Рассказы матушек о жизни

• Полный текст
• Об этой книге
• Олеся Николаева
• Ольга Ганаба
• Слово благодарности
• Новой стезей
• О простой непростой любви
• Дети и домашние заботы
• Лариса Первозванская
• 15 лет в декрете, астрофизика и женские прибамбасы
• Светлана Соколова
• «Когда любишь человека…»
• Лилия Лобашинская
• Анастасия Сорокина
• «Весь мир оставив за дверью…»
• Марина Митрофанова
• Неспешная беседа за чашкой чая
• Ольга Юревич
• Москва – Лесосибирск: путь вверх «Тогда уж являйся и мне!»
• По вопросам веры: Полевая, 5—1
• Лялечки
• «…мало ли у Господа бруц»
• Радостная лесенка
• Наталия Бреева
• История семьи
• Блокада
• Мирная жизнь
• Церковная жизнь
• Детство
• Предложение
• Первые годы совместной жизни
• Взаимоотношения с прихожанами
• Самоощущение матушки
• Мои дети
• Примечания

Реко­мен­до­вано к пуб­ли­ка­ции Изда­тель­ским сове­том Рус­ской Пра­во­слав­ной Церкви

Об этой книге

Книга, кото­рую вы дер­жите в руках, – это рас­сказы девяти жен­щин о своей жизни. Все эти жен­щины очень раз­ные: моск­вички и петер­бур­женки, рабо­та­ю­щие и домо­хо­зяйки, раз­ного воз­раста и вос­пи­та­ния, у кого-то из них много детей, у кого-то нет, кто-то вырос в пра­во­слав­ной семье, а кто-то при­шел к вере в зре­лом воз­расте. Объ­еди­няет их одно: это жёны свя­щен­ни­ков; их назы­вают «матуш­ками», по ана­ло­гии с тем, как свя­щен­ни­ков при обра­ще­нии к ним назы­вают «батюш­ками». Основа книги – пря­мая речь. Каж­дая геро­иня рас­ска­зы­вает о своей семье, своем жиз­нен­ном пути, о доме и близ­ких, о дет­стве и обсто­я­тель­ствах сего­дняш­ней жизни.

При­зна­юсь, с матуш­ками было трудно дого­во­риться об интер­вью. Как пра­вило, семей­ная жизнь духо­вен­ства тща­тельно скры­ва­ется от посто­рон­него взгляда. Матушки вни­ма­тельно сле­дят за впе­чат­ле­нием, кото­рое они про­из­во­дят, ведь по ним судят и об их муже, и о при­ходе, на кото­ром муж слу­жит. Их жиз­нен­ный опыт – во мно­гом опыт еже­днев­ных жертв и ком­про­мис­сов, с одной сто­роны, и посто­ян­ного твор­че­ского пере­осмыс­ле­ния семей­ных тра­ди­ций – с дру­гой. Кто-то готов часами делиться этим опы­том, дру­гие – лишь пунк­ти­ром наме­чают глав­ное. Поэтому тек­сты, вошед­шие в этот сбор­ник, очень неод­но­родны: каж­дый отра­жает харак­тер и лич­ную фило­со­фию героини.

И вме­сте с тем эта книга не сбор­ник сове­тов по прак­ти­че­скому устро­е­нию пра­во­слав­ной семьи. Напро­тив, чем старше и опыт­нее матушка, тем меньше она склонна давать советы. Чте­ние этих исто­рий помо­гает раз­ру­шить сте­рео­типы. Нет иде­аль­ных пра­во­слав­ных семей. Есть очень раз­ные реаль­ные семьи, каж­дая – отдель­ный живой орга­низм. Впро­чем, книга и не о семье как тако­вой. Она о судь­бах, о пре­ем­стве поко­ле­ний – в семье и в Церкви. Поэтому мно­гие геро­ини стре­мятся как можно больше рас­ска­зать о том, откуда они родом: о пред­ках, о дет­стве, роди­тель­ских семьях. В рас­сказе Ана­ста­сии Соро­ки­ной чита­телю при­от­кры­ва­ется мир Печор и Псково-Печер­ского мона­стыря в 1970‑х годах. Ольга Ганаба гово­рит о под­мос­ков­ной при­ход­ской жизни того же пери­ода, но ведет свой рас­сказ с гораздо более ран­него вре­мени – с 1920–1930‑х годов, когда ее отец, архи­епи­скоп Мел­хи­се­дек (Лебе­дев), начи­нал свое цер­ков­ное слу­же­ние. В рас­сказе матушки Ната­лии Бре­евой пред­стает цер­ков­ная Москва 1950‑х годов, но из опи­са­ния тра­ги­че­ских стра­ниц семей­ной исто­рии чита­тель узнает и о кол­лек­ти­ви­за­ции, и о бло­каде Ленин­града. В этих про­стых рас­ска­зах обыч­ных жен­щин, став­ших сви­де­тель­ни­цами вре­мени, ожи­вает исто­рия Рос­сии и Церкви в XX веке.

Ольга Юре­вич и Калисса Лоба­шин­ская, обе моск­вички, рас­ска­зы­вают, как поехали за сво­ими мужьями: одна – в Сибирь, дру­гая – в малень­кий горо­док в Калуж­ской обла­сти. Свет­лана Соко­лова делится вос­по­ми­на­ни­ями о том, как, будучи сту­дент­кой Мос­ков­ской кон­сер­ва­то­рии, из дале­ких от Церкви кру­гов, вхо­дила в семью Соко­ло­вых, свя­щен­ни­че­ский род кото­рых, не пре­ры­ва­ясь, суще­ство­вал три­ста лет, как при­няли ее, некре­ще­ную девочку, в семье буду­щего мужа, про­дол­жа­тель­ни­цей тра­ди­ций кото­рой ей суж­дено было стать. Олеся Нико­ла­ева гово­рит о людях, кото­рых встре­чала она и ее муж, про­то­и­е­рей Вла­ди­мир Виги­лян­ский, на своем пути в Церковь.

Отдель­ная тема, кото­рой так или иначе каса­ются все геро­ини, – дет­ство. Порой от крат­ких – всего несколько стро­чек, а порой подроб­ных, деталь­ных рас­ска­зов о своем дет­стве они пере­ки­ды­вают мостик к соб­ствен­ным детям. Слово «вос­пи­та­ние» слиш­ком холод­ное, офи­ци­аль­ное, чтобы опи­сать отно­ше­ние к детям в семьях, о кото­рых идет речь. Почти все геро­ини книги рано или поздно столк­ну­лись с выбо­ром между своей рабо­той (чаще всего – люби­мой) и детьми. Кто-то, как Марина Мит­ро­фа­нова, не смог оста­вить сына в дет­ском саду, кто-то, как Ольга Ганаба, уви­дел, что без мами­ной под­держки очень трудно дочке-под­ростку. Физик-ядер­щик Лариса Пер­во­зван­ская и архи­тек­тор Ольга Юре­вич отка­за­лись от карьеры, потому что семьи стали многодетными.

Конечно, девять неболь­ших рас­ска­зов не могут охва­тить всего мно­го­об­ра­зия семей­ной и цер­ков­ной жизни. Но они дают воз­мож­ность чита­телю заду­маться о том, что такое семья и пре­ем­ствен­ность поко­ле­ний. При­сталь­ное вгля­ды­ва­ние в жиз­нен­ную фило­со­фию совре­мен­ных хри­стиан может помочь уви­деть про­яв­ле­ние живого, твор­че­ского начала в тех обла­стях нашей жизни, о кото­рых совре­мен­ная лите­ра­тура и пуб­ли­ци­стика гово­рят слиш­ком редко.

И послед­нее. Я бла­го­дарю всех мату­шек, кото­рые согла­си­лись участ­во­вать в работе над этой кни­гой. Я пре­красно пони­маю, что и для них, и для их батю­шек это было непро­стое реше­ние, и тем не менее они согла­си­лись рискнуть.

Очень наде­юсь, что у этой книги будет продолжение.

Ксе­ния Лученко

Олеся Николаева

Про­то­и­е­рей Вла­ди­мир Виги­лян­ский (р. 1951) – руко­во­ди­тель пресс-службы Пат­ри­арха Мос­ков­ского и всея Руси, кли­рик домо­вого храма муче­ницы Тати­аны Мос­ков­ского госу­дар­ствен­ного уни­вер­си­тета им. М. В. Ломо­но­сова, пуб­ли­цист и лите­ра­тур­ный кри­тик. Окон­чил Лите­ра­тур­ный инсти­тут им. А. М. Горь­кого. Член Союза жур­на­ли­стов Рос­сии и Союза рос­сий­ских писателей.

Олеся (Ольга) Нико­ла­ева (р. 1955) – поэт, про­заик, эссе­ист, автор несколь­ких книг сти­хов и рома­нов, лау­реат мно­же­ства пре­мий, в том числе Рос­сий­ской наци­о­наль­ной пре­мии «Поэт». Пре­по­дает лите­ра­тур­ное мастер­ство в Лите­ра­тур­ном инсти­туте им. А. М. Горь­кого. Член Союза писа­те­лей; член рус­ского Пен-цен­тра. Вырас­тила троих детей.

Я роди­лась в мос­ков­ской писа­тель­ской семье. Мой отец – Алек­сандр Нико­лаев – писал стихи, был заме­сти­те­лем глав­ного редак­тора жур­нала «Дружба наро­дов», а моя мать была жур­на­лист­кой и пере­вод­чи­цей. Мое дет­ство сов­пало с хру­щев­ской «отте­пе­лью» – вре­ме­нем, кото­рое каза­лось интел­ли­ген­ции очень радуж­ным. Вот и атмо­сфера нашего дома все­гда была празд­нич­ной: дом был полон дру­зей и гостей, среди кото­рых ока­зы­ва­лись и извест­ные поэты, и режис­серы, и актеры. Кстати, это ощу­ще­ние празд­нич­но­сти жизни – жизни как празд­ника – у меня оста­лось до сих пор, правда, само поня­тие празд­ника изменилось.

