Рассказы ивана яковлевича яковлева для детей читать на русском

Предисловие

Уважаемые коллеги!  2018 год знаменателен 170-летием со дня рождения Великого чувашского просветителя И. Я. Яковлева. Предлагаем подборку произведений И.Я. Яковлева , включенные в первую книгу для чувашских детей , в первый чувашский Букварь.  В данную подборку включены рассказы, которые нам удалось найти. Они очень поучительны и актуальны  даже в наши дни.

И.Я.Яковлев

Рассказы для детей.

ПЕТУХ

Есть у нас большой красный петух. Каждый раз ровно в полдень взлетает он на телегу и громко поёт: «Кука-ре-ку-у!» Голос у него — прямо заслушаешься, хвост — загляденье, колесом. Гребешок у петуха большой, ноги мохнатые, шпоры длиннющие.

 А ваш петух каков
СКОЛЬКО СТОИЛ ХОМУТ 

Давно уж это было. Один крестьянин из нашей деревни купил на базаре хомут и принёс его домой. Пришёл к нему сосед и спрашивает:
— Много ли за хомут заплатил? А тот ему в ответ:
— Цену-то я не знаю, а заплатил полтинник.

БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ

3адумали Ваня и Петя сделать бумажный змей. «Ты, — говорит Ваня Пете, — приготовь клею, а я поищу лучинок». Живо они достали всё это, и на другой день змей был готов. Стали Ваня с Петей его запускать, только ветру-то не было, и змей никак не взлетал. Пошли тогда они в поле, но и в поле безветрено. Бегали-бегали со своим змеем, а тот не поднимается вверх — и всё. Тут Петя и закричал: «Ваня, ты подуй посильнее!» Ваня стал дуть изо всех сил. А змею хоть бы что: так на земле и остался.

КАК Я ЧУЛОК ВЯЗАЛА

Когда я была маленькая, вздумалось мне раз чулок довязывать, который мать начала. Спиц я до того в руки не брала и все нитки перепутала. Увидела это мать и говорит:

 — Нет, доченька, ты сначала вязать научись, а потом за чулок берись.

КАЛАЧ

Очень любил один мальчик калачи. Увидит, бывало, что     отец на базар собирается, и всё просит его калач привезти. И вот однажды в базарный день отец велел мальчику взять котомку, положить в неё краюху чёрного хлеба и повёл его корчевать пни. Дошли они до места, отец и говорит:

 — Вот, сынок, корчуй эти пни, а на хлеб и не смотри: он сам в калач превратится.

А сам отправился на базар. Покорчует-покорчует наш мальчик, подбежит к котомке и смотрит, а хлеб как был, так и остался, не стал калачом. Подбежит ещё — всё то же. День уж к вечеру, проголодался мальчик, а хлеб по-прежнему чёрный, а не белый. Отрезал он ломоть, посолил — да в рот: ой-ой, хлеб-то, оказывается, вкуснее калача стал!

 Вернулся с базара отец.

 — Ну, сынок, как? Получился из хлеба калач?

 — Да, цветом-то всё тот же, чёрный, а на вкус куда лучше калача, — отвечает сын.

 — Так вот оно, сынок: коль всласть поработаешь, так и чёрный хлеб вкуснее становится, а сытому и мёд горчит, — сказал отец.

ОЖИВШИЙ ЦЫПЛЁНОК

Как-то раз во время жнитва оставили меня дома цыплят караулить. Были они малюсенькие, всего три дня как вывелись. Поэтому их пустили прямо в избу.

Ушли отец-мать, а я начал цыплят кормить. В избе у нас в то время было много тараканов. Дай, думаю, цыплят ими накормлю. Взял я доску с нар и начал стучать ею об пол, чтобы тараканов стряхнуть. И не заметил, как задел одного цыплёнка по клювику. Покружился-покружился он на одном месте, вытянулся да умер. Поднял я его с полу, положил на подоконник на солнышко: не отойдёт ли, думаю. Сам очень испугался, сердце так и колотится, не знаю, что и делать. Вышел я на улицу. Там друзья веселятся, а мне и играть не хочется. Сел я на лужайке да горюю: «Что я теперь отцу-матери скажу?» Даже плакал от горя. Умишко-то ребячий, стоило ли из-за цыплёнка плакать! Вернулся в избу, смотрю и глазам не верю: сидит мой цыплёнок на окошке как ни в чём не бывало. Ожил мучитель! Спустил я его на пол, а он бегом к клушке. Тут только я и успокоился.

Вернулись отец с матерью вечером домой. Побоялся я им тут рассказать, что было, недели две смелости набирался. А они посмеялись надо мной и говорят:

-Ты, глупыш, всех цыплят так у нас переведёшь.

После этого я и в руки боялся цыплят брать.

ЛГУН

Пас мальчик в поле овец. Начал он однажды для смеху кричать, что волки на стадо напали:

 — Эй, скорее сюда! Волки, волки-и!

 Прибежали люди, посмотрели, а волков и в помине нет. Раз обманул пастушонок, другой, да всё до поры. Однажды в самом деле волк на стадо напал. Тут уж наш лгун и взаправду людей звать стал, да те подумали, что опять он нарочно кричит. Так и не прибежал никто. А волк всё стадо передушил.

 Правду говорят старики: раз обманешь, другой, а на третий – заплачешь.

БЕСПЛОДНЫЙ СПОР

Ходили в старину два человека на сторону и заработали три рубля. Целых три дня они эти деньги поделить не могли. А самим и невдомёк, сколько бы за это время денег заработали, кабы время в бесплодных спорах не проводили. Не зря говорят, что лучше баклуши бить, чем так сидеть.

CТАРИК И КОМАРЫ

В  летнюю пору шёл старик лесом, устал и прилёг отдохнуть. Тут его и начали долгоносики донимать: «А дядя-то оди-и-ин, оди-и-и-ин, и-и-и-и». Один подлетит да запищит, другой, третий, и всё своё: «Оди-и-и-ин! Оди-и-и-ин!» Ворочался-ворочался старик, да невмоготу ему стало. «Какое там, — говорит, — один. Вон вас сколько!» Завернулся он получше в свой кафтан и снова улёгся. Комары уж его больше не кусали.

 МЫШОНОК НА ПРОГУЛКЕ

Вышел однажды мышонок из своей норы погулять. Погулял он, погулял, вернулся к матери и говорит:

 — Ну, мама, я двух зверей видел! Один-то уж больно хороший, а другой — прямо страшилище!

 —   Что же это за звери? — спрашивает его мать.

 — Тот, который страшный, по двору расхаживал!.. Ноги у него чёрные, шапка красная, глаза того и гляди выпрыгнут, нос крючком! Прошмыгнул я мимо него, а он как закричит! У меня со страху душа в пятки ушла.

 — Эх, сынок, сынок… Да ведь это петух! Его бояться совсем не нужно! Мы для него что есть, что нет. Ну, а другой каков?

 — А другой на солнышке лежал, грелся. Шея у него белая, сам он гладкий-гладкий, ноги серые. Себя всё облизывал. Хвостом чуть помахивал, а с меня глаз не спускал.

 — Эх ты, глупый, неразумный!.. Ведь это же кот, — испуганно сказала мышонку мать.

