Рассказ юлии с красавица для чудовища

Юлия Козырева

Красавица для чудовища

Пролог.

Черный лес

От раскатов грома, старые стены содрогались и стонали, еще больше усиливая жуткое ощущение нереальности происходящего. Дождь хлестал в окно, едва не срывая с рамы бычий пузырь, мутная пленка которого с трудом пропускала свет от росчерков молний. Те, одна за другой, сверкали, казалось, рядом с домом или прямо над ним, так как грохотало одновременно с появлением каждого, рассекающего наэлектризованный воздух кинжала.

На грубо сколоченной деревянной кровати, прикрытой старым соломенным тюфяком, металась в бреду молодая женщина. Трудно было сказать, красива она или нет, так как ее лицо залепили мокрые, потемневшие от пота волосы, губы обметало лихорадкой. Еще больше впечатление портил огромный раздувшийся живот, в котором что-то время от времени шевелилось. Женщина, расширившимися от ужаса глазами смотрела сквозь занавесь мокрых прядей на пляшущие на закопченных стенах дьявольские тени и уродливую старуху, которая, прихрамывая, ходила вокруг стола, время от времени что-то приговаривая и помешивая пестиком в ступке. Старуха приблизилась к кровати, поднеся к губам несчастной какое-то питье. Женщина со страхом смотрела на морщинистое лицо и крючковатый нос. Какая-то чертовщинка бродила в блестящих маленьких глазках, но измученная лихорадкой больная покорно выпила то, что ей предлагали.

Старая карга удовлетворенно кивнула и стала ощупывать живот пациентки.

— Рожать сейчас будешь, — сухо проскрипела она, нажимая крючковатыми пальцами на разные части живота. Большая багровая бородавка на носу сосредоточенно подергивалась.

Женщина застонала, и без того понимая, что боли, начавшиеся час назад, не что иное, как схватки.

— Спасу я твою дочку, спасу, — уверенно сказала старуха. — Но тебя — нет.

Дочка. Отметил воспаленный мозг. Хорошо хоть девочка будет жить. Жаль что она ее не увидит.

Потом все смешала не прекращающаяся боль, прерываемая странным бредом. Ей виделась хорошенькая девочка с ярко-синими, как сапфиры глазами и серебряными волосами.

Малышка в пышном платье бегала по поляне и срывала цветы. Пружинки локонов прыгали в такт ее шагам, на щечках то и дело мелькали ямочки…

Поодаль за ней наблюдал статный мужчина в богатой одежде. На смоляных волосах поблескивала корона.

В его ярко-синих, как и у дочери, глазах сияла любовь и бесконечная печаль. Она помнила, как сравнивала его необычные глаза с сапфирами…

Боль, разрывая на части, опять вырвала ее в реальность. Женщина закричала, выгибаясь. В голове металась неясная мысль, но она не могла облечь ее в слова.

— Не выгибайся! Кошка недоделанная, — прикрикнула на нее бабка. — Тужься! Тужься! Вот так. Голову приподними. Тужься! Молодец, девочка! Все. Теперь все. Прости. Не могу оставить тебя в живых. Теперь спи, горемычная. Спи…

Женщина, в последнем усилии, раскрыла потрескавшиеся губы и произнесла:

— Сапфира. Назови ее Сапфира. Отнеси… королю Иридии…

И старуха, держа в одно руку маленький сверток, другой — закрыла серые глаза, неподвижно уставившиеся вдаль.

Гроза затихла, громыхнув в последний раз.

На прояснившемся небе появилась полная луна.

Авалония (2 месяца спустя)

— Ведьма! Ведьма! Карга старая!

Мальчишки бежали по дороге, кидая мелкие камушки вслед припадающей на клюку старухе.

— Ведьма! — наиболее резвый мальчик, лет десяти, достал рогатку и попал огрызком яблока в голову старой женщине.

Несмотря на преклонный возраст, женщина резво обернулась и уставилась черными блестящими глазками, в которых плясала чертовщинка, прямо на наглеца.

— Негоже наследному принцу гонять по дороге с простыми мальчишками и обижать бедных подданных.

