Рассказ соловей для детей

Пение этой птицы настолько приятно человеческому слуху, что выражение «Поет, как соловей» стало крылатым. Именно так люди говорят о талантливом певце или певице. А сам виновник, соловей – маленькая птица с длинными ногами и большими глазами, которая давно уже стала певческим символом России. Вокалист вид имеет неяркий. Перья у соловья с бурым оттенком, а хвост – рыжеватый. Обитают соловьи, в основном, в Европе и в западной части Азии.

Соловей – птица перелетная. Зима певцу не по нутру и холодное время года он пережидает далеко от родных краев, в Африке. Но как только наступает весна, спешит соловей обратно домой. Причем летят соловьиные стаи исключительно по ночам. Прилетев в родные места, они расселяются неподалеку от лесных рек и озер, в густых зарослях ивняка или в кустах черемухи и шиповника.

Как только появляется листва, соловьи готовы петь. Начинаются соловьиные концерты вечером, на закате и продолжаются всю ночь, порой захватывая и утреннее время. Соловьи – большие фантазеры и постоянно разнообразят свои музыкальные произведения, вставляя в них новые трели. Вместе с тем соловьи умеют учиться друг у друга. Достаточно кому-то из них придумать новую мелодию, в скором времени соседи уже успевают заучить этот мотив и начинают повторять его на все лады.

Сила соловьиных трелей настолько поражала наших предков, что они придумали сказочный образ могучего разбойника, который сидит на дереве и своим свистом способен гнуть травы и деревья. Имя ему дали Соловей-разбойник.

А для чего же соловью необходимо так громко и привлекательно петь? Все объясняется достаточно просто. Соловьиные стаи прилетают в родные места по ночам и в каждой такой стае есть самки, еще не выбравшие себе пару. Вот соловьи, прилетевшие на родину пораньше, пытаются прекрасными мелодиями привлечь на свою территорию подружку. Птицы, поющие громче и привлекательнее прочих, быстрее обзаводятся парой.

Во время пения соловей весь находится в движении. Он то прижимается к ветке, на которой сидит, то вытягивается во весь рост, то кланяется, как настоящий артист во время концерта. А как блестят его глаза во время пения!

Но вот цель пения достигнута и у соловья появилась подружка. Наступает время хлопот и забот. Новой семейной паре необходимо построить гнездо для будущих птенцов. Постройкой занимается самка. Из прошлогодних листьев она сооружает на земле, под защитой колючих кустов, конструкцию, чем-то напоминающую растрепанный кочан капусты. В этом гнезде самка терпеливо высиживает яйца, лишь изредка выбираясь на поиски пищи. Будущий отец тем временем продолжает распевать веселые песни, но делает это он уже подальше от гнезда, чтобы не подвергать потомство опасности.

Птенцы у соловьев растут достаточно быстро. Для быстрого роста им постоянно нужно питание и папе-соловью в это время практически некогда петь. Он постоянно приносит в гнездо корм, отдает его самке, а та распределяет корм между детьми. Поскольку птенцы развиваются с разной скоростью, семья в какой-то момент времени разделяется. Один из родителей бродит с более взрослыми птенцами по окрестностям в поисках пропитания, а другой родитель продолжает носить корм в гнездо, подкармливая тех детишек, что еще не могут ходить самостоятельно. Что же входит в рацион питания соловья? Жучки, червячки, бабочки, муравьи, а на десерт — ягоды.

Соловьиные трели затихают обычно к концу июня. А к середине лета распадаются и семьи. Подросшие птенцы начинают самостоятельную жизнь, родительские заботы заканчиваются и до самой осени соловьи уже ведут одиночный образ жизни. Конечно же, они не молчат в этот период времени, но звуки, которые они издают весь остаток лета, ничем не напоминают те обворожительные рулады, которые были слышны весной.

С наступлением осени, соловьям становится неуютно в родных краях и они, собираясь в стаи, так же, по ночам, улетают в далекую Африку дожидаться прихода новой весны.

Автор текста: Лев Поясникин

Сказка о самом лучшем певце из всех птиц — соловье. Дело было в Китае. Соловей пел в лесу рядом с садом китайского императора. Пение его восхищало каждого прохожего. Император пожелал, чтобы соловей жил в его дворце и пел для него. Но вскоре невзрачного серенького соловья заменили на золотого, украшенного драгоценными камнями. Несмотря на изгнание из дворца, настоящий соловей помог избежать смерти императору…

Соловей читать

В Китае, как ты знаешь, и сам император и все его подданные — китайцы. Дело было давно, но потому-то и стоит о нём послушать, пока оно не забудется совсем!

В целом мире не нашлось бы дворца лучше императорского; он весь был из драгоценного фарфора, зато такой хрупкий, что страшно было до него дотронуться. В саду росли чудеснейшие цветы; к самым лучшим из них были привязаны серебряные колокольчики; звон их должен был обращать на цветы внимание каждого прохожего. Вот как тонко было придумано! Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что и сам садовник не знал, где он кончается. Из сада можно было попасть прямо в густой лес; в чаще его таились глубокие озёра, и доходил он до самого синего моря. Корабли проплывали под нависшими над водой вершинами деревьев, и в ветвях их жил соловей, который пел так чудесно, что его заслушивался, забывая о своём неводе, даже бедный, удручённый заботами рыбак. «Господи, как хорошо!» — вырывалось наконец у рыбака, но потом бедняк опять принимался за своё дело и забывал о соловье, на следующую ночь снова заслушивался его и снова повторял то же самое: «Господи, как хорошо!»

Со всех концов света стекались в столицу императора путешественники; все они дивились на великолепный дворец и на сад, но, услышав соловья, говорили: «Вот это лучше всего!»

Возвращаясь домой, путешественники рассказывали обо всём виденном; учёные описывали столицу, дворец и сад императора, но не забывали упомянуть и о соловье и даже ставили его выше всего; поэты слагали в честь крылатого певца, жившего в лесу, на берегу синего моря, чудеснейшие стихи.

Книги расходились по всему свету, и вот некоторые из них дошли и до самого императора. Он восседал в своём золотом кресле, читал-читал и поминутно кивал головой — ему очень приятно было читать похвалы своей столице, дворцу и саду. «Но соловей лучше всего!» — стояло в книге.

— Что такое? — удивился император. — Соловей? А я ведь и не знаю его! Как? В моём государстве и даже в моём собственном саду живёт такая удивительная птица, а я ни разу и не слыхал о ней! Пришлось вычитать о ней из книг!

И он позвал к себе первого из своих приближённых; а тот напускал на себя такую важность, что, если кто-нибудь из людей попроще осмеливался заговорить с ним или спросить его о чём-нибудь, отвечал только: «Пф!» — а это ведь ровно ничего не означает.

— Оказывается, у нас здесь есть замечательная птица, по имени соловей. Её считают главной достопримечательностью моего великого государства! — сказал император. — Почему же мне ни разу не доложили о ней?