 Так-то вот: не всё солнышко, что блестит.

ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА

Забралась лиса в виноградный сад. А виноград-то целыми гроздьями висит. Что уж тут лиса ни вытворяла, чтобы винограда покушать: то на задние лапы встанет, то прыгнет, да нет: не достаёт до ягод. Из сил лисица выбилась и ушла, несолоно хлебавши, головой от злости качает:

 — Э-э, ягоды-то эти только на вид хороши! Попробуй-ка их, живо без зубов останешься!

ВОРОНА И ЛИСИЦА

Нашла ворона кусочек мяса и уселась на дереве. Лисе тоже страх как мяса попробовать захотелось. Начала она ворону улещать:

 — Эх, воронушка, всем-то вышла: и лицом, и станом — ну, ровно ты царица какая. Если бы у тебя ещё и голос.быть бы тебе и в самом деле  царицей. От радости ворона разинула свой клюв да как каркнет: кар-р! Мясо у неё и выпало. Лисица его подхватила живёхонько и говорит:

 — Эх, подруженька, если бы тебе ещё и ум, быть бы тебе царицей.
ЛИСА И ЖУРАВЛЬ

Пригласила раз лиса журавля в гости. Решила она его кашей попотчевать. Размазала она свою кашу по мелкому блюду и поставила перед журавлем.

Кушай, журавушка, кушай! — угощает его. А тот долгим-то клювом тук-тук, тук-тук, а в зоб-то ему и не попало ничего. Лиса потом сама всю кашу вылизала.

Другой раз уж журавль к себе в гости лису пригласил. Сварил журавль похлёбку. Поставил он её перед лисой в кувшине с длинным горлом.

Кушай, лисичка-сестричка, кушай досыта, — угощает журавль. Повертелась-повертелась та перед кувшином, да голову в него никак просунуть не может. Похлёбки ей даже попробовать не удалось. Сунул журавль свой длинный клюв в кувшин да сам всю похлёбку съел.

Не обессудь уж, лисонька, — провожал он свою гостью.

С той поры у лисы с журавлём дружба врозь.

ВЕСНОЙ

Весеннее солнышко светит ярко да жарко. На дворе теплынь, ветер не шелохнет. В небе жаворонки поют. Снег почти растаял, осталось совсем немного. По улицам бегут говорливые ручьи.

 Мы с ребятами наделали деревянных корабликов и пустили их в быструю речушку. Сами бежим за ними по берегу да кричим: «Чей обгонит! Чей впереди будет!»

 Я тоже бежал со всеми вместе, даже под ноги не глядел. Тут и стряслась беда: не заметил я лужу перед собой — бултых! в неё с головой. Всё на мне мокрёхонько, сам до костей продрог!

 Побежал я тут домой: переоденусь, мол.

 — Где это ты так извозился? Нитки сухой нет… Как это тебе помогло? — начала меня расспрашивать мама.

 Я всё рассказал, как было.

 — Нет тебе других штанов да рубашки! Залезай вон на печь да сиди там! Впредь будешь себе под ноги глядеть!

 Не зря говорят, что вода без сучков: попадёшь в неё — не зацепишься.

ЖИРЕВШАЯ КУРИЦА

Несла курица каждый день по яичку. Хозяйке этого показалось мало, и она, чтобы курица неслась ещё лучше, по три яичка в день, стала ее закармливать. Курица разжирела и совсем нестись перестала.

БУРЯ

Однажды мы на току молотили хлеб. Откуда ни возьмись — туча, всё кругом потемнело. Налетела буря и ну наш посад ворошить. Беда да и только, все растерялись: кто лопатой снопы тычет, кого вилами зерно сгребать надоумило.

 Молотивший вместе с нами сосед сел верхом на свою лошадь да рысит вокруг нас:

 — Конец света пришёл, светопреставление! Где моя трубка? Где моя трубка?

 Утихла буря — сами же над собой смеёмся. У страха глаза велики.

ВОЛК И ЯГНЁНОК

Увидел волк, что ягнёнок у речки воду пьёт. Захотелось волку этого ягнёнка съесть. Начал он к ягнёнку придираться:

 — Ты мне воду замутил!

 Ягнёнок волку в ответ:

 Эх, волк, как же я могу тебе воду замутить, ведь я ниже тебя стою. А волк снова:

 — Зачем это ты в прошлом году моего отца изругал? Ягнёнок опять не соглашается:

 — Да меня в прошлом году и на свете не было. Рассвирепел волк:

 — Тебя не переспоришь, я голодный и поэтому тебя съем.

СТРЕКОЗА И МУРАВЬИ

Непогожей осенью отсырела у муравьев пшеница. Принялись они её сушить. Подошла тут к ним голодная стрекоза и попросила накормить.

— Как же это ты летом себе ничего не запасла? – спросили её муравьи.

— Да я всё пела, мне и времени-то не было, — отвечает стрекоза.

А те ей говорят:

— Лето красное пропела, а зимой вот попляши.

НА ЖНИТВЕ

Жали мы один раз около самой межи пшеницу. Связал я сноп и отнёс его в пяток. Тут я и задевал куда-то свой серп. Смотрю туда, смотрю сюда — нет нигде. А старший брат нашёл мой серп и помалкивает. Отец рассердился на него и говорит:

 — Во время работы не играют!

 Потом добавил:

 — Когда вяжут сноп, серп через плечо перевешивают.

КАК Я ЧАСЫ ИСПОРТИЛ

Отец у меня мастер часы чинить. Скажешь о Фёдоре-часовщике — вся округа его знает. Глядя на отца и мне тоже захотелось часы чинить. Однако отец с матерью, считая, что я ещё мальчишка, не только часы чинить-  близко меня к ним не подпускали. Всё-таки, когда их не бывало дома, я с часами возиться пробовал.

 Однажды отец разобрал часы и начал их чинить, а потом куда-то ненадолго вышел. Мать в соседи ушла, старшие братья в лес за дровами уехали. Мне полное раздолье! Взял я молоток и начал им по колесикам постукивать. Ударю раз — зубья отлетают. Вдруг вижу из окна: отец возвращается! Я быстренько положил всё на место, а сам забрался на печку. Отец вошёл и опять сел за работу. Глядит — зубья у колесиков сломаны. Огляделся он кругом, видит — я на печке лежу. Подошёл и спрашивает:

 — Алексей, ты колесики от часов переломал?

 — Нет, — говорю, — не я.

 — Как это не ты? Кроме тебя здесь никого и не было! — начал он тут меня ругать да корить: — Коли дела не знаешь, и соваться нечего!

 Долго я потом эти слова обдумывал.

ХВЕДЕР

Вернулся дядя с пашни, посадил своего племянника Хведера верхом на лошадь и велел отвести её в табун.

— Смотри, — говорит, — Хведер, не гони лошадь, она и так сегодня на пашне из сил выбилась.

 Выехал Хведер за околицу и давай лошадь понукать. А та, и без того измученная, потрусила-потрусила и встала, ни с места. Хоть плачь! Нечего делать, слез Хведер с лошади и повёл её за уздечку в табун.

 Кто за лошадью глядит, тот пешком не ходит, а кто старших уважает, тот беды не знает.

