Рассказ про волка и охотника

В те далекие военные сороковые, да и пятидесятые годы прошлого века волков развелось так много, что они нередко стали переходить на дневной образ жизни. Их часто можно было видеть у ферм, в поле, у скотомогильников, даже вблизи населенных пунктов. Стая из трех-семи волков потеряла страх перед человеком. Такое поведение хищника говорит только об одном: они испытывали лютый голод.

У нас в поселке была овцеферма ОТФ, и волки стали приходить по ночам, беспокоили овец и наводили страх на работников. Хотя само здание было из бревен, крыша была крыта соломой.

Так как в зимнее время у овец идет основной окот, то в ночное время дежурили две-три женщины-работницы и сторож, как правило, старик. По ночам они принимали новорожденных ягнят и с фонарями (света в то время не было, шел 1949 год) обходили вокруг ОТФ, стуча колотушками.

Сторож рассказал бригадиру, что по ночам приходят волки, собаку унесли, женщины боятся выходить из дежурки к овцематкам. Бригадир убедился, что есть следы волков вокруг фермы и что он может с косицы снега запрыгнуть на соломенную крышу овчарни. Были случаи, волки забирались в овчарни, разрыв соломенную крышу.

Бригадир понимал, что за потраву овец ему и работникам фермы не поздоровится. Бригадир пошел к охотникам, которые занимались охотой на волков. Он попросил, чтобы они занялись волками и пообещал вне очереди помочь лошадкой привезти дрова или поехать на мельницу.

Охотников было три человека: лесник дядя Саня, мой дед и друг деда дед Сергей. Они убедились, что волки приходят. К ферме вели три конные дороги. Одна в поселок, а две другие в разных направлениях, по ним подвозили корма.

Чтобы узнать, по какой дороге приходят волки, дед Сергей и мой дед на ночь засыпали по небольшому участку дорог снегом следы. Они засыпали участок 7–8 м. На другое утро они уже знали, по какой дороге волки приходят и примерно их количество – не менее трех.

Оказалось, что волки заходят на дорогу и сходят в разных местах – в поле к каждому стогу идет своя развилка, так что капканы ставить негде. Они решили делать засаду непосредственно на ферме.

Вдоль главного корпуса овчарни, с южной стороны, были огороженные карды для выгона овец. Карда регулировалась щитами, так что можно было в одном месте увеличить ее площадь, а в другом уменьшить. Против крайней карды была дверь на чердак, через которую в сенокос складывали сено. Решено было караулить волков на чердаке на сене.

Сторожу была дана команда держать дверь чердака каждую ночь открытой, если не будет буранов, чтобы волки привыкли. Карду перед лазом на чердак сократили вдвое, переднюю сторону нарастили в высоту. А сама маленькая карда получилась как бы внутри большой. Каждый вечер деды приходили на ферму и забрасывали снегом участок дороги, чтобы узнавать по следам, приходили волки или нет.

На ферме не обходилось без падежа, и охотники стали небольшими порциями подкармливать волков. То им выбросят внутренности, то ноги от павших ягнят или овец. Волки стали посещать ферму почти регулярно.

Так прошла неделя. Погода стояла очень морозная, а ночи светлые. И вот в один из вечеров решили делать засаду. В небольшую карду перед дверью чердака выпустили голов 6–7 маток овец, у которых были ягнята. Сами ягнята были в главном корпусе за стеной. Овцам положили сена на ночь, а мы втроем, лесник дядя Саня, дед Сергей и я через внутренний лаз забрались на чердак.

Овцы время от времени откликались на зов ягнят и получалось, как живая приманка. Лесник распределил каждому обязанности. У меня было ружье деда – берданка 24-го калибра, у лесника казенная берданка 32-го калибра, трехзарядная, у деда Сергея двустволка курковая 20-го калибра. Все ружья были заряжены патронами с отборным дымным порохом.

У деда Сергея были патроны с самодельной картечью, он стрелял волков сразу из обоих стволов. Мои патроны и лесника заряжены «Жеребьями». Если волков будет больше одного, то мы с лесником стреляем по левому, а дед Сергей должен стрелять в правого волка, но только по одной команде…

Проходит час, два и больше – волков нет. Одежда в то время была скудная, в лаптях, но все же сено и чердак несколько согревают, не на открытом же воздухе. Так мы просидели часа четыре, но холод все же дает о себе знать, да и ягнят уже время кормить.

