Аннотация
Входит в сборник Девять завтра
Джордж Плейтен сказал с плохо скрытой тоской в голосе:
— Завтра первое мая. Начало Олимпиады!
Он перевернулся на живот и через спинку кровати пристально посмотрел на своего товарища по комнате. Неужели он не чувствует того же? Неужели мысль об Олимпиаде совсем его не трогает?
У Джорджа было худое лицо, черты которого еще более обострились за те полтора года, которые он провел в приюте. Он был худощав, но в его синих глазах горел прежний неуемный огонь, а в том, как он сейчас вцепился пальцами в одеяло, было что-то от затравленного зверя.
Его сосед по комнате на мгновение оторвался от книги и заодно отрегулировал силу свечения стены, у которой сидел. Его звали Хали Омани, он был нигерийцем. Темно-коричневая кожа и крупные черты лица Хали Омани, казалось, были созданы для того, чтобы выражать только одно спокойствие, и упоминание об Олимпиаде нисколько его не взволновало.
— Я знаю, Джордж, — произнес он.
Джордж многим был обязан терпению и доброте Хали; бывали минуты, когда он очень в них нуждался, но даже доброта и терпение могут стать поперек глотки. Разве сейчас можно сидеть с невозмутимым видом идола, вырезанного из дерева теплого, сочного цвета?
Джордж подумал, не станет ли он сам таким же через десять лет жизни в этом месте, и с негодованием отогнал эту мысль. Нет!
— По-моему, ты забыл, что значит май, — вызывающе сказал он.
— Я очень хорошо помню, что он значит, — отозвался его собеседник. — Ровным счетом ничего! Ты забыл об этом, а не я. Май ничего не значит для тебя, Джорджа Плейтена… и для меня, Хали Омани, — негромко добавил он.
— Сейчас на Землю за новыми специалистами прилетают космические корабли, — произнес Джордж. — К июню тысячи и тысячи этих кораблей, неся на борту миллионы мужчин и женщин, отправятся к другим мирам, и все это, по-твоему, ничего не значит?
— Абсолютно ничего. И вообще, какое мне дело до того, что завтра первое мая?
Беззвучно шевеля губами. Омани стал водить пальцем по строчкам книги, которую он читал, — видимо, ему попалось трудное место.
Джордж молча наблюдал за ним. «К черту! — подумал он. — Закричи, завизжи! Это-то ты можешь? Ударь меня, ну, сделай хоть что-нибудь!»
Лишь бы не быть одиноким в своем гневе. Лишь бы разделить с кем-нибудь переполнявшее его возмущение, отделаться от мучительного чувства, что только он, он один умирает медленной смертью!
В те первые недели, когда весь мир представлялся ему тесной оболочкой, сотканной из какого-то смутного света и неясных звуков, — тогда было лучше. А потом появился Омани и вернул его к жизни, которая того не стоила.
Омани! Он-то стар! Ему уже по крайней мере тридцать. «Неужели и я в этом возрасте буду таким же? — подумал Джордж. — Стану таким, как он, через каких-нибудь двенадцать лет?»
И оттого, что эта мысль вселила в него панический страх, он заорал на Омани:
— Брось читать эту идиотскую книгу!
Омани перевернул страницу и, прочитав еще несколько слов, поднял голову, покрытую шапкой жестких курчавых волос.
— А? — спросил он.
— Какой толк от твоего чтения? — Джордж решительно шагнул к Омани, презрительно фыркнул: — Опять электроника! — и вышиб книгу из его рук.
Омани неторопливо встал и поднял книгу. Без всякого раздражения он разгладил смятую страницу.
— Можешь считать, что я удовлетворяю свое любопытство, — произнес он. — Сегодня я пойму кое-что, а завтра, быть может, пойму немного больше. Это тоже своего рода победа.
— Победа! Какая там победа? И больше тебе ничего не нужно от жизни? К шестидесяти пяти годам приобрести четверть знаний, которыми располагает дипломированный инженер-электронщик?
— А может быть, не к шестидесяти пяти годам, а к тридцати пяти?
— Кому ты будешь нужен? Кто тебя возьмет? Куда ты пойдешь с этими знаниями?
— Никому. Никто. Никуда. Я останусь здесь и буду читать другие книги.
— И этого тебе достаточно? Рассказывай! Ты заманил меня на занятия. Ты заставил меня читать и заучивать прочитанное. А зачем? Это не приносит мне никакого удовлетворения.
— Что толку в том, что ты лишаешь себя возможности получать удовлетворение?
— Я решил наконец покончить с этим фарсом. Я сделаю то, что собирался сделать с самого начала, до того как ты умаслил меня и лишил воли к сопротивлению. Я заставлю их… заставлю…
Омани отложил книгу, а когда Джордж, не договорив, умолк, задал вопрос:
— Заставишь, Джордж?
