То, что тебе грустно, сложно, плохо, никого не волнует. Плохо там всем. Жалеть никто никого не будет
Истории из детского дома. Часть 2. Внутри детского дома
Читать все Истории из детского дома
В детдоме я встретил пацана, которого бил в школе. Общая беда нас примирила. Мы рассказали друг другу свои истории и после этого общались на равных.
Через пару дней после моего заезда приехал выпускник. Позвал меня в комнату. Показал две ложки, соду и таблетки анальгина. Все это я привез с собой в рюкзаке. Сказал, что, если еще раз увидит — даст ….ы.
То, что можно убиться анальгином с содой, мне показали в СРЦ. В распределителе можно было узнать больше, чем за время пребывания на улице. В туалете употребляли, воспитателей били. Хотя дисциплина там была дикая — на окнах решетки, а при заезде заставляли снимать все, включая трусы. Но это не помогало.
Убиться, нюхая анальгин с содой, на самом деле, было нельзя, рецепт был паленый. Сам я не пробовал, давал нюхать другим и смотрел на результат. Кто-то говорил – фигня, а кто-то, что вставило. Я не спорил.
Как-то попросил у старшего сигу. Он дал. Сказал, если узнают – … Скурил ее в туалете, по запаху меня запалил воспитатель, спрашивал, где взял. Я не ответил.
Тогда всю группу построили в шеренгу и сказали мне сделать шаг вперед. За то, что я не признавался, хотели наказать всех. В итоге сделал шаг вперед сам старший. Не знаю, проверка это была или нет, но после этого пацаны стали относиться ко мне нормально.
Главное — не показывать свою слабость и быть сильным духом. Раз прогнешься — будешь «отбросом» на побегушках.
То, что тебе грустно, сложно, плохо, никого не волнует. Плохо там всем. Жалеть никто никого не будет.
В нашем детдоме было около 30 пацанов. 10 мелких, 13 отбросов и 7 нормальных. До 14 лет воспитатели справлялись сами, а с подростками, когда те начинали проявлять характер и вести себя агрессивно, в конфликты не вступали, поручали разборки старшим.
Было дело — подошел старший, выбил у меня из руки сигу. Я позвонил пацану, с которым жил в одном дворе, он недавно вернулся с малолетки, мы знали друг друга с детства. Сказал ему, что меня напрягают, передал трубку. С тех пор старший держался от меня на расстоянии.
Однажды я расстался с девушкой, мне было плохо, я плакал и бил кулаками по стенам. Он зашел и спросил: «Это из-за меня?» Я послал его. Больше конфликтов у меня с ним не было.
9-й класс я доучивался в своей школе, но после занятий возвращался не домой, а в детский дом. В школе был мой привычный круг общения, все, кого знал с района.
После экзамена по алгебре мне предложили накуриться, я не отказался. Потом меня рвало. Помню, что ко мне наклонился какой-то мужик, спрашивал, плохо ли мне, потом отвез в больницу.
Там просили что-то подписывать, показывали документ, говорили: «И тут, и тут, и тут, и тут, и тут, и еще вот тут». Но ручка весила тонну, я не мог ее держать. Потом не мог идти и меня посадили в инвалидную коляску. Проснулся в коридоре, когда уже отпустило, чувствовал себя хорошо.
Пришла медсестра, поставила капельницу. Я говорил, что лежать так не буду. Снимать она отказалась, и тогда я выдернул ее сам. Брызнула кровь из руки. Из иглы полился раствор. Я не знал, как все это перекрыть, залило всю постель.
Пока никого не было, вышел из здания, спокойно прошел через охрану и по-тихому уехал в детский дом. Алгебру я сдал. Экзамен на доверие провалил. С тех пор ходил в школу с сопровождающим.
Наркотики обычно брали на ж/д станции. Когда ездили в лагерь, провозили их в аудиоколонке.
В лагере в Крыму было 10 отрядов. Семь отрядов из детдомовцев и три из домашних. Ни с кем из них мы не дружили, нам хватало своих.
Один парень все время сидел с ноутбуком на вайфае. Я подошел, начал его доводить, пшикать в него из водного пистолета. Он сказал, что еще раз и изобьет меня. Я ответил: «Жду».
Мы зарубились. Я разбил ему нос, он мне бровь. Хотел ударить с вертухи, но растяжки не хватило, я закинул ногу ему на плечо, и мы оба упали. Когда баторские узнали про мою бровь, всыпать ему захотел каждый. Была задета баторская честь, да и нам нужен был любой повод чтобы подраться.
С ним ходило по несколько охранников, но в итоге все равно его подкараулили и избили. Руководство лагеря понимая, что это не закончится, отправило парня его в Москву.
Однажды я спалил, что наш воспитатель убитый. Спросил, чем. Он сказал зайти вечером. Так я вместе с другом первый раз попробовал «лирику». Помню, что вернулся в комнату, лег на кровать, но мне казалось, что сейчас упаду и сорвусь в пропасть.
Среди детдомовских было много шалав. По крайней мере, так говорили. Пацаны показывали: вот эту, вот ту можно. Но я не хотел ни одной, мне это было не интересно, я верил в любовь и хотел, чтоб все по любви.
Выпускники знали, когда кому исполнится 18. С этого момента можно было снимать деньги со сберкнижки, накопленные за время в интернате.
За несколько недель до они начинали писать и звонить тем, кого хотели развести. Для детдомовских это было прикольно, добавляло авторитета: «О, выпускник звонит, хочет общаться!» Многие велись. Когда так позвонили мне, я сразу послал.
В нашем интернате не воровали, но пацаны из других – да. Заходили в Адидас, Найк, Пуму, Спортмастер, находили слепую зону, где не было камер. Считали количество персонала. Трое, например занимали продавцов, четверо заходили в примерочную.
Пока охранник наблюдал за ними, пятый воровал куртки и кроссовки. Чтоб не пищала пластмассовая защита, которую кассир снимает с вещей на кассе, обматывали ее фольгой.
Если подытожить — мы просто хотели жить как нам по кайфу и делать то, что хотим. В основном это получалось, хотя иногда были столкновения с администрацией.
Детский дом считаю хорошим опытом, мне дали образование, у меня появились друзья. Есть взрослые, к которым до сих пор могу приехать за советом, которых уважаю.
Воспитатель, который мне запомнился больше остальных, был справедливым и человечным. Если ребенок нарушал правила, он не ругал его, а объяснял, как надо было поступить в открытую: сказать, попросить, обратиться. Все пользовались его добротой, я тоже. Но сейчас понимаю, что все, что он, делал было правильно. Его отношение оставило во мне положительный след.
Я имею опыт работы с психологом и в отличие от моих знакомых не считаю эту профессию бессмысленной. Вспоминается только хорошее. И отношения нормальное внутри и по фану все было.
Фонд благодарит за иллюстрации к блогу Дарью Булгакову, студия Boyko.Pictures
-
Подписаться
Портал changeonelife.ru — крупнейший ресурс по теме семейного устройства, который каждый день помогает
тысячам людей получить важную информацию о приемном родительстве.
Родители читают экспертные материалы, узнают об опыте других семей и делятся своими знаниями, находят детей в базе видеоанкет.
Волонтеры распространяют информацию о детях, нуждающихся в семье.
Если вы считаете работу портала важной, пожалуйста, поддержите его!
Поддержать портал
Тех, кто справляется с адаптацией, ничтожно мало – всего 10 процентов, около 2 тысяч человек… «МК Черноземье» пообщался с бывшими детдомовцами, чтобы понять, в чем причина такой ужасающей статистики.
«Никто не учил нас быть женщинами»
— Только мое имя измени, пожалуйста, — говорит Алена Иванова, заправляя непослушную прядь волос за ухо. — Я сделала многое, чтобы меня не ассоциировали с детдомовской, и не говорю людям, что росла в интернате как раз из-за стереотипов. Они сильны, и с этим ничего поделать нельзя.
Алене — 28 лет, работает в крупной компании по разработке сайтов. Не замужем.
— Вопрос о браке сейчас самый главный, который мне задают девочки из детдома. Когда я говорю, что собираюсь родить лет в 35, они берутся за головы и очень сокрушаются по этому поводу. Разумеется, приводя в пример свои полусемьи, которые для меня примером не являются. Никого не хочу обидеть, но повторять ошибки своих родителей не планирую, а моя семья была именно «полу». Цельным зерном ее назвать было нельзя.
История Алены банальна. Такую же может рассказать большинство воспитанников детских домов.
— Мама страдала алкоголизмом, я воспитывалась бабушкой. Кто мой отец, не знаю. Даже чужую фамилию ношу. История моего появления на свет особой тайной не покрыта, однако я всю жизнь живу под фамилией второго мужа матери, который к моему зачатию не имел никакого отношения. В детский дом попала после смерти бабушки, которая изо всех сил пыталась дать мне начальное образование: она заставляла меня читать по слогам, хотя я это ненавидела. Я и ее ненавидела за это какое-то время, ведь на улице все гуляли, а я штудировала букварь. Сейчас мне очень стыдно за это. Читать научилась еще в детском саду. В школе читала быстрее всех. Только тогда я поняла, что делала моя бабушка, и сказала ей спасибо. На самом деле, до сих пор ей это говорю, хоть ее уже со мной давно нет.
На интернат Алена не жалуется.
— Я росла там, где воспитателям как раз было не все равно. Нас учили многому: готовить, стирать, убирать, делать ремонт. Однако в подобном образовании были серьезные минусы: никто не учил нас быть женщинами, правильно тратить деньги, никто толком не объяснил, что будет за пределами этого учреждения. После того как я окончила школу, и пришла пора покидать детский дом, я могла многое: петь, танцевать, декламировать Мандельштама, Пушкина, Блока и других великих. Но ни один из них не открыл мне тайны, как, например, верно распределить бюджет. Пришлось постигать это методом проб и ошибок. Первый и последний «женский секрет», который открыла мне мама, был таков: «Когда мужчина, которого ты любишь, придет с работы, не разговаривай с ним и не проси ни о чем. Сначала посади его за стол и накорми любимым блюдом. Потом проси, что хочешь». Тогда мне казалось это каким-то бредом. Сейчас я понимаю, что это работает.
Жизнь по ГОСТу
— Кормили отвратительно! В том смысле, что не давали жареную картошку, которую я так люблю. Тогда ненавидела салат из свеклы, сейчас готовлю. Там кормят по
ГОСТу: определенное меню, определенные порции. Может, потому что не было свободы выбора, еда казалась плохой. Не знаю. Сейчас, не поверишь, еда из «Макдоналдса» кажется мне хуже, чем там! Хотя во времена детдома думала, что ничего омерзительнее ее нет. Оказывается, есть — это гамбургер.
Эксцессов у нас почти не было: группы девочек, как правило, менее конфликтны, чем мальчуковые. Когда привозили новенькую, девочки сразу начинали показывать, где она будет спать, с кем в классе учиться, подробно рассказывали о распорядке дня. Удивительно, но мы находили язык мгновенно, без трений и напряжения. Сразу начинали меняться вещами: мы очень это любили. Сама понимаешь, мы все же девочки. В группе мальчиков все было по-другому: там долго присматривались к новичку, проверяли его, прощупывали, что ли. Там надо было сразу себя показать «альфа-самцом», иначе ты мог стать изгоем.
Знаешь, дети в детдомах делятся на два типа: тех, кто всегда сбегает, думая, что вокруг одни враги, и тех, кто из этих врагов делает себе друзей. Вот я отношусь ко второму типу. Мне легче скорректировать обстановку, чем убежать от нее. Ведь убежать от нее невозможно.
Самый сложный этап в жизни воспитанников интернатов — когда интернат покидаешь.
— Только спустя время начинаешь обзаводиться друзьями и знакомыми. Это не так легко сделать сразу. И это одна из причин, из-за которой нам тяжело ассимилироваться в общество. Поэтому многие продолжают поддерживать исключительно детдомовские связи. Не очень хорошая практика. Так гораздо сложнее сформировать новое окружение.
Алена не жалуется на недостаток поддержки от государства. Говорит, что материальной помощи было достаточно, но детям нужно было не только это.
— Думаю, многие из нас были бы гораздо успешнее, если бы могли понять свои основные проблемы и как-то решить их. В детских домах есть психологи, но они редко могут достучаться до детей. В основном мы проходим какие-то тесты, выбираем какую-то карточную ерунду из предложенных геометрических фигур. На этом все. Не знаю, кому это помогло. Мне — нет. Думаю, основная обязанность психолога в детском доме — понять, что за ребенок перед ним, «оценить ущерб» и ненавязчиво начать работу в индивидуальном порядке.
Еще нет «контрольного пакета», как я это называю. Когда ты покидаешь детдом, то получаешь листок, даже не помню с чем… Какие-то телефоны непонятные. Думаю, его сразу все выбрасывают. А должны давать не листок, а альманах с информацией о том, «кто виноват и что делать». Я не только о телефонах аварийных служб. Необходимо подробно описать выпускнику, куда он может обратиться, указать все: от номеров ближайших больниц до адресов ближайших недорогих парикмахерских. Ведь ты начинаешь жить один, тебе не больше 17 лет, а вызвать аварийку, если труба протекла, не можешь самостоятельно.
«Мы похожи на наших родителей, и в этом наша главная проблема»
— Из моего детского дома лишь человек десять легально неплохо зарабатывают. Для нас это гораздо легче, чем иметь нормальную семью. Все вместе еще не удавалось никому. Матери-одиночки, непутевые отцы… История повторяется? Да, безусловно. Мы похожи на своих родителей, и в этом наша главная проблема. Нельзя игнорировать генетическую информацию, но и делать вид, что она — основополагающий фактор в жизни, тоже нельзя. Самый оптимальный вариант — это признаться себе в том, что ты был рожден в семье, которая не готова была иметь детей. Все. Признался, поплакал, пожалел себя и пошел заводить будильник на завтра, потому что завтра новый день и его нельзя прожить как попало.
