Рассказ про марианну и ее детей

Не знаю я, ты демон или ангел,
Но я пойду с тобою на край света.
Я о тебе мечтаю, Марианна,
Ты в воздухе летаешь легче ветра.

Там, где ты есть, всё сразу изменилось,
Твоя любовь, как будто тонким флёром,
Окутала привычную унылость.
Любовь такую не сыграть актёрам.

Что было раньше, мы уже не помним.
Где Марианна, там любовь без края.
Когда глядишь вокруг ты взглядом томным –
Ты ангел, и я точно это знаю.

Кирилл понимал, что другие молодые люди живут проще, чем живёт он. Но ему уже не казалась трудной его жизнь, казалась просто нормальной. С ним произошли большие перемены, когда он, после учёбы в колледже культуры (бывшем училище культуры) стал играть в местном драмтеатре. Там к нему пришла любовь. Сейчас Кирилл с невестой Марианной, тоже актрисой, планировали свадьбу. Правда, есть один нюанс – Марианна старше Кирилла на девятнадцать лет, даже без полутора месяца. По мнению Кирилла, это незначительно. К сожалению, не все думают так, как он.

Когда Марианне и Кириллу стало понятно, что они будут счастливы только вместе, они стали обдумывать, где совьют семейное гнездо. Кирилл живёт с родителями, Марианна после развода с мужем – втроём с сыном и дочерью. Жених и невеста опасались, что семьи не поймут их. Кирилл пошёл работать на стройку – строил церковь в монастырском поселении. Марианна приезжала к нему в гости. Они обвенчались там же.  Кирилл не мог сказать ничего плохого о своей работе, но и хорошего тоже. Он всё-таки скучал без театра. Но вот церковь достроили, Кирилл вернулся обратно в город. Они с Марианной решились рассказать о своей любви. На работе о ней узнали в основном подруги и друзья Марианны. Надо сказать правду, никто не возмущался поведением влюблённых. Но Марианна и рассказала о любви только тем, кому доверяла. Перед остальными  Марианна и Кирилл умалчивали о своих отношениях. Конечно, любовь не нужно афишировать. Но, с другой стороны, зачем её скрывать? Они втайне опасались грубости и пошлости. Кирилл признался маме и папе, что у него уже давно есть любимая, с которой он работает в театре. Родители разразились воплями, Кириллу было стыдно слушать грязные слова, он никогда не видел родителей такими. Тут было всё: в вашем театре играют старые шлюхи, там всё через постель, на той старухе негде ставить пробу («Мама, мы обвенчались в церкви»), она старше тебя на двадцать лет («Папа, не на двадцать, а на девятнадцать, даже чуть меньше»). Марианна познакомила дочь и сына с Кириллом. Дети, младше Кирилла на восемь лет, возненавидели его. Они любили подкалывать друг друга, но теперь объединились против Кирилла. Когда они собирались вчетвером, – Кирилл, Марианна и её дети – Кирилл старался не подавать признаков жизни, не говорить, не охать, не вздыхать. Близнецы начинали говорить ему пакости, бедная Марианна старалась погасить конфликт, перевести разговор на другую тему. Дети замечали её усилия и продолжали свои подколки назло маме. Кирилл жалел Марианну, которой поведение детей стоило немало слёз. К сыну и дочери Марианны Кирилл теперь должен относиться снисходительно. Между Кириллом и ими разница всего на восемь лет. Но теперь он – любимый человек их мамы, он тоже в ответе за них. Когда-то Кирилл играл в молодёжном театре «Иволга». Там играли ребята старше него на восемь лет (на пять, на три года). В той ситуации отношения были равными, а здесь – иначе. Кирилл пытался договориться  с сыном Марианны – мужчинам легче найти общий язык. Дочка Марианны смотрела на Кирилла, как на мебель.

— Знаешь, что, мы могли бы стать друзьями, — обратился Кирилл к сыну Марианны. – Мы оба любим твою маму, хотя и по-разному…

— Мне не нужен такой друг! Из-за тебя мама развелась с папой!

— Ты не там ищешь виноватого. Твои родители уже давно жили, как чужие люди, они бы развелись и без меня.

— Ты что, думаешь, у тебя всё будет, как у Пугачёвой и Галкина?

— При чём здесь Пугачёва и Галкин? – Кирилл постарался перевести всё в шутку. – Пусть они тоже будут счастливы.

— Короче, мне, реально, тебя жалко. Мама не любит тебя, она любит папу. Она приводит тебя сюда, чтобы он поревновал. А скоро они поженятся снова. Они уже разводились, когда мы учились в начальной школе. Но потом опять сошлись.

— Тебе нравится девочка из вашего юридического колледжа, и ты хочешь быть счастливым с ней. А я хочу быть счастливым с твоей мамой, Андрей!

Тут сын Марианны просто возмутился. Он всего раз намекнул приятелю из колледжа про ту девочку, а Кирилл подслушал разговор, вечно всё вынюхивает.

Между Кириллом и Марианной не возникало споров. Они почему-то всегда соглашались друг с другом. Просто не из-за чего спорить. Да, люди разного возраста похожи не во всём. Например, Марианна не понимает, какой великолепный праздник – Хэллоуин. Её дети в этом солидарны с Кириллом – единственное, в чём они с ним солидарны. Зато в день Девятого Мая Марианна плачет, вспоминая поколение военных лет, а от Кирилла война уже далека. Но ведь это не повод для ссор. Наоборот, можно узнать что-то новое, что знает любимый человек. Кирилл стал сравнивать возраст женатых людей. Есть браки, где один старше другого максимум на десять лет. Такая разница кажется нормальной, это не девятнадцать… Чаще муж бывает старше жены. Это тоже кажется нормой – муж оберегает жену, восхищается её молодостью и красотой. Но когда женщина старше мужчины на девятнадцать лет, ей не простят этого. Люди будут выяснять, чем «старуха» приворожила парня – у неё нет ни молодости, ни красоты. Только бледно-зелёные глаза, кроме которых ничего не надо. «Старуха» Марианна – тонкая, подтянутая, гибкая. Недавно она перестала подстригать волосы. Они начали густо расти и заплетаться. Мало-помалу у Марианны отросла пышная коса. В один из редких случаев Кирилл, Марианна и её дети собрались вчетвером в пиццерии. Кирилл пришёл позже всех. Он увидел издали Марианну с сыном и дочкой. В первый миг было даже непонятно, кто где – три одинаковых стройных существа в джинсах и подростковых кофтах с надписями. Да и вблизи Марианна выглядела молодо, наверное, благодаря длинным волосам.
Кирилл стал возить Марианну на мотоцикле с работы и на работу. Говорил: «Теперь мы на коне». Окончив школу, Кирилл побыл недолго байкером, хотел самовыражения. Сейчас он знает, что нужно выделяться внутренними качествами, а не байкерской символикой. Но любовь к езде на мотоцикле осталась. Когда с Кириллом ехала Марианна, он вёл мотоцикл вдвое медленнее, чем обычно. Марианна немного боялась и такой скорости, но потом говорила, что ей нравится ездить на мотоцикле.

***

Марианна скучала без уехавших подруг. Одной из актрис, Анне, предложили сниматься в фильме. Приятельница Анны, московский режиссёр, снимала фильм. Где главная героиня как две капли волы походила на Анну. Вместе с Анной на съёмки в Москву поехала старшая сестра. Героини постановки тоже были сёстрами, как и в жизни.
В театре появился новый человек – Мария. Она считалась здесь актрисой, хотя все узнали её как писательницу, главным образом по книге «Кафешантан». Ещё раньше Мария была балериной. Здесь с ней разыгралась история, как в сериале. Молодой артист узнал в ней вторую жену своего отца. Брак уже давно распался, но парень обрадовался Марии. Их история вызывала уважение, история Марианны – подозрение. Сейчас Мария играла роли, раньше принадлежащие уехавшим сёстрам. Были и другие роли, подходившие только ей – в комедиях с танцевальными номерами. Марианна с любопытством присматривалась к новой сотруднице. Она нашла способ познакомиться с Марией поближе – угостила её жареными огурцами и салатом из помидоров со сметаной (точнее, из сметаны с помидорами).

— Спасибо, Марианночка, просто гурманские огурцы! Вы добавляли в них какие-то специи? Нет, не отвечайте, я сейчас сама угадаю! Это имбирь! Да, прелесть, спасибо! Вообще, у вас тут очень душевные люди. Я приятно удивлена тем, что здесь никто не складывает в обувь толчёное стекло! Нет, то есть, у нас в балете такого тоже не делали. Меня здесь считают играющей писательницей, а в писательской среде – пишущей актрисой. Вы мне сразу понравились. У вас такая детская доверчивость, вы стараетесь всем сказать что-то хорошее. У меня племянница моложе вас, но я и на вас тоже смотрю, как на дитя. Со мной сейчас живут племянница и её муж, они вернулись из Санкт-Петербурга. Там они налаживали бизнес, но это закончилось неудачей. Они считали друзьями своих партнёров, а партнёры некрасиво поступили с ними. Племянница так расстраивалась, когда вернулась! Я сказала ей первое, что пришло в голову: «Не горюй, скоро вы вернёте всё, что потеряли», просто чтобы утешить. А вскоре они открыли бизнес здесь! Сейчас ребята называют меня их талисманом. Ну, я не считаю себя талисманом. Правда, я мирила их, когда они ссорились. Я хочу поспать днём, они ругаются за стенкой, приходится к ним выходить, успокаивать их. Сейчас, наверное, они уже как-то притёрлись друг к другу. Племянница говорит, что, если бы не я, они с мужем давно бы развелись. Я отвечаю: «Потом не вини меня, что я не дала вам разбежаться».

