…Опытный американский солдат во время банкета откровенно рассказал автору о русских и о том, почему их так боятся в США.
Так получилось, что мне довелось участвовать в одном проекте с настоящими американцами. Хорошие ребята, профи. За полгода, пока шел проект, мы успели подружиться. Как положено, успешное завершение проекта заканчивается пьянкой. И вот наш банкет в самом разгаре, я зацепился языком с пареньком, с которым вместе вели одну тему. Конечно, мы обсуждали, кто «круче», говорили о первом спутнике, лунной программе, самолетах, оружии и т. п.
И задал я вопрос:
— Вот скажи, американец, почему вы нас так боитесь, ты же шесть месяцев живешь в России, все видел сам, нет тут медведей на улице и на танках никто не ездит?
— О, это я объясню. Нам это объяснял сержант инструктор, когда я служил в Национальной гвардии США. Этот инструктор прошел много горячих точек, он два раза попадал в госпиталь, и оба раза — из-за русских. Он все время нам говорил, что Россия — это единственный и самый страшный враг.
Первый раз это было в 1989 году, в Афганистане. Это была первая командировка, молодой, еще не обстрелянный, он помогал мирным жителям, когда русские решили уничтожить горное селение.
— Подожди! — перебил я. — Нас уже не было в 89-ом в Афгане.
— Нас тоже ещё не было в 91-ом в Афгане, но не верить ему не вижу смысла. Слушай.
И я слушал, передо мной уже сидел не мирный молодой инженер, а американский ветеран.
«Я обеспечивал охрану, русских уже не было в Афгане, местные начали воевать друг с другом, наша задача была организовать передислокацию в контролируемый нами район дружественного партизанского отряда, все шло по плану, но в небе появилось два русских вертолета, зачем и почему, я не знаю. Совершив разворот, они перестроились и начали заходить на наши позиции. Залп стингеров, русские ушли за хребет. Я успел занять позицию за крупнокалиберным пулеметом, ждал, из-за хребта должны были появиться русские машины, хорошая очередь в борт пойдет им на пользу. И русский вертолет не заставил себя ждать, он появился, но не из-за хребта, а снизу из ущелья и завис в 30 метрах от меня. Я отчаянно жал гашетку и видел, как высекая искорки, отскакивали пули от стекла.
Я видел, как улыбался русский летчик.
Очнулся я уже на базе. Легкая контузия. Мне потом рассказывали, что летчик меня пожалел, у русских считалось признаком мастерства разделаться с местными и оставить в живых европейца, зачем, не знаю, да и не верю. Оставлять в тылу врага, способного на сюрприз, глупо, а русские — не глупые.
Потом было много разных командировок, следующий раз я столкнулся с русскими в Косово.
Это была толпа необученных недоносков, с автоматами времен вьетнамской войны, броники, наверное, еще со второй мировой остались, тяжелые, неудобные, никаких навигаторов, ПНВ, ничего больше, только автомат, каска и броник. Они ездили на своих БТРах, где хотели и куда хотели, целовались взасос с мирным населением, пекли им хлеб (они привезли с собой пекарню и пекли хлеб). Кормили всех своей кашей с консервированным мясом, которую сами и варили в специальном котле. К нам относились с пренебрежением, постоянно оскорбляли. Это была не армия, а хер знает что. Как можно с ними взаимодействовать? Все наши рапорты руководству русских игнорировались. Как-то мы сцепились серьезно, не поделили маршрут, если бы не русский офицер, который успокоил этих обезьян, могло дойти и до стволов. Этих недоносков надо было наказать. Дать п…ды и поставить на место. Без оружия, нам только русских трупов не хватало, но чтобы поняли. Написали записку, по-русски, но с ошибками, вроде серб писал, что собираются ночью славные парни, дать п…ды обнаглевшим русским недоноскам. Подготовились мы тщательно, легкие бронежилеты, полицейские дубинки, ПНВ, шокеры, никаких ножей и огнестрела. Подошли к ним, соблюдая все правила маскировки и диверсионного искусства. Эти придурки даже посты не выставили, ну значит, будем п…дить спящих, заслужили. Когда мы почти подошли к палаткам, раздалось сраное «РЯ-ЯЯЯ-ААА». И из всех щелей полезли эти недоноски, почему-то одетые только в полосатые рубашки. Я принял первого.
Очнулся я уже на базе. Легкая контузия. Мне потом рассказывали, что парень меня пожалел, ударил плашмя, если бы бил по-настоящему, снес бы голову. Меня, б…, опытного бойца элитного подразделения морской пехоты США, вырубает за 10 секунд русский, тощий недоносок — и чем??? И знаешь чем? Садово-шанцевым инструментом.
Лопатой! Да мне в голову бы не пришло драться саперной лопатой, а их этому учат, но неофициально, у русских считалось признаком мастерства знать приемы боя саперной лопатой. Я потом понял, что они нас ждали, но почему они вышли в рубашках, только в одних рубашках, ведь для человека естественно защитить себя, одеть броник, каску. Почему только в рубашках? И их это сраное «РЯ-ЯЯЯ-ААА»!
Я как-то ждал рейс в аэропорту Детройта, там была русская семья, мама, папа, дочка, тоже ждали свой самолет. Отец где-то купил и принес девочке, лет трех от роду, здоровенное мороженое. Она запрыгала от восторга, захлопала в ладоши и знаешь, что она закричала? Их сраное «РЯ-ЯЯЯ-ААА»! Три года, говорит плохо, а уже кричит «РЯ-ЯЯЯ-ААА»!
А ведь те парни с этим криком шли умирать за свою страну. Они знали, что будет просто рукопашная драка, без оружия, но они шли умирать. Но они не шли убивать!
Легко убить, сидя в бронированном вертолете или держа в руках отточенную, как бритва, лопатку. Они меня не жалели. Убить ради убийства — это не для них. Но они готовы умереть, если надо.
И тогда я понял: Россия — это единственный и самый страшный враг».
Вот так нам про вас рассказывал солдат элитного подразделения США. Пошли, еще по стакану?.. Русский! А я вас не боюсь!
Изложение и перевод мой, не ищите неточности и несовпадения, они есть, я был пьян и деталей не помню, пересказал, что запомнил…
Воспоминания Генри Ньюмана — сержанта 29-ой пехотной дивизии США 1-ой армии генерала Омара Бредли о боях на побережье Нормандии, о немцах, а также размышления о роли русских в этой войне.
Данные воспоминания были опубликованы в сборнике «Долг чести» западного историка Второй мировой войны Йена Бакстера.
«Можно сказать, что в армию я попал случайно, никогда не планировал связать свою жизнь со службой.
