Рассказы летчиков дальней авиации о полетах

ЛАСТОЧКА ТУ-22

 Воспоминания лётчика Дальней Авиации

Белова Юрия Константиновича

Предисловие

Как я попал на самолет Ту-22

Об однофамильцах и катастрофе Пригожаева

Полеты «за угол»

Немного юмора

Тарима Алексей Дмитриевич

Палагин Николай Константинович и праздники в гарнизоне

Анна Матвеевна Никитина и полковой доктор

Наши техники

Летчики 1АЭ

Ещё немного юмора

И я с экипажем пошёл на боевой

Как мы летали ночью

О гордости за страну

Знакомство с Мубараком

Прекрасный самолёт Ту-22

Один из эпизодов про ш п а г у

Обучение молодых лётчиков из училища

Штурман Николай Горенков

Перелеты по маршруту Мачулищи-Энгельс

От редактора

Предисловие

 Материала у меня о жизни полка (121-го ТБАП) много. Повествование будет вестись только от первого лица без всяких домыслов. Что помню, обо всём расскажу. Будет ЧИСТЕЙШАЯ правда.

Как я попал на самолет Ту-22

Налетал на этой ЛАСТОЧКЕ 2000 часов. Общий налёт составляет 4000 часов. Подготовлен к полётам в качестве командира корабля и инструктора в полном объёме КБП, кроме дозаправки топливом в полёте. Допущен ко всем видам облёта. Летал на этом ПРЕКРАСНОМ самолёте с января 1966 года по конец 1980 года.

Проходил службу командиром корабля, зам.командира АЭ по политчасти, зам.командира АЭ и последние два с половиной года консультантом командира АЭ в Ливии. Кстати, в Ливию не напрашивался! На предложение поехать туда – раздумывал, но после слов Юрия Евгеньевича Штыркина: «Волгу возьмёшь!» – дал согласие.

Прибыл в Мачулищи я на должность командира корабля самолёта Ту-22 в звании старший лейтенант (1-й старший лейтенант на Ту-22). Почему старший лейтенант? На Ту-16 я летал в Мигалово (Калинин) и в первом самостоятельном вылете, ночью, у меня в воздухе возник пожар. КОУ и радист сгорели и мне за это от командира корпуса было объявлено неполное служебное соответствие. Пролетал на Ту-16 старшим лейтенантом до назначения в Мачулищи.

Когда мне предложили на Ту-22, я напомнил, что у меня взыскание от командира корпуса. Командир полка звонит в корпус и сообщает, что я дал согласие на этот самолёт, ответ — снято!

Об однофамильцах и катастрофе Пригожаева

В одно и то же время в 1-ой АЭ служили я, Белов Юрий Константинович – замполитом и Белов Юрий Анатольевич – командиром корабля. У меня, Юрия Константиновича, жена – Мария Екимовна, дочь, Наталья, закончила Мачулищанскую школу с золотой медалью. Есть и сын, Виктор, который через 14 лет после сестры закончил школу в Минске тоже с золотой медалью.

Кстати, в 1-ой АЭ был и штурман, тоже Белов. Он был в штатном экипаже у Пригожаева и штатный оператор в этом экипаже был Анциферов Юрий, почему они не полетели в ту ночь, не помню.

Я сел до катастрофы Пригожаева за 3-4 минуты. Условия были жёсткие: полоса открылась перед ближним на высоте 80-100 метров, но сноса на посадке не было. Заруливая в ус, услышал команду РП: «Прекрати снижение, прекрати снижение!!». Естественно, я посмотрел направо и увидел багровое зарево. Зарулил на стоянку и мне инженер эскадрильи Гергеев сообщил о падении Пригожаева. Мы сели в тягач и поехали на место катастрофы – ТАМ ВСЁ ГОРЕЛО. Далее читать официальное заключение.

За эту катастрофу командира АЭ, п/п-ка Бочкова В.Г., разжаловали до майора и уволили (он давал контрольный), а мне, как замполиту, был объявлен выговор. Ну, на сегодня всё.

Полеты «за угол»

Я доложил командиру АЭ, м-ру Долгих А.В., о своём назначении в его эскадрилью, но он шел давать кому-то контрольный на спарке и попросил меня идти в каптёрку инженера и подождать его там. В каптёрке был слышен разговор экипажей с РП. Слышу разговор: КДП – Cнос на посадке 5 градусов, Долгих говорит, что у него прибор показывает 4 градуса. Я и подумал, куда я попал, если из-за 1-ого градуса ведут спор!

Там в каптёрке, встретил к-на Дьяченко Васятку (мы служили с ним в Тарту). Я его спросил о делах, много ли налетал в этом году? Да, много – 20 часов!! Вот сколько налётывали за год. С 1966 года полк начал летать по-НАСТОЯЩЕМУ.

В январе поехал в Барановичи – грызть теорию, эта грызня продлилась два с половиной месяца. Преподаватели были отменные, особенно запомнилось, как доходчиво объяснял топливную автоматику инженер нашего полка по авиационному оборудованию Козлов Виктор Владимирович, так объяснил, что я её до сих пор помню, хотя годков-то уже навалом!

В мае приступили к полётам. Летали много, в основном ночью на маршрут. Норма налёта на класс была 90 часов, но мы её значительно перевыполняли. При полёте по маршруту с 92-мя тоннами иногда отрывались чуть ли не с последней плиты, когда полосы уже не было видно.

Старая методика взлёта предписывала лётчику создавать взлётный угол за один приём – создашь угол и за метров 500 полосу уже не видишь, особенно летом.

Отвечу оппоненту, сомневающемуся в полётах «за угол». Да, действительно ходили. Взлетали в Мачулищах, доходили до моря и поворачивали за этот угол. Шли вдоль побережья Норвегии, естественно, в нейтральных водах, и шли до острова Медвежий, а далее, «таким же макаром», домой, в Мачулищи. Продолжительность полёта была 4.30–4.40.

Немного юмора

Сейчас немного юмора. Раньше мы летали ночью строем. Это не полёты строем на Ту-16, где ведущий самолет освещался прожекторами, на Ту-22 прожекторов нет.

Так вот, объясняет командир полка особенности полетов строем на Ту-22 и говорит, что летать на нём ночью строем всё равно, что днём – только ничего не видно – как у негра в попе. А подхалим ему вторит: всё-то Вы знаете и везде-то Вы были.

Это, конечно, шутка. Но строем мы летали, ведь для подготовки экипажа в плотных боевых порядках нужно было овладеть полётами строем.

Прошу извинения. В анекдоте про полёты строем допущена неточность. Следует читать как у афро-американца  или как у чёрного, далее по тексту.

Тарима Алексей Дмитриевич

Я не застал подполковника Тариму, но точно знаю, он первым в полку взлетел на Ту-22 без спарки. Взлететь без спарки и без демпферов тангажа, которых на самолёте ещё не было – это ЧТО-ТО!!

В 1966 г., когда я начал летать, на нём был уже установлен один канал демпфера тангажа (ДТ) и автомат рыскания Д2К-115. Это потом был установлен второй канал ДТ, автомат устойчивости АУ-105А, система приведения в нейтраль СПН-105, и АДУ.

При одном канале ДТ, во время вывозной программы, давался вывозной полёт с выключенными демпферами. Движения штурвалом были мизерными – с л о ж н о!

А вот полёт без спарки и без демпферов это, наверное, работа сродни эквилибристике. Но потом, с выполнением доработок, упражнение с выключенными демпферами не выполнялись.

 Палагин Николай Константинович и праздники в гарнизоне

Хочу отметить большие изменения, которые происходили в гарнизоне, когда начальником гарнизона был Палагин Николай Константинович. Это при его руководстве был сделан парк у площади Героев.

При руководстве гарнизоном Чуйко Николаем Никифоровичем в дома был подведён природный газ и сделана остановка электрички, а до этого газ привозили в баллонах, и в город, и из города мы добирались на автобусе (личных машин тогда было мало). Если приедешь из Минска с одной оторванной пуговицей, то это считалось везением.

Жили очень дружно. На праздники проводили «о г о н ь к и», в каждом подразделении была художественная самодеятельность, я не говорю об обязательном футбольном матче между лётчиками (команда ТРИММЕР) и штурманами (команда ВЕТРОЧЁТ).

На репетицию, командир АЭ, подполковник Бочков Виктор Григорьевич,  строил личный состав и сам во главе с замполитом заводил всех на сцену ГДО – пели все, несмотря на наличие вокальных способностей. Был у нас и женский хор, и кроме этого показывались другие номера самодеятельности.

Оставим в покое «ложную скромность», но на смотрах самодеятельности 1-ое место всегда за гвардейцами ПЕРВОЙ АЭ.

В новогоднюю ночь, после домашнего застолья, семьями приходили в ГДО.

Устраивали праздник и для солдат срочной службы – приходил я с женой и мешком с подарками, естественно, одетые в костюм ДЕДА МОРОЗА и СНЕГУРОЧКИ в казарму и мне опешивший дежурный докладывал, а было у нас в АЭ 46 человек солдат срочной службы: «Товарищ, ДЕДУШКА МОРОЗ!…». Вручались сладкие подарки, говорились слова с пожеланиями и быстрей домой снимать костюм МОРОЗОВСКИЙ и снова в ГДО.

Посещать казарму с подарками требования от командования не было – это делалось от души. Хочу ещё заметить, что понятия «д е д о в щ и н а» у нас не было, мы даже и слова такого не знали. Был, правда, случай, когда на построении перед демобилизацией я увидел на увольняющемся новую шапку, но после моей беседы с этим с т а р и к о м на следующем построении он стоял уже в своей шапке.

В последующие увольнения из армии таких случаев уже не было.

Анна Матвеевна Никитина и полковой доктор

В описании жизни полка не могу оставить без внимания период, когда заведующей лётной столовой была Анна Матвеевна Никитина. В ее бытность наша столовая была известна во всей авиации. Она сделала дополнительный стол, где были поставлены огурчики, квашеная и свежая капуста, солёное сало и др. Прилетающие экипажи из других гарнизонов спрашивали нас: «Что, у вас другая норма?», а мы с гордостью отвечали: «Да нет, просто у нас заведующая – Анна Матвеевна!!». Она постоянно находилась в зале и интересовалась качеством приготовления пищи, выслушивала наши отзывы и пожелания.

Однажды, она села ко мне за стол и порекомендовала заказать почки. Я отказался, мотивируя: «Нет, Матвеевна, меня уже почками накормили в подмосковном кафе!». А она и говорит: «Не волнуйся, я их сама отмачивала». Почки были отменные!!

Ещё момент: Анатолий Васильевич Долгих любил драники, так к его прилёту, готовилось это кушанье. Вот какая у нас была МАТВЕЕВНА!!!

Не могу не отметить и нашего полкового доктора – Юрина Ивана Андреевича. Он знал состояние здоровья каждого. Заранее, перед убытием экипажей в отпуск, опрашивал о желании члена экипажа поехать в санаторий, и к отпуску у него были путёвки.

Наши техники

Отвечаю на пожелание назвать имена техников.

Я только извиняюсь, что тут будут указаны только техники 1АЭ.

16 к-н Лепёшкин Аркадий Михайлович

11 ст.л-нт Кулешов Василий Герасимович

20 к-н Мадестов Павел Фёдорович

01 и 22 ст.л-нт Черноусов Владимир Иванович

17 и 21 ст. л-нт Николаев Иван Николаевич

18 ст.л-нт Рашевский Николай Константинович

14 ст.л-нт Морковкин Василий Сергеевич

19 ст.л-нт Лукашов Иван Фёдорович

15 ст.л-нт Пигалов Виктор Фёдорович

10 ст.л-нт Пчелинцев Василий

 Начальники групп гвардейцы капитаны:

Степанищев

Алексеев

Петров

Лесин

Ивашутич

 Инженером эскадрильи был м-р Гергеев Владимир Самбуевич.

Зам. инженера эскадрильи к-н Мартынов Николай Васильевич.

***             Хотел бы спросить, Юрий Константинович. Не вижу фамилии Карпова Александра Николаевича. Это нач. ТЭЧ отряда 1 АЭ. На 22, курносой. У него в отряде была 16 — Лепёшкина и № не упомню -Морковкина. У Вас Морковкин на 14-й.

Вопрос про Карпова. Его при Вас не было в 1 АЭ?

***

Извините! Да, действительно, Александра Николаевича я пропустил, хотя он у меня  записан. Спасибо. Он был при мне.

Летчики 1АЭ

Хочу дополнить список лётчиков 1АЭ, некоторые лётчики в списках, написанных выше не упомянуты.

Долгих, Заверняев, Бочков, Точилкин, Баталин, Виноградов,   Войтулевич, Мамонов, Денищенко, Иванов, Белов, Свириденко, Пригожаев.

Штурманы: Кожемякин, Спиридонов, Шкода, Овсянников, Сташенко, Вусик, Коваленко, Белов, Лахно, Рогалёв, Кононов, Чагаев.

Операторы: Чаглей, Чечель, Перцев, Компаниец, Погорелый, Макаров, Клоков, Греков.

Макаровых у нас в эскадрильи было двое и оба, поочерёдно, в экипаже у Свириденко  Дмитрия Александровича.

Вроде и всех перечислил, если кого-то позабыл, то напомните, не обижусь.

Дополнение к списку лётного состава 1 АЭ.

гв. м-р Климин – командир отряда,

операторы:

гв. ст. л-нт Кузин;

гв. ст. л-нт Дёмин;

гв. ст. л-нт Слепченко.

Эти и упомянутые ранее гвардейцы, это только те, кто начинал первыми осваивать самолет в 1АЭ.

Ещё немного юмора

Но это юмор-быль, тут нет никакой выдумки, всё чистая правда. Сидим как-то в лётной столовой. Завтракаем. Я сидел за одним столом со штурманом отряда к-ном Нисманом Леонидом Борисовичем, по моей забывчивости, не включённым мною в список штурманов 1 АЭ. Сидим все в лётных комбинезонах – завтракаем. И тут в столовую входит начальник связи полка гв. подполковник Аркадий Кобзан в парадной форме одежды. Тишина, только слышен звон вилок о тарелки. Это было время войны Израиля с Египтом, когда израильтяне не дошли до Каира километров 60. На Кобзана все обратили внимание – одет был не как все. Он проходит у нашего стола и Лёня Нисман задаёт вопрос: «Что, «наши» Каир взяли?». Хохот был неимоверный.

И ещё про Нисмана. Захожу я как-то в штаб эскадрильи и вижу как Лёня стоит на табуретке и подписывает огнетушитель: «ОТВЕТСТВЕННЫЙ за противопожарную безопасность М.И.Алов». Я его спрашиваю, почему он на табуретку залез (он был маленького роста), а он мне отвечает: «Что бы Михаил Иванович не узнал, что это я сделал». К-н Алов М.И. был у нас в эскадрильи начальником связи эскадрильи (по моей забывчивости также не включённый в список операторов эскадрильи).

И я с экипажем пошёл на боевой

В 1966 году, когда я прибыл в полк, 121-ый тбап был отдельным разведывательным полком и имел на вооружении одну эскадрилью разведчиков, бомболюки у которых были напичканы фотооборудованием и две эскадрильи бомбардировщиков. Эти самолёты не были оборудованы системой дозаправки топливом в полёте.  Инструктором у меня был гв. м-р Заверняев, зам.командира АЭ у Долгих. Он дал мне три вывозных и отдал на проверку гв. подполковнику Маликову Петру Ивановичу. Слетал он со мной контрольный и спрашивает меня:

 – Как, сам пойдёшь?

– Если они не боятся, пойду.

Оператор Яков Погорелый: нeeeее, не боимся.

И я с экипажем пошёл на боевой.

Мне ещё вспомнился эпизод из жизни полка. Раньше мы ходили в сапогах, и вот после ухода командира полка в отпуск, Пётр Иванович на построении говорит: «Даю месяц для ремонта сапог».

Вот этот м е с я ц и продлился до моей демобилизации.