— Заставлю исправить эту вопиющую несправедливость. Все было подстроено. Я доберусь до этого Антонелли и заставлю его признаться, что он… он…
Омани покачал головой.
— Каждый, кто попадает сюда, настаивает на том, что произошла ошибка. Мне казалось, что у тебя этот период уже позади.
— Не называй это периодом, — злобно сказал Джордж. — В отношении меня действительно была допущена ошибка. Я ведь говорил тебе…
— Да, ты говорил, но в глубине души ты прекрасно сознаешь, что в отношении тебя никто не совершил никакой ошибки.
— Не потому ли, что никто не желает в этом сознаваться? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из них добровольно признает свою ошибку?.. Но я заставлю их сделать это.
Во всем виноват был май, месяц Олимпиады. Это он возродил в Джордже былую ярость, и он ничего не мог с собой поделать. Да и не хотел: ведь ему грозила опасность все забыть.
— Я собирался стать программистом вычислительных машин, и я действительно могу им быть, что бы они там ни говорили, ссылаясь на результаты анализа. — Он стукнул кулаком по матрасу. — Они не правы. И не могут они быть правы.
— В анализах ошибки исключены.
— Значит, не исключены. Ведь ты же не сомневаешься в моих способностях?
— Способности не имеют к этому ровно никакого отношения. Мне кажется, что тебе достаточно часто это объясняли. Почему ты никак не можешь понять?
Джордж отодвинулся от него, лег на спину и угрюмо уставился в потолок.
— А кем ты хотел стать, Хали?
— У меня не было определенных планов. Думаю, что меня вполне устроила бы профессия гидропониста.
— И ты считал, что тебе это удастся?
— Я не был в этом уверен.
Никогда раньше Джордж не расспрашивал Омани о его жизни. Мысль о том, что у других обитателей приюта тоже были свои стремления и надежды, показалась ему не только странной, но даже почти противоестественной. Он был потрясен. Подумать только — гидропонист!
— А тебе не приходило в голову, что ты попадешь сюда?
— Нет, но, как видишь, я все-таки здесь.
— И тебя это удовлетворяет. Ты на самом деле всем доволен. Ты счастлив. Тебе здесь нравится, и ничего другого ты не хочешь.
Омани медленно встал и аккуратно начал разбирать постель.
— Джордж, ты неисправим, — произнес он. — Ты терзаешь себя, потому что отказываешься признать очевидные факты. Ты находишься в заведении, которое называешь приютом, но я ни разу не слышал, чтобы ты произнес его название полностью. Так сделай это теперь, Джордж, сделай! А потом ложись в кровать и проспись.
Джордж скрипнул зубами и ощерился.
— Нет! — сказал он сдавленно.
— Тогда это сделаю я, — сказал Омани, и, отчеканивая каждый слог, он произнес роковые слова.
Джордж слушал, испытывая глубочайший стыд и горечь. Он отвернулся.
В восемнадцать лет Джордж Плейтен твердо знал, что станет дипломированным программистом, — он стремился к этому с тех пор, как себя помнил. Среди его приятелей одни отстаивали космонавтику, другие — холодильную технику, третьи — организацию перевозок и даже административную деятельность. Но Джордж не колебался.
Он с таким же жаром, как и все остальные, обсуждал преимущества облюбованной профессии. Это было вполне естественно. Впереди их всех ждал День образования — поворотный день их жизни. Он приближался, неизбежный и неотвратимый, — первое ноября того года, когда им исполнится восемнадцать лет.
Когда День образования оставался позади, появлялись новые темы для разговоров: можно было обсуждать различные профессиональные вопросы, хвалить свою жену и детей, рассуждать о шансах любимой космобольной команды или вспоминать Олимпиаду. Но до наступления Дня образования лишь одна тема неизменно вызывала всеобщий интерес — и это был День образования.
«Кем ты хочешь быть? Думаешь, тебе это удастся? Ничегошеньки у тебя не выйдет. Справься в ведомостях — квоту же урезали. А вот логистика…»
Или «а вот гипермеханика…», или «а вот связь…», или «а вот гравитика…»
Гравитика была тогда самой модной профессией. За несколько лет до того, как Джорджу исполнилось восемнадцать лет, появился гравитационный двигатель, и все только и говорили, что о гравитике. Любая планета в радиусе десяти световых лет от звезды-карлика отдала бы правую руку, лишь бы заполучить хоть одного дипломированного инженера-гравитационника.
Но Джорджа это не прельщало. Да, конечно, такая планета отдаст все свои правые руки, какие только сумеет наскрести. Однако Джордж слышал и о том, что случалось в других, только что возникших областях техники. Немедленно начнутся рационализация и упрощение. Каждый год будут появляться новые модели, новые типы гравитационных двигателей, новые принципы. А потом все эти баловни судьбы в один прекрасный день обнаружат, что они устарели, их заменят новые специалисты, получившие образование позже, и им придется заняться неквалифицированным трудом или отправиться на какую-нибудь захудалую планету, которая пока еще не догнала другие миры.