Мы восхищались такими героями, как Джон Базилон, который дал жару Японцам во время битвы на Гуадалканале в 1942 году. В те дни, про Джона писали все газеты, на время он стал даже более знаменит, чем киноактёры.
Насмотревшись на таких героев и смельчаков, как Джон, мы отчаянно дрались с чёрными ребятами из соседнего двора, но побеждали редко, нас было всегда меньше.
В один из таких дней, когда моё 18-летие было не за горами, а перспективы на будущее рисовали мне единственный вариант – это работать на предприятии по изготовлению радиаторов, после окончания школы, так как денег на университет в нашей семье просто нет, то я вдруг принял решение, которого от себя сам не ожидал, я решил записаться добровольцем.
На каждом углу висели плакаты, которые призывали «Послужить на благо своей страны», сулили хорошее денежное довольствие, бесплатное питание и возможность совершить воинский подвиг.
Я очень хотел служить во флоте, а ещё больше желал попасть в ряды морской пехоты, чтобы показать, что я не хуже чем Джон Базилон и тоже могу убивать япошек.
На вербовочном пункте меня ждало разочарование, я боялся, что меня могут не взять и откажут, ведь мне было ещё недостаточно лет, но видимо с рекрутами дела обстояли не очень хорошо и мне сказали, что это не проблема.
Капрал — вербовщик мне сказал, что для таких отчаянных ребят выход только один – это пехота, где обучение быстрее, а дорога на фронт короче.
Так, что мне пришлось поступиться своими желаниями. После учебного полка, который базировался в штате Иллинойс, я попал в 29-ую пехотную дивизию, буквально за пару недель до того, как она отбывала в Англию, где накапливались войска для броска через Ла-Манш и высадки на Севере Франции.
Я думал, что буду сражаться со свирепыми Японцами, в непролазных джунглях, но судьба распорядилась иначе, меня ждала Европа.
В нашем понимании, немец – это был какой то солдат в остроконечном шлеме, времён армии Кайзера, а ещё они смешно говорили и любили тушенную капусту. Те плакаты, что нам показывали, давали слабое представление о том, что нас ждёт на самом деле.
Месяца за полтора до начала операции «Оверлорд» на тактических и теоретических занятиях нас ближе познакомили с немецкой армией и их вооружением, а также показали несколько документальных немецких фильмов, которые снимало их военное министерство пропаганды Вермахта.
Но даже после увиденного, у нас не было причин для беспокойства, нас ничего не настораживало, не пугало, казалось, что мы довольно легко справимся с Гитлером и его армией, а потом поедем домой или нас отправят помогать нашим парням добивать япошек.
За пару недель до высадки, занятия стали серьезней, от нас требовали досконального знания карт местности, на которой нам предстоит действовать. Показывали снимки побережья, сделанные с помощью авиационной разведки, каждый должен был знать свою роль и не растеряться, когда окажется на побережье и почувствует под ногами песок пляжа Нормандии.
Мы с почтением и некоторой завистью смотрели на подразделения «Рейнджеров», которые имели некий опыт столкновений с немцами, во время операции «Торч» в Северной Африке, смотря на то как серьезно эти ребята относятся к предстоящим сражениям, нам стало тревожно, всё больше приходило понимание, что мы совершенно не знаем с чем нам скоро придётся столкнуться.
Перед отправкой, нам зачитали знаменитую речь президента Рузвельта о той миссии, что ложится на наши плечи, миссии по освобождению угнетенных народов Европы.
Когда утром 6 июня, наше судно дрейфовало на волнах близ побережья Нормандии, море штормило, а туман был такой густой, что близкий берег было не разглядеть, я весь был в напряжении.
Из — за низкой облачности и тумана было невозможно разглядеть как наши лётчики обрабатывают оборону врага, мы слышали только гулкое эхо которое через плотный и влажный воздух докатывало до нас с побережья. Эффективность огня парней с крейсеров и эсминцев, тоже предстояло оценить только после того как мы займём берег, но корабельные орудия били очень долго и казалось, что от обороны «краутов» (так мы называли немцев) не должно остаться живого места.
Томительное ожидание усиливалось, наш батальон должен был высаживаться во втором эшелоне, вместе со второй волной десанта, когда основные очаги обороны врага должны быть уже подавлены, а береговая линия прорвана.
По тому, как бегали наши офицеры, нервным выкрикам, постоянным попыткам выйти на связь с берегом и получить сведения от частей первой волны, мы понимали, что — то пошло не так. Точнее мы не понимали, просто чувствовали. Такие ощущения лишь увеличивали страх перед неизвестностью.
Когда пришёл приказ и мы начали грузиться в десантную баржу, я успокоился, я считал, что Господь не позволит мне умереть, ведь я так молод и не успел ещё толком ничего не успел сделать значимого в своей жизни.
Гораздо позже, когда я увидел, что эта война забирает самых молодых, здоровых, сильных и даже детей, без разбора и жалости, то понял, что Бог просто отворачивался от людей в такие моменты.
Баржа неслась через туман, а вокруг всё отчетливей к звуку боя идущего на берегу, прибавлялись крики людей, тонущих в воде, людей, чьи баржи просто не доплыли до берега и перевернулись.
Берег вырос перед нами быстро и неожиданно, баржа, влетев на мелководье, ударилась днищем об песок, мы все повалились друг на друга, когда трассирующие пули засвистели над головой, то разум отключился, настало время инстинктов и животного страха.
Берег не был взят, оборона не была прорвана, те немногие кто остался от первой волны десанта сгрудились на берегу, прячась за импровизированными и ненадежными укрытиями, лишь горстке храбрецов удалось добраться до спасительных песчаных утесов, где они были вне досягаемости вражеского огня.
Старших офицеров почти не было, остатками разбитых батальонов никто не управлял, нашим лейтенантам и сержантам пришлось взять руководство и над ними тоже. Прямо на берегу под шквальным огнём формировались боевые группы из уцелевших.
Шокированных и потерявших самообладание приводили в чувства пощёчинами и криком.
Из – за отсутствия боевого опыта мне казалось, что стреляют отовсюду, иногда было ощущение, что по нам ведут огонь даже с тыла, со стороны воды. Сейчас очень трудно восстановить картину боя, всё вспоминается отрезками, какими то моментами, я и не мог видеть всего, что происходит, какое то время я лежал, уткнувшись лицом в песок и боялся поднять голову.
Не у всех парней было оружие, многие потеряли его в воде, специально выбросили, чтобы облегчить себе ношу и не утонуть, другие от страха забыли как обращаться с оружием. Я помню парня, который не мог снять с предохранителя свой «Томсон», он просто забыл, как это делается.