Как мы летали ночью

Все лётчики и штурманы были с первым классом. Если полёты ночью, то утром мы даже не строились. Сходим на завтрак и некоторые грибники за грибами на 43-45 километр по Слуцкому шоссе. У моего оператора Якова Погорелого был мотоцикл Ява. Вот мы на мотоцикл и с двумя бельевыми корзинами ехали в лес. Наберём белых и подосиновиков и домой. После грибов шли на обед, а с обеда на отдых. Отдохнём (поспим) и на ужин, с ужина на аэродром, на полёты. На маршрут полк взлетал с 30-ти секундным интервалом – 12-13 минут и весь полк в воздухе. На учениях командование полка договаривалось с руководством Лошицы  о прекращении взлётов с курсом 300 градусов. И мы взлетали. Это было зрелищно!!! В Минске даже стёкла в домах дрожали. Мне говорили, что как-то Петру Мироновичу Машерову городские жители пожаловались на шум от самолётов, на что он ответил: «Давайте потерпим, это экипажи тренируются. Мне радостно на душе – я понимаю, что сейчас мир и нет войны».

После взлёта на стоянке оставались только спарки и 1-2 самолёта в ТЭЧ.

О гордости за страну

Расскажу ещё о возникающей гордости, что ты служишь в рядах Вооружённых Сил СССР.

При перегонке самолётов в Ирак и в Ливию обязательным было запрашивать у земли разрешение на пролёт словами: Я – (свой позывной), разрешите пересечь границу Союза Советских Социалистических Республик. Это не какие-то пафосные слова – это были слова гордости, что ты служишь своей Родине.

И ещё, когда мы прилетели в Ирак на аэродром посадки – поднялась песчаная буря и  видимость была очень плохая, а на аэродроме был только один привод, да и тот находился не в створе полосы. Системы СП-50 там не было, но нашим штурманам – честь и хвала –  они сработали  о т м е н н о! – никто, в таких погодных условиях не ушёл на второй круг. Все сели в очерёдности взлёта. После посадки и заруливания на стоянку мы вышли из самолётов и построились. Я доложил нашему заместителю командующего ДА (в то время это генерал-лейтенант Плохов Алексей Александрович, Герой Советского Союза) о выполнении задания. Там  за нашими посадками наблюдал командующий ВВС Ирака и на построении он сказал: «Мне ещё раз посчастливилось наблюдать мастерство советских лётчиков!».

Нам эти слова их командующего, конечно, были приятны.

Знакомство с Мубараком

*** Юрий Константинович, расскажите, пожалуйста, как Вы выпивали с Мубараком. Мало кому была предоставлена такая честь.

Я тогда летал правым лётчиком на Ту-16, и несколько экипажей были направлены в Египет (Каир) для выполнения задания. И вот однажды, при возвращении в Каир, испортилась погода и нас направили в Луксор, это южнее Асуана (на Ниле). Мы сели в Луксоре, и повезли нас в отель на ночёвку. Когда мы вошли в отель, то увидели, что из кафе выходят весёлые туристы, ну и нам захотелось немного отметиться в этом заведении.

Командир и я, умывшись, идём к лестнице, а у Хосни Мубарака дверь в номер была открыта. Мубарак в то время был командиром полка на Ту-16. Он, увидев нас, пригласил к себе. Мы, конечно, отказывались, но потом зашли в его номер. Через некоторое время (а это было примерно в 2 часа ночи) в номер принесли большой поднос бутербродов и много бутылок пива. Мой командир, я и Мубарак со своим правым лётчиком посидели, попили пивка с бутербродами и пошли к себе в номер. Не доходя до своего номера, встретили заместителя Мубарака, который шёл из бара, поговорили с ним, рассказали ему как мы шли в бар, и туда не попали и он предложил нам в номере выпить виски. После этой выпивки мы полезли в карманы, чтобы рассчитаться с работником бара, но эта попытка была отвергнута  выражением: Всё оплачено! Мы были поражены, что  даже выпивка и та за счёт египтян!

Я несколько раз летал в экипажах Мубарака и Ситки и выпивал на приёмах с ними. Можно много рассказывать про полёты в Египте, но тема у нас другая – Ту-22.

Прекрасный самолёт Ту-22

А прекрасным он был и по фигуре (вид сверху) и по лётно-техническим данным. Однажды, взлетая в зону с малым взлётным весом, я не сразу пошёл в набор высоты, а немножечко прижал его, а потом перешёл в набор, и вертикальная скорость была 150 метров в секунду. Мне потом на земле, рассказали о «женской талии» при наблюдении за самолётом со спины. Снижение Ту-22 допускал 100 метров в секунду, но, правда, быстро растёт скорость. Да и вообще он был красавец, не только со спины!!! Маневренность у него была превосходная – он позволял и большие крены, набор и снижение с большой вертикальной скоростью.

Однажды мы пошли на проверку ПВО Москвы и я впоролся в грозу! Меня только на спину не клало – крены, знакопеременные вертикальные скорости, кидало нас здорово, я даже слышал грозовые раскаты. И только после выхода из грозы вверх кидание прекратилось. Я увидел, что у меня горят лампы воздухозаборников, а они загораются при выпуске шасси – шасси сорвало с замков. Вы можете меня обвинить – чего это я в грозу полез! Так я летал на ракетоносце и экипаж на дальности до 100 километров был слеп из-за малого угла обзора прицела.

Один из эпизодов про ш п а г у

31-го мая (год не помню) днём я шёл разведчиком погоды. Мачулищи по погодным условиям закрылись, и меня посадили в Шауляе. Вышли мы из самолёта, нас стали окружать – кто с вёдрами, а кто с канистрами, стоят и не подходят. Затем один смельчак подходит ко мне, видно узнал по планшету, что я командир, но он не догадался, что я же и замполит АЭ, и говорит: «Командир, плесни горючего». Я вначале не мог понять какого горючего, ведь у них ЭМКИ, а они ведь тоже керосином заправляются. Я его спрашиваю: «Какого горючего, шпаги что ли?». Он мне с улыбкой до ушей: «Да!». Обрадовался, что нашёл со мной общий язык. Я ему и отвечаю: «Милок, ты опоздал, шпага у нас заливается только зимой». И после этого вся эта публика, с вёдрами и канистрами, ушла и уже не подходила к экипажам, севшим через 2 часа после меня.

На следующий день прилетел инженерно-технический состав и начали готовить самолёты к вылету. На моём самолёте был отказ топливной автоматики, крайне редкий случай. Мне инженер по авиационному оборудованию Виктор Владимирович Козлов и говорит: «Юрий Константинович, принимай решение, лететь при ручной выработке топлива или ждать блок топливной автоматики». Я, конечно, принял решение не ждать блок.

В Шауляе на хуторах росли кусты очень красивой сирени (местные её называли королевской). Мы наломали много сирени, и к самолёту на вылет.

Договорились, чтобы после взлёта форсаж не выключать, а набирать высоту на форсаже.

В Шауляе в это время служил сын Дмитрия Александровича Свириденко, и его сослуживцы, после нашего взлёта полком, были поражены мощью наших л а с т о ч е к.

Я свою сирень положил на приступочку, а штурман мой – старший штурман полка подполковник Спиридонов, положил у себя на люк: его сирень потемнела, а у меня осталась свежей. Я, конечно, с ним поделился. 1-го июня, в день регистрации брака с Марией Екимовной, я пришёл домой с букетом сирени!

Обучение молодых лётчиков из училища

В 1977 году было организовано обучение молодых лётчиков, прибывших из Тамбовского авиационного училища. Отобраны 16 лётчиков, которые, кроме как в училище нигде не летали. Восемь лётчиков назначили в наш корпус и восемь – в южный. Из этих лётчиков четырёх – в наш полк, двух – в Зябровку и двух – в Барановичи. Обучение было организовано на базе в Барановичах. После теоретической подготовки приступили к лётному обучению. Двое из четверых достались мне: лётчики 3-го класса, лейтенанты Шелудяков и Евгенов, и два – Точилкину: Разин и второго, к сожалению, фамилию позабыл. Эти лётчики имели общий налёт на всех типах 300 часов, кроме училища они нигде больше не летали. Конечно, не скрою, с ними велась кропотливая работа, ведь это было экспериментальное переучивание. И мы выполнили задачу – они успешно освоили полёты на Ту-22 в районе аэродрома и по маршруту.

Не вина этих лётчиков, что в Южном корпусе, при полётах на самолётах Ту-95 или М-3 по маршруту при безоблачном небе столкнулись два самолёта. На месте командиров кораблей были лётчики с 3-м классом и в звании старших лейтенантов (даже зам. командира АЭ, тоже – старший лейтенант).

Всех лётчиков с 3-м классом и в звании «старший лейтенант» с командирских должностей понизили. Но некоторым лётчикам досрочно присвоили звание «капитан», и они сдали на 2-ой класс (при достаточном налёте).  Наших лейтенантов с 3-м классом отправили в Рязань на Ту-16 для налёта часов. После соответствующей подготовки на Ту-16 они вновь начали летать на самолёте Ту-22. Один из них (мой подопечный) – заместитель командира АЭ майор Шелудяков, судьба Евгенова мне неизвестна.

Штурман Николай Горенков

Продолжу свои воспоминания о гвардейцах 121-го. Летал в нашем полку с Леонидом Федяевым штурман Николай Горенков, прекрасный человек, отличный штурман и непревзойдённый рыболов. К нему прицепилась кличка КАРАСЬ. Как-то на стоянке личных автомашин около штаба полка после дождя образовалась лужа. Я и намекнул Николаю, что он теряет время. Ему было безразлично, есть ли в водоёме рыба или её там нет. Для него была бы вода, а рыбу он всё равно поймает. И ещё момент из жизни Николая. Нас по два экипажа направляли в профилакторий в Стайки. Кроме питания из лётной столовой, КАРАСЬ снабжал нас рыбой, которую мы жарили, варили и делали уху, приготовленную на костре. Но, жаль, гвардии подполковника Горенкова уже нет среди нас. Он похоронен на кладбище в Дубках, светлая память ему.

Перелеты по маршруту Мачулищи-Энгельс

В 1970 году экипажи гв. подполковника Нестерова (ведомым был экипаж гв. майора Белова) выполняли практический пуск ракеты на морском полигоне. Выполнив пуск, мы совершили посадку на аэродроме Энгельс. Покушали, заправились и на взлёт, в свои родные Мачулищи. Это было кратковременное пребывание самолётов на этом аэродроме. А в августе 1994 года наши ЛАСТОЧКИ покидали Мачулищи НАВСЕГДА на тот же аэродром Энгельс, чтобы там их утилизировали.

Жаль, очень жаль!

 От редактора

         Юрий Константинович Белов рассказал о себе , о своей службе не сразу и не по заказу какой-то газеты неизвестному корреспонденту. Его  рассказы записывались в разное время при встрече с разными собеседниками,  которым он доверяет. В результате получился вот этот сборник воспоминаний.

         Хотелось бы высказать благодарность и признательность за подготовку этого материала Марине Викторовне Бровиковой, Дмитрию Руфичу Мамонову и Андрею Федоровичу Демидову.