Слезаем, идем в дежурку, сторож и женщины идут перепускать маток к ягнятам. Наутро убеждаемся, что волки были. Значит, волки приходят в полночь. Решили делать засаду с одиннадцати часов вечера. Небольшие порции привады съедались волками.

И вот мы снова сидим в засаде. Сидим долго. Овцы также время от времени переговариваются со своими ягнятами. Волков по-прежнему нет. Дед Сергей и лесник берут с собой «шкалик» водки и время от времени делают по глотку-два для сугрева. Слезаем с чердака и идем в дежурку. Так проходит еще два дня, результат нулевой.

Решили занять позицию на чердаке после двух часов ночи. Еще раз лесником был проведен инструктаж. Пришло время, и мы полезли по внутреннему лазу на чердак. Сидим, картина однообразная: ягнята кричат, овцы отзываются. Проходит час, два, а может, больше, мороз крепчает. Как всегда бывает, волк появился, как призрак.

Первым его заметил лесник, он тихо произнес: «Волк!» И в тот же момент я увидел волка, скорее не волка, а как бы какую-то тень. Мы замерли, варежки сняты с рук, а ружья на боевом взводе. Волк стоял и, как нам казалось, смотрел на открытую дверь чердака.

Сколько он стоял, сказать трудно, но потом медленно почему-то пошел не к овцам, которых он, конечно, хорошо слышал, а в сторону дежурки, где в окне тускло светился фонарь.

Его, видимо, свет не пугал. И нам стало понятно, что волк не единожды посещал ферму. На его пути были сани, дровни, он их обнюхивал, а голова его была обращена в сторону открытого чердака. Овцы, видимо, не чуя волка, также спокойно отзывались ягнятам. Волк пошел обратно, но вне выстрела. Он и удалился за тыльную сторону овчарни, и больше мы его не видели. Но вскоре вышли дежурные с фонарями. Мы пошли в дежурку греться. Про волка мы ничего не сказали, чтобы не беспокоить.

В ночь с воскресенья на понедельник мы пришли и заняли свои места в два часа ночи. Дежурных предупредили, чтобы они ближе к рассвету не выходили. Сколько просидели, сказать трудно, но, как всегда неожиданно появились сразу два волка. Они также медленно стали подходить к карде, где находились овцы. Волки с ходу не могли попасть в карду.

Передняя сторона карды была наращена. А чтобы попасть с боковых сторон, нужно преодолеть загородку большой карды, а потом уже загородку малой, где были овцы. Прежде чем совершить разбой, волк хорошо изучает охрану и пути отхода. Ему нужно отдать должное, он в таком деле большой «специалист». Волк самый разумный хищник нашей округи, выносливый и, самое главное, думающий.

Волки стали обходить переднюю высокую часть карды, один пошел в одну сторону, другой в другую. Волки приближались очень медленно, с остановками, обнюхивая воздух со всех сторон. Вдруг дед Сергей шепчет, что сзади появились еще волки. Задних волков было не понять сколько, они перемещались, сходились и расходились. Но наше внимание в основном было обращено на ближних двух волков.

Перед кардой были старые негодные дровни, которые обозначали, что за них пускать волков опасно, так как звери могут мгновенно преодолеть преграду до овец. Овцы по-прежнему никакого беспокойства не высказывали. Кто побывал в засадах-засидках, тот понимает, какие чувства владеют в такие моменты.

Время как бы остановилось, мороз куда-то отступил, слух и зрение на пределе, малейший шорох или писк мыши в сене кажется шумом. Расстояние от старых дровень до лаза на чердак 20–25 м, не более. И вот команда шепотом: «Приготовиться!» Волки словно почуяли опасность, встали, и в это время была дана команда «огонь».

Звуки выстрелов слились в один. Первые секунды от пламени и дыма ничего не видно. Потом последовал страшный удар о стенку карды. Это овцы шарахнулись. Мы быстро спускаться с чердака. На шум выстрелов вышел сторож с фонарем и стал перепускать овец внутрь корпуса, они так шарахались, что чуть не сбили его с ног.

Мы подошли к месту, где стояли волки, но их там не было. Но за углом основного корпуса, метрах в 10–12, обнаружили еще живого волка, снег вокруг был весь в крови. Мне как молодому была дана команда добить его. Руки у меня тряслись, и я долго не мог перезарядить берданку на дробовой патрон. Наконец, перезарядив, я выстрелил ему в ухо.