Мы ждали поддержки танков, ещё не зная, что почти не один из них не добрался до берега, они утонули. К нам подбежал неизвестный лейтенант, не знаю, из какого батальона, он взял меня и ещё одного парня из моего взвода за руку и потащил за собой, едва мы поменяли своё укрытие, как там раздался взрыв от упавшей мины, лейтенант спас жизнь мне и тому парню.
Не знаю сколько прошло времени прежде чем на фланге удалось совершить прорыв и в эту брешь устремились стихийно собранные боевые группы, не знаю правда или нет, но говорят многие немцы стали сразу сдаваться, как только увидели, что наши парни уже в их окопах. Лишь несколько дотов долго оказывали упорное сопротивление.
Я плохо помню детали, это был мой самый первый и самый неосознанный бой, помню, что я стрелял в том направлении куда мне указывали, но толи от страха, толи из за большого расстояния я не видел врагов.
Только ближе к вечеру берег был полностью очищен от врага и стрельба прекратилась, мы ждали, когда на захваченную полоску суши прибудет подкрепление.
Наша задача была удерживать занятые позиции, мы опасались вероятных контратак врага, у нас не было сил идти дальше, командование боялось появления немецкой бронетехники.
Только на следующий день, когда лейтенанты переформировали батальоны и на берег выгрузили танки, мы смогли выступить в направлении Сен-Ло.
Впереди было много тяжелых боёв, немцы опомнились и не хотели отдавать дороги ведущие на Карантан и Шербур, оказывая нам очень сильное противодействие.
Большой шок вызывала их бронетехника, которая казалась неуязвимой, погода не всегда давала нам пользоваться воздушным прикрытием, а базука показала себя не такой эффективной, как нам рассказывали на учениях.
Меня поражал контраст, некоторые немцы были похожи на подростков, они быстро сдавались, были напуганы и не хотели воевать, с такими поначалу мы налаживали контакт, угощали их сигаретами, но всё чаще нам стали попадаться другие части, очень обученные и крайне упорные.
Тогда я не видел различий между их обычными солдатами и СС, мне казалось, что СС это просто более подготовленные части, что то вроде наших «Рейнджеров» и морской пехоты, но когда мы увидели, что они вешают на столбах мирное население, а многие французы расстреливаются на месте лишь за подозрение или намёк в симпатии к американцам, то мы поняли, кто они.
Уже позже, после Парижа и операции «Кобра» («Фалезский котел»), если была такая возможность, вообще не брали их в плен, разбирались прямо на месте.
В первый раз я услышал про них, после случая в Сен Вите, когда по приказу офицера СС были расстреляны наши пленные парни, тогда я понял, что это фанатики, к ним не должно быть жалости, как к бешенным и опасным животным.
Иногда меня посещали мысли о том, что может лучше было остаться в Индианаполисе? Драться с ребятами во дворе гораздо легче, чем смотреть на весь это ужас, война не для кого не проходит бесследно, невозможно вернуться с войны тем же человеком, каким был раньше.
После того как наши войска вошли в Париж, а мы имели возможность отдохнуть, выспаться и пофлиртовать с француженками, уверенность снова вернулась в наши сердца, а окончательная победа казалась близкой.
Мы тогда услышали о том, что русские провели крупное наступление и взяли в плен сотни тысяч немцев на Восточном фронте, нам тогда показалось это какой то ошибкой, а сообщение уж слишком невероятным.
Какие сотни тысяч «краутов»? Откуда? Ведь мы воюем здесь почти со всей немецкой армией, неужели русские вообще умеют воевать?
Так нам тогда казалось, но уже осенью того года нас ждало жестокое разочарование, наши лучшие десантные части не смогли добиться успеха в Голландии, понесли тяжелые потери и война затянулась.
Мы так и не смогли пересечь границу Германии до Рождества, немцы с каждым днём лишь упорнее сражались, лишая нас надежды живыми и невредимыми вернуться домой.
Во время тяжелых позиционных боев на «Линии Зигфрида» весь наш батальон следил за сводками по радио, мы читали газеты, отслеживали обстановку на Востоке, мы болели за этих неизвестных нам русских, понимали, что если они поднажмут и дадут парням Адольфа хороший пинок, то немцы не смогут подкидывать сюда подкрепления и возможно нам станет легче, возможно «крауты» сдадутся.
Я встречал русских в 1945 году, весной, уже после того как они смогли занять Берлин, общение было недолгим, мы с моим приятелем, Кларенсом Фишем, получили увольнительные, а также целый список, от нашего батальона, того, что мы должны привести парням из Берлина на память, даже наш капитан наказал нам привести и выменять на что угодно у русских бутылку настоящей водки и какой — нибудь сувенир.
Водки раздобыть не удалось, но мы привезли ему головной убор, похожий на нашу форменную пилотку, только другого покроя, он был доволен.
Ещё нам удалось выменять у русских фару с их танка, но в батальоне она не пригодилась и мы выменяли её у своих танкистов на ящик французского бренди, слышал, что они поставили фару с русского танка на командирский «Вулварин» и были весьма довольны.
Тогда, в 1945 году я смог оценить весь масштаб происходящего в Европе и понял, что я принял участие в гораздо более масштабных событиях, чем произошли на Тихом океане, хотя очень уважаю парней, которые выполняли там свой долг.
В сентябре я вернулся домой, вернулся не героем, а просто одним из тысяч других парней прошедших войну, главное я вернулся живой, а вот Джон Базилон погиб в феврале 45-го на острове Иводзима.
Мне кажется, лучше неизвестным, но живым, чем популярным, но мертвым.
P.S. Так, для расширения кругозора: на Восточный фронт в боях с Россией пришлось 70% всех потерь гитлеровских войск, соответственно, 30% потерь пришлось на все остальные фронты Германии, включая Западный , Северную Африку.
Западные союзники вместе взятые смогли уничтожить лишь 30% , против 70% только одной страной, СССР.
Ну, и кто переломил хребет фашизму?
Года три назад, сообщает сайт topwar.ru, в одной американской газетке была опубликована почти что исповедь капитана морской пехоты США Майкла Фогетти. В ней описывались события его жизни, происшедшие 40 с лишним лет назад в ходе «одной маленькой, но грязной войны, которую вели США, Алжир, Эфиопия и Сомали». Самому тексту Фогетти необходимо, впрочем, предпослать краткое пояснение: описываемые события разворачиваются в теперь печально знаменитом Аденском заливе. «Tankist», он же «бородатый капитан» – майор Николай Игнатьевич Еременко, командир отдельного батальона 104-й ТБ при миссии ООН.
А вот и сами воспоминания Майкла Фогетти.
