И даже смерть не остановила любовь: как цветы, которые дарил Владимир Маяковский, спасли Татьяну Яковлеву во время Второй мировой
Эта история любви никого не оставит равнодушным
В жизни Маяковского были еще красивые истории любви, которые случались в перерывах отношений с Лилей. Такой историей стала и Татьяна Яковлева, русская эмигрантка, которая проживала в Париже. В 1929 году Лиля, строя из себя коварную невинность, вслух зачитывала Осипу и Владимиру письмо из Парижа от сестры Эльзы Триоле: «Нет никаких сомнений в том, что на днях Татьяна Яковлева выйдет замуж за виконта дю Плесси». Каково?!» Осип тогда отозвался, что это очень удачная партия для нее. Но в душе Маяковского что-то оборвалось — он выбежал, шатаясь, в коридор, чтобы закурить.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Лиля преувеличила: Яковлева выходила замуж только через месяц. Обиженная Брик, которая ревновала к красавице-эмигрантке из Парижа, не могла не сыпать соль на рану отвергнутому поэту. Татьяна Яковлева не простила Лиле этого коварства, но спустя какое-то время призналась: «Я благодарна ей за это. В противном случае я вернулась бы в СССР за Маяковским, так сильно я его любила. И неминуемо сгинула бы в мясорубке 1937 года».
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Но как вообще Маяковский познакомился с красавицей-манекенщицей из Парижа? Интересно, что их свела та самая Эльза Триоле на одной из вечеринок осенью 1928 года. Тогда-то Маяковский и Яковлева встретились впервые. Эффектная красавица сразу произвела впечатление на поэта, и тот вызвался провожать ее домой, так как уже была поздняя ночь. Не успели они пройти вместе пяти минут, как Маяковский рухнул на колени перед Яковлевой и начал страстно признаваться ей в любви. Он уговаривал ее вернуться с ним в Советскую Россию, стать его женой. Но Татьяна не была готова у такому скорому развитию событий.
Это была замечательная пара. Маяковский очень красивый, большой. Таня тоже красавица — высокая, стройная, под стать ему
Из воспоминаний В.И. Шухаева, современника Маяковского
Но такая страстная любовь не удивила Яковлеву: она знала, какое впечатление производит на мужчин. Среди ее поклонников числились Прокофьев, Вертинский и Шаляпин. Она покорила французскую публику в роли манекенщицы для Кристиана Диора — ее «загадочное лицо русского сфинкса» никого не оставило равнодушным. На следующий день после знакомства с Маяковским они вместе обедали в ресторане Petite Chaumiere, и вдохновленный поэт зачитывал новые стихи, посвященные ей:
Я все равно тебя
когда-нибудь возьму —
одну или вдвоем с Парижем
Из «Письма к Татьяне Яковлевой»
Несмотря на стремительно развивавшийся роман, Татьяна не могла ответить Маяковскому на предложение «да». Дело было не в том, что Яковлева не любила Маяковского — она не могла позволить себе вернуться в Россию, где сейчас ей было жить попросту опасно. Да и Татьяна чувствовала, что сердце Владимира не свободно. Он то и дело заводил манекенщицу в магазины белья или парфюмерии, чтобы выбрать Лиле подарок. Татьяне было легко и тяжело с Маяковским: «Он такой колоссальный, и физически, и морально, что после него — буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след…»
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Незадолго до отъезда Маяковский оставил все свои парижские гонорары в одной оранжерее с просьбой присылать еженедельно букет цветов Татьяне Яковлевой. И на протяжении нескольких лет она получала эти цветы. Эта история стала самой романтичной в их отношениях. Парижская компания исправно выполняла требование клиента, отправляя самые красивые цветы в любую погоду со словами: «От Маяковского». В 1930 поэт умер, и манекенщица не знала, как ей быть: она уже настолько привыкла ко всеобъемлющей любви Маяковского, что ей сложно было представить, как жить без этого. Но даже смерть не стала препятствием к тому, чтобы Яковлева получала цветы.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Ей приносили цветы и в тридцатые годы, и в сороковые, даже когда грянула Вторая мировая. И эти букеты стали хорошим подспорьем для манекенщицы, которая оказалась в оккупированном немцами Париже. Она продавала цветы и зарабатывала на этом деньги. Слова любви в виде букетов помогли Яковлевой выжить. Неизвестно точно, какие детали этой истории — вымысел, а какие — правда. Но точно можно сказать, что ради любви Маяковский не скупился никогда. И Бенгт Янгфельдт об этом писал: «Это было в его стиле: не несколько цветов и не один букет, а устланная цветами кровать. Типичный пример гиперболизма Маяковского: ухаживая за женщиной, он посылал ей не одну корзину цветов, а несколько, не одну коробку конфет, а десять, покупал не один лотерейный билет, а весь тираж…»
- Литнет
- Литературные блоги
- Очередной литературный фейк и его разоблачение
Очередной литературный фейк и его разоблачение
на самом деле это фейк давно разоблачен, но история все равно кочует с паблика на паблик и все на голубом глазу воспринимают ее за правду. Хотя даже невооруженным глазом в ней видны дыры и логические несостыковки. А история сама по себе очень романтична — женщина, поэт, неразделенная любовь и цветы.