Между тем спрос на программистов оставался неизменным из года в год, из столетия в столетие. Он никогда не возрастал стремительно, не взвинчивался до небес, а просто медленно и неуклонно увеличивался в связи с освоением новых миров и усложнением старых.
Эта тема была постоянным предметом споров между Джорджем и Коротышкой Тревельяном. Как все закадычные друзья, они спорили до бесконечности, не скупясь на язвительные насмешки, и в результате оба оставались при своем мнении.
Дело в том, что отец Тревельяна, дипломированный металлург, в свое время работал на одной из дальних планет, а его дед тоже был дипломированным металлургом. Естественно, что сам Коротышка не колеблясь остановил свой выбор на этой профессии, которую считал чуть ли не неотъемлемым правом своей семьи, и был твердо убежден, что все другие специальности не слишком-то респектабельны.
— Металл будет существовать всегда, — заявил он, — и когда ты создаешь сплав с заданными свойствами и наблюдаешь, как слагается его кристаллическая решетка, ты видишь результат своего труда. А что делает программист? Целый день сидит за кодирующим устройством, пичкая информацией какую-нибудь дурацкую электронную машину длиной в милю.
Но Джордж уже в шестнадцать лет отличался практичностью.
— Между прочим, вместе с тобой будет выпущен еще миллион металлургов, — спокойно указал он.
— Потому что это прекрасная профессия. Самая лучшая.
— Но ведь ты попросту затеряешься в их массе, Коротышка, и можешь оказаться где-то в хвосте. Каждая планета может сама зарядить нужных ей металлургов, а спрос на усовершенствованные земные модели не так уж велик, да и нуждаются в них главным образом малые планеты. Ты ведь знаешь, какой процент общего выпуска дипломированных металлургов получает направление на планеты класса А. Я поинтересовался — всего лишь 13,3 процента. А это означает семь шансов из восьми, что тебя засунут на какую-нибудь третьесортную планету, где в лучшем случае есть водопровод. А то и вовсе можешь застрять на Земле — такие составляют 2,3 процента.
— Не вижу в этом ничего позорного, — вызывающе заявил Тревельян. — Земле тоже нужны специалисты. И хорошие. Мой дед был земным металлургом. — Подняв руку, Тревельян небрежно провел пальцем по еще не существующим усам.
Джордж знал про дедушку Тревельяна, и, памятуя, что его собственные предки тоже работали на Земле, не стал ехидничать, а, наоборот, дипломатично согласился:
— В этом, безусловно, нет ничего позорного. Конечно, нет. Однако попасть на планету класса А — это вещь, скажешь нет? Теперь возьмем программиста. Только на планетах класса А есть такие вычислительные машины, для которых действительно нужны высококвалифицированные программисты, и поэтому только эти планеты и берут их. К тому же ленты по программированию очень сложны и для них годится далеко не всякий. Планетам класса А нужно больше программистов, чем может дать их собственное население. Это же чистая статистика. На миллион человек приходится в среднем, скажем, один первоклассный программист. И если на планете живет десять миллионов, а им там требуется двадцать программистов, они вынуждены обращаться к Земле, чтобы получить еще пять, а то и пятнадцать специалистов. Верно? А знаешь, сколько дипломированных программистов отправилось в прошлом году на планеты класса А? Не знаешь? Могу тебе сказать. Все до единого! Если ты программист, можешь считать, что ты уже там. Так-то!
Тревельян нахмурился.
— Если только один человек из миллиона годится в программисты, почему ты думаешь, что у тебя это выйдет?
— Выйдет, можешь быть спокоен, — сдержанно ответил Джордж. Он никогда не осмелился бы рассказать ни Тревельяну, ни даже своим родителям, чти именно он делает и почему так уверен в себе. Он был абсолютно спокоен за свое будущее. (Впоследствии, в дни безнадежности и отчаяния, именно это воспоминание стало самым мучительным.) Он был так же непоколебимо уверен в себе, как любой восьмилетний ребенок накануне Дня чтения, этого преддверия следующего за ним через десять лет Дня образования.
Понравился рассказ? Поделись с друзьями:
ЧИТАЙТЕ ДРУГИЕ РАССКАЗЫ:
Четверо космических путешественников в результате поломки корабля оказываются на планете Сигмаринген IV, где попадают под влияние таинственных телепатов. Существа манипулируют людьми на расстоянии: управляют их действиями, эмоциями и не дают покинуть планету. Есть ли способ выбраться из …
Подробнее
Человечество строит первый автоматизированный корабль для полёта на Луну, следующим шагом должен стать пилотируемый полёт. На строительной площадке можно встретить техника по имени Кейн, в зелёном комбинезоне и с неизменным гаечным ключом в руках. При ближайшем рассмотрении кажется, что …
Подробнее
Рабочий инструмент писателя-фантаста его неординарное воображение. Столкнувшись с удивительным существом, он не будет сомневаться в его реальности. В чем же состоит обратная сторона медали?