Пришел сторож с вожжами и поволок зверя к дежурке. Мы стали продолжили поиск второго волка. Мы надеялись, что другого волка также накрыла картечь деда Сергея. Волка нашли также живого, как потом выяснилось, при снятии шкуры, был перебит позвоночник.

Когда подходили, он подымался на передние ноги и тут же падал, издавая какие-то гортанные звуки. От места выстрела он сумел убежать метров 50–60. Я также добил его в ухо. Счастью нашему не было предела.

По договоренности с заготконторой волков-самцов дед обдирал сам, а вот волков-самок нужно было доставлять в заготконтору в натуральном виде, так как за самку премия была больше. Волков ободрали, они оба оказались самцами.

Пуля лесника дяди Сани угодила в левое плечо и вышла из правого бедра. С такой страшной раной он сумел преодолеть 10–12 м. Моя пуля 24-го калибра ушла в неизвестном направлении. Картечь деда Сергея угодила в позвоночник и две картечины в скулы, нижняя челюсть висела.

Председатель колхоза выделил нам барашка. А на часть премии была организована небольшая гулянка. На какое-то время волки перестали наведываться на ферму. Дежурные женщины и сторож успокоились, жизнь продолжалась.

 

Посвящаю моей маме Сазоновой Зое Георгиевне —
моему первому и главному учителю литературы

Охота на волков — дело очень трудное, неблагодарное и весьма затратное. Прежде чем что-то из этого получится нужно изъездить не одну сотню километров (как правило, уже по глубокому снегу), выслеживать зверей, затем «офлажить» их и только после этого попытаться выставить загнанных хищников на стрелков. И даже тогда нет гарантии, что выйдут они туда, куда их гонят, не улизнут через флажковые преграды, благополучно не минуют своей участи, пролетев на всех парах мимо не очень опытных и не очень метких стрелков.

Волк — животное уникальное, совершенная машина для убийства. Неутомимый бегун, проходящий за сутки многие десятки километров, изумительный охотник — волчья стая организует и проводит охоту на своих жертв гораздо искуснее и грамотнее подавляющего количества опытных егерей. Волк обладает прекрасным слухом, обонянием и зрением. А еще волк обладает превосходным звериным чутьем, своеобразным внутренним интеллектом, помогающим ему легко уходить от своих недоброжелателей.

Волк внешне сильно смахивает на крупную овчарку с большой лобастой головой, подтянутым животом и очень сильными ногами. Глядя друг на друга волки обмениваются информацией, хвост и производимые ими звуки тоже играют роль в общении. Положение хвоста волка говорит о его тревожности, агрессивности или миролюбии. Рычание, завывание или даже лаянье волка также говорят об определенной ситуации.

Волк — прекрасный нюхач. За сотни метров он чувствует разные запахи, в том числе и запахи следов, оставленные много часов назад.

О силе и выносливости этого зверя ходят легенды. Рассказывают что однажды в тайге в медвежий капкан угодила волчица. Сумев разорвать капканную цепь, она ушла, утащив с собой на лапе железяку весом в шесть килограммов. Охотник, преследовавший волчицу по следу, шел за ней два дня и прошел около 40 километров, но волчицу так и не догнал. Самое удивительное, что с такой «ношей» волчица изловчилась и поймала косулю, которую тотчас и съела.

Люди ведут борьбу с серыми хищниками с античных времен. Истории известна ожесточенная война с волками в Древней Греции и Римской империи за многие сотни лет до нашей эры. В ряде стран западной Европы волки уничтожены полностью — в Великобритании, Ирландии, Италии, Бельгии, Франции. В нашей же стране волков было всегда традиционно много. Еще некоторое время назад существовала теория о том, что волк — это естественный санитар леса, убивающий лишь слабых животных, способствуя укреплению популяции.

На фоне этой концепции истребление волков происходило бессистемно и довольно вяло. За последние годы ситуация с волками, в целом, взята под контроль, хотя случается всякое. Стая волков способна на многое — и домашний скот могут порезать и в популяции охотничьих видов суровую зачистку сделать.

На лесных просторах хищник охотится за многими животными — от полевой мыши до лося, но есть у него и излюбленные виды добычи: в тундре — северный олень, в тайге — лось, в лесостепных зонах — косуля, в горах — бараны и козлы. Не брезгует волк и барсуком, лисой, зайцем и енотовидной собакой.

