Рассказы миланы лебедевой перекрестки судьбы

Дорогие друзья и уважаемые коллеги!

Чтения пройдут 6 декабря (понедельник)  в 17.00 (МСК)  в онлайн режиме на платформе ZOOM с синхронной трансляцией на наш youtube — канал pragmema

Регламент — 25 минут на доклад.  

Для того, чтобы принять участие в конференции в качестве слушателя, пожалуйста, пройдите РЕГИСТРАЦИЮ.

ТЕМЫ И ДОКЛАДЧИКИ

17:00 – 18:45 ч.

Любовь Голубева 

От водворения до имянаречения: наделение местом

 Сразу после рождения младенец обретает свое место в пространственной организации дома и в семейно-родовой структуре. Это происходит посредствам обрядов включения в семью и род: обряд первой пеленки, водворение, крещение, имянаречение. Так члены семьи и сообщества в целом, в которое пришел младенец, постепенно размещают его в смысловом пространстве связей и отношений, как в мире живых, так и в мире сил (хозяев места). Через имя ребенок приобретает свое место в социальном мире.  Посредством имени это место всегда оказывается заполненным. 

Софья Куприянова 

Ничья земля

В ситуации болезни или угрозы утраты младенца ритуалы, направленные на исправление ситуации, работают на границах социального мира. Ритуальные площадки находятся вне дома — это баня, межи (границы полей), перекрестки дорог, разветвленные деревья, обетные кресты, родники и источники, часовни, кладбище. В рассказах о потерявшихся детях место, куда попадают потерявшиеся (проклятые) дети, находится в каком-то близком пространстве, из которого возможно вернуться. Границы этих миров совпадают с теми границами, которые возникают в ритуалах в ситуациях кризиса.

Елена Левкиевская 

Как «религиозный специалист» получает опыт и профессиональные полномочия?

В докладе пойдет речь о феномене народных религиозных специалистов, выполнявших (и отчасти продолжающих выполнять) заместительные функции священника (крестивших детей, отпевавших покойников, освящавших пасхальную пищу и пр.) в советский период. В актуальной традиции украинского старожильческого анклава Саратовской обл., где в советское время были широко распространены подобные заместительные формы, сохраняются практики неформального отпевания («ходить по покойникам» или «читать по покойникам»). В связи с этим фигура специалиста («народного попа», читалки, «спевухи»), выполняющего эти практики, является объектом аксиологических рефлексий сообщества, наделяющего такое лицо особым статусом, но и предъявляющего к нему определенные требования (знание церковнославянского языка, наличие богослужебных книг, нравственные качества), соответствие (или не соответствие) которым влияет на репутацию специалиста. В глазах сообщества специалист может быть «правильным» или «неправильным», имеющим право на совершение религиозных практик или самозванцем. Получение статуса, приобретение опыта религиозной деятельности во многом определяются условиями, при которых происходит передача профессиональных полномочий (в том числе вместе с передачей ритуальных атрибутов) от умершего специалиста начинающему.

Ольга Христофорова

Фольклор и «нарративы болезни»

Фольклор предоставляет людям модели для объяснения странных происшествий, выражения эмоций, демонстрации намерений и т.п. Как взаимодействуют между собой коллективные шаблоны и персональный опыт болезни, телесного и душевного страдания?

В докладе на примере нескольких «нарративов болезни» (illness narratives, A. Kleinman) из полевых материалов автора будет рассмотрено, во-первых, как выбираются индивидуальные траектории в пространстве «общего знания», и, во-вторых, как персональный опыт в ходе нарративизации форматируется под существующие в традиции шаблоны.

18:45 – 19:00 ч. ПЕРЕРЫВ

19:00  — 20:40

Светлана Адоньева 

Честные

В фольклорных текстах прилагательное «честный» и его варианты («почестен», «честна») служит устойчивым эпитетом для определения людей в их социальных ролях: «честные родители», «честна вдова», «честный сват». На честном пиру собираются и ссорятся честные вдовы, к честным родителям ходят на кладбище поплакать сироты. Человек бывает честным по личному выбору, когда он не лжет. Таково значение этого слова сегодня. Но, судя по фольклорным контекстам, честными являются те, кого наделяют честью. «Воздает честь» группа, сообщество, славя гостей на свадьбах, хозяев – на полях после сбора урожая, будущих женихов и невест – в припевках на молодежных посиделках. И поскольку сообщество выступает в роли поручителя доброй славы своего члена, оно же имеет целый арсенал ритуальных и речевых средств, чтобы честь отозвать.

