Рассказ про пилота который потерял ноги

4 апреля 1942 года в воздушном бою был подбит самолёт Алексея Маресьева. Восемнадцать суток лётчик боролся за свою жизнь: через леса и болота он ползком пробирался к советским войскам и несмотря на все трудности — добрался до своих. После тяжелого ранения Алексей Петрович лишился обеих ног, но продолжил боевые полеты и бил вражеские самолёты. Об этом удивительном человеке и пойдёт речь.

На краю гибели. Подвиг лётчика Маресьева

С самого детства Алексей мечтал стать лётчиком, но по состоянию здоровья его не приняли в лётное училище.  В 21 год был призван в армию и в 1938 году сбылась мечта — Маресьева направляют в 30-ю Читинскую школу военных пилотов. Позже началась война.

Первый боевой вылет Маресьева состоялся 23 августа 1941 года в районе города Кривой Рог. А 5 апреля произошёл роковой случай — во время боевой операции его самолёт подбили. Маресьев сумел дотянуть самолет до своей территории через линию фронта, и в 4 км севернее деревни Рабежа при попытке совершить вынужденную посадку в лесу упал с высоты 30 метров.  Когда Алексей попытался встать — то почувствовал дикую боль, понял, что обе ноги сломаны. Тогда собрав силы и волю он пополз в сторону своих.

Экипирован Маресьев был неплохо: меховой комбинезон, унты и шлем давали шанс продержаться в зимнем лесу. Но он не предполагал, насколько долгим окажется его путешествие. Уже на следующий день ноги опухли так, что идти стало невозможно. Пришлось ползти. Вместо воды он ел снег, питался корой, шишками и мхом. Всего в заснеженном лесу летчик провел 18 суток. Ближе к концу скитаний появились проталины, и Алексей поймал ящерицу. Она ему оставила свой хвост, и бедняга попытался его есть, однако чувство отвращения оказалось сильнее голода… Ночевал Маресьев в оврагах, дно которых выстилал ельником, им же и укрывался.

«Смочу ладонь, приложу к кучке муравейника, насекомые на нее налипнут, я их слизываю и ем» А.П. Маресьев

Восемнадцать суток лётчик через леса и болота ползком пробирался к людям на восток, ориентируясь по солнцу. Его обнаружили жители деревни Плав в Валдайском районе. Серёжа Малин и Саша Вихров. Отец Саши отвез Алексея на подводе в свой дом. Там он провел еще неделю, потом летчика отправили в московский госпиталь.
Перелом конечностей, обморожение. Гипс нельзя наложить, потому что гангрена началась, и обморожение нельзя лечить, потому что кость раздроблена. Пришлось ампутировать. Он вернулся в «строй» уже через год – в июле 1943-го.

Алексей Маресьев после госпиталя

Ещё в госпитале Алексей Маресьев начал тренироваться, готовясь к тому, чтобы летать с протезами. Тренировки продолжались в санатории, куда он был направлен в сентябре 1942 года. В начале 1943 года прошёл медкомиссию и был направлен в Ибресинскую лётную школу (Чувашская АССР).

В феврале 1943 года совершил первый после ранения пробный вылет. Добился отправки на фронт. В июне 1943 года прибыл в 63-й Гвардейский истребительный авиационный полк. Командир полка не отпускал Алексея на боевые задания, так как обстановка в небе накануне Курской битвы была крайне напряжённой. Алексей переживал. Ему посочувствовал командир эскадрильи А. М. Числов и взял с собой в пару на боевой вылет. После нескольких удачных вылетов в паре с Числовым доверие к Маресьеву возросло.

20 июля 1943 года Алексей Маресьев во время воздушного боя с превосходящими силами противника спас жизни двух советских лётчиков и сбил сразу два вражеских истребителя Fw.190, прикрывавших бомбардировщики Ju.87. Боевая слава о Маресьеве разнеслась по всей 15-й воздушной армии и по всему фронту. В полк зачастили корреспонденты, среди них был будущий автор книги «Повесть о настоящем человеке» Борис Полевой.

24 августа 1943 года за спасение жизни двух лётчиков и сбитие двух немецких истребителей старший лейтенант А. П. Маресьев, заместитель командира эскадрильи 63-го гвардейского истребительного авиационного полка 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 1-го гвардейского истребительного авиационного корпуса 15-й Воздушной армии, удостоен звания Герой Советского Союза.

В 1944 году А. Маресьев согласился стать инспектором-лётчиком и перейти из боевого полка в управление вузов ВВС. Всего за время войны совершил 86 боевых вылетов, сбил 10 самолётов врага: три (по другим данным — четыре) до ранения и семь после.

«Жизнь меня, конечно, потерла. Но, если все начинать сначала, я бы снова стал летчиком. До сих пор не могу вспоминать о небе без особых, благородных чувств. У меня самые счастливые минуты жизни связаны с самолетами. Когда после госпиталя в моей карточке написали: «Годен во все рода авиации», я чувствовал себя на вершине счастья» А.П. Маресьев

После войны летать Маресьеву не дали. И он занялся своим образованием. Окончил ВПШ, Академию общественных наук. Защитил диссертацию по истории. С войны демобилизовался капитаном, в мирное время дошел до полковника

Правила жизни от героя Маресьева

«Пять качеств, необходимых человеку для того, чтобы вырасти настоящим: сила воли, смелость, упорство, мужество, умение преодолевать трудности. Все они между собой связаны, но ни одно нельзя выделить, ни одно убрать» А.П. Маресьев

Фото Алексея Петровича Маресьева: военное и послевоенное фото, фото с семьёй

Видео о подвиге Алексея Маресьева

Документальный фильм ГТРК «Волгоград-ТРВ» «Алексей Маресьев: Я – не легенда. Я – просто человек!»

Советский военный фильм, сюжет которого основан на реальных фактах биографии Алексея Маресьева «Повесть о настоящем человеке», 1948 год, Мосфильм.

Книга Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке»

Книгу Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке» разрешили опубликовать только после войны. Говорят, наши пропагандисты боялись, что немцы подумают, будто в Советской Армии плохи дела. Вот, мол, уже и инвалидов воевать посылают.
Сам Алексей Петрович о появлении книги узнал, услышав отрывки по радио. Он позвонил в «Правду», попросил номер телефона Полевого и наконец смог встретиться с автором.
— Полевой действительно не показывал мне книгу до того, как она появилась в магазинах. Когда повесть напечатали, мне подарили экземпляр. Но я ее так и не прочитал. Несколько раз пытался. Но все как-то… В принципе Полевой все написал правильно. Придумал, правда, роман, который якобы был у меня с девушкой Ольгой. Хотя созданный им образ советской девушки мне нравится.

Интересные факты о лётчике Маресьеве

• После крушения самолёта, к обессиленному лётчику подошёл медведь. Любопытствуя над лесным гостем, зверь ударил лапой Маресьева, распоров комбинезон. Кое-как нащупав пистолет, Алексей выпустил в косолапого всю обойму. К счастью, патрон хватило: медведь заревел и рухнул замертво.Чтобы убить косолапого, летчику пришлось израсходовать все патроны, стрелял он практически в упор.
• В госпитале, едва взглянув на пациента с гангреной, дежурный медик отрезал: «Не жилец». Всю ночь умирающий летчик лежал на каталке возле морга. Спасло только то, что мимо проходил главврач. Он осмотрел ноги больного и скомандовал: «Срочно в операционную!»

Читайте также статью «Их называли «ночные ведьмы». Великая Отечественная война и женщины герои» 

Ровно 100 лет назад, 20 мая 1916 года, в городе Камышине родился прославленный советский летчик Алексей Петрович Маресьев, чей подвиг лег в основу книги «Повесть о настоящем человеке», вошедшей в курс советской школьной литературы. В Советском Союзе не было, наверное, ни одного человека, который не слышал бы об этом летчике-истребителе. Совершенный им в годы Великой Отечественной войны подвиг и сегодня живет в памяти людей. Благодаря книге Бориса Полевого Маресьев вошел в сознание людей как эталон «настоящего человека». Под этим высоким званием он навсегда будет вписан в историю нашей страны.

Алексей Маресьев останется в народном сознании благодаря нечеловеческой выдержке и воле к жизни. Совершенный им подвиг был достоин и отдельной книги, и снятого по ней позднее фильма. После 18-дневного возвращения к своим ползком по лесу, обморожения и ампутации обеих ног этот человек не сломался и не сдался. Он не только встал на протезы, но и вернулся в авиацию: само по себе это было сродни чуду. Но Маресьев не просто вернулся в небо, он вернулся в истребительную часть, продолжив вести бой за свободу и независимость своей Родины.

Алексей Петрович Маресьев появился на свет 20 мая 1916 года в городе Камышине Саратовской губернии. Алексея и двух его братьев, Петра и Николая, воспитывала мать. Отец будущего летчика, прошедший сражения Первой мировой войны, умер от последствий многочисленных ранений, когда Алексею было всего три года. В детские годы Маресьев не отличался особым здоровьем, мальчик часто болел и перенес тяжелую форму малярии, последствием которой стал ревматизм. Алексея мучили страшные боли в суставах, а соседи его семьи шептались между собой о том, что долго он не протянет. Однако от отца, которого Алексей практически не знал и не помнил, ему достались в наследство огромная сила воли и упрямый характер.

После окончания 8 классов средней школы в Камышине Алексей Маресьев получил специальность токаря по металлу в местном училище при лесозаводе. Здесь же он начал свою трудовую деятельность. Дважды в это время он подавал документы в летное училище, но оба раза их возвращали назад, ссылаясь на его здоровье. В 1934 году Камышинский райком комсомола направил будущего героя на строительство города Комсомольска-на-Амуре. Именно на Дальнем Востоке без отрыва от работы Алексей начал заниматься в аэроклубе, все-таки реализовав свою тягу к небу, которая возникла в нем еще в детстве.

В 1937 году его призвали в армию. Первоначально он служил в 12-м авиапогранотряде, расположенном на острове Сахалин, но затем был переведен в 30-ю Читинскую школу военных летчиков, которую в 1938 году перевели в Батайск. Батайское авиационное училище имени А. К. Серова Маресьев окончил в 1940 году, получив на выходе звание младшего лейтенанта. После окончания обучения в училище он был оставлен в нем в качестве инструктора. Именно в Батайске Маресьев встретит начало Великой Отечественной войны.

После начала войны летчика отправили на Юго-Западный фронт, где он воевал в составе 296-го истребительного авиаполка. Свой первый боевой вылет он совершил 23 августа 1941 года в районе Кривого Рога. Первые месяцы войны были для всей Красной Армии и советской авиации очень непростым временем. Немцы превосходили советских пилотов в накопленном опыте, в уровне владения техникой, на которой они летали достаточно давно, в качестве самолетов. Маресьева спасло то, что он был тогда уже опытным летчиком. И хотя он не записал на свой счет в 1941 году воздушных побед, он остался жив. Позднее прославленный советский ас Александр Иванович Покрышкин говорил, что тот, кто не воевал в 1941-1942 годах, не знает настоящей войны.

Свой первый немецкий самолет, транспортник Ju-52, он сбил в начале 1942 года. В марте 1942 года Алексей Маресьев был отправлен на Северо-Западный фронт, к этому моменту на его счету было уже 4 сбитых немецких самолета. Именно здесь произошел воздушный бой, который навсегда изменит его жизнь.

Весной 1942 года между озерами Селигер и Ильмень советские войска возле неприметного городка Демянска окружили примерно 100-тысячную группировку немецких войск, которая не думала сдаваться, оказывая организованное и очень сильное сопротивление. 4 апреля 1942 года в районе этого так называемого «Демянского котла» во время вылета по прикрытию бомбардировщиков в бою с немецкими истребителями самолет Як-1 Маресьева был подбит. Он пытался совершить вынужденную посадку в лесу, заприметив там подходящее озеро. Однако его самолет зацепился шасси за верхушки сосен и перевернулся. Самолет упал в глубокий снег, а сам летчик получил достаточно тяжелые ранения, но остался жить.