В волчьей стае сложная и строгая иерархия. Во главе стаи стоит вожак, самый сильный и опытный зверь, чья власть и авторитет — непререкаемы. Остальные члены стаи беззаветно преданы вожаку, а всю стаю отличает четкая слаженность действий, поддержка и взаимовыручка.

Лишь благодаря такой четкости, волки выживают в любых, даже самых тяжелейших условиях, обеспечивая себя необходимым количеством пищи. По отношению к своим больным и старым сородичам волки беспощадны — они убивают и съедают их. Поэтому старики живут в стороне от основной волчьей стаи, боясь стать добычей своих молодых и сильных собратьев.

С человеческой точки зрения это практически необъяснимо — до того трогательно и нежно взрослые звери ухаживают за молодняком, пестуют и заботятся о них и в то же время с легкостью способны убить и сожрать своих стариков.

Все современные технические средства — оптические приборы, тепловизоры, снего-болотоходы, навигаторы и даже вертолеты опытному волку не страшны, благодаря его звериному чутью, умению почувствовать опасность, интуиции и способности находить нестандартный выход из самой трудной ситуации. Специалисты-волчатники рассказывают, что в тех местах, где волков отстреливают, используя малую авиацию, они научились вставать у толстого дерева на задние лапы и опираясь о ствол передними, осторожно огибать его по окружности, скрывая свой силуэт от кружащего вверху вертолета.

Много еще всякого разного сказывают о волках… Одна из старых легенд гласит, что волк единожды, посмотрев человеку прямо в глаз навсегда переселяет в него свою душу…

Моя первая и самая незабываемая встреча с волком произошла зимой 1997 года.

Лесными дорогами по непролазному февральскому снегу 2 часа мы пробирались к месту охоты. Вроде бы и недалеко от населенного пункта, но февраль, конец зимы, нетронутая снежная целина все это усложняло наш путь.

Объект нашей охоты — волк, а вернее, волчица — зверь, видавший много на своем веку. Жители окрестных деревень рассказывали много о ее «шалостях» — зарезанные овцы, пропавшие теленок с жеребенком. И так повторялось из года в год каждую зиму. Волчица была умна. Она уходила от своих преследователей самыми невероятными способами. Во время одной их последних погонь она чтобы запутать след, запрыгнула на ствол одного их хлыстов — стволов деревьев, которые волоком тащил из деляны трелевочный трактор. Был след — и нету!

Вот с таким умным и хитрым хищником нам предстояло посостязаться.

Способов охоты на волков достаточно много — это и облавная охота, и подкарауливание у привады, и погоня на снегоходе, и капканный лов. Однако, самый распространенный способ в наших краях оклад с использованием флажков. Суть этого вида охоты на первый взгляд достаточно проста. Но это лишь на первый! Охотничье урочище с обнаруженными в нем волками обтягивается по всему периметру красными флажками. В окладе оставляют один или несколько свободных от флажков проходов, где стрелки и поджидают выгнанных из оклада загонщиками волков. Простота эта, однако, кажущаяся.

Опытный волк запросто может уйти и через линию флажков, найти окошко в окладе, ускользнуть, наконец, мимо поджидающего стрелка.

Наша волчица была выслежена с невероятным трудом за день до охоты. Глухое заболоченное урочище в самой середине густого соснового бора. В этой глухомани зверя и обложили — затянув весь периметр веревкой с красными флажками.
На один из возможных путей выхода зверя из оклада поставили на «номер» меня, волчатника, скажем, не очень опытного. Двое загонщиков отправились в загон, выгонять зверя из его логова, а для остальных — стрелков потянулось время ожидания.
Я замаскировался за большим сугробом недалеко от соснового подлеска и стал ждать. Прошло часа полтора…