НА ВОРЕ ШАПКА ГОРИТ

Пропали, говорят, у одного мужика деньги. Не найдёт он вора — да и всё. Созвали сход. Как только народ собрался, староста и крикнул:
— Старики, беда, пожар! Шапка на воре горит!.. 
Тут один человек хвать за свою шапку. Так и нашли вора.

КОРОВА И КОЗЁЛ

Держала старуха корову да козла. Вместе они и в стадо ходили. Корова была — хоть плачь с ней: как доить — так лягаться. Один раз старуха посолила кусок хлеба и давай корову уговаривать:

 — Стой спокойно, озорница, на вот, на, не будешь лягаться — ещё вынесу.

 На другой день пришёл козёл из стада раньше коровы, подошёл к старухе и встал, растопырив ноги. Та на него утиркой замахивается. Козёл стоит, хоть бы что. Он-то уж хорошо помнил, как старуха хлеба корове давала.

 Посмотрела-посмотрела старуха на козла, взяла палку да прогнала его. Как только козёл отошёл, старуха опять стала угощать корову хлебом. «Видимо, нет всё-таки в людях правды, — подумал козёл. — Разве я как корова стоял? Так нет, меня же и отколотили!»

 Отошёл козёл подальше, разбежался да как даст старухе рогами! Та со своим подойником да молоком так об землю и загремела.

ДОЙНАЯ КОРОВА 

Была у одного человека хорошая дойная корова; каждый день она горшок молока давала. Пришлось как-то этому человеку гостей созывать. Решил он целых десять дней не доить свою корову: думал, лучше сразу за один раз десять горшков надою. А у коровы-то молоко уж пропадать стало, и дала она меньше прежнего.

ЯЛОВАЯ КОРОВА

Уж так захотелось одной хозяйке кислого молока поесть, да вот беда: корова у неё была яловая и молока не давала. Всё же пошла хозяйка в хлев: авось, думает, надою молока хоть немного. Зашла она в хлев, а корова лежит. Всполошилась хозяйка, засуетилась, к соседке побежала:

 — Сестрица! Корова у меня телиться хочет, легла, дай мне, пожалуйста, для закваски кислого молока!

 — А корова-то, может, так просто легла, а не телиться хочет? – говорит соседка.

 — Вот этого я не знаю, — ответила хозяйка и пошла домой.

 Не садись на жеребёнка, пока его ещё и на свете нет

МЫШЬ

Прогрызла голодная мышь половицу и забралась в амбар. Сама — кожа да кости. В амбаре она всю ночь зерном угощалась. Живот у неё раздулся, как барабан. Собралась она домой, сунулась в свою дыру, ан не тут-то было: голова пролезает, а живот не пускает. Билась-билась она, так и не сумела пролезть.

 Утром пришла в амбар кошка, поймала ту мышь и съела. Не зря говорят: жадность до добра не доведёт.

СПОР

Встретились двое зимой на дороге, а сани у них и зацепились. Начал один из них кричать:

— Посторонись-ка скорее, я в город тороплюсь!

А другой ему:

— Нет уж, сам ты в сторону  отъезжай, мне скорее домой надо.

Долго мужики рядились да бранились. Подъехал тут третий и говорит:

— Если уж вы так  спешите, то уж дайте лучше дорогу мне.

КОШКА И СОБАКА 

Кошка что-то ела, а к ней подошла собака Хураська. Кошка цап! собаку за нос, а та её за хвост. Кошка тут едва глаза Хураське не выцарапала. В это время мимо них с полными ведрами проходила моя мама. Остановилась она да как плеснет на кошку с собакой водой. Они и разбежались кто куда.
КНУТ

Был у меня товарищ Михаля. Свил он себе новый кнут, и захотелось ему тем кнутом каждого встречного бить. Увидел он однажды свою младшую сестрёнку, которая что-то ела, и раз! её кнутом по голове. Та в слёзы. Услыхала это мать, прибежала скорее, вырвала у Михали кнут и давай его стегать: «Не тронь людей, не обижай! Вот тебе!»

Выходит, и от своего кнута тебе же достанется, если ты им пользуешься неумеючи.
ХОРЁК

Забрался хорёк в дом к меднику и давай напильник лизать. Лизал-лизал, с языка у него кровь закапала. «Это, наверно, из железа кровь-то идет»,- подумал хорёк. Обрадовался он и начал напильники еще пуще лизать. Так и изранил он себе весь язык.

СОВА И ЗАЯЦ

ХУРАСЬКА

Была у нас большая собака Хураська. Запряг я её зимой в салазки, уселся в них да крикнул:
— Но-о, Хураська, давай на улицу!
Стеганул я её что было силы кнутом, а она — раз! под амбар, а меня нижним венцом хлоп! по лбу.

ПУСТАЯ ОБИДА

Каждый раз, когда отец ездил на базар, он привозил нам калач. Однажды, возвратившись домой, дал он его всем нам по куску. Мне показалось, что на мою долю досталось меньше, чем другим. Я обиделся, отказался от калача и сел в углу.

 Отец подошёл ко мне и говорит:

 — Почему это ты калач-то не взял?

 Я молчу, будто в рот воды набрал. Тогда отец взял мой кусок и отдал его сестрёнкам:

 — Кушайте, а Иван пусть в углу сидит да дуется. Сестрёнки мой кусок и съели на доброе здоровье. Попросить бы теперь калача, да его и в помине нет.

 Не напрасно говорят, что в чужих руках пирог больше кажется.

КАК МУЖИК ЛОШАДЬ ИСКАЛ

Три дня искал мужик лошадь, на которой сидел верхом. Приезжает он в одну деревню и спрашивает:

 — Братцы, не видел ли кто приблудную лошадь?

 — Нет, — отвечают селяне, — не видали.

 Приезжает в другую:

 — Братцы, не видел ли кто приблудную лошадь?

 — Нет, — отвечают, — не видали.

 Из сил выбился мужик, а лошади нет как нет. Повстречал наконец он рассудительного старика.

 — Не видали ли, дед, где приблудную лошадь?

 — Нет, не видал. А когда она у тебя пропала?

 — Да вот третий день как ищу.

 — А какой она масти?

 — Пегая, дед, пегая.

 — А не та, что под тобой?

 Мужика как ветром сдуло с коня. Соскочил и смотрит. Смотрел-смотрел на лошадь, что была под ним, да как закричит:

 — Эта! Эта! Эта!

 Проворно взобрался на неё и, радостный, вихрем помчался домой.

ЧАК-ЧАГАК 

Летом сорока живёт в лесу, а выпадет снег — прилета¬ет в деревню. В лесу она в летнюю пору выводит птен¬цов, таскает для них в деревне яйца. Зимой, когда сильно морозит, сорока взлетает на крышу, садится там на снегу и начинает стрекотать: «Чак-чагак, чак-чагак».

