Рассказ про римского корсакова

Николай Андреевич Римский-Корсаков принадлежал к обществу «Могучая кучка» (сообществу русских композиторов «новый музыкальной школы»). Современники вспоминают, что его талант сопровождался добрым характером, уважением ко всем ученикам и друзьям. Николай Андреевич был необычайным и очень талантливым человеком.

Римский-Корсаков. Биография

Андрей Николаевич Римский-Корсаков родился в 1844 году в Санкт-Петербургской губернии. Он прославился не только, как композитор, но и как педагог, дирижер, общественный деятель и музыкальный критик. Римский-Корсаков стал автором 15-и опер, 3 симфоний, симфонических произведений, кантат, вокальной и духовной музыки.

В свое время Николай Андреевич пришел преподавать в Первую русскую консерваторию в Петербурге. Он был молод, в те времена было мало 27-летних преподавателей, но Римский-Корсаков уже был известен как автор оригинальных сочинений для оркестра, увертюр на русские темы, фантазий на тему сербских народных песен, симфонической картины по русской былине.

Кроме того, он писал и другие произведения: модные в те времена романсы и восточную сказку «Антар» в форме сюиты. Удивительно, но Римский-Корсаков стал композитором, не имея музыкальный подготовки. Он учился на домашнем обечении, с 6-и осваивал игру на фортепиано, при этом сам больше любил книги, чем музыку. Римский-Корсаков увлекся церковной музыкой и русскими народными песнями позже. Свои первые произведения он написал в 11 лет. Отец отдал его учиться в Морской кадетский корпус. Волей судьбы именно там он понял, что посвятит себя музыке. После смерти отца семья Николая Андреевича переехала в Санкт-Петербург, где Римский-Корсаков вошел в кружок «Могучей кучки».

Одним из важнейших и поворотным в истории жизни композитора стала музыкальная картина «Садко», написаннвя в 1867 году. Это произведение продолжило традиции Европейского программного симфонизма. Благодаря ему Римского-Корсакова стали называть композитором-сказочником, который с помощью музыкальных инструментов мог увести слушателя в мир чудес и волшебства.

Римский-Корсаков успевал преподавать в консерватории, заниматься сочинением музыки, быть дирижером и справляться с должностью инспектора военно-морских оркестров.

Этапы творчества и семья

В 80-х годах у композитора был этап симфонических произведений: «Симфониетта», «Шехерезада». В то время Андрей Николаевич работал в Придворной певческой капелле, позже он вернулся к жанру оперы: «Ночь перед Рождеством», «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане» и др.

Римский-Корсаков любил и вокальную лирику, он переложил на романсы стихи Пушкина, Лермонтова, Фета и других великих поэтов. Его творчество многообразно благодаря тому, что композитор ценил сказочность, народное творчество, но не оставался равнодушен и к реалиям своего времени. Ему удалось создать целую галерею удивительных, прекрасных произведений и ярких образов.

Композитор творил более 40 лет. Все это время он оставался верным своим идеалам. Римский-Корсаков был женат на пианистке Надежде Пургольд, в его семье росло четверо сыновей и трое дочерей.

Андрей Николаевич умер в 1908 году от инфаркта в своей загородной усадьбе, которая стала музейным комплексом композитора. Римский-Корсаков покоится в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской Лавры.

Произведения

Оперы

• Псковитянка (1873; 1878; 1892; пост. 1895)
• Майская ночь (1880)
• Снегурочка (1881)
• Млада (1892)
• Ночь перед Рождеством (1895)
• Садко (1896)
• Моцарт и Сальери (1898)
• Боярыня Вера Шелога (пролог к опере «Псковитянка») (1898)
• Царская невеста (1899)
• Сказка о царе Салтане (1900)
• Сервилия (1902)
• Кащей Бессмертный (1902)
• Пан воевода (1904)
• Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии (1904)
• Золотой петушок (1907)

Симфонические произведения

• Симфония № 1 (1865; 1884)
• Сказка (симфоническая пьеса) (1880)
• Симфониетта на русские темы (1885)
• Увертюра на темы трех русских песен (D-dur, op. 28, 1866, окончательная редакция — 1880)
• Антар (первоначально — Симфония № 2) (1868; 1875; 1891)
• Симфония № 3 (1873; 1886)
• Шехеразада (симфоническая сюита) (1888)
• Испанское каприччио, (1897)^[en]
• Светлый праздник (увертюра)
• Садко, (1896)
• Снегурочка (сюита)
• Ночь перед Рождеством (сюита)
• Концерт для фортепиано с оркестром

Вокальные работы

• 79 романсов
• хоры с оркестром и a capella
• сборники: «100 русских народных песен» (1877), «40 народных песен».(собранных Т. Филипповым) (1882)

Читайте также:

• Как полюбить классическую музыку и как не пропустить жизнь сквозь пальцы
• Мишель Петруччиани. Музыка вопреки

Краткая биография Римского-Корсакова востребована не только учащимися музыкальных школ, но и вообще всеми, кто интересуется искусством. Предлагаем вам кратко ознакомиться с жизнью выдающегося маэстро, и узнать главные моменты из его творчества.

Краткие биографии тем и интересные, что в немногих словах передают главную суть. Кстати, интересные факты о Римском-Корсакове читайте здесь.

Биография Римского-Корсакова

Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844-1908) – выдающийся русский композитор, педагог и дирижер. Прожив всего 64 года, он успел многое сделать для искусства, войдя в историю, как талантливый мастер своего дела.

Родился Римский-Корсаков 18 марта 1844 года в городе Тихвине Новгородской губернии. Несмотря на склонность к музыке, которая у Николая Андреевича проявилась с раннего детства, он все же пошел на военную службу. Сильное влияние в этом деле на него оказал старший брат, офицер и будущий контр-адмирал.

Начав обучение в 6 лет, он увлекся церковной музыкой и народными песнями, а в 11 написал первое произведение.

В 1862 г, после смерти отца, семья Римского-Корсакова переехала в Санкт-Петербург. Именно там Николай Андреевич познакомился с выдающимся композитором и педагогом М. А. Балакиревым. Вступив в его кружок, который потом получил название «Могучая кучка», Римский-Корсаков окончательно сформировал свои эстетические взгляды.

Краткая биография не позволяет нам рассказать обо всех особенностях военной службы будущего композитора. Скажем лишь, что с 1862 по 1865 год Римский-Корсаков служит на клипере (корабле) «Алмаз». Три года путешествий позволили ему повидать много стран, однако заниматься музыкой, практически не было времени.

Начало творчества Римского-Корсакова

Через три года вернувшись в Санкт-Петербург, Николай Андреевич снова налаживает контакты с кружком Балакирева. Именно тогда он знакомится с А.П. Бородиным, Л.И. Шестаковой (сестрой Глинки) и П.И. Чайковским.

Под влиянием Балакирева, Римский-Корсаков продолжает работать над своей Первой симфонией. В это же время из-под его пера выходят «Увертюра на русские темы» (1866), «Сербская фантазия» (1867), симфоническая картина «Садко» (1896), Вторая симфония («Антар», 1868 г.) и ряд ярких поэтичных романсов. Всего им было написано 79 романсов.

Учитывая биографию Римского-Корсакова, который был из военно-морского рода, ему на генетическом уровне передалась любовь к морю. До него никто даже не пробовал изображать морскую стихию в музыкальных красках.

С помощью необычных приемов ему удавалось виртуозно предавать особенности моря и всего, что с ним связано. Позже эти идеи стали перенимать и другие знаменитые композиторы.

Интересен факт, что Римский-Корсаков обладал так называемым цветным слухом. То есть он каждую тональность видел в определенном цвете. Эта уникальная особенность называется синестезией. Таким образом, ми мажор у него соотносился с синим цветом. Поэтому все «морские» произведения написаны у него именно в ми мажоре.

Успех и признание

Успех произведений был настолько очевиден, что уже в 1871 г. Римский-Корсаков получает приглашение на должность профессора практического сочинения, инструментовки и оркестровки в Петербургскую консерваторию.

Здесь надо заметить, что без соответствующего образования получить профессорское назначение было не так просто. Однако необычная биография и выдающиеся способности будущего классика никем не подвергались сомнению. Интересно, что на сегодняшний день эта консерватория носит его имя.

Через два года музыкант становится инспектором духовых оркестров Морского ведомства, а в 1874 – директором Бесплатной музыкальной школы. В этом же году Римский-Корсаков начинает активно заниматься дирижированием симфонических концертов, а потом и оперных спектаклей.

В биографии Римского-Корсакова отчетливо прослеживается, насколько легко он принимался за тот или иной вид деятельности.

Интересно, что его прозвали «сказочником» за любовь к фантастическому миру сказок. Именно он придумал симметричный лад, который позже назовут «гамма Римского-Корсакова».

Первой оперой маэстро стала «Псковитянка», написанная в 1872 г. Через семь лет он создает «Майскую ночь» по сюжету Н.В. Гоголя. Затем, в 1881 г. появляется наиболее вдохновенная опера «Снегурочка», написанная для сказки А.Н. Островского (см. интересные факты об Островском).

Интересным фактом в биографии Римского-Корсакова является то, что в начала 1890-х годов у него начал наблюдаться некоторый творческий спад. Однако потом, наоборот, с невероятной интенсивностью выходят потрясающие оперы «Ночь перед Рождеством» (1895), «Садко» (1896), «Моцарт и Сальери» (1897), пролог к опере «Псковитянка» и «Царская невеста» (по драме Льва Мея, 1898).

Семья Римского-Корсакова

В 1872 году Николай Андреевич женился на Надежде Николаевне Пургольд. Она также была пианисткой, музыковедом и композитором.

У них родилось семеро детей, двое из которых умерли в детстве. Не мудрено, что все дети получили хорошее музыкальное образование. Ведь и отец и мать были выдающимися деятелями на этом поприще.

Современники подчеркивали, что Римский-Корсаков был очень заботливым отцом и много внимания уделял своим детям. Он не только постоянно занимался с ними музыкой, но и воспитывал их в интеллигентных традициях того времени.

Более подробно о его биографии вы можете прочитать в книге серии «ЖЗЛ» автора И.Ф. Кунина.

Последние годы жизни

В 1905-1907 гг. в Российской империи начались революционные события. Римский-Корсаков выступил на стороне протестующих студентов, осуждающих действия администрации Петербургской консерватории. В знак солидарности он вообще уволился, однако потом, когда руководство консерватории было сменено – вернулся на должность.

Еще один интересный факт из биографии. Некоторое время официально исполнять его произведения, было запрещено. Однако, несмотря на это, по стране регулярно проходили концерты произведений Римского-Корсакова, а толпы публики приходили послушать необыкновенную музыку. В знак поддержки Николая Андреевича слушатели каждый раз вставали.

Последователями композитора было около 200 выдающихся музыкантов, в числе которых такие величины, как Прокофьев, Стравинский, Гнесин, Танеев и другие.

Написав оперу «Золотой петушок», Римский-Корсаков открыто высмеял образ царя. За это произведение сразу же было запрещено. Узнав об этом, уже немолодой музыкант пережил инфаркт, что и послужило поводом к его скорой кончине.

Умер Николай Андреевич 21 июня 1908 года в деревне Любенск. Там у композитора была загородная усадьба. Теперь это музей его имени.

Похоронен в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище. В 1930 г. его прах был перенесен в Некрополь мастеров искусств Александро-Невской лавры.

Если вам понравилась краткая биография Римского-Корсакова, обязательно поделитесь ею в социальных сетях.

И да, читайте самые интересные факты на InteresnyeFakty.org и не забывайте подписываться на сайт любым удобным способом.

Понравился пост? Нажми любую кнопку:

Николай Андреевич Римский-Корсаков

Самый народный из всех русских композиторов, создатель композиторской школы, востребованной и сегодня, профессор консерватории без консерваторского образования, патриот исконной культуры своей страны — Николай Андреевич Римский-Корсаков. В век технического прогресса и грандиозных государственных преобразований, на сломе эпох его вдохновение черпало свои силы не в индустриальной цивилизации или человеческих страстях, а в русской природе, напевах родной земли, простых, известных с детства сюжетах былин, легенд и сказок. Его творческое наследие воистину бесценно, так как и через сто лет оно продолжает восхищать слушателей не только в нашей стране, но и за её рубежами. 

Краткую биографию Николая Андреевича Римского-Корсакова и множество интересных фактов о композиторе читайте на нашей странице.

Краткая биография Римского-Корсакова

Город Тихвин известен за пределами Ленинградской области, пожалуй, двумя событиями: в 14 веке здесь явилась икона Тихвинской Божией Матери, а 18 марта 1844 года в семье 60-летнего отставного чиновника Андрея Петровича Римского-Корсакова и его 41-летней супруги Софьи Васильевны родился сын, которого назвали Николаем. Обучаться музыке мальчик начал с раннего детства, но мечтал не о ней, а о море: старший брат был офицером флота, и Нике, как звали его дома, хотелось походить на него. Поэтому в 12 лет он поступает в столичный Морской кадетский корпус. В Петербурге юноша знакомится с М.А. Балакиревым и становится членом его композиторского кружка «Могучая кучка», наравне с Ц.А. Кюи, А.П. Бородиным и М.П. Мусоргским. А ведь ему едва минуло 17!

В 1862 гардемарин Римский-Корсаков начинает служить во флоте. Обойдя на корабле за три года несколько континентов, он продолжает службу на берегу и параллельно занимается сочинением музыки – своим истинным призванием. Согласно биографии Римского-Корсакова в 1871 году композитора-самоучку приглашают преподавать в Санкт-Петербургскую консерваторию. Он соглашается, признавая, что, несмотря на достаточный практический опыт, не имеет должной теоретической подготовки. И садится за парту наравне со своими студентами изучать академические основы музыки. В 1872 году Николай Андреевич женится на пианистке Надежде Николаевне Пургольд. В браке родилось 7 детей.

Общественная деятельность композитора становится все более интенсивной: он руководит Бесплатной музыкальной школой, на одном из концертов которой встает за дирижерский пульт, в течение 12 лет трудится в Придворной певческой капелле, возглавляет кружок Беляева. События 1905 года нашли отклик и в консерваторских кругах: студенты требовали отставки руководства консерватории, ведущий преподавательский состав, включая Римского-Корсакова, покинул учебное заведение. Только к концу года, когда директором был назначен ученик композитора А.К. Глазунов, он вернулся в родные стены.

Уже на закате жизни Римский-Корсаков получил международное признание, выступив как композитор и дирижер на «Русских исторических концертах» в парижской Гранд-опера. Концерты организовал его ученик, С.П. Дягилев. Как профессор композиции он стал наставником многих вдающихся музыкантов, включая И.Ф. Стравинского и С.С. Прокофьева. Весной 1908 года у Николая Андреевича резко обострилось заболевание сердца. И все же он ни на день не оставлял работу. Последнее лето он встречал в собственной усадьбе на псковщине. 8 июня 1908 года композитора не стало.