Целых 18 суток повредивший ступни ног летчик сначала на покалеченных ногах, а затем и ползком пробирался к линии фронта. Съев по пути бортовой паек, он питался тем, что удавалось найти в лесу: корой деревьев, ягодами, шишками. Ситуация казалась безнадежной: оказавшийся посреди бескрайнего и глухого леса в одиночестве, с поврежденными ногами летчик просто не знал, куда ему следует идти, а точнее, ползти. Как он остался в итоге жив, неизвестно никому. Алексей Петрович никогда не любил вспоминать эту историю и старался не рассказывать о ней. По его словам, им двигало в тот момент неукротимое желание жить.

В итоге он все-таки выбрался к своим. Возле деревни Плав Кисловского сельсовета Валдайского района его заметили отец и сын, местные жители. Так как летчик к тому моменту уже не откликался на вопросы, отец и сын из боязни вернулись назад в деревню, думая, что перед ними немец. Лишь позднее еле живого летчика обнаружили дети из той же деревни — Саша Вихров и Серёжа Малин, которые определили, что перед ними советский летчик, и при помощи отца Саши отвезли раненого пилота на подводе в свой дом. Жители деревни ухаживали за Маресьевым больше недели, но тому нужна была квалифицированная медицинская помощь. В первых числах мая возле деревни приземлился самолет, и Маресьева переправили в госпиталь в Москву.

На этом история Алексея Петровича могла подойти к концу. К моменту доставки в Москву летчик находился уже в критическом состоянии, у него была гангрена. При этом раненых в госпитале было довольно много, поэтому привезенного летчика-истребителя как практически безнадежного уложили на каталку в коридоре. Здесь во время совершения обхода на него случайно обратил внимание профессор Теребинский, который в итоге спас ему жизнь. Правда, заплатить за это пришлось ампутацией обеих ног в области голени. Другого выхода просто не было, у Маресьева к тому моменту начала развиваться несовместимая с жизнью гангрена.

Ампутация обеих ног, казалось бы, ставила жирную точку на карьере летчика. Однако Маресьев не собирался сдаваться. Он не смирился с мыслью, что ему придется расстаться с небом, приняв для себя решение — вернуться в авиацию и снова летать любой ценой. Приняв это, он начал практически сразу же тренироваться: ходить, бегать, прыгать и, конечно, танцевать. Правда, учиться заново танцевать ему пришлось не с медсестрами в госпитале, которые боялись, что он отдавит им ноги своими бесчувственными протезами, а с соседями по больничной палате, которые специально на время тренировок надевали на себя рабочие сапоги.

Всего за 6 месяцев интенсивных тренировок Алексей Маресьев научился ходить на протезах так, что только редкий человек мог приметить в его походке что-то необычное. Он продолжал тренироваться и в санатории, куда был отправлен в сентябре 1942 года. Уже в начале 1943 года комиссия записала в личном деле старшего лейтенанта: «Годен во все рода авиации». Пройдя медицинскую комиссию, он был направлен в Ибресинскую летную школу (Чувашия). В феврале того же года летчик совершил свой первый полет после тяжелого ранения. Помогал ему в этом начальник летной школы Антон Федосеевич Белецкий, который сам летал с протезом вместо правой ноги.

Только за то, что после аварийной посадки и гибели своего самолета летчик 18 дней выбирался из валдайских лесов, его поступок можно было смело назвать подвигом. Однако гораздо более поразительным было то, что после ампутации обеих ног Маресьев не только не сломался, но и добился просто невероятных результатов: преодолев массу административных и медицинских барьеров, он вернулся в строй.

До фронта Маресьев добрался вновь в июне 1943 года, попав в состав 63-го Гвардейского истребительного авиаполка. Первоначально в полку Маресьеву не давали летать на боевые задания. Командир полка просто не отпускал летчика в бой, так как обстановка в небе над полем будущей Курской битвы была крайне напряженной. Алексей очень сильно переживал эту ситуацию. В итоге ему посочувствовал командир одной из эскадрилий полка А. М. Числов. Он взял Маресьева на пару боевых вылетов. В итоге несколько удачных вылетов в паре с Числовым помогли исправить ситуацию, доверие к летчику в полку возросло.

20 июля 1943 года во время воздушного боя с превосходящими силами немцев Маресьев спас жизни двум советским летчикам, сбив сразу два немецких истребителя Fw.190, которые прикрывали пикирующие бомбардировщики Ju.87. Благодаря этому боевая слава Алексея Маресьева разлетелась по всей 15-й воздушной армии и по всему фронту. В 63-й истребительный авиаполк зачастили корреспонденты со всей страны, среди которых был и Борис Полевой, автор будущей книги «Повесть о настоящем человеке».

Удивительно в этой истории и то, что, вернувшись в боевую часть после ампутации обеих ног, Маресьев сбил 7 боевых самолетов, доведя свой список воздушных побед до 11 вражеских машин. Тогда же он был удостоен звания Героя Советского Союза. В 1944 году Алексей согласился на предложение стать инспектором-летчиком и перейти из истребительного авиаполка в управление вузов ВВС. Сам летчик честно признавался в том, что нагрузки в полетах только росли, и переносить их ему становилось все труднее и труднее. При этом Маресьев никогда не отказывался от боевых вылетов, но и не жаловался, когда ему предложили новое место работы. В итоге в июне 1944 года гвардии майор Алексей Маресьев принял предложение стать инспектором.

Всего за время Великой Отечественной войны Маресьев совершил 86 боевых вылетов, сбив 11 немецких самолетов: 4 до ранения и 7 — после. На военной службе он находился до 1946 года, пока не вышел в отставку по состоянию здоровья. При этом бывший летчик-истребитель старался поддерживать себя в очень хорошей физической форме. Человек, лишившийся на войне ног, увлекался коньками, лыжами, плаванием и велосипедом. В итоге он даже сумел установить рекорд в санатории под Куйбышевом, переплыв здесь Волгу (2200 метров) за 55 минут. Свои последние вылеты на самолете (учебном У-2) Маресьев совершил в начале 1950-х годов, работая инструктором спецшколы ВВС в Москве.

Алексей Петрович Маресьев стал тем самым человеком, про которого можно говорить вся жизнь — подвиг. Тем более что уже после войны он все равно приносил очень большую пользу ВВС страны, занимаясь процессом подготовки будущих летчиков. Кроме того, начиная с 1956 года, когда был образован Советский (а позднее Российский) комитет ветеранов войны и военной службы, полковник в отставке Маресьев возглавлял его. Он находился на этом общественном (но по-своему также боевом посту) до последних дней своей жизни.

Алексей Петрович, несмотря ни на что, прожил достаточно долгую жизнь. Каким-то образом ему удалось преодолеть последствия и тяжелого детства, и полученного во время войны ранения. 18 мая 2001 года в Театре российской армии должен был пройти торжественный вечер, посвященный 85-летию Алексея Маресьева. Он как раз собирался прибыть на это мероприятие, когда его сразил инфаркт, он был доставлен в реанимацию одной из московских клиник, но спасти его жизнь врачи не смогли. В итоге торжественный вечер в его честь начали с минуты молчания.

Часто бывает так, что человек, который становится прототипом книжного персонажа, в жизни не дотягивает до созданного писателем образа. Однако Маресьев живой пример обратного. Он всей своей жизнью доказал, что книга «Повесть о настоящем человеке» — это не красочный миф, а реальная история, которая рассказывает о большом мужестве и непревзойденной силе духа этого человека.

В честь столетия со дня рождения Героя Советского Союза и прославленного летчика Алексея Петровича Маресьева на его малой родине в городе Камышине будет открыт Центр патриотического воспитания, а также состоится парад с участием авиагрупп «Русские витязи» и «Стрижи», сообщает ТАСС. Имя Алексея Маресьева будет присвоено самолету МЧС России и одной из новых улиц Волгограда. Помимо этого, памятные мероприятия, посвященные юбилейной дате, пройдут в Москве, Тверской и Нижегородской областях, а также в других регионах России. В свою очередь, Российское военно-историческое общество продолжит поиск истребителя Як-1, на котором в 1942 году летчик был сбит во время воздушного боя в районе «Демянского котла».

По материалам из открытых источников

Часть 1

Сопровождая Илы, отправлявшиеся на штурмовку вражеского аэродрома, лётчик-истребитель Алексей Мересьев попал в «двойные клещи». Понимая, что ему грозит позорный плен, Алексей попытался вывернуться, но немец успел выстрелить. Самолёт начал падать. Мересьева вырвало из кабины и швырнуло на разлапистую ель, ветви которой смягчили удар.

Очнувшись, Алексей увидел рядом с собой тощего, голодного медведя. К счастью, в кармане лётного комбинезона был пистолет. Избавившись от медведя, Мересьев попытался встать и ощутил жгучую боль в ступнях и головокружение от контузии. Оглядевшись, он увидел поле, на котором когда-то шёл бой. Чуть поодаль виднелась дорога, ведущая в лес.

Алексей оказался километрах в 35 от линии фронта, посреди огромного Чёрного леса. Ему предстоял нелёгкий путь по заповедным дебрям. С трудом стянув с себя унты, Мересьев увидел, что его ступни чем-то прищемило и раздробило. Помочь ему никто не мог. Сжав зубы, он встал и пошёл.

Там, где раньше была санитарная рота, он нашёл крепкий немецкий нож. Выросший в городе Камышине среди приволжских степей, Алексей ничего не знал о лесе и не смог подготовить место для ночлега. Проведя ночь в поросли молодого сосняка, он ещё раз осмотрелся и нашёл килограммовую банку тушёнки. Алексей решил делать двадцать тысяч шагов в день, отдыхая через каждую тысячу шагов, и есть только в полдень.

Идти с каждым часом становилось труднее, не помогали даже вырезанные из можжевельника палки. На третий день он нашёл в кармане самодельную зажигалку и смог погреться у костра. Полюбовавшись на «фотографию тоненькой девушки в пёстром, цветастом платье», которую всегда носил в кармане гимнастёрки, Мересьев упрямо пошёл дальше и вдруг услышал впереди на лесной дороге шум моторов. Он еле успел спрятаться в лесу, как мимо него проехала колонна немецких броневиков. Ночью он услышал шум боя.

Ночной буран занёс дорогу. Двигаться стало ещё тяжелее. В этот день Мересьев изобрёл новый способ передвижения: он выбрасывал вперёд длинную палку с развилкой на конце и подтаскивал к ней своё искалеченное тело. Так он брёл ещё два дня, питаясь молодой сосновой корой и зелёным мхом. В банке из-под тушёнки он кипятил воду с брусничными листьями.

На седьмые сутки он наткнулся на сделанную партизанами баррикаду, у которой стояли немецкие броневики, обогнавшие его ранее. Шум этого боя он и слышал ночью. Мересьев стал кричать, надеясь, что партизаны его услышат, но те, видимо, ушли далеко. Линия фронта, однако, была уже близко: ветер доносил до Алексея звуки канонады.

Вечером Мересьев обнаружил, что в зажигалке кончилось горючее — он остался без тепла и чая, который хоть немного притуплял голод. Утром он не смог идти от слабости и «какой-то страшной, новой, зудящей боли в ступнях». Тогда «он поднялся на четвереньки и по-звериному пополз на восток». Ему удалось найти немного клюквы и старого ежа, которого он съел сырым.

Вскоре руки перестали его держать, и Алексей начал передвигаться, перекатываясь с боку на бок. Двигаясь в полузабытьи, он очнулся посреди вырубки. Здесь живой труп, в который превратился Мересьев, подобрали крестьяне сожжённого немцами села, которые жили в землянках неподалёку. Мужчины этой «подземной» деревеньки ушли в партизаны, оставшимися женщинами командовал дед Михайла. У него и поселили Алексея.