«Одна из самых трогательных историй жизни Маяковского произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву. Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, «ледокола» из Страны Советов. Она вообще не воспринимала ни одного его слова, — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.
От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой» со словами: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — Одну или вдвоем с Парижем!»
Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз орхидей, астр или хризантем.
Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: «От Маяковского». Его не стало в тридцатом году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы.
Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом. Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского».
Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли.
Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, улыбаясь улыбкой заговорщиков: «От Маяковского». Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.
Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными. В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд…
— Пейте чай, — ответила Татьяна — пейте чай.
Вы ведь никуда не торопитесь?
И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: «От Маяковского».
Собственно, первая же строчка Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве — дает понять, что автор фейка плохо разбирается в истории литературы. Молодненькая девушка из России (а Яковлева была молодой, если еще в 70-х была жива) должна была расти и фанатеть от популярных поэтов Серебряного века — Гумилев, Ахматова, Цветаева, Северянин, Есенин, вот это все. Или хотя бы знать о них. А они были предтечей Маяковского. Тут даже объяснять ничего не надо, любители поэзии все сами поймут.
Стихи были, но вот Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы. Нет никаких причин не написать название фирмы. От этого история приобрела бы еще большую достоверность, хотя бы на первый вид. Но, автор фейка не знал, или ему было лень гуглить все цветочные фирмы и дату их основания, поэтому такое уклончивое описание.
Далее мы должны поверить,что гонорара за выступления (скока вешать в граммах?) хватило на букеты аж до 1970-х годов. Опять же не сказано как часто, если раз в год, то еще можно было понять и простить, но пассаж про немцев и париж позволяет думать, что присылали каждую неделю.
Нет, некоторые писатели получали охрененные деньги. Но за книгу. Или за собрание сочинений. Чтобы никому не известный советский поэт в Париже за встречи получил такое количество бабла — извините, быть такого не может. Всезнающий гугл подсказывает, что из Парижа Маяковский привез рено. И то, я думаю, купил он его на свои кровно нажитые еще в СССР денежки.
Далее инженер Рывлин, благодаря тому же гуглу, оказывается еще и поэтом и начинаешь догадываться, откуда растут ноги у этой истории. Самое смешное, что везде пишут, что Аркадий Рывлин целую поэму посвятил этим «Цветам от Маяковского», но везде вместо поэмы приводят только эту фейковую историю. Так что была ли сама поэма — вопрос. Наверное была, но искать дальше лениво, а за Рывлина обидно)))
Ну и пара кликов и мы находим то, что действительно произошло тогда:
Вот что сама Татьяна Яковлева рассказывала о Маяковском Василию Катаняну:
«- О Маяковском? Это было осенью двадцать восьмого года. У меня был бронхит, и я пошла к доктору Симону. Там в это время была его знакомая Эльза Триоле с Маяковским. Так мы с ним впервые увиделись. В стихотворении «Письмо Кострову…» он пишет: «Входит красавица в зал, в меха и бусы оправленная», но это образно, это впечатление. Я же вошла в гостиную к доктору с завязанным горлом, громко кашляя…
С первой же встречи все было так нежно, так бережно. В такси было холодно, и он, спросив разрешения, снял свое пальто, чтобы укутать мои ноги — такие мелочи. Когда на другой день мы обедали, все его внимание было сосредоточено на мне, и я вдруг поняла, что стала центром его внимания. Было неизвестно, во что это выльется, но что я стала центром его внимания — это факт. Помните в стихах:
Ураган,
огонь,
вода
подступают в ропоте.
Кто
сумеет
совладать?
Можете?
Попробуйте…
У него была такая своя элегантность, он был одет скорее на английский лад, все было очень добротное, он любил хорошие вещи. Хорошие ботинки, хорошо сшитый пиджак, у него был колоссальный вкус и большой шик. Он был красивый когда мы шли по улице, то все оборачивались. И он был чрезвычайно остроумный, обаятельный, излучал сексапил. Что еще нужно, чтобы завязался роман? Мы встречались каждый вечер, он заезжал за мной, и мы ехали в «Куполь», в синема, к знакомым или на его выступления. На них бывали буквально все артисты Монпарнаса, не только русская публика. Он читал много, но громадный успех имели «Солнце» и «Облако в штанах».