И вот он — момент истины! Тихонько поднимаю голову из-за сугроба и прямо натыкаюсь на взгляд крупной волчицы. Глаза в глаза, она смотрит в мои а я в ее. Обычно в подобных случаях пишут — вся жизнь промелькнула в сознании за какую-то секунду. Автобиография не промелькнула, но мыслей просвистело в голове предостаточно. В основном, связанные с тем, как и куда лучше стрелять — волчица то в десяти шагах, ее взгляд уперт прямо в меня. Наивно полагая, что картечный заряд разорвет ее пополам, целюсь в область лопатки и нажимаю спусковой крючок. Щёлк! Самое ужасное из всего, что могло произойти в эту самую минуту — произошло. Осечка… Такое, конечно, случается на охоте. Бывает патрон неправильный, боёк примерз, смазка в механизме подзастыла и другие неприятности. Ну ладно, когда утка неподстреленная или заяц ускакал… А тут волк, который вышел на тебя первый, и может, в последний раз в жизни. Спросите людей — часто им доводилось видеть в естественной природе волка на дистанции десять шагов? Думаю, немногие могут похвастаться таким «счастьем». А тут такое… Первый раз в жизни. Волчица разворачивается на 180° и делает невероятный прыжок с места, шесть метров, как я потом посчитал.
Выстрел из второго ствола старого ИЖ-27 (Слава Богу!) настигает зверя в прыжке, в воздухе, как говорится — влет.

Радости и ликования, обычных в таких случаях, нет, скорее осознание победы вечной борьбы добра со злом, наступления какого-то нового жизненного этапа, взросления что-ли.
Всю обратную дорогу в стареньком УАЗике в моей памяти стоял взгляд волчицы. Взгляд без капли страха, взгляд, полный уверенности и достоинства, где-то в глубине своем хранящий вековую мудрость и в то же время вековую ненависть к своему злейшему врагу — человеку.

Прошло довольно много времени с того памятного зимнего дня, а волчьи глаза до сих пор глядят на меня из темноты соснового леса.

Сазонов И.
Камаганское охотхозяйство,
Белозерский район,
Курганская область

Отставной майор Иван Иванович Вильд очень любил охоту, и хотя злые языки «настоящих» охотников болтали порой, что Иван Иванович охотник не очень хороший, но я с этим не могу согласиться, так как чувствую всегда некоторую слабость к охотникам по страсти, а таким именно и был Иван Иванович.

Охотник неудачливый, но честный

Хотя по служебным обязанностям ему и нечасто можно было предаваться этой благородной страсти, но он удовлетворял ей отчасти разговорами с приятелями об охоте или чтением Вавилова, сочинение которого подарил ему один русский иностранец, прозванный «Савояром». Вавилова Иван Иванович знал наизусть.

Не знаю, последствием ли чтения Вавилова, горячности ли Ивана Ивановича, столь свойственной страстным охотникам, но он плохо различал виды и породы птиц. Случалось, например, что, ходя по болоту, он зачастую принимал бекаса за утку, турухтана — за куропатку, а раз даже убил дупеля, скрывшегося в густых ветвях сосны. Рассказывали даже, что на тяге, да простит ему Создатель, он стрелял в летучих мышей, принимая их за вальдшнепов.

Все эти и подобные им приключения, быть может, и подали повод охотникам неуважительно отзываться об охотничьих поползновениях Вильда. Но Иван Иванович был при этом самым искренним и правдивым из охотников. Он никогда не лгал, не хвастал своими подвигами, смиренно признавая, что он плохой охотник, но что он любит охоту и почти все случаи, когда ему приходилось стрелять дупеля на сосне, мышей принимать за вальдшнепов, приписывал коварству долговязого Павла и его фляжке с коньяком.

Иван Иванович и волки

Но предметом страстных преследований Ивана Ивановича были волки. Стоило зимою сказать «Ночь-то какая, Иван Иванович, на волков бы», как Вильд преображался. Его небольшая толстоватая фигура преисполнялась энергией: он принимал свирепый вид, бакенбарды его цвета мокрой губки начинали топорщиться, глаза, из-под надвинутых бровей метали молнии, он, уставивши правую руку в бок и глядя исподлобья, говорил: «Да-с, волки… хорошо, черт возьми! Да нет, что теперь! — прибавлял он обыкновенно. — Вот, когда мы с моим приятелем, «волкодавом», ездили на волков — это была охота, я вам скажу!».

И начинался бесконечный рассказ, как они со своим другом «волкодавом» убили волка, но взять не взяли: снег был по пояс, волк был шагов за двести в лесу… Идти не хотели, послать некого. Плюнули и поехали.