***

Кирилл и Марианна ходили в поход с друзьями Кирилла, гитаристами. Наверное, не надо было тащить нежную Марианночку в лес. Ей натирал плечи рюкзак, собранные волосы всё время трепались. Одинаковые ряды деревьев наводили тоску на Марианну. Друзья Кирилла искоса глядели на городскую фифу. Когда разжигали костёр, Марианна брезгливо смотрела на продукты – есть их в лесу антисанитарно. Потом пели песни. Обычно тихая и вежливая Марианна в этот раз поссорилась с гитаристами. Она возмутилась тем, как они опошлили творчество Булата Окуджавы. Он – гений, гигант, а молодые люди сделали из него развлекушку. Кирилл даже немного обиделся на Марианну и сказал: «Марианна Ивановна, я не думал, что этот день так закончится». Во время конфликтов Кирилл называет её Марианной Ивановной и на «вы». Но потом они помирились.
Марианна какое-то время была критиком, но сейчас вернулась на сцену. Место критика занял симпатичный мужчина её возраста. Новый критик читал наизусть стихи Серебряного века, которые Кирилл никогда не слышал. Мужчина стал часто оказываться рядом с Марианной. Кирилл наблюдал за ними. Они так гармонично смотрелись вдвоём – состоявшиеся, успешные, привлекательные. Кирилла бесил критик. Кирилл давно мечтал стать настоящим мужем Марианны. Церковное венчание всё же не имеет юридической силы. Сейчас Кирилл виделся с Марианной в основном в театре. Работа забирала всё время. Они общались как сотрудники, а не как влюблённые. К тому же, у Кирилла почему-то щемило сердце, когда он смотрел на маленьких детей в своём дворе. Он чувствовал, что ему уже хочется завести своих. Но хочет ли Марианна того же самого? Она-то уже испытала такое счастье дважды. Кирилл услышал обрывок разговора Марианны с критиком:

— Знаете, Марианночка, после моего развода с женой сын перестал меня уважать.

— Может быть, надо поговорить с ним?

— Я пробовал! Но какой смысл говорить с человеком, который принципиально тебя не слышит? Вот ваш сын всегда вам подчиняется, не скажет слова против.

Кирилл понял, что мужчина имеет в виду его. Марианна не сказала, что мужчина неправильно воспринимает Кирилла, только кивнула в ответ. Может быть, она просто не хотела вызвать дурацкие вопросы: «Что?! Как?! Почему?!» Или стеснялась Кирилла?

Кирилл поругался с Марианной. Он паршиво чувствовал себя после ссоры. Марианна рассказывала про бывшего мужа, как он ревновал её. Бывший муж словно ждал, когда она состарится и не будет никому нравиться. Тогда муж мог бы забрать Марианну себе одному. Неужели Кирилл похож на него? Ведь  Марианна не виновата, что она часто на виду и что все липнут на неё, как на мёд.

***

Праздновали премьеру спектакля. Марианна улыбалась всем, хотя ей было грустно. Кирилл не подходил к ней, сегодня не пошёл на праздник. Но нельзя же портить людям настроение своим недовольством.
Во время танцев к Марианне подошла Мария и вытянула её из-за стола.

— Смотрите на меня! – сказала Мария.

Она двигалась пластично, как на балетной сцене. Глядя на неё, Марианна тоже начала двигаться – сначала принуждённо, потом всё веселее.

— Когда на душе печаль, надо танцевать – это поднимает настроение! – сказала Мария, когда музыка закончилась. – Я заметила, что вы сегодня грустите. Это потому, что ваш муж вас не сопровождает?

— Кто? – удивилась Марианна.

— Я имела в виду Кирилла.

— Да, он сегодня катается на байке.

В юности Марианна любила танцевать больше, чем теперь. Она хорошо училась в школе только по литературе. По другим предметам еле получала тройки, по физике вовсе скатывалась на двойки. Мама усаживала Марианну заниматься физикой: «Я закончила школу с золотой медалью, и ты закончишь так же, если не хочешь работать на заводе!» Марианна едва не засыпала над учебниками. Потом шла в гости к лучшей подруге из класса, якобы делать уроки вместе. Дома у подруги Марианна переодевалась в джинсы, девочки красились помадой, одной на двоих, и шли на танцы. Иногда мама Марианны раскрывала обман. Тогда, возвращаясь домой, Марианна находила перед дверью свою школьную сумку, зубную щётку и ночную рубашку. Уже понимая, в чём дело, Марианна звонила в дверь. Мама кричала из-за двери: «Уходи туда, где ты шлялась! Больше не возвращайся домой!» Марианна брала вещи и шла ночевать к лучшей подруге. Наутро мама приходила за ней: «Где тебя носит, ты совсем отбилась от дома! Простите, пожалуйста, спасибо, что приютили Марианночку… Я не спала всю ночь, думала, что меня увезут на «Скорой» из-за тебя!»

***

Кирилл и Марианна помирились.

— Я постараюсь привыкнуть к вашим походам, — обещала Марианна. – Мы будем вместе сплавляться на банданах.

— Марианночка, как же ты собралась сплавляться на банданах? — рассмеялся Кирилл. – Сплавляются на байдарках, а банданы – это такие прикольные косынки для байкеров, мы можем купить бандану для тебя.
В гости к Марианне приехала из Петербурга родственница Дуся с мужем. Дуся – троюродная сестра  Марианны, но ей и её мужу примерно столько же лет, сколько Кириллу. Кирилл подружился с молодой парой. Дуся и её муж собрались записаться в студию народных танцев, чтобы не тратить зря время отпуска.

— Здорово! – одобрил затею Кирилл. – Я тоже запишусь с вами. Марианночка, давай ходить вместе?

— Спасибо, но я устаю от работы в последнее время, — отказалась Марианна.

— Тогда давай с тобой, а? – предложил Кирилл её дочери.

Девочка согласилась. Кирилл порадовался тому, что им удастся наладить отношения во время занятий.
Через две недели дочка Марианны показала всем фотографии, сделанные с сотового телефона. На фотографиях Кирилл обнимался с Дусей, держа её за руку.

— Мама, твой парень клеится к Дусе! – объявила девочка. – Я сразу заметила, как он прилип к ней! И на танцы напросился ради неё!

— Что за бред? — возмутился Кирилл.

Он танцевал народные танцы с Дусей, дочка Марианны – с Дусиным мужем. Дуся и её муж, более опытные  в танцах, помогали Кириллу и девочке. Снимки были сделаны с репетиций. Дуся и Кирилл танцевали в таких позах, дочке Марианны даже не пришлось обманывать.

Дочка Марианны, войдя в девичий возраст, стала всё больше походить на маму – такая же лёгкая и бледная, с такими же прекрасными длинными волосами. Только в её глазах не искрился свет, как у Марианны. Её глаза застилала злоба.

— Ни фига себе! – возмутился муж Дуси. – Это не по-товарищески!

— Да о чём ты, ничего не было! – Дуся в слезах обернулась к дочке Марианны: — Саша, сию секунду скажи, что ничего не было!

— Андрей, Саша, я не могу поддерживать с вами хорошие отношения! — сказал Кирилл детям Марианны. – То, что вы делаете – стыдно!

— Не нужно повышать голос! – Марианна заступилась за детей.

Кирилл и муж Дуси ушли из квартиры.

— Да уж, ты поставила всех на уши, — недовольно сказал сын Марианны сестре. – Мне тоже не нравится Кирилл, но выживать его таким способом…

***

— Каждая актриса красива по-своему. Одна умеет быть требовательной к себе и другим, ничего не жалеть для достижения цели. Другая заботится о тех, кто рядом, у неё нежное сердце, внимательное к чужой боли. Третья никогда не унывает, заражает людей своей радостью. А я – образец того, как не надо поступать. Я всегда всё делала с точностью до наоборот. Моя жизнь выглядит неправильной во всём. У кого-то есть богатые родители с громким именем. Я выросла в неполной семье, из-за этого было труднее в материальном плане. Иные девочки заканчивали школу с золотой медалью. Я не могла сосредоточиться на уроках, хватала двойки, любила помечтать о сцене. Когда я попала в драмтеатр, я могла бы выгодно выйти замуж за коллегу по работе, и меня бы поняли. Я выбрала человека с завода, потому что мне нужна была любовь, а не достаток. Потом брак распался. Я могла бы найти второго мужа в моей возрастной категории. Но я люблю человека много моложе себя. Такая жизнь, как моя – неправильная, её не должно быть. Но моя жизнь есть. Я есть.

Заиграла музыка. Марианна выключила радио.

— Вот так я выступила на «Культурном Радио», — сказала она.

— Прекрасная запись! — воскликнула Мария. – Я с удовольствием слушала твои слова, и думаю, что они никого не оставят равнодушными! Только, Марианночка, хочу тебе ответить, раз у меня есть уникальная возможность продолжить диалог с выступавшей звездой. Каждая актриса красива в своей жизни. Твоя жизнь – это королевство, которое возводишь ты сама!

Марианна в который раз удивилась способности Марии во всём находить повод для радости. Мария могла быть юной матерью Марианны. Марианна любит впадать в уныние и слушать утешения, это правда. А Мария всегда весёлая, вдохновлённая. Рассказывая о себе, она упоминает и удачи, и неудачи. Но она обо всём говорит с радостной интонацией. Поэтому кажется, что жизнь Марии была безоблачной. Хотя на самом деле ей трудно было найти себя после ранней пенсии. Просто у неё какой-то особенный взгляд, видящий только самое лучшее.
Племянница познакомила Марию с родственниками своего мужа. Один из них, разведённый шесть лет назад, не мог отвести взгляда от активной Марии. Возвращаясь домой, племянница сказала, что на Марию кое-кто запал. Мария ответила, что ей совсем не понравился человек, сидящий в углу стола. «Я ещё не сказала, кто это, — засмеялась племянница, — а ты уже палишься!» Сегодня племянница и её муж пригласили родственников в квартиру Марии. Поэтому Мария собралась в парикмахерскую укладывать по-новому свои кудрявые разлетающиеся волосы – пусть тот мужчина не думает, что ей интересно его внимание.