Светлана Жаворонок 

Оправдание «судьбы»: рассказы о гаданиях на суженого-ряженого в вологодской деревне ХХ–XXI вв.

Выбор супруга, один из первых в жизни деревенской девушки и зачастую ее, жизнь, определяющих, судя по рассказам о гаданиях, редко доверяли только собственному суждению. Даже в том случае, если выбор делался относительно самостоятельно, женщина прибегала к помощи гаданий и направленных сновидений, дабы «оправдать» личную стратегию, узаконить сделанный выбор (далеко не всегда удачный) и «синхронизировать» свой опыт с коллективными представлениями о предначертанности судьбы.

Кира Онипко 

Коммуникативная ситуация: распознать, вступить и выжить (мифологические рассказы о правилах коммуникации)

При рассмотрении корпуса мифологических рассказов из Фольклорного архива СПбГУ мы заметили, что в них регулярно обсуждаются правила и обстоятельства коммуникации. Общение социально по своей сути, а соблюдение или несоблюдение его правил (брань, праздное любопытство и др.) влияют на положение дел в сообществе. Диалог может случится в любом месте и при любых обстоятельствах – даже там, где партнер по коммуникации невидим. Умение распознать тип коммуникации и использовать нужные коммуникативные навыки часто являются решающими в критической ситуации. Общение начинается с мало заметного знака, воспринятого как сообщение, и продолжается правильным отзывом на знаки невидимого партнера или слова, произнесенные человеком.

Инна Веселова, Андрей Степанов

Какое отношение домовой имеет к жизненному опыту?

При записи деревенских рассказов о встречах с домовыми или лешими или о проявлении власти судьбы – мы, как собеседники, понимаем, что планом содержания беседы является не только убеждение нас в существовании инобытия. Повествования о действии духов или их описание – план выражения подобных высказываний, планом их содержания является убеждении в соучастии иномирного в жизни человека, особенно в моменты трудных выборов, кризисов и перемен. На примере мифологических рассказов о переживании смерти близких и дальних или угроз физическому существованию мы покажем, как проговаривается жизненный опыт в рассказах о встречах со сверхъестественным.

1. главная

2. каналы

3. 
   Перекрестки судьбы
   

Перекрестки судьбы

Авторские, художественные рассказы, стихи, притчи о жизни, любви… © Милана Лебедева
Копирование материала без согласия автора запрещено.

сравнить

перейти на канал

20 630

^-0.14%

Подписчиков

0
Просмотров

0
Публикаций

0
Охват 1 публикации

0
ER

Видео
0

Охват
0

ER
0

Статей
0

Охват
0

ER
0

Постов
0

Охват
0

ER
0

Подписчики

7 дней
14 дней
30 дней
90 дней

Свой

Публикации

7 дней
14 дней
30 дней
90 дней

Свой

Прирост

Дата	Подписчики	Публикаций

Упоминания

Публикации

Канал	Название	Подписчиков	Просмотров	Дочитываний	Процент дочитываний	Общее время просмотра	Среднее время просмотра		Дата