Через несколько дней, проведённых Мересьевым в полузабытьи, дед устроил ему баньку, после которой Алексею стало совсем худо. Тогда дед ушёл и сутки спустя привёл командира эскадрильи, в которой служил Мересьев. Тот отвёз друга на родной аэродром, где уже дожидался санитарный самолёт, который переправил Алексея в лучший московский госпиталь.

Часть 2

Мересьев попал в госпиталь, которым управлял знаменитый профессор медицины. Койку Алексея поставили в коридоре. Однажды, проходя мимо, профессор наткнулся на неё и узнал, что здесь лежит человек, 18 дней ползком выбиравшийся из немецкого тыла. Рассердившись, профессор велел перевести больного в пустующую «полковничью» палату.

Кроме Алексея, в палате оказалось ещё трое раненых. Среди них — сильно обгоревший танкист, герой Советского Союза, Григорий Гвоздёв, который мстил немцам за погибшую мать и невесту. В своём батальоне он прослыл «человеком без меры». Уже второй месяц Гвоздёв пребывал а апатии, ничем не интересовался и ожидал смерти. За больными ухаживала симпатичная палатная сестра среднего возраста, Клавдия Михайловна.

Ступни Мересьева почернели, а пальцы потеряли чувстви­тельность. Профессор пробовал одно лечение за другим, но победить гангрену не смог. Чтобы спасти Алексею жизнь, ноги пришлось ампутировать до середины икры. Всё это время Алексей перечитывал письма от матери и своей невесты Ольги, которым не смог признаться, что ему отняли обе ноги.

Вскоре в палату Мересьева подселили пятого пациента, тяжело контуженного комиссара Семёна Воробьёва. Этот неунывающий человек сумел расшевелить и утешить своих соседей, хотя сам постоянно испытывал сильную боль.

После ампутации Мересьев ушёл в себя. Он считал, что теперь Ольга выйдет за него только из жалости или из-за чувства долга. Алексей не хотел принимать от неё такую жертву, и поэтому не отвечал на её письма.

Пришла весна. Танкист ожил и оказался «весёлым, разговорчивым и лёгким человеком». Добился этого комиссар, организовав Грише переписку со студенткой медицинского университета Анютой — Анной Грибовой. Самому комиссару тем временем становилось всё хуже. Его контуженное тело опухало, и каждое движение причиняло сильную боль, но он яростно сопротивлялся болезни.

Только к Алексею комиссар не мог подобрать ключик. С раннего детства Мересьев мечтал стать лётчиком. Поехав на стройку Комсомольска-на-Амуре, Алесей с компанией таких же как он мечтателей организовал аэроклуб. Вместе они «отвоевали у тайги пространство для аэродрома», с которого Мересьев впервые поднялся в небо на учебном самолёте. «Потом он учился в военном авиаучилище, сам учил в нём молодых», а когда началась война — ушёл в действующую армию. В авиации заключался смысл его жизни.

Однажды комиссар показал Алексею статью о лётчике времен Первой мировой войны, поручике Валериане Аркадьевиче Карпове, который, лишившись ступни, научился управлять самолётом. На возражения Мересьева, что у него нет обеих ног, а современные самолёты гораздо сложнее в управлении, комиссар отвечал: «Но ты же советский человек!».

Мересьев поверил, что сможет летать без ног, и «им овладела жажда жизни и деятельности». Ежедневно Алексей проделывал разработанный им же комплекс упражнений для ног. Несмотря на сильнейшую боль, он каждый день увеличивал время зарядки на одну минуту. Между тем Гриша Гвоздёв всё больше влюблялся в Анюту и теперь часто рассматривал в зеркале своё обезображенное ожогами лицо. А комиссару становилось всё хуже. Теперь по ночам около него дежурила медсестра Клавдия Михайловна, которая была в него влюблена.

Невесте Алексей так и не написал правду. С Ольгой они были знакомы со школы. Расставшись на время, они встретились вновь, и Алексей увидел в старом друге красивую девушку. Решающих слов он, однако, сказать ей не успел: началась война. Ольга первая написала о своей любви — Алесей же считал, что он, безногий, такой любви недостоин. Наконец он решил написать невесте сразу после возвращения в лётную эскадрилью.

Первого мая умер комиссар. Вечером того же дня в палате поселился новичок — лётчик-истребитель майор Павел Иванович Стручков с повреждёнными коленными чашечками. Это был весёлый, общительный человек, большой любитель женщин, к которым относился довольно цинично. На следующий день хоронили комиссара. Клавдия Михайловна была безутешна, а Алексею очень захотелось стать «настоящим человеком, таким же, как тот, кого сейчас увезли в последний путь».

Вскоре Алексею надоели циничные высказывания Стручкова о женщинах. Мересьев был уверен, что не все женщины одинаковые. В конце концов Стручков решил очаровать Клавдию Михайловну. Палата уже хотела защищать любимую медсестру, но та сама сумела дать майору решительный отпор.

Летом Мересьев получил протезы и стал осваивать их со своим обычным упорством. Он часами ходил по больничному коридору, сперва опираясь на костыли, а затем — на массивную старинную трость, подарок профессора. Гвоздёв уже успел заочно объясниться Анюте в любви, но потом начал сомневаться. Девушка ещё не видела, насколько он обезображен. Перед выпиской он поделился своими сомнениями с Мересьевым, и Алексей загадал: если у Гриши всё образуется, то и он напишет Ольге правду. Встреча влюблённых, за которой наблюдала вся палата, получилась холодной: девушку смутили шрамы танкиста. Майору Стручкову тоже не везло: он влюбился в Клавдию Михайловну, которая его почти не замечала. Вскоре Гвоздёв написал, что отправляется на фронт, ничего не сообщив Анюте. Тогда Мересьев попросил Ольгу не дожидаться его, а выходить замуж, в тайне надеясь, что настоящую любовь такое письмо не спугнёт.

Через некоторое время Анюта сама позвонила Алексею, чтобы узнать, куда исчез Гвоздёв. После этого звонка Мересьев ободрился и решил написать Ольге после первого сбитого им самолёта.

Часть 3

Мересьева выписали летом 1942 года и направили долечиваться в подмосковный санаторий Военно-воздушных сил. За ним и Стручковым выслали машину, но Алексей захотел прогуляться по Москве и попробовать на прочность свои новые ноги. Он встретился с Анютой и попытался объяснить девушке, почему Гриша так внезапно исчез. Девушка призналась, что сначала её смутили шрамы Гвоздёва, но теперь она о них не думает.

В санатории Алексея поселили в одной комнате со Стручковым, который всё никак не мог забыть Клавдию Михайловну. На следующий день Алексей уговорил рыжую медсестричку Зиночку, которая танцевала лучше всех в санатории, научить танцевать и его. Теперь к его ежедневным упражнениям добавились уроки танца. Вскоре весь санаторий знал, что у этого парня с чёрными, цыганскими глазами и неуклюжей походкой нет ног, но он собирается служить в авиации и увлекается танцами. Через некоторое время Алексей уже участвовал во всех танцевальных вечерах, и никто не замечал, какая сильная боль скрывается за его улыбкой. Мересьев всё меньше «ощущал сковывающее действие протезов».

Вскоре Алексей получил письмо от Ольги. Девушка сообщала, что уже месяц вместе с тысячами добровольцев роет противо­танковые рвы под Сталинградом. Она была оскорблена последним письмом Мересьева, и ни за что бы его не простила, если бы не война. В конце Ольга писала, что ждёт его всякого. Теперь Алексей писал любимой каждый день. Санаторий волновался, как разорённый муравейник: у всех на устах было слово «Сталинград». В конце концов отдыхающие потребовали срочной отправки на фронт. В санаторий прибыла комиссия отдела комплек­тования ВВС.

Узнав, что, лишившись ног, Мересьев хочет обратно в авиацию, военврач первого ранга Мировольский собрался ему отказать, но Алексей уговорил его прийти на танцы. Вечером военврач с изумлением наблюдал, как танцует безногий лётчик. На следующий день он дал Мересьеву положительное заключение для управления кадров и обещал помочь. С этим документом Алексей отправился в Москву, однако Мировольского в столице не было, и Мересьеву пришлось подавать рапорт общим порядком.

Мересьев остался «без вещевого, продоволь­ственного и денежного аттестатов», и ему пришлось остановиться у Анюты. Рапорт Алексея отклонили и отправили лётчика на общую комиссию в отдел формирования. Несколько месяцев Мересьев ходил по кабинетам военной администрации. Ему везде сочувствовали, но помочь не могли: слишком строги были условия, по которым принимали в лётные войска. К радости Алексея, общую комиссию возглавлял Мировольский. С его положительной резолюцией Мересьев прорвался к самому высокому командованию, и его отправили в лётную школу.

Для Сталинградской битвы требовалось много лётчиков, школа работала с предельной нагрузкой, поэтому начальник штаба не стал проверять документы Мересьева, а только велел написать рапорт на получение вещевого и продоволь­ственного аттестатов и убрать подальше щёгольскую трость. Алексей отыскал сапожника, который смастерил лямки — ими Алексей пристёгивал протезы к ножным педалям самолёта. Пять месяцев спустя Мересьев успешно сдал экзамен начальнику школы. После полёта тот заметил трость Алексея, разозлился и хотел сломать, но инструктор вовремя остановил его, сказав, что у Мересьева нет ног. В результате Алексея рекомендовали как искусного, опытного и волевого лётчика.

В школе перепод­готовки Алексей пробыл до ранней весны. Вместе со Стручковым он учился летать на самых современных на тот момент истребителях, ЛА-5. Поначалу Мересьев не ощущал «того великолепного, полного контакта с машиной, который и даёт радость полёта». Алексею показалось, что мечта его не осуществится, но ему помог замполит школы полковник Капустин. Мересьев был единственным в мире лётчиком-истребителем без ног, и замполит предоставил ему дополни­тельные лётные часы. Вскоре Алексей овладел управлением ЛА-5 в совершенстве.

Часть 4

Весна была в разгаре, когда Мересьев прибыл в штаб полка, расположенный в небольшой деревушке. Там его оформили в эскадрилью капитана Чеслова. В эту же ночь началось роковое для немецкой армии сражение на Курской дуге.

Капитан Чеслов доверил Мересьеву новенький ЛА-5. Впервые после ампутации Мересьев сразился с реальным противником: одномоторными пикировщиками Ю-87. Он делал по нескольку боевых вылетов в день. Письма от Ольги он мог читать только поздно вечером. Алексей узнал, что его невеста командует сапёрным взводом и уже успела получить орден Красной Звезды. Теперь Мересьев мог «говорить с ней на равных», однако открывать девушке правду не спешил: он не считал устаревший Ю-87 настоящим противником.

Достойным врагом стали истребители воздушной дивизии «Рихтгофен», в которую входили лучшие немецкие асы, летающие на современных «фоке-вульф-190». В сложном воздушном бою Алексей сбил три «фоке-вульфа», спас своего ведомого и с трудом дотянул до аэродрома на остатках горючего. После боя его назначили командиром эскадрильи. В полку уже все знали об уникальности этого лётчика и гордились им. В тот же вечер Алексей, наконец, написал правду Ольге.

Послесловие

На фронт Полевой попал в качестве корреспондента газеты «Правда». Он встретился с Алексеем Мересьевым, готовя статью о подвигах лётчиков-гвардейцев. Рассказ лётчика Полевой записал в тетрадь, а повесть написал четыре года спустя. Её печатали в журналах и читали по радио. Одну из таких радиопередач услышал гвардии майор Мересьев и нашёл Полевого. За 1943−45 годы он сбил пять немецких самолётов и получил звание Героя Советского Союза. После войны Алексей женился на Ольге, и у них родился сын. Так сама жизнь продолжила повесть об Алексее Мересьеве — настоящем советском человеке.

