Рассказ про чайку джонатан ливингстон

Ричард БАХ

ЧАЙКА ПО ИМЕНИ ДЖОНАТАН ЛИВИНГСТОН

Невыдуманному Джонатану-чайке,

который живет в каждом из нас.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря.

В миле от берега с рыболовного судна забросили сети с приманкой, весть об этом мгновенно донеслась до Стаи, ожидавшей завтрака, и вот уже тысяча чаек слетелась к судну, чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи. Еще один хлопотливый день вступил в свои права.

Но вдали от рыболовного судна и от берега в полном одиночестве совершала свои тренировочные полеты чайка по имени Джонатан Ливингстон. Взлетев на сто футов в небо, Джонатан опустил перепончатые лапы, приподнял клюв, вытянул вперед изогнутые дугой крылья и, превозмогая боль, старался удержать их в этом положении. Вытянутые вперед крылья снижали скорость, и он летел так медленно, что ветер едва шептал у него над ухом, а океан под ним казался недвижимым. Он прищурил глаза и весь обратился в одно-единственное желание: вот он задержал дыхание и чуть… чуть-чуть… на один дюйм… увеличил изгиб крыльев. Перья взъерошились, он совсем потерял скорость и упал.

Чайки, как вы знаете, не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются. Остановиться в воздухе — для чайки бесчестье, для чайки это — позор.

Но Джонатан Ливингстон, который, не стыдясь, вновь выгибал и напрягал дрожащие крылья — все медленнее, медленнее и опять неудача, — был не какой-нибудь заурядной птицей.

Большинство чаек не стремится узнать о полете ничего, кроме самого необходимого: как долететь от берега до пищи и вернуться назад. Для большинства чаек главное — еда, а не полет. Для этой же чайки главное было не в еде, а в полете. Больше всего на свете Джонатан Ливингстон любил летать.

Но подобное пристрастие, как он понял, не внушает уважения птицам. Даже его родители были встревожены тем, что Джонатан целые дни проводит в одиночестве и, занимаясь своими опытами, снова и снова планирует над самой водой.

Он, например, не понимал, почему, летая на высоте, меньшей полуразмаха своих крыльев, он может держаться в воздухе дольше и почти без усилий. Его планирующий спуск заканчивался не обычным всплеском при погружении лап в воду, а появлением длинной вспененной струи, которая рождалась, как только тело Джонатана с плотно прижатыми лапами касалось поверхности моря. Когда он начал, поджимая лапы, планировать на берег, а потом измерять шагами след, оставляемый на песке, его родители, естественно, встревожились не на шутку.

— Почему, Джон, почему? — спрашивала мать. — Почему ты не можешь вести себя как все мы? Почему ты не предоставишь полеты над водой пеликанам и альбатросам? Почему ты ничего не ешь? Сын, от тебя остались перья да кости.

— Ну и пусть, мама, от меня остались перья да кости. Я хочу знать, что я могу делать в воздухе, а чего не могу. Я просто хочу знать.

— Послушай-ка, Джонатан, — говорил ему отец без тени недоброжелательности. — Зима не за горами. Рыболовные шхуны будут появляться все реже, а рыба, которая теперь плавает на поверхности, уйдет в глубину. Если тебе непременно хочется учиться, изучай пищу, учись ее добывать. Полеты — это, конечно, очень хорошо, но одними полетами сыт не будешь. Не забывай, что ты летаешь ради того, чтобы есть.

Джонатан покорно кивнул. Несколько дней он старался делать то же, что и все остальные, старался изо всех сил: пронзительно кричал и дрался с сородичами у пирсов и рыболовных судов, нырял за кусочками рыбы и хлеба. Но у него ничего не получалось.

«Какая бессмыслица, — подумал он и решительно швырнул с трудом добытого анчоуса голодной старой чайке, которая гналась за ним. — Я мог бы потратить все это время на то, чтобы учиться летать. Мне нужно узнать еще так много!»

И вот Джонатан снова один далеко в море — голодный, радостный, пытливый.

Он изучал скорость полета и за неделю тренировок узнал о скорости больше, чем самая быстролетная чайка на этом свете.

Поднявшись на тысячу футов над морем, он бросился в крутое пике, изо всех сил махая крыльями, и понял, почему чайки пикируют, сложив крылья. Всего через шесть секунд он уже летел со скоростью семьдесят миль в час, со скоростью, при которой крыло в момент взмаха теряет устойчивость.

Раз за разом одно и то же. Как он ни старался, как ни напрягал силы, на высокой скорости он терял управление.

Подъем на тысячу футов. Мощный рывок вперед, переход в пике, напряженные взмахи крыльев и отвесное падение вниз. А потом каждый раз его левое крыло вдруг замирало при взмахе вверх, он резко кренился влево, переставал махать правым крылом, чтобы восстановить равновесие, и, будто пожираемый пламенем, кувырком через правое крыло входил в штопор.

Несмотря на все старания, взмах вверх не удавался. Он сделал десять попыток, и десять раз, как только скорость превышала семьдесят миль в час, он обращался в неуправляемый комок взъерошенных перьев и камнем летел в воду.

Все дело в том, понял наконец Джонатан, когда промок до последнего перышка, все дело в том, что при больших скоростях нужно удержать раскрытые крылья в одном положении — махать, пока скорость не достигнет пятидесяти миль в час, а потом держать в одном положении.

Он поднялся на две тысячи футов и попытался еще раз: входя в пике, он вытянул клюв вниз и раскинул крылья, а когда достиг скорости пятьдесят миль в час, перестал шевелить ими. Это потребовало неимоверного напряжения, но он добился своего. Десять секунд он мчался неуловимой тенью со скоростью 90 миль в час. Джонатан установил мировой рекорд скоростного полета для чаек!

Но он недолго упивался победой. Как только он попытался выйти из пике, как только он слегка изменил положение крыльев, его подхватил тот же безжалостный неодолимый вихрь, он мчал его со скоростью 90 миль в час и разрывал на куски, будто динамит. Невысоко над морем Джонатан-Чайка не выдержал и рухнул на твердую, как камень, воду.

Когда он пришел в себя, была уже ночь, он плыл в лунном свете по глади океана. Изодранные крылья были налиты свинцом, но бремя неудачи легло на его спину еще более тяжким грузом. У него появилось смутное желание, чтобы этот груз незаметно увлек его на дно, и тогда наконец все будет кончено.

Jonathan Livingston Seagull:
A Story

First edition
Author	Richard Bach
Illustrator	Russell Munson (black-and-white photographs)
Language	English
Subject	The life of Jonathan Livingston Seagull, a seagull.
Genre	Spiritual, self-help, novella
Publisher	Macmillan Publishers (United States)
Publication date	1970, 2014
Media type	Print (paperback)
Pages	144 (The Complete Edition)
ISBN	978-1-4767-9331-3 (2014 paperback edition)
OCLC	6158608

Jonathan Livingston Seagull, written by American author Richard Bach and illustrated with black-and-white photographs shot by Russell Munson, is an allegorical fable in novella form about a seagull who is trying to learn about flying and, eventually, personal reflection, freedom, and self-realization. It was first published in book form in 1970 with little advertising or expectations; by the end of 1972, over a million copies were in print, the book having reached the number one spot on bestseller lists mostly through word of mouth recommendations.

In 2014 the book was reissued as Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition, which added a 17-page fourth part to the story.

Plot[edit]

Part One[edit]

Jonathan Livingston Seagull, a seagull, is frustrated with the daily squabbles over meager food and sheer survival within his flock, without any deeper meaning behind life. Unlike his peers, he is seized with a passion for flight of all kinds, and his soul soars as he experiments with exhilarating challenges of daring aerial feats and learns more about the nature of his own body and the environment in achieving faster and faster flight. Eventually, his lack of conformity to the limited seagull life frightens the Flock, and they officially banish him with the label «Outcast». Not deterred by this, Jonathan continues his efforts to reach ever-greater flight goals, finding he is often successful. He lives a long happy life, and is sad not due to his loneliness but only due to the fact that the rest of the Flock will never know the full glories of flying, like him. In his old age, he is met by two radiantly-bright seagulls who share his abilities, explaining to him that he has learned much, but that they have come to take him «home» where he will go «higher».

Part Two[edit]

Jonathan transcends into a reality, which he assumes is heaven, where all the gulls enjoy flying as much as he does, and they practice towards even more incredible maneuvers and speeds. He soon asks his instructor Sullivan why this community is so small. Sullivan says that Jon is unique in his willingness to learn; every gull chooses their next life through the choices made in their current life, a few progressing to this higher existence, but most others living through the same world over and over again. Jonathan approaches the Elder Gull of the community, Chiang, who admits that this reality is not heaven, but that heaven is the achieving of perfection itself: an ability beyond any particular time or place. Suddenly, Chiang disappears, then reappears a moment later, displaying his attainment of perfect speed. When Jon begs to learn Chiang’s skills, Chiang explains that the secret to true flight is to recognize that one’s nature exists across all time and space. After concentrating hard on this thought, Jon suddenly finds himself transported to a strange planet. Celebrating his beginner abilities, he continues practicing his teleportation talents with Chiang, gradually improving his understanding of the invisible principles of life and perfection.

One day, Chiang slowly transforms into a blindingly luminous being and, just before disappearing for the last time, he gives Jon one last tip: «keep working on love». Jon ponders Chiang’s words and, in a discussion with Sullivan, decides to return to his own home planet, to teach his original Flock all that he has learned. Arriving there, he finds a fellow lover of flying, Fletcher Lynd Seagull, who is angry at recently being «Outcast» by the Flock, to take on as his first new pupil. Jonathan says he will teach Fletcher only if Fletcher promises to forgive the Flock for banishing him.