— Я даже и не слыхал о ней! — отвечал первый приближённый. — Она никогда не была представлена ко двору!

— Я желаю, чтобы она была здесь и пела предо мною сегодня же вечером! — сказал император. — Весь свет знает, что у меня есть, а сам я не знаю!

— И не слыхивал о такой птице! — повторил первый приближённый. — Но я разыщу её!

Легко сказать! А где её разыщешь?

Первый приближённый императора бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но никто из встречных, к кому он ни обращался с расспросами, и не слыхивал о соловье. Первый приближённый вернулся к императору и доложил, что соловья-де, верно, выдумали книжные сочинители.

— Ваше величество не должны верить всему, что пишут в книгах: всё это одни выдумки, так сказать чёрная магия!..

— Но ведь эта книга прислана мне самим могущественным императором Японии, и в ней не может быть неправды! Я хочу слышать соловья! Он должен быть здесь сегодня же вечером! Я объявляю ему моё высочайшее благоволение! Если же его не будет здесь в назначенное время, я прикажу после ужина всех придворных бить палками по животу!

— Тзинг-пе! — сказал первый приближённый и опять забегал вверх и вниз по лестницам, по коридорам и залам; с ним бегала и добрая половина придворных, — никому не хотелось отведать палок. У всех на языке был один вопрос: что это за соловей, которого знает весь свет, а при дворе ни одна душа не знает.

Наконец на кухне нашли одну бедную девочку, которая сказала:

— Господи! Как не знать соловья! Вот уж поёт-то! Мне позволено относить по вечерам моей бедной больной матушке остатки от обеда. Живёт матушка у самого моря, и вот, когда я иду назад и сяду отдохнуть в лесу, я каждый раз слышу пение соловья! Слёзы так и потекут у меня из глаз, а на душе станет так радостно, словно матушка целует меня!..

— Кухарочка! — сказал первый приближённый императора. — Я определю тебя на штатную должность при кухне и выхлопочу тебе позволение посмотреть, как кушает император, если ты сведёшь нас к соловью! Он приглашён сегодня вечером ко двору!

И вот все отправились в лес, где обыкновенно распевал соловей; отправилась туда чуть не половина всех придворных. Шли, шли, вдруг замычала корова.

— О! — сказали молодые придворные. — Вот он! Какая, однако, сила! И это у такого маленького созданьица! Но мы положительно слышали его раньше!

— Это мычит корова! — сказала девочка. — Нам ещё далеко до места.

В пруду заквакали лягушки.

— Чудесно! — сказал придворный бонза. — Теперь я слышу! Точь-в-точь наши колокольчики в молельне!

— Нет, это лягушки! — сказала опять девочка. — Но теперь, я думаю, скоро услышим и его!

И вот запел соловей.

— Вот это соловей! — сказала девочка. — Слушайте, слушайте! А вот и он сам! — И она указала пальцем на маленькую серенькую птичку, сидевшую в ветвях.

— Неужели! — сказал первый приближённый императора. — Никак не воображал себе его таким! Самая простая наружность! Верно, он потерял все свои краски при виде стольких знатных особ!

— Соловушка! — громко закричала девочка. — Наш милостивый император желает послушать тебя!

— Очень рад! — ответил соловей и запел так, что просто чудо.

— Словно стеклянные колокольчики звенят! — сказал первый приближённый. — Глядите, как трепещет это маленькое горлышко! Удивительно, что мы ни разу не слыхали его раньше! Он будет иметь огромный успех при дворе!

— Спеть ли мне императору ещё? — спросил соловей. Он думал, что тут был и сам император.

— Несравненный соловушка! — сказал первый приближённый императора. — На меня возложено приятное поручение пригласить вас на имеющий быть сегодня вечером придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете его величество своим дивным пением!

— Пение моё гораздо лучше слушать в зелёном лесу! — сказал соловей, но, узнав, что император пригласил его во дворец, охотно согласился туда отправиться.

При дворе шли приготовления к празднику. В фарфоровых стенах и в полу сияли отражения бесчисленных золотых фонариков; в коридорах рядами были расставлены чудеснейшие цветы с колокольчиками, которые от всей этой беготни, стукотни и сквозняка звенели так, что не слышно было человеческого голоса. Посреди огромной залы, где сидел император, возвышался золотой шест для соловья. Все придворные были в полном сборе; позволили стоять в дверях и кухарочке, — теперь ведь она получила звание придворной поварихи. Все были разодеты в пух и прах и глаз не сводили с маленькой серенькой птички, которой император милостиво кивнул головой.

И соловей запел так дивно, что у императора выступили на глазах слёзы и покатились по щекам. Тогда соловей залился ещё громче, ещё слаще; пение его так и хватало за сердце. Император был очень доволен и сказал, что жалует соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей поблагодарил и отказался, говоря, что довольно награждён и без того.

— Я видел на глазах императора слёзы — какой ещё награды желать мне! В слезах императора дивная сила! Видит бог — я награждён с избытком!

И опять зазвучал его чудный, сладкий голос.

— Вот самое очаровательное кокетство! — сказали придворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы она булькала у них в горле, когда они будут с кем-нибудь разговаривать. Этим они думали походить на соловья. Даже слуги и служанки объявили, что очень довольны, а это ведь много значит: известно, что труднее всего угодить этим особам. Да, соловей положительно имел успех.

Его оставили при дворе, отвели ему особую комнатку, разрешили гулять на свободе два раза в день и раз ночью и приставили к нему двенадцать слуг; каждый держал его за привязанную к его лапке шёлковую ленточку. Большое удовольствие было от такой прогулки!

Весь город заговорил об удивительной птице, и если встречались на улице двое знакомых, один сейчас же говорил: «соло», а другой подхватывал: «вей», после чего оба вздыхали, сразу поняв друг друга.

Одиннадцать сыновей мелочных лавочников получили имена в честь соловья, но ни у одного из них не было и признака голоса.

Раз императору доставили большой пакет с надписью: «Соловей».

— Ну, вот ещё новая книга о нашей знаменитой птице! — сказал император.

Но то была не книга, а затейливая штучка: в ящике лежал искусственный соловей, похожий на настоящего, но весь осыпанный бриллиантами, рубинами и сапфирами. Стоило завести птицу — и она начинала петь одну из мелодий настоящего соловья и поводить хвостиком, который отливал золотом и серебром. На шейке у птицы была ленточка с надписью: «Соловей императора японского жалок в сравнении с соловьём императора китайского».

— Какая прелесть! — сказали все придворные, и явившегося с птицей посланца императора японского сейчас же утвердили в звании «чрезвычайного императорского поставщика соловьёв».

— Теперь пусть-ка споют вместе, вот будет дуэт!

Но дело не пошло на лад: настоящий соловей пел по-своему, а искусственный — как заведённая шарманка.

— Это не его вина! — сказал придворный капельмейстер. — Он безукоризненно держит такт и поёт совсем по моей методе.