Подробнее
Джордж Плейтен сказал с плохо скрытой тоской в голосе:
— Завтра первое мая. Начало Олимпиады!
Он перевернулся на живот и через спинку кровати пристально посмотрел на своего товарища по комнате. Неужели он не чувствует того же? Неужели мысль об Олимпиаде совсем его не трогает?
У Джорджа было худое лицо, черты которого еще более обострились за те полтора года, которые он провел в приюте. Он был худощав, но в его синих глазах горел прежний неуемный огонь, а в том, как он сейчас вцепился пальцами в одеяло, было что-то от затравленного зверя.
Его сосед по комнате на мгновение оторвался от книги и заодно отрегулировал силу свечения стены, у которой сидел. Его звали Хали Омани, он был нигерийцем. Темно-коричневая кожа и крупные черты лица Хали Омани, казалось, были созданы для того, чтобы выражать только одно спокойствие, и упоминание об Олимпиаде нисколько его не взволновало.
— Я знаю, Джордж, — произнес он.
Джордж многим был обязан терпению и доброте Хали; бывали минуты, когда он очень в них нуждался, но даже доброта и терпение могут стать поперек глотки. Разве сейчас можно сидеть с невозмутимым видом идола, вырезанного из дерева теплого, сочного цвета?
Джордж подумал, не станет ли он сам таким же через десять лет жизни в этом месте, и с негодованием отогнал эту мысль. Нет!
— По-моему, ты забыл, что значит май, — вызывающе сказал он.
— Я очень хорошо помню, что он значит, — отозвался его собеседник. — Ровным счетом ничего! Ты забыл об этом, а не я. Май ничего не значит для тебя, Джорджа Плейтена… и для меня, Хали Омани, — негромко добавил он.
— Сейчас на Землю за новыми специалистами прилетают космические корабли, — произнес Джордж. — К июню тысячи и тысячи этих кораблей, неся на борту миллионы мужчин и женщин, отправятся к другим мирам, и все это, по-твоему, ничего не значит?
— Абсолютно ничего. И вообще, какое мне дело до того, что завтра первое мая?
Беззвучно шевеля губами, Омани стал водить пальцем по строчкам книги, которую он читал, — видимо, ему попалось трудное место.
Джордж молча наблюдал за ним. «К черту! — подумал он. — Закричи, завизжи! Это-то ты можешь? Ударь меня, ну, сделай хоть что-нибудь!»
Лишь бы не быть одиноким в своем гневе. Лишь бы разделить с кем-нибудь переполнявшее его возмущение, отделаться от мучительного чувства, что только он, он один умирает медленной смертью!
В те первые недели, когда весь мир представлялся ему тесной оболочкой, сотканной из какого-то смутного света и неясных звуков, — тогда было лучше. А потом появился Омани и вернул его к жизни, которая того не стоила.
Омани! Он-то стар! Ему уже по крайней мере тридцать. «Неужели и я в этом возрасте буду таким же? — подумал Джордж. — Стану таким, как он, через каких-нибудь двенадцать лет?»
И оттого, что эта мысль вселила в него панический страх, он заорал на Омани:
— Брось читать эту идиотскую книгу!
Омани перевернул страницу и, прочитав еще несколько слов, поднял голову, покрытую шапкой жестких курчавых волос.
— А? — спросил он.
— Какой толк от твоего чтения? — Джордж решительно шагнул к Омани, презрительно фыркнул: — Опять электроника! — и вышиб книгу из его рук.
Омани неторопливо встал и поднял книгу. Без всякого раздражения он разгладил смятую страницу.
— Можешь считать, что я удовлетворяю свое любопытство, — произнес он. — Сегодня я пойму кое-что, а завтра, быть может, пойму немного больше. Это тоже своего рода победа.
— Победа! Какая там победа? И больше тебе ничего не нужно от жизни? К шестидесяти пяти годам приобрести четверть знаний, которыми располагает дипломированный инженер-электронщик?
— А может быть, не к шестидесяти пяти годам, а к тридцати пяти?
— Кому ты будешь нужен? Кто тебя возьмет? Куда ты пойдешь с этими знаниями?
— Никому. Никто. Никуда. Я останусь здесь и буду читать другие книги.
— И этого тебе достаточно? Рассказывай! Ты заманил меня на занятия. Ты заставил меня читать и заучивать прочитанное. А зачем? Это не приносит мне никакого удовлетворения.
— Что толку в том, что ты лишаешь себя возможности получать удовлетворение?