Part Three[edit]

Jonathan has now amassed a small group of Outcasts as flying students, with Fletcher the star pupil, and tells them that «each of us is in truth… an unlimited idea of freedom». The deeper nature of his words is not yet understood by his pupils, who believe they are just getting basic flying lessons. For a month, Jon boldly takes them to perform aerial stunts directly in front of the bewildered Flock. Some members of the Flock slowly join the Outcasts, and one new recruit with a broken wing is miraculously able to take to the air, simply with Jon’s encouragement and a shift in mindset. Jon exclaims that freedom is the very nature of a gull’s being, and any laws or fears against it should be cast aside. Meanwhile, Fletcher shares rumors that the rest of the Flock thinks Jonathan is either a messiah or a devil; Jon sighs at being misunderstood.

One day, Fletcher, flying too fast, is killed in a collision. Awaking in another reality, he hears Jon’s voice teasing him that the trick to transcending the limitations of time and space is to take it step by step — not so quickly. With the decision to either persist in the afterlife or return to his world, Fletcher chooses the latter. He is resurrected in the very midst of the flabbergasted Flock, some of whom fear and decry his supernatural reappearance. Jon whisks Fletcher to safety, complaining about how difficult it is to convince birds that they are free and that they could prove it themselves if they just practiced, like he did. Fletcher asks Jon about his insistence in believing they should «love» the ignorant Flock. Jon replies that he means they should practice to «love the good in every one of them, and to help them see it in themselves». Jon also reveals that Fletcher is ready to become a teacher himself. Jon’s body suddenly begins to fade away, he requests that Fletcher stop others from thinking of him as anything silly like a god, and he gives a final piece of advice: «find out what you already know».

On his own, Fletcher now faces a new group of eager students. He begins passing on Jon’s sentiments that seagulls are limitless ideas of freedom, and their bodies nothing more than thought itself. Realizing this baffles the young gulls, he understands why Jon told him to slowly take teachings step by step, and he instead starts with a simpler lesson on flight. Privately musing on Jonathan’s conviction that there are no limits, Fletcher smiles at the implication of this: that he will see Jonathan again, one day soon.

Part Four in 2014’s re-print, Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition[edit]

In 2013 Richard Bach took up a non-published fourth part of the book which he had written contemporaneously with the original. He edited and polished it, and then sent the result to a publisher. Bach reported that he was inspired to finish the fourth part of the novella by a near-death experience which had occurred in relation to a nearly fatal plane crash in August 2012.^[1] In February 2014, the 138-page Bach work Illusions II: The Adventures of a Reluctant Student was published as a booklet by Kindle Direct Publishing. Illusions II also contains allusions to and insights regarding the same near-death experience. In October 2014, Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition, was published, and this edition includes Part Four of the story.

Part Four focuses on the period several hundred years after Jonathan and his students have left the Flock and their teachings become venerated rather than practiced. The birds spend all their time extolling the virtues of Jonathan and his students and spend no time flying for flying’s sake. The seagulls practice strange rituals and use demonstrations of their respect for Jonathan and his students as status symbols. Eventually some birds reject the ceremony and rituals and just start flying. Eventually one bird named Anthony Gull questions the value of living since «…life is pointless and since pointless is by definition meaningless then the only proper act is to dive into the ocean and drown. Better not to exist at all than to exist like a seaweed, without meaning or joy […] He had to die sooner or later anyway, and he saw no reason to prolong the painful boredom of living.» As Anthony makes a dive-bomb to the sea, at a speed and from an altitude which would kill him, a white blur flashes alongside him. Anthony catches up to the blur, which turns out to be a seagull, and asks what the bird was doing:

«I’m sorry if I startled you,» the stranger said in a voice as clear and friendly as the wind. «I had you in sight all the time. Just playing…I wouldn’t have hit you.»

«No! No, that’s not it.» Anthony was awake and alive for the first time in his life, inspired. «What was that?»

«Oh, some fun-flying, I guess. A dive and pullup to a slow roll with a rolling loop off the top. Just messing around. If you really want to do it well it takes a bit of practice, but it’s a nice-looking thing, don’t you think?»

«It’s, it’s…beautiful, is what it is! But you haven’t been around the Flock at all. Who are you, anyway?»

«You can call me Jon.»

Development[edit]

Bach initially wrote it as a series of short stories that were published in Flying magazine in the late 1960s.^{[citation needed]}

Bach, who said the book came to him as «a visionesque spooky thing,» stopped after he wrote 10 pages and didn’t pick it up again for a few years.^[2]

The book was rejected by several publishers before coming to the attention of Eleanor Friede at Macmillan in 1969. «I think it has a chance of growing into a long-lasting standard book for readers of all ages,» she wrote presciently in her acquisition memo. She convinced Macmillan to buy it and Bach received a $2,000 advance ($15,000 in 2022 dollars).^[2][3]

Jonathan Livingston Seagull is named after John H. Livingston,^[4] a Waco Aircraft Company test pilot who died of a heart attack in 1974, at the age of 76, just after he had test-flown an acrobatic home-built Pitts Special.

Reception[edit]

The book was a sleeper hit; the first edition in 1970 was only 3,000 copies and it would take two years before reaching number one on the New York Times Bestseller List.^[2] «Not a single magazine or newspaper — including The New York Times Book Review — so much as mentioned» the book when it first came out, The Times reported in 1972.^[2] Macmillan failed to secure any advance publicity for Bach, but he personally took out two very small ads in The New York Times Book Review and Publishers Weekly.^[2] The first printing sold out by the end of 1970, and in 1971 an additional 140,000 copies were printed. Mostly a word of mouth phenomenon, it entered the NYT Bestseller List on April 20, 1972, where it remained for 37 weeks, and by July 1972 it had 440,000 copies in print.^[2] Reader’s Digest published a condensed version. In 1972 and 1973, the book topped the Publishers Weekly list of bestselling novels in the United States.^{[citation needed]}

Book sellers didn’t know how to classify it. «Some put it under nature, some under religion, some under photography, some under children’s books.» Friede’s advice was «Put it next to the cash register.»^[2]

Several early commentators, emphasizing the first part of the book, see it as part of the US self-help and positive thinking culture, epitomised by Norman Vincent Peale and by the New Thought movement. Film critic Roger Ebert wrote^[5] that the book was «so banal that it had to be sold to adults; kids would have seen through it.»

The book is listed as one of fifty «timeless spiritual classics» in a book by Tom Butler-Bowdon,^[6] who noted that «it is easy now, thirty-five years on, to overlook the originality of the book’s concept, and though some find it rather naïve, in fact it expresses timeless ideas about human potential.»

John Clute, for The Encyclopedia of Fantasy (1997), wrote: «an animal fantasy about a philosophical gull who is profoundly affected by flying, but who demands too much of his community and is cast out by it. He becomes an extremely well-behaved accursed wanderer, then dies, and in posthumous fantasy sequences—though he is too wise really to question the fact of death, and too calmly confident to have doubts about his continuing upward mobility—he learns greater wisdom. Back on Earth, he continues to preach and heal and finally returns to heaven, where he belongs.»^[7]

Bibliography, editions and translations[edit]

Jonathan Livingston Seagull has been translated into over thirty languages. Here is a partial list of editions and translations:^[8]