Посвящается:
Лучшему Артисту, Человеку, Личности на российской, да и не только, эстраде!
Перекрестки судеб
Весна 1980 в Адлере выдалась сухой и теплой, что для этого сезона было вполне обычным явлением. Пляжи уже открылись, но туристов было еще немного: вода в Черном море и в июле редко прогревается больше, чем до 18 градусов, а в середине мая она еще настолько холодна, что купаться в это время года – не большое удовольствие. Другое дело солнечные ванны! Но в этот раз солнце, как бывало обычно, не сжигало сушу своим жаром. Было пасмурно, хоть и сухо. Изредка можно было встретить группки прогуливающихся туристов. А так, местные жители занимались своими делами, жизнь текла размеренная и спокойная, что вполне присуще курортному местечку до наступления сезона отпусков и прихода суеты.
Дни в мае длинные, темнеет поздно, детям хочется побегать, подольше поиграть с друзьями, погонять мяч, но каникулы еще не наступили, и приходится, против воли, идти домой и очень рано ложиться спать. За окном еще и солнце не село, а родители уже гонят мыться и ложиться. Все правильно, завтра еще рано вставать, идти в школу, отвечать уроки, заставлять свои мозги работать. А они-то уже настроились на летний лад. Не учиться хочется, а развлекаться. Но это – кому как.
В одной, вполне обычной, семье, где растут двое пацанов, один, тот, что помладше, не хочет идти спать не потому, что на улице бегать и мяч гонять интереснее. Нет, он спрятался за шторой у себя в комнате, чтобы родители не нашли его, с томиком стихов любимого поэта, и, затаив дыхание, повторяет про себя написанные строки. Томик маленький, тоненький, «Избранное». Мальчуган, которому только-только две недели назад исполнилось одиннадцать лет, с благоговением шепчет про себя стихи, волнующие детскую душу. Стихи о любви, еще не познанной, к прекрасной женщине. Стихи о любви к Родине и в каждом – боль за нее. Образы, которые легко находят отклик в сердце мальчика.
Нет, это не домашнее задание, отнюдь. Это – веление сердца. Желание познать мир с помощью творчества великого поэта своего века. На обложке книги можно разглядеть его имя – Сергей Есенин.
Но на часах уже десять вечера, и мальчик слышит, что мама начинает поиски блудного сына. Вместо того, чтобы вылезти, пойти помыться, и ложиться, мальчуган еще дальше забивается за штору, прижимается спиной к стене, поджимает ноги. Лишь бы еще хоть полчаса не нашли, думает он. Я еще почитаю. Тут такое! Дух захватывает.
Вот к поискам присоединяется отец. Это серьезно, но оба родителя заглядывали в комнату не по одному разу и пока ничего не заметили. Значит, удалось хорошо спрятаться. Лишь бы не позвали на поиски брата. От него нигде не спрячешься, он все места знает. Одна надежда – что брат еще с друзьями гуляет. Он старше, ему можно. И тут же слышно:
— Валера, иди сюда. Стас опять где-то спрятался, негодник, спать идти не хочет. Завтра снова будет на уроках сидеть, носом клевать. Всего-то ничего до каникул потерпеть осталось. Тогда пусть ложится хоть в одиннадцать вечера. А то ведь опять учителя ругаться будут. Только «Родная речь» радоваться будет. «Какой у вас необыкновенно одаренный ребенок!» Это, конечно, все замечательно. Но это же не профессия. Ладно, давай, найди его, и сам уложи. Тебя-то он слушает, как-никак старший брат, образец. И потом покажи пример, тоже спать иди. А то твой братишка приспособился – стал в кровать с собой брать фонарь. Думает, что никто не замечает, и под одеялом читает, глаза портит. Давай, лови его, и спать!
Все как всегда. Младший брат уже давно понял, что это – не игра. Да, надо вовремя ложиться, утром вставать, в школу бежать, грызть гранит науки. Но душа просит иного. Он уже решил – упросит брата научить его хоть чуток на гитаре аккорды брать. А там, можно будет уже и мелодии к любимым стихам придумать. Главное, чтобы брат не сказал «нет». Но этого можно было не бояться. Чего-чего, а отказать младшему брату Валера не сможет. Стас это точно знал.
Не прошло и минуты, как штора отодвинулась, и Стас снизу вверх взглянул на брата. И тут же понял, что дело плохо. Брат рассердился. Оно и понятно. Ведь искать Стаса Валере приходилось каждый вечер на протяжении уже нескольких месяцев. А терпение не железное даже у лучшего брата на свете. Нужно быстро встать, отряхнуться, и попросить прощения. Иначе потом брат откажет, когда услышит про гитару.
Молча проследовал в ванную, где покорно исполнил весь ритуал вечернего омовения, и также покорно проследовал в свою комнату, забрался в кровать, и уткнулся носом в подушку. Может, увидев такое примерное поведение, Валера не станет его ругать. Но брат решил воспользоваться советом отца.
— В твоем возрасте я так родителям нервы не мотал. Ложился, когда следовало, вставал до рассвета, шел в школу. Потом делал уроки. Немного играл с ребятами, шел домой, помогал маме по дому, и ложился спать. Ты вообще спокойный. Хороший. Что ж хулиганишь?
На прямо поставленный вопрос нужно было отвечать. И лучше было попытаться сразу все объяснить.
Все еще зарываясь лицом в подушку, начал бормотать:
— Я стихи читаю. И вот что думаю – а какие могли бы быть песни! Все бы их слушали. Представляешь?
На этом слове Стас повернулся, сел, и взглянул брату прямо в глаза. Брат молчал.
— Ну, что ты молчишь? Думаешь, что это он, да? Думаешь, что у меня не получится?
— Да нет, Стас, я так не думаю. Наоборот. Я уверен, что, если ты чего-то очень захочешь, то достигнуть сможешь чего угодно. Только для этого не обязательно не спать по ночам и портить себе зрение. Куда ты фонарь дел?
Вот такого оборота событий Стас не ждал. Очень хотелось сказать, что давно уже выбросил. Нету. Но врать Стас не любил, да и не умел. Все равно догадается.
— Тут. Под кроватью спрятал.
Валера вытянул из-под кровати небольшой фонарик, и с минуту вертел его в руках.
— Маленький. И света от него немного. Неудобно же?
— Не очень.
Стоило признать, что было совсем неудобно. И потом, на утро, от дневного света сильно уставали и болели глаза.
— А днем это делать не судьба?
— Так вот ты смотри: утром встаешь, надо умыться, одеться, покушать, и в школу бежать. А в школе, сколько всего, сам знаешь! Пока все уроки ответишь, новые зададут, не передохнешь. Потом домой придешь, надо пообедать и сразу уроки садись, делай. А, даже по литературе редко зададут то, что самое интересное. Ты же знаешь, что я люблю. Особенно, когда наизусть стихи учить зададут. Красивые. И когда их потом рассказать можно. Меня иногда учительница ругает. Говорит, я не так читаю. Не с тем выражением. Я этого не понимаю. Ведь читать стихи стоит так, как чувствуешь. Верно?
Тут стоит заглянуть брату в глаза. Молчит, слушает.
— Так вот. Дома обед, уроки. Я тоже маме помогаю, не только ты. А, как все сделаю, мне говорят: «Ну, можешь пойти, погулять. Недолго». Я на море сбегаю, послушаю, как прибой шумит, и назад. А, пока туда-сюда, знаешь, сколько всего интересного бывает! Приду домой, ужинать мама позовет, а потом и спать пора.
Видишь, день вроде длинный, а на самое главное все равно времени не хватает. Вот и приходится с фонариком под одеялом лежать. Или спрятаться где-нибудь и…читать.
Последнее слово произнесено почти, как мольба. И тут вдруг, неожиданно, брат смягчился.
— А, знаешь, у меня идея, как твое зрение спасти, и прятаться, тогда не придется.
— Какая идея?
Внутри все замерло – неужели брат разрешит попозже ложиться. Невероятно. Но что тогда…
— Давай в девять я буду приходить и час читать тебе. Твою книгу. Идет?
Еще не веря своему счастью, Стас кивает. А в следующее же мгновение уже висит у брата на шее.

