Рассказ про зеленый карандаш

Петя сидел за столом и рисовал цветными карандашами на листке бумаге. Правда, цветов было мало – желтый, синий, черный и оранжевый. На листке бумаги можно было разглядеть девушку с длинными светлыми волосами, она держала за руку маленького мальчика, который довольно улыбался. Позади них находился большой дом, в окнах которого горел свет, а из печной трубы валил густой черный дым. Петя немного привстал и поправил одеяло, которое подкладывал на табуретку, чтобы было не так жестко сидеть.
 

– И как прикажете мне рисовать траву?
 

Он произнес это вслух, хотя кроме него в комнате никого не было. В животе заурчало. Он аккуратно слез с высокой табуретки, крепко уцепившись за сидушку, пока не нащупал ногой пол.
 

Осмотрев комнату, он подошел к кровати, на которой лежали три книги. Верхней среди них была сказка «Три поросенка». Петя ещё не умел читать, но ему нравилось разглядывать картинки и вспоминать сюжет по памяти, когда читала мама. Жаль, что у нее мало времени, ведь остается еще так много сказок, которые пылятся на полках. Петя стал посматривать комнату, но ни под кроватью, ни за шкафом около стены не было карандаша.
 

– Где же взять зеленый?
 

Мальчик почесал макушку, как вдруг его осенило: может, у мамы есть? Он развернулся и подбежал к двери из комнаты, оказавшись возле которой с трудом дотянулся до высокой ручки и, повернув ее, вышел из детской. Когда дверь открывалась, она заскрипела, чем заставила сердце Пети уйти в пятки. «Надеюсь, мама не услышала», – подумал он.
 

Петя медленно прикрыл за собой дверь и направился в сторону спальни мамы. Дойдя до нее и увидев, что эта дверь тоже закрыта, он на долю секунды задумался было вернуться обратно в детскую, но все же решил идти до конца.
 

В животе снова заурчало. Открыв дверь спальни, на этот раз без скрипа, Петя перешагнул порог и сразу почувствовал густой и резкий запах. От мамы так часто пахло – гораздо чаще, чем приятно. Пройдя вдоль кровати, откуда доносился храп (храпела не мама, ее храп он знал), мальчик добрался до столика с зеркалом.
 

Сначала Петя поискал в нижних двух ящиках – там ничего интересного не было. Тогда ему пришлось залезть на стул, чтобы дотянуться до двух остальных, однако в них тоже ничего не оказалось. Стол был заставлен бутылками, от которых разило такой же вонью, как и во всей комнате. Петя аккуратно подвинул пару бутылок, но карандашей там не было. Тогда ему в голову пришла мысль, что они могут лежать в тумбочке у кровати.
 

Эта мысль была такой молниеносной, что Петя резко развернулся, задел локтем одну из бутылок на столе, та громко повалилась на бок, разливая своё содержимое по всей поверхности и стекая на пол. Сердце ушло в пятки, он не успел заметить, как в одну секунду мама вскочила с постели с криком «ах ты, тварь»! Когда бутылка, докатившись до края стола, соскользнула вниз, а сам Петя, потеряв равновесие, упал со стула и разбил нос в кровь. Висок бешено пульсировал, а на губах чувствовался горький привкус этого отвратительного пойла.
 

Мать схватила сына за локоть и, промахнувшись мимо задницы, ударила в область поясницы. В глазах у Пети потемнело, но мать продолжала наносить удар за ударом. Резкая боль плавно перетекала в тупую, а сознание всё больше затуманивалось, позволяя наступающей тьме заполнить всё, что его окружало.
 

Очнувшись, Петя увидел перед собой женщину с красивой красной бабочкой и большими очками. Она по-доброму улыбалась, сидя на краю кровати. Он осмотрел больничную палату, в которой оказывался не впервые, и перевёл взгляд на женщину, которая спросила:
 

– Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь? Я тетя Лариса. – Она немного подвинулась к нему поближе, держа в руках папку с какими то бумагами.
 

– Хорошо, – немного стесняясь, ответил мальчик. – А где мама?
 

– Мама сейчас занята, ты увидишься с ней позже, как только мои коллеги поговорят с ней. Скажи, Петя, мама часто на тебя ругается?
 

– Ну, бывает.
 

– А наказывает часто?
 

Пете стало немного не по себе, он не знал, как ответить на этот вопрос. Сам-то он прекрасно понимал, что наказывает мама часто, порой даже ни за что, но жаловаться на нее чужим людям не очень-то и хотелось.
 

– Не часто. Только когда я плохо себя веду.
 