***

Кирилл и дети Марианны помирились. Они поздравили Марианну с её выступлением по радио и помирили Дусю с мужем. Кирилл переехал жить к Марианне, а вскоре они сыграли свадьбу. Подруги Марианны к тому времени вернулись из Москвы и подарили молодожёнам диск со своим фильмом.

фр. Pierre Carlet de Chamblain de Marivaux. La Vie de Marianne · 1731
Краткое содержание романа
Читается за 9 минут, оригинал — 16 ч

Марианна, удалившись от света, по совету подруги берётся за перо. Правда, она боится, что ум её непригоден для сочинительства, а слог недостаточно хорош, но поверьте, она просто кокетничает.

Трагическое событие, случившееся, когда Марианне было не более двух лет, накладывает отпечаток на всю её жизнь. На почтовую карету нападают грабители и убивают всех её пассажиров, кроме маленького ребёнка, Марианны. Судя по одежде, девочка — дочь молодой знатной четы, но никаких более точных сведений найти не удаётся. Таким образом, происхождение Марианны становится тайной. Ребёнка отдают в дом сельского священника, и его сестра, воспитанная, рассудительная и истинно добродетельная женщина, воспитывает Марианну, как родную дочь. Марианна всей душой привязывается к своим покровителям и считает сестру священника лучшим человеком на свете. Девочка растёт грациозным, милым, послушным ребёнком и обещает стать красавицей. Когда Марианне исполняется пятнадцать лет, обстоятельства вынуждают сестру священника поехать в Париж, и она берет с собой девочку. Но через некоторое время они получают известие о болезни священника, а вскоре та, что заменила бедной девочке мать, умирает. Ее наставления на всю жизнь сохранятся в памяти Марианны, и хотя в дальнейшем она будет часто проявлять неблагоразумие, но её душа навсегда останется исполненной добродетели и честности.

Итак, пятнадцатилетняя девушка, очень хорошенькая, остаётся одна в Париже и на всем белом свете, без дома и без денег. Марианна в отчаянии умоляет монаха, водившего знакомство с покойной, стать её руководителем, и тот решает обратиться к одному почтенному человеку, известному своим благочестием и добрыми делами. Господин Клималь, хорошо сохранившийся мужчина лет пятидесяти — шестидесяти, очень богатый, узнав историю Марианны, готов помочь: отдать девушку в обучение к белошвейке и платить за содержание. Марианна испытывает благодарность, но сердце у неё разрывается на части от стыда, она чувствует невыносимое унижение, будучи объектом «милосердия, которое не соблюдает душевной деликатности». Но, расставшись с монахом, её благодетель становится куда более любезным, и, несмотря на свою неопытность, Марианна чувствует, что за этой любезностью кроется что-то нехорошее. Так и случается. Очень скоро она понимает — де Клималь влюблён в неё. Марианна считает бесчестным поощрять его ухаживания, но принимает подарки, ведь кроме добродетели и порядочности она от природы наделена и кокетством, и желанием нравиться, столь естественными для хорошенькой женщины. Ей ничего не остаётся, как делать вид, что она не подозревает о пылких чувствах престарелого воздыхателя.

Однажды, возвращаясь из церкви, Марианна подвёртывает ногу и попадает в дом знатного молодого человека, того самого, с которым они обменялись в церкви взглядами, так много говорящими сердцу. Она не может признаться Вальвилю ни в своём жалком положении, ни в знакомстве с господином де Клималем, который оказывается родным дядюшкой Вальвиля и притворяется, что не знаком с Марианной, хотя при виде племянника у ног своей подопечной изнывает от ревности. Когда Марианна возвращается домой, к ней приходит де Клималь. Он прямо говорит о своей любви, предостерегает Марианну против увлечения «молодыми вертопрахами» и предлагает ей «небольшой договор на пятьсот ливров ренты». Во время этого объяснения в комнате неожиданно появляется Вальвиль, и теперь уже племянник видит дядю, стоящего на коленях перед все той же Марианной. Что он может о ней думать? Только одно. Когда молодой человек уходит, бросив на ни в чем не повинную девушку презрительный взгляд, она просит де Клималя пойти вместе с ней к племяннику и все ему объяснить, а тот, отбросив маску благопристойности, упрекает её в неблагодарности, говорит, что отныне прекращает свои даяния, и исчезает, боясь скандала. А Марианне, которую оскорблённая гордость и любовь к Вальвилю лишили всякого благоразумия, думает только о том, как заставить Вальвиля пожалеть о разлуке и раскаяться в дурных мыслях. Лишь наутро она осознает всю глубину своего бедственного положения. Она рассказывает обо всех своих горестях настоятельнице монастыря, и при этой беседе присутствует дама, которая проникается к девушке горячей симпатией. Она предлагает настоятельнице принять Марианну в монастырский пансион и собирается платить за её содержание. Марианна в восторженном порыве орошает руку благодетельницы «самыми нежными и сладостными слезами».

Так Марианна обретает новую покровительницу и находит в ней вторую мать. Истинная доброта, естественность, великодушие, отсутствие тщеславия, ясность мысли — вот что составляет характер пятидесятилетней дамы. Она восхищается Марианной и относится к ней, как к родной дочери. Но скоро Марианна, обожающая свою благодетельницу, узнает, что та не кто иная, как мать Вальвиля, который узнал о невиновности Марианны, воспылал ещё более страстной любовью и уже передал ей письмо в монастырь, переодевшись лакеем. Когда госпожа де Миран жалуется, что сын стал пренебрегать богатой и знатной невестой, увлёкшись какой-то случайно встреченной молоденькой девчонкой, Марианна узнает себя в описании авантюристки и без колебаний признается во всем госпоже де Миран, в том числе и в своей любви к её сыну. Госпожа де Миран просит помощи у Марианны, она знает, что Марианна достойна любви, как никто другой, что у неё есть все — «и красота, и добродетель, и ум, и прекрасное сердце», но общество никогда не простит молодому человеку знатного рода женитьбы на девушке неизвестного происхождения, не имеющей ни титула, ни состояния. Марианна ради любви к госпоже де Миран решает отказаться от любви Вальвиля и умоляет его забыть о ней. Но госпожа де Миран (которая слышит этот разговор), потрясённая благородством своей воспитанницы, даёт согласие на брак сына с Марианной. Она готова мужественно противостоять нападкам родни и защищать счастье детей от всего света.

Брат госпожи де Миран, де Клималь, умирает. Перед смертью он, полный раскаяния, признает в присутствии сестры и племянника свою вину перед Марианной и оставляет ей небольшое состояние. Марианна по-прежнему живёт в монастырском пансионе, а госпожа де Миран представляет её как дочь одной из своих подруг, но постепенно слухи о предстоящей свадьбе и сомнительном прошлом невесты расползаются все шире и достигают ушей многочисленной и чванливой родни госпожи де Миран. Марианну похищают и увозят в другой монастырь. Настоятельница объясняет, что это распоряжение свыше, и Марианне предоставляется на выбор: или постричься в монахини, или выйти замуж за другого человека. Тем же вечером Марианну сажают в карету и везут в дом, где она встречается с человеком, которого ей прочат в мужья. Это молочный брат жены министра, ничем не примечательный молодой человек. Потом в кабинете министра происходит настоящее судилище над девушкой, которая не совершила ничего дурного. Единственное её преступление — красота и прекрасные душевные качества, которые привлекли сердце молодого человека из знатного семейства. Министр объявляет Марианне, что не допустит её брака с Вальвилем, и предлагает ей выйти замуж за «славного малого», с которым она только что беседовала в саду. Но Марианна с твёрдостью отчаяния заявляет, что её чувства неизменны, и отказывается выйти замуж. В это мгновение появляются госпожа де Миран и Вальвиль. Полная благородной жертвенности речь Марианны, её внешность, манеры и преданность покровительнице перетягивают чашу весов на её сторону. Все присутствующие, даже родственники госпожи де Миран, восхищаются Марианной, а министр объявляет, что он не собирается больше вмешиваться в это дело, потому что никто не может помешать тому, «чтобы добродетель была любезна сердцу человеческому», и возвращает Марианну её «матушке».

Но несчастья Марианны на этом не кончаются. В монастырь приезжает новая пансионерка, девица благородного происхождения, наполовину англичанка, мадемуазель Вартон. Случается так, что эта чувствительная девушка падает в обморок в присутствии Вальвиля, и этого оказывается достаточным, чтобы ветреный юноша увидел в ней новый идеал. Он перестаёт навещать больную Марианну и тайком видится с мадемуазель Вартон, которая влюбляется в него. Узнав об измене возлюбленного, Марианна приходит в отчаяние, а госпожа де Миран надеется, что ослепление её сына когда-нибудь пройдёт. Марианна понимает, что её возлюбленный не так уж и виноват, просто он принадлежит к тому типу людей, для которых «препятствия имеют неодолимую притягательную силу», а согласие матери на его брак с Марианной все испортило, и «его любовь задремала». Марианна уже известна в свете, многие восхищаются ею, и почти одновременно она получает два предложения — от пятидесятилетнего графа, человека выдающихся достоинств, и от молодого маркиза. Самолюбие, которое Марианна считает основным движителем поступков человека, заставляет её вести себя с Вальвилем так, словно она вовсе не страдает, и она одерживает блистательную победу: Вальвиль снова у её ног. Но Марианна принимает решение больше не встречаться с ним, хотя все ещё любит его.