Из людей, с кото­рыми дру­жили мои роди­тели, кажется, никто в ту пору в храм не ходил. Един­ствен­ный цер­ков­ный чело­век, кото­рый был рядом, – это моя бабушка Надя. Но жила она с дру­гими внуч­ками, кото­рых и покре­стила во мла­ден­че­стве, а меня как-то не очень цер­ковно про­све­щала. Может быть, она счи­тала, что этим должны зани­маться мои роди­тели. Правда, она время от вре­мени рас­ска­зы­вала мне уди­ви­тель­ные исто­рии про свя­тых и юро­ди­вых, про про­ро­че­ство юро­ди­вой Паши Саров­ской Госу­дарю Импе­ра­тору о рож­де­нии сына, кото­рый «наслед­ни­ком будет, а царем – нет». Все это, как я слы­шала от бабушки, юро­ди­вая Паша наглядно изоб­ра­жала, играя в тря­пич­ные куколки, что меня очень поразило.

Кроме того, папа, когда мне было семь лет, повез меня с собой в коман­ди­ровку в Ленин­град, там повел в Иса­а­ки­ев­ский и Казан­ский соборы, в Рус­ский музей, в Эрми­таж, где было много икон и кар­тин на еван­гель­ские сюжеты, и очень подробно и точно объ­яс­нял, что на этих ико­нах явлено, а на кар­ти­нах изоб­ра­жено. Так я узнала о Хри­сте, уви­дела Его рас­пя­тым на Кре­сте и тогда сразу же уве­ро­вала в Него. Фреска «Изби­е­ние мла­ден­цев», кар­тины «Стра­да­ния муче­ника Сева­сти­ана», «Рас­пя­тие апо­стола Петра» и т. д. – все это меня потрясло.

А когда я учи­лась в седь­мом классе, я поехала на зим­ние кани­кулы со своим клас­сом на экс­кур­сию в Киев. Воз­вра­ща­ясь из Лавры, мы очень долго ждали трам­вай, было холодно, я ужасно замерзла. А оста­новка рас­по­ла­га­лась прямо перед хра­мом. И учи­тель­ница повела нас туда погреться.

Шла Боже­ствен­ная литур­гия – как раз только что нача­лось при­ча­стие, и веру­ю­щие стали под­хо­дить к Чаше. Я сто­яла и смот­рела на них с неожи­дан­ным для себя чув­ством гор­чай­шего сожа­ле­ния, что я не могу быть с ними. Я поняла, что со мной про­ис­хо­дит какая-то тра­ге­дия, потому что и этот храм, и Иисус Хри­стос на рас­пя­тии, и эти звуки, и эти запахи, и дро­жа­ние этих све­чей, – все здесь было МОИМ, а я была отре­зана от этого пропастью.

С ран­ней юно­сти я очень много читала. Любила я не только лите­ра­туру, но и рели­ги­оз­ную фило­со­фию: мне пред­став­ля­лось, что это при­бли­жает меня к Богу. Читала я и тол­стов­ское пере­ло­же­ние Еван­ге­лия, даже и не подо­зре­вая о том, что оно – ере­ти­че­ское. Но, может быть, Гос­подь закрыл тогда мое сердце для нече­сти­вых сло­вес, потому что потом, когда я добыла Еван­ге­лие под­лин­ное, мне каза­лось, что я испы­ты­ваю радость УЗНАВАНИЯ, то есть что я его уже знаю и именно таким, какое оно есть.

Как только среди моих зна­ко­мых появился цер­ков­ный чело­век, я попро­сила его, чтобы он помог мне покре­ститься. Мне было уже 23 года. Этот чело­век при­вез меня сна­чала к отцу Все­во­лоду Шпил­леру в Николо-Куз­нец­кий храм, а отец Все­во­лод бла­го­сло­вил нас тут же отпра­виться в Отрад­ное к отцу Вале­ри­ану Кречетову.

Отец Вале­риан задал мне несколько вопро­сов да сразу и покре­стил меня, хотя у него только что закон­чи­лись кре­стины и дело шло уже к вечеру. А через два дня он покре­стил и моих кро­шеч­ных детей, а еще через два года – уже и моего мужа, кото­рый потом стал свя­щен­ни­ком – иереем Вла­ди­ми­ром Виги­лян­ским. И нако­нец, четыре года спу­стя он покре­стил и мою уми­ра­ю­щую мать, кото­рая после этого бук­вально вос­стала от одра болезни и про­жила еще почти 25 лет.

Однако покре­ститься-то я покре­сти­лась и даже при­ча­сти­лась один раз, и даже детей стала водить к при­ча­стию каж­дое вос­кре­се­нье, но самой мне что-то очень мешало стать чело­ве­ком цер­ков­ным. Это «что-то» было, как я теперь пони­маю, усво­ено мной из той же рели­ги­оз­ной фило­со­фии – во вся­ком слу­чае, рас­суж­де­ния Нико­лая Бер­дя­ева о несов­ме­сти­мо­сти сми­ре­ния и твор­че­ства про­из­вели на меня впе­чат­ле­ние, и я искренне пола­гала, что надо выби­рать что-то одно… Что исто­ри­че­ская Цер­ковь не для меня… Что у меня есть Цер­ковь «внут­рен­няя», «внут­рен­няя молельня, по слову Вла­ди­мира Соло­вьева… Чтобы опро­верг­нуть это заблуж­де­ние, необ­хо­димо было какое-то силь­ное потря­се­ние, должно было что-то произойти.

И тогда Гос­подь при­вел меня самым чудес­ным обра­зом в Ракит­ное, рай­центр Бел­го­род­ской обла­сти, где слу­жил в Николь­ском храме архи­манд­рит Сера­фим (Тяпоч­кин), чело­век свя­той жизни. Я попала туда в Страст­ную Пят­ницу, служба была очень дол­гой – Погре­бе­ние Плащи-ницы пере­те­кало в Боже­ствен­ную литур­гию. А я все бого­слу­же­ние сто­яла, не смея ни при­сесть, ни выйти из храма, потому что мне каза­лось, что именно сей­час реша­ется моя судьба.

Матушки в православной традиции — кто они? Свои истории Вам расскажут схимонахиня Акелина и мать Матрона.

Матушки

Схимонахиня Акелина

Перебирая фотоархив, нашла теперь уже старые фотографии схимонахини Акелины.

Решила поделиться, не смотря на отсутствие «формы». Ведь подворье -маленькая деревня. Приедут гости — они оденутся в белые апостольники. А нет, особенно, когда в поле идут, одеваются так, как для работы удобнее. Работа подворская всегда тяжелая. И если вы никакой не начальник, то, приехав жарким летним днем, застали бы матушку именно так.

Интересна бережливость матушек. Уж как этот подрясник шит-перешит. И чем больше заплаток, тем лучше, хоть и не специально. Ведь они внимательно читают и жития святых, и подвижников благочестия, и просто знают, что монах должен быть нестяжателен.

Эти фотографии сделаны за несколько лет до принятия матушкой схимы.

Матушка Акелина долгие годы была на подворье вратарницей. Это послушание у нее было основным, кроме общих работ. Только последний год она уже не открывает ворота гостям — говорит: «Ушла на пенсию». А как было раньше радостно, ведь она не просто откроет вам ворота — хоть бы и целому сестринскому автобусу, она тебя — каждую — помнит, молится, доброе пожелание скажет (не важно приехал или уезжаешь).

Вот автобус подъезжает к воротам. Бибикнет, как бы говоря — встречай нас! Матушка открывает ворота подворья, автобус проезжает 5 метров и открывает ей дверцу — матушка зайдет и с каждой поздоровается, хоть бы нас и 20 человек. И сестры тоже рады матушке. Ну а потом она идет закрывать ворота, а мы еще проезжаем метров 50 до храма и выгружаемся И так было каждый раз. Никто не спешил проехать мимо матушки Акелины.

Мать Матрона

Монахиня Матрона пришла в монастырь уже в почтенном возрасте. Но что удивительно, она человек с очень молодой душой. Если закрыть глаза, то я дала бы ей лет 18 и ничуть не больше. На фотографии она получилась грустной, т.к. последнее время довольно сдала и очень устает, пока доходит до трапезной и обратно. На самом же деле, уже через пару секунд после щелчка затвора фотокамеры, стоя на другом конце нашего большого зимнего сада, она мне почти крикнула своим еле слышным голосом:

— Куда ты пропала? Я тебя совсем не вижу!

Я ответила, что занята, пропадаю или в келье или за работой, по монастырю почти нет времени прогуляться.

— А зачем я тебе? — спросила я ее, в уме перебирая, чем могла бы ей пригодиться.

— Как зачем? Как зачем?! — м.Матрона казалось совсем не ожидала от меня этого вопроса и была даже немного обижена. — Ну я же ужасно по тебе соскучилась!!!
Признаюсь, это меня невероятно утешило.

Спаси Христос монахиню Матрону и нас ее святыми молитвами!

Монашеская жизнь полна радости

Игумения Викторина (Перминова)

         Публикуем рассказ Матушки Игумении о жизни нашего монастыря в форме интервью, размещенный на сайте Синодального отдела по монастырям и монашеству http://monasterium.ru/

       Беседовала с Матушкой главный редактор сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству Екатерина Орлова.

      Приближаясь к 700-летию со дня рождения Игумена Земли Русской, мы говорим об обители, основанной по благословению Преподобного Сергия, с настоятельницей Богородице-Рождественского ставропигиального женского монастыря, игуменией Викториной (Перминовой). Как живет обитель сегодня? Есть ли у современной монашеской жизни свои, отличительные, черты? Почему многие любят Бога, но немногие становятся монахами? Об этом наш разговор с Матушкой.

  В 1993 году, в день памяти Радонежских святых, что для нас знаменательно, Священный Синод принял решение о возрождении обители. Приснопамятный Святейший Патриарх Алексий II благословил быть духовником монастыря протоиерея Бориса Николаева (1915-2005) – исповедника, который претерпел гонения за веру, прошел тюрьмы и лагерь, и имел колоссальный духовный и жизненный опыт. Монастырь обязан ему своим становлением.
     Мы очень благодарны Его Святейшеству, Святейшему Патриарху Кириллу за доброе, отеческое отношение к монастырю. Молитвами Священноначалия, наших наставников и предшественников сегодня возрождается обитель и живут ее насельницы. В их жизни есть место молитве и труду, а их внутреннее делание, конечно же, скрыто от людей. О нем может отчасти свидетельствовать наше отношение к окружающему миру. Если говорить о внешней деятельности обители, то при ней есть воскресные школы для детей и взрослых, церковно-певческая школа, социальный центр «Милосердный самарянин» для помощи малообеспеченным семьям и бездомным, клубы встреч православной молодежи «МолодЕЖка» и «Ровесник»; у монастыря имеется официальный сайт.