Вопрос об идеальной семье — самый сложный для меня и вообще для сирот. Это как спросить об идеале мужчины или женщины, матери или отца. Их нет, как и идеала семьи. Я планирую иметь семью, конечно. Но если не найду мужчину, который бы стал хорошим отцом и который бы видел во мне хорошую мать, оставлю эту затею. Возможно, потому что я страшно боюсь не справиться… Это немного на меня давит. Многие детдомовцы стараются побыстрее создать семью, которой толком ни у кого не было. Отсюда ранние браки, ранние разводы, страдания детей. Все по второму кругу. Я против этой цикличности.
И, увы, но я согласна со стереотипом: «Детдомовский — значит, неблагополучный». Это весьма прискорбно, но в большинстве случаев так и есть. Да, с родителями не повезло, трагедия, но жизнь на этом не заканчивается. Сейчас некоторых ребят, которых я знала близко, уже нет в живых. И погибли они по каким-то абсурдным причинам. Кого винить? Не знаю…
Мамы для них были идеальными
Надежда Асеева знала, кого винить. Судьбу, которая слишком жестоко и несправедливо обошлась с девочкой из благополучной семьи.
— У меня были замечательные родители. Причем оба руководители. И я помню, как в детстве на вопрос, кем я хочу стать, отвечала: «Начальником». В принципе, так и получилось. Сейчас, в свои 30 лет, занимаю пост топ-менеджера крупной сети магазинов в Тюменской области, куда переехала из Черноземья не так давно. К этому лежал долгий путь: два высших образования, три средне-специальных, куча курсов и дополнительных обучений. Иногда думаю, удалось бы мне это или нет, если бы родители были живы. Я не знаю ответа на этот вопрос. Скорее всего, меня бы просто «пристроили» на хорошее место и все. Слишком уж я была избалована. Представь себе девочку, которая до 13 лет не умела включить газовую плиту.
Счастливое детство для Нади закончилось, когда ей было 13.
— Родителей не стало в 97-м, и в стране был, прямо скажем, не лучший период. Мне очень повезло, что я вначале попала не в приемник-распределитель, а в приют. Там было нормальное питание, отличный присмотр. Ходила в обычную школу. Только дети в классе смотрели странно. Да и мне особенно дружить ни с кем не хотелось. Уже тогда я понимала, как жизнь меня мокнула в лужу.
Так прошло 9 месяцев. Потом был детский дом. Я навсегда запомнила первый день там. Сразу, как я зашла, в нос ударил запах горелой каши. Куча детей, одеты одинаково и бедненько. Нас сразу же повели в столовую. Порции маленькие, еда невкусная. Когда я думаю о детском доме, то вспоминаю, как постоянно хотелось есть. Помню, как вечером на ужине все набирали хлеб и ели, ели, ели. Самое классное было сходить на выходные к родственникам и принести еды. Сразу все собирались и начинали ее поглощать.
Тем летом моя жизнь изменилась. Нас отправили в пионерский лагерь, и посреди ночи я проснулась оттого, что около меня лежит парень. Я кое-как от него спряталась в комнате вожатых. А через пару дней подралась с парнем: сломанный нос, сотрясение и вечное понимание, что с мужчинами драться нельзя. Отношения с другими детдомовцами не складывались. Я была чужая, домашняя. У меня были хорошие любящие родители… Но знаешь, что странно? Эти дети, несмотря на все то, что им сделали их родители, никому не позволяли плохо сказать о маме. Мамы у них были идеальными. Одна из девочек после выхода из детского дома поставила памятник на могиле матери. Хотя мать пила, гуляла и не думала, что где-то есть дочка. Другую девочку мать выгоняла на мороз в легкой одежде. В каждой истории — боль. У кого-то родители сидели, у кого-то пили… При этом для детдомовцев они оставались самыми лучшими.
«Теперь я ничего не боюсь»
— Потом была зима, и это был кошмар. Холодно, из окон дуло, спали в теплых свитерах, штанах и носках. Сверху два тонких верблюжьих одеяла. Утром так не хотелось вставать и умываться. В школе тоже было сложно. Я училась в классе с домашними детьми. Все сытые, хорошо одетые, свободные в выборе друзей и развлечений, у всех дома — тепло и любовь, а у меня на душе только злость и обида. Почему это должно было произойти именно со мной? Чем я хуже?
При этом Надя тепло вспоминает воспитателей:
— Они просто выворачивались наизнанку, чтобы мы не чувствовали себя обделенными. Это сейчас куча спонсоров на каждый детский дом, а раньше такого не было. Год детского дома я выжила только на злости и упрямстве. Я хотела это пережить и не скатиться вниз.
Знаешь, я рада, что прожила это, мне теперь ничего не страшно. Жизнь ударила меня об стену, но я поняла, что никто мне ничем не обязан. Жаль поломанных судеб детей: одна девочка после детского дома сразу родила, несмотря на то, что осилила только 7 классов к 16 годам, парень пошел в тюрьму. Пару лет назад заходила туда — все изменилось: дети хорошо одеты, накормлены, у всех современные гаджеты. Только тоски в глазах меньше не стало…
С каждым годом в нашей стране растет количество семей, желающих усыновить ребёнка. Какого это — быть приёмным? Какие проблемы подстерегают на пути будущих родителей? Что чувствует ребёнок, который обрел семью в один день?
Мы поговорили с двумя приёмными детьми и их мамами. Они поделились историями о том, как нашли друг друга.
Алина, 21 год
Моя жизнь кардинально поменялась, когда трагически погибли бабушка с дедушкой, которые заменили мне родителей. Мать постоянно куда-то пропадала, а отца и вовсе не было. После трагедии я не попала в детский дом, но моя жизнь превратилась в ад. Постоянные походы в притоны, где у матери была своя привычная жизнь, коллективные попойки и драки. Удивительно, как после всего этого я выросла нормальным человеком.
Когда я впервые увидела свою будущую семью, ещё до всего этого кошмара, мне было лет шесть. Моя мать встречалась с мужчиной и часто брала нас к нему домой. В соседнем доме жили его родственники — сестра со своей семьёй. Её дети были такого же возраста, как мы с братом, поэтому нас часто оставляли играть вместе. Тогда я и подумать не могла, что именно с этими людьми нас свяжет судьба.
Переезда я не боялась, потому что все было постепенно. Сначала мы с братом оставались на выходные, потом на каникулы, а в один день остались насовсем. Долгое время я не ощущала себя частью семьи. Нет, я не была ненужной, но было ощущение, будто я белая ворона. Мне пришлось привыкать ко всему новому. Прошло много времени, прежде чем я начала чувствовать себя на своем месте. Это стоило мне нервных клеток из-за внутренних блоков. Я всегда старалась доказать, прежде всего самой себе, что я не хуже родных детей. Думаю, такие мысли возникают у каждого приемного ребёнка. В голове постоянно крутилась мысль: «Вы не пожалеете, что взяли меня». Если вдуматься, то это было «пожалуйста, не оставляйте меня».
Как-то в детстве я прочитала дневник сестры, где она писала, что родители меня больше любят, чем её. Я не хотела, чтобы меня любили больше, я просто боялась стать обузой.
Сейчас это позади, мы все в хороших отношениях. В школе никогда не было проблем с моим положением. Окружение относится к этому нормально, я не скрываю своего статуса. Конечно, спустя уже десять лет, некоторые грани всё равно не стираются. Они чувствуются на подсознательном уровне, но я могу с уверенностью сказать, что я комфортно себя чувствую в семье. Если бы новые родители не взяли меня, думаю, что моя жизнь не сложилась бы, мне буквально был дан второй шанс.
Наталья, 46 лет
мама Алины
Об усыновлении я задумывалась давно. Сначала держала в себе, а потом решила поделиться с мужем. Он был категорически против. Говорил, если я хочу детей, то лучше родить самой, а чужих брать не нужно. Он переживал, что у приёмного ребёнка могут быть проблемы со здоровьем, психикой, генетикой, ведь непонятно, какая была семья. Отложили мы этот вопрос на неопределенный срок, но во мне стала зарождаться уверенность, что я хочу сделать такое большое дело. Я чувствовала, что есть в мире тот ребёнок, который мне нужен, но я не знала, как его найти. Ждала, пока сердце мне на него укажет.
В то же время, несколько лет рядом с нами находилась женщина, которая жила периодически с моим братом. У неё было двое детей, они росли прямо на наших глазах. Их мать вела неправильный образ жизни и о детях совсем не заботилась. По сути, их воспитывали её родители. Мальчика мы видели редко, он чаще был у прабабушки, а вот девочка часто была с матерью. Разница в возрасте у них с моей старшей дочерью всего год, конечно, они сильно подружились.
Спустя несколько лет в результате несчастного случая погибли родители этой женщины. Мать, которая и раньше не была трезвенницей, с горя начала сильно пить. Встал вопрос о том, кто будет воспитывать детей. У них осталась только прабабушка, которой было уже за 80. Ей дали временную опеку, но с условием найти нового опекуна. Она искала кого-то среди дальних родственников, но желающих не было. Дети должны были попасть в детский дом. Всё это время моя старшая дочь говорила, что мы должны забрать Алину и Толика себе, ведь о них никто не заботится. Она сыграла большую роль в том, что дети попали к нам. Мужа я всячески уговаривала, старшая дочь закатывала истерики. Алина в это время уже приходила к нам постоянно, мы гуляли, путешествовали, покупали ей и Толику всё, что было нужно. Тогда я согласилась стать вторым опекуном для детей.
За эти годы мы сильно намучились с прабабушкой, которая уже не совсем давала себе отчёт, то запрещала общаться с детьми, то находила каких-то чужих людей, чтобы они их забрали.
Само усыновление — это очень тяжёлое решение. Для многих людей оно может стать самым важным в жизни. Если у человека есть такие мысли, если есть условия и позволяет здоровье, не нужно бояться. Многие переживают за здоровье детей. Важно понимать, что у каждого человека есть какие-то проблемы или особенности, абсолютно здоровые — это куклы в магазине, они целые и исправные, а живой человек не может быть таким. Что касаемо генетики, да, это важно, но воспитание намного важнее.
Если хотите взять ребёнка, то берите и не бойтесь. В детских домах много детей, которые ждут своих родителей. Не смотря на то, что условия сейчас там гораздо лучше, чем раньше, но самое главное дети получить не могут. Им сложно идти по жизни, ведь в детском доме научат мыть посуду и убирать за собой, но никогда не научат любить и прощать. Самые элементарные вещи для нас, от которых они отрезаны.
Илья, 12 лет
В детском доме я оказался в раннем детстве. Помню, что там было плохо. Надо мной издевались хулиганы из старших отрядов. Один раз, когда мне было три года, даже скинули с лестницы. Воспитатели тоже не были мне близки. Они были как учителя, не заботились, просто следили за тем, чтобы никто не убежал или не умер, в остальном им было наплевать.
Когда я впервые увидел своих будущих родителей, тогда мне было четыре, подумал, что они меня не возьмут. Они мне не понравились, я думал, что они такие же как все, просто пришли посмотреть на детей, но забирать никого не собираются. Когда я понял, что меня хотят усыновить, стало очень страшно. Я боялся, что меня берут на время и потом снова куда-то отдадут. Меня постоянно куда-то передавали. Когда меня привезли домой, я чувствовал себя по-прежнему одиноким. Да и некоторые привычки из детского дома оставались со мной, например, я долго прятал еду. В детском доме ел один хлеб, потому, что еда была невкусная. Там у меня всё отбирали, и я не мог привыкнуть, что дома всё было только для меня. Мне казалось, будто я король, ведь все дарили мне подарки и вкусно кормили. Дома я стал не одним из сотни, а единственным.
Сейчас у меня хорошие отношения с родителями, не могу выделить какие-то особенные качества или моменты, которые люблю в них, в моих родителях хорошие качества — все. Если бы меня не усыновили, у меня бы не было жизни. Я жил как бродяга.
После всего этого с биологическими родителями общаться, конечно, не хочу. Они меня просто бросили, как потеряшку, а тех, кто предал, я не прощаю. Про то, что родители для меня не родные, я знал сразу. Вообще думаю, что скрывать усыновление от ребенка нельзя. Если человек узнает об этом спустя время, он может уйти к биологическим родителям. Просто потому, что будет обижен на приемную семью.
Ольга, 42 года
мама Ильи
Я всегда думала что к 30 годам у меня должен быть ребёнок, а если не получится свой, тогда я готова была взять приемного. В этом поступке не было идеи спасти мир, скорее эгоистические соображения и желание стать мамой. Когда я приняла решение, было важно понять, какой именно ребёнок — мой. Конечно, это не рынок, но сама возможность выбора пола, которой нет при рождении ребенка, помогает понять, чего ты на самом деле хочешь.
Когда я пришла в детский дом, то растерялась. Много разных детей, у каждого своя жизнь и свой характер. Могу сказать, что Илья понравился мне сразу. Смуглый, глаза умные, руки и пальцы красивые. Ладный ребёнок. Кроме того, мне стало за него обидно, ведь детский дом был коррекционным. Я стала навещать его, общалась, обсуждала личные вещи. Он все запоминал. У него и сейчас невероятная память. Говорили, что он не запоминает, что-то не делает, а учиться скорее всего не сможет, но я была уверена в том, что они не правы. Так и вышло.
День, когда мы забирали Илью домой, помню очень хорошо. Приехала ближе к вечеру, подписала кучу бумаг, читала какие-то диагнозы, точнее делала вид, что читаю. Там сидела врач психиатр. Говорит: «Чего у тебя глаза шальные, переживаешь? Правильно, что не читаешь диагнозы. Хороший парень».
Если честно, я так и не поняла, почему Илья был в коррекционном детском доме. Думаю, это ошибка системы, когда невозможность найти к ребёнку подход автоматически делает его неспособным и неталантливым.
За эти восемь лет никаких хлопот он мне не доставлял. Нет никаких проблем у него, о которых меня предупреждали в детдоме. Пошёл в школу, учится хорошо и занимается английским. Во многих моментах он умнее меня. Хорошо считает и запоминает, играет во всевозможные игры.