Меня зовут Майкл Фогетти, я – капитан Корпуса морской пехоты США в отставке. Недавно я увидел в журнале фотографию русского памятника из Трептов-парка в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы. Мой взвод после выполнения специальной операции получил приказ ждать эвакуации в заданной точке, но попасть в эту точку мы так и не смогли.
В районе Золотого Рога, как всегда, было жарко во всех смыслах этого слова. Местным жителям явно было мало одной революции. Им надо было их минимум три, пару гражданских войн и в придачу – один религиозный конфликт. Мы выполнили задание и теперь спешили в точку рандеву с катером, на котором и должны были прибыть к месту эвакуации.
Но нас поджидал сюрприз. На окраине небольшого приморского городка нас встретили суетливо толкущиеся группки вооруженных людей. Они косились на нас, но не трогали, ибо колонна из пяти джипов, ощетинившаяся стволами М-16 и М-60, вызывала уважение. Вдоль улицы периодически попадались легковые автомобили со следами обстрела и явного разграбления, но именно эти объекты и вызывали основной интерес пейзан, причем вооруженные мародеры имели явный приоритет перед невооруженными.
Когда мы заметили у стен домов несколько трупов явных европейцев, я приказал быть наготове, но без приказа огонь не открывать. В эту минуту из узкого переулка выбежала белая женщина с девочкой на руках, за ней с хохотом следовало трое местных ниггеров (извините, «афро-африканцев»). Нам стало не до политкорректности. Женщину с ребенком мгновенно втянули в джип, а на ее преследователей цыкнули и недвусмысленно погрозили стволом пулемета, но опьянение безнаказанностью и пролитой кровью сыграло с мерзавцами плохую шутку. Один из них поднял свою G-3 и явно приготовился в нас стрелять, Marine Колоун автоматически нажал на гашетку пулемета, и дальше мы уже мчались под все усиливающуюся стрельбу. Хорошо еще, что эти уроды не умели метко стрелять. Мы взлетели на холм, на котором, собственно, и располагался город, и увидели внизу панораму порта, самым ярким фрагментом которой был пылающий у причала пароход.
В порту скопилось больше 1000 европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаждали скорейшей эвакуации. Как было уже сказано выше, корабль, на котором должны были эвакуировать беженцев, весело пылал на рейде, на окраинах города сосредотачивались толпы инсургентов, а из дружественных сил был только мой взвод с шестью пулеметами и скисшей рацией (уоки-токи не в счет).
У нас было плавсредство, готовое к походу, и прекрасно замаскированный катер, но туда могли поместиться только мы. Бросить на произвол судьбы женщин и детей мы не имели права. Я обрисовал парням ситуацию и сказал, что остаюсь здесь и не вправе приказывать кому-либо из них оставаться со мной, и что приказ о нашей эвакуации в силе и катер на ходу.
Но, к чести моих ребят, остались все. Я подсчитал наличные силы: 29 «марин», включая меня, 7 демобилизованных французских легионеров и 11 матросов с затонувшего парохода, две дюжины добровольцев из гражданского контингента. Порт во времена Второй мировой войны был перевалочной базой, и несколько десятков каменных пакгаузов, окруженных солидной стеной с башенками и прочими архитектурными излишествами прошлого века, будто сошедшими со страниц Киплинга и Буссенара, выглядели вполне солидно и пригодно для обороны.
Вот этот комплекс и послужил нам новым фортом Аламо.
Больше 3000 инсургентов, состоящих из революционной гвардии, иррегулярных формирований и просто сброда, хотевшего пограбить, вооруженных, на наше счастье, только легким оружием – от «маузеров-98» и «штурмгеверов» до автоматов Калашникова и «стенов», – периодически атаковали наш периметр. У местных были три старые французские пушки, из которых они умудрились потопить несчастный пароход, но легионеры смогли захватить батарею и взорвать орудия и боекомплект.
На данный момент мы могли им противопоставить 23 винтовки М-16, 6 пулеметов М-60, 30 китайских автоматов Калашникова и пять жутких русских пулеметов китайского же производства с патронами 50-го калибра. Они в главную очередь и помогали нам удержать противника на должном расстоянии, но патроны к ним кончались прямо-таки с ужасающей скоростью.
Французы сказали, что через 10-12 часов подойдет еще один пароход, и даже в сопровождении сторожевика, но эти часы надо было еще продержаться. А у осаждающих был один большой стимул в виде складов с гуманитарной помощью и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с юга, и с запада, и с севера, то одну атаку мы точно отобьем, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов. Рация наша схлопотала пулю, когда мы еще только подъезжали к порту, а уоки-токи «били» практически только на несколько километров. Я посадил на старый маяк вместе со снайпером мастер-сержанта Смити, нашего «радиобога». Он там что-то смудрил из двух раций, но особого толку от этого пока не было.
И вот началась очередная атака. Она была с двух противоположных направлений и достаточно массированной.
Предыдущие неудачи кое-чему научили инсургентов, и они держали под плотным огнем наши пулеметные точки. За пять минут были ранены трое пулеметчиков, еще один убит. В эту минуту противник нанес удар по центральным воротам комплекса: они попытались выбить ворота грузовиком. Это им почти удалось. Одна створка была частично выбита, во двор хлынули десятки вооруженных фигур. Отделение капрала Вестхаймера – последний резерв обороны, – отбило атаку, но потеряло трех человек ранеными, в т. ч. одного тяжело. Стало понятно, что следующая атака может быть для нас последней: у нас было еще двое ворот, а тяжелых грузовиков в городе хватало. Нам повезло, что подошло время намаза, и мы, пользуясь передышкой и мобилизовав максимальное количество гражданских, стали баррикадировать ворота всеми подручными средствами.
Внезапно на мою рацию поступил вызов от Смити:
— Сэр. У меня какой-то непонятный вызов, и вроде от русских. Требуют старшего. Позволите переключить на вас?
— А почему ты решил, что это – русские?
— Они сказали, что нас вызывает «солнечная Сибирь», а Сибирь – она вроде бы в России…
— Валяй, – сказал я и услышал в наушнике английскую речь с легким, но явно русским акцентом.
— Могу я узнать, что делает United States Marine Corps на вверенной мне территории? – последовал вопрос.
— Здесь – Marine First Lieutenant Майкл Фогетти. С кем имею честь?» – в свою очередь, поинтересовался я.
— Ты имеешь честь общаться, лейтенант, с тем, у кого, единственного в этой части Африки, есть танки, которые могут радикально изменить обстановку. А зовут меня «Tankist».