На этом записки Марианны обрываются. Из отдельных фраз, например когда она упоминает о своих светских успехах или называет себя графиней, можно понять, что в её жизни было ещё немало приключений, о которых нам, увы, не суждено узнать.

Предыдущая

ПересказыКраткое содержание комедии Шекспира «Венецианский купец»

Следующая

Пересказы«Немного солнца в холодной воде» за 8 минут

Предисловие

Говорят, взрослая литература должна быть про оторванную ногу, а детская – про сахарную вату. Но можно совмещать. В Муми-долине живут обсессивный невротик Хемуль и Филифьонка с паническими атаками. В сказках Марселя Эме фермеры пашут на дочках, превратившихся в скот. Герои Гайдара беззащитны, как дети, – потому что у них не было детства.

Марианне Лаптевой 33 года, у нее четверо. Ее герои – дети на краю катастрофы. «Черные гуси» похожи на гайдаровскую «Голубую чашку» – в них столько же тихой любви и скрытой угрозы. Это рассказ-побег, и причина побега спрятана в нем так же, как дети прячут секретики. «Баллада о мальчике по имени Ножниц» – готическая история о маленьком маньяке, больше остросюжетная поэзия в духе Сваровского, чем проза. Но оба эти очень разных текста можно прочитать ласковым голосом, чтобы спалось без кошмаров. Потому что такой и должна быть детская литература.

Евгений Бабушкин

Черные гуси

Мы вышли из вагона, у нас был телескоп в тубусе и рюкзак. Поезд, весь раскрашенный и старый, загремел по рельсам. Мы шли по мокрой утренней траве, я тащила телескоп Соли, а Соля несла котенка. Она подобрала его в какой-то деревне. Тараторила, что спасла. Соля, толстая, шла медленно и немного косолапила. Ее кудряшки висели над ушами, как китайская лапша.

Я не знала, на какой станции мы вышли, искала дорожные знаки, а Соля ныла, что хочет есть.

– Арбуз!

– Потерпи.

– Хочу арбуз!

– Придем в город – поешь.

– Я сейчас хочу!

– Сейчас нету.

– А ты найди!

– Соля!

– Найди! Найди! Найди!

Воет.

– Что ты как маленькая.

– Сама ты маленькая, а я большая.

– Большая, вот и не ной.

Дорога огибала гору и уходила вверх. Гора, обтянутая железной сеткой, тени не давала. С нее сыпались камешки. Мы шли по обочине вдоль обрыва. Внизу холмы, поросшие лесом, торчали как брокколи. На лугах коровы лежали в траве и в цветах и млели.

Соля запела:

– Жили-были две королевы,

Две королевы.

Домик красивый, домик белый,

В домике жили котик и собачка,

В домике жили стульчики и тарелочки

И гуси жили, красивые гуси…

Я ногу натерла!

Соля отстала и плелась позади. Пришлось вернуться за ней.

– Выброси ты кота этого! Может, он вшивый. Чем кормить его будешь?

– Не выброшу! Я тебя выброшу!

Котенок совсем развалился, хвост повис. Наверное, дурел от жары.

– Пить хочешь?

– Я котенку дам.

Черный тубус нагрелся, жег ногу. Дорога стала узкой и изгибалась, как раздавленная змея. Ни людей, ни машин. Мы были одни.

К полудню мы совсем скисли. Одежда поприлипала, губы высохли. Соля выпила всю воду назло мне. Села на корточки, уткнулась носом в котенка и что-то ему гудела.

– Идем, Соль! Ну идем же! А-ну вставай! Нам только до города, а там…

Голова у меня горела, в глазах было мутно, от пота во рту кисло. Воздух вокруг дрожал и стягивался, будто дышишь в горячее одеяло. Не помню уже, как упала, но вдруг оказалось надо мной небо. И только одно зыбкое облачко – мазок белой краски. Потом почудился мне звук мотора, а может, катера. Гул, похожий на волны. И чье-то лицо кирпичное с большим носом. И кто-то вылил на меня воду и тащил куда-то, и вот сидим мы с Солей в огромной кабине фуры, Соля жует пирог.

– Как зовут твоего котенка?

– Котенок.

– А имя?

– Это имя. Котенок. А вас как зовут?

– Нико.

– Вы нас до города довезете?

– А то!

За рулем сидел мужик в майке и потертом комбинезоне. У него был большой блестящий лоб, уходящий в залысину, и нос с жирной родинкой. Белая щетина на подбородке и толстых щеках торчала злодейски. Он курил и все время плевал в окошко. Ничего хорошего, в общем.

– Куда мы едем? – спрашиваю.

А он:

– В город. Вам же в город надо? Тебя как зовут?

Я промолчала.

– Лиза! Лиза!

Я шикнула на Солю, а ему говорю:

– Остановите. Мы сами доберемся.

– Ну уж нет, – отвечает, – сказали до города, так до города. Я вас не брошу.

И Соля, глупая:

– Дядя нам помог! Ты упала, он поднял. Давай мы с ним поедем, пожалуйста!

Ну какая же дурочка! Я скривила лицо, а руки ко рту прижала.

– Ой тошнит! Тошнит! Остановите!

От резкого торможения мы чуть не влетели в лобовушку. Я выскочила, не заметив подножку. Соля за мной. Испугалась. Я встала за куст. Молчи, говорю, бежим! И пока мужик курил, мы перебежали дорогу позади фуры и нырнули в кусты. Неслись вниз через камни, спотыкались, царапались в зарослях. Соля несла котенка за шкирку, он висел безвольно, как плюшевый.

Мы сбежали со склона и оказались в лесу. Елки в нем росли густо, всюду висели ветки зелеными занавесками. Было прохладно и так свежо, что я никак не могла надышаться. Идти по сухим иголкам мягко и весело, Соля взбодрилась и стала петь.

– Жили были две королевы,

Две королевы,

Был у них домик, был у них дворик

И качеля.

Был у них стол,

Был у них чайник,

Была кровать.

И шкаф,

И тарелки,

И лошади были,

И гуси были, красивые гуси,

И собака была…

И тут я остановилась и по лбу себя хлопнула.

– Ах ты, елки зеленые!

– Ты чего?

Соля глаза на меня выпучила, а потом поняла.

– А тубус! А вещи! А телескоп мой! Где?

– У дядьки того в машине остались.

И тут она как завоет. А я что. Покусала губы, идем, говорю, ну его, тот телескоп. Тащить еще.

Пошли мы дальше. Соля хлюпает носом, бурчит про меня гадости. Я молчу. И вдруг слышу что-то за елками.

– Соль, смотри, там ручей!

Он начинался где-то высоко на горе и лихо спускался вниз, ударяясь о камни.

Я стащила горячие кеды и встала на мох. Потом запрыгала по камням к озеру. В нем рыбки носились жирными запятыми, на дне сверкали камешки. Я зашла в воду по колено. Соля полезла за мной. Котенка оставила на пеньке. Я плеснула в Солю водой. Она надулась сначала, но потом бросила в меня клочок мха.

Мы вопили на весь лес как дурные, и все кругом сияло, и солнце, уже совсем не злое, мягко сквозило в ветках.

Потом мы полезли вверх вдоль ручья и нашли старую водяную мельницу. Она стояла полуразрушенная, два этажа и стеночка третьего.

– Замок! Замок!

Соля побежала по каменной лестнице, поросшей мхом. Я оглядела здание. Обычная развалюха, лианы зашторили так, что и стен не видно. А доски внутри совсем прогнили.

– Это же замок спящей красавицы!

Рядом валялось разбитое каменное колесо. Соля улеглась на него, глаза закрыла, руки пухлые на груди сложила, как мертвая.

– Я похожа на спящую красавицу?

– Нам нужно в город.

– Пожалуйста! Я хочу замок! Замок!

– Нам нужно в город. Хватит ныть.

Мы спустились к ручью, Соля бросилась за котенком, но не было его там. Стала бегать, звать, по кустам шарить, нет и все.

Она затопала, забила кулаками.

– Это все из-за тебя! Не хочу я в твой дурацкий город! Не пойду! Я тут останусь.

– Нет, Соля.

– Ты дура, дура! Ша-шавала!

– Кто?

– Шалава!

– Ты где это услышала?

Она перескочила ручей и поскакала по валунам. Я схватила камень и со всей силы швырнула ей в спину. Промазала.

– Сама ты дура! Глупая жирдяйка!

Обидно было, и я почти разревелась.

Когда мы выбрались из леса, уже темнело. Широкая тропа вела к огонькам какой-то деревни. Соля показала на гору на горизонте. Туча налезла на белые пики и застряла, проткнутая. Перед пиками из зеленой долины валил дым, а к верху тянулась тонкая оранжевая полоса.

– И там теперь тоже.

– Будет дождь, потушит.

Я отвернулась.

– Идем.

Соля шла сзади, как будто сама. Злилась.

По дороге нам попалась старушка. У нее были очень черные брови, а волосы седые совсем.

– Что с вами, деточки! Вам помощь нужна? – спросила.

А я ответила:

– Нет.

– Нужна! – Соля подбежала к старушке и стала ей что-то шептать.

Старушка покачала головой, взяла Солю на руки и махнула мне. Я поплелась за ними. Мы прошли всю деревню насквозь, но старушка вела нас дальше по темной дороге. Мы шли, пока не поднялись на холм. Там, за бурым забором, прятался старый каменный дом. Левая его часть разрушена, ставни закрыты наглухо. Вокруг никого.