Этот рассказ единственный, в котором Иван Иванович являлся ниже своей репутации правдивого охотника. По рассказам опять-таки Павла, они, то есть Иван Иванович и «волкодав», упустили не только волка, но и поросенка. Вынуждены были по нему стрелять, «чтобы не пропал заплаченный за него полтинник», но поросенок благополучно убежал, приблудился затем к клубному буфетчику, и на другой же день вечером участковые и почетные судьи, собравшиеся в клубе по случаю съезда, с удовольствием читали на карточках: «Порция поросенка — 30 коп.».

Решаем идти на волка

В этот год стояла прекрасная зима. Дорога установилась с ноября. Пороши перепадали чуть не каждый день. На улице лежит пушистый снежок, вершка на два, не больше.

В один из таких дней я не выдержал, наконец, и отправился к Вильду.

Иван Иванович сидел на диванчике с неизменным Вавиловым в руках. Поздоровались.

— А что, Иван Иванович, — начал я, недолго думая, — какова пороша-то, а?

— Да что пороша, — апатично отозвался Вильд, — что нам в пороше. Гончих нет, черта ли в ней, в пороше?

— Да как же, — молвил я не без ехидства, готовя верный удар, — теперь ведь время волков!

Слово «волк» как будто передернуло Ивана Ивановича.

— Знаете что, — сказал Вильд, взъерошивая бакенбарды и принимая свирепый вид, — едем к Павлу, там будут волки! Ну, батенька, марш и собирайтесь живо, а я распоряжусь насчет лошадей.

Сборы мои были недолги: ружье и патроны, давно уже готовые, и через полчаса я был уже у Вильда. Подъехала тройка почтовых, и мы двинулись в путь.

Белая, снежная равнина, трепетно светит луна. Холодна и безжизненна она теперь, не чаруют ее переливы, не манит уже к себе. Однообразно дребезжит колокольчик, покачиваясь из стороны в сторону, сани довольно чувствительно постукивают на ухабах.

У Петуховского

Прибыли к Павлу. Нас встретила знакомая нам экономка Арина Васильевна со свечою в руке. Кутаясь в полушубок и щуря заспанные глаза, она на вопрос, дома ли «пан», заявила, что «пана» уже третью неделю нет дома, гостит в Железнянке. Приедет на часок, переоденется и опять туда же.

— А что, — спросил Вильд, — у вас разве никого теперь нет?

— Как не быть, — ответила Арина Васильевна. — Николай Иванович ночует.

— Он здесь! — воскликнул Иван Иванович. — Что же вы не сказали?

Вильд вошел в гостиную, другую переднюю и в комнату близь ее. Я вошел за ним.

На одной из кушеток, покрытый огромной шубой, лежал наш старый приятель Петровицкий. Он радостно поздоровался с нами и сообщил, что он здесь другой день, что Павло уехал и когда вернется — неизвестно.

Во время закуски мысль о волках не покидала Вильда.

— А скажите, Арина Васильевна, часто у вас про волков слышно?

— О, часто! Позавчера кабана на селе съели, добрый был кабан: гладкий, белый, как лебедь, — съели. На болоте что ночь — гудят. А в городе сколько они коз жидовских перерезали — страсть! Я вам завтра Кондрата позову, — добавила она, — ведь вы же на охоту приехали.

Наутро, я, хотя и проснулся ранее своих соночлежников, но все-таки поздно: было 11 часов. Первым за мною проснулся Петровицкий… Позвольте вас, читатель, познакомить с Петровицким, как с охотником.

Байки у камина

Николай Иванович Петровицкий, как и Вильд, был отставной майор. Но на этом и кончалось их сходство. Первый был женат, а второй — холост. Обоим было лет по сорока с небольшим. Петровицкий был высок и худ. Лицо имел продолговатое, цвета суконки, которая неизбежно должна храниться в ягдташе каждого порядочного охотника. Был даже согбен немного станом, что происходило, вероятно, от более или менее постоянного спанья под шубой, в скорченном положении. Лицо Вильда, напротив, дышало здоровьем и походило на латунную пороховницу тульского изделия.

Как охотники, они также были не схожи: Петровицкому ничего не стоило на охоте за рябчиками целый день проходить с берданкой, хотя он был и плохой стрелок. Вильд на охоте был весь страсть. Вильд никогда не прославлял себя, не преувеличивал своих подвигов, не выдумывал их, кроме случая с «волкодавом». Петровицкий отличался необузданной фантазией. Его сеттер Бекас собственной энергией и трудом, без участия хозяина, развивши в себе все качества хорошей собаки, был действительно прекрасен. Но как, думаю, негодовал благородный пес, слушая, когда хозяин все развитие его способностей приписывал себе.