— Я решил наконец покончить с этим фарсом. Я сделаю то, что собирался сделать с самого начала, до того как ты умаслил меня и лишил воли к сопротивлению. Я заставлю их… заставлю…
Омани отложил книгу, а когда Джордж, не договорив, умолк, задал вопрос:
Читать дальше
Азимов Айзек » Профессия
Отзывы читателей Анна 29 сентября 2020 в 17:59 # Замечательное произведение! Владимир 6 ноября 2021 в 20:10 # Мне 72 года.С творчеством А.Азимова я познакомился, когда мне было 12-30 лет и я был фанатом научной фантастики. Повесть «Профессия» поразила меня ещё тогда, в молодости. Я давно забыл её автора, название, но сейчас предпринял большие усилия, чтобы её разыскать для внучки, растущей в условиях ЕГЭ и засилья интернета, чтобы гений Азимова помог ей понять необходимость учёбы! Lina Lou 9 апреля 2022 в 01:30 # Я слишком давно прочла эту повесть и слишком люблю ее, чтобы оставить неисправленной очевидную ошибку, меняющую смысл предложения (и самого разговора Джорджа с Индженеску. У вас это на стр.21 Анна 30 сентября 2022 в 20:54 # Замечательный рассказ! Похожие книги
|
Жанры
Все жанры Все для учащихся — рефераты, дипломы, справочники |
Айзек Азимов
Профессия
Джордж Плейтен сказал с плохо скрытой тоской в голосе:
— Завтра первое мая. Начало Олимпиады!
Он перевернулся на живот и через спинку кровати пристально посмотрел на своего товарища по комнате. Неужели он не чувствует того же? Неужели мысль об Олимпиаде совсем его не трогает?
У Джорджа было худое лицо, черты которого еще более обострились за те полтора года, которые он провел в приюте. Он был худощав, но в его синих глазах горел прежний неуемный огонь, а в том, как он сейчас вцепился пальцами в одеяло, было что-то от затравленного зверя.
Его сосед по комнате на мгновение оторвался от книги и заодно отрегулировал силу свечения стены, у которой сидел. Его звали Хали Омани, он был нигерийцем. Темно-коричневая кожа и крупные черты лица Хали Омани, казалось, были созданы для того, чтобы выражать только одно спокойствие, и упоминание об Олимпиаде нисколько его не взволновало.
— Я знаю, Джордж, — произнес он.
Джордж многим был обязан терпению и доброте Хали; бывали минуты, когда он очень в них нуждался, но даже доброта и терпение могут стать поперек глотки. Разве сейчас можно сидеть с невозмутимым видом идола, вырезанного из дерева теплого, сочного цвета?
Джордж подумал, не станет ли он сам таким же через десять лет жизни в этом месте, и с негодованием отогнал эту мысль. Нет!
— По-моему, ты забыл, что значит май, — вызывающе сказал он.
— Я очень хорошо помню, что он значит, — отозвался его собеседник. — Ровным счетом ничего! Ты забыл об этом, а не я. Май ничего не значит для тебя, Джорджа Плейтена… и для меня, Хали Омани, — негромко добавил он.
— Сейчас на Землю за новыми специалистами прилетают космические корабли, — произнес Джордж. — К июню тысячи и тысячи этих кораблей, неся на борту миллионы мужчин и женщин, отправятся к другим мирам, и все это, по-твоему, ничего не значит?
— Абсолютно ничего. И вообще, какое мне дело до того, что завтра первое мая?
Беззвучно шевеля губами, Омани стал водить пальцем по строчкам книги, которую он читал, — видимо, ему попалось трудное место.
Джордж молча наблюдал за ним. «К черту! — подумал он. — Закричи, завизжи! Это-то ты можешь? Ударь меня, ну, сделай хоть что-нибудь!»
Лишь бы не быть одиноким в своем гневе. Лишь бы разделить с кем-нибудь переполнявшее его возмущение, отделаться от мучительного чувства, что только он, он один умирает медленной смертью!
| Профессия | |
| Profession | |
| Жанр: |
повесть |
|---|---|
| Автор: |
Айзек Азимов |
| Язык оригинала: |
английский |
| Публикация: |
1957 |
| Перевод: |
С. Васильева |
«Профессия» (англ. Profession) — научно-фантастическая повесть американского писателя Айзека Азимова, впервые опубликованная в июле 1957 года журналом Astounding Science Fiction, позднее повесть была издана в сборнике «Nine tomorrows» — «Девять завтра» 1959 года. Перевод на русский язык — С. Васильевой.
Сюжет
Процесс образования, выбора и получения профессии претерпел в далёком будущем коренные изменения. Вместо долгого процесса обучения по книгам и на практике, люди быстро получали знания с помощью «программирования», когда в их память на подсознательном уровне вкладывались знания с помощью специальной машины и обучающих лент. Причём у молодых людей не было возможности самим выбрать профессию. Считалось, что каждый человек имеет природную предрасположенность, предопределённость к той или иной работе, и только её он сможет выполнять оптимально для общества и легко для себя. Это выявлялось на основании глубоких машинных психофизических тестов, результаты которых были окончательными. Существующее положение дел устраивало всех. Все молодые люди до начала профессионального образования совершенно не пытались понять, что больше всего их интересует в мире, но с нетерпенем ждали дня, когда им объявят результаты тестов и их будущую судьбу.