Интересные факты о Николае Андреевиче Римском-Корсакове

• Во время обучения Николая в Морском кадетском корпусе директором учебного заведения назначили Воина Андреевича, его брата.
• Римский-Корсаков мог писать музыку без инструмента. Так, большая часть оперы «Сервилия» была написана во время зарубежного путешествия композитора с супругой, когда рояль ему был недоступен.
• «Могучая кучка» распалась к 1874 году. Более того, пути ее членов разошлись и творчески, и личностно: Римский-Корсаков перестал тесно общаться с Мусоргским, а с Кюи и Балакиревым отношения охладились вплоть до полной неприязни.

• В 1898 году чета Римских-Корсаковых была приглашена в московскую квартиру Л.Н. Толстого. Между писателем и композитором возник ожесточенный спор об искусстве. Толстой доказывал, что вся музыка вредна и позорна, а Николай Андреевич не менее жестко ему оппонировал.
• Римский-Корсаков – 26-й по частоте исполнения оперный композитор в мире. В прошлом сезоне постановки его опер были показаны более 650 раз. Самая исполняемое произведение – «Царская невеста», она входит в сотню самых популярных опер мира.
• Санкт-Петербургская консерватория, в которой более 35 лет преподавал Н.А. Римский-Корсаков, сейчас носит его имя.

• Постановка «Царской невесты» фактически спасла Московскую частную оперу от полного разорения и краха. С.И. Мамонтов на тот момент находился под арестом и был объявлен банкротом.
• В 1910 году в рамках «Русских сезонов» Михаил Фокин поставил в парижской Гранд-Опера балет «Шехеразада» на музыку сюиты Римского-Корсакова. В 1993 году балет был возобновлен в России, с 1994 года – в репертуаре Мариинского театра.
• С большой любовью и абсолютной удовлетворенностью композитор относился только к двум своим операм – «Снегурочке» и «Царской невесте».
• Два самых вдающихся ученика Римского-Корсакова, Стравинский и Прокофьев, неоднозначно отзывались о его занятиях. Игорь Федорович по-человечески любил своего учителя, но не находил в его музыке глубины и не разделял его атеистических убеждений. Сергей Сергеевич считал занятия с мастером поверхностными, ему недоставало взаимного общения. Именно поэтому Прокофьев не называл себя учеником Римского-Корсакова. Вместе с тем музыка «Сказания…» и «Снегурочки» потрясли и творчески вдохновили молодого композитора.

• Мариинский театр чтит исторические связи с произведениями Римского-Корсакова: в его текущем репертуаре 8 опер композитора и балет «Шехеразада».
• Из 10 представителей шестого поколения потомков композитора только двое – Андрей Владимирович и Александр Владимирович носят его фамилию. Они – праправнуки Владимира Николаевича, его третьего сына. Среди праправнуков самого Н.А. Римского-Корсакова – Ольга Фаворская, певица и композитор.

 

Творчество Николая Андреевича Римского-Корсакова

Одной из самых ярких особенностей Н.А. Римского-Корсакова была невероятная способность к восприятию опыта. Принято считать, что в основе его творчества – народная культура. Это так, но разве не слышны в его Первой симфонии идеи Балакирева, в раннем творчестве – влияние Листа и Шуберта? Разве не называют «Сказание о невидимом граде Китеже…» русским «Парсифалем»?

В современном представлении Римский-Корсаков – прежде всего автор многих популярных опер. Но с момента образования «Могучей кучки» и до конца 80-х годов 19 века современники видели в нем прежде всего симфониста. Это справедливо с той точки зрения, что после 80-х годов композитор полностью сосредоточился на оперном жанре. А до того – создал несколько крупных симфонических произведений. Первую симфонию (1862-1865) он написал раньше всех своих соратников-кучкистов. Она стала второй из написанных русскими композиторами симфоний. Но, по выражению Ц. Кюи, первой истинно русской. В ней прослеживается гармония национальной музыки, а одна из ее частей написана на тему народной песни. В следующих симфонических произведениях композитор продолжил разработку славянских мелодий.

В 1867 Римский-Корсаков впервые обратился к сюжету древнерусской былины «Садко» — была написана одноименная симфоническая картина. После чего началась работа над Второй симфонией. Сюжетом послужила сказка – еще один творческий символ композитора. Спустя годы он переименует свое детище в симфоническую сюиту «Антар». В начале 1870-х была написана Третья симфония, которая получилась не слишком удачной, а в середине 80-х была полностью переработана.

В 1873 состоялась премьера первой оперы композитора – «Псковитянка». Однако он остался не вполне доволен результатом своей работы и без малого еще 20 лет возвращался к ней, переписывая отдельные фрагменты. А в 1897 году создал «Боярыню Веру Шелога», пролог к «Псковитянке». Примечательно, что либретто этой и многих последующих опер композитор пишет самостоятельно.

«Майская ночь», вышедшая в 1880, открывает новый виток в творчестве Римского-Корсакова. Его консерваторские занятия не прошли даром – он овладел контрапунктом, стал лучше понимать принципы оркестровки, расширил знания в области народных песен. Почти сразу за «Майской ночью» появляется «Снегурочка» — опера по одноименной сказке А.Н. Островского. Николай Андреевич лично договорился с драматургом об использовании его сюжета для либретто. Опера писалась летом в деревне Стелево. Композитора вдохновляли и природа, и простой быт, и окружение. Вероятно, именно поэтому «Снегурочка» была написана всего за 2,5 месяца. Уже 10 февраля 1881 года состоялась ее премьера в Мариинском театре, скорее неудачная, хотя и тепло принятая А.Н. Островским.

Последующие десятилетие прошло в работе над симфоническими произведениями, самыми известными из них стали «Испанское каприччио» и «Шехеразада», а также – над последними операми своих друзей: «Хованщиной» М.П. Мусоргского и «Князем Игорем» А.П. Бородина, которые остались незавершенными после их кончины. Мусоргскому и Бородину он посвящает написанную в 1888 году Воскресную увертюру для оркестра. Также композитор занимается переделкой своих ранних произведений. Только через 8 лет после «Снегурочки» на премьерных афишах вновь появляется его имя: выходит опера-балет «Млада».

На рубеже веков Римский-Корсаков создает большую часть своих опер. В 1895 году выходит «Ночь перед Рождеством». Гоголевский сюжет двумя десятилетиями ранее использовал П.И. Чайковский в опере «Кузнец Вакула» (после переработки — «Черевички»), тогда же им заинтересовался и Римский-Корсаков. Сочинение коллеги Николай Андреевич считал слабым, но при жизни Чайковского не решался браться за эту историю, дабы не провоцировать конфликтную ситуацию. После скоропостижной кончины Петра Ильича он немедленно принялся за работу. Современники сравнивали «Ночь перед Рождеством» с его предыдущими операми и, увы, не в пользу последней.

Несмотря на неудачу, композитор берет уже знакомый ему былинный сюжет – «Садко». Создание либретто в этот раз доверено В.И. Бельскому, с которым они работали над предыдущей оперой. Этот творческий дуэт продолжится и в дальнейшем. «Садко» писался вдохновенно, он был начат в Вечаше – усадьбе на псковщине, которую Римские-Корсаковы снимали на лето. Красота этих мест исключительно располагала к творчеству. Осенью 1896 года опера была закончена и издана. Но Мариинский театр ставить ее отказался – таково было решение самого императора Николая II. Однако композитор познакомился с крупным промышленником и меценатом С.И. Мамонтовым, имевшим собственную оперу в Москве. Мамонтов оказался поклонником его искусства и поставил «Садко» в начале 1898 года. Премьеру ждал большой успех. Художником спектакля выступил К.А. Коровин, а партию Варяжского гостя исполнил Ф.И. Шаляпин.

Найдя поддержку в лице Мамонтова, Римский-Корсаков создает одноактную оперу «Моцарт и Сальери» на пушкинский сюжет и приступает к воплощению своей давней задумки – «Царской невесте» по драме Л.А. Мея. Это одна из немногих его опер, основанных на реалистическом сюжете. Она была написана за 10 месяцев и менее чем через год, в конце 1899, поставлена Московской частной русской оперой в декорациях М.А. Врубеля. Новое произведение мастера настолько отличалось от остальных, что его обвинили в отходе от принципов «Могучей кучки» и возврату к традиционной оперной форме – с кантиленой и ариями. Однако Николай Андреевич именно такой и хотел видеть эту историю – с певучими монологами и законченными голосовыми ансамблями. Среди непримиримых критиков оперы оказалась даже его супруга. Тем не менее публика приняла «Царскую невесту» лучше, чем все предыдущие его работы. А красота лирических мелодий обеспечила их популярность и узнаваемость.

К столетию со дня рождения А.С. Пушкина композитор приурочил «Сказку о царе Салтане», написанную в соавторстве с Бельским и продолжающую ряд сказочных сюжетов, начатых «Снегурочкой». Опера получилась светлой и радостной, хорошо принималась публикой, была в числе любимых и у автора. Поставлена московской частной оперой в 1900 году. Последующие работы – «Сервилия» и «Пан Воевода» были, по выражению самого Римского-Корсакова, весьма средними. А судьба «Кащея Бессмертного» — поистине драматичной. Московская премьера оперы на столь нехарактерный для композитора сюжет, в котором зло побеждает добро, была тепло встречена публикой. Петербургская же постановка силами студентов консерватории состоялась 27 марта 1905 года и превратилась в политический манифест против действий властей 9 января. После этого большинство произведений композитора были запрещены к исполнению.

Несмотря на сочинение трех опер, период начала 1900-х годов ознаменовался главным событием – подготовкой к написанию «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Либретто было закончено к 1903 году. Еще чуть более года заняли написание музыки и оркестровка. 7 февраля 1907 состоялась премьера в Мариинском театре. Разные исторические источники дают противоположные мнения о реакции публики — от грандиозного приема до недоумения по поводу излишней серьезности и неспешных темпов развития сюжета. Единогласно отмечалось то, что либретто В.И. Бельского – уникальный для музыкального театра образец самостоятельного литературного произведения. Многие критики называют его лучшим в русской музыке. «Сказание…» по праву считается вершиной творчества композитора и одной из самых выдающихся опер 20 века.

Последнюю свою оперу, «Золотой петушок», Николай Андреевич так никогда и не увидел на сцене. Слишком острая политическая сатира в либретто не дала ей возможности преодолеть запрет цензуры. За два дня до смерти композитор получил официальное письмо дирекции императорских театров об отказе в постановке. Только в 1909 году эта редкая по красоте сатирическая опера была показана в Москве с купюрами, на которые Римский-Корсаков никогда бы не дал согласия. Творческое наследие великого композитора, помимо произведений больших форм, включает вокальные сочинения, сборники русских песен и книги.

Музыка Римского-Корсакова в кино

Основные мелодии Н.А. Римского-Корсакова, востребованные кинематографом – «Полет шмеля» из оперы «Сказка о царе Салтане» и «Ария индийского гостя» из «Садко». Музыка композитора звучит более чем в полутора сотнях фильмов, наиболее заметные из которых:

• Да здравствует Цезарь! (2016)
• 1+1 (2011)
• Горбатая гора (2005)
• Блеск (1996)
• Казино (1995)
• Женщины на грани нервного срыва (1988)
• Заводной апельсин (1971)

Сериалы

• Теория большого взрыва (2007-н.в.)
• Как я встретил вашу маму (2005-2014)
• Мастер и Маргарита (2005)
• Коломбо (1971-2003)
• Маппет шоу (1976-1981)

Советский фильм 1953 года «Римский-Корсаков» — единственный байопик о жизни великого композитора. Он был снят на киностудии «Ленфильм» Геннадием Казанским и Григорием Рошалем по биографии Римского-Корсакого. Заглавную роль сыграл Григорий Белов, в остальных ролях снялись выдающиеся артисты своего времени – Н. Черкасов, А. Борисов, Л. Гриценко, Л. Сухаревская. Картина рассказывает о второй половине жизни композитора, много экранного времени в ней отведено музыке – показаны сцены из крупнейших опер. К сожалению, сценарий не избежал политической конъюнктуры – большое внимание уделено революционным настроениям и событиям 1905 года, а предприниматели Мамонтов и Дягилев изображены в негативном свете.

Экранизаций опер композитора также почти нет. В 1950-е были созданы анимационные фильмы «Ночь перед Рождеством» и «Снегурочка», а также художественный фильм А. Птушко «Садко», в которых звучала музыка одноименных опер. В 1960-е режиссер Владимир Гориккер выпустил два фильма-оперы: «Моцарт и Сальери» и «Царская невеста». Также существуют несколько DVD-версий театральных постановок: «Садко» Мариинского и Большого театров, «Царская невеста» Немецкой государственной оперы и других.

Н.А. Римский-Корсаков был не только самобытным творцом, но и мастером оркестровки, без которого мы не знали бы ни «Князя Игоря», ни части произведений Мусоргского и Даргомыжского. Он до конца дней оставался верен своему пониманию отечественной музыки и стал одним из последних представителей великой русской музыкальной культуры 19 века.

Понравилась страница? Поделитесь с друзьями:

Фильм о Римском-Корсакове

Николай Римский-Корсаков — биография

---

Шедевры легендарного Римского-Корсакова стали символом России и прославили имя музыканта на весь мир. Он писал великолепные романсы, оперы, симфонии, которые считаются достоянием золотого фонда классической музыки.

Юность и детство

Родился великий композитор в маленьком городе Тихвин. Его родители были дворянами из старинной династии. Один из предков юного Коли работал при императрице Елизавете. Отец будущего музыканта был высокопоставленным чиновником и даже несколько лет занимал губернаторскую должность. Хотя мать также относилась к древнему и славному роду, бабушкой Николая по материнской линии была простая крестьянка. У мальчика был старший брат по имени Воин. Разница между ними составляла более 20 лет. Для маленького Коли старший брат выполнял роль наставника и всегда был авторитетом.

С ранних лет родители планировали, что Николай будет служить на флоте. Отец будущего композитора любил музыку и сам блестяще владел игрой на фортепиано. Вначале мальчик занимался пением в хоре, а потом увлекся фольклором. Коля обожал слушать церковные песнопения и народные напевки, частушки и песни. Увлечение фольклором в будущем определит направление творчества молодого музыканта и подарит ему множество тем для новых композиций. Уже в девятилетнем возрасте Коля сочиняет свое первое музыкальное произведение.

В подростковом возрасте Николая отдают в кадетский корпус, в котором обучались будущие моряки. Юноша переезжает в Петербург и приходит в восторг от культурной жизни столицы царской России. Он с удовольствием ходит в оперный театр, знакомится с произведениями самых знаменитых композиторов классической музыки.