Что ж, договор дороже денег. На следующий день Стасу было очень сложно дождаться вечера. Ему даже казалось, что девять часов никогда не наступят. Так бывает обычно только в Сочельник. Но так было и на этот раз. Полдевятого Стас сам, добровольно, забрался в кровать, и стал считать минуты. Без пяти девять в комнату зашел брат, взял книгу, сел рядом, и стал читать.
Прошло десять минут, и Валера обратил внимание, что Стас сидит на кровати, и смотрит на него, насупившись. Явно чем-то недоволен.
— Что-то не так?
Сначала ответа не последовало. Но прошло несколько секунд, и:
— Ты не так читаешь! Надо медленно, каждое слово произнося четко, и вдумываясь! Вот так.

На часах было полдвенадцатого ночи, но Валера заметил это далеко не сразу. Он понял, что что-то не так, когда отметил, что рядом с кроватью брата горит ночник, а за окном темнота. Относительная, но, несомненно, темнота.
Никогда раньше Валера не слышал, как младший брат читает стихи. Никогда прежде у него не возникало ощущения, что время просто остановилось. Замерло. Что времени вообще больше нет. Потрясение было особенно сильным от того, что образы прочитанных братом стихов заслоняли реальность.
Но нужно было идти спать. А то ведь самому рано вставать. Негоже пионеру в школу опаздывать. Да и октябренку негоже.
— Будем спать?
— Будем. Только завтра ты опять придешь. И я снова буду читать. Договорились? Обещай!
— Обещаю!