— Да кто ты такая, грязная старуха, чтобы указывать мне?! — паясничал принц, потряхивая смоляными вихрами. Темно-карие глаза надменно и нахально посверкивали из-под длинных ресниц.

Старуха пристально и задумчиво смотрела на него, затем, казалось, пришла к какому-то решению и дьявольски расхохоталась.

— Волчонок! Как есть, Волчонок! — она подняла морщинистую, в голубых прожилках руку и указала на него крючковатым пальцем. Ее глаза зажглись внутренним огнем, бородавка на носу еще больше побагровела.

— А вырастишь сильным волком! Грозным волком! Тьма завладеет твоей душой. Ничто не сможет ее победить! Будешь стоять на страже князя тьмы! Ха! Будущий король — стражник князя тьмы! Предопределенное не изменить!

И она кинула в мальчика будто бы сгусток тьмы, который окутал его и засветился. Когда темное облако впиталась в тело мальчика, он стал обрастать черной шерстью, лицо, вытянувшись, превратилось в аккуратную волчью мордочку. Взвизгнув, волчонок опустился на четыре лапы. И заскулил, испуганно поджав хвост.

Мальчишки с криками бросились врассыпную. Старая ведьма, удовлетворенно хмыкнув, подошла к испуганному принцу и обняла его голову узловатыми ладонями.

— Теперь ты не такой смелый, мой мальчик? Ты должен научиться ненавидеть, впустить тьму в свою душу, — он ворковала, поглаживая волчонка по мягкой шерсти. — Ты мой. Теперь ты мой, маленький принц.

Она снова захохотала.

— Хотя ты мне не так уж и нужен. Но мелочь, а приятно.

И, в последний раз потрепав его по загривку, она поковыляла дальше. А волчонок потрусил в сторону замка. Тоскливо поскуливая.

Полгода спустя

Весь замок был погружен в траур. Флаги на башнях — приспущены, зеркала накрыты черными драпировками, черные одежды прочно заняли место ярких нарядов придворных.

Королева почти все время проводила в саду, рыдая над черным волчонком.

Полгода назад деревенские мальчишки привели его в замок и сказали, что это принц. Никто бы не поверил в подобную небылицу, если бы принц не пропал бесследно, если бы мальчишки не были так сильно напуганы, и, если бы у волчонка не было человеческих глаз. Его глаз.

Гостивший в замке в это время маг подтвердил, что на принца наложено очень сильное заклятье тьмы.

С тех пор, что только не делала королевская чета, пытаясь добиться искупления для своего единственного сына. Они каждый день подавали милостыню беднякам, совершили не одно паломничество в храмы разным светлым богам. А недавно королева пожертвовала все фамильные драгоценности, храму богини леса, посчитав, что волчонка вполне можно отнести к одному из ее созданий.

А теперь плакала, почти потеряв надежду. Чувствуя себя не королевой, а простой женщиной и несчастной матерью. Волчонок с интересом смотрел на ее слезы, положив голову на колени. В его душе тьма выжгла уже почти все чувства, оставив лишь интерес к людям, таким странным и хрупким созданиям.

В нем же был холод, а иногда появлялось желание что-нибудь сломать, разбить, порвать. А еще — непроходящее желание испить крови. Хотя бы каплю крови. Но люди, окружавшие его, не понимали этого, подсовывая ему обычную пищу. Он ее ел, насыщая желудок, но оставалась жажда более высокого наслаждения. И он начинал потихоньку ненавидеть людей, которые не могли постичь его желания.

Вдруг в благоухающей тишине сада послышался тихий звон, хрустальный и необыкновенно прекрасный. Королева подняла затуманенные слезами глаза и ту же радостно заулыбалась: в сад влетели посланницы богини леса — миниатюрные феи.

Волшебные создания порхали вокруг, мельтеша прозрачными крылышками. Феи были одеты в чудесные платьица, переливающиеся, как будто сама радуга соткала для них ткань.

— Ваше величество, — пропели феи почти в унисон, как будто одновременно зазвенели несколько хрустальных колокольчиков. — Форестея — незабвенная богиня леса — приняла твой драгоценный дар и послала волшебную пыль для твоего мальчика.

Королева восхищенно всплеснула руками.