В августе 1941 года Алексея Петровича Маресьева направили на фронт. Первый боевой вылет он совершил 23 августа 1941 года в районе Кривого Рога, а в начале 1942 года сбил первый вражеский самолет. К концу марта 1942 года Маресьев довел счет сбитых фашистских самолетов до четырех.

5 апреля 1942 года в воздушном бою над Демянским плацдармом (Новгородская область) самолет Алексея Маресьева был подбит и упал в лесу в тылу врага.

Во время падения самолета летчика выбросило из кабины, и он, падая на деревья, а затем при ударе о землю, повредил ступни ног. 18 суток Маресьев ползком, с обмороженными ногами, пробирался к линии фронта, питаясь корой, ягодами, шишками. Едва живого, его обнаружили в лесу жители из деревеньки Плав Валдайского района Новгородской области. Через несколько дней Маресьева переправили в госпиталь.

Из воспоминаний Алексея Маресьева:

«Необходимо было мне отрезать ноги. Они стали уже сами отходить: лежишь в кровати, потащишь, а суставы сами и расходятся.

Однажды пришел профессор, принесли меня в операционную, он взял стерильные ножницы и просто на моих глазах отрезал ноги этими ножницами. В некоторых местах, где были еще немного живые ткани, было больно, но вообще больно не было. Я спрашиваю: «Товарищ профессор, это вся операция?»

И так как я боялся операции, то он сказал, что немного еще подзаделаем, и все. Но стали меня готовить ко второй операции. У меня получилось нагноение и нужно было, чтобы оно прошло. 22 июля мне сделали вторую операцию. Хотели мне сделать только спинномозговой укол, но этот наркоз на меня не подействовал. Укол местного обмораживания тоже не берет. Профессор даже удивляется, и тогда решили делать операцию под общим наркозом. Накрыли меня маской и стали поливать на нее эфир, я должен был дышать эфиром. Сестра мне посоветовала глубоко-глубоко дышать. Как только я глубоко вздохнул, мне сразу же ударило в голову, я махнул рукой, маску сбил, капля эфира попала мне в рот, меня стало тошнить. Профессор ругается на сестру: «Что же вы не можете удержать маску!». Опять наложили маску. Мне стало так нехорошо, я кричу: «Снимите, дайте мне хоть немножко пожить!». Сестры здесь плачут, профессор ругается. Ну, а потом мне немножко приподняли маску, я глотнул свежего воздуха, и все пошло, как следует.

После операции я проснулся со слезами. Ноги у меня очень болели».

Однако летчик не сдался. Он долго и упорно тренировался, чтобы не только научиться ходить на протезах, но и иметь возможность вернуться в авиацию. В начале 1943 года Маресьева отправили на медкомиссию.

Из воспоминаний Алексея Маресьева:

«Вылечили меня, принесли протезы, я начал ходить. Учился, дня 3 походил с костылями, потом только с одной палочкой дней пять походил.

Нужно сказать, что однажды мне сестра приносит журнал и говорит: «Леша, смотри, здесь есть статья об одном английском летчике, который, не имея обеих ног, продолжает летать».

Меня эта статья очень заинтересовала, и я попросил сестру вырвать для меня эти два листочка из журнала. Здесь у меня появилась какая-то уверенность, что и я могу летать…

В доме отдыха я разговаривал на эту тему с врачом, но он мне ничего не сказал, вроде мол, человек шутит и все. Я уже научился танцевать и носил брюки на выпуск, тогда был в пижаме. Потом туда приехала выездная экспертная комиссия ВВСКА под председательством бригврача Миролюбова.

Иду вечером в клуб, смотрю, в клуб приходит вся комиссия. Я приглашаю девушку, иду танцевать. После танцев подхожу к своему доктору. Он говорит, что навряд ли комиссия заметила. Тогда я опять танцую. Они здесь уже меня увидели. Говорят: «Считайте, все наши голоса за вами”.

В феврале 1943 года Маресьев успешно провел первый пробный вылет после своего ранения.

Добился отправки на фронт. В июне 1943 года прибыл в 63-й Гвардейский истребительный авиационный полк. Воевал на Курской дуге, был заместителем командира эскадрильи. Позже воевал в Прибалтике, стал штурманом полка. Всего за время войны совершил 86 боевых вылетов, сбил 11 самолетов противника, из них семь — с ампутированными ногами.

В июне 1944 года гвардии майор Маресьев был назначен инспектором-летчиком Управления высших учебных заведений ВВС. В июле 1946 года он был уволен в отставку. До 1953 года работал в 1-й Московской спецшколе ВВС.

В 1956 году он стал ответственным секретарем Советского комитета ветеранов войны, в 1983 году — первым заместителем председателя Советского комитета ветеранов войны (с 1992 года — Российского комитета ветеранов войны и военной службы). В этой должности Маресьев проработал до последнего дня своей жизни.

Источник: Дроздов К. Настоящий Маресьев. Непричесанный рассказ летчика, будущего героя знаменитой повести Бориса Полевого, публикуется впервые // «Родина». 2016. № 6

Еще впереди встреча с писателем Борисом Полевым, чья «Повесть о настоящем человеке» выйдет осенью 1946 года в журнале «Октябрь». И сделает Маресьева героем, на которого будут равняться поколения советских людей…

Мы же предлагаем читателям «Родины» оригинальный рассказ 27-летнего летчика — в таком виде, как он был записан в июле 1943 года. Это документ потрясающей человеческой силы. Публикуем его полностью, сохранив орфографию и стиль.

---

До войны. «Натаскали в аэроклуб горючего…»

Стенограмма беседы с гвардии лейтенантом 63-го гвардейского истребительного авиаполка 3й гвардейской истребительной авиадивизии Маресьевым Алексеем Петровичем, 1916 года рождения. Кандидат в члены партии. Заместитель комэска. Награжден орденом Красного Знамени².

Беседу на одном из боевых аэродромов проводила научный сотрудник Комиссии Е.М. Грицевская, стенографировала О.В. Крауз³.

«Родился в семье крестьянина в г. Камышине Сталинградской области. 8 лет пошел учиться, окончил школу 1-й ступени, во второй ступени проучился до 6го класса, а потом перешел учиться в ФЗУ⁴ на лесном заводе. Там у меня работала мать и два брата. ФЗУ давало образование за семилетку. Учился я по специальности токаря по металлу. Проработал я по этой специальности на заводе до 34 года августа месяца, причем я все время работал и пытался поступить учиться дальше. Я учился без отрыва от производства на вечерних курсах рабфака при сельскохозяйственном институте, после его мог ехать учиться в этот институт. Но так как у меня не было никаких средств для того, чтобы там учиться, то я не закончил его 4 месяца⁵, так как прочел в «Правде», что начинается прием в МАИ⁶.

Я послал письмо, чтобы мне выслали правила приема, а на свое предприятие подал заявление, чтобы меня отпустили бы учиться. Но с производства меня не отпустили, и послали меня в ДВК⁷ строить г. Комсомольск. А я с 29 года был комсомольцем.

Приехали мы туда, нам сказали, что строительству нужен лес, и мы работали на лесозаготовках в тайге. За хорошую работу меня перевели работать по специальности, и я там вскоре стал работать уже механиком-дизельщиком на водном транспорте. И там я работал до 1937 г. июля месяца. Здесь меня призвали в Красную Армию. В Комсомольске я окончил без отрыва от производства аэроклуб. Очень интересно, как мы его кончали. Город только начинал строиться. Мы только устроили места, где можно было бы жить самим строителям. Я работал на водном транспорте, там было горючее, масло, бензин, а другой товарищ работал на авиационном заводе, и мы натаскали в аэроклуб горючего и вообще кто, что мог. Так мы учились и закончили аэроклуб.

После я попал в армию, на остров Сахалин, там я служил в пограничной авиации в пограничном отряде, работал мотористом, летать мне не давали, так как одному такому летчику дали полетать, а он поломал самолет. Но я дошел до командующего войсками, и он сказал: «Попробуйте дать, если он хорошо летает, то пусть летает». Пока меня стали проверять, командующий присылает специальное направление, что, если командир отделения соответствует требованиям, имеет образование семилетки, закончил аэроклуб и комсомолец, то послать его в военную школу. Меня вызвали и спросили, куда хочешь? Я сказал, что хочу в военную летную школу. И меня послали в Читу. Потом школу перевели в Батайск, и я ее там закончил.

Учеба мне давалась легко. За отличную технику пилотирования меня оставили работать инструктором, но я не хотел там оставаться, а хотел в часть. Но все же был оставлен инструктором в школе, где я и пробыл с 40 по 41 год август месяц. Закончил возить группу, выпустил всех своих курсантов и стали меня посылать дежурить в Ростов, т.е. давали мне вроде как боевую работу. Я взял и написал докладную записку, чтобы меня взяли на фронт. Однажды я дежурю на главном аэродроме, и меня вызывает командир звена. Встречает он меня словами: «До свиданья, до свиданья». Я говорю: «Что это за до свиданья?». — «А ты улетаешь». Оказывается, по моей докладной записке меня направили на фронт.

---

Начало войны. «Работали исключительно по штурмовкам…»

6 августа 1941 г. несколько человек нас полетели на фронт. Попал я в 296 истребительный полк⁸ и начал воевать от Кировограда. Потом по мере отступления наших войск мы шли на Никополь, Запорожье. Как только мы прибыли на фронт, мы начали вести боевую работу. Работа была очень напряженная. Нашей группе пришлось работать самим и за техников, так как техники от нас немного отстали. Приходилось делать по 7-8 боевых вылетов в день. Работали мы на «И-16» исключительно по штурмовкам. Один раз у нас только была встреча пара на пару с «Мессершмиттами», но они, как обычно, боя не приняли.

После того, как мы поехали в Куйбышев на формирование, меня там перевели в другой полк командиром звена, и мы воевали на «Яках». Летчики у нас были молодые. С этим полком мы немного постояли под Москвой, здесь мы работали как бы на ПВО и одновременно тренировался летный состав. Тогда мы были в 580 полку. А потом уже в марте месяце 42 г. мы поехали на северо-западное направление, когда под Ст. Руссой была окружена немецкая 16 армия. Мы тогда работали на демянскую группировку⁹.

Когда я пришел непосредственно на фронт, меня назначили помощником комэска. На Северо-Западном фронте мне пришлось повоевать 7 или 8 дней. Здесь в нашу задачу входило уничтожение транспортных самолетов, которые подбрасывали 16 армии боеприпасы и продовольствие. Мы их сбили за 8 суток три штуки. А потом меня самого подбили.

---

Бой. «И меня выбросило из самолета…»

Подбили меня 4 апреля 42 г¹⁰. Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет на свою территорию, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде. Я и пошел садиться на лес, а там лес редкий и высокий и на лес садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило. Положил голову на руки, и здесь слева я увидел площадку. И здесь я сделал большую глупость. Я выпустил шасси, так как мне показалось, что там — площадка, но, когда я стал разворачиваться, то мотор остановился, и машина пошла книзу. Я только успел выровнять ее из крена, как лыжами самолет задел за макушку дерева, и получился полный скоростной капот, т.е. самолет перевернулся кверху колесами. Я был привязан ремнями, но их оторвало и меня выбросило из самолета. Так что я упал метров с 30, хотя точно не знаю. По-видимому, получилось так, что я упал на снег, а потом я покатился по дороге и ударился виском, и минут 40 я лежал без памяти. Потом, когда я очнулся, я чувствую что-то на виске, приложил руку — кровь, и висит лоскуток кожи. Я его хотел сначала оторвать, а потом чувствую, что кожа толстая и обратно ее приложил к пораненному месту. Кровь там запеклась, и все потом заросло.