Искусственного соловья заставили петь одного. Он имел такой же успех, как настоящий, но был куда красивее, весь так и блестел драгоценностями!

Тридцать три раза пропел он одно и то же и не устал. Окружающие охотно послушали бы его ещё раз, да император нашёл, что надо заставить спеть и живого соловья. Но куда же он девался?

Никто и не заметил, как он вылетел в открытое окно и унёсся в свой зелёный лес.

— Что же это, однако, такое! — огорчился император, а придворные назвали соловья неблагодарной тварью.

— Лучшая-то птица у нас всё-таки осталась! — сказали они, и искусственному соловью пришлось петь то же самое в тридцать четвёртый раз.

Никто, однако, не успел ещё выучить мелодии наизусть, такая она была трудная. Капельмейстер расхваливал искусственную птицу и уверял, что она даже выше настоящей не только платьем и бриллиантами, но и по внутренним своим достоинствам.

— Что касается живого соловья, высокий повелитель мой и вы, милостивые господа, то никогда ведь нельзя знать заранее, что именно споёт он, у искусственного же всё известно наперёд! Можно даже отдать себе полный отчёт в его искусстве, можно разобрать его и показать всё его внутреннее устройство — плод человеческого ума, расположение и действие валиков, всё, всё!

— Я как раз того же мнения! — сказал каждый из присутствовавших, и капельмейстер получил разрешение показать птицу в следующее же воскресенье народу.

— Надо и народу послушать её! — сказал император.

Народ послушал и был очень доволен, как будто вдосталь напился чаю, — это ведь совершенно по-китайски. От восторга все в один голос восклицали: «О!», поднимали вверх указательные пальцы и кивали головами. Но бедные рыбаки, слышавшие настоящего соловья, говорили:

— Недурно и даже похоже, но всё-таки не то! Чего-то недостаёт в его пении, а чего — мы и сами не знаем!

Живого соловья объявили изгнанным из пределов государства.

Искусственная птица заняла место на шёлковой подушке возле императорской постели. Кругом неё были разложены все пожалованные ей драгоценности. Величали же её теперь «императорского ночного столика первым певцом с левой стороны», — император считал более важною именно ту сторону, на которой находится сердце, а сердце находится слева даже у императора. Капельмейстер написал об искусственном соловье двадцать пять томов, учёных-преучёных и полных самых мудрёных китайских слов.

Придворные, однако, говорили, что читали и поняли всё, иначе ведь их прозвали бы дураками и отколотили палками по животу.

Так прошёл целый год; император, весь двор и даже весь народ знали наизусть каждую нотку искусственного соловья, но потому-то пение его им так и нравилось: они сами могли теперь подпевать птице. Уличные мальчишки пели: «Ци-ци-ци! Клюк-клюк-клюк!» Сам император напевал то же самое. Ну что за прелесть!

Но раз вечером искусственная птица только что распелась перед императором, лежавшим в постели, как вдруг внутри её зашипело, зажужжало, колёса завертелись, и музыка смолкла.

Император вскочил и послал за придворным медиком, но что же мог тот поделать! Призвали часовщика, и этот после долгих разговоров и осмотров кое-как исправил птицу, но сказал, что с ней надо обходиться крайне бережно: зубчики поистерлись, а поставить новые так, чтобы музыка шла по-прежнему, верно, было нельзя. Вот так горе! Только раз в год позволили заводить птицу. И это было очень грустно, но капельмейстер произнёс краткую, зато полную мудрёных слов речь, в которой доказывал, что птица ничуть не сделалась хуже. Ну, значит, так оно и было.

Прошло ещё пять лет, и страну постигло большое горе: все так любили императора, а он, как говорили, был при смерти. Провозгласили уже нового императора, но народ толпился па улице и спрашивал первого приближённого императора о здоровье своего старого повелителя.

— Пф! — отвечал приближённый и покачивал головой.

Бледный, похолодевший лежал император на своём великолепном ложе; все придворные считали его умершим, и каждый спешил поклониться новому императору. Слуги бегали взад и вперёд, перебрасываясь новостями, а служанки проводили приятные часы в болтовне за чашкой чая. По всем залам и коридорам были разостланы ковры, чтобы не слышно было шума шагов, и во дворце стояла мёртвая тишина. Но император ещё не умер, хотя и лежал на своём великолепном ложе, под бархатным балдахином с золотыми кистями, совсем недвижный и мертвенно-бледный. Сквозь раскрытое окно глядел на императора и искусственного соловья ясный месяц.

Бедный император почти не мог вздохнуть, и ему казалось, что кто-то сидит у него на груди. Он приоткрыл глаза и увидел, что на груди у него сидела Смерть. Она надела на себя корону императора, забрала в одну руку его золотую саблю, а в другую — богатое знамя. Из складок бархатного балдахина выглядывали какие-то странные лица: одни гадкие и мерзкие, другие добрые и милые. То были злые и добрые дела императора, смотревшие на него, в то время как Смерть сидела у него на груди.

— Помнишь это? — шептали они по очереди. — Помнишь это? — и рассказывали ему так много, что на лбу у него выступал холодный пот.

— Я и не знал об этом! — говорил император. — Музыку сюда, музыку! Большие китайские барабаны! Я не хочу слышать их речей!

Но они всё продолжали, а Смерть, как китаец, кивала на их речи головой.

— Музыку сюда, музыку! — кричал император. — Пой хоть ты, милая, славная золотая птичка! Я одарил тебя золотом и драгоценностями, я повесил тебе на шею свою золотую туфлю, пой же, пой!

Но птица молчала — некому было завести её, а иначе она петь не могла. Смерть продолжала смотреть на императора своими большими пустыми глазницами. В комнате было тихо-тихо.

Вдруг за окном раздалось чудное пение. То прилетел, узнав о болезни императора, утешить и ободрить его живой соловей. Он пел, и призраки всё бледнели, кровь приливала к сердцу императора всё быстрее; сама Смерть заслушалась соловья и всё повторяла: «Пой, пой ещё, соловушка!»

— А ты отдашь мне за это драгоценную саблю? А дорогое знамя? А корону? — спрашивал соловей.

И Смерть отдавала одну драгоценность за другою, а соловей всё пел. Вот он запел наконец о тихом кладбище, где цветут белые розы, благоухает бузина и свежая трава орошается слезами живых, оплакивающих усопших… Смерть вдруг охватила такая тоска по своему саду, что она свилась в белый холодный туман и вылетела в окно.

— Спасибо, спасибо тебе, милая птичка! — сказал император. — Я помню тебя! Я изгнал тебя из моего государства, а ты отогнала от моей постели ужасные призраки, отогнала самую Смерть! Чем мне вознаградить тебя?

— Ты уже вознаградил меня раз и навсегда! — сказал соловей. — Я видел слёзы на твоих глазах в первый раз, как пел перед тобою, — этого я не забуду никогда! Слёзы — вот драгоценнейшая награда для сердца певца. Но засни теперь и просыпайся здоровым и бодрым! Я буду баюкать тебя своею песней!

