процарапанные на стенах камер? Их оставили узники, люди, живые, настоящие, а не придуманные. Через эти стены прошло три с половиной тысячи протестантов! Более сотни рабочих томились здесь после восстания 1848 года, и кто-то, издеваясь, написал над дверью во двор: “Резиденция суверенного народа”, а потом еще — сотни и сотни, тысячи узников, которых отправляли в Алжир и Гвиану. Говорят, иногда камеры оказывались так забиты людьми, что многие погибали от удушья. Вот она, история! А кого-то здесь и расстреливали, душили в камерах во сне…

Как-то я узнал, что, оказывается, аббат Фариа существовал в действительности и в самом деле сидел здесь. Он родился в португальском Гоа, я там бывал…

— И я был в Гоа, Старом Гоа, удивительное место, — вскричал я, перебивая Дэвиса, столь сильны были эти воспоминания о моем путешествии в Индию. Владимир, ты ведь помнишь, я писал тебе, как с одним немцем, тоже путешественником, мы встретили в старом форте и закат, и рассвет над океаном…

— Да, согласен, красивое место, — поддержал Дэвис, — и я как-то сразу расположился к этому Фариа. Из Гоа их семья перебралась в Лиссабон, оказалась при королевском дворе, но потом почему-то (уже не помню точно, что там было) бежала в Париж, прямо накануне их революции. Ну и закрутилось: то Фариа был революционером, то пытался уйти в науку и изучать гипноз. В конечном итоге его все-таки арестовали и посадили сюда, в замок Иф, откуда он вышел только после падения Наполеона.

Да, а вы видели в одной из башен стоит нечто, напоминающее гроб? Так вот, здесь много лет находился запаянный гроб с телом генерала Клебера, которого убил какой-то египтянин-фанатик в 1800 году.

В общем, чего тут и кого тут в замке только не было! Куда там всяким “Железным маскам” и “Эдмонам Дантесам”!

Глаза Дэвиса горели, его лицо дышало страстью.

— Знаете, я здесь перечитал уйму книжек по истории — мне их дают наши историки. Слава богу, остались еще такие, кто не только деньги зашибает, придумывает всякую всячину о графе Монте-Кристо и загоняет туристам по 5 евро перья, сделанные аббатом Фариа!.. Они знают, что говорят…

Кажется, рассказ Дэвиса подходил к концу. Было уже совсем поздно, и если час назад я уже клевал носом, то теперь голова моя просто падала, а глаза закрывались сами собой.

— Завтра я последний день на этом острове… Кажется, на этот раз все уже решено окончательно, и я буду работать в небольшом мини-маркете в порту, в том, настоящем. Там же буду и жить — сторожить и убирать. И, знаешь, приятель, мне теперь совсем не хочется туда съезжать. Понимаешь, совсем! Так долго я мечтал вырваться отсюда, и вот, завтра — свобода! Но зачем она мне? Здесь все мое, я часть этого замка! Не того, липового туристского аттракциона с Эдмоном Дантесом, но настоящего замка — с его камнями с надписями узников, с его носорогом, которого я так хорошо представляю, с аббатом Фариа, с ящерицами, закатами и восходами… Наконец, не представляю, как я проживу без всего этого! Это мое, это настоящее! А что там? Арабы, малайцы и китайцы? Всякая местная рвань… Собственно, я и сам не марселец и не француз и тоже появился здесь бог знает откуда… Но ведь я уже стал другим. И я чувствую и понимаю, что здесь, в замке, могу обо все рассказать не хуже любого чичероне, который вешает туристам лапшу на уши. Может быть, я и не говорю так, как они, по-французски, но, поверь, я бы никогда не стал так лгать, как это делают они. Эти французы скоро вообще прос…ут всю свою Францию!

Ладно… Что-то я разговорился сегодня. Да и понятно почему. Кажется, вы, русские, неплохие ребята и чем-то походите на нас, валлийцев. Ваших тоже сейчас много стало в Марселе, и нас в свое время разбрелось по миру немало. Но что-то в нас с вами есть такое настоящее, какая-то открытость, что ли, и сила, внутренняя сила, настоящая, не показушная… Да… Завтра будет тяжелый день. Надо ложиться спать.

С этими словами Дэвис, которому, казалось, совсем и не хотелось спать, отвел меня к себе в комнату, уложил на матрац, а сам ушел неизвестно куда. Думаю, прощаться с островом.