Музыка настолько увлекает молодого человека, что он начинает учиться играть на виолончели, а потом и осваивает игру на фортепиано. В середине 19-го века Николай заканчивает обучение в училище. В это же время умирает отец семейства, что стало для будущего маэстро настоящей трагедией. Воин вместе с матерью приезжают в Петербург.

Музыкальная карьера

В 61 году XIX века состоялось знаковое событие в жизни композитора – он знакомится с Милием Балакиревым. Последний в свое время основал организацию молодых композиторов, из которой вышли великие музыканты. Дружба двух талантливых людей во многом определила будущее творчество юноши. В кружок входили и Бородин, и Мусоргский, которые также во многом направляли будущего мастера в его музыкальной биографии.

Балакирев вдохновляет Николая на написание первого масштабного музыкального произведения. Композиция вышла под названием «Первая симфония ор. 1». У юного музыканта уже были приготовлены эскизы – нужно было только набраться смелости и объединить наброски в единое произведение. Перед окончанием училища у Николая уже были закончены почти все части будущей симфонии. Однако завершающую часть композиции музыканту пришлось дописывать в открытом море – он отправился в кругосветное плаванье в качестве первоклассного моряка.

Через несколько лет Римский-Корсаков возвращается в Петербург. Теперь ему уже ничто не будет мешать создавать шедевры. Композитор полностью погружается в музыкальное творчество. Через несколько месяцев состоится премьера его первой симфонии. Оркестром управлял старый друг композитора, Милий Балакирев.

Николая все больше и больше начинает интересовать фольклор. Под влиянием опытного наставника, он постигает русские народные мотивы, старается переложить их на классическую музыку. Вскоре он создает красочную музыкальную зарисовку, которую называет «Садко». Позже музыкальные материалы будут использованы для создания легендарной оперы, которая тут же прославит своего автора. Публика приходит в восторг, а критики отмечают новаторство Николая в звучании.

Композитор был известен своими экспериментами с классическим звучанием, он импровизировал и достигал невероятных результатов. Классическая музыка при его обработке приобрела фантастическое звучание. Николай старался наделить мелодию цветом, создать гармоничную картину, которую зритель мог бы услышать, а не увидеть. Отмечается, что у самого композитора от рождения был цветной слух, каждая нота для него слышалась в определенном цвете. Некоторые тональности он «ощущал» желтыми или белыми, а какие-то ноты у него ассоциировались с морем или синим ночным небом.

После создания первой симфонии молодой музыкант не мог остановиться – он начинает творить. Вскоре выходит его сюита («Антар»). Композитор пишет оперы, внимательно изучая жанр и занимаясь разработкой оркестровок для композиций других авторов. Однако первая опера юного музыканта выходит только 1872 году, называлась она «Псковитянка». Сюжетной основой для композиции стало драматическое произведение знаменитого на тот момент Льва Мея. Спустя год постановка «гремела» в театре.

В 70-х годах Николай становится профессором консерватории по специальному приглашению ректора. Хотя у композитора не было завершенного образования в области музыки, в историю он вошел как великий педагог. Практически 35 лет Николай обучал талантливых студентов, которые в будущем станут знаменитыми музыкантами.

Несмотря на звание педагога, музыкант старался совершенствоваться вместе со своими студентами. Он постоянно изучал что-то новое, стремился улучшить свое мастерство и чувство музыки. В первые годы преподавательской деятельности композитор напишет вокальные и полифонические партии, а также концерты для различных инструментов. В 73 году 19-го века он пишет свою третью симфонию.

Через год маэстро пробует себя в качестве дирижера. Через шесть лет гениальный музыкант дает концерты в царской Москве, в Брюсселе и на выставке в Париже.

Мужчина был очарован фольклорными мотивами, именно они и сделали его имя знаменитым. Композитор создает свои самые известные шедевры – оперы «Снегурочка», «Майская ночь», «Млада», сюиту «Шехеразада» и многие другие.

Не забывал Николай и об общественной деятельности, налаживает сотрудничество с Придворной певческой капеллой. Также композитор управлял знаменитой концертной группой, которая была как никогда популярна в Северной столице.

В 1890-е годы в творческой биографии композитора случается новая эпоха – его начинают интересовать философские композиции. Также он активно занимается теорией музыки, редактирует собственные шедевры прошлых лет. Николай пишет новые успешные произведения – оперу «Ночь перед Рождеством», «Моцарт и Сальери», «Садко» и другие.

Первые годы наступившего двадцатого столетия композитор встречает настоящим творческим прорывом, который выразился в написании целого ряда музыкальных шедевров. Он в который раз вдохновляется фольклором и пишет сказочные оперы, которые в будущем будут ассоциироваться у поклонников с русской культурой – «Золотой петушок», «Кащей бессмертный». Одной из самых знаменитых стала интермедия, написанная специально для оперы по сказке Пушкина «Сказка о царе Салтане». Впоследствии композиция была названа «Полет шмеля».

Интересно, что именно эта интермедия впоследствии будет чаще всего исполняться уже в 21 веке. Композиция имеет множество вариантов. Существуют версии с народными инструментами, а также для гитары и фортепиано. Не так давно появились обработки в разнообразных музыкальных стилях – хард рок, джаз и другие.

Революция поставила точку в творческой биографии композитора. В 1905 году Николай принял участие в поддержке бастующих, среди которых были его многочисленные студенты. Консерваторское руководство не оценило такое решение и впоследствии уволило композитора. Постановки великого маэстро запрещаются, а уже этого музыкант никак не мог вынести.

Личная жизнь

В личной жизни, равно как и в музыке, Римский-Корсаков был крайне удачлив. На одном из музыкальных вечеров он увидел юную пианистку по имени Надежда. Отношения будущих супругов начались с рабочего сотрудничества. Юный Коля как раз подыскивал помощницу для инструментовки, поскольку работал над новой оперой. С предложением о совместной работе юноша обращается к Надежде, которая ответила согласием. Молодые музыканты начинают работать вместе и хорошо узнают друг друга.

Вскоре рабочие отношения перерастают в любовные, в 1872 году Коля и Надя сочетались браком. Первый сын родился у четы уже через год. В будущем Михаил Николаевич станет прославленным лесоведом и зоологом. Вскоре рождается второй ребенок – дочка София. Девушка станет популярной оперной дивой и будет исполнять самые известные произведения.

Третьего сына назвали Андреем. Мальчика также ждала замечательная судьба – он найдет себя в исследовании истории музыки и в философии, получив звание профессора. Четвертый сын получил имя Владимир, он будет работать в качестве альтиста в Мариинском театре. Младшенькой любимицей родителей станет дочь Надежда, которую назвали в честь матери. Родится в семействе еще два ребенка, но они умрут в младенчестве.

У великого деятеля музыки и педагогики был счастливый брак, который внезапно оборвался смертью супруги. Женщина умерла от оспы, Николай переживет дорогую Надю на целых 11 лет. Любимой супруге композитор посвятит пронзительный романс под названием «Колыбельная песня».

В 70-х годах XX века квартира великого композитора превратится в его музей. Будет с тщательностью восстановлена обстановка, которая царила в комнатах во время жизни музыканта и его семьи. В импровизированном доме-музее будут размещены рукописные тексты самых популярных произведений маэстро и его личные фотографии.

Смерть

Римский-Корсаков не мог мыслить себя без музыки, творчество стало его жизнью. Именно поэтому его так поразили известия о запрете постановки «Золотого петушка», одного из самых любимых произведений композитора.

От страшных новостей музыкант так и не смог оправиться, у него случился инфаркт, который и стал причиной скорой смерти. Музыкальному гению было всего лишь 64 года. Смерть композитора стала трагедией для его многочисленных поклонников, студентов.

Произведения

Оперы

• Псковитянка
• Майская ночь
• Снегурочка
• Млада
• Ночь перед Рождеством
• Садко
• Моцарт и Сальери
• Боярыня Вера Шелога
• Царская невеста
• Сказка о царе Салтане
• Сервилия
• Кащей Бессмертный
• Пан воевода
• Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии
• Золотой петушок

Ссылки

• Страница в Википедии

Ни его талант, ни его энергия, ни беспредельное доброжелательство к ученикам и товарищам никогда не слабели. Славная жизнь и глубоко национальная деятельность такого человека должны составлять нашу гордость и радость. …много ли можно указать во всей истории музыки таких высоких натур, таких великих художников и таких необычайных людей, как Римский-Корсаков?
В. Стасов

Почти через 10 лет после открытия первой русской консерватории в Петербурге, осенью 1871 г. в ее стенах появился новый профессор по классу композиции и оркестровки. Несмотря на молодость — ему шел двадцать восьмой год — он уже приобрел известность как автор оригинальных сочинений для оркестра: Увертюры на русские темы, Фантазии на темы сербских народных песен, симфонической картины по русской былине «Садко» и сюиты на сюжет восточной сказки «Антар». Кроме этого написано немало романсов и в разгаре находилась работа над исторической оперой «Псковитянка». Никому в голову не могло прийти (и меньше всего директору консерватории, пригласившему Н. Римского-Корсакова), что он стал композитором, почти не имея музыкальной подготовки.

Римский-Корсаков родился в семье, далекой от художественных интересов. Родители, по семейной традиции, готовили мальчика к службе на флоте (моряками были дядя и старший брат). Хотя музыкальные способности выявились очень рано, серьезно заниматься в маленьком провинциальном городке было не у кого. Уроки фортепианной игры давала соседка, потом знакомая гувернантка и ученица этой гувернантки. Музыкальные впечатления дополняли народные песни в любительском исполнении матери и дяди и культовое пение в Тихвинском мужском монастыре.

В Петербурге, куда Римский-Корсаков приехал поступать в Морской корпус, он бывает в оперном театре и на концертах, узнает «Ивана Сусанина» и «Руслана и Людмилу» Глинки, симфонии Бетховена. В Петербурге же у него появляется наконец настоящий учитель — отличный пианист и образованный музыкант Ф. Канилле. Он посоветовал одаренному ученику самому сочинять музыку, познакомил его с М. Балакиревым, вокруг которого группировались молодые композиторы — М. Мусоргский, Ц. Кюи, позднее к ним присоединился А. Бородин (балакиревский кружок вошел в историю под названием «Могучая кучка»).

Ни один из «кучкистов» не прошел курса специальной музыкальной подготовки. Система, по которой Балакирев готовил их к самостоятельной творческой деятельности, заключалась в следующем: сразу же он предлагал ответственную тему, а дальше под его руководством, в совместных обсуждениях, параллельно с изучением произведений крупнейших композиторов решались все возникавшие в процессе сочинения сложности.

Семнадцатилетнему Римскому-Корсакову Балакирев посоветовал начать с симфонии. Между тем молодой композитор, закончивший Морской корпус, должен был отправиться в кругосветное плавание. К музыке и друзьям по искусству он вернулся лишь через 3 года. Гениальная одаренность помогала Римскому-Корсакову быстро овладеть и музыкальной формой, и яркой колоритной оркестровкой, и приемами сочинения, минуя школьные основы. Создавший сложные симфонические партитуры, работающий над оперой, композитор не знал самых азов музыкальной науки и не был знаком с необходимой терминологией. И вдруг предложение преподавать в консерватории!.. «Если б я хоть капельку поучился, если б я хоть на капельку знал более, чем знал в действительности, то для меня было бы ясно, что я не могу и не имею права взяться за предложенное мне дело, что пойти в профессора было бы с моей стороны и глупо, и недобросовестно», — вспоминал Римский-Корсаков. Но не недобросовестность, а высочайшую ответственность проявил он, начав учиться тем самым основам, которые должен был преподавать.

Эстетические взгляды и мировоззрение Римского-Корсакова сформировались в 1860-е гг. под влиянием «Могучей кучки» и ее идеолога В. Стасова. Тогда же определились национальная основа, демократическая направленность, основные темы и образы его творчества. В следующее десятилетие деятельность Римского-Корсакова многогранна: он преподает в консерватории, занимается совершенствованием собственной композиторской техники (пишет каноны, фуги), занимает должность инспектора духовых оркестров Морского ведомства (1873-84) и дирижирует симфоническими концертами, заменяет на посту директора Бесплатной музыкальной школы Балакирева и готовит к изданию (совместно с Балакиревым и Лядовым) партитуры обеих опер Глинки, записывает и гармонизует народные песни (первый сборник вышел в 1876 г., второй — в 1882).

Обращение к русскому музыкальному фольклору, так же как и подробное изучение оперных партитур Глинки в процессе подготовки их к изданию, помогло композитору преодолеть умозрительность некоторых его сочинений, возникшую в результате усиленных занятий техникой композиции. В двух написанных после «Псковитянки» (1872) операх — «Майская ночь» (1879) и «Снегурочка» (1881) — получили воплощение любовь Римского-Корсакова к народным обрядам и народной песне и его пантеистическое мировоззрение.

Творчество композитора 80-х гг. в основном представлено симфоническими произведениями: «Сказка» (1880), Симфониетта (1885) и Фортепианный концерт (1883), а также знаменитые «Испанское каприччио» (1887) и «Шехеразада» (1888). В то же время Римский-Корcаков работает в Придворной певческой капелле. Но больше всего времени и сил он отдает работе по подготовке к исполнению и изданию опер своих покойных друзей — «Хованщины» Мусоргского и «Князя Игоря» Бородина. Вероятно, эта напряженная работа над оперными партитурами обусловила то, что собственное творчество Римского-Корсакова развертывается в эти годы в сфере симфонической.

К опере композитор возвращается лишь в 1889 г., создав феерическую «Младу» (1889-90). С середины 90-х гг. одна за другой следуют «Ночь перед рождеством» (1895), «Садко» (1896), пролог к «Псковитянке» — одноактная «Боярыня Вера Шелога» и «Царская невеста» (обе — 1898). В 1900-е гг. создаются «Сказка о царе Салтане» (1900), «Сервилия» (1901), «Пан воевода» (1903), «Сказание о невидимом граде Китеже» (1904) и «Золотой петушок» (1907).

На протяжении всей творческой жизни композитор обращался и к вокальной лирике. В 79 его романсах представлена поэзия А. Пушкина, М. Лермонтова, А. К. Толстого, Л. Мея, А. Фета, а из зарубежных авторов Дж. Байрона и Г. Гейне.

Содержание творчества Римского-Корсакова многообразно: оно раскрыло и народно-историческую тему («Псковитянка», «Сказание о невидимом граде Китеже»), сферу лирики («Царская невеста», «Сервилия») и бытовой драмы («Пан воевода»), отразило образы Востока («Антар», «Шехеразада»), воплотило особенности других музыкальных культур («Сербская фантазия», «Испанское каприччио» и др.). Но более характерны для Римского-Корсакова фантастика, сказочность, многообразные связи с народным творчеством.