На тёте Ларисе был надет красивый бежевый пиджак, волосы на голове были собраны в хвост, а еще от неё безумно вкусно пахло чем-то сладким и приятным.
 

Разговаривали они долго, а когда беседа наконец завершилась, она встала и, поправив подол длинной юбки, вышла из палаты.
 

На следующий день после завтрака в палату опять вошла тетя Лариса, но уже вместе с мамой. Тетя Лариса что-то очень строго выговаривала маме про наказания, но Петя её не слушал, он смотрел на свою маму и улыбался, привстав с постели. Когда взрослые закончили разговор, мама буркнула: «Собирайся! Я жду на улице». Бросив ему курточку, она достала из пачки сигарету, и покинула палату. Петя заметил грустный взгляд новой знакомой и совсем не мог понять ее печали. Он был уверен, что мама на него, наверное, уже не злится, а тетя Лариса подошла к Пете и, протянув бумажку, сказала:
 

– Петя, ты умеешь звонить по телефону?
 

– Да, – и это было чистой правдой. Пару раз он звонил бабушке, когда мама подолгу не возвращалась домой, и та сразу приезжала кормить его вкусными пирожками с капустой и не очень вкусным супом.
 

– Если мама снова будет тебя больно наказывать, обещаешь позвонить мне, хорошо?
 

Петя посмотрел на номер и, вернув бумажку тете Ларисе, сказал:
 

– Заберите. Я просто буду стараться хорошо себя вести.
 

Затем, не оборачиваясь, почти бегом вышел из палаты. Петя шёл по коридору больницы, натягивая на ходу свою синюю куртку, которая уже немного истрепалась, и в мыслях его не было тех ударов по пояснице, не было там и криков вперемешку с запахом алкоголя… В его голове, которая еще продолжала немного кружиться, была только одна, самая важная мысль: «Надеюсь, у мамы есть зеленый карандаш».
 

Корот­кие поучи­тель­ные рас­сказы Вален­тины Осе­е­вой, напи­сан­ные на при­мере жиз­нен­ных ситу­а­ций, в доступ­ной форме пока­жут ребенку, что такое насто­я­щая дружба, искрен­ние и прав­ди­вые отно­ше­ния. Рас­сказы рас­счи­таны на детей дошколь­ного и млад­шего школь­ного возраста.

Что легче?

Пошли три маль­чика в лес. В лесу грибы, ягоды, птицы. Загу­ля­лись маль­чики. Не заме­тили, как день про­шёл. Идут домой — боятся:

— Попа­дёт нам дома!

Вот оста­но­ви­лись они на дороге и думают, что лучше: соврать или правду сказать?

— Я скажу, — гово­рит пер­вый, — будто волк на меня напал в лесу. Испу­га­ется отец и не будет браниться.

— Я скажу, — гово­рит вто­рой, — что дедушку встре­тил. Обра­ду­ется мать и не будет бра­нить меня.

— А я правду скажу, — гово­рит тре­тий.- Правду все­гда легче ска­зать, потому что она правда и при­ду­мы­вать ничего не надо.

Вот разо­шлись они все по домам. Только ска­зал пер­вый маль­чик отцу про волка — глядь, лес­ной сто­рож идёт.

— Нет, — гово­рит, — в этих местах волка.

Рас­сер­дился отец. За первую вину рас­сер­дился, а за ложь — вдвое.

Вто­рой маль­чик про деда рас­ска­зал. А дед тут как тут — в гости идёт.

Узнала мать правду. За первую вину рас­сер­ди­лась, а за ложь — вдвое.

А тре­тий маль­чик как при­шёл, так с порога во всём пови­нился. Повор­чала на него тётка да и простила.

Плохо

Собака яростно лаяла, при­па­дая на перед­ние лапы. Прямо перед ней, при­жав­шись к забору, сидел малень­кий взъеро­шен­ный котё­нок. Он широко рас­кры­вал рот и жалобно мяу­кал. Непо­да­лёку сто­яли два маль­чика и ждали, что будет.

В окно выгля­нула жен­щина и поспешно выбе­жала на крыльцо. Она ото­гнала собаку и сер­дито крик­нула мальчикам:

— Как вам не стыдно!

— А что стыдно? Мы ничего не делали! — уди­ви­лись мальчики.

— Вот это и плохо! — гневно отве­тила женщина.

В одном доме

Жили-были в одном доме маль­чик Ваня, девочка Таня, пёс Бар­бос, утка Усти­нья и цып­лё­нок Боська.