Тьма овладевает неокрепшими душами, делая их посланцами самой смерти.
И только принцессе с драгоценным именем дано призвать к порядку отступников, и благодарность Князя Ада не будет иметь границ.

Юлия Козырева

Красавица для чудовища

Пролог.

Черный лес

От раскатов грома, старые стены содрогались и стонали, еще больше усиливая жуткое ощущение нереальности происходящего. Дождь хлестал в окно, едва не срывая с рамы бычий пузырь, мутная пленка которого с трудом пропускала свет от росчерков молний. Те, одна за другой, сверкали, казалось, рядом с домом или прямо над ним, так как грохотало одновременно с появлением каждого, рассекающего наэлектризованный воздух кинжала.

На грубо сколоченной деревянной кровати, прикрытой старым соломенным тюфяком, металась в бреду молодая женщина. Трудно было сказать, красива она или нет, так как ее лицо залепили мокрые, потемневшие от пота волосы, губы обметало лихорадкой. Еще больше впечатление портил огромный раздувшийся живот, в котором что-то время от времени шевелилось. Женщина, расширившимися от ужаса глазами смотрела сквозь занавесь мокрых прядей на пляшущие на закопченных стенах дьявольские тени и уродливую старуху, которая, прихрамывая, ходила вокруг стола, время от времени что-то приговаривая и помешивая пестиком в ступке. Старуха приблизилась к кровати, поднеся к губам несчастной какое-то питье. Женщина со страхом смотрела на морщинистое лицо и крючковатый нос. Какая-то чертовщинка бродила в блестящих маленьких глазках, но измученная лихорадкой больная покорно выпила то, что ей предлагали.

Старая карга удовлетворенно кивнула и стала ощупывать живот пациентки.

— Рожать сейчас будешь, — сухо проскрипела она, нажимая крючковатыми пальцами на разные части живота. Большая багровая бородавка на носу сосредоточенно подергивалась.

Женщина застонала, и без того понимая, что боли, начавшиеся час назад, не что иное, как схватки.

— Спасу я твою дочку, спасу, — уверенно сказала старуха. — Но тебя — нет.

Дочка. Отметил воспаленный мозг. Хорошо хоть девочка будет жить. Жаль что она ее не увидит.

Потом все смешала не прекращающаяся боль, прерываемая странным бредом. Ей виделась хорошенькая девочка с ярко-синими, как сапфиры глазами и серебряными волосами.

Малышка в пышном платье бегала по поляне и срывала цветы. Пружинки локонов прыгали в такт ее шагам, на щечках то и дело мелькали ямочки…

Поодаль за ней наблюдал статный мужчина в богатой одежде. На смоляных волосах поблескивала корона.

В его ярко-синих, как и у дочери, глазах сияла любовь и бесконечная печаль. Она помнила, как сравнивала его необычные глаза с сапфирами…

Боль, разрывая на части, опять вырвала ее в реальность. Женщина закричала, выгибаясь. В голове металась неясная мысль, но она не могла облечь ее в слова.

— Не выгибайся! Кошка недоделанная, — прикрикнула на нее бабка. — Тужься! Тужься! Вот так. Голову приподними. Тужься! Молодец, девочка! Все. Теперь все. Прости. Не могу оставить тебя в живых. Теперь спи, горемычная. Спи…

Женщина, в последнем усилии, раскрыла потрескавшиеся губы и произнесла:

— Сапфира. Назови ее Сапфира. Отнеси… королю Иридии…

И старуха, держа в одно руку маленький сверток, другой — закрыла серые глаза, неподвижно уставившиеся вдаль.

Гроза затихла, громыхнув в последний раз.

На прояснившемся небе появилась полная луна.

Авалония (2 месяца спустя)

— Ведьма! Ведьма! Карга старая!

Мальчишки бежали по дороге, кидая мелкие камушки вслед припадающей на клюку старухе.

— Ведьма! — наиболее резвый мальчик, лет десяти, достал рогатку и попал огрызком яблока в голову старой женщине.

Несмотря на преклонный возраст, женщина резво обернулась и уставилась черными блестящими глазками, в которых плясала чертовщинка, прямо на наглеца.