К тому времени, как Виктор заканчивал пересказ истории валлийца, наши головы также уже с трудом могли сохранять вертикальное положение. Но оказалось, что у этой истории было продолжение. Его Виктор приберег напоследок. Вот оно.

Продолжение рассказа Виктора

— Через год я снова был в Марселе. И все по тем же самым делам. Что поделать? В течение этого года мне часто вспоминался тот валлиец, и на этот раз я решил во что бы то ни стало найти его и узнать, как он устроился и как ему живется. Понятно, что искать его возле большого порта, в некоем мини-маркете, среди арабов и негров, было бесполезно, да и небезопасно. Поэтому я решил, если найдется время, снова посетить замок Иф и справиться там, не знают ли они его адрес или хотя бы что с ним сейчас.

Нашел ту самую пристань с тем самым корабликом, что возит туристов туда и обратно на остров, взял билет. Странно, но на этот раз того прежнего чувства, будто я еду на встречу с самим собой, со своим детством, не было. Я думал о превратностях человеческой судьбы и о том, как прошлое, настоящее, подлинное, людское, вопреки нашей воле и желанию, нами овладевает. Но есть ли прошлое без будущего, как у того валлийца, которого я встретил год назад? Ведь у него уже не было будущего, по крайней мере, он не представлял, что оно у него есть, и жил только в прошлом, причем тоже не в своем прошлом! И страна была не его, и герои его мира — начиная с носорога и заканчивая генералом Клебером — были, в сущности, чужими… Или все-таки они стали теперь и его героями?

Когда катерок причалил и я взял билет, то сразу прошел к “ресторану”. Бармен, кучерявый француз средних лет, который стоял теперь за стойкой вместо Дэвиса, на мой вопрос о его предшественнике только пожал плечами. Он, как оказалось, здесь совсем недавно, месяца два, и поэтому предложил спросить у билетерши, женщины неопределенных лет, которая здесь, по его словам, работает давно и немного говорит по-английски.

Я подошел к ней, представился и спросил о Дэвисе. Она странно на меня посмотрела и сказала, что он умер.

Кажется, заданный мною вопрос сам по себе ее удивил. Когда же она увидела, как я был огорчен ее ответом, она спросила, почему я спрашиваю об этом человеке. Я сказал, что год назад был его гостем и знаю, как ему не хотелось отсюда уезжать. Она снова как-то странно посмотрела на меня и сухо сказала, что ему и не следовало уезжать отсюда, что потом он сильно тосковал о замке, поэтому и умер. Больше мне женщина ничего не сказала.

Да, завершение этой истории было сильным. Мы оба, я и Виктор, как-то даже немного протрезвели, и каждый подумал о себе, о своей судьбе, о корнях, о будущем, о своем выборе в этой жизни. Или же о том, есть ли этот выбор вообще…

Сейчас, когда я пишу эти строки и пытаюсь как можно точнее воспроизвести все обстоятельства той встречи с Виктором и слова, им сказанные, у меня возникает странное чувство чего-то ирреального. По крайней мере, я не вполне уверен, что смог точно передать рассказ моего товарища и еще более сомневаюсь в том, насколько мне удалось воспроизвести историю Дэвиса в пересказе Виктора… да и сам я был тогда под сильным хмельком… А может, вся эта история со странным валлийцем, ставшим “узником” замка Иф и, получив долгожданную “свободу”, неожиданно умершим, — только химера, возникшая в моем мозгу благодаря пиву и собственным воспоминаниям о замке Иф? Кто ж его знает…

История создания романа

Так было и с «Графом Монте-Кристо». Дюма нашел в недрах полицейских архивах одну криминальную историю. И положил ее в основу нового романа. Имя Монте-Кристо – это название одного острова в Средиземном море. Когда Дюма путешествовал в тех краях, он услышал местную легенду, согласно которой на острове зарыты несметные сокровища. Так название острова и легенда о сокровищах соединились в одном сюжете.

Остров Монте-Кристо в Средиземном море.

Надо отметить, что именно этот роман оказался одним из самых успешных, а, может быть, и самым успешным среди всех произведений Дюма. Его много раз экранизировали, ставили театральные и телевизионные спектакли, писали продолжения и подражания. Так что трудно найти среди читающей публики человека, который не знаком с именем графа Монте-Кристо.