Терять мне было нечего. Я обрисовал всю ситуацию, обойдя, конечно, вопрос о нашей боевой «мощи». Русский в ответ поинтересовался, не является ли, мол, мой минорный доклад просьбой о помощи. Учитывая, что стрельба вокруг периметра поднялась с новой силой, и это явно была массированная атака осаждающих, я вспомнил старину Уинстона, сказавшего как-то, что если бы Гитлер вторгся в ад, то он, Черчилль, заключил бы союз против него с самим дьяволом, и ответил русскому утвердительно. На что последовала следующая тирада:
— Отметьте позиции противника красными ракетами и ждите. Когда в зоне вашей видимости появятся танки, это и будем мы. Но предупреждаю: если последует хотя бы один выстрел по моим танкам – все то, что с вами хотят сделать местные пейзане, покажется вам нирваной по сравнению с тем, что сделаю с вами я.
Когда я попросил уточнить, когда именно они подойдут в зону прямой видимости, русский офицер поинтересовался, не из Техаса ли я, а получив отрицательный ответ, выразил уверенность, что я знаю, что Африка больше Техаса, и нисколько на это не обижаюсь.
Я приказал отметить красными ракетами скопления боевиков противника, не высовываться и не стрелять по танкам в случае, ежели они появятся. И тут грянуло. Били как минимум десяток стволов калибром не меньше 100 мм. Часть инсургентов кинулась спасаться от взрывов в нашу сторону, и мы их встретили, уже не экономя последние магазины и ленты. А в просветах между домами, на всех улицах одновременно появились силуэты танков Т-54, облепленных десантом.
Боевые машины неслись как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулеметы, и десантники. Совсем недавно казавшееся грозным воинство осаждающих рассеялось как дым. Десантники спрыгнули с брони и, рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно повернули башни в сторону последнего прибежища полоумного героя джихада, и строенный залп, немедленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств.
Я поймал себя на мысли, что не хотел бы быть мишенью русской танковой атаки, и даже будь со мной весь батальон с подразделениями поддержки, для этих стремительных бронированных монстров с красными звездами мы не были бы серьезной преградой. И дело было вовсе не в огневой мощи русских боевых машин. Я видел в бинокль лица русских танкистов, сидевших на башнях своих танков: в этих лицах была абсолютная уверенность в победе над любым врагом. А это сильнее любого калибра.
Командир русских, мой ровесник, слишком высокий для танкиста, загорелый и бородатый капитан, представился неразборчивой для моего бедного слуха русской фамилией, пожал мне руку и приглашающе показал на свой танк. Мы комфортно расположились на башне, как вдруг русский офицер резко толкнул меня в сторону. Он вскочил, срывая с плеча автомат, что-то чиркнуло с шелестящим свистом, еще и еще раз. Русский дернулся, по лбу у него поползла струйка крови, но он поднял автомат и дал куда-то две коротких очереди, подхваченные четко-скуповатой очередью турельного пулемета с соседнего танка.
Потом извиняюще мне улыбнулся и показал на балкон таможни, выходящий на площадь перед стеной порта. Там угадывалось тело человека в грязном бурнусе и блестел ствол автоматической винтовки. Я понял, что мне только что спасли жизнь и я в неожиданном порыве души достал из внутреннего кармана копию-дубликат своего Purple Heart, с которым никогда не расставался, как с талисманом удачи, и протянул его русскому танкисту. Он в некотором замешательстве принял неожиданный подарок, потом крикнул что-то по-русски в открытый люк своего танка. Через минуту оттуда высунулась рука, держащая огромную пластиковую кобуру с большущим пистолетом. Русский офицер улыбнулся и протянул это мне.
А русские танки уже развернулись вдоль стены, направив орудия на город. Три машины сквозь вновь открытые и разбаррикадированные ворота въехали на территорию порта, на броне переднего пребывал и я. Из пакгаузов высыпали беженцы, женщины плакали и смеялись, дети прыгали и визжали, мужчины в форме и без орали и свистели. Русский капитан наклонился ко мне и, перекрикивая шум, сказал: «Вот так, морпех. Кто ни разу не входил на танке в освобожденный город, тот не испытывал настоящего праздника души. Это тебе не с моря высаживаться». И хлопнул меня по плечу.
Танкистов и десантников обнимали, протягивали им какие-то презенты и бутылки, а к русскому капитану подошла девочка лет шести и, застенчиво улыбаясь, протянула ему шоколадку из гуманитарной помощи. Русский танкист подхватил ее и осторожно поднял, она обняла его рукой за шею, и меня внезапно посетило чувство дежавю.
Я вспомнил, как несколько лет назад в туристической поездке по Западному и Восточному Берлину нам показывали русский памятник в Трептов-парке. Наша экскурсовод, пожилая немка с раздраженным лицом, показывала на огромную фигуру русского солдата со спасенным ребенком на руках и цедила презрительные фразы на плохом английском. Она говорила о том, что, мол, это все – большая коммунистическая ложь, и что кроме зла и насилия русские на землю Германии ничего не принесли.
Будто пелена упала с моих глаз. Передо мною стоял русский офицер со спасенным ребенком на руках. И это было реальностью, и, значит, та немка в Берлине врала, и тот русский солдат с постамента в той реальности тоже спасал ребенка. Так, может, врет и наша пропаганда о том, что русские спят и видят, как бы уничтожить Америку?.. Нет, для простого первого лейтенанта морской пехоты такие высокие материи слишком сложны. Я махнул на все это рукой и чокнулся с русским бутылкой виски, неизвестно как оказавшейся в моей руке.
В этот же день удалось связаться с французским пароходом, идущим сюда под эгидою ООН и приплывшим-таки в два часа ночи. До рассвета шла погрузка, Пароход отчалил от негостеприимного берега, когда солнце было уже достаточно высоко. И пока негостеприимный берег не скрылся в дымке, маленькая девочка махала платком оставшимся на берегу русским танкистам. А мастер-сержант Смити, бывший у нас записным философом, задумчиво сказал:
— Никогда бы я не хотел, чтобы русские всерьез стали воевать с нами. Пусть это непатриотично, но я чувствую, что задницу они нам обязательно надерут.
http://za-kaddafi.zews.su/sssr-2/istoriya/288
Довольна-таки занятная статья мне попалась, прочитал взахлёб 
Очень хочется обсудить с Вами всё ниже перечисленное. Это нечто:)))
Исключительная боеспособность русской армии всегда была для нас загадкой. Эта боеспособность была бы логична, если бы русский солдат был накормлен одет, обут и вооружён лучше, чем солдат западной армии, но он всегда был голоден, всегда был одет в неудобную длиннополую шинель, в которой зимой холодно, а летом жарко, обут летом в лапти, а зимой в промокающие от зимних дождей валенки в которых даже невозможно пошевелить стопой. Вооружён же русский солдат простым до примитивности оружием, целиться из которого можно только при помощи средневекового приспособления – целика и мушки. Более того, русского солдата даже не учат стрелять, чтобы, во-первых, не тратить патронов во время его обучения, а во-вторых, чтобы он случайно или намеренно не перестрелял сослуживцев.