Title	Year	Publisher	ISBN	ISBN ( 13 digit )	Language
Ջոնաթան Լիվինգսթոն ճայը	2017	Անտարես		978-9939-76-139-8	Armenian
Xuan Salvador Gaviota	1991	Uviéu : Conseyería d’Educación	84-7347-044-1		Asturian
D’Möwe Jonathan	2007	Kreuzlingen	3720-53-028-0		Bernese German (Bärndütsch)
Джонатан Ливингстън Чайката (Dzhonatan Livingstyn Chaikata)	2002	Кибеа	9544-74-065-1		Bulgarian
Joan Salvador Gavina		Biblioteca de Bolsil		978-8440-68-825-5	Catalan
海鸥乔纳森	2004			978-7544-22-840-4	Chinese
天地一沙鷗	2020			9789863619161	Chinese
Galeb Jonathan Livingston	1997	V.B.Z.	9536-21-664-7		Croatian
Jonathan Livingston Racek	1999	Synergie	8086-09-923-7		Czech
Jonathan Livingston Havmåge	2006	Lindhardt og Ringhof		978-8775-60-587-3	Danish
Jonathan Livingston Zeemeeuw	1991	Strengholt		978-9060-10-272-5	Dutch
Jonathan Livingston Seagull	1970	Macmillan	0684-84-684-5	978-0684-84-684-2	English
Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition	2014	Scribner	1476-793-31-X	978-1476-79-331-3	English
Jonathan Livingston Seagull: A Story	2003	HarperCollins	06-49-034-4		English
Jonathan Livingston Merikajakas	2003	Pegasus	9949-40-910-1		Estonian
جوناتان، مرغ دريايي   (Jonatan, Morghe Daryayee)				978-9641-75-033-8	Farsi
Lokki Joonatan	2010	Gummerus		978-9512-07-993-3	Finnish
Jonathan Livingston, Le Goéland	1981	Flamarrion	2080-10-985-5	978-2080-10-985-9	French
Jonathan Livingston, Le Goéland	2000	Editions 84	2290-21-562-7		French
თოლია ჯონათან ლივინგსტონ (Tolia Jonatan Livingston)	2009	Nectar Publishing		978-9941-00-166-6	Georgian
Die Möwe Jonathan	2003	Ullstein Tb		978-3548-25-658-0	German
Ο γλάρος Ιωνάθαν Λίβινγκστον	1992	Ξένη πεζογραφί	9603-64-067-0		Greek
ג’ונתן ליווינגסטון השחף	2017				Hebrew
A Sirály	2005	Édesvíz Kft. Nagykereskedés		978-9635-28-880-9	Hungarian
Jónatan Livingston Mávur	1973	Örn og Örlygur			Icelandic
Il Gabbiano Jonathan Livingston	1995	Rizzoli	8817-13-162-8		Italian
かもめのジョナサン	1977		4102-15-901-0		Japanese
갈매기의 꿈	2003			978-8989-92-940-6	Korean
Qaqlibaz	1994	Fırat Yayınları		900-0002-65-171-3	Kurdish
Kaija vārdā Džonatans Livingstons	2004	Zvaigzne ABC		978-9984-36-505-3	Latvian
Džonatanas Livingstonas Žuvėdra	2000	Trigrama	9986-92-534-7		Lithuanian
Галебот Џонатан Ливингстон (Galebot Dzonatan Livingston)	2005	Табернакул	9989-17-117-3		Macedonian
Måken Jonathan	1986	Cappelen		978-8202-10-651-5	Norwegian
Jonathan Livingston Meuchi	1985	Willemstad, Curaçao	9060-10-591-5		Papiamento
Mewa		Twarda		978-8375-10-380-9	Polish
Fernão Capelo Gaviota	1997	Europa-América		978-9721-03-003-9	Portuguese
Fernão Capelo Gaviota	2015	Record		978-85-01-10612-4	Portuguese
Pescarusul Jonathan Livingston	2008	Humanitas	9735-00-364-3		Romanian
Чайка по имени Джонатан Ливингстон (Chaika po imeni Dzhonatan Livingston)	2003	азбука	5352-00-509-7		Russian
Čajka Jonathan Livingston	1999	Gardenia	8085-66-229-9		Slovak
Jonatan Livingston Galeb	2010	Mladinska knjiga		978-9610-11-407-9	Slovenian
Juan Salvador Gaviota	1970	Pomaire	8428-60-659-5	978-8428-60-659-2	Spanish
Juan Salvador Gaviota	2005	Ediciones B		978-8466-61-249-4	Spanish
Måsen, berättelsen om Jonathan Livingston Seagull	2008	Norstedts		978-9113-01-725-9	Swedish
Martı Jonathan Livingston	1994	Ocak	9753-31-008-0		Turkish

In 1980 a Spanish edition was published by Pomaire (Barcelona) featuring illustrations by photographer Jordi Olavarrieta, translated by Carol and Frederick Howell.^[9] In 1981 a French edition was published by Flammarion (Paris) featuring illustrations by photographer Jordi Olavarrieta, translated by Pierre Clostermann.^[10]

In popular culture[edit]

Parodies[edit]

• A 1972 parody, Marvin Stanley Pigeon, was published by Thomas Meehan in The New Yorker: «Marvin Stanley Pigeon was no ordinary pigeon. While other pigeons spent their time grubbing for food, Marvin Stanley Pigeon worked away on his book on the window ledge outside the Manuscript Room of the Public Library in Bryant Park. He wanted to get his novel done in time for Macmillan’s spring list.»^[11]
• Hubert Bermont wrote and published another parody, Jonathan Livingston Fliegle, with illustrations drawn by Harold Isen, in 1973. Its content contained many examples of Jewish humor.
• Another parody featuring Jewish humor, Jonathan Segal Chicken, was written by Sol Weinstein and Howard Albrecht. A self-proclaimed fable, it tells the story of a high-flying fabulous fowl who “dreamed of being more than soup.” It was published by Pinnacle Books in May 1973.
• Also in 1973, Price Stern Sloan published Ludwig von Wolfgang Vulture, a Satire, written by Dolph Sharp, a story about a vulture determined to push the limits on speed-reading.
• In 1998, a parody titled Jonathan Livingston Trafalgar Square Pigeon, written by David K. Lines, was published by Random House.

References[edit]

• The book was mentioned frequently by Newfoundland businessman Geoff Stirling, who incorporated elements of the book into station graphics and overnight programming for his television channel CJON-DT.
• The children’s arts charity The Flying Seagull Project is named after the novella.^[12]
• The book was featured in the 2018 second season of the Showtime series I’m Dying Up Here.
• The character is referenced in a 1997 episode of The Simpsons. In «The Mysterious Voyage of Homer,» the Sea Captain exclaims, «Jonathan Livingston Seagull! We’re on a collision course!»^[13]
• The character Mike Brady, in the 1995 parody The Brady Bunch Movie, is reading the book while in bed.^[14]
• In the 1980 film The Nude Bomb, Bill Dana plays a character named Jonathan Levinson Seigle.
• In Nina Simone’s performance of «I Wish I Knew How It Would Feel to Be Free» at the 1976 Montreaux Jazz Festival, just after the mid-point, she sings, «Jonathan Livingston Seagull ain’t got nothing on me!»
• The animated television series Puppy Dog Pals features, as a recurring character, a seagull named Jonathan.
• The digital multiplayer board game «100% Orange Juice» features seagulls from Flying Red Barrel as enemies. The seagull boss is called «Big the Jonathan.»
• In Part of Your World: A Twisted Tale By Liz Braswell, Scuttle’s Great-Grandgull Jona claims her Great-Grandfather gets confused sometimes and refers to her as «Jonathan. Jonathan Livingston.»
• The book is referenced in the chapter «The Corsican Brothers» by the title character of Osamu Tezuka’s Black Jack.
• The book is referenced in Key and Peele skit «Prepared for Terries,» in which the events of the work are reconfigured as a loose allegory of the sketch’s own questions of conformity in the face of personal discomfort.
• The book is referenced in Season 4, episode 5 of Showtime’s Ray Donovan.
• The book is referenced in the movie The Chambermaid (Kino Lorber).
• The book is referenced in a Singapore drama, «Morning Express.»

Music[edit]

• Jonathan Livingston’s passion for flying is illustrated in the song «Martı» (Seagull) by Turkish singer Yaşar Kurt.^{[citation needed]}
• Jonathan Seagull is mentioned in the 1973 James Gang song «Ride the Wind» in the lyric «I wanna be like Jonathan Seagull, try to fly high on his wing.»
• The novel inspired the Barclay James Harvest track, «Jonathan,» written by Les Holroyd, from the band’s 1975 album, Time Honoured Ghosts.^[15]
• ABBA member Björn Ulvaeus found his inspiration in Jonathan Seagull when writing the 1978 song «Eagle.»^{[citation needed]}
• «Jonathan’s Dream,» a song by Sid Sound, is inspired by the book. The song is featured on the dance simulation game Pump It Up Fiesta Ex.^{[citation needed]}
• A song by Turkish singer Yasemin Mori, «Oyna» includes the lyric «Martı Jonathan» as a catchy phrase; the song is believed to draw inspiration from the book.^[16]
• The novel was one of the inspirations for the band name of A Flock of Seagulls.^[17]

Adaptations[edit]

The novella inspired the production of a film of the same title in 1973. The film was made by Hall Bartlett many years before computer-generated effects were available. In order to make seagulls act on cue and perform aerobatics, Mark Smith of Escondido, California built radio-controlled gliders that looked like real seagulls from a few feet away. This footage was not used in the final cut of the film.^[18]

Bach had written the film’s original screenplay, but he sued Paramount Pictures before the film’s release because he felt that there were too many discrepancies between the film and the book. Director Bartlett had allegedly violated a term in his contract with Bach which stated that no changes could be made to the film’s adaptation without Bach’s consent.^[19] Bach took offense to scenes Bartlett had filmed which were not present in the book, most notably the sequence in which Jonathan is suddenly attacked by a wild hawk, which was voiced by Bartlett himself. Ultimately, the court ruled that Bach’s name would be taken off the screenplay credits, and that the film would be released with a card indicating that Bach disapproved of the final cut. Bach’s attorney claimed, «It took tremendous courage to say this motion picture had to come out of theaters unless it was changed. Paramount was stunned.»^[20]

The Grammy Award-winning soundtrack album was composed and performed by Neil Diamond and produced by Tom Catalano. It won the 1974 Grammy Award as Best Original Score Written for a Motion Picture or a Television Special. The album apparently also made more money than the film, selling two million copies in the United States,^[21] 400,000 in France,^[22] 250,000 in Germany,^[23] 200,000 in Canada ^[24] and 100,000 in the United Kingdom.^[25]

The Irish actor Richard Harris won a Grammy in 1973 for the Audiobook LP Jonathan Livingston Seagull.^[26] To date, Harris’s reading has not been released on any other format. Versions read by the author, Richard Bach, have been released on LP, cassette, and CD.^[27][28][29]

References[edit]

Jonathan Livingston Seagull:
A Story

First edition
Author	Richard Bach
Illustrator	Russell Munson (black-and-white photographs)
Language	English
Subject	The life of Jonathan Livingston Seagull, a seagull.
Genre	Spiritual, self-help, novella
Publisher	Macmillan Publishers (United States)
Publication date	1970, 2014
Media type	Print (paperback)
Pages	144 (The Complete Edition)
ISBN	978-1-4767-9331-3 (2014 paperback edition)
OCLC	6158608

Jonathan Livingston Seagull, written by American author Richard Bach and illustrated with black-and-white photographs shot by Russell Munson, is an allegorical fable in novella form about a seagull who is trying to learn about flying and, eventually, personal reflection, freedom, and self-realization. It was first published in book form in 1970 with little advertising or expectations; by the end of 1972, over a million copies were in print, the book having reached the number one spot on bestseller lists mostly through word of mouth recommendations.