— Негоже наследному принцу гонять по дороге с простыми мальчишками и обижать бедных подданных.

— Да кто ты такая, грязная старуха, чтобы указывать мне?! — паясничал принц, потряхивая смоляными вихрами. Темно-карие глаза надменно и нахально посверкивали из-под длинных ресниц.

Старуха пристально и задумчиво смотрела на него, затем, казалось, пришла к какому-то решению и дьявольски расхохоталась.

— Волчонок! Как есть, Волчонок! — она подняла морщинистую, в голубых прожилках руку и указала на него крючковатым пальцем. Ее глаза зажглись внутренним огнем, бородавка на носу еще больше побагровела.

— А вырастишь сильным волком! Грозным волком! Тьма завладеет твоей душой. Ничто не сможет ее победить! Будешь стоять на страже князя тьмы! Ха! Будущий король — стражник князя тьмы! Предопределенное не изменить!

И она кинула в мальчика будто бы сгусток тьмы, который окутал его и засветился. Когда темное облако впиталась в тело мальчика, он стал обрастать черной шерстью, лицо, вытянувшись, превратилось в аккуратную волчью мордочку. Взвизгнув, волчонок опустился на четыре лапы. И заскулил, испуганно поджав хвост.

Мальчишки с криками бросились врассыпную. Старая ведьма, удовлетворенно хмыкнув, подошла к испуганному принцу и обняла его голову узловатыми ладонями.

— Теперь ты не такой смелый, мой мальчик? Ты должен научиться ненавидеть, впустить тьму в свою душу, — он ворковала, поглаживая волчонка по мягкой шерсти. — Ты мой. Теперь ты мой, маленький принц.

Она снова захохотала.

— Хотя ты мне не так уж и нужен. Но мелочь, а приятно.

И, в последний раз потрепав его по загривку, она поковыляла дальше. А волчонок потрусил в сторону замка. Тоскливо поскуливая.

Полгода спустя

Весь замок был погружен в траур. Флаги на башнях — приспущены, зеркала накрыты черными драпировками, черные одежды прочно заняли место ярких нарядов придворных.

Королева почти все время проводила в саду, рыдая над черным волчонком.

Полгода назад деревенские мальчишки привели его в замок и сказали, что это принц. Никто бы не поверил в подобную небылицу, если бы принц не пропал бесследно, если бы мальчишки не были так сильно напуганы, и, если бы у волчонка не было человеческих глаз. Его глаз.

Гостивший в замке в это время маг подтвердил, что на принца наложено очень сильное заклятье тьмы.

С тех пор, что только не делала королевская чета, пытаясь добиться искупления для своего единственного сына. Они каждый день подавали милостыню беднякам, совершили не одно паломничество в храмы разным светлым богам. А недавно королева пожертвовала все фамильные драгоценности, храму богини леса, посчитав, что волчонка вполне можно отнести к одному из ее созданий.

А теперь плакала, почти потеряв надежду. Чувствуя себя не королевой, а простой женщиной и несчастной матерью. Волчонок с интересом смотрел на ее слезы, положив голову на колени. В его душе тьма выжгла уже почти все чувства, оставив лишь интерес к людям, таким странным и хрупким созданиям.

В нем же был холод, а иногда появлялось желание что-нибудь сломать, разбить, порвать. А еще — непроходящее желание испить крови. Хотя бы каплю крови. Но люди, окружавшие его, не понимали этого, подсовывая ему обычную пищу. Он ее ел, насыщая желудок, но оставалась жажда более высокого наслаждения. И он начинал потихоньку ненавидеть людей, которые не могли постичь его желания.

Вдруг в благоухающей тишине сада послышался тихий звон, хрустальный и необыкновенно прекрасный. Королева подняла затуманенные слезами глаза и ту же радостно заулыбалась: в сад влетели посланницы богини леса — миниатюрные феи.

Волшебные создания порхали вокруг, мельтеша прозрачными крылышками. Феи были одеты в чудесные платьица, переливающиеся, как будто сама радуга соткала для них ткань.

— Ваше величество, — пропели феи почти в унисон, как будто одновременно зазвенели несколько хрустальных колокольчиков. — Форестея — незабвенная богиня леса — приняла твой драгоценный дар и послала волшебную пыль для твоего мальчика.