Вот одна­жды вышли они все во двор и усе­лись на ска­мейку: маль­чик Ваня, девочка Таня, пёс Бар­бос, утка Усти­нья и цып­лё­нок Боська.

Посмот­рел Ваня направо, посмот­рел налево, задрал голову кверху. Скучно! Взял да и дёр­нул за косичку Таню.

Рас­сер­ди­лась Таня, хотела дать Ване сдачи, да видит — маль­чик боль­шой и сильный.

Уда­рила она ногой Бар­боса. Завиз­жал Бар­бос, оби­делся, оска­лил зубы. Хотел уку­сить её, да Таня — хозяйка, тро­гать её нельзя.

Цап­нул Бар­бос утку Усти­нью за хвост. Вспо­ло­ши­лась утка, при­гла­дила свои перышки. Хотела цып­лёнка Боську клю­вом уда­рить, да раздумала.

Вот и спра­ши­вает её Барбос:

— Что же ты, утка Усти­нья, Боську не бьёшь? Он сла­бее тебя.

— Я не такая глу­пая, как ты, — отве­чает Бар­босу утка.

— Есть глу­пее меня, — гово­рит пёс и на Таню пока­зы­вает. Услы­хала Таня.

— И глу­пее меня есть, — гово­рит она и на Ваню смотрит.

Огля­нулся Ваня, а сзади него никого нет.

Кто хозяин?

Боль­шую чёр­ную собаку звали Жук. Два маль­чика, Коля и Ваня, подо­брали Жука на улице. У него была пере­бита нога. Коля и Ваня вме­сте уха­жи­вали за ним, и, когда Жук выздо­ро­вел, каж­дому из маль­чи­ков захо­те­лось стать его един­ствен­ным хозя­и­ном. Но кто хозяин Жука, они не могли решить, поэтому спор их все­гда кон­чался ссорой.

Одна­жды они шли лесом. Жук бежал впе­реди. Маль­чики горячо спорили.

— Собака моя, — гово­рил Коля, — я пер­вый уви­дел Жука и подо­брал его!

— Нет, моя! — сер­дился Ваня. — Я пере­вя­зал ей лапу и кор­мил её. Никто не хотел уступить.

— Моя! Моя! — кри­чали оба.

Вдруг из двора лес­ника выско­чили две огром­ные овчарки. Они бро­си­лись на Жука и пова­лили его на землю. Ваня поспешно вска­раб­кался на дерево и крик­нул товарищу:

— Спа­сайся!

Но Коля схва­тил палку и бро­сился на помощь Жуку. На шум при­бе­жал лес­ник и ото­гнал своих овчарок.

— Чья собака? — сер­дито закри­чал он.

— Моя, — ска­зал Коля. Ваня молчал.

Хорошее

Проснулся Юрик утром. Посмот­рел в окно. Солнце све­тит. Денёк хороший.

И захо­те­лось маль­чику самому что-нибудь хоро­шее сделать.

Вот сидит он и думает:

“Что, если б моя сест­рёнка тонула, а я бы её спас!”

А сест­рёнка тут как тут:

— Погу­ляй со мной, Юра!

— Уходи, не мешай думать! Оби­де­лась сест­рёнка, ото­шла. А Юра думает:

“Вот если б на няню волки напали, а я бы их застрелил!”

А няня тут как тут:

— Убери посуду, Юрочка.

— Убери сама — неко­гда мне!

Пока­чала голо­вой няня. А Юра опять думает:

“Вот если б Тре­з­орка в коло­дец упал, а я бы его вытащил!”

А Тре­з­орка тут как тут. Хво­стом виляет:

“Дай мне попить, Юра!”

— Пошёл вон! Не мешай думать! Закрыл Тре­з­орка пасть, полез в кусты. А Юра к маме пошёл:

— Что бы мне такое хоро­шее сделать?

Погла­дила мама Юру по голове:

— Погу­ляй с сест­рён­кой, помоги няне посуду убрать, дай водички Трезору.

На катке

День был сол­неч­ный. Лёд бле­стел. Народу на катке было мало. Малень­кая девочка, смешно рас­то­пы­рив руки, ездила от ска­мейки к ска­мейке. Два школь­ника под­вя­зы­вали коньки и смот­рели на Витю. Витя выде­лы­вал раз­ные фокусы — то ехал на одной ноге, то кру­жился волчком.

— Моло­дец! — крик­нул ему один из мальчиков.

Витя стре­лой про­нёсся по кругу, лихо завер­нул и наско­чил на девочку. Девочка упала. Витя испугался.