На следующий же день после школы Валера бежал в библиотеку. Не в школьную, нет. В большую, городскую. За подарком брату. Пусть и библиотечная книга, все равно. Но библиотека подвела, полного собрания стихов Есенина у них не оказалось. Вообще, у них был только один сборник, да и то на руках, сообщила библиотекарь. Где же найти, где? И тут осенило – да просто через школьную библиотеку взять, и выписать из Москвы! Может, даже быстрее получится. Но брату до этого — ни слова.
Решение было принято во вторник, а осуществить задуманное удалось в четверг.

Каждый вечер место и время встречи не менялось – комната Стаса, девять часов. В пятницу вечером даже удалось начать чтения пораньше. И тогда Валера обратил внимание на странную вещь – сборник был маленький, тонкая книга. Почти брошюрка. И прочитать то ее всю от корки до корки можно за пару часов. Но у него совершенно не возникало ощущения, что он каждый вечер слышит одни и те же стихотворения. За разгадкой обратиться можно было только к брату.
Стас был доволен вопросом.
— Так в том и секрет, что такие стихи сколько раз не услышишь, каждый раз по-разному воспримешь. В том-то их гениальность и есть!

Прежде чем лечь спать, Валера пробормотал про себя: «Какой-то он у нас особенный!». И тут же добавил: «Конечно, только для нас». И все же одна мысль не давала покоя – может быть, и не только.