Королева восхищенно всплеснула руками.

Юлия Козырева

Красавица для чудовища

Пролог.

Черный лес

От раскатов грома, старые стены содрогались и стонали, еще больше усиливая жуткое ощущение нереальности происходящего. Дождь хлестал в окно, едва не срывая с рамы бычий пузырь, мутная пленка которого с трудом пропускала свет от росчерков молний. Те, одна за другой, сверкали, казалось, рядом с домом или прямо над ним, так как грохотало одновременно с появлением каждого, рассекающего наэлектризованный воздух кинжала.

На грубо сколоченной деревянной кровати, прикрытой старым соломенным тюфяком, металась в бреду молодая женщина. Трудно было сказать, красива она или нет, так как ее лицо залепили мокрые, потемневшие от пота волосы, губы обметало лихорадкой. Еще больше впечатление портил огромный раздувшийся живот, в котором что-то время от времени шевелилось. Женщина, расширившимися от ужаса глазами смотрела сквозь занавесь мокрых прядей на пляшущие на закопченных стенах дьявольские тени и уродливую старуху, которая, прихрамывая, ходила вокруг стола, время от времени что-то приговаривая и помешивая пестиком в ступке. Старуха приблизилась к кровати, поднеся к губам несчастной какое-то питье. Женщина со страхом смотрела на морщинистое лицо и крючковатый нос. Какая-то чертовщинка бродила в блестящих маленьких глазках, но измученная лихорадкой больная покорно выпила то, что ей предлагали.

Старая карга удовлетворенно кивнула и стала ощупывать живот пациентки.

— Рожать сейчас будешь, — сухо проскрипела она, нажимая крючковатыми пальцами на разные части живота. Большая багровая бородавка на носу сосредоточенно подергивалась.

Женщина застонала, и без того понимая, что боли, начавшиеся час назад, не что иное, как схватки.

— Спасу я твою дочку, спасу, — уверенно сказала старуха. — Но тебя — нет.

Дочка. Отметил воспаленный мозг. Хорошо хоть девочка будет жить. Жаль что она ее не увидит.

Потом все смешала не прекращающаяся боль, прерываемая странным бредом. Ей виделась хорошенькая девочка с ярко-синими, как сапфиры глазами и серебряными волосами.

Малышка в пышном платье бегала по поляне и срывала цветы. Пружинки локонов прыгали в такт ее шагам, на щечках то и дело мелькали ямочки…

Поодаль за ней наблюдал статный мужчина в богатой одежде. На смоляных волосах поблескивала корона.

В его ярко-синих, как и у дочери, глазах сияла любовь и бесконечная печаль. Она помнила, как сравнивала его необычные глаза с сапфирами…

Боль, разрывая на части, опять вырвала ее в реальность. Женщина закричала, выгибаясь. В голове металась неясная мысль, но она не могла облечь ее в слова.

— Не выгибайся! Кошка недоделанная, — прикрикнула на нее бабка. — Тужься! Тужься! Вот так. Голову приподними. Тужься! Молодец, девочка! Все. Теперь все. Прости. Не могу оставить тебя в живых. Теперь спи, горемычная. Спи…

Женщина, в последнем усилии, раскрыла потрескавшиеся губы и произнесла:

— Сапфира. Назови ее Сапфира. Отнеси… королю Иридии…

И старуха, держа в одно руку маленький сверток, другой — закрыла серые глаза, неподвижно уставившиеся вдаль.

Гроза затихла, громыхнув в последний раз.

На прояснившемся небе появилась полная луна.

Авалония (2 месяца спустя)

— Ведьма! Ведьма! Карга старая!

Мальчишки бежали по дороге, кидая мелкие камушки вслед припадающей на клюку старухе.

— Ведьма! — наиболее резвый мальчик, лет десяти, достал рогатку и попал огрызком яблока в голову старой женщине.

Несмотря на преклонный возраст, женщина резво обернулась и уставилась черными блестящими глазками, в которых плясала чертовщинка, прямо на наглеца.

— Негоже наследному принцу гонять по дороге с простыми мальчишками и обижать бедных подданных.