ЛЕБЕДЬ

Лебедя не зря называют царём птиц: среди них он самый сильный, самый красивый и изящный. Шея у лебедя белая, как снег, длинная и крутая, дугой изгибается; пристально смотрят его небольшие глаза, клюв и ноги у него чёрные. Изумительно красив он, когда тихо плывет по темно-голубой глади воды, в камышнике. Приятны все повадки этой прекрасной птицы. Если она пьет поду, то, набрав её в клюв, вытягивает шею, а голову поднимает кверху. Ку­пается ли лебедь или ныряет, или сильными своими крыльями плещет на себя воду, а она бусинами стекает по его мягкому шелковистому пуху,—не отведёшь от него глаз. После купанья он начинает приводить себя в порядок, прихорашиваться : легонько изогнётся длинной белоснежной шеей назад, укладывает как следует свои перья на спине и боках, на хвосте. Потом расправляет, как паруса, свои крылья, опять перебирает по одному перья, поправляет их, обдувает на ветру, сушит на солнышке. Смотреть на все это — загляденье.

НА РЫБНОЙ ЛОВЛЕ

На одном большом озере чуваши, русские и мордва ловили неводом рыбу.

 Чуваши, как только вытащат невод» так и начнут переговариваться:

 — Что ты будешь делать, сюк!

 А от мордвы, лишь невод к берегу подтянут, только и слышно;

 — Арась, арась!

 — Что же это чуваши и мордва  такие счастливые? Одни им щуки да караси, щуки да караси  только и попа даются! — дивятся русские.

 Чуваши, русские, мордва — все люди.

В НОЧНОМ

Во время пашни, да и осенью, мы часто ездили на луга в ночное.

 Луг, куда мы ездили, не так далеко от нашей деревни, всего в двух-трёх верстах. Он лежит между двумя деревнями : с одной стороны — наша, а верстах в двух — другая. По обеим сторонам два невысоких холма. Посредине бежит небольшая речушка. На её берегах растёт чернотал.

 Однажды осенней порой поехал я в ночное. Ночи в осень тёмные и прохладные ; ноги за ночь совсем продрогнут. Собрались ребята все вместе и говорят:

 —  Давайте из бурьяна костры разведём! Вон его тут сколько! Вмиг мы рассыпались по загонам. Враз несколько большущих куч натаскали, сложили их рядами, будто улочки получились. Потом эти кучи подожгли. Начал бурьян пылать, только треск пошёл! Пламя вышиною с дом, весь луг осветился. Сами все в пыли, только белки глаз сверкают, да и тут неймётся: бегаем вокруг огня, кричим, шум, гам, луг ходуном ходит, ровно невесть что стряслось.

 Глядим — вдруг из нашей деревни насос катит, из другой деревни люди бегут. Подъехали к нам те,  кто с  насосом, — ни ругать нас, ни корить. Даже побледнели с испуга, только руками разводят.

 — Взбредёт же этим бесенятам в головы! А мы думали, что ваша деревня горит! — говорят люди из соседней деревни.

 — А мы думали — ваша, — отвечают наши деревенские.

 Дали лошадям дух перевести да отправились все домой.

ДВЕ КРЫСЫ

Нашли как-то две крысы яйцо и вздумали его поделить. А яйцо это, оказывается, и ворона серая углядела. Смотрят крысы, а она тут как тут. Задумались, забеспокоились крысы. Как им быть? Куда яйцо спрятать? Утащить бы его скорее в нору, да нет, лапы коротки, яйцо ими никак не обхватишь. Катить его? Тоже не выйдет — разбиться может. Легла тут одна крыса на спину и обняла яйцо всеми четырьмя, а другая её за хвост. Так и уволокла в подполье.

СОВА И ЗАЯЦ

Стемнело. Совы в лесу по оврагам да ложбинам шастают, чем бы им поживиться ищут. Вот выбежал на поляну большой русак, уселся и начал себя в порядок приводить. Говорит тут молодая совушка старой сове:

 — Что же ты этого зайца не схватишь?

 А старая ей в ответ:

 — Большой уж больно, сил  не хватит: вцепишься в него, а он утащит в чащобу.

 Молодая поразмыслила и говорит:

 — Одной лапой я в   него   вцеплюсь, а другой — за дерево.

 Молвила она так и раз! на зайца налетела. Одну лапу русаку в спину запустила, — и там и впились ему в живое мясо,- другой лапой норовит за дерево уцепиться. Заяц наутёк, а сова за дерево всё-таки зацепилась да думает: «Нет, не уйдёшь!» Рванулся русак что было силы и разодрал сову надвое: одна лапа на дереве повисла, а другая — у русака на спине осталась.

 На следующий год подстрелил того русака охотник. Посмотрел-посмотрел он на застрявшие в его спине совиные когти и дину дался.

Источник 

Чувашская республиканская детско-юношеская библиотека.

1.Яковлев, И. Я. Детские рассказы / И. Я. Яковлев. – Чебоксары : Чувашкнигоиздат, 1968. — 80 с. : ил.