– Вы, деточки, у меня переночуете, а завтра разберемся.

– Нам в город надо.

– И в город вас провожу.

Соля положила голову на ее плечо, руку свесила. А я шла, и глаза закрывались сами, очень хотелось спать.

В доме все было старым, и мне там не нравилось. Пахло копченым мясом и сыростью, облезлая лампа на тумбе светила тускло. В углу была печь. Я такие видела только в книжках со сказками.

– Уж сколько мы его строили, строили с братом, а он все горел и горел – старушка жаловалась.

Соля закрыла глаза, замахала руками и давай выть. А я смотрю на нее и пошевелиться не могу даже. И не думаю ничего. Старушка всполошилась и стала ее успокаивать. На руки подняла и качает-качает. Усадила ее в скрипучее деревянное кресло, накрытое попоной, и полезла в ящики. Соля затихла. Старушка шуршала долго и вытащила наконец коробку печенья.

– Кушайте, дети.

Соля полезла уже в коробку, а я, хоть и есть хотела, но руку ее одернула.

– Не ешь!

Соля всхлипнула.

– Я спать хочу!

– Вы ложитесь, ложитесь, дети!

Старушка взбила подушку, откинула покрывало.

– А горшок у вас есть? Ей горшок нужен на ночь.

И только старушка за дверь, я Солю посадила на спину, ноги обхватила и бежать. Куда бежала, не знаю. Темень. Ни звезд, ни луны не видно. И страшней было от того, что где-то совсем рядом в кустах выли лисицы, и угрюмо скрипел лес, а ветер гудел и шатал елки «гуууууу гууууууу».

За спиной Соля заерзала.

– Опять убегаем?

– Опять.

– Когда уже мы придем? Долго еще бежать?

– В город нам надо. В город придем, и все будет хорошо.

– Я уже не могу ждать. Долго еще?

На пустыре каком-то я спустила ее на землю и легла рядом. А Соля подскочила и кричит:

– Автобус! Автобус!

И правда, недалеко от нас стоял автобус. Без колес, покосившийся, весь побитый и ржавый. Вход заслоняла доска. Соля обежала его по кругу и вздохнула.

– Сломанный. Не уедем.

Села на камень, руки сложила подзорной трубой и стала смотреть на небо.

– Вон большая медведица. А вон пьяная звезда.

– Полярная.

Я опустилась с ней рядом, и вдруг очень мне захотелось ее обнять.

– А знаешь, что там, на небе, живет великан? А лицо у него синее и все в блестках.

– Ух тыыы!

– Ходит он по Луне, по звездам и подметает метлой.

– Что подметает?

– Метеориты. Чтобы на землю не падали.

– А что, если упадет?

– Все разрушит.

– И пожар сделает?

– Ага.

Где-то очень-очень далеко светится большой город. Но отсюда его не видно. И как нам до него добраться?

Вдруг в автобусе кто-то зашевелился. Доска отодвинулась, и вышел из темноты человек. А в руке у него был мешок. Он подошел к нам. Голос у него был хриплый, как из трубы. Он сказал:

– Спать не могу. Дымом воняет.

– А вы, – говорю, – ртом дышите.

– Кашлять буду.

– А вы воды попейте.

– Это кто ж тут такие умные?

– Я Лиза. А это Соля.

– Добро пожаловать, Лиза и Соля. Рад гостям.

– Гости к тому идут, у кого есть дом.

– А у меня есть дом.

– Автобус?

– Сегодня автобус. Я где живу, там и дом. А ваш дом где?

– Наш дом будет в городе. Мы в город идем.

– И долго идете?

– Долго.

– Сто лет! – Соля сказала.

– Не мало.

И Соля стала жаловаться.

– Вот был у нас телескоп. Мы его потеряли. И рюкзачок мой тоже. И котенок у нас был и сбежал. И больше у нас ничего нету.

– А у меня всегда ничего нету. А когда нету, то и не жалко. Вот и вы теперь как я. И пошел в свой автобус.

А я подумала, что неправду он нам сказал. И мы не как он. Потому что у меня Соля есть. А у Соли я. А значит, и город найдется. И тогда я сказала Соле:

– Пойдем.

– В город?

– Пойдем назад, к той бабушке. Вернемся в деревню.

Я подсадила Солю на спину, и мы пошли. И была еще ночь с тусклой луной, и извилистая щебенка вела вниз и вниз, а потом вверх, и плечи болели мои, и ноги. А Соля пела:

– Жили были две королевы,

Две королевы.

И был у них дом,

И был у них дворик,

И качеля.

И были гуси,

И лошадь,

И собака.

И были у них мама и папа,

А в лесу был пожар

Большой страшный.

И дом сгорел,

Черным стал,

И качель сгорела,

И дворик,

И гуси стали черные,

И лошадь умерла.

Страшные черные гуси

Горят, горят гуси

Горят, горят…

Баллада о мальчике по имени Ножниц

1

На собрании Вале сказали: с вашим сыном что-то не то. Валя разводит руками.

Учится он нормально, не отличник, конечно, ну подумаешь, пара двоек. Не грех. Зато старается. Ну, с царапинами часто приходит, говорит – защищается.

Классная Татьяна Ивановна бормочет, перебирая пальцами носовой платок:

– Вы останьтесь после собрания, подойдет наш школьный психолог…

Валя краснеет, опять она как дура при всех. Слова непонятные, полудиагнозы, буквы какие-то, сэ, дэ, вэ… Опять ему что-то назначат. Песок, рисунки, игры с палочками. А эти все оборачиваются и глазеют. Они как один многоглазый паук. У Вали давление скачет.

Извините, говорит Валя, мы в данный момент не можем себе это позволить. Говорит, что понаблюдает. Говорит, будет мониторить и если что – позвонит.

Дома у Вали портрет дедушки в красной раме. Ковер, торшер, стаканы в серванте, чашки, сложенные улитками, занавески с цветами.

Валя встает в шесть, выпивает стакан воды, собирает волосы шпильками. Будит сына, красит только брови и губы. Глаза всегда красные – последствие страшной простуды.

Днем лепит пельмени на клетчатой скатерти. Вечером моет офисы. Но лучше уж взаперти, чем на паперти.

Когда-то у Вали был муж Дима. Он не был бедным, не был больным или некрасивым, но было в нем что-то такое, за что хотелось жалеть. Валя жалела Диму целых пять лет, за что получила сына, а Диму стала жалеть коллега Екатерина. А потом Аня. Потом Вика. А потом кто-то еще.

Нужно жить дальше, нужно идти вперед – так говорит ведущая одной передачи. У Вали профиль завоевателя. Она ходит прямо, будто над ней знамя, ложку держит как булаву и почти совсем не плачет.

Сын родился хилым, но вполне здоровым, доктор сказал: будет жить. Он и стал. И даже дорос до шестого класса. Нормальный в целом, молчаливый, немного хмурый. Все они сейчас такие, говорит ведущая передачи. В классе на него не жалуются, ну, может, раз, когда порвал тетрадку соседа. И еще раз, когда написал в туалете что-то там неприличное. Обычное дело, думает Валя, с кем не бывает. Но есть одна баночка, спрятанная на книжной полке за «Гарри Поттером». Маленькая, черная, с надписью «Шпроты». Она все еще пахнет маслом, но уже отдает кровью. Раз в неделю липкие пальцы открывают зубастую крышку. А под ней таятся особенные предметы. Вырванные, вырезанные, выскобленные ногтями, высохшие, с вывернутыми краями. Он держит их там, свои маленькие игрушки. Пересчитывает, облизывая губу.

2

Во дворе его зовут Ножниц. Он носит швейные ножницы на груди, продетые шнурком через кольца.

У него волосы цвета земли, глаза металлические.

Он никогда не говорит первым, думают – слишком стеснительный. Он не смотрит в глаза, а чуть в сторону, на кончик уха. Когда ходит – покачивает рукой. Старухи на лавочке шепчутся: «Это он в мать такой».

У всех хороших детей есть хобби, и у него есть. Он сам придумал его и назвал «вырезать дырочки». – «Если мне что понравится, я вырезаю дырочку, – говорит. – Вот, допустим, бутылка от пепси. Я дырявлю ее и режу по кругу, выходит кружок. Это и есть моя дырочка, на память».

– И сколько у тебя таких дырочек? – спрашивает сосед Миша.

– Семьдесят три.

– Гонишь!

– От первого одеяла, от мягкого серого зайца, от тапка старого, от футболки, от тетради по географии, от стула срезать не смог, пришлось шкрябать ножом. Валя ругалась.

– Кто это Валя?

– Валя – это моя мать.

– Навешала люлей?

– Неа. Она у меня понимающая. Говорит, это нормально – быть не таким, как все.

– Ништяк!

3

– Это нормально, быть не таким, как все, – говорит Валя. Темная комната. Включен телевизор. Два голубых лица мерцают, как подводные фонари.

– Они считают, что я странный. Не берут в команду, на физре всегда один хожу.

– Ты индивидуальность. Им тебя не понять.

– Дружить не хотят.

– Ты и так самодостаточный.

– Смеются.

– Будь выше этого. Там в передаче один мальчик… ты куда?

– К Мише.

Он ходит к Мише каждый день, и там они три часа рубятся в игрушку. Миша нормальный кореш. Миша почти что брат. Миша знает дядин пароль от порнхаб. У Миши два хомяка и такса. Она не любит чужих и погрызла спинку кровати.

А еще у Миши тоже нет бати.

