Рассказ шерлока холмса про камень

В канун Рождества, в одной из лондонских гостиниц произошла кража. У графини Моркар украли ценный камень — голубой карбункул, один из самых дорогих брильянтов в мире. Подозрение пало на судимого за воровство паяльщика Джона Хорнера, который чинил в номере графини каминную решётку. Показания против него дали служащий отеля Джеймс Райдер и горничная графини. Паяльщик заявил, что он к краже непричастен.

Тем временем на одной из улиц Лондона происходит драка — хулиганы нападают на немолодого человека. Проходящий мимо посыльный Петерсон решает защитить прохожего. Спасаясь, человек убегает и оставляет на месте драки рождественского гуся и шляпу. На лапке птицы прикреплена карточка с именем, и Петерсон приносит находки Шерлоку Холмсу, чтобы тот нашёл владельца. Гуся Петерсон зажарил на ужин, а взамен принёс другого.

Изучая шляпу, великий сыщик составляет представление о прохожем. Человек средних лет по имени Генри Бейкер, некогда был богат, но теперь его дела пошатнулись. Он ведёт сидячий образ жизни, утратил расположение своей супруги, пристрастился к пьянству.

В квартиру на Бейкер-стрит влетает посыльный Петерсон. Разделывая гуся, кухарка обнаружила в его зобу похищенный голубой карбункул.

Пришедший по объявлению мистер Генри Бейкер подтверждает умозаключения о нём великого сыщика. Задав ему несколько вопросов относительно гуся, Шерлок Холмс убеждается, что посетитель понятия не имеет о брильянте. Мистер Бейкер сообщает, что является завсегдатаем некого трактира, хозяин которого основал «гусиный клуб». Выплачивая по нескольку пенсов в неделю, члены клуба получают к рождеству гуся.

Великий сыщик отправляется в указанный трактир, где узнаёт адрес торговца гусями. Невинные вопросы о птице приводят торговца в бешенство, но тем не менее он сообщает адрес некой миссис Окшот, которая поставляет ему товар.

Выйдя на улицу, Холмс и Уотсон слышат шум и видят, как торговец выгоняет из лавки маленького краснолицего человечка, который пытается узнать, кому были проданы гуси, купленные у миссис Окшот. Шерлок Холмс приводит человечка к себе домой, выясняя по дороге, что его имя Джеймс Райдер.

На Бейкер-стрит великий сыщик заставляет посетителя признаться, что он и горничная графини сломали решётку и послали Хорнера её чинить. Украв камень, Джеймс пришёл к сестре, миссис Окшот, которая обещала ему в подарок гуся. Джеймс зашёл на птичий двор и засунул камень в глотку огромному гусю. Но гусь вырвался из его рук и смешался со стадом. Забирая свой подарок, Джеймс перепутал гусей.

Испугавшись, что Шерлок Холмс передаст его полиции, Райдер обещает не давать показания против Хорнера и уехать за границу. В этом случае с паяльщика снимут обвинения за отсутствием улик. Джеймс Райдер так напуган, что вряд ли повторит что-то подобное. Увидев, что на обед приготовлена куропатка, великий сыщик предлагает проверить внутренности птицы.

На третий день Рождества зашел я к Шерлоку Холмсу, чтобы поздравить его с праздником. Он лежал на кушетке в красном халате; по правую руку от него была подставка для трубок, а по левую — груда помятых утренних газет которые он, видимо, только что просматривал. Рядом с кушеткой стоял стул, на его спинке висела сильно поношенная, потерявшая вид фетровая шляпа. Холмс, должно быть очень внимательно изучал эту шляпу, так как тут же на сиденье стула лежали пинцет и лупа.

A very seedy hard-felt hat.

— Вы заняты? — сказал я. — Я вам не помешал?

— Нисколько, — ответил он. — Я рад, что у меня есть друг, с которым я могу обсудить результаты некоторых моих изысканий. Дельце весьма заурядное, но с этой вещью, — он ткнул большим пальцем в сторону шляпы, — связаны кое-какие любопытные и даже поучительные события.

Я уселся в кресло и стал греть руки у камина, где потрескивал огонь. Был сильный мороз; окна покрылись плотными ледяными узорами.

— Хотя эта шляпа кажется очень невзрачной, она, должно быть, связана с какой-нибудь кровавой историей, — заметил я.

— Очевидно, она послужит ключом к разгадке страшной тайны, и благодаря ей вам удастся изобличить и наказать преступника.

— Нет, — засмеялся Шерлок Холмс, — тут не преступление, а мелкий, смешной эпизод, который всегда может произойти там, где четыре миллиона человек толкутся на площади в несколько квадратных миль. В таком колоссальном человеческом улье возможны любые комбинации событий и фактов, возникает масса незначительных, но загадочных и странных происшествий, хотя ничего преступного в них нет. Нам уже приходилось сталкиваться с подобными случаями.

— Еще бы! — воскликнул я. — Из последних шести эпизодов, которыми я пополнил свои записки, три не содержат ничего беззаконного.

— Совершенно верно. Вы имеете в виду мои попытки обнаружить бумаги Ирен Адлер, интересный случай с мисс Мэри Сазерлэнд и приключения человека с рассеченной губой. Не сомневаюсь, что и это дело окажется столь же невинным. Вы знаете Питерсона, посыльного?

— Да.

— Этот трофей принадлежит ему.

— Это его шляпа?

— Нет, он нашел ее. Владелец ее неизвестен. Я прошу вас рассматривать эту шляпу не как старую рухлядь, а как предмет, таящий в себе серьезную задачу… Однако прежде всего, как эта шляпа попала сюда. Она появилась в первый день Рождества вместе с отличным жирным гусем, который в данный момент наверняка жарится у Питерсона в кухне. Произошло это так. На Рождество, в четыре часа утра, Питерсон, человек, как вы знаете, благородный и честный, возвращался с пирушки домой по улице Тоттенхем-Корт— роуд. При свете газового фонаря он заметил, что перед ним, слегка пошатываясь, идет какой-то субъект и несет на плече белоснежного гуся. На углу Гудж-стрит к незнакомцу пристали хулиганы. Один из них сбил с него шляпу, а незнакомец, отбиваясь, размахнулся палкой и попал в витрину магазина, оказавшуюся у него за спиной. Питерсон кинулся вперед, чтобы защитить его, но тот, испуганный тем, что разбил стекло, увидев бегущего к нему человека, бросил гуся, помчался со всех ног и исчез в лабиринте небольших переулков, лежащих позади Тоттенхем-Корт-роуд. Питерсон был в форме, и это, должно быть, больше всего и напугало беглеца. Хулиганы тоже разбежались, и посыльный остался один на поле битвы, оказавшись обладателем этой понятой шляпы и превосходного рождественского гуся…

The roughs had flet at the appearance of Peterson.

— …которого Питерсон, конечно, возвратил незнакомцу?

— В том-то и загвоздка, дорогой друг. Правда, на карточке, привязанной к левой лапке гуся, было написано: «Для миссис Генри Бейкер», а на подкладке шляпы можно разобрать инициалы «Г. Б.». Но в Лондоне живет несколько тысяч Бейкеров и несколько сот Генри Бейкеров, так что нелегко вернуть потерянную собственность одному из них.

— Что же сделал Питерсон?

— Зная, что меня занимает решение даже самых ничтожных загадок, он попросту принес мне и гуся и шляпу. Гуся мы продержали вплоть до сегодняшнего утра, когда стало ясно, что, несмотря на мороз, его все же лучше незамедлительно съесть. Питерсон унес гуся, и с гусем произошло то, к чему он уготован судьбой, а у меня осталась шляпа незнакомца, потерявшего свой рождественский ужин.

— Он не помещал объявления в газете?

— Нет.

— Как же вы узнаете, кто он?

— Только путем размышлений.

— Размышлений над этой шляпой?

— Конечно.

— Вы шутите! Что можно извлечь из этого старого рваного фетра?

— Вот лупа. Попробуйте применить мой метод. Что вы можете сказать о человеке, которому принадлежала эта шляпа?

Я взял рваную шляпу и уныло повертел ее в руках. Самая обыкновенная черная круглая шляпа, жесткая, сильно поношенная. Шелковая подкладка, некогда красная, теперь выцвела. Фабричную марку мне обнаружить не удалось, но, как и сказал Холмс, внутри сбоку виднелись инициалы «Г. Б.». На полях я заметил петельку для придерживавшей шляпу резинки, но самой резинки не оказалось. Вообще шляпа была мятая, грязная, покрытая пятнами. Впрочем, заметны были попытки замазать эти пятна чернилами.

— Я ничего в ней не вижу, — сказал я, возвращая шляпу Шерлоку Холмсу.

— Нет, Уотсон, видите, но не даете себе труда поразмыслить над тем, что видите. Вы слишком робки в своих логических выводах.

— Тогда, пожалуйста, скажите, какие же выводы делаете вы?

Холмс взял шляпу в руки и стал пристально разглядывать ее проницательным взглядом, свойственным ему одному.

— Конечно, не все достаточно ясно, — заметил он, — но кое-что можно установить наверняка, а кое-что предположить с разумной долей вероятия. Совершенно очевидно, например, что владелец ее — человек большого ума и что три года назад у него были изрядные деньги, а теперь настали черные дни. Он всегда был предусмотрителен и заботился о завтрашнем дне, но мало-помалу опустился, благосостояние его упало, и мы вправе предположить, что он пристрастился к какому-нибудь пороку, — быть может, к пьянству. По-видимому, из-за этого и жена его разлюбила…

— Дорогой Холмс…

— Но в какой-то степени он еще сохранил свое достоинство, — продолжал Холмс, не обращая внимания на мое восклицание. — Он ведет сидячий образ жизни, редко выходит из дому, совершенно не занимается спортом. Этот человек средних лет, у него седые волосы, он мажет их помадой и недавно подстригся. Вдобавок я почти уверен, что в доме у него нет газового освещения.

— Вы, конечно, шутите, Холмс.

— Ничуть. Неужели даже теперь, когда я все рассказал, вы не понимаете, как я узнал об этом?

— Считайте меня идиотом, но должен признаться, что я не в состоянии уследить за ходом ваших мыслей. Например, откуда вы взяли, что он умен?

Вместо ответа Холмс нахлобучил шляпу себе на голову. Шляпа закрыла его лоб и уперлась в переносицу.

— Видите, какой размер! — сказал он. — Не может же быть совершенно пустым такой большой череп.

— Ну, а откуда вы взяли, что он обеднел?

— Этой шляпе три года. Тогда были модными плоские поля, загнутые по краям. Шляпа лучшего качества. Взгляните-ка на эту шелковую ленту, на превосходную подкладку. Если три года назад человек был в состоянии купить столь дорогую шляпу и с тех пор не покупал ни одной, значит, дела у него пошатнулись.

— Ну ладно, в этом, пожалуй, вы правы. Но откуда вы могли узнать, что он человек предусмотрительный, а в настоящее время переживает душевный упадок?

— Предусмотрительность — вот она, — сказал он, показывая на петельку от шляпной резинки. — Резинки не продают вместе со шляпой, их нужно покупать отдельно. Раз этот человек купил резинку и велел прикрепить к шляпе, значит, он заботился о том, чтобы уберечь ее от ветра. Но когда резинка оторвалась, а он не стал прилаживать новую, это значит, что он перестал следить за своей наружностью, опустился. Однако, с другой стороны, он пытался замазать чернилами пятна на шляпе, то есть не окончательно потерял чувство собственного достоинства.

— Все это очень похоже на правду.

— Что он человек средних лет, что у него седина, что он недавно стригся, что он помадит волосы — все станет ясным, если внимательно посмотреть на нижнюю часть подкладки в шляпе. В лупу видны приставшие к подкладке волосы, аккуратно срезанные ножницами парикмахера и пахнущие помадой. Заметьте, что пыль на шляпе не уличная — серая и жесткая, а домашняя — бурая, пушистая. Значит, шляпа большей частью висела дома. А следы влажности на внутренней ее стороне говорят о том, как быстро потеет ее владелец, потому что не привык много двигаться.

— А как вы узнали, что его разлюбила жена?

— Шляпа не чищена несколько недель. Мой дорогой Уотсон, если бы я увидел, что ваша шляпа не чищена хотя бы неделю и вам позволяют выходить в таком виде, у меня появилось бы опасение, что вы имели несчастье утратить расположение вашей супруги.

— А может быть, он холостяк?

— Нет, он нес гуся именно для того, чтобы задобрить жену. Вспомните карточку, привязанную к лапке птицы.

— У вас на все готов ответ. Но откуда вы знаете, что у него в доме нет газа?

— Одно-два сальных пятна на шляпе — случайность. Но когда я вижу их не меньше пяти, я не сомневаюсь, что человеку часто приходится пользоваться сальной свечой, может быть, он поднимается ночью по лестнице, держа в одной руке шляпу, а в другой оплывшую свечу. Во всяком случае, от газа не бывает сальных пятен… Вы согласны со мною?

— Да, все это очень остроумно, — смеясь, сказал я. — Но, как вы сами сказали, тут еще нет преступления. Никто не пострадал — разве что человек, потерявший гуся, — значит, вы ломали себе голову зря.

Шерлок Холмс раскрыл было рот для ответа, но в это мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Питерсон; щеки у него буквально пылали от волнения.

— Гусь-то, гусь, мистер Холмс! — задыхаясь, прокричал он.

— Ну? Что с ним такое? Ожил он, что ли, и вылетел в кухонное окно? — Холмс повернулся на кушетке, чтобы лучше всмотреться в возбужденное лицо Питерсона.

— Посмотрите, сэр! Посмотрите, что жена нашла у него в зобу!

Питерсон протянул руку, и на ладони его мы увидели ярко сверкающий голубой камень чуть поменьше горошины. Камень был такой чистой воды, что светился на темной ладони, точно электрическая искра. Холмc присвистнул и опустился на кущетку.

«See what my wife found in its crop!»

— Честной слово, Питерсон, вы нашли сокровище! Надеюсь, вы понимаете, что это такое?

— Алмаз, сэр! Драгоценный камень! Он режет стекло, словно масло!

— Не просто драгоценный камень — это тот самый камень, который…

— Неужели голубой карбункул графини Моркар? — воскликнул я.

— Конечно! Узнаю камень по описаниям, последнее время я каждый день вижу объявления о его пропаже в «Тайме». Камень этот единственный в своем роде, и можно только догадываться о его настоящей цене. Награда в тысячу фунтов, которую предлагают нашедшему, едва ли составляет двадцатую долю его стоимости.

— Тысяча фунтов! О, Боже!

Посыльный бухнулся в кресло, изумленно тараща на нас глаза.

— Награда наградой, но у меня есть основания думать, — сказал Холмс, — что по некоторым соображениям графиня отдаст половину всех своих богатств, только бы вернуть этот камень.

— Если память мне не изменяет, он пропал в гостинице «Космополитен», — заметил я.

— Совершенно верно, двадцать второго декабря, ровно пять дней назад. В краже этого камня обвинен Джон Хорнер, паяльщик. Улики против него так серьезны, что дело направлено в суд. Кажется, у меня есть об этом деле газетный отчет.

Шерлок Холмс долго рылся в газетах, наконец вытащил одну, разгладил ее, сложил пополам и прочитал следующее:

— Гм! Вот и все, что дает нам полицейский суд, — задумчиво сказал Холмс, откладывая газету. — Наша задача теперь — выяснить, каким образом из футляра графини камень попал в гусиный зоб. Видите, Уотсон, наши скромные размышления оказались не такими уж незначительными. Итак, вот камень. Этот камень был в гусе, а гусь у мистера Генри Бейкера, у того самого обладателя старой шляпы, которого я пытался охарактеризовать, чем и нагнал на вас невыносимую скуку. Что ж, теперь мы должны серьезно заняться розысками этого джентльмена и установить, какую роль он играл в таинственном происшествии. Прежде всего испробуем самый простой способ: напечатаем объявление во всех вечерних газетах. Если таким путем не достигнем цели, прибегнем к иным методам.

— Что вы напишете в объявлении?

— Дайте мне карандаш и клочок бумаги. «На углу Гуджстрит найдены гусь и черная фетровая шляпа. Мистер Генри Бейкер может получить их сегодня на Бейкер-стрит, 221-б, в 6.30 вечера». Коротко и ясно.

— Весьма. Но заметит ли он объявление?

— Конечно. Он просматривает теперь все газеты: человек он бедный, и рождественский гусь для него целое состояние. Он до такой степени был напуган, услышав звон разбитого стекла и увидев бегущего Питерсона, что кинулся бежать, не думая ни о чем. Но потом он, конечно, пожалел, что испугался и бросил гуся. В газете мы упоминаем его имя, и любой знакомый обратит его внимание на нашу публикацию… Так вот, Питерсон, бегите в бюро объявлений, чтобы они поместили эти строки в вечерних газетах.

— В каких, сэр?

— В «Глоб», «Стар», «Пэлл-Мэлл», «Сент-Джеймс газетт», «Ивнинг ньюс стандард», «Эхо» — во всех, какие придут вам на ум.

— Слушаю, сэр! А как быть с камнем?

— Ах да! Камень я пока оставлю у себя. Благодарю вас. А на обратном пути, Питерсон, купите гуся и принесите его мне. Мы ведь должны дать этому джентльмену гуся взамен того, которым в настоящее время угощается ваша семья.

Посыльный ушел, а Холмс взял камень и стал рассматривать его на свет.