Опишите, пожалуйста, жизнь монахини в Вашей обители, монастырский уклад.

— День начинается с молитвы. С 5-и часов утра сестры молятся на полунощнице, утрене, Литургии.

    Цель монахини – соединение с Богом, в чем заключается высшее счастье не только для нее, но и для тех, за кого она молится. Духовное совершенство, к которому стремится монахиня – это глубина смирения и жертвенной любви, когда человек уподобляется Христу. Путь к совершенству пролегает через скорби, трудности. Однако, монашеская жизнь, если она проходит правильно, полна радости, потому что ее суть – покаяние, а в истинном покаянии нет места унынию. Конечно, монахини – это не ангелы, а люди, которые стремятся служить Богу. Мы согрешаем, как и все люди, и волнует нас то же, что и всех остальных. Но монах переживает все острее, потому что он понимает, что каждый грех отдаляет человека от Бога, и от души сострадает всем. По мере наших сил, мы стараемся соблюдать правила монастырского общежития так, чтобы это не было формальностью, и мы понимали бы, что мы делаем и для чего. Конечно, если сестра больна, или имеет неотложное дело в обители или вне ее, она может в чем-то отступить от общего распорядка. Главное, чтобы это делалось с благословения, то есть с разрешения и ведома игумении или старших сестер.

Как по-Вашему, монахи разных эпох похожи друг на друга или у современного монашества есть свои отличительные черты?
 

— Монашество, его идеалы в ХХI веке остались теми же, что и прежде. Дух Божий так же, как и в древние времена, действует в Церкви. Об отличиях преподобный Серафим Саровский сказал, что монахи нового времени не ведут такой жизни, как их предшественники, потому что не имеют решимости подвизаться. Недостаток решимости жить по Евангельским заповедям и правилам Святых Отцов является камнем преткновения для современных монахов. Но можно также сказать и об утрате духовно-нравственных ориентиров в наши дни. Люди приходят в монастырь из того общества в котором они воспитывались и живут. Многие из них нравственно искалечены, не имеют никаких понятий не только о Православии, но и о нормальной жизни вообще (не говоря уже про духовность). Поэтому современным наставникам приходится быть в какой-то степени милосердными самарянами. Всякая душа по природе – христианка. В любые времена важно желание человека идти по пути Божьему, и Бог, видя его желание, поможет ему. 

Кто может стать монахиней в Вашем монастыре?

— Православная христианка, которая действительно имеет желание жить по-монашески – не только соблюдать монастырские правила, но и в душе быть монахиней. И, конечно же, быть монахиней возможно, если нет препятствий, таких как, например, серьезная психическая болезнь, при которой требуются иные условия жизни, другой распорядок дня. Препятствием является и замужество, маленькие или несовершеннолетние дети и так далее. Каждый случай индивидуален – есть свои «за» и свои «против». Воля Божия открыта людям высокой духовной жизни, а мы можем только отчасти познавать ее в нашей повседневности, в самых обыденных делах и обстоятельствах. И в контакте с человеком также часто проявляется воля Божия, и выясняется, нужно ли ему быть в монастыре или нет.

Представим себе такую ситуацию: православная девушка решила посвятить свою жизнь Богу, захотела стать монахиней и пришла к Вам за советом. Что Вы ей скажете?

— Думаю, что я бы посоветовала сначала присмотреться к монастырской жизни, посещать богослужения, сестринское правило, походить на послушания в монастыре. Прежде всего, человек должен сам почувствовать, располагается ли его душа к той обители, которую он посещает, нравится ему в монастыре или нет. Если девушка желает поступить в нашу обитель, то я расспросила бы об ее понятиях и представлениях, обстоятельствах жизни, рассказала бы ей вкратце, чем живет наш монастырь, что главное в монашестве, в христианстве. Поговорила бы с ней о том, что Богу нужно наше сердце, внутреннее расположение, и о том, каким образом монастырские правила могут поддерживать и сохранять доброе устроение души, почему их важно соблюдать. Рекомендовала бы ей более внимательно читать Евангелие, Апостольские послания, толкования к евангельским и апостольским чтениям. Одним словом – пришедшая должна познакомиться с правильным взглядом на монашество и христианство.

В случае Вашего согласия, чему должна научиться, на что настроиться потенциальная послушница, прежде чем станет сестрой обители? Существует ли общепринятая форма поступления в монастырь, или в каждом случае необходим индивидуальный подход? Нужна ли для поступления к Вам московская прописка?

— Сестре будет легче жить в монастыре, да и везде, где бы она ни оказалась, если она будет учиться доверять Богу. Доверие Богу приобретается через послушание. Так как Бог не явится нам Сам и не скажет, что необходимо делать, существует Священноначалие и конкретный духовный наставник. В монастыре духовной матерью сестер является игумения. Мы даем сестре келью, и я определяю ее послушание; сестра советуется со мной, если у нее возникают вопросы. Когда удается установить не только деловой контакт, но и внутреннюю, духовную связь – это очень хорошо. Тогда я буду знать, что происходит с сестрой, и чем можно ей помочь. При принятии в монастырь, конечно же, необходим индивидуальный подход, но есть и некоторые общие принципы. Сначала человек должен присмотреться к монастырской жизни, еще живя в миру. Далее, желающая поступить в монастырь может пожить в нем какое-то время, хотя бы год. За этот период мы можем лучше присмотреться к ней, а она – к нам. Если она и мы чувствуем, что ее место – в обители, и не возникнет никаких препятствий, пишется прошение на имя Святейшего Патриарха. Московская прописка не обязательна.

— Трудно отсекать свою волю и преодолевать гордость, самолюбие, эгоизм, которые у современных людей сильно развиты. Побеждает тот, кто подчиняется монастырским правилам, слушается игумению и старших сестер, старается жить не для себя, а для Бога и ближних. Об искушениях ничего нового сказать не могу: они происходят от мира с его соблазнами, естества человека, зараженного грехом, и врага нашего спасения – диавола. Апостол Иоанн Богослов назвал главные причины искушений, находящиеся в нас самих, и в окружающем мире – это «похоть плоти, похоть очей, гордость житейская» (1 Ин. 2, 16). Не случайно первой ступенью духовной лестницы прп. Иоанна Лествичника является отречение от мира. Мир здесь понимается в смысле греха, но имеется в виду и все то, через что грех может действовать. Поэтому монашествующие оставляют дом, родных, друзей, имущество и все, что их связывает с миром. Отделение от мира происходит не безболезненно, но оно необходимо для монашествующих. Спаситель сказал: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9, 62). Это не значит, что монахи не любят своих близких – они их очень любят и молятся за них. Важно, чтобы любовь естественная, родственная, старые привычки и привязанности не погасили духовного стремления человека. По мере возрастания в Боге, любовь человека приобретет иное качество, становится духовной и всеобъемлющей. Святые Отцы предупреждают также о том, что у «новичков» и у неопытных людей бывают искушения с «правой» стороны. По гордости и самочинию человек начинает стремиться к высоким подвигам и великим трудам, превышающим его силы. Здесь можно предложить испробованное средство – послушание. К чему может быть не готовым пришедший из мира человек? Часто убеждаюсь, что он не готов увидеть и принять себя таким, какой он есть – падшим, грешным и слабым. Не готов к тому, что спадут его «розовые очки», сквозь которые он видел себя хорошим. Он пугается себя настоящего, а бояться как раз и не нужно. Познать самого себя – цель духовной жизни. С познания себя начинается реальная, а не мечтательная духовная жизнь. Как-то святитель Филарет, митрополит Московский, принимал экзамен в духовной семинарии. Он задавал семинаристам один и тот же вопрос: «Как можно спастись?» Один учащийся ответил: «Смирением», – «Ах ты, гордец! – отреагировал Владыка. – Ты думаешь, что имеешь смирение?» Второй семинарист хотел попасть «в тон» и сказал: «Вашими молитвами» – «Вот подхалим,» – «определил» экзаменатор. А третий со слезами отвечал: «С моими грехами – только милостью Божией, Владыко». Говорят, митрополит обнял того семинариста и поставил ему высший балл. Этот простой рассказ помогает понять один из главных законов духовной жизни – познавая себя, мы понимаем, что спасаемся только по милости Божией. А в смиренном состоянии человек минует все сети искушений врага, как было открыто преподобному Антонию Великому.

— Слава Богу, в монастыре нет такого понятия как карьерный рост, нет «чистых» и «черных» работ, «почетных» и «низких» послушаний. Все послушания перед Богом равны. Легких крестов не существует, и свой крест не выбирают. Физический труд полезен тем, что предполагает необходимые человеку движение и нагрузки, утомляет молодой и здоровый организм и направляет его энергию в нужное русло.

Можно ли представить такую ситуацию: Вы понаблюдали за новой послушницей и поняли, что она не монашеского духа? Как Вы ей скажите об этом?

— С первых дней знакомства с кандидаткой мы вместе с ней стараемся разобраться, какова цель ее поступления в монастырь. Можно ведь думать и говорить одно, а иметь в виду и чувствовать совершенно другое. Если цель – неправильная, например, человек ищет славы, власти, жизни без забот и тому подобных вещей, весьма далеких от монашеских идеалов, то мы смотрим на то, есть ли желание поменять цель, приоритеты. Если есть желание и покаяние, мы будем, с Божией помощью, направлять совместные усилия к новой цели. При горячем желании и усердии человека, Господь поможет ему приобрести монашеское устроение и непостижимым образом изменит его душу, сознание, понятия. Если же кандидатка не желает жить по-монашески, то она сама это чувствует, и можно приступить к спокойному и доверительному разговору о целесообразности ее пребывания в монастыре. Нельзя не сказать и о тех, кто уже принят в число насельниц и живет в обители. В монастыре, как и в первой апостольской общине, нет одинаковых личностей, но есть свои Петры, и Павлы, и Иоанны Богословы, и свои Иуды тоже есть. Господь Иисус Христос до последнего момента обращался к Иуде, видел возможность его спасения. Однако Он не отнимал у Иуды дара свободы, как не отнимает его и у каждого из нас. Даже тот, кто давно живет в монастыре, может утратить дух Христов, если будет предаваться страстям, нерадению. И наша первейшая забота – всячески возгревать и поддерживать монашеский дух, чтобы он в нас не угасал.

Чем Вы руководствуетесь, давая сестре то или иное послушание? Имеет ли значение при этом ее образование, профессиональные навыки (если они есть)?