4

Родители говорят, опасно ходить ночью по спальным районам. Оборачивайся, когда стоишь у двери подъезда. Не держи телефон в руке, не спускай с поводка собаку. Не смотри в чужие окна на темные силуэты. И на тени, что висят на стенах, как поломанные скелеты. Не слушай хруст и шорохи в заплесневелых подвалах. Храп и гнойный кашель спящих под теплотрассой. Их голые ноги – синие куски мяса. Из-под опухших век ползет тараканье тельце. Не ходите ночью по спальным районам, дети.

Валя возвращается поздно, в офисе корпоратив. Валя очень устала и хочет скорее дойти. Она срезает путь, в первый раз идет через поле. Страшно, включила на телефоне фонарь.

Он выходит из дома в одиннадцать, крадется, чтоб никому не попасться. Ему нужно унять эту дрожь, нужно выгуляться, нужно вылиться, продышаться.

Он плывет по улице без лица. Руки зябнут, от ветра в глазах капли. Он никогда не думал, зачем это делает. Просто хочет куда-то деться.

Ножницы стучат по груди между ударами сердца.

Почему-то чужая боль доставляет ему радость. Если долго держать котячье горло, под ладонью щекочется. Собак удобнее одеялом. Мелких, только родившихся, самый кайф. Ноги птенцов тоже довольно приятно хрустят. Для дырочек хорошо подошли уши – удобно резать.

Он шагает через пустырь и не знает, что Валя решила срезать.

Как всегда спокойный, доходит до кучки сгоревшего мусора и сворачивает вправо. Собака залаяла, кто-то сзади позвал его по имени. Это Миша гуляет со своей таксой.

– Ты чего тут делаешь?

– Да так, ничего.

И пока они разговаривают, таксу сводят с ума инстинкты.

Она роется в мусоре рядом с его ботинком.

И злобно рычит.

– Уйми уже свою тварь.

– Ты чего?

– А чего она от меня хочет?

– Унюхала что-то, она ж у меня ищейка!

Такса лает и скалится, будто хочет напасть. И таксе ботинком летит в пасть.

– Ты озверел? Совсем, что ли? Больной! – орет Миша. А он и хотел извиниться, ну психанул, подумаешь.

– Сорян, чувак. Больше не повторится.

– Нихерась! Она нашла дохлого воробья. А где крылья-то? Смотри, ему кто-то отрезал крылья! А это че такое? Охереть чувак! Да тут целое кладбище! Погоди, а ты что тут делал?

И нужно было решаться. Миша хороший друг, не будет бояться. Он вынимает ножницы и все рассказывает.

Звезды молчат холодно и сердито.

И Миша молчит.

У Миши от ужаса рот открыт.

– Я не хотел, честно!

Миша пятится и бежит, спотыкается.

«Ну и пусть катится. Тоже мне Айболит. А если он кому-нибудь проболтается?»

– Стой, Миша! Я пошутил, это не я!

– Я лучше домой!

И тянет за собой таксу. Шнурки болтаются, ноги запутываются в поводке, изо рта пар.

Он догоняет, зовет сипло, лезвиями по рукаву цвирк, вцепляется пальцами, летят пуговицы, и ножницы прорезают куртку, кофту, кожу, поводок – петля, Миша падает на бок, такса скулит. И больше ни звука.

5

Когда Валя услышала голос сына, подумала, что ей показалось. Конечно, он давно дома. Третий сон видит. Это все от усталости – обозналась.

Миша лежит. Его лицо цвета мокрой бумаги. Ножниц вытирает ножницы о труп длинной собаки. В карман кладет трофей для черного шпротного круга. Это новая дырочка. Дырочка от лучшего друга.

Валин фонарь высвечивает затылок сына. Он сидит на земле, голова метрономно качается. Ветер раздувает куртку трубой. Он возится с чем-то там, в темноте, бормочет, дрожит. Хватается за голову и бьет себя кулаками. Над полем вихрями поднимается мусор. Вздуваются и плавно оседают пакеты, как большие медузы. Валя медленно обходит сына. Он ревет, весь в земле и пыли, и ножницами кромсает пальцы. Рядом какой-то мальчик глазами к небу. Мальчик не хочет вставать.

6

В душном автобусе пахнет курицей, потом и чесноком. Валя тихонько дремлет, у Вали душа комком. У нее в груди дыра, пустота. Черная гниль.

Если бы дед дожил, разве б ее простил? Она сама во всем виновата. Не она ли твердила себе, что это нормально – быть не таким, как все?

Он сидит рядом, играет в телефоне. Как будто ничего не было, как будто они едут со школы. Как будто вчера не терли щетками ногти, не жгли одежду. Как будто он не вынул из-за детских книг ту свою банку. Как будто не засыпали землей лицо, похожее на бумагу. Как будто она не купила ночью наспех билеты. Как будто не выкурила в первый раз сигарету.

Щека на сыром окне оставляет след. Следующая остановка вокзал. Идет снег. ≠

– Итак, – начала она насмешливо, – это Бог вас послал? Браво, милейший, апломба вам не занимать! Парри, позовите же наконец людей и вышвырните этого посланца Всевышнего… и бастарда, которого он прячет под плащом!

Она ожидала, что незнакомец смутится, но этого не произошло. Не тронувшись с места, маленький человек удовольствовался тем, что покачал головой, не спуская проницательного взгляда с разгневанной старой девы.

– Выгоните меня, если вам угодно, миледи, – сказал он, доставая из складок плаща спящего ребенка, – но все же примите то, что вам посылает Бог. Ибо, ссылаясь на Него, я имел в виду не себя, а только ее…

– Меня не интересует, кому вы покровительствуете. Мне достаточно и своих бедняков.

– …Ее, – продолжал не смущаясь незнакомец, причем в его голосе появились торжественные нотки, – которая носит имя Марианны Елизаветы д’Ассельна… и является вашей племянницей!

Эллис Селтон показалось, что гром небесный обрушился на ее голову. Трость, на которую она опиралась, выскользнула из рук и с треском упала на паркет. Продолжая говорить, маленький человек сбросил укрывавший его промокший от дождя плащ и подошел к камину. Отблески огня озарили личико младенца, крепко спящего в складках жалкого покрывала.

Эллис открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но не смогла произнести ни звука. Ее смятенный взгляд пробежал от спящего ребенка к лицу незнакомца и остановился наконец на Парри, который почтительно протягивал ей трость. Она схватилась за нее, как за якорь спасения, сжав в руке с такой силой, что суставы побелели.

– Оставьте нас, Парри! – пробормотала она неожиданно низким и хриплым голосом.

Когда дверь за мажордомом закрылась, леди Селтон спросила:

– Кто вы такой?

– Я кузен маркиза д’Ассельна… и также крестный отец Марианны. Меня зовут Готье де Шазей, аббат Готье де Шазей, – уточнил он, не делая на этом особого акцента.

– В таком случае простите мне подобный прием, я ведь не могла догадаться… Но, – добавила она живо, – вы сказали, что это дитя – моя племянница…

– Марианна – дочь вашей сестры Анны Селтон и маркиза Пьера д’Ассельна, ее супруга. И если, миледи, я пришел просить у вас помощи и покровительства для нее, то это потому, что во всем мире ее могут приласкать отныне только вы… и я.

Медленно, не спуская глаз с аббата, Эллис пятилась назад, пока ее дрожащая рука не наткнулась на подлокотник кресла, в которое она тяжело упала.

– Что произошло? Где моя сестра… мой зять? Раз вы принесли мне их дитя, значит…

Она не посмела докончить фразу, но тревога, сквозившая в ее голосе, дала понять аббату, что она уже догадалась. Его серые глаза наполнились слезами и с бесконечным состраданием обратились к старой деве. В своем светлом шелковом платье и нелепом белом чепчике с зелеными лентами, укрывавшими ее пылавшую пламенем скудную прическу, она оставляла одновременно и странное и внушительное впечатление. Чисто инстинктивно она спрятала под кресло больную ногу. Падение с лошади, случившееся пять лет назад, сделало ее хромой без всякой надежды на излечение. Аббат достаточно разбирался в человеческих душах, чтобы понять ее скорбь и надменное одиночество. Он был глубоко огорчен тем, что вынужден был усугублять ее страдания.

– Простите меня за то, – прошептал он, – что я стал для вас вестником несчастья. Вот уже месяц – вы, без сомнения, знаете об этом, – как королева Мария-Антуанетта взошла на эшафот, уже обагренный кровью ее царственного супруга, несмотря на усилия группы верных, пытавшихся избавить ее от этой участи. Они потерпели неудачу… Два дня спустя некоторые из них заплатили жизнью за свою верность правому делу. Маркиз д’Ассельна был в их числе…

– А моя сестра?

– Она решила разделить судьбу супруга и позволила арестовать себя вместе с ним. Жизнь без Пьера не имела для нее никакого смысла. Вы знаете, какая глубокая, страстная любовь их соединяла. Они пошли на эшафот рука об руку, улыбаясь, как они шли под венец в Версальской часовне.

Рыдание прервало его речь. Крупные слезы катились по лицу Эллис, даже не пытавшейся их скрыть. Они казались ей такими естественными. Уже давно, не отдавая себе в этом отчета, она предчувствовала, что их придется пролить. С того самого дня, когда Анна, ее очаровательная младшая сестра, до того влюбилась в красивого французского дипломата, что ради него отказалась от своей родины, религии, от всего, что было ей дорого до появления Пьера д’Ассельна. Анна должна была быть герцогиней на родине, но предпочла стать маркизой во Франции, разрывая этим сердце старшей сестры, старше ее на пятнадцать лет, которая заботилась о ней после смерти их матери. И с тех пор Эллис не оставляло ощущение, что ее малютку Анну ожидает трагическая судьба, хотя она не могла понять, что породило это предчувствие. То, что сообщил ей аббат де Шазей, явилось воплощением наяву ее кошмаров.