Но главный герой Джордж Плейтен ещё в «школьные» годы почему-то решил, что ему интересна профессия программиста. Он стал пытаться самостоятельно постичь по книгам основы и элементарные навыки этой работы, надеясь, что это может изменить его естественные данные и повлиять на результаты тестов. Однако, в «День образования», когда были оглашены результаты, он оказался единственным юношей из своего городка, который не получил назначения ни на одну профессию. Он был шокирован, заподозрил одного из врачей-операторов в предвзятом к себе отношении (которому он до этого рассказал о своём увлечении и попытках приготовиться к любимой профессии). Он впадает в состояние аффекта и принудительно помещается в закрытое учреждение, где находятся такие же как он молодые люди без профессии. Он быстро понимает, что это по сути приют для слабоумных. Там они пытаются учиться древним забытым способом, медленно постигая крупицы знаний из книг с помощью учителей. Тратя месяцы на то, что остальные узнают за один сеанс машинного обучения.
По прошествии полутора лет, он по прежнему видит себя жертвой ошибки, и не может согласиться с своим слабоумием. Он совершает побег и отправляется на «Олимпиаду», где только что окончившие обучение специалисты участвуют в профессиональных состязаниях, надеясь получить высший балл и распределение в престижные звёздные системы. Ему удаётся осуществить свой план — познакомиться с кем-нибудь из высокопоставленных чиновников, который согласится его выслушать и может быть изменить его участь. Джордж делится с ним тем, к чему давно уже пришёл и чему увидел подтверждение на «Олимпиаде» — что машинное образование, при всех его достоинствах, лишает человека творческого подхода к профессии, заглушает способность самостоятельно мыслить и самосовершенствоваться. В конце концов ему становится ясно, что с самого начала побега он находится под наблюдением, и их встреча не случайна… Его снова погружают в сон и возвращают в «приют для слабоумных». Но он неожиданно понимает, что здесь собраны совсем не слабоумные. Что он один из немногих землян, сохранивших способность к самостоятельному мышлению и образованию, и они учатся по книгам для того, чтобы попытаться прийти к новым изобретениям и открытиям, и продвинуть вперёд научно-технический прогресс.
— Теперь-то я это понимаю, — сказал Джордж, — до того ясно, что только удивляюсь, каким я был слепым. В конце концов, кто изобретает новые модели механизмов, для которых нужны новые модели специалистов? Кто, например, изобрёл спектрограф Бимена? По-видимому, человек по имени Бимен. Но он не мог получить образование через зарядку, иначе ему не удалось бы продвинуться вперёд. А кто создаёт образовательные ленты? Специалисты по производству лент? А кто же тогда создаёт ленты для их обучения? Специалисты более высокой квалификации? А кто создаёт ленты… Ты понимаешь, что я хочу сказать. Где-то должен быть конец. Где-то должны быть мужчины и женщины, способные к самостоятельному мышлению.
Ссылки
- Информация о рассказе на сайте «Лаборатория фантастики»
 Произведения Айзека Азимова |
|
|---|---|
| Я, робот |
Робби • Хоровод • Логика • Как поймать кролика • Лжец! • Как потерялся робот • Выход из положения • Улики • Разрешимое противоречие |
| Элайдж Бейли |
Мать-Земля • Стальные пещеры • Обнажённое солнце • Зеркальное отражение • Роботы зари • Роботы и Империя |
| Транторианская империя |
Звёзды как пыль • Космические течения • Камешек в небе |
| Основание (Фонд) |
Прелюдия к Основанию • Путь к Основанию • Основание • Основание и Империя • Второе Основание • Основание на краю • Основание и Земля |
| Разное |
В плену у Весты • Приход ночи • Сами боги • Конец Вечности • Двухсотлетний человек • Выбор катастроф • Профессия • О времени, пространстве и других вещах |
Далёкое будущее, начало 64-го века. Учёные научились определять склонность человека к определённой профессии. Метод основывался на индивидуальных особенностях мозга. Знания записывались на подкорку мозга с помощью специальных носителей информации — образовательных лент.
Классическая система образования исчезла. Её заменили два дня — День чтения и День образования. В День чтения всем восьмилетним детям записывалось умение читать и писать, в День образования восемнадцатилетние люди таким же способом приобретали какую-либо профессию и становились дипломированными специалистами.
После Дня образования начиналась Олимпиада, на которой соревновались представители разных профессий. Победители улетали работать на самые развитые планеты класса А.
Джордж Плейтен хорошо помнил свой День чтения. Его родители в тот день волновались гораздо сильнее, чем он сам. Отец Джорджа, дипломированный трубопрокладчик, работал на Земле, где оставалась большая часть каждого поколения. На другие планеты отправлялись только «самые последние модели высококвалифицированных специалистов». Родители надеялись, что хотя бы их детям повезёт, поэтому уже со Дня чтения пытались рассмотреть в них признаки гениальности.