Все сложности усыновления — это время и возня с бумажками. Долго ждала справку об отсутствии судимости. Еще думаю, что практика собирания характеристик от соседей — это пережитки. Почему я должна уведомлять соседей о желании усыновить ребенка? Я не скрываю этот факт, но идти к незнакомому человеку и просить у него характеристику. Что он напишет? Что у меня нет задолженности за коммуналку или что я не устраиваю пьяные дебоши?
Об усыновлении знали только близкие друзья и родственники. Мои родители сначала отнеслись к Илье настороженно, не могу сказать, что они были против, но было напряжение, которое быстро ушло. Сейчас они самые близкие люди. Родители посвящают Илье много времени и, конечно, менее требовательны, чем я.
Если честно, думаю, что между обычным родителем и приемным нет никакой разницы. Не каждый может быть родителем и не каждому это нужно, мы все разные. Для меня самые лучшие родители в мире это мои родители. Хотелось бы стать таким же родителем для своего ребёнка.
Жизнь в детском доме – тема щекотливая, но все же обсуждаемая. А вот что происходит с людьми после него? Узнали у бывших детдомовцев, каково было начать жить после выпуска.
Юрий
«ДНЕМ МЫ БЫЛИ ПРОСТО ОЗОРНИКАМИ – НОЧЬЮ НАЧИНАЛАСЬ ДЕДОВЩИНА»
– В детский дом я попал, когда мне было почти 10 лет. До этого я жил с мамой и слепой бабушкой, за которой присматривал, а в остальное время шатался по улицам. Мать не находила времени, и однажды меня у нее просто забрали.
Сначала я попал детский приемник-распределитель, а оттуда – в интернат. Первое воспоминание из интерната – нас учат гладить школьную форму.
Так вышло, что в наш детский дом забрасывали группками детей из разных мест. Скоро эти группки начали проявлять свой характер – и начались первые драки. У меня до сих пор остался шрам от лучшего друга – получил по глазу шваброй.
Для воспитателей такое наше поведение было нормой. Днем мы были просто маленькими, шустренькими озорниками, а ночью начиналась настоящая дедовщина.
Скажем, в школе случайно задел плечом старшеклассника – все, ты наказан: все знали, что вечером за тобой придут. И пока не дашь старшим отпор, от тебя не отстанут.
Я занимался футболом, и спорт как-то помогал мне за себя постоять. К пятому классу я заслужил определенное уважение старших, и трогать меня перестали.
Но дети – вообще неуправляемая сила. Однажды ночью мы устроили бунт и снесли кабинет директора, о чем тут говорить. Ходили драться и с местными из ближайших пятиэтажек. Скажет тебе твой ровесник через забор что-то обидное – вечером, легко перебравшись через полтора метра высоты, мы шли «стенка на стенку».
В общем, с синяками ходили постоянно. А некоторые городские потом подходили и просились к нам, когда хотели сгоряча уйти от мамы с папой.
«У ВАС ЕСТЬ СВОИ МАМЫ, И МЕНЯ ТАК НЕ НАЗЫВАТЬ»
С воспитателями отношения складывались по-разному. Помню, поначалу некоторые дети пытались называть их мамами, но однажды воспитательница собрала нас всех и объявила: «У вас есть свои мамы, и вы это знаете. Меня так не называть». Это уже сейчас, много лет спустя, созваниваешься и с ходу: «Привет, мам, как дела?»
К взрослой жизни нас готовили с самого начала. С первого дня мы знали, что рано или поздно уйдем: учились стирать, убирать и ухаживать за собой. Конечно, как и все дети, мы были этим недовольны, но так нас научили независимости. Если что-то было нужно – никто не ходил хвостиком за старшими, а шел и делал сам.
Это настолько вошло в привычку, что осталось до сих пор: я и сейчас сам готовлю и убираю – даже жена удивляется.
Но, что важно, помимо бытовых вещей нас учили отношению к людям. Если ты добр к одним, то вторые и третьи будут добры к тебе – эту философию мы усвоили с детства.
«ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ, НО КТО-ТО ВЕРНУЛСЯ В ИНТЕРНАТ»
Время перед окончанием жизни в интернате было немного волнительным. Выпускной, кстати, организовывал я. Помимо школы у меня были и друзья «за забором», и одна компания играла свою музыку по клубам и барам.
– У меня выпускной, пацаны, выступите? – спросил я.
– Да не вопрос! – так за «спасибо» у нас была организована музыкальная часть вечера.
Выпускной – это всегда весело. Поначалу. А когда стали прощаться, то, конечно, начались слезы и сопли. Но на самом деле все мы знали, что рано или поздно это произойдет.
Все закончилось, мы получили на руки документы и какие-то деньги, сказали школе «до свидания» и отправились на вольные хлеба. Но первого сентября кто-то вернулся в интернат. Некоторые там около месяца в медпункте ночевали.
Наверное, в реальной жизни было тяжело: не справились, потянуло обратно в знакомое место.
Просто у многих не было стержня. Помню растерянные лица этих ребят, которые безоговорочно шли, куда их потянут. Многих затянуло совсем не туда – и они до сих пор из этой трясины не вылезают.
Детдом помогал с образованием, и по разным учебным заведениям нас отправляли целыми кучками. Не помню, чтобы я чувствовал перед новым этапом жизни какой-то страх. Скорее, предвкушение.
Я не слишком прикипел к интернату, и все-таки осталось там что-то родное, материнское. Мне повезло: в одном заведении со мной училось несколько выпускников нашего интерната. Если становилось грустно или скучно, я просто мог пойти в другую комнату общаги, где жили люди, которых я знал восемь лет, это не давало унывать.
Неприязни из-за того, что я вырос в детдоме, тоже не было. Наверное, я изначально правильно поставил себя в новом месте: многие вообще не знали, что у меня нет родителей. Разве что в первый же день учебного года один из моих одногруппников заикнулся о том, что я сирота и взяли сюда меня по блату.
Тогда подняли все документы и показали ему, человеку с аттестатом «четыре балла», мой «семь баллов». После этого вопросов больше не возникало.
Преподаватели относились ко мне как к остальным ребятам. Разве что женщина, которая преподавала физику, могла попросить «поставить парничок», а потом говорила, какой я бедненький и хорошенький. Подкармливала яблоками.
«Я ЗНАЛ, ЧТО СПРАВЛЮСЬ И ВЫРВУСЬ ИЗ ВСЕГО ЭТОГО»
После училища было сложнее. Я пошел отрабатывать на завод, переехал в общежитие. И там столкнулся с такими моральными уродами, что не сорваться в яму было тяжело.
В психологическом плане временами было очень сложно, поэтому в общежитии я вообще не задерживался: приходил с работы, быстро делал свои дела и уходил в город. Просто чтобы справиться с эмоциями и убежать от всего навалившегося.
Потом жизнь складывалась по-всякому: поменял несколько работ, пообщался с разными людьми. Часто они, узнав, что я рос без родителей, относились лояльнее, смотрели как-то по-другому.
Иногда было тяжело. Иногда очень не хватало поддержки. Где я ее искал? В себе самом. Я знал, что справлюсь, стану лучше и вырвусь из всего этого. Так и получилось.
Сейчас у меня семья, трое детей, так что живем весело. Они еще пешком под стол ходят, но я уже учу их самостоятельности и порядку – в жизни пригодится.
Самый важный урок, который я вынес из ситуаций, случавшихся в жизни, – будь добрее и принимай то, что есть. Нельзя, обозлившись на жизнь, стараться отомстить всем и вся.
Унижать других, даже если когда-то унижали тебя, – значит сеять негатив, который в конечном итоге все равно вернется к тебе. Поэтому просто быть добрее и оставаться человеком, пожалуй, стоит каждому из нас.
Андрей
«Я НЕ СКУЧАЛ ПО СЕМЬЕ И ДОМУ – Я ПРОСТО НЕ ЗНАЛ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ»
– Моих маму и папу лишили родительских прав, когда мне было три года. Так я попал в детский дом. Мне всегда казалось, что я родился в школе-интернате, потому что, сколько себя помню, всегда был там. Поэтому я не скучал по семье и дому – просто не знал, что это такое.
Позже я познакомился со сводным братом и его отцом: я родился от другого мужчины, но мать меня «нагуляла», поэтому моим папой тоже пришлось записать его.
Отец иногда навещал нас, брал в гости на выходные. А потом просто исчез. А маму я первый раз увидел в 15 лет. Чувствовал, что подошел к постороннему человеку. Она обещала бросить пить, но так и не завязала. Я понял, что я ей ни к чему, а значит, и она мне. В конце концов, я ее совсем не знал.
С лет восьми я стал жить в детском доме семейного типа. По сути, это была обычная пятикомнатная квартира: холодильник, две стиральные машины, телевизор, комнаты для двоих, все новое и комфортное.
Поначалу все казалось непривычным, и было немного не по себе: стеснительность, первые знакомства, как обычно это бывает в новом месте. Но скоро привык и влился.
Воспитатели никогда не были для нас родителями, но сделали все, чтобы вырастить из нас адекватных людей.
Нас изначально учили самостоятельности, давали понять, что по жизни носиться с каждым никто не будет. Мы убирали в комнатах, мыли стены, стирали. За каждым была закреплена территория и на улице – убирали снег, подметали.
Дети, конечно, были разные: те, кто попадали в детский дом лет в 14 после жизни с родителями, постоянно сбегали, уходили на свои тусовки, прогуливали школу. Я же не помнил другой жизни, к тому же был спокойным ребенком. Бывало, конечно, и двойку мог принести, но это максимальные мои «косяки».
За это наказывали: например, не выпускали из комнаты, пока не выучу таблицу умножения. Но это нормально. Если бы я с мамой остался, у меня бы вообще никакого образования не было.
«В ШКОЛЕ дети считали, что со мной что-то не так и я отброс»
Я ходил в городскую школу и учился хорошо, не прогуливал. Вариантов не было: либо иди на уроки, либо по улицам шляйся, дома не отсидишься.
В начальных классах дети считали, что со мной что-то не так и я отброс. Обзывались, подставляли. В старших классах я попал в физмат. Тут уже ребята были поадекватнее, да и повзрослее – с ними мы общались хорошо.
Учителя относились так, как и ко всем: никогда из жалости не рисовали мне оценки, да и я просил, чтобы такого не было.
Выпуск из школы и дальнейшие изменения меня не слишком беспокоили. Я привык жить моментом и не задумывался о будущем. Да, планы были, но грузить голову лишними мыслями и загадывать наперед я не хотел. Думал: будь что будет.
На выпускном нас собрали всех вместе, заставили надеть костюмы, показали концерт, а воспитатели сказали что-то «на дорожку». Расставаться было грустно. Так ведь всегда, когда привыкаешь и привязываешься. Но это был не конец: я и после выпуска в гости заезжал, рассказывал, что да как.
Мы уезжали из детского дома, как только поступали в университет или училище. Найти, где учиться, тоже помогали: проводили тесты по профнаправленности, предлагали варианты.
Я пошел учиться на монтажника-высотника, и мне это нравилось – я с детства любил высоту. Да и отношения в группе складывались хорошие: никаких косых взглядов не было. Наоборот, ребята из регионов часто подходили к нам, минчанам, и спрашивали, как помоднее в столице одеваться, куда ходить.
Меня поселили в общежитии, которое было в аварийном состоянии. Было так холодно, что зимой спал в зимней куртке и все равно замерзал.
К тому же постоянный шум, пьяные компании – в общем, долго я там не прожил, тайком переехал в общагу к девушке, с которой тогда встречался. А временами, когда идти больше было некуда, я приезжал в детский дом.
«ЧУВСТВО СВОБОДЫ ПЕРЕПОЛНЯЛО, И СОБЛАЗН СОРВАТЬСЯ БЫЛ ОЧЕНЬ ВЕЛИК»
Уходить из детского дома – странное чувство. За тобой никто не смотрит, тебя никто не контролирует, ты знаешь, что можешь делать, что хочешь, и тебе ничего за это не будет.
Первое время ощущение свободы просто переполняло. Представьте: в детском доме нужно возвращаться к восьми, а тут гуляешь ночами напролет, прыгаешь в воду на Немиге, пьешь джин-тоник, который купил на первую стипендию, стаскиваешь флаги с Дворца спорта – в общем, делаешь, что хочешь. Такими были наши первые дни самостоятельной жизни.
Все обходилось без последствий, я даже в опорном пункте был только один раз, и то по своей воле. Как-то гуляли ночью, и милиция попросила документы у моего друга, которых у него с собой не было. Другу уже было 18, но для выяснения обстоятельств все же предложили проехать в отделение. Я тогда подхожу и говорю: «А можно с вами, пожалуйста? Я никогда не видел, как в опорке все устроено». Они посмеялись, но на «экскурсию» свозили.
Соблазн сорваться был очень велик, и сдерживать себя было сложно. Сидишь на парах и думаешь: я же сейчас могу просто встать, уйти, и никто мне не скажет ни слова. Но все-таки на учебу ходил исправно, терпел и понимал, что образование в любом случае пригодится.
А большинство срывалось. Сначала отчислили одного детдомовца, потом – моего лучшего друга. Позже он спился. Мне, к счастью, удалось этого избежать: алкоголем я перестал баловаться сразу, как почувствовал привыкание. Друзья, как бы я их ни отговаривал, пошли другой дорогой.
«ОСТАЕТСЯ ЖИТЬ ДАЛЬШЕ И НЕ ПОВТОРЯТЬ ОШИБКИ РОДИТЕЛЕЙ»
После колледжа я устроился в частную фирму. Мне нравится работать, нравится подниматься на высоту, работать с металлическими конструкциями, копаться в технике. Я понимаю, что не смогу работать в офисе, мне нужна доля адреналина.