Еще Петровицкий рассказывал нам, как он ловил форелей, а когда Вильд с самым невинным видом спросил, каковы на вид эти форели, Петровицкий объяснил, что бывают всякие: большие и малые.

Раз он в речке Воробейке поймал форель в пятнадцать пудов, и в желудке у нее нашли борзую собаку одного из судей: узнали по ошейнику с надписью…

— Не верите — спросите у судьи: он ему ошейник на другой же день отослал. Ну и повозился я с нею, — говорил Петровицкий, вспоминая приятную ловлю «форели», — если бы кучер Апонас не помог, сорвалась бы.

— Чем же помог? — спросил Вильд.

— Отцепил от повозки дышло и прибежал ко мне. Ну, мы и сунули ей это дышло в морду, а она его и сцапала лапами, да так впилась когтями, что мы ее и на берег вытянули… ну, а тут уж ее и прикончили.

— Сам ты, брат, дышло! — сказал Вильд на эту баснословную историю.

Рассказ батюшки

В столовой мы застали знакомого батюшку из соседнего села.

Нужно заметить, что дом Петуховского имел все признаки постоялого двора, с тою только разницей, что платы не взималось. Приехавший в отсутствие хозяина располагался, как дома: выпьет, закусит, выспится и уедет с Богом, часто даже забыв спросить, где хозяин. Вернувшийся хозяин также не интересовался, кто у него был. Приехавший батюшка сообщил нам, что сегодня он, возвращаясь откуда-то рано утром, чуть не был съеден волками.

— Сам Бог, видно, спас меня, — рассказывал батюшка, — подводы ехали навстречу, отогнали. А то штук шесть: стоят и сидят на дороге, и никакого у меня, примерно, оружия. Я прежде пушталет (пистолет) возил с собою, а теперь матушка взяла да шпринцовку из него приправила, да клопов керосином в щелях, примерно, и поливает, а клопы-то этого не любят. Да что и поделал бы с пушталетом, когда такая армада?

Специалист по поросячьей охоте

Было часов около 7 вечера. Мы сидели в столовой. В передней послышалось сдержанное покашливание. В дверь столовой просунулась громадная фигура Кондрата. Плутовато-добродушные глазки его метнулись по нашей компании, и он, кашлянув в руку, степенно поклонился.

Кондрат вовсе не был охотником, но без него охота на волков с поросенком была немыслима. И Кондрат, надо отдать ему справедливость, с достоинством поддерживал это мнение. А главное, кажется, импонировал охотникам торжественный и таинственный тон, который принимал Кондрат при обсуждении вопроса о такой охоте.

— Ну, что, Кондрат? На волков мы, брат, собрались, — заговорил Вильд.

Кондрат поклонился и проговорил:

— На волков недолго, я уже изготовил все: кулёк, поросенка, сани. Только доложу вашей милости, ехать нужно заранее… часов этак в 9. Они об эту пору и начинают шататься. Али, примерно, под свет тоже.

Петровицкий с полнейшим равнодушием относился к нашей охоте, подтрунивал над Иваном Ивановичем, но тот не обращал на него никакого внимания.

Выезжаем

Без десяти девять явился Кондрат. Он уже проникся важностью наступающего момента и говорил шепотом. Мы вышли.

Парные дышловые сани были устроены так, что мы могли свободно поместиться в них спиной к лошадям; сын Кондрата, парень лет пятнадцати, предназначался давить поросенка.

Что-то он смирен больно, — заметил Иван Иванович, толкнув мешок.

Какое! — сказал Кондрат и, взяв мешок, что-то проделал с ним, и поросенок залился так, что собаки во дворе и на селе взбудоражились.

— Славно поет, — заметил Вильд.

— Ну, с Богом!

Мы тронулись. Мороз был небольшой. Свинцовое хмурое небо повисло над нами. Изредка прорывался снежок. Ветер глухо шумел в вершинах сосен. Проехали спящую уже деревню, где собаки с лаем бросались на лошадей и, увидев спущенный, волочившийся и подскакивающий кулек, в испуге скакали через плетень, а одна, посмелее, насела даже на кулек.

Выехали в поле. В этих местах, по словам Кондрата, нечего было ждать волка, а потому ехали рысью.