— Здесь, как мне думается, нужен индивидуальный подход, ведь самое главное – спасение бессмертной человеческой души. Приходится много думать, молиться, наблюдать, насколько полезно или неполезно сестре заниматься той или иной деятельностью. И навыки, и образование, и способности могут сослужить прекрасную службу в деле Божием, принести пользу обители. Но бывает и так, что, по слову Апостола, «знание надмевает» (1 Кор. 8, 1), а действительно назидают всех и приносят пользу любовь и смирение.

Получают ли насельницы Вашей обители духовное образование? Как это происходит?

 — Сестры получают духовное образование: в монастыре для них еженедельно проводятся занятия по предметам «Основы вероучения» и «Литургика». Считаю это полезным для сестер и для себя лично и радуюсь, что у нас есть возможность, не покидая стен обители, повышать свой образовательный уровень. Это помогает не только давать правильные, грамотные ответы спрашивающим, но и самим понимать, в какого Бога мы веруем. Ведь часто, по своим страстям, люди неправильно мыслят о Боге. Узнавая о свойствах Господа и Его домостроительстве, вникая в Его Заповеди, в смысл православного богослужения, человек составляет правильные понятия, которые сводятся к тому, что «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Иоан.4, 16).

Ваш монастырь находится в самом центре Москвы, много ли бывает паломников в обители? Рады ли Вы им?

— В обители бывают и паломники, и экскурсионные группы. Стараемся принимать всех с любовью и радостью. Группы, желающие, чтобы сестры провели специальную большую экскурсию, договариваются об этом заранее. Но, кто и когда бы ни пришел – стараемся помочь, чем можем, рассказать об обители, провести к монастырским святыням. За свечным ящиком у сестер есть специальная литература о монастыре. Ведем книгу отзывов: отзывы хорошие. Бывают паломники из-за границы: например, в этом году нас посетила большая группа паломников из Румынии, несколько групп паломников из Франции, одна из них – от женского монастыря Преображения Господня в Террассоне во главе с духовником монастыря архимандритом Илией (Раго). Когда у нас был в гостях отец Илия, он беседовал с сестрами, отвечал на наши вопросы, и очень хорошо сказал о покаянии и сути монашеской жизни: «Настоящее покаяние заключается в том, чтобы человек осознал грех, имел решимость к исправлению себя и твердую надежду на милосердие Божие. Ибо Тот, Кто заповедал людям прощать «семьдесят раз по семь», всегда готов простить кающимся. И, каким бы ни было падение, несмотря на то, что храм души разорен грехом, покаяние низводит благодать и Божественный свет, который озаряет душу и неизреченным образом изменяет жизнь человека. Самое важное в монашеской жизни – по примеру нашего Спасителя подчинить собственную человеческую волю Воле Божественной».

Сейчас много необычного происходит в монашеской жизни: Синодальный отдел по монастырям и монашеству проводит конференции и чтения, освещающие вопросы монастырской жизни, работает сайт Отдела. Знакомите ли Вы сестер с происходящими событиями, темами докладов? Нужно ли все это монахам, на Ваш взгляд?

— В нашем монастыре есть традиция проведения духовных бесед.

    Обычно темами бесед становится то, что нас волнует – насущные вопросы сестер, общие для всех проблемы, касающиеся борьбы со страстями, трудностями в приобретении добродетелей, исполнения евангельских заповедей, отношения к ближним. Во время бесед мы не только читаем Святых Отцов, но и знакомимся с материалами конференций и чтений, проводимых Синодальным отделом по монастырям и монашеству. Я зачитываю сестрам доклады, они задают мне вопросы, мы вместе обсуждаем прочитанное, стараемся извлечь пользу для себя, думаем, что и как можно применить в нашей жизни. Также читаю сестрам (или даю читать самостоятельно) проповеди нашего Первосвятителя – Святейшего Патриарха Кирилла, слова архиепископа Сергиево-Посадского Феогноста, которые удается записать или найти, беседы митрополита Лимассольского Афанасия на разные темы и многое другое. Многие материалы для бесед мы берем с сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству. Считаю проведение конференций, чтений и работу сайта Отдела очень нужными и важными в жизни Церкви, полезными не только для монашествующих, но и для мирян. Истинные монахи немногословны, и, если говорят или пишут, то о «едином на потребу» (см. Лк. 10, 42).  Слово от опыта действенно: даже далеким от церковной жизни людям оно открывает простые истины, что духовная жизнь возможна, реальна, что ее проводят такие же люди, как и мы, и… А почему бы, собственно говоря, не попробовать так жить?

Матушка, расскажите, пожалуйста, почему Вы захотели быть монахиней? Как человеку распознать в себе это желание? Многие хотят быть с Богом, но немногие становятся монахами, почему?

— То, что я захотела стать монахиней – не моя заслуга. Мои детство и юность прошли под строгим и любящим взором духовного отца – игумена Исайи (Будюкина). Он начинал свой монашеский путь в Святогорском Свято-Успенском монастыре, где иноки жили по афонскому уставу. Игумен Исайя был настоящим монахом: видя его жизнь, любовь, подвиг, хотелось ему подражать. Провидя будущее, он исподволь готовил меня к монашеству, и вот, по его святым молитвам, Господь даровал мне счастье быть монахиней, хоть я и понимаю, насколько я далека от идеала. Как распознать в себе желание монашества? Думаю, что здесь не нужно что-то специально в себе распознавать. Благодать призвания действует в человеке так, что его сердце порой опережает то, что мы называем «логикой», «рассудком». С Божией помощью он преодолевает все трудности и препятствия и решается переступить порог обители. И далее Господь продолжает вести этого человека по монашескому пути – это очевидно и для его духовных наставников, и для него самого. Монастырь – университет духовной жизни. Но и в университете можно учиться очень хорошо и бросить учебу, не получив профессии, а можно быть неуспевающим – но стремиться к знаниям, исправляться, и стать прекрасным специалистом и даже преподавателем, главное – желание. Желающему монашества необходимо довериться Богу, от которого зависит успех всякого дела, и просить Его помощи, чтобы не сойти с узкого и тернистого пути монашеской жизни. Господь не случайно сказал, что узок путь и тесны врата, ведущие в жизнь, поэтому немногие идут ими. Монашество называется еще бескровным мученичеством, потому что человек отсекает свои страсти, которые с ним сроднились и стали его второй природой, страдает и за других людей. Как сказал один подвижник: «Молиться за людей – это кровь проливать». Глубоко убеждена в том, что никого нельзя привлекать и зазывать в монастырь. Пусть обитель начнется с немногих, но истинных монахов. Но они станут примером для многих, и вокруг них будут спасаться тысячи.

Беседовала Екатерина Орлова

Фотограф: Владимир Ходаков

Источник:  http://monasterium.ru/

Просмотры: 12 880

Сегодня на «Ахилле» первое интервью нашего постоянного автора, бывшей монахини, Ольги Прядкиной с бывшей послушницей женского монастыря Зоей Р. По просьбе героини все имена и топонимы изменены.

Ольга Прядкина:

— Расскажите, когда и как вы пришли в монастырь.

Зоя Р.:

— Мне было 38 лет, у меня был уже большой опыт церковной жизни. О монастыре я давно думала. Я всю жизнь жила и работала в W. Когда мне было лет 29, Господь мне этот путь показал, монастырский. Был сон — я увидела, как меня постригают. До этого я ни постригов не видела, ни в монастыре никогда не была. Рассказала про это батюшке и решила никогда замуж не выходить. Да у меня и не получалось: молодые люди отношения разрывали, и мама тоже мешала. Батюшка меня еще с семинаристом знакомил — тоже не сложилось.

Я работала, в деньгах не нуждалась. Я логопед по образованию. Потом у меня возникли проблемы на работе. Батюшка в S. мне нашел работу в садике логопедом, и я переехала туда. Работала не в самом S., а в поселке. Мои родные купили мне квартиру в S., она у меня и сейчас есть. Через год я сдала на права, бабушка купила мне машину, и я ездила на работу на машине. То есть у меня все было. Я была очень рада, что у меня началась самостоятельная жизнь, потому что я всю жизнь жила с мамой, устала от ее опеки, может быть, даже личная жизнь не сложилась из-за этого. Потом случилась еще одна история неудачных личных отношений с алтарником-семинаристом на приходе в S.

После этого я решила — буду жить так, дала обет замуж не выходить. Говорила с батюшкой про монастырь, раз сон такой про постриг. Он сказал — нет, пока твои родные живы, ты одна у них — я тебя в монастырь не благословляю. У меня никто из родных церковную жизнь не вел. Потребность в храме у меня со школьных лет была, а исповедоваться и причащаться с 19 лет стала.

В 2015 году в Сенцах открыли архиерейское подворье, там в прошлом был монастырь. Сначала был просто приход, потом его сделали монастырем, назначили туда настоятельницу. Как-то подруга предложила сходить на службу на это подворье, помочь, матушка там одна, ей тяжело. Мы пришли, матушка ко всем старалась показать свою любовь и расположение, она и сейчас ко внешним так себя преподносит. Мне она сразу благословила читать часы, хотя раньше я не читала. Потом я стала туда приезжать на службы, исповедоваться, причащаться, познакомилась с батюшкой. Матушка меня учила читать правильно, ошибки исправляла.

Потом она дала мне послушание по субботам дежурить в храме вместе с батюшкой, за ящиком, помогать читать на требах и кормить его. Это продолжалось месяца три. Потом она стала заводить разговор: может, в монастыре останешься, может, не сейчас, через год. Потом более конкретно стала говорить, что скоро Великий пост, ей нужны сестры на службы, надо много читать.

На Рождество мы приехали, на собранные деньги купили и привезли водосвятную чашу, этим подруга больше занималась. Матушка сказала мне: решайся и оставайся в монастыре. Я молилась и поняла, что да, воля Божья мне идти в монастырь…

— Вы сама это решили, к старцам никаким не обращались?

— Нет, сама, я видела сны. Со старцами я никаких контактов не имела.

— Не было желания?

— Желание, может, и было, но найти трудно. Я и до сих пор себе по душе не нашла батюшку.

На работе стала подготавливать всех, что я ухожу. Дома тоже было сложно, мама кричала сначала, не пускала. А потом Господь так все устроил, что она сама меня проводила.

Я приехала на машине. Конечно, матушке была нужна моя машина. Она меня и раньше иногда просила ее возить куда-то. До этого у нее были нанятые водители, ей это было очень дорого. А тут сама приехала, да на машине, да две квартиры… У нее были виды на мое имущество.