В моих глазах Маяковский был политическим поэтом по надобности, а по призванию — лирическим. Мы никогда не говорили о его убеждениях, это нам было совершенно не нужно. Он отлично понимал, что с моим туберкулезом я не выжила бы в Пензе и что в моем отъезде из России не было ничего политического.
Он уехал в Москву на несколько месяцев, и все это время я получала по воскресеньям цветы — он оставил деньги в оранжерее и пометил записки. Он знал, что я не люблю срезанные цветы, и это были корзины или кусты хризантем. Записки были всегда стихотворные, их лет через двадцать пять напечатал Роман Якобсон, у вас они тоже, кажется, известны? А в двух его стихотворениях, посвященных мне, есть строки, которые только я могу расшифровать. Больше никто! Вот это, например:
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
Вы можете мне объяснить, что за пять часов и что за поезд до Барселоны? А дело вот в чем. Я попросила Владимира Владимировича приехать на Монпарнасский вокзал к пяти часам, я провожала тетку, которая уезжала на гастроли с Шаляпиным в Барселону. А это в его глазах значило, что я знаю Шаляпина и Шаляпин в меня влюблен. Он думал, что тогда были все влюблены в меня, у него была такая «идефикс». А Федор Иванович и не смотрел в мою сторону, я для него была подругой его дочерей, мы с ними ходили в синема…
Или вот:
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь
на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками…
Это были невинные вещи, старые нефтяники влюблялись и посылали мне розы, один из них — Манташев, друг нашей семьи. Мы все проводили у него уик-энды. Опять ревность Маяковского!
А что за «оскорбление» в строке «и это оскорбление на общий счет нанижем»? Я тогда отказалась вернуться с ним в Россию, он хотел, чтобы я моментально с ним уехала. Но не могла же я сказать родным, которые недавно приложили столько усилий, чтобы меня вывезти из Пензы, — «хоп! я возвращаюсь обратно». Я его любила, он это знал, у нас был роман, но роман — это одно, а возвращение в Россию — совсем другое. Отсюда и его обида, «оскорбление». Я хотела подождать, обдумать и, когда он вернется в октябре 1929 года, решить. Но вот тут-то он и не приехал. О его неприезде до сих пор говорят разное. Я и тогда не знала, что подумать — то ли ему ГПУ не дало визу, то ли он ее и не просил? Я предполагала и то и другое. Это трудно вам объяснить сегодня, полвека спустя. Я тогда думала, что он не хочет брать на себя ответственность, сажать себе на шею девушку, даже если ты и влюблен. Если бы я согласилась ехать, он должен был бы жениться, у него не было выбора. Я думала, что, может быть, он просто испугался? Я уже слышала о Полонской. Она была красива?
Поняв, что он не приедет, я почувствовала себя свободной. Осенью дю Плесси снова появился в Париже и начал за мной ухаживать. Я хотела устроить свою жизнь, иметь семью. Кстати, у вас писали, что я с ним развелась. Это опять неправда — он погиб в Сопротивлении у де Голля.
Но вас, конечно, интересуют письма Маяковского ко мне? О, я их держу в сейфе Гарварда, и они увидят свет только после того, как меня не станет…» (Василий Катанян «Лоскутное одеяло»)
Цветы вот оттуда достали и приукрасили. Все как-то забывают, что она замужем была и муж бы не оценил цветы «от Маяковского». Да и насколько я помню, она в году оккупации эмигрировала в США.
Подлинная история ничуть не хуже. Так что романтика и любовь была.
Всем добра!
Одна из самых удивительных и трогательных историй жизни Маяковского произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву.
Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, «ледокола» из Страны Советов.
Она вообще не воспринимала ни одного его слова — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупала его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.
От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой» со словами: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — Одну или вдвоем с Парижем!»
Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз, орхидей, астр или хризантем. Цветы в виде игрушек — это очень оригинальный и красивый подарок. Если человек хочет действительно удивить — лучшего подарка ему не найти. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: «От Маяковского». Его не стало в 1930 году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле, только потому, что постоянно вращается рядом.
Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского».
Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в 1930-м, когда он умер, и в 1940-м, когда о нем уже забыли. В годы Второй мировой в оккупированном немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин, — а букеты все несли. Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И, уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, по-заговорщицки улыбаясь: «От Маяковского». Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, но однажды, в конце 70-х, юный Аркадий Рывлин, будущий советский инженер, услышал эту историю от своей матери и захотел попасть в Париж.
Татьяна Яковлева была еще жива и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.
В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд… «Пейте чай, — ответила Татьяна, — пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?»
И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: «От Маяковского».