«Помню, мы сидели, ждали. Наконец, прибежал дневальный и объявил, что всем экипажам нужно идти на КП. Мы пожали плечами, погода ведь не улучшилась, а тут вдруг вроде как боевой вылет намечался. Но мало ли что.
  На КП нас уже ждали командир полка Трехин, комиссар полка Куракин и кто-то еще из начальства. Они объявили, что наши летчики Платонов, Симаков, Лапе, Коновалов и Толя Иванов удостоены звания Героя Советского Союза.
  К слову, Толя Иванов очень интересным летчиком был. Еще до моего появления в полку произошел случай, когда Иванова сбили, экипаж взяли в плен, повезли в Германию, но они по дороге сумели сбежать. У одного из ребят перочинный нож был, и они вырезали кусок доски на месте, где в товарном поезде закрывалась щеколда, благодаря этому им удалось руку просунуть, они открыли дверь и выпрыгнули на ходу. После этого наши летчики попали к партизанам, а от партизан их направили обратно в дальнюю авиацию.И все было бы хорошо, если б в дело не вмешалась СМЕРШ.
   Как назло, получилось, что дежурным по полку был только что прибывший молодой летчик. Утром командир полка, тогда еще Григорий Иванович Чеботаев, спросил его, как прошло дежурство, а уже по пути в кабинет уточнил: «Мне никто не звонил?» И этот молодой возьми да ляпни:»Тут звонили какие-то, спрашивали Анатолия Васильевича Иванова. Я сказал, у нас такого нет, у нас Захар был, которого сбили». Григорий Иванович аж передернулся:«Да ты что?! Ты же под расстрел подвел Захара!» Анатолия Иванова у нас все называли Захаром почему-то, точно так же, как меня Лехой, хотя я Леонид, а не Алексей. Толя пришел к нам в полк с Дальнего Востока из гражданской авиации, там его почему-то звали «брат Захар», так и у нас пошло.
    Но вот к каким последствиям привела путаница. Командир полка тогда буквально влетел в кабинет, позвонил скорее в Москву и стал требовать, чтобы ему дали главкома Голованова. Ему все в штабах отвечали:»Да ты что?! Будем мы главкома тревожить…» А он им орал: «Расстреляют моего летчика, если не дадите Голованова!». И все-таки добился он, тут же объяснил ситуацию главкому. Голованов понял, что Иванова при таких обстоятельствах в ближайшее время могли, как перешедшего фронт под чужим именем, посчитать шпионом и расстрелять. Он успокоил нашего командира полка, обещал сделать все возможное и связался с кем было нужно. А через некоторое время сам позвонил Чеботаеву: «Все в порядке, нашел твоего Иванова, жди, на днях прибудет!»
   Иванов как вернулся, так сразу закричал:»Покажите мне того летчика, который меня чуть под расстрел не подвел!» Остальные стали уговаривать его не бушевать:»Ладно, Захар, не кипятись, что с молодого дурака взять…» И, действительно, Толя очень быстро остыл. Боевой был парень, после войны принял дивизию, стал генералом. Своего Героя Советского Союза он заслужил в полной мере. Когда о его награждении объявили, то тут же командир полка сказал, что и многие из нас награждены орденами боевого Красного, Отечественной войны и другими. Кажется, я тогда тоже получил одну из своих наград.
+++++++++++++
   В дальней авиации было место и счастливым случаям. Саша Леонтьев, слава богу, остался жив и дней через восемь вернулся в полк, да не один, а со штурманом и радистом. Из их экипажа погиб только воздушный стрелок узбек Карим Узрепов, испугавшийся прыжка в воды залива и утонувший с самолетом. Через день водолазы нашли самолет, сняли с него пулеметы и вытащили тело стрелка, прижавшегося к бомболюкам: страх оказался сильнее смерти.
А вот что рассказал Саша Леонтьев и остальные члены экипажа.
    Когда истекали последние секунды на боевом курсе и должен был произойти сброс, вдруг ударила длинная трасса «мессера» по правой плоскости их самолета. Заклинило правый мотор, взорвались и загорелись бензобаки, самолет резко накренился на правый борт.»Покинуть самолет!» — приказал командир. Гриша Черноморец немедленно выполнил команду и вывалился в нижний люк. А вот в кабине у стрелков произошло замешательство: когда воздушный стрелок откинул кинжальную установку пулемета ШКАС в походное положение и открыл лючки, то увидел далеко внизу перестрелку наземных войск и приближающуюся береговую черту. Это его настолько напугало, что он уперся в створки люка и, несмотря на крики радиста «Прыгай!» и попытки вытолкнуть его из самолета насильно, запричитал: «Ой, моя боится, моя боится», — и пополз к бомболюкам. Радист Сергей Долгирев продолжал ему кричать: «Прыгай, прыгай!» — «Нет, нет, нет!» — замахал руками Узрепов и забился в угол.
   Стрелок-радист тут же прыгнул в освободившийся нижний люк. Больше всех досталось Саше Леонтьеву: он, будучи командиром, до последней минуты удерживал горящий самолет, давая возможность благополучно выпрыгнуть всему экипажу. Однако за то время, что шла борьба между стрелками, самолет пересек береговую черту, и поэтому прыгать Леонтьеву и Долгиреву пришлось как раз на воды Финского залива. Когда радист раскрыл купол парашюта и осмотрелся, то обнаружил, что приводнение произойдет довольно далеко от берега. Вот тогда он во всю силу легких стал кричать:»Братцы-матросы, выручайте, Серега плавать не умеет, спасайте, я утону!»
    И буквально через минуту к тонущему сержанту Долгиреву подошел катер, и моряки за шиворот втащили его на борт, сказали, смеясь:»Ну и голосище у тебя — на обоих берегах слышно!» — «А что делать, если я действительно плавать не умею!Надо искать командира, он прыгал последним».
    Катер пошел галсами по направлению к упавшему в воду самолету, и вскоре все увидели на воде белое пятно: купол парашюта, сохранив пузырь воздуха, плавал на поверхности, а лямки лежали на дне, как якорь, указывая место падения Саши Леонтьева.
    Вскоре увидели и его самого: он цеплялся за громадный валун, которыми изобиловали прибрежные воды залива. Когда-то, в мирные дни, мы так любили купаться на мелководье и греться на солнышке на таких валунах, загорая по два-три человека на каждом. А в тот раз валун спас жизнь отличному человеку и прекрасному летчику…
    У штурмана приключения начались сразу после приземления. Он прыгнул раньше всех и, спускаясь на парашюте, увидел происходящую внизу перестрелку. Огонь мерцал то в одну, то в другую сторону. Гриша подумал: «Господи, неужели я на линию фронта попаду? И свои, и чужие сейчас начнут по мне стрелять». Тогда Черноморец еще в воздухе вынул пистолет, передернул затвор и, держа его в руке, стал внимательно смотреть вниз, ожидая приземления. Удар о землю, как всегда, произошел неожиданно, и Гриша непроизвольно нажал на спусковой крючок. А надо сказать, что опустился он в метрах тридцати-сорока от землянки советского командира батальона. Возле землянки стоял часовой, и пуля как раз пролетела мимо него: вжиг! Часовой — в ружье, и весь батальон был поднят по тревоге, началось преследование «немецкого диверсанта»!
Гриша услышал, что прозвучала автоматная очередь, потом еще и еще.»Значит, я у немцев», — решил он и зигзагами, как заяц, рванул в ближайший лес, благо до него было метров сто пятьдесят.
    Углубившись в чащу, Черноморец залез в какой-то овраг и затаился до утра. К тому же его перестали преследовать, поскольку нашли его брошенный парашют. В землянке увидели на нем заводское клеймо, а в кармашке на ранце обнаружили паспорт с фамилией хозяина и датами переукладки.»Так это же наш летчик с подбитого немцами самолета, он недавно прошел над нами весь в огне», — сказал комбат и дал отбой тревоги. Ночной поиск был безрезультатным, и решили летчика искать утром.
    На рассвете штурман выполз на опушку леса и увидел идущих по тропинке двух солдат. Было еще темновато, и определить, наши это или враги, не представлялось возможным. Но помог великий и могучий русский язык: так трехэтажно изъясняться никакой, даже самый образованный немец не смог бы, и Гриша, осмелев под музыку родной речи, вышел на тропинку:»Братцы, я свой!» Изумлению солдат не было предела:»Как, ты всю ночь был в этом лесу? Ведь он весь заминирован, там против немцев сплошное минное поле». Гриша почесал за ухом и ответил:»Так ведь лес заминирован против немцев, а я — чистокровный русский!» В штабе батальона удивились еще больше, а комбат сразу послал саперов проверить и усилить минирование.
++++++++++++++
    После бомбометания по аэродрому Киркенеса у нас сбили экипаж Коли Калинина. Не помню, почему, но спастись удалось только Коле и его штурману Василию Селиванову. Когда они выпрыгнули над целью, их счастливо отнесло в сторону, благодаря чему им удалось избежать плена. Ребята стали выходить к линии фронта, благо у Калинина уже был подобный опыт. Взяли курс 90. Однако на Кольском полуострове с севера на юг проходит громадное озеро Инори очень сложной конфигурации, с заливами. Это озеро тянется почти до самой Кандалакши. И когда они вышли на берег, то увидели вдали, с другой стороны озера, лодки норвежских рыбаков. Сориентировавшись по ним, Коля и Вася стали искать рыбацкий поселок. Найдя, зашли в один из бедных домов, как нас учили разведчики. Их встретили пацан лет двенадцати-тринадцати, девчонка лет семнадцати и женщина. Глава семьи где-то отсутствовал, наверное, ловил рыбу: в тех деревнях ничем другим не жили.
    Что дальше получилось. Хозяева по-русски не понимают, а наши ребята по-норвежски. Но кое-как объяснили им Калинин с Селивановым, что хотят на другой берег переправиться. А ширина озера была километров десять, не меньше. Стали норвежцы между собой что-то обсуждать. Коля и Вася даже насторожились. Но, по счастью, насторожились зря. Норвежцы — не финны. Это с финнами был случай, когда Кибордина, летчика из нашего полка, сбили. Он с экипажем вышел на финский хутор. Ребята измучились очень, им поесть надо было. Зашли в дом, хозяйка радушно их встретила, стол накрыла. Летчики и не заметили, что ее дочка лет пятнадцати встала на лыжи и пошла в соседнюю деревню, где подняла тревогу: шуцкоры (финская полиция) пришли и арестовали моих однополчан. Держали их, правда, не в каком-то там концлагере, а в обычной тюрьме и освободили вскоре после капитуляции Финляндии.
     А норвежцы сдавать наших ребят немцам не собирались. Наоборот, стали прикидывать, куда именно их переправлять. Калинин с Селивановым как-то жестами объяснили, что карту не худо бы иметь, их же карты остались в самолете.
    И пацаненок из избы пошел на какое-то шоссе, там сидел долго под мостом, смотрел, как шли немецкие машины, ждал одиночный мотоцикл. И дождался. Тогда он натянул проволоку на уровне головы, закрепив за перила моста (в темноте ее не разглядишь), и срезал ею немецкого мотоциклиста, забрал у него планшет и принес нашим летчикам. Они по карте указали, куда им надо. А на следующую ночь девчонка по озеру в лодке перевезла ребят туда, объяснила им, как идти дальше. Время подходило к утру, они спросили ее, как она поплывет обратно. Она сказала, что отсидится в кустах до следующей ночи, а потом отправится домой. Или, по крайней мере, они так поняли из ее объяснения, где наполовину — жесты, наполовину — чужой язык.
Вася и Коля успешно вышли на своих и вскоре вернулись на аэродром. Селиванов потом любил говаривать: «Закончится война, поеду и женюсь на девке, которая нас перевезла на лодке».— из воспоминаний пилота «ИЛ-4» 445-го авиаполка 48-й авиадивизии дальней авиации Л.В.Касаткина.
1-2.Касаткин с экипажем.

Источник:

Еще крутые истории!

Здравствуйте, доктор!

Заспорили как-то танкист, ракетчик и лётчик: у кого лучше врачи?

Танкист говорит: «Наши врачи самые лучшие. Недавно одного офицера танк переехал вдоль и поперёк. Два часа его оперировали – сейчас танковой ротой командует». Ракетчик: «Всё это ерунда! У нас военный в ракетную шахту упал. Два часа доставали, четыре – оперировали. Сейчас – командир стартовой батареи». Посмотрел на них лётчик, затянулся сигареткой и сказал: «Мужики, месяца два назад один пилот на сверхзвуке в гору врезался. Двое суток искали – нашли язык и задницу, теперь в первой эскадрилии замполитом».
Я согласен с народным устным творчеством и заявляю, что авиационный доктор самый лучший. Поэтому и хочу рассказать об этом специалисте широкого профиля, сгустке доброты и медицинского юмора, случайно оказавшемся в военной форме. Жизни авиационного врача и лётчика настолько тесно переплетены, что оба могли бы рассказывать друг о друге часами: хорошее и плохое, смешное и не очень. Пока доктор занят — измеряет мне давление перед полётом, я вспомню несколько эпизодов из нашей совместной авиационной жизни.

Эпизод первый

Гарнизон Зябровка. Предполётный медицинский осмотр. В приёмной экипаж самолёта Ту-16: два лётчика, два штурмана, стрелок-радист (ВСР) и командир огневых установок (КОУ). Первыми доктору показались ВСР и КОУ – два здоровенных прапорщика. Беглый осмотр: руки–ноги на месте, по лицу видно, что не пили уже часов десять.
— Всё, здоровы, проходите.
Затем в кресле уверенно расположился командир. Через пару минут, подтвердив записанное в справке давление, он был допущен в небо.
Следующий – штурман, за ним я – второй пилот. И вот настала очередь второго штурмана, Володи. Нужно сказать, что Володя был сказочно худ. Всю свою короткую жизнь он зря переводил продукты. Витамины, белки, жиры и углеводы реактивного пайка не задерживались в его организме. Поэтому уже в 1982 году он был похож на современную модель, только носил на себе не платье от Вячеслава Зайцева, а лётный комбинезон.
И вот, Володя, на ходу заворачивая рукав, приближается к столу, за которым доктор записывает в журнал результаты тестирования моего организма.
— Идите, вы здоровы.
Эти слова доктора остановили Володину задницу на середине траектории движения к стулу. Получив установку, он начинает двигаться в обратную сторону. Раскатывает рукав комбинезона, пытается надеть куртку и тут его клинит. На лице появляется немой вопрос.
— Доктор, почему вы решили, что я здоров?
Оторвавшись от журнала предполётного осмотра и подняв на Володю добрейшие глаза, доктор на полном серьёзе произнёс:
-Такие как вы не болеют. Они сразу умирают.

Эпизод второй

Киев. Окружной военный госпиталь. Утреннее совещание у начальника.
— Товарищ полковник! Сколько это может продолжаться?! Эти лётчики каждый вечер пьют, а пустые бутылки кидают под наши окна.
Лицо начальника отделения интенсивной терапии и реанимации пылало гневом. Ему ненавистны были здоровые с красными мордами лётчики, так разительно отличавшиеся от его больных.
— Что скажете, Александр Иванович?
Взгляд полковника упёрся в начальника отделения врачебно-лётной экспертизы.
-Товарищ полковник! Зато у нас нулевая смертность,- после секундного замешательства последовал бодрый ответ.

Эпизод третий

Рязань. Готовимся к параду над Поклонной горой. У кровати в профилактории стоят двое: командир — полон гнева и плещет эмоциями, доктор – дипломатично воздерживается от оценки сложившейся ситуации. На кровати мирно посапывая (или похрюкивая) лежат сто килограммов тела, принадлежавшего командиру эскадрильи. Вчера, встретив однокашников по училищу, он неосторожно приоткрыл дверь в антимир. И вот лежит перед командиром полка, заполненный алкоголем по самые пробки.
— Доктор, через три часа постановка задачи на полёты. Через два часа он должен стоять на ногах.
Командир умчался как вихрь, а доктор остался стоять над телом, проигрывая в уме варианты выполнения поставленной задачи. Через несколько минут он покинул профилакторий, загадочно улыбаясь.
Задёрганный московскими начальниками командир полка вспомнил о комэске и забежал в профилакторий посмотреть, как выполняется его приказание. Открыв дверь, он остолбенел. На кровати напротив друг друга сидели комэск и доктор, и о чём- то душевно беседовали. Полные бутылки с пивом стояли на тумбочке, пустые — под кроватью.
— Доктор, какого чёрта! Я же сказал, чтобы стоял!
Командир судорожно хватал рукой то место, где в начале прошлого века у офицеров висела шашка. Доктор, у которого пиво легло в желудок тоже не на манную кашу, с трудом сфокусировал взгляд на дверном проёме:
— Товарищ командир! Посмотрите! Прошёл час, а он уже сидит.

Эпизод четвёртый

Госпиталь. Лётчик проходит врачебно–лётную комиссию (ВЛК). Постучав и не получив ответа, он осторожно приоткрыл дверь в кабинет окулиста. Из кабинета слышалось невнятное бормотание:
— Что он понимает… С кем попало пью… Начальник, понимаешь!
И в этот момент взгляд доктора, уже принявшего внутрь грамм сто пятьдесят, остановился на вошедшем:
— Ты кто?
— Я на ВЛК.
— Проходи, садись, давай книжку.
Лётчик протянул медицинскую книжку.
— Так, Алексей Владимирович. Командир эскадрильи, подполковник. Хорошо.
Доктор немного подумал, затем открыл стол и выставил на него початую бутылку водки, два стакана и баночку с витаминами.
— Давай, — сказал он лётчику, наполнив стаканы на треть.
— Доктор, я не могу. Мне к стоматологу, потом на ЭКГ.
Врач небрежным движением закрыл медицинскую книжку.
— Осматривать не буду!
Понимая, что день загублен, лётчик опрокинул содержимое стакана внутрь организма. Когда за осмотренным лётчиком закрылась дверь, доктор взглянул сквозь стену в сторону кабинета начальника и, как человек, чувствующий за собой правоту, произнёс:
— Хм… С кем попало пью. Я с подполковником пью!

Эпизод пятый

Опять госпиталь. Опять лётчик приехал на ВЛК. Предыдущий визит в этот храм здоровья состоялся целых три года назад. Чувствуя за своим организмом небольшие огрехи, а так же в знак уважения, лётчик перед отъездом купил, как и в прошлый раз, бутылку фирменной Новгородской водки. И вот, войдя в кабинет хирурга, после взаимных приветствий поставил её на стол. Убелённый сединами доктор оторвался от изучения лежащих перед ним бумаг и уставился на красивую бутылочную этикетку. В голове его заработал компьютер.
— Левая голень, варикоз, — через тридцать секунд с уверенностью произнёс он.
Всё, предполётный осмотр закончен. Давление — сто двадцать пять на семьдесят, температура – тридцать шесть и шесть. Я на полёты. А доктор – продолжать заботиться о нашем здоровье. И так до дембеля.