О собственной семье я пока не думаю, но скажу одно: если выйдет так, что девушка окажется не готова к ребенку и отдаст его мне, – я, не задумываясь, воспитаю один.
Наверное, любое поколение должно ставить перед собой цель сделать жизнь своих детей лучше. Мне недоставало материнской любви и ласки. Я видел домашних детей и знал, что у них все по-другому. При этом понимал, что моя судьба сложилась вот так и ничего не изменишь. Нужно просто жить дальше, не повторяя ошибок своих родителей.
Мне всегда хотелось показать, что, несмотря на обстоятельства, я вырос хорошим человеком. И я всегда буду стараться относиться к людям с уважением – по сути, мы выросли на их налоги. И буду жить так, чтобы не опозорить тех, кто меня воспитал.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Это очень простые рассказы. В них нет звездных взлетов, карьерных высот, приключений и научных открытий. Это просто истории, в которых все нормально. Обычно, до скуки. Но иногда даже для самой обычной скуки детям нужна помощь, которая дает возможность пойти по другому пути, расширяет их выбор жизненных сценариев.
Эти четверо, родились в не самых благополучных семьях. Им по-прежнему сложнее на старте, чем тем, кто вырос с хорошей родительской поддержкой, и этого не отменить, им труднее справляться с проблемами, и успех не гарантирован. И все же им повезло: в какой-то момент они оказались подопечными фонда «Теплый дом», петербургской организации, которая помогает семьям в кризисе. И дает детям шанс на простое скучное счастье.
Катя Шапошникова, 25 лет
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Наша семья никогда не была благополучной. Нас было двое детей, и у нас не было отцов. Была бабушка, она нам очень помогала, а мама в это время искала любовь, искала нам папу. Бывало так, что она могла уйти и месяц не появляться, жить где-то там с каким-то мужчиной. Времена были голодные, поэтому в школе мы выглядели как бездомные. Дома были плохие условия, вечные долги, есть было нечего. Бывало даже такое, что мы покупали один «доширак» и варили из него суп на несколько дней. Впрочем, мама никогда не пила и не употребляла наркотики, здесь мне повезло.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Потом мы подросли. Мама нашла нам отчима. Нерусского, конечно, мы с сестрой тоже от нерусских получились. Примерно тогда же у нас умерла бабушка, а мама оказалось беременной. И я не помню, как нам встретился «Теплый дом», но это случилось очень вовремя. Тогда у нас был большой конфликт, я была очень обижена на мать.
Говорила, что хочу нормальную маму, нормальную семью, хочу жить в нормальных условиях. К тому времени я уже и в приюте пожила.
В школу из органов опеки приходили, увидели, какие мы грязные, оборванные и голодные и отправили меня в приют, а сестру — в школу-интернат. Она там дальше и училась.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Сестра младше меня всего на год, но так как я была старше, я взвалила на себя всё, постоянно её опекала. И сейчас я столкнулась с тем, что ей ничего не надо. Она привыкла всю жизнь быть на чьем-то попечении, её всегда всем обеспечивали: сначала она жила а интернате, потом в общежитии. В «Теплый дом» мы пришли с сестрой, но сестра ходила редко, потому что жила в интернате и её отпускали только по выходным. Возможно, если бы она ходила чаще, ей сейчас было бы легче.
Бабушка умерла, когда мама ждала третьего ребенка. У бабушки была сломана рука, и она должна была поехать в травмпункт, чтобы снять гипс, а я должна была поехать с ней, но не поехала. Она упала, долго лежала в больнице, а я к ней так и не приехала ни разу. Был очень тяжелый момент, мама не работала, мне было около шестнадцати лет.
Работать я начала с четырнадцати: раздавала листовки и всякое другое, бралась за всё, чтобы как-то помочь, потому что мама ничего не могла сделать.
Когда мы начали ходить на занятия в «Теплый дом», стало легче. Здесь мне говорили: «Катя, родителей не выбирают, остается только принять то, что есть». А потом родился мой маленький брат, и мы стали ходить сюда с ним. Я его ненавидела, потому что из-за него у нас начались очень большие проблемы. Еды не хватало, отчим пил, бил маму, у нас с ним были систематические конфликты, драки. Но он меня всегда боялся, я столько раз вызывала на него милицию… Потом его увезли, но он успел сделать маме ещё одного ребёнка.
«Еды не хватало, отчим пил, бил маму, у нас с ним были систематические конфликты, драки»
После рождения третьего ребенка мама заболела, у нее открылась шизофрения. Её состояние обострилось на фоне того, что она стала думать, что она плохая мать. В момент сильного стресса у неё начались галлюцинации: умерла бабушка, сестра была в интернате, её нужно было брать на выходных домой, а дома есть было нечего и непонятно было, зачем тогда её забирать. Нами опять заинтересовались органы опеки. Мне было семнадцать лет, я полностью взяла на себя ответственность за то, чтобы кормить семью. Раздавала листовки, работала на промоакциях, ночью подрабатывала в прачечной, где только ни работала. У мамы начались крупные проблемы со здоровьем, она стала поднимать руку на маленького ребёнка…
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Потом у меня появился еще один брат и еще одна сестра. Их мама родила уже в очень плохом самочувствии. Мальчики оба сейчас в детском доме, а девочку, последнюю, взяли в семью. Мама до сих пор тешит себя надеждой, что она вернет всех детей домой, хотя условий для этого по-прежнему никаких нет. Сейчас дома живём я, моя сестра и мама. Я периодически живу у молодого человека. Сестра закончила колледж и не работает. Деньги в семью приношу только я, мамину пенсию по инвалидности забирают на алименты.
«Здесь, в фонде, я поняла, что я не одна такая. Что это не только мне не повезло»
Меня очень поддержал «Теплый дом», когда я была подростком. Все мои друзья были из нормальных семей. У меня была подруга, которой я завидовала белой завистью. Они с её мамой были лучшими подружками, это так круто, это как в кино! И вот мои друзья всегда пытались меня как-то подбодрить, но я чувствовала, что они как будто бы повыше, а я пониже. Мне постоянно кто-то вещи отдавал, стыдно было, но я, естественно, брала, потому что у меня выбора не было. А когда я пришла сюда, я познакомилась с девочками и мальчиками, у которых тоже были сложные ситуации. У некоторых родители пьют, некоторых родители бьют или еще что-нибудь. Мы сидели, рассказывали друг другу наши истории и все плакали, переживали. Мы на самом деле сблизились. Здесь, в фонде, я поняла, что я не одна такая. Что это не только мне не повезло. Мы и в лагерь ездили, и это вообще очень помогало забыть о том, что дома. Это было так круто! Совсем другая жизнь.
Тогда я поняла, что хочу и заслуживаю большего, что я добьюсь большего.
А еще год до лагеря мы приходили сюда с мамой, дома у нас не было такого, чтоб взять и обняться, за руку подержать, словом каким-то поддержать… И тут нами это вначале через силу делалось. А потом я уже привыкла, могла приехать домой и приобнять, подойти, что-то сказать. И мама уже не отвечала агрессией. Мы стали добрее друг к другу. Мама, когда начала сюда ходить на тренинги, даже стала говорить, что меня любит. Вообще никогда до тех пор такого не было!
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Я выросла в агрессии. Сестра была маленькая, её нельзя было трогать, а со мной, если что не так, сразу за волосы или об шкаф. Сейчас, конечно, мама мне по плечо, теперь она такого не делает. Нет в ней уже той злобы. Теперь она говорит, что благодарна мне, говорит спасибо за то, что я ей помогаю.
Маму кладут в больницу раз в полгода на 1-3 месяца. Вообще мама стала, как ребенок: ей нужно напомнить, что надо помыться, зубы почистить, бывает, что она не принимает лекарства, а обманывает, что приняла, но после этого без лекарств ей становится плохо.
Сестре моей младшей сейчас три года. Я с ней совсем не общаюсь. Я не могу смотреть ей в глаза и говорить, что не могу забрать её домой. Мне стыдно. И еще её очень рано у меня забрали, в два месяца, мы не успели познакомиться толком. А к братьям мы приезжаем в детский дом, мама чаще, чем я, потому что из-за работы у меня не хватает времени. Другая моя сестра сейчас дома живет, но у нас с ней конфликт, потому что она уже год не работает.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Я уже с удовольствием отдала бы часть своих обязанностей и начала строить свою жизнь! Да, я все понимаю, я старшая, и я помогаю, я выплатила уже почти все долги за квартиру.
Но я хочу, чтобы у меня была своя жилплощадь, стабильный доход. Хочу, чтобы у меня была своя нормальная семья.
Я никогда не подниму руки на своего ребёнка, не оставлю его голодным дома. И для этого я буду работать и трудиться.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Что такое «Теплый дом»
Благотворительный фонд «Теплый дом» помогает кризисным семьям в Санкт-Петербурге с 2006 года. В нем дети и взрослые занимаются с психологами, получают помощь социальных работников для оформления пособий и пенсий, материальную поддержку, возможность ходить на кружки и ездить на летний отдых всей семьей. Зачастую этот отдых оказывается первым в жизни семьи, где они по-настоящему могут побыть друг с другом. Ежегодно фонд помогает 120 семьям, оказавшимся в тяжелой ситуации. Миссия «Теплого дома» — помочь неблагополучным малоимущим родителям самостоятельно встать на ноги, найти жильё и работу, а детям — помочь остаться жить в родной семье, а не в детдоме или на улице.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Читайте также: «Если мама не умеет быть мамой — зачем ей помогать?»
Ира Петрова, 25 лет
Моя семья — это одна мама и пять детей, отец наш умер в 94-ом году. Мне тогда был год. Я четвертая, почти самая младшая. Потом мама начала жить с другим мужчиной, но в 2000-м он тоже умер. Мы ходили в школу. Классный руководитель моего старшего брата однажды, зная наши трудности, позвонила маме и рассказала про «Теплый дом»: «Там есть бесплатные занятия, можете сходить, посмотреть, и там уже решить».
«До этого мама работала дворником. Потом, когда нас было несколько маленьких детей, работать стало никак»
Мы жили на мамину пенсию и на пособия. До этого мама работала дворником. Потом, когда нас было несколько маленьких детей, работать стало никак. Нас не с кем было оставить. Какое-то время работал дядя Сережа, моего самого младшего брата отец, который в 2000-м умер. Нам помогали бабушка с дедушкой, присылали какие-то деньги, тётя на дни рождения что-то давала. Старшие брат с сестрой стали помогать, когда пошли работать. Но нам все равно нелегко жилось и даже на еду не всегда хватало. Постоянно долги какие-то были.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
В общем, мы стали ходить в фонд и нам понравилось. Мне было тринадцать. Мои подруги, которые знали, что я хожу на занятия, всегда спрашивали у меня: «Зачем? Что ты там делаешь?». Я начинала объяснять, а они: «Ну и что?! Мы можем пойти погулять просто… ну… в компании». Но все равно каждый понедельник я приезжала в фонд на подростковую группу. Это было для меня очень важно, это спасло, возможно, меня даже в каких-то моментах.
Пока мама работала, в садик мы не ходили. Было никак: в садик ведь нужно отвести, из садика забрать. Мы сидели одни дома. Я помню, что в 6 лет говорила: «Мама, отдай меня в садик! Я хочу в садик!», но так и не получилось.
Внимания мне и так не хватало. А потом еще появился младший брат, и я совсем ушла на второй план. И именно в «Тёплом доме» мне это внимание, которого я не добрала, дали. Нас было не особо много ребят, инам успевали каждому уделить время. Благодаря фонду я начала больше читать книжек. И до сих пор много читаю.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Я ходила на подростковую группу вместе с братом. И вообще в подростковой группе были 6 человек из моей школы, причем с тремя мы жили в одном доме. Это все из-за Натальи Валерьевны, которая у нас в школе была. Она была неравнодушной и хотела помочь тем, у кого сложности дома были. И поэтому всем про фонд рассказывала.
Самым важным из того, что мы проходили в подростковой группе, была, наверно, работа с эмоциями.
Мы только здесь узнали, как их бывает много и как важно их понимать и отличать. Слушать, что ты чувствуешь. А еще очень важно было, что здесь всем можно было поделиться, все рассказать, заговорить на любую волнующую тему. И еще, знаете, меня очень лечили и успокаивали объятия. Здесь принято было обниматься. И, знаете, наверное, обниматься – это было самое лучшее. В школе, например, ты все равно уязвим, всего не скажешь. А здесь мы как-то открывались, пытались понять друг друга. Мы даже с братом здесь ближе были между собой, чем дома.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
С ребятами мы общаемся периодически, списываемся, но так чтобы прямо видеться сейчас постоянно — все равно не получается. У всех свои дела, у всех свои семьи уже, считай. У кого-то даже свои дети в скором времени будут. Но мы все друг друга хорошо помним.
«Дом на то и дом. Бывает, что не поговорить спокойно»
Мы нигде не клянчили «купи-купи-купи-купи».Когда была возможность что-то покупать, даже тот же чупа-чупс — это было счастье. Когда у мамы были какие-то деньги, она покупала нам поровну. Я в основном вещи за братом донашивала. Еще у меня была подруга, которая постоянно вещи отдавала. И так со всех сторон кто мог, тот тем помогал. В какой-то момент к этому еще добавился «Теплый дом». Это была очень большая помощь. Тут тебя примут, тут тебе скажут что-нибудь, чаем напоят, обнимут. Всё, ты высказал — тебе хорошо уже. А дома… Дом на то и дом. Бывает, что не поговорить спокойно. Как-то так всё.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Мое лучшее воспоминание — это как мне в четыре года платье купили. Оно было черное с блестками, какое-то всё бархатное. До сих пор, когда фотографии смотрю, глаз радуется.