От самолета осталась только одна кабина и хвост — все разлетелось в разные стороны. Я, вероятно, сильно ударился, так как вскоре у меня начались галлюцинации. Я очень хотел испортить мотор, вынимаю пистолет и начинаю стрелять по мотору. И мне кажется, что я не попадаю, я выстрелил одну обойму в пистолете, затем другую. Потом посмотрел опять в лес, и я вижу, что там стоят самолеты, стоят люди, я кричу, чтобы мне помогли, но потом смотрю — ничего нет. Посмотришь в другую сторону, опять то же самое, и потом снова все исчезает.

Я так и блудил. Шел, ложился, потом снова шел. Спал до утра в снегу. Один раз мне показалось совершенно ясно, что стоит дом, из дома выходит старик и говорит, что у нас здесь дом отдыха. Я говорю: «Помогите мне добраться». А он все дальше и дальше уходит. Тогда я подхожу сам, но ничего не вижу. Потом пошел в другую просеку, смотрю — стоит колодец, девушка гуляет с парнем, а то кажется, что девушка с ведрами идет. «Что несете?» — «Воду». Но воды мне не дала.

Я упал 12 километров от линии фронта, но никак не мог сообразить, где я, мне все время казалось, что я у себя на аэродроме или где-то близко. Смотрю, идет техник, который меня обслуживал, начинаю говорить ему: «Помоги выйти». Но никто ничего для меня не делает. И такая история со мной продолжалась суток 10-11, когда галлюцинация у меня прошла.

---

Спасение. «Подходите! Свой, летчик!»

Раз я просыпаюсь утром и думаю, что мне нужно делать? Я уже был совершенно в здравом уме. Очень сильно я отощал, так как ничего все время не ел. И компаса у меня нет. Я решил идти на восток, уже по солнцу. Вижу и самолеты, которые летят к нам. Думаю, наткнусь, в конце концов, на какое-нибудь село, а потом меня доставят. Но я очень сильно отощал и идти не мог. Шел я так: выбрал себе толстую палку, поставишь ее и подтягиваешь к ней ноги, так и переставляешь их. Так я мог пройти максимум полтора километра в сутки. А потом трое суток опять лежал и спал. И сны такие снятся, что кто-то зовет: «Леша, Леша, вставай, там тебе припасена хорошая кровать, иди туда спать…».

Так я провел 18 суток без единой крошки во рту. Съел я за это время горсть муравьев и пол-ящерицы. Причем, я отморозил ноги. Я летел в кожанке и в унтах. Пока я ходил с места на место, в них попала вода, так как кругом уже таяло, а ночью было холодно, мороз и ветер, а в унтах вода, и я, таким образом, отморозил себе ноги. Но я не догадался, что ноги у меня отморожены, я думал, что не могу идти от голода.

Потом на 18-е сутки 27 апреля¹¹ часов в 7 вечера я лег под дерево и лежу. В это время слышу сильный треск. Я уже понимал, что в лесу здесь людей не было, и я решил, что идет какой-нибудь зверь, учуял жертву и идет. У меня осталось два патрона в пистолете. Я поднимаю пистолет, поворачиваю голову, смотрю — человек. У меня здесь мелькнула мысль, что от него зависит спасение моей жизни. Я ему стал махать пистолетом, но так как я оброс и стал очень худым, то он, наверное, подумал, что это — немец. Тогда я бросил пистолет и говорю: «Идите, свои». Он подошел ко мне: «Ты чего лежишь?». Я говорю, что я подбит, летчик: «Есть ли здесь немцы?». Он говорит, что здесь немцев нет, так как это место в 12 км от линии фронта. Он говорит: «Пойдем со мной». Я говорю, что не могу идти. — «Но я тебя не стащу с этого места. Тогда ты не уходи с этого места, я его знаю и попрошу председателя колхоза, чтобы он за тобой прислал лошадь».

Часа через полтора слышу шум. Пришло человек восемь ребятишек 14-15 лет¹². Слышу, шумят, а не знаю, с какой стороны. Потом они стали кричать: «Здесь кто-нибудь есть?» Я крикнул. Тогда они подошли на расстояние метров 50. Тут я их уже увидел, и они меня увидели. Остановились. «Ну, кто пойдет?» — Никто не идет, боятся все. Потом один парнишка говорит: «Я пойду, только вы смотрите, если в случае чего, вы сразу бежите за народом, в деревню».

Не доходит до меня метров 10. А я худой, оброс, вид, наверное, был страшный. Он подошел поближе. Я реглан¹³ расстегнул, петлицы видно. Он подошел еще поближе и кричит: «Подходите! Свой, летчик!». Те подошли, смотрят. Спрашивают: «Почему ты такой худой?» Я говорю, что не кушал 18 суток. И тут они сразу: «Ванька, беги за хлебом! Гришка, за молоком!». И все побежали, кто куда.

Потом приехал еще старик¹⁴. Они положили меня на сани. Я положил старику голову на колени, и мы поехали. Оказывается, тот человек, который первый меня нашел, шел в обход, так как там было все заминировано.

Потом чувствую, что меня мальчик толкает:

— Дядя, а дядя, посмотри!

Я смотрю, подъезжаем к селу, поперек улицы что-то черное. Я говорю:

— Что это такое?

— А это весь народ вышел вас встречать.

И действительно, целая колонна стоит, а как въехали в село, получилась целая процессия. Старик остановился у своей хаты. Тут люди меня нарасхват. Одна говорит, давай его ко мне, у меня молочко есть, другая говорит, у меня есть яички, третья говорит — у меня тоже корова есть. Слышу шум. Тут старик говорит:

— Я за ним ездил и никому его не отдам. Жена, неси одеяло, отнесем его в избу.

Внесли в избу, начали тут с меня снимать одежду. Унты сняли, а брюки пришлось разрезать, так как ноги распухли.

Потом смотрю, опять народ идет: кто несет молоко, кто яички, третий еще что-то. Начались советы. Один говорит, что его нельзя много кормить, вот, один инженер из Ленинграда сразу очень много покушал и умер, другой говорит, что нужно только молоком поить. Положили меня на кровать, дают мне молока и белого хлеба. Я выпил полстакана молока, больше не хочу, чувствую, что сыт. Они говорят: «Кушай, кушай». А я не хотел больше. Но потом постепенно я стал есть.

Нашелся у них в селе какой-то лекарь, вроде фельдшера. Он посоветовал хозяевам вытопить баню и помыть меня. Все это они сделали. Вообще, очень хорошие люди оказались. Очень жалею, что не могу поддерживать с ними связь.

---

Встреча. «Лешка, неужели это ты?!»

Двое суток я там пробыл. Они сообщили в одну воинскую часть, и оттуда на следующий день приехал капитан. Он проверил мои документы и забрал меня к себе в часть. Мне сделали там согревающий компресс на ноги. Ноги были белые-белые, как стена. Я удивился и спросил, почему они такие белые. Мне сказали, что это отек от голода. Я спросил, не отморожены ли они? «Нет, нет, — говорят, — ничего». Но ходить я совершенно не мог.

Когда меня привезли в эту часть, а это был какой-то обозный отряд, туда пришел врач, и я до сих пор не могу понять, зачем он это сделал, и нужно ли было это делать, но он мне прописал выпить стакан водки и дали мне закусить только черным сухарем. Сначала, после того, как я выпил, все было ничего, а потом часов с двух ночи меня стало разбирать, и я начал, как говорится, «шухерить». Там сидела около меня одна девушка, потом был капитан, так со мною не знаю, что делалось. Я ударил эту девушку, опрокинул стол, который стоял около меня, стал кричать: «Немцам не победить!». Потом меня уложили. Только успокоили, а через десять минут я опять начал кричать: «Заверните мне правую ногу, а то ее немцы возьмут!». Этот капитан рассказывал, что я кричал: «Умираю, дышать нечем!». Он испугался и пошел за врачом. Тот пришел и сделал мне укол в полость живота. Потом он спрашивает меня: «Ну, как, хуже или лучше стало?». Я отвечаю: «Не хуже и не лучше». — «Ну, хорошо, что не хуже, а лучшего ждать нечего».

Потом меня сразу же отвезли в передвижной госпиталь и там меня стали лечить нормально. Сделали мне там переливание крови, и я стал чувствовать себя немножко лучше. Стали мне делать согревающие марганцевые ванны. В первый день, когда меня привезли, мне говорят: «Садись на табуретку». Я, как только сел, чувствую, что не хватает мне воздуха. Они говорят опять: «Садись». Я говорю, что не могу. Они меня все же посадили на табуретку, а я с нее упал. Потом пришел врач, меня положили на стол и влили мне 400 грамм крови. Потом я говорю: «Я теперь сам могу вставать». Но меня переложили опять на кровать.

Пролечился я там дней 7-8, до 30 апреля. Мне говорят, что мы тебя отправим в глубокий тыл, в Свердловск. Но для этого нужно было попасть на Валдай, а оттуда ходили санитарные поезда. 30 апреля меня отправили на машине в Валдай. Туда я приехал часиков в шесть вечера. Только меня положили, минут 15 я пролежал, дали мне покушать рисовой каши. Начал я кушать, вдруг дверь открывается, входит человек и начинает кого-то искать глазами, смотрит по всем кроватям. Потом мы с ним встретились взглядом. Смотрю — командир эскадрильи, с которым я летал, сейчас Герой Советского Союза, Дегтяренко¹⁵.

— Лешка, неужели это ты?!..

Оказывается, он меня искал, так как из передвижного госпиталя сообщили в часть, что я там нахожусь, и он на другой день бросился меня искать… А я прямо заплакал, просто зарыдал, такая была встреча!

Он меня спрашивает: «Чего ты лежишь? Ты, может быть, есть хочешь, я тебе две плитки шоколада привез». Я ему говорю: «Я не могу, Андрей, я 18 дней ничего не кушал, я очень слаб». А он, оказывается, приехал за мной и хочет меня забрать. И мы, действительно, были с ним очень хорошие приятели, один без другого жить не могли. Но врач меня не отпускает, говорит, что меня отправят в глубокий тыл. Дегтяренко стал нервничать, ругаться: «Это мой летчик, я его заберу. Мы сами знаем, куда его направить для лечения!».

А он искал меня долго и все время — на самолете. Сначала он полетел туда, откуда им сообщили обо мне. А там меня уже не было. А ведь это не просто — прилетел и сел, как на аэродром, а площадка бывает километра за 3-4. Потом опять пришлось сюда лететь. А вылетел он в 7 часов утра, а дело было уже к вечеру. И он, в конце концов, меня забрал с горем пополам, посадил на самолет. Хотя мне и сделали вливание крови, но чувствовал я себя плохо. И только меня сажают в самолет, я теряю сознание. Здесь он говорит: «Я тебя везу, а ты, наверное, умрешь». Я говорю: «Давай, жми! Живого или мертвого, уж взялся, так вези!». Он посадил меня в кабину, привязал кое-как, и полетели мы в ту часть, где я воевал. Здесь все уже собрались, все было подготовлено для посадки. Правда, я не могу всего рассказать, так как я был в очень тяжелом состоянии, и на следующий день меня на санитарном самолете отправили в Москву.

---

Операция. «На моих глазах отрезал ноги этими ножницами»

После уже врач мне рассказывала, что лечащий врач приходит и говорит, что он, т.е. я, наверное, жить не будет. Она пошла в кабинет и еще подумала, составлять ли историю болезни или не нужно. Решила подождать до прихода профессора Теребинского¹⁶. Когда он пришел, он тоже не питал надежд на то, что я буду жить. Меня положили в отдельную палату, стали наблюдать, как я себя чувствую. Палата была проходной, я жаловался на шум. Тогда меня положили одного в палату, стали делать мне уколы для поддержания сердечной деятельности. Я не спал долго, мне стали делать уколы морфия. Я стал часика по четыре тогда спать. Все время спрашивали меня, как себя чувствую? Я говорю, что лучше. И здесь меня стали лечить основательно.