Мы стали жить втроем в одной квартире: матушка, я и инокиня из Иркутска. Она приехала сюда ухаживать за матерью, осталась в миру с родственниками, но хотела все же в какой-нибудь монастырь. Мы с ней вместе оформлялись.

— Вы говорили, что вы постоянно находились при матушке, ухаживали за ней и лечили ее. В чем это выражалось?

— Мы жили с ней вместе. Инокиня скоро переехала в храм, там была келья, а она любила свободу и попросилась жить там одной. Потом к нам приехала еще одна, девочка после регентской школы, она не знала, останется в монастыре или нет, ей надо было отработать год. Мы с ней жили в одной комнате, а матушка в другой. Я была водителем с первого дня, возила матушку по делам и по магазинам, по благодетелям, куда мы только ни ездили. Она любила ездить по благодетелям, по праздникам, чтоб ей стол устраивали, угощали. Была неравнодушна к выпивке.

— А часто это происходило?

— Довольно часто. Мне было непривычно, у нас дома такого не было. Даже пьяной ее видела. И у нас бывали застолья, когда приезжали гости, монахини ее знакомые, с которыми она раньше жила.

— А что вы делали как келейница?

— Она сначала обучила меня гладить облачения: подрясники, рясу, апостольники, всё это научила делать профессионально и быстро. Потом сказала: кто-то должен за мной ухаживать — ты будешь это выполнять, ты исполняющая обязанности келейницы. Я за обувью ее ухаживала…

— То есть еще не было монастыря, было всего три сестры, и из этих троих одна должна быть келейницей. Вам это не показалось странным?

— У меня опыта монастырского не было, сравнивать мне было не с чем, поэтому я все воспринимала как должное. Она мне говорила: я тебя буду учить, слушай меня, тебе это полезно, это полезно…

— А что именно?

— Она сразу начала меня ругать. Сказала: тебе полезно, когда тебя ругают. В машине она постоянно делала мне замечания, даже посторонние люди говорили, как ты это терпишь. Указывала, как мне ехать, вплоть до каких-то маневров, ты не по той полосе едешь, не с той скоростью едешь. Она доводила меня, терпение заканчивалось, я набирала скорость — она орать начинала. Сама она не водитель, но говорила: я много ездила с другими водителями, я все понимаю, все знаю. Заставляла меня и на красный свет проезжать, и правила нарушать, у меня аварии были из-за нее. Заставила меня ехать на левый поворот, а встречному еще был зеленый, я не видела — рядом стояла машина. Я встала, жду, когда проедут, она говорит: езжай. Я: не могу, я боюсь, пока нельзя. Она: езжай! Я поехала, в результате там встречка, боковое столкновение — в ее сторону. Она не пристегивалась до этого момента, получила сотрясение мозга. То есть до этого она считала, что может ездить как угодно. После этого уже стала пристегиваться. Мне вообще ничего, ни царапинки. Это просто чудо, как Господь меня берег.

Потом у меня еще была авария. Привезла ее в клинику и оставила там. Она любила ездить в клиники, подолгу там разговаривать с медиками, вообще была зациклена на своем здоровье. Я должна была ехать одна по другому делу, и она настояла, как мне ехать, где поворачивать. А там вообще поворот был запрещен. Я стала, мне сзади сигналят, что делать? Стала поворачивать — сразу удар, я летела в дом метров 15-20, по двери мне процарапало светофорным столбом. Машину потом восстанавливали очень долго, много повреждений. Мне опять ни царапинки, только испуг.

Потом садиться за руль было тяжело, травма психологическая была. Причем разница между двумя авариями три недели. Машину только сделали — и опять, вторая авария. Но она заставляла все равно: садись, езжай! Говорю, мне тяжело, я боюсь. — Все равно, езжай!

А машину нам благодетель восстанавливал, и первый, и второй раз, мы ни копейки не заплатили. Но она особо его не благодарила, считала, что ей все должны. Она приближала тех, от кого могла какую-то пользу извлечь, а кто ей не нужен, с теми она не общалась.

До этого у меня была еще авария. На скользкой дороге перед светофором не удержалась и въехала в переднюю машину. Разбила сильно свою. У меня тогда еще были свои деньги, а в монастыре тогда не было средств совсем. Я сама ей предложила, она не знала, что у меня есть деньги, хотя намекала, что в свое проживание мы должны деньги вкладывать. Когда я только пришла в монастырь, она забрала у меня тридцать тысяч, которые были, а про книжку она не знала. Потом, когда уходила, у меня вообще ничего не было, хорошо еще, что было куда уйти. И вот я за свои деньги запчасти покупала и ремонтом занималась сама.

Я гладила ее белье, стирала на руках. Стригла ее, да, периодически подрезала сантиметров пять.

Я тогда еще не была послушницей даже. Она меня через девять месяцев одела, на Введение. Я была первой сестрой, первой послушницей этого монастыря. Этот день, конечно, я никогда не забуду, в этом году уже три года будет. Сейчас уже потихонечку эта боль уходит. Может, даже и прощу.

До рясофора я не дожила, но генеральную исповедь она успела провести. Что она планировала, я не поняла, батюшка говорил, наверно, постриг должен был быть. Я написала целую тетрадку, за всю жизнь, недели две писала, и отдала ей. Сначала она читала, потом дала нашему духовнику игумену К., это духовник всех женских монастырей.

Я ждала, когда он меня вызовет на исповедь, но так и не получилось. Когда я уже ушла, поехала к нему, чтоб он рекомендации мне дал о духовной жизни. Поняла, что она какую-то клевету ему про меня говорила, он даже не хотел меня на исповедь брать. Я тогда не знала, как мне жить дальше — к монастырскому образу жизни уже успела привыкнуть, и опять возвращаться в мир было тяжело. У меня было желание вернуться, остаться, но она сказала — нет.

— Вы говорили, что за ней ухаживали, а она в ответ издевалась — что она делала?

— Сначала она хорошо относилась, только в машине были инциденты. Я ей полностью доверяла, считала ее духовной матерью. Она была старше, ей было 52 года, у нее был большой опыт, она с 27 лет в монастыре. Потом она стала намекать, что продай квартиру в S., купи мне в С. Потому что у нас с жильем были проблемы, жилье съемное, а ей уже хотелось иметь что-то свое личное.

— А дом она не строила для сестер?

— Там дом был старый монастырский, мы его восстанавливали. В нем была полная разруха, а к моему уходу внизу уже полностью восстановили и наверху делали кельи. И я там прожила последние четыре месяца, после того, как она меня выгнала из квартиры.

Как все началось. Я не могла свою квартиру просто взять и продать, потому что покупала ее не я, а родные, хотя оформлена она была на меня. Я сказала ей: нет, без родных не могу ничего продавать. Мы туда ездили, ей очень понравилась мебель, там вся новая была куплена. Она сказала: вот это, это и это заберем. Мама моя воспротивилась, мол, никакой мебели не отдадим, сама кое-что оттуда вывезла, боялась, что мы приедем и заберем.

Когда матушка поняла, что с квартирой ничего не получится, у нее началась злоба. Она рассчитывала приобрести за счет меня, а я не даю ей.

Я уже полгода была послушницей. Сестра после регентской школы отработала год и решала, останется она в монастыре или нет. И матушка отпустила ее в отпуск на месяц. Она была у нас келарем и чтецом, и пели они вдвоем с матушкой.

Когда она уехала, я осталась на месяц с матушкой вдвоем. Мне пришлось делать все: водить машину, готовить и все-все делать, я очень уставала. В отпуск за все время она меня не отпускала ни разу. Отдохнуть я могла только, когда она ездила в Москву. Она сама из Москвы и навещает там родственников, без благословения владыки, ее никто особо не контролирует. И тогда я могла к родным съездить. А так чтоб недели на две — не отпускала, хоть я просилась, ей водитель нужен.

И вот за месяц я очень устала. В то время в собственность архиерейского подворья передали дом с участком, надо было землю разрабатывать, там глина, очень тяжело было, нам много помогали мирские. Один раз я рыхлила землю, у меня плохо получалось, она подошла и руку мне сжала очень сильно, и говорит: вот, ты не так делаешь. При мирских женщинах. У меня даже слезы выступили, такого никогда не было. Они стали говорить: не обращайте внимания. Прихожане уже стали замечать, что отношение не христианское, до любви далеко.

Когда вернулась сестра из отпуска, она ее официально оформила как послушницу, и я поняла, что я ей уже не так нужна.

Сенцы относятся к Китежградскому району. Мы часто ездили в Китежград, в администрацию и другие места. Очень много дел было по восстановлению, по ремонтным работам, и средства нужны были, мои родные тоже несколько раз крупные суммы вкладывали. Мама из своей пенсии дважды по пятьдесят тысяч вкладывала, потом очень жалела, что ей дала. Вначале в корпусе была полная разруха, там вода стояла, и после зимы лед мы руками откалывали.

— Что матушка еще с вами делала, кроме того, что хотела вашу квартиру?

— Она начала меня бить. Когда появилась эта вторая сестра, ко мне матушка начала относиться хуже. Первый раз вообще ни за что. Мы вставали утром в шесть, в полседьмого шли к ней в келью читать правило. В тот день я очень плохо себя чувствовала, голова болела, слабость. Я еле-еле отстояла, даже пыталась присесть. Потом за завтраком ей, видимо, не понравилось такое мое понурое настроение, она молча подошла и без слов дала подзатыльник и ударила по спине. Меня дома никогда не били, это что-то из ряда вон выходящее. У меня следы были на спине, она била со всей силы. Не извинилась, сказала: плохо себя чувствуешь — терпи, что ты сидишь с таким видом. Я тогда промолчала. В другой день высказала ей все, что накопилось, сказала: я пойду к владыке. Как потом оказалось, она очень злопамятная, подозрительная, ей казалось, что я что-то замышляю за ее спиной. Обвиняла меня, что я лгу, лицемерю. Внушала, что я ненормальная, больная, что меня надо лечить. Просто додавила меня уже до такой степени, что я считала, что я никому не нужна, зачем меня Господь, такую грешную, здесь терпит.

Когда я сказала, что пойду к владыке, она меня из квартиры выселила. Еще я сказала, что уйду, что такое отношение мне не подходит.