У нас в семье никогда не было такого, чтобы все были особенно сплоченные. Но если случилось что-то — все приедут, выручат. Например, мне вот сестра пишет сегодня: «Нужно приехать в Колпино с племянниками посидеть». Я после этого сразу еду. С сестрой на данный момент у меня достаточно хорошие отношения по сравнению с тем, что было, когда мы жили вместе. Знаете, семь человек в маленькой квартире — это всё равно ругань какая-то.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Сама я работать начала на первом курсе. У нас тут в фонде была тётя Таня, у нее был маленький сын, и она не успевала забирать его из садика. И платила мне сто рублей, когда я его забирала.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Я училась в лицее на фотографа, закончила, и пошла, как и рассчитывала, не по профессии работать, а консультантом, после этого пошла работать в ресторан. Потом устала от общения с людьми и нашла работу на складе в «Буквоеде»: маркировала книжки, ценники делала на них. Поработала там — у меня начались проблемы со спиной. Меня уволили одним днем оттуда, потому что я не выходила неделю, мне было никак не встать даже. С тех пор я не работаю уже очень долго — примерно год. Спина по-прежнему болит. Недавно я сделала рентген. Оказалось, что у меня стираются диски в позвонках, и мне сейчас тяжелое совсем нельзя поднимать, нагрузок никаких нельзя, на ногах нельзя долго быть. И я вот сейчас пытаюсь найти работу, которая не повлияет на все это, не приведет к ухудшениям. Врач говорит, что в 23 года — это слишком. А в 13-ом году мне делали операцию: у меня нашли доброкачественную опухоль в груди, вырезали, сейчас у меня еще их две выросло. Что будет дальше – я на самом деле даже не загадываю.
«Что будет дальше – я на самом деле даже не загадываю»
Сейчас я фотографирую, пока только для себя, для своей души. Возможно, когда-нибудь я и буду этим зарабатывать. Но для этого сначала нужно себе заработать на фотоаппарат хороший, на технику.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
У меня есть молодой человек, мы уже давно вместе. И, надеюсь, однажды у нас будет семья. Мы не живем вместе, ведь я даже не зарабатываю, чтобы как-то помогать, а тянуть ему одному всё — съем квартиры и прочее — это очень тяжело.
Равный — равному
Один из принципов, в соответствии с которым проходят программы фонда «Теплый дом» — это принцип «равный равному»: группы, где человек оказывается среди людей, имеющих сходный с ним тяжелый опыт. Они оказывают важное целительное действие, убирают огромное чувство вины за свое прошлое и снижают ощущение изолированности от всего остального мира. Получив наглядный опыт своего неодиночества, человек начинает отделять то, что с ним случилось, от себя самого, видит связь обстоятельств прошлого со своими проблемами, и получает шанс жить иначе, меняя эти обстоятельства.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Надя Беляева, 27 лет
Нас в семье пятеро. Я младшая. Когда мне было одиннадцать, у нас умер папа. Сердце. Папу долго не хотели забирать в больницу, в конце концов положили, а через два дня его не стало.
Узнав о нашей беде, социальный работник из школы, где учились двое моих братьев, предложила маме обратиться за помощью в фонд. Мама спросила: «Чем помогут? Как нам помочь?» Мама была в отчаянии, она не знала, как пережить горе и оставаться сильной: ей нужно было нас всех кормить, давать нам всем образование… Она работала поваром в детском саду. Но в фонд мама все-таки позвонила. Через неделю к нам домой пришли гости — четыре человека из фонда. Я даже помню, как мы сидели все вместе в комнате, ручки на коленочках. Так нам предложили приходить в фонд. Все вместе мы сначала ходили в семейную группу. С мамой проводилась индивидуальная работа психолога. А я вскоре попала в подростковую группу как «трудный» подросток. А еще нас всех вместе позвали в лагерь на Вуоксу.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Брату тогда было тринадцать, второму брату пятнадцать, сестре семнадцать, второй сестре двадцать семь: у нее в тот момент были уже двое своих маленьких детей. Жили мы все в одной квартире. В фонде нам предложили поехать в лагерь всей семьей. И это было настоящее чудо. Никакую поездку мы не могли себе позволить, нам еле-еле удавалось, когда был жив папа, выехать к дедушке в деревню. А в лагере нам всем было прямо очень круто. И в смысле общения с другими людьми и в смысле общения между нами — нам это тогда было очень нужно.
Мне всегда было сложно в коммуникации со сверстниками. Они меня били.
Мне было настолько сложно, что нужно было прямо-таки как-то выжить. Сначала, когда я стала ходить в подростковую группу, я чувствовала себя небезопасно: туда ходили ребята такого же возраста, как я, как мои одноклассники. И тут я ждала того же, чего и в школе. Но все оказалось не так. Здесь все друг друга слушали, даже слишком внимательно…
«Сначала я очень громко и много смеялась — такой была моя защитная реакция: не буду никому ничего рассказывать, буду только смеяться»
И это тоже было пугающе. Сначала я очень громко и много смеялась — такой была моя защитная реакция: не буду никому ничего рассказывать, буду только смеяться. Со временем это все ушло, у нас в группе возникли очень доверительные отношения друг к другу. Нет, мы не просто подружились. Мы стали как нечто целое. Чтобы переживать эмоции, нам нужно было непременно проговорить их в группе. Каждый из нас побывал в жизненной яме. И вылезая из нее, поддерживая друг друга, мы сплотились.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
И вот я стала очень много времени проводить в фонде: в группе, в разговорах с людьми, которые здесь работают. Мне очень помогали объятия, которые дома были редкостью.
До фонда всем было не до меня: мама с папой работали, братья были на тусах во дворе… А когда меня били, я не могла пожаловаться, потому что знала, что туда пойдут разбираться, а мне это было не нужно и опасно, ведь я знала, что потом снова окажусь одна и получу еще сильнее. В общем, я свои сложности от семьи скрывала.
Каждую неделю мы рассказывали на группе три трудности и три хороших происшествия. И вот мы сначала трудности сидели выдавливали, а потом оказывалось, что хорошего все-таки случилось больше, что даже в самой ужасной неделе хорошего больше, чем плохого.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Мы праздновали здесь праздники, которые в принципе дома не праздновались, мы здесь танцевали, делали бал для родителей, ездили в лагерь волонтерами всей командой… Здесь была наша настоящая жизнь!
Я нашла здесь себя. Я узнала, что мне могут дать люди и что я могу дать им. Я поняла, что я могу помогать.
В какой-то момент я поняла, что я не могу уже принимать, я хочу отдавать.
Поэтому после школы я поступила в педагогический колледж. Я педагог дошкольного образования. Я работаю в детском саду с малышами и очень люблю свою работу. Сейчас я продолжаю учиться, я поступила в Педагогический университет.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Еще здесь я научилась любить себя. Сначала я научилась понимать себя, осознала, что в бесконечном самобичевании нет никакого толка, а только вред. Раньше я в себе и во всем искала недостатки. Сейчас я стала искать плюсы даже в том, что не получилось, что я сделала не так.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Чтобы я так спокойно обо всем этом рассказывала, я проделала огромную работу. Сегодня я умею не давать себя в обиду, не обижая при этом других людей. У меня есть еще много вещей, в которых мне нужно поработать над собой. Например, у меня еще куча страхов. Я с ними работаю. Именно здесь я научилась слушать себя и работать над собой.
Чтобы в школе не было травли, что-то делать должны взрослые. Причем не только с тем, кого обижают, или с теми, кто обижает. Нужно в принципе заниматься командообразованием, объединять детей, делать это безопасно и вдумчиво. Меня в школе просто отсаживали и говорили: «Вы идите, а она посидит». Во всем было разделение. «Они её обижают. Зачем её туда пихать?» Учителя хотели как лучше, но делали пропасть между нами еще больше.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Мы до сих пор общаемся с некоторыми ребятами из подростковой группы. Со всеми, кажется, всё в порядке.
Травля в школе
Дети из неблагополучных семей часто сталкиваются с травлей в школе. Не та одежда, не то поведение, другой образ жизни, чувство неуверенности и незащищенности приводят к тому, что ребенок становится легкой мишенью для нападок. Ребенок никогда не виноват в травле, это проблема коллектива, с которой обязательно нужно справляться взрослому, потому что она отравляет каждого участвующего — даже безмолвного наблюдателя. К сожалению, зачастую учителя не умеют работать с агрессией коллектива, а то и выступают инициаторами, особенно если семья ребенка вызывает в учителе неприязнь.
Тимур Щербаков, 24 года
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
На самом деле это случайно получилось. Нам повезло, что фонд начал работу именно в нашей школе. Ну, просто арендовали помещение и туда ходили заниматься. И брат мой, кажется, заметил эти посещения и поинтересовался, что там. Ему рассказали, что к чему. Мы начали ходить. Мне девять лет было. Мама с нами тоже ходила. Сначала это были просто такие посиделки, мы пили чай, рассказывали, что хорошего с нами произошло, знакомились, говорили на разные темы…
«Тетя приводила в дом кучу других пьющих людей, а когда её не пускали, ломала дверь»
У нас дома все время было что-то не так.В экономическом, материальном и в моральном смыслах. С нами жила моя пьющая тетя, мамина сестра, поэтому дома были постоянные драки. Тетя приводила в дом кучу других пьющих людей, а когда её не пускали, ломала дверь. Так мы и жили. В этой квартире нас было много: в одной комнате были я, брат и мама с её гражданским мужем, а в соседней вот эта тётя и её пятеро детей. Еще была проходная комната. Она сдавалась, и в ней жило несколько человек: трое, четверо, может. Приезжие. Материальное положение было настолько тяжелым, что другого выхода не было, но это было совсем неприятно. Это была своя квартира, но по ощущениям как коммуналка, если не хуже.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Потом нас стало на три человека меньше. Это мои три двоюродных брата уехали в детский дом… Тётю постоянно забирали в психушку, потому что она пьяная была совсем в неадеквате.
И в один прекрасный день, когда моей маме совсем нечем было кормить нас всех, их забрали в детдом.
Потом их усыновили, я не знаю, где они сейчас. С нами остались жить две сестры двоюродные, мой брат, мама и тетя. Ну и мамин муж гражданский, кавказец. Если бы я стал вам рассказывать, что это был за человек, вы бы обалдели. Доставалось нам, в общем. Папа родной к нам лет до трех-четырех иногда приезжал, а потом совсем пропал. Сейчас, конечно, ни о чем об этом я не переживаю, но тогда со всем этим мне проблем хватало.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Мы с братом всегда с радостью ходили в фонд. Вырваться, пойти к людям, которые тебя выслушают, чем-то помогут, было очень важным. Кроме того, в конце каждого занятия нам давали по хорошему такому пакету материальной помощи. Немножко деньгами помогали, когда у брата были проблемы со здоровьем, со спиной: на корсеты, на врачей и так далее. В нашей ситуации это была очень большая помощь.
У мамы у самой детство было очень тяжелое. Пьющие родители и все в этом духе. Я думаю, может, она сама не осознавала, зачем она в фонд ходит. Но она каждый раз приходила, её тянуло как-то в это место. Сколько-то лет, год-два, мы ходили в эту группу на базе школы. Потом появилось помещение на Чайковского. И мы стали сюда ездить. Мама не пила. Что, кстати говоря, странно. Сестра, видимо, именно по причинам детства их спилась очень сильно, а мама почему-то нет. У нее что-то вроде аллергии было: такая краснота повсюду появляется, когда она хоть немножко выпьет… Это большая удача, кстати. Но жизнь её все равно шла вкривь и вкось. Она в 17 брата моего родила. Это все от неграмотности, отсутствия воспитания.
«Вот папа мамой и не дорожил и ответственности не хотел брать за такую семью»
Само собою, отец к ней несерьезно относился. Ну, представьте себе: девочка, у которой была проблемная семья, родители совсем за ней не смотрели, где-то вечно пили, у неё не было никакой самооценки. Вот папа мамой и не дорожил и ответственности не хотел брать за такую семью. Я, в принципе, понимаю, почему папа пропал, все мотивы его действий понимаю. А вот встретиться с ним… если бы он был искренним в этом разговоре, я бы не отказался.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
У нас очень сложные были отношения с мамой. Внутри семьи – это всегда самое тяжкое. И тут фонд нам тоже помогал. Прийти сюда, выговориться… Групповые занятия очень помогали. С братом мы тоже постоянно ссорились. Сейчас, конечно, лучше. И я помню все эти игры в фонде. Такие, знаешь, где каждый не сам по себе, а друг за друга, вместе. То, чего нам так не хватало в семье и в школе, было на этих занятиях. А еще в фонде можно было расслабиться и быть открытым. Ни дома этого не было, ни с друзьями. Везде всегда нужно было быть очень напряженным. А здесь нас слушали.
Мы были интересными сами по себе, такие, какие есть. Это то, чего в моей жизни в принципе не было до занятий в фонде.
А еще мы ездили с фондом в лагерь, где нормальное, внимательное общение было круглосуточным. Наша подростковая группа была там волонтерами. И это, конечно, меняло наши жизни. Мы начинали верить, что можно вообще как-то по-другому жить.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Я закончил школу и вначале, как любой школьник, попытался поступить в вуз. Чудом сдал экзамен по обществознанию на хороший балл. Пошел в экономический вуз такой довольно престижный — ИНЖЭКОН. Полтора года там прозанимался, накопил кучу долгов, меня собирались исключить. Я ушел сам, не дожидаясь. И какой-то у меня момент переломный случился. Я настолько себя виноватым чувствовал, что решил: «Надо взяться, выучиться! Пойти куда-нибудь, где посложнее». Выбрал физику. Вот. Изучил её дома, сдал ЕГЭ. И пошел учиться в ЛЭТИ, электротехнический университет. Я на втором курсе и, кажется, что это мое. Мне очень нравится учиться. Параллельно я работаю кассиром сейчас. Все-таки студенту сложно найти себе приличную работу.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Дома сейчас все уже более-менее стабильно. Нет уже таких больших проблем. Тетя где-то пропала, сестры живут в других квартирах. Дома остались я, брат и мама. Правда, идет дележка квартиры. В этом смысле не без проблем. Если честно, когда-нибудь я мечтаю ипотеку взять и свалить из этой квартиры. Не в смысле, что у нас проблемы какие-то большие, просто хочется жить отдельно.