АВТАН. Пирĕн пĕр пысăк хĕрлĕ автан пур. Вăл тăр кăнтăрла урапа çине хăпарать те: «Кики-рик-ку!» — тесе авăтать. Сасси аван, хÿри илемлĕ, авăна-авăна тăрать. Кикирикки пысăк, тĕклĕ ураллă, качи вăрăм. Сирĕн автан çапла-и? ЧАКАК. Чакак çулла вăрманта пурăнать, юр çусан яла пырать. Çулла вăрманта вăл чĕпĕ кăларать, ялтан çăмарта вăрласа кайса чĕпписене тăрантарать. Хĕлле, сивĕ пулсан, йывăрлăх çине ларать те: «Чак-чакак, чак-чакак», — тесе чакаклатать. ЧĂЛХА ÇЫХНИ. Эпĕ пĕчĕкçĕ чухне пĕрре анне пуçланă чăлха çыхма тытăнтăм. Çыха пĕлмесĕр çиппине пĕтĕмпе чăлхăнтарса пĕтертĕм. Анне çакна курчĕ те: — Ачам, малтан çыхма вĕрĕн – халĕ, унтан тин çыхтарăп, — терĕ. МИХАЛА. Манăн Михала ятлă юлташ вĕр çĕнĕ пушă яврĕ. Çав пушшипе куракана пĕрне çапатчĕ. Пĕрре çапла çисе ларакан йăмăкĕ патне пычĕ те пушшипе шарт! тутарчĕ пуçĕнчен. Йăмăкĕ йĕре пуçларĕ. Амăшĕ илтрĕ те чупса та кĕчĕ. Михаларан пушшине туртса илчĕ те хăйне çаптара пуçларĕ. «Ан тив çынна, ан тив çынна, ак сана!» — терĕ. Çапа пĕлмен пушă хăйне çаврăнса тивнĕ тесе çавăнпа каланă пулĕ.	ЛАША ШЫРАНИ. Пĕр çын хăйĕн айĕнчи лашине виçĕ кун шыранă тет. Пĕр яла пырса ыйтать тет: — Лаша курмарăр-и? – тесе. — Çук, курмарăмăр, — тесе калаççĕ тет. Тата тепĕр яла пырса ыйтать тет: -Лаша курмарăр-и? — тесе. — Çук, курмарăмăр, — тесе калаççĕ тет. Çапла ялтан яла тек çÿрет тет. Çÿресен-çÿресен пĕр ăслăрах çынна тĕл пулчĕ тет те: — Эсĕ ăçта та пулин ют лаша çÿренине курман-и? – тесе калать тет. — Çук, курман. Хăçан çухалнă сан лашу? – тесе каларĕ тет. — Паянхипе виçе кун ĕнтĕ ак, — тесе каларĕ тет. — Лашу мĕн тĕслĕччĕ? — тесе каларĕ тет леш çынĕ. — Шура улаччĕ, — тесе каларĕ тет. — Çак ху айăнтиех мар-и? — тесе каларĕ тет лешĕ. Хайхи ут çинчен анса пăхрĕ тет те лашине: — Çакă, çакă, çакă! — тесе каларĕ тет. Лаши çине сиксе утланчĕ тет те савăннипе чуптара пачĕ тет килне. ХУРАÇКА. Пирĕн Хураçка ятлă пысăк йытă пурччĕ. Эпĕ ăна хĕлле пĕчĕкдĕ çунана кÿлтĕм. Хам çуна çине лартам та: — Ну атя, Хураçка, урамалла! — тесе пушăпа дат! тутартăм. Хураçки çаттар-çаттар! çуни-мĕнĕпе кĕлет айне кĕрех кайрĕ. Манăн пуçа кĕлет пĕрени çумне шан! тутарса хаварчĕ. ВĂРĂМТУНАСЕМПЕ СТАРИК. Пĕр старик çулла вăрманта канма выртнă тет. Вăрăмтунасем пыраççĕ тет те ун патне: «П-и-ч-ч-е-п-е-ч-ч-ĕ-н», — тесе калаççĕ тет. Пĕри çапла каласа каять тет, тата тепри пырать тет: «П-и-ч-ч-е-п-ĕ-ч-ч-е-н», — тесе ка-лать тет. Старик выртрĕ-выртрĕ тет те: «Халĕ пĕри ĕçсе кайрĕ; эсир мĕн пĕчченĕ, темиçенĕн!» — тесе калать тет. Старик сăхманĕпе чипертерех пĕркенсе выртрĕ тет те çыртма паман тет вара.
ПУЛĂ СĔРНИ. Пĕр аслă кÿлĕре чăвашсем, вырăссем, мăкшăсем пулă сĕрее çÿpeççĕ тет. Чăвашсем сĕрее кăлармассерен: — Çук та çук! — тесе калаççĕ тет. Мăкшăсем сĕрее кăлармассерен: — Араç та араç! — тесе калаççĕ тет. — Ку епле чăвашпа мăкша телейлĕ? Шÿкке те карас, шÿкке те карас тытаççĕ! — тесе тĕлĕнеççĕ тет вырăссем. Вырăс, тутар, чăваш — пурте çын. ÇУХАЛНĂ УКÇА ТУПĂННИ. Пĕр çыннăн укçи çухалнă тет, вăррине ниепле тупаймаçĕ тет. Пухăнать тет пуху. Пуху пухăнса çитсен староста каларĕ тет: «Ватăсем, вут тухрĕ! Вăрă çинче çĕлĕкĕ çунать», — тесе каларĕ тет. Пĕр çын пуçĕнчи çĕлĕкне аллипе ячĕ тытрĕ тет. Вара çавне пĕлчĕç тет вара.	КУЛАЧĂ. Пĕр ачанăн кулачă çиесси пит килнĕ тет, ашшенĕ пасара каймассерен кулачă илсе кил тесе ярать тет. Пĕре пасар кунĕ ашшĕ çакнă хутаçа çăкăр чиктерет тет те кăк кăклама ертсе каять тет. Ана çине çитсен: — Акă, ачам, çак кăксене кăкла, çăкăрна пĕртте ан пах, вăл хăйех кулачă пулса выртать, — тесе каларĕ тет, хăй пасара кайрĕ тет.  Хай ача кăклать- кăклать тет те çăкăрне пырса пăхать тет – çăкăр кулачă пулман тет. Пăртак тăрсан татах пăхать тет, татах пулман тет. Каçалла та суланса пырать тет, ĕнтĕ хырăмĕ темĕн пекех выçса кайрĕ тет çакăн – çăкăр çаплах кулачă пулман тет. Касать тет те çăкăра тăвăр сапса çиет тет – ай-ай тутланса кайнă тет çăкăр, кулачăран та тутлă тет. Тепĕртакран ашшĕ пасартан таврăнчĕ тет. — Çăкăр кулачă пулчĕ –и, ывалăм? – тесе ыйтать тет. — Тĕсĕ кулачă тĕслĕ пулмаре те, тутти кулачăран та аван, — тесе калать тет лешĕ. — Çапла çав, ачам: ĕçлесе çиçен çăкăр та тутлă, тăрансан пыл та йÿçĕ, — терĕ тет ашшĕ.