— Славный камешек! — сказал он. — Взгляните, как он сверкает и искрится. Как и всякий драгоценный камень, он притягивает к себе преступников, словно магнит. Вот уж подлинно ловушка сатаны. В больших старых камнях каждая грань может рассказать о каком-нибудь кровавом злодеянии. Этому камню нет еще и двадцати лет. Его нашли на берегу реки Амоу, в Южном Китае, и замечателен он тем, что имеет все свойства карбункула, кроме одного: он не рубиново-красный, а голубой. Несмотря на его молодость, с ним уже связано много ужасных историй. Из-за сорока граней кристаллического углерода многих ограбили, кого-то облили серной кислотой, было два убийства и одно самоубийство. Кто бы сказал, что такая красивая безделушка ведет людей в тюрьму и на виселицу! Я запру камень в свой несгораемый шкаф и напишу графине, что он у нас.

— Как вы считаете, Хорнер не виновен?

— Не знаю.

— А Генри Бейкер замешан в это дело?

— Вернее всего, Генри Бейкер здесь ни при чем. Я думаю, ему и в голову не пришло, что, будь этот гусь из чистого золота, он и то стоил бы дешевле. Все очень скоро прояснится, если Генри Бейкер откликнется на наше объявление.

— А до тех пор вы ничего не хотите предпринять?

— Ничего.

— В таком случае я навещу своих пациентов, а вечером снова приду сюда. Я хочу знать, чем окончится это запутанное дело.

— Буду рад вас видеть. Я обедаю в семь. Кажется, к обеду будет куропатка. Кстати, в связи с недавними событиями не попросить ли миссис Хадсон тщательно осмотреть ее зоб?

Я немного задержался, и было уже больше половины седьмого, когда я снова попал на Бейкер-стрит. Подойдя к дому Холмса, я увидел, что в ярком полукруге света, падавшем из окна над дверью, стоит высокий мужчина в шотландской шапочке и в наглухо застегнутом до подбородка сюртуке. Как раз в тот момент, когда я подошел, дверь отперли, и мы одновременно вошли к Шерлоку Холмсу.

— Если не ошибаюсь, мистер Генри Бейкер? — сказал Холмс, поднимаясь с кресла и встречая посетителя с тем непринужденным радушным видом, который он так умело напускал на себя. — Пожалуйста, присаживайтесь поближе к огню, мистер Бейкер. Вечер сегодня холодный, а мне кажется, лето вы переносите лучше, чем зиму… Уотсон, вы пришли как раз вовремя… Это ваша шляпа, мистер Бейкер?

— Да, сэр, это, несомненно, моя шляпа. Бейкер был крупный, сутулый человек с большой головой, с широким умным лицом и остроконечной каштановой бородкой. Красноватые пятна на носу и щеках и легкое дрожание протянутой руки подтверждали догадку Холмса о его наклонностях. На нем был порыжелый сюртук, застегнутый на все пуговицы, а на тощих запястьях, торчащих из рукавов, не было видно манжет. Он говорил глухо и отрывисто, старательно подбирая слова, и производил впечатление человека интеллигентного, но сильно помятого жизнью.

— У нас уже несколько дней хранится ваша шляпа и ваш гусь, — сказал Холмс. — Мы ждали, что вы дадите в газете объявление о пропаже. Не понимаю, почему вы этого не сделали.

Наш посетитель смущенно усмехнулся.

— У меня не так много шиллингов, как бывало когда-то, — сказал он. — Я был уверен, что хулиганы, напавшие на меня унесли с собой и шляпу, и птицу, и не хотел тратить деньги по-пустому.

— Вполне естественно. Между прочим, нам ведь пришлось съесть вашего гуся.

— Съесть? — Наш посетитель в волнении поднялся со стула.

— Да ведь он все равно испортился бы, — продолжал Холмс. — Но я полагаю, что вон та птица на буфете, совершенно свежая и того же веса, заменит вам вашего гуся.

— О, конечно, конечно! — ответил мистер Бейкер, облегченно вздохнув.

— Правда, у нас от вашей птицы остались перья, лапки и зоб, так что, если захотите…

Бейкер от души расхохотался.

— Разве только на память о моем приключении, — сказал он. — Право, не знаю, на что мне могут пригодиться disjecta membra[21]21 Останки (лат.) моего покойного знакомца! Нет, сэр, с вашего разрешения я лучше ограничусь тем превосходным гусем, которого я вижу на буфете Шерлок Холмс многозначительно посмотрел на меня и чуть заметно пожал плечами. — Итак, вот ваша шляпа и ваш гусь, — сказал он. — Кстати, не скажете ли мне, где вы достали того гуся? Я кое-что смыслю в птице и, признаться, редко видывал столь откормленный экземпляр. — Охотно, сэр, — сказал Бейкер, встав и сунув под мышку своего нового гуся. — Наша небольшая компания посещает трактир «Альфа», близ Британского музея, мы, понимаете ли, проводим в музее целый день. А в этом году хозяин трактира Уиндигейт, отличный человек, основал «гусиный клуб». Каждый из нас выплачивает по нескольку пенсов в неделю и к Рождеству получает гуся. Я целиком выплатил свою долю, ну а остальное вам известно. Весьма обязан вам, сэр, — ведь неудобно солидному человеку в моем возрасте носить шотландскую шапочку.

Он поклонился нам с комически торжественным видом и ушел.

He bowed solemnly to both of us.

— С Генри Бейкером покончено, — сказал Холмс, закрывая за ним дверь. — Совершенно очевидно, что он понятия не имеет о драгоценном камне. Вы очень голодны, Уотсон?

— Не особенно.

— Тогда я предлагаю превратить обед в ужин и немедленно отправиться по горячим следам.

— Я готов.

Был морозный вечер, и нам пришлось надеть пальто и обмотать себе шею шарфом. Звезды холодно сияли на безоблачном, ясном небе, и пар от дыхания прохожих был похож на дымки от пистолетных выстрелов. Четко и гулко раздавались по улицам наши шаги. Мы шли по Уимпол-стрит, Харли-стрит, через Уитмор-стрит, вышли на Оксфорд-стрит и через четверть часа были в Блумсбери, возле трактира «Альфа», скромного заведения на углу одной из улиц, ведущих к Холборну. Холмс вошел в бар и заказал две кружки пива краснощекому трактирщику в белом переднике.

— У вас, надо полагать, превосходное пиво, если оно не хуже ваших гусей, — сказал Холмс.

— Моих гусей? — Трактирщик, казалось, был изумлен.

— Да. Полчаса назад я беседовал с мистером Генри Бейкером, членом вашего «гусиного клуба».

— А, понимаю. Но видите ли, сэр, гуси-то ведь не мои.

— В самом деле? А чьи же?

— Я купил две дюжины гусей у одного торговца в Ковент-Гарден.

— Да ну? Я знаю кое-кого из них. У кого же вы купили?

— Его зовут Брекинридж.

— Нет, Брекинриджа я не знаю. Ну, за ваше здоровье, хозяин, и за процветание вашего заведения! Доброй ночи!

— А теперь к мистеру Брекинриджу, — сказал Холмс, выходя на мороз и застегивая пальто. — Не забудьте, Уотсон, что на одном конце нашей цепи всего только безобидный гусь, зато к другому ее концу прикован человек, которому грозит не меньше семи лет каторги, если мы не докажем его невиновность. Возможно, впрочем, что наши розыски обнаружат, что виноват именно он, но, во всяком случае, в наших руках нить, ускользнувшая от полиции и случайно попавшая к нам. Дойдем же до конца этой нити, как бы печален этот конец ни был. Итак, поворот на юг, и шагом марш!

Мы пересекли Холборн, пошли по Энделл-стрит и через какие-то трущобы вышли на Ковентгарденский рынок. На одной из самых больших лавок было написано: «Брекинридж». Хозяин лавки, человек с лошадиным лицом и холеными бакенбардами, помогал мальчику запирать ставни.

— Добрый вечер! Каков морозец, а? — сказал Холмс.

Торговец кивнул головой, бросив вопросительный взгляд на моего друга.

— Гуси, видно, распроданы? — продолжал Холмс, указывая на пустой мраморный прилавок.

— Завтра утром можете купить хоть пятьсот штук.

— Завтра они мне ни к чему.

— Вон в той лавке, где горит свет, кое-что осталось.

— Да? Но меня направили к вам.

— Кто же?

— Хозяин «Альфы».

— А! Я отослал ему две дюжины.

— Отличные были гуси! Откуда вы их достали?

К моему удивлению, вопрос этот привел торговца в бешенство.

— А ну-ка, мистер, — сказал он, поднимая голову и упирая руки в бока, — к чему вы клоните? Говорите прямо.

— Я говорю достаточно прямо. Мне хотелось бы знать, кто продал вам тех гусей, которых вы поставляете в «Альфу».

— Вот и не скажу.

— Не скажете — и не надо. Велика важность! Чего вы кипятитесь из-за таких пустяков?

— Кипячусь? Небось, на моем месте и вы кипятились бы, если бы к вам так приставали! Я плачу хорошие деньги за хороший товар, и, казалось бы, дело с концом. Так нет: «где гуси?», «у кого вы купили гусей?», «кому вы продали гусей?» Можно подумать, что на этих гусях свет клином сошелся, когда послушаешь, какой из-за них подняли шум!

— Какое мне дело до других, которые пристают к вам с расспросами! — небрежно сказал Холмс. — Не хотите говорить — не надо. Но я понимаю толк в птице и держал пари на пять фунтов стерлингов, что гусь, которого я ел, выкормлен в деревне.

— Вот и пропали ваши фунты! Гусь-то городской! — выпалил торговец.

— Быть не может.

— А я говорю, городской!

— Ни за что не поверю!

— Уж не думаете ли вы, что смыслите в этом деле больше меня? Я ведь этим делом занимаюсь чуть не с пеленок. Говорю вам, все гуси, проданные в «Альфу», выкормлены в городе.

— И не пытайтесь меня убедить в этом.

— Хотите пари?

— Это значило бы попросту взять у вас деньги. Я уверен, что прав. Но у меня при себе есть соверен, и я готов поставить его, чтобы проучить вас за упрямство.

Торговец ухмыльнулся.

— Принеси-ка мне книги, Билл, — сказал он.

Мальчишка принес две книги: одну тоненькую, а другую большую, засаленную, и положил их на прилавок под лампой.

— Ну-с, мистер Спорщик, — сказал торговец, — я считал, что сегодня распродал всех гусей, но, ей-ей, Бог занес ко мне в лавку еще одного. Видите эту книжку?

— Ну и что же?

— Это список тех, у кого я покупаю товар. Видите? Вот здесь, на этой странице, имена деревенских поставщиков, а цифра после каждой фамилии обозначает страницу в гроссбухе, где ведутся их счета. А эту страницу, исписанную красными чернилами, видите? Это список моих городских поставщиков. Взгляните-ка на третью фамилию. Прочтите ее вслух.

«Just read it out to me.»

— «Миссис Окшотт, Брикстон-роуд, 117, страница 249», — прочел Холмс.

— Совершенно правильно. Теперь откройте 249-ю страницу в гроссбухе.

Холмс открыл указанную страницу: «Миссис Окшотт, Брикстон-роуд, 117 — поставщица дичи и яиц».

— А что гласит последняя запись?

— «Декабрь, двадцать второго. Двадцать четыре гуся по семь шиллингов шесть пенсов».

— Правильно. Запомните это. А внизу?

— «Проданы мистеру Уиндигейту, „Альфа“, по двенадцать шиллингов».

— Ну, что вы теперь скажете?

Шерлок Холмс, казалось, был глубоко огорчен. Вынув соверен из кармана, он бросил его на прилавок, повернулся и вышел молча, с расстроенным видом. Однако, пройдя несколько шагов, он остановился под фонарем и рассмеялся своим особенным — веселым и беззвучным — смехом.

— Если у человека такие бакенбарды и такой красный платок в кармане, у него можно выудить все что угодно, предложив ему пари, — сказал он. — Я утверждаю, что и за сто фунтов мне не удалось бы получить у него такие подробные сведения, какие я получил, побившись с ним об заклад. Итак, Уотсон, мне кажется, что мы почти у цели. Единственное, что нам осталось решить, — пойдем ли мы к этой миссис Окшотт сейчас или отложим наше посещение до утра. Из слов того грубияна ясно, что этим делом интересуется еще кто-то и я…

Громкий шум, донесшийся внезапно из лавки, которую мы только что покинули, не дал Холмсу договорить. Обернувшись, мы увидели в желтом свете качающейся лампы какого-то невысокого, краснолицого человека. Брекинридж, стоя в дверях лавки, яростно потрясал перед ним кулаками.

— Хватит с меня и вас и ваших гусей! — орал Брекинридж. — Проваливайте вы все к дьяволу! Если вы еще раз сунетесь ко мне с дурацкими расспросами, я спущу цепную собаку. Приведите сюда миссис Окшотт, ей я отвечу. А выто тут при чем? Ваших, что ли, я купил гусей!

— Нет, но все же один из них мой, — захныкал человек.

— Ну и спрашивайте его тогда у миссис Окшотт!

— Она мне велела узнать у вас.

— Спрашивайте хоть у прусского короля! С меня хватит! Убирайтесь отсюда! — Он яростно бросился вперед, и человечек быстро исчез во мраке.

— Ага, нам, кажется, не придется идти на Брикстон-роуд, — прошептал Холмс. — Пойдем посмотрим, не пригодится ли нам этот субъект.

Пробираясь между кучками ротозеев, бродящих вокруг освещенных ларьков, мой друг быстро нагнал человечка и положил ему руку на плечо. Тот порывисто обернулся, и при свете газового фонаря я увидел, как сильно он побледнел.

— Кто вы такой? Что вам надо? — спросил он дрожащим голосом.

— Извините меня, — мягко сказал Холмс, — но я случайно слышал, что вы спрашивали у этого торговца. Я думаю, что могу быть вам полезен.

— Вы? Кто вы такой? Откуда вы знаете, что мне нужно?

— Меня зовут Шерлок Холмс. Моя профессия — знать то, чего не знают другие.

— О том, что мне нужно, вы ничего не можете знать.

— Прошу прощения, но я знаю все. Вы пытаетесь установить, куда попали гуси, проданные миссис Окшотт с Брикстон-роуд торговцу Брекинриджу, который, в свою очередь, продал их мистеру Уиндигейту, владельцу «Альфы», а тот передал «гусиному клубу», членом которого является Генри Бейкер.

— Сэр, вы-то мне и нужны! — вскричал человек, протягивая дрожащие руки. — Я просто не могу выразить, как все это важно для меня!

«You are the very man.»

Шерлок Холмс остановил проезжавшего извозчика.

— В таком случае лучше разговаривать в уютной комнате, чем тут, на ветреной рыночной площади, — сказал он. — Но прежде чем отправиться в путь, скажите, пожалуйста, кому я имею удовольствие оказывать посильную помощь?

Человечек заколебался на мгновение.

— Меня зовут Джон Робинсон, — сказал он, отводя глаза.

— Нет, мне нужно настоящее имя, — ласково сказал Холмс. — Гораздо удобнее иметь дело с человеком, который действует под своим настоящим именем.

Бледные щеки незнакомца загорелись румянцем.

— В таком случае, — сказал он, — мое имя — Джеймс Райдер.

— Так я и думал. Вы служите в отеле «Космополитен». Садитесь, пожалуйста, в кэб, и вскоре я расскажу вам все, что вы пожелаете узнать.

Маленький человечек не двигался с места. Он смотрел то на Холмса, то на меня с надеждой и испугом: он не знал, ждет ли его беда или удача. Наконец он сел в экипаж, и через полчаса мы были в гостиной на Бейкер-стрит.

Дорогой никто не произнес ни слова. Но спутник наш так учащенно дышал, так крепко сжимал и разжимал ладони, что было ясно, в каком нервном возбуждении он пребывает.

— Ну, вот мы и дома! — весело сказал Холмс. — Что может быть лучше пылающего камина в такую погоду! Вы, кажется, озябли, мистер Райдер. Садитесь, пожалуйста, в плетеное кресло. Я только надену домашние туфли, и мы сейчас же займемся вашим делом. Ну вот, готово! Так вы хотите знать, что стало с теми гусями?

— Да, сэр.

— Пожалуй, вернее, с тем гусем? Мне кажется, вас интересовал лишь один из них — белый, с черной полосой на хвосте…

Райдер затрепетал от волнения.

— О, сэр! — вскричал он. — Вы можете сказать, где находится этот гусь?

— Он был здесь.

— Здесь?

— Да, и оказался необыкновенным гусем. Не удивительно, что вы заинтересовались им. После своей кончины он снес яичко — прелестное, сверкающее голубое яичко. Оно здесь, в моей коллекции.

Наш посетитель, шатаясь, поднялся с места и правой рукой ухватился за каминную полку. Холмс открыл несгораемый шкаф и вытащил оттуда голубой карбункул, сверкавший, словно звезда, холодным, ярким, переливчатым блеском. Райдер стоял с искаженным лицом, не зная, потребовать ли камень себе или отказаться от него.

— Игра проиграна, Райдер, — спокойно сказал Шерлок Холмс. — Держитесь крепче на ногах, не то упадете в огонь. Помогите ему сесть, Уотсон. Он еще не умеет хладнокровно мошенничать. Дайте ему глоток бренди. Так! Теперь он хоть немного похож на человека. Ну и жалкая же личность!

Райдер едва держался на ногах, но водка вызвала у него на щеках слабый румянец, и он сел, испуганно глядя на своего обличителя.

— Я знаю почти все, у меня в руках почти все улики, и вы не многое сможете добавить. И все-таки рассказывайте, чтобы в деле не оставалось ни малейшей неясности. Откуда вы узнали, Райдер, о голубом карбункуле графини Моркар?

— Мне сказала о нем Кэтрин Кьюсек, — ответил тот дрожащим голосом.