Сюжет романа

Сюжет повествования давно и хорошо известен. Напомним кратко: молодой моряк Дантес был по доносу заключен в крепость, пожизненно. Если бы не его сосед по несчастью аббат Фариа, Дантес наверняка сошел бы с ума или умер. Но аббат вселил в него надежду.

Моряк Эдмон Дантес. Иллюстрация к книге Дюма.

Всего Дантес провел в крепости 14 лет, а потом сумел сбежать. За это время аббат сумел поделиться с молодым человеком своими обширными знаниями во многих областях науки, истории и культуры. Так что из крепости вышел не безграмотный моряк, а образованный, почти светский человек. Что и дало ему возможность выдавать себя за графа.

Также аббат, путем логических умозаключений и подробных расспросов, сумел докопаться до истины: кто предал Дантеса и зачем. И перед смертью он передал подопечному координаты спрятанных сокровищ.

Скриншот с художественного фильма *Узник замка Иф*

Так Дантес оказался на свободе, богатый, независимый, вооруженный знаниями. И принялся мстить своим недругам.

Подлинная история «графа»

Реальная история прототипа не такая красочная и головокружительная. Хотя Дюма немного погрешил против истины. Весь сюжет остался практически таким же, как и в полицейской истории. Добавлены только более красочные детали и захватывающие дух приключения.

Иллюстрация к книге «Граф Монте-Кристо».

Франсуа Пико был небогатым сапожником. У него имелась невеста, на которой он вскоре собирался жениться. Бедняге Пико не повезло: его знакомый трактирщик по имени Луппиан сам хотел жениться на этой девушке. Трактирщик и трое его друзей написали донос, что Пико — шпионил против Наполеона. Молодой человек попал в крепость на 7 лет. Там он сидел вместе с прелатом, который завещал ему тайник с деньгами. Прелат умер, а Пико оказался на свободе: Наполеона свергли и узника просто выпустили.

Иллюстрация к книге «Граф Монте-Кристо».

В отличие от книжного графа Пико не стал блестящим и образованным человеком, а превратился в мрачного субъекта, одержимого только местью. Истину о своем аресте ему предстояло узнать самому. Вступив в права наследства и получив завещанные деньги, Пико разыскал своего бывшего друга по имени Аллю. Посулив за правду об аресте дорогой перстень, он прикинулся собственным соседом по камере, сообщив, что Франсуа умер в заточении. Аллю не узнал бывшего друга в этом угрюмом и постаревшем человеке и рассказал, кто и зачем писал донос.

Пико отправился в дорогой ресторан, которым теперь владел Луппиан. Бывшая невеста Пико, прождав жениха 2 года, вышла за Луппиана замуж. Вскоре одного из доносчиков нашли убитым кинжалом, второго отравили. Ресторан сгорел, дочь предателя была обесчещена, а сына втянули в воровскую шайку, за что он попал в тюрьму на многие годы. Бывшая невеста с горя умерла, через некоторое время и самого Луппиана зарезали.

Иллюстрация к книге «Граф Монте-Кристо».

Но на этом история не закончилась. Аллю, как позже выяснилось, продал полученный перстень, а потом убил покупателя и бежал вместе с деньгами и перстнем. Заодно он догадался, что Пико не умер, а подстроил все эти смерти и несчастья. Аллю начал следить за бывшим другом и сумел завлечь его в подвал, где пытался вызнать у него местонахождение его сокровищ. Но узник ничего не сказал и был убит. Убийца бежал в Англию. Там, перед смертью, он рассказал всю эту невероятную историю священнику. Священник все записал и послал во Францию. Историк Жак Пёше позже обнаружил этот документ в полицейских архивах и опубликовал. А уже Дюма, прочитав рассказ, положил его в основу своего романа.

Так был ли Франсуа Пико.

У Дюма менее виновные герои все-таки получили шанс на исправление, хотя и были наказаны. В полной мере возмездие коснулось лишь самых отпетых негодяев, которые погибли. Остальные, включая дочь и сына главного доносчика, остались живы и на свободе, тут граф Монте-Кристо проявил милосердие к невиновным. И бывшая его невеста тоже осталась в живых. Сам же граф, пресытившись местью, получил-таки шанс на счастливую личную жизнь с дочерью янинского паши.

Кстати, стопроцентной уверенности в том, что история Франсуа Пико – подлинная, у исследователей нет.

Специально для поклонников отечественного кинематографа история о том, что осталось за кадром одной из лучших экранизаций романа Дюма — фильма «Узника замка Иф».

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми: