Рассказ про соню и измайлова

Рассказ Алексея Павлова

СОНЯ

Часть 1

– Сонь, представляешь, качу я спокойно по утру, вылетает мне в лоб какой-то болван – еле увернулся! Черт, ну и темнота здесь. Нет, вот с какой радости я сюда потащился, а? Все только для тебя, Сонька!

Тишина в ответ и ночная дорога.

– Сдалась тебе эта подруга! Я покурю, ладно?

В темноте салона старенькой иномарки несколько раз вспыхнула зажигалка.

– Китайская подделка! Наконец-то. Сонь, знаешь, мы с Леркой, наверное, поженимся. А что, классная девчонка. Ты тоже ничего, только вредная.

Минут сколько-то спустя.

– Так, еще один поворот, двести метров, триста ям, и выезжаем на трассу. А там и Москва рукой подать. Вот-ты, опять сигарета потухла. Дурацкая зажигалка. Сонь, там сзади еще одна где-то валяется, дай, а.

– Эй, ты опять спишь? А я тут распинаюсь. Мне что ли сюда было нужно? Ладно, дрыхни, приедем – разбужу.

Время позднее, теплое, летнее.

Обожаемый братик, вечно ругачий, но бесконечно добрый, чуть опустил водительское стекло, прикурил сигарету от треснутого прикуривателя, включил приятную музыку и настроился на монотонный накат оставшихся пятидесяти верст современности.

Сонечка мирно дремала на заднем сидении, мило свернувшись в клубочек. Брат тем временем бурчал себе под нос:
– Ну ты и спать горазда.

Но доехать без приключений не удалось. Уже на подъезде к столице старушка-иномарка дважды-трижды дернувшись, заглохла, желая тоже подремать.

– Ну надо ж такое! – возмутился Стасик, безуспешно пытаясь запустить двигатель.

– Соня, просыпайся. Соня!

Девушка приоткрыла один глаз, после чего прикрыла обратно.

– Сонь, хорош дрыхнуть, приехали!
– Уже?.. – она сладко потянулась.
– Уже-уже!
– Что ты шумишь, встаю.
– Лежи пока. Я сейчас.

Стасик вышел из машины, открыл капот и с умным видом долго смотрел, все подряд трогая, типа, соображает.

– И чего тебе надо? Двигатель на месте, все провода тоже. Может, заведешься, а? Я, между прочим, тоже устал.

Но машинка не пожелала услышать своего хозяина.

– Сонь, теперь точно подъем. Со-ня!
– Чего тебе? – она приподняла миловидную, заспанную мордашку, – я же просила: будить, когда проснусь.
– Вставай, харька треснет!

Соня что-то буркнула и неохотно стала выбираться из машины.

Стасик принялся названивать друзьям, консультироваться, но там оказались такие же специалисты, потому толку от затеи было ноль.

– Алло! – продолжил брат, пытаясь перекричать шум дороги. – Серег! Алло, говорю, пробовал уже – не помогает!.. Что?.. Не… бензин есть!.. Дурак, что ли?.. Свечи тоже крутил – по нулям!.. Что?.. Как чем? Пальцем!.. Нет, больше ничем не пробовал!.. А, иди ты!

– Стасик, что случилось? – спросила Сонечка, кутаясь от озноба в его широкую куртку.

– Заглохли!
– Надолго?
– Как бы не насовсем. Ладно, не дрейфь, сестренка, сейчас еще одному другу позвоню. Так…
– Холодно что-то.
– Залезай обратно в машину, – тыкая в мобильный телефон, ответил брат.
– Мне срочно ехать надо, Стас.
– Могу предложить пойти пешком.
– Не смешно.
– Успеешь.
– Стас!..

Сонечка прочла на своем телефоне только что поступившее смс, и моментально пробудилась.

– Ты куда?
– Попутку ловить.
– Погоди, сейчас парни подлетят, на тросу дотянут.

Но сестра его не слушала и продолжала голосовать.

В реальности Соня была не так уж и юна, но выглядела волне привлекательно. Не бог весть какая красавица, тем не менее обаяшка.

Еще девушка обладала достаточно экстравагантной внешностью, но об этом чуть позже.

И уж очень она любила поспать. У людей мало ее знающих, складывалось впечатление, что имя ей дано как следствие, а не при рождении.

Наконец остановилась попутка, затем другая, и в третью Стасик решился посадить сестру, потому что, помимо молодого, вполне приличного на вид парня за рулем, в салоне еще находилась мамочка с малышом.

– Сонь, может, подождешь? – настаивал брат, всегда переживавший за сестру. – Пацаны уже выехали.
– Нет, Стасик, мне реально ехать надо. Давай, позвони, когда тебя дотянут.
– Хорошо.
– Что-то я сама за тебя боюсь. Трасса, почти ночь.
– Не, не переживай. Вон сколько машин, дорога оживленная, до Москвы близко, да и пост вон на горизонте.
– Позвони сразу, как приедут твои друзья.
– Угу…
– Стас!
– Позвоню, Сонечка, езжай.

За внешней мягкостью девушки скрывалась волевая натура. И хоть она почти всегда оставалась предельно спокойной, но с легкостью могла довести брата, и не только его, до состояния безумства своей непробиваемой невозмутимостью. И тот, зная ее сильную сторону, все же постоянно умудрялся влететь в очередной капкан: доказывает сестре час другой, настаивает на своем, а на вопрос: «Сонька, ты поняла?» получал наивный взор и мило-отрешенное: «Что?..» И глазки ее в этот момент ровнее глади озера тихим утром. Но брат не отступал, продолжал убеждать, шуметь и активно жестикулировать. «Сделаешь, как я говорю?!»
«Это же ты говоришь, а не я думаю».

Финиш, после которого Стасик готов был застрелиться. Или повеситься, если вместо ответа он вдруг обнаруживал, что сестренка уже мирно спит.

Теперь возвращаемся в попутку, что подвозила Соню до Москвы.

– Вы не будете возражать, если мы сначала в Измайлово заедем? – спросил водитель, приятный парень с открытой улыбкой.
– Конечно, – ответила девушка, расположившись на переднем сидении, – хотя, знаете, лучше высадите меня где-нибудь. Я возьму другую машину. Вы поезжайте, ничего страшного, в Москве ведь уже, не на трассе.
– Да нет проблем, я довезу!

Молоденькая мамаша, сидевшая сзади, внесла некоторые коррективы:
– Девушка, наш Гриша – мировой парень! А я жена его друга.
Соня обернулась:
– Вот как?
– Да. А что вас удивляет?
– Нет, ничего.

– Вот, – заговорил мировой парень Гриша, – мне сделали бесплатную рекламу, поэтому не спорьте, Соня, и ни о чем не переживайте.
– Хорошо, спасибо, – ответила пассажирка, параллельно кому-то дозвонившись по телефону, что-то пояснив, добавляя: «Хорошо, тогда я домой заскочу сначала».
– В больнице работаете?
– Да.
– Врач, медсестра?
– …

Не сказать чтобы любовь с первого взгляда взыграла в сердце молодого человека, но все же попутчица привлекла его внимание. Правда, даже в приглушённых бликах ночной дороги её необычный имидж не мог остаться незамеченным. Красивые волосы, но прическа – можно бы и поаккуратнее. Одета будто хиппи – джинсы с дырками на коленях, драные внизу, может и не самые простенькие, но без дырок смотрелось бы цивильней. В общем, все бы ничего, но как-то не слишком шла ей такая экипировка, тем не менее Соня чем-то ощутимо притягивала: спокойное, в какой-то степени даже утонченное выражение лица, взгляд, голос. И все это быстро уловил Григорий.

Доставив попутчицу по адресу, взять деньги водитель категорически отказался, отшутившись:
– Послушайте, Соня, я богатый человек!
– Да?..
– Особенно душой.
– Мне неловко.
– Мне тоже. Идемте, я провожу вас.
– Иди-иди! – сразу же вмешалась мамаша с заднего сиденья. – Мы тоже немного воздухом подышим, да разомнемся, а то уж засиделись.
– Нет, спасибо, не нужно меня провожать.

Но сопротивляться было поздно, потому как Григорий уже в следующее мгновение открывал пассажирскую дверь, подавая даме руку.

Соня скрылась в подъезде, а когда минут через двадцать вышла обратно, поразилась следующей картине: рядом с машиной Григория, которой уже и след должен бы простыть, стояла теперь еще одна, а сам Григорий добродушно прощался со своим приятелем.
– Давай, Гриш, спасибо, что захватил моих!

Девушка остановилась, не зная как лучше поступить.
– Соня, садитесь! – Гриша приветливо открыл дверцу теперь уже пустой машины.

«Ну и видончик у нее!» — внутренне поразился друг Григория, но быстро скрыл свои соображения за улыбкой. Его жена еще раз сказала Соне, что парни друзья, поэтому можно ни о чем не беспокоиться, Гриша – это, как минимум, неопасно.
– Сережа как раз недалеко был, вот, подскочил нас забрать, – добавила молодая мама, и вскоре это семейство укатило восвояси.

– Нет, ну обалдеть просто! – усмехнулась Соня и села в машину Григория.

А в это самое время, уже в своей машине, возмущался его друг.
– Вкусы у Гришки, надо заметить, порой нечто!
– Ну и что? – вступилась за новую знакомую его жена. – Главное, чтобы человек был хороший. Тихо, Сереж, дочунька, кажется, засыпает.
Она заботливо прикрыла малое чадо пледом, всегда присутствующим в машине для таких случаев, сама же подалась вперед поближе к мужу.

– Видел, какие у нее глаза?
– Глаза добрые. Но видон!..
– Тихо!.. Может, ей так нравится.
– Может. Только кому она сама такая понравится? Хотя, вон, Гришка сразу клюнул.
– Кому надо – понравится. Спи, лапуль, спи, – Марина погладила дочку, и та вновь прикрыла глазки, – сейчас нас папа домой привезет, и ты будешь в своей кроватке.
– Да, Гришка наш… он просто бабник!
– Никакой он не бабник. Найдет он свою любовь и будет счастлив. Вот увидишь.
– Надеюсь, это случится не сегодняшней ночью, – добродушно отшутился молодой папаша.

– Куда вас, Соня? – спросил Гриша, когда они еще только тронулись.
– Вообще-то не близко.
– Хоть на Камчатку!
– Не надо туда, – и она назвала одну из известных больниц.
– А, знаю.
– Не очень далеко?
– Нет. Момент – и мы там.
– Лучше помедленней. Я боюсь.
– Хорошо, тогда два момента. Вы там работаете?
– Что?.. Я же говорила, да.
– Доктор?
– Угу, – слегка дремала Соня, – санитарка.
– О!.. Наверное, мечтаете стать врачом?
– Каким?..
– Ну, не знаю. Солидным каким-нибудь.
– Хотелось бы.
– Станете.
– Откуда такая уверенность?
– Тоже не знаю. Мне так кажется.
– Хорошо, я постараюсь.
– Только очень постарайтесь. Не огорчайте меня.
– ?..
– Ну… вы такая… симпатичная, умная, сразу видно. Очень мне понравились. Пройдет время, а вы так и останетесь санитаркой – не солидно.
– А при чём здесь вы и моя солидность? Я с вами пока знакомиться не собираюсь.
– Уже.
– Григорий, вы, видимо, напрасно теряете время. Лучше бы я поехала на такси.
– Хорошо, Соня, давайте, в открытую. Я не люблю недоговаривать.
– А я люблю. Не договаривать.
– Интересно. Но сейчас лучше прямо. Только взаимно. Договорились?
– Как получится.
– Я – свободен. Абсолютно. Не прячусь от жены или еще от кого-нибудь, поэтому могу спокойно познакомиться с понравившейся девушкой. Чего и делаю. Или пытаюсь сделать. Теперь говорите вы.
– Что?
– Признавайтесь, свободны или замужем?
– Вы всегда так настойчивы?
– Почти. Но сейчас я хочу только одного.
– Чего же?
– Знать. Если вас ждет муж, то на этом тема закрыта. Нельзя приближаться к людям, у которых есть любимый человек. Это закон.
– Для всех?
– Для меня точно.
– Благородная позиция.
– Соня, вы мне голову не морочьте. Говорите, вы замужем? У вас есть любимый человек?
– Вы чего от меня хотите, чтобы я вам здесь все и рассказала? По-моему, достаточно того, что я ответила.
– А чего вы ответили?
– Что ни с кем знакомиться не собираюсь.
– А зря. Потому что такие парни, как я, на дороге не валяются! – как само собой разумеется, заявил Гриша.

Соня даже рассмеялась, насколько душевно у молодого человека вышел комплимент себе же самому. Но в этот момент затрезвонил ее мобильный – беспокоился брат:
– Все в порядке, Стасик, я уже около больницы. Тебя дотянули?.. Ну, хорошо. Давай, пока!

– Машина у мужа сломалась? – спросил немного огорченный Гриша.
– Вы же его видели.
– Мне почему-то показалось, что это не муж.
– Да?..
– Да. Наверно, ошибся.

Соня сначала хотела подтвердить, что да, конечно, это муж, но произнесла:
– Вы правы, это мой брат. Родной и я его обожаю. Он, кстати, чем-то на вас похож. Такой же открытый и добрый человек. Только жутко надоедливый.
– Жалко.
– Что?..
– Я имею в виду, жалко, что вы видите во мне открытого и доброго.
– А что в этом плохого? Кстати, мы почти приехали. Вон у того шлагбаума остановите, пожалуйста.
– Потому что я действительно такой. А женщины почему-то больше любят скрытных и коварных. Нет, меня тоже, в принципе… в общем, я на жизнь не жалуюсь. Просто, как только кто-то мне понравится, ей подавай недоброго. А если уж в меня без памяти кто втюхается, то уже мне никак эта девушка не интересна. Вот такая вечная несостыковка. Короче, вы замужем или свободны? Можно за весь вечер хоть одно слово правды с вашей стороны?!
– Ну вы даете, Гриша! Получается, я все время вам врала?
– Нет. Ответите?
– Занята, Гриша. Я не свободна, – лукавила попутчица, и это было видно. – Спасибо еще раз. Может, возьмете деньги? Я тоже богата.
– Очень?
– Нормально. На такси хватает.
– Были бы богатой, ездили бы на собственной дорогой машине.
– А она у меня есть. Причем новая. Я, правда, права только недавно получила, потому на дороге пока, как эта, блондинка за рулем. Да и на работу на метро быстрее.
– Вы в Кунцево живете?
– Вы же видели.
– Давайте я вас туда отвезу после работы. Заодно могу и уроки вождения дать. Бесплатно.
– Лучше за деньги. А то с вами, с мужиками, дороже выйдет. Ну, мне пора.
– Подождите!

На улице.
– Ну, постойте! Мне нужна помощь, срочная, медицинская!
Соня смотрела на его простодушное циркачество и улыбалась.
– Вот, ногу подвихнул. Идти не могу. Ехать тоже. Вы – доктор, обязаны помочь.
– Григорий, я санитарка, поэтому могу проводить вас в приемный покой травматологического отделения. Но лучше не надо.
– Почему?
Она добродушно выдохнула.
– Вы чего от меня хотите?
– Свидания.
– Не боитесь надоесть?
– Поздно бояться. Уже надоел.

Девушка на мгновение задумалась, взвесила все «за» и «за» и согласилась:
– А почему бы, собственно, и нет? Пишите мой телефон.

Гриша чуть не подпрыгнул от радости. Ему казалось, что это именно та женщина, которую он искал. Или ему так хотелось, чтобы казалось именно так. Но он улавливал, что ночная незнакомка с сонным выражением на лице и соответствующим именем, очень интересная, глубокая и даже прекрасная женщина. А прикид ее хрен пойми какой – ничего, переоденет и в должный вид приведет.

– Гриша, только договоримся сразу: встретимся, посидим в кафе, выпьем кофе. А право продолжать знакомство или нет, я оставлю за собой, хорошо?
– Если вы санитарка, значит, заступаете на сутки, верно?
– Угу.
– То есть завтра утром я за вами и приеду.
– Если не проспите.
– Ни в коем случае! Отвезу вас домой, вы отдохнете после дежурства, а вечером свидание, так?
– Если не просплю.
– Я разбужу.
– Нет! Будить, когда проснусь.

. . .

Часть 2

Соня жила в районе Кунцево, в достаточно приличном доме, в небольшой, но уютной квартирке, которую по случаю обставила по своему вкусу. Весь этот вкус заключался в несколько нестандартном предназначении комнат. Спальня была что-то вроде рабочего кабинета или маленьким залом, а зал – большой просторной спальней с огромной кроватью посредине и увесистыми шторами на окнах.

Возвращаясь домой после работы, частенько это случается утром, Соня принимает душ, наскоро ест, уже поклевывая носом, и падает едва ли не поперек кровати, утопая в воздушном одеяле и большом количестве подушек, которые были ее слабостью с детства.

Сегодня после обеда приехал брат. Он долго названивал в дверь, затем на мобильный телефон сестры, но безрезультатно.
– Вот соня-то, а! Ну, со-ня! – и снова принялся трезвонить.

– Милок, ты чего барабанишь-то? – высунулась из квартиры напротив недовольная соседка. – Может, ее дома нет, а ты названиваешь!
– Дома.
– А ты кто будешь-то?
– Сейчас, доклад предоставлю.
– Поумничай мне еще здесь! Я, вон, милицию вызову, и тогда посмотрим, какой ты умный!

Но Стасик, не обращая внимания на сварливую соседку, продолжал продавливать кнопку дверного звонка.

– Нет, ну ты посмотри, какой нахал, а!
– Мать, вам чего? Здесь живет моя сестра. Она сейчас дома, спит, но мне обязательно нужно ее разбудить. У меня все есть с собой: и паспорт, и московская прописка. Так что вызывайте милицию, полицию, хоть пожарников!
– Ну ладно-ладно, – отступила пожилая соседка, – твоя сестра, если сестра она тебе вообще, каждый день домой под утро приходит. Интересно, где это она у тебя работает, сестра-то твоя?
– В больнице. Санитаркой.
– Санитаркой! – скривила вставные челюсти соседка санитарки. – Больно странно выглядит.
– Почему странно?
– А потому!

Стасику окончательно это надоело и он достал свои ключи, от чего бабуля, склонив вековые челюсти на юго-запад, вошла в режим тревожной аналитики.

– Разбойник? Домушник?
– Ну говорю же, брат. Причем хорошо воспитанный, в отличие от некоторых. Поэтому, сначала стараюсь дозвониться.
– Чаво?
– Все, бабуль, пока! Я вошел. Кстати, это нужно еще выяснить, откуда у вас денежки на квартиру в новом доме, где работали-то раньше, депутатом, что ли?
– Ах ты, такой немазаный! Стоит мне здесь, арапу правит! Брат-сват, кум королю! А у самого-то ключи! Депутат хренов!

Стасик поскорее скрылся внутри, завидуя невероятному спокойствию своей сестры в подобных ситуациях.

– Будь у меня такая соседка, меня бы уже в дурку снарядили. Соня. Со-ня, просыпайся, я!.. пришел!

Стасик, как и подобает воспитанному юноше, не входил в спальные покои сестры, потому лишь громогласил под дверью.

Минут через десять непрерывных усилий его старания увенчались некоторым успехом. Дверь приоткрылась, и оттуда появилась очаровательная мордашка Сони, с видом – «ну и чего ты притащился в такую рань?»
– Сонь, ну время уже вечер!
– Да?..
– Да. И соседку твою задушить пора!
– Не шуми, пожалуйста.
– Как ты ее терпишь? – в противовес тону сестры, негодующий голос Стасика имел в данный момент артиллерийский громозвон.
– Я ее не замечаю.
– Да ее!..
– Тс-с…
– Вот тебе и тс-с! У!.. с-с…со-сед-ка!
– Успокойся. Иди на кухню, поставь чайник. Я пока в душ.
– А поесть что-нибудь имеется?
– Конечно. Там, в холодильнике твой любимый сервелат. И мой тоже.
– Во, хоть одна приятная новость! – потирая руки, Стасик скрылся на кухне.

– Сонь, как тебя довезли-то? – спросил он, когда сестра появилась в более-менее пробудившемся образе. – А то я так закопался с этой машиной, а потом тебе уже не дозвониться.
– Нормально.
– Ох, колбаска – чудо! Хорошо, что целая палка. Без приключений, я надеюсь?
– С ними.
– Как? – насторожился брат.
– Не переживай. Мы даже познакомились. Сегодня встречаемся, если я еще не проспала. Во, видишь, на мобильном десять пропущенных звонков.
– Чьих, Соня?! – едва прожевывая лошадиный бутерброд, скруглил глаза Стасик.
– Гришиных.
– Ты с ума сошла?! – теперь он чуть не подавился.
– Чего ты расшумелся?
– За тобой ухаживать пытаются свободные мужики! На кой леший тебе женатый? Хочешь любовницей чьей-то стать? Да я с тобой здороваться перестану!
– За колбасу не перестанешь.
– Жалко, да?
– Перестань, – улыбнулась Соня, также обожающая бутерброды с копченой колбаской.
– Все равно, сестра, так не пойдет.
– Что значит, не пойдет? Свободные мужики кончились, а которые остались, я для них уже старая. Вот и приходится…
– Сонька!.. Ты мне это прекрати!
– Чуть потише можно? Шучу, он холостой. Это жена его друга. Я их видела.
– Когда успела?
– Ночью.
– Ну ты даешь! А колбаска – класс! Спасибо, сестренка! Жаль, кончается только.
– Ешь-ешь. Там еще есть внизу.
– Да? Спа-си-бо, Сонька!
– Ешь, а то в весе потеряешь.
– Не подкалывай, всего только девяносто девять. Но рост спасает, поэтому я в отличной форме. Тц!.. еще один бутер забацаю! Слушай, Сонь, я у тебя всю палку доел.
– Говорю же, там еще две.
– Зачем по столько берешь?
– Две – для пары твоих визитов, третью – мне на неделю.
– Хе! А знаешь, я сразу просёк – этот парень классный! Ни понта тебе, ни гонора. Вышел, попробовал помочь, пусть не получилось, но мужик свой. И если это правда, что та женщина не его жена, то присмотрись. Я даже пожалел, что он женат. Конечно, ведь хорошие мужики либо спились, либо давно жены их пилят. Сонь, ты не отталкивай, присмотрись!
– Не нуди. Сегодня присмотрюсь.
– А еще видон бы немного… того. Вон, ходили в театр, ну, красавица – глаз не оторвать. А так, кикимора просто!
– В лоб хочешь? – улыбнулась Соня.
– Немного причесать тебя бы не мешало.
– Так, давай, допивай чай и езжай своей Лере нотации читай! Будешь он еще здесь мозг выносить.

– Сонь, дай мне твою машину, а? На недельку. Все равно не ездишь. Я пока свою починю, потом тебе твою верну. Так на общественных паровозах лень таскаться!
– Бери. Только не расхандокай и мою, пожалуйста. Она ведь пока еще новенькая.
– Что значит расхандокай? Можно подумать, моя уже пенсионерка. А на новую пока не хватает.
– Сколько ты прогуливаешь в барах, уже на две бы накопил.
– Кафе, рестораны и друзья – это святое! И подруги.
– Так, я не поняла, у тебя Лера есть. Ты еще вчера на ней жениться собирался.
– А!..
– Что значит «а»? Чтобы в мою машину чужих юбок не сажал, понял? Лера – хорошая девчонка, вот ее и вози!
– Все, Сонь, давай ключи и документы, я погнал! Где она стоит, на стоянке за домом?
– Нет, на дальней. Там охрана лучше.
– Ой, можно подумать, мерседес! Такие тачки никому не интересны.
– Сейчас передумаю.
– Нет-нет, отличная машина!
– Иди, Стасик, голова от тебя уже болит. Хочешь, я тебе всю колбасу вместе с машиной отдам? Только иди.
– Не нужно. Я завтра заскочу позавтракать. Тебя не будить?
– Когда проснусь.
– Потом опять в ночную?
– Подруга подменить просила.
– Симпатичная?
– Тоже кикимора!

Стасик уехал, а Соня немного даже огорчилась, ведь Гриша больше не звонил. Не сказать чтобы она уже по нему скучала, но когда ей, девушке, парень не звонит – это чуточку обидно.

Она покрутила в руке телефон, посмотрела на пропущенный ряд звонков, но перезванивать, естественно, не стала, хотя желала. При воспоминании о ночном знакомстве у нее быстро прорисовался образ этого Григория, и теперь он казался ей еще более привлекательным. Или может, она просто выспалась?

Гриша не гордый, перезвонил бы еще раз, но Соня, не желая демонстрировать мнимую неприступность, вперед написала смс: «Извини, я только проснулась». Звонок последовал незамедлительно.

Кавалер уже приехал в район Кунцево и сидел в кафешке при заправке на Можайском шоссе, пил чай и уплетал горячие пирожки-треугольнички с вишней. Как только на связи появилась его новая знакомая, он сразу же побросал и чай и пирожки, и помчался по ее адресу.

Соня, глядя в зеркало, потрепала взрыв-прическу на голове, натянула дырявые джинсы, набросила соответствующую куртку и спустилась вниз.

Иногда парни говорят, что ночью девушка была вроде бы и ничего, симпатичная, зато утром как глянешь! И пусть сейчас не ночь…

– Ё-о, – буркнул Гриша, завидев выходящую из подъезда ночную знакомую, – как же я ее вчера-то не рассмотрел? Во, черт!

Для полного завершения образа Соне не хватало лишь банки пива и торчащей в зубах папиросины. Но она, к счастью, не курила.

– Привет, – мило улыбнулась девушка, немного смягчая своим обаянием первое впечатление.
– Привет, – несколько растерянно ответил Гриша.

Она все поняла, но ни о чем не пожалела. И даже если бы ей предложили сейчас пойти и переодеться, Соня ни за что бы этого не сделала. Пусть он рассмотрит то, что можно рассмотреть! Если захочет, конечно.

Гриша, в свою очередь, быстро взял себя в руки, разумно полагая, что если с ней что-то и получится, то первым делом он поведет ее не в ЗАГС, а в магазин одежды для нормальных людей и в парикмахерскую для ненормальных.

– Ты, правда, санитаркой работаешь? – спросил Гриша лишь потому, что не знал, что еще говорить.
– Правда, – ответила Соня, – каталки с больными по ночам тягаю. Вот, видишь, поэтому все и истрепалось.
– Хороший дом. Элитный.
– Не элитный, но хороший. Мне здесь нравится.
– Давно тут живешь? И сколько же здесь хата стоит?
– Не знаю.
– Папа подарил?
– Нет. Мы с братом одни у мамы. Квартира от дедушки осталась.
– Так дом не так давно построили?
– Его квартиру обменяли. Что тебя еще интересует?
– Ой, извини, – явно теряя интерес к встрече, произнес Гриша.
– Ничего. Это ты извини.
– За что?
– Не успела предупредить. Меня на работу вызвали, поэтому в кафе посидеть не получится, – улавливая настроения кавалера, заявила Соня.
– Да? – чуть ли не открыто демонстрируя удовлетворение, ответил Григорий.
– Да. Ну ладно, пока. Потом как-нибудь увидимся, – для галочки добавила девушка и стала удаляться.
– По-ка.

Гриша смотрел ей вслед и не знал, что делать. Догнать и остановить? Но зачем и стоит ли? Отпустить? А вдруг за этой внешностью скрывается прекрасная женщина, что вполне вероятно. А второй раз она уже встречаться не станет. Черты лица хоть и миловидные, но волевые и гордые. Да и вообще, видно, девчонка умная, но почему так выглядит? Может, какая-нибудь рок-музыкантша, а не санитарка? Или хиппи по совместительству?

– Соня, постой!

Она остановилась и, обернувшись, поглотила парня своим чарующим взглядом, так контрастирующим с внешним обликом.

– Я, наверно, что-то не то сказал, извини, не хотел обидеть.
– Почему обидеть? И что ты такого сказал? Наоборот, это я не предупредила, что сегодня ничего не получится, – ее голос и взгляд потихоньку набирали силу женских чар.
– Соня, это неправда. Если тебе сегодня и нужно эти, как их, тележки с больными тягать, то явно не сейчас.
– Ты часто бываешь в больницах?
– Вообще не бываю, к счастью. Но все равно это неправда.
– Хорошо. Признаюсь, что мне действительно надо на работу, но только через несколько часов. Но что это меняет? Я не хочу ни начинать, ни продолжать нашу встречу.
– Обиделась?
– Нет, хм, да. Извини, Гриша, но когда ты на меня посмотрел, то лучше бы ты увидел свое лицо в этот момент.
– Эх!.. Ладно, скажу как есть, была не была!

Соня состроила мордашку с очаровательной гримасой ожидающего любопытства. А Гриша решил остаться верным своей натуре – везде идти прямо, и если уж говорить, то о том, что реально сказать имеет. Или молчать до потери пульса.

– Соня, смотри.
– Куда?
– Вон, видишь, девчонки пошли? Ноги толстые – окорочка снаружи больше чем надо. Еще и курят обе. А хотят хорошим парням нравиться, чтобы любили их. Одну ночь в сетях зависают, «лайки» за сто рублей накручивают, другую – в баре тусуются, выстреливая глазницами любовника покруче.

Соня молча слушала, взглядом желая продолжения.

– Ну ладно, те ущемленки. Или косят под них. Но ты-то умная девчонка, сразу видно. И фигурка у тебя что надо, и сама удалась. Только выглядишь, уж извини, даже хуже, чем они. Вот, теперь можешь меня посылать.

Через полминуты взаимного молчания Соня произнесла:
– Продолжай, пожалуйста.
– Что продолжать?
– Мысль.

Гриша замешкался, но продолжил.