— Знаю, горничная ее сиятельства. И искушение легко завладеть богатством оказалось сильнее вас, как это неоднократно бывало и с более достойными людьми. И вы не особенно выбирали средства для достижения своей цели. Мне кажется, Райдер, из вас получится порядочный негодяй! Вы знали, что этот паяльщик Хорнер был уже уличен в воровстве и что подозрения раньше всего падут на него. Что же вы сделали? Вы сломали прут каминной решетки в комнате графини — вы и ваша сообщница Кьюсек — и устроили так, что именно Хорнера послали сделать ремонт. Когда Хорнер ушел, вы взяли камень из футляра, подняли тревогу, и бедняга был арестован. После этого…

«Have mercy!» he shrieked.  

Тут Райдер внезапно сполз на ковер и обеими руками обхватил колени моего друга.

— Ради Бога, сжальтесь надо мной! — закричал он. — Подумайте о моем отце, о моей матери. Это убьет их! Я никогда не воровал, никогда! Это не повторится, клянусь вам! Я поклянусь вам на Библии! О, не доводите этого дела до суда! Ради Христа, не доводите дела до суда!

— Ступайте на место, — сурово сказал Холмс. — Сейчас вы готовы ползать на коленях. А что вы думали, когда отправляли беднягу Хорнера на скамью подсудимых за преступление, в котором он не повинен?

— Я могу скрыться, мистер Холмс! Я уеду из Англии, сэр! Тогда обвинение против него отпадет…

— Гм, мы еще потолкуем об этом. А пока послушаем, что же действительно случилось после воровства. Каким образом камень попал в гуся, и как этот гусь попал на рынок? Говорите правду, ибо для вас правда — единственный путь к спасению.

Райдер повел языком по пересохшим губам.

— Я расскажу всю правду, — сказал он. — Когда арестовали Хорнера, я решил, что мне лучше унести камень на случай, если полиции придет в голову обыскать меня и мою комнату. В гостинице не было подходящего места, чтобы спрятать камень. Я вышел, будто бы по служебному делу, и отправился к своей сестре. Она замужем за неким Окшоттом, живет на Брикстон-роуд и занимается тем, что откармливает домашнюю птицу, для рынка. Каждый встречный казался мне полицейским или сыщиком, и, несмотря на холодный ветер, пот градом струился у меня по лбу. Сестра спросила, почему я так бледен, не случилось ли чего. Я сказал, что меня взволновала кража драгоценности в нашем отеле. Потом я прошел на задний двор, закурил трубку и стал раздумывать, что бы предпринять.

Есть у меня приятель по имени Модели, который сбился с пути и только что отбыл срок наказания в Пентонвиллской тюрьме. Мы встретились с ним, разговорились, и он рассказал мне, как воры сбывают краденое. Я понимал, что он меня не выдаст, так как я сам знал за ним кое-какие грехи, и потому решил идти прямо к нему в Килберн и посвятить его в свою тайну. Он научил бы меня, как превратить этот камень в деньги. Но как добраться туда? Я вспомнил о тех терзаниях, которые пережил по пути из гостиницы. Каждую минуту меня могли схватить, обыскать и найти камень в моем жилетном кармане. Я стоял, прислонившись к стене, рассеянно глядя на гусей, которые, переваливаясь, бродили у моих ног, и внезапно мне пришла в голову мысль, как обмануть самого ловкого сыщика в мире…

Несколько недель назад сестра обещала, что к Рождеству я получу от нее отборнейшего гуся в подарок, а она слово держит. И я решил взять гуся сейчас же и в нем пронести камень. Во дворе был какой-то сарай, я загнал за него огромного, очень хорошего гуся, белого, с полосатым хвостом. Потом поймал его, раскрыл ему клюв и как можно глубже засунул камень ему в глотку. Гусь глотнул, и я ощутил рукою, как камень прошел в зоб. Но гусь бился и хлопал крыльями, и сестра вышла узнать в чем дело. Я повернулся, чтобы ответить, и негодный гусь вырвался у меня из рук и смещался со стадом.

«Что ты делал с птицей, Джеймс?» — спросила сестра.

«Да вот ты обещала подарить мне гуся к Рождеству. Я и пробовал, какой из них пожирнее».

«О, мы уже отобрали для тебя гуся, — сказала она, — мы так и называли его: „Гусь Джеймса“. Вон тот, большой, белый. Гусей всего двадцать шесть, из них один тебе, а две дюжины на продажу».

«Спасибо, Мэгги, — сказал я. — Но если тебе все равно, дай мне того, которого я поймал».

«Твой тяжелее по крайне мере фунта на три, и мы специально откармливали его».

«Ничего, мне хочется именно этого, я бы сейчас и взял его с собой».

«Твое дело, — сказала сестра обиженно. — Какого же ты хочешь взять?»

«Вон того белого, с черной полосой на хвосте… Вон он, в середине стада».

«Пожалуйста, режь его и бери!»

Я так и сделал, мистер Холмс, и понес птицу в Килберн. Я рассказал своему приятелю обо всем — он из тех, с которыми можно говорить без стеснения. Он хохотал до упаду, потом мы взяли нож и разрезали гуся. У меня остановилось сердце, когда я увидел, что произошла ужасная ошибка, и камня нет. Я бросил гуся, пустился бегом к сестре. Влетел на задний двор — гусей там не было.

«Где гуси, Мэгги?» — крикнул я.

«Отправила торговцу».

«Какому торговцу?»

«Брекинриджу на Ковент-Гарден».

«А был среди них один с полосатым хвостом — такой же, какого я взял?» — спросил я.

«Да, Джеймс, ведь было два гуся с полосатыми хвостами, я вечно путала их».

Тут, конечно, я понял все и со всех ног помчался к этому самому Брекинриджу. Но он уже распродал гусей и не хотел сказать кому. Вы слышали сами, как он со мной разговаривал. Сестра думает, что я сошел с ума. Порой мне самому кажется, что я сумасшедший. И вот… теперь я презренный вор, хотя даже не прикоснулся к богатству, ради которого погубил себя. Боже, помоги мне! Боже, помоги! — Он закрыл лицо руками и судорожно зарыдал.

He burst into convulsive sobbing.

Потом наступило долгое молчание, лишь слышны были тяжелые вздохи Райдера, да мой друг мерно постукивал пальцами по столу. Вдруг Шерлок Холмс встал и распахнул настежь дверь.

— Убирайтесь! — проговорил он.

— Что? Сэр, да благословит вас небо!

— Ни слова! Убирайтесь отсюда!

Повторять не пришлось. На лестнице загрохотали стремительные шаги, внизу хлопнула дверь, и с улицы донесся быстрый топот.

— В конце концов, Уотсон, — сказал Холмс, протягивая руку к глиняной трубке, — я работаю отнюдь не затем, чтобы исправлять промахи нашей полиции. Если бы Хорнеру грозила опасность, тогда другое дело. Но Райдер не станет показывать против него, и обвинение рухнет. Возможно, я укрываю мошенника, но зато спасаю его душу. С этим молодцом ничего подобного не повторится, — он слишком напуган. Упеките его сейчас в тюрьму, и он не развяжется с ней всю жизнь. Кроме того, нынче праздники, надо прощать грехи. Случай столкнул нас со странной и забавной загадкой, и решить ее — само по себе награда. Если вы будете любезны и позволите, мы немедленно займемся новым «исследованием», в котором опять-таки фигурирует птица: ведь к обеду у нас куропатка.

Голубой карбункул

На третий день Рождества зашел я к Шерлоку Холмсу, чтобы поздравить его с праздником. Он лежал на кушетке в красном халате; по правую руку от него была подставка для трубок, а по левую — груда помятых утренних газет которые он, видимо, только что просматривал. Рядом с кушеткой стоял стул, на его спинке висела сильно поношенная, потерявшая вид фетровая шляпа. Холмс, должно быть очень внимательно изучал эту шляпу, так как тут же на сиденье стула лежали пинцет и лупа.

— Вы заняты? — сказал я. — Я вам не помешал?

— Нисколько, — ответил он. — Я рад, что у меня есть друг, с которым я могу обсудить результаты некоторых моих изысканий. Дельце весьма заурядное, но с этой вещью, — он ткнул большим пальцем в сторону шляпы, — связаны кое-какие любопытные и даже поучительные события.

Я уселся в кресло и стал греть руки у камина, где потрескивал огонь. Был сильный мороз; окна покрылись плотными ледяными узорами.

— Хотя эта шляпа кажется очень невзрачной, она, должно быть, связана с какой-нибудь кровавой историей, — заметил я.

— Очевидно, она послужит ключом к разгадке страшной тайны, и благодаря ей вам удастся изобличить и наказать преступника.

— Нет, — засмеялся Шерлок Холмс, — тут не преступление, а мелкий, смешной эпизод, который всегда может произойти там, где четыре миллиона человек толкутся на площади в несколько квадратных миль. В таком колоссальном человеческом улье возможны любые комбинации событий и фактов, возникает масса незначительных, но загадочных и странных происшествий, хотя ничего преступного в них нет. Нам уже приходилось сталкиваться с подобными случаями.

— Еще бы! — воскликнул я. — Из последних шести эпизодов, которыми я пополнил свои записки, три не содержат ничего беззаконного.

— Совершенно верно. Вы имеете в виду мои попытки обнаружить бумаги Ирен Адлер, интересный случай с мисс Мэри Сазерлэнд и приключения человека с рассеченной губой. Не сомневаюсь, что и это дело окажется столь же невинным. Вы знаете Питерсона, посыльного?

— Да.

— Этот трофей принадлежит ему.

— Это его шляпа?

— Нет, он нашел ее. Владелец ее неизвестен. Я прошу вас рассматривать эту шляпу не как старую рухлядь, а как предмет, таящий в себе серьезную задачу… Однако прежде всего, как эта шляпа попала сюда. Она появилась в первый день Рождества вместе с отличным жирным гусем, который в данный момент наверняка жарится у Питерсона в кухне. Произошло это так. На Рождество, в четыре часа утра, Питерсон, человек, как вы знаете, благородный и честный, возвращался с пирушки домой по улице Тоттенхем-Корт-роуд. При свете газового фонаря он заметил, что перед ним, слегка пошатываясь, идет какой-то субъект и несет на плече белоснежного гуся. На углу Гудж-стрит к незнакомцу пристали хулиганы. Один из них сбил с него шляпу, а незнакомец, отбиваясь, размахнулся палкой и попал в витрину магазина, оказавшуюся у него за спиной. Питерсон кинулся вперед, чтобы защитить его, но тот, испуганный тем, что разбил стекло, увидев бегущего к нему человека, бросил гуся, помчался со всех ног и исчез в лабиринте небольших переулков, лежащих позади Тоттенхем-Корт-роуд. Питерсон был в форме, и это, должно быть, больше всего и напугало беглеца. Хулиганы тоже разбежались, и посыльный остался один на поле битвы, оказавшись обладателем этой помятой шляпы и превосходного рождественского гуся…

— …которого Питерсон, конечно, возвратил незнакомцу?

— В том-то и загвоздка, дорогой друг. Правда, на карточке, привязанной к левой лапке гуся, было написано: «Для миссис Генри Бейкер», а на подкладке шляпы можно разобрать инициалы «Г. Б.». Но в Лондоне живет несколько тысяч Бейкеров и несколько сот Генри Бейкеров, так что нелегко вернуть потерянную собственность одному из них.

— Что же сделал Питерсон?

— Зная, что меня занимает решение даже самых ничтожных загадок, он попросту принес мне и гуся и шляпу. Гуся мы продержали вплоть до сегодняшнего утра, когда стало ясно, что, несмотря на мороз, его все же лучше незамедлительно съесть. Питерсон унес гуся, и с гусем произошло то, к чему он уготован судьбой, а у меня осталась шляпа незнакомца, потерявшего свой рождественский ужин.

— Он не помещал объявления в газете?

— Нет.

— Как же вы узнаете, кто он?

— Только путем размышлений.

— Размышлений над этой шляпой?

— Конечно.

— Вы шутите! Что можно извлечь из этого старого рваного фетра?

— Вот лупа. Попробуйте применить мой метод. Что вы можете сказать о человеке, которому принадлежала эта шляпа?

Я взял рваную шляпу и уныло повертел ее в руках. Самая обыкновенная черная круглая шляпа, жесткая, сильно поношенная. Шелковая подкладка, некогда красная, теперь выцвела. Фабричную марку мне обнаружить не удалось, но, как и сказал Холмс, внутри сбоку виднелись инициалы «Г. Б.». На полях я заметил петельку для придерживавшей шляпу резинки, но самой резинки не оказалось. Вообще шляпа была мятая, грязная, покрытая пятнами. Впрочем, заметны были попытки замазать эти пятна чернилами.

— Я ничего в ней не вижу, — сказал я, возвращая шляпу Шерлоку Холмсу.

— Нет, Уотсон, видите, но не даете себе труда поразмыслить над тем, что видите. Вы слишком робки в своих логических выводах.

— Тогда, пожалуйста, скажите, какие же выводы делаете вы?

Холмс взял шляпу в руки и стал пристально разглядывать ее проницательным взглядом, свойственным ему одному.

— Конечно, не все достаточно ясно, — заметил он, — но кое-что можно установить наверняка, а кое-что предположить с разумной долей вероятия. Совершенно очевидно, например, что владелец ее — человек большого ума и что три года назад у него были изрядные деньги, а теперь настали черные дни. Он всегда был предусмотрителен и заботился о завтрашнем дне, но мало-помалу опустился, благосостояние его упало, и мы вправе предположить, что он пристрастился к какому-нибудь пороку, — быть может, к пьянству. По-видимому, из-за этого и жена его разлюбила…

— Дорогой Холмс…

— Но в какой-то степени он еще сохранил свое достоинство, — продолжал Холмс, не обращая внимания на мое восклицание. — Он ведет сидячий образ жизни, редко выходит из дому, совершенно не занимается спортом. Этот человек средних лет, у него седые волосы, он мажет их помадой и недавно подстригся. Вдобавок я почти уверен, что в доме у него нет газового освещения.

— Вы, конечно, шутите, Холмс.

— Ничуть. Неужели даже теперь, когда я все рассказал, вы не понимаете, как я узнал об этом?

— Считайте меня идиотом, но должен признаться, что я не в состоянии уследить за ходом ваших мыслей. Например, откуда вы взяли, что он умен?

Вместо ответа Холмс нахлобучил шляпу себе на голову. Шляпа закрыла его лоб и уперлась в переносицу.

— Видите, какой размер! — сказал он. — Не может же быть совершенно пустым такой большой череп.

— Ну, а откуда вы взяли, что он обеднел?

— Этой шляпе три года. Тогда были модными плоские поля, загнутые по краям. Шляпа лучшего качества. Взгляните-ка на эту шелковую ленту, на превосходную подкладку. Если три года назад человек был в состоянии купить столь дорогую шляпу и с тех пор не покупал ни одной, значит, дела у него пошатнулись.

— Ну ладно, в этом, пожалуй, вы правы. Но откуда вы могли узнать, что он человек предусмотрительный, а в настоящее время переживает душевный упадок?

— Предусмотрительность — вот она, — сказал он, показывая на петельку от шляпной резинки. — Резинки не продают вместе со шляпой, их нужно покупать отдельно. Раз этот человек купил резинку и велел прикрепить к шляпе, значит, он заботился о том, чтобы уберечь ее от ветра. Но когда резинка оторвалась, а он не стал прилаживать новую, это значит, что он перестал следить за своей наружностью, опустился. Однако, с другой стороны, он пытался замазать чернилами пятна на шляпе, то есть не окончательно потерял чувство собственного достоинства.

— Все это очень похоже на правду.

— Что он человек средних лет, что у него седина, что он недавно стригся, что он помадит волосы — все станет ясным, если внимательно посмотреть на нижнюю часть подкладки в шляпе. В лупу видны приставшие к подкладке волосы, аккуратно срезанные ножницами парикмахера и пахнущие помадой. Заметьте, что пыль на шляпе не уличная — серая и жесткая, а домашняя — бурая, пушистая. Значит, шляпа большей частью висела дома. А следы влажности на внутренней ее стороне говорят о том, как быстро потеет ее владелец, потому что не привык много двигаться.

— А как вы узнали, что его разлюбила жена?

— Шляпа не чищена несколько недель. Мой дорогой Уотсон, если бы я увидел, что ваша шляпа не чищена хотя бы неделю и вам позволяют выходить в таком виде, у меня появилось бы опасение, что вы имели несчастье утратить расположение вашей супруги.

— А может быть, он холостяк?

— Нет, он нес гуся именно для того, чтобы задобрить жену. Вспомните карточку, привязанную к лапке птицы.

— У вас на все готов ответ. Но откуда вы знаете, что у него в доме нет газа?

— Одно-два сальных пятна на шляпе — случайность. Но когда я вижу их не меньше пяти, я не сомневаюсь, что человеку часто приходится пользоваться сальной свечой, — может быть, он поднимается ночью по лестнице, держа в одной руке шляпу, а в другой оплывшую свечу. Во всяком случае, от газа не бывает сальных пятен… Вы согласны со мною?

— Да, все это очень остроумно, — смеясь, сказал я. — Но, как вы сами сказали, тут еще нет преступления. Никто не пострадал — разве что человек, потерявший гуся, — значит, вы ломали себе голову зря.

Шерлок Холмс раскрыл было рот для ответа, но в это мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Питерсон; щеки у него буквально пылали от волнения.

— Гусь-то, гусь, мистер Холмс! — задыхаясь, прокричал он.

— Ну? Что с ним такое? Ожил он, что ли, и вылетел в кухонное окно? — Холмс повернулся на кушетке, чтобы лучше всмотреться в возбужденное лицо Питерсона.

— Посмотрите, сэр! Посмотрите, что жена нашла у него в зобу!

Питерсон протянул руку, и на ладони его мы увидели ярко сверкающий голубой камень чуть поменьше горошины. Камень был такой чистой воды, что светился на темной ладони, точно электрическая искра. Холмс присвистнул и опустился на кушетку.