In 2014 the book was reissued as Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition, which added a 17-page fourth part to the story.

Plot[edit]

Part One[edit]

Jonathan Livingston Seagull, a seagull, is frustrated with the daily squabbles over meager food and sheer survival within his flock, without any deeper meaning behind life. Unlike his peers, he is seized with a passion for flight of all kinds, and his soul soars as he experiments with exhilarating challenges of daring aerial feats and learns more about the nature of his own body and the environment in achieving faster and faster flight. Eventually, his lack of conformity to the limited seagull life frightens the Flock, and they officially banish him with the label «Outcast». Not deterred by this, Jonathan continues his efforts to reach ever-greater flight goals, finding he is often successful. He lives a long happy life, and is sad not due to his loneliness but only due to the fact that the rest of the Flock will never know the full glories of flying, like him. In his old age, he is met by two radiantly-bright seagulls who share his abilities, explaining to him that he has learned much, but that they have come to take him «home» where he will go «higher».

Part Two[edit]

Jonathan transcends into a reality, which he assumes is heaven, where all the gulls enjoy flying as much as he does, and they practice towards even more incredible maneuvers and speeds. He soon asks his instructor Sullivan why this community is so small. Sullivan says that Jon is unique in his willingness to learn; every gull chooses their next life through the choices made in their current life, a few progressing to this higher existence, but most others living through the same world over and over again. Jonathan approaches the Elder Gull of the community, Chiang, who admits that this reality is not heaven, but that heaven is the achieving of perfection itself: an ability beyond any particular time or place. Suddenly, Chiang disappears, then reappears a moment later, displaying his attainment of perfect speed. When Jon begs to learn Chiang’s skills, Chiang explains that the secret to true flight is to recognize that one’s nature exists across all time and space. After concentrating hard on this thought, Jon suddenly finds himself transported to a strange planet. Celebrating his beginner abilities, he continues practicing his teleportation talents with Chiang, gradually improving his understanding of the invisible principles of life and perfection.

One day, Chiang slowly transforms into a blindingly luminous being and, just before disappearing for the last time, he gives Jon one last tip: «keep working on love». Jon ponders Chiang’s words and, in a discussion with Sullivan, decides to return to his own home planet, to teach his original Flock all that he has learned. Arriving there, he finds a fellow lover of flying, Fletcher Lynd Seagull, who is angry at recently being «Outcast» by the Flock, to take on as his first new pupil. Jonathan says he will teach Fletcher only if Fletcher promises to forgive the Flock for banishing him.

Part Three[edit]

Jonathan has now amassed a small group of Outcasts as flying students, with Fletcher the star pupil, and tells them that «each of us is in truth… an unlimited idea of freedom». The deeper nature of his words is not yet understood by his pupils, who believe they are just getting basic flying lessons. For a month, Jon boldly takes them to perform aerial stunts directly in front of the bewildered Flock. Some members of the Flock slowly join the Outcasts, and one new recruit with a broken wing is miraculously able to take to the air, simply with Jon’s encouragement and a shift in mindset. Jon exclaims that freedom is the very nature of a gull’s being, and any laws or fears against it should be cast aside. Meanwhile, Fletcher shares rumors that the rest of the Flock thinks Jonathan is either a messiah or a devil; Jon sighs at being misunderstood.

One day, Fletcher, flying too fast, is killed in a collision. Awaking in another reality, he hears Jon’s voice teasing him that the trick to transcending the limitations of time and space is to take it step by step — not so quickly. With the decision to either persist in the afterlife or return to his world, Fletcher chooses the latter. He is resurrected in the very midst of the flabbergasted Flock, some of whom fear and decry his supernatural reappearance. Jon whisks Fletcher to safety, complaining about how difficult it is to convince birds that they are free and that they could prove it themselves if they just practiced, like he did. Fletcher asks Jon about his insistence in believing they should «love» the ignorant Flock. Jon replies that he means they should practice to «love the good in every one of them, and to help them see it in themselves». Jon also reveals that Fletcher is ready to become a teacher himself. Jon’s body suddenly begins to fade away, he requests that Fletcher stop others from thinking of him as anything silly like a god, and he gives a final piece of advice: «find out what you already know».

On his own, Fletcher now faces a new group of eager students. He begins passing on Jon’s sentiments that seagulls are limitless ideas of freedom, and their bodies nothing more than thought itself. Realizing this baffles the young gulls, he understands why Jon told him to slowly take teachings step by step, and he instead starts with a simpler lesson on flight. Privately musing on Jonathan’s conviction that there are no limits, Fletcher smiles at the implication of this: that he will see Jonathan again, one day soon.

Part Four in 2014’s re-print, Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition[edit]

In 2013 Richard Bach took up a non-published fourth part of the book which he had written contemporaneously with the original. He edited and polished it, and then sent the result to a publisher. Bach reported that he was inspired to finish the fourth part of the novella by a near-death experience which had occurred in relation to a nearly fatal plane crash in August 2012.^[1] In February 2014, the 138-page Bach work Illusions II: The Adventures of a Reluctant Student was published as a booklet by Kindle Direct Publishing. Illusions II also contains allusions to and insights regarding the same near-death experience. In October 2014, Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition, was published, and this edition includes Part Four of the story.

Part Four focuses on the period several hundred years after Jonathan and his students have left the Flock and their teachings become venerated rather than practiced. The birds spend all their time extolling the virtues of Jonathan and his students and spend no time flying for flying’s sake. The seagulls practice strange rituals and use demonstrations of their respect for Jonathan and his students as status symbols. Eventually some birds reject the ceremony and rituals and just start flying. Eventually one bird named Anthony Gull questions the value of living since «…life is pointless and since pointless is by definition meaningless then the only proper act is to dive into the ocean and drown. Better not to exist at all than to exist like a seaweed, without meaning or joy […] He had to die sooner or later anyway, and he saw no reason to prolong the painful boredom of living.» As Anthony makes a dive-bomb to the sea, at a speed and from an altitude which would kill him, a white blur flashes alongside him. Anthony catches up to the blur, which turns out to be a seagull, and asks what the bird was doing:

«I’m sorry if I startled you,» the stranger said in a voice as clear and friendly as the wind. «I had you in sight all the time. Just playing…I wouldn’t have hit you.»

«No! No, that’s not it.» Anthony was awake and alive for the first time in his life, inspired. «What was that?»

«Oh, some fun-flying, I guess. A dive and pullup to a slow roll with a rolling loop off the top. Just messing around. If you really want to do it well it takes a bit of practice, but it’s a nice-looking thing, don’t you think?»

«It’s, it’s…beautiful, is what it is! But you haven’t been around the Flock at all. Who are you, anyway?»

«You can call me Jon.»

Development[edit]

Bach initially wrote it as a series of short stories that were published in Flying magazine in the late 1960s.^{[citation needed]}

Bach, who said the book came to him as «a visionesque spooky thing,» stopped after he wrote 10 pages and didn’t pick it up again for a few years.^[2]

The book was rejected by several publishers before coming to the attention of Eleanor Friede at Macmillan in 1969. «I think it has a chance of growing into a long-lasting standard book for readers of all ages,» she wrote presciently in her acquisition memo. She convinced Macmillan to buy it and Bach received a $2,000 advance ($15,000 in 2022 dollars).^[2][3]

Jonathan Livingston Seagull is named after John H. Livingston,^[4] a Waco Aircraft Company test pilot who died of a heart attack in 1974, at the age of 76, just after he had test-flown an acrobatic home-built Pitts Special.

Reception[edit]

The book was a sleeper hit; the first edition in 1970 was only 3,000 copies and it would take two years before reaching number one on the New York Times Bestseller List.^[2] «Not a single magazine or newspaper — including The New York Times Book Review — so much as mentioned» the book when it first came out, The Times reported in 1972.^[2] Macmillan failed to secure any advance publicity for Bach, but he personally took out two very small ads in The New York Times Book Review and Publishers Weekly.^[2] The first printing sold out by the end of 1970, and in 1971 an additional 140,000 copies were printed. Mostly a word of mouth phenomenon, it entered the NYT Bestseller List on April 20, 1972, where it remained for 37 weeks, and by July 1972 it had 440,000 copies in print.^[2] Reader’s Digest published a condensed version. In 1972 and 1973, the book topped the Publishers Weekly list of bestselling novels in the United States.^{[citation needed]}

Book sellers didn’t know how to classify it. «Some put it under nature, some under religion, some under photography, some under children’s books.» Friede’s advice was «Put it next to the cash register.»^[2]

Several early commentators, emphasizing the first part of the book, see it as part of the US self-help and positive thinking culture, epitomised by Norman Vincent Peale and by the New Thought movement. Film critic Roger Ebert wrote^[5] that the book was «so banal that it had to be sold to adults; kids would have seen through it.»

The book is listed as one of fifty «timeless spiritual classics» in a book by Tom Butler-Bowdon,^[6] who noted that «it is easy now, thirty-five years on, to overlook the originality of the book’s concept, and though some find it rather naïve, in fact it expresses timeless ideas about human potential.»