Солдат держат в тюремном помещении с двухэтажными кроватями, а в одной комнате живут по сто человек.
На протяжении всей службы солдат держат в тюремном помещении. Русские спят на двухэтажных нарах, а в одной комнате находится по сто человек. В этой тюрьме даже нет нормальных туалетов – вместо унитазов там просто проделанные в поту отверстия. Они расположены в ряд и не отгорожены друг от друга кабинками. Справлять нужду русским солдатам разрешается только два раза в день: по команде офицера все сто человек садятся на корточки над этими отверстиями и делают и №1, и №2 у всех на глазах (№1 – у американцев означает по-маленькому, а №2 – по-большому – Ред.).
В туалете для русских солдат нет не только унитазов, но даже кабинок. И мужчины, и женщины справляют нужду в дырку в полу, а вместо туалетной бумаги используют старые газеты.
И, тем не менее, из всех войн вот уже 300 лет подряд русский солдат выходил победителем. Сначала в начале 18-го века русские под предводительством царя Петра Ужасного (Peter the Terrible) победили шведов и украинцев в Северной войне под Полтавой, длившейся в течение 20 лет. Швеция после этого стала второразрядной державой, а Украина перешла под власть русского царя. В начале 19-го века русские разбили самого Наполеона, который пытался принести в Россию цивилизацию и освободить русских от рабства.
Тогда Русские Наполеону не поверили – их ортодоксальные священники объявили Наполеона Антихристом, и русские считали, что сражаются за торжество своей формы религии во всём мире. Как ни странно, русским удалось одержать победу. Они дошли до Парижа, и лишь когда Англия пригрозила новому русскому царю (старый Пётр к тому времени умер) морской блокадой, ушли из Европы, оставив, правда, за собой Польшу на целые сто лет.
В начале 19-го века русские войска с копьями и стрелами победили сильнейшую на тот момент в мире армию Наполеона. (На самом деле на снимке реконструкторы в форме 1-го башкирского полка — Ред.)
Последний русский царь Николай Кровавый (Nicholas the Bloody) допустил фатальную ошибку – он решил облегчить условия содержания русских солдат. Войскам выдали нарезные винтовки и даже пулемёты, но солдаты направили это оружие против офицеров, и произошла революция, в которой победили коммунисты, обещавшие распустить солдат по домам.
Но коммунисты уже на другой год создали Красную Армию, в которой восстановили жестокую дисциплину. Если царских солдат за малейшую провинность били шомполами, то красноармейцев просто расстреливали перед строем в назидание другим.
И свершилось чудо – красноармейцы победили старую армию, целиком состоявшую из офицеров и сержантов.
В середине 20-го века русские вновь столкнулись с самой сильной армией мира – армией Гитлера. Первоначально Гитлер одерживал победу за победой – но поражения русских были притворными – русские выставляли против немцев войска, состоящие из азиатских нардов, приберегая этнических русских, называвшихся белая гвардия, для решительного удара а затем заманили немцев под Москву и, дождавшись зимы, окружили их лучшие силы в районе подмосковного городка Сталинграда-на-Волге (Stalingrad-upon-Volga).
Когда у немцев закончилось горючее, которым они отапливали свои блиндажи, немцы были вынуждены сдаться в плен. Пленных немцев поместили в те же казармы, где до войны держали русских солдат, и стали кормить той же пищей, что кормили и красноармейцев, но немцы стали умирать один за другим, и до конца войны мало кто дожил.
После поражения под Сталинградом в немецкой армии остались лишь старики и подростки, и русские вскоре смогли взять Берлин и установить своё господство по всей Восточной Европе. Лишь оккупация Западной Европы англо-американскими войсками спасла её тогда от русского порабощения. Вступать в войну с нами русские тогда не решились, потому что у нас уже была атомная бомба, а у русских её пока ещё не было.
Но сразу после войны Сталин обратился к евреям: «Я спас вас от Гитлера, и вы должны в благодарность достать мне чертежи атомной бомбы». Евреи выдвинули условие: создать еврейское государство в Крыму. Сталин для виду согласился, но когда евреи выкрали у нас и принесли Сталину чертежи, он вместо Крыма выделил им автономный дистрикт не в Крыму, а в… Сибири. В это время мы сделали мудрый шаг – заставили англичан покинуть Палестину и создали еврейское государство на исторической родине всех евреев. Однако Сталин не стал выпускать евреев во вновь образованный Израиль. Тогда еврейские врачи перестали его лечить и стали ему давать те лекарства, от которых ему становилось всё хуже. Поняв это, Сталин посадил в тюрьму всех этих врачей, но новые врачи оказались евреями наполовину. Имея евреек-матерей, они скрыли свою национальность под русскими фамилиями отцов и продолжали курс вредящего лечения, от которого Сталин в конце концов умер.
В 1950-х – 1970-х годах русские войска вместо боевой учёбы распахивали поля при помощи танков, а кормили их за это русские колхозники.
После смерти Сталина военные осмелели, а их лидер фельдмаршал Жуков даже хотел устроить переворот. Но всех перехитрил Никита Хрущёв – путём закулисных интриг к власти пришёл именно он. Опасаясь военных, он сильно ослабил Красную армию. Всё оружие заперли под замок, который предполагалось открыть лишь в случае начала войны, а солдаты вместо учений стали строить коровники и сажать картошку в колхозах. С тех пор армия рассматривалась русскими не столько как военная, сколько как рабочая сила.
Усиленно тренировали лишь элитные подразделения, которые подавляли антирусские восстания в Венгрии, Чехословакии и Польше.
Открыть замок пришлось лишь в 1979 году, когда русские решили взять под контроль Афганистан.
В те времена русским принадлежала почти вся Центральная Азия, а в этом регионе до установления русского господства было распространено курение опиума. Русские ввели на это запрет, а также уничтожили все опиумные плантации. То же самое по соглашению с русскими сделал и афганский король, которому в обмен на эту меру русские предоставили оружие и помогли в борьбе с англичанами. Пока в Афганистане правили короли, русские были спокойны – наркоманов в России не было. Но когда короля свергли, афганцы стали вновь выращивать мак и делать из него уже героин.