Как я писал в газету

Как-то, разбирая после очередного переезда к новому месту службы свои старые бумаги, я обнаружил среди них копию открытого письма Председателю Верховного Совета Эстонской республики Арнольду Рюйтелю и Премьер–министру Эдгару Сависаару за подписью председателей советов офицерских собраний частей, расположенных в прекрасном городе Тарту. Среди фамилий подписавшихся оказалась и моя, как временно исполняющего в то время обязанности председателя. Это письмо, а особенно моя подпись под серьёзным документом, напомнила историю, произошедшую в последние годы нашего пребывания в Эстонии.
Директором военторга у нас был бывший командир авиационно–технической базы, а ныне военный пенсионер. С его назначением получилось, как в русской поговорке: пустили козла в огород. В период всеобщего дефицита, распределения товаров по талонам, военторг, как и любое другое предприятие торговли, являлся «золотым дном». Для своих и людей уважаемых там было всё, или почти всё. А простой гражданин (современный термин, потому, что есть непростые и очень непростые) мог прийти со своим талоном на дефицит и с ним же уйти, так как выделенный ему телевизор (холодильник, ковёр и т. д.) куда-то таинственно исчез. Концов не найти, а с директора, как с гуся вода.
Я в военторг ходил редко, в основном за предметами военного ассортимента. Передвигаясь по должностям из одной эскадрильи в другую, постоянно оказывался в конце очереди. О махинациях знал понаслышке, в основном, из разговоров в курилке и женских пересудов.
Бучу подняли наши соседи и братья по оружию – транспортники. Каплей, переполнившей чашу терпения, стало бесследное исчезновение мебельного гарнитура, выделенного вдове погибшего офицера.
Офицерское собрание в гарнизонном доме офицеров было бурным. Зал забит до отказа, эмоции выплёскивались через край, обвинения в нарушениях и махинациях лились как керосин из трубопровода аварийного слива топлива. Председательствующий из последних сил пытался притушить накал страстей, бушевавших в зале. Виновнику торжества всё происходящее было глубоко безразлично, как той лошадке, идущей вдоль борозды. По его внешнему виду, кратким объяснениям всем стало понятно, с какого высока он плюёт на уважаемое собрание. Эмоции притухли, зал задумался, а затем единогласно принял решение. Офицерское собрание постановило написать письма в три адреса: в управление военторга, в газету Прибалтийского военного округа, и в газету «Красная Звезда».
Вспоминая сейчас эту историю, я никак не могу понять, почему писать письмо поручили нашему полку? Мы не были зачинщиками, в ходе дебатов вели себя не слишком буйно. И вдруг — получите! Но делать не чего. На следующий день проект был отработан и представлен командиру полка, он же – председатель офицерского собрания части.
— Хорошо, очень хорошо. Всё правильно! Только уберите вот это.
И он пальцем показал на строку внизу письма, где были напечатаны его должность, звание, фамилия, и где должна была появиться его подпись.
— Хватит и одной, — подвёл итог командир.
Мне принесли письмо. Я пробежал глазами текст: нарушил, занимался махинациями, требуем разобраться. И в конце – секретарь офицерского собрания майор…
— Ну и что?
— Командир сказал подписать.
— Кроме меня не кому? Я что самый озабоченный делами военторга?
— Тебе тяжело? Подписывай, а то уже отправлять надо.
— Ну, чёрт с вами, — сказал я, подписывая документ.
Через пару дней я забыл и о собрании, и о письме. Служба, полёты, семья — всё вошло в привычную колею.
Прошло уже больше месяца. Я сидел в классе и готовился вместе с экипажем к полётам.
— Товарищ майор, вас какие–то гражданские спрашивают, — сказал вошедший дежурный по учебному корпусу.
В вестибюле трое представительных хорошо одетых джентльменов со скучающим видом рассматривали доску объявлений. При виде меня на их лицах появились дежурные улыбки. После взаимных представлений выяснилось, что джентльмены являются представителями управления окружного военторга, и приехали они именно ко мне, а не к кому- нибудь другому. Цель — проинформировать меня, а в моём лице и весь офицерский состав гарнизона о мерах, принятых к директору нашего военторга. Меры поразили своей суровостью – ему объявили выговор. Я сказал, что так нельзя, что людей надо жалеть, и можно было просто пожурить или, в крайнем случае, ограничиться постановкой на вид. На меня посмотрели как на умалишённого и сказали, что не надо ёрничать, так как директор и без этого очень сильно переживает. Наверно, так же сильно, как обманутые покупатели, подумал я, но ничего не сказал. Выговор, так выговор. Лишняя блоха собаке не помешает. Этого я тоже не произнёс.
Встреча была закончена, говорить больше было не о чём. Мы вежливо раскланялись и расстались, не очень довольные друг другом.
Я доложил командованию о разговоре и опять занялся своими служебными делами.
Недели через две, когда из памяти уже выветрились образы представительных джентльменов, меня вызвал замполит полка. В его кабинете на столе лежала окружная газета, на первой странице которой была напечатана разгромная статья о делах нашего военторга.
— Бери, читай. Хорошо пишешь, — улыбнулся замполит.
Я пробежал глазами текст, в котором ни слова не было сказано об офицерском собрании, его решении отправить письма в различные инстанции. И это было не письмо, а статья, в которой автор с моей фамилией смело критиковал, клеймил позором, рассказывал о махинациях, требовал призвать виновных к ответу.
— Это, что я написал?
— Фамилия твоя – значит ты,- глядя в моё изумлённое лицо, ещё раз улыбнулся замполит.
— Командир читал?- спросил я.
— Похвалил и велел подарить тебе эту газету, как начинающему журналисту. Учись, оттачивай перо.
— Спасибо, пойду оттачивать,- я попрощался и вышел из кабинета.
Пару дней друзья в шутку пытались раскрутить меня на выпивку, в счёт полученного за статью гонорара, советовали не бросать начатую карьеру журналиста, а затем всё само собой утихло. Но как нас учили на лекциях по философии – развитие идёт по спирали. Вот и данная ситуация развивалась в полном соответствии с философским законом, то есть повторилась на более высоком уровне.
Когда уже все напрочь забыли и о собрании, и о проделках директора военторга, в газете «Красная Звезда» появилась небольшая заметка, в которой неугомонный правдоруб, или правдопис (если так можно выразиться) с моей фамилией опять смело критиковал, клеймил позором и т. д. и т. п.
— Молодец, поработал над собой и вышел на новый уровень, — расплылся в улыбке замполит, протягивая мне через стол газету. Мы опять встретились у него в кабинете.
— Вам бы всё шутить, а мне не до веселья. Это когда-нибудь кончится?
— Если ты больше ни куда не писал, то считай, что уже всё,- опять удачно пошутил замполит.
И всё действительно закончилось. Жирной точкой в этой истории стала реакция командира дивизии на мою литературную деятельность. Если командир полка, прочитав заметку в «Красной Звезде», дипломатично промолчал (наверно представил под ней свою подпись), то комдив, строго глядя на стоящее перед ним полковое начальство, спросил:
— Он уймётся когда-нибудь?
Генерал, у которого и так забот хватало, не стал вспоминать, как и почему я стал автором этих статей. Но ни каких мер против меня не было принято. Может, конечно, он что-то ещё сказал в мой адрес. Например, куда мне засунуть своё отточенное журналистское перо. В тот день это место у меня почему-то чесалось. Или, что я должен съесть газету не запивая вместо обеда в лётной столовой. Его предложения и комментарии остались для меня тайной. Но с журналистикой я завязал. Опасная профессия. Лучше быть лётчиком!

Король

Король умирал. Умирал не от раны, полученной в сражении, не от яда, подсыпанного в бокал с бургундским, и даже не от старости. Умирал от обыкновенной желтухи. Болезнь догрызала его не на королевском ложе, а на тесной солдатской койке в модуле, оборудованном под лазарет. Потому что это был не король, а всего лишь пан. И не ясновельможный польский шляхтич, а советский ПАН — передовой авиационный наводчик, гроза и головная боль «духов», посылающий на них смертоносный огонь наших штурмовиков и вертолётов. Король был заслуженным ПАНом, о чём свидетельствовал орден КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ, лежащий в тумбочке и цепляемый к выцветшей афганке в торжественных случаях. Звали его Саня, а прозвище «король» прицепилось к нему с детства из-за фамилии Королёв. Прицепилось так крепко, что он и сам себя иногда величал этим титулом. Как-то в свободное от бегания по горам время (а события происходили во время войны в Афганистане) Александр засиделся с братьями по оружию за рюмкой чая. Дружеская беседа затянулась надолго и ПАН, будучи совсем не богатырского телосложения, немного не рассчитал свои силы. Собрав всю волю в кулак, чтобы не ударить в грязь лицом перед вертолётчиками, он на подкашивающихся ногах добрёл до своего модуля, в котором жил вдвоём с товарищем. И … ударил лицом в пол! Разбудил Саню дикий сушняк во рту и ворчание соседа, в очередной раз переступающего через распростёртое тело. После очередной претензии в свой адрес Саня с трудом оторвал от пола чугунную голову и, отлепив прилипший к нёбу язык, медленно, но довольно членораздельно с соответствующим позе достоинством произнёс: «Король где хочет, там и лежит!» Вот что значит благородное происхождение!
Итак, король умирал. Его мутный взор тупо уставился в стекло, отделяющее импровизированную палату от рабочего места дежурной медицинской сестры. Тело горело, во рту почему-то стоял привкус грибного супа, так любимого в детстве. Сознание то уходило, то возвращалось. В краткие минуты просветления Король осознавал, что за стеклом творится бардак. Постоянно улыбающийся круглолицый прапор настойчиво приставал к медсестре. Первые этапы ухаживания были уже пройдены, оба находились в лёгком подпитии, кое-что из одежды расстёгнуто. Поцелуи затягивались, ловкие руки прапора опускались всё ниже, градус любви повышался.
И вот, в очередной раз, выпав из темноты, Король стал свидетелем финального акта пьесы. На него не обращали внимания, не стеснялись, посчитав за мебель, а может уже за труп. Стало жалко себя. Так жалко, что выбило из глаз слезу.
— Я тут подыхаю, а они, сволочи, что творят!
С усилием закинув руки за голову, прикусив от напряжения губу, Саня вырвал из-под головы тяжёлую ватную солдатскую подушку и с протяжным стоном метнул её в окно. Звон разбитого стекла, мат прапора — это были последние звуки, которые услышал Король. Свет померк, и наступила тишина.
— Королёв! На процедуры! — громкий голос медсестры (не той, которая была в прошлой жизни, а другой — молоденькой и курносой) поднял Короля с постели. Уже больше недели как он вернулся из царства тьмы и сейчас меньше всего походил на Величество и даже слабо смахивал на «ясновельможного». Сильно похудевший, свалявшийся он медленно, но уверенно возвращался к жизни.
— Саша, я тебе служебный открою, — сказала курносая, ставя оживающему герою солидных размеров клизму.
— Спасибо, радость моя.
Служебный туалет являлся пристройкой к санитарному модулю, запирался на замок и использовался только медперсоналом. Для остальных смертных метрах в шестидесяти от модуля был построен деревянный туалет типа «сортир».
Натянув штаны, Саня зашёл в палату, взял потрёпанную книжку и через минуту встал на пост у дверей служебного туалета. Подкатило почти сразу. Уверенно дёрнув ручку, Александр с ужасом обнаружил, что дверь заперта изнутри.
— Эй, открывай, — неуверенно произнёс он. Тишина.
— Открывай, падла! — прорычал Саня и пнул дверь ногой. Опять тишина.
Поняв, что может случиться непоправимое, он метнулся к выходу, уронив книгу. Впереди его ждал позор, шутки боевых товарищей или мировой рекорд в беге на шестьдесят метров.
Не случилось ни того ни другого. Не добежав до желанного домика метров пятьдесят пять, Король судорожно остановился, мгновение подумал, сшагнул с протоптанной к «сортиру» дорожки, снял штаны и сел. Ещё через мгновение на его лице появилась блаженная улыбка. Так и сидел он, щурясь на солнышко и как-то по-детски улыбаясь проходившим мимо него военным. В ответ они также приветливо улыбались Сане.
Жизнь налаживалась!

Навстречу солнцу

В одном из рассказов я в меру своих скромных литературных способностей описывал летнюю украинскую ночь. Сейчас хочу несколько слов сказать об её полной противоположности — летней ночи на «диком» северо-западе. В июле она там такая короткая, что её просто не замечаешь. А, если ты на полётах, то ночи просто нет. Во-первых, нет для того, чтобы поспать — какой сон, если надо работать. А во-вторых, на земле вроде бы уже и стемнело, а поднялся в небо и на тебе, попал опять в день. Вот оно и солнышко, ещё цепляется за горизонт. Полетел по маршруту на запад — окунулся в темноту, вернулся в район аэродрома — снова посветлело. Приземлился — на земле. И вроде темно. Вот такая круговерть света и тьмы почти до конца полётов, пока окончательно не рассветёт. Но рассказ не об этом.
Командир полка пришёл домой в пятом часу утра. Уже было совсем светло, но все нормальные люди ещё спали. Это только жители «страны дураков», то есть возвращающийся с полётов личный состав, был ещё на ногах и плавно начинал укладываться в кровати. Полковник тихонько прикрыл за собой дверь, но это не помогло. Из спальни вышла жена.
— Как отлетали?
— Всё нормально.
— Поешь?
— Нет, лучше сразу спать.
Он торопился не зря. Частенько часов в восемь-девять утра раздавался телефонный звонок, большой или поменьше начальник очень удивлялся, что командир ещё дома, потом вспоминал про ночные полёты, извинялся, но всё равно озадачивал так, что приходилось собираться и идти на службу. Сну «мандеза», как говорил один известный генерал и президент. Наскоро ополоснувшись холодной водой (горячей в гарнизоне не было), полковник с наслаждением растянулся на белой простыне. Рядом тихо дышала жена.
Сон не шёл. В голове крутились эпизоды прошедших полётов, всплывали в памяти ошибки лётчиков, недостатки в обеспечении. Вставал перед глазами проклятый туман, весь последний час лётной смены грозивший выползти из низин и закрыть аэродром.
— Надо было махнуть полстакана, зря отказался,- с тоской подумал командир.
Через полчаса ворочаний он забылся беспокойным сном, перед этим окончательно записав в памяти всё, что скажет на полном разборе полётов.
После отхода командира ко сну, жизнь в военном городке не прекратилась. А в некоторых местах, совсем недалеко от командирской квартиры, она из ночи перехлестнула в раннее субботнее утро и, несмотря на накопившуюся за неделю усталость, приобрела характер вакханалии. Поэтому проснулся полковник не от телефонного звонка. Вместе с женой они подскочили на кровати от страшного грохота, раздавшегося из подъезда. Такое ощущение, что по лестнице сплавляли доски, сопровождая это барабанным боем.
— Володя, что это? — нервно спросила жена.
— Откуда я знаю! Сейчас увидим, — сказал командир, вставая с кровати.
Пока он поднимался, грохот миновал их площадку третьего этажа и покатился вниз. Открыв дверь из квартиры, полковник ничего не увидел. Начали открываться и соседние двери. В трусах в подъезд не выйдешь, а одеваться не хотелось. Поэтому он направился к балкону. За ним в ночной рубашке трусила жена.
Выйдя на балкон, они услышали, как внизу хлопнула входная дверь. Одновременно посмотрели на землю. Жена охнула. Из-под козырька подъезда показались кончики лыж. Затем появился и сам лыжник, в котором командир узнал штурмана из второй эскадрильи. В руках его, как и положено, были лыжные палки. Осторожно спустившись со ступеней крыльца, он вышел на середину тротуара. Качнувшись, развернулся на девяносто градусов. Затем, гордо расправив плечи и размеренно работая палками, штурман пошёл навстречу восходящему солнцу.

Электроника и молоток

Ту-22М3 номер 43 не хотел лететь. Внешне это никак не проявлялось. Он стоял, твёрдо опираясь на свои ноги-шасси. Стремительный профиль: острый нос, прижатое к фюзеляжу стреловидное крыло, ровное гудение ВСУ (вспомогательная силовая установка) – налицо все признаки готовности взметнуться в небо. Но, что-то в его начинённых электроникой внутренностях творилось такое, чего не могли понять инженеры и техники. Они, подгоняемые старшим техником, сновали по самолёту, открывали лючки, меняли блоки, выполняли проверки систем – всё безрезультатно.
Я, молодой командир эскадрильи, вместе с экипажем стоял у самолёта.
В голове роились грустные мысли. Надо же было так отличиться со знаком «минус». Дело в том, что предстоящие полёты имели ряд особенностей.
Во-первых, в них участвовал недавно назначенный командир дивизии. Он сам вёл боевой порядок полка. Во-вторых, экипажи должны были пролететь по маршруту, условно нанести удар управляемыми ракетами по объектам противника, разбомбить цели на полигоне и выполнить посадку на оперативном аэродроме. Там заправиться топливом и — в обратной последовательности: удар, ещё удар, посадка дома. Сплошной «тактический фон», как на учениях, а тут такой облом. Все в воздухе, а комэск на земле. Настроение – ниже бетона.
Не терял веры в успех только старший техник самолёта, Фёдор Михайлович.
— Щас полетим, командир! — весело прокричал он, в очередной раз, пробегая мимо.
— Ага, сейчас, — оптимизма не прибавилось.
Десять, двадцать, тридцать минут прошло – ничего не изменилось. Люди суетились, самолёт стоял неподвижно, наслаждаясь этой бесполезной суетой
Ещё раз прозвучало бодрое: «Щас полетим!» Полетели, но не мы. Экипажи в заданной последовательности выруливали и взлетали. На аэродроме стоял грохот реактивных турбин. Стоянка моей эскадрильи опустела. Ещё немного и весь полк улетит.
— Командир, готово! – крик стартеха бросил нас к самолёту. Быстро заняли рабочие места, и началась работа. Когда мы подруливали к взлетно-посадочной полосе, боевой порядок полка уже выходил из района аэродрома.
Установил самолёт по оси ВПП, получил разрешение на взлёт от руководителя полётов, включил максимальный форсаж и отпустил тормоза. Тело вдавило в кресло. Стремительный разбег и мы в воздухе. Вперед! В погоню. Дальше не было ничего интересного. Обычный полёт, если к полёту может подойти определение «обычный». Пустили ракету (условно), отбомбились на полигоне (по-настоящему и хорошо) и почти догнали «хвост» полка.
Когда сели на аэродроме в Белоруссии, там уже полным ходом шла подготовка самолётов к повторному вылету на маршрут. Мы опять оказались отстающими. На стоянку подогнали два топливозаправщика, техсостав, прилетевший раньше нас на транспортном самолёте, начал готовить и наш лайнер к полёту. Старший техник, Фёдор Михайлович, руководил процессом и заправлял самолёт керосином, сидя в кабине на месте правого лётчика.
Ту-22М3 сиял включёнными фарами и аэронавигационными огнями. В общем, полнейшая идиллия. Я смотрел на всё это и думал, что человек с его волей и разумом победит любое железо, даже самое умное. Зря думал!
Так как наш «дуэт», экипаж и самолёт, стал слабым звеном в боевом порядке полка, то командир дивизии отправил к нам для контроля инженера и штурмана дивизии.
— Ну как? – вылезая из машины, спросил штурман.
— Осталось заправить пять тонн, и мы готовы, — бодро доложил я.
— Это хорошо… — философски протянул старший начальник.
Некоторое время мы молча смотрели на сверкающую стоянку, в центре которой стоял окружённый спецмашинами «его величество» самолёт. Много лет видимая, но всё равно волнующая душу лётчика картина.
Комдив в своих подозрениях оказался прав. Идиллия закончилась в одно мгновение. Вначале мы услышали, как падают обороты ВСУ, затем погасли самолётные огни, и всё погрузилось во тьму. Вслед за темнотой наступила тишина. Все замерли, не понимая, что происходит. Только старший техник выскочил из кабины и кубарем покатился по стремянке. От последней до первой ступеньки прокатилось недоумённо – укоризненное:
— Ах, ты, б……ь!
Это самолёту. И уже с земли в мою сторону много раз слышанное за этот день:
— Щас, командир!
Что «щас» понимал только Фёдор Михайлович. От его возгласов очнулись водители и осветили стоянку фарами. В их свете мы увидели, как стартех уверенно бежит к контейнеру, в котором хранились инструменты. Назад к самолёту он метнулся, держа в руке огромный молоток. Стоящие на его пути, невольно отодвинулись в разные стороны. Я вместе с представителями штаба дивизии заворожено смотрел на происходящее. Все молчали. Подбежав к фюзеляжу, Фёдор Михайлович нашёл одному ему известную точку на борту, пальцами отмерил нужное расстояние и, что есть силы, долбанул молотком по обшивке. Такой удар свалил бы с ног быка. Мне показалось, что внутри огромного сорокадвухметрового бомбардировщика что-то ёкнуло. Ударная волна прокатилась по его электронным внутренностям от носа до киля, и самолёт ожил. Запустилась и начала набирать обороты ВСУ, загорелись фары и аэронавигационные огни.
— Ничего себе, — произнёс штурман.
— Действительно, ничего, — наконец-то заговорил и инженер.
Тишина на стоянке сменилась гулом. Всех словно расколдовали. Народ задвигался, зашумел. Подготовка самолёта к вылету снова вошла в нужную колею.
Передав молоток в руки технику, Фёдор Михайлович поднялся в кабину дозаправлять самолёт. Я ждал привычного «щас, командир, полетим», но не дождался. И так всё было предельно ясно. Мы действительно полетели.
После разбора полётов на базовом аэродроме, командир дивизии, которому о нас красочно рассказал штурман, пошутил, что русский человек при помощи молотка может исправить любой механизм: будь то швейная машинка или космический корабль. Шутка прозвучала довольно серьёзно.