ISBN 978-5-4485-0281-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Странное ощущение: не понимать, что происходит. Не то легкое недоумение, которое проходит через некоторое время, стоит лишь немного подумать или что-то узнать, а совершенная беспомощность чувств и разума, когда невозможно опереться ни на прошлый опыт, ни на сведения, прочтенные в книгах или услышанные из уст учителей. Впрочем, кое-что Эльга, всё-таки, понимала. Например, если вспомнить легенды, рассказываемые простолюдинами, можно догадаться, что чудище, на котором она сейчас распласталась, называется «дракон». Еще она соображала, что летит на этом драконе высоко над землей, а облака так близко, что кажется, до них можно дотянуться рукой. Но проверить последнее не представлялось возможным: Эльга боялась шевелить руками. При взлете она вцепилась пальцами в кожаный ремень, обвивавший могучую шею зверя вроде ошейника, и с тех пор не разжимала. Сначала ее охватил безумный страх: сердце сжалось и как будто остановилось, все члены окаменели, и она закрыла глаза, хотя бы так пытаясь спрятаться от происходящего и согнать с себя нахлынувшую жуть. Но уже через пару минут она решила: во-первых, это не сон, а во-вторых, глаза лучше открыть, ибо – и безопаснее, и больше шансов разобраться в случившемся. У Эльги мелькнула мысль, не сходит ли она с ума? Но она не представляла, как это проверить. В своей жизни она встречала лишь двух сумасшедших. Первый из них был сын одной из служанок. Юноша был толст, глуп, как младенец, плохо говорил и кидался камнями в мальчишек, когда те его дразнили. Вторая – юродивая старушка, жившая у крепостной стены в лачуге: была всегда грязна и бормотала бессвязные речи. Всё это как-то не вязалось с тем, что происходило с Эльгой. «В любом случае, – попыталась рассуждать девушка. – Я воспринимаю всё, как реальность. Стало быть, мне и действовать нужно сообразно». Но что значит в данном случае «действовать сообразно»? Пока «действовал» только дракон – его огромные перепончатые крылья плавно и ритмично качались, и иногда он слегка встряхивал шеей. А Эльга просто полусидела-полулежала в застывшей позе у него на спине, и всё её тело занемело от напряжения. «Надо собраться с мыслями», – подумала невольная путешественница, выдохнула и слегка пошевелила затекшими ногами. Ей стало полегче, и она подтянулась на руках ближе к драконьей шее, принимая более гордое сидячее положение. Как она оказалась на этом звере? Эльга прекрасно помнила сегодняшнее утро. Позавтракав, она отправилась на прогулку на своем любимом коне, ускакав за пределы крепости, на самую окраину замкового парка. Там девушка спешилась и пошла бродить по прогалинам. Это были замечательные часы уединения. Туда она сбегала всегда, когда ей надоедало слышать ворчание отца и увещевания постоянно обо всём беспокоившейся матери, терпеть занудство учителей, видеть суету прислуги и всяким иным образом участвовать в шумной жизни крепости. Было очень приятно бродить в тишине, ступать на только-только освободившуюся от снега, мягкую от влаги землю и замечать кое-где пробивающиеся сквозь нее первые цветы. Солнце то ярко освещало опушку и раскинувшиеся дальше поля, то скрывалось за наплывающими облаками, и тогда Эльгу обдавало еще по-зимнему холодным ветром. Почувствовав, что начинает замерзать, девушка вернулась к оставленному ранее коню, вскочила на него… и неожиданно почувствовала, как тот взмыл в воздух, оказавшись чем-то другим…

Сейчас чудище уносило ее куда-то, и Эльга даже не заметила, когда и как скрылись с глаз замковая крепость, примкнувший к ней город и рассыпанные по холмам деревушки. Сейчас в ее поле зрения далеко внизу раскинулся густой хвойный лес, далеко впереди – голубые очертания гор, а прямо перед собой – безобразная голова серо-зеленого змея с рогатыми выпуклостями и острыми оттопыренными ушами. Теперь Эльгу затрясло внутренней дрожью, ее сердце бешено заколотилось, а пальцы судорожно еще крепче сжались, так, что она почувствовала в них острую боль. Это ощущение немного отрезвило ее от ужаса, снова, словно туманом, грозившего накрыть сознание. Девушка попыталась вспомнить всё слышанное когда-либо о драконах. Учителя отрицали их существование. «Ну да», – усмехнулась про себя Эльга, глядя, как крылатый ящер вновь слегка тряхнул своей шеей, как будто она у него затекла. Простые люди рассказывали о них сказки, как о существах, живших на земле очень-очень давно. Няня, например, рассказывала, что последнего дракона убил еще четырежды прадедушка Эльги. «По всей видимости, не последнего», – решила девушка. Что еще говорилось в легендах? Зачем дракону может потребоваться девушка? Тут были варианты: сожрать или жениться. Эльга нервно засмеялась. «Интересно, как эта туша, в которой поместиться штук тридцать таких, как я, сможет на мне жениться? – думала она, пытаясь представить себе это событие, что заставило ее захохотать. – Значит, сожрёт». От последней мысли приступ веселья прошел так же резко, как начался. «Может, лучше тогда разжать пальцы и…? Хотя бы смогу ощутить на последок чувство полета… Какая глупость! – рассердилась на себя Эльга. – Разве я уже не лечу? Чувства полета уже, по-моему, больше, чем достаточно… Кстати, да: это же так романтично… Должно быть романтично. Может, уже расслабиться немного и наслаждаться моментом? Даже если и сожрет потом… Возможно, это даже не больно – проглотил и нету…» Но, всё же, девушку передернуло от омерзения. Тем не менее, упасть она не решилась – то была верная смерть, а что ждет ее в ином случае, она не знала, и предпочла положиться на судьбу. Был еще шанс, что дракон, например, чем жевать ее – такую худенькую – потребует, выкуп в виде стада коров или еще что-нибудь… Герцог, ее отец, богат, и отдаст многое, если не всё, за родную дочь. «Будь, что будет».

Дракон стал снижаться только тогда, когда Эльга уже почти ничего не чувствовала, так она замерзла и устала. Был уже рассвет следующего дня, резкие потоки мартовского холодного воздуха насквозь продували тонкую шубку и шерстяное платье девушки, и уже через полузабытье она почувствовала, как сначала стих ветер, потом чьи-то руки (руки ли?) разжали ее скрюченные пальцы и растерли ладошки, и чей-то голос (а может быть, просто почудилось?) сказал: «Она совсем замерзла, отнесите ее к огню». А после – как будто множество маленьких крыл запорхали вокруг нее (птицы? Большие бабочки? Какие же в марте бабочки? Неужели драконята?!), создавая легкое шубуршание, всколыхнули воздух. Что-то легко подхватило ее так, что она почувствовала себя облаком, и понесло куда-то. Туда, где было тепло, и где Эльга лишилась чувств.

***

Очнулась она, лежа под высоким побеленным потолком на мягкой, пахнущей душистыми травами перине рядом с камином, в котором весело полыхало жаркое пламя. Эльга огляделась вокруг, всё выглядело вполне по-человечески, даже роскошно – как в богатом замке. Узорчатый чистый пол, резная тяжелая мебель, стены, драпированные тканью, подсвечники с потушенными свечами. В высокие застекленные окна в стене, противоположной камину, пробивался узкими яркими полосками солнечный свет. Двустворчатые широкие двери в стенах слева и справа были прикрыты. «Неужели тут живет дракон? – размышляла Эльга. – Не похоже… А может быть, это был вовсе не дракон? Если конь так легко превратился в дракона, то и дракон может легко превратиться в… кого-нибудь». У Эльги побежали мурашки по коже, она совсем растерялась. Девушка жутко боялась колдунов. В отличие от драконов, про людей, способных навести порчу, заворожить и причинить всякие другие неприятности, она была наслышана. Эльга повнимательнее осмотрела окружающие ее вещи. Несмотря на богатое убранство, зала, в которой находилась девушка, выглядела немного странно: про себя Эльга обозначила это, как «диковато». Мебель была нормальных размеров, но ее было немного. Не было ни картин, ни гобеленов, обычно украшавших стены в богатых домах. На деревянных креслах и мехах на полу лежали подушки, но они не были расшиты разноцветными нитками. Да и перины прямо на пол в родительском замке не стелили…

– Не бойся, ни я, ни мои слуги не сделают тебе ничего плохого, – словно ответ на ее немой вопрос, прозвучал из-за спины Эльги женский голос.

Девушка резко обернулась. У одного из выходов в проеме полуоткрытой двери стояла дама в добротной, но скромной одежде. Ее волосы были седы, лицо покрывали морщины, и, тем не менее, она была стройной, высокой и статной. Блестящие черные глаза ее смотрели прямо на Эльгу, и девушка поняла, что, несмотря на старость, у женщины сохранились острое зрение и разум.

– А зачем тогда я здесь? – спросила Эльга, удивившись собственной смелости и оттого смутившись.

– Ты должна мне что-то сказать, – загадочно ответила старуха, по-прежнему твердо глядя на свою гостью.

– Я?! – удивилась еще больше девушка, а потом, вскрикнув, радостно запричитала, почувствовав надежду быстро вернуться домой:

– Здесь какая-то ошибка! Я не знаю, что Вам сказать!.. То есть я, вообще, ничего не должна Вам говорить!.. Точнее, я даже представления не имею, о чем я Вам должна сказать, и о чем Вы говорите!!!