Если говорить о влиянии «Теплого дома», то я думаю, оно оказалось довольно сильным, в том смысле, что я бы был гораздо более зажатым человеком, если бы не ходил на эти занятия. Меня здесь научили как-то более открыто, более четко говорить, чего-то хотеть в этой жизни, чем-то интересоваться, верить в себя. До того я был совсем закрыт, совсем по инерции жил, боялся очень многого, все в себе копил. То есть я вправду благодаря этим занятиям изменился.
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Когда-нибудь мне, конечно, и семью хочется. Но это когда экономически немного сложусь. А по поводу воспитания детей у меня меня сложилась небольшая точка зрения.
«Самое главное — показать детям, что их любят просто за то, что они есть, что они ценные сами по себе. Без условий, без оскорблений, без каких-то особенных достижений.»
Исходя из ошибок, которых понаделали в отношении ко мне, я понял, что самое главное — показать детям, что их любят просто за то, что они есть, что они ценные сами по себе. Без условий, без оскорблений, без каких-то особенных достижений. Просто дать им понять, что они в этой жизни чего-то заслуживают. По факту одного лишь своего существования.
Брат мой выучился на МЧС-ника, потом работал водителем в полиции. Не знаю, как-то его занесло. Потом работал где-то в магазине одежды продавцом-консультантом. Сейчас работает в больнице санитаром, там же, где мама. Ну, обычная жизнь такая: неплохая, особо не выделяемся. У меня, конечно, цели повыше. Но не знаю, насколько они реализуются.
Мне кажется, в детстве меня очень спасала неосознанность того, что происходило. Когда с детства живешь в сложных условиях, не то, чтобы привыкаешь, но не считаешь происходящее чем-то из ряда вон.
А вот когда вырастаешь и смотришь назад, то понимаешь, в какой жути ты рос.
То есть детям в этом смысле попроще, чем взрослым. Это взрослые с ума сходят. С другой стороны, детям потом сложно перестроиться и иначе жить. И именно тут нужна помощь, нужны все эти группы, эти беседы. Нужно осознать все, чтобы не повторить родительской судьбы.
Другая модель семьи
Родители, выросшие в семье с алкоголизмом и насилием, часто не знают и не умеют жить по-другому, и воспроизводят все ту же модель семьи, усвоенную в детстве. И даже если они не пьют сами, то оказываются не в состоянии позаботиться о своих детях, стать им защитой, подарить близость и теплоту. Именно поэтому в работе с семьями важно не просто рассказывать ребенку, что это неправильно, но давать прожить, ощутить другую модель семьи.
Истории и фотографии предоставлены фондом «Теплый дом»
Ко Дню заботы «Афиша Daily» вместе с фондом «Солнечный город» сделала фотопроект с наставниками и их подопечными. Поговорили с героями о том, как им удается найти общий язык, как общение взрослого и ребенка меняет жизнь обоих и что наставничество дает тем, кто решил взять на себя ответственность за будущее воспитанника детского дома.
Виктория и Наташа
Виктория, 42 года
Наставница
О фонде «Солнечный город» я узнала в 2009 году из объявления в местном детском центре. Им нужны были игрушки и одежда, и я стала периодически отвозить их на гуманитарный склад. Захотелось стать волонтером, но возможности для этого появились только год назад. После заполнения анкеты меня пригласили на собрание, где я подробно узнала о проекте «Наставничество». Решилась поучаствовать не сразу: волновалась, было страшно зайти в детский дом, страшно взять ответственность за подростка, были сомнения — получится ли у меня? Но после прохождения тренинга что‑то внутри екнуло, что это мое.
Знакомства с Наташей я ждала долгих четыре месяца. Когда куратор проекта позвонила и пригласила в детдом для встречи с подопечной, я разволновалась. Что говорить? Что надеть? В назначенный день встречались сразу несколько пар: подростки заходили в комнату, и я гадала, кто же из них ко мне. И вот врывается высоченная красотка, хватает меня в охапку и произносит: «Я ждала тебя два года!» И все мои сомнения в этот момент лопнули — я там, где и должна быть!
Общение у нас сложилось сразу. Когда Наташа должна была приехать к нам в гости, у меня был план: вместе приготовить ужин и провести время с нашей семьей. Но она просто вырубилась — легла на диван и проспала несколько часов.
В детдоме всегда кипеж, нельзя закрывать двери, а у нас она впервые оказалась в безопасной и тихой обстановке. Когда я отвозила Наташу домой, мы разговорились: она вспоминала детство, родителей. Думаю, с этого момента она окончательно доверилась мне как взрослому другу.
Трудностей у нас было мало — только из‑за «провинностей» Наташи в детском доме, которые могли наказываться лишением встреч с наставниками. У девушки вспыльчивый характер, она не терпит несправедливости, как и многие подростки, и всегда бурно реагировала, когда что‑то казалось ей неправильным, могла даже поссориться с воспитателями. Но что бы ни происходило, у нас всегда оставалась связь по телефону. В такие моменты я поддерживала ее, подсказывала, нужно ли извиняться. Мне удалось научить Наташу признавать ошибки и просить за них прощения. Она поняла, что это не страшно и может давать положительный эффект. А ее поведение в детдоме улучшилось настолько, что однажды эти перемены в ее характере похвалил даже директор.
Наставничество помогает понять, что воспитанники детдома — не плохие люди. Например, у моей дочери был урок в школе, где обсуждалось материнство. Полина сказала, что, если у нее не получится родить, она возьмет ребенка из детдома, а ей ответили, что все дети там — «больные» и «трудные». Дочка рассказала им о Наташе и о важности нормального человеческого отношения к воспитанникам детдомов — надеюсь, получилось утереть нос «педагогу».
Неожиданно для себя я многое приобрела за время общения с Наташей. Она научила меня радоваться мелочам — молочному коктейлю («Что такое милкшейк?» — спросила Наташа, когда впервые оказалась в кафе), прогулкам по берегу Обского залива («А в ракушках есть жемчуг?»). Как‑то мы просто пили чай в кафе с блинчиками и смотрели на закат: Наташа положила голову мне на плечо, так и сидели. Она часто вспоминает это и просит снова туда съездить.
Наташа, 17 лет
Воспитанница детского дома
Воспитанницей детского дома я стала в 14 лет. Папа погиб из‑за наркотиков, когда мне исполнилось 12. А еще через год мама умерла от пневмонии. Родители всегда ругались и даже дрались — хороших моментов не было. Когда я осталась одна, родственники не взяли меня к себе: у всех уже были свои дети, и я была не нужна.
В детском доме не было страшно: он находился в нашем селе, я знала всех ребят оттуда, мы вместе учились в школе. Там я нашла много возможностей развиваться: занялась танцами и полюбила спорт. После уроков мы делали домашнее задание, а потом бежали играть в баскетбол и волейбол. По вечерам мы собирались в домашнем кинотеатре, а летом ездили в лагерь и на Обское море.
«Солнечный город» давно сотрудничает с нашим детским домом, поэтому я знала, что у ребят могут быть наставники. Я сразу заметила Вику: такая красивая, милая и добрая. Очень хотелось, чтобы именно она стала моей наставницей. После знакомства мы пошли гулять, но еще немного стеснялись. Вторая встреча пришлась на мой матч по волейболу. Вика приехала к нам в Криводановку (село в Новосибирской области. — Прим. ред.) и болела за меня — было приятно, ведь впервые кто‑то из близких присутствовал на моих соревнованиях.
За время наставничества Вика стала очень важным для меня человеком. Порой даже хочется, чтобы она была моей мамой, настолько тепло она относится ко мне. Вика поддерживает меня в любых начинаниях, поднимает настроение. Когда мы долго не видимся, то общаемся в мессенджерах, а в разлуке даже иногда плачу, настолько она мне дорога. Раньше мне было грустно, так как меня никто не навещает из близких, из родственников я ни с кем не общаюсь. Вика стала первой, кто приезжал ко мне каждые выходные, звала с собой в кино, магазин или кафе. Вдвоем нам всегда весело и тепло. У нас даже появился свой ритуал: вот уже вторую зиму мы ездим на Бердскую косу делать красивые фотографии.
Пока я не решила, кем вижу себя в будущем, но точно хотела бы стать наставником у ребенка из детского дома. По себе знаю, как дети радуются таким смелым и добрым людям. Возможно, когда у меня будет свое жилье и стабильный доход, я даже смогу усыновить ребенка.
Яна и Соня
Моим первым участием в деятельности фонда «Солнечный город» была помощь в закупке средств гигиены для маленьких детей. Я захотела узнать больше о работе организации, в том числе и о волонтерстве. Мне рассказали про «Наставничество», когда взрослые общаются с ребенком и становятся ему другом, — так мы с Соней нашли друг друга. С первой встречи было чувство, что мы знакомы уже много лет. Мои родные очень хорошо восприняли участие в Сониной жизни. Она стала членом нашей семьи: приходит в гости ко мне и моим родителям, летом вместе ездим на дачу. Соня может общаться с моей мамой, а праздники отмечаем в кругу нашей семьи.
Наши встречи были разнообразными — мы много общались, и я всегда старалась окружить ее заботой. Конечно, иногда приходилось проводить с ней серьезные беседы — о житейских делах или школе, на которую часто делался акцент. Подростковый возраст — это время, когда не очень хочется учиться. Мотивировать Соню удалось личным примером: я рассказывала, как занималась в ее возрасте и с чем сталкивалась.
Самый сложный момент — это выпуск из детдома. Из мира, где ребенок находится под полным контролем взрослого, он попадает в другой, где предоставлен сам себе. Даже в колледже то, как и чем они живут, никого не волнует , главное — приходить в общежитие. Детям выдают деньги, но они не умеют ими пользоваться. Я объясняла, как нужно распределять средства, чтобы хватало на еду и одежду. Сейчас Соня живет самостоятельно, а я помогаю только в вопросах здоровья: договариваюсь с врачами и записываю ее на прием.
Очень вдохновляет видеть, насколько благотворно твое участие влияет на ребенка, как он тянется к тебе, как ему важны твои забота и тепло. Это то, что дает мне силы. Наставничество учит меня быть терпимее и внимательнее к окружающим. Мы много фокусируемся на себе, а когда замечаем, что происходит у людей, это помогает понять, что жизнь — это еще и то, что ты можешь дать другим.
Соня, 20 лет
Бывшая воспитанница детского дома
В центр «Созвездие» я попала в 2017 году и прожила там два года. Оказалась я там после многочисленных и неудачных попыток инспекторов по делам несовершеннолетних изменить моих родителей и помочь им справиться с алкогольной зависимостью. С Яной я познакомилась в 2018 году в детдоме. Воспитатели предупредили, что ко мне придет наставник. Я переживала, что он мне не понравится, но вышло наоборот. Мы долго разговаривали, оказалось, что у нас много общего. Даже ее дача и дом, где я жила до «Созвездия», находились в одном поселке. Общий язык мы нашли почти сразу, потому что Яна была старше и опытнее меня. Ей всегда удавалось найти подход ко мне, дать совет, что‑то объяснить, даже поругать меня — но только чтобы я стала лучше.
Появление наставника — одно из лучших событий в моей жизни. Я считаю, что каждому ребенку из детдома нужен взрослый, который станет для него семьей. Тот, кто будет во всем поддерживать, консультировать. После выпуска из детдома не все воспитанники знают о своих правах, не всегда могут получить помощь — и в таких ситуациях спасает наставник, который знает ответы на вопросы. Яна помогает мне во всем, от лекарств, если я заболела, до мелочей — с учебой или поездкой на дачу. Она заменяет мне маму, настолько это родной человек.
Вместе с ее появлением в моей жизни стало больше ярких моментов. Мне запали в душу воспоминания, как мы праздновали Новый год: собрались всей семьей за столом, разговаривали, ходили смотреть салют. Еще нравится вместе ездить на дачу в машине, а по дороге смеяться над шутками, петь и по приезде помогать маме Яны. Этим летом я даже сама жарила шашлык, и всем понравилось!
Нас с Яной сближает любовь друг к другу, любовь матери и дочери, любовь двух друзей. Я могу доверить ей все, а в будущем хочу быть такой же. Успешным человеком, Соней, которая всего добьется, сможет построить счастливую семью и помогать другим. Хотела бы в будущем открыть собственное дело и иметь возможность поддерживать детей из детдомов.
Аня и Вероника
Семь лет назад я стала преподавательницей йоги — это был мой способ сделать что‑то хорошее для окружающих, помочь им улучшить здоровье и прийти к внутренней гармонии. Тогда же я и заинтересовалась темой волонтерства: людей из этой сферы часто встречались мне на занятиях. Одно время я вместе с другими добровольцами ездила в детские дома, но наставничество подошло мне больше. Проще концентрировать внимание на одном ребенке и быть ему другом, а не приезжать к детям толпой с волонтерами и делать развлекательные мероприятия.
Стать наставницей окончательно решилась спустя полгода после того, как прошла тренинг в фонде. Эти шесть месяцев понадобились, чтобы понять, что я готова взять на себя такую ответственность. Первая встреча с Вероникой прошла онлайн, в разгар пандемии. Поначалу было волнительно, но вскоре мы нашли общий язык: стали регулярно созваниваться, а потом и встречаться. Из‑за правил детдома видеться с Вероникой получалось не так часто: ее не всегда отпускали, и мне казалось, что никому не нужно мое наставничество и помощь. Справиться с сомнениями помогла психолог — от нее я узнала, что Вероника очень рада нашему общению и нуждается в нем.
Свободное время мы всегда проводим по-разному, занятие выбирает Вероника. Например, печем блины у меня дома, ходим в кино или кафе, гуляем по набережным. Вместе мы ездили в дельфинарий и катались на сноуборде. Еще много говорим о ее будущем, поступлении в колледж, планах в профессии. Все это помогает ей больше думать о взрослой жизни и обрести веру в себя, а не вариться в текущих проблемах внутри детдома.