John Clute, for The Encyclopedia of Fantasy (1997), wrote: «an animal fantasy about a philosophical gull who is profoundly affected by flying, but who demands too much of his community and is cast out by it. He becomes an extremely well-behaved accursed wanderer, then dies, and in posthumous fantasy sequences—though he is too wise really to question the fact of death, and too calmly confident to have doubts about his continuing upward mobility—he learns greater wisdom. Back on Earth, he continues to preach and heal and finally returns to heaven, where he belongs.»^[7]

Bibliography, editions and translations[edit]

Jonathan Livingston Seagull has been translated into over thirty languages. Here is a partial list of editions and translations:^[8]

Title	Year	Publisher	ISBN	ISBN ( 13 digit )	Language
Ջոնաթան Լիվինգսթոն ճայը	2017	Անտարես		978-9939-76-139-8	Armenian
Xuan Salvador Gaviota	1991	Uviéu : Conseyería d’Educación	84-7347-044-1		Asturian
D’Möwe Jonathan	2007	Kreuzlingen	3720-53-028-0		Bernese German (Bärndütsch)
Джонатан Ливингстън Чайката (Dzhonatan Livingstyn Chaikata)	2002	Кибеа	9544-74-065-1		Bulgarian
Joan Salvador Gavina		Biblioteca de Bolsil		978-8440-68-825-5	Catalan
海鸥乔纳森	2004			978-7544-22-840-4	Chinese
天地一沙鷗	2020			9789863619161	Chinese
Galeb Jonathan Livingston	1997	V.B.Z.	9536-21-664-7		Croatian
Jonathan Livingston Racek	1999	Synergie	8086-09-923-7		Czech
Jonathan Livingston Havmåge	2006	Lindhardt og Ringhof		978-8775-60-587-3	Danish
Jonathan Livingston Zeemeeuw	1991	Strengholt		978-9060-10-272-5	Dutch
Jonathan Livingston Seagull	1970	Macmillan	0684-84-684-5	978-0684-84-684-2	English
Jonathan Livingston Seagull: The Complete Edition	2014	Scribner	1476-793-31-X	978-1476-79-331-3	English
Jonathan Livingston Seagull: A Story	2003	HarperCollins	06-49-034-4		English
Jonathan Livingston Merikajakas	2003	Pegasus	9949-40-910-1		Estonian
جوناتان، مرغ دريايي   (Jonatan, Morghe Daryayee)				978-9641-75-033-8	Farsi
Lokki Joonatan	2010	Gummerus		978-9512-07-993-3	Finnish
Jonathan Livingston, Le Goéland	1981	Flamarrion	2080-10-985-5	978-2080-10-985-9	French
Jonathan Livingston, Le Goéland	2000	Editions 84	2290-21-562-7		French
თოლია ჯონათან ლივინგსტონ (Tolia Jonatan Livingston)	2009	Nectar Publishing		978-9941-00-166-6	Georgian
Die Möwe Jonathan	2003	Ullstein Tb		978-3548-25-658-0	German
Ο γλάρος Ιωνάθαν Λίβινγκστον	1992	Ξένη πεζογραφί	9603-64-067-0		Greek
ג’ונתן ליווינגסטון השחף	2017				Hebrew
A Sirály	2005	Édesvíz Kft. Nagykereskedés		978-9635-28-880-9	Hungarian
Jónatan Livingston Mávur	1973	Örn og Örlygur			Icelandic
Il Gabbiano Jonathan Livingston	1995	Rizzoli	8817-13-162-8		Italian
かもめのジョナサン	1977		4102-15-901-0		Japanese
갈매기의 꿈	2003			978-8989-92-940-6	Korean
Qaqlibaz	1994	Fırat Yayınları		900-0002-65-171-3	Kurdish
Kaija vārdā Džonatans Livingstons	2004	Zvaigzne ABC		978-9984-36-505-3	Latvian
Džonatanas Livingstonas Žuvėdra	2000	Trigrama	9986-92-534-7		Lithuanian
Галебот Џонатан Ливингстон (Galebot Dzonatan Livingston)	2005	Табернакул	9989-17-117-3		Macedonian
Måken Jonathan	1986	Cappelen		978-8202-10-651-5	Norwegian
Jonathan Livingston Meuchi	1985	Willemstad, Curaçao	9060-10-591-5		Papiamento
Mewa		Twarda		978-8375-10-380-9	Polish
Fernão Capelo Gaviota	1997	Europa-América		978-9721-03-003-9	Portuguese
Fernão Capelo Gaviota	2015	Record		978-85-01-10612-4	Portuguese
Pescarusul Jonathan Livingston	2008	Humanitas	9735-00-364-3		Romanian
Чайка по имени Джонатан Ливингстон (Chaika po imeni Dzhonatan Livingston)	2003	азбука	5352-00-509-7		Russian
Čajka Jonathan Livingston	1999	Gardenia	8085-66-229-9		Slovak
Jonatan Livingston Galeb	2010	Mladinska knjiga		978-9610-11-407-9	Slovenian
Juan Salvador Gaviota	1970	Pomaire	8428-60-659-5	978-8428-60-659-2	Spanish
Juan Salvador Gaviota	2005	Ediciones B		978-8466-61-249-4	Spanish
Måsen, berättelsen om Jonathan Livingston Seagull	2008	Norstedts		978-9113-01-725-9	Swedish
Martı Jonathan Livingston	1994	Ocak	9753-31-008-0		Turkish

In 1980 a Spanish edition was published by Pomaire (Barcelona) featuring illustrations by photographer Jordi Olavarrieta, translated by Carol and Frederick Howell.^[9] In 1981 a French edition was published by Flammarion (Paris) featuring illustrations by photographer Jordi Olavarrieta, translated by Pierre Clostermann.^[10]

In popular culture[edit]

Parodies[edit]

• A 1972 parody, Marvin Stanley Pigeon, was published by Thomas Meehan in The New Yorker: «Marvin Stanley Pigeon was no ordinary pigeon. While other pigeons spent their time grubbing for food, Marvin Stanley Pigeon worked away on his book on the window ledge outside the Manuscript Room of the Public Library in Bryant Park. He wanted to get his novel done in time for Macmillan’s spring list.»^[11]
• Hubert Bermont wrote and published another parody, Jonathan Livingston Fliegle, with illustrations drawn by Harold Isen, in 1973. Its content contained many examples of Jewish humor.
• Another parody featuring Jewish humor, Jonathan Segal Chicken, was written by Sol Weinstein and Howard Albrecht. A self-proclaimed fable, it tells the story of a high-flying fabulous fowl who “dreamed of being more than soup.” It was published by Pinnacle Books in May 1973.
• Also in 1973, Price Stern Sloan published Ludwig von Wolfgang Vulture, a Satire, written by Dolph Sharp, a story about a vulture determined to push the limits on speed-reading.
• In 1998, a parody titled Jonathan Livingston Trafalgar Square Pigeon, written by David K. Lines, was published by Random House.

References[edit]

• The book was mentioned frequently by Newfoundland businessman Geoff Stirling, who incorporated elements of the book into station graphics and overnight programming for his television channel CJON-DT.
• The children’s arts charity The Flying Seagull Project is named after the novella.^[12]
• The book was featured in the 2018 second season of the Showtime series I’m Dying Up Here.
• The character is referenced in a 1997 episode of The Simpsons. In «The Mysterious Voyage of Homer,» the Sea Captain exclaims, «Jonathan Livingston Seagull! We’re on a collision course!»^[13]
• The character Mike Brady, in the 1995 parody The Brady Bunch Movie, is reading the book while in bed.^[14]
• In the 1980 film The Nude Bomb, Bill Dana plays a character named Jonathan Levinson Seigle.
• In Nina Simone’s performance of «I Wish I Knew How It Would Feel to Be Free» at the 1976 Montreaux Jazz Festival, just after the mid-point, she sings, «Jonathan Livingston Seagull ain’t got nothing on me!»
• The animated television series Puppy Dog Pals features, as a recurring character, a seagull named Jonathan.
• The digital multiplayer board game «100% Orange Juice» features seagulls from Flying Red Barrel as enemies. The seagull boss is called «Big the Jonathan.»
• In Part of Your World: A Twisted Tale By Liz Braswell, Scuttle’s Great-Grandgull Jona claims her Great-Grandfather gets confused sometimes and refers to her as «Jonathan. Jonathan Livingston.»
• The book is referenced in the chapter «The Corsican Brothers» by the title character of Osamu Tezuka’s Black Jack.
• The book is referenced in Key and Peele skit «Prepared for Terries,» in which the events of the work are reconfigured as a loose allegory of the sketch’s own questions of conformity in the face of personal discomfort.
• The book is referenced in Season 4, episode 5 of Showtime’s Ray Donovan.
• The book is referenced in the movie The Chambermaid (Kino Lorber).
• The book is referenced in a Singapore drama, «Morning Express.»