Необходимо было мне отрезать ноги. Они стали уже сами отходить: лежишь в кровати, потащишь, а суставы сами и расходятся.

Однажды пришел профессор, принесли меня в операционную, он взял стерильные ножницы и просто на моих глазах отрезал ноги этими ножницами. В некоторых местах, где были еще немного живые ткани, было больно, но вообще больно не было. Я спрашиваю: «Товарищ профессор, это вся операция?».

И так как я боялся операции, то он сказал, что немного еще подзаделаем и все. Но стали меня готовить ко второй операции. У меня получилось нагноение и нужно было, чтобы оно прошло. 22 июля мне сделали вторую операцию. Хотели мне сделать только спинномозговой укол, но этот наркоз на меня не подействовал. Укол местного обмораживания тоже не берет. Профессор даже удивляется, и тогда решили делать операцию под общим наркозом. Накрыли меня маской и стали поливать на нее эфир, я должен был дышать эфиром. Сестра мне посоветовала глубоко-глубоко дышать. Как только я глубоко вздохнул, мне сразу же ударило в голову, я махнул рукой, маску сбил, капля эфира попала мне в рот, меня стало тошнить. Профессор ругается на сестру: «Что же вы не можете удержать маску!». Опять наложили маску. Мне стало так нехорошо, я кричу: «Снимите, дайте мне хоть немножко пожить!». Сестры здесь плачут, профессор ругается. Ну, а потом мне немножко приподняли маску, я глотнул свежего воздуха, и все пошло, как следует.

После операции я проснулся со слезами. Ноги у меня очень болели.

---

Выписка. «В клубе я буду танцевать»

Вылечили меня, сняли мерку на протезы. 23 августа 42 г. мне принесли протезы, я начал ходить. Учился, дня 3 походил с костылями, потом только с одной палочкой дней пять походил.

Нужно сказать, что однажды мне сестра приносит журнал и говорит: «Леша, смотри, здесь есть статья об одном английском летчике, который, не имея обеих ног, продолжает летать»¹⁷.

Меня эта статья очень заинтересовала, и я попросил сестру вырвать для меня эти два листочка из журнала. Здесь у меня появилась какая-то уверенность, что и я могу летать.

После госпиталя я поехал в дом отдыха летного состава на месяц. Там я отдохнул, и началась у меня опять битва за летную жизнь.

В доме отдыха я разговаривал на эту тему с врачом, но он мне ничего не сказал, вроде мол, человек шутит и все. Потом туда приехала выездная экспертная комиссия ВВСК^А18 под председательством бригврача Миролюбова. Я решил туда обратиться к нему, так как это была комиссия, которую я должен был проходить. И наш врач мне тоже посоветовал поговорить с ними. Прихожу туда, а хожу уже без палочки. Причем я уже научился танцевать. Я носил брюки на выпуск, тогда был в пижаме. Прихожу и говорю: «Доктор, я у вас, наверно, комиссию не буду проходить, но я бы хотел поговорить с вами. Я хочу летать».

Он на меня смотрит:

— Если вы летчик, то будете летать.

— Мне придется прямо вернуться в госпиталь, и я хочу заранее с вами поговорить.

— А что у вас такое?

— Я на обеих искусственных ногах.

— Да что вы говорите?!

Я прошелся. Он говорит:

— Нет, вы шутите. В самом деле?

Здесь мой врач стал уже улыбаться и говорит, что это действительно так.

— И летать хотите?

— Да.

— А ну, еще раз пройдите.

Я опять прошел. Потом я говорю:

— Если вы интересуетесь, как я владею протезами, то приходите сегодня в клуб, я там буду танцевать.

Иду вечером в клуб, смотрю, в клуб приходит вся комиссия. Я приглашаю девушку, иду танцевать. После танцев подхожу к своему доктору. Он говорит, что навряд ли комиссия заметила. Тогда я опять танцую. Они здесь уже меня увидели. Говорят: «Считайте, все наши голоса за вами. Приедете в госпиталь, хирург посмотрит, скажет свое веское слово, если все будет ничего, то пройдете».

---

Кабинеты. «Вы пришли сюда очки втирать!»

Я приезжаю в госпиталь в Сокольники. Председатель комиссии там доктор Собейников. Они меня крутили, проверяли нервную систему, зрение. Особое внимание обратили на ноги.

— Хочешь все-таки летать? На каких же самолетах?

Я говорю:

— Если попросишься на истребителях, то вы все равно не разрешите, тогда уже на «У-2».

Один доктор засмеялся:

— Добросовестно, — говорит.

Собрался у них консилиум. Один что-то говорит, другой говорит. Потом подзывают меня.

— Решили допустить к проверочным полетам на самолете «У-2».

— Ну, а если я покажу хорошие результаты, то буду считаться годным к летной работе на «У-2»?

— Ну, думаю, не совсем хорошо, но все-таки нужно согласиться.

Я пошел с этим решением в управление кадров ВВСК[А]. Прихожу туда, направляют меня к полковнику Вальчугину. Тот читает бумажку. А там написали и так, что не годен, ампутированы обе ноги. И в самом конце написали, что допущен к тренировочным полетам на «У-2». Полковник прочел, что не годен, и больше не читает.

— Вы что пришли?

— Хочу на летную работу.

— Вы же не годны.

Я говорю, что комиссия мне разрешила. Он тут: «Что мне комиссия, мы сами можем здесь разобраться, да и здесь написано, что не годен и всё!».

Я говорю:

— Вы прочтите, что дальше написано.

А он здесь схватился и пошел:

— У вас ног нет, а пришли сюда очки втирать.

Меня это страшно задело. Я говорю:

— Ноги у меня, товарищ полковник, есть, но ноги деревянные.

— Но вы летать не будете, как это можно!

Я говорю:

— Почитайте дальше, мне врачебная комиссия разрешила летать на «У-2».

— Что мне врачебная комиссия, мы все равно вас не допустим.

Тогда я стал с ним по-другому говорить.

— Товарищ полковник, я буду летать, только прошу вас не давать сразу заключения.

А он уже спрашивает, кем я работал, и собирается искать вакантную должность для меня.

— Я прошу вас еще раз — заключения не давать. Я дойду до маршала авиации.

— Он все равно вас не примет.

— Нет, примет.

Ну, он здесь еще сильнее раскричался.

— Кто вам разрешит?

Я говорю:

— Приду по всем правилам и попрошу разрешения. И летать я все-таки буду.

— Нет, вы летать не будете.

— Нет, буду.

— Вы ходить не умеете.

Я тогда набрался нахальства и говорю:

— Это дело не ваше, как я хожу. Раз врачи дали мне заключение, что я хорошо владею протезами, я имею право просить, чтобы меня назначили на проверку, как это здесь указано.

Он начал еще что-то кричать, но я тут уже вышел.

Там стоял какой-то майор. Он спрашивает:

— Это ты там так разговаривал? А что такое?

Я ему все рассказал.

— Ну, куда ты хочешь теперь идти?

Я говорю:

— Пойду к командующему, генерал-лейтенанту Новикову¹⁹.

— А у начальника отдела кадров ты был?

— Нет, не был.

— Сходи к нему, а то неудобно шагать через его голову.

И я решил пойти к начальнику отдела кадров. Прихожу к секретарю, тот докладывает, и начальник меня принимает. Как раз это был генерал-майор Орехов.

— В чем дело?

— Меня не устраивают на летную работу.

— Почему?

Я говорю, вот так и так, полковник Вальчугин отказывает. Приходит к нему Вальчугин. Он читает документы и говорит:

— Так вы без ног?

Я говорю:

— С искусственными ногами, товарищ генерал-майор.

— Нет, летать вы не будете, что вы, что вы!!!

— Почему, товарищ генерал?

— Так вы не сможете.

Тогда я вынимаю журнал и говорю:

— Вот, летают же люди, только англичане, почему же я не смогу?

Он прочел, отложил в сторону журнал:

Нет, — все-таки вы летать не будете.

— Товарищ генерал-майор, разрешите сказать.

— Говорите.

— Я летать буду.

— Вы — средний командир и должны слушать то, что вам говорит генерал.

— Я слушаю, но все-таки я летать буду.

— Зачем это надо?

— Во-первых, я многим еще могу помочь авиации, а во-вторых, это очень интересная вещь в авиации вообще.

— Ты подумал, как ты с этим справишься?

— Все обдумал.

Он попросил меня выйти, потом снова меня позвал.

— Ладно, — говорит, — попробуем.

Ну, думаю, если попробуем, то — всё. И, вот, единственный человек — этот генерал, который мне помог.

---

Надежда. «Ну, ладно, полетаем…»

Посылают меня в одну школу попробовать. Это в АССР, в Чувашию, в школу первоначального обучения²⁰. Приезжаю туда. Принимает меня там начальник школы:

— Ну, ладно, — говорит, — полетаем.

А он ничего еще не знает и не догадывается. Назначают в такой-то день летать. А потом уже кто-то сказал, что я на искусственных ногах. Начальник меня вызывает и говорит:

— Вы, что, без обеих ног?!

— Да.

— Как же вы будете летать?

Я говорю:

— Поэтому меня и прислали к вам.

— А я даже и не разобрался. Ну, ладно, попробуем.

Дают мне летчика, Наумова, он меня проверяет на «У-2». На этом самолете нужна хорошая координация, нужно уметь чувствовать ногами. Проверил. Потом он говорит:

— У меня ноги замерзли, может быть, сам полетишь?

Дали мне 4 провозных полета. Приходит потом командир эскадрильи, тоже проверил и сказал, что не могу даже сказать, что у тебя искусственные ноги. Потом начальник школы полетел на «У-2». Проверил. Дают заключение, что годен во все виды авиации.

Когда я сел в самолет, я даже сам удивился, никогда не знал, что можно так летать без ног.

С таким заключением я приезжаю в Москву, в штаб МВО. Командующий генерал-майор Сбытов²¹ был занят, меня не принял. Ему докладывал обо мне заместитель его Белоконь. Белоконь приходит и говорит мне, что он сказал, что меня нельзя направить в истребительную авиацию, и чтобы я отдохнул. Я говорю:

— Мне все же хотелось бы летать на истребителях. Но если вы обещаете меня послать на истребитель, то я соглашусь пока полетать на «У-2». Я буду в Москве и буду вам надоедать.

— Ладно, — говорит, — устроим, устроим.

---

Победа. «Я не поломаю себе ноги!»

Послали меня в эскадрилью связи в Москву²². Там, правда, была хорошая работа, я отдохнул. Пробыл я там месяца три всего. Потом написал в МВО письмо, что чувствую себя хорошо, отдохнул, собрался с силами. Потом как раз та эскадрилья, в которой я был, принимала самолет от колхозников, и здесь был полковник Лякишев. Я своего командира эскадрильи попросил разрешения обратиться к нему. Он спрашивает меня:

— Вы писали командующему войсками?

— Писал.

— Какая-то резолюция там есть. Вас должны вызвать.

Я ждал-ждал, не дождался. Потом меня вызывает майор Ширяев и говорит, что командующий направляет вас в ЗАП в Иваново²³. Я спрашиваю:

— В истребительный?

— Да-да.

Я бросил все и стал готовиться. Поехал в Иваново. Там начали:

— Как это так, ты на «У-2» не умеешь летать.

— На «У-2» я летаю, — говорю, — у меня есть и заключение.

Но командир полка не решился сразу меня тренировать на истребителе. А получилось так, что у меня было вначале заключение относительно «У-2», а на истребитель меня уже послал сам генерал-майор Сбытов, но заключения врачей в отношении истребителей не было. Тогда командир полка говорит:

— Вам нужно пройти комиссию, и тогда я вас буду тренировать.

Я думаю, надо ехать в Москву на эту комиссию. Поехал в Москву. Приезжаю к тем же врачам. Собейников меня сразу узнал. Правда, когда я приехал из школы, я дал ему почитать заключение, и он очень удивился, что годен я во все виды авиации. И здесь он говорит:

— Нет, ничего не выйдет, на истребителе нельзя.