Наставничество дает возможность делать добро. Мне важно, что я могу стать опорой человеку, у которого этого не было в семье, помочь ему поверить в себя.
Аким и Костя
Два года назад по работе я переехал из Иркутска в Новосибирск. В интернете часто встречал посты, где люди рассказывали, как они помогают воспитанникам детдомов, ездят к ним, организовывают мероприятия. Мне тоже захотелось поработать с ребятами, так как казалось, что мне есть, чем с ними поделиться. Я отправил в детский дом сообщение с предложением помощи. Ответ пришел где‑то спустя месяц: сказали, что это должно проходить через благотворительные фонды. Так я решил участвовать в «Наставничестве». Семинары и тренинги лишь укрепили желание быть полезным для детей и понимание, что мне это нужно.
Обычно к наставникам прикрепляют воспитанников, но в моем случае им стал выпускник — Костя. Пока парень находился в детском доме, все шло хорошо: он был спокойным, неконфликтным. Но после выпуска, когда Костя почувствовал беззаботную, взрослую жизни, «расслабился»: появились сомнительные гулянки и алкоголь, пропуски по учебе, проблемы в общении.
За Костю, я думаю, переживали больше, чем за других выпускников. Воспитатели верили в него, а с возрастом он стал не совсем таким, каким его хотели видеть. Костя подросток поколения Z, от которого ждали слишком многого, а он просто хочет жить, кайфовать без мыслей о будущем или перспективах. Наше с ним наставничество оказалось не сложнее, чем у других: изначально он сторонился меня, как и любого взрослого, но со временем увидел во мне старшего друга, которому можно доверять и рассказывать то, что другим знать не нужно.
Найти общий язык было нетрудно. На первой же встрече я убедил его, что не буду контролировать каждый шаг, что я всего лишь взрослый товарищ, который понимает его мироощущение. Мы общаемся около шести месяцев: Костя работает в гостинице для домашних питомцев и живет самостоятельно. Иногда мы встречаемся, ходим в бильярд, боулинг, кино или играем в настолки.
У нас не очень много общих взглядов, кроме любви к большой и вкусной шаурме, но это и не критично. Главное для меня — помочь Косте влиться в общество так, чтобы его приняли.
Мне важно видеть, как он социализируется, строит планы. Постоянно напоминаю Косте, что если он не знает, как повести себя, то всегда может обратиться за советом. Не стараюсь завлечь парня своими занятиями или поменять круг общения, могу только показать, чем увлекаюсь, и познакомить со своими друзьями. И это касается всего остального: отдыха, работы, эмоций, поведения. Тем самым я, возможно, расширю его мировоззрение и предоставлю возможность выбора в более широком диапазоне.
Окружение по-разному относится к моему наставничеству. Кто‑то говорит, что это хорошее дело, кто‑то удивляется, спрашивает: «Зачем тебе это надо?» Есть и те, кто относится нейтрально. Но абсолютно все уважают этот выбор, потому что он мой. Меня знают человеком, который необдуманно ничего не делает. «Наставничество» — хороший проект, который учит доброте и человечности.
Юрий и Артем
О фонде и проекте я узнал случайно — увидел баннер на улице, изучил его вдоль и поперек, записал контакты, позвонил и подал заявку. Сложно сказать, почему решился на это. Было желание принести пользу кому‑нибудь. Мне не подходил вариант помогать деньгами, хотелось выстраивать человеческие отношения.
Я верю, что к любому человеку можно найти подход, главное — соблюдать обоюдные интересы. Общение с Артемом я выстраивал, основываясь на этом принципе: учитывал и свои, и его границы, сразу говорил, если что‑то идет не так. Так бывало, например, с долгом: иногда он забывался и не возвращал его вовремя, но путем обсуждения [личных границ] мы стабилизировали финансовые отношения. В детском доме он часто ссорился с воспитателями, спорил, но мы старались слушать друг друга и избегать обид или претензий.
Сложностью в наставничестве для меня стало умение сдерживать себя. Иногда взгляды человека кажутся глупыми, и в ответ хочется сказать что‑то неприятное. Опыт с Артемом научил меня, что люди делают резкие и далекие от реальности выводы не от глупости, а от нехватки опыта и знаний. Нужно не обижаться или критиковать собеседника, а наоборот, привести его логически к тому, чего не хватает для полноты картины. Не убивать желание размышлять на сложные темы, а добавить мотивации к изучению мира.
С Артемом мы общаемся уже пять лет: в первые годы он беспокоился, не был уверен, что мы будем долго поддерживать связь. Но со временем, сами не осознаем как, для нас стало естественным присутствие в жизни друг друга.
Большая часть моей помощи в жизни Артема состояла в том, чтобы научить его самостоятельности и уверенности в себе. Я старался не акцентировать внимание на своих поступках. Хотелось, чтобы он понял: «Будешь действовать — будет результат». Особенно сложно с этим было после выпуска из детдома: Артем был уверен, что все плохо, все мешает, ничего не получится. Перестройка этого мышления путем разговоров заняла год. Затем я научил его концентрироваться на хорошем, что важно уметь радоваться и воспринимать позитивно то, что есть, и при этом не останавливаться на достигнутом. Я активно участвовал в его поступлении в колледж, делился идеями, где можно заработать деньги и куда сходить на образовательные курсы, постарался подсказать книги.
Не так давно я решил стать наставником для второго ребенка. У меня остается потребность делиться опытом, быть полезным. Я точно знаю, что такой взрослый был бы очень важен для меня. Обратная связь и понимание того, что ты делаешь, дает огромный ресурс и силы: это отвлекает, позволяет отключиться от ежедневных задач и проблем и перенастраивает мышление.
Мировоззрение подростков освежает наше собственное и позволяет по-другому смотреть на многие вещи. Когда ты можешь создать самый запоминающийся день для человека — это много стоит. В итоге у тебя появляются положительные эмоции от общения и возможность по-другому взглянуть на мир.
Дети, которые живут в Домике
Проект: Маргарита Ивлева
В детдоме в группе Архипа на 20 детей с инвалидностью приходились один воспитатель и две санитарки. Мальчик не мог сам есть и ничего не понимал. Сегодня он ходит в школу и любит танцевать. Оля провела в интернате 16 лет, лежа на кровати. Сейчас она занимается керамикой и верховой ездой. Эти ребята — воспитанники Свято-Софийского социального дома. Все они живут в Домике.
500
психоневрологических интернатов работает в России
Светлана Бабинцева
директор Домика
Свято-Софийский социальный дом люди, которые в нем живут и работают, называют просто Домиком. Этот дом — для тех, кто имеет тяжелые множественные нарушения развития. В нем живут и дети-сироты, и взрослые, у которых нет семьи.
Свято-Софийский социальный дом был изначально детским домом. В нем жили сироты без нарушений развития или с легкой умственной отсталостью. Но в здании начали делать капитальный ремонт, ребят на это время расселили. А когда ремонт закончили, в 2013 году, в него вернулось только четыре воспитанника.
Дело в том, что пока в будущем Домике ремонтировали полы и стены, устанавливали, как положено по нормам и ГОСТам, пандус и лифт, правительство Москвы стало активно поддерживать приемные семьи. На детей стали чаще оформлять опекунство и «достаточно резко сократилось количество нормотипичных сирот в Москве», рассказывает директор Домика Светлана Бабинцева.
Сама Светлана к этому времени уже четыре года как была волонтером проекта помощи детям в государственных детдомах-интернатах, а также сестрой милосердия.
— Я регулярно занималась с ребятами [с множественными нарушениями развития] и понимала, что есть ряд внутрисистемных ограничений, которые сестрам милосердия никак не преодолеть: ни увеличением количества сестер, ни заключением какого-нибудь договора с интернатом на оказание услуг и дополнительной помощи. Есть ряд ограничений, которые невозможно обойти, чтобы у ребят была какая-то адекватная человеческая жизнь внутри системы.
Одной из девушек, к которым приходили сестры, была 17-летняя Оля. Одна из самых сложных в группе.
— У нее была сильная аутоагрессия и практически отсутствовала динамика: любой минимальный контакт вызывал напряжение и агрессию. И в конце 2013-го удалось пробиться через стену, ее окружавшую, удалось добиться внимания девушки. У нее наконец появилась положительная динамика в плане эмоционального состояния, коммуникации, освоения социально-бытовых навыков.
Приближался Новый год — и выяснилось, что в это время Оля планово ложится в психиатрическую клинику. Лечение там она проходит регулярно, дважды в год, в больнице проводит по три месяца.
— Эта история про полжизни в психиатрической клинике была оправдана тем, что Оле пытались подобрать необходимую терапию, чтобы у нее стабилизировалось состояние.
Понятное дело, что ничего общего со стабилизацией состояния пребывание в психиатрической клинике не имеет, и Оля на практике это доказала: за 17 лет путешествий в больницу она так и не стабилизировалась.
Сестры пытались сделать что-то, чтобы Олю не госпитализировали. Убеждали руководство интерната, что у девушки есть положительная динамика и помещать Олю в психиатрическую больницу значит губить девушку.
Но Олю увезли.
— Это было для меня осознание того, что сама по себе система устроена так, что человек, личность не являются ценностью. И неважно, в каком человек состоянии, в хорошей он динамике или нет — система едет по привычным рельсам и ломает, крушит на своем пути судьбы и попытки эти судьбы как-то изменить.
Светлана Бабинцева о переезде детей из интерната в Домик:
«…вдруг такая зашкаливающая свобода: переезд 2 марта — это солнце, это собственная территория, это чай на траве собственного дома, когда ты знаешь, что в интернате ты не мог себе этого позволить, потому что чай можно пить только в комнате и только за столом».
В Домике обычной жизнью живут необычные дети и взрослые. У них есть собственные уютные комнаты с красивыми занавесками на окнах, личные вещи. Они катаются с горки, ходят в магазины, в кино, в музеи. Но, самое главное, здесь их слышат, понимают и любят.
Те, кто не может разговаривать, успешно осваивают язык жестов и карточки.
В Домике есть свой домовый храм, и воспитанники регулярно посещают богослужения
Епископ Пантелеймон служит Божественную Литургию
Сестры пошли к владыке Пантелеимону, в чье ведомство входил Свято-Софийский тогда еще детский дом. И владыка «не без опасений» благословил перевезти детей из интерната — из той группы, с которой занимались сестры.
Много сил было потрачено на то, чтобы департамент согласился передать детей Свято-Софийскому социальному дому. Но в конце концов 15 детей из детского дома-интерната были переведены в Домик. И в их числе — Оля.
Сейчас Оле 23 года — она самая старшая из ребят Домика. В доме-интернате она провела 16 лет, лежа на кровати.
Но в 20 лет она научилась ходить и плавать. Сегодня Оля занимается керамикой, столярным ремеслом и даже верховой ездой.
30 %
попали в ПНИ из детдомов-интернатов без психиатрического переосвидетельствования
Ферузе 15 лет. У нее ДЦП и другие нарушения развития. В детском доме она жила в отделении для самых тяжелых детей и считалась необучаемой.
В девять лет Фира переехала в Домик. Тогда она не знала ни одной буквы и цифры, не имела представления об окружающем мире. И даже не понимала, зачем все это нужно.
Теперь Феруза учится в школе, умеет читать, считать, пользоваться таблицей умножения и печатать на клавиатуре. А когда вырастет, мечтает стать директором Домика. В свободное от школьных уроков время Фира посещает дополнительные занятия в Центре лечебной педагогики: керамику, музыку, кулинарию и индивидуальные занятия с дефектологом, а в Домике — уроки танцев и физкультуру, с удовольствием ездит в бассейн. А еще она очень любит гулять и общаться с друзьями.
Феруза очень любит керамику и с удовольствием показывает свои поделки
Во время карантина Феруза и другие дети перешли на онлайн-обучение
Феруза в сопровождении воспитателя садится в такси, чтобы ехать к бабушке. «Я очень люблю сосиски, поэтому бабушка называет меня «Сосисочница», — смеется она
Кате 17 лет. Еще совсем недавно Катюша была домашним ребенком.
Мама Кати работала учительницей и настояла, чтобы девочка пошла в обычную школу. А еще она учила ее всему, что умела сама: готовить, заниматься домашними делами, рукодельничать. Благодаря маме Катюша полюбила читать и слушать классическую музыку.
Когда Кате было 14 лет, ее мамы не стало. Она долго и трудно боролась с онкологическим заболеванием и очень переживала о том, что будет с Катюшей без нее.
И, конечно, ее беспокойство не было напрасным: по закону Катя всю жизнь должна была провести в психоневрологическом интернате. Но благодаря чудесному стечению обстоятельств девочка попала в Домик.
Сегодня Катя ведет активный образ жизни и получает необходимую медицинскую поддержку. Она закончила школу и готовится к поступлению в колледж. В свободное время занимается творчеством, учится играть на пианино и ведет собственный видеоблог.
Семен — самый младший из воспитанников Домика, а точнее бывших воспитанников, так как в 2021 году для Семена нашлась приемная семья! Семену сейчас восемь лет. Мальчик появился на свет с врожденным пороком спинного мозга. Родители сразу от него отказались.
У Семена диагноз spina bifida. Он не может ходить. В Европе дети с таким заболеванием живут полноценной жизнью, учатся в обычных школах, осваивают доступные профессии. А в наших реалиях Семен должен был отправиться в детский дом-интернат для умственно отсталых детей.
Наверное, поэтому никто не считал нужным учить мальчика даже самым простым вещам: самостоятельно есть, ходить, разговаривать.
По счастливому стечению обстоятельств вместо интерната Сема попал в Домик.
Тогда, в четыре года, мальчик выглядел намного младше своих лет и не умел почти ничего. Однако, почувствовав неподдельный интерес со стороны взрослых, Семен смог быстро научиться всему, что обычно умеют дети в его возрасте. Сейчас мальчишка без умолку болтает, засыпает взрослых неожиданными вопросами, решает логические задачки.