Наркотики стали распространяться не только по Центральной Азии, но уже дошли до Москвы, и когда наркоманом стал даже знаменитый русский поэт Высоцкий, терпение русских лопнуло, и они решили войти в Афганистан с войсками и своими руками уничтожить Веспиарий. Веспиарием – гнездом ос – русские назвали Афганистан. Осами же русские называли наркоторговцев, которые как насекомые перелетали через русскую границу на дельтапланах и под видом местных узбеков и таджиков продавали героин не только на базаре в Ташкенте, но и на Центральном рынке на Цветном бульваре в Москве. Москва тогда готовилась к олимпиаде 1980 года, и русские боялись, что приехавшие со всего мира спортсмены увидят, как прямо на улицах Москвы валяются наркоманы.
Русские в Афганистане: посмотрите. как легко одеты афганские солдаты, и в какие тулупы закутаны русские.
Ввод войск в Афганистан заставил русских распечатать арсеналы. Но в жарком Афганистане русские в шинелях и валенках чувствовали себя неуютно, из-за чего так и не смогли справиться с партизанским движением. В конце концов, они были вынуждены уйти из Афганистана, но вышли войска оттуда с оружием. В те времена цены на нефть сильно упали, и у русских не было денег кормить огромную армию – кормили только войска КГБ и внутренние войска, охранявшие заключённых.
После вывода войск из Афганистана и Восточной Европы русские солдаты питались чем придётся. Они бегали по лесам с автоматами и охотились на диких зверей, но когда истребили всю фауну, им пришлось продавать оружие.
И тогда, чтобы прокормиться, военные стали продавать оружие бандитам и сепаратистам. На национальных окраинах России вспыхнули мятежи, и Советский Союз развалился. В самой же России почти безраздельно властвовала русская мафия, состоявшая в основном из Чеченов – воинственного народа, живущего в горах. Этот народ был покорён ещё в 19 веке, но мечтал не только отомстить русским, но и взять под контроль всю Россию.
В советское время у них не было оружия, а когда военные стали его распродавать, оно у них появилось, и их мечта была близка к осуществлению. Увидев, что власть постепенно переходит к чеченам, тогдашний президент Ельцин объявил им войну, но поскольку он продолжал плохо платить военным, русские воевали с чеченами не в полную силу и подобно тому, как в европейском футболе устраивают договорные матчи, где одна команда за деньги проигрывает другой, русские генералы за деньги проигрывали сражения. В итоге Ельцин был вынужден подписать с чеченами довольно унизительный мир. Однако этим было недовольно КГБ. Оно свергло Ельцина и поставило во главе России своего бывшего руководителя Путина. К этому времени цены на нефть стали расти, и Путин смог платить военным настоящие деньги. Тогда военные взялись за дело основательно, и очень быстро разбили чеченов.
За те 13 лет, что Путин находится у власти, армия России сильно окрепла, но многие проблемы остались нерешёнными. Так, ещё Горбачёв приказал не брать в армию студентов. В результате в армию попадают лишь те, кому недоступно высшее образование. Таким солдатам с низким уровнем образования новую технику доверять боятся, потому что они её сломают. Поэтому Путин пошёл на то, чего раньше в России никогда не было – в армию стали брать наёмных солдат. Если раньше в армию забирали только насильно, отвозили в часть под конвоем и весь мирный период держали солдат в тюрьме с туалетами без унитазов и даже без туалетной бумаги (у русских вместо неё используются старые газеты), то теперь в армии всё больше наёмников. Особенно много их на южных границах, где живут горские народы, готовые поднять мятеж в любой момент, но в последнее время наёмники появились даже в Подмосковье. Чем это кончится, время покажет, но нам нельзя терять бдительность: история учит нас, что Россия пожжет восстанавливаться даже после жесточайшей разрухи, и, восстановившись, она, как правило, возвращает утраченные позиции.
В чём же причина столь исключительной боеспособности русских солдат? Как оказалось, в генетике. Последние исследования установили, что русские происходят не от безобидных пахарей, а от воинственных скифов. Отличаясь природной свирепостью, это варварское племя умело проявлять и военную хитрость – скифы всегда заманивали врагов вглубь своей территории, а потом их уничтожали. Так впоследствии русские поступили со шведами, с Наполеоном и с Гитлером, и так они поступят и с нами, если мы поддадимся на их уловки. С русским нельзя воевать на их территории. Там они априорно сильнее.
Нельзя забывать, что среди русских есть и так называемые казаки. Воевать их учат с детства, а оружие у них всегда есть и дома. В последнее время казачество возрождается, и казаки готовы составить основу новой профессиональной армии.
ЗЫ: Честно говоря, пруф на американский источник я так и не нашёл, скорее всего его и нет, так как статья настолько феерична, что даже слов нет. Однако прочитать стоит, поднимает настроение сей шедевр
Боец армии США рассказывает, как попал в засаду, которую устроили русский спецназ:
«Меня зовут Клейн.
Я боец ССО (силы специальных операций) армии США. Как-то в Сирии мы попали в нормальный замес. Вы можете подумать, что замес нам устроили сирийские войска – к сожалению, нет. Это были непонятно откуда взявшиеся русские бойцы. Этот день стал для меня вторым днем рождения.
В Сирии мы тренируем всякий сброд, называющий себя «армией освобождения» или типа «свободной сирийской армии», в общем не важно. По сути своей, все эти бородачи ничего общего с Сирией не имеют. Я до сих пор задаюсь вопросом, а кого мы всё-таки обучали воевать?
Короче, главной целью присутствия нас в Сирии было то, что бы эти мягко сказать «плохие люди» побеждали в войне. И Америка, делала все возможное для этих побед.
Ну в общем все было достаточно хорошо. Мы делали свою работу, а бородачи свою, пока не появились русские. С приходом, а точнее с прилетом российской авиации, начались большие проблемы. Русские утюжили так, что доставалось даже нам.
Да и русский спецназ доставлял не меньше проблем, ликвидируя полевых командиров, и устраивая засады. Появились потери среди американских солдат. Наше правительство приложило массу усилий чтобы скрыть эти потери.
В прямых боестолкновениях с правительственными войсками, мы старались не участвовать. Кроме тех случае, когда поступал приказ свыше, и то, только для проведения диверсий или спецопераций. В основном занимались обучением. Наша база находилась в городе Алеппо, и мы там были практически год. Короче моя командировка подходила к концу, и я хотел побыстрей свалить к себе в Калифорнию.
Так вот, по имеющимся данным, правительственные войска готовили главное наступление на Алеппо. Мы это знали, но все же оказались вместе с «долбаной» оппозицией в чертовом котле, и были отрезаны от основных сил. Короче нам пришлось выбираться из этого ада самостоятельно.