— Да кто ты такая, грязная старуха, чтобы указывать мне?! — паясничал принц, потряхивая смоляными вихрами. Темно-карие глаза надменно и нахально посверкивали из-под длинных ресниц.

Старуха пристально и задумчиво смотрела на него, затем, казалось, пришла к какому-то решению и дьявольски расхохоталась.

— Волчонок! Как есть, Волчонок! — она подняла морщинистую, в голубых прожилках руку и указала на него крючковатым пальцем. Ее глаза зажглись внутренним огнем, бородавка на носу еще больше побагровела.

— А вырастишь сильным волком! Грозным волком! Тьма завладеет твоей душой. Ничто не сможет ее победить! Будешь стоять на страже князя тьмы! Ха! Будущий король — стражник князя тьмы! Предопределенное не изменить!

И она кинула в мальчика будто бы сгусток тьмы, который окутал его и засветился. Когда темное облако впиталась в тело мальчика, он стал обрастать черной шерстью, лицо, вытянувшись, превратилось в аккуратную волчью мордочку. Взвизгнув, волчонок опустился на четыре лапы. И заскулил, испуганно поджав хвост.

Юлия Козырева

Красавица для чудовища

Пролог.

Черный лес

От раскатов грома, старые стены содрогались и стонали, еще больше усиливая жуткое ощущение нереальности происходящего. Дождь хлестал в окно, едва не срывая с рамы бычий пузырь, мутная пленка которого с трудом пропускала свет от росчерков молний. Те, одна за другой, сверкали, казалось, рядом с домом или прямо над ним, так как грохотало одновременно с появлением каждого, рассекающего наэлектризованный воздух кинжала.

На грубо сколоченной деревянной кровати, прикрытой старым соломенным тюфяком, металась в бреду молодая женщина. Трудно было сказать, красива она или нет, так как ее лицо залепили мокрые, потемневшие от пота волосы, губы обметало лихорадкой. Еще больше впечатление портил огромный раздувшийся живот, в котором что-то время от времени шевелилось. Женщина, расширившимися от ужаса глазами смотрела сквозь занавесь мокрых прядей на пляшущие на закопченных стенах дьявольские тени и уродливую старуху, которая, прихрамывая, ходила вокруг стола, время от времени что-то приговаривая и помешивая пестиком в ступке. Старуха приблизилась к кровати, поднеся к губам несчастной какое-то питье. Женщина со страхом смотрела на морщинистое лицо и крючковатый нос. Какая-то чертовщинка бродила в блестящих маленьких глазках, но измученная лихорадкой больная покорно выпила то, что ей предлагали.

Старая карга удовлетворенно кивнула и стала ощупывать живот пациентки.

— Рожать сейчас будешь, — сухо проскрипела она, нажимая крючковатыми пальцами на разные части живота. Большая багровая бородавка на носу сосредоточенно подергивалась.

Женщина застонала, и без того понимая, что боли, начавшиеся час назад, не что иное, как схватки.

— Спасу я твою дочку, спасу, — уверенно сказала старуха. — Но тебя — нет.

Дочка. Отметил воспаленный мозг. Хорошо хоть девочка будет жить. Жаль что она ее не увидит.

Потом все смешала не прекращающаяся боль, прерываемая странным бредом. Ей виделась хорошенькая девочка с ярко-синими, как сапфиры глазами и серебряными волосами.

Малышка в пышном платье бегала по поляне и срывала цветы. Пружинки локонов прыгали в такт ее шагам, на щечках то и дело мелькали ямочки…

Поодаль за ней наблюдал статный мужчина в богатой одежде. На смоляных волосах поблескивала корона.

В его ярко-синих, как и у дочери, глазах сияла любовь и бесконечная печаль. Она помнила, как сравнивала его необычные глаза с сапфирами…

Боль, разрывая на части, опять вырвала ее в реальность. Женщина закричала, выгибаясь. В голове металась неясная мысль, но она не могла облечь ее в слова.