Эльга так волновалась, что запуталась в собственных словах, не зная, как лучше выразить то, что женщина приняла ее за кого-то другого.

– Вы понимаете?! – отчаявшись, спросила она в конце своей тирады.

– Да, – сказала старая дама. – И я не знаю, что ты должна мне сказать. В этом всё и дело. Я не знаю что-то, что знаешь ты. Это ты и должна мне поведать.

Девушка решила, что поспешила с выводами на счет ясного сознания старухи. Впрочем, в нынешних обстоятельствах она не была уверена и в своем.

– Но… Как же так?!.. Добрая госпожа! Уважаемая госпожа! —Эльга кинулась вслед за собравшейся уйти, повернувшейся к ней спиной, женщиной.

– Простите, я не знаю, как Вас называть, – сказала она, догнав хозяйку в зале, смежной той, из которой они только что вышли.

– Марианна, – ответила дама, и скорее констатировала, нежели спросила. – Ты голодна?

– Да, – подтвердила девушка, внезапно поняв, что так и есть. – Но…

– Тогда приглашаю тебя разделить со мной трапезу, – перебила ее старушка. – И, пожалуйста, не создавай столько шума…

Пожилая женщина даже слегка поморщилась, когда просила, и Эльга осеклась. Девушка покорно замолчала и охватила взглядом пространство, где они находились. Зала была похожа на прежнюю, но посередине стоял полностью сервированный и накрытый к ужину стол, а рядом с ним большое кресло и стул. На серебряных тарелках лежали фрукты, ягоды, орехи, жареное мясо, стояли кувшины с вином и водой. Марианна прошла к столу и села в кресло, жестом указав Эльге на стул. Девушка покорно села. Легкая дрожь била ее изнутри, и как она не старалась спрятать свой испуг, когда Эльга взяла в ладонь вилку, рука ее дрожала.

– А-а-а-а! – подпрыгнув, завизжала она, вдруг заметив рядом с собой существо в половину своего роста, появившееся столь внезапно, словно выросло из-под земли.

Услышав крик, Марианна с недовольной миной отшатнулась от стола, но уже через мгновение спокойно объяснила:

– Это гном. Его зовут Падж. Он служит мне сегодня. Не бойся его. Никого не бойся – я уже говорила.

– Простите, это от неожиданности, – промямлила Эльга, пытаясь успокоиться, что никак не удавалось. Она со страхом косилась на коренастого морщинистого мужичка с густой окладистой бородой, стараясь рассмотреть получше, но при этом так, чтобы случайно не вызвать в нем обиду. Тот же невозмутимо и ловко разрезал своими короткими ручками мясо и разложил его по тарелкам, потом принялся разливать вино.

– Мне, пожалуйста, пополам с водой, – попросила Эльга. Она подумала, что в ее обстоятельствах захмелеть было бы неразумно – реальность и так слишком напоминала дурной сон. Гном молча выполнил ее просьбу.

Марианна принялась есть, и Эльга последовала ее примеру. Еда была вкусной, хотя и показалась девушке простоватой. Эльга, как дочь могущественного герцога, была избалована кулинарными изысками замкового повара. Тем не менее, она была слишком голодна, а потому ела с аппетитом. Увлекшись содержимым тарелок, девушка не заметила, как исчез Падж. Наевшись, она с недоумением огляделась вокруг, но гнома не обнаружила. Марианна, давно уже насытившаяся – съела она совсем немного, проследив за взглядом Эльги, пояснила:

– Гномы приходят из-под земли и уходят в землю.

– Как это? – вздрогнула Эльга.

– Так. Так было всегда.

Марианна встала из-за стола, и девушка, воспитанная быть вежливой, поднялась вслед за ней.

– Пойдем со мной, – позвала ее хозяйка, направляясь к дверям в стене, противоположной той, со стороны которой они вошли в трапезную. Но Эльга вновь завизжала, потому что в зале опять появился Падж. Он недовольно, как и его хозяйка, глянул на нервную гостью, и принялся убирать со стола. Марианна на сей раз воздержалась от замечаний, лишь жестом повторно пригласив девушку следовать за собой. Переведя дух, Эльга робко пошла, озираясь по сторонам в ожидании новых сюрпризов.

Она опасалась не зря. Стоило ей оказаться за пределом трапезной, в зале той же архитектуры, что и прежняя, она увидела большого зверя с лохматой головой, который стоял посреди комнаты и смотрел прямо на вошедших. Таких Эльга видела прежде только на картинках, но об их существовании она знала из рассказов гувернеров. Зверь был хищником и назывался «лев». Девушка еле подавила крик, готовый сорваться с ее уст, и замерла на месте. Марианна же подошла к животному и запустила руку в его гриву, слегка потрепав. Процесс этот, видимо, льву был привычен, зверь слегка пошевелил ушами и зевнул, обнажив изрядных размеров зубастую пасть. Эльге показалось – еще чуть-чуть, и она упадет в обморок. Но животное развернулось и, мягко ступая мощными лапами по паркету, удалилось прочь, скрывшись с глаз в веренице помещений со створчатыми дверьми.

Похоже, всё строение состояло из анфилады похожих друг на друга зал. Но их обстановка и назначение было разным. Здесь, например, стояли шкафы с таким количеством книг, сколько девушка не видела за всю свою жизнь, хотя считалось, что у герцога, ее отца, большое их собрание. Также в конце комнаты стоял секретер, к которому и подошла сейчас Марианна.

– Не бойся, – повторила она уже третий раз, обращаясь к так и не сдвинувшейся с места, трясущейся Эльге. Девушка, тяжело дыша, пыталась унять сильное сердцебиение, и слова пожилой женщины показались ей скорее издевкой, нежели утешением. Марианна же, выдвинула один из ящиков секретера, достала оттуда что-то и подошла к своей гостье так близко, что девушка отпрянула. Тогда старуха протянула к ней свою руку, и Эльга увидела в ней висевший на кожаном шнурке необычный розово-белый прозрачный камень, оправленный в серебро.

– Это амулет, – сказала Марианна. – Он защитит тебя. Вокруг много диких зверей, для тебя опасных. Носи его на шее.

Но так как ошеломленная всем происходящим девушка не решилась взять камень, женщина сама повесила его на шею Эльги, безропотно подставленную хозяйке странного дома.

– Не снимай его, – предупредила дама. – Я не стану ходить за тобой по пятам. В животных просыпаются инстинкты, когда меня нет рядом.

– Вы не понимаете, – дрожа то ли от переживаний, то ли от негодования, а скорее – и от того, и от другого, решительно заговорила Эльга. – Мне нечего Вам сказать! Я ничего не знаю. Думаю, я не знаю даже толики того, что знаете и умеете Вы! Как же Вы не понимаете?! Мне не зачем здесь быть!

– Сказать что-то может и ребенок, – задумчиво заметила на это Марианна. – Возможно, случайность расставит всё по местам. А может быть, ты всё же знаешь что-то, чего не успела узнать я. Я не могу спокойно оставить этот мир, пока мои знания о нем не станут полными. Хрустальный шар указал на тебя, он не ошибается.

– Но, всё же!…

– Нет.

– Но у меня дома родители! Они меня любят!

– Ничего. Все дети рано или поздно оставляют свои дома.

– Но…

– Нет. Пока я не узнаю то, что должна, ты останешься здесь.

Пожилая женщина сказала это так, словно произнесла непреложную истину, как «вода мокрая» или «снег холодный». И хотя Эльге очень хотелось закричать на нее, затопать ногами, а еще лучше – разбить что-нибудь, дав волю эмоциям, девушка поняла, что всё это бесполезно, потому что будет так, как того хочет Марианна. В результате, юная герцогиня просто опустилась на застилавший пол ковер, обессилев под гнетом своих чувств, и ее глаза затуманились слезами. Она услышала, как старая дама вышла из залы и тихо прикрыла за собой дверь.

Эльга горько заплакала. Будучи единственной наследницей, любимой родителями, и красавицей с веселым отходчивым нравом, отчего ее любили и подданные, она привыкла делать то, что пожелает. И даже если строгий отец порой в чем-то ей отказывал, то и он частенько смягчался, поддавшись юному очарованию голубоглазой дочурки. Здесь же она оказалась заложницей безумия незнакомой странной старухи, которая, несомненно, имела отношение к колдовству. Окружающее было непонятным и пугало. Она остро почувствовала тоску по замку, где все так заботились о ней, и о родителях, к которым относилась со взаимной нежностью; думала о том, какой переполох вызвало ее исчезновение; представила, как осунулось от беспокойства лицо старого отца, как заохала и начала хвататься за сердце мать… Она сидела на полу, уткнувши заплаканное лицо в ладони, пока не почувствовала, что рядом кто-то есть – кто-то живой, большой и теплый. Девушка отняла руки от лица и округлившимися от ужаса глазами уставилась на льва, который спокойно лежал около нее и облизывал передние лапы. Эльга хотела закричать, но получилось только что-то похожее на писк. Некоторое время она сидела неподвижно, пока, наконец, не вспомнила об амулете, висевшем на ее груди. Она осторожно наклонила голову, посмотрев на камень. В его прозрачной розоватой глубине спиралью сходились тонкие белые линии, что напоминало ракушку. Эльга потрогала камень – на ощупь он оказался гладким – и перевела взгляд на животное. Лев, не проявляя никаких особых эмоций, прервал своё занятие и посмотрел на девушку. Мурашки пробежали по коже Эльги, но, не отрывая взгляда от зверя, она решилась встать.

– Ты же не тронешь меня, да? – неуверенно спросила она животное, как будто оно могло ответить.