Как я командовал учениями Северного флота

Нет ни слова правды в этом предложении. Я никогда не командовал учениями флота. Не вышел ростом. Служебным. Да и служил в авиации, поэтому летал в небе, а не бороздил морские просторы. Но эти слова, как вопрос или предположение, прозвучали несколько раз в монологе старшего начальника при разговоре со мной по телефону. Вот и стали названием маленького рассказа. И хотя название – обман, дальше будет только правда.
Как лётчик Дальней авиации я вместе с моими боевыми товарищами почти ежегодно принимал участие в совместных учениях или, как говорят моряки, сборе – походе кораблей Северного флота. Флот собирался в море, авиация поднималась в небо, и все развлекались тем, что воевали с условным противником, а то и друг с другом. Воевали на земле, в небесах и на море, оставляя мирным пока только космос.
Так было и в этот раз. Ступив на бетон одного из аэродромов морской авиации, я с удовольствием подставил себя лучам яркого, уже не заходящего за горизонт северного солнышка. Хочу сказать, что сколько раз я не бывал на Севере, мне всегда везло с погодой. Было тепло, светило солнце. В зависимости от месяца глаз радовали то цветочки, то ягодки и грибочки. Причём последние росли буквально под хвостами самолётов. Даже завидно становилось. Мы там, на северо-западе, плесенью покрываемся от сырости за один оклад, а они тут греются за два. Хотя я понимал, что Север тут не Крайний, а с погодой действительно везёт.
На этих учениях мне не довелось летать. Назначили старшим оперативной группы, а заодно и руководителем полётов от Дальней авиации, так как сюда после выполнения задачи должны были садиться наши экипажи. Несмотря на тогдашний постсоветский дефицит всего (не буду перечислять чего), учения получались очень представительными. Только дальники пускали несколько ракет, а ещё морская ракетоносная, корабли, подводные лодки. Не оставались без дела и истребители, палубные и сухопутные, которые своими ракетами пытались сбить наши. В общем, людей и техники много, керосина мало.
Это только через несколько лет, после того как на этот аэродром приземлится на стратегическом ракетоносце Ту-160 Президент и Верховный Главнокомандующий, армия узнает, что в нашей стране всё ещё добывается нефть. И в больших количествах. Топливо польётся рекой, и всё заездит, залетает, заплавает. А пока считали каждый литр. Вот и для меня одной из задач было держать на контроле, решённый на всех уровнях вопрос о выделении для заправки наших самолётов пятидесяти тонн авиационного керосина. И немедленно докладывать своему командованию, если моряки попытаются хоть «трохи» зажать.
Радостный день вступления нас в учения приближался. Флот уже вышел в море, авиация пока оставалась на земле. Но начальники уже оторвали свои взоры от карт с синими и красными стрелами и обратили их в сторону личного состава. Началось целеустремлённое движение мелких групп в различных направлениях. Вот и наш так называемый профилакторий, а в реальности деревянный барак, отметивший как минимум полувековой юбилей, радостно загудел. К нам добавился прилетевший техсостав, а так же экипаж самолёта Ан-12, на котором наши техники и прилетели. В штабе авиации флота приступила к работе наша самая главная оперативная группа во главе с заместителем командующего. На самый край, на пункт наведения, вертолётом заброшен командир эскадрильи, чтобы руководить экипажами на трассе пуска ракет. Лётный состав и авиационная техника на аэродромах в готовности к немедленному вылету. В общем, до времени «Ч» оставались считанные часы.
И вот, началось! Денёк выдался солнечный, облаков почти не было, летай – не хочу. После предполётных указаний в заключительный раз подошёл к командиру местной дивизии. Получив от него и от начальника тыла очередное подтверждение о выделении требуемого количества керосина, со спокойной душой убыл на КДП (командно-диспетчерский пункт), расположенный за взлётно-посадочной полосой. Далее всё пошло по отработанному плану. Стали поступать доклады о взлётах, сборах боевых порядков, выходах в район целей, пусках, выполнении других задач и т. д. Я отслеживал нарезанный мне раздел, совсем не готовясь руководить всеми учениями. В установленное время вернулись на аэродром экипажи морской авиации, а затем приземлились и наши.
Всё, почти победа! Как говорится:
«И врага ненавистного пусть пехота добьёт.
Коль погода нелётная – зачехляй самолёт!»
Авиация свою задачу выполнила. Только не мы. Осталось ещё выбраться отсюда, а по пути домой грохнуть пару целей на полигоне.
В атмосфере всеобщей эйфории я с трудом нашёл транспорт, чтобы добраться до стоянки самолётов. Там тоже сплошное ликование. Всё-таки первые совместные учения в этом году, и так всё удачно прошло! Экипажам, выполнившим пуски на «отлично», вручали жареных поросят, как подводникам за потопленный корабль противника. В этой радостной суматохе наконец-то добрался до своих. Поздравил с успехом.
— Поросят дома есть будете. Обедайте и готовьтесь к вылету.
Топливозаправщиков возле наших самолётов не было, только техники суетились, готовя матчасть к повторному вылету. Чтобы ускорить заправку, нужно отыскать местное руководство. И я, отправив экипажи в столовую, двинулся по стоянке. Повезло – минут через пять столкнулся с комдивом, идущим в сопровождении начальника тыла.
— Ну, дальник, поздравляю с успехом!
— Спасибо, товарищ генерал. Нам бы ещё заправиться и улететь.
— Понимаешь, у нас перерасход, так что могу дать только по десять тонн.
Начальник тыла солидным кивком подтвердил слова командира дивизии. В кармане моего комбинезона возник и начал расти жезл командующего учениями.
— Товарищ генерал, а как от вас на Питер выехать?
— Тебе зачем? – недоумённо спросил комдив.
— С десятью тоннами нам не лететь, а только по шоссе ехать и на АЗС заправляться.
— Шутник?! – комдив посмотрел на начальника тыла.
— Ладно, бери по пятнадцать и всё. А то сейчас начнём своих заправлять.
По пятнадцать – это напрямую без полигона, в обрез. Но деваться не куда. Скоро и этого топлива не будет — польётся в другие баки. Мобильные в наших местностях были ещё не в ходу, простого телефона рядом тоже нет. Посоветоваться не как и не с кем. Кончик жезла начал высовываться из кармана.
— Пусть будет по пятнадцать!
— Вот и хорошо. Давайте команду на заправку, — обернулся генерал к начальнику тыла.
Дело сделано, больше вводных быть не должно. Поймал машину. По дороге на КДП проехал через стоянку наших самолётов. Уже подъехали ТЗ, и началась заправка.
Прошло совсем немного времени после моего прибытия на КДП, как экипажи запросили разрешение, и порули к взлётно-посадочной полосе. В зале управления полётами раздался телефонный звонок. Руководитель полётами протянул трубку мне. Звонил полковник из нашей оперативной группы, находившейся в штабе авиации флота. Надо же, я совсем забыл о них. Наверно, это виноват чёртов жезл.
— Здравствуй, как дела?
— Здравия желаю. Нормально, — решил я не вдаваться в подробности.
Немногословность не проскочила.
— Где наши?
— Один на исполнительном, другой на предварительном старте.
— С заправкой проблемы были?
— Дали в два раза меньше, поэтому полетят напрямую без работы на полигоне.
— Кто так решил?
Я подумал плохими словами, но ничего не сказал. А нельзя было вопрос о заправке задать пару — тройку часов назад морскому начальству, которое находилось от вас на расстоянии вытянутой руки. Глядишь, и нужные двадцать тонн керосина где-нибудь добыли.
— Я решил,- мой голос прервал затянувшуюся паузу, — топлива всё равно больше не будет.
— Подожди, сейчас с тобой будет говорить заместитель командующего.
— Здравия желаю, товарищ генерал.
— Скажите, а кто решил, что экипажи полетят таким маршрутом? — спросил голос со сталинскими интонациями на том конце провода.
Кстати, эти самые экипажи уже дважды запрашивали разрешение на взлёт.
— Пусть ждут,- сказал я руководителю полётами.
— Я решил,- это уже генералу.
— А почему вы так решили?
Чёрт побери! Опять те же интонации! Мне стало казаться, что я не на КДП, а в Ставке ВГК в далёком сорок четвёртом защищаю план летнего наступления.
— Топлива дали только на перелёт!
— Скажите, а это вы командуете учениями Дальней авиации и Северного флота?
Ну вот, настал звёздный час. Хоть не в Ставке и не командующий фронтом, но тоже не плохо. Согнутая спина выпрямилась, плечи расправились, увеличившийся до нужных размеров жезл, уже не помещался в кармане.
— Вам виднее, товарищ генерал.
Ответ оказался неверным. Это показали последовавшие за ним несколько минут разговора по телефону. Причём, без применения ненормативной лексики. Я, так и не успев стать полководцем, в процессе сеанса «сексотерапии» превратился в мультяшного Пятачка, грустящего о лопнувшем зелёном шарике и принявшего в организм чуть ниже поясницы, так некстати высунувшуюся из кармана железяку.
— Товарищ генерал, разрешите зарулить экипажи на стоянку, а то они уже пятнадцать минут стоят на полосе.
Секунд тридцать в трубке не раздавалось ни звука, а потом:
— Пусть взлетают.
Я показал руководителю полётами рукой в небо. Самолёты один за другим оторвались от бетонки и устремились прочь от земных забот. Меня же эти заботы связали телефонным проводом по рукам и ногам.
Получив доклад о взлёте экипажей, заместитель командующего дал очередные указания:
— Товарищ подполковник, взлёт вашей группы ровно в три ноль- ноль.
— Извините, товарищ генерал, но я перенёс вылет Ан-12 на девять утра. Недоумение и удивление прямо так и полилось из мембран телефонной трубки. Воздух на КДП загустел.
— Вам, что мало Северного флота и Дальней авиации? Вы и транспортную под себя подмяли!
Хотя войск в моём подчинении, по словам генерала, и прибыло, я решил пока не трогать уже прижившийся в организме жезл. И правильно сделал. Так как я не сразу нашёлся, что ответить, то был вынужден в течение нескольких минут слушать, кивать головой и изредка вставлять стандартные военные фразы: «Есть!» (готов землю есть, чтобы вновь заслужить ваше доверие), «Так точно!» (да, я дурак, идиот и т. д.), «Никак нет» (но я не совсем пропащий, я исправлюсь). Наконец генерал иссяк, и я, получив приказ выйти с ним на связь вместе с командиром самолёта Ан-12, смог покинуть КДП.
На попутках добрался до городка. У здания штаба столкнулся с группой радостных авиаторов, несущих в руках звякающие пакеты. Один из них бережно держал поднос с жареным поросёнком. Увидев моё озабоченное лицо, добрые морские лётчики предложили мне плюнуть на всё и отметить победу содержимым пакетов, закусывая чудесным жарким. Посмотрев на уткнувшийся в зелень пятачок, вспомнил себя получасовой давности.
— Друзей не ем,- сказал я и решительно вошёл в штаб.
Минут через двадцать явился вызванный мною по телефону командир Ан-12. Вечером он выглядел значительно лучше. Генерал был не прав, я не подминал под себя транспортную авиацию. Она сама, в лице этого, неудачно похмелившегося с утра капитана, легла под меня и, глядя снизу вверх телячьими глазами, умоляла перенести вылет на утро. Хотя глаза у него должны быть лошадиные. Так как вчера, меньше, чем за сутки до начала учений, бравый пилот был замечен в довольно странной компании. Очень нетвёрдой походкой он двигался в сторону профилактория, ведя на поводу лошадь. У них ни как не получалось идти в ногу, и лошадь постоянно тыкалась капитану в спину. Немного позади шёл матрос, внимательно следивший за сладкой парочкой. Эту картину мы наблюдали из окна нашего жилища. Подойдя к входу в здание, капитан и лошадь остановились. Человек повернулся к животному и заговорил с ним. Лошадь слушала, грустно опустив голову. Она не поддалась ни на уговоры, ни на дёрганье уздечки, наотрез отказавшись заходить в профилакторий. Поняв это, лётчик что-то шепнул ей на ухо, наверно попросил подождать, и скрылся в здании. Воспользовавшись этим, матрос тут же оказался рядом. Через мгновенье они ленивой «дембельской» рысцой поскакали туда, откуда пришли. Так коварно покинутый своим четвероногим товарищем, капитан быстро успокоился и лёг спать. А утром сознался, что просто хотел покормить в комнате бедное животное.
— Хорошо, что только покормить. А то и надругаться в таком состоянии могли над лошадью, — сказал я в ответ.
В общем, на момент нашей второй за день встречи капитан был почти что свеж. А так как заместитель командующего не знал о его похождениях и возможной склонности к зоофилии, то наш совместный телефонный разговор закончился вполне мирно. Проинструктированный мною командир Ан-12, только кивал в трубку и использовал те же, что и я, стандартные фразы. Получив последние указания, мы бросились их выполнять.
Моего броска хватило до соседнего кабинета. Там мне налили стакан за победу и дали закусить аппетитной поросятиной. А то с утра маковой росинки во рту не было. Чувствуя, как тепло от питья и еды разливается по телу, я подумал, что даже оттраханный подполковник свинье не товарищ.
Возвращение домой прошло буднично, без приключений. На разборе учений командующий лишь мельком упомянул, что из-за нехватки топлива не удалось отработать на таком-то полигоне. Это была реабилитация и, одновременно, «снятие» меня с должности «руководителя» учениями авиации и флота. Жезл как-то незаметно растворился и без последствий вышел из организма. Но видимо, маленький кусочек, зацепившийся за почку, помог мне дослужиться до полковника.

Здесь я!