И он запел опять, а император заснул здоровым, благодатным сном.

Когда он проснулся, в окна уже светило солнце. Никто из его слуг не заглядывал к нему; все думали, что он умер, один соловей сидел у окна и пел.

— Ты должен остаться у меня навсегда! — сказал император. — Ты будешь петь, только когда сам захочешь, а искусственную птицу я разобью вдребезги!

— Не надо! — сказал соловей. — Она принесла столько пользы, сколько могла! Пусть она остаётся у тебя по-прежнему! Я же не могу жить во дворце. Позволь мне только прилетать к тебе, когда захочу. Тогда я каждый вечер буду садиться у твоего окна и петь тебе; моя песня и порадует тебя и заставит задуматься. Я буду петь тебе о счастливых и о несчастных, о добре и о зле, что таятся вокруг тебя.

Маленькая певчая птичка летает повсюду, залетает и под крышу бедного рыбака и крестьянина, которые живут вдали от тебя. Я люблю тебя за твоё сердце больше, чем за твою корону, и всё же корона окружена каким-то особым священным обаянием! Я буду прилетать и петь тебе! Но обещай мне одно!..

— Всё! — сказал император и встал во всём своём царственном величии; он успел надеть на себя своё императорское одеяние и прижимал к сердцу тяжёлую золотую саблю.

— Об одном прошу я тебя — не говори никому, что у тебя есть маленькая птичка, которая рассказывает тебе обо всём. Так дело пойдёт лучше!

И соловей улетел.

Слуги вошли поглядеть на мёртвого императора и застыли на пороге, а император сказал им:

— Здравствуйте!

Сказки про соловья

Сказки про соловья — известные, интересные всем детям и даже взрослым авторские произведения, а также сказки народов мира об уникальной певчей птице.
Главный персонаж в сказках — конечно же, соловей. По характеру эта птица — открытое и верное, доброе существо. Читайте сочинения про соловья вместе с детьми. Они научат ребят воодушевляющему созерцанию, благодарности, любви к родным местам, заботе о природе и животных, своих родных и близких.

• 

  Илья-Муромец и Соловей-Разбойник

  Илья Муромец и Соловей разбойник – это народная сказка, в которой дети узнают о ратном подвиге богатыря. Слухи о злодеяниях Соловья разбойника дошли до Ильи из славного града Мурома. Разбойник этот жил в дремучем лесу, свистом…

• 

  О жабе и розе

  Сказка о жабе и розе — поэтичное произведение В. М. Гаршина о прекрасном цветке и его противоположности — злой уродливой жабе. Цветок не мог выразить свою прекрасную душу словами, лишь разливал вокруг восхитительный свежий…

• 

  Про слонёнка и медвежонка

  Про слоненка и медвежонка — произведение Геннадия Цыферова, которое стоит читать и перечитывать с детьми. В нем показан спор двух друзей — слона и мишки об удивительных вещах. Слоненок не находил ничего прекрасного в вечере…

• 

  Соловей

  Соловей — сказка Ганса Христиана Андерсена, которую может не знать ваш ребенок. Удивите его новым произведением от любимого автора! В этой сказке говорится о том, как славно и роскошно живет китайский император. В его дворце…

• 

  Птичий язык

  Птичий язык — русская народная сказка, на которой воспитано множество детей. В ней рассказывается, как в купеческой семье родился необыкновенный мальчик Василий. Он умел понимать язык птиц. Однажды он раскрыл родителям секрет…

• 

  Аист и соловей

  Аист и соловей — добрая сказка Валентина Берестова, которая научит многому не только ребят, но и их родителей. В ней показаны давние времена, когда птицы еще не умели петь. Когда пернатые знали о мудреце, который учит музыке…

• 

  Соловей и роза

  Соловей и роза — грустная сказка Оскара Уайльда, которая тронет сердце подростка и взрослого читателя. В ней показано, как однажды в саду горюет молодой человек. Он сетует на то, что в его саду нет красной розы. Если бы…

• 

  Соловей Будимирович

  Соловей Будимирович — одна из тех былин русского народа, которая может заинтересовать и девушек. В ней представлена картина того, как Соловей Будимирович путешествует по Днепру вместе со своими товарищами. Его флотилия богато…

• 

  Орел-меценат

  Сказка Орёл-меценат – произведение русского писателя Михаила Салтыкова-Щедрина с долей сатиры, которую можно читать всей семьёй. Герой сказки – гордый и тщеславный орёл, которому надоела жизнь в отчуждении. Решил он себе…

В Китае, как ты знаешь, и сам император и все его подданные — китайцы. Дело было давно, но потому-то и стоит о нём послушать, пока оно не забудется совсем! В целом мире не нашлось бы дворца лучше императорского; он весь был из драгоценного фарфора, зато такой хрупкий, что страшно было до него дотронуться. В саду росли чудеснейшие цветы; к самым лучшим из них были привязаны серебряные колокольчики; звон их должен был обращать на цветы внимание каждого прохожего. Вот как тонко было придумано! Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что и сам садовник не знал, где он кончается. Из сада можно было попасть прямо в густой лес; в чаще его таились глубокие озёра, и доходил он до самого синего моря. Корабли проплывали под нависшими над водой вершинами деревьев, и в ветвях их жил соловей, который пел так чудесно, что его заслушивался, забывая о своём неводе, даже бедный, удручённый заботами рыбак. «Господи, как хорошо!» — вырывалось наконец у рыбака, но потом бедняк опять принимался за своё дело и забывал о соловье, на следующую ночь снова заслушивался его и снова повторял то же самое: «Господи, как хорошо!»

Со всех концов света стекались в столицу императора путешественники; все они дивились на великолепный дворец и на сад, но, услышав соловья, говорили: «Вот это лучше всего!»

Возвращаясь домой, путешественники рассказывали обо всём виденном; учёные описывали столицу, дворец и сад императора, но не забывали упомянуть и о соловье и даже ставили его выше всего; поэты слагали в честь крылатого певца, жившего в лесу, на берегу синего моря, чудеснейшие стихи.

Книги расходились по всему свету, и вот некоторые из них дошли и до самого императора. Он восседал в своём золотом кресле, читал-читал и поминутно кивал головой — ему очень приятно было читать похвалы своей столице, дворцу и саду. «Но соловей лучше всего!» — стояло в книге.

— Что такое? — удивился император. — Соловей? А я ведь и не знаю его! Как? В моём государстве и даже в моём собственном саду живёт такая удивительная птица, а я ни разу и не слыхал о ней! Пришлось вычитать о ней из книг!

И он позвал к себе первого из своих приближённых; а тот напускал на себя такую важность, что, если кто-нибудь из людей попроще осмеливался заговорить с ним или спросить его о чём-нибудь, отвечал только: «Пф!» — а это ведь ровно ничего не означает.