— Честное слово, Питерсон, вы нашли сокровище! Надеюсь, вы понимаете, что это такое?

— Алмаз, сэр! Драгоценный камень! Он режет стекло, словно масло!

— Не просто драгоценный камень — это тот самый камень, который…

— Неужели голубой карбункул графини Моркар? — воскликнул я.

— Конечно! Узнаю камень по описаниям, последнее время я каждый день вижу объявления о его пропаже в «Тайме». Камень этот единственный в своем роде, и можно только догадываться о его настоящей цене. Награда в тысячу фунтов, которую предлагают нашедшему, едва ли составляет двадцатую долю его стоимости.

— Тысяча фунтов! О, Боже!

Посыльный бухнулся в кресло, изумленно тараща на нас глаза.

— Награда наградой, но у меня есть основания думать, — сказал Холмс, — что по некоторым соображениям графиня отдаст половину всех своих богатств, только бы вернуть этот камень.

— Если память мне не изменяет, он пропал в гостинице «Космополитен», — заметил я.

— Совершенно верно, двадцать второго декабря, ровно пять дней назад. В краже этого камня обвинен Джон Хорнер, паяльщик. Улики против него так серьезны, что дело направлено в суд. Кажется, у меня есть об этом деле газетный отчет.

Шерлок Холмс долго рылся в газетах, наконец вытащил одну, разгладил ее, сложил пополам и прочитал следующее:

«КРАЖА ДРАГОЦЕННОСТЕЙ В ОТЕЛЕ «КОСМОПОЛИТЕН»

Джон Хорнер, 26 лет, обвиняется в том, что 22 сего месяца похитил у графини Моркар из шкатулки драгоценный камень, известный под названием «Голубой карбункул». Джеймс Райдер, служащий отеля, показал, что в день кражи Хорнер припаивал расшатанный прут каминной решетки в комнате графини Моркар. Некоторое время Райдер находился в комнате с Хорнером, но потом его куда-то вызвали. Возвратившись, он увидел, что Хорнер исчез, бюро взломано и маленький сафьяновый футляр, в котором, как выяснилось впоследствии, графиня имела обыкновение держать драгоценный камень, валялся пустой на туалетном столике. Райдер сейчас же сообщил в полицию, и в тот же вечер Хорнер был арестован, но камня не нашли ни при нем, ни у него дома. Кэтрин Кьюсек, горничная графини, показала, что, услышав отчаянный крик Райдера, она вбежала в комнату и тоже увидела пустой футляр. Полицейский инспектор Бродстрит из округа «Б» сообщил, что Хорнер отчаянно сопротивлялся при аресте и горячо доказывал свою невиновность. Поскольку стало известно, что арестованный и прежде судился за кражу, судья отказался разбирать дело и передал его суду присяжных. Хорнер, все время высказывавший признаки сильнейшего волнения, упал в обморок и был вынесен из зала суда».

— Гм! Вот и все, что дает нам полицейский суд, — задумчиво сказал Холмс, откладывая газету. — Наша задача теперь — выяснить, каким образом из футляра графини камень попал в гусиный зоб. Видите, Уотсон, наши скромные размышления оказались не такими уж незначительными. Итак, вот камень. Этот камень был в гусе, а гусь у мистера Генри Бейкера, у того самого обладателя старой шляпы, которого я пытался охарактеризовать, чем и нагнал на вас невыносимую скуку. Что ж, теперь мы должны серьезно заняться розысками этого джентльмена и установить, какую роль он играл в таинственном происшествии. Прежде всего испробуем самый простой способ: напечатаем объявление во всех вечерних газетах. Если таким путем не достигнем цели, прибегнем к иным методам.

— Что вы напишете в объявлении?

— Дайте мне карандаш и клочок бумаги. «На углу Гудж-стрит найдены гусь и черная фетровая шляпа. Мистер Генри Бейкер может получить их сегодня на Бейкер-стрит, 221-б, в 6.30 вечера». Коротко и ясно.

— Весьма. Но заметит ли он объявление?

— Конечно. Он просматривает теперь все газеты: человек он бедный, и рождественский гусь для него целое состояние. Он до такой степени был напуган, услышав звон разбитого стекла и увидев бегущего Питерсона, что кинулся бежать, не думая ни о чем. Но потом он, конечно, пожалел, что испугался и бросил гуся. В газете мы упоминаем его имя, и любой знакомый обратит его внимание на нашу публикацию… Так вот, Питерсон, бегите в бюро объявлений, чтобы они поместили эти строки в вечерних газетах.

— В каких, сэр?

— В «Глоб», «Стар», «Пэлл-Мэлл», «Сент-Джеймс газетт», «Ивнинг ньюс стандард», «Эхо» — во всех, какие придут вам на ум.

— Слушаю, сэр! А как быть с камнем?

— Ах да! Камень я пока оставлю у себя. Благодарю вас. А на обратном пути, Питерсон, купите гуся и принесите его мне. Мы ведь должны дать этому джентльмену гуся взамен того, которым в настоящее время угощается ваша семья.

Посыльный ушел, а Холмс взял камень и стал рассматривать его на свет.

— Славный камешек! — сказал он. — Взгляните, как он сверкает и искрится. Как и всякий драгоценный камень, он притягивает к себе преступников, словно магнит. Вот уж подлинно ловушка сатаны. В больших старых камнях каждая грань может рассказать о каком-нибудь кровавом злодеянии. Этому камню нет еще и двадцати лет. Его нашли на берегу реки Амой, в Южном Китае, и замечателен он тем, что имеет все свойства карбункула, кроме одного: он не рубиново-красный, а голубой. Несмотря на его молодость, с ним уже связано много ужасных историй. Из-за сорока граней кристаллического углерода многих ограбили, кого-то облили серной кислотой, было два убийства и одно самоубийство. Кто бы сказал, что такая красивая безделушка ведет людей в тюрьму и на виселицу! Я запру камень в свой несгораемый шкаф и напишу графине, что он у нас.

— Как вы считаете, Хорнер не виновен?

— Не знаю.

— А Генри Бейкер замешан в это дело?

— Вернее всего, Генри Бейкер здесь ни при чем. Я думаю, ему и в голову не пришло, что, будь этот гусь из чистого золота, он и то стоил бы дешевле. Все очень скоро прояснится, если Генри Бейкер откликнется на наше объявление.

— А до тех пор вы ничего не хотите предпринять?

— Ничего.

— В таком случае я навещу своих пациентов, а вечером снова приду сюда. Я хочу знать, чем окончится это запутанное дело.

— Буду рад вас видеть. Я обедаю в семь. Кажется, к обеду будет куропатка. Кстати, в связи с недавними событиями не попросить ли миссис Хадсон тщательно осмотреть ее зоб?

Я немного задержался, и было уже больше половины седьмого, когда я снова попал на Бейкер-стрит. Подойдя к дому Холмса, я увидел, что в ярком полукруге света, падавшем из окна над дверью, стоит высокий мужчина в шотландской шапочке и в наглухо застегнутом до подбородка сюртуке. Как раз в тот момент, когда я подошел, дверь отперли, и мы одновременно вошли к Шерлоку Холмсу.

— Если не ошибаюсь, мистер Генри Бейкер? — сказал Холмс, поднимаясь с кресла и встречая посетителя с тем непринужденным радушным видом, который он так умело напускал на себя. — Пожалуйста, присаживайтесь поближе к огню, мистер Бейкер. Вечер сегодня холодный, а мне кажется, лето вы переносите лучше, чем зиму… Уотсон, вы пришли как раз вовремя… Это ваша шляпа, мистер Бейкер?

— Да, сэр, это, несомненно, моя шляпа. Бейкер был крупный, сутулый человек с большой головой, с широким умным лицом и остроконечной каштановой бородкой. Красноватые пятна на носу и щеках и легкое дрожание протянутой руки подтверждали догадку Холмса о его наклонностях. На нем был порыжелый сюртук, застегнутый на все пуговицы, а на тощих запястьях, торчащих из рукавов, не было видно манжет. Он говорил глухо и отрывисто, старательно подбирая слова, и производил впечатление человека интеллигентного, но сильно помятого жизнью.

— У нас уже несколько дней хранится ваша шляпа и ваш гусь, — сказал Холмс. — Мы ждали, что вы дадите в газете объявление о пропаже. Не понимаю, почему вы этого не сделали.

Наш посетитель смущенно усмехнулся.

— У меня не так много шиллингов, как бывало когда-то, — сказал он. — Я был уверен, что хулиганы, напавшие на меня унесли с собой и шляпу и птицу, и не хотел тратить деньги по-пустому.

— Вполне естественно. Между прочим, нам ведь пришлось съесть вашего гуся.

— Съесть? — Наш посетитель в волнении поднялся со стула.

— Да ведь он все равно испортился бы, — продолжал Холмс. — Но я полагаю, что вон та птица на буфете, совершенно свежая и того же веса, заменит вам вашего гуся.

— О, конечно, конечно! — ответил мистер Бейкер, облегченно вздохнув.

— Правда, у нас от вашей птицы остались перья, лапки и зоб, так что, если захотите…

Бейкер от души расхохотался.

— Разве только на память о моем приключении, — сказал он. — Право, не знаю, на что мне могут пригодиться disjecta membra[1] моего покойного знакомца! Нет, сэр, с вашего разрешения я лучше ограничусь тем превосходным гусем, которого я вижу на буфете.

Шерлок Холмс многозначительно посмотрел на меня и чуть заметно пожал плечами.

— Итак, вот ваша шляпа и ваш гусь, — сказал он. — Кстати, не скажете ли мне, где вы достали того гуся? Я кое-что смыслю в птице и, признаться, редко видывал столь откормленный экземпляр.

— Охотно, сэр, — сказал Бейкер, встав и сунув под мышку своего нового гуся. — Наша небольшая компания посещает трактир «Альфа», близ Британского музея, мы, понимаете ли, проводим в музее целый день. А в этом году хозяин трактира Уиндигейт, отличный человек, основал «гусиный клуб». Каждый из нас выплачивает по нескольку пенсов в неделю и к Рождеству получает гуся. Я целиком выплатил свою долю, ну а остальное вам известно. Весьма обязан вам, сэр, — ведь неудобно солидному человеку в моем возрасте носить шотландскую шапочку.

Он поклонился нам с комически торжественным видом и ушел.

— С Генри Бейкером покончено, — сказал Холмс, закрывая за ним дверь. — Совершенно очевидно, что он понятия не имеет о драгоценном камне. Вы очень голодны, Уотсон?

— Не особенно.

— Тогда я предлагаю превратить обед в ужин и немедленно отправиться по горячим следам.

— Я готов.

Был морозный вечер, и нам пришлось надеть пальто и обмотать себе шею шарфом. Звезды холодно сияли на безоблачном, ясном небе, и пар от дыхания прохожих был похож на дымки от пистолетных выстрелов. Четко и гулко раздавались по улицам наши шаги. Мы шли по Уимпол-стрит, Харли-стрит, через Уигмор-стрит, вышли на Оксфорд-стрит и через четверть часа были в Блумсбери, возле трактира «Альфа», скромного заведения на углу одной из улиц, ведущих к Холборну. Холмс вошел в бар и заказал две кружки пива краснощекому трактирщику в белом переднике.

— У вас, надо полагать, превосходное пиво, если оно не хуже ваших гусей, — сказал Холмс.

— Моих гусей? — Трактирщик, казалось, был изумлен.

— Да. Полчаса назад я беседовал с мистером Генри Бейкером, членом вашего «гусиного клуба».

— А, понимаю. Но видите ли, сэр, гуси-то ведь не мои.

— В самом деле? А чьи же?

— Я купил две дюжины гусей у одного торговца в Ковент-Гарден.

— Да ну? Я знаю кое-кого из них. У кого же вы купили?

— Его зовут Брекинридж.

— Нет, Брекинриджа я не знаю. Ну, за ваше здоровье, хозяин, и за процветание вашего заведения! Доброй ночи!

— А теперь к мистеру Брекинриджу, — сказал Холмс, выходя на мороз и застегивая пальто. — Не забудьте, Уотсон, что на одном конце нашей цепи всего только безобидный гусь, зато к другому ее концу прикован человек, которому грозит не меньше семи лет каторги, если мы не докажем его невиновность. Возможно, впрочем, что наши розыски обнаружат, что виноват именно он, но, во всяком случае, в наших руках нить, ускользнувшая от полиции и случайно попавшая к нам. Дойдем же до конца этой нити, как бы печален этот конец ни был. Итак, поворот на юг, и шагом марш!

Мы пересекли Холборн, пошли по Энделл-стрит и через какие-то трущобы вышли на Ковентгарденский рынок. На одной из самых больших лавок было написано: «Брекинридж». Хозяин лавки, человек с лошадиным лицом и холеными бакенбардами, помогал мальчику запирать ставни.

— Добрый вечер! Каков морозец, а? — сказал Холмс.

Торговец кивнул головой, бросив вопросительный взгляд на моего друга.

— Гуси, видно, распроданы? — продолжал Холмс, указывая на пустой мраморный прилавок.

— Завтра утром можете купить хоть пятьсот штук.

— Завтра они мне ни к чему.

— Вон в той лавке, где горит свет, кое-что осталось.

— Да? Но меня направили к вам.

— Кто же?

— Хозяин «Альфы».

— А! Я отослал ему две дюжины.

— Отличные были гуси! Откуда вы их достали?

К моему удивлению, вопрос этот привел торговца в бешенство.

— А ну-ка, мистер, — сказал он, поднимая голову и упирая руки в бока, — к чему вы клоните? Говорите прямо.

— Я говорю достаточно прямо. Мне хотелось бы знать, кто продал вам тех гусей, которых вы поставляете в «Альфу».

— Вот и не скажу.

— Не скажете — и не надо. Велика важность! Чего вы кипятитесь из-за таких пустяков?

— Кипячусь? Небось, на моем месте и вы кипятились бы, если бы к вам так приставали! Я плачу хорошие деньги за хороший товар, и, казалось бы, дело с концом. Так нет: «где гуси?», «у кого вы купили гусей?», «кому вы продали гусей?» Можно подумать, что на этих гусях свет клином сошелся, когда послушаешь, какой из-за них подняли шум!

— Какое мне дело до других, которые пристают к вам с расспросами! — небрежно сказал Холмс. — Не хотите говорить — не надо. Но я понимаю толк в птице и держал пари на пять фунтов стерлингов, что гусь, которого я ел, выкормлен в деревне.

— Вот и пропали ваши фунты! Гусь-то городской! — выпалил торговец.

— Быть не может.

— А я говорю, городской!

— Ни за что не поверю!

— Уж не думаете ли вы, что смыслите в этом деле больше меня? Я ведь этим делом занимаюсь чуть не с пеленок. Говорю вам, все гуси, проданные в «Альфу», выкормлены в городе.

— И не пытайтесь меня убедить в этом.

— Хотите пари?

— Это значило бы попросту взять у вас деньги. Я уверен, что прав. Но у меня при себе есть соверен, и я готов поставить его, чтобы проучить вас за упрямство.

Торговец ухмыльнулся.

— Принеси-ка мне книги, Билл, — сказал он.

Мальчишка принес две книги: одну тоненькую, а другую большую, засаленную, и положил их на прилавок под лампой.

— Ну-с, мистер Спорщик, — сказал торговец, — я считал, что сегодня распродал всех гусей, но, ей-ей, Бог занес ко мне в лавку еще одного. Видите эту книжку?

— Ну и что же?

— Это список тех, у кого я покупаю товар. Видите? Вот здесь, на этой странице, имена деревенских поставщиков, а цифра после каждой фамилии обозначает страницу в гроссбухе, где ведутся их счета. А эту страницу, исписанную красными чернилами, видите? Это список моих городских поставщиков. Взгляните-ка на третью фамилию. Прочтите ее вслух.

— «Миссис Окшотт, Брикстон-роуд, 117, страница 249», — прочел Холмс.

— Совершенно правильно. Теперь откройте 249-ю страницу в гроссбухе.

Холмс открыл указанную страницу: «Миссис Окшотт, Брикстон-роуд, 117 — поставщица дичи и яиц».

— А что гласит последняя запись?

— «Декабрь, двадцать второго. Двадцать четыре гуся по семь шиллингов шесть пенсов».

— Правильно. Запомните это. А внизу?

— «Проданы мистеру Уиндигейту, «Альфа», по двенадцать шиллингов».

— Ну, что вы теперь скажете?

Шерлок Холмс, казалось, был глубоко огорчен. Вынув соверен из кармана, он бросил его на прилавок, повернулся и вышел молча, с расстроенным видом. Однако, пройдя несколько шагов, он остановился под фонарем и рассмеялся своим особенным — веселым и беззвучным — смехом.

— Если у человека такие бакенбарды и такой красный платок в кармане, у него можно выудить все что угодно, предложив ему пари, — сказал он. — Я утверждаю, что и за сто фунтов мне не удалось бы получить у него такие подробные сведения, какие я получил, побившись с ним об заклад. Итак, Уотсон, мне кажется, что мы почти у цели. Единственное, что нам осталось решить, — пойдем ли мы к этой миссис Окшотт сейчас или отложим наше посещение до утра. Из слов того грубияна ясно, что этим делом интересуется еще кто-то и я…

Громкий шум, донесшийся внезапно из лавки, которую мы только что покинули, не дал Холмсу договорить. Обернувшись, мы увидели в желтом свете качающейся лампы какого-то невысокого, краснолицого человека. Брекинридж, стоя в дверях лавки, яростно потрясал перед ним кулаками.

— Хватит с меня и вас и ваших гусей! — орал Брекинридж. — Проваливайте вы все к дьяволу! Если вы еще раз сунетесь ко мне с дурацкими расспросами, я спущу цепную собаку. Приведите сюда миссис Окшотт, ей я отвечу. А вы-то тут при чем? Ваших, что ли, я купил гусей!