Music[edit]

• Jonathan Livingston’s passion for flying is illustrated in the song «Martı» (Seagull) by Turkish singer Yaşar Kurt.^{[citation needed]}
• Jonathan Seagull is mentioned in the 1973 James Gang song «Ride the Wind» in the lyric «I wanna be like Jonathan Seagull, try to fly high on his wing.»
• The novel inspired the Barclay James Harvest track, «Jonathan,» written by Les Holroyd, from the band’s 1975 album, Time Honoured Ghosts.^[15]
• ABBA member Björn Ulvaeus found his inspiration in Jonathan Seagull when writing the 1978 song «Eagle.»^{[citation needed]}
• «Jonathan’s Dream,» a song by Sid Sound, is inspired by the book. The song is featured on the dance simulation game Pump It Up Fiesta Ex.^{[citation needed]}
• A song by Turkish singer Yasemin Mori, «Oyna» includes the lyric «Martı Jonathan» as a catchy phrase; the song is believed to draw inspiration from the book.^[16]
• The novel was one of the inspirations for the band name of A Flock of Seagulls.^[17]

Adaptations[edit]

The novella inspired the production of a film of the same title in 1973. The film was made by Hall Bartlett many years before computer-generated effects were available. In order to make seagulls act on cue and perform aerobatics, Mark Smith of Escondido, California built radio-controlled gliders that looked like real seagulls from a few feet away. This footage was not used in the final cut of the film.^[18]

Bach had written the film’s original screenplay, but he sued Paramount Pictures before the film’s release because he felt that there were too many discrepancies between the film and the book. Director Bartlett had allegedly violated a term in his contract with Bach which stated that no changes could be made to the film’s adaptation without Bach’s consent.^[19] Bach took offense to scenes Bartlett had filmed which were not present in the book, most notably the sequence in which Jonathan is suddenly attacked by a wild hawk, which was voiced by Bartlett himself. Ultimately, the court ruled that Bach’s name would be taken off the screenplay credits, and that the film would be released with a card indicating that Bach disapproved of the final cut. Bach’s attorney claimed, «It took tremendous courage to say this motion picture had to come out of theaters unless it was changed. Paramount was stunned.»^[20]

The Grammy Award-winning soundtrack album was composed and performed by Neil Diamond and produced by Tom Catalano. It won the 1974 Grammy Award as Best Original Score Written for a Motion Picture or a Television Special. The album apparently also made more money than the film, selling two million copies in the United States,^[21] 400,000 in France,^[22] 250,000 in Germany,^[23] 200,000 in Canada ^[24] and 100,000 in the United Kingdom.^[25]

The Irish actor Richard Harris won a Grammy in 1973 for the Audiobook LP Jonathan Livingston Seagull.^[26] To date, Harris’s reading has not been released on any other format. Versions read by the author, Richard Bach, have been released on LP, cassette, and CD.^[27][28][29]

References[edit]

Часть первая

С рыболовного судна забрасывают сеть с приманкой, и Стая чаек слетается, «чтобы хитростью или силой добыть крохи пищи». Только одна чайка по имени Джонатан Ливингстон совершает свои тренировочные полёты в полном одиночестве. Джонатан нарушает все неписанные законы Стаи — зависает в воздухе, летает низко над водой и развивает огромную скорость. Он пытается довести своё умение летать до совершенства.

Джонатан пренебрегает основным занятием чаек — добычей пищи. Его родители тревожатся, ведь от их сына «остались перья да кости». Послушавшись уговоров, Джонатан неделю живёт, как остальные чайки, но потом осознаёт бессмыс­ленность такого существования и возвращается к тренировкам. Всю следующую неделю он учится управлять полётом на высокой скорости, однако у него ничего не выходит.

Однажды, стремительно спускаясь с огромной высоты, Джонатан сильно ударяется о воду и теряет сознание. Придя в себя, он слышит голос, говорящий, что Джонатан — всего лишь чайка, не рождённая для скоростных полётов. Он решает смириться и вернуться в Стаю, но по дороге домой находит решение: скоростью можно управлять, уменьшив длину крыльев. Забыв о неудаче, он тренируется и достигает успеха.

Утром Джонатан случайно врезается в завтракающую Стаю, но справляется с управлением. Днём ему удаётся сделать несколько фигур высшего пилотажа. Вечером собирается очередной совет Стаи. Старейший велит Джонатану выйти на середину образованного чайками круга. Это «или величайший позор, или величайшая честь». Тот ожидает похвал, ведь ему удалось то, чего до него не совершала ни одна чайка. Однако Старейший приговаривает Джонатана к изгнанию на Дальние Скалы за попрание достоинства и обычаев Семьи Чаек.

Остаток своих дней чайка проводит в одиночестве. Каждый день он узнаёт что-то новое и учится применять своё мастерство, добывая пропитание. Он не тоскует по Стае и проживает «долгую счастливую жизнь».

Часть вторая

Джонатан стареет. Однажды около его крыльев появляются две сияющие, белоснежные чайки, которые умеют летать не хуже, чем он. Чайки говорят, что Джонатан — из их Стаи, и зовут его домой. Поднявшись над облаками, Джонатан тоже становится белоснежным и сияющим. Он попадает в другой мир и решает, что это небеса, рай для чаек. Джонатан начинает забывать о своей прошлой жизни.

Здесь тоже живёт Стая. Все птицы неустанно тренируются. Их цель — достичь совершенства. Наставник, белоснежная чайка Салливан, говорит, что такие птицы, как Джонатан — редчайшее исключение. Обычно чайки переходят в другой мир, почти не изменившись, поэтому каждый следующий мир немногим отличается от предыдущего. Чтобы стать такими, как Джонатан, обычным чайкам приходится пройти десятки тысяч миров и прожить десятки тысяч жизней. Старейший Стаи объясняет Джонатану, что этот мир — вовсе не небеса, а небеса — это «не место и не время, … это достижение совершенства». Джонатан приблизится к совершенству, когда научится летать со скоростью мысли. Старейший это уже умеет, и Джонатан просит научить его.

Через некоторое время Джонатан понимает, что сотворён совершенным и его возможности безграничны. Он мгновенно перемещается на планету с двумя солнцами. Теперь Джонатан учится перемещаться во времени. Настаёт день, когда перья Старейшего начинают сиять ещё ослепительней. Он исчезает, сказав Джонатану: «Постарайся постичь, что такое любовь».

Вскоре Джонатан начинает вспоминать о своей старой Стае. Ему кажется, что там могла появиться чайка, решившаяся «вырваться из оков своего естества». Возможно, эту чайку тоже изгнали. Джонатану всё сильнее хочется вернуться на землю. Напрасно Салливан отговаривает его. В один прекрасный день Джонатан возвращается домой и находит чайку Флетчера, которого приговорили к изгнанию. Тот становится первым учеником Джонатана.

Часть третья

Флетчер Линд горит желанием летать и становится почти идеальным учеником. К концу третьего месяца у Джонатана появилось ещё шесть учеников, все шестеро — «Изгнанники, увлечённые новой странной идеей: летать ради радости полёта». По вечерам Джонатан пытается научить их идее всеобъемлющей свободы, но измученные за день ученики засыпают, не дослушав учителя.

Ещё месяц спустя Джонатан решает вернуться в Стаю. Хотя ученики и против, они летят за наставником. Старейший приказывает не обращать на Изгнанников внимания. Некоторое время Джонатан видит только серые спины соплеменников, но не придаёт этому значения. Он продолжает учить.

Со временем ученики начинают слушать Джонатана внимательней, а по ночам их окружают молодые чайки из Стаи — им тоже интересно слушать наставника. Через месяц после возвращения молодёжь Стаи начинает переходить к Джонатану. У одной из чаек, Кэрка Мейнарда, сломано крыло, но он хочет летать и просит Джонатана о помощи. Джонатан говорит ему: «Ты свободен, … и ничто не может тебе помешать». Кэрк расправляет крылья и поднимается в небо на глазах у изумлённой Стаи. Ученики начинают считать наставника богом.

Через неделю происходит несчастье: Флетчер не справляется с управлением и врезается в гранитную скалу на высочайшей скорости. Уже в другом мире его догоняет Джонатан и предлагает выбор: остаться на этом уровне или вернуться домой. Флетчер возвращается. Увидев, что он не умер, Стая решает, что Джонатан — либо Дьявол, либо Сын Великой Чайки. После этого случая Флетчер осваивает мгновенные перемещения.

Вскоре Джонатан решает, что он больше не нужен Стае. Он наставляет Флетчера: «Продолжай поиски самого себя, … старайся каждый день хоть на шаг приблизиться к подлинному всемогущему Флетчеру. Он твой наставник». Затем тело Джонатана начинает сиять призрачным светом, он тает в воздухе, а Флетчер начинает тренировать зелёных новичков.

Было утро, и новое солнце золотом разлилось по испещренной рябью поверхности моря. Рыбацкая лодка в миле от берега. И зов над водой – это сигнал к завтраку. Большой сбор. Снова и снова раздавался он в воздухе, пока наконец тысячи чаек не слетелись в толпу. И каждая из птиц хитростью и силой пыталась урвать кусок пожирнее. Наступил еще один день – полный забот и суеты.

Но Чайки по имени Джонатан Ливингстон не было в толпе. Он тренировался – вдали от остальных, один, высоко над лодкой и берегом. Поднявшись на сто футов в небо, он опустил перепончатые лапки, поднял клюв и напряженно выгнул крылья, придав им форму жесткой, болезненно изогнутой кривой. Такая форма крыльев должна была, по его мнению, до предела замедлить полет. И Джонатан скользил все медленнее и медленнее. Свист ветра в ушах сменился едва слышным шепотом, и океан застыл внизу неподвижно. Прищурившись в чудовищном сосредоточении, Джонатан задержал дыхание. Еще… на один… единственный… дюйм… круче… эту… кривую… Перья его дрогнули, спутались, он окончательно потерял скорость, опрокинулся и рухнул вниз.

Вам, должно быть, известно – с чайками такое не случается никогда. Чайка не может остановиться в полете, потерять скорость. Это позор, это бесчестье.