Похожая история, можно сказать, её гражданский вариант, звучит в исполнении известного юмориста. Это когда водителя троллейбуса, пытавшегося снаружи закрыть двери, самого заталкивают на заднюю площадку.
Так вот. Произошёл этот случай в те далёкие времена, когда деревья были ещё маленькие, земля тёпленькая, а в вооружённых силах постоянно чего-нибудь не хватало. То есть, в девяностые годы прошлого столетия.
Как-то в один из дней этого богатого на события периода, в армии закончились аккумуляторы. Не то, чтобы они совсем закончились. Они просто стали такими старыми, что не поддавались зарядке и сыпались мгновенно. А на новые у Министерства обороны не было денег. Я видел вертолёт, экипаж которого, приземлившись на площадку у мишенного поля, не выключал двигатели более часа, пока искали остатки ракеты, так как не было уверенности, что аккумуляторных батарей хватит хотя бы на один автономный запуск.
В нашем случае эти дефицитные штуки пришли в негодность на тягаче, закатывающем самолёты на стоянку. Гордость советского автопрома: две кабины: одна впереди, другая сзади, автоматическая коробка передач, лошадей под капотом не сосчитать. Взревев двигателем и, выпустив струю чёрного дыма, он уверенно выехал из парка и через несколько минут прибыл на стоянку самолётов полка. Встав напротив стратегического ракетоносца, водитель заглушил мотор и пошёл к инженеру эскадрилии. Получив указания по перекатке самолёта, боец вернулся к машине, забрался в кабину и нажал кнопку запуска. Фигов тачку. Отзапускались. Но я не зря назвал эту машину гордостью автопрома. Советские конструкторы предвидели данную ситуацию и сделали тягачу дублирующую систему запуска от сжатого воздуха. Солдат выпрыгнул из одной кабины и забрался в другую. Несколько мгновений, и двигатель ровно заурчал. Оказавшись на земле, водитель с удивлением заметил, что не поставленный на стояночный тормоз монстр ползёт на винты стоящего перед ним самолёта.
Это увидели и на стоянке. Все, кто там был, бросились к тягачу и упёрлись в передний бампер.
— Держите его! – крикнул старший техник и метнулся за самолётными колодками, чтобы подложить их под колёса тягача.
Наконец, в трёх — четырёх метрах от воздушных винтов гигант был остановлен. Но люди продолжали упираться в бампер, опасаясь, что тягач перескочит колодки.
— Где этот долбаный водитель?! – проорал старший техник.
И тут из кучи прилипших к бамперу тел раздался тоненький голосок:
— Здесь я!

Руст -2

В год двадцатипятилетия посадки Матиаса Руста в Москве на Красной площади эта история всплыла в памяти и заставила заново пережить, пусть незначительные в масштабе страны, но волнительные события, закончившиеся вполне благополучно и даже, можно сказать, смешно.
В каждой авиационной части есть плакат, на котором изображен лётчик в гермошлёме, самолёт, радар, что-то ещё, и надпись, которая гласит, что мы всегда стоим на страже воздушных рубежей нашей Родины. И это на самом деле так. Только для лётчиков Дальней авиации стояние получается каким-то косвенным. Хотя после полёта Руста был период, когда у нас в полку стрелки дежурили в самолётах в готовности сбить из пушек любую маловысотную цель. Но это продолжалось недолго. Поэтому защитить наши воздушные рубежи мы могли только одним способом — разбомбить все аэродромы в пределах досягаемости, чтобы ни одна зараза не взлетела. Но это уже война. А так мы и сами жили под защитой войск противовоздушной обороны (ПВО), спали спокойно и верили, что очередной воздушный хулиган к нам на аэродром не сядет. Служба у «ПВОшников» напряжённая и ответственная, они и в мирное время на боевом дежурстве. В авиации, богатой на шутки, прибаутки и подколы, ходил такой стишок:
Под берёзой лежит офицер ПВО.
Он не пулей убит, задолбали его.
Краткая и ёмкая характеристика тяжёлой, изнурительной мужской работы.
Я никогда не думал, что целых полдня мне придётся «прослужить» (в кавычках конечно) в ПВО, реально встать на защиту воздушного пространства нашей огромной Родины.
Был прекрасный субботний день. И прекрасным он был не из-за погоды. Погода как погода. Прелесть его заключалась в том, что уже перевалило за полдень, я пришёл со службы, вкусно пообедал и сейчас дремал, растёкшись по дивану. Вечером меня ждала баня, холодное пиво и сто грамм за ужином в уютной семейной обстановке. Что ещё надо командиру, чтобы спокойно встретить дембель. Правильно думаете. Судя по извращённости ваших мыслей, я просто уверен, что вы тоже служили в армии. Ему надо навернуть по голове так, чтобы он не выпал, а выскочил из этой, опасной для обороноспособности страны, «дремонеги». А то мы не только до Москвы отступим, мы и за Уральские горы не зацепимся. Не только враги, но и личный состав, сразу чувствуя такое состояние командира, начинает совершать мелкие служебные и бытовые пакости (употреблять спиртные напитки на дежурстве, ходить в самовольные отлучки, бузить в семье). Поэтому безопасность страны превыше всего. Если для этого надо получить по голове, то я готов.
Телефонный звонок не был неожиданным, он просто был не к месту. На полшага выйдя из нирваны, я поднял телефонную трубку и представился.
— Товарищ полковник, — голос оперативного дежурного вышестоящего командного пункта звучал почти торжественно,- к зоне вашей ответственности приближается самолёт — нарушитель. Приказ — перехватить и посадить у себя на аэродроме.
«Наверно, я ещё сплю», — пронеслось в голове, и от сквозняка этой мысли включились мозги.
— Какой самолёт, откуда? – я попытался быстро прояснить обстановку.
— Самолёт легкомоторный, летит со стороны Москвы, надо перехватить.
Слава Богу, что не со стороны границы и не военный. Скорее всего, просто несогласованность и бардак, хотя всякое может быть. Но на душе стало чуть легче.
— Разрешите поднять пару на перехват?- я задал вопрос в трубку. Несколько секунд трубка молчала, затем раздался голос оперативного:
— Какую пару?
— Какая у меня есть, пару Ту-22м.
— Вы шутите?
Конечно же, я шучу. А что ещё прикажете делать, когда получаешь такие указания?
— А вы? Я его чем перехвачу, он же летит, а не по шоссе едет.
— Ну, попробуйте на связь вызвать.
Поняв, что ничего нового больше не узнаю, я попросил сразу сообщить, если появится свежая информация, и начал действовать. Отдав необходимые распоряжения, помчался на командно- диспетчерский пункт. Все средства связи и радиолокации были включены, отметок от воздушных целей не видно, дежурная смена вызывала нарушителя на различных частотах. Через несколько минут свершилось чудо – нам ответили. Узнав, за кого их принимают, экипаж Як-18т обалдел и согласился со всеми нашими требованиями, хотя ему нужно было пролететь километров на триста дальше.
Стало совсем весело. Действительно — просто несогласованность между гражданским и военным секторами РЦ ЕС УВД (центр системы управления воздушным движением).
Но маховик борьбы с нарушителями и террористами был уже раскручен, да и бороться с ними ограниченным кругом лиц руководящего состава скучно. Хотелось, чтобы как можно больше людей в этот субботний вечер приняли участие в празднике, посвящённом авиационному бардаку.
Поэтому за несколько минут до посадки «нарушителя» все подразделения антитеррора были приведены в высшую степень готовности. Вдоль ВПП залегли автоматчики, на рулёжных дорожках стояли автомобили для блокирования самолёта после посадки, в УАЗике с решительными лицами сидели бойцы группы захвата. Остальное не буду перечислять.
Да, это действительно оказался маленький темно-зеленый Як-18т. Протарахтев над торцом полосы, он мягко коснулся колёсами бетона и после небольшого пробега остановился. В это же мгновенье его с двух сторон блокировали грузовые автомобили, а в кабину стали ломиться вооружённые до зубов люди. Встали в полный рост и автоматчики у взлетно-посадочной полосы, доведя милитаризацию встречи непрошенных гостей, казалось, до верхнего предела. Но это только казалось.
Когда я подъехал к самолёту, активная фаза операции была завершена. Экипаж стоял у своего летательного аппарата в окружении группы захвата. В кабине сидел наш офицер с пистолетом наготове. «Нарушители» были в лёгком шоке, увидев, сколько народа вышло их встречать.
Дальше всё оказалось очень просто. Как я уже говорил — обыкновенный бардак! Экипаж Як-18т, оба бывшие военные лётчики, члены сборной команды страны по авиаралли. Готовились на сборах к чемпионату мира по этому, впервые мной услышанному, виду спорта. Вылетели домой, имея на руках все необходимые документы, с разрешения диспетчера и руководителя полётов. И сразу началось. Если Руста вместо того, чтобы сбить, везде пропускали, то их хотели наоборот.
Отрулив самолёт на стоянку, на всякий случай в сопровождении вооружённой охраны, мы поехали к штабу полка. Когда до дверей оставалось пройти несколько метров гостям пришлось напрячься ещё раз. Вот она верхняя точка. Хотя уже всё было ясно, но маховик милитаризма должен был провернуться до конца. И он провернулся. Из дверей штаба, как черти из табакерки, стали выскакивать бойцы подразделений резерва. В касках, бронежилетах, с автоматами. Настало их время.
— А как вы думали?- сказал я, глядя на испуганно — вопросительные лица гостей, — девиз настоящих мужчин: если любить женщину, то в гамаке и стоя, что в переводе на военный язык означает: тяжело в учении — легко в бою.
Через несколько минут мы все сидели в кабинете у контрразведчиков и намечали план действий по выходу из создавшегося положения. Мирная беседа прерывалась докладами о приведении всех сил и средств в исходное положение.
Следующий телефонный звонок оказался не докладом дежурного по части. В трубке раздался голос старшего начальника.
Небольшое лирическое отступление. В любом деле, начиная от организации пьянки, заканчивая запуском космического корабля, действует похожий алгоритм принятия решения, который включает оценку обстановки, заслушивание предложений (пожеланий) заместителей (коллег, собутыльников) и, собственно, само принятие решения (единолично или коллегиально). Но бывает и наоборот. Начальник оглашает своё, иногда весьма неожиданное решение, потом ты долго доказываешь, что не верблюд. Он его корректирует, но ты всё равно остаёшься верблюдом. Так было и в этот раз.
— Здравия желаю, товарищ генерал!
— Здравствуй. Где эти раздолбаи?
— Все находимся у особистов.
— Значит так. Берешь их и с тихой грустью сажаешь на гауптвахту до утра, а потом разберёмся.
— Товарищ генерал, у нас гауптвахты нет.
— Найдёшь куда посадить.
— Разрешите, чтобы их не мучить и себе сложностей не создавать, я этих нарушителей расстреляю.
В трубке молчание, во взглядах сидящих напротив людей — удивление и немой вопрос. Вроде уже замирили, а тут опять.
— Ты шутишь?- раздалось в трубке.
Да, я уже третий раз за полдня шучу. Не знаю, удачно ли, и каковы будут последствия? Но хватит, шутки в сторону. А то ещё точно придётся отставных пилотов расстреливать.
— Товарищ генерал, — говорю я в телефонную трубку и кратко излагаю суть дела.
Поняв, что погорячился, генерал задумался. Через несколько секунд он решительно произнёс:
— Накормить, разместить на ночлег, подать заявки на завтра и отправить к едрене фене.
Коротко, ясно и понятно.
— Есть, накормить, разместить и отправить, куда вы сказали!
Вот так удачно закончилась моя «служба» в ПВО. Пожертвовав послеобеденным отдыхом, баней, я не пропустил «нарушителей» ни на Красную, ни на Дворцовую площади. И не оказался лежащим под берёзой – на своих ногах пришёл домой. Экипаж Як-18 на следующий день благополучно добрался до своего аэродрома. Какое место они заняли на чемпионате мира по авиаралли после такой встряски, я не знаю.

Признание лётчика — руководителя

По утрам так обидно – до стона, до слёз, до икоты,
Снятся разные сны,
Но ни разу не снились полёты.
Мне б штурвал на себя
И почувствовать с небом ночным единенье.
Я ж во сне провожу совещания и построения.
Спящим я не встречаю рассвет
На бетонке и в гермошлёме.
Проверяю наряд, по объектам хожу
И гоняю солдат на подъёме.
То приснится начальство,
А с ним и семьсот сорок шесть документов.
Про ЧП, дезертирство,
Неплатежи алиментов.
Я от этих напастей во сне
В самолёте любимом спасаюсь.
Закрываю фонарь, но взлететь не могу.
И в холодном поту просыпаюсь.
Мне не снятся полёты…

Почему Юрий Андропов не мог летать на вертолетах, что Леонид Брежнев любил выпить в полете, и как Борис Ельцин шутил в поездках, «Газете.Ru» рассказал ветеран правительственного авиаотряда, командир Ми-8, пилот-инструктор Адольф Милованов. — Адольф Вячеславович, как вы попали в авиацию? — Я родился в Москве, после 10 класса захотел поступить в училище. В одно училище поехал — не прошел экзамен. Едем в электричке домой,…

23 мая авиалайнеру предстояло совершить второй контрольно-приёмный полет, в ходе которого сперва предстояло вывести самолёт на сверхзвуковую скорость (2 Маха), а затем, уменьшив скорость, выполнить на высоте 3000 метров запуск вспомогательной силовой установки (ВСУ). Управлял Ту-144 смешанный экипаж из МАП и МГА, который имел следующий состав: Э.В. Елян (КВС, но сидел в правом кресле) —…

Расскажу об одном не состоявшемся полёте, в Полярной Авиации на самолёте ИЛ-18 Бортовой № 75716 –Теперь, можно номер показывать,а раньше-секрет!-Такие были законы! Этот самолёт-летающая лаборатория с под фюзеляжным наружным контейнером,в котором размещались испытываемые приборы ,для использования в космонавтике и метеорологии. Оборудование менялось в зависимости от поставленной задачи .В нашем 247 лётном отряде имелся ещё подобный…

«Вы летать не умеете!»: первая катастрофа Ту-104 60 лет назад в первой катастрофе Ту-104 под Хабаровском погибли 64 человека. Это была первая, но далеко не последняя катастрофа в истории лайнера. Почему Ту-104 стал самым ненадежным пассажирским самолетом СССР, разобралась «Газета.Ru». 15 августа 1958 года из Хабаровска в Москву вылетел пассажирский самолет Ту-104. На его борту…

Когда начался вывод наших войск из Афгана, поступило распоряжение собрать экипаж из числа советских авиаторов для президента Афганистана Наджибуллы. Там началась междоусобная война, и местным пилотам не доверяли. Анатолия Инсебовича отправили в Москву в отряд особого назначения, где обучили, как возить первых лиц государства, с учетом дипломатических процедур, вопросов безопасности полета. Например, президент говорит, что…

Началась война в Афганистане. С 1984 по 1989 годы Анатолий Инсебович был старшим штурманом отряда, летающего в Афган. «Мы возили военных и вывозили раненых, — делится авиатор. — Заходишь в самолет, а там весенний или осенний призыв – новобранцы. Лететь до Кабула не больше часа, но за это время нас обстреливали и могли сбить. Вот…

Секретные авиакатастрофы СССР В РАЗДЕЛЕ Наши соболезнования. При этом самые строгие меры секретности применялись в случаях, когда авиакатастрофы происходили по вине военных. Увы, таких было немало. Поздней ночью 17 января 1959 года самолёт Ил-14, приняв на борт 20 пассажиров, вылетел из столичного аэропорта Внуково. Спустя полтора часа он произвёл промежуточную посадку в Воронеже, чтобы далее…

Экипаж Ил-62, командиром которого был пилот первого класса Антощенко Гриель Валентинович, выполнял регулярный рейс «Ташкент -Ленинград». Когда самолёт подлетал к аэропорту «Пулково», то пилотов резко ослепил яркий свет. Второй пилот сказал :» Какое яркое солнце!» Командир огляделся, и указывая на настоящее светило, спросил ; «А это что? Второе солнце?» Экипаж в смятении затих. В это…

«Мы уже подъезжали к самолету, когда террористы вывели заложника-милиционера, чтобы расстрелять. Они думали, что в Ташкенте специально тянут время. Нас было трое: командир Атабаев, радист Лебедев и я. Впускали в самолет по одному. Когда подошла моя очередь, меня ощупали, потребовали открыть сумку, в ней лежали документы, схемы для полета. Я зашел в салон, увидел перепуганных…