— Оказывается, у нас здесь есть замечательная птица, по имени соловей. Её считают главной достопримечательностью моего великого государства! — сказал император. — Почему же мне ни разу не доложили о ней?

— Я даже и не слыхал о ней! — отвечал первый приближённый. — Она никогда не была представлена ко двору!

— Я желаю, чтобы она была здесь и пела предо мною сегодня же вечером! — сказал император. — Весь свет знает, что у меня есть, а сам я не знаю!

— И не слыхивал о такой птице! — повторил первый приближённый. — Но я разыщу её!

Легко сказать! А где её разыщешь?

Первый приближённый императора бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но никто из встречных, к кому он ни обращался с расспросами, и не слыхивал о соловье. Первый приближённый вернулся к императору и доложил, что соловья-де, верно, выдумали книжные сочинители.

— Ваше величество не должны верить всему, что пишут в книгах: всё это одни выдумки, так сказать чёрная магия!..

— Но ведь эта книга прислана мне самим могущественным императором Японии, и в ней не может быть неправды! Я хочу слышать соловья! Он должен быть здесь сегодня же вечером! Я объявляю ему моё высочайшее благоволение! Если же его не будет здесь в назначенное время, я прикажу после ужина всех придворных бить палками по животу!

— Тзинг-пе! — сказал первый приближённый и опять забегал вверх и вниз по лестницам, по коридорам и залам; с ним бегала и добрая половина придворных, — никому не хотелось отведать палок. У всех на языке был один вопрос: что это за соловей, которого знает весь свет, а при дворе ни одна душа не знает.

Наконец на кухне нашли одну бедную девочку, которая сказала:

— Господи! Как не знать соловья! Вот уж поёт-то! Мне позволено относить по вечерам моей бедной больной матушке остатки от обеда. Живёт матушка у самого моря, и вот, когда я иду назад и сяду отдохнуть в лесу, я каждый раз слышу пение соловья! Слёзы так и потекут у меня из глаз, а на душе станет так радостно, словно матушка целует меня!..

— Кухарочка! — сказал первый приближённый императора. — Я определю тебя на штатную должность при кухне и выхлопочу тебе позволение посмотреть, как кушает император, если ты сведёшь нас к соловью! Он приглашён сегодня вечером ко двору!

И вот все отправились в лес, где обыкновенно распевал соловей; отправилась туда чуть не половина всех придворных. Шли, шли, вдруг замычала корова.

— О! — сказали молодые придворные. — Вот он! Какая, однако, сила! И это у такого маленького созданьица! Но мы положительно слышали его раньше!

— Это мычит корова! — сказала девочка. — Нам ещё далеко до места.

В пруду заквакали лягушки.

— Чудесно! — сказал придворный бонза. — Теперь я слышу! Точь-в-точь наши колокольчики в молельне!

— Нет, это лягушки! — сказала опять девочка. — Но теперь, я думаю, скоро услышим и его!

И вот запел соловей.

— Вот это соловей! — сказала девочка. — Слушайте, слушайте! А вот и он сам! — И она указала пальцем на маленькую серенькую птичку, сидевшую в ветвях.

— Неужели! — сказал первый приближённый императора. — Никак не воображал себе его таким! Самая простая наружность! Верно, он потерял все свои краски при виде стольких знатных особ!

— Соловушка! — громко закричала девочка. — Наш милостивый император желает послушать тебя!

— Очень рад! — ответил соловей и запел так, что просто чудо.

— Словно стеклянные колокольчики звенят! — сказал первый приближённый. — Глядите, как трепещет это маленькое горлышко! Удивительно, что мы ни разу не слыхали его раньше! Он будет иметь огромный успех при дворе!

— Спеть ли мне императору ещё? — спросил соловей. Он думал, что тут был и сам император.

— Несравненный соловушка! — сказал первый приближённый императора. — На меня возложено приятное поручение пригласить вас на имеющий быть сегодня вечером придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете его величество своим дивным пением!

— Пение моё гораздо лучше слушать в зелёном лесу! — сказал соловей, но, узнав, что император пригласил его во дворец, охотно согласился туда отправиться.

При дворе шли приготовления к празднику. В фарфоровых стенах и в полу сияли отражения бесчисленных золотых фонариков; в коридорах рядами были расставлены чудеснейшие цветы с колокольчиками, которые от всей этой беготни, стукотни и сквозняка звенели так, что не слышно было человеческого голоса. Посреди огромной залы, где сидел император, возвышался золотой шест для соловья. Все придворные были в полном сборе; позволили стоять в дверях и кухарочке, — теперь ведь она получила звание придворной поварихи. Все были разодеты в пух и прах и глаз не сводили с маленькой серенькой птички, которой император милостиво кивнул головой.

И соловей запел так дивно, что у императора выступили на глазах слёзы и покатились по щекам. Тогда соловей залился ещё громче, ещё слаще; пение его так и хватало за сердце. Император был очень доволен и сказал, что жалует соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей поблагодарил и отказался, говоря, что довольно награждён и без того.

— Я видел на глазах императора слёзы — какой ещё награды желать мне! В слезах императора дивная сила! Видит бог — я награждён с избытком!

И опять зазвучал его чудный, сладкий голос.

— Вот самое очаровательное кокетство! — сказали придворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы она булькала у них в горле, когда они будут с кем-нибудь разговаривать. Этим они думали походить на соловья. Даже слуги и служанки объявили, что очень довольны, а это ведь много значит: известно, что труднее всего угодить этим особам. Да, соловей положительно имел успех.

Его оставили при дворе, отвели ему особую комнатку, разрешили гулять на свободе два раза в день и раз ночью и приставили к нему двенадцать слуг; каждый держал его за привязанную к его лапке шёлковую ленточку. Большое удовольствие было от такой прогулки!

Весь город заговорил об удивительной птице, и если встречались на улице двое знакомых, один сейчас же говорил: «соло», а другой подхватывал: «вей», после чего оба вздыхали, сразу поняв друг друга.

Одиннадцать сыновей мелочных лавочников получили имена в честь соловья, но ни у одного из них не было и признака голоса.

Раз императору доставили большой пакет с надписью: «Соловей».

— Ну, вот ещё новая книга о нашей знаменитой птице! — сказал император.

Но то была не книга, а затейливая штучка: в ящике лежал искусственный соловей, похожий на настоящего, но весь осыпанный бриллиантами, рубинами и сапфирами. Стоило завести птицу — и она начинала петь одну из мелодий настоящего соловья и поводить хвостиком, который отливал золотом и серебром. На шейке у птицы была ленточка с надписью: «Соловей императора японского жалок в сравнении с соловьём императора китайского».

— Какая прелесть! — сказали все придворные, и явившегося с птицей посланца императора японского сейчас же утвердили в звании «чрезвычайного императорского поставщика соловьёв».

— Теперь пусть-ка споют вместе, вот будет дуэт!

Но дело не пошло на лад: настоящий соловей пел по-своему, а искусственный — как заведённая шарманка.