ĔНЕПЕ КАЧАКА ТАКИ. Пĕр карчăкăн ĕнепе качака таки пулнă. Ĕнепе качака таки кĕтĕве пĕрле çÿренĕ. Ĕни сунă чухне пĕртте тăп тăман. Пĕрре карчăк тăвар сапса çăкăр илсе тухнă та ĕнене йăпатса: — Тăп тăр, айван, ме, ме, тăп тăрсан тата илсе тухса парăп, — тенĕ. Тепĕр каçхине качака таки кĕтÿрен ĕнинчен маларах таврăнать те карчăк умне пырса урисене чаркаласа та тăрать. Карчăк ăна ал шăллипе хăмсарать. Качака таки шăпах тăрать, тапранмасть те. Вăл карчăк ĕнине тăп тăрсан çăкăр парăп тенине ман-ман. Карчăк качака таки итлеменнине курать те ăна патак илсе çаптаркаласа ярать. Качака таки кайсан карчăк каллех ĕнине çăкăр парса йăпата пуçлать.  Качака таки вара шухăшлать: «Ку çынсен тĕрĕсси-мĕнĕ çук иккен. Эпĕ ĕнерен те лайăхрах тăтăм, çапах çаптарчĕ мана», — тет. Хайхи аяккарах каять те чупса пырса тараст! тутарать карчăка. Карчăк сĕчĕ-мĕнĕпех пăлтăр-палтăр чикеленсе кайрĕ тет вара.	ХĔСĔР ĔНЕ. Пĕр арăмăн пит турăх çиесси килнĕ тет. Ĕни хĕсĕр тет кунăн, сĕт памасть тет. Кăurr та пулин çапах сĕт памĕ-ши тесе каять тет ку картана. Ёни выртнă тет. Хăпăл-хапăл илет тет курка та чупать тет кÿршĕ арăмĕ патне. Аккам! Ĕне пăрулама выртнă, кĕвелĕк парса ярччĕ мана, — тесе  ыйтать тет. А те пăрулама выртнă-халĕ вăл, те ахаль выртнă? — тесе каларĕ тет лешĕ. — Ăна-кăна пĕлмерĕм эппин эпĕ, — тесе каллех тухса кайрĕ тет хай арăм. Туман тихан пилĕкне ан хуç теççĕ çав.   УКÇА УЙĂРНИ. Икĕ çын пĕрлешсе ĕçе кайнă тет, ĕçлесе виçĕ тенкĕ укçа тупнă тет. Çав укçана уйăраймасăр тавлашса виçĕ кун ирттерчĕç тет. Алла тавлашса ирттериччен тата виçĕ кун ĕçленĕ пулсан миçешер тенкĕ тивĕччĕ вĕсене? Ахаль тăриччен кĕрĕк аркине те пулин йăвала теççĕ.
ТИЛĔ ТУС. Тилĕ иçĕм çырли пахчи патне пырса тăнă тет. Иçĕм çырли çупкăмĕсем пахчара ярăмăн-ярăмăн çакăнса тăраççĕ тет. Тилĕ икĕ уранăн та тăрса кармашса пăхать тет, сиксе те пăхать тет, çырлине ниепле ярса илеймест тет. Шалт супса пĕтрĕ тет те хайхи кайрĕ тет вара мăйне-куçне пăркаласа: — Эй, пăхма анчах илемлĕ-çке! Çи-халĕ ăна, çăварта пĕр шăл та хăвармĕ! — тесе пырать тет хăй нимĕн тăвайман енне. УТĂРА. Виçĕ çын утта кайнă тет. Вĕсен лаши лачакана путса ларнă тет. Çыннисем пĕри Каринкке ятлă, тепри Емелкке ятлă, висççĕмĕшĕ Çаманкка ятлă пулнă тет. Çаманкка калать тет: — Как быть, Каринкке? Епле тăвас, Емелкке? — тесе ка­лать тет. Каринкки калать тет: — Çапла тăвас, Çаманкка! — тесе калать тет. Лашине аран туртса кăларнă тет вара. САРМАНТЕЙ. Сармантейĕн сарă чăххи сарă çăмарта тунă; ăна шăши пынă та хÿрипе çапса çĕмĕрнĕ. Сармантей те йĕрет, сарă чăххи те какалать. Хапхи калать: — Манăн та уçăлса хупăнас, — тет. Анать вăкăр шыва куллен-кун. — Хапха, эсĕ мĕншĕн уçăлса хупăнатăн? — тет. — Уçăлса хупăнмасăр, — тет. — Сармантейĕн сарă чăххи сарă çăмарта тунă; ăна шăши пынă та хÿрипе çапса çĕмĕрнĕ. Сармантей те йĕрет, сарă чăххи те какалать Вăкар калать: — Манăн та мĕкĕрсе анас, — тет. Мĕкĕрсе анать шыв хĕррине. Шыв калать: — Мĕншĕн, вăкар, мĕкĕретĕн? — Мĕкĕрмесĕр, — тет. — Сармантейĕн сарă чăххи сарă çăмарта тунă; ăна шăши пынă та хÿрипе çапса çĕмĕрнĕ. Сармантей те йĕрет, сарă чăххи те какалать, хапхи те уçăлса хупăнать. ВЫРТМАРА. Эпир ака-суха çинче тата кĕркунне те каçсеренех лашасемпе çаран çине выртма каяттăмăр. Пирĕн выртма çаранĕ хамăр ялтан инçех мар, пĕр-икĕ çухрăмран та ытла пулмĕ. Вăл çаран икĕ ял хушшинче: пĕр вĕçĕнче пирĕн ял, тепĕр вĕçĕнче, пĕр-ик çухрăмра, урăх ял. Икĕ енче икĕ лутра сăрт. Варринче пĕчĕкçеççĕ çырма юхса выртать. Çырма тăрăх унта-кунта хура хăва тĕмĕсем ÿсеççĕ. Çав çарана эпе лашасемпе темиçе те кайнă. Каймассерен унта ачасем пĕр-пĕр вăйа туртса кăларатчĕç. Пĕрре çапла эпĕ кĕркунне выртма кайрăм. Кĕрхи каç пит тĕттĕм те сулхăн пулать; çавăнпа çĕр каçиччен урасем шăнса кÿтсех каяççĕ. Ачасем пурте пĕр çĕре пухăнчĕç те: — Атьăр, ачасем, кĕçĕр кашличĕ çунтарар! Кăçал кашличĕ нумай! — Çапла каласассăнах, пурте чăл-пар саланчĕç анасем çинелле. Ача-пăча нумаййăн: пĕр самантра темиçе купа, пысăк купасем, урам пек, йĕркерен тăва-тăва тухрĕеç. Унтан вăал купасене вут тĕрте-тĕрте ячĕç. Ак хайхи кашличĕ çатăртатса çуна пуçларе-çке! Çулăмĕ çÿлелле пÿрт çÿлĕш каять. Пĕтĕм çaран çап-çутă пулчĕ. Ача-пăча савăннипе нимĕн тăва пĕлмест. Хăйсем пурте кашличĕ тусанĕпе хуп-хура пулнă, куç шурриссм анчах курăнаççĕ. Хăйсем çaпax, пĕр-пĕринчен тăрăхлакаласа кулса, вут йĕри-тавра чупкаласа çÿреççĕ. Шăри-шăри, лăй-лай! тăваççĕ: пĕтĕм çаран çĕр-çĕмĕрлет; калăн темĕн пулнă тесе. Çапла шуйăхкаласа тăнă çĕре хамăр ял насусĕ киле пapать кĕмсĕртеттерсе. Ун  хыççăнах  тата хамăр ялтан та, тепĕр ялтан та çуран çынсем чупа-чупа çитрĕç. Насуспа килекенсем пирĕн пата пырса чарăнчĕç те ни вăрçаймаççĕ, ни ятлаймаççĕ пире. Хăранипе шап-шурă шурса кайнă хăйсем. Пĕççисене шарт! çапаççĕ. — Ку чухнехи ача-пăча темĕн туртса кăларĕ! Вара эпир сирĕн ял çунать пулĕ тесе! — теççĕ ют ялсем. — Эпир сирĕн ял çунать пулĕ тесе тата! – теççĕ пирĕн ялсем. Лашисене кăшт кантарчĕç те кайрĕç вара килелле шалтăртаттарса.	