Однако Чайка Джонатан Ливингстон не ощущал стыда. Он снова вытянул крылья в жесткую дрожащую кривую – медленнее, медленнее и – опять неудача. И снова, и снова. Ведь он не был обычной птицей.

Большинство чаек не утруждают себя изучением чего-то большего, чем элементарные основы полета. Отлететь от берега на кормежку и вернуться – этого вполне достаточно. Ведь для большинства имеет значение не полет, но только лишь еда. Но для Чайки по имени Джонатан Ливингстон важен был полет. А еда – это так… Потому что больше всего на свете Джонатан любил летать.

Такой подход к жизни, как обнаружил Джонатан, отнюдь не прибавляет популярности в Стае. Даже родители его были обескуражены тем, что он проводит день за днем в одиночестве, экспериментируя и сотни раз повторяя низкие планирующие спуски.

Он, например, не знал почему, но, когда высота полета составляла менее половины размаха его крыльев, он мог держаться в воздухе над водой гораздо дольше и с меньшими усилиями. Джонатан никогда не заканчивал планирующий спуск обычным образом – с размаху плюхаясь брюхом на воду, предварительно растопырив лапы.

Вместо этого он выполнял длинное плоское скольжение, едва касаясь поверхности воды вытянутыми вдоль тела лапами. Когда он начал практиковать скольжение с приземлением на песчаном берегу, каждый раз с прижатыми лапками все дальше и дальше въезжая на песок, его родители перепугались не на шутку.

– Но почему, Джон, почему? – спрашивала мать. – Почему тебе так трудно быть таким, как все? Низко летают пеликаны. И альбатросы. Вот пусть они и планируют себе над водой! Но ты же – чайка! И почему ты совсем не ешь? Взгляни на себя, сынок, – кости да перья!

– Ну и пусть кости да перья. Но я совсем неплохо себя чувствую, мама. Просто мне интересно: что я могу в воздухе, а чего – не могу. Я просто хочу знать.

– Послушай-ка, Джонатан, – вовсе не сердитым тоном говорил ему отец. – Скоро зима, и судов на море поубавится. А рыба, которая обычно живет у поверхности, уйдет вглубь. Так что, уж если тебе настолько необходимо что-нибудь изучать, изучай способы добычи пропитания. А твои летные эксперименты – оно, конечно, замечательно, однако, сам понимаешь, планирующим спуском сыт не будешь. Ты летаешь для того, чтобы есть. И не стоит об этом забывать.

Джонатан послушно кивал. И в течение нескольких дней пытался сделать так, чтобы поведение его не отличалось от поведения всех остальных чаек. Причем пытался честно, по-настоящему принимая участие в гаме и возне, которые устраивала Стая в борьбе за рыбьи потроха и корки хлеба вокруг рыбацких судов и причалов. Но выработать в себе серьезное ко всему этому отношение Джонатану так и не удалось.

– Нелепость какая-то, – размышлял он, намеренно роняя завоеванную в тяжелой борьбе добычу.

Старая голодная чайка, которая гналась за Джонатаном, подхватывала брошенный кусок.

Джонатан подумал:

– Все это время я мог бы потратить на изучение полета. Ведь еще столько всего предстоит узнать!

И потому вскоре Чайка Джонатан снова оказался в море – он учился в одиночестве, голодный и счастливый.

На этот раз объектом исследования была скорость, и за неделю практики Джонатан узнал о скорости полета больше, чем самая быстрая чайка постигает за всю жизнь.

Отчаянно работая крыльями, он забрался на высоту в тысячу футов и оттуда бросился в крутое пике, несясь вниз навстречу волнам. И тут же понял, почему чайки никогда не пикируют, работая крыльями. Всего за каких-то шесть секунд он набрал скорость в семьдесят миль в час – предел, при котором крыло в момент взмаха теряет устойчивость в набегающем потоке.

Он пытался снова и снова. Он работал на пределе своих возможностей. Он был внимателен и осторожен. Но снова и снова терял управление на высокой скорости.

Подъем на тысячу футов. Горизонтальный разгон в полную силу, затем – работая крыльями – вниз – вертикальное пике. А потом – и это происходило каждый раз – левое крыло не выдерживало. Набегающий поток срывался. Джонатана резко бросало влево, поток срывался и с правого, более устойчивого крыла, и, трепеща подобно пламени на ветру, Джонатан проваливался в немыслимый правосторонний штопор.

Ему явно не хватало точности в обращении со встречным потоком воздуха. Десять раз он пробовал, и все десять раз, едва миновав границу скорости в семьдесят миль в час, терял управление и комком спутанных перьев обрушивался в воду.

В конце концов, когда Джонатан уже промок до последнего перышка, ему в голову пришла мысль: ключ, должно быть, в том, чтобы вовремя прекратить работать крыльями – разогнаться до пятидесяти миль и зафиксировать крылья неподвижно.

Джонатан попробовал еще раз, поднявшись теперь уже на высоту в две тысячи футов. Он разогнался и ринулся прямо вниз, замерев с расправленными крыльями, едва лишь была пройдена пятидесятимильная отметка скорости. Это потребовало от него неимоверных усилий, но прием сработал. Через десять секунд после выхода в пике Джонатан преодолел девяностомильную отметку. Мировой рекорд для чаек!

Но радость победы, как и сама победа, оказалась недолгой. Стоило Джонатану попытаться изменить угол атаки крыла для выхода из пике, как его немедленно швырнуло во все тот же катастрофически неконтролируемый штопор. А на скорости в девяносто миль в час это было похоже на взрыв динамитного заряда. Джонатан рухнул вниз, и поверхность океана твердостью была подобна кирпичной мостовой.

* * *

Когда сознание вернулось к Джонатану, было уже совсем темно и он плавал на поверхности моря, мерцавшей в лунном свете. Измочаленные крылья были словно налиты свинцом. Но еще сильнее давила на него тяжесть жестокого поражения. Джонатан питал слабую надежду на то, что навалившийся на его плечи груз окажется достаточным и ненавязчиво увлечет его вниз, ко дну. И со всем этим наконец будет покончено.

Джонатан погрузился глубже в воду, и вдруг где-то внутри него зазвучали глухие раскаты странного голоса:

«Ерунда все это. Я – чайка. Ограниченность – мой удел. Если бы моим предназначением была скорость и столь глубокое постижение искусства полета, тело мое от рождения обладало бы соответствующими особыми свойствами, и тогда ум естественным образом работал бы в нужном направлении. Для скорости полета требуются короткие крылья сокола, а их у меня нет. И питаюсь я холодной рыбой, а не мышами. Прав был отец. Нужно оставить всю эту чушь. Нужно вернуться домой – в Стаю – и быть довольным тем, что я есть. Ибо я – всего лишь жалкая чайка, возможности мои ограничены, и я должен с этим смириться».

Голос умолк. Джонатан был согласен. Ночью место чайки – на берегу. И он дал себе клятву, что с этого самого мгновения он становится нормальной чайкой. Так будет лучше для всех.

Джонатан устало оттолкнулся от поверхности воды и полетел по направлению к земле, благодаря судьбу за то, что успел раньше узнать об экономном режиме полета на малых высотах.

– Ну нет, – подумал он, – с этим покончено раз и навсегда. И мне нет никакого дела до того, что я знаю. Чайка есть чайка, я – такой же, как все. И летать буду тоже как все.

И Джонатан, превозмогая боль, вскарабкался на стофутовую высоту. Усердно размахивая крыльями, он устремился к берегу.

Он почувствовал облегчение, приняв решение быть одним из Стаи. Ведь тем самым он разрывал свою связь с Силой, заставляющей его искать знание. Таким образом он избавлялся и от борьбы, и от поражения. Было так приятно просто прекратить думать и молча лететь во тьме к огням, мерцавшим вдали над пляжем.

– Темно! – встревоженно расколол тишину утробный голос. – Чайки во тьме не летают! Никогда!

Джонатан почему-то не обратил на голос никакого внимания. Ему было не до того.

– Как хорошо! – подумал он. – Луна, береговые огни, дорожки бликов на мерцающей поверхности воды… Тишина, покой… Хорошо!

– Вниз немедленно! Чайки никогда не летают во тьме! Для этого необходимы врожденные особые свойства! Глаза совы! Короткие соколиные крылья!

И там, в ночи, на высоте ста футов Джонатана вдруг осенило. И вся его боль, и все его окончательные решения – все разом испарилось, словно никогда и не существовало.

– Ну да – короткие крылья… Короткое соколиное крыло! Вот он – ответ! Надо же быть таким идиотом… Ведь нужно всего-навсего укоротить крыло! Сложить, оставив расправленным только самый кончик. И получатся короткие крылья!

Забыв обо всем, не думая ни о смерти, ни о поражении, Джонатан тут же поднялся на две тысячи футов над черным ночным морем, плотно прижал к телу широкие части крыльев, расправив в набегающем потоке лишь стреловидные заостренные концы, и нырнул в вертикальное пике.

Чудовищный рев ветра в голове… Семьдесят миль в час, девяносто, сто двадцать… И по-прежнему – с ускорением! Сто сорок миль в час, а напряжение неизмеримо меньше, чем было при расправленных крыльях на скорости всего в семьдесят. И, слегка изменив угол атаки кончиков крыльев, Джонатан с легкостью вышел из пике. Подобно серому пушечному ядру, он несся сквозь пространство лунного света над поверхностью океана.