– Если вы хотите…
– Они, окорочка, не я.
– Ну да. Так вот, если хотеть нравиться нормальным парням, то хоть немного на себя нужно смотреть. Знаешь, нам не интересны полуголые дуры с мерзкими улыбочками, типа под любовь. Хочется нормальную девчонку, чтобы скромной была, умной, а не как эти!.. Я бы такую на руках носил и защищал. Заботился о ней, любил. Вот не поверишь, сейчас все девчонки вокруг только и говорят, что хорошего парня днем с огнем не отыскать. А мы вот то же самое можем сказать, хорошую девчонку найти еще сложнее. Правда! Одни голые дуры и перемазанные куклы. А как узнаешь, сколько у нее было романов с продолжением лет с тринадцати, так хоть в обморок падай.

Гриша замолчал, Соня продолжала изучать его, чувствуя, что он понимает как его некстати понесло и теперь не знает что бы еще толковое выдать.

– Сорри, не хотел обижать.
– Ну что ж, правильно вчера жена твоего друга сказала.
– Что сказала?
– Не важно.
– Все-таки обиделась, да?
– Нет, – немного равнодушно ответила Соня, – если бы ты первым мне это сказал, тогда конечно. А так?.. Нет, Гриша, все нормально. Знаешь, мне совершенно не принципиально, уйдешь ты сейчас или будешь дальше пытаться за мной ухаживать. Лучше иди.
– Почему?
– Зачем тебе девушка, которая сразу тебя разочаровала?
– Ты не так поняла.
– Я все правильно поняла, Гриша. И ты, конечно же, абсолютно прав насчет девчонок. Только я уже давно не девчонка. Я реально старше, чем выгляжу. И поверь, меняться, точно не собираюсь.
– Старше. Не пенсионерка же. Не верю, – сдавал позиции кавалер.
– У меня свои виды на эту жизнь. Мне хорошо так, а остальное не интересует. И остальные тоже. Езжай, Гриша, найдешь ты девушку своей мечты. Я в больнице таких докторш-красавиц вижу, сама завидую. Как раз их ты и обрисовал.
– Да не надо, видел я тут. Комиссию проходил для одной справки. Все такие цыпочки, в халатиках, улыбочки, фигурки и всё такое. А потом как встретил их около подъезда больничного, сразу мнение изменилось. Стоят, курят, как паровозы, матерятся, плюют кто в урну, кто мимо. Как дал бы тряпкой грязной по… извини, не все, конечно.
– К сожалению, и такое есть. Гриш, пойду я. Правда, надо еще много успеть. Рада была с тобой встретиться. Ну, давай, пока!
– Я подвезу тебя.
– Нет-нет, спасибо. Я на метро.
– Соня!

Она отрицательно покачала головой и уверенной походкой скрылась за углом дома.

– Странная девчонка, – дал оценку Гриша, после чего, немного постояв возле своего автомобиля, уехал сам.

. . .

– Дочка, ты бы хоть у меня в таком виде не появлялась, – возмущалась мама Сони, когда они с братом в очередной раз ее посетили. – Соседи ведь смотрят. Ладно, когда еще девкой была, но сейчас-то ума наберись!

Стасик, разумеется, что съязвил, уплетая мамины пирожки.

– И в больнице ведь хорошей работаешь.
– Мам, где хорошая-то? – спросила Соня, читая поступившее смс. – Это только в новых корпусах, в которых ремонт сделали. А в старые как зайдешь – бегом убежишь. Каталку с больным по коридору хоть трактором тяни.
– Все равно, дочка, так нельзя. Тебе уже и о семейной жизни давно пора подумать. А на такую на тебя разве нормальный парень посмотрит?
– Мам! – встрял Стасик, проглатывая сразу целый пирожок. – Не… гм-гм… поперхнулся… Не поверишь!
– Не торопись, сынок, не торопись, волки за тобой не гонятся. Жуй лучше.
– Гм!.. Ой, чуть не подавился! Короче, мам, Сонька-то наша мирового парня отхватила!
– Ну, уж прямо так и отхватила, – усомнилась мать двух, по ее мнению, не совсем путёвых детей.
– Да, я сам рот открыл!
– А ты его еще не закрывал, – добрыми нотками отзывалась Соня.
– Не, мам, я тебе его покажу! Она не хочет, ну и ладно. Я сам его сюда приглашу. Скажу, давай, Гришаня, мать с тобой познакомиться желает.
– Соня, это правда?
– Не знаю, мам, так, встречаемся иногда.
– Хороший парень?
– Да, мам. Действительно очень хороший!
– И чего же ты?
– А что я? На шею ему сразу вешаться?
– На шею не сразу. Но придержать бы не мешало.
– А это еще как?
– А так! – после очередного умятого пирожка выпалил неугомонный Стасик. – Всё вас учить приходится! Ты мать послушай! Джинсы свои драные сними, нормальные надень, или юбку, там… в конце концов. На что я отличный парняга, девки табунами за мной таскаются, и то с такой, как ты, не пошел бы. Странно, как еще Гришка тебя не послал.
– Ты ешь, сынок, ешь. Сам-то недалеко отошел.
– Что значит недалеко, мам? Я в таком виде даже ночью по улице не пойду. Только если за большие деньги.

Соня в долгу не осталась:

– А за очень большие, Стасик, ты и на зазвездившейся старухе готов жениться.

Брат вытаращил на сестру глаза, полные обиды и закатанного в асфальт самолюбия, и собрался целую речь толкнуть.

– Не, мам, ты посмотри на нее! Слышишь, что она заявляет, а? Совсем совесть потеряла!

Он поднялся из-за стола, не обращая внимания на слова матери, которая не очень торопилась разнимать непримиримых, зная, что они цапаются-цапаются, а любят друг друга бесконечно.

– Ты, Соня-моня, хоть и старше меня на пару дней… лет, а никто тебе такого права не давал! Ты не можешь меня вот так вот!.. Хоть послушай, что тебе взрослые говорят! И умные! Как я! – Стасик рвал и метал, вызывая улыбки и матери, и сестры, хотя самому сейчас было не до смеха. – Вот бросит тебя Гришка, и правильно сделает. Я первый ему руку пожму. Первый! Ты не девка – а заморочка конкретная, понятно?

Сонин брат от охватившего волнения залпом выпил банку морса, запихнул в рот холодную котлету, которую достал из холодильника, после чего собрался уходить.

– Да сто раз же тебе сказала, – возмутилась мать, конечно же, по поводу котлеты, – давай разогрею! Нет, он всё холодную норовит умять!
– Мам, у меня терпения на нее больше нет, понимаешь? Не-ту! Вот дал бог сестру-то! Полная… крантец! Ладно, хорошо хоть сестра есть, даже такая. Это лучше, чем сестры вообще нет!

А Соня как всегда спокойна.

– Мам, а я бы тоже съела котлетку. А то у меня от его крика в желудке заурчало.
– Сейчас, дочка, сейчас, разогрею.

– Я тебя ждать не буду, Сонька! Тебе мать сто раз предложила. А когда мне лететь пора, ты, вдруг, решила поесть. Все у тебя не как у людей! – выпалил Стасик, после чего терпеливо присел в коридоре на пуфик, ожидая сестру, понимая, что та теперь спешить тем более не будет.

А еще через пару минут крикнул в сторону кухни, обратно раздеваясь:
– Ладно, мам, грей и на меня! А то от такого запаха и сестры мой желудок и мозг уже в трубочку свернулись!
– Бедный… мозг, – усмехнулась Соня.
– Ну!.. Нет, ну!.. А!..

Пока ели мамины котлеты, брат с сестрой рассорились вконец. Точнее, выступал один лишь брат, Соня же на него спокойно посматривала, чем еще больше выводила из себя.

Вышли они на улицу, как два петуха. Или как один петух и гордая курица.

– Сонь, может, ты на метро поедешь? – спросил Стасик, не поворачиваясь. – А то у меня что-то никакого желания тебя везти не просматривается.
– Можешь не везти, я и сама доеду. Давай ключи и документы.
– Деловая! Водить сначала научись! Садись, так уж и быть, отвезу. Скажи спасибо, что я сегодня добрый.

Соня по обыкновению села сзади, да и не хотелось ей сейчас сидеть рядом с братцем, об которого можно спички зажигать не чиркая. Стасик запустил двигатель, пару секунд подумал, после чего заявил:

– Вот ты заморочка, Сонька! Пойду, покурю, нервы успокою.

Он спешно выкурил половину сигареты и, бросив, снова сел за руль. Выехав на шоссе и немного успокоившись, Стасик заговорил более снисходительным тоном:
– Сонь, а как ты думаешь?..

Брат стал рассуждать о своей девушке Лере, стоит ли на ней жениться, и каковы шансы, что она, будучи женой, не начнет ему мотать нервы так, как Соня, будучи сестрой.

– Нет, Сонь, я не спорю, жениться надо, но так не хочется. Пока холостой, все девки на тебя смотрят, как на нормального, очень даже привлекательного пацана. А женюсь? Кто на меня поглядит? Иди, скажут, к женушке своей, а то она уже заждалась.

Стасик, душевно разглагольствуя, аккуратно вел машину.

– Можно, конечно, но… – продолжил он философствовать, кого-то вежливо пропуская, за что получил «спасибо» со стороны другой машины, в виде многократных аварийных сигналов, – да ладно тебе, на дороге все равны. Во! Кроме этих козлов, конечно, с такими номерами и мигалками! Нет, клоун, здесь ты не проедешь, тут дядя Стасик рулит! Пофарь мне еще! Я тебе так пофарю, что оба глаза фарами станут! Вот, правильно, встречка – твоя дорога! Давай, езжай, лижи своего хозяина, он уже заждался такого чмошника!… Наконец-то срулил. Повезло тебе, оболтус!.. Короче, Сонь, я что говорю… Можно, конечно, и хорошенькую любовницу всегда иметь, если по-умному. Но мне почему-то пока не хочется. Любовницу. Я знаю, когда жена мозги пропилит, сразу захочется. Сонь, ты как думаешь, жениться мне на Лерке или пока не стоит? Она ждет ведь, надо что-то решать в ближайшие года три. Сонь… Со-ня!..

Стасик, притормозив на светофоре, обернулся, рассматривая в уютной тишине комфортного салона свою молчаливую сестру.

– О да, с тобой только на серьезные темы разговаривать, – заключил раздосадованный брат, видя, как мирно сопит его сестра, – ладно, спи, я помягче поеду.

Они подъехали к дому, Соня едва вылезла из машины, покачиваясь и борясь со сном.

– Сонь, в подъезде не уснешь? Давай до квартиры провожу, на всякий случай.
– Стасик, а не отвезешь меня на работу?
– Ты с ума сошла? Я уже сам с ног валюсь. Да ты мне еще так мозг вскипятила у матери, ух!..
– Ну, я быстро, Стасик.
– Не. Вот, держи ключи, документы, ездить ты профессионал, а я хоть на метро, но домой.
– Хочешь, можешь у меня остаться.
– Не хочу. Меня Лерка заждалась. Три дня не виделись.
– Почему так долго?
– Была наказана за плохое поведение, – важно заявил Стасик, вызывая умиление на лице сестры. – Имей в виду, Сонька!
– Ладно, давай ключи. Сама доеду.
– Держи.

Он протянул ей документы на машину и брелок и, попрощавшись, отправился в сторону метро.

– Стас! – окликнула его Соня, догоняя. – Держи, я на такси поеду. Ты тоже устал, я вижу. Ой, нет, за мной скоро Гриша подъедет. Он отвезет.
– Ага, поверил! Да и баночку пива хочется.
– Фу, не люблю когда ты пиво пьешь.
– Ой-ой! Ладно, через сколько Гришка будет?
– Где-то через полчаса.
– Ну?
– Чего? – не поняла сестра.
– Ты прямо здесь его ждать будешь?
– Нет, в квартиру поднимусь.
– Хорошо, тогда пока.
– Ну иди.
– Ну иду.

Соня быстро приняла душ и стала собираться. А когда вновь появилась у подъезда, то сразу рассмеялась: Стасик сидел в ее машине за рулем и чертыхался так, что весь дом мог слушать его радиоспектакль.

– Сонь, ты представляешь?! И на этой курице я еще час назад хотел жениться! Знаешь, что она мне заявила?! – пар валил чуть ли не из ушей бедного брата.
– Не знаю, – мило улыбалась Соня, понимая, что до работы ее теперь доставят с комфортом, ведь Гриша в этот вечер в реальности не приезжал. – Только, Стасик, дорогой, поехали, а? По дороге расскажешь.
– Кстати, – опомнился брат. – Страшим врать нехорошо. Где Гриша-то? Он, наверно, сам сегодня работает, а ты мне тут ля-ля грузишь!
– Работает.
– Слушай, а может, он тебя уже бросил? Я бы уже давно вас всех побросал. Ты смотри у меня, Сонька!

Соня прочитала смс и, довольная, убрала телефон обратно в сумочку.
«Сонечка, милая, соскучился! Завтра возвращаюсь. Не дождусь, как обниму тебя. Надеюсь, ты уже сможешь проснуться, когда я приеду. Целую тебя и обожаю! Твой Гриша!»

Гриша не бросался словами, потому говорить или писать о любви совершенно не спешил. Но вот более чуткое, порой, более важное для женщины, как: «Твой!..» – ему очень хотелось подчеркнуть.

По возвращении из короткой, но достаточно утомительной командировки, Гриша, не став отдыхать, на скорую руку привел себя в порядок, прыгнул в машину и полетел. Понятно, куда он полетел – в Кунцево!

– Гриша, ну завтра бы встретились, – улыбалась Соня, – ты такой уставший.
– Не хочу завтра! – Гришина добродушная улыбка едва пробивала плотную печать усталости. – Хочу сейчас!
– И?..
– Погода – класс! Поехали погуляем, Соня!
– Куда?
– На набережную. Здесь недалеко. Тараса Шевченко.
– Где Москва-Сити?
– Да. Напротив, через речку, есть великолепная липовая аллейка. Едем!

Можайское шоссе плавно перешло в Кутузовский проспект, затем последовал разворот в районе площади Дорогомиловской Заставы, и сразу же после дома двадцать шесть, в котором по слухам когда-то жили Брежнев и Андропов, крайне скромные и даже умные по нынешним временам люди, последовал поворот направо, как раз выводящий к набережной Тараса Шевченко.

– Дремлешь, Сонечка? Мы приехали.
– Куда… Гриша, это же стоянка. Что здесь красивого?
– Идем. Тут мы оставим машину, а там, внизу, погуляем.

– Гришка, как красиво! Столько раз хотела сюда приехать, да все некогда. Какой ты молодец!

Пройдясь вдоль набережной Москвы-реки под ароматом лип, поражаясь грандиозностью сооружений комплекса Москва-Сити, молодая пара добрела до стеклянного туннельного моста через реку, внутри которого располагались небольшие магазинчики и несколько кафе.

– Слушай, а здесь что, метро? – спросила Соня.
– Да, «Международная».
– Я даже не знала. А куда мы идем?
– На той стороне громадный торговый комплекс. Можно было, в принципе, и туда доехать, но захотелось здесь с тобой погулять.
– И что в этом центре?
– Фонтан высоченный, по-моему, каждые полчаса работает. Вид – супер, особенно с верхнего этажа. Стоишь, как на здоровенном балконе, кругом все сияет, и когда фонтан с подсветками включают, так он до самого верха поднимается. А еще там одна кафешка классная – суши делают обалденные!
– Черт, я даже проголодалась, Гриш!

Налюбовавшись фонтаном с высоты приличного полета, молодые спустились на нижние этажи, побродили по магазинчикам, что-то кавалер приобрел для своей дамы, после вернулись наверх и уютно расположились на мягких диванчиках снаружи возле запланированного кафе.

– Ты что будешь, Сонь?
– Сейчас.
– Хорошо. Тогда мне это мясо, эти суши – две порции, салат, жареный картофель с грибами, шашлык, самый большой стакан сока, и кофе после! Двойной.
– Гм… Ну, ты и есть горазд, – улыбнулась Соня.
– Да, поесть я люблю.
– Прямо, как мой брат. Только тот толще. И вреднее.

Примерно через час Гриша выглядел как древнеримский патриций в минуты блаженства.

– Ты наелся?
– Почти.
– Как почти?..
– Жаль, но больше просто не лезет. А я бы еще чего-нибудь умял.
– А по тебе не скажешь, что ты такой прожора.
– Спортзал.
– А…

Дальше между Григорием и Соней состоялся познавательный друг для друга разговор, еще больше их сближающий. Он рассказал о себе: где учился, родился и вырос Гриша не в Москве, почему не женился и как собирается дальше жить. Убедительно рассказал. Затем задал вопросы относительно все того же антуража Сони, который никак не гармонировал с ее внутренним миром.

– Ну хорошо, я расскажу, если тебе очень интересно, – согласилась Соня, явно уже дорожившая своим кавалером, – когда еще маленькая была, ну, почти маленькая, у мамы появился друг, потом муж, и скоро он стал моим как бы папой, черт бы его!.. В принципе, мужик нормальный, но такой занудный, просто караул.
– А где он сейчас?
– Не знаю, слава богу. Срулил давно. И вот этот, так называемый папаша, однажды взялся за мое воспитание. Это было проклятие! До сих пор не пойму, что мать в нем нашла? Он так меня достал! Нет, не обижал, но нравоучения сыпались на мою голову круглые сутки. Там не гуляй, домой во столько, только эти фильмы смотри, с такими друзьями не общайся. Он совал нос в каждую дырку. И это еще мелочи. Одежда! – вот где полный отпад! Никаких джинсов! Только юбки ниже колен или платья, и не приведи бог с большим вырезом. Доходило до жутких конфликтов. Говорю – отвали от меня, я тебе не дочь. А он не отстает. И всё это го-да-ми!..
– А мама?
– А что мама? Мама его любила и в рот ему заглядывала. Это она потом поняла, когда уже поздно было. Слушай, Гриш, а здорово так здесь!
– Да, мне тоже нравится. А почему поздно?
– Он так мне мозги пропилил, что я до сих пор на юбки и платья смотреть не могу. Во мне и сейчас все протестует, когда об этом вспоминаю.
– Соня, но ведь достаточно лет прошло, если я правильно понял?
– Значит, я такая старая, да?
– Да. Сколько тебе, шестой десяток или седьмой?
– Я тебя сейчас этим соком оболью! – со смехом возмутилась Соня.
– Хорошо-хорошо, Сонечка! – оборонялся Гриша. – Всё, сдаюсь. Сдаюсь, говорю, Соня!.. Надо же, никогда тебя такой не видел. Все время спишь и спишь, а тут… Тебе Сережка с Мариной привет, кстати, передавали.
– Кто?
– Забыла? Друг мой с женой, помнишь?
– А, да. Помню, конечно. Спасибо! Расскажи мне о них.

Посмеялись, поулыбались и, поднявшись, ступили на эскалатор вниз, обнявшись.

– Скажи, прелесть моя, а ты так до пенсии и будешь драные джинсы носить?
– А тебя это смущает?
– Немного. Но я не против. Правда. Хочешь – носи. Могу даже тебе их еще больше сделать.
– Что?
– Дырки. Чтобы от колен и до пяток только лохмотья болтались.

В эти минуты они были счастливы.

– Да мне, знаешь, и мать и брат все мозги пропилили. Я и сама понимаю, что надо бы сменить имидж, но как-то все не хочется. В общем, если тебя не сильно смущает, мне пока так удобно. Не торопи меня, пожалуйста. Здесь, – Соня прижала руку к груди, – мне комфортнее так. А то, что обо мне кто-то может плохо подумать, до фонаря, поверь!

– Ты сегодня дежуришь? – спросил Гриша, когда они вернулись к машине.
– Нет, а что? Завтра.

Они стояли, каждый у своей двери, разделённые автомобилем. Гриша лукаво взглянул и выпалил:
– Тогда… ко мне? Или к тебе?
– Ах, ты какой! Я – ко мне. И буду крайне признательна, если ты меня здесь не бросишь.
– Прошу!

. . .

Москва ночная – вся в огнях. В салоне приятно и тепло. Двое разговаривали без слов, лишь взглядами общаясь, тонко друг друга понимая, чувствуя… предполагая… предвкушая.

Широкий проспект, скорость, мягкость, тишина, ни единого резкого поворота – как бы не спугнуть… желания, надежду, судьбу и легкий трепет.

Теперь шоссе, скорость та же. Мягкий поворот, добавили огней на фарах, улыбнулись, пару фраз, и снова замолчали.

За рулем мужчина, спокойный и точно знавший, что делает, к чему ведет, повернулся, с проникновением взглянул в глаза, лишь ими улыбнулся, и снова – на дорогу, чтобы плавность хода времени не сбить.

«Уверен в том, что делаешь сейчас?» – примерно так выражался взгляд спутницы его.
В ответ, поверх ее руки, легла его, всё разом согревая.

Парковка возле дома – мест хватает. Машинка отошла ко сну. Пассажиры вышли, нежно обнялись, направились к подъезду, где и скрылись.

Тихий лифт, этаж высокий, чистый тамбур, перезвон ключей, дверь открылась.

– Не надо, не включай, – женский шепот, притормозивший привычное движение руки.

Снова взгляд – вопрос, и сразу же ответ – без слов.

Мягкий звук защелки на двери, ключи со звоном на пол, слегка нарушив тишину. Касания губ, без границ скольжения рук, за ее спиной стена, в ней самой безудержных желаний жар. И слова, не громче трепета души, позывов сердца, тише шороха срываемых одежд:
– …
Но то уже их личное, не наше.

. . .

А утро дарило радость: души, тела и любви.
– Сто лет так не спала.
– Как?
– Спокойно.

Утренний финал сей встречи, полной романтизма, ради которого всегда стоит жить.

– Я с тобой все позабыла. У меня же столько дел на сегодня.
– Опоздала?
– Нет.

– Сонечка, сварганишь чего-нибудь на скорую руку?
– Давай, попробую.
– Не надо пробовать, там в холодильнике сосиски. Свари штук двадцать.
– Ого! Знакомое прожорство.

За завтраком.
– Сонечка, не обижу, если спрошу?
– Спроси, но не обижай.
– Хорошо. Скажи, а ты всю жизнь будешь в этой больнице работать?
– Хм, я поняла. Ты хотел спросить, Гришенька, всю ли жизнь я собираюсь санитаркой пахать?
– Слушай, лучше я помолчу.
– Всю, Гриша, всю. Мне нравится моя работа. Я ее люблю.
– Каталки возить?
– А почему бы и нет? Это больные, хорошие доктора их лечат, мы им помогаем.
– А перспектива-то какая?
– Ну, я учусь, типа заочно. Больница наша очень престижная. Меня вот только санитаркой и взяли. Но я стараюсь.
– Я вижу. Выматываешься так, что на ходу спишь. И зарплата копейки, да?
– Хватает. Не пойму, тебе не нравится девушка-санитарка? Тем более ей останусь.
– Нет-нет, все в порядке. Даже отлично, уже привык!
– Ой, Гриша, совсем с тобой голову потеряла! Мне же срочно надо ехать!

Соня подскочила с легкостью весенней пташки.

Когда она натянула джинсы с дырками, кавалер не выдержал:
– Соня!..
– Без дырок нет. Были, но я их выкинула.
– Я отвезу тебя.
– Лучше на метро, там пробки. Ты отдыхай.
– Довезу. Ты дежуришь сегодня?
– Говорила же, да, а что?
– Утром за тобой заеду.
– Я буду сонная, ты ворчать начнешь.
– А ты не услышишь. Спишь, как зяблик.
– Как кто?
– Или как суслик… суслимон.
– Где ты такое слово откопал? – смеялась Соня.
– Придумал. Или слышал.
– Класс, мне нравится! Суслимон, хм… Идем?

Возле подъезда молодые резко остановились, наблюдая как во двор на скорости заруливает автомобиль и с юзом тормозит.
– Больной, что ли? – возмутилась Соня. – Ой, это же мой брат, вот ненормальный!

– Сеструха, привет! – Стасик выскочил из машины, будто с катапульты.
– Ты что такой взбудораженный? – спросила Соня.
– Я не взбудораженный, а злой, Сонька!
– С Лерой опять поссорился?
– И с ней тоже! Здорово, Гришка! Я Стасик, ее брат!
– Я помню. Привет!
– Как сам?

Стасик всегда прост в общении, потому даже сейчас любой со стороны со стопроцентной уверенностью сказал бы, что это закадычные друзья.

– Спасибо, отлично. А ты?
– А!..

Стасик хитро посмотрел на влюбленную пару, стоявшую перед ним чуть выше, на бордюре.

– Скажи, вот кто так по-идиотски во двор въезжает? – возмущалась Соня.
– Не ворчи, – добродушно ответил Стасик, – слушай, у тебя поесть что-нибудь имеется?
– Сейчас опять весь холодильник опустошит! – мило улыбалась сестра, собираясь ненормальному брату отдать ключи от квартиры с холодильником. – Ой, у тебя же свои есть.
– Короче, друзья мои, я со всеми рассобачился! Теперь мне нужно хорошо пожрать, немного выпить и воспользоваться твоим, Сонька, методом.
– Каким?
– Крепко поспать. Можно у тебя?
– Можно… Только в мою спальню – ни ногой!
– Ну естественно! Я ж… все… понимаю.
– Сейчас прибью тебя!
– Слушай, Гриш, вот что она такая? Ее кто укусил?
– Какая? – Соня.
– Обычно она сонная, а тут – прибью!
– Стасик, иди ешь, спи, пей! Иди, а нам пора, – начала толкать его в плечо сестра, продолжая улыбаться на весь мир.
– Ох-ох, пора им! Ладно, дети мои, давайте, сильно не увлекайтесь, – шутил Стасик, довольный за сестру. – Гриш, ты ей спуску только не позволяй, окей? А так она классная, отвечаю! Но если хоть чуть слабину дашь – все, конец! Как мне сейчас. Усек?
– Угу, – улыбался Гриша, понимая, что с этим парнем они, скорее всего, всегда найдут общий язык.

Когда Стасик поднялся в квартиру, он заглянул на кухню, отметил кое-какие моменты, после, не выдержав прилива любопытства, гад такой, на сантиметр приоткрыл дверь спальни, тихо присвистнув:
– Ну-ни-чё-се!.. Ой, как же нехорошо подсматривать, аж стыдно, черт!

– Гриш, ты не думай, – говорила Соня, – Стасик очень хороший парень. Он просто паясничать любит. Его, кстати, наша соседка на дух не переносит.
– А что так?
– У него есть ключи от моей квартиры, но он всегда пытается сначала меня добудиться. Стучит-звонит. Ну вдруг я не одна, да? А тут соседка –сторож злобный. Я тоже ее не очень.
– Может, он громко барабанит?
– Нет. Но она столько жалоб на него участковому уже накатала! Тот пришел, проверил документы, но только не все.
– Почему не все?
– Бабуля, для кого мы такие ненавистные, явно справку с дурки не показала.
– Злая ты, Соня.
– Да. Только на работе добрая. Ой, Гриша, мы ж приехали! Как ты быстро меня довез. Спасибо, мой хороший. Я побежала.
– До завтра, Сонечка! Утром встречу.
– Только не проспи.
– Кто бы говорил!..

. . .

Часть 3

– Мам, ну откуда я знаю, почему она такая соня?!

. . .

К концу лета, в теплый август, отношения между молодыми развились настолько, что дело явно шло… понятно, к чему всё шло. Не докатилось бы. Но мы им пожелаем счастья. Они хорошие ребята – санитарка, но не «свинарка», да и Гриша еще тот отличный «пастух».

Кавалер шел на повышение. Заслужил. В крупной фирме ему доверили отдел. Парень на радостях засучил рукава и принялся за дело с большим энтузиазмом.

– Григорий! – важен был начальник одним днем. – Ты давно не отдыхал. Пора в отпуск!
– Не откажусь. Хочу невесту к родителям свозить.
– Недели хватит?
– Вот это отпуск!..
– Мало? Гриша, мы не в думе, здесь много отдыхать вредно для кармана.

Соня также убедила свое «санитарное» начальство отпустить, те согласились, но:
– Гришечка, я смогу только через три дня. У нас половины сотрудников сейчас нет. Одни в отпусках, другие на больничном. Работать некому.
– Давай я найду парочку крепких парней, они покатают тележки с больными вместо тебя? Бесплатно.
– Их даже не пустят в наш корпус.
– Ой, не смеши, Сонька. Я через шлагбаум как к себе домой заезжаю. Не через центральный, конечно.
– Гриша, если хочешь – езжай к родителям. Соскучился ведь. А меня в следующий раз познакомишь.
– Без тебя не поеду. Сколько тебе нужно дней?
– Три же говорю.
– Караул! Неужели так все запущено?
– Очень много больных поступило.
– Хорошо. Три дня тебя жду, а потом забираю силой.
– Я согласна.

Настал день четвертый.

– Мы поедем на машине?
– Конечно. Что здесь ехать-то, полтысячи кэ-мэ!

Гриша не стал поднимать вопрос о внешнем антураже своей возлюбленной.

Во-первых, он так привык к Соне, что ему действительно уже было все равно, в каких джинсах и дырах она ходит. Она сама, ее внутренний мир его увлекали.

А во-вторых, кавалер боялся обидеть. Ладно, тогда, в начале знакомства, но сейчас их отношения зашли настолько далеко, что навредить им не хотелось даже словом.

Соня все поняла, и даже впервые захотела привести себя в порядок, но не стала. Напрасно. Едва ли не критично.

. . .

– Мам, откуда я знаю, почему она такая?!.. Со-ня!! Наверно, потому, что ее так назвали!

. . .

Доехали молодые в тихий чудный городок часов за двадцать, или за пятнадцать, останавливаясь чуть ли ни у каждого кафе, чтобы отдохнуть и насладиться атмосферой.

– Так вкусно! Я растолстею, и ты меня бросишь.

Отменный шашлычок не пропускал мимо ни голодных путешественников, ни сытых.

– Не брошу, толстей, – шутил Гриша, уплетая третью порцию.
– Не верю, – кокетничала Соня.
– Заведу любовницу. Худенькую, стройную, как ты. Так что лучше не толстей.
– Хочешь шашлык на голове? Прямо с кетчупом!

Гриша рассмеялся.

Доехали они часов за двадцать, или за пятнадцать, еще раз пять остановившись.

– Гришечка, ты ведь давно в Москве?
– Семь лет.
– А я москвичка.
– Коренная?
– Да.
– Лодырь значит.
– Что значит лодырь?!
– Шучу. Бывают в жизни исключения. Кстати, это ты, Сонечка.
– Черт, и здесь тоже очень вкусно! Точно растолстею.

Гриша посмотрел, но ничего не произнес.
– Молодец, что промолчал, – сказала Соня.

И на последней остановке:
– Гришечка, я сейчас усну. Не могу больше.
– Садись в машину и спи, милая. Через час уже приедем. Отдыхай, ты реально устала, столько работать по ночам.

И вот доехали, часов за двадцать, или за пятнадцать, собрав все шашлыки, салаты и закуски по пути.

Соня как могла со сном боролась, только плоховато у нее это получалось.

Как только пересекли пост ДПС на въезде в родной город Гриши, он будто бы немного пригрустил, всматриваясь в дорогу.

– Что с тобой? – спросила Соня, ощущая приближение волнительного момента знакомства с родителями своего кавалера, и оттого даже проснувшись.
– Так… Всегда, когда сюда возвращаюсь, немного грустно.
– Странно. Должно ведь наоборот.
– Быстро понимаешь, что это ненадолго. Миг – и уже уезжать пора. Поэтому грустно. Тебе не понять, милая, ты всегда дома.
– Тебе Москва не нравится?
– Очень нравится. Но она – не моя. Здесь я вырос, знаю каждую улицу и почти каждый дом. Тут многое в моей жизни было: первая любовь, разборки с пацанами с соседних районов, спортивная секция, дурацкая школа – где-то там, между прочим. Вот, видишь ту улицу? Здесь со мной однажды такой случай произошел – умрешь от смеха! Правда, тогда мне самому немного не до смеха было.

Гриша рассказал этот случай, потом еще парочку, после чего они и приехали.

– Это и есть частный сектор? – спросила Соня.
– Да. Я здесь вырос. А вон и наш дом. Теперь таким маленьким кажется после московских небоскребов.
– Да, здесь всё, как в миниатюре. Непривычно. Живешь в столице и не замечаешь, какой там грандиозный размах. Ой, Гриш, что-то я волнуюсь.
– Заметно.
– Очень?
– Нет. Ты уставшая. У тебя вид сонный, Сонечка. Хотя он у тебя всегда такой. Всё, приехали, выходим.
– Я боюсь.
– Пошли, санитарка моя.

Для родителей, чьи сыновья когда-то смылись из родных пенат, приезд нерадивых чад домой – всегда целое событие. Все очень волнительно и немного грустно, ведь отъезд неизбежен и не за горами.

Но среди всех этих трогательных визитов домой, случается один самый значимый – когда сын в родные стены привозит избранницу, чтобы познакомить с родителями и сказать: «Вот, дорогие отец и мать, она моя невеста!»

Встретили Евгений Иванович и Анна Дмитриевна своего сыночка с дамой сердца, как и подобает – с хлебом и солью, и, конечно же, с прекрасно сервированным столом.

Вид суженой Григория несколько смутил, но родители были подготовлены еще по телефону, и в принципе, смирились – лишь бы человек был хороший, а вид – это не главное.

По сему торжественному поводу прибыли родственники. Близкие, а также изрядно надоевшие, но тоже близкие.

Сидели все за одним столом в небольшом зале полудеревенского домика, наполняли рюмки и бокалы. Евгений Иванович, как любой порядочный глава семейства, был за разливай-вожатого, Анна Дмитриевна хлопотала меж кухней, столом и родным сыночком. Остальные ели, пили, шутили, демонстрируя московской гостье широту провинциальной души.

– Соня, за тебя! – пяти– или более-юродный брат-сват, кум неизвестно кому, обратился к Соне, поднимая рюмку. – Ты не смущайся, мы здесь все свои!
– Да-да, чувствуй себя как дома!
– Гриша, за вас, мои дорогие!

Смириться с оригинальной внешностью столичной гостьи родственникам помогало домашнее видно, некоторым, после очередных ста или двухсот граммов, Соня показалась даже вполне интересной дамой. Только на Анну Дмитриевну ни вино не действовало, ни тихие упреки мужа:
– Мать, ты чего косишься-то на девку? Нехорошо.
– А что, заметно, что ли?
– Заметно.
– Ну, не буду. Вот не могла она одеться как человек? Обязательно надо было!.. Ну и невесту он себе выбрал.
– Ладно-ладно, не ворчи.
– Ой, тебе-то лишь бы выпить!
– Тихо, говорю. Сонечка, за тебя и за Гришку нашего!

Соня в ответ улыбнулась, еще не освоившись, и даже не зная, что и когда отвечать. Ей легче б сейчас у себя больнице, нежели видеть взоры невзначай, сожалея, что не оделась как все, ведь хотела.

Бедняжку Сонечку вскоре сильно потянуло в сон, и ей бы где-то головой прильнуть. А тут еще и выпить заставили. Вино домашнее еще сильнее разморило, и теперь невеста Гриши чуть ли не носом в тарелку клевала.

– Мать, пойди, постели в той комнате, – шептал Евгений Иванович, – пусть девчонка отдохнет с дороги-то. Вишь, она сейчас со стула рухнет.
– Да рано ведь. Сейчас сон перебьет, а после ночь что делать будет?
– О-ой, они ли не найдут чем заняться?

Анна Дмитриевна отмахнулась, поморщившись.

Соня продолжала борьбу с накатившим сном, и когда начала проигрывать в этом противостоянии, родители Гриши все же предложили пойти немного отдохнуть. Она не выдержала и согласилась.

– А это совсем нехорошо, да? – спросила она сонным голоском.
– Нормально, Сонечка, иди! – пятиюродный брат-сват успокаивал девушку со своего места за столом. – Ступай! Совсем тебя Гришка умаял дорогой, чай не ближний свет с Москвы-то!

Получив одобрение, Соня отправилась до ближайшей подушки, которую ей заботливо предоставила Анна Дмитриевна. Одеяло не требовалось – пора летняя, теплая.

Только наша Соня приклонила головку, как сразу и засопела без задних и даже без передних ног. Свежий воздух, цветочный аромат, легкий ветерок – все это проникало в приоткрытое оконце, что еще больше способствовало глубокому сну юной девы.

– Сонечка, я тебе дверь прикрою, чтобы мы не мешали со своим застольем, – заботливо произнесла мама Гриши, в ответ лишь догадываясь о засыпающем, нечленораздельном «с-с-си-бо».

На таком «спасибо» Соня и отключилась.

Время – уж стемнело. Гости разошлись, а наша Соня спит.

Анна Дмитриевна пару раз к ней заглянула, покачала головой, после спросила сына:
– Гришка, она у тебя на стройке, что ли, работает?
– Почему, мам?
– Отоспаться бедняга не может.
– Почти. Я же говорил – санитаркой в больнице.
– Мы с отцом на заводе вон сколько отпахали, но чтобы так спать!..

– Мать, отстань от нее! – вступился Евгений Иванович. – Что ты ворчишь? Пусть спит девка, жалко, что ли?
– Действительно, что это я? Хм… Конечно, пусть спит. С дороги ведь, са-ни-тар-ка ваша.

Наступила ночь.
Все оставалось без перемен со стороны Сони – та спала.

– Сынок, она так в ночь и пойдет? – вновь волновалась Анна Дмитриевна, пока еще с легкой усмешкой на лице. – Ты хоть глянь, она живая там?
– Живая, мам! Говорю, уставшая.
– Ничего себе, уставшая! Мешки грузила?
– Каталки в больнице, – Евгений Иванович, – объясняли же тебе!
– Ну, хорошо-хорошо. Пусть спит. Сынок, тебе-то где стелить?
– Я с ней рядом, мам.
– Тесно.
– Мать! – Евгений Иванович.
– Молчи, старый! Как хочешь, сынок. Но, я все-таки тебе в твоей комнате тоже постелю, а там смотри сам. Ты, на вот, накрой ее хоть. Ведь в одежде так и дрыхнет. В штанах своих драных.
– Мать! – снова рыкнул Евгений Иванович.
– Ну всё-всё!..

В шесть утра советские граждане обычно просыпаются, несмотря на то, что давно на пенсии. А в трудовой свой период мечтали, что наступит счастливая пора заслуженного отдыха, когда можно будет спать хоть до обеда. Пора наступила, а сон ушел с концами, негодяй!

– Ты чего не спишь-то? – негромко спросила Анна Дмитриевна мужа, завидев того сидевшим на кухне и курившим.
– Не хочу. А ты?
– Полседьмого уже. Слушай, Жека, а оборванка-то ваша так и не выплывала?
– Чего ты пристала? Какая она тебе оборванка?
– А кто же еще? И надо было такую невесту откопать! Неужели в Москве девок нормальных нет?
– А чем тебе эта не нормальная? Между прочим, у нее добрые глаза, я тебе скажу.
– Ну, я тоже тебе скажу, что глаз ее пока рассмотреть не успела. Она их закрытыми держит уже сорок часов. И на кой нашему Гришечке такая?
– Ой, Гришшечка твой уже не ребеночек, сам разберется! Вот что ты на нее взъелась? Я сразу заметил, что она тебе не понравилась, и теперь ты так и будешь цепляться ко всему?
– Да не успела еще ко всему-то!
– Ой, ладно! Давай, иди, не мотай нервы!

Время – десять. Гриша давно встал, а Соня!.. Выплыла разок и минуток через сколько-то снова носиком в подушку приземлилась.

– Ё-о!.. – Анна Дмитриевна не уставала дивиться умению московской барыни дрыхнуть. – И мы еще эту Москву кормим! Да этих москвичей к станку надо ставить! На блюмен!
– Мать!
– Что мать-то? – возмущалась Анна Дмитриевна. – Жека, ты видел когда-нибудь, чтобы столько спали?
– Видел.
– Тузик наш, и тот так не может! Хоть пожрать, но встанет, а там и гавкнет пару раз для блезиру!

– Мам, – на кухне появился Гриша.
– Нет-нет, сынок, это я так… сама с собой.
– Соня последнюю неделю почти каждую ночь на дежурстве. Вот и не выспится никак.
-Ты же говорил… Сынок, зачем тебе такая невеста?
– Мам!..
– Ну, хорошо-хорошо.
– Все вот тебе не угодить! – выкрикнул Евгений Иванович.
– Что ж хорошего, отец? – спросила Анна Дмитриевна.
– Ну… ворчать не будет, например. Когда жена много спит, значит, мало ворчит – и то дело!
– Ах ты ж, негодник старый! – с хитрым прищуром на добром лице возмутилась мама Гриши. – Ворчать, значит, не будет. И это ты в мой огород, да?
– Не в твой.
– Да если на тебя не ворчать, то даже за стол не усадишь. На вас не то чтобы!.. Да вас!.. Эх!.. Сынок, буди, что ли, ее, а? Дай хоть посмотреть на москвичку такую не в лежаче-мертвячем положении.

В районе обеда Соня все-таки разгулялась, приняла летний душ, поела, но к ближе к вечеру опять уснула.

Анна Дмитриевна на пределе терпения. Ей не жалко, что девушка столько спит, пусть себе спит на здоровье хоть всю жизнь, но чтобы невеста или хуже того, жена ее сына – это слишком!

На следующий день ситуация изменилась немногим. Разве что визитом соседей в качестве непрошеных гостей. Тем стало любопытно, что же за девица из столицы приехала с сыном Анны Дмитриевны и Евгения Ивановича, которую они никак воочию и разглядеть-то не могут.

– Анна, а где ж невесточка-то? – спросила с порога очередная соседка.
– А ты зачем пришла, Клавдия? – не очень дружелюбно встретила ее хозяйка, не особо любившая любознательных гостей без приглашения.
– Да муки хотела у тебя попросить. А то собралась блинов испечь, кинулась, а муки-то нет.
– Ой!.. А ты вообще блины-то в жизни хоть раз пекла? Сколько лет тебя знаю, никогда не видела, пекарка ты эдакая!
– Пекла, конечно. Пекла! Хочу с утра блинов, не поверишь! Ну, так дашь муки-то?
– Дам. Заходи, блинная ты наша!

Соседка Клавдия проковыляла на кухню, высматривая по пути, где же прячется невестушка.

– Анна, не прихворала ли ваша краса московская, а?
– Не прихворала.
– Может, того немного?
– Чего того?! – сердито обернулась Анна Дмитриевна.
– Ну, это… отметили ведь за знакомство, а оно же дело такое, если с непривычки-то.
– Ты чего мелишь? Ты не мели чего негоже, а то у меня мука, кажется, заканчивается. Самой мало. Вон, магазин, ступай.
– Анна, да что же это с тобой-то? Ладно, жалко, не надо. Дойду и до магазина.

Соседка поднялась и от обиды хотела уйти.

– Постой, Клавдия. Не серчай.

Клавдия снова села на прежнее место. Обида обидой, а любопытство свое брало.

– Понимаешь, тебе скажу как есть, пока Гришка с отцом в огороде что-то мастерят. Странная эта его невеста.
– Почему странная? – скривила шею, оттопырив ухо, Клавдия-соседка.
– Не знаю. Москвичи – они все странные.
– Лодыри они! – выпалила соседка.
– Не скажи. У меня дальний родственник – москвич коренной, такой дальний, что не виделись ни разу. Так, насколько мне известно, очень даже труженик, всю жизнь на оборонку проработал. А эта… Со-ня!..
– Соня?
– И соня тоже. Да еще какая! Нервов у меня не хватает, Клава, никаких нервов не хватает. Вот ведь угораздило моего беспутного-то?
– Так что не так-то в ней, Анна?
– Да всё не так, Клава! Третьи сутки спит. Как лошадь ломовая!
– Как спит?.. – недоверчиво переспросила соседка, вытягивая шею и несколько неуклюже подавая вперед голову.
– А вот так. Спит, и все на этом! Ну, разве нужна такая жена моему Гришке? Ведь он парень работящий, из семьи, сама знаешь, какой.
– Знаю.
– Вот и я о том! А этот, и этот тоже, никак слушать не хотят. Один только и талдычит, что люблю, хоть тресни. А второй, суженый-то мой, туда же – спит много – ворчать, значит, будет мало! Ну как тебе такое? Ладно, этот, молодой, Гришка, мозгов пока своих не нажил, вот она его за нос-то и водит. Но мой-то? Мой! Ведь жизнь непростую прожил, а никак в толк не возьмет!
– Да-да. И что, и сейчас всё спит?
– А то! Дрыхнет, паразитка, хоть трактор подгоняй, один черт не разбудишь! Думаю, может, той кочергой по башке ей, али по горбу?
– Кочергой?.. Да-а… Дела, Анна, у тебя.
– Вот тебе и да-а… Держи.
– Чего?
– Мука, чего?
– Какая мука? А, мука… Ну да… мука. Давай. Спасибо, Анна! А то ведь собралась пирожков с малиной испечь, малины-то много, пропадает почём зря, а муки нет ни горсти.
– Пирожков?..
– Пирожков, Анна, пирожков. Да-а… дела. А может, она того?.. Больная?.. Сейчас ведь заразы-то всякой пруд пруди? Такой заразы, какой свет белый не видывал. И всё у них там, в Москве-то ихней. Иностранщины понапустили! Вот в наш век, тогда ведь как иноземец какой, так его поперву в специальный этот…
– Знаешь что, Клавдия, иди-ка ты со своей мукой, пока я тебя сама не вытурила. Ступай, пеки свои пирожки, блины или малину. Только смотри у меня – язык распустишь!.. Я ведь тебе, как сестре родной, рассказала.
– Да что ты, что ты, Анна! Кому ж я такое скажу-то? Да не ровён час!..

Что-то бормоча, соседка Клавдия ушла, удовлетворив свое любопытство лишь отчасти. Невесту-то она так и не оценила.

Естественно, Клавдия никому специально новости не разносила. Специально. А как случайно вышло, и сама не поняла. Только теперь вся улица знала, что к Анне Дмитриевне и Евгению Ивановичу, весьма уважаемым людям, сын притащил из Москвы то ли больную невесту, то ли полумертвую, а может, и того… сильно поддающую разного напитка, от которого и спит денно и нощно.

Слухи поползли со скоростью одна улица за час и соседи стали невзначай захаживать под любым соусом к Анне Дмитриевне, что та не успевала им выдумывать разные басни, а вскоре уже бесцеремонно выпроваживать всех подряд подобру-поздорову.

Наконец терпение матери лопнуло, и она сорвалась. На сына. Соня в это время спала.

– Гриша, сынок, а ну-ка, пойдем в мою комнату, поговорим по душам!
– Что с тобой, мам?
– Аня, ты чего? – Евгений Иванович.
– А ты сиди там и помалкивай! Твое мнение мне уже ясно. Пошли, Гриша.

Евгению Ивановичу также не очень все это нравилось, и, конечно же, такой жены сыну он не желал. Но отец Гриши в жизни был более мягким человеком и ко всему старался относиться философски-наблюдательно. Он поговорил с сыном и понял, что втюхался тот без памяти. Что ж, видать, тому и быть, заключил Евгений Иванович, продолжая что-то мастерить.

– Значит так, Гриша! – уверенно начала мать, собравшись духом. – Забирай-ка невесту и вези ее обратно в свою Москву. Мне здесь такого позора достаточно!
– Мам, почему позора-то?
– А потому! Хочешь – живи с ней! Если сможешь. Но я бы тебе никогда не пожелала даже приближаться к эдакой. Вот ведь нахалка какая! И чем только она притянула тебя, дурака такого?
– Мам, она очень добрая.
– Тебе с ней по улице ходить не стыдно?
– А что? Она симпатичная, фигура хорошая. И голова на плечах.
– Да-а!.. Голова у нее есть. Еще какая! Оделась как кикимора! Видного парня захомутала, сама спит и день и ночь, а он ее как куклу везде таскает! Хороша у вас, у молодых, любовь пошла!
– Ма-ам.
– Не мам! Вот тебе, сынок, мое материнское слово! Родительский дом для тебя всегда открыт, но ее лучше не привози. Пусть в своей Москве живет, ворон пугает.
– Хорошо, мам, мы сегодня уедем.
– Сегодня уже поздновато, а вот завтра утром грузи ее хоть в багажник, если к тому времени не проснется, и в добрый путь. Всё!
– Мам, ну я правда не знаю, почему она такая соня! Все равно люблю ее!

Материнское слово прозвучало более чем, делать ничего не оставалось, как завтра же собираться в обратный путь.

К вечеру и Сонечка окончательно пробудилась, явив свой ясный лик народу.

– Выспалась? – неоднозначно спросила Анна Дмитриевна, но осеклась, поймав проникновенный и всё понимающий взгляд, призадумавшись. – Ты это, поела бы…

Как ни странно, но сейчас Соня совсем соней не выглядела, будто и не спала вовсе. Она, естественно, и не догадывалась, что здесь произошло, но чувствовала: что-то не так.

– Гриш, мне в Москву надо.

Гриша, Анна Дмитриевна и Евгений Иванович переглянулись.

– А что случилось?
– На работу срочно вызывают.
– Почему такая спешка?
– Вот, позвонили. Хм, санитаров не хватает. Надо ехать. Отвези меня на вокзал, я без проблем доберусь. В Москве увидимся, – Соня посмотрела на Анну Дмитриевну, и та, дабы не выдать свою непримиримую позицию, отвела глаза в сторону.
– Соня, – спросил Григорий, – если завтра рано утром поедем, не опоздаешь?
– Во сколько в Москве будем?
– В обед.
– Да, нормально.

Вечер. Родители видели, что девушка все поняла, теперь ей неуютно, потому, видимо, и придумала причину срочности.

И ей действительно было совестно, что, будучи в гостях, она столько спит. Кому это понравится? Но что делать, если сон одолевал так, что даже стыд не мог ему сопротивляться? К тому же, во сне стыдно не настолько, как вне его пленительных объятий.

Анна Дмитриевна решила в последний вечер все же снять напряжение и сгладить ситуацию. Она даже на лавочке под виноградом засиделась с Соней, поговорила, пытаясь что-то в ней разглядеть. Непонятно Анне Дмитриевне было одно: соня, лодырь, по-идиотски одевается, а ведь девка удалась. И взгляд добрый, умный взгляд. Глаза никак не сочетались с антуражем.

Но Соня оставалась закрытой, лишь искренне подчеркнув:
– Мне жаль, Анна Дмитриевна, что я оставила у вас такое впечатление.
– Сонечка! – вдруг подхватилась та, – да ты уж прости меня, дуру-то старую. Пойми, детка, мы ведь всю жизнь на заводах – от зари до заката! А по лодырям в наш-то век тюрьма плакала, да-да, случалось такое. И правильно!
– Конечно, понимаю.
– Знаешь, бывало, утром встаешь ни свет ни заря, когда еще и петухи не пропели, а от усталости обратно на койку валишься. Вот у нас свой взгляд на жизнь и имеется. Мне не потому, что ты… и сын мой даже… а я и на него бы собак спустила. И завсегда спускала!

Соня понимала, что на Гришу Анна Дмитриевна их и спустила, пока она спала.

– Соня, Гришка сказал, ты в больнице московской работаешь.
– Да.
– А кем?
– Хм… санитаркой.

Анна Дмитриевна призадумалась. А если ее нерадивый сынок все же решит с этой соней того, и даже с потомством? Ха, вот те раз-то выйдет! Надо бы ее получше прощупать.

– Соня, а дальше что? Ну, не всю же жизнь ты санитаркой работать собралась? Голова-то у тебя неплохая. Вижу ведь по глазам-то.
– Ну… я учусь.
– На врача?
– Да.
– Доктором быть – это хорошо. Но я их не люблю.
– Почему?
– Придешь полубольная, а уходишь – хоть сразу в гроб.
– Не все.
– Ну, наверно. Но я, кроме коновалов, других пока не особо-то встречала.
– Поэтому я и учусь так долго.
– А почему ты не медсестра?
– Медсестра?.. Не знаю, пока так.
– Вот поэтому ты и не высыпаешься. В ночь ведь постоянно работаешь.
– Бывает. Но у вас я очень хорошо выспалась! – улыбнулась девушка.
– Кстати, Сонечка, а ты в больнице-то своей хороших врачей знаешь? Только очень хороших.
– Конечно.
– А больница у вас знатная?
– Одна из лучших. Кто вам нужен?
– Да не мне, слава богу. Мы с отцом пока держимся. Кум вот мой подкачал маленько. Операция ему нужна. На печень. Сложная. И срочная. В Москву бы его. Да не знаем, к кому и обратиться. Там ведь, с улицы, не возьмут.
– Вряд ли. Это если только вы потоком попадете.
– А это как?
– На скорой. С острой болью. И то врачи к нам могут не повезти.
– А как бы нам хорошего доктора найти-то, а, Сонечка? Мы и деньжата кое-какие имеем. Уж отблагодарили бы доктора. Пусть бы он как следует только эту печень у кума моего про… это… про-оперировал. Уж больно по сердцу он нам. Человек – золото! Никогда ни с ним, ни с его покойницей женой словом недобрым не перебросились.

Разумеется, Анна Дмитриевна не особо верила, что Соня сможет договориться с высокопрофессиональными врачами, но когда речь идет о здоровье близких, решила использовать всякую возможность.

– Хорошо, я поговорю.
– Да неужто сможешь?
– Не знаю, но попробовать можно. Есть у нас один доктор. Высокой квалификации хирург. Вы бы мне только историю болезни дали. Можно копии. Я покажу, а потом уже с Гришей передам результат. Но если он не возьмется, вы уж не обижайтесь.
– Да господь с тобой, какие могут быть обиды, милая? Сейчас, позвоню куму-то, пусть истории свои везет. Ой, дочка, как нехорошо всё вышло-то!..
– Перестаньте, Анна Дмитриевна, я все понимаю. Мне, правда, на работу надо. Вы бы уговорили Гришу остаться, ведь здесь его дом, он скучает. Даже я по своей Москве уже соскучилась, а он вообще редко сюда приезжает. Попросите, Анна Дмитриевна, он вам не откажет.
– Я его уже попросила, – неоднозначно отвечала мама Гриши, – так попросила, что… Ну, что сделано, то сделано.
– Ничего, Анна Дмитриевна, – Соня выразительно посмотрела ей в глаза, – ничего страшного.

«Батюшки, и вправду она ведь сама на себя-то не похожа», – мелькнула странная мысль в голове Анны Дмитриевны.

– Ты чего не спишь? – спросил Гриша, когда ранним утром едва разлепил глаза по будильнику и заметил, что Соня бодра.
– Так.
– Милая, у тебя что-то случилось? На работе?
– Нет. Все в порядке. Поехали, Гриша.

Он подозрительно посмотрел, поднялся, оделся и вышел из комнаты. Родной своей комнаты, в которой вырос. Это отдельная ниша души тех, которые в родных стенах не живут, а лишь приезжают иногда.

Что тут скажешь? Из дома уезжать всегда тяжело. Пересилив никак не поддающуюся ногу, Гриша все-таки надавил на педаль газа и, с пробуксовкой, сорвался от родимой калитки, с болью посмотрев в зеркало заднего вида на провожающих отца и мать, грустно машущих им в добрый путь.

Пост ДПС – и они уже на трассе.

– Ты чего молчишь, Гриша? – волнуясь, спросила Соня.
– Так.
– Наверно, это очень тяжело, да?
– …
– Хочешь, я не буду спрашивать?
– Нет, что ты. Спрашивай. Наоборот, давай, лучше поболтаем. Знаешь, хорошо, что ты рядом.
– Не знаю.
– Перестань. Отец и мать – для меня святое, но живу я своей головой.
– …
– Вот, кстати, поэтому я не люблю на машине домой ездить. Уж очень отъезжать как-то. Другое дело – самолет. Сел – и уже там. Не дома. А тут руки сами руль обратно развернуть хотят. Еле удерживаю.
– Гриша.

А в родных пенатах, сразу после отъезда молодых, Евгений Иванович, не подавая виду, что ему тяжко на душе, закрыл калитку и медленно поплелся в опустевший дом. Анна Дмитриевна ушла в огород, чтобы поскорее найти себе занятие, потому как…

– Что, мать, может, по сто грамм? – не выдержал Евгений Иванович, и сам вышел в огород.
– Выпей, если хочешь.
– Один не буду. Давай вместе винца по стаканчику, а?

Они вернулись в дом, на скорую руку соорудили все самое необходимое на кухонном столе, и:
– Давай, мать, чтобы доехали хорошо.
– Господь им в помощь. Обоим сорванцам.

Через пару минут взаимного молчания Евгений Иванович спросил:
– Жалеешь?
– Немного. Вечерком-то к ней присмотрелась, и как-то… странная она.
– Не переживай. Уладится. Уж если они меж собой могут, мы-то что?.. Пущай живут, коли любят друг дружку.
– Да пусть, конечно. Нет, постой, как это? Пусть лучше Гришка еще сто раз подумает, спать-то она вон как горазда! Санитарка, тоже мне! Не спорю, человек, может быть, и хороший, но для жизни совершенно не пригодна!
– Ну чего ты завелась-то опять?
– Ой, сама не знаю, – отмахнулась будто от себя самой Анна Дмитриевна.

Трасса почти пуста, наши герои до Москвы добрались быстро. Пару раз заплатили «дорожный налог», в виде добровольных пожертвований за превышение скорости, и вскоре пересекли московскую кольцевую автодорогу.

– Гриша, меня сразу в больницу отвези, пожалуйста.
– Даже домой не заедешь?
– Нет.
– А почему ты телефон из рук не выпускаешь?
– Мне смс приходят. Очень много больных поступило, надо выручать.
– Серьезно как все у вас. Крутая больница.
– Хорошая.

Гриша высадил ее возле центральных ворот, хотел еще немного пообнимать, но Соня вырвалась и убежала.

– Эх, были бы у нас все врачи такие ответственные, как моя санитарка, – улыбнулся ей вслед Гриша, после чего сел в машину и покатил к себе домой.

Через пару дней, когда они снова встретились возле больницы, Соня сама заговорила о куме матери своего возлюбленного.

– Слушай, Гриш, я посоветовалась с одним доктором. Гриша, ну, подожди!..

Но кавалер так соскучился, что ничего не слышал и только знал, что обнимал ее.
– Гриша… ты скажи маме…
– Что скажи?.. – между делом спрашивал он, сбивая девушку с мыслей.
– Гриша!
– Что?! – резко очнулся тот.
– Маме скажи, что я переговорила с одним доктором и показала выписки из вашей больниц.
– И что? Неужели возьмут?
– Обещать боюсь, но надеюсь.
– Сколько обойдется?
– Миллион.
– Что?! – Гриша и про объятия позабыл.
– Шучу, мой хороший.
– Нет, вопрос денег надо решать сразу и открыто. Пусть твой доктор скажет, сколько он хочет за операцию.
– Гриша, не об этом сейчас. У нас есть доктора, кто лечат… не совсем за деньги, или даже совсем не за деньги, поверь, мой дорогой. Ваш родственник сможет приехать?
– Я сам его привезу. Знаешь, как мать с отцом за него переживают?
– Вези.
– А вдруг откажется твой доктор?
– Вези, я тебе говорю!
– А он хороший хирург?
– Вполне.
– Что значит?
– Гриша!..
– Молодой?
– Да.
– Что?.. Он тебе нравится? – внезапно напрягся Григорий.
– Да, – совершенно неожиданно и уверенно ответила Соня. – Я обожаю этого человечка!
– Вот, значит, как?
– …
– Соня, я спросил тебя, – тон Григория говорил теперь сам за себя.
– И что ты хочешь, чтобы я тебе ответила?
– Правду.
– Уверен?

В голове парня запустился напряженный пульс.

– Да, уверен.
– Люблю.
– Вот как?.. Этого докторишку?
– Этого доктора.
– Ты с ума сошла? А я?
– …
– Какая же ты!..
– Сволочь?
– …
– Ты можешь оскорбить даже женщину, женщина сможет не заметить, если очень постарается. Но за доктора, Гриша, я тебе не прощу. Лучше уходи.
– Извини, – как между прочим бросил он.

Пробежала кошка, которую никто не видел, но она все же ощутимо скользнула между ними.

– Соня, – серьезен был мужской тон, – люблю и восхищаюсь – разные понятия.
– После. Мне пора.

С визгом протекторов он сорвался с места.

– Гришка, ты мой Гришка, – обернувшись на звук, произнесла Соня, – поздно уезжать, дорогой ты мой. Я ради тебя даже одеваться иначе стану. Может быть.

Она немного пожалела, что так неожиданно повернула разговор. И зачем – сама не знала. Свидание было сорвано.

На некоторое время отношения между молодыми были подпорчены, тем не менее Гриша, конечно же, сообщил радостную весть родителям.

– Ба-а!.. Да неужто в Москве лечить будут? – не верил Гаврила Семенович, любитель выпить и хорошо закусить чем-нибудь крепко зажаренным, чем отчасти и подорвал и без того некрепкое здоровье.
– Ох, не знаю, Гаврюша, не знаю, с кем эта санитарка могла договориться? – сетовала Анна Дмитриевна.
– Связи – дело большое! – важничал Гаврила Семенович, сидя за кухонным столом в семье Анны Дмитриевны и Евгения Ивановича, хитро высматривая, не нальют ли кумовья невзначай. – Без них, без связей – никуда.
– Без денег никуда! – высказалась на сей счет хозяйка. – Это раньше без блата было нельзя, а нынче только денежки готовь. Хорошо, если хоть в дело.
– Да есть у меня деньги, Дмитриевна! Скопили, чай, малость. Вот только разве ж у наших коновалов лечиться можно? Нет, дорогая ты моя, связи – это все! Ох, погодка сегодня – тц!
– Не тц! Тоже мне, «тц» нашелся! Говорю, деньги все решают! – стояла на своем Анна Дмитриевна.
– Погодка-то какая, а!
– Кум! Сегодня без градуса, – рыкнула Анна Дмитриевна.
– Плохая погода, – грустно заключил кум.

– Мать, вот что ты пристала к человеку, как?.. – через минуту-другую вступился Евгений Иванович, желающий поддержать Гаврилу Семеновича и немножечко поправить погодно-душевный настрой.

Кумовья тайком урвали по сто грамм, но вечер все равно был омрачен. Приступ прихватил Гаврилу Семеновича, возможно, от ста грамм, или не от них, но ему порядком сплохело.

– Говорила же вам, дурням! – возмущалась Анна Дмитриевна, когда приехала скорая. – Ну, ты-то, Женя, о чем думал?! Он же больной!

– Не ругайся на кума, Дмитриевна! – поддерживаемый докторами, сопровождающими до машины, сквозь боль выдавил Гаврила Семенович. – Я не больной. Сейчас отпустит. Ой!.. Ладно, звони снохе своей… Ой-ой!.. Скажи, помирает Гаврила!.. Ой!.. Но он не больной!.. Да что же ты будешь делать-то, ох… Звони, кума, очень тебя прошу, помру ведь. А мы столько еще не погуляли!
– Позвоню, Гаврюша, позвоню, – сердобольно хлопотала Анна Дмитриевна, – только бы это… того, Гаврюшка! Все, бегу сыну набирать!

К дому Сони на всех парах подлетел Гриша.

– Привет, – произнес он, стоя около своей машины, когда девушка к нему спустилась.
– Подняться не хочешь?

Гриша оставил вопрос без ответа.

– Можешь с доктором своим срочно связаться? Дяде Гавриле совсем плохо. Только что на «скорой» увезли. Мы заплатим, Соня. Хорошо заплатим.
– Почему ты не хочешь подняться, Гриша? – повторила она вопрос.
– Соня, мне сейчас не до этого. У матери голос такой напуганный, что меня самого трясет. Пожалуйста, если можешь, то прошу тебя, помоги. Если нет – скажи прямо. Мы не обидимся, ты ничего не обещала.

Соня укоризненно посмотрела, отошла в сторону, взглянула на мобильный, который держала в руках вместе с ключами от квартиры, и набрала чей-то номер.

Гриша стоял, томимый ожиданием. Он не слышал короткого разговора, после которого она вновь вернулась к нему:
– Доктора все сделают. Твоя задача доставить больного. И желательно побыстрее.
– А его можно на машине везти?
– Есть варианты лучше? И еще, Гриша, было бы хорошо с кем-то из тамошних врачей договориться. Чтобы сопроводили.
– Я понял, Соня. Сейчас же вылетаю к ним и все решу. Думаю, завтра дядю Гаврилу мы привезем в твою больницу.
– Хорошо. Только не гони, пожалуйста.

Они задержались друг на друге пристальными взглядами, после чего Гриша не выдержал и обнял девушку.
– Ты извини меня, милая.
– За что?
– Скажи мне правду. Ты действительно любишь этого доктора? Только правду, я пойму.
– Для чего?
– Скажи, прошу. Я настаиваю.
– Да, – тихо, но уверенно ответила Соня, продолжая прямо смотреть в его глаза.
– Зачем?.. Зачем тогда все это? Ты же говорила…
– Я так хотела.
– Это же… – он чуть не произнес, что это низко, подло, но сдержался, чтобы не испортить мероприятие.
– Гришенька, я… так… хотела. Извини, всю жизнь глупости делаю!.. Дура полная!
– Имеешь право быть.

Гриша хоть и осторожно, но достаточно резко оттолкнул ее.

– За то, что ты для нас делаешь, я должен тебе говорить спасибо и руки целовать. Но за то, как ты со мной поступаешь – тебя гнать хочется!
– Гони, Гришенька, гони! – Соня развернулась и пошла обратно к подъезду, перед дверью обернулась. – Позвони мне, когда в Москву выезжать будете. Или смс напиши.

Гриша ехал ночной трассой домой, будучи на взводе, и только силой воли удерживая себя от опасных ускорений. С одной стороны, он, конечно же, беспокоился за родных, а с другой, такое поведение столь оригинальной девушки, которую уже успел полюбить вопреки всем «против», его выводило из себя. Зачем она так? Кто дал ей право любить этого чертова доктора, пусть даже и серьезного специалиста, и заводить отношения с другим мужчиной?

– Ух, санитарка несчастная!.. – ругался он то и дело вслух, внимательно всматриваясь в дорогу. – Ладно, доктор, не трону я тебя. Только вылечи нашего дядю Гаврилу. Тогда точно не трону. Санитарка!..

. . .

Часть 4

Микроавтобус аккуратно доставлял дядю Гаврилу в столицу. Рядом сидела напряженная Анна Дмитриевна, чуть сбоку врач. Следом шла легковая машина, в которой находились отец и сын.

Ехали не быстро, по возможности объезжая все издержки дорог. Дяде Гавриле становилось всё хуже, он с трудом переносил время пути. Но держался и даже шутил, что если б ему сейчас граммов пятьдесят, то сразу б полегчало, ведь это же лекарство. А они, доктора, ничего в таких «лекарствах» не смыслят, их целебных свойств пока не изучили.

«Соня, мы на трассе», – услышала девушка в трубке мобильного голос Гриши.

– Ох, только не подкачай, санитарка ты наша! – то и дело причитала Анна Дмитриевна.

– Не подведет, сынок? – спросил отец.
– Не должна бы, пап, – с надеждой ответил Гриша, убирая телефон.
– Ты это, сын, не бери в голову.
– О чем ты, пап? А, конечно, не беру.
– А я не об этом. Вы же поссорились.
– ?..
– Знаешь, может, и права мать. Одно дело – девка привлекательная, и совсем другое – для жизни.
– Понимаю, пап.
– Но если поможет нам, век не забудем. А жить или… это уже вам самим решать.

С божьей помощью, как говорится, добрались до Москвы. А еще чем через час и до столичной больницы.

«Алло, Соня, мы на месте».

– Что она говорит? – взволнованно спросила Анна Дмитриевна.
– Сказала, чтобы мы здесь ждали. Скоро подъедет.
– Так она еще не приехала?!
– Мать! – буркнул Евгений Иванович, доставая сигареты, – что ты всё?..

Соня подъехала минут через пятнадцать на своей машине, Анна Дмитриевна и здесь не удержалась:
– И кто ж ей права-то дал?
– А почему ей нельзя их давать? – не понял Евгений Иванович.
– Можно, конечно.

– Добрый день, как добрались? – деловито поинтересовалась подошедшая Соня и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Сейчас проезжайте туда, вон видите, прямо под шлагбаум, и паркуйтесь около приемного покоя. Там вас встретят и оформят все документы.

С этими словами Соня вновь села в свой автомобиль и первой проехала под шлагбаум, кивнув охраннику, чтобы пропустил две идущие за ней машины. Гришу она практически не замечала.

– Да, большая больница! – произнесла Анна Дмитриевна, осматриваясь. – Много здесь домов!
– Корпусов, мать, а не домов, – поправил Евгений Иванович.
– Какая мне разница.

Припарковались. Из микроавтобуса появился сопровождающий доктор, сообщил санитарке, что Гавриле Семеновичу в пути стало хуже, но он предпринял кое-какие меры. Пока пациент спит.

– Ой, нашел кому докладывать, – тихо сказала Анны Дмитриевны.

– Хорошо, давайте его документы, – отвечала Соня, – всё, я пошла, а к вам сейчас выйдут. Постойте, откройте дверь, дайте я хоть взгляну на вашего больного.

Анна Дмитриевна снова произнесла недовольным тоном:
– Взгляни, санитарка любопытная. Только поспешала бы уж.

– Ой, дочка, приехали уже? – спросил Гаврила Семенович, чуть приоткрыв отекшие глаза.
– Да. Не беспокойтесь.

Их короткий диалог никто не слышал, но когда Соня ушла, и Гавриле Семеновичу стали помогать выбраться, он вдруг сказал кумовьям:
– Какие у нее добрые глаза. Я таких глаз вовек не забуду.
– Забудешь, кум, – шутливо произнесла Анна Дмитриевна, – вот она у тебя поспит с недельку, с закрытыми добрыми глазами, тогда точно забудешь.
– А пущай спит дочка! Дело молодое. Потому и спится хорошо. Это нас, старых, один хрен по деревне, никакой сон не обуздает!

Соня, уходя, даже словом не обмолвилась с Гришей. Анна Дмитриевна, естественно, останется недовольной, правда, сейчас всем не до отношений молодых.

– Вот они, москвичи! Мы для них низший сорт. Видел, какая важная санитарка?
– Не важная, а серьезная, – вступился за Соню Евгений Иванович, – и вообще, она нормальная. Мне нравится.
– Вот как? И та за нее? Ладно, Женя, после поговорим.
– А что тут говорить? Хорошая девушка. Просто своеобразная.
– Ну, дай-то бог, муж, дай-то бог.

И тут Грише станет так обидно, что эта хорошая девушка любит в действительности другого мужчину – доктора, который скоро будет оперировать дядю Гаврилу, и который даже не соизволил к ним выйти. Вот они, москвичи!

«Но почему так? – размышлял Григорий. – О, кажется, я все понял. Меня она примеряет для жизни, а он… а он попросту женат. Позабавиться с санитаркой может, а вот… Вот мы лохи. Я!»

Когда дядю Гаврилу заберут врачи, Гриша не выдержит и позвонит Соне. Ему захочется срочно ее увидеть, чтобы поговорить, пусть даже так не вовремя. Надо обязательно поставить все точки над «и», и если тот доктор ей так дорог, то пусть остается его обожательницей, любовницей, а ему голову больше не морочит. Гриша даже обижаться не станет. Главное, чтобы этот великий хирург не подвел, и уж очень постарался с предстоящей операцией, о сложности которой знали теперь все.

Соня трубку сняла, перебила Гришу на полуслове и попросила пока не беспокоить, потому как очень много больных и она сегодня еле справляется. А чтобы Гриша не волновался, пообещала сбросить номер телефона того хирурга, который будет оперировать дядю Гаврилу, со словами: «Гришенька, дорогой, только не звони ему без повода. И не пугай, пожалуйста, родителей, что операция не простая. Но я верю, что всё пройдет успешно. Всё, я ушла. Если что – пиши смс. Пока».

– Ну, что за девка такая? – возмущался Гриша, стоя возле своей машины, в которой сидели родители. – Тебя и из санитарок за такой характер надо выгнать!
– Сынок, поехали, – попросила мать из приоткрытого окошка.
– Поехали, мам. Вечером еще раз подъедем.

Дядю Гаврилу медики забрали и сразу же принялись готовить к операции, которую назначили на следующее утро. Видеться родным с ним пока не разрешили.

Важный доктор вошел в палату к Гавриле Семеновичу, добрым голосом сообщил, что особо переживать не нужно.

– Ой, дорогой вы мой! – волновался дядя Гаврила, лежа на кровати. – Это вы тот хирург, который чудеса творит? Мне про вас уже рассказали.

Врач улыбнулся и ответил:
– У нас здесь многие чудеса творят, Гаврила Семенович.
– Ну, оперировать вы ж меня будете?
– Бригада. Отдыхайте.
– Бригада?! Все так плохо?
– Нет, обычная практика. Лежите спокойно.

Хирург ушел, а Гаврила Семенович тут же схватился за сотовый телефон:
– Кума! Кума, слышишь?.. Меня целая бригада, оказывается, резать хочет!.. Что?.. Хо-ро-ший! Очень хороший! Солидный такой! А ты говоришь, санитарка твоя плохая! Вон, какие у нее связи!.. Эх, кума… Жаль, моей Дарьюшки нет рядом, мне б все легче дышалось.

Анна Дмитриевна, как могла, успокоила кума, сказав, что сейчас не время по усопшим горевать, и сообщила крайне приятную для него новость, что завтра здесь, в Москве, будут его, Гаврилы Семеновича, дочь с мужем, проживающие в Украине и уже выехавшие.
– Ой, кума, я ж просил тебя дочку-то не беспокоить! Ну, зачем дочку-то?..

Родители, разместившись в съемной квартире сына, сидели, будто на вокзале.

– Пап, мам, ну что вы, как на чемоданах? – возмущался Гриша, но ноль был толку от его возмущений при таком всеобщем напряжении.

Поуснули кто, где и как уже глубокой ночью. Утром проснулись ни свет ни заря.

Гриша первым делом – за телефон, писать смс:
«Соня, извини, что рано. Как ты отдежурила? Есть новости о дяде Гавриле?»

Холодный ответ поступил быстро:
«С ним все в порядке, готовят к операции. Не переживайте. Извини, я немного устала. Увидимся в больнице».

Гриша пребывал вне себя.