Семен укладывает спать кукол и рассказывает: «А мама спать не будет, она будет за всеми следить». Семена забрали в приемную семью в 2021 году
Вике 12 лет. При рождении она перенесла тяжелую гипоксию, в результате которой пострадал головной мозг. Вика оказалась в государственном детском доме-интернате, среди лежачих и неговорящих детей, где прожила до восьми лет.
А потом Виктория переехала в Домик. Тогда она не умела разговаривать, а только громко и страшно кричала, кусала себе руки и категорически отказывалась оставаться одна в приготовленной для нее комнате.
Со временем Вика стала доверять окружающим, избавилась от множества страхов, научилась говорить и заразительно смеяться, стала намного спокойнее и увереннее в себе.
Сегодня девочка много и с удовольствием разговаривает и активно пополняет свой словарный запас. Она с интересом учится в школе, увлекается флористикой, посещает керамическую и столярную мастерские, катается на самокате и двухколесном велосипеде. Вика всегда с радостью участвует в домашних делах, выполняя многие задачи абсолютно самостоятельно.
70 %
жителей ПНИ лишены дееспособности
Архипу 11 лет. У мальчика много врожденных проблем со здоровьем. До переезда в Домик Архип жил в интернате для детей-инвалидов. На группу из 20 воспитанников там приходились всего один воспитатель и две санитарки, постоянно занятые хозяйственными вопросами, а не развитием подопечных. Поэтому когда Архип приехал в Домик, он не ориентировался в пространстве и времени, не понимал обращенную речь и совсем ничего не умел, даже есть самостоятельно. Мальчик был очень замкнутым и отказывался идти на контакт со взрослыми.
Несколько лет потребовалось воспитателям и специалистам, чтобы научить Архипа доверять людям. Сегодня Архип — очень веселый и добродушный молодой человек. Он с удовольствием ходит в школу и на дополнительные занятия, любит танцы и ритмику, точно повторяя за педагогом все движения, с радостью принимает участие в кулинарных мастер-классах и лепит из глины.
Анастасии 21 год. Ее детство и юность прошли в доме ребенка и в государственном доме-интернате для детей-инвалидов. Из-за тяжелых нарушений опорно-двигательного аппарата Настя совсем не могла передвигаться самостоятельно и все время лежала в кровати. А еще у нее была небная расщелина, которая мешала девочке научиться говорить и выражать свои желания и эмоции.
Когда в 2015 году Настя переехала в Домик, она была очень маленькой и слабой. Здесь ей сразу заказали корсет и подобрали специальный комплекс упражнений. Постепенно девушка набрала вес, окрепла физически и к своему совершеннолетию, вопреки всем прогнозам врачей, научилась ходить!
После переезда Насте сделали операцию — зашили небную расщелину. И теперь Настена не только осваивает альтернативную коммуникацию, но и старательно занимается с логопедом и уже повторяет некоторые слова.
54 %
жителей ПНИ — люди трудоспособного возраста
Коле 14 лет. Он родился в крайне тяжелом состоянии, в первые дни жизни перенес сложную операцию. Родная мать отказалась от него еще в роддоме, поэтому его детство не было радостным и счастливым. В детском доме-интернате, где мальчик оказался, его считали неперспективным и ничему не учили.
В девять лет Коля переехал в Домик, постепенно освоился, начал понемногу приобретать необходимые для нормальной жизни навыки.
Вскоре он неожиданно обнаружил, что по утрам можно самому вставать с кровати, и стал с интересом исследовать окружающее пространство, заглядывать в соседние спальни и перебирать игрушки в игровой.
Благодаря своей активности и любознательности Коля смог очень многому научиться. Сегодня он самостоятельно одевается (если захочет, конечно), ходит с небольшой поддержкой взрослого, помогает воспитателям по хозяйству. У Коли не очень большой словарный запас, но говорит он постоянно: спрашивает, комментирует, уточняет…
А еще Коля очень любит разную технику. Он готов часами изучать ее устройство, разбирать и снова собирать детали. Как настоящий водитель, Николай лихо управляет веломобилем — одновременно рулит и крутит педали.
Наташе 11 лет. Она родилась раньше положенного срока и весила всего 950 грамм. Сразу после рождения крошечная Наташа осталась одна в большом мире — родная мама от нее отказалась. Начались скитания девочки: больница, дом ребенка, детский дом-интернат для детей-инвалидов.
В пять лет Наташа переехала в Домик. Тогда она совсем ничего не умела, только громко кричала и никак не могла объяснить, почему же ей так плохо и пусто.
Сегодня Наташа самостоятельно ест и одевается, уверенно ходит, занимается плаванием и танцами, осваивает беговел и ролики. А еще она с огромным интересом учится в школе и помогает воспитателям в домашних делах. Ната очень хозяйственная: и стиральную машину загрузит, и посуду помоет, и пол подметет. И все это с искренней радостью и удовольствием!
В октябре 2021 года свершилось долгожданное событие: Катя, Вика, Феруза и Леон переехали в квартиру сопровождаемого проживания. Ребята готовились к переезду с весны: учились готовить еду, мыть посуду, стирать. Теперь они живут самостоятельно, хоть и с воспитателями.
— Любой человек должен жить в социуме, и нет таких людей, кому показана жизнь за забором, — говорит Светлана Бабинцева.
Содержание
- История Марины, которая стала второй мамой для своего братишки
- История о том, как творчество спасло маленькую девочку от душевных переживаний
- История Кирилла, который обрел семью мечты
Психолог, работающий с детьми, которые росли без семейного тепла, делится непростыми историями ребят, а также комментирует, как сложный жизненные обстоятельства повлияли на их характер и образ жизни.
Воспитанники детских домов должны обладать сильным характером, ведь им приходится выживать в сложных условиях, без родительской поддержки, рассчитывая исключительно на себя. Они вынуждены приспосабливаться, общаться, улыбаться, когда им совсем не весело, закрываться в себе, манипулировать, добиваться своего места под солнцем. Кому-то все дается легко, ведь на помощь всегда придут любящие родители. Тем, кто лишен этой любви, нужно двигаться вперед без поддержки. Некоторые ломаются, но многие, наоборот, становятся более целеустремленными, сильными, смелыми.
История Марины, которая стала второй мамой для своего братишки
Марине было 9 лет, ее младшему братику Владу – 4 года. Как-то они гуляли возле дома, мама сказала, что ей нужно ненадолго отлучиться. К детям подошли люди в полицейской форме и еще несколько женщин, похожих на педагогов: в строгих костюмах, очках, с папками в руках. Влада взяли за ручку и куда-то повели. Марина начала кричать, чтобы брата отпустили. К девочке подошла одна «учительница», присела и доверительным тоном сообщила, что их везут в детский санаторий. Детей посадили в машину и повезли в сопровождении полиции.
Марина пыталась взять за руку Влада, потому что тот начал плакать и звать маму.
Машина остановилась у здания, которое напоминало школу. «Наверное, это и есть санаторий. Мама просто не успела сказать, что нас сюда привезут» – подумала Марина. Девочку отвели в кабинет врача, который долго заполнял какие-то бумаги. Когда девочка пыталась выяснить, где ее брат, ей ответили, что мальчика поместили в младшую группу.
Марина устроила истерику. Она кричала, что без Влада никуда не пойдет. Работники пытались вразумить девочку, объясняли, что маленький детей помещают в отдельную группу. Но Марина не слушала, что ей говорят. Она заявила: «Если я сейчас же не увижу брата, то сбегу отсюда». Она сдержала свое обещание и в ту же ночь убежала. Нашли девочку на детской площадке, возле своего дома. Марина надеялась, что мама придет за ней и решит все вопросы. Марину вернули в детский дом. На прогулке она иногда видела Влада. Тот, как правило, стоял на одном месте и ковырял носком ботинка землю.
Читайте также: Почему я вернула любимого ребенка в детский дом – я так и не смогла сказать ему всей правды, просто извинилась и ушла
Марина каждый день просила воспитателей, чтобы они вернули ей брата. «Мы никогда не расставались, всегда вместе» – объясняла девочка. Наконец, начальница детского дома сдалась и поместила детей в одну группу. Педагог из «семейной» группы много раз говорила, как Марина любит своего брата. Она заботилась о нем, как настоящая мама: кормила, переодевала, гуляла на улице, играла. Когда сестра уходила на школьные уроки, она подробно объясняла воспитательнице, как смотреть за Владом.
Марину и Влада забрали в приемную семью через 3,5 года. Новые родители оказались добрыми и чуткими людьми. Они изо всех сил старались, чтобы у детей было счастливое детство. Но Марина вела себя странно: она не разрешала приемной маме даже приближаться к Владу, ревновала, не отходила ни на шаг от брата. К сожалению, общего языка с приемными родителями девочка не нашла, и они снова оказались в интернате.
Психолог комментирует историю Марины:
«К сожалению, дети, которые попадают в детские дома, рано становятся взрослыми. Раннее взросление часто встречается у девочек, которым приходилось ухаживать за младшими братьями и сестрами. Ребенок быстро вживается в роль взрослых, и выходить из нее уже не хочет. Это помогает развить сильные стороны характера: стрессоустойчивость, ответственность, лидерские качества. Но ребенок лишен детства, и это, несомненно, сказывается на психике».
История о том, как творчество спасло маленькую девочку от душевных переживаний
Жизненная история Светы трагичная, и не каждый взрослый смог бы такое выдержать, но девочку каждый раз спасало творчество. Мама Светы нигде не работала и пила. Когда она умерла, девочку забрала родная тетя. Она тоже любила выпить, и в пьяном угаре могла даже избить Свету. Девочка боялась тетку, и часто пряталась от нее в комнате. Как-то тетя исчезла на несколько дней, а Света осталась дома одна. На плите стояла кастрюля с супом.
Света решила подогреть суп, потому что проголодалась и хотела есть. Спичками девочка пользоваться не умела, и когда загорелось пламя, она испугалась и бросила горящую спичку на пол. Когда загорелся стул, Света завороженно смотрела на огонь и представляла, что в пламени находится чудесная страна. Там живет мама, много игрушек, Свету любят, ходят с ней в парк и кормят вкусными блюдами.
Запах гари услышали соседи и вызвали пожарных. Пламя потушили, а потом в квартиру нагрянула служба опеки, когда выяснилось, что ребенок несколько дней находился один, без присмотра взрослых. Свету определили сначала в приют, а потом перевезли в детский дом. От серых будней в казенных стенах девочку спасали мечты о прекрасной стране, которую она постоянно изображала на листах бумаги.
Через год Свету взяли в приемную семью, где уже жило несколько детей из интерната. Света могла рисовать часами, и это было ее любимым занятием. Другие дети постоянно обижали девочку, всячески насмехались над ее творчеством, а приемные родители не обращали на это внимания. Света вспоминает, как к ним домой приходили гости, и ее заставляли вставать на стул и декламировать стихи. Света не хотела этого делать, и потом ее били ремнем.
Потом от Светы снова отказались, и она опять попала в детский дом. Девочке приходилось выпрашивать у педагогов альбомы с красками и карандашами, но часто ей отказывали. Света окончательно замкнулась в себе, ни с кем не общалась, была поглощена собственными мыслями. Поскольку она считалась «странной» среди детей, брать такого ребенка в семью никто не хотел.
Читайте также: История о том, как бабушка отвоевала внучку, которую у нее забрали и отвезли в детский дом, и о великодушии чужих людей
Света хорошо училась, но абсолютно не шла на контакт с детьми и педагогами. Она все время рисовала и проводила много времени в собственных мечтах. Когда Свете исполнилось 13 лет, ее все-таки взяли в приемную семью. Наладить контакт с новыми родителями было непросто, но они заметили творческие способности девочки и всячески способствовали их развитию. Оказалось, что Света не только хорошо рисует, но и прекрасно поет, обладает актерским мастерством, красиво читает стихи. Светлана принимала участие в творческих конкурсах, победила в конкурсе юных художников. Света благодарна приемным родителям, ведь благодаря им она смогла заниматься любимым делом. Сейчас девушка готовится к вступительным экзаменам в Академию искусств.
Комментирует психолог, который впоследствии работал со Светланой:
«Когда ребенок переживает серьезный стресс, часто это выплескивается в творчество. Это спасает от эмоционального истощения, ведь не зря психологи советуют использовать арт-терапию в некоторых случаях. Через рисунок ребенок переживает свои эмоции, принимает и переживает негативный опыт. Вместе со Светой мы проанализировали ее рисунки, которые помогли выявить сильные стороны ее характера».
История Кирилла, который обрел семью мечты
От Кирилла мама отказалась еще в роддоме. Он с рождения до 14 лет прожил в детском доме. Многие дети со временем перестают ждать маму, а Кирилл продолжал верить, что родители обязательно его заберут домой. Кириллу хотелось добиться успеха, стать известным, и тогда мама обязательно прочитает о нем, увидит фотографии и приедет за ним. Мальчик хорошо учился, много читал, мечтал стать знаменитым актером. Кирилл попал в театральный кружок, где почти сразу получил главную роль в представлении, потому что действительно был очень талантливым.
Кирилла любили педагоги и воспитанники детского дома. Он был симпатичным, вежливым и творческим молодым человеком. Когда Кириллу исполнилось 14 лет, его взяли в приемную семью. Сбылась мечта парня, ведь у него появились заботливые родители, младшая сестренка и даже бабушки с дедушками. Кирилл потом вспоминал, что самое яркое впечатление у него – это первый новогодний праздник, который он отмечал в новой семье.
Комментарий психолога:
«Дети, которые лишены родительской ласки и домашнего тепла, конечно же, мечтают о том, что их найдут и заберут родители. Это счастье, когда ребенок попадает в приемную семью и обретает взрослых, которые заботятся и любят. Воспитанники детских домов часто создают крепкие, дружные семьи во взрослом возрасте. Им хочется окунуться в ту атмосферу уюта, тепла, семейного спокойствия, которой они были лишены в детстве».
Оставить комментарий