— Почему же, доктор?

— Там большие предпосылки к тому, что летчикам приходится садиться с парашютом. И ты поломаешь себе ноги.

Как раз в этом журнале описывался случай, как тот летчик прыгал с парашютом и поломал себе протезы. Потом он сделал себе протезы и летал дальше. Я говорю:

— Я не поломаю себе ноги, а поломаю протезы.

Говорили мы с ним, говорили, потом он говорит:

— Приходи завтра.

Прихожу на другой день, там сидит доктор Миролюбов. Он мне говорит:

— Давай поговорим по душам, что может с тобой получиться.

Я говорю:

— Если буду летать на истребителе, управлять я им сумею вполне, а, если с парашютом буду прыгать, то поломаю себе протезы.

— Я думаю, — говорит Миролюбов, — что ты поломаешь протезы и ушибешься, но управлять самолетом ты не сможешь.

А доктор Собейников сказал:

— Да, он поломает себе ноги, но управлять самолетом сможет.

И здесь у них получились разногласия. Я влез на стол, прыгнул и сказал: «Вот, так и получится!».

Наконец, Миролюбов склонился к тому, чтобы разрешить. Написал бумажку: разрешаем попробовать на самолете «УТИ-4», «ЯК-7».

---

Полет. «Годен на все истребители»

Я думаю: ехать в тот полк, опять ничего не выйдет, так как там требовали, чтобы написали черным по белому, что разрешаем. Тогда я прихожу к майору Ширяеву и прошу, чтобы меня опробовали здесь. И я стал летать в Люберцах с майором Абзианидзе. Сделали мы с ним полет на «УТИ-4». Он говорит:

— Как себя чувствуешь?

Я говорю:

— Сижу, как в своей машине.

Он говорит:

— Я тоже ничего не могу против сказать.

В конце концов, написали заключение: годен на все истребители. Я с этим заключением — к врачам. Те читают и не верят. Я говорю: «Ну, что же теперь мне делать?». Они говорят: «Давайте начальника штаба этой части и летчика, с которым вы летали. Мы все соберемся и дадим окончательное заключение».

Я тогда пошел в отдел кадров просить, чтобы их затребовали в Москву. Они приехали на комиссию, и комиссия дала совместное заключение: разрешаем тренировочные полеты по специальному курсу обучения и, если покажет хорошие результаты, то считать годным в истребительную авиацию. И с этим заключением я поехал в ЗАП и там начал тренироваться. Окончил там курс нормально и попросил, чтобы меня отправили на фронт. Летал я там на «ЛА-5», «ЯК-7» и «УТ-2». До сих пор все идет нормально.

Все это получилось потому, что мне была сделана очень хорошо операция. Я помню еще в госпитале, я как-то в шутку спросил профессора: «Профессор, я летать буду?». Он сказал: «Это дело не мое, мое дело так тебя отремонтировать, чтобы ты через протезы все чувствовал бы». И действительно, где я ни прохожу комиссию, все удивляются, как хорошо сделана мне операция»²⁴.

Июль 1943 года.

---

^{Примечания1. Подробнее об истории создания Комиссии и ее деятельности см.: Вклад историков в сохранение исторической памяти о Великой Отечественной войне (На материалах Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР, 1941-1945 гг.). М.; СПб. 2015.2. 9 апреля 1942 г. за три сбитых немецких транспортных самолета (в воздушных боях 1 и 5 апреля) командование 580го ИАП представило Маресьева к ордену Красного Знамени; несмотря на то, что с 5 апреля 1942 г. он числился без вести пропавшим. Приказ о награждении вышел 23 июня 1942 г.3. Точная дата, когда проводилась запись интервью, не указана. Вероятнее всего, это произошло в один из дней между 11 июля (первый день работы сотрудников комиссии в авиадивизии) и 20 июля 1943 г., когда Маресьев совершил свой первый боевой вылет в составе 63го гв. иап.4. ФЗУ — школа фабрично-заводского ученичества5. Так в документе.6. МАИ — Московский авиационный институт.7. ДВК — Дальневосточный край.8. 296-й иап Юго-Западного фронта.9. С 31 марта по 19 июня 1942 г. 580й истребительный авиаполк находился в составе 6й ударной авиационной группы, которая принимала участие в Демянской операции — уничтожении окруженной в районе Старой Руссы — Демянска («Демянский котел») группировки немецко-фашистских войск.10. В боевых донесениях речь идет о 5 апреля 1942 г.11. Правильно — 22 апреля.12. Среди тех ребят, кто первыми обнаружил Маресьева, были Александр Вихров и Сергей Малин.13. Реглан — мужская куртка особого покроя, в которой рукав составляет одно целое с плечом.14. Речь идет о Михаиле Васильевиче Вихрове.15. Правильно — Дехтяренко Андрей Николаевич (1909-1942), старший лейтенант, с марта по июнь 1942 г. комэск 580-го иап. Совершил 39 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 10 и уничтожил на земле 2 самолета противника. 11 июля 1942 г. не вернулся с очередного боевого здания. 21 июля 1942 г. посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.16. Теребинский Николай Наумович (1880-1959) — профессор хирургии, пионер экспериментальной хирургии открытого сердца. В годы войны работал в московских городских больницах, консультант-хирург нескольких эвакогоспиталей.17. Скорее всего, в журнальной статье речь шла о Дугласе Бадере (1910-1982), английском летчике-асе. Бадер потерял обе ноги в авиационной аварии (1931 г.). Пройдя реабилитацию после ампутации ног, возобновил летные тренировки. В 1939 г. был вновь принят на службу в ВВС Великобритании. В воздушных боях одержал 20 личных побед. В августе 1941 г. был сбит над оккупированной территорией Франции. Спасаясь из сбитого самолета, выпрыгнул с парашютом, при этом потерял один из протезов. Попал в немецкий плен. Освобожден американцами в апреле 1945 г.18. ВВС Красной Армии.19. Новиков Александр Александрович (1900-1976), с апреля 1942 г. по апрель 1946 г. командующий ВВС Красной армии, Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза.20. Речь идет о 3й школе первоначального обучения пилотов в п. Ибреси Чувашской АССР, где Маресьев впервые после ампутации ног поднялся в небо.21. Сбытов Николай Александрович(1905-1997), генерал-лейтенант авиации (1943), с мая 1941 г. по январь 1948 г. командующий ВВС Московского военного округа.22. Речь идет о 65й отдельной авиаэскадрилье связи московского военного округа (г. Люберцы).23. Скорее всего, речь идет о 22м запасном истребительном авиаполку ВВС МВО в г. Иваново.24. Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 79. Д. 7. Л. 29-33 об.}

---

Его жизнь и подвиг находился как бы «в тени» другого легендарного Героя Советского Союза Алексея Маресьева. А теперь, после десятилетий развала, деградации народного духа и памяти — и подавно почти никто не знает про мужество, жизнь и подвиг Леонида Белоусова.

Это особенно интересно писателям, ибо широкая известность Маресьева возникла именно благодаря книге: «Повесть о настоящем человеке».  Борис Полевой — псевдоним Бориса Николаевича Кампова. Он родился в Москве в 1908 году, в семье юриста из семьи русского православного священника. Он, пожалуй, наиболее известен своими репортажами о зверствах в Освенциме вскоре после его освобождения, которые были первыми, опубликованными в «Правде». Его рассказы, как сообщается, отличаются от того, что нашли другие, включая описание конвейерной ленты, которая сначала убивала электрическим током, а затем перевозила трупы заключенных в печь…

Рассказывает Сергей Дроздов:

Я родился и вырос в Ленинграде, на проспекте Добролюбова. На этом же проспекте жил и Леонид Белоусов. Иногда, гуляя с родителями по родной улице, мы встречали грузного мужчину, в больших чёрных очках, медленно прогуливавшегося в сопровождении пожилой женщины. Видно было, что идёт он с трудом, опираясь на палочку. Это не вызывало особого удивления. Живых фронтовиков тогда было много, и инвалидов среди них – тоже встречалось немало. Гораздо больше внимания привлекала Золотая Звезда Героя Советского Союза на его груди. Это вызывало в то время у всех уважение и восхищение. Но даже не эта Звезда привлекала особое внимание к нему. Потрясало его ЛИЦО.Точнее – лица-то как такового у человека не было… Сплошной огромный ожог, покрытый розовой кожей и шрамами. Его нос, губы, брови, уши – были явно «сделаны» хирургами заново и не походили на обычные человеческие. Объяснить это невозможно. Такое лицо надо ВИДЕТЬ… Далеко не каждый мог, без содрогания, вблизи посмотреть в лицо Героя хоть несколько секунд. Его израненный, сожженный облик показывал, что звание Героя досталось ему страшной ценой.Конечно, никто не подходил к нему на улице с расспросами или просьбами автографа, это не было тогда принято. Про его подвиг мы ничего толком не знали. Ни радио, ни телевизор, ни газеты про Белоусова почему-то не рассказывали. Даже фамилию соседа — Героя я узнал только спустя десяток лет.После окончания училища мне довелось несколько лет прослужить под Гатчиной.Одной из наших обязанностей была организация празднования Дней Победы и других военных праздников. На них мы частенько приглашали ветеранов Великой Отечественной войны. Они рассказывали нашим воинам, офицерам и жителям городка о своей боевой молодости, живых и павших товарищах, их подвигах и наградах. Кто-то делал это лучше, кто-то похуже, в общем, мероприятия эти были довольно привычными и особого интереса (будем откровенны) обычно не вызывали.Как-то раз, накануне очередного праздника, председатель Совета ветеранов нашей 6 ОА ПВО дал нам новый номер телефона и предложил: «Позвоните Белоусову Леониду Георгиевичу. Вот кто умеет выступать! Да и сам он – человек-легенда. Правда, инвалид. Болеет частенько, и ходить ему трудно. Надо будет отвезти его от дома до части и обратно на машине». С этим проблем не было. Обычно мы ветеранов так и возили.Созвонились, согласовали детали, и в означенный день и час я приехал на «уазике», по указанному адресу, на родной проспект Добролюбова. Меня уже поджидали два немолодых ветерана. В одном из них я узнал знакомого с детства Белоусова, со Звездой Героя на лацкане пиджака. Вторым был — сопровождающий, его друг, (фамилии которого, к большому сожалению, я не помню).В зале гарнизонного Дома офицеров уже было полно народу: солдаты, офицеры и прапорщики гарнизона, женщины – военнослужащие были собраны «на мероприятие».После традиционного вступительного слова командира корпуса, выступил друг Белоусова, кратко рассказавшего про Героя. Его рассказ про Леонида Георгиевича был довольно обычным и кратким: «Перед вами боевой летчик, участник советско-финской и Великой Отечественных войн, заместитель командира полка. В составе 13 ИАП, ставшего впоследствии 4 –м гвардейским ИАП участвовал в обороне Ханко и «Дороги жизни», воздушных боях над Ленинградом и Карельским перешейком. Несколько раз был сбит в воздушных схватках с врагом (ведь мы воевали с очень умелым, умным и коварным противником!!!), получил тяжёлые ранения.С 1944 года гвардии майор Белоусов летал БЕЗ ОБЕИХ НОГ».(Тут в полусонном зале прошла волна изумления и недоумения. «Как без ног??? Он – без ног?!» — переспрашивали друг друга собравшиеся. Было видно, что Белоусов пришёл с палочкой и медленно поднялся на сцену, но впечатление безногого он отнюдь не производил).«Освоил полёты на ПО-2, УТИ-4, Як-7, ЛА-5» — продолжал рассказ сопровождающий. «Совершил 300 боевых вылетов. Уже без ног смог лично сбить два вражеских истребителя». Этот рассказ, конечно, произвел определённое впечатление на зал.Потом слово было предоставлено самому Белоусову. Он с усилием поднялся со своего стула и подошёл к микрофону. На протяжении всего выступления (а оно было не слишком продолжительным, минут 40- 50). Белоусов выступал СТОЯ, не снимая своих тёмных очков. Но главное не это. Главное – КАК он выступал.Ни до, ни после этого я не видел более яркой, эмоциональной и искренней речи. Рассказать про ТАКОЕ выступление – невозможно. Его надо было слышать и видеть, находиться среди людей зала, к которым обращался Герой со своей, удивительной и неистовой речью.Надо сказать, что голос у Белоусова был довольно высокий и резкий, но это не портило его выступления. Про себя он совсем ничего не рассказывал. Он говорил только про своих боевых друзей. Лётчиков, сражавшихся с жестоким и смелым врагом с первых дней страшной войны. Про боевых друзей-истребителей отчаянно дравшихся с врагом на своих фанерных «ишачках» и «чайках». Они в тяжелейших условиях сбивали немецких асов в небе того горького и страшного лета 1941 года. Про то, как они воевали на полуострове Ханко, где располагалась наша военно-морская база, в глубине Финляндии. Про то, как им приходилось и взлетать, и садиться под ежедневным обстрелом финской артиллерии, стремившейся уничтожить маленький авиагарнизон базы. Про то, как один из них изловчился сбить «Юнкерс», израсходовав в бою всего СЕМЬ патронов. Про то, как отважно дрались и погибали его боевые товарищи, отдавая свои молодые жизни за Родину и её свободу.Белоусов, рассказывая о боях, в основном употреблял именно это слово: «дрались». Не «сражались», не «воевали», не «вели бои», а именно «ДРАЛИСЬ». Видно было, что для него, и спустя тридцать лет после Победы, не снизилась острота восприятия, отчаяние тех жестоких боев, и он изо всех сил старался донести свои чувства и память сердца до нас, своих слушателей.Некоторые фразы из рассказа Леонида Георгиевича навсегда врезались в мою память:«Защищая Дорогу Жизни» мои боевые товарищи ежедневно совершали по пять – шесть боевых вылетов в сутки. Дрались не щадя ни себя, ни врага. Усталость была такая, что некоторые лётчики даже засыпали в кабинах в полёте!!! А при приземлении – вылезали из кабины, падали и засыпАли тут же, в снегу, под крылом своего истребителя, в 20-ти градусный мороз, не чувствуя ничего от смертельной усталости и перенапряжения. Некоторые уставали так, что их не могли разбудить и привести в чувство для нового вылета. Порой нам приходилось даже прибегать к помощи наркотических средств для этого!». (Помню, как тогда всех поразили эти слова. ТАК говорить о боях было не принято). Его высокий, звенящий голос звучал в гробовой тишине. Никто в зале ни спал, ни шушукался, не разговаривал, и не отвлекался. Это было просто невозможно. Все, без преувеличения, были захвачены этой отчаянной речью и ловили каждое слово Белоусова. Ключевым моментом его выступления был жест, когда он в самом конце своей речи, в момент наивысшего эмоционального накала сорвал с себя свои тёмные очки.