Композитор создал целую галерею неповторимых в своем обаянии, чистых, нежно-лирических женских образов — как реальных, так и фантастических (Панночка в «Майской ночи», Снегурочка, Марфа в «Царской невесте», Феврония в «Сказании о невидимом граде Китеже»), образы народных певцов (Лель в «Снегурочке», Нежата в «Садко»).

Сформировавшийся в 1860-е гг. композитор всю жизнь оставался верен передовым общественным идеалам. В преддверии первой русской революции 1905 г. и в последовавший за ней период реакции Римский-Корсаков пишет оперы «Кащей бессмертный» (1902) и «Золотой петушок», которые воспринимались как обличение царившего в России политического застоя.

Более 40 лет длился творческий путь композитора. Вступив на него как продолжатель традиций Глинки, он и в XX в. достойно представляет русское искусство в мировой музыкальной культуре. Творческая и музыкально-общественная деятельность Римского-Корсакова многогранна: композитор и дирижер, автор теоретических трудов и рецензий, редактор сочинений Даргомыжского, Мусоргского и Бородина, он оказал сильнейшее воздействие на развитие русской музыки.

За 37 лет педагогической работы в консерватории у него училось более 200 композиторов: А. Глазунов, А. Лядов, А. Аренский, М. Ипполитов-Иванов, И. Стравинский, Н. Черепнин, А. Гречанинов, Н. Мясковский, С. Прокофьев и др. Разработка Римским-Корсаковым ориентальной тематики («Антар», «Шехеразада», «Золотой петушок») имела неоценимое значение для развития национальных музыкальных культур Закавказья и Средней Азии, а многообразные морские пейзажи («Садко», «Шехеразада», «Сказка о царе Салтане», цикл романсов «У моря» и др.) многое определили в пленерной звукописи француза К. Дебюсси и итальянца О. Респиги.

Е. Гордеева

---

Творчество Николая Андреевича Римского-Корсакова — явление уникальное в истории русской музыкальной культуры. Дело не только в огромном художественном значении, колоссальном объеме, редкой многосторонности его творчества, но и в том, что деятельность композитора охватывает почти целиком очень динамичную эпоху в отечественной истории — от крестьянской реформы до периода между революциями. Одной из первых работ молодого музыканта была инструментовка только что оконченного «Каменного гостя» Даргомыжского, последняя большая работа мастера, «Золотой петушок», относится к 1906–1907 годам: опера сочинялась одновременно с «Поэмой экстаза» Скрябина, Второй симфонией Рахманинова; всего четыре года отделяют премьеру «Золотого петушка» (1909) от премьеры «Весны священной» Стравинского, два — от композиторского дебюта Прокофьева.

Таким образом, творчество Римского-Корсакова уже чисто в хронологическом плане составляет как бы стержень русской классической музыки, соединяющее звено между эпохой Глинки — Даргомыжского и XX веком. Синтезируя достижения петербургской школы от Глинки до Лядова и Глазунова, вбирая в себя многое из опыта москвичей — Чайковского, Танеева, композиторов, выступивших на рубеже XIX и XX веков, оно всегда было открыто для новых художественных веяний, отечественных и зарубежных.

Всеобъемлющий, систематизирующий характер присущ любому направлению работы Римского-Корсакова — композитора, педагога, теоретика, дирижера, редактора. Его жизненная деятельность в целом — сложный мир, который хотелось бы назвать «космосом Римского-Корсакова». Цель же этой деятельности — собирание, фокусирование основных черт национального музыкального и, шире, художественного сознания, а в конечном итоге — воссоздание цельного образа русского миропонимания (конечно, в личностном, «корсаковском» его преломлении). Это собирание нерасторжимо связано с личностной, авторской эволюцией, так же как процесс обучения, воспитания — не только непосредственных учеников, но и всей музыкальной среды — с самообучением, самовоспитанием.

А. Н. Римский-Корсаков, сын композитора, говоря о постоянно обновляющемся многообразии разрешаемых Римским-Корсаковым задач, удачно охарактеризовал жизнь художника как «фугообразное сплетение нитей». Он же, размышляя о том, что заставляло гениального музыканта отдавать непомерно большую часть времени и сил «побочным» видам просветительского труда, указал на «отчетливое сознание своего долга перед русской музыкой и музыкантами». «Служение» — ключевое слово в жизни Римского-Корсакова, так же как «исповедь» — в жизни Мусоргского.

Считается, что русская музыка второй половины XIX века отчетливо тяготеет к усвоению современных ей достижений других искусств, в особенности литературы: отсюда предпочтение «словесных» жанров (от романса, песни до оперы, венца творческих устремлений всех композиторов поколения 1860-х), а в инструментальных — широкое развитие принципа программности. Однако ныне становится все более очевидным, что картина мира, созданная отечественной классической музыкой, совсем не тождественна таковым в литературе, живописи или архитектуре. Особенности роста русской композиторской школы связаны и со спецификой музыки как вида искусства и с особым положением музыки в отечественной культуре XX столетия, с ее особыми задачами в осмыслении жизни.

Историко-культурная ситуация в России предопределяла колоссальный разрыв между народом, который, по словам Глинки, «создает музыку», и теми, кто хотел ее «аранжировать». Разрыв был глубоко, трагически необратим, и последствия его сказываются до сегодняшнего дня. Но, с другой стороны, многослойность совокупного слухового опыта русских людей содержала в себе неисчерпаемые возможности для движения и роста искусства. Быть может, в музыке «открытие России» выразилось с наибольшей силой, поскольку основа ее языка — интонация есть самое органичное выявление индивидуально-человеческого и этнического, концентрированное выражение духовного опыта народа. «Многоукладность» национальной интонационной среды в России середины позапрошлого века — одна из предпосылок новаторства русской профессиональной музыкальной школы. Собирание в едином фокусе разнонаправленных тенденций — условно говоря, от языческих, праславянских корней до новейших идей западноевропейского музыкального романтизма, самых передовых приемов музыкальной техники, — характернейшая черта русской музыки второй половины XIX столетия. В этот период она окончательно выходит из-под власти прикладных функций и становится миросозерцанием в звуках.

Часто рассуждая о шестидесятничестве Мусоргского, Балакирева, Бородина, мы как бы забываем о принадлежности той же эпохе Римского-Корсакова. Между тем трудно найти художника, более верного самым высоким и чистым идеалам своего времени.

Знавшие Римского-Корсакова позднее — в 80-е, 90-е, 1900-е годы — не уставали удивляться тому, как жестко он прозаизировал себя и свой труд. Отсюда нередкие суждения о «сухости» его натуры, его «академизме», «рационализме» и т.д. На самом деле это типичное шестидесятничество в сочетании с характерным для русского художника избеганием излишней патетики применительно к собственной личности. Один из учеников Римского-Корсакова, М. Ф. Гнесин высказал мысль, что художник в постоянной борьбе с собой и с окружающими, со вкусами своей эпохи временами как бы ожесточался, становился в некоторых своих высказываниях уже и ниже себя. Это обязательно надо иметь в виду при истолковании высказываний композитора. Еще большего внимания заслуживает, по-видимому, замечание другого ученика Римского-Корсакова, А. В. Оссовского: строгость, придирчивость самоанализа, самоконтроля, неизменно сопровождавшие путь художника, были таковы, что человек меньшей одаренности просто не выдержал бы тех «ломок», тех экспериментов, которые он постоянно ставил на себе самом: автор «Псковитянки», как школьник, садится за задачи по гармонии, автор «Снегурочки» не пропускает ни одного представления вагнеровских опер, автор «Садко» пишет «Моцарта и Сальери», профессор-академист создает «Кащея» и т. д. И это тоже шло у Римского-Корсакова не только от натуры, но и от эпохи.

Общественная активность его всегда была очень высокой, а деятельность отличалась полным бескорыстием и безраздельной преданностью идее общественного долга. Но, в отличие от Мусоргского, Римский-Корсаков — не «народник» в специфическом, историческом значении этого термина. В проблеме народа он всегда, начиная с «Псковитянки» и поэмы «Садко», видел не столько историческое и социальное, сколько неделимое и вечное. По сравнению с документами Чайковского или Мусоргского в письмах Римского-Корсакова, в его «Летописи» немного признаний в любви к народу и к России, но как художнику ему было свойственно колоссальное чувство национального достоинства, и в мессианстве русского искусства, в частности музыки, он был уверен отнюдь не менее Мусоргского.

Всем кучкистам была свойственна такая черта шестидесятничества, как бесконечная пытливость к явлениям жизни, вечная тревога мысли. У Римского-Корсакова она сосредоточивалась в наибольшей мере на природе, понимаемой как единство стихии и человека, и на искусстве как высшем воплощении такого единства. Подобно Мусоргскому и Бородину, он неуклонно стремился к «позитивному», «положительному» знанию о мире. В своем стремлении самым тщательным образом проштудировать все области музыкальной науки он исходил из положения — в которое (как и Мусоргский) верил очень твердо, иногда до наивности, — что в искусстве существуют столь же объективные, универсальные, как в науке, законы (нормы) а не только вкусовые пристрастия.

В результате эстетико-теоретическая деятельность Римского-Корсакова обняла почти все области знания о музыке и сложилась в законченную систему. Ее компоненты: учение о гармонии, учение об инструментовке (оба в виде больших теоретических трудов), эстетика и форма (заметки 1890-х годов, критические статьи), фольклор (сборники обработок народных песен и примеры творческого осмысления народных мотивов в сочинениях), учение о ладе (большая теоретическая работа о старинных ладах была уничтожена автором, но сохранился краткий ее вариант, а также примеры трактовки старинных ладов в обработках церковных роспевов), полифония (соображения, высказанные в письмах, в разговорах с Ястребцевым и т.д., а также творческие примеры), музыкальное образование и организация музыкального быта (статьи, а главным образом просветительская и педагогическая деятельность). Во всех этих областях Римский-Корсаков высказал смелые идеи, новизна которых нередко затушевана строгой, лаконичной формой изложения.

«Создатель „Псковитянки“ и „Золотого петушка“ не был ретроградом. Он был новатором, но таким, которым стремился к классической завершенности и соразмерности музыкальных элементов» (Цуккерман В. А.). По Римскому-Корсакову, возможно любое новое в любой области при условиях генетической связи с прошлым, логичности, смысловой обусловленности, архитектонической организованности. Таково его учение о функциональности гармонии, в котором логические функции могут быть представлены созвучиями самых разных структур; таково его учение об инструментовке, открывающееся фразой: «В оркестре нет дурных звучностей». Необычайно прогрессивна предложенная им система музыкального образования, в которой модус обучения связан прежде всего с характером одаренности ученика и доступностью тех или иных способов живого музицирования.

Эпиграфом к своей книге об учителе М. Ф. Гнесин поставил фразу из письма Римского-Корсакова к матери: «Гляди на звезды, но не заглядывайся и не падай». Эта как бы случайная фраза юного кадета Морского корпуса замечательно характеризует позицию Римского-Корсакова — художника в будущем. Быть может, подходит к его личности и евангельская притча о двух посланных, один из которых сразу сказал «пойду» — и не пошел, а другой сначала сказал «не пойду» — и пошел (Матф., XXI, 28-31).

В самом деле, на протяжении творческого пути Римского-Корсакова замечается немало противоречий между «словами» и «делом». Например, никто так яростно не ругал кучкизм и его недостатки (достаточно вспомнить восклицание из письма к Крутикову: «О, русские композиторы — ударение Стасова, — своим необразованием обязанные самим себе!», целый ряд обидных высказываний в «Летописи» о Мусоргском, о Балакиреве и т. д.), — и никто не был столь последователен в отстаивании, защите основных эстетических принципов кучкизма и всех его творческих достижений: в 1907 году, за несколько месяцев до смерти, Римский-Корсаков называл себя «убежденнейшим кучкистом». Мало кто столь критично относился к «новым временам» вообще и к принципиально новым явлениям музыкальной культуры на рубеже веков и в начале XX столетия — и вместе с тем так глубоко и полно ответил духовным запросам новой эпохи («Кащей», «Китеж», «Золотой петушок» и другое в позднем творчестве композитора). Римский-Корсаков в 80-х — начале 90-х годов подчас очень жестко отзывался о Чайковском и его направлении — и он же постоянно учился у своего антипода: творчество Римского-Корсакова, его педагогическая деятельность, несомненно, являлись главным связующим звеном между петербургской и московской школами. Еще сокрушительнее корсаковская критика Вагнера и его оперной реформы, а между тем он среди русских музыкантов наиболее глубоко воспринял идеи Вагнера и творчески на них ответил. Наконец, никто из русских музыкантов с таким постоянством не подчеркивал на словах свой религиозный агностицизм, и мало кто сумел в творчестве создать столь глубокие образы народной веры.

Доминантами художественного мировоззрения Римского-Корсакова были «вселенское чувство» (его собственное выражение) и широко понимаемый мифологизм мышления. В главе из «Летописи», посвященной «Снегурочке», он формулировал свой творческий процесс следующим образом: «Я прислушивался к голосам природы и народного творчества и природы и брал напетое ими и подсказанное в основу своего творчества». Внимание художника в наибольшей степени сосредоточивалось на великих явлениях космоса — небо, море, солнце, звезды и на великих явлениях в жизни людей — рождение, любовь, смерть. Этому соответствует вся эстетическая терминология Римского-Корсакова, в особенности его любимое слово — «созерцание». Его заметки по эстетике открываются утверждением искусства как «сферы созерцательной деятельности», где объект созерцания — «жизнь человеческого духа и природы, выраженная в их взаимных отношениях». Вместе с единством человеческого духа и природы художник утверждает единство содержания всех видов искусства (в этом смысле его собственное творчество безусловно синкретично, хотя и на иных основаниях, нежели, например, творчество Мусоргского, тоже утверждавшего, что искусства разнятся между собой лишь в материале, но не в задачах и целях). Девизом ко всему творчеству Римского-Корсакова можно было бы поставить его собственные слова: «Представление прекрасного есть представление бесконечной сложности». При этом ему не был чужд и любимый термин раннего кучкизма — «художественная правда», он протестовал лишь против суженного, догматического его понимания.

Особенности эстетики Римского-Корсакова обусловили расхождение его творчества с общественными вкусами. По отношению к нему столь же правомерно говорить о непонятости, как и по отношению к Мусоргскому. Мусоргский больше, чем Римский-Корсаков, соответствовал своей эпохе по типу дарования, по направленности интересов (обобщенно говоря, история народа и психология личности), однако радикализм его решений оказывался не по плечу современникам. У Римского-Корсакова непонятость носила не столь острый, но не менее глубокий характер.