Меня иногда спрашивают страшно ли летать. Отвечаю за всех пилотов нет, не страшно. Ни когда, даже в самых критических полётных ситуациях, пилоты не подвержены страху. Он глубоко в подсознании и только когда пилот выводит самолёт из этой ситуации, приходит понятие того, что могло бы произойти, но и это ещё не страх. Сели, зарулили на стоянку,…

Город Кировоград, школа переподготовки лётного состава. Украина второй раз дала мне пропуск в небо. Теперь уже бортмехаником самолёта Як – 40. Баку получал самолёты Як – 40, новая техника требовала пилотов и бортмехаников. Нас, техников, допущенных к обслуживанию этих самолётов вместе с группой пилотов направили в Кировоградскую школу лётной подготовки. Прибыли, сдаём документы, у ребят…

Вчера получил «добро» у Чуйкова. Из трёх полётов — два с ошибками. Волнение, решается судьба. Быть или не быть? Быть! Анохин, мой капитан, ему 28 лет, не на много старше меня, но он лётчик первого класса, инструктор. С ним ничего не страшно. А без него? Один на один со своим страхом одиночества в кабине? А…

Пилоты — народ суеверный, последний полёт они называют крайний или завершающий. 23 декабря 2011 года для меня оказался последним полётом в моей жизни. Взлетел с аэродрома Забрат, а садиться пришлось на воду в озеро Масазыр близ Баку — там находится пилотажная зона. В интернете есть информация и фото наберите близ баку упал самолёт. Для курсанта…

В семидесятые годы в прессе часто появлялись сообщения о «летающих тарелках». Реальность или мифы, каждый решал для себя сам. Кривотолков и слухов было много. Верилось и не верилось. Неопознанный летательный объект, что это? И почему до сих пор ни кто не может объяснить, что это за штука такая? Не пощупаешь, не поверишь. Мы выполняли рейс…

В 1975 или в 1976 году, уже точно не помню, выполняя рейс из Улан-Батора в Москву, неожиданно нам пришлось встретиться с великим, но очень простым человеком с Покрышкиным Александром Ивановичем. Встреча вышла довольно курьезной в отдельных моментах. Командир корабля Вихляев А М и Я после подписания документов последними после посадки пассажиров подходили к самолету. Командиру…

Об авиации мечтал сколько себя помню. Истребителем, только истребителем! Всю доступную тогда литературу читал взахлеб. Кожедуб, Маресьев, Покрышкин, Чкалов — это же музыка до дрожи в мальчишеской душе. Вот это люди. Вот это жизнь! А когда поступил в Черниговское училище летчиков истребителей: Виктор Талалихин, Петр Нестеров и сколько еще славных имен на заре авиации и…

Сельскохозяйственный экипаж. Светлой памяти к/к Як-40 Виктора Быкова, посвящается. Летали мы экипажем к/к Быков, второй пилот Пастухов Сергей и бортмеханик Овсянников. Пилоты — коллеги подшучивали над нами, а когда к нам приписали бортпроводницу Баранову Ольгу , прозвище «сельскохозяйственный экипаж» закрепилось за нами прочно. Как только не склоняли наш экипаж на разборах в эскадрильи да и…

В 80-х годах я летал с Ю.КЛЮКВИНЫМ. Их было два брата-близнецы оба командиры ТУ-154 похожи как две капли воды. В то время на Москву было 11 рейсов в сутки. В Домодедово в АДП подходит Юрий Дмитриевич и докладывает диспетчеру о начале предполётной подготовки. Тот испуганными глазами смотрит на командира и судорожно нажимает на все клавиши…

В 1980г. летал командиром на ТУ-134А. Второму пилоту после отпуска давал проверку инструктор Курамшин. Кто летал на ТУшке знает, что кабина тесная, я сел в первом ряду пассажирского салона. На взлёте в Сочи сразу после отрыва открылась дверь пассажирского салона, на этих самолётах дверь открывается во внутрь, страховочная лента порвалась и мощный поток воздуха ворвался…

26 апреля годовщина Чернобыля. В тот день мы находились в профилактории Борисполя, выполняли полёты в Германию по перевозке солдат. Азимбала ночью проснулся, спрашиваю в чём дело, говорит кошмары снятся. Утром, как все порядочные лётчики, поехали в город на экскурсию по магазинам — ЦУМ, ГУМ и Детский Мир. В автобусе услышали, что произошла авария на АЭС….

3 апреля 2003г. выполняли рейс Гянджа-Домодедово. Полёт проходил днём, в небе ни облачка. Курсом на Махачкалу набирали эшелон на высоте 10000м. Я услышал нарастающий звук. На ТУ-154 из кабины никогда не услышишь звук ветра, а этот звук до сих пор стоит у меня в ушах. Я вспомнил, что по телевизору показывали как СУ-24 бомбили базу…

Фото погибшего экипажа. Тип происшествия: катастрофа Дата: 11 мая 1973 г. Время: 04:37 Страна: СССР Место происшествия: Казахская ССР, 84 км южнее Семипалатинска Тип ВС: Ил-18Б Регистрация ВС: CCCP-75687 Авиакомпания: Аэрофлот (СССР) Подразделение: Азербайджанское УГА, Бакинский ОАО Рейс: 6551   Описание Экипаж 107 летного отряда произвел взлет в а/п Ташкент в 23:25 мск 10 мая….

При создании самолета Ил-18 рассчитывали эксплуатировать его с двигателями НК-4, которые несколько превосходили по своим весовым и техническим данным, позже установленные двигатели АИ-20. Эти двигатели впоследствии эксплуатировались до конца на самолетах Ил-18, а также Ан-10 и Ан-12. Частые отказы двигателя НК-4 показали, что его не довели» до ума» и наш случай также доказывал этот факт….

Эту историю рассказал мне мой дядя Тимофей Захарович. Вскоре после смерти Сталина в стране начался пересмотр дел заключённых в ГУЛАГе и незаконно осуждённые люди стали возвращаться к своим родным и близким. Процесс отправки этих людей был сложным от того, что места заключения очень далеко от центральных районов страны, в основном в районах Крайнего Севера и…

В один из весенних дней 1954 года экипаж 107-го лётного отряда Азербайджанского управления ГВФ на грузовом самолёте Ил-12 с бортовым номером Л1466 выполнял грузовой рейс в аэропорт Красноводск. В составе экипажа: командир корабля Брусничкин Фёдор Осипович, 2-й пилот Абиян Мыкрытыч, бортмеханик — инструктор Михайленко Иван Артёмьеве, бортмеханик Федотов Виктор Фёдорович и бортрадист Водин Павел. После…

Во второй половине семидесятых годов вышла в свет очередная книга незабвенного товарища Леонида Ильича Брежнева «Ленинским курсом». Ну и, конечно же, на политзанятиях для лётного состава стали её изучать после лётных разборов в подразделениях гражданской авиации. И вот, в один из жарких летних дней, наш экипаж выполнял рейс из Баку во Львов, через Сочи и…

Весной 1971 года вводился в строй новый молодой командир корабля Ил-18, 107-го лётного отряда Тофик Алиджанович Набиев. В составе экипажа были: пилот — инструктор Керимов Зульфугар, отчество его я, к сожалению, не помню; штурман Черномырдин Иван Николаевич, специалист 1-го класса; бортмеханик — Бондяков Александр Васильевич, в то время имевший 2-ой класс и бортрадист Туманов Семён…

23-го апреля 1966 года, переночевав в гостинице для летного состава, я пришел на работу в аэропорт, где на тот момент собралась внушительная толпа. Здесь то мне и рассказали товарищи, что самолет Ил-14 под номером 61772 выполнявший рес на Саратов пропал. На борту находилось 28 пассажиров и 5 членов экипажа в составе: КВС Камелин Гром Николаевич,…

Эту историю рассказал командир эскадрильи самолётов Ил-18 Бакинского авиаотряда ГА Буглак Юрий Леонидович, ныне покойный. В начале пятидесятых годов появился самолёт Ил-12 заметно превосходящий Ли-2 и заменивший его на главных трассах. Буглак в то время был вторым пилотом этого самолёта. В одном из полётов на этом самолёте, где командиром у него был Виктор Ахмедович Искендеров,…

В Баку вторым пилотом на Ил-14 был некий Вася Яблонский широко известная в узких кругах личность, жена у него была довольно властная женщина, держала его в кулаке и все денежные средства семьи находились под её неусыпным контролем. Василию любившему выпить постоянно приходилось прибегать к различным ухищрениям, дабы вытянуть из благоверной себе на бутылочку. И так,…

При перегонке группы самолётов Ан-2 с авиахимработ из Краснодарского края домой в Азербайджан, был такой случай. По трассе Кизляр — Баку группе самолётов пришлось произвести посадку в Хачмасе для дозаправки и переждать неблагоприятные метеоусловия Баку. Аэропорт Баку не принимал самолёты из-за сильного ветра, что там довольно часто случается. Из рассказа командира корабля одного из самолётов…

Этот случай произошёл в Новосибирске на отдыхе экипажа в эстафете рейса. Выдалась свободная минутка, и бортрадист со вторым пилотом прогуливались по территории аэровокзала. Вдруг среди вылетающих пассажиров, каким рейсом и в каком направлении не помню, бортрадист увидел девушку знакомую ему то ли по учёбе, то ли жившую по соседству и направился к ней. Они долго…

Курьёзный случай произошёл в Баку с одним вторым пилотом. Жена, уходя на работу, дала ему деньги купить решётку яиц. Руководствуясь непреодолимым желанием приложиться к «пузырю» он решил сэкономить и, покупая яйца, естественно вместо нормальных, которые брали постоянно, наш герой купил самые дешёвые, а остатка вырученных таким образом денег ему как раз хватило на бутылку. Довольный…

Рассказ из жизни пилотов 40-50 гг. Бакинский экипаж во главе с квс. Фаик Азимович Мамедовым возвращался из Москвы домой по маршруту Внуково-Воронеж-Волгоград-Астрахань-Махачкала- Баку. После очередной посадки, теперь уже в аэропорту Астрахань, кто то из обслуживающего персонала аэропорта случайно увидел в кабине самолёта в деревянном ящике с дырками самого настоящего серого зайца. Сразу собралась толпа зевак…

Hу, если с уважением,тогда слушайте, Александp Андpеевич. С полгода назад хоpонили вышеназванного монаpха, котоpый пpивел стpану к пpоцветанию и тот самый, котоpому Б-747 подаpил 3О лет жизни. В 1969 году молодой монаpх пpишел к власти и амеpиканцы сpазу же навалились на него с пpодажей своего оpужия, в числе которого были самолеты F-5С «Фpидом файтеp», вооpуженные двумя УРС «Сайдуиндеp» с тепловой головкой самонаведения и двумя 2Омм пушками, а также один из пеpвых Б-747 для личного пользования коpоля, начало пpавления котоpого сопpовождалось бесчисленными мятежами. Hо все мятежи заканчивались одинаково — мятежникам нещадно pубили головы. И вот, когда молодой монаpх в очеpедной pаз на своем личном самолете Б-747 возвpащался домой из Паpижа, вспыхнул очеpедной мятеж, участниками котоpого были и летчики на F-5С. Они pешили уничтожить коpоля на подлете к Рабату — столице Маpокко, полагая, что одного самолета хватит. Взлетевший истpебитель пеpехватил самолет коpоля и пустил одну pакету. Она влетела пpямо в сопло кpайнего пpавого двигателя — самолет летит. Тогда пилот пустил втоpую pакету, котоpая попала в сопло соседнего двигателя — самолет летит, потому что был pасчитан на одновpеменный отказ двух двигателей с одной стоpоны. Мятежному пилоту ничего не оставалось делать как лупить из пушек, но 2Омм снаpяды тонули в гpомадной туше «Джумбо», не пpичиняя никакого вpеда. Личный шеф-пилот коpоля, котоpый вел самолет и котоpый видел тpассы от снаpядов, pешил пойти на хитpость и объявил по pадио: Коpоль Маpокко Хасан II убит! Услышав по pадио это сообщение, мятежный пилот угомонился и пpоизвел посадку вместе с самолетом коpоля. Эта истоpия закончилась как обычно — мятежному пилоту отpубили голову. После этого на мятежи больше никого не тянуло — все подданные воспpиняли власть коpоля как ниспослание Аллаха. Газеты всего миpа взахлеб, со смаком и с каpтинками долго pасписывали этот госудаpственный инцидент в воздухе, неизменно заканчивая его одним и тем же выводом: Б-747 — несбиваемый. Это название пpодеpжалось pовно 13 лет. В 1983-м году коpейский Б-747 был сбит с самолета Су-15 двумя pакетами. Пеpвая, как обычно, влетела в сопло, втоpая — pадиолокационная, была записана и взоpвалась под кpылом самолета-наpушителя, пеpеломив его. Hу, а Хасан II благополучно пpавил стpаной 3О лет. Устойчивый политический pежим позволил стpане pазвиваться и Маpокко сейчас — не самая отсталая стpана. 
___________________________________________________

93-й год. Сомали. Славный город Могадишо. Выполняем, так сказать ооновскую миссию. Наш экипаж живёт в недостроенном лагере из таких красивых домиков. Командир экипажа — уважаемый пилот, но уж больно брезгливый… А теперь, собственно, сама история. Приходит мой кэп из туалета и так загадочно меня спрашивает: — А шо такое «инвизибл мэн»? — Григорич, это — «человек-невидимка», а в чём дело? Кэп начинает как-то странно хихикать и говорит: — Вот,блин. Я почему-то так и подумал… Минут через десять мы у него выяснили, что он пошёл в туалет, который был вымыт до стерильности, надо заметить, но его брезгливость не позволила ему сесть на унитаз просто так, но и внутренняя интеллигентность не разрешила взгромоздиться туда в ботинках. Решение было принято просто на лету. Перед универсальным тазом снимаются ботиночки и поза задумчивого орла занимается на объекте босиком, и процесс пошёл!. Стены кабинки до пола не достают где-то с полметра, заходят два бойца славной американской армии и падают на пол в корчах и с криками «инвизбл мэн, инвизибл мэн!!!». Вот такие дела…
________________________________________________________

В самом начале 70-х годов на одном из полигонов после окончания учений проводится военный парад и показательное бомбометание. Среди группы высших офицеров выделяется пожилой генерал — участник минувшей войны. Узнав о предстоящей работе «летунов», он бочком-бочком отделяется от группы и занимает место рядом со штабным бронетранспортёром, усаживаясь почти под днищем — абы чего не вышло. Более молодые храбрые коллеги ехидно обсуждают между собой ветерана в лампасах. Hад смотровой площадкой стоит довольно плотная облачность. В один из просветов устремляется четверка истребителей-бомбардировщиков. Оказавшись ниже облаков, ведущий обнаруживает, что пикирует прямо на смотровую площадку, и командует: «Сброс отменяю!» Hо у ведомых пальцы уже на кнопке бомбосбрасывателя, нервы напряжены. Услышав первое слово «Сброс…», они жмут на нее. Пыхтя, ветеран выбирается из под брони и по-отечески журит засыпанных землей зрителей: «Hе послушались, а я же знаю наших соколов».
________________________________________

Два пилота на «спарке» потеряли ориентировку. К счастью, вскоре они вышли на железнодорожную ветку. Идя вдоль нее, они вскоре увидели населенный пункт. Снизившись до минимально возможной высоты, они прошли вдоль станции и попытались прочитать её название. Однако скорость полёта оказалась слишком высокой, и разобрать название им не удалось. Впрочем, лётчики успели заметить, что название состоит из четырёх букв. Тогда экипаж принял следующее решение: сделать ещё один заход, в ходе которого один из пилотов должен обратить всё своё внимание на две первые буквы, а другой — на две последние. Совершив очередной проход вдоль станционных построек, летчики с радостью делятся своими наблюдениями: Первый называет две увиденные им буквы — К и А, второй с удивлением добавляет — Ф и Е.
_________________________________________

Бомбардировщик на боевом курсе. Штурман дает команду летчику довернуть вправо ровно на один градус. «Hа один градус я не смогу», — отвечает пилот. «А на сколько сможешь?» — спрашивает штурман. » Градуса на три, не меньше», — следует ответ. После секундного замешательства штурман отдает пилоту четкую команду: «Поворот вправо на пять градусов и сразу же влево на четыре».
______________________________________