Мы понимали, что солдатам армии США, ни в коем случае нельзя попадать в плен, иначе возникнут множество ненужных проблем. Поэтому мы с группой бородатой оппозиции приняли решение о прорыве.
День сразу не заладился. Российская авиация неожиданно нанесла мощные удары по нашему району, и следом последовала атака сирийской армии. Мы стали пробираться по знакомой территории, через разбитые дома и вышли к заброшенной военной базе. Насколько я помню, до этого дня здание пустовало, и это был последний проход, через который можно было выбраться из окружения.
Но как только мы приблизились к зданию, на нас просто обрушилась стена огня. Мне сначала показалось что стреляют практически ото всюду, мы просто не могли поднять голову. Я инстинктивно прыгнул за угол какого-то здания, и сквозь грохот автоматных очередей и разрыва подствольных гранат, услышал крик на русском:
— Пиндосы, вот так встреча!
Наш отряд рассредоточился за камнями и небольшими строениями, мы не хотели вести бой с русскими, и на мгновение бой стих. Наверное, русские тоже думали о том вести с нами бой или нет. Однако оставшиеся в живых бородачи после первой атаки, решили пострелять по зданию где находились русские, и бой возобновился с новой силой.
Возле меня рванул снаряд подствольного гранатомета, и если бы я не нырнул между двух камней, меня бы уже не было. Русские долбили по нам все сильнее и сильнее. Я лежал и думал, они специально ждали нас? Как вообще они там оказались? Разведка, Спецназ? Кто они чёрт возьми?
Из наших были ранены только двое, а террористов почти всех положили. Будто специально выцеливали только их, а нас особо не трогали. После небольшой заминки, мы попытались перегруппироваться и выйти из боя, встреча с русскими нас абсолютно не устраивала.
С тыла уже наступали сирийцы, и мы решили обойти проклятую базу с лева. Когда мы почти обошли здание, мне прилетел привет от русского снайпера в плечо. От боли я мгновенно потерял сознание и сдулся как воздушный шарик. Хорошо, что сослуживцы не бросили, и вытащили меня с этой проклятой войны.
Как объяснили мне в госпитале, это был русский снайпер, который просто решил оставить мне прощальный привет. Мы прекрасно помнили, как он убивал бородачей точно в голову, поэтому думать о том что он промахнулся не приходится.
Не знаю почему решил поделиться этой историей с вами, до этого дня я никому об этом не рассказывал. Все что происходит и происходило в Сирии – это бесчеловечно, и нечего общего с демократией не имеет. У кого больше танков, самолетов и солдат, тот значит прав. Просто это ненужная Америке война, там есть те, кто наведет порядок».
Комментарии (0) |
Распечатать | | Жалоба
Источник: https://tehnowar.ru/79981-amerikanskiy-soldat-rasskazyvaet-kak-vpervye-voeval-s-russkim-specnazom-v-sirii.html
Подвиги русских солдат поражают и восхищают, противники трепещут перед российской армией, а сталкиваться с ней в сражениях опасаются даже американские военные. Солдат США, прошедший через войну в Сирии, дал однозначную характеристику: «Русские — это психи, не надо с ними связываться». Что же вызвало такую реакцию?
Эпичное появление русских солдат
Впервые после советского периода российские и американские военные столкнулись именно в Сирии. Советские войска никогда особо не церемонились с американцами, в некоторой степени относясь к ним даже чрезмерно пренебрежительно. И не без оснований.
Американский солдат элитного подразделения рассказал одну любопытную и очень показательную историю. В Сирии он служил в корпусе морской пехоты, и, по его словам, по количеству людей и техники они превосходили оппонента. Поначалу всё было спокойно, пока однажды они не попали в засаду, которую устроили сирийские боевики.
Американские войска заняли круговую оборону. Спустя полчаса они увидели, как на полном ходу летит русский бронеавтомобиль.
«Непонятно, что они здесь делали, ведь все спецподразделения сообщают о своих зонах работы, а эти катят как на спидвее».
Внезапно со 2-го этажа разрушенного здания по ним выстрелили из гранатомета. Броневик замирает на месте, оттуда выползает русский солдат в горящей одежде, фактически сгорая заживо! Но он, вместо того чтобы начать тушить себя, начинает стрелять в сторону постройки, из которой машину атаковали. Американские военные были в шоке: как так? Почему он это делает? Нет чтобы сначала потушить себя!..
Тут из люка броневика вылезают остальные, еще 4 человека, срываются и бегут за стену. Потом тот солдат, который стрелял, падает, и непонятно: то ли его застрелили, то ли болевой шок. Здесь и произошло самое невероятное с точки зрения военных США.
Удивительное неравнодушие
Вдруг трое из тех, кто спрятался за укрытие, помчались к упавшему. Американцы застыли в недоумении. Неясно, живой тот или мертвый, территория обстреливается со всех сторон, что же, им собственных жизней не жаль? Как комментирует рассказчик:
«…то, что русские ради своего солдата пошли умирать, — вот это непонятно».
Он предположил, что тот стрелявший, вероятно, был офицером, тогда, в его представлении, этот поступок имеет хоть какой-то смысл. А русские солдаты понеслись без оружия, практически беззащитные, ради спасения боевого товарища. Один из прибежавших стоял в полный рост, глядя в направлении, откуда прилетел снаряд, пока остальные тащили пострадавшего в безопасное место. Они не пытались укрыться, прятаться, даже не ползли!
«Я не понимаю, они что, пришли сюда умирать?»
Американский командир тоже смотрел в бинокль, не отрываясь. Одно оставалось необъяснимым: почему сирийцы не атаковали? Ведь русские были как на ладони.
После того, как солдаты унесли своего в укрытие, тот, который стоял перед боевиками, наклонил голову (благодарность ли это? Или знак почтения?), повернулся к ним спиной(!) и неторопливо направился за стену. Казалось бы, это война, здесь не должно быть правил. У американских солдат мир перевернулся. Как утверждает рассказчик, они так и не поняли, почему русских не застрелили моментально:
«… может, посмотрев в глаза русскому, решили больше с ним не связываться».
Для военных Соединенных Штатов осталось загадкой, почему ситуация развернулась так, а не иначе. Но они сделали важные выводы. Русские — сумасшедшие, безумцы, которые готовы жертвовать собой, которые не боятся пролетающих над головой пуль, им ничего не страшно, и защита родины для них важнее собственной жизни. Как отметил, и вполне верно, американский солдат:
«…эти русские даже полумертвые страшны, потому что найдут силы, чтобы просто зубами в горло вцепиться, чтобы не умереть одному».
SFERA
Новостной сайт E-News.su | E-News.pro. Используя материалы, размещайте обратную ссылку.
Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter (не выделяйте 1 знак)