— Нет, но все же один из них мой, — захныкал человек.

— Ну и спрашивайте его тогда у миссис Окшотт!

— Она мне велела узнать у вас.

— Спрашивайте хоть у прусского короля! С меня хватит! Убирайтесь отсюда! — Он яростно бросился вперед, и человечек быстро исчез во мраке.

— Ага, нам, кажется, не придется идти на Брикстон-роуд, — прошептал Холмс. — Пойдем посмотрим, не пригодится ли нам этот субъект.

Пробираясь между кучками ротозеев, бродящих вокруг освещенных ларьков, мой друг быстро нагнал человечка и положил ему руку на плечо. Тот порывисто обернулся, и при свете газового фонаря я увидел, как сильно он побледнел.

— Кто вы такой? Что вам надо? — спросил он дрожащим голосом.

— Извините меня, — мягко сказал Холмс, — но я случайно слышал, что вы спрашивали у этого торговца. Я думаю, что могу быть вам полезен.

— Вы? Кто вы такой? Откуда вы знаете, что мне нужно?

— Меня зовут Шерлок Холмс. Моя профессия — знать то, чего не знают другие.

— О том, что мне нужно, вы ничего не можете знать.

— Прошу прощения, но я знаю все. Вы пытаетесь установить, куда попали гуси, проданные миссис Окшотт с Брикстон-роуд торговцу Брекинриджу, который, в свою очередь, продал их мистеру Уиндигейту, владельцу «Альфы», а тот передал «гусиному клубу», членом которого является Генри Бейкер.

— Сэр, вы-то мне и нужны! — вскричал человек, протягивая дрожащие руки. — Я просто не могу выразить, как все это важно для меня!

Шерлок Холмс остановил проезжавшего извозчика.

— В таком случае лучше разговаривать в уютной комнате, чем тут, на ветреной рыночной площади, — сказал он. — Но прежде чем отправиться в путь, скажите, пожалуйста, кому я имею удовольствие оказывать посильную помощь?

Человечек заколебался на мгновение.

— Меня зовут Джон Робинсон, — сказал он, отводя глаза.

— Нет, мне нужно настоящее имя, — ласково сказал Холмс. — Гораздо удобнее иметь дело с человеком, который действует под своим настоящим именем.

Бледные щеки незнакомца загорелись румянцем.

— В таком случае, — сказал он, — мое имя — Джеймс Райдер.

— Так я и думал. Вы служите в отеле «Космополитен». Садитесь, пожалуйста, в кэб, и вскоре я расскажу вам все, что вы пожелаете узнать.

Маленький человечек не двигался с места. Он смотрел то на Холмса, то на меня с надеждой и испугом: он не знал, ждет ли его беда или удача. Наконец он сел в экипаж, и через полчаса мы были в гостиной на Бейкер-стрит.

Дорогой никто не произнес ни слова. Но спутник наш так учащенно дышал, так крепко сжимал и разжимал ладони, что было ясно, в каком нервном возбуждении он пребывает.

— Ну, вот мы и дома! — весело сказал Холмс. — Что может быть лучше пылающего камина в такую погоду! Вы, кажется, озябли, мистер Райдер. Садитесь, пожалуйста, в плетеное кресло. Я только надену домашние туфли, и мы сейчас же займемся вашим делом. Ну вот, готово! Так вы хотите знать, что стало с теми гусями?

— Да, сэр.

— Пожалуй, вернее, с тем гусем? Мне кажется, вас интересовал лишь один из них — белый, с черной полосой на хвосте…

Райдер затрепетал от волнения.

— О, сэр! — вскричал он. — Вы можете сказать, где находится этот гусь?

— Он был здесь.

— Здесь?

— Да, и оказался необыкновенным гусем. Не удивительно, что вы заинтересовались им. После своей кончины он снес яичко — прелестное, сверкающее голубое яичко. Оно здесь, в моей коллекции.

Наш посетитель, шатаясь, поднялся с места и правой рукой ухватился за каминную полку. Холмс открыл несгораемый шкаф и вытащил оттуда голубой карбункул, сверкавший, словно звезда, холодным, ярким, переливчатым блеском. Райдер стоял с искаженным лицом, не зная, потребовать ли камень себе или отказаться от него.

— Игра проиграна, Райдер, — спокойно сказал Шерлок Холмс. — Держитесь крепче на ногах, не то упадете в огонь. Помогите ему сесть, Уотсон. Он еще не умеет хладнокровно мошенничать. Дайте ему глоток бренди. Так! Теперь он хоть немного похож на человека. Ну и жалкая же личность!

Райдер едва держался на ногах, но водка вызвала у него на щеках слабый румянец, и он сел, испуганно глядя на своего обличителя.

— Я знаю почти все, у меня в руках почти все улики, и вы не многое сможете добавить. И все-таки рассказывайте, чтобы в деле не оставалось ни малейшей неясности. Откуда вы узнали, Райдер, о голубом карбункуле графини Моркар?

— Мне сказала о нем Кэтрин Кьюсек, — ответил тот дрожащим голосом.

— Знаю, горничная ее сиятельства. И искушение легко завладеть богатством оказалось сильнее вас, как это неоднократно бывало и с более достойными людьми. И вы не особенно выбирали средства для достижения своей цели. Мне кажется, Райдер, из вас получится порядочный негодяй! Вы знали, что этот паяльщик Хорнер был уже уличен в воровстве и что подозрения раньше всего падут на него. Что же вы сделали? Вы сломали прут каминной решетки в комнате графини — вы и ваша сообщница Кьюсек — и устроили так, что именно Хорнера послали сделать ремонт. Когда Хорнер ушел, вы взяли камень из футляра, подняли тревогу, и бедняга был арестован. После этого…

Тут Райдер внезапно сполз на ковер и обеими руками обхватил колени моего друга.

— Ради Бога, сжальтесь надо мной! — закричал он. — Подумайте о моем отце, о моей матери. Это убьет их! Я никогда не воровал, никогда! Это не повторится, клянусь вам! Я поклянусь вам на Библии! О, не доводите этого дела до суда! Ради Христа, не доводите дела до суда!

— Ступайте на место, — сурово сказал Холмс. — Сейчас вы готовы ползать на коленях. А что вы думали, когда отправляли беднягу Хорнера на скамью подсудимых за преступление, в котором он не повинен?

— Я могу скрыться, мистер Холмс! Я уеду из Англии, сэр! Тогда обвинение против него отпадет…

— Гм, мы еще потолкуем об этом. А пока послушаем, что же действительно случилось после воровства. Каким образом камень попал в гуся, и как этот гусь попал на рынок? Говорите правду, ибо для вас правда — единственный путь к спасению.

Райдер повел языком по пересохшим губам.

— Я расскажу всю правду, — сказал он. — Когда арестовали Хорнера, я решил, что мне лучше унести камень на случай, если полиции придет в голову обыскать меня и мою комнату. В гостинице не было подходящего места, чтобы спрятать камень. Я вышел, будто бы по служебному делу, и отправился к своей сестре. Она замужем за неким Окшоттом, живет на Брикстон-роуд и занимается тем, что откармливает домашнюю птицу для рынка. Каждый встречный казался мне полицейским или сыщиком, и, несмотря на холодный ветер, пот градом струился у меня по лбу. Сестра спросила, почему я так бледен, не случилось ли чего. Я сказал, что меня взволновала кража драгоценности в нашем отеле. Потом я прошел на задний двор, закурил трубку и стал раздумывать, что бы предпринять.

Есть у меня приятель по имени Модсли, который сбился с пути и только что отбыл срок наказания в Пентонвиллской тюрьме. Мы встретились с ним, разговорились, и он рассказал мне, как воры сбывают краденое. Я понимал, что он меня не выдаст, так как я сам знал за ним кое-какие грехи, и потому решил идти прямо к нему в Килберн и посвятить его в свою тайну. Он научил бы меня, как превратить этот камень в деньги. Но как добраться туда? Я вспомнил о тех терзаниях, которые пережил по пути из гостиницы. Каждую минуту меня могли схватить, обыскать и найти камень в моем жилетном кармане. Я стоял, прислонившись к стене, рассеянно глядя на гусей, которые, переваливаясь, бродили у моих ног, и внезапно мне пришла в голову мысль, как обмануть самого ловкого сыщика в мире…

Несколько недель назад сестра обещала, что к Рождеству я получу от нее отборнейшего гуся в подарок, а она слово держит. И я решил взять гуся сейчас же и в нем пронести камень. Во дворе был какой-то сарай, я загнал за него огромного, очень хорошего гуся, белого, с полосатым хвостом. Потом поймал его, раскрыл ему клюв и как можно глубже засунул камень ему в глотку. Гусь глотнул, и я ощутил рукою, как камень прошел в зоб. Но гусь бился и хлопал крыльями, и сестра вышла узнать в чем дело. Я повернулся, чтобы ответить, и негодный гусь вырвался у меня из рук и смешался со стадом.

«Что ты делал с птицей, Джеймс?» — спросила сестра.

«Да вот ты обещала подарить мне гуся к Рождеству. Я и пробовал, какой из них пожирнее».

«О, мы уже отобрали для тебя гуся, — сказала она, — мы так и называли его: «Гусь Джеймса». Вон тот, большой, белый. Гусей всего двадцать шесть, из них один тебе, а две дюжины на продажу».

«Спасибо, Мэгги, — сказал я. — Но если тебе все равно, дай мне того, которого я поймал».

«Твой тяжелее по крайне мере фунта на три, и мы специально откармливали его».

«Ничего, мне хочется именно этого, я бы сейчас и взял его с собой».

«Твое дело, — сказала сестра обиженно. — Какого же ты хочешь взять?»

«Вон того белого, с черной полосой на хвосте… Вон он, в середине стада».

«Пожалуйста, режь его и бери!»

Я так и сделал, мистер Холмс, и понес птицу в Килберн. Я рассказал своему приятелю обо всем — он из тех, с которыми можно говорить без стеснения. Он хохотал до упаду, потом мы взяли нож и разрезали гуся. У меня остановилось сердце, когда я увидел, что произошла ужасная ошибка, и камня нет. Я бросил гуся, пустился бегом к сестре. Влетел на задний двор — гусей там не было.

«Где гуси, Мэгги?» — крикнул я.

«Отправила торговцу».

«Какому торговцу?»

«Брекинриджу на Ковент-Гарден».

«А был среди них один с полосатым хвостом — такой же, какого я взял?» — спросил я.

«Да, Джеймс, ведь было два гуся с полосатыми хвостами, я вечно путала их».

Тут, конечно, я понял все и со всех ног помчался к этому самому Брекинриджу. Но он уже распродал гусей и не хотел сказать кому. Вы слышали сами, как он со мной разговаривал. Сестра думает, что я сошел с ума. Порой мне самому кажется, что я сумасшедший. И вот… теперь я презренный вор, хотя даже не прикоснулся к богатству, ради которого погубил себя. Боже, помоги мне! Боже, помоги! — Он закрыл лицо руками и судорожно зарыдал.

Потом наступило долгое молчание, лишь слышны были тяжелые вздохи Райдера, да мой друг мерно постукивал пальцами по столу. Вдруг Шерлок Холмс встал и распахнул настежь дверь.

— Убирайтесь! — проговорил он.

— Что? Сэр, да благословит вас небо!

— Ни слова! Убирайтесь отсюда!

Повторять не пришлось. На лестнице загрохотали стремительные шаги, внизу хлопнула дверь, и с улицы донесся быстрый топот.

— В конце концов, Уотсон, — сказал Холмс, протягивая руку к глиняной трубке, — я работаю отнюдь не затем, чтобы исправлять промахи нашей полиции. Если бы Хорнеру грозила опасность, тогда другое дело. Но Райдер не станет показывать против него, и обвинение рухнет. Возможно, я укрываю мошенника, но зато спасаю его душу. С этим молодцом ничего подобного не повторится, — он слишком напуган. Упеките его сейчас в тюрьму, и он не развяжется с ней всю жизнь. Кроме того, нынче праздники, надо прощать грехи. Случай столкнул нас со странной и забавной загадкой, и решить ее — само по себе награда. Если вы будете любезны и позволите, мы немедленно займемся новым «исследованием», в котором опять-таки фигурирует птица: ведь к обеду у нас куропатка.

Примечания

1
Останки (лат.)

⭐⭐⭐⭐⭐ «Голубой карбункул» за 3 минуты и подробно за 6 минут. 

Очень краткий пересказ рассказа «Голубой карбункул»

Заглянув к Шерлоку Холмсу в Рождество, Ватсон застал дуга за изучением старой шляпы. По мнению Холмса, с ней связана какая-то загадка, но не преступление.

Шляпу вместе с большим белым гусем рождественским утром принёс сыщику посыльный Петерсон. Принадлежали они некоему господину, который, прогоняя хулиганов, случайно разбил витрину магазина. Посыльный хотел помочь незнакомцу, но тот, опасаясь наказания, сбежал. А упавшая в драке шляпа и гусь, который, вероятно, готовился стать рождественским ужином, так и остались посреди улицы.

Бирка на лапке птицы и инициалы на ветхом котелке позволили Холмсу узнать имя владельца – Генри Бэкер. Но вернуть потерянное оказалось крайне трудно, ведь в городе сотни людей с таким именем. Гусь, в отличии от шляпы, не мог ждать вечно, поэтому на третий день Шерлок отдал его Петерсонам.

Детально изучив головной убор, Шерлок составил образ мистера Бэкера, описал его привычки и детали обихода. Ватсон считал, что в данном случае наблюдения не имели смысла.

Появление взволнованного Петерсона изменило его мнение. Супруга посыльного при разделке гуся обнаружила в зобе птицы голубой карбункул – алмаз, пятью днями ранее украденный из гостиничного номера графини Моркар. В краже камня стоимостью в целое состояние обвинили паяльщика Хорнера, против которого дали показания работники отеля – Джеймз Райдер и Кэтрин Косэк.

Понимая, что камень украл не Хорнер, Шерлок Холмс решает разобраться в запутанной истории и с помощью объявления о найденной птице и шляпе уже вечером встречается с Генри Бэкером. К удивлению Ватсона, этот господин выглядел так, как описывал Холмс.

В короткой беседе сыщик убедился, что Бэкер понятия не имеет о камне. Гуся он получил в трактире «Альфа» от основателя «гусиного клуба» Виндигэйта. В этом заведении Холмс и Ватсон выяснили, что гусей трактирщик приобрёл у торговца Брекинриджа, и прямо из «Альфы» направились на рынок.

Лавка Брекинриджа закрывалась, когда Шерлок Холмс и Ватсон появились там. Разговор о гусях, проданных Виндигэйту, разозлил хозяина лавки, но, применив хитрость, сыщик узнал о миссис Окшот — поставщике тех самых гусей в лавку.

Затем в лавку вошёл молодой человек, в его поведении чувствовалась паника и он умолял Брекинриджа сказать, кому он продал две дюжины гусей несколько дней назад. Взбешённый торговец выгнал странного посетителя.

Выяснив, что это Джеймз Райдер, работник гостиницы, где пропал карбункул, Шерлок Холмс пригласил молодого человека к себе. Там Райдер признался, что вместе с Кэтрин Косэк украл бриллиант графини и, надеясь скрыть главную улику, направился к своей сестре Мэгги Окшот.

Сестра обещала подарить Джеймзу одного из гусей к рождеству, поэтому он забрал подарок, заранее заставив птицу проглотить алмаз. А позже, разрезав гуся, понял, что взял не того.

Увидев похищенный камень в руках Шерлока Холмса, Райдер упал на колени и молил, чтобы его пощадили. Холмс знал, что горе-мошенник больше не даст показаний против Хорнера, он распахнул дверь и позволил Джеймзу уйти. Ведь для настоящего сыщика решение запутанной загадки и есть награда.

Главные герои и характеристика:

•  Шерлок Холмс  — знаменитый сыщик, мудрый, проницательный человек, замечающий мельчайшие детали. Честный и справедливый, предан своему делу.
•  Ватсон  — доктор, друг и помощник Шерлока Холмса, вёл записи о его расследованиях. Холмс считал, что Ватсон способен стать хорошим сыщиком, если позволит себе смелее делать выводы.

Второстепенные герои и характеристика:

•  Кэтрин Косэк  — горничная графини Моркар в отеле «Космополитен» и подельница Джеймза Райдера
•  Генри Бэкер  — крупный седеющий мужчина средних лет, человек, потерявший шляпу и гуся в канун Рождества. Умный и предусмотрительный, ранее имел высокий достаток, но теперь переживает финансовые трудности и разлад с супругой.
•  Брекинридж  — торговец домашней птицей в лавке на рынке Ковент-Гарден, мужчина с лошадиным лицом и ухоженными бакенбардами. Вспыльчивый, грубый и азартный человек.
•  Джеймз Райдер  — служащий отеля «Космополитен», укравший голубой карбункул из комнаты графини. Невысокий молодой мужчина с красным лицом, брат Мэгги Окшот. Трусливая и жалкая личность.
•  Петерсон  — посыльный, нашедший шляпу и гуся Генри Бэкера, порядочный семейный человек.
•  Виндигэйт  — хозяин трактира «Альфа» и основатель «гусиного клуба».
•  Хорнер  — молодой паяльщик двадцати шести лет, обвиняемый в краже голубого карбункула. Ранее привлекался за подобные преступления.
•  Окшот  — сестра Джеймза Райдера, выращивала гусей для продажи в лавку Брекинриджа.
•  Модели  — вор, приятель Райдера из Килберна, недавно отбывший наказание за очередную кражу.