Зал АХНУЛ!!! Многие – «в голос». Два солдатика в первом ряду натуральным образом грохнулись в обморок, и их пришлось вынести из зала. Потрясение было всеобщим. Белоусов знал, конечно, КАКОЕ впечатление на людей производит его внешность…И тут он сказал несколько слов и о себе, завершая свою огненную речь: «Мы отдали своей Родине всё: молодость, здоровье, жизнь. Всё, что имели и могли отдать. Миллионы моих сверстников не дрогнули в бою и погибли за вас, за нашу великую Родину, за её светлое будущее. Я несколько раз был сбит в воздушном бою, горел в самолёте и обгорел, как головешка. Был тяжело ранен и потерял обе ноги. (тут он слегка приподнимал свои брючины и зал видел, что вместо ног у него протезы. И снова АХАЛ…).«Но я не мог оставаться в тылу, когда враг топтал нашу землю. Научился ходить на протезах, освоил новые боевые истребители и добился разрешения летать. Потом вернулся в свой полк, и дрался с беспощадным врагом вместе со своими боевыми товарищами, пока хватало сил.Будьте же и Вы достойны нас. Мы — уже уходящее поколение. Мы сделали всё что могли, и должны были сделать для Родины в грозный час. Мы хотим быть уверены, что дрались и погибали не зря. Что наша страна — в ваших надёжных молодых рука, и вы не дрогнете в минуту испытания, как не дрогнули мы. Мы очень надеемся на вас, ребята!!!»

Овация завершила его выступление и длилась несколько минут. Овация искренняя, весь зал хлопал стоя, многие были потрясены и не скрывали эмоций.Довезли Белоусова до его дома. Он опять сам вышел из машины, тепло попрощался с нами, поблагодарил за приём и гостеприимство.Потом мы повезли к дому его друга. Он жил довольно далеко от центра.«Хочешь, я расскажу тебе про Белоусова?» — спросил он меня. «Он ведь НИКОГДА о себе на таких встречах не рассказывает, только про своих ребят, лётчиков говорит».«Конечно расскажите, я ведь тоже про него почти ничего не знаю», — ответил я ему.Вот то, что сохранила память из рассказа друга Леонида Белоусова:«Леонид был отличным, мужественным лётчиком. В 1938 году он поднял свою «чайку» (истребитель И-153) на перехват нарушителя воздушной границы СССР. Во время полёта погода резко испортилась, поднялась страшная метель. Белоусов не захотел покидать свой истребитель и попытался посадить самолёт «вслепую». При посадке произошла авария, и самолёт загорелся. Товарищи с трудом вытащили Белоусова из кабины пылавшего истребителя. Он получил ужасные ожоги головы, лица, глаз. Госпиталь. 32 пластические операции на лице перенёс Леонид Георгиевич».«Ты хоть знаешь, КАК тогда делали пластические операции?!» — спросил вдруг меня друг Белоусова. И продолжил свой рассказ.«Врач срезал у него кусочек кожи с плеча, или ключицы и пересаживал на очищенный от сгоревшей кожи участок лица. Потом 12 часов Леонид держал палец на этом месте. Чтобы кожа прижилась, нужна была температура 36,6 в этом месте. Иначе – возможно отторжение. И так 32 раза! 

Свою кожу срезают со спины и – на лицо. Всё без наркоза, терпи, истребитель! Муки адовы он перенёс. Веки у него сгорели почти полностью. Их ведь не восстановишь кожей со спины…С тех пор Леонид спит с открытыми глазами. Больше всего он боялся, что ослепнет и не сможет больше летать. Врачи долго не разрешали снимать ему повязку с глаз. Однажды Леонид не выдержал и сорвал её сам. И – закричал от радости. Он видел!!! А значит, смог вернуться в строй.

Началась финская война. К ним в госпиталь приехали Ворошилов и Жданов. Белоусов, чьё лицо всё еще покрывали повязки, обратился к наркому, умоляя разрешить ему отправиться на фронт. И получил это разрешение. Вернулся к себе в полк. Морозы в ту зиму стояли сильные, до 35-40 градусов, а кабина «чайки», на которой летал Белоусов – открытая. В ней и здоровое-то лицо страшно мёрзнет, а сгоревшее?! Чтобы смягчить боль Белоусов обмазывал лицо (и бинты на нём) толстым слоем жира и так летал всю финскую кампанию. Был награждён орденом Красного Знамени.С началом Великой Отечественной – Белоусов командир эскадрильи на Ханко. Друзья в шутку за глаза называют его «несгораемый».

Затем – воюет в 13 ИАП. Этот полк прикрывает «Дорогу жизни» в осаждённый Ленинград. В декабре 1941 года в воздушном бою он был ранен, к тому же отморозил раненые, потерявшие чувствительность ноги, пока сажал самолёт. Врач поставил диагноз: спонтанная гангрена.«Я вернусь!» — пообещал он своим боевым друзьям, когда У-2 увозил его в тыл…Началась его долгая эпопея по госпиталям. После многих переездов он попал в алма-атинский госпиталь. Долго не давал согласия на ампутацию ноги. Но всё-же врачи вынуждены были это сделать. Правую ногу пришлось ампутировать выше средней части бедра. («Почти по самые яйца – понял»?! – мрачно подчеркнул рассказчик). Беда не приходит одна. Спустя некоторое время страшный диагноз был поставлен и второй ноге Леонида Белоусова. Тут уже он не стал затягивать с операцией, и у левой ноги была ампутирована «только» ступня.В 32 года Леонид стал инвалидом 1-й группы, без обеих ног и даже без лица…Многие – спивались и погибали и от меньших увечий…

Белоусов же мечтал только об одном: вернуться в строй, ЛЕТАТЬ, БИТЬ ненавистного врага. Ему помогли достать хорошие протезы «подарок Рузвельта», которые он сам усовершенствовал. Освоил их. За счет долгих изнурительных и мучительных тренировок научился ходить: сначала на костылях, а затем и без них, только с палочкой. На это ушло больше года.Наконец, он почувствовал, что сможет летать. Сможет освоить не только У-2, но и новейшие истребители. Осталось убедить в этом своих врачей. (Книги-то то тогда про Маресьева «Повесть о настоящем человеке» — ещё не было. Дать разрешение безногому летать, было для врачей – немыслимым делом).

Белоусов добился того, чтобы его судьбу решала военно-врачебная комиссия (ВВК) под руководством главного хирурга Балтийского флота легендарного И.И. Джанелидзе.В залу, где заседала ВВК он вошёл во флотской шинели (в помещениях осаждённого Ораниенбаума уже было прохладно). Четко подошёл к столу, стараясь не хромать. Доложил, как полагается. Решение членов комиссии, ознакомившихся с историей болезни и записями в его медицинской книжки было однозначным: «Ни о каких полётах – не может быть и речи, товарищ майор!» — строго сообщил Белоусову Джанелидзе. «Не просите и не уговаривайте нас, не поможет!!! Мы не имеем права это делать! Вы же, извините – инвалид!!!».

И тогда Леонид быстро обошел длинный стол, за которым заседали члены ВВК и рывком распахнул створки балконных дверей. Выйдя на балкон, он скинул свою шинель, перемахнул через его перила и прыгнул в холодную воду пруда, со второго этажа! Переплыв пруд, он выбрался на берег и снова зашел в здание, где сидела потрясённая комиссия.Никто из её членов, не мог промолвить ни слова.

Поднявшись на 2-й этаж, Белоусов, в мокром насквозь обмундировании, опять зашёл в залу и подошел к столу ВВК:

«Вот вы – все здоровые, а я – больной, инвалид. Пусть кто-нибудь из вас сделает то, что сейчас сделал я!!!» — бросил он врачам.

Взволнованный до глубины души Джанелидзе, не говоря ни слова, схватил медицинскую книжку Белоусова и написал в ней свою резолюцию: «ЛЕТАЙ, ОРЁЛ!!!».После чего вышел из-за стола, обнял и расцеловал мокрого лётчика. Путь в небо для него был открыт.

Потом была тяжёлая боевая учёба по освоению «строгого» в управлении ЛА-5. Освоив его, Леонид Георгиевич стал совершать боевые вылеты и на перехват врага и на штурмовку его позиций и на сопровождение своих бомбардировщиков. Всего он совершил более 300 боевых вылетов и сбил 7 вражеских самолётов, в том числе — 2, летая без ног.

В начале 1945 года его ампутированные «культи» снова воспалились от огромных нагрузок и довоевать до победы в лётном строю Белоусов не смог. Пришлось снова долго лечится. После войны он долго работал: сначала начальником аэроклуба в Озерках, в Ленинграде, затем директором таксопарка. Сейчас, когда здоровье позволяет выступает с рассказами про войну», — так и закончил своё повествование о Леониде Георгиевиче его друг.

Скончался Леонид Георгиевич Белоусов 7 мая 1998 года.