Жизнь его была как будто очень счастлива: прекрасная семья, отличное воспитание, увлекательное кругосветное путешествие, блестящий успех первых сочинений, необычайно удачно сложившаяся личная жизнь, возможность целиком посвятить себя музыке, впоследствии всеобщее уважение и радость видеть рост вокруг себя талантливых учеников. Тем не менее, начиная со второй оперы и вплоть до конца 90-х годов, Римский-Корсаков постоянно сталкивался с непониманием и «своих» и «чужих». Кучкисты считали его композитором не оперным, не владеющим драматургией и вокальным письмом. Долго бытовало мнение об отсутствии у него самобытного мелодизма. За Римским-Корсаковым признавали мастерство, особенно в области оркестра, — но не более того. Это затянувшееся недоразумение было по сути основной причиной тяжелого кризиса, пережитого композитором в период после смерти Бородина и окончательного распада Могучей кучки как творческого направления. И только с конца 90-х годов искусство Римского-Корсакова становится все более созвучным эпохе и встречает признание и понимание в среде новой русской интеллигенции.

Этот процесс освоения общественным сознанием идей художника был прерван последующими событиями в истории России. В течение десятилетий искусство Римского-Корсакова толковалось (и воплощалось, если речь идет о сценических реализациях его опер) весьма упрощенно. Самое ценное в нем — философия единства человека и космоса, идея поклонения красоте и тайне мира оставались погребенными под ложно трактуемыми категориями «народности» и «реализма». Судьба наследия Римского-Корсакова в этом смысле, конечно, не уникальна: например, еще большим искажениям подвергались оперы Мусоргского. Однако, если в последнее время вокруг фигуры и творчества Мусоргского велись споры, наследие Римского-Корсакова в последние десятилетия находилось в почетном забвении. За ним признавались всяческие достоинства академического порядка, но оно словно выпадало из общественного сознания. Музыка Римского-Корсакова звучит нечасто; в тех же случаях, когда его оперы попадают на сцену, большинство инсценировок — сугубо декоративных, сусальных или лубочно-сказочных — свидетельствуют о решительном непонимании идей композитора.

Показательно, что если о Мусоргском существует огромная современная литература на всех основных европейских языках, то серьезные работы о Римском-Корсакове очень немногочисленны. Кроме давних книг И. Маркевича, Р. Гофмана, Н. Жильса ван дер Пальса, популярных биографий, а также нескольких интересных статей американских и английских музыковедов по частным вопросам творчества композитора, можно назвать только ряд трудов главного западного специалиста по Римскому-Корсакову Джеральда Абрахама. Итогом его многолетних занятий явилась, по-видимому, статья о композиторе для нового издания Энциклопедического словаря Грова (1980). Основные ее положения таковы: как оперный композитор Римский-Корсаков страдал полным отсутствием драматургического чутья, неумением создавать характеры, вместо музыкальных драм он писал восхитительные музыкально-сценические волшебные сказки, вместо характеров в них действуют очаровательные фантастические куклы; его симфонические произведения — не более чем «очень ярко раскрашенные мозаики», вокальным же письмом он вовсе не владел.

В своей монографии о Глинке О. Е. Левашева отмечает тот же феномен непонимания по отношению к музыке Глинки, классически стройной, собранной и полной благородной сдержанности, очень далекой от примитивных представлений о «русской экзотике» и кажущейся зарубежным критикам «недостаточно национальной». Отечественная же мысль о музыке, за немногими исключениями, не только не борется против такой точки зрения в отношении Римского-Корсакова — достаточно распространенной и в России, — но нередко усугубляет ее, подчеркивая мнимый академизм Римского-Корсакова и культивируя ложное противопоставление его новаторству Мусоргского.

Возможно, время мирового признания для искусства Римского-Корсакова еще впереди, и настанет эпоха, когда сочинения художника, создавшего цельный, всеобъемлющий образ мира, устроенного по законам разумности, гармонии и красоты, обретут свой, русский Байрёйт, о котором мечтали современники Римского-Корсакова накануне 1917 года.

М. Рахманова

• Симфоническое творчество →
• Инструментальное творчество →
• Хоровое творчество →
• Романсы →

Произведения

Публикации

Главы из книг

Записи

Nikolai Andreyevich Rimsky-Korsakov^[a] (18 March 1844 – 21 June 1908^[b])
was a Russian composer, a member of the group of composers known as The Five.^[c] He was a master of orchestration. His best-known orchestral compositions—Capriccio Espagnol, the Russian Easter Festival Overture, and the symphonic suite Scheherazade—are staples of the classical music repertoire, along with suites and excerpts from some of his 15 operas. Scheherazade is an example of his frequent use of fairy-tale and folk subjects.

Rimsky-Korsakov believed in developing a nationalistic style of classical music, as did his fellow composer Mily Balakirev and the critic Vladimir Stasov. This style employed Russian folk song and lore along with exotic harmonic, melodic and rhythmic elements in a practice known as musical orientalism, and eschewed traditional Western compositional methods. Rimsky-Korsakov appreciated Western musical techniques after he became a professor of musical composition, harmony, and orchestration at the Saint Petersburg Conservatory in 1871. He undertook a rigorous three-year program of self-education and became a master of Western methods, incorporating them alongside the influences of Mikhail Glinka and fellow members of The Five. Rimsky-Korsakov’s techniques of composition and orchestration were further enriched by his exposure to the works of Richard Wagner.

For much of his life, Rimsky-Korsakov combined his composition and teaching with a career in the Russian military—first as an officer in the Imperial Russian Navy, then as the civilian Inspector of Naval Bands. He wrote that he developed a passion for the ocean in childhood from reading books and hearing of his older brother’s exploits in the navy. This love of the sea may have influenced him to write two of his best-known orchestral works, the musical tableau Sadko (not to be confused with his later opera of the same name) and Scheherazade. As Inspector of Naval Bands, Rimsky-Korsakov expanded his knowledge of woodwind and brass playing, which enhanced his abilities in orchestration. He passed this knowledge to his students, and also posthumously through a textbook on orchestration that was completed by his son-in-law Maximilian Steinberg.

Rimsky-Korsakov left a considerable body of original Russian nationalist compositions. He prepared works by The Five for performance, which brought them into the active classical repertoire (although there is controversy over his editing of the works of Modest Mussorgsky), and shaped a generation of younger composers and musicians during his decades as an educator. Rimsky-Korsakov is therefore considered «the main architect» of what the classical-music public considers the «Russian style».^[3] His influence on younger composers was especially important, as he served as a transitional figure between the autodidactism exemplified by Glinka and The Five, and professionally trained composers, who became the norm in Russia by the closing years of the 19th century. While Rimsky-Korsakov’s style was based on those of Glinka, Balakirev, Hector Berlioz, Franz Liszt and, for a brief period, Wagner, he «transmitted this style directly to two generations of Russian composers» and influenced non-Russian composers including Maurice Ravel, Claude Debussy, Paul Dukas, and Ottorino Respighi.^[4]

Biography[edit]

Early years[edit]

Rimsky-Korsakov was born in Tikhvin, 200 kilometers (120 miles) east of Saint Petersburg, into a Russian noble family. Tikhvin was a town of Novgorod Governorate at that time.

Throughout history, members of the family served in Russian government and took various positions as governors and war generals. Ivan Rimsky-Korsakov was famously a lover of Catherine the Great.^[5][6][7] By a Tsar’s decree on May 15, 1677, 18 representatives of the Korsakov family acquired the right to be called the Rimsky-Korsakov family (the Russian adjective ‘Rimsky’ means ‘Roman’) since the family «had a beginning within the Roman borders», i.e. Czech lands, which used to be a part of the Holy Roman Empire.^[8] In 1390, Wenceslaus Korsak moved to the Grand Prince Vasily I of Moscow from the Duchy of Lithuania.^[9]

The father of the composer, Andrei Petrovich Rimsky-Korsakov (1784–1862), was one of the six illegitimate sons of Avdotya Yakovlevna, daughter of an Orthodox priest from Pskov, and lieutenant general Peter Voinovich Rimsky-Korsakov, who had to officially adopt his own children as he couldn’t marry their mother because of her lower social status. Using his friendship with Aleksey Arakcheyev, he managed to grant them all the privileges of the noble family.^[10] Andrei went on to serve in the Interior Ministry of the Russian Empire, as vice-governor of Novgorod, and in the Volhynian Governorate. The composer’s mother, Sofya Vasilievna Rimskaya-Korsakova (1802–1890), was also born as an illegitimate daughter of a peasant serf and Vasily Fedorovich Skaryatin, a wealthy landlord who belonged to the noble Russian family that originated during the 16th century.^[11] Her father raised her in full comfort, yet under an improvised surname, Vasilieva, and with no legal status. By the time Andrei Petrovich met her, he was already a widower: his first wife, knyazna Ekaterina Meshcherskaya, died just nine months after their marriage. Since Skaryatin found him unsuitable for his daughter, Andrei secretly «stole» his bride from the father’s house and brought her to Saint Petersburg, where they married.^[5]

The Rimsky-Korsakov family had a long line of military and naval service. Nikolai’s older brother Voin, 22 years his senior, became a well-known navigator and explorer and had a powerful influence on Nikolai’s life.^[12] He later recalled that his mother played the piano a little, and his father could play a few songs on the piano by ear.^[13] Beginning at six, he took piano lessons from local teachers and showed a talent for aural skills,^[14] but he showed a lack of interest, playing, as he later wrote, «badly, carelessly, … poor at keeping time».^[15]

Although he started composing by age 10, Rimsky-Korsakov preferred literature to music.^[16] He later wrote that from his reading, and tales of his brother’s exploits, he developed a poetic love for the sea «without ever having seen it».^[17] This love, with subtle prompting from Voin, encouraged the 12-year-old to join the Imperial Russian Navy.^[16] He studied at the School for Mathematical and Navigational Sciences in Saint Petersburg and at 18 took his final examination in April 1862.^[14]

While at school, Rimsky-Korsakov took piano lessons from a man named Ulikh.^[18] Voin, now director of the school,^[12] sanctioned these lessons because he hoped they would help Nikolai develop social skills and overcome his shyness.^[16] Rimsky-Korsakov wrote that, while «indifferent» to lessons, he developed a love for music, fostered by visits to the opera and, later, orchestral concerts.^[19]

Ulikh perceived Rimsky-Korsakov’s musical talent and recommended another teacher, Feodor A. Kanille (Théodore Canillé).^[20] Beginning in late 1859, Rimsky-Korsakov took lessons in piano and composition from Kanille, whom he later credited as the inspiration for devoting his life to composition.^[21] Through Kanille, he was exposed to a great deal of new music, including Mikhail Glinka and Robert Schumann.^[16] Voin cancelled his brother Nikolai’s musical lessons when the latter reached age 17, feeling they no longer served a practical purpose.^[16]

Kanille told Rimsky-Korsakov to continue coming to him every Sunday,^[21] not for formal lessons but to play duets and discuss music.^[22] In November 1861, Kanille introduced the 18-year-old Nikolai to Mily Balakirev. Balakirev in turn introduced him to César Cui and Modest Mussorgsky; all three were known as composers, despite only being in their 20s.^[23] Rimsky-Korsakov later wrote, «With what delight I listened to real business discussions [Rimsky-Korsakov’s emphasis] of instrumentation, part writing, etc! And besides, how much talking there was about current musical matters! All at once I had been plunged into a new world, unknown to me, formerly only heard of in the society of my dilettante friends. That was truly a strong impression.»^[24]

Balakirev encouraged Rimsky-Korsakov to compose and taught him the rudiments when he was not at sea.^[16] Balakirev prompted him to enrich himself in history, literature and criticism.^[25] When he showed Balakirev the beginning of a symphony in E-flat minor that he had written, Balakirev insisted he continue working on it despite his lack of formal musical training.^[26]

By the time Rimsky-Korsakov sailed on a two-year-and-eight-month cruise aboard the clipper Almaz in late 1862, he had completed and orchestrated three movements of the symphony.^[27][d] He composed the slow movement during a stop in England and mailed the score to Balakirev before going back to sea.^[28]

At first, his work on the symphony kept Rimsky-Korsakov occupied during his cruise. He purchased scores at every port of call, along with a piano on which to play them, and filled his idle hours studying Berlioz’s Treatise on Instrumentation.^[16] He found time to read the works of Homer, William Shakespeare, Friedrich Schiller and Johann Wolfgang von Goethe; he saw London, Niagara Falls, and Rio de Janeiro during his stops in port. Eventually, the lack of outside musical stimuli dulled the young midshipman’s hunger to learn. He wrote to Balakirev that after two years at sea he had neglected his musical lessons for months.^[16]

«Thoughts of becoming a musician and composer gradually left me altogether», he later recalled; «distant lands began to allure me, somehow, although, properly speaking, naval service never pleased me much and hardly suited my character at all.»^[29]

Mentored by Balakirev; time with The Five[edit]

Once back in Saint Petersburg in May 1865, Rimsky-Korsakov’s onshore duties consisted of a couple of hours of clerical duty each day,^[16] but he recalled that his desire to compose «had been stifled … I did not concern myself with music at all.»^[30] He wrote that contact with Balakirev in September 1865 encouraged him «to get accustomed to music and later to plunge into it».^[31] At Balakirev’s suggestion, he wrote a trio to the scherzo of the E-flat minor symphony, which it had lacked up to that point, and reorchestrated the entire symphony.^[32] Its first performance came in December of that year under Balakirev’s direction in Saint Petersburg.^[32][33] A second performance followed in March 1866 under the direction of Konstantin Lyadov (father of composer Anatoly Lyadov).^[33]

Correspondence between Rimsky-Korsakov and Balakirev clearly shows that some ideas for the symphony originated with Balakirev, who seldom stopped at merely correcting a piece of music, and would often recompose it at the piano.^[16] Rimsky-Korsakov recalled,

A pupil like myself had to submit to Balakirev a proposed composition in its embryo, say, even the first four or eight bars. Balakirev would immediately make corrections, indicating how to recast such an embryo; he would criticize it, would praise and extol the first two bars, but would censure the next two, ridicule them, and try hard to make the author disgusted with them. Vivacity of composition and fertility were not at all in favor, frequent recasting was demanded, and the composition was extended over a long period of time under the cold control of self-criticism.^[34]

Rimsky-Korsakov recalled that «Balakirev had no difficulty in getting along with me. At his suggestion I most readily rewrote the symphonic movements composed by me and brought them to completion with the help of his advice and improvisations».^[35] Though Rimsky-Korsakov later found Balakirev’s influence stifling, and broke free from it,^[36] this did not stop him in his memoirs from extolling the older composer’s talents as a critic and improviser.^[34] Under Balakirev’s mentoring, Rimsky-Korsakov turned to other compositions. He began a symphony in B minor, but felt it too closely followed Beethoven’s Ninth Symphony and abandoned it. He completed an Overture on Three Russian Themes, based on Balakirev’s folksong overtures, as well as a Fantasia on Serbian Themes that was performed at a concert given for the delegates of the Slavonic Congress in 1867.^[16] In his review of this concert, nationalist critic Vladimir Stasov coined the phrase Moguchaya kuchka for the Balakirev circle (Moguchaya kuchka is usually translated as «The Mighty Handful» or «The Five»).^[16] Rimsky-Korsakov also composed the initial versions of Sadko and Antar, which cemented his reputation as a writer of orchestral works.^[33]