— Я неча­янно… — ска­зал он, отря­хи­вая с её шубки снег. — Ушиб­лась? Девочка улыбнулась:

— Коленку… Сзади раз­дался смех.

“Надо мной сме­ются!” — поду­мал Витя и с доса­дой отвер­нулся от девочки.

— Эка неви­даль — коленка! Вот плакса! — крик­нул он, про­ез­жая мимо школьников.

— Иди к нам! — позвали они.

Витя подо­шёл к ним. Взяв­шись за руки, все трое весело засколь­зили по льду. А девочка сидела на ска­мейке, тёрла ушиб­лен­ную коленку и плакала.

Три товарища

Витя поте­рял зав­трак. На боль­шой пере­мене все ребята зав­тра­кали, а Витя стоял в сторонке.

— Почему ты не ешь? — спро­сил его Коля.

— Зав­трак потерял…

— Плохо, — ска­зал Коля, отку­сы­вая боль­шой кусок белого хлеба. — До обеда далеко ещё!

— А ты где его поте­рял? — спро­сил Миша.

— Не знаю… — тихо ска­зал Витя и отвернулся.

— Ты, навер­ное, в кар­мане нёс, а надо в сумку класть, — ска­зал Миша. А Володя ничего не спро­сил. Он подо­шёл к Вите, раз­ло­мил попо­лам кусок хлеба с мас­лом и про­тя­нул товарищу:

— Бери, ешь!

Сыновья

Две жен­щины брали воду из колодца. Подо­шла к ним тре­тья. И ста­рень­кий ста­ри­чок на каму­шек отдох­нуть присел.

Вот гово­рит одна жен­щина другой:

— Мой сынок ловок да силен, никто с ним не сладит.

— А мой поёт, как соло­вей. Ни у кого голоса такого нет, — гово­рит дру­гая. А тре­тья молчит.

— Что же ты про сво­его сына не ска­жешь? — спра­ши­вают её соседки.

— Что ж ска­зать? — гово­рит жен­щина. — Ничего в нём осо­бен­ного нету.

Вот набрали жен­щины пол­ные вёдра и пошли. А ста­ри­чок — за ними. Идут жен­щины, оста­нав­ли­ва­ются. Болят руки, пле­щется вода, ломит спину.

Вдруг навстречу три маль­чика выбегают.

Один через голову кувыр­ка­ется, коле­сом ходит — любу­ются им женщины.

Дру­гой песню поёт, соло­вьём зали­ва­ется — заслу­ша­лись его женщины.

А тре­тий к матери под­бе­жал, взял у неё вёдра тяжё­лые и пота­щил их.

Спра­ши­вают жен­щины старичка:

— Ну что? Каковы наши сыновья?

— А где же они? — отве­чает ста­рик. — Я только одного сына вижу!

Синие листья

У Кати было два зелё­ных каран­даша. А у Лены ни одного. Вот и про­сит Лена Катю:

— Дай мне зелё­ный каран­даш. А Катя и говорит:

— Спрошу у мамы.

При­хо­дят на дру­гой день обе девочки в школу. Спра­ши­вает Лена:

— Поз­во­лила мама?

А Катя вздох­нула и говорит:

— Мама-то поз­во­лила, а брата я не спросила.

— Ну что ж, спроси ещё у брата, — гово­рит Лена.

При­хо­дит Катя на дру­гой день.

— Ну что, поз­во­лил брат? — спра­ши­вает Лена.

— Брат-то поз­во­лил, да я боюсь, сло­ма­ешь ты карандаш.

— Я осто­рож­ненько, — гово­рит Лена. — Смотри, — гово­рит Катя, — не чини, не нажи­май крепко, в рот не бери. Да не рисуй много.

— Мне, — гово­рит Лена, — только листочки на дере­вьях нари­со­вать надо да травку зелёную.

— Это много, — гово­рит Катя, а сама брови хму­рит. И лицо недо­воль­ное сделала.

Посмот­рела на неё Лена и ото­шла. Не взяла каран­даш. Уди­ви­лась Катя, побе­жала за ней:

— Ну, что ж ты? Бери!

— Не надо, — отве­чает Лена. На уроке учи­тель спрашивает:

— Отчего у тебя, Леночка, листья на дере­вьях синие?

— Каран­даша зелё­ного нет.

— А почему же ты у своей подружки не взяла?

Мол­чит Лена. А Катя покрас­нела как рак и говорит:

— Я ей давала, а она не берёт. Посмот­рел учи­тель на обеих:

— Надо так давать, чтобы можно было взять.