— Это не его вина! — сказал придворный капельмейстер. — Он безукоризненно держит такт и поёт совсем по моей методе.

Искусственного соловья заставили петь одного. Он имел такой же успех, как настоящий, но был куда красивее, весь так и блестел драгоценностями!

Тридцать три раза пропел он одно и то же и не устал. Окружающие охотно послушали бы его ещё раз, да император нашёл, что надо заставить спеть и живого соловья. Но куда же он девался?

Никто и не заметил, как он вылетел в открытое окно и унёсся в свой зелёный лес.

— Что же это, однако, такое! — огорчился император, а придворные назвали соловья неблагодарной тварью.

— Лучшая-то птица у нас всё-таки осталась! — сказали они, и искусственному соловью пришлось петь то же самое в тридцать четвёртый раз.

Никто, однако, не успел ещё выучить мелодии наизусть, такая она была трудная. Капельмейстер расхваливал искусственную птицу и уверял, что она даже выше настоящей не только платьем и бриллиантами, но и по внутренним своим достоинствам.

— Что касается живого соловья, высокий повелитель мой и вы, милостивые господа, то никогда ведь нельзя знать заранее, что именно споёт он, у искусственного же всё известно наперёд! Можно даже отдать себе полный отчёт в его искусстве, можно разобрать его и показать всё его внутреннее устройство — плод человеческого ума, расположение и действие валиков, всё, всё!

— Я как раз того же мнения! — сказал каждый из присутствовавших, и капельмейстер получил разрешение показать птицу в следующее же воскресенье народу.

— Надо и народу послушать её! — сказал император.

Народ послушал и был очень доволен, как будто вдосталь напился чаю, — это ведь совершенно по-китайски. От восторга все в один голос восклицали: «О!», поднимали вверх указательные пальцы и кивали головами. Но бедные рыбаки, слышавшие настоящего соловья, говорили:

— Недурно и даже похоже, но всё-таки не то! Чего-то недостаёт в его пении, а чего — мы и сами не знаем!

Живого соловья объявили изгнанным из пределов государства.

Искусственная птица заняла место на шёлковой подушке возле императорской постели. Кругом неё были разложены все пожалованные ей драгоценности. Величали же её теперь «императорского ночного столика первым певцом с левой стороны», — император считал более важною именно ту сторону, на которой находится сердце, а сердце находится слева даже у императора. Капельмейстер написал об искусственном соловье двадцать пять томов, учёных-преучёных и полных самых мудрёных китайских слов.

Придворные, однако, говорили, что читали и поняли всё, иначе ведь их прозвали бы дураками и отколотили палками по животу.

Так прошёл целый год; император, весь двор и даже весь народ знали наизусть каждую нотку искусственного соловья, но потому-то пение его им так и нравилось: они сами могли теперь подпевать птице. Уличные мальчишки пели: «Ци-ци-ци! Клюк-клюк-клюк!» Сам император напевал то же самое. Ну что за.прелесть!

Но раз вечером искусственная птица только что распелась перед императором, лежавшим в постели, как вдруг внутри её зашипело, зажужжало, колёса завертелись, и музыка смолкла.

Император вскочил и послал за придворным медиком, но что же мог тот поделать! Призвали часовщика, и этот после долгих разговоров и осмотров кое-как исправил птицу, но сказал, что с ней надо обходиться крайне бережно: зубчики поистерлись, а поставить новые так, чтобы музыка шла по-прежнему, верно, было нельзя. Вот так горе! Только раз в год позволили заводить птицу. И это было очень грустно, но капельмейстер произнёс краткую, зато полную мудрёных слов речь, в которой доказывал, что птица ничуть не сделалась хуже. Ну, значит, так оно и было.

Прошло ещё пять лет, и страну постигло большое горе: все так любили императора, а он, как говорили, был при смерти. Провозгласили уже нового императора, но народ толпился па улице и спрашивал первого приближённого императора о здоровье своего старого повелителя.

— Пф! — отвечал приближённый и покачивал головой.

Бледный, похолодевший лежал император на своём великолепном ложе; все придворные считали его умершим, и каждый спешил поклониться новому императору. Слуги бегали взад и вперёд, перебрасываясь новостями, а служанки проводили приятные часы в болтовне за чашкой чая. По всем залам и коридорам были разостланы ковры, чтобы не слышно было шума шагов, и во дворце стояла мёртвая тишина. Но император ещё не умер, хотя и лежал на своём великолепном ложе, под бархатным балдахином с золотыми кистями, совсем недвижный и мертвенно-бледный. Сквозь раскрытое окно глядел на императора и искусственного соловья ясный месяц.

Бедный император почти не мог вздохнуть, и ему казалось, что кто-то сидит у него на груди. Он приоткрыл глаза и увидел, что на груди у него сидела Смерть. Она надела на себя корону императора, забрала в одну руку его золотую саблю, а в другую — богатое знамя. Из складок бархатного балдахина выглядывали какие-то странные лица: одни гадкие и мерзкие, другие добрые и милые. То были злые и добрые дела императора, смотревшие на него, в то время как Смерть сидела у него на груди.

— Помнишь это? — шептали они по очереди. — Помнишь это? — и рассказывали ему так много, что на лбу у него выступал холодный пот.

— Я и не знал об этом! — говорил император. — Музыку сюда, музыку! Большие китайские барабаны! Я не хочу слышать их речей!

Но они всё продолжали, а Смерть, как китаец, кивала на их речи головой.

— Музыку сюда, музыку! — кричал император. — Пой хоть ты, милая, славная золотая птичка! Я одарил тебя золотом и драгоценностями, я повесил тебе на шею свою золотую туфлю, пой же, пой!

Но птица молчала — некому было завести её, а иначе она петь не могла. Смерть продолжала смотреть на императора своими большими пустыми глазницами. В комнате было тихо-тихо.

Вдруг за окном раздалось чудное пение. То прилетел, узнав о болезни императора, утешить и ободрить его живой соловей. Он пел, и призраки всё бледнели, кровь приливала к сердцу императора всё быстрее; сама Смерть заслушалась соловья и всё повторяла: «Пой, пой ещё, соловушка!»

— А ты отдашь мне за это драгоценную саблю? А дорогое знамя? А корону? — спрашивал соловей.

И Смерть отдавала одну драгоценность за другою, а соловей всё пел. Вот он запел наконец о тихом кладбище, где цветут белые розы, благоухает бузина и свежая трава орошается слезами живых, оплакивающих усопших… Смерть вдруг охватила такая тоска по своему саду, что она свилась в белый холодный туман и вылетела в окно.

— Спасибо, спасибо тебе, милая птичка! — сказал император. — Я помню тебя! Я изгнал тебя из моего государства, а ты отогнала от моей постели ужасные призраки, отогнала самую Смерть! Чем мне вознаградить тебя?