Я стала жить в корпусе. Он был еще не готов, там нигде не было ни дверей, ни мебели, было не освящено, и владыка не благословлял жить в одиночку. Только через месяц по моей просьбе батюшка освятил корпус, стало не так страшно.

В отпуск она меня так и не отпустила.

Из корпуса она меня вызывала, я к ней приезжала и везла ее, куда ей нужно. Еще я делала ей массаж. У нее спина и ноги болели, она постоянно жаловалась, что такая больная. Покупали разные мази. Я раньше такого никогда не делала, но у меня родные медики. Ей очень нравилось, говорила: так, как ты, никто не сделает. Спину ей растирала, ноги, коленки. Это вечером, во время правила. То есть она ложилась, я растирала, а другая сестра читала правило. Вот так даже, да. А потом я уже специально приходила. Я хотела общения, одной было очень тяжело.

Инокиня, которая жила в храме, общаться особо не желала. У нее там было свое общение с мирянами, с батюшкой. Она тоже на меня нападала, однажды чуть граблями меня не побила. Мы периодически ездили за питьевой водой на ключ. В тот день я взяла, по ее мнению, мало бутылок, боялась перегруза в машине. Она стала угрожать мне граблями, замахивалась. Я спряталась от нее в корпусе, закрылась. Она ломилась в дверь с полчаса, а когда ушла, я убежала к матушке и рассказала об этом. Но она не защищала меня. Зависть была со стороны инокини, мол, ты все время с матушкой, ты ничего не рассказываешь. Я многое не могла рассказывать, куда мы ездим, мне матушка не благословляла. Инокиня наговаривала матушке на меня. Потом, когда я ушла, они, вроде, осознали, что были неправы, ну, дай Бог. Любви там никакой не было, просто кто как выживет. Кто кого выживет, кто сильнее. А я старалась прощать, делать добро, помогать. Многому я там научилась. Я вообще была очень эгоистичной, избалованной…

— Почему вы так считаете? То, что матушка вам говорила, чтобы смирять вас, — вы этому верили? Что вы на самом деле такая плохая?

— Да, сначала верила. Сейчас нет. Постепенно глаза у меня стали открываться, когда уже я жила на горе. Я там натерпелась, жила совершенно одна в пустом корпусе. До меня никому не было дела, как я там живу, чем питаюсь.

— И чем вы питались?

— Инокиня готовила для батюшки, иногда давала готовую еду, иногда давала мне часть продуктов, чтоб я сама готовила. Но я часто уезжала на целый день, и некогда было готовить, даже пообедать некогда, питания нормального не было. Пока не было поста, можно было еще прожить на молочном, а когда начался пост, стало очень тяжело. Меня еще заставили расчищать от снега всю территорию возле храма, она огромная. Я просила помощи, один раз вызвала на помощь мирскую знакомую. Была сильная ругань, что я должна все сама делать. Потом у меня уже сил не было и от недоедания.

Когда я вернулась домой, была, как скелет, три месяца наесться не могла. Когда видела, например, кашу, так радовалась, что вижу нормальную еду.

Матушка продолжала меня периодически бить, в машине, прямо за рулем. Била по плечу, а оно у меня и так было травмированное, я ей говорила. Один раз она так его отбила, что у меня рука не поднималась, синяк месяц был. Конечно, я никуда не ходила свидетельствоваться, лечилась своими средствами. Своим я ничего не говорила, терпела.

Отношение становилось все хуже. Однажды она меня с трапезы перед всеми прихожанами выгнала. Был праздник, после службы. Она меня послала отвезти ее подругу, поэтому с начала трапезы меня не было. А когда я пришла, она не позволила мне войти и сесть, несколько раз я возвращалась, а она выгоняла меня. После этого даже некоторые прихожане перестали туда ездить.

У меня было такое отчаяние, я хотела уйти куда глаза глядят, ушла на кладбище. На обратном пути встретила прихожан. Во многих глазах увидела сочувствие. Вообще, прихожане много помогали и много сочувствовали. От них я научилась понимать, что такое любовь, милосердие, сострадание. До этого успела привыкнуть к скотскому отношению, уже считала его нормальным. А человеческое отношение мне казалось дикостью. Я после монастыря долго к этому привыкала. Поняла, что есть любовь, много людей хороших.

— Вы говорили, что пока были ее водителем, то поездили много где и повидали, и многое поняли о современном монашестве. Можете об этом рассказать?

— Мы с ней много ездили по монастырям. Часто в Китежград, в три монастыря. Там жил благодетель, она к нему домой в гости ездила, а меня на это время отправляла по музею гулять. В Зябликово часто ездили. Везде не все просто, проблемы каждого монастыря обсуждались, матушка о них говорила с сестрой-регентшей, они были из одного монастыря и раньше знакомы. Меня в это не посвящали, я просто эти разговоры слышала. В их прежнем монастыре N было много проблем. У матушки были проблемы с тогдашней N-ской игуменьей Зинаидой. От Зинаиды очень много сестер ушло, потому что она образовала свой круг приближенных к ней сестер, а старых и несогласных с ней выживала. И при мне уходили сестры, даже убегали. А у матушки там были любимцы, с которыми она близко общалась, подолгу по телефону разговаривала.

Еще она очень много времени проводила в интернете — в смартфоне. Подолгу общалась в вотсапе и в вайбере. У нее был ноутбук, она иногда приглашала что-то интересное показать, что она нашла. Показывала православные мультфильмы и разные фильмы, которые она находила методом тыка. Велела никому об этом не говорить. Уж не знаю, благословлялось это или нет.

В первый год, еще на квартире, матушка начинала проводить «Школу инока», по воскресеньям после вечерней службы. Включала нам лекции Осипова, сама рассказывала кое-что про всенощное бдение. Но это было не системно, отрывками, часто пропускали. Потом она совсем это прекратила, хотя это было очень нужно, чтоб нам вместе собираться. Мы были разъединены, кто где, а очень важно было вместе собираться.

Мы очень часто ездили в Боженово — на архиерейские и простые службы, на именины игуменьи, к портнихе — там ей шили новые облачения. Во всех монастырях, куда мы ездили, я бывала и на трапезе.

В результате этих поездок я поняла, что в современных монастырях любви нет, отношения строятся так: кто может — тот выживает, кто послабее — тех выживают, кто сильнее — те командуют. Я слышала историю, что в Зябликово игуменью сестры довели до смерти, и нынешней тоже очень тяжело. Там много сестер из Боженово, а боженовские сестры очень тяжелые — агрессивные, властные. И наша очень боялась, чтобы ей тоже боженовских не прислали. Когда в Боженово игуменью поменяли, их расформировывали, сестер по разным монастырям раскидали, они там маленькие общинки стали создавать. Это случилось после истории с приютом, которая прогремела на всю страну — когда девочка из приюта написала письмо патриарху, как ее насильно удерживали в приюте, наказывали, избивали, как она убегала. Тогда игуменью сменили. И сестер расформировали по разным монастырям, чтобы не было такого скопления, — самых агрессивных и властных. У Боженовского монастыря есть несколько подворий, туда их отправили, в Зябликово тоже, и нам предлагали сестру. Наша отказывалась.

Вообще много сестер ей предлагали, многие сами приходили, просились из других монастырей — она никого не брала, искала тех, кто ей нужен, кто ей выгоден. А больных и с проблемами ей не надо было, нужно было здоровых, молодых, которые бы работали. Молодая сестра у нас за троих работала, она была очень ловкая, быстрая, у нее все быстро получалось. Я не такая, довольно медлительная — и то научилась намного быстрее все делать.

— Я слышала, что боженовские сестры сильно пахали, сами бетон месили, сами строили и др. И такую сильную и умелую сестру она не хотела взять? Или боялась моральных проблем?

— Скорее, моральных — непослушания, неподчинения.

— Чего можно было от них ожидать?

— Она сама по себе человек слабый, говорила, что руководить ей сложно, организовать монастырь ей тоже сложно, поэтому она старалась подавить волю, чтобы человек полностью ей подчинялся, а того, кто посильнее, кто не будет слушаться, ей не нужно было. Меня вот она забила до такой степени, что своей воли у меня уже не было.

У нее бывали истерики периодически, она орала дурным голосом, из машины выпрыгивала на ходу, во время движения — «останови, я выхожу, езжай, куда хочешь».

Я хотела уйти. Терпела, она не раз меня уже била. Последний раз это было в ноябре 2018-го, за месяц до ухода. Мы поехали с ней по делам в администрацию. Я поняла, что у нее проблемы, или настроение плохое — начала придираться, что дворники грязные, ты не следишь, доводила меня. Приехали, я уже в слезах, вышла, протерла дворники и стекло. На обратном пути она стала громко орать, прямо в ухо, по плечу опять бить. Кричала: убирайся вон со своей проклятой машиной (то есть машина уже была ей не нужна) — ты не сестра, а наемник! Для меня это вообще было шоком. Я ее считала духовной матерью — она сказала, что она мне уже не мать, никто. Заставила меня остановить машину, вышла, пошла назад, истерика, она, видимо, уже не справлялась. Сейчас бы я уехала, а тогда осталась, дождалась ее, она вернулась. Она мне сказала: не проси благословения уйти, а то я тебя благословлю.

Когда мы вернулись, я сказала: благословите, я ухожу, не вижу, как я могу больше здесь находиться, раз я не сестра. Она ушла и не стала со мной говорить, на стук и звонки не отвечала. Я заехала в корпус, забрала сумки и поехала в W. к маме. Мама была в шоке, хотя уже давно подозревала неладное. Говорила: она к тебе плохо относится, а я не верила. Матушка психологически меня так давила, у меня не было ни своих мыслей, ни желаний, я делала только то, что она скажет.

— И вас устраивало такое положение вещей?

— Сначала да. Опыта у меня никакого не было. Я вообще была о монастырях другого мнения, книг начиталась, как должно быть, и прозрение происходило постепенно.

Я думала, что не вернусь. Позвонила нашему батюшке из подворья, он дал телефон духовника. Я рассказала тому, что ушла из монастыря, меня бьют, я и готова бы вернуться, но не знаю, возьмут ли меня, и весь разговор. Он пообещал подумать и найти мне место, может, в другом монастыре. Видимо, он вышел на владыку, а тот позвонил матушке, вызвал для объяснений. Мне владыка благословил так: если родные меня отпустят, то вернуться опять на подворье. Родные меня не отпускали. Матушка стала говорить со мной очень хорошо. Я тайком уехала в монастырь, меня все равно туда тянуло, я еще не была готова полностью домой уйти. Тогда родные силой отобрали у меня ключи от машины, мне пришлось ее потом перегонять дяде и переписывать машину на дядю, а квартиру на маму. И после этого они меня выгнали, мол, теперь иди в свой монастырь.