Краткое содержание рассказа «Голубой карбункул» подробно

Ватсон заглянул к Шерлоку Холмсу в третий, Рождественский день. Сыщик отдыхал на кушетке, а рядом на стуле лежала лупа, пинцет и ветхая шляпа-котелок. Увидев друга, Холмс обрадовался и поспешил поделиться своими заключениями о «любопытных и даже поучительных событиях», связанных с этим головным убором. Ватсон предположил, что шляпа может стать ключом к разгадке кровавой тайны, но Шерлок, смеясь, заверил гостя в невинности происшествия. Он рассказал, что шляпу-котелок вместе с большим гусем принёс ему знакомый посыльный Петерсон.

Возвращаясь домой в Рождественское утро, посыльный заметил на улице мужчину в шляпе, с гусем на плече, к которому пристали хулиганы. Пытаясь защититься, мужчина стал размахивать палкой. Он прогнал нападавших, но случайно разбил витрину магазина и скрылся в переулках. На мостовой остались только белоснежный гусь и сбитая в драке шляпа.

Судя по карточке, привязанной к лапке гуся, он предназначался миссис Генри Бэкер, инициалы на шляпе подтверждали имя владельца. Из-за огромного количества людей с таким именем вернуть утерянное в короткие сроки было невозможно. Поэтому утром Холмс отдал гуся Петерсону, чтобы птица не пропала. А вот котелок сыщик детально изучил, составив образ и характер его владельца, поразив Ватсона своими выводами.

Описывая мистера Бэкера, Шерлок Холмс заметил, что у него большая голова, он умён, недавно постригся и пользуется помадой для волос. Примерно три года назад он жил в достатке, ведь шляпа высокого качества, а модель в то время была на пике моды.

Однако, сейчас положение мужчины ухудшилось, ведь головной убор так сильно изношен потому, что после него Бэкер не покупал больше ни одной шляпы. Из-за финансовых проблем мужчина пристрастился к алкоголю и потерял расположение супруги, ей он и нёс гуся, чтобы наладить с ней отношения.

Беседу мужчин прервал Петерсон, который влетел в комнату с пылающим от волнения лицом. В его руках был голубой карбункул (алмаз), который супруга посыльного нашла в зобе гуся, утерянного Бэкером. Изумлённые Холмс и Ватсон узнали единственный в своём роде камень.

Голубой карбункул графини Моркар пропал из её номера в отеле Космополитэн несколько дней назад. Из газет было известно, что по показаниям служащих отеля Джеймса Райдера и Кэтрин Косэк за кражу задержан Джон Хорнер, паяльщик, который в тот день чинил решётку камина в комнате графини, однако камня у арестованного не нашли.

Теперь история со старой шляпой не казалась такой невинной, и Шерлок Холмс решил в ней разобраться. Чтобы найти Генри Бэкера, мудрый сыщик дал объявление о найденном головном уборе и уже вечером этого дня владелец котелка сидел в кресле в комнате Холмса.

Глядя на Бэкера, Ватсон отметил, что гениальный Шерлок оказался прав во всём. Холмс вернул хозяину шляпу и хорошего гуся взамен съеденному, а заодно уточнил, где он приобрёл предыдущего. Тот с радостью принял птицу и рассказал, что гуся получил от Виндигэйта, основателя «гусиного клуба», членом которого являлся он сам.

Проводив Бэкера, Холмс и Ватсон незамедлительно отправились в трактир Виндигэйта «Альфа», ведь от того, как быстро удастся распутать это дело зависела жизнь и свобода Хорнера, вероятнее всего, невиновного. За кружкой пива в ненавязчивой беседе мужчины выяснили, что гусей для клуба трактирщик приобрёл у торговца Брекинриджа, чья лавка находится на рынке в Ковент-Гарден.

Туда и отправился сыщик со своим другом, покинув «Альфу», едва успев до закрытия лавки. Грубый и раздражённый Брекенридж наотрез отказался отвечать на расспросы о дюжине гусей, отправленных Виндигэйту, тем более, Холмс был не первым, кто о них справлялся. Но мудрому сыщику удалось узнать, как гуси попали в лавку, предложив торговцу пари. В результате торговец получил свой выигрыш, а Шерлок узнал, что гусей тот получил от миссис Окшот.

Покинув лавку, Холмс и его друг заметили человека, который взволнованно говорил о чём-то Брекинриджу. После этих слов торговец пришёл в бешенство, с криками о гусях и миссис Окшот он выставил человека на улицу. Подойдя к нему, Шерлок Холмс представился, сообщил, что сможет ему помочь и пригласил проследовать к нему. Отчаявшийся мужчина оказался Джеймзом Райдером, служащим отеля Космополитен.

Добравшись до дома и согревшись у камина, мужчины смогли поговорить. Холмс объявил, что знает о краже камня в отеле и догадывается, зачем Райдеру понадобились гуси Брекинриджа. После этого он показал Джеймзу голубой карбункул. Более того, сыщик объяснил, как вместе с Кэтрин Косэк Райдер сломал прут каминной решётки в комнате графини и пригласил его чинить Хорнера, который и ранее привлекался за кражу.

Затем забрал камень и вызвал полицию, а невиновный Хорнер был арестован. Райдер бросился в ноги сыщику с мольбой не сдавать его, а когда немного успокоился, рассказал, как алмаз оказался в зобе рождественского гуся.

Завладев камнем, Райдер решил надёжно спрятать его и отправился к своей сестре Мэгги Окшотт, которая занималась разведением птицы на продажу. Там мужчина стал думать, как поступить. Он собирался направиться к своему приятелю Модели, недавно отбывавшему наказание за кражу, чтобы тот помог сбыть драгоценность, но так и не решился.

Вспомнив обещание сестры подарить гуся на рождество, Джеймз загнал крупного гуся за сарай, поймал его и раскрыв клюв, вложил в него голубой камень. Испуганный гусь вырвался и смешался с остальными. Сообщив сестре о намерении получить подарок сейчас, он забрал своего гуся и отправился в Килберн к Модели, где и обнаружил ужасную ошибку. Камня внутри птицы не было.

После длительного молчания Шерлок Холмс велел Райдеру уйти, ведь напуганный и потрясённый, он не станет давать показания против Хорнера, а значит, тому ничего более не угрожает. По мнению сыщика, его главная награда – решение «странной загадки», а не «исправление промахов полиции». Наконец, Холмс и Ватсон смогли приступить к обеду.

Кратко об истории создания произведения

Детективный рассказ Артура Конан Дойла «Голубой карбункул» входит в сборник о приключениях бессмертного сыщика Шерлока Холмса, любимого читателями уже нескольких поколений. Рассказ был написан в конце 1891 года, а читателю стал доступен в январе 1892 года. Автор не собирался спешить с публикацией, так как считал, что писательская деятельность отвлекает его от работы доктора. Сам он никогда не считал рассказы о Шерлоке Холмсе серьёзным творческим трудом, хотя они принесли ему популярность и любовь читателей.

• Полный текст
• Записки о Шерлоке Холмсе (сборник)
• Серебряный
• Желтое лицо
• Приключения клерка
• «Глория Скотт»
• Обряд дома Месгрейвов
• Рейгетские сквайры
• Горбун
• Постоянный пациент
• Морской договор
• Случай с переводчиком
• Последнее дело Холмса
• Возвращение Шерлока Холмса (сборник)
• Пустой дом
• Подрядчик из Норвуда
• Плящущие человечки
• Одинокая велосипедистка
• Случай в интернате
• Черный Питер
• Конец Чарльза Огастеса Милвертона
• Шесть Наполеонов
• Три студента
• Пенсне в золотой оправе
• Пропавший регбист
• Убийство в Эбби-Грейндж
• Второе пятно
• Собака Баскервилей
• Глава I. Мистер Шерлок Холмс
• Глава II. Проклятие рода Баскервилей
• Глава III. Задача
• Глава IV. Сэр Генри Баскервиль
• Глава V. Три оборванные нити
• Глава VI. Баскервиль-холл
• Глава VII. Стэплтоны из Меррипит-Хаус
• Глава VIII. Первый отчет доктора Уотсона
• Глава IX. Второй отчет доктора Уотсона
• Глава X. Отрывки из дневника доктора Уотсона
• Глава XI. Человек на гранитном столбе
• Глава XII. Смерть на болотах
• Глава XIII. Сети расставлены
• Глава XIV. Собака Баскервилей
• Глава XV. Взгляд назад
• Его прощальный поклон (сборник)
• Предисловие
• В Сиреневой сторожке
• Картонная коробка
• Алое кольцо
• Чертежи Брюса-Партингтона
• Шерлок Холмс при смерти
• Исчезновение леди Френсис Карфэкс
• Дьяволова нога
• Его прощальный поклон
• Архив Шерлока Холмса (сборник)
• Знатный клиент
• Человек с белым лицом
• Камень Мазарини
• Происшествие на вилле «Три конька»
• Вампир в Суссексе
• Три Гарридеба
• Загадка Торского моста
• Человек на четвереньках
• Львиная грива
• История жилички под вуалью
• Загадка поместья Шоскомб
• Москательщик на покое
• Примечания

Камень Мазарини

Док­тору Уот­сону было при­ятно снова очу­титься на Бей­кер-стрит, в непри­бран­ной ком­нате на вто­ром этаже, этой исход­ной точке столь­ких заме­ча­тель­ных при­клю­че­ний. Он взгля­нул на таб­лицы и схемы, раз­ве­шан­ные по сте­нам, на про­жжен­ную кис­ло­той полку с хими­ка­ли­ями, скрипку в футляре, при­сло­нен­ную к стене в углу, ведро для угля, в кото­ром когда-то лежали трубки и табак, и, нако­нец, глаза его оста­но­ви­лись на све­жем улы­ба­ю­щемся лице Билли, юного, но очень тол­ко­вого и сооб­ра­зи­тель­ного слуги, кото­рому как будто уда­лось пере­ки­нуть мостик через про­пасть отчуж­де­ния и оди­но­че­ства, окру­жав­шую таин­ствен­ную фигуру вели­кого сыщика.

— У вас тут все по-ста­рому. И вы сами нисколько не изме­ни­лись. Наде­юсь, то же можно ска­зать и о нем?

Билли с неко­то­рым бес­по­кой­ством посмот­рел на закры­тую дверь спальни.

— Он, кажется, спит, — ска­зал он.

Сто­яла ясная лет­няя погода, и было только семь часов вечера, однако пред­по­ло­же­ние Билли не уди­вило док­тора Уот­сона: он давно при­вык к необыч­ному образу жизни сво­его ста­рого друга.

— Это озна­чает, если не оши­ба­юсь, что ему пору­чено дело, не так ли?

— Совер­шенно верно, сэр. Он сей­час весь погло­щен им. Я даже опа­са­юсь за его здо­ро­вье. Он блед­неет и худеет с каж­дым днем и ничего не ест. Мис­сис Хад­сон его спро­сила: «Когда вы изво­лите пообе­дать, мистер Холмс?» — а он отве­тил: «В поло­вине вось­мого после­зав­тра». Вы ведь зна­ете, какой он бывает, когда увле­чен делом.

— Да, Билли, знаю.

— Он кого-то высле­жи­вает. Вчера он изоб­ра­жал рабо­чего, подыс­ки­ва­ю­щего место. А сего­дня наря­дился ста­ру­хой. И так похоже, что я совер­шенно не узнал его, а уж я бы, кажется, дол­жен знать его приемы.

Усмех­нув­шись, Билли ука­зал на необык­но­венно потре­пан­ный зон­тик, при­сло­нен­ный к дивану.

— Это одна из при­над­леж­но­стей костюма старухи.

— Но какое у него на этот раз дело, Билли?

Билли пони­зил голос, словно речь шла о вели­кой госу­дар­ствен­ной тайне.

— Вам я, конечно, скажу, сэр. Но, кроме вас, этого никто не дол­жен знать. Это то самое дело о брил­ли­анте короны.

— Вы гово­рите о похи­ще­нии камня в сто тысяч фунтов?

— Да, сэр. Они должны разыс­кать его во что бы то ни стало. И пре­мьер-министр и министр внут­рен­них дел были у нас и сидели вот на этом самом диване. Мистер Холмс был очень любе­зен с ними. Он совсем не важ­ни­чал и пообе­щал сде­лать все, что только можно. И потом еще лорд Кантлмир…

— Вот как?

— Да, сэр, вы пони­ма­ете, что это зна­чит. Он, если только можно так выра­зиться, ужасно занос­чи­вый. Я могу иметь дело с пре­мьер-мини­стром и ничего не имею про­тив мини­стра внут­рен­них дел — он про­из­во­дит впе­чат­ле­ние вос­пи­тан­ного и любез­ного чело­века, — но этого лорда я совер­шенно не выношу. И мистер Холмс тоже. Дело в том, что он не верит в мистера Холмса и воз­ра­жал про­тив того, чтобы ему пору­чили дело. Мне кажется, он был бы даже рад, если бы мистер Холмс с ним не справился.

— И мистер Холмс это знает?

— Не было еще такого слу­чая, чтобы мистер Холмс чего-нибудь не знал.

— Ну, я очень наде­юсь, что он спра­вится и лорд Кантл­мир будет посрам­лен. Послу­шайте, Билли, зачем эта зана­веска на окне?

— Мистер Холмс пове­сил ее три дня тому назад. У нас там есть кое-что любо­пыт­ное. — Билли подо­шел и отдер­нул зана­весь, отде­ляв­шую ком­нату от окон­ной ниши.

Док­тор Уот­сон невольно вскрик­нул от удив­ле­ния. Перед ним в глу­бо­ком кресле сидела точ­ная копия его ста­рого друга, и халат и все осталь­ное были в точ­но­сти как у Холмса, лицо, на три чет­верти обра­щен­ное к окну, было слегка накло­нено вниз, словно над неви­ди­мой кни­гой. Билли снял голову с туло­вища и подер­жал ее в руках.

— Мы при­даем ей раз­лич­ные поло­же­ния, чтобы было больше похоже на живого чело­века. Если бы штора не была спу­щена, я бы, конечно, не решился ее тро­гать. Когда штора не задер­нута, ее видно с той сто­роны улицы.

— Одна­жды у нас уже было что-то в этом роде.

— Меня тогда еще здесь не было, — ска­зал Билли. Он раз­дви­нул шторы и выгля­нул на улицу. — За нами из того дома ведут наблю­де­ние. Вон в окне чело­век, хотите посмотреть?

Уот­сон сде­лал шаг впе­ред, но в это время дверь спальни отво­ри­лась, и оттуда появи­лась худая и длин­ная фигура Холмса; лицо его осу­ну­лось и поблед­нело, но дер­жался он, как все­гда, бодро. Одним прыж­ком он очу­тился у окна и попра­вил штору.

— Довольно, Билли, — ска­зал он, — вы рис­ко­вали жиз­нью, а как раз сей­час вы мне очень нужны. Рад вас видеть, Уот­сон, в вашей ста­рой квар­тире. Вы яви­лись в кри­ти­че­скую минуту.

— Я это чувствую.

— Можете идти, Билли. Не знаю, как быть с этим маль­чи­ком. Насколько я вправе под­вер­гать его опасности.

— Какой опас­но­сти, Холмс?

— Опас­но­сти вне­зап­ной смерти. Я не удив­люсь, если сего­дня вече­ром что-нибудь произойдет.

— Но что именно?

— Напри­мер, меня убьют.

— Не может быть, Холмс, вы шутите!

— Даже при моем отсут­ствии юмора я мог бы при­ду­мать луч­шую шутку. Но пока что мы можем насла­ждаться жиз­нью, верно? Спирт­ные напитки вам не про­ти­во­по­ка­заны? Сифон и сигары на преж­нем месте. Наде­юсь, вы еще не пре­зи­ра­ете мой жал­кий табак и трубку? В эти дни они должны заме­нить мне еду.

— Но почему вы отка­зы­ва­е­тесь от еды?

— Потому что голод обост­ряет умствен­ные спо­соб­но­сти. Мой доро­гой Уот­сон, вы, как врач, должны согла­ситься, что при пище­ва­ре­нии мозг теряет ровно столько крови, сколько ее тре­бу­ется для работы желудка. Я сей­час один сплош­ной мозг. Все осталь­ное — не более чем при­да­ток. Поэтому я прежде всего дол­жен счи­таться с мозгом.

— Но вы гово­рили о какой-то опас­но­сти, Холмс?

— Ах да, на вся­кий слу­чай вам, пожа­луй, не мешает обре­ме­нить свою память адре­сом и име­нем убийцы. Вы смо­жете пере­дать эти све­де­ния в Скот­ленд-Ярд в виде про­щаль­ного при­вета от пре­дан­ного Холмса, Его зовут Силь­виус, граф Негретто Силь­виус. Запи­шите: Мур­сайд-Гар­денс, 136, Норд-Вест. Готово?

Чест­ное лицо Уот­сона нервно подер­ги­ва­лось. Ему было слиш­ком хорошо известно, что Холмс нико­гда не оста­нав­ли­вался ни перед какой опас­но­стью и ско­рее скло­нен был недо­оце­ни­вать ее, чем пре­уве­ли­чи­вать. Уот­сон не при­вык тра­тить время даром и реши­тельно поднялся.

— Можете рас­по­ла­гать мной, Холмс, в бли­жай­шие дни я совер­шенно свободен.

— В мораль­ном отно­ше­нии вы нисколько не изме­ни­лись к луч­шему, Уот­сон. Ко всем вашим ста­рым поро­кам доба­вился еще один — вы научи­лись лгать. Весь ваш вид гово­рит о том, что вы загру­жен­ный рабо­той врач, кото­рого оса­ждают больные.

— Среди них ни одного сколько-нибудь серьез­ного. Но разве вы не можете аре­сто­вать этого человека?

— Конечно, могу, Уот­сон, поэтому-то он так и беспокоится.

— Так в чем же дело?

— Дело в том, что я не знаю, где бриллиант.