Rimsky-Korsakov socialized and discussed music with the other members of The Five; they critiqued one another’s works in progress and collaborated on new pieces.^[16] He became friends with Alexander Borodin, whose music «astonished» him.^[37] He spent an increasing amount of time with Mussorgsky.^[16] Balakirev and Mussorgsky played piano four-hand music, Mussorgsky would sing, and they frequently discussed other composers’ works, with preferred tastes running «toward Glinka, Schumann and Beethoven’s late quartets».^[38] Mendelssohn was not thought of highly, Mozart and Haydn «were considered out of date and naïve», and J.S. Bach merely mathematical and unfeeling. Berlioz «was highly esteemed», Liszt «crippled and perverted from a musical point of view … even a caricature», and Wagner discussed little.^[38] Rimsky-Korsakov «listened to these opinions with avidity and absorbed the tastes of Balakirev, Cui and Mussorgsky without reasoning or examination». Often, the musical works in question «were played before me only in fragments, and I had no idea of the whole work». This, he wrote, did not stop him from accepting these judgments at face value and repeating them «as if I were thoroughly convinced of their truth».^[38]

Rimsky-Korsakov became especially appreciated within The Five, and among those who visited the circle, for his talents as an orchestrator.^[33] He was asked by Balakirev to orchestrate a Schubert march for a concert in May 1868, by Cui to orchestrate the opening chorus of his opera William Ratcliff and by Alexander Dargomyzhsky, whose works were greatly appreciated by The Five and who was close to death, to orchestrate his opera The Stone Guest.^[33]

In late 1871, Rimsky-Korsakov moved into Voin’s former apartment, and invited Mussorgsky to be his roommate. The working arrangement they agreed upon was that Mussorgsky used the piano in the mornings while Rimsky-Korsakov worked on copying or orchestration. When Mussorgsky left for his civil service job at noon, Rimsky-Korsakov then used the piano. Time in the evenings was allotted by mutual agreement.^[33] «That autumn and winter the two of us accomplished a good deal», Rimsky-Korsakov wrote, «with constant exchange of ideas and plans. Mussorgsky composed and orchestrated the Polish act of Boris Godunov and the folk scene ‘Near Kromy.’ I orchestrated and finished my Maid of Pskov.»^[39]

Professorship, marriage, inspector of bands[edit]

In 1871, the 27-year-old Rimsky-Korsakov became Professor of Practical Composition and Instrumentation (orchestration) at the Saint Petersburg Conservatory,^[40] as well as leader of the Orchestra Class.^[33] He retained his position in active naval service, and taught his classes in uniform (military officers in Russia were required to wear their uniforms every day, as they were considered to be always on duty).^[41]

Rimsky-Korsakov explained in his memoirs that Mikhaíl Azanchevsky had taken over that year as director of the Conservatory,^[33] and wanting new blood to freshen up teaching in those subjects,^[42] had offered to pay generously for Rimsky-Korsakov’s services.^[43] Biographer Mikhail Tsetlin (aka Mikhail Zetlin) suggests that Azanchevsky’s motives might have been twofold. First, Rimsky-Korsakov was the member of the Five least criticized by its opponents, and inviting him to teach at the Conservatory may have been considered a safe way to show that all serious musicians were welcome there. Second, the offer may have been calculated to expose him to an academic climate in which he would write in a more conservative, Western-based style.^[44] Balakirev had opposed academic training in music with tremendous vigor,^[45] but encouraged him to accept the post to convince others to join the nationalist musical cause.^[46]

Rimsky-Korsakov’s reputation at this time was as a master of orchestration, based on Sadko and Antar.^[47] He had written these works mainly by intuition. His knowledge of musical theory was elemental; he had never written any counterpoint, could not harmonize a simple chorale, nor knew the names or intervals of musical chords.^[47] He had never conducted an orchestra, and had been discouraged from doing so by the navy, which did not approve of his appearing on the podium in uniform.^[48] Aware of his technical shortcomings,^[49] Rimsky-Korsakov consulted Pyotr Ilyich Tchaikovsky,^[50] with whom he and the others in The Five had been in occasional contact.^[51] Tchaikovsky, unlike The Five, had received academic training in composition at the Saint Petersburg Conservatory,^[52] and was serving as Professor of Music Theory at the Moscow Conservatory.^[53] Tchaikovsky advised him to study.^[54]

Rimsky-Korsakov wrote that while teaching at the Conservatory he soon became «possibly its very best pupil [Rimsky-Korsakov’s emphasis], judging by the quantity and value of the information it gave me!»^[55] To prepare himself, and to stay at least one step ahead of his students, he took a three-year sabbatical from composing original works, and assiduously studied at home while he lectured at the Conservatory. He taught himself from textbooks,^[56] and followed a strict regimen of composing contrapuntal exercises, fugues, chorales and a cappella choruses.^[40]

Rimsky-Korsakov eventually became an excellent teacher and a fervent believer in academic training.^[55][57][58] He revised everything he had composed prior to 1874, even acclaimed works such as Sadko and Antar, in a search for perfection that would remain with him throughout the rest of his life.^[40] Assigned to rehearse the Orchestra Class, he mastered the art of conducting.^[40] Dealing with orchestral textures as a conductor, and making suitable arrangements of musical works for the Orchestra Class, led to an increased interest in the art of orchestration, an area into which he would further indulge his studies as Inspector of Navy Bands. The score of his Third Symphony, written just after he had completed his three-year program of self-improvement, reflects his hands-on experience with the orchestra.^[40]

Professorship brought Rimsky-Korsakov financial security,^[59] which encouraged him to settle down and to start a family.^[59] In December 1871 he proposed to Nadezhda Purgold, with whom he had developed a close relationship over weekly gatherings of The Five at the Purgold household.^[60] They married in July 1872, with Mussorgsky serving as best man.^[59] The Rimsky-Korsakovs had seven children.^[61] Their first son, Mikhail, became an entomologist^[62] while another son, Andrei, became a musicologist, married the composer Yuliya Veysberg and wrote a multi-volume study of his father’s life and work.^[63]

Nadezhda became a musical as well as domestic partner with her husband, much as Clara Schumann had been with her own husband Robert.^[59] She was beautiful, capable, strong-willed, and far better trained musically than her husband at the time they married^[64]—she had attended the Saint Petersburg Conservatory in the mid-1860s, studying piano with Anton Gerke (one of whose private students was Mussorgsky)^[65] and music theory with Nikolai Zaremba, who also taught Tchaikovsky.^[66] Nadezhda proved a fine and most demanding critic of her husband’s work; her influence over him in musical matters was strong enough for Balakirev and Stasov to wonder whether she was leading him astray from their musical preferences.^[40] Musicologist Lyle Neff wrote that while Nadezhda gave up her own compositional career when she married Rimsky-Korsakov, she «had a considerable influence on the creation of [Rimsky-Korsakov’s] first three operas. She travelled with her husband, attended rehearsals and arranged compositions by him and others»^[66] for piano four hands, which she played with her husband.^[40] «Her last years were dedicated to issuing her husband’s posthumous literary and musical legacy, maintaining standards for performance of his works … and preparing material for a museum in his name.»^[66]

In early 1873, the navy created the civilian post of Inspector of Naval Bands, with a rank of Collegiate Assessor, and appointed Rimsky-Korsakov. This kept him on the navy payroll and listed on the roster of the Chancellery of the Navy Department but allowed him to resign his commission.^[56][67] The composer commented, «I parted with delight with both my military status and my officer’s uniform», he later wrote. «Henceforth I was a musician officially and incontestably.»^[68] As Inspector, Rimsky-Korsakov applied himself with zeal to his duties.^[56] He visited naval bands throughout Russia, supervised the bandmasters and their appointments, reviewed the bands’ repertoire, and inspected the quality of their instruments. He wrote a study program for a complement of music students who held navy fellowships at the Conservatory, and acted as an intermediary between the Conservatory and the navy. He also indulged in a long-standing desire to familiarize himself with the construction and playing technique of orchestral instruments.^[68][69] These studies prompted him to write a textbook on orchestration.^[68] He used the privileges of rank to exercise and expand upon his knowledge. He discussed arrangements of musical works for military band with bandmasters, encouraged and reviewed their efforts, held concerts at which he could hear these pieces, and orchestrated original works, and works by other composers, for military bands.^[70]

In March 1884, an Imperial Order abolished the navy office of Inspector of Bands, and Rimsky-Korsakov was relieved of his duties.^[56] He worked under Balakirev in the Court Chapel as a deputy until 1894,^[71] which allowed him to study Russian Orthodox church music. He also taught classes at the chapel, and wrote his textbook on harmony for use there and at the Conservatory.^[72]

Backlash and May Night[edit]

Rimsky-Korsakov’s studies and his change in attitude regarding music education brought him the scorn of his fellow nationalists, who thought he was throwing away his Russian heritage to compose fugues and sonatas.^[58] After he strove «to crowd in as much counterpoint as possible» into his Third Symphony,^[73] he wrote chamber works adhering strictly to classical models, including a string sextet, a string quartet in F major (Op. 12) and a quintet for flute, clarinet, horn, bassoon and piano in B-flat. About the quartet and the symphony, Tchaikovsky wrote to his patroness, Nadezhda von Meck, that they «were filled with a host of clever things but … [were] imbued with a dryly pedantic character».^[74] Borodin commented that when he heard the symphony, he kept «feeling that this is the work of a German Herr Professor who has put on his glasses and is about to write Eine grosse Symphonie in C«.^[75]

According to Rimsky-Korsakov, the other members of the Five showed little enthusiasm for the symphony, and less still for the quartet.^[76] Nor was his public debut as a conductor, at an 1874 charity concert where he led the orchestra in the new symphony, considered favorably by his compatriots.^[56] He later wrote that «they began, indeed, to look down upon me as one on the downward path». Worse still to Rimsky-Korsakov was the faint praise given by Anton Rubinstein, a composer opposed to the nationalists’ music and philosophy. Rimsky-Korsakov wrote that after Rubinstein heard the quartet, he commented that now Rimsky-Korsakov «might amount to something» as a composer.^[76] He wrote that Tchaikovsky continued to support him morally, telling him that he fully applauded what Rimsky-Korsakov was doing and admired both his artistic modesty and his strength of character.^[77] Privately, Tchaikovsky confided to Nadezhda von Meck, «Apparently [Rimsky-Korsakov] is now passing through this crisis, and how it will end will be difficult to predict. Either a great master will come out of him, or he will finally become bogged down in contrapuntal tricks».^[74]

Two projects helped Rimsky-Korsakov focus on less academic music-making. The first was the creation of two folk song collections in 1874. Rimsky-Korsakov transcribed 40 Russian songs for voice and piano from performances by folk singer Tvorty Filippov,^[78][79] who approached him at Balakirev’s suggestion.^[80] This collection was followed by a second containing 100 songs, supplied by friends and servants, or taken from rare and out-of-print collections.^[79][81] Rimsky-Korsakov later credited this work as a great influence on him as a composer;^[82] it also supplied a vast amount of musical material from which he could draw for future projects, either by direct quotation or as models for composing fakeloric passages.^[79] The second project was the editing of orchestral scores by pioneer Russian composer Mikhail Glinka (1804–1857) in collaboration with Balakirev and Anatoly Lyadov.^[56] Glinka’s sister, Lyudmila Ivanovna Shestakova, wanted to preserve her brother’s musical legacy in print, and paid the costs of the project from her own pocket.^[83] No similar project had been attempted before in Russian music, and guidelines for scholarly musical editing had to be established and agreed.^[79] While Balakirev favored making changes in Glinka’s music to «correct» what he saw as compositional flaws, Rimsky-Korsakov favored a less intrusive approach. Eventually, Rimsky-Korsakov prevailed.^[79] «Work on Glinka’s scores was an unexpected schooling for me», he later wrote. «Even before this I had known and worshipped his operas; but as editor of the scores in print I had to go through Glinka’s style and instrumentation to their last little note … And this was a beneficent discipline for me, leading me as it did to the path of modern music, after my vicissitudes with counterpoint and strict style».^[84]

In mid-1877, Rimsky-Korsakov thought increasingly about the short story May Night by Nikolai Gogol. The story had long been a favorite of his, and his wife Nadezhda had encouraged him to write an opera based on it from the day of their betrothal, when they had read it together.^[85] While musical ideas for such a work predated 1877, now they came with greater persistence. By early 1878 the project took an increasing amount of his attention; in February he started writing in earnest, and he finished the opera by early November.^[79]

Rimsky-Korsakov wrote that May Night was of great importance because, despite the opera’s containing a good deal of contrapuntal music, he nevertheless «cast off the shackles of counterpoint [emphasis Rimsky-Korsakov]».^[86] He wrote the opera in a folk-like melodic idiom, and scored it in a transparent manner much in the style of Glinka.^[56] Nevertheless, despite the ease of writing this opera and the next, The Snow Maiden,^[87] from time to time he suffered from creative paralysis between 1881 and 1888. He kept busy during this time by editing Mussorgsky’s works and completing Borodin’s Prince Igor (Mussorgsky died in 1881, Borodin in 1887).^[88]

Belyayev circle[edit]

Rimsky-Korsakov wrote that he became acquainted with budding music patron Mitrofan Belyayev (M. P. Belaieff) in Moscow in 1882.^[89] Belyayev was one of a growing coterie of Russian nouveau-riche industrialists who became patrons of the arts in mid- to late-19th century Russia; their number included railway magnate Savva Mamontov and textile manufacturer Pavel Tretyakov.^[90] Belyayev, Mamontov and Tretyakov «wanted to contribute conspicuously to public life».^[91] They had worked their way into wealth, and being Slavophiles in their national outlook believed in the greater glory of Russia.^[92] Owing to this belief, they were more likely than the aristocracy to support native talent, and were more inclined to support nationalist artists over cosmopolitan ones.^[92] This preference paralleled a general upsurge in nationalism and Russophilia that became prevalent in mainstream Russian art and society.^[93]

By 1883 Rimsky-Korsakov had become a regular visitor to the weekly «quartet Fridays» («Les Vendredis») held at Belyayev’s home in Saint Petersburg.^[94] Belyayev, who had already taken a keen interest in the musical future of the teenage Alexander Glazunov, rented a hall and hired an orchestra in 1884 to play Glazunov’s First Symphony plus an orchestral suite Glazunov had just composed. This concert and a rehearsal the previous year gave Rimsky-Korsakov the idea of offering concerts featuring Russian compositions, a prospect to which Belyayev was amenable. The Russian Symphony Concerts were inaugurated during the 1886–87 season, with Rimsky-Korsakov sharing conducting duties with Anatoly Lyadov.^[95] He finished his revision of Mussorgsky’s Night on Bald Mountain and conducted it at the opening concert.^[96] The concerts also coaxed him out of his creative drought; he wrote Scheherazade, Capriccio Espagnol and the Russian Easter Overture specifically for them.^[88] He noted that these three works «show a considerable falling off in the use of contrapuntal devices … [replaced] by a strong and virtuoso development of every kind of figuration which sustains the technical interest of my compositions».^[97]