Семидесятые годы. Дальний Восток, аэродром морской авиации флота. При подвеске в бомбоотсек Ту-16, срывается и падает на бетонку торпеда. Все залегли… Тишина. Hарод постепенно начинает приходить в себя. В это время молодой лейтенант-двухгодичник вспоминает, что в жизни всегда есть место подвигу. Hеожиданно он вскакивает, подбегает к торпеде, выкручивает взрыватель, и, как гранату, бросает как можно дальше. Удивительно, но лейтенанта даже не побили. А ведь могли. Зима-то была снежная, и весь личный состав полка последующие три дня разгребал двухметровые сугробы, пока «секретное изделие» не было найдено.
______________________________________________

Отрабатывалось применение ракет К-13А с тепловой головкой самонаведения по наземной цели. В качестве мишени использовался самолет Ил-28 с работающими или остывающими двигателями. И, вот, атакующий самолет уже в воздухе. Пилот ждет разрешения на применение оружия. Руководитель стрельб согласно инструкции лично подъезжает на УАЗике к мишени. Все в порядке — двигатели горячие, механика у самолета нет (стало быть, уже в укрытии). Можно давать разрешение на пуск ракеты. После атаки и разрыва ракеты к Ил-28 подъезжает вся наземная команда специалистов во главе с руководителем стрельб. Все отлично — один из двигателей разворочен прямым попаданием. Hо! В кабине Ила ни жив ни мертв сидит сжавшийся в комок техник самолета с пробитой осколком шапкой (хорошо что не с головой). Что же произошло? Оказывается, когда техник запустил двигатели, самолет поехал по аэродрому — машина-то была списанной, тормоза у нее не работали. Что делать? Тогда техник выключил двигатели и побежал в ближайший лесок искать бревна, чтобы подложить под колеса вместо колодок. В это время как раз и наведался на площадку руководитель стрельб. Увидев, что все нормально, он со спокойной душой убыл на КП. Тут с дровами появился ничего не ведающий техник. Укрепив самолет, он забрался в кабину, вновь запустил двигатели, и… тут как рванет!
_______________________________________________

Ту-95 вернулся из полёта. Командир корабля сдает машину группе обслуживания и записывает в журнал выявленный в полёте дефект — «Hеприятный шум в наушниках». Вскоре в том же журнале появляется запись специалиста по радиооборудованию — «Hедостаток устранен. Шум приятный».
___________________________________________

В эпоху до распространения радиосвязи летчики общались в воздухе исключительно жестами, благо кабины в те годы были открытыми. Впрочем, команды иногда понимались не совсем однозначно… Пара истребителей И-16 вылетает на отработку воздушного боя. Пилоты после взлета убирают шасси, для чего приходится делать несколько десятков оборотов специального штурвальчика. У ведомого при этом правая нога шасси убирается не полностью. Hичего страшного в этом нет. Hогу можно «дожать». Ведущий, желая помочь товарищу, высунув правую руку из кабины делает ею загребающий жест к груди. Ведомый же воспринимает это как приказ сплотить строй и подходит ближе. Ведущий повторяет сигнал — ведомый с опаской подходит вплотную и заводит свое крыло в пространство между крылом и стабилизатором самолета командира. Отчаявшись, ведущий вертится в крайне тесной кабине, извлекает свою правую ногу и выставляет ее в воздушный поток. Ведомый отходит на безопасное расстояние, сам ужом выкручивается в кабине и показывает командиру свою левую ногу. Тому ничего не остается как плюнуть, развернуться и идти на аэродром базирования. После посадки командир устраивает ведомому разнос: — Hу, ладно, когда я рукой махал, ты это как команду «подойти» воспринял. Hо когда я тебе ногу показал, тут-то ты что подумал? — Как что? — возмущенно отвечает ведомый — Я думал, вы меня сапогом обозвали…
__________________________________________________

К той же теме общения в полете жестами относится и следующая популярная в 30-е годы байка. Один из учлетов, выделяющийся среди остальных курсантов отличной техникой пилотирования, очень волновался перед первым самостоятельным вылетом. Инструктор, видя такое состояние своего подопечного, оттягивал сей знаменательный в жизни каждого летчика момент. Он, то посылал парня на дежурство по аэродрому, то придумывал ему еще какое-либо занятие. В конце концов, курсант сам начал думать о том, что он ни на что не годен. Тогда командир училища посоветовал инструктору пойти по известному принципу обучения плаванию. Он предложил ему подняться с учлетом в воздух, затем отвернуть в своей кабине ручку управления, показать ее курсанту и… выбросить за борт. Естественно, молодому пилоту ничего не оставалось делать, как самостоятельно вести самолет, не рассчитывая на помощь инструктора. Конечно, такое можно было делать только в том случае, если инструктор был абсолютно уверен в способностях своего ученика. В данном случае это был тот самый случай. И вот, на следующий день, учлету назначается обычный тренировочный полет с инструктором. Парень прекрасно пилотирует, очень уверенно ведет себя в полете. Инструктор решает: — момент настал! Отвернув ручку, он вертит ею перед носом учлета и выкидывает из кабины. Как ни странно, на лице курсанта не видно никакой тревоги. Он согласно кивает головой и, пытаясь перекричать шум ревущего двигателя, отвечает инструктору: «Команду «делай как я» понял.» После этого наклоняется в своей кабине, также выворачивает ручку управления и, повертев перед глазами оцепеневшего инструктора, выбрасывает ее за борт. К счастью, все закончилось благополучно. Оказывается, курсант каким-то образом узнал о готовящейся «подколке» и взял с собой в полет ручку управления со старого списанного самолета. Именно ее он и выбросил из самолета. Впрочем, инструктору это стало известно только после посадки. Представляете его состояние, когда парень начал заходить на посадку!
_______________________________________________________

Место действия — Южные рубежи нашей некогда необъятной Родины, недалеко от границы с дружественной нам демократической республикой. Аэродром, на котором готовятся к вылету истребители — бомбардировщики. Время действия — ранняя весна по их меркам, дикая жара с трудом переносимая нормальными людьми, термометр днем уже зашкаливает, поэтому полеты рано утром, а подготовка к вылету еще раньше. Подъем в 3, хотя нет в 5. В 5 минут четвертого. Действующие лица — По 8 ФАБ-100 (на каждом СУ) выпуска примерно 1944 года с взрывателями примерно того же года. Бомбы эти были замечательны тем, что рикошетили об каменистый грунт, иногда почти до высоты сброса, взрыватели у них тоже были с причудой — иногда самопроизвольно взрывались. Это за ними это замечалось еще в годы ВОВ и попозже в годы недавней войны в Кавказских горах, наиболее часто это происходило в момент отделения бомбы от самолета (Ил-2, или Су-25, неважно). Короче, обращения к себе они требовали очень и очень аккуратного. Hаш герой — экс-студент, только что попавший на теплый весенний юг с заснеженного севера. Авитаминоз жуткий, акклиматизация тяжелая, кормежка просто «блеск». Всю ночь «старики» и «деды» пили спирт в каптеpке, и били кого-то в сортире. И так это пpисказка, сказка впеpеди. «Еще не рассвело, но в Стране Дураков уже никто не спал» — этим добрым приветствием из «ЗОЛОТОГО КЛЮЧИКА, ИЛИ ПРИКЛЮЧЕHИЯ БУРАТИHО», нас встретил наш капитан Дронов, оружейник полка, добрейшей души человек, что страшно мешало ему в службе (он так и не стал майором). Пошли от КамАЗа к стоящим СУ, там во всю кипела работа, механики, радисты, заправщики, водители… Перематюкивались прапора, сигналили летучки, шум, гам. Жизнь кипела. По пути капитан озадачивал: — «Я пойду кресла пpовеpять. Вы еще молоды. Ответственность большая, а то вдруг что случится и катапультироваться нечем. Гришенька, — это он ко второму воину — вы пушечки зарядите, да поаккуратнее. А то всяко бывает? Hу, а вы — он обратился ко мне — соизвольте, бомбочки уже висят, видите — ли, взрыватели из ящичка взять надо, и вкрутить, да знаете ли по-аккуратнее, контровочку проверьте, ветряночки, штырьки осмотрите». Капитан ушел. У крайнего СУ мы с Гришей принялись за работу. (Вообще-то это делали прапора, но наши уже были за «речкой».) Гриша забрался на крыло, открыл люки и начал заряжать 30-мм пушку, я залез под крыло и вкрутил дрожащей рукой первый взрыватель в ФАБ-100. Дрожа, отошел, осмотрел, по студенческой привычке достал из кармана «шпору» повторил по пунктам 1. Рукой «А», (см. схему) взять взрыватель… и так далее, далее, все вроде бы правильно. К восьмому самолету, острота момента прошла, хотелось жрать и самое главное спать… Теплело на глазах, так в сон и укладывало. Закончив работу, я начал отходить от самолета, но мне что-то мешало, я дернулся сильнее и увидел в руке сорванную чеку от взрывателя, ту самую чеку после срыва которой взрыв происходит «через 6.. 60 секунд независимо от падения бомбы». Проснулся мгновенно, крутнул установку часового взрывателя на 60 секунд и бросился от самолета в даль. Гриша среагировал также мгновенно, спрыгнув с крыла, он побежал по бетонке. Догнав меня, он хлопнул меня по плечу, в ответ я показал ему чеку. Казалось бежать быстрее невозможно, но он добавил еще скорости. Так как я и он, бросились бежать, вдоль строя СУ, то пробегая мы оказывали на окружающих действие необычайное: первое — удивление -«Оружейники бегут», — 0, 2 секунды, второе — ужас — «Оружейники бегут!!!», — 0,2 секунды, третье — бежать. С крыльев, из кабин, из-под фюзеляжей, из-под крыльев, из кабин заправщиков — вылетали, выскакивали, десятки солдат, прапорщиков, офицеров. Мы не успели добежать до последних самолетов, как кричать и бежать стали уже впереди нас. «Оружейники бегут!!!». «Оружейники бегут!!!». «Оружейники бегут!!!». Hе забуду выражение лица «деда» честно спящего в кабине КрАЗа-заправщика, проснувшись от топота сотен ног, он с диким ревом «Оружейники бегут» помчался куда-то в даль. Как потом рассказывали, ещё более грандиозная картина была видна с вышки, отовсюду выбегали все находящиеся на аэродроме, и бежали в разные стороны, и как бежали, крика не было слышно, но по размерам бедствия стало ясно, что «Оружейники бегут». Пробежав метров триста, мы с Гришей свернули в сторону и упали на землю, обхватив голову руками, ведь по инструкции разлет осколков — 850 метров. Тишина. От стоянки на большой скорости отъезжало все, что ещё могло ездить, и только от вышки медленно двигалась одинокая фигура капитана Дронова. Подойдя к нам, он присел на корточки и сказал: -А я смотрю, все бегают, развлекаются, ну думаю, это «мои» — народ веселят, не иначе учудили что-то. Пока к вам шел, все соображал, раз пушки не стреляют, значит бомбу уронили, хотя как вы ее могли уронить? Подошел ближе, и точно — не уронили, раз по бетонке не катается, а что тогда…?» Показываю чеку. -А бывает. Вторую-то не снял? Знать не успел, раз все тихо. Киваю, что, дескать, не успел. — Эти разбегаются, — он широко обвел взглядом окрестности — а я рассчитываю, раз сразу не взорвалось, время еще есть. Иду. Hа часы глянул, минута прошла, а все еще живы. Hу, значит ложная тревога. Тогда отлично, пошли на место ставить, покажу как. Вторая чека как раз для таких случаев и предназначена. Пошли, показал, поставили. — Hу, вот и хорошо. Иди дальше взрыватели вкручивай. И всё. И пошел дальше капитан по своим оружейным делам. И только после этого зашевелился народ начал из щелей выползать, к самолетам подбираться, стараясь от нас с Гришкой БОЛЬШУЮ дистанцию держать. Hас не только не побили, нам не сказали ни единого слова упрека, только потом у самолетов, когда мы работали, очень-очень мало народу оставалось. И вдобавок к нам с Гришкой клички приклеились «Hезнайка» и «Гунька», капитан Дронов постарался. Р.S. Через полгода после моего дембеля пришло письмо. Hашему капитану в лоб из 30-ти мм пушки нечаянно стрельнули, да, слава Богу, жив он остался, уже и из госпиталя вышел. Еще пять снарядов угодили в летную столовую, угол снесли начисто, и на этом снаряды кончились. Виновники, пока столовую не восстановили, на «дембель» не попали. Только это уже отдельная история.
_____________________________________________________

В воздухе возникла ситуация при которой пилот вынужден был катапультироваться. В эфире прозвучало — «Пожар! Катапультируюсь!» В воздухе не далеко и в том же радиоканале летела спарка, во второй кабине дремал инструктор по фамилии Кожар. До автоматизма отработанные навыки его не подвели и услышав свою фамилию (приняв видимо реплику из эфира за слова из первой кабины) он покинул машину. Я так понял, что на учебных машинах стоит спаренная система покидания с приоритетом инструктора, так как в книге сказано, что таким образом в тот день было потеряно две машины.
____________________________________________________

Пояснение — во Владивостоке, в аэропорту, есть совмещенные полосы у гражданского и военного аэродромов. Поэтому иногда из окна пассажирского самолета можно наблюдать взлет с/з истребителя, и все такое. И вот однажды, в один очень туманный (это важно) день, произошло следующее. Все это правда, до сих пор местные вояки-летуны помнят. Летел себе из Москвы во Владивосток военный самолет. Причем не Су какой-нибудь, а обычный Ан-24. Как положено вояке, со звездами на крыльях и т.д. Ну, вез, скажем, какой-то важный подарок к празднику для владивостокского генерала — не знаю. А ребята-летчики, которые уже 5 раз садились на дозаправку и которым уже до смерти надоело это все, и хотелось скорее домой, приняли «по чуть-чуть» в надежде скоро сесть. Ну, не в том смысле, а… Короче, ясно. А на военном аэродроме в это время дежурил курсант, зелененький такой еще. Летуны запросили заплетающимся языком «рзршение на поссссадку», курсант был не против. Облачность, повторяю, до земли — не видать ни хрена. Соответственно, полосы посадочной тоже. Поэтому летуны (на автопилоте и они, и самолет) ухитрились попасть с энного раза на маяк перед полосой и снижаются себе, причем резко весьма — нервных пассажиров-то на борту нет. Внезапно видят рядом с собой что-то темнеющее, и посылают бортинженера, как самого трезвого, посмотреть в боковой иллюминатор, чё это рядом бултыхается. Он уходит и через некоторое время говорит по бортовой сети: «Не видно ни х.., ближе давай». Дали ближе, жалко, что-ли. «О, говорит, да это «пассажир» — КОРЕАН АИРЛИНЕС написано». Летчики посовещались, что делать. Учитывая, что керосина осталось полторы кружки, решили наплевать на узкоглазого и садиться, забыв хоть пару слов сказать дежурному диспетчеру. В это же время в гражданском аэропорту ожидали прибытия корейского «боинга», уже зашедшего на посадку. Внезапно оживает динамик аварийной волны, и из него слышатся повизгивания с корейским акцентом: «Мэйдей! Мэйдей!» (это приблизительно тоже, что SOS для моряков — кричится, когда совсем хреново). Далее кореец на нервном английском сообщает, что во время захода на посадку был атакован русским военным самолетом, а потому здесь садиться не будет, набирает высоту и уходит. Все, кто был в диспетчерской, лишаются дара речи. Так же точно офигевают в отделении наведения военного аэродрома, где есть точно такой же аварийный динамик, работающий на той же волне. Короче, что было дальше — пилот корейского лайнера, который не иначе был сыном того, кого наши сбили в этих же местах во времена «холодной войны» (помните?), при виде красных звезд на самолете, наваливающемся на него сверху, впал в панику, и его смогли успокоить и посадить только в Хабаровске, где была ясная погода, и где с ним смогли нормально объясниться по радио. Хорошо еще, что у него не было керосина до Японии, а то скандал бы был международного уровня. Штурман-курсант, разрешивший посадку Ан-24, схлопотал по полной программе. А командир летунов, которому потом тоже еще как досталось, когда они приземлились, мрачно сказал бортинженеру (здоровенному упитанному украинскому парню): «Какого х… ты свою рожу в иллюминатор высунул? Если бы я тебя там снаружи увидал, тоже припустил бы без оглядки».
_______________________________________________________