— Ты уже вознаградил меня раз и навсегда! — сказал соловей. — Я видел слёзы на твоих глазах в первый раз, как пел перед тобою, — этого я не забуду никогда! Слёзы — вот драгоценнейшая награда для сердца певца. Но засни теперь и просыпайся здоровым и бодрым! Я буду баюкать тебя своею песней!

И он запел опять, а император заснул здоровым, благодатным сном.

Когда он проснулся, в окна уже светило солнце. Никто из его слуг не заглядывал к нему; все думали, что он умер, один соловей сидел у окна и пел.

— Ты должен остаться у меня навсегда! — сказал император. — Ты будешь петь, только когда сам захочешь, а искусственную птицу я разобью вдребезги!

— Не надо! — сказал соловей. — Она принесла столько пользы, сколько могла! Пусть она остаётся у тебя по-прежнему! Я же не могу жить во дворце. Позволь мне только прилетать к тебе, когда захочу. Тогда я каждый вечер буду садиться у твоего окна и петь тебе; моя песня и порадует тебя и заставит задуматься. Я буду петь тебе о счастливых и о несчастных, о добре и о зле, что таятся вокруг тебя.

Маленькая певчая птичка летает повсюду, залетает и под крышу бедного рыбака и крестьянина, которые живут вдали от тебя. Я люблю тебя за твоё сердце больше, чем за твою корону, и всё же корона окружена каким-то особым священным обаянием! Я буду прилетать и петь тебе! Но обещай мне одно!..

— Всё! — сказал император и встал во всём своём царственном величии; он успел надеть на себя своё императорское одеяние и прижимал к сердцу тяжёлую золотую саблю.

— Об одном прошу я тебя — не говори никому, что у тебя есть маленькая птичка, которая рассказывает тебе обо всём. Так дело пойдёт лучше!

И соловей улетел.

Слуги вошли поглядеть на мёртвого императора и застыли на пороге, а император сказал им:

— Здравствуйте!

Иллюстрации: Н.Илларионова, А.Лебедев, В.Ненов.

Лето давно уже наступило, но жители леса ещё не видели тёплых солнечных деньков. Весна была дождливая и пасмурная. Летом хоть и стало немного теплее, но дожди всё равно не переставали. Вода лилась с неба каждый день. Серые тучи постоянно неслись над лесом, гонимые сильным ветром. Тучи висели так низко, что иногда казалось, они вот-вот заденут за верхушки больших елей, прорвутся, и снова польёт дождь. И так действительно происходило.

Настроение у всех зверей было невесёлое. Они сидели в своих домах и норах и скучали. На кого-то, впрочем, отсутствие солнышка совсем не действовало, а кто-то очень переживал и грустил, просто места себе не находил. Среди таких был один зайчонок. Звали его просто — Зайка. Жил он с мамой, папой и множеством братьев и сестёр. Другие зайчата целыми днями играли дома. Они не скучали, ведь есть много интересных игр: прятки, догонялки, салочки. А Зайка не мог играть. Он всё сидел у окна и смотрел, как льёт дождь. Смотрел он на серые лужи и всё ждал, когда же выглянет солнце. Иногда дождик затихал, и на лице Зайки вдруг загорался лучик надежды. Но тучи снова сходились, и снова начинало капать. И Зайка опять мрачнел.

— Ты почему не играешь со всеми? — Спрашивала мама зайчиха, нежно гладя его лапкой по ушам.

— Не хочется, — отвечал Зайка печально, — грустно мне, солнышка нет.

— Не грусти, — улыбалась мама, — посмотри, как резвятся твои братья и сестры.

Папа заяц пытался чем-то занять Зайку, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей; то морковки попросит принести, то пол подмести. Зайка охотно помогал, но веселей от этого не становился. Братья и сёстры поначалу жалели его, но потом стали посмеиваться и даже дразнить. Действительно, смешно так долго быть грустным. Столько интересных занятий можно придумать, и грустить тут вовсе нечего! От насмешек Зайке становилось ещё хуже.

Иногда, когда дождь затихал, зайчата выходили всё-таки немного погулять. Они прыгали вокруг дома по лужам, собирали хворост для печки и, изрядно промокнув и испачкав лапки в грязи, возвращались домой. Как-то раз во время такой прогулки Зайка заметил на ветке большую ворону, которая дремала, кивая носом. Ворона спала, и ей что-то снилось, она бормотала что-то невнятное:

— .. солнышко выглянет…., как споет…., — говорила она, словно рассказывая кому-то сказку.

Зайка заинтересовался словами вороны. Он подошел поближе.

— Здравствуйте, — сказал Зайка так громко, что ворона, проснувшись, чуть не свалилась с ветки.

— Ты чего так раскричался? — Каркнула она, немного придя в себя.

— Извините, — смутился Зайка, — вы что-то говорили про солнце.

— Я?

— Да, что солнце взойдет, когда кто-то споёт.

— А-а-а-а, — рассмеялась ворона, — так это я во сне, наверное, разговаривала.

— А о чем вы говорили?

— Да это примета есть такая.

— Что за примета? — Зайка так заинтересовался, что выронил в лужу хворост, который насобирал по просьбе отца.

— Так это, если вот такое лето дождливое вышло, то дождь не кончится до тех пор, пока соловей не споёт свою волшебную песню, сидя на макушке самого высокого дерева в лесу.

— Правда?

— Что правда? Правда, что есть такая примета, но работает ли она, я не знаю.

— Здорово! — Рассмеялся Зайка впервые за несколько недель. — Так все просто! Всего лишь спеть нужно. А соловьев в нашем лесу много! Кто-нибудь да согласится спеть!

— Кхе, кхе — закашлялась ворона, — тут не простой соловей нужен, иначе было бы всё слишком просто.

— А какой соловей нужен?

— Ну, как какой, необыкновенный, волшебный что ли. Разве простой соловей согласится в такую погоду сидеть на самой макушке, под дождем, и петь? И не просто петь, а хорошо. Так, чтобы тучи разлетались!

— Да-а-а, — задумчиво согласился Зайка, — но я найду такого соловья!

— Найдешь? Где? — Недоверчиво поинтересовалась ворона.

— Не знаю где, но найду!

— Постой. Это всего лишь примета, — каркнула ворона, но Зайка её уже не слушал.

Он бежал к дому. Ему хотелось быстрее поделиться хорошей новостью с родными. Добежав до дома, Зайка увидел, что его браться и сёстры уже собрали достаточно хвороста и теперь играли в догонялки с белками. Выскочив на середину полянки, Зайка закричал что было сил.

— Я знаю, как прогнать дождь!

Все на минуту замерли и уставились на Зайку, от чего ему стало немного неловко.

— И как? — Спросил один бельчонок. Наверное, самый старший.

— Нужно попросить соловья спеть летнюю песню, тогда тучи сами разбегутся!

Минуту никто ничего не говорил, но потом раздался такой громкий дружный хохот, что Зайка от неожиданности отпрыгнул в сторону. Смеялись все: и зайцы, и белки.