Rimsky-Korsakov was asked for advice and guidance not just on the Russian Symphony Concerts, but on other projects through which Belyayev aided Russian composers. «By force of matters purely musical I turned out to be the head of the Belyayev circle», he wrote. «As the head Belyayev, too, considered me, consulting me about everything and referring everyone to me as chief».^[98] In 1884 Belyayev set up an annual Glinka prize, and in 1885 he founded his own music publishing firm, through which he published works by Borodin, Glazunov, Lyadov and Rimsky-Korsakov at his own expense. To select which composers to assist with money, publication or performances from the many who now appealed for help, Belyayev set up an advisory council made up of Glazunov, Lyadov and Rimsky-Korsakov. They would look through the compositions and appeals submitted and suggest which composers were deserving of patronage and public attention.^[99]

The group of composers who now congregated with Glazunov, Lyadov and Rimsky-Korsakov became known as the Belyayev circle, named after their financial benefactor. These composers were nationalistic in their musical outlook, as The Five before them had been. Like The Five, they believed in a uniquely Russian style of classical music that utilized folk music and exotic melodic, harmonic and rhythmic elements, as exemplified by the music of Balakirev, Borodin and Rimsky-Korsakov. Unlike The Five, these composers also believed in the necessity of an academic, Western-based background in composition—which Rimsky-Korsakov had instilled in his years at the Saint Petersburg Conservatory.^[100] Compared to the «revolutionary» composers in Balakirev’s circle, Rimsky-Korsakov found those in the Belyayev circle to be «progressive … attaching as it did great importance to technical perfection, but … also broke new paths, though more securely, even if less speedily …»^[101]

Increased contact with Tchaikovsky[edit]

In November 1887, Tchaikovsky arrived in Saint Petersburg in time to hear several of the Russian Symphony Concerts. One of them included the first complete performance of his First Symphony, subtitled Winter Daydreams, in its final version. Another concert featured the premiere of Rimsky-Korsakov’s Third Symphony in its revised version.^[102] Rimsky-Korsakov and Tchaikovsky corresponded considerably before the visit and spent a lot of time together, along with Glazunov and Lyadov.^[103] Though Tchaikovsky had been a regular visitor to the Rimsky-Korsakov home since 1876,^[104] and had at one point offered to arrange Rimsky-Korsakov’s appointment as director of the Moscow Conservatory,^[104] this was the beginning of closer relations between the two. Within a couple of years, Rimsky-Korsakov wrote, Tchaikovsky’s visits became more frequent.^[105]

During these visits and especially in public, Rimsky-Korsakov wore a mask of geniality. Privately, he found the situation emotionally complex, and confessed his fears to his friend, the Moscow critic Semyon Kruglikov.^[106] Memories persisted of the tension between Tchaikovsky and The Five over the differences in their musical philosophies—tension acute enough for Tchaikovsky’s brother Modest to liken their relations at that time to «those between two friendly neighboring states … cautiously prepared to meet on common ground, but jealously guarding their separate interests».^[107] Rimsky-Korsakov observed, not without annoyance, how Tchaikovsky became increasingly popular among Rimsky-Korsakov’s followers.^[108] This personal jealousy was compounded by a professional one, as Tchaikovsky’s music became increasingly popular among the composers of the Belyayev circle, and remained on the whole more famous than his own.^[109] Even so, when Tchaikovsky attended Rimsky-Korsakov’s nameday party in May 1893, Rimsky-Korsakov asked Tchaikovsky personally if he would conduct four concerts of the Russian Musical Society in Saint Petersburg the following season. After hesitation, Tchaikovsky agreed.^[110] While his sudden death in late 1893 prevented him from fulfilling this commitment in its entirety, the list of works he had planned to conduct included Rimsky-Korsakov’s Third Symphony.^[111]

Increasing conservatism; second creative drought[edit]

In March 1889, Angelo Neumann’s traveling «Richard Wagner Theater» visited Saint Petersburg, giving four cycles of Der Ring des Nibelungen there under the direction of Karl Muck.^[112] The Five had ignored Wagner’s music, but The Ring impressed Rimsky-Korsakov:^[113] he was astonished with Wagner’s mastery of orchestration. He attended the rehearsals with Glazunov, and followed the score. After hearing these performances, Rimsky-Korsakov devoted himself almost exclusively to composing operas for the rest of his creative life. Wagner’s use of the orchestra influenced Rimsky-Korsakov’s orchestration,^[112] beginning with the arrangement of the polonaise from Mussorgsky’s Boris Godunov that he made for concert use in 1889.^[114]

Toward music more adventurous than Wagner’s, especially that of Richard Strauss and later Claude Debussy, Rimsky-Korsakov’s mind remained closed. He would fume for days afterwards when he heard pianist Felix Blumenfeld play Debussy’s Estampes and write in his diary about them, «Poor and skimpy to the nth degree; there is no technique, even less imagination.»^[115] This was part of an increasing musical conservatism on his part (his «musical conscience», as he put it), under which he now scrutinized his music and that of others as well.^[116] Compositions by his former compatriots in The Five were not immune. While working on his first revision of Mussorgsky’s Boris Godunov, in 1895 he would tell his amanuensis, Vasily Yastrebtsev, «It’s incredible that I ever could have liked this music and yet it seems there was such a time.»^[117] By 1901 he would write of growing «indignant at all [of Wagner’s] blunders of the ear»—this about the same music which caught his attention in 1889.^[118]

In 1892, Rimsky-Korsakov suffered a second creative drought,^[88] brought on by bouts of depression and alarming physical symptoms. Rushes of blood to the head, confusion, memory loss and unpleasant obsessions^[119] led to a medical diagnosis of neurasthenia.^[119] Crises in the Rimsky-Korsakov household may have been a factor—the serious illnesses of his wife and one of his sons from diphtheria in 1890, the deaths of his mother and youngest child, as well as the onset of the prolonged, ultimately fatal illness of his second youngest child. He resigned from the Russian Symphony Concerts and the Court Chapel^[119] and considered giving up composition permanently.^[88] After making third versions of the musical tableau Sadko and the opera The Maid of Pskov, he closed his musical account with the past; he had left none of his major works before May Night in their original form.^[112]

Another death brought about a creative renewal.^[119] The passing of Tchaikovsky presented a twofold opportunity—to write for the Imperial Theaters and to compose an opera based on Nikolai Gogol’s short story Christmas Eve, a work on which Tchaikovsky had based his opera Vakula the Smith. The success of Rimsky-Korsakov’s Christmas Eve encouraged him to complete an opera approximately every 18 months between 1893 and 1908 — a total of 11 during this period.^[88] He also started and abandoned another draft of his treatise on orchestration,^[72] but made a third attempt and almost finished it in the last four years of his life. (His son-in-law Maximilian Steinberg completed the book in 1912.^[72]) Rimsky-Korsakov’s scientific treatment of orchestration, illustrated with more than 300 examples from his work, set a new standard for texts of its kind.^[72]

1905 Revolution[edit]

In 1905, demonstrations took place in the St. Petersburg Conservatory as part of the 1905 Revolution; these, Rimsky-Korsakov wrote, were triggered by similar disturbances at St. Petersburg State University, in which students demanded political reforms and the establishment of a constitutional monarchy in Russia.^[120] «I was chosen a member of the committee for adjusting differences with agitated pupils», he recalled; almost as soon as the committee had been formed, «[a]ll sorts of measures were recommended to expel the ringleaders, to quarter the police in the Conservatory, to close the Conservatory entirely».^[120]

A lifelong liberal politically,^[121] Rimsky-Korsakov wrote that he felt someone had to protect the rights of the students to demonstrate, especially as disputes and wrangling between students and authorities were becoming increasingly violent. In an open letter, he sided with the students against what he saw as unwarranted interference by Conservatory leadership and the Russian Musical Society.^[120] A second letter, this time signed by a number of faculty including Rimsky-Korsakov, demanded the resignation of the head of the Conservatory. Partly as a result of these two letters he wrote, approximately 100 Conservatory students were expelled and he was removed from his professorship.^[122]

Just before the dismissal was enacted, Rimsky-Korsakov received a letter from one of the members of the school directorate, suggesting that he take up the directorship in the interest of calming student unrest. «Probably the member of the Directorate held a minority opinion, but signed the resolution nevertheless,» he wrote. «I sent a negative reply.»^[123] Partly in defiance of his dismissal, Rimsky-Korsakov continued teaching his students from his home.^[124]

Not long after Rimsky-Korsakov’s dismissal, a student production of his opera Kashchey the Immortal was followed not with the scheduled concert but with a political demonstration,^[125] which led to a police ban on Rimsky-Korsakov’s work.^[125] Due in part to widespread press coverage of these events,^[126] an immediate wave of outrage against the ban arose throughout Russia and abroad; liberals and intellectuals deluged the composer’s residence with letters of sympathy,^[127] and even peasants who had not heard a note of Rimsky-Korsakov’s music sent small monetary donations.^[121] Several faculty members of the St. Petersburg Conservatory resigned in protest, including Glazunov and Lyadov.^[128] Eventually, over 300 students walked out of the Conservatory in solidarity with Rimsky-Korsakov.^[129] By December he had been reinstated under a new director, Glazunov.^[126] Rimsky-Korsakov retired from the Conservatory in 1906.^[130] The political controversy continued with his opera The Golden Cockerel. Its implied criticism of monarchy, Russian imperialism and the Russo-Japanese War gave it little chance of passing the censors.^[129] The premiere was delayed until 1909, after Rimsky-Korsakov’s death, and even then it was performed in an adapted version.^[129]

In April 1907, Rimsky-Korsakov conducted a pair of concerts in Paris, hosted by impresario Sergei Diaghilev, which featured music of the Russian nationalist school. The concerts were hugely successful in popularizing Russian classical music of this kind in Europe, Rimsky-Korsakov’s in particular. The following year, his opera Sadko was produced at the Paris Opéra and The Snow Maiden at the Opéra-Comique.^[126] He also had the opportunity to hear more recent music by European composers. He hissed unabashedly when he heard Richard Strauss’s opera Salome, and told Diaghilev after hearing Claude Debussy’s opera Pelléas et Mélisande, «Don’t make me listen to all these horrors or I shall end up liking them!»^[126] Hearing these works led him to appreciate his place in the world of classical music. He admitted that he was a «convinced kuchkist» (after kuchka, the shortened Russian term for The Five) and that his works belonged to an era that musical trends had left behind.^[126]

Death[edit]

Beginning around 1890, Rimsky-Korsakov suffered from angina.^[119] While this ailment initially wore him down gradually, the stresses concurrent with the 1905 Revolution and its aftermath greatly accelerated its progress. After December 1907, his illness became severe, and he could not work.^[131]

In 1908, he died at his Lubensk estate near Luga (modern day Plyussky District of Pskov Oblast), and was interred in Tikhvin Cemetery at the Alexander Nevsky Monastery in Saint Petersburg, next to Borodin, Glinka, Mussorgsky and Stasov.^[126]

Compositions[edit]

Rimsky-Korsakov followed the musical ideals espoused by The Five. He employed Orthodox liturgical themes in the Russian Easter Festival Overture, folk song in Capriccio Espagnol and orientalism in Scheherazade, possibly his best known work.^[3][132] He proved a prolific composer but also a perpetually self-critical one. He revised every orchestral work up to and including his Third Symphony—some, like Antar and Sadko, more than once. These revisions range from minor changes of tempo, phrasing and instrumental detail to wholesale transposition and complete recomposition.^[133]

Rimsky-Korsakov was open about the influences in his music, telling Vasily Yastrebtsev, «Study Liszt and Balakirev more closely, and you’ll see that a great deal in me is not mine».^[134] He followed Balakirev in his use of the whole tone scale, treatment of folk songs and musical orientalism and Liszt for harmonic adventurousness. (The violin melody used to portray Scheherazade is very closely related to its counterpart in Balakirev’s symphonic poem Tamara, while the Russian Easter Overtures follows the design and plan of Balakirev’s Second Overture on Russian Themes.)^[3][132]

Nevertheless, while he took Glinka and Liszt as his harmonic models, his use of whole tone and octatonic scales do demonstrate his originality. He developed both these compositional devices for the «fantastic» sections of his operas, which depicted magical or supernatural characters and events.^[116]

Rimsky-Korsakov maintained an interest in harmonic experiments and continued exploring new idioms throughout his career. He tempered this interest with an abhorrence of excess and kept his tendency to experiment under constant control.^[116] The more radical his harmonies became, the more he attempted to control them with strict rules—applying his «musical conscience», as he called it. In this sense, he was both a progressive and a conservative composer.^[116] The whole tone and octatonic scales were both considered adventurous in the Western classical tradition, and Rimsky-Korsakov’s use of them made his harmonies seem radical. Conversely, his care about how or when in a composition he used these scales made him seem conservative compared with later composers like Igor Stravinsky, though they were often building on Rimsky-Korsakov’s work.^[135]

Operas[edit]

While Rimsky-Korsakov is best known in the West for his orchestral works, his operas are more complex, offering a wider variety of orchestral effects than in his instrumental works and fine vocal writing.^[125] Excerpts and suites from them have proved as popular in the West as the purely orchestral works. The best-known of these excerpts is probably «Flight of the Bumblebee» from The Tale of Tsar Saltan, which has often been heard by itself in orchestral programs, and in countless arrangements and transcriptions, most famously in a piano version made by Russian composer Sergei Rachmaninoff. Other selections familiar to listeners in the West are «Dance of the Tumblers» from The Snow Maiden, «Procession of the Nobles» from Mlada, and «Song of the Indian Guest» (or, less accurately, «Song of India») from Sadko, as well as suites from The Golden Cockerel and The Legend of the Invisible City of Kitezh and the Maiden Fevroniya.^[136]

The Operas fall into three categories:

• Historical drama: The Maid of Pskov, and its prologue The Noblewoman Vera Sheloga, Mozart and Salieri, The Tsar’s Bride, Pan Voyevoda, Servilya
• Folk operas: May Night, Christmas Eve
• Fairy tales and legends: The Snow Maiden, Mlada, Sadko, Kashchey the Deathless, The Tale of Tsar Saltan, The Legend of the Invisible City of Kitezh and the Maiden Fevroniya, and The Golden Cockerel.