ШĂРЧĂКПА КĂТКĂСЕМ. Кĕркунне кăткăсен туллине нÿр çапнă. Вĕсем ăна типĕтме тытăнна. Пĕр выçă аптранă шăрчăк вĕсенчен çиме ыйтнă. — Епле эсĕ çулла ху валли çиме хатĕрлеймерĕн? – тесе каларĕç тет кăткăсем кăна. — Юрăсем юрланипе пушанаймарăм-çке, — тесе каларĕ тет шăрчăкĕ. Кăткисем ахăлтатса кулса ячĕç тет те: Çулла выляса-кулса ирттертĕн пулсан хĕлле ташласа пăхха эппин, — тесе каларĕç тет. ИКĔ ЙĔКЕ ХŸРЕ. Икĕ йкĕхÿре пĕр çăмарта тупнă тет, ăна уйăрса çиесшĕн тет. Вăл çăмартанах курак та курнă тет, пырать тет кусем патнелле. Мĕн тăвас йĕкехÿресен? Ăçта чикес çăмартана? Часрах йăтса кĕрес — алăсем кĕске, тытма çитеймеççĕ; кустарса кĕрес — çĕмĕрĕлесрен хăрушă. Хайхисем пĕри часрах çăмартана тăватă урипе ыталаса месерле выртрĕ тет, тепри ăна хÿринчен ярса илсе тĕпсакайне сĕтĕрсе кĕрсе кайрĕ тет. Шыв калать: — Манăн та хумханас, — тет. Пĕр çĕнĕ çын шыв ăсма анать: — Шыв, мĕншĕн хумханатăн? — тет. — Хумханмасăр, — тет. — Сармантейĕн сарă чăххи сарă çăмарта тунă; ăна шăши пынă та хÿрипе çапса çĕмĕрнĕ. Сармантей те йĕрет, сарă чăххи те какалать, хапхи те уçăлса хупăнать, вăкăрĕ те мĕкĕрет, тет. Çĕнĕ çын калать: — Манăн та пĕр витрине çапса çĕмĕрес, — тет. Çапса çĕмĕрет витрине. Киле таврăнать. Хунямăшĕ чуста çăрать. — Кин, мĕншĕн хăрах витрепе анчах ăсса килтĕн? — тет. — Ăсса килмесĕр, — тет. — Сармантейĕн сарă чăххи сарă çăмарта тунă; ăна шăши пынă та хÿрипе çапса çĕмĕрнĕ. Сармантей те йĕрет, сарă чăххи те какалать, хапхи те уçăлса хупăнать тет, вăкăрĕ те мĕкĕрет, шыв та хумханать, тет. Хунямашĕ калать: — Манăн та чустана кăларса ывăтас, — тет. Кăларса ывăтать. Ывалĕ кайнă вăрмана. Таврăнать вăрмантан. Ывăлĕ калать: —  Мĕншĕн яшка пĕçермерĕр? — тет. Амăшĕ калать: — Сармантейĕн сарă чăххи сарă çăмарта тунă; ăна шăши пынă та хÿрипе çапса çĕмĕрнĕ. Сармантей те йĕрет, сарă чăххи те какалать, хапхи те уçăлса хупăнать тет, вăкăрĕ те мĕкĕрет, шыв та хумханать, çĕнĕ çын та хăрах витрине çапса çĕмĕрнĕ. Ывалĕ калать: — Манăн та хăрах атта кăларса ывăтас, — тет. Кăларса ывăтать. Пĕтрĕ. КАШКĂРПА ПУТЕК. Кашкăр пĕр путек çырма хĕрринче шыв ĕçнине курнă. Çак путеке ун пит тытса çиесси килсе каинă. Кăна ку ăçтан та пулин айăпласшăн кăшкăрса пăрахса калать: — Эсĕ шыва пăтрататăн, мана ĕçме памастăн, — тет. Путекки калать: — Ах, кашкăр, эпĕ шыва епле пăтратçм? Эпĕ санран анатарах тăратăп-çке, ĕçессе те тута вĕçĕпе анчах ĕçетĕп, — тет. Кашкăрĕ калать: Эппин тата мĕншĕн эсĕ иртнĕ çура манăн аттене темĕн те пĕр каласа пĕтертĕн? — тет. Путекки калать: — Кашкăр, вара иртнĕ çура эпĕ çуралайман та-çке, — тет. Кашкăр çапла шалт çилленсе çитнĕ те каланă: — Сана тавлашса çĕнтереймĕн, эпĕ халĕ выçă, çавăнпа çиетĕп ĕнтĕ сана, — тенĕ.
ЙĂЛĂНТАРНИ. Пирĕн атте пасара каймассерен пирĕн валли кулачă илсе таврăнатчĕ. Пĕрре çапла пасартан таврăнсассăн атте пурсăмăра та пĕрер татăк кулачă валеçсе пачĕ. Мана ыттисенчен сахал панă пек туйăнчĕ. Эпĕ кулача илмесĕр, йăлăнтарса, пĕр кĕтесе кайса лартăм. Атте ман еннелле çаврăнса пăхрĕ те: — Мĕншĕн илместĕн тата кулачăна? — терĕ. Эпĕ пĕр чĕнмесĕр ларатăп. Атте манă панă кулачă татăкне илчĕ те йăмăксене валеçсе пачĕ: — Мейĕр, çийĕр Иван татăкне, вăл кĕтесре йăлăнтарса лартăр-ха! – терĕ. Йăмăксем вара манăн татăка çирĕç ячĕç. Кайран ыйтасчĕ — кулачă çук. Çын аллинчи кукăль пысăккăн курăнать тесе ахаль каламан çав ваттисем. Яковлев И. Я. Ача-пăча калавĕсем / И. Я. Яковлев. – Шупашкар : Чăваш кĕнеке изд-ви, 2013.	ТĂМАНАПА МУЛКАЧĂ. Тĕттĕм пулчĕ. Тăманасем вăрманта варсем тăрăх çиме шырасa вĕçсе çуре пуçларĕç. Пĕр пысак карсак уçланка сиксе тухрĕ те ларса юсанкала пуçларĕ. Çамрăк тăмани калать: —  Мĕншĕн эсĕ  çав мулкача тытмастăн?—тет. Ватти калать: —  Пысак  ытла, вай  çитес  çук:  эсĕ ăна  çаклатăн та,  вăл сана чăтлаха сĕтĕрсе кĕрĕ,—тет. Çамрăк тăмани калать: — Ак эпĕ ăна хăрах урапа çаклатам та теприпе часрах йываçран ярса тытам,— тет. Унччен те пулмасть, çамрăк тăмани карсак çине ярăнать анать. Хайхискер чăнах та хăрах урипе ăна çурăмĕнченярсаилет те, мĕнпур чĕрни кунăн ăшне кĕрсех каять, тепĕр урине часрах йывăçран çаклатса илме хатĕрлет. Мулкачи сĕтĕре пуçласанах, тăмана часрах тепĕр урипе йывăçран ярса тытатьте шухашлать: каяймăн ĕнтĕ, тет. Мулкачи карт туртăнать те тăманана çурать пăрахать. Вара тăманан хăрах пĕççи йывăç çине юлать, хăрах пĕççи мулкачă çурăмĕ çине каять. Тепĕр çул çак мулкача кайакçă тытать, тет. Вара ун çурăмĕнчи ÿт илсе ларнă тăмана чĕрнисене курса: ку чĕрнесем кунта аçтан килсе ларнă-ши тесе шалт тĕленчĕ, тет. И. Я. ЯКОВЛЕВ АЧА – ПĂЧА КАЛАВĔСЕМ