— Кто тебе такую ерунду сказал? — Сквозь смех спросил старший бельчонок.

— Ворона, — смущенно ответил Зайка.

— Ворона? — Зверята ещё больше расхохотались.

Зайке было очень обидно видеть, как над ним смеются. Ему хотелось заплакать, но он не стал, так как был он уже большим зайкой и не плакал просто так. Пошёл дождь, подул ветерок. Повернувшись, Зайка запрыгал к густому орешнику. Там он спрятался от дождя среди густой листвы. Зайчата не стали уходить домой, они продолжали играть. Вдруг Зайка заметил маленькую серенькую птичку, сидевшую на ветке совсем рядом с ним. Птичка эта промокла и, видимо, пряталась от дождя под листьями орешника.

— Ты кто? — Спросил Зайка.

Птичка удивленно посмотрела на него.

— Соловей, — ответила она.

— Соловей! — Радостно подпрыгнув, крикнул Зайка . — Ты-то мне и нужен!

Соловей от неожиданности спорхнул с ветки.

— Зачем это я тебе нужен? — Насторожился он.

— Идём, идём со мной, — радостно прыгал Зайка, — пошли быстрее!

Недоумевающий соловей полетел за Зайкой. Они выбрались из кустарника на полянку.

— Смотрите! — крикнул один из зайчат, указывая на вышедшего из кустов Зайку в сопровождении соловья.

Все сразу затихли. Зайка вышел на середину поляны и громко произнес:

— А вот и соловей! Посмотрим, что вы теперь скажете, когда он разгонит тучи на небе!

Соловей сел на ветку небольшого кустика и в недоуменно осмотрелся по сторонам. Все смотрели на него.

— Простите, — сказал, наконец, соловей, — но я не понимаю что тут происходит.

— Ну как же, — начал Зайка, — ведь всем известна примета, что, если соловей споёт свою песню на самой макушке самого высокого дерева, то наступит настоящее лето!

Все снова уставились на соловья.

— Я знаю, что есть такая примета, — ответил тот, — так вы что хотите, чтобы я спел?

— Да! — Ответил за всех Зайка.

— Понимаете, — смущенно заметила птичка, — примета такая-то есть, но это всего лишь примета.

— Как? — Не понял Зайка.

— Так, примета. Это не значит, что так будет обязательно. Спеть я, конечно, могу, но толку от этого никакого не будет. Посудите сами, если бы я мог разогнать тучи пением, мокнул бы я тогда на ветке под дождем? Прошу прощения, но из этой затеи ничего не получится.

— Ворона говорила, — никак не мог смириться Зайка, — если волшебный соловей споёт, то лето сразу наступит.

— Вот видишь, — заметил соловей, — волшебный. А я — самый обыкновенный.

С минуту все молчали, но потом раздался дикий хохот. Смеялись даже громче, чем в прошлый раз. Мало того, все стали подшучивать над Зайкой. Бедный зайчик был так огорчен, что сел прямо в лужу. А зайцы и белки скакали вокруг него и дразнились, не давая ему уйти. Неожиданно в центр круга влетел соловей.

— Что вы делаете? — Возмущенно выкрикнул он. — Зачем вы его дразните? Разве вы не видите, как ему плохо!

Но все продолжали прыгать и смеяться. Соловей подлетел к Зайке.

— Ну с чего ты взял, что я волшебный соловей? С чего ты взял, что вообще бывают волшебные соловьи? Почему ты мне сразу не рассказал всё? Видишь, что вышло!

Зайка не отвечал, он лишь тихо плакал, закрыв глаза ушами.

— Как вам не стыдно! — Соловей снова взлетел над зверятами. — Вашему младшему брату так плохо, а вы смеётесь над ним!

— А пусть не будет таким наивным, — выкрикнул кто-то.

— Но зачем же насмехаться?! — Соловей порхал над головами зверят. — Зачем дразнить? Так не хорошо! Какие, какие вы …

Он не договорил, и, взмахнув крыльями, быстро взлетел ввысь.

Все сразу затихли, только Зайка продолжал негромко плакать.

Соловей поднялся высоко-высоко и сел, крепко вцепившись лапками, на самую макушку ели. Он посмотрел вниз и увидел зверят, неотрывно следящих за ним. Подняв голову, соловей заметил серые тучи, гонимые сильным ветром. Шёл дождь. Наверху ветер был ещё сильнее, и макушка ели сильно раскачивалась. Птичке приходилось крепко держаться, чтобы не свалиться с дерева. Сжавшись от страха в комок, прильнув к ветке, соловей поднял высоко голову и … запел.

Зайка не сразу заметил, что над ним уже не смеются. Раскрыв уши, он услышал чудесное пение, доносившееся сквозь порывы ветра. Взглянув вверх, он увидел соловья.

Все смотрели на него, не отрывая глаз. Поначалу ничего не происходило, но соловей не улетал. Он настойчиво пел свою звонкую песню. И неожиданно произошло чудо, небо над елью стало светлеть, и среди туч образовалось как бы небольшое круглое окошко, сквозь которое проник яркий солнечный лучик. Этот луч осветил соловья, и ель, и всех зверят на полянке. А соловей всё пел и пел, а окошко становилось всё больше и больше.

— Ура! — Закричал радостно Зайка. — Я же говорил! Ура!

Он радостно прыгал, греясь в тёплых солнечных лучах.

— Почему вы не радуетесь? — Удивлялся он, обращаясь к свои друзьям, но те лишь стояли, стыдливо потупив взоры.

Соловей перестал петь и слетел вниз.

— Спасибо тебе! — Крикнул Зайка. — Спасибо тебе большое! Ты подарил нам солнце!

— Смотрите, — заметил один из зайчат, — солнышко опять за тучки уходит.

— Это потому, — сказал кто-то,- что соловей перестал петь.

И тут все принялись упрашивать соловья, чтобы он спел ещё.

— Нет, — сказал соловей печально, — не буду я для вас больше петь. Если у вас нет тепла в душе, то и солнечное тепло вам не поможет.

Все поняли, что это он укорил их за то, что они смеялись над Зайкой. Зайчатам было очень стыдно, и они стали по одному расходиться.

Вскоре на полянке остались только Зайка и соловей.

— Я не знал, что ты настоящий волшебный соловей, — восторженной произнёс Зайка.

— И я не знал, — озадаченно ответил соловей.

— Так зачем же ты тогда взлетел на ель? — Хитро усмехнулся Зайка.

— Я хотел всего лишь отвлечь этих озорников, чтобы ты мог спокойно уйти.

— Правда? — Удивился Зайка.

— Да-а-а, — задумчиво ответил соловей и, вспорхнув, полетел к себе домой. — Прощай, крикнул он напоследок.

— Прощай, и спасибо тебе! — Крикнул вслед ему Зайка.

А окошко на небе почти совсем закрылось, но маленький солнечный лучик ещё долго пробивался сквозь толщи туч, радуя Зайку солнечным светом настоящего лета.