Of this range, Rimsky-Korsakov wrote in 1902, «In every new work of mine I am trying to do something that is new for me. On the one hand, I am pushed on by the thought that in this way, [my music] will retain freshness and interest, but at the same time I am prompted by my pride to think that many facets, devices, moods and styles, if not all, should be within my reach.»^[121]

American music critic and journalist Harold C. Schonberg wrote that the operas «open up a delightful new world, the world of the Russian East, the world of supernaturalism and the exotic, the world of Slavic pantheism and vanished races. Genuine poetry suffuses them, and they are scored with brilliance and resource.»^[136] According to some critics Rimsky-Korsakov’s music in these works lacks dramatic power, a seemingly fatal flaw in an operatic composer. This may have been conscious, as he repeatedly stated in his writing that he felt operas were first and foremost musical works rather than mainly dramatic ones. Ironically, the operas succeed dramatically in most cases by being deliberately non-theatrical.^[137]

Orchestral works[edit]

The purely orchestral works fall into two categories. The best-known ones in the West, and perhaps the finest in overall quality, are mainly programmatic in nature — in other words, the musical content and how it is handled in the piece is determined by the plot or characters in a story, the action in a painting or events reported through another non-musical source.^[3] The second category of works is more academic, such as his First and Third Symphonies and his Sinfonietta. In these, Rimsky-Korsakov still employed folk themes but subjected them to abstract rules of musical composition.^[3]

Program music came naturally to Rimsky-Korsakov. To him, «even a folk theme has a program of sorts.»^[3] He composed the majority of his orchestral works in this genre at two periods of his career—at the beginning, with Sadko and Antar (also known as his Second Symphony, Op. 9), and in the 1880s, with Scheherazade, Capriccio Espagnol and the Russian Easter Overture. Despite the gap between these two periods, the composer’s overall approach and the way he used his musical themes remained consistent. Both Antar and Scheherazade use a robust «Russian» theme to portray the male protagonists (the title character in Antar; the sultan in Scheherazade) and a more sinuous «Eastern» theme for the female ones (the peri Gul-Nazar in Antar and the title character in Scheherazade).^[138]

Where Rimsky-Korsakov changed between these two sets of works was in orchestration. While his pieces were always celebrated for their imaginative use of instrumental forces, the sparser textures of Sadko and Antar pale compared to the luxuriance of the more popular works of the 1880s. While a principle of highlighting «primary hues» of instrumental color remained in place, it was augmented in the later works by a sophisticated cachet of orchestral effects, some gleaned from other composers including Wagner, but many invented by himself.^[3]

As a result, these works resemble brightly colored mosaics, striking in their own right and often scored with a juxtaposition of pure orchestral groups.^[125] The final tutti of Scheherazade is a prime example of this scoring. The theme is assigned to trombones playing in unison, and is accompanied by a combination of string patterns. Meanwhile, another pattern alternates with chromatic scales in the woodwinds and a third pattern of rhythms is played by percussion.^[139]

Rimsky-Korsakov’s non-program music, though well-crafted, does not rise to the same level of inspiration as his programmatic works; he needed fantasy to bring out the best in him.^[3] The First Symphony follows the outlines of Schumann’s Fourth extremely closely, and is slighter in its thematic material than his later compositions. The Third Symphony and Sinfonietta each contain a series of variations on less-than-the-best music that can lead to tedium.^[3]

Smaller-scale works[edit]

Rimsky-Korsakov composed dozens of art songs, arrangements of folk songs, chamber and piano music. While the piano music is relatively unimportant, many of the art songs possess a delicate beauty. While they yield in overt lyricism to Tchaikovsky and Rachmaninoff, otherwise they reserve their place in the standard repertory of Russian singers.^[3]

Rimsky-Korsakov also wrote a body of choral works, both secular and for Russian Orthodox Church service. The latter include settings of portions of the Liturgy of St. John Chrysostom (despite his own atheism).^{[140][141][142]}

Legacy[edit]

Transitional figure[edit]

The critic Vladimir Stasov, who along with Balakirev had founded The Five, wrote in 1882, «Beginning with Glinka, all the best Russian musicians have been very skeptical of book learning and have never approached it with the servility and the superstitious reverence with which it is approached to this day in many parts of Europe.»^[143] This statement was not true for Glinka, who studied Western music theory assiduously with Siegfried Dehn in Berlin before he composed his opera A Life for the Tsar.^[144] It was true for Balakirev, who «opposed academicism with tremendous vigor,»^[45] and it was true initially for Rimsky-Korsakov, who had been imbued by Balakirev and Stasov with the same attitude.^[145]

One point Stasov omitted purposely, which would have disproved his statement completely, was that at the time he wrote it, Rimsky-Korsakov had been pouring his «book learning» into students at the Saint Petersburg Conservatory for over a decade.^[146] Beginning with his three years of self-imposed study, Rimsky-Korsakov had drawn closer to Tchaikovsky and further away from the rest of The Five, while the rest of The Five had drawn back from him and Stasov had branded him a «renegade».^[146] Richard Taruskin wrote, «The older he became, the greater was the irony with which Rimsky-Korsakov looked back on his kuchkist days.»^[147] When the young Semyon Kruglikov was considering a future in composition, Rimsky-Korsakov wrote the future critic,

About a talent for composition … I can say nothing as yet. You have tried your powers too little … Yes, one can study on one’s own. Sometimes one needs advice, but one must study … All of us, that is, I myself and Borodin, and Balakirev, and especially Cui and Mussorgsky, did disdain these things. I consider myself lucky that I bethought myself in time and forced myself to work. As for Balakirev, owing to his insufficient technique he writes little; Borodin, with difficulty; Cui, carelessly; and Mussorgsky, sloppily and often incoherently.^[148]

Taruskin points out this statement, which Rimsky-Korsakov wrote while Borodin and Mussorgsky were still alive, as proof of his estrangement from the rest of The Five and an indication of the kind of teacher he eventually became.^[149] By the time he instructed Liadov and Glazunov, «their training hardly differed from [Tchaikovsky’s]. An ideal of the strictest professionalism was instilled in them from the beginning.»^[149] By the time Borodin died in 1887, the era of autodidactism for Russian composers had effectively ended. Every Russian who aspired to write classical music attended a conservatory and received the same formal education.^[150] «There was no more ‘Moscow’, no ‘St. Petersburg’.» Taruskin writes; «at last all Russia was one. Moreover, by century’s end, the theory and composition faculties of Rubinstein’s Conservatory were entirely in the hands of representatives of the New Russian School. Viewed against the background of Stasov’s predictions, there could scarcely be any greater irony.»^[151]

Students[edit]

Rimsky-Korsakov taught theory and composition to 250 students over his 35-year tenure at the Saint Petersburg Conservatory, «enough to people a whole ‘school’ of composers». This does not include pupils at the two other schools where he taught, including Glazunov, or those he taught privately at his home, such as Igor Stravinsky.^[152] Apart from Glazunov and Stravinsky, students who later found fame included Anatoly Lyadov, Mikhail Ippolitov-Ivanov, Alexander Spendiaryan, Sergei Prokofiev, Ottorino Respighi, Witold Maliszewski, Mykola Lysenko, Artur Kapp, and Konstanty Gorski. Other students included the music critic and musicologist Alexander Ossovsky, and the composer Lazare Saminsky.^[153]

Rimsky-Korsakov felt talented students needed little formal dictated instruction. His teaching method included distinct steps: show the students everything needed in harmony and counterpoint; direct them in understanding the forms of composition; give them a year or two of systematic study in the development of technique, exercises in free composition and orchestration; instill a good knowledge of the piano. Once these were properly completed, studies would be over.^[154] He carried this attitude into his conservatory classes. Conductor Nikolai Malko remembered that Rimsky-Korsakov began the first class of the term by saying, «I will speak, and you will listen. Then I will speak less, and you will start to work. And finally I will not speak at all, and you will work.»^[155] Malko added that his class followed exactly this pattern. «Rimsky-Korsakov explained everything so clearly and simply that all we had to do was to do our work well.»^[155]

Editing the work of The Five[edit]

Rimsky-Korsakov’s editing of works by The Five is significant. It was a practical extension of the collaborative atmosphere of The Five during the 1860s and 1870s, when they heard each other’s compositions in progress and worked on them together, and was an effort to save works that would otherwise either have languished unheard or become lost entirely. This work included the completion of Alexander Borodin’s opera Prince Igor, which Rimsky-Korsakov undertook with the help of Glazunov after Borodin’s death,^[88] and the orchestration of passages from César Cui’s William Ratcliff for its first production in 1869.^[33] He also completely orchestrated the opera The Stone Guest by Alexander Dargomyzhsky three times—in 1869–70, 1892 and 1902.^[40] While not a member of The Five himself, Dargomyzhsky was closely associated with the group and shared their musical philosophy.^[33]

Musicologist Francis Maes wrote that while Rimsky-Korsakov’s efforts are laudable, they are also controversial. It was generally assumed that with Prince Igor, Rimsky-Korsakov edited and orchestrated the existing fragments of the opera while Glazunov composed and added missing parts, including most of the third act and the overture.^[156][157] This was exactly what Rimsky-Korsakov stated in his memoirs.^[158] Both Maes and Richard Taruskin cite an analysis of Borodin’s manuscripts by musicologist Pavel Lamm, which showed that Rimsky-Korsakov and Glazunov discarded nearly 20 percent of Borodin’s score.^[159] According to Maes, the result is more a collaborative effort by all three composers than a true representation of Borodin’s intent.^[160] Lamm stated that because of the extremely chaotic state of Borodin’s manuscripts, a modern alternative to Rimsky-Korsakov and Glazunov’s edition would be extremely difficult to complete.^[160]

More debatable, according to Maes, is Rimsky-Korsakov’s editing of Mussorgsky’s works. After Mussorgsky’s death in 1881, Rimsky-Korsakov revised and completed several of Mussorgsky’s works for publication and performance, helping to spread Mussorgsky’s works throughout Russia and to the West. Maes, in reviewing Mussorgsky’s scores, wrote that Rimsky-Korsakov allowed his «musical conscience» to dictate his editing, and he changed or removed what he considered musical over-experimentation or poor form.^[118] Because of this, Rimsky-Korsakov has been accused of pedantry in «correcting», among other things, matters of harmony. Rimsky-Korsakov may have foreseen questions over his efforts when he wrote,

If Mussorgsky’s compositions are destined to live unfaded for fifty years after their author’s death (when all his works will become the property of any and every publisher), such an archeologically accurate edition will always be possible, as the manuscripts went to the Public Library on leaving me. For the present, though, there was need of an edition for performances, for practical artistic purposes, for making his colossal talent known, and not for the mere studying of his personality and artistic sins.^[161]

Maes stated that time proved Rimsky-Korsakov correct when it came to posterity’s re-evaluation of Mussorgsky’s work. Mussorgsky’s musical style, once considered unpolished, is now admired for its originality. While Rimsky-Korsakov’s arrangement of Night on Bald Mountain is still the version generally performed, Rimsky-Korsakov’s other revisions, like his version of Boris Godunov, have been replaced by Mussorgsky’s original.^[162]

Folklore and pantheism[edit]

Rimsky-Korsakov may have saved the most personal side of his creativity for his approach to Russian folklore. Folklorism as practiced by Balakirev and the other members of The Five had been based largely on the protyazhnaya dance song.^[163] Protyazhnaya literally meant «drawn-out song», or melismatically elaborated lyric song.^[164] The characteristics of this song exhibit extreme rhythmic flexibility, an asymmetrical phrase structure and tonal ambiguity.^[164] After composing May Night, Rimsky-Korsakov was increasingly drawn to «calendar songs», which were written for specific ritual occasions. The ties to folk culture was what interested him most in folk music, even in his days with The Five; these songs formed a part of rural customs, echoed old Slavic paganism and the pantheistic world of folk rites.^[163] Rimsky-Korsakov wrote that his interest in these songs was heightened by his study of them while compiling his folk song collections.^[165] He wrote that he «was captivated by the poetic side of the cult of sun-worship, and sought its survivals and echoes in both the tunes and the words of the songs. The pictures of the ancient pagan period and spirit loomed before me, as it then seemed, with great clarity, luring me on with the charm of antiquity. These occupations subsequently had a great influence in the direction of my own activity as a composer».^[82]

Rimsky-Korsakov’s interest in pantheism was whetted by the folkloristic studies of Alexander Afanasyev.^[163] That author’s standard work, The Poetic Outlook on Nature by the Slavs, became Rimsky-Korsakov’s pantheistic bible. The composer first applied Afanasyev’s ideas in May Night, in which he helped fill out Gogol’s story by using folk dances and calendar songs.^[163] He went further down this path in The Snow Maiden,^[163] where he made extensive use of seasonal calendar songs and khorovodi (ceremonial dances) in the folk tradition.^[166]

Musicologists and Slavicists have long recognized that Rimsky-Korsakov was an ecumenical artist whose folklore-inspired operas take up such issues as the relationship between paganism and Christianity and the seventeenth-century schism in the Orthodox Church.^[167]

In film[edit]

• The Soviet 1953 film Rimsky-Korsakov presents the last twenty years of his life. He is played by Grigori Belov. His earlier years with The Five were portrayed by Andrei Popov in the 1950 film from the same studio titled Mussorgsky.

Publications[edit]

Rimsky-Korsakov’s autobiography and his books on harmony and orchestration have been translated into English and published. Two books he started in 1892 but left unfinished were a comprehensive text on Russian music and a manuscript, now lost, on an unknown subject.^[168]

• My Musical Life. [Летопись моей музыкальной жизни – literally, Chronicle of My Musical Life.] Trans. from the 5th rev. Russian ed. by Judah A. Joffe; ed. with an introduction by Carl Van Vechten. London: Ernst Eulenburg Ltd, 1974.
• Practical Manual of Harmony. [Практический учебник гармонии.] First published, in Russian, in 1885. First English edition published by Carl Fischer in 1930, trans. from the 12th Russian ed. by Joseph Achron. Current English ed. by Nicholas Hopkins, New York, New York: C. Fischer, 2005.
• Principles of Orchestration. [Основы оркестровки.] Begun in 1873 and completed posthumously by Maximilian Steinberg in 1912, first published, in Russian, in 1922 ed. by Maximilian Steinberg. English trans. by Edward Agate; New York: Dover Publications, 1964 («unabridged and corrected republication of the work first published by Edition russe de musique in 1922»).

References[edit]

Footnotes[edit]

Citations[edit]

Sources[edit]

In English

In Russian

Further reading[edit]

• Nelson, John: The Significance of Rimsky-Korsakov in the Development of a Russian National Identity. Diss. Studia musicologica Universitatis Helsingiensis, 25. University of Helsinki, 2013. ISSN 0787-4294 ISBN 978-952-10-9390-6. Abstract.
• Seaman, Gerald :Nikolay Andreevich Rimsky-Korsakov: A Research and Information Guide, Second Edition, Routledge, 2014. ISBN 978-0-415-81011-1

External links[edit]

Films

Scores

Other