Матушка сначала меня приняла, когда еще не знала, что у меня теперь ничего нет. А когда узнала, что машина у дяди, стала очень возмущаться, почему не в семье останется. Она надеялась, что родные мне машину все-таки отдадут. Говорила по телефону с мамой и бабушкой, бабушка ей высказала все. Она краснела, извинялась, говорила, что больше не будет.

Я осталась без всего, готова была все оставить ради Господа. Но поняла, что без всего я там уже не нужна. Возить я ее больше не могла. Они остались без машины, либо вызывали такси, либо кого-то просили. Это было очень неудобно. Добирались они на службу пешком в любую погоду, конечно, для нее это был дискомфорт.

Периодически я ходила к ней на послушание. Если у нее был банный день, я после нее убирала в ванной, когда накапливалось белье, приходила гладить, ухаживала за обувью. И процедуры делала ей каждый день: массаж и своим лечебным аппаратом коленки ей лечила. Инокиня ей уколы ставила, так что здоровьем своим она постоянно занималась.

— А здоровьем сестер?

— Сначала она очень заботилась, пыталась и нас лечить, покупала мне таблетки, даже уколы сама делала. А под конец ей стало все равно, что с нашим здоровьем, заставляла на послушание выходить при любом самочувствии.

Однажды я случайно подслушала ее телефонный разговор с ее близкой подругой, обо мне. Она говорила, что по какому-то духовному закону я должна быть в ее монастыре, потому что без меня у сестер страсти усилились. А вообще она хочет от меня избавиться, толку от меня никакого. Потом я ей сказала, что слышала это. Был жуткий скандал, она заставила меня каяться, я на коленях просила прощения. Но сказала, что после такого я должна уйти, это уже не любовь, а ненависть. Но тогда она меня еще удержала.

Владыка был в курсе истории со мной, она потом все старалась загладить, что я вернулась, и все хорошо. Он вообще много благословлял по монастырю — и правило удлинить, и службы увеличить — но она его не слушала, делала по-своему. Он приезжал к нам, делал свои замечания, но ничего, к сожалению, не менялось.

Он проводил монашеские совещания, читались лекции о том, как относиться к послушникам. Как я поняла, это было связано с нашим монастырем. Выступала матушка Анна из Колосово, говорила, что игуменья должна быть матерью, не требовать много, должно быть полное доверие, послушница не должна чувствовать себя ненужной. А я как раз чувствовала себя ненужной, доверия никакого уже не было, любви тоже. У меня открылись глаза, что должно быть не так, как у нас, а наоборот. Ее это тоже очень задело, потому что она не права, и она это поняла, и стала злиться.

На праздник святителя Николая после трапезы она с нашим прорабом поехала к нему в коттедж. У него свой коттедж в W., он человек небедный. Мы периодически к нему ездили отдыхать, он пикник устраивал, шашлык из рыбы, стол, вино. Она уехала с ним, на его машине. А вечером я должна была, как обычно, к ней прийти массаж делать. Днем я позвонила, когда приходить. Для меня это была возможность просто выйти и пообщаться, одной было очень тяжело оставаться в пустом корпусе. Отчаяние находило, хотелось общения, а общаться было не с кем. Она мне все не звонила вечером, я случайно дозвонилась той сестре, что с ней жила. Ответила, что приходить не нужно и говорить она со мной не будет, принципиально. Я думаю, что она просто была выпившая. А мне очень нужно было хотя бы поговорить, пообщаться. Я сгоряча написала ей много смсок, она их игнорировала. Через других людей пыталась ей дозвониться, тоже безуспешно. Решила поговорить лично, пошла к ней на квартиру — мне не открыли, забаррикадировались.

Ночью я приняла решение уходить совсем. Утром собрала все вещи. Матушке дозвониться не могла, она через инокиню благословила, да, уезжай. Отобрала у меня всю монашескую одежду. Вещи мне помог перевезти батюшка. Домой приехала как в рай, приняли меня очень хорошо. Я была очень рада, что наконец дома, но при этом в панике и растерянности — как мне дальше жить, что делать.

Я не знаю, мирская я теперь или нет. По ощущению — нет, Господь меня на мирскую работу не допускает, не получается устроиться. Или обстоятельства так складываются, или не берут, или душа не лежит. Пыталась. Слава Богу, попала в сестричество сестер милосердия.

Три месяца я вообще не могла определиться, сидела дома, каждый день это все рассказывала, мне нужно было выговориться, я спать не могла, пила успокоительные. Ела тоже — я никогда столько не ела. Ожила.

Матушка меня окончательно отказалась брать, наговорила и духовнику, и нашему батюшке про меня, что я такая-сякая, ненормальная, чуть не сумасшедшая. Ей очень не нравилось, что я устроилась в жизни, что меня взяли в сестричество. Когда она первый раз меня увидела в соборе в белом платке сестры милосердия, то взяла за руку и стала говорить ласковым голосом: вот ты ушла, значит, тебе не место было в монастыре, но ты и из другого места можешь уйти, и тут не останешься. Когда батюшка ей рассказывал, что меня видел, и какая я красивая в этом платке, говорит, ее прямо передернуло от этих слов. Она ожидала, что я пропаду, что у меня все будет плохо. Мне подруга помогла устроиться в сестричество, сейчас это для меня важная моральная поддержка. Я работаю в часовнях свечницей.

В сестричестве тоже не все просто, там поменялось руководство. У прошлой начальницы был свой частный магазин, она меня туда привлекла, хотя я не хотела. Но она заставила, говорила, что я должна. В магазине было очень тяжело, сильный контроль, деспотизм, она как к рабам к нам относилась. Там еще финансовые махинации были, налоги не платились, она как предприниматель на этом много наживалась. В итоге владыка ее снял. Сейчас у нас очень хорошая старшая сестра, она мне как духовная мать.

По специальности я уже не могла работать, у меня пропала категория. Я 15 лет проработала логопедом, у меня была высшая категория. Я очень любила свою работу, а матушка мне внушала, что ты логопед никакой, ты ничего не можешь, ничего не умеешь, у тебя друзей быть не может, ты ни с кем общаться не умеешь. Она такой ужас мне внушала, просто одно давление.

Новая старшая сестра очень близка мне по духу, если бы она была в монастыре, она была бы идеальной игуменьей. Она помогла мне устроиться на работу в собор. Я сейчас работаю церковницей в соборе, кроме сестричества.

— Ваша матушка распространяла про вас клевету, как по-вашему, зачем?

— Она человек очень мстительный, подозрительный и она почему-то считала, что я ее предала, что я бы сделала ей что-то ужасное. Первое мое «предательство» было, когда я сказала, что пойду к владыке, а второе — когда я подслушала ее разговор. И то, что я маме рассказала, это тоже «предательство», я должна была терпеть, молчать, никому не говорить. Я думаю, тут было много накручено, у меня и мысли не было что-то плохое ей делать. Я хотела ей добра, помочь, я к ней всей душой. А с ее стороны неприязнь, потом даже агрессия.

После моего ухода матушку перевели настоятельницей в N, а игуменью Зинаиду вместо нее в Сенцы, их поменяли. От Зинаиды ушло очень много сестер, там мало оставалось. И матушка попросила всех мирских, кого можно, приходить читать Псалтирь, потому что сестры неусыпаемую Псалтирь читать не справляются.

Матушка пыталась со мной наладить контакт. Один раз прислала мне сообщение в вотсапе, я не стала его читать, удалила ее и заблокировала. Потом несколько раз встречала ее в соборе, потому что N-ский монастырь находится рядом с собором. Первый раз она на вид очень приветливо меня встретила, стала обниматься, говорить, как она рада меня видеть. Я уже ей не верила, знала, что за этим стоит. Пыталась мне «подарить» деньги три тысячи. Как я поняла, она просто боялась, что я буду про нее рассказывать в соборе, что может дойти до владыки — естественно, ее бы сразу сняли. Ее уже назначили тогда, но в игумении еще не возвели.

Когда она еще была в Сенцах, завела во Вконтакте страничку подворья. И я там написала все, что о ней думаю. Многие люди это прочитали и перестали туда ходить. Она пыталась на меня повлиять через других людей, чтоб я это все удалила, говорила: тебе это может повредить, тебе хуже будет. На другой день я все удалила.

— Она угрожала?

— Нет, она имела в виду, что если на моей новой работе, в соборе, узнают об этом, то подумают, что я против церкви иду, репутация моя испортится. Когда я узнала, что она распространяет против меня клевету, то, чтобы противостоять, я все написала о ней. Это увидело много людей, 800 человек прочитало, видимо, слухи пошли. Она испугалась — владыка новый, она перед ним представлялась почти святой, а за спиной совсем другое было.

— Как вы сейчас относитесь к монашеской жизни и какие планы?

— Стараюсь жить по-монашески, только правило свое послушническое не читаю, бросила. Теперь я сама вольна решать, что мне читать, поэтому какое-то правило себе поставила, но прежнее обязательное — нет. Работаю в церкви, послушание и так большое.

В монастырь больше не собираюсь. Были мысли, но когда я ушла, то стала в интернете много читать про монастыри, пыталась понять, что есть что. Нашла столько информации правдивой, с анализом, что происходит. Прочитала «Исповедь бывшей послушницы» (книгу Марии Кикоть можно скачать в библиотеке «Ахиллы» — прим. ред.), которую матушка боялась, что мы прочитаем. Я знала, что такая существует, и прочла. Стала искать и нашла еще много историй, и вашу историю тоже. Читала много и поняла, что это общая беда, что идти сейчас некуда, духовников нет, либо спасаться по святым отцам, либо найти батюшку, который как-то может тебя контролировать, подсказать… Вот сейчас сестры подсказывают… В соборе у нас каких-то духовных батюшек не вижу. Полностью душу уже не открываю, боюсь довериться, только грехи называю. Когда ушла оттуда, было так тяжело, чуть веру не потеряла.

— Вам не приходила мысль обратиться за психологической помощью?