Нерешительный волк

Необозримая снежная равнина как будто сливалась вокруг нас с нависшим на нее небом. Кругом ни звука. Скрипа саней, шагов лошадей даже не было слышно: начиналась оттепель. И в этом сером, мглистом воздухе ничтожные предметы принимали фантастические размеры: бурьян на меже казался кустарником, столбик близь дороги вырастал в волка, и руки невольно стискивали ружье.

Но мало-помалу зрение привыкло, и Иван Иванович перестал уже вытягивать шею и вглядываться в комок земли на поле, обнажившийся от снега. Хотелось курить. Поросенок лениво повизгивал, а когда его оставляли в покое, немедленно засыпал, как и мальчуган, его мучитель. Но что это? Сердце трепетно екнуло, и в то же время легкий толчок локтя соседа дал мне знать, что и он заметил появившийся сбоку нас предмет. Вправо от нас, шагах в ста, за небольшим возвышением, — темная, движущаяся фигура. Сомнения не было: это — волк.

— Волк! — задыхаясь, прохрипел Иван Иванович.

Кондрат, зорко смотревший по сторонам, заметил волка; он, не торопясь, молча передал вожжи в руки мальчика и взял мешок с поросенком. Раздался раздирающий уши крик. Но волк исчез.

Мы продолжали ехать. Силуэт волка вновь обозначился на пригорке и снова скрылся: очевидно, он шел параллельно с нами, но броситься еще не решался. Поросенок просто пел в искусных руках Кондрата: то раздавался визг, то стихал понемногу, как будто удаляясь, и переходил в предсмертное хрипение. Затем слышалось радостное хрюканье: жертва вырвалась и бежит, но опять крик — снова пойман! Нашему волку должно было казаться, что другой, более смелый товарищ, пользуясь его трусостью, завладевает лакомой добычей.

Развязка

Мы въезжали в лес. Здесь волк редко бросается на кулек. Я сообщил об этом Кондрату. Он свернул на опушку, и мы снова выехали в поле, но уже на другую, едва заметную дорожку. Иван Иванович так волновался, что я уже потерял всякую надежду на удачный выстрел.

Направо от нас темнел молодой и густой сосейник; налево от самой дорожки начиналось поле, поросшее бурьяном. Поросенок отчаянно визжал. «Отличное место для нападения», — подумалось мне. Я с особенным вниманием стал смотреть на бурьян. Вдруг на одном месте бурьян как будто потемнел. Какая-то темная масса, как бы скользя по снегу, едва выделяясь из бурьяна, быстро, без малейшего шума, неслась наискосок к кульку.

— Волк! — шепнул сзади голос Кондрата.

Я поднял ружье, выжидая, когда волк насядет на кулек. Он был от него шагах в трех. В это время дым от выстрела справа на мгновенье скрыл от меня волка.

Я совсем забыл о существовали Ивана Ивановича! Когда пронесся дым, я увидел волка шагах в пятидесяти от нас на дороге и выстрелил. Он сделал неловкий, тяжелый скачок в сторону и скрылся в лощине, затем опять мелькнул в тумане. Я послал другой выстрел по этому направлению, но волк, конечно, исчез.

Надо было одному ехать!

Мы выскочили из саней и побежали смотреть следы. Перед тем местом, где волк соскочил с дороги, при свете зажженной соломы можно было различить по мягкому снегу следы картечи: заряд прошел чересчур низко, однако правая задняя нога волка, ниже колена, была перебита. Огромные следы волка ясно виднелись на снегу: видно было, как на скачках он с силою вырывал из-под снега когтями куски земли и травы.

Прошли еще шагов двести. Перебитая нога волка, как маленький башмачок, билась по снегу. Дальше он несколько раз повалялся в снегу: верный признак, что зверь ранен.

Мрачные, молча мы сели в сани. Кондрат — ни слова. Тут я заметил, что Иван Иванович без шапки.

Шапку нашли под поросенком, который теперь, нетревожимый, мирно спал.

— Эх! — со злостью произнес Кондрат и с ожесточением стегнул лошадей.

Всю дорогу никто из нас не проронил ни слова: мы чувствовали себя как бы виноватыми и стыдились друг друга. Я в душе бранил себя за то, что нарушил свое правило: никогда ни с каким охотником не ездить вдвоем на волка с поросенком.

Григорий Ползунов, 1888 г.