Юрий Яковлев. Рассказы и сказки для детей. Произведения и биография

  

Юрий Яковлев. Рассказы и сказки для детей. Произведения и биография

Читать все рассказы Яковлева
Читать рассказы других известных авторов

 
Есть вещи, которые, казалось бы, не поставишь в один ряд. Любовь к природе и любовь к матери, любовь к жизни и любовь к четвероногим друзьям — эта любовь очень далека от смерти и войны. Но такие рассказы – о детях и о войне, о животных и о людях – сумел объединить и сделать мудрым и поучительным дополнением друг друга писатель Яковлев Юрий Яковлевич.

Писатель Юрий Яковлевич Яковлев. Творчество и краткая биография.

 

Юрий Яковлевич Яковлев родился в Петрограде 26.06.1922. Настоящая фамилия автора – Ховкин. За полгода до начала Великой Отечественной войны, в ноябре 1940 года, его призвали в армию. Мать погибла летом 1942 года во время блокады. Юрий Яковлев служил зенитчиком, их батарея стояла под Москвой. Фронт приблизился настолько, что расстояние до противника было в несколько километров. В те критические дни Юрий Яковлевич подал заявление в партию.

 
Стихи войны

 
Стихи Яковлев начал писать еще в школе. А война превратила это детское увлечение в страсть. В те дни он узнал, как велика сила поэзии, когда жизнь соприкасается со смертью. Стихи Яковлев Юрий Яковлевич писал, когда удавалось. Чаще это происходило ночью, при свете коптилки. Всю войну был военкором газеты «Тревога». В ней часто печатали его стихи и очерки. Как-то, уже после войны, увидел в одной газете стихи «неизвестного автора». Это были его стихи. Так война определила его дальнейший путь.

Литературная жизнь Юрия Яковлева

 

Поступать в Литературный институт писатель Юрий Яковлев пришел еще в шинели. Циклы армейских стихов Яковлева появились в печати спустя несколько лет после войны. Тогда началось их знакомство с М. А. Светловым, который добровольно был его наставником. В детской поэзии его напутствовала А. Л. Барто. В 1952 году, уже автор нескольких книг, он окончил институт. Началась новая жизнь.

 
В 1949 году в издательстве «Детгиз» выходит его первая детская книга «Наш адрес». Во второй книге — «В нашем полку» — он собрал стихи о войне, об армии. С первых же строчек он писал о детстве и о войне, о том, что знал и пережил сам. Литература для Юрия Яковлева стала не только работой, но и страстью.

 
Яковлев Юрий Яковлевич сотрудничал в журналах и газетах. Много ездил по стране – встречался с нефтяниками в Баку, был на строительстве Сталинградской ГЭС, в колхозах Украины, на погранзаставах Беларуси. Во всех уголках страны побывал, встречался с детьми и учителями. Одним словом, всегда старался узнать своих героев поближе, «пожить» их жизнью, а не просто собрать материал.

 
Для маленьких читателей

 
Первый рассказ был опубликован в 1960 году в журнале «Огонек», назывался он «Станция Мальчики». Это был переходный момент его творчества – он стал прозаиком. Вслед за этим рассказом публикуется другой – «Мальчик с коньками». В его «прозаической» судьбе большую роль сыграли «Известия» и «Огонек». Писатель Юрий Яковлев всегда гордился тем, что пишет для детей. Он любил маленьких читателей. Любил своих героев.

 
Дом Л. А. Кассиля для людей творческих был своего рода университетом. Кассиль стал для них и наставником, и вдохновителем, и учителем. В 1972 году Яковлеву исполнилось 50 лет – его наградили орденом Красного Знамени. Всю свою жизнь писатель Юрий Яковлев занимался поиском героев для своих произведений. И находил их совсем рядом, и они помогали ему удивительными судьбами.

 
Откуда приходят герои

 
Когда-то рассказали ему о своем сыне старые артисты – о маленьком ленинградском Гавроше. Так появились фильм и повесть «Был настоящим трубачом». Воспитанники А. Обранта рассказали, как юные танцоры приехали с учителем на фронт и выступали перед солдатами – показали около трех тысяч концертов. Так появилась повесть «Балерина политотдела» и художественный фильм «Мы смерти смотрели в лицо». Основой повести «Девушка из Бреста» и художественного фильма «Колыбельная для мужчин» послужила жизнь К. И. Шаликовой — героини войны. Повесть и сценарий к фильму «Дочь командира» помогли написать юные защитники Брестской крепости.

Творчество писателя Юрия Яковлева

 

Писатель Юрий Яковлев не мог не рассказывать о войне. Она осталась в памяти и отзывалась эхом. Яковлев написал такие книги на военную тему:

 
«Реликвия».
«Жить нам суждено».
«Где стояла батарея».
«Позавчера была война».

 
Короткие рассказы и повести о детях, о трудном возрасте, о переживаниях, когда решается их будущая жизнь, – именно об этом рассказывал Яковлев Юрий Яковлевич. Книги этого направления перечислены ниже:

 
«Травести».
«Трудная коррида».
«Автопортрет».
«Иван-виллис».
«Дочь преферансиста».

 
Жизненные сценарии

 
Большое место в жизни Яковлева занимал кинематограф. По его сценариям были сняты фильмы:

 
«Первая Бастилия».
«Мы с Вулканом».
«Красавица».
«Всадник над городом».
«Пущик едет в Прагу».

 
Книги Яковлева – это своеобразные учебники жизни. Основные темы – школьный быт детей, война, дружба между людьми, доброе отношение к животным, чувство благодарности и любовь к матери. Основные идеи его прозы – благородство, верность избранному ориентиру, осмысленность существования.

 
Рассказы Юрия Яковлева проникают в сердце, затрагивают душу и заставляют переосмыслить свои поступки и поведение. Без нотаций и поучений. Каждый его рассказ открывает какую-то важную истину:

 
«Багульник».
«Он убил мою собаку».

 
Три простых истории

 
Произведение Юрия Яковлева «Тайна Фенимора» — каждую ночь в спальне мальчиков в пионерлагере «Дубки» появляется загадочный Фенимор. Он превратил их жизнь в настоящее приключение. Он знал много историй и умел рассказывать. Ночи напролет, затаив дыхание, мальчишки слушали истории приключений на Диком Западе. Днем, раскрасив лица зубной пастой, они носились со стрелами и луками, выслеживая индейских поработителей. А еще они засыпали «где придется», ночью-то поспать не удавалось. Эта история была экранизирована в третьей серии фильма «Три веселые смены».
Произведение Юрия Яковлева «Продается старая лошадь» — мальчик увидел на заборе среди объявлений старенький пожелтевший листочек, на котором было написано, что продается лошадь. Прочитал и стал представлять, а какая она, эта старая лошадь? Задумался и проскочил мимо своего дома. Тогда решил пойти по адресу, указанному в старом объявлении. Приходит к дому, спрашивает у хозяина про лошадь. Тот ответил, что лошадь по весне еще пала. «Ах, если бы я пришел раньше, я бы ее обязательно спас», — думает расстроенный мальчик.
Произведение Юрия Яковлева «Полосатая палка» — Мишка прихватил на перекрестке у зазевавшегося прохожего палку. Уж очень она ему понравилась – полосатая, черно-белая. Чуть позже он узнает, что эти палки помогают слепым людям передвигаться по городу. Мишка испытывает муки совести. Черно-белая палка стала молчаливым обвинением для мальчика. Он бегает по городу и пытается разыскать хозяина. Так меняется отношение ребенка к своим поступкам.

 
Писатель учил добру маленьких читателей, учил ненавязчиво и мудро. «Добро должно быть мужественным и сильным, только тогда оно победит», — говорил Яковлев Юрий Яковлевич. Рассказы, вот такие небольшие, на одну-две странички, задевают за живое. Пронзительные, зовущие на помощь, взывающие к совести, они учат понимать других, любить людей, не обращаться жестоко с животными. Учат смотреть вглубь и видеть внутреннюю суть каждой истории.
———————————————————-
Юрий Яковлев.Рассказы и сказки для.
детей. Читаем бесплатно онлайн

Читать все рассказы Яковлева
Читать рассказы других известных авторов