— Нет, у меня мама была как психолог. Она меня еще раньше водила к психотерапевту, были проблемы — депрессии, потому что меня всю жизнь с детства обижали, подруг не было, очень много было предательств, и она меня от депрессии лечила. Скорей всего, вот эти разговоры с ней и с бабушкой помогли. Мы вечером садились, и я начинала выговаривать все, что у меня наболело. Она понимала, что мне это надо, выговориться. Я отдыхала, три месяца вообще ни о чем не думала, только отдыхала, гуляла, ела, сидела в интернете.

До поступления на работу, еще из монастыря, я была оформлена по уходу за старушкой (которым больше 80 лет). Это оформляла прихожанка монастыря, которая работала в пенсионном фонде. Все сестры были оформлены по уходу за бабушками, мы денег не требовали, нам просто шел стаж, а деньги от государства шли бабушкам, и, может, какая-то выгода была этой прихожанке. Когда уже я устроилась на работу, обнаружилось, что меня еще три года назад поддельно, без моего участия оформили к еще одной неизвестной бабушке. Написали заявление от моего имени, подделали мою подпись. Не знаю, кому шли деньги за эту бабушку, сейчас я надеюсь объясниться по этому делу, что это все поддельно, я ни при чем.

— Как вы оцениваете свой монастырский опыт в целом: жалеете ли? Это был травматичный или полезный опыт, который сделал вас сильнее?

— Раз Господь провел через испытания, значит, это было нужно. Приобрела большую пользу для души, многое в себе поняла, изменила, увидела себя со стороны. Раньше у меня смирения не было, теперь я понимаю, что это такое. Травма психологическая, конечно, была, но духовно — считаю, что я выросла. Все, кто меня близко знал, говорят, что я стала другим человеком. Стараюсь относиться к людям с любовью, вижу, когда кому-то нужна помощь. Раньше я была избалованной, не обращала на такие вещи внимания. В сестричестве у нас взаимопомощь, мы горой друг за друга. В монастыре такого не было, там о любви никакой и речи не было. Когда я заговорила однажды, а где любовь, мне сказали, какой ты любви хочешь, даже не мечтай. Представления у людей нет, как должно быть. Тебя либо используют для чего-то, либо начинают гнать. Помочь, поговорить — нет. Такого одиночества я раньше не видела, даже когда одна жила. В миру можно с кем-то пообщаться, а там полное отчуждение.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:

Жена священника Екатерининской церкви Наталия Белова стала матушкой в 24 года. Как призналась нам Наталия, ей пришлось многому учиться, где-то и в чем-то проявлять смирение. Сейчас в семье воспитываются четверо детей. Матушка рассказала нам, за что она может лишить детей сладкого, почему решила заняться гиревым спортом и что самое главное в семье.

Матушками (как и батюшками) люди становятся по-разному. Кто-то происходит из семьи священнослужителей, где соблюдаются церковные традиции, другие приходят к вере в процессе жизненного пути. Я из простой рабочей семьи, мои родители были водителями: даже мама сидела за рулем грузовика! Мое детство пришлось на 80-е, и хотя тогда церковь уже вставала на ноги, в нашем доме не было разговоров ни о вере в Бога, ни о крещении, ни о Христе. Но я всегда чувствовала, что нами руководит какая-то Высшая сила, и в трудные минуты чисто по-детски молилась — за семью, за себя.

Свою любовь и нынешнего супруга я повстречала на третьем курсе Кировского музыкального училища. Я училась играть на флейте, а он — на баяне. Хотя отец Николай, как и я, родился в обычной семье, он немного раньше пришел к вере и способствовал тому, чтобы я крестилась. Для меня таинство крещения стало очень волнительным, хотя осознание того, что если ты покрестился, это вовсе не означает, что ты уже стал православным человеком, познавшим вероучение в Бога, пришло гораздо позже.

Потом мы с мужем поступили в Петрозаводскую государственную консерваторию им. Глазунова. Я продолжала обучение на флейте, а отец Николай — на дирижерско-хоровом отделении. Во время учебы муж пел на клиросе, а затем стал регентом, и я тоже постигала церковное певческое дело. Очень большое влияние на меня, на мое осознание и полное принятие православия повлияли искренние, проникновенные, жизненные проповеди настоятеля храма во имя св. вмчц. Екатерины протоиерея Андрея Верещагина.

В то время как Николай пел на клиросе, ему предложили стать диаконом, а потом его рукоположили в священники. Когда мы еще только познакомились, я заметила, что мой будущий супруг старался не проходить мимо человеческой беды. Лежит человек на дороге — он подойдет, проверит, жив ли он, и, если надо, поможет. Он умел слушать и слышать людей, что порой так важно для человека. Вера в Бога позволяет выстоять в трудное время, наделяет жизнь человека совершенно иным смыслом. Будучи уже священником мой муж получает религиозное образование в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете.

Матушкой я стала в 24 года, и поначалу мне было непривычно, что ко мне так обращаются, хотя я понимала, что матушка — это просто от батюшки». Конечно, мне пришлось многому учиться, где-то и в чем-то проявлять смирение. Мое становление как матушки идет до сих пор и, думаю, будет продолжаться всю жизнь.

Я должна быть примером для прихожан и в поведении, и в одежде, которая не должна привлекать внимание, особенно в храме. В повседневной жизни я могу надеть и брюки (например, когда сажусь за руль, тем более что детей по кружкам развожу чаще всего я), но все же предпочитаю юбки и платья, потому что это красиво. Я люблю шить и благодарна за это умение моей школьной учительнице по труду.

А вообще матушка — обычный человек, со своими достоинствами и недостатками, увлечениями. Одно из моих увлечений — гиревой спорт. Причиной этого стала большая нагрузка на спину в процессе воспитания детей. А потом мой тренер Бельтюгов Александр Петрович предложил поучаствовать в соревнованиях, где мне удалось стать чемпионкой Карелии по гиревому спорту и бронзовым призером финно-угорских соревнований.

Исходя из своего опыта, могу сказать, что все матушки разные. У некоторых забота о детях, у других — миссионерская деятельность, кто-то пишет книги, кто-то занимается наукой. Но всех нас объединяет вера в Бога. У нас с отцом Николаем четверо детей, и первые появились, когда мы были еще студентами. Сейчас Поленьке (Апполлинарии) 11 лет, Никите — 8, Марии — 6, а Коленьке 19 декабря исполнился год — он родился в День святого Николая Чудотворца. Старшие дети понимают, что их папа — священник, что это накладывает особую ответственность, и они должны уметь вести себя определенным образом.

При этом наша семья немногим отличается от других многодетных семей, где, как правило, есть своя дисциплина, существует определенный распорядок дня, старшие дети помогают младшим и учатся не тратить время впустую. Детям запрещено играть в компьютерные игры и смотреть телевизор, потому что многие программы полны негатива. Для себя я включаю только канал «Культура». Фильмы и мультики выбираем познавательные и положительные, причем просмотр начинается только тогда, когда все дела сделаны. В нашей семье есть традиция читать на ночь книги, в том числе и православную литературу, жития святых — чтобы знать, как поступают люди, в чьих душах и сердцах живут свет и любовь.

У каждого из нас есть свои обязанности. Утром и вечером у отца Николая служба (в праздники бывают и ночные), да и днем немало забот, потому быт семьи в основном на мне. Хотя все, что касается каких-либо документов, счетов, делает муж, а еще он любит плотничать, занимается электрикой. У нас есть участок, где мы выращиваем овощи, цветы. Я стараюсь воспитывать детей так, чтобы они имели в жизни как можно больше навыков. Мы участвуем в школьных конкурсах, изготавливаем разные поделки. В обучении очень важна игровая форма: зачастую мы даже уроки делаем именно так. С девочками печем: Маше нравится раскатывать тесто, а Поля уже многое может приготовить и выручить меня, если, допустим, я заболела. В этом году я поручила им сажать самостоятельно цветы для сада.

С детьми я в меру строга, случается, и наказываю. Например, лишением сладкого или просмотра мультфильмов. Сладкое мы вообще употребляем в меру: одна конфета после обеда — и все. Мне кажется, главное заключается в том, что мы учим детей общаться с людьми, слушать, слышать и понимать другого человека, анализировать ситуацию с точки зрения соблюдения Божьих законов, самостоятельно мыслить; стараемся донести, что без веры в Бога никогда ничего не получится. И если где-то что-то пошло не так, задуматься: в чем ты ошибся? Как и во всех семьях, дети ссорятся между собой: в таком случае мы всегда все вместе пробуем выяснить, кто прав, кто виноват, добиваемся и примирения, и извинений.

Как матушка, я могу обсудить с прихожанками женские проблемы, поговорить о детях. По возможности передаю свои духовные знания. Я общаюсь и с другими матушками, и с многодетными семьями, и с представителями иных конфессий. У нас с отцом Николаем очень много друзей. Утром и вечером, а также перед едой мы читаем молитву. По выходным обязательно ходим в храм на причастие, на исповедь. Кстати, Поля и Никита уже побывали на исповеди, хотя в этом смысле мы детей ни к чему не принуждаем: такое таинство должно свершаться только по велению совести.

У нас очень разные дети. Поленька ранимая, чуткая, трепетная и вместе с тем общительная. Она занимается танцами, учится играть на фортепияно, читает стихи, является солисткой в хоровой студии «Теллерво». Никита — спортсмен, занимается гимнастикой, а также учится в музыкально-хоровой школе. Маша весьма своеобразная, даже внешне мало похожая на кого-то из нас. А Коля-младший уже сейчас тянется к людям и никого не боится. И мы вовсе не против, если Бог даст нам еще детей.

У нас музыкальная семья: на ночь я всегда пою детям колыбельные; думаю, и наследственность сыграла свое дело. Мы организовали семейный ансамбль и будем выступать на Рождество. Поскольку в Новый год продолжается Рождественский пост, стол у нас будет постный, хотя мы поставим елку и подарим друг другу небольшие подарки, так как вовсе не хотим вырывать детей из светской жизни. А вот Рождество отпразднуем достойно и весело: дети очень любят этот праздник!

Нам с отцом Николаем хотелось бы, чтобы семья священника служила образцом семейной жизни; при этом мы понимаем, что такое возможно только при большой работе над собой, ответственности, искренней вере и, конечно, любви. Мы стараемся поддерживать друг друга, благотворно влиять один на другого, постоянно учимся, набираемся мудрости и опыта, исправляем ошибки нашей совместной жизни. И очень надеемся, что в положительном смысле у нас еще все впереди! Семья — это малая церковь, и в этой церкви начинается спасение каждого из нас! Спаси всех Господь!