Джонатан прищурился. Глаза его превратились в узкие щелки. Он был доволен. Сто сорок миль в час! И – полный контроль! А если подняться не на две, а на пять тысяч футов… Интересно, какую скорость…

Клятва, которую он дал себе за несколько минут до этого, была забыта, унесена прочь бешеным ветром. Джонатан нарушил обещание, однако вины за собой не ощущал. Подобного рода клятвы что-то значат для тех, кто приемлет обыденность. Тому же, кто в познании своем коснулся чего-либо исключительного, нет дела до таких обещаний.

Когда взошло солнце, Джонатан тренировался. С пяти тысяч футов рыболовецкие суда казались брошенными на воду щепками, а завтракающая Стая – едва заметным облачком кружащей пыльцы.

Джонатан ощущал, что живет; он слегка дрожал от радостного чувства удовлетворения и гордился тем, что покорил свой страх. Без долгих приготовлений он сложил предкрылья, расправил короткие острые концы крыльев и нырнул вниз, к поверхности моря. К тому моменту, когда была пройдена высота в четыре тысячи футов, он набрал максимальную скорость. Встречный поток превратился в плотную твердую стену звука, прорваться сквозь которую не представлялось никакой возможности. Это был предел, двигаться быстрее Джонатан не мог, он несся вертикально вниз со скоростью в двести четырнадцать миль в час. Он в напряжении сглотнул слюну, зная, что расправь он на такой высоте крылья – и его не станет, но лишь миллион мельчайших клочков разорванной взрывом чайки достигнет поверхности океана. Однако в скорости была Сила, и радость, и чистая красота.

Выходить из пике Джонатан начал с высоты в тысячу футов. Концы крыльев с гудением дрожали в бешеном набегающем потоке, судно и толпа чаек метались перед глазами и росли со скоростью метеора, и они находились прямо на его пути.

Остановиться Джонатан не мог, свернуть в сторону – тоже. Он просто не имел ни малейшего понятия о том, как это делается на такой скорости.

Любое же столкновение означало мгновенную смерть.

И он закрыл глаза.

И тогда, в то утро, сразу после восхода солнца, вышло так, что Чайка Джонатан Ливингстон ворвался в самую середину охотившейся за пищей Стаи. На скорости в двести двенадцать миль в час он со свистом пронесся сквозь Стаю – глаза закрыты – этакий снаряд из перьев и ветра. И только потому, что Чайка Удачи улыбнулась ему в этот раз, никто не погиб.

Когда выход из пике был закончен и клюв его снова оказался направлен в небо, Джонатан по-прежнему мчался вперед, и скорость его полета составляла шестьдесят миль в час. А когда она уменьшилась до двадцати и он смог наконец полностью расправить крылья, судно с высоты четырех тысяч футов опять казалось ему брошенной на воду щепкой.

Это был триумф. Он понимал это. Предел скорости! Двести четырнадцать миль в час! Величайшее мгновение в истории Стаи – истинный прорыв. А для Чайки Джонатана Ливингстона этот миг означал начало новой эпохи.

И он направился к тому месту, где обычно практиковался в полетах. А когда на высоте восьми тысяч футов он сложил крылья для вертикального пике, целью его было освоение скоростного поворота.

Он установил, что при смещении на долю дюйма одного-единственного пера на самом кончике крыла тело на огромной скорости описывает плавную криволинейную траекторию. Но прежде, чем Джонатан это понял, он обнаружил другое – смещение более чем одного пера на такой скорости заставляет тело вращаться вокруг продольной оси подобно винтовочной пуле… Так Джонатан стал первой на земле чайкой, постигшей основы искусства высшего пилотажа.

В тот день у него не нашлось свободного времени на общение с другими чайками. Он тренировался, пока не зашло солнце. Он открыл мертвую петлю, полубочку, бочку, горку, вертикальное колесо.

* * *

Когда Джонатан присоединился к Стае, отдыхавшей на пляже, была уже глубокая ночь. Он ужасно устал, кружилась голова, однако он был доволен и, прежде чем приземлиться, описал широкий круг над пляжем, а перед самым касанием земли молниеносно выполнил один полный оборот бочки. Когда он расскажет им обо всем, когда они узнают о Прорыве, они будут вне себя от радости, размышлял Джонатан. Насколько богаче теперь станет жизнь! Ведь если прежде вся она проходила в унылой суете: берег – судно – берег, – то сейчас в ней появится смысл!

У нас есть возможность выкарабкаться из неведения, нам надо осознать собственную исключительность и разумность. Мы способны обрести свободу. И мы можем научиться летать!

Впереди открывались годы радостного бытия, головокружительные возможности и перспективы звучали на все лады и переливались радужным сиянием.

Приземлившись, Джонатан обнаружил, что попал на общее собрание Стаи. Причем, судя по всему, мероприятие началось отнюдь не только что. Более того, Джонатана определенно ждали.

– Чайка Джонатан Ливингстон! – Старейшина произнес эти слова таким тоном, каким говорил только в особо торжественных случаях. – Ты вызываешься в Круг!

Вызов в Круг означал либо всеобщее порицание и величайший позор, либо величайшую честь и всеобщее признание.

– Понятно, – подумал Джонатан, – это по поводу того, что случилось утром во время завтрака. Они видели Прорыв! Однако почести мне ни к чему. И в лидеры – тоже не хочу. Мне, пожалуй, только хотелось бы поделиться своими находками, показать всем необозримые возможности, открытые каждому из нас.

И он сделал шаг в Круг.

– Чайка Джонатан Ливингстон! – продолжал Председатель. – Изволь войти в Круг и подвергнуться порицанию, свидетелями которого надлежит стать всем твоим собратьям по Стае.

Это прозвучало подобно грому среди ясного неба. Джонатан вдруг почувствовал себя так, словно его огрели доской по голове. Колени подкосились, перья враз обвисли, в ушах возник невообразимый шум. Позор? В Круг – на порицание?! Но это невозможно! Ведь это Прорыв! Они чего-то не поняли! Тут определенно закралась какая-то ошибка! Ну да, они ошибаются, они явно не правы!

– …ибо величайшего позора заслуживают проявленные тобой беспечность и безответственность, равно как и попрание достойных традиций добропорядочного Семейства Чаек…

Порицание на общем собрании. За этим неминуемо следует изгнание из сообщества чаек. Отлучение от Стаи и ссылка в Дальние Скалы, где уделом изгнанника становится полное одиночество.

– …И ты – Чайка Джонатан Ливингстон – однажды поймешь, сколь неблагодарной вещью является безответственность. Нам не дано постигнуть смысл жизни. Очевидно же в ней лишь одно: в этот мир мы приходим для того, чтобы питаться и за счет этого как можно дольше в нем существовать…

Тому, кто вызван в Круг, запрещено вступать в дискуссию с общим собранием Стаи, но Джонатан сдержаться не мог.

– Безответственность?! – воскликнул он. – Да что вы, братья?! Какая же тут безответственность – понять, в чем смысл жизни, и открыть пути достижения высшей цели бытия? Скорее наоборот – посвятивший себя этому как раз и проявляет максимум ответственности. Ведь что мы знали до сих пор – тысячелетия свар из-за рыбьих голов… Теперь у нас появилась возможность понять первопричину – постичь, ради чего мы живем. Открытие, осознание, освобождение! Дайте же мне один-единственный шанс, позвольте показать вам то, что я нашел…

С таким же успехом Джонатан мог взывать к каменной стене.

– Какие мы тебе братья, отступник?! – был ответ, и, словно по команде, все церемонно обратились к нему хвостами, предварительно поплотнее зажав уши.

* * *

Остаток своих дней Чайка Джонатан Ливингстон провел в одиночестве, однако отнюдь не в Дальних Скалах, ибо он улетел гораздо дальше. И единственным, что несколько угнетало его, было не одиночество, но отказ остальных чаек поверить в славу полета, их ожидавшую. Они отказались открыть глаза и увидеть!

С каждым днем знание, которым обладал Джонатан, росло. Он обнаружил, что благодаря скоростному пике можно добывать редкую и очень вкусную рыбу, ходившую стаями на глубине десяти футов. Теперь он не был больше привязан к таким, казалось бы, жизненно необходимым вещам, как рыболовецкие суда и размокшие корки заплесневелого хлеба.

Он также научился спать на лету, не сбиваясь с курса. Это позволило ему использовать дующий с берега ночной бриз, от заката до восхода преодолевая расстояние в сотню миль.

Тот же принцип внутреннего контроля Джонатан применял и для полетов сквозь густой морской туман, постепенно поднимаясь над которым он достигал сияющего неба… в то самое время, когда все без исключения остальные чайки сидели на земле и уделом их были только дождь и промозглая мгла. А на высотных ветрах Джонатан залетал далеко вглубь материка, где обитали сухопутные насекомые – самое настоящее лакомство.

В одиночестве наслаждался он плодами того, что некогда намеревался подарить всей Стае. Он научился летать и не сожалел о той цене, которую ему пришлось заплатить.

Серая скука, и страх, и злоба – вот причины того, что жизнь столь коротка. Осознав это, Джонатан избавил свои мысли от скуки, страха и злобы, и жил очень долго, и был по-настоящему счастлив.

* * *

Они пришли – вечером – и нашли его. Он парил один в покое столь любимого им неба. Две чайки появились рядом с ним и летели крыло к крылу по обе стороны от него. Чистотой своей подобные свету звезды, они мягко сияли во тьме ночного неба, и добротой было исполнено их сияние. Но изумительнее всего было мастерство их полета – расстояние между кончиками их крыльев и кончиками крыльев Джонатана при любом движении неизменно оставалось равным одному дюйму.