– Сынок, ну что там? – тревожилась мать.
– Пишет, что все нормально. Скоро операция.
– Поехали!

Сын с отцом переглянулись: ведь рано совсем, и они вообще-то собирались позавтракать.

– Поехали, я сказала! Какой завтрак? Кусок в глотку не лезет! – отрезала Анна Дмитриевна.

. . .

– Ой, сынки, вы бы уж не так быстро меня катили, – охал да ахал Гаврила Семенович, находясь в состоянии запредельного волнения, когда два санитара повезли его в операционную, – мы ж не опаздываем никуда. Куда спешить-то? Мож, и не нужно никакой операции? Я и так сегодня хорошо себя чувствую… очень хорошо… мож, не надо, а?..

Здесь же, неподалеку, находились и ближайшие родственники Гаврилы Семеновича: Анна Дмитриевна, Евгений Иванович, их сын Григорий, а также только что прибывшие из Украины дочь с мужем. Все сосредоточены, находились в состоянии естественного смятения, томимые ожиданием.

– Что?.. Уже, да? – дядя Гаврила беспокойно осматривался по сторонам, лежа на каталке. – Ох, как все чисто-то. И ярко, аж глаз слепит! В Кремле мы, что ли? Нет, здесь чище.

Безмолвно работал персонал, заканчивая последние приготовления. Вид все имели несколько безликий, каждый экипирован, до глаз лица закрывали маски, на головах специальные чепчики.

– Давайте, аккуратненько только, – заботливо произнес один из докторов, когда каталку с Гаврилой Семеновичем вплотную поровняли с операционным столом, – постойте, постойте. Вот, теперь… аккуратно.

Бедный Гаврила Семенович был не особым смельчаком всяких больничных дел. Как и многие мужики, он боялся даже кровь из пальца сдать. Потому сейчас он был не просто бледный, а тотально белый, от охватившего ужаса по телу градом хлынул пот, по жилам запустилась неуправляемая дрожь, губы посинели.

– Что с вами? – спросил доктор, пытаясь хоть как-то успокоить пациента. – Не нужно так волноваться. Все будет хорошо!
– О-очень сложная операция, да?.. – в глаза дяде Гавриле даже ребенку сейчас было бы больно смотреть.
– Не буду вас обманывать, что легкая, но и говорить, что совсем уж сложная – тоже неверно. Средняя. Лежите спокойно и ни о чем не беспокойтесь. Сейчас вам дадут наркоз, и вы будете спать.
– Подождите, доктор, подождите наркоз. Дайте духом собраться.
– Хорошо-хорошо. Собирайтесь пока духом, – улыбнулся врач, но так как на его лице была плотная повязка, то Гаврила Семенович улыбки не заметил.
– Ах!.. Ох-ох!..

Все посматривали в его сторону и не сдерживали добрых улыбок на затянутых масками лицах.

Вдруг в одно мгновение в операционной все утихло, когда уверенной походкой вошел экипированный хирург и сразу же приблизился к лежащему на столе пациенту.

– Ой, доктор, – Гаврила Семенович узнал того врача, который вчера в палате с ним беседовал, и который и был, по мнению больного, тот самый маститый хирург.
– Как вы себя чувствуете?
– Холодно. Здесь так холодно.
– Здесь тепло. Не надо так переживать. Вы ничего не почувствуете, обещаю. Крепко заснете, и только. Больно не будет.
– Доктор, а вы точно такой большой доктор? Вы уж извините старика за глупые вопросы. Вы же меня будете ремонтировать, да?
– Хороший. Но, поверьте, есть и лучше.
– Не вы?!..
– Тихо-тихо…

Гаврила Семенович чуть приподнял голову, наблюдая, как врач сделал шаг назад, затем заметил как со стороны головы к нему приблизилась чья-то невысокая фигура.

На лице такая же плотная маска, на голове хирургический колпак, в области узкой прорези для глаз специальные очки, которыми некоторые хирурги порой пренебрегают. Некоторые, но явно не этот.

Гаврила Семенович всмотрелся сквозь стёкла хирургу в глаза, находившиеся сейчас на близком расстоянии.

– Доктор, – с надеждой в голосе произнес Гаврила Семенович.

Но вместо ответа хирург, явно молодая женщина, как теперь понял Гаврила Семенович, своими нежными руками осторожно придавила его голову обратно вниз, и эти руки даже через тонкие хирургические перчатки обладали невероятным успокаивающим эффектом. Затем ее рука аккуратно легла в районе ключицы больного, со стороны сердца.

Гаврила Семенович смотрел в эти выразительные, добрые, будто родные глаза, и начал успокаиваться. Их бессловесный диалог моментально ввел его в состояние умиротворения и столь необходимого в такие минуты спокойствия. Дядя Гаврила расслабился.

Хирург поправила очки и цепким взором уловила глаза стоявшего сбоку анестезиолога, ожидающего команды.

– Внутривенный, комбинированный, – тихо прозвучало с пояснениями.

Она едва заметно кивнула и положила на присмиревшего Гаврилу Семеновича вторую ладонь.

Пациент едва почувствовал острия иглы в области вены, потому как руки, которые так хорошо, так вовремя лежали на его груди, будто уносили его куда-то невероятно далеко, где нет места болезням и болям, и где успех не может обойти стороной.

Гаврила Семенович мирно прикрыл глаза и провалился в небытие.

Молодая хирург через несколько мгновений оторвала пристально-контролирующий взгляд от своего пациента, вновь вопросительно взглянула на анестезиолога.

– Приступайте, коллега, прошу вас, – уважительно отвечал тот.

. . .

Операция прошла как возможно успешно, и вскоре Гаврила Семенович имел розовый цвет лица и хитро поигрывающие глазки, когда в его палату наконец-то пустили родственников.

– Папа! – бросилась к отцу дочь.
– Тихо-тихо ты! – ворчал Гаврила Семенович.

В это время к операции готовился очередной пациент и был вне себя от вполне естественного страха. Но Гаврила Семенович в этой палате, да и во всем отделении, человеком стал авторитетным и советы направо-налево раздавал самые разные:
– Юрьич, не переживай! Тут такие доктора, я тебе скажу! Главное, держись мужиком, а они свое дело знают крепко! Поверь моему опыту.
– Семеныч, да не выходит не переживать-то! – признался сосед по палате. – Не все ж такие смелые, как ты! Фух… Как хоть зовут-то того, кто тебя ремонтировал? Вдруг мне другой какой достанется?
– Не его. Ее! Она сегодня будет, Юрьич, не боись, я уже все выяснил. И не важно, как зовут. Ты, главное, в глаза ее!.. В глаза ей смотри, когда она за твоей головой появится и руки свои божественные на тебя возложит. Смотри, и так тебе хорошо станет… о-о-ох!

– Пап, кого? Какого хирурга мы должны благодарить? Мы спрашивали, да никто ничего толком не говорит ведь.
– Не спеши, доченька. Садись. И вы все! Что как истуканы-то выстроились? Садись, кума, рядышком вон на тот стул. Гришка! Ну вот. Сейчас я вас всех кое о чем спрашивать начну, мать вашу растуда-то!

В полном непонимании все переглянулись, расселись согласно указанию Гаврилы Семеновича, стали ожидать, удивляясь его укоризненному взгляду и тону.
– Ну что?..

Немного учащенно дыша, многозначительно начал дядя Гаврила, неспешно обводя каждого обвинительным оком:
– Значит, санитарка, говорите?

. . .

– Гриша, сынок, да как же это?! – охала Анна Дмитриевна, когда они были уже на улице. – Ну как такое могло получиться-то?
– Я не знаю, мам. Были поначалу мысли, но сразу отвалились. Кто бы мог подумать, что она… она… не санитарка.
– Что ты не мог подумать, сынок? За какой женщиной ухаживал, не знаешь?
– …
– Что ты не знаешь, Гриша? – волнение захлестнуло окончательно Анну Дмитриевну, и теперь она готова была придушить собственного сына, такого… такого хорошего сына!

А этот самый хороший сын, не выдержав, чуть ли не на всю округу заявил:
– Мама, я не знаю, слышишь!.. Не знаю, почему она такая!.. такая… – и затем тише, – такая Соня.

Евгений Иванович смотрел на всех и улыбался. В его душе так сейчас приятно было.

– Она даже вчера по телефону сказала, что, – продолжил Гриша, но: – а!..

– Поехали, – добрым тоном сказал Евгений Иванович, – к очередной операции готовится ваша санитарка. Соседа нашего кума теперь ремонтировать будет.

Вечером вся честная компания поджидала Соню-санитарку около подъезда. Гриша не рискнул звонить, дабы не сказать чего лишнего. Все в отличном настроении, огромный букет роз, волнение переполняет каждого.

– Сынок, а она точно сегодня не дежурит?
– Мам, ну, не железная же она. Должна скоро подъехать.
– Ну, ничего, если надо, до утра будем здесь ждать.

Анну Дмитриевну несложно было понять. И больше всех ее понимала сама Соня, поэтому, когда вышла из машины и увидела гостей, сразу же направилась именно к матери Гриши.

– Добрый вечер, Анна Дмитриевна, – произнесла она тихим и уставшим голосом.
– Сонечка!..
– Анна Дмитриевна, не надо. Я так рада вас видеть, вы даже не представляете.
– Со-ня…
– Пойдемте. Прошу вас, пойдемте ко мне. Там, правда, мой сумасбродный братик может оказаться, но он мировой парень. Гриша знает.

А Гриша стоял и любовался этой красивой и столь оригинальной женщиной, страшась даже подумать, его ли она, или?..

А кого, чья она женщина, собственно говоря?

Стасика в квартире сестры уже и след простыл, потому сейчас здесь царила тишина.

На кухне быстренько соорудили стол, водрузили огромный букет прекрасных роз, выставили шампанское и закуски.

– Ой, ну что вы? Зачем? – повторяла Соня, от усталости едва державшаяся на ногах.
– Сонечка, дорогая, садись, пожалуйста, – попросила Анна Дмитриевна, – мы ненадолго. Поблагодарим тебя и уедем. А ты отдыхать будешь.
– Ой, у меня же там, в холодильнике! – спохватилась девушка. – Ну что я за хозяйка, а? Поэтому ваш сын, Анна Дмитриевна, и не любит меня.

Душевное состояние Гриши при этих словах до небес вознеслось, дыхание участилось.

– Сонечка, ничего не надо, мы сами! – усадила ее обратно Анна Дмитриевна.

Разлили шампанское, подняли фужеры.

Дочь Гаврилы Семеновича встала первой, уловив разрешающий взгляд Анны Дмитриевны, сказала кратко и очень искренне:
– Соня, мне жаль, что я вас не знаю. Не знаю даже вашего отчества. А еще я совершенно не имею понятия как вас благодарить! – она смахнула катившиеся слезы. – Это же мой… папа!..

Растроганная Соня хотела тоже подняться, но на ее плечико легла теплая материнская рука.

– Сиди, дочка, сиди, милая. Это мы… должны…
– Нет!.. И… я… – не смог найти нужных сейчас слов один из ведущих хирургов столичного больничного комплекса. – Гаврилу Семеновича, кстати, скоро выпишут. Он сможет поехать домой.

Первый тост, за ним второй. А когда Соня увидела на столе объемный конверт и настоятельный взгляд Анны Дмитриевны, запротестовала:
– Нет!.. Я, конечно же, не святая… но нет. Гриша, нет, я сказала! Анна Дмитриевна, давайте лучше чаю попьем. С бутербродами. У меня есть отличный сервелат, сейчас, если только мой добрый братик всё не умял.

За чаем Соню попросить хоть чуточку поведать о себе, дабы немного прояснить почему же она такая соня, и как, будучи еще молодой, смогла добиться таких высот.

– Как-то, знаете, давно всё началось. Медучилище, – тихо говорила Соня, – сразу после школы. Днем училась, по ночам работала… санитаркой. На скорой работала. Ну правда, санитаркой. Потом Первый Мед и красный диплом. Практика. Два года клиническая ординатура. И бесконечные дежурства. Боже, даже не знаю, чего больше, жизни или дежурств.
– Милая, а давно ли ты это… людей-то штопаешь?
– Да вот уж скоро пятнадцать лет, Анна Дмитриевна, как у стола. Поэтому и не до личной жизни как-то все было.
– ?!..
– Что? – не поняла удивленного взгляда Соня.
– Сколько?..
– Мне уже далеко за тридцать, Анна Дмитриевна. И, кажется, я никогда не смогу выспаться.

Пока дочь Гаврилы Семеновича быстренько убирала со стола и споласкивала фужеры, все принялись собираться.

– Гриша, а где Соня? – неожиданно спросила Анна Дмитриевна.
– Она переодеться пошла, мам. Сейчас через минуту выйдет.
– Вот выйдет, мы попрощаемся и сразу же едем. Ночь уже. Пусть отдыхает.

Но Соня не вышла ни через минуту, ни через три.

– Гриша, – тихим голосом сказала Анна Дмитриевна, – ну, может, ты заглянешь к ней? Нехорошо как-то.
– Сейчас попробую, мам.

Он осторожно приблизился к дверям зала-спальни, еле слышно постучал, затем чуть сильнее и, не дождавшись ответа, приоткрыл.

Соня, не раздевшись, рухнув на кровать вниз лицом, спала без памяти в куче обожаемых подушек. Казалось, в воздухе сейчас витало: «Будить – когда проснусь!»

Гости ушли, аккуратно захлопнув входную дверь и поставив букет рядом с дверью, за которой мирно спала их спасительница.

. . .

Нашелся в жизни Сони мужчина, ради которого она привела свой внешний антураж в должный красивой женщине порядок. Внешний порядок, потому как внутренний в ней пребывал изначально.

А когда настал день выписки Гаврилы Семеновича, бедный Стасик, приехавший за сестрой, чтобы подкинуть до больницы, ее сразу даже не признал.
– Сонька! Ты, что ли?

Светлое платье, темненький пиджачок, стильная прическа. Сумочка и туфельки прекрасно дополняли образ пока еще никому не известной Сони.

Появился довольный Гаврила Семенович, начал обниматься с родными, которые его уж и заждались. Затем обернул голову, прищурился, спросил:
– Смотри, кума, а кто там-то? Это что за фифа такая с нашим Гришкой-то? Нет, ну видели такого наглеца неблагодарного?

Все от души рассмеялись.

. . .

– Гриша, я сказала правду, я действительно люблю этого доктора.
– Кого из них, Соня? Я уже запутался, их столько вокруг тебя.
– Глупая, конечно. Но почему бы мне себя саму не любить, ведь не каждый день найдется тот, кто меня полюбит. Но только как санитарку. А то теперь-то да, вон сколько их, до профессоров и академиков, и все пытаются руки целовать! А нам, санитаркам, так часто одиноко, Гришечка. ну совсем-совсем, в душе всё прямо как… в дырявых джинсах. Поехали, а?
– Куда, Сонечка?
– Домой. Спать хочу – просто ужас!
– Едем, милая. Ты пристраивайся там сзади, подушка вон для тебя специально.

Дома в Кунцево.

Конец