— Ах да, Билли рас­ска­зы­вал — брил­ли­ант короны.

— Вот именно, огром­ный жел­тый камень Маза­рини. Я рас­ста­вил сети, и рыбка уже попа­лась, но я еще не полу­чил камня. Какой мне толк заби­рать гра­би­те­лей? Разу­ме­ется, мир ста­нет лучше, если всех их поса­дить за решетку. Но у меня дру­гая цель — мне нужен камень.

— Так, зна­чит, граф Силь­виус — одна из попав­шихся рыбок?

— Да, и при этом акула, кото­рая куса­ется. Дру­гой — Сэм Мер­тон, бок­сер. Сэм — непло­хой парень, но граф исполь­зует его для своих целей. Он не акула, а всего только глу­пый боль­ше­го­ло­вый пес­карь. Но все равно он тоже бьется в моих сетях.

— А где этот граф Сильвиус?

— Я сего­дня все утро про­вел у него под самым носом. Вы ведь видели меня в роли ста­рухи. Но так удачно, как в этот раз, у меня еще нико­гда не полу­ча­лось. Граф даже под­нял мой зон­тик со сло­вами «Поз­вольте мне, суда­рыня», он ведь напо­ло­вину ита­лья­нец и, как истин­ный южа­нин, умеет быть чрез­вы­чайно любез­ным, если только он в духе, но если не в духе, — это сущий дья­вол. Как видите, Уот­сон, в жизни слу­ча­ются пре­лю­бо­пыт­ные вещи.

— Но это могло кон­читься трагически.

— Не спорю. Я шел за ним до мастер­ской ста­рого Штрау­бензе на Май­но­рис. Ему там изго­то­вили духо­вое ружье — вели­ко­леп­ная штука, и, если не ошиб­лось, сей­час она нахо­дится в окне напро­тив. Вы видели мане­кен? Ах да, Билли вам пока­зы­вал. В любой момент в эту пре­крас­ную голову может уго­дить пуля. В чем дело, Билли?

Билли вошел с кар­точ­кой на под­носе. Холмс взгля­нул на кар­точку; брови его под­ня­лись, и на губах появи­лась усмешка.

— Он решил пожа­ло­вать сюда соб­ствен­ной пер­со­ной. Этого я не ожи­дал. Надо хва­тать быка за рога, Уот­сон. Этот чело­век спо­со­бен на все. Вы ведь, навер­ное, слы­шали, что граф — зна­ме­ни­тый охот­ник на круп­ного зверя. Если ему удастся запо­лу­чить в свой ягд­таш и меня. Это будет достой­ным и бле­стя­щим завер­ше­нием его спор­тив­ной карьеры. Он, конечно, чув­ствует, что я вот-вот его настигну.

— Пошлите за полицией.

— Веро­ятно, я так и сде­лаю, но не сей­час. Погля­дите хоро­шенько, Уот­сон, нет ли кого на улице.

Уот­сон осто­рожно выгля­нул из-за шторы.

— Какой-то вер­зила стоит около двери.

— Ну так это Сэм Мер­тон, пре­дан­ный, но не слиш­ком дале­кий Сэм. Где же этот джентль­мен, Билли?

— В при­ем­ной, сэр.

— Когда я позвоню, впу­стите его.

— Слу­ша­юсь, сэр.

— Если меня не будет в ком­нате, все равно впу­стите его.

— Слу­ша­юсь, сэр.

Уот­сон подо­ждал, когда закро­ется дверь, и затем с горяч­но­стью обра­тился к сво­ему собеседнику:

— Послу­шайте, Холмс, это про­сто невоз­можно. Это же отча­ян­ный чело­век, он ни перед чем не оста­но­вится. Может быть, он при­шел сюда, чтобы убить вас.

— Что же, я нисколько не удивлюсь.

— В таком слу­чае, я оста­нусь с вами.

— Ваше при­сут­ствие может очень помешать.

— Ему?

— Нет, мой доро­гой, мне.

— И все-таки я не могу оста­вить вас одного.

— Нет, Уот­сон, вы можете и должны это сде­лать, вы еще нико­гда не выхо­дили из игры. Я уве­рен, что и на этот раз вы дове­дете ее до конца. Этот чело­век явился сюда ради своих целей, но, воз­можно, он оста­нется здесь ради моих. — Холмс выта­щил запис­ную книжку и напи­сал несколько строк. — Поез­жайте в Скот­ленд-Ярд и пере­дайте эту записку Югелу из отдела уго­лов­ного розыска. Воз­вра­щай­тесь обратно с поли­цией, и тогда графа можно будет арестовать.

— Я охотно помогу вам в этом.

— Наде­юсь, до вашего воз­вра­ще­ния у меня как раз хва­тит вре­мени, чтобы выяс­нить, где камень.

Холмс позво­нил.

— Пожа­луй, нам лучше выйти через спальню. Чрез­вы­чайно удобно иметь вто­рой выход. Я пред­по­чи­таю погля­деть на свою акулу так, чтобы она меня не видела, и, вы ведь зна­ете, для таких слу­чаев у меня кое-что придумано.

Таким обра­зом, когда через минуту Билли впу­стил Силь­ви­уса, в ком­нате никого не было. Зна­ме­ни­тый стре­лок, спортс­мен и франт был круп­ный смуг­лый муж­чина, его огром­ные чер­ные усы при­кры­вали тон­кий жесто­кий рот, над кото­рым нави­сал длин­ный крюч­ко­ва­тый нос, напо­ми­нав­ший орли­ный клюв. Он был хорошо одет, но его яркий гал­стук, свер­ка­ю­щая булавка и бле­стя­щие кольца слиш­ком резко бро­са­лись в глаза. Когда дверь за ним затво­ри­лась, он сви­репо и вме­сте с тем испу­ганно огля­делся, словно ожи­дая на каж­дом шагу ловушки. Вдруг он резко вздрог­нул, заме­тив у окна без­мя­тежно скло­нен­ную голову и ворот­ник халата, вид­нев­шийся из-за спинки кресла. Сна­чала на его лице выра­зи­лось пол­ней­шее изум­ле­ние. Затем чер­ные глаза убийцы радостно сверк­нули. Он еще раз осмот­релся кру­гом, чтобы убе­диться, что его никто не видит, и затем, при­под­няв свою тяже­лую палку, под­крался на цыпоч­ках к мол­ча­ли­вой фигуре. Он уже при­сел, чтобы сде­лать послед­ний пры­жок и нане­сти удар, как вдруг из открыв­шейся двери спальни его оста­но­вил спо­кой­ный и насмеш­ли­вый голос Холмса:

— Смот­рите, не раз­бейте ее, граф!

Убийца отсту­пил назад, его пере­ко­шен­ное лицо выра­жало изум­ле­ние. Он снова при­под­нял опу­щен­ную было трость, словно желая пере­не­сти свою ярость с изоб­ра­же­ния на ори­ги­нал, но в твер­дом взгляде серых глаз и насмеш­ли­вой улыбке Холмса было что-то, заста­вив­шее его руку снова опуститься.

— Пре­лест­ная вещица! Работа фран­цуз­ского мастера Тавер­нье. Он так же ловко делает вос­ко­вые фигуры, как ваш при­я­тель Штрау­бензе — духо­вые ружья.

— Духо­вые ружья? Не пони­маю, сэр, что вы хотите этим сказать.

— Поло­жите шляпу и трость на сто­лик. Вот так, бла­го­дарю вас. И, пожа­луй­ста, при­сядьте. Быть может, вы заодно выта­щите и свой писто­лет? Впро­чем, если вы пред­по­чи­та­ете сидеть на нем, я не воз­ра­жаю. Вы при­шли очень кстати, мне необ­хо­димо с вами поговорить.

Граф угро­жа­юще нахму­рил свои густые брови.

— Я тоже хотел ска­зать вам пару слов, Холмс. Поэтому я и при­шел. Не стану отри­цать — я только что соби­рался раз­моз­жить вам голову.

Холмс при­сел на кра­е­шек стола.

— Я так и понял, что вам взбрело на ум нечто подоб­ное. Но почему я заслу­жил такое вни­ма­ние с вашей стороны?

— А потому, что вы слиш­ком много себе поз­во­ля­ете, мне это начи­нает дей­ство­вать на нервы. Потому что вы рас­сы­ла­ете своих при­спеш­ни­ков сле­дить за мной.

— Я никого не посы­лал, даю вам чест­ное слово.

— Не гово­рите глу­по­стей. Я видел, что за мной сле­дят. Но мы еще посмот­рим, кто кого, Холмс.

— Разу­ме­ется, это мелочь, граф Силь­виус, но я попро­сил бы вас обра­щаться ко мне, соблю­дая пра­вила веж­ли­во­сти. Вы пони­ма­ете, что по роду своей дея­тель­но­сти мне при­шлось бы быть на ты с доб­рой поло­ви­ной пре­ступ­ни­ков, и согла­си­тесь, что я не могу делать ни для кого исклю­че­ния, дабы не вво­дить в соблазн других.

— Ладно, пусть будет мистер Холмс.

— Пре­красно! Однако, уве­ряю вас, вы оши­ба­е­тесь, утвер­ждая, будто бы я поль­зу­юсь агентами.

Граф Силь­виус пре­зри­тельно рассмеялся.

— Не думайте, что я глу­пее вас и ничего не заме­чаю. Вчера это был какой-то спортс­мен. Сего­дня — ста­руха. Они ни на минуту не выпус­кали меня из виду.

— Вы мне льстите, сэр. Ста­рый барон Дау­сон за день до того, как его пове­сили, ска­зал, что театр поте­рял в моем лице ровно столько же, сколько выиг­рало пра­во­су­дие. А сего­дня вы рас­хва­ли­ва­ете меня за мои малень­кие перевоплощения.

— Так это… Так это были вы?

Холмс пожал плечами.

— Вон в углу стоит зон­тик, кото­рый вы, еще ничего не подо­зре­вая, так веж­ливо вру­чили мне.

— Если бы я знал, вы бы никогда…

— Я бы нико­гда не уви­дел этого скром­ного жилища, хотите вы ска­зать? Я это хорошо пони­мал. Всем нам свой­ственны про­махи, о кото­рых мы потом сожа­леем. Но так или иначе вы меня не узнали, и вот я сижу перед вами.

Нахму­рен­ные брови графа, из-под кото­рых угро­жа­юще бле­стели глаза, сдви­ну­лись еще плотнее.

— Что ж, тем хуже. Зна­чит, это не ваши агенты, а вы сами ско­мо­рош­ни­ча­ете и суете нос не в свое дело. Вы сами созна­е­тесь, что сле­дили за мной. Зачем?

— Пол­ноте, граф, вы ведь когда-то охо­ти­лись на львов в Алжире.

— Ну так что?

— Поз­вольте вас спро­сить: зачем?

— Зачем? Ради спорта, ради силь­ных ощу­ще­ний, ради риска.

— И, кроме того, вы хотели очи­стить страну от хищников?

— Совер­шенно верно.

— Теперь вам понятна моя цель?

Граф вско­чил, и его рука невольно потя­ну­лась к зад­нему карману.

— Сядьте, сядьте, граф. У меня, кроме этого, есть еще и дру­гая, более кон­крет­ная цель. Мне нужен жел­тый бриллиант!

Зло­веще улы­ба­ясь, граф Силь­виус снова опу­стился на стул.

— Вот как, — про­из­нес он.

— Вы отлично знали, что ради этого я сле­дил за вами, и вы только затем и яви­лись сюда сего­дня, чтобы выяс­нить, много ли мне известно и насколько необ­хо­димо меня устра­нить. Можете мне пове­рить, что с вашей точки зре­ния это абсо­лютно необ­хо­димо, так как я знаю все, за исклю­че­нием одного факта, но я рас­счи­ты­ваю узнать о нем от вас.

— Неужели? Инте­ресно, что же это за факт, кото­рого вы не знаете.

— Где нахо­дится брил­ли­ант сейчас?

Граф хитро взгля­нул на собеседника.

— И только-то? Но, черт возьми, как я могу вам это сказать?

— Можете, и вы это сделаете.

— Вы думаете?

— Граф Силь­виус, вам не удастся меня запугать.

Глаза Холмса, устрем­лен­ные на Силь­ви­уса, сузи­лись и угро­жа­юще сверк­нули, как сталь­ные острия.

— Я вижу вас насквозь, как будто вы стеклянный.

— В таком слу­чае, вы видите, где бриллиант.

Холмс радостно хлоп­нул в ладоши и затем выра­зи­тельно под­нял палец.

— Итак, вы зна­ете, где он, вы это сами признали.

— Ничего я не признавал.

— Послу­шайте, граф, если вы будете бла­го­ра­зумны, мы смо­жем заклю­чить сделку, а иначе вам не поздоровится.

Граф Силь­виус впе­рил взор в потолок.

— Кто же кого запу­ги­вает — вы меня или я вас?

Холмс посмот­рел на него в раз­ду­мье, словно гросс­мей­стер, соби­ра­ю­щийся сде­лать реша­ю­щий ход. Затем он выдви­нул ящик стола и достал оттуда тол­стый блокнот.

— Зна­ете, что у меня в этой книжечке?

— Поня­тия не имею, сэр.

— Вы.

— Я?

— Да, сэр, вы! Вы тут весь — каж­дый шаг вашей гнус­ной и пре­ступ­ной жизни.

— Подите вы к черту, Холмс! — вско­чил граф, сверк­нув гла­зами. — Не выво­дите меня из терпения.

— Тут все запи­сано, граф. Все, что каса­ется смерти ста­рой мис­сис Гаролд, оста­вив­шей вам свое вла­де­ние в Бли­мере, кото­рое вы так поспешно проиграли.

— Что за чушь!

— И вся исто­рия мисс Минни Уоррендер.

— Бросьте! Вы ничего из этого не выжмете.

— И много еще чего, граф. Ограб­ле­ние в экс­прессе по пути на Ривьеру 13 фев­раля 1892 года. И под­делка чека Лион­ского банка в том же году.

— Ну уж тут вы ошиблись.

— Зна­чит, я не ошибся во всем осталь­ном. Послу­шайте, граф, вы ведь игра­ете в карты. Какой смысл про­дол­жать игру, если вы зна­ете, что у про­тив­ника все козыри?

— Какое отно­ше­ние имеет вся эта бол­товня к дра­го­цен­ному камню?

— Тер­пе­ние, граф. Умерьте свою любо­зна­тель­ность! Поз­вольте уж мне изло­жить дело со свой­ствен­ной мне дотош­но­стью. Все это улики про­тив вас. Но, помимо этого, у меня есть еще неоспо­ри­мые улики по делу о брил­ли­анте и про­тив вас и про­тив вашего телохранителя.

— Какие же это улики?

— Во-пер­вых, пока­за­ния кэб­мена, с кото­рым вы ехали на Уайт-холл, и кэб­мена, кото­рый вез вас обратно. Во-вто­рых, пока­за­ния швей­цара, видев­шего вас около вит­рины. И, нако­нец, у меня есть пока­за­ния Айки Сан­дерса, кото­рый отка­зался рас­пи­лить вам камень. Айки донес на вас, так что игра сыграна.

Вены взду­лись на лбу у графа. Ста­ра­ясь пода­вить вол­не­ние, он судо­рожно сжи­мал смуг­лые воло­са­тые руки. Он попро­бо­вал заго­во­рить, но язык не слу­шался его.

— Вот мои карты. Я все их выло­жил перед вами. Но одной карты не хва­тает. Не хва­тает короля брил­ли­ан­тов. Я не знаю, где камень.

— И нико­гда не узнаете.

— Вы так дума­ете? Ну будьте же бла­го­ра­зумны, граф. Взвесьте все обсто­я­тель­ства. Вас поса­дят на два­дцать лет. Так же, как и Сэма Мер­тона. Какой вам прок от камня? Ровно ника­кого. Но если вы его вер­нете, я вам обе­щаю, что дело не дой­дет до суда. Ни вы, ни Сэм нам не нужны. Нам нужен камень. Отдайте его, и, если вы будете хорошо себя вести, я гаран­ти­рую вам сво­боду. Но если вы опять попа­де­тесь, то это будет уже конец. А пока что мне пору­чено раз­до­быть камень, а не вас.

— А если я не согласен?

— Ну что ж, тогда при­дется взять вас, а не камень.

Холмс позво­нил, и вошел Билли.

— Я пола­гаю, граф, что неплохо было бы при­гла­сить на это сове­ща­ние и вашего при­я­теля Сэма. Он как-никак тоже заин­те­ре­со­ван­ная сто­рона. Билли, на улице, у подъ­езда, вы уви­дите огром­ного без­об­раз­ного джентль­мена. Попро­сите его под­няться сюда.

— А если он отка­жется, сэр?

— Ника­кого наси­лия, Билли. Не обра­щай­тесь с ним грубо. Если вы ска­жете, что его зовет граф Силь­виус, он непре­менно придет.

— Что вы соби­ра­е­тесь делать? — спро­сил граф, как только Билли вышел.

— Я только что гово­рил сво­ему другу Уот­сону, что в мою сеть попа­лись акула и пес­карь. Сей­час я тяну сеть, и обе рыбы пока­за­лись из воды.

Граф под­нялся со стула, держа руку за спи­ной. Холмс опу­стил руку в кар­ман халата.

— Вам не суж­дено уме­реть в своей постели, Холмс.

— Да, я уже не одна­жды об этом думал. Но разве это так уж важно? Похоже, что и вы, граф, при­мете смерть не в гори­зон­таль­ном, а в вер­ти­каль­ном поло­же­нии. Впро­чем, все эти мрач­ные про­гнозы только пор­тят настро­е­ние. Не лучше ли бес­печно насла­ждаться сего­дняш­ним днем?