— Не выгибайся! Кошка недоделанная, — прикрикнула на нее бабка. — Тужься! Тужься! Вот так. Голову приподними. Тужься! Молодец, девочка! Все. Теперь все. Прости. Не могу оставить тебя в живых. Теперь спи, горемычная. Спи…

Женщина, в последнем усилии, раскрыла потрескавшиеся губы и произнесла:

— Сапфира. Назови ее Сапфира. Отнеси… королю Иридии…

И старуха, держа в одно руку маленький сверток, другой — закрыла серые глаза, неподвижно уставившиеся вдаль.

Гроза затихла, громыхнув в последний раз.

На прояснившемся небе появилась полная луна.

Авалония (2 месяца спустя)

— Ведьма! Ведьма! Карга старая!

Мальчишки бежали по дороге, кидая мелкие камушки вслед припадающей на клюку старухе.

— Ведьма! — наиболее резвый мальчик, лет десяти, достал рогатку и попал огрызком яблока в голову старой женщине.

Несмотря на преклонный возраст, женщина резво обернулась и уставилась черными блестящими глазками, в которых плясала чертовщинка, прямо на наглеца.

— Негоже наследному принцу гонять по дороге с простыми мальчишками и обижать бедных подданных.

— Да кто ты такая, грязная старуха, чтобы указывать мне?! — паясничал принц, потряхивая смоляными вихрами. Темно-карие глаза надменно и нахально посверкивали из-под длинных ресниц.

Старуха пристально и задумчиво смотрела на него, затем, казалось, пришла к какому-то решению и дьявольски расхохоталась.

— Волчонок! Как есть, Волчонок! — она подняла морщинистую, в голубых прожилках руку и указала на него крючковатым пальцем. Ее глаза зажглись внутренним огнем, бородавка на носу еще больше побагровела.

— А вырастишь сильным волком! Грозным волком! Тьма завладеет твоей душой. Ничто не сможет ее победить! Будешь стоять на страже князя тьмы! Ха! Будущий король — стражник князя тьмы! Предопределенное не изменить!

И она кинула в мальчика будто бы сгусток тьмы, который окутал его и засветился. Когда темное облако впиталась в тело мальчика, он стал обрастать черной шерстью, лицо, вытянувшись, превратилось в аккуратную волчью мордочку. Взвизгнув, волчонок опустился на четыре лапы. И заскулил, испуганно поджав хвост.

Мальчишки с криками бросились врассыпную. Старая ведьма, удовлетворенно хмыкнув, подошла к испуганному принцу и обняла его голову узловатыми ладонями.

— Теперь ты не такой смелый, мой мальчик? Ты должен научиться ненавидеть, впустить тьму в свою душу, — он ворковала, поглаживая волчонка по мягкой шерсти. — Ты мой. Теперь ты мой, маленький принц.

Она снова захохотала.

— Хотя ты мне не так уж и нужен. Но мелочь, а приятно.

И, в последний раз потрепав его по загривку, она поковыляла дальше. А волчонок потрусил в сторону замка. Тоскливо поскуливая.

Полгода спустя

Весь замок был погружен в траур. Флаги на башнях — приспущены, зеркала накрыты черными драпировками, черные одежды прочно заняли место ярких нарядов придворных.

Королева почти все время проводила в саду, рыдая над черным волчонком.

Полгода назад деревенские мальчишки привели его в замок и сказали, что это принц. Никто бы не поверил в подобную небылицу, если бы принц не пропал бесследно, если бы мальчишки не были так сильно напуганы, и, если бы у волчонка не было человеческих глаз. Его глаз.

Гостивший в замке в это время маг подтвердил, что на принца наложено очень сильное заклятье тьмы.

С тех пор, что только не делала королевская чета, пытаясь добиться искупления для своего единственного сына. Они каждый день подавали милостыню беднякам, совершили не одно паломничество в храмы разным светлым богам. А недавно королева пожертвовала все фамильные драгоценности, храму богини леса, посчитав, что волчонка вполне можно отнести к одному из ее созданий.

А теперь плакала, почти потеряв надежду. Чувствуя себя не королевой, а простой женщиной и несчастной матерью. Волчонок с интересом смотрел на ее слезы, положив голову на колени. В его душе тьма выжгла уже почти все чувства, оставив лишь интерес к людям, таким странным и хрупким созданиям.