Отец Арманда Тревельяна, друга и соседа Джорджа, дипломированный металлург, работал на Дипории, планете, имеющей связи только с Землёй. Выйдя на пенсию, он вернулся на Землю, чтобы у его сына был шанс «попасть на любой из миров».
Некоторым людям особенно приятно демонстрировать свои успехи именно перед друзьями детства и знакомыми, а не перед всей остальной Вселенной.
Арманд с раннего детства верил, что попадёт на Новию — одну из самых богатых планет обитаемой вселенной, и считал это делом решённым.
В тот дождливый сентябрьский день всех восьмилетних детей собрали в городском Доме образования, обследовали, сделали необходимые анализы. Потом врач исследовал мозг Джорджа и странно нахмурился, увидев результаты. После этого мальчику надели обтекаемый шлем, и далёкий голос долго что-то шептал ему. После процедуры Джордж обнаружил, что умеет читать.
К восемнадцати годам Джордж, превратившийся «в смуглого юношу среднего роста», успел позабыть, что произошло в День чтения. Наступило 1 мая, и молодые люди вновь собрались в городском Доме образования, на этот раз, чтобы получить профессию.
Арманд хотел стать дипломированным металлургом, поскольку «металл будет существовать всегда». Джордж твёрдо решил стать программистом, потому что спрос на эту профессию столетиями оставался неизменным, а хороший программист неминуемо попадал на Новию.
Друзья не знали, к какой профессии наиболее приспособлен их мозг, но Джордж сделал всё, чтобы стать программистом. В тайне от всех он изучал учебники по программированию, математике и электронике, надеясь заранее адаптировать свой мозг для этой профессии, и был непоколебимо уверен, что скоро полетит на Новию.
Процедуру записи проводил доктор Антонелли. Он долго рассматривал результаты исследований, проведённых в День чтения, а потом начал расспрашивать Джорджа, почему он выбрал программирование, ведь обычно люди бояться выбирать конкретную профессию.
В конце концов Джордж признался, что читал о программировании. Доктор Антонелли удивился, но потом сказал, что подобные занятия не могут изменить физическое устройство мозга. После дополнительных исследований выяснилось, что мозг Джорджа вообще не приспособлен для «наложения на него каких бы то ни было знаний», хотя интеллект его выше среднего.
Джорджа отправили в специальный приют, где люди «собирали знания по зёрнышку» — учились по книгам. Его родителям сообщили, что Джордж получил «специальное назначение». К нему были добры и обращались с ним, «как с больным котёнком», но Джордж был уверен, что во всём виноват доктор Антонелли, который мстит ему за излишнюю самоуверенность.
Мир Джорджа рухнул, он отказался есть. Его кормили внутривенно, спрятали все острые предметы и поселили в его комнате флегматичного нигерийца Хали Омани, который действовал на Джорджа успокаивающе. Через некоторое время, не выдержав скуки, Джордж взял в руки книгу.
Книги предназначены для того, чтобы их читали и перечитывали.
Омани показал Джорджу «приют для слабоумных», в котором жило 205 человек. Оказалось, на Земле таких приютов тысячи. В этом жили юноши, но существовали приюты и для старшего возраста, а также заведения, где мужчины и женщины жили вместе.
Джордж начал изучать программирование, работал в парке, помогал на кухне и даже получал небольшое жалование, но смириться со своим положением не мог. Тем временем пришёл март, а вместе с ним — Олимпиада. Джордж решил найти доктора Антонелли и «выжать из него всю правду».
Удерживать Джорджа силой никто не пытался. На стратоплане он прилетел в Сан-Франциско, ближайшую столицу Олимпиады. Город был переполнен людьми, все следили за соревнованиями и делали ставки. Джордж поймал себя на мысли, что все эти люди тоже ничего не достигли, хотя и были дипломированными специалистами.
На глаза Джорджу попался стенд с информацией о состязании металлургов. Заказчиком соревнований была Новия, а одним из участников оказался Арманд Тревельян. Джордж отправился к залу, где соревновались металлурги. В очереди у входа с ним заговорил седой человек в старомодном свитере. Он же оказался его соседом в зале.
Арманд проиграл соревнования только потому, что в их маленький городок завезли устаревшие ленты — он не был знаком с устройством нового аппарата, которым пользовались на соревнованиях. Джордж выбрался из зала, дождался, когда выйдет Арманд, и окликнул его.
Арманд участвовал в Олимпиаде второй раз и уже понимал, что на Новию не попадёт. Джордж спросил, почему бы ему самостоятельно не выучить строение нового аппарата, ведь основные знания у него есть. Арманда разозлило это предложение, он не верил, что знания можно получить из книг. Он начал грубо требовать, чтобы Джордж признался, какую профессию получил.