Тем­ные враж­деб­ные глаза короля пре­ступ­ного мира вне­запно вспых­нули, как у насто­я­щего хищ­ника. Вся фигура Холмса выра­жала напря­же­ние и готов­ность в любой момент отра­зить удар; каза­лось, что от этого он сде­лался еще выше.

— Не стоит нащу­пы­вать револь­вер, мой друг, — спо­койно про­из­нес он. — Вы очень хорошо зна­ете, что не осме­ли­тесь пустить его в ход, даже если бы я дал вам время его выта­щить. С этими револь­ве­рами не обе­решься хло­пот. От них так много шума, граф. Лучше уж поль­зо­ваться духо­выми ружьями. А, я, кажется, слышу лег­кую поступь вашего достой­ного ком­па­ньона. Доб­рый день, мистер Мер­тон! Скуч­но­вато дожи­даться на улице, не правда ли?

Пре­ми­ро­ван­ный бок­сер, груз­ный моло­дой чело­век с глу­пым, упря­мым и грубо обте­сан­ным лицом неловко оста­но­вился в две­рях, рас­те­рянно ози­ра­ясь по сто­ро­нам. Любез­ный тон Холмса оза­да­чил его, и, хотя Сэм смутно почув­ство­вал в нем враж­деб­ность, он не знал, как себя вести. Он повер­нулся к сво­ему более про­ни­ца­тель­ному товарищу.

— Что тут про­ис­хо­дит, граф? Чего ему надо? В чем дело? — Голос его зву­чал глухо и хрипло.

Граф пожал пле­чами. Вме­сто него Сэму отве­тил Холмс:

— Если гово­рить кратко, мистер Мер­тон, ваше дело проиграно.

Бок­сер про­дол­жал обра­щаться к сво­ему сообщнику:

— Шутит он, что ли? Так мне сей­час не до шуток.

— Это вполне понятно, — ска­зал Холмс. — И уве­ряю вас, что через час-дру­гой вы будете настро­ены еще менее шут­ливо. Вот что, граф Силь­виус. Я чело­век заня­той и не могу попу­сту тра­тить время. Сей­час я пройду в спальню. Прошу вас не стес­няться в мое отсут­ствие. Без меня вам будет удоб­нее объ­яс­нить сво­ему другу, как обстоит дело. Тем вре­ме­нем я сыг­раю на скрипке бар­ка­ролу из «Ска­зок Гоф­мана». Через пять минут я вер­нусь за окон­ча­тель­ным отве­том. Наде­юсь, вы доста­точно ясно ура­зу­мели, что вам при­хо­дится выби­рать одно из двух: или мы забе­рем вас или камень.

Холмс уда­лился, при­хва­тив с собой сто­яв­шую в углу скрипку. Минуту спу­стя из-за закры­той двери спальни послы­ша­лись про­тяж­ные, жалоб­ные звуки этой самой запо­ми­на­ю­щейся из мелодий.

— Так в чем дело? — спро­сил Мер­тон, когда его при­я­тель повер­нулся к нему. — Он что, знает про камень?

— Будь он про­клят, он знает слиш­ком много, а может быть, и все.

— Черт! — Жел­то­ва­тое лицо бок­сера слегка побледнело.

— Нас выдал Айки Сандерс.

— Айки? Ну, погоди, я ему сверну шею, хоть бы меня за это повесили.

— Нам от этого легче не ста­нет. Надо решить, что делать.

— Обо­жди, — ска­зал бок­сер, подо­зри­тельно глядя на дверь спальни. — С этой хит­рой лиси­цей надо дер­жать ухо востро. Он не подслушивает?

— Как он может под­слу­ши­вать, когда он играет?

— Это верно. А нет ли кого за зана­вес­кой? Слиш­ком уж много тут занавесок.

Бок­сер стал осмат­ри­ваться и вдруг в пер­вый раз заме­тил у окна мане­кен; в немом удив­ле­нии он уста­вился на него, не в силах про­из­не­сти ни слова.

— Это вос­ко­вая кукла, и больше ничего, — объ­яс­нил граф.

— Под­делка, да? А здо­рово, мадам Тюссо, небось, такое и не сни­лось. Прямо как живой, и халат и все осталь­ное. Но черт бы побрал эти зана­вески, граф!

— Шут с ними, с зана­вес­ками, мы только зря тра­тим время, а у нас его не так уж много. Он может аре­сто­вать нас из-за этого камня.

— Черта с два!

— Но если мы ска­жем, где камень, он нас отпустит.

— Еще чего! Отка­заться от камня в сто тысяч фунтов?

— Дру­гого выхода нет.

Мер­тон поче­сал коротко остри­жен­ную голову.

— Послу­шай, он ведь тут один. При­стук­нуть его, и все. Если мы его при­кон­чим, нам нечего будет бояться.

Граф пока­чал головой.

— У него есть ору­жие, и он начеку. Если мы его застре­лим, нам вряд ли уда­ется отсюда выбраться. К тому же он навер­няка успел сооб­щить свои све­де­ния поли­ции. Постой-ка! Что это?

Они услы­шали сла­бый звук, кото­рый, каза­лось, доно­сился со сто­роны окна. Оба вско­чили, но все было тихо. Если не счи­тать стран­ной фигуры в кресле, в ком­нате, кроме них, никого не было.

— Это на улице, — ска­зал Мер­тон. — Ну так слу­шай, шеф, у тебя есть голова на пле­чах. Надо что-то при­ду­мать. Раз нельзя пустить в ход кулаки, тогда твое дело решать, как быть.

— Я еще и не таких обма­ны­вал, — отве­чал граф. — Камень-то у меня с собой. В потай­ном кар­мане. Я бы ни за что не решился оста­вить его где-нибудь. Сего­дня ночью его можно будет пере­пра­вить в Амстер­дам, а там до вос­кре­се­нья его успеют рас­пи­лить на четыре части. Он ничего не знает о Ван Седдаре.

— Я думал, Ван Сед­дар поедет на той неделе.

— Он дол­жен был ехать на той неделе, но теперь ему при­дется отпра­виться со сле­ду­ю­щим же паро­хо­дом. Кому-нибудь из нас надо про­скольз­нуть с кам­нем на Лайм-стрит и пре­ду­пре­дить его.

— Вто­рое дно еще не готово.

— Ничего не поде­ла­ешь. При­дется риск­нуть и везти прямо так. Нельзя терять ни минуты.

И снова, как охот­ник, при­вык­ший быть насто­роже, он замол­чал и при­стально посмот­рел на окно. Да, этот сла­бый звук, несо­мненно, донесся с улицы.

— А Холмса ничего не стоит про­ве­сти. Этот идиот, чтоб ему было неладно, ска­зал, что он нас не тро­нет, если полу­чит камень. Ну, так мы пообе­щаем ему камень. Наве­дем его на лож­ный след, а пока он дога­да­ется, в чем дело, камень будет уже в Гол­лан­дии, а мы сами — за границей.

— Вот это здо­рово! — довольно ухмыль­нулся Сэм Мертон.

— Ты пой­дешь к гол­ландцу и ска­жешь, чтобы он пото­рап­ли­вался. А я возьму на себя этого про­стака и поста­ра­юсь заго­во­рить ему зубы. Я скажу ему, что камень в Ливер­пуле. Черт бы побрал эту музыку, она мне дей­ствует на нервы! Пока Холмс выяс­нит, что в Ливер­пуле его нет, каму­шек будет поде­лен на четыре части, а мы будем в откры­том море. Поди сюда, а то тебя видно через замоч­ную сква­жину. Вот он, камушек-то.

— Как ты не боишься носить его с собой?

— Это — самое надеж­ное. Если уж мы ухит­ри­лись ста­щить его с Уайт­холл, из моей квар­тиры его вся­кий унесет.

— Дай-ка поглядеть.

Граф Силь­виус, не обра­щая вни­ма­ния на про­тя­ну­тую гряз­ную руку, бро­сил не слиш­ком одоб­ри­тель­ный взгляд на сво­его сообщника.

— Уж не дума­ешь ли ты, что я соби­ра­юсь тебя охму­рить? Так вот, имейте в виду, граф, мне начи­нают надо­едать ваши штучки.

— Ну ладно, ладно, Сэм, не оби­жайся. Нам нельзя сей­час ссо­риться. Если хочешь как сле­дует раз­гля­деть эту кра­соту, подойди сюда, к окну. На, держи поближе к свету.

— Бла­го­дарю вас.

В мгно­ве­ние ока Холмс спрыг­нул с кресла, на кото­ром раньше сидел мане­кен, и схва­тил брил­ли­ант. В одной руке он зажал камень, а дру­гой дер­жал писто­лет и целился в голову графа. В пол­ном заме­ша­тель­стве оба мошен­ника отсту­пили назад. Прежде чем они успели опом­ниться, Холмс нажал кнопку элек­три­че­ского звонка.

— Не взду­майте сопро­тив­ляться! Джентль­мены, умо­ляю вас, побе­ре­гите мебель! Вам должно быть ясно, что ваше поло­же­ние без­на­дежно. Поли­ция ждет внизу.

Граф был так оше­лом­лен, что злоба и страх отсту­пили в эту минуту на вто­рой план.

— Но, черт возьми, каким обра­зом? — про­хри­пел он.

— Ваше удив­ле­ние вполне есте­ственно. Вы не зна­ете, что за этой зана­вес­кой есть вто­рая дверь, веду­щая в спальню. Если не оши­ба­юсь, вы должны были слы­шать, как я сни­мал мане­кен с кресла. Но мне повезло, и я под­слу­шал ваш милый раз­го­вор, кото­рый мог бы ока­заться куда менее откро­вен­ным, знай вы о моем присутствии.

Граф стоял с видом чело­века, сло­жив­шего оружие.

— Ваша взяла. Холмс. По-моему, вы сущий дьявол.

— Очень может быть, — отве­тил Холмс, веж­ливо улыбаясь.

Туго сооб­ра­жа­ю­щий Сэм Мер­тон не сразу понял, что про­изо­шло. И, только когда на лест­нице раз­да­лись тяже­лые шаги, к нему нако­нец вер­нулся дар речи.

— Не иначе как фараон. Но я вот чего не пойму: ведь эта про­кля­тая скрипка все еще пиликает.

— Вы совер­шенно правы, — отве­тил Холмс, — пусть ее играет. Эти совре­мен­ные грам­мо­фоны — заме­ча­тель­ное изобретение:.

В ком­нату ворва­лась поли­ция, щелк­нули наруч­ники, и пре­ступ­ни­ков пре­про­во­дили в ожи­да­ю­щий их кэб. Уот­сон остался, чтобы поздра­вить Холмса еще с одним новым лист­ком, укра­сив­шим его лав­ро­вый венок. Их раз­го­вор снова был пре­рван появ­ле­нием невоз­му­ти­мого Билли с под­но­сом в руках.

— Лорд Кантл­мир, сэр.

— Про­во­дите его сюда, Билли. Это зна­ме­ни­тый пэр, пред­став­ля­ю­щий инте­ресы авгу­стей­ших особ, — ска­зал Холмс. — Чело­век вер­но­под­дан­ный и в своем роде заме­ча­тель­ный, но, если так можно выра­зиться, несколько ста­ро­ре­жим­ный. Заста­вим его быть повеж­ли­вее? Поз­во­лим себе неболь­шую воль­ность, а? Он, разу­ме­ется, еще ничего не знает о случившемся.

Дверь откры­лась, и на пороге появи­лась тон­кая пря­мая фигура с про­дол­го­ва­тым лицом; чер­ные, как смоль, бакен­барды в сред­не­вик­то­ри­ан­ском стиле не вяза­лись с пока­тыми пле­чами и неуве­рен­ной, стар­че­ской поход­кой. Холмс с самым любез­ным видом подо­шел к вошед­шему и пожал его без­от­вет­ную руку.

— Доб­рый день, лорд Кантл­мир. Сего­дня довольно про­хладно для лет­него вре­мени. Но в ком­на­тах очень тепло. Поз­вольте, я помогу вам снять пальто.

— Бла­го­дарю, я не наме­рен раздеваться.

— Поз­вольте, я помогу вам! — настой­чиво про­дол­жал Холмс, кладя руку на рукав лорда. — Мой друг, док­тор Уот­сон, под­твер­дит, что рез­кие коле­ба­ния тем­пе­ра­туры чрез­вы­чайно вредны.

Его свет­лость раз­дра­женно отдер­нул руку.

— Мне вполне удобно, и я не соби­ра­юсь задер­жи­ваться. Я загля­нул сюда только для того, чтобы узнать, как про­дви­га­ется дело, кото­рое вы сами на себя возложили.

— Трудно… очень трудно.

— Я так и знал, что вы это скажете.

В сло­вах и тоне ста­рого лорда явно чув­ство­ва­лась насмешка.

— Каж­дый рано или поздно осо­знает, что его воз­мож­но­сти огра­ни­ченны, мистер Холмс. Но по край­ней мере это изле­чи­вает нас от само­уве­рен­но­сти — столь свой­ствен­ного людям порока.

— При­зна­юсь, сэр, я совер­шенно сбит с толку.

— Это вполне естественно.

— В осо­бен­но­сти меня сму­щает одно обсто­я­тель­ство. Не могу ли я рас­счи­ты­вать на вашу помощь?

— Вы слиш­ком поздно обра­ти­лись ко мне за сове­том. Мне каза­лось, что вы при­выкли пола­гаться на свой ум во всех слу­чаях жизни. Тем не менее я готов вам помочь.

— Видите ли, лорд Кантл­мир, мы, конечно, можем соста­вить обви­не­ние про­тив истин­ных похи­ти­те­лей камня.

— Когда вы их поймаете.

— Разу­ме­ется. Но какие меры воз­дей­ствия нам сле­дует при­ме­нить по отно­ше­нию к укрывателю?

— Не преж­де­вре­менно ли зада­ваться подоб­ным вопросом?

— Тем не менее все должно быть про­ду­мано зара­нее. На осно­ва­нии каких улик и кого, по-вашему, сле­дует счи­тать виновным?

— Того, у кого будет обна­ру­жен камень.

— И вы сочли бы это доста­точ­ным осно­ва­нием для ареста?

— Разу­ме­ется.

Холмс редко сме­ялся, но, по сло­вам Уот­сона, в эту минуту он был более чем когда-либо бли­зок к смеху.

— В таком слу­чае, доро­гой сэр, как это ни при­скорбно, я буду вынуж­ден тре­бо­вать вашего ареста.

— Вы слиш­ком много себе поз­во­ля­ете, мистер Холмс, — не на шутку рас­сер­дился лорд Кантл­мир, и его жел­то­ва­тые щеки зарде­лись давно угас­шим пла­ме­нем. — За пять­де­сят лет моей обще­ствен­ной дея­тель­но­сти мне не при­хо­ди­лось слы­шать ничего подоб­ного. Я дело­вой чело­век, на меня воз­ло­жены серьез­ные обя­зан­но­сти, и мне неко­гда выслу­ши­вать глу­пые шутки. Скажу вам откро­венно, сэр, я нико­гда не верил в ваши таланты, и, по-моему, было бы гораздо лучше, если бы дело пору­чили офи­ци­аль­ной поли­ции. Ваше пове­де­ние под­твер­ждает, что я был прав. Имею честь поже­лать вам спо­кой­ной ночи.

Но Холмс пре­гра­дил пэру дорогу, встав между ним и дверью.

— Постойте, сэр. Ока­заться вре­мен­ным обла­да­те­лем камня Маза­рини — еще куда ни шло. Но если вы вый­дете отсюда с кам­нем, это может повлечь за собой более серьез­ные обвинения.

— Сэр, это ста­но­вится невы­но­си­мым. Дайте мне пройти.

— Сна­чала опу­стите руку в пра­вый кар­ман вашего пальто.

— Что это зна­чит, сэр?

— Не спорьте, сэр, а повинуйтесь.

В сле­ду­ю­щую секунду пора­жен­ный пэр, мигая и бор­моча что-то невнят­ное, стоял перед Холм­сом, дер­жав тря­су­щейся руке огром­ный жел­тый бриллиант.

— Но как же… как же так, мистер Холмс?

— Ужасно! Ужасно, лорд Кантл­мир! — вскри­чал Холмс. — Мой ста­рый друг док­тор Уот­сон ска­жет вам, что я обо­жаю подоб­ные мисти­фи­ка­ции. И, кроме того, я питаю сла­бость к дра­ма­ти­че­ским ситу­а­циям. Я поло­жил камень — разу­ме­ется, это была боль­шая воль­ность с моей сто­роны — к вам в кар­ман в начале нашего разговора.

Ста­рый пэр пере­вел взгляд с камня на улы­ба­ю­ще­еся лицо Холмса.

— Я, право, в заме­ша­тель­стве, сэр. Но это… это в самом деле камень Маза­рини. Мы чрез­вы­чайно обя­заны вам, мистер Холмс. Быть может, у вас, как вы это сами заме­тали, несколько свое­об­раз­ная манера шутить, и вы довольно неудачно выби­ра­ете время для шуток. Но я пол­но­стью беру назад заме­ча­ния, кото­рые я поз­во­лил себе отно­си­тельно ваших пора­зи­тель­ных спо­соб­но­стей сыщика. Но каким образом?

— Дело закон­чено еще только напо­ло­вину. Да и подроб­но­сти не так уж суще­ственны. Я не сомне­ва­юсь, лорд Кантл­мир, что удо­воль­ствие, кото­рое вам доста­вит воз­мож­ность сооб­щить о счаст­ли­вом завер­ше­нии дела в выс­ших кру­гах, куда вы направ­ля­е­тесь, будет неко­то­рым искуп­ле­нием моей неумест­ной шутки. Билли, про­во­дите его свет­лость и ска­жите мис­сис Хад­сон, что я буду рад, если она подаст нам обед на двоих и как можно скорее.