Начинающуюся драку заметил полицейский. Он потребовал удостоверение, которого у Джорджа не было, — документы выдавались только вместе с дипломом. Спас Джорджа Седой, объявивший его своим гостем. Он представился Ладисласом Индженеску, дипломированным историком, и отвёз Джорджа в номер отеля.
Полицейский говорил с Индженеску очень почтительно, и Джордж решил, что историк — важная птица, а ведь он приехал в Сан-Франциско именно для того, чтобы найти влиятельного человека и добиться переоценки своих способностей.
Джордж показался Индженеску, который специализировался в социологии, интересным объектом дли наблюдения, и историк захотел ему помочь. Он объяснил Джорджу, что история делиться на множество разделов, и социология — только один из них.
С прошлым никогда не бывает покончено <…>. Оно объясняет настоящее.
Индженеску рассказал, почему на Земле возникла именно такая система образования. Когда началась эра межзвёздных полётов и колонизация планет, обнаружилась острая нехватка специалистов. Учить людей обычным способом, с помощью книг, оказалось долго и невыгодно, классическая система обучения сильно замедляла освоение космоса.
Перелом наступил, когда был изобретён новый способ передачи знаний. Земля начала выпускать миллионы специалистов и началось «заполнение Вселенной». Теперь Земля экспортирует не только дипломированных специалистов, но и образовательные ленты, которые обеспечили «единство культуры для всей Галактики».
При вывозе специалистов соблюдается «равновесие полов» — эмигранты создают семьи и заселяют новые планеты или способствуют росту населения на развивающихся мирах. От этого экспорта зависит экономика Земли, поэтому каждый год выпускаются новые образовательные ленты, которые очень незначительно отличаются от старых.
Индженеску хотел бы изучать Джорджа, и тот позволил ему это при условии, что учёный познакомит его с представителем Новии. Лекция Индженеску помогла Джорджу переосмыслить его проблему, и у него родилась идея, которая могла привести его на Новию.
Индженеску связался по видеофону с новианином, который начал сетовать, что Земля выкачивает из них деньги, выпуская новые модели специалистов, которые почти не отличаются от старых. И тогда Джордж сказал, что можно доучивать по книгам устаревших специалистов, вместо того, чтобы покупать новых, и предложил свою помощь в создании системы образования на Новии.
Джордж попытался убедить новианина, что обучающие ленты вредны, поскольку отучают людей самостоятельно мыслить, чем только насмешил его. Новия, как и все другие планеты не могла себе позволить много лет учить и содержать тех, знания которых к моменту окончания учёбы всё равно устареют.
Поняв, что его план провалился, Джордж запаниковал. К тому же оказалось, что Индженеску прекрасно знает, кто он, а за дверью дожидаются полицейские. Джорджа усыпили и вернули в приют.
Проснувшись, Джордж понял, как сильно он заблуждался. Он хотел собрать на Новии группу молодых людей, чтобы учить их по книгам, но ведь такие учебные заведения — «приюты для слабоумных» — уже существуют здесь, на земле. Друг Джорджа, нигериец Омани, сказал, что на самом деле это заведение называется «Институт высшего образования».
Джордж удивлялся своей слепоте. Раньше он не понимал, что должны существовать люди, изобретающие новые механизмы и пишущие образовательные ленты для тысяч планет. Но такие люди не могут «получать образование через зарядку» — это отучает творчески мыслить и изобретать, поэтому им приходится учиться по старинке.
Где-то должен быть конец. Где-то должны быть мужчины и женщины, способные к самостоятельному мышлению.
Оказывается, всё это время за Джорджем следили, а Индженеску был сотрудником Института и занимал важный пост в правительстве. Джорджа отпустили, чтобы он побывал у Антонелли, дал выход своим эмоциям и начал мыслить.
Можно определить, имеет ли человек склонность к архитектуре или плотницкому ремеслу, но очень трудно найти человека, склонного к творческому мышлению. Существовало лишь несколько простейших приёмов, позволяющих выявить людей, возможно, обладающих талантом. Их выявляли в День чтения, перепроверяли в День образования, и тех, кто действительно обладал талантом, отправляли в приют.
Таких приходилось «примерно один на десять тысяч», но не все попавшие в приют могли изобретать, поэтому для них устраивалось последнее испытание. Люди, смирившиеся со своей «неполноценностью», становились историками, социологами, психологами, прогнозистами и составляли «второй эшелон». Бунтари, не способные примириться, становились теми, кто двигает вперёд прогресс. Именно поэтому Джорджу не сообщили о его избранности.
Нельзя же сказать человеку: «Ты можешь творить. Так давай, твори». Гораздо вернее подождать, пока он сам не скажет: «Я могу творить, и я буду творить, хотите вы этого или нет».
Остальные люди ничего не знали о приютах, иначе они почувствовали бы себя неудачниками, а ведь каждый индивид должен найти своё место в обществе и «прибавить к своему имени слова „дипломированный специалист“».