До наступления июня, до начала каникул, вечерние чтения проходили каждый вечер вне зависимости от дня недели. Потом традицию пришлось прервать до сентября – просто потому, что, имея возможность дольше гулять и делать то, что заблагорассудится, Стас возвращался домой такой уставший, что по доброй воле забирался в постель еще до девяти вечера, и крепко спал до утра.
Шла середина июня, стояла привычная для местных жителей жара, и дети развлекались тем, что, не раздеваясь, бегом вбегали в море, плескались, потом выскакивали, и очень быстро на них высыхала одежда. И через полчаса можно было снова бежать в воду. Но Стасу это развлечение не очень нравилось. Ему хотелось тени. И тишины. Недалеко от их дома как раз расположился небольшой парк. Там вполне можно было укрыться под каким-нибудь столетним дубом или кленом, лечь прямо на траву, и смотреть в небо, голубое и глубокое, как вода. Только нужно точно рассчитать время, чтобы людей в парке, особенно в любимом месте, было немного, или совсем не было. Всякие развлечения для самых маленьких в парке находились совсем в другом месте, но тут, в алее рядом с укромным, излюбленным, местечком, все равно многие гуляли. Так что лучше всего было приходить как можно раньше в будний день. Тогда можно было рассчитывать на несколько часов полного одиночества и тишины, послушать пение птиц, а иногда в ветвях — наблюдать белку или дятла.
В этот раз все получилось – утро, понедельник, никого вокруг, и тихо-тихо, даже птицы не поют. Жарко. Трава мягкая, теплая. Дерево дает тень, и даже некоторую прохладу. Вот так бы лежать с утра до вечера и мечтать. Брат обещал, что в ближайшее время начнет учить играть на гитаре. Надо только найти где-нибудь старую. Но Валера найдет, раз обещал. Брат еще никогда его не подводил, всегда слово держал.
Жара навевала дремоту, но Стас не любил тут засыпать – мало ли кто подкрадется и зачем. У него от природы был очень тонкий слух, и он всегда знал заранее, если кто-нибудь приближался к месту его отдыха.
Но на этот раз все было иначе. Стас скорее почувствовал, чем услышал, что на скамейке под деревом, всего в полуметре от него, спиной сидел мужчина. Как он сюда попал? Он, что, волшебник? Может, он умеет появляться из воздуха, где и когда захочет? Или, все-таки, заснул и не заметил, как мужчина подошел и сел…
Подходить к чужому было небезопасно, и голос разума шептал – не стоит рисковать. А любопытство диктовало совсем другое. Всегда, прежде чем лечь на траву, Стас снимал обувь. И ступать он умел очень тихо даже в траве. Осторожно подкравшись к скамейке слева, мальчик смог разглядеть незнакомца в профиль. Ну, на волшебника из сказки совсем не похож. Не высокий, и не долговязый, без бороды до пят. Вообще без бороды. Не старый, не молодой. Средний. И совсем не страшный. Интересное лицо. Необычное. Минут пять разглядывая мужчину, мальчик решил – красивый. Жаль только, что нельзя в глаза заглянуть…
— Ну, привет, малец, уже решил, что я опасности не представляю, или пока боишься? Если уже нет, то забирайся, садись рядом, поговорим.
Раньше никогда взрослый чужой человек со Стасом не разговаривал. Да еще вот так, на равных. Но принять решение и сесть рядом мальчика заставил голос. Уж очень приятный, с хрипотцой, голос, который располагал к своему обладателю. Более того, Стасу показалось, что вот голос он уже раньше где-то слышал. Только не мог вспомнить, где именно.
— Давай знакомиться, меня зовут Володя. А тебя?
Сначала эти слова очень удивили мальчика – взрослый дядя, а представляется только по имени. А потом улетучились остатки опасения – ведь его зовут Володя, как папу. А раз он носит это имя, значит – хороший! Плохого Володей не назовут.
— А моего папу тоже так зовут, — сказал Стас, и внимательно заглянул неожиданному собеседнику в лицо. И решил – этому доверять можно, глаза добрые, веселые, даже озорные. Разве у взрослого дяди такие бывают…
— Правда? Значит, ты Владимирович. А звать-то тебя как?
— Стасом.
— Станислав значит. Ясно. И сколько тебе лет, Станислав?
— Одиннадцать, — ответил мальчик, чувствуя себя совсем взрослым.
— И что ж ты тут делал один, в прятки с кем играл?
— Нет, — и подумав, продолжил, — Мне нравится сюда приходить, тут тень и тишина бывает. Можно слушать птиц, сквозь ветки в небо смотреть, и слушать, как ветер иногда листвой шелестит.
— Да ты поэт, парень. Значит, нравится слушать тишину. Мне вот тоже нравится. Так устал от шума, людей, суеты. Не думаю, что у меня много времени на то, чтобы насладиться всем этим, но, сколько бы ни было, хочу успеть. Вот на денек и приехал. Тут и море есть, шумит, шуршит, и деревья, трава. Красиво, можно пустынное местечко найти. Вот как твое укромное. Вдохновляет. Я-то думал, что только меня. Оказывается, ошибся. И надо же такому случиться, что именно тут себе единомышленника нашел.
— Не сочти, что в душу лезу, но есть ли у тебя мечта?
Странный вопрос, подумал мальчик. С чего это он? Может, и правда джин? Станет ли обычный человек задавать такие вопросы…Скорее всего, не станет. Сидит, ждет. Значит, и правда знать хочет.
— Я хочу, как папа, летать. И брат старший хочет. Но – это не мечта. Это будущее. Если сбудется – будет. А я мечтаю о другом. Хочу стихи петь!
— Это как же так? Чудно звучит. Стихи можно писать, а потом на музыку класть и петь. Ты это имел в виду?
— Нет. Хочу, чтоб это целое было. Чтоб стихи такие были, певучие. Раз прочитаешь, и хочется спеть. Как у Есенина.
— Как у Есенина? Теперь понимаю. А сам-то ты уже стихоплетством увлекаешься?
— Нет. Я не умею. А зачем писать, если все равно плохо получится…Так ведь?
Мужчина ответил не сразу.
— Знаешь, может, и так. Но, пока не начнешь писать, не узнаешь, хорошо у тебя это получается или нет. Всегда найдутся те, кто тебе скажет, что ты делаешь что-то не так. Но – ведь тут главное делать так, как чувствуешь. Врать нельзя. Вот это – единственное, чего нельзя. Чтобы ты не делал. Рассказываешь историю – делай это с душой. Поешь песню – спой так, чтобы у слушающего сердце ёкнуло. Рисуешь – не бойся себя выразить так, как хочется, как можется. В творчестве любом ведь что главное…
— Что? – ребенок смотрел в рот собеседнику, заворожено уставившись ему в глаза.
— Любовь, парень. Любовь! Если любишь то, что делаешь, это уже полдела. Если ты любишь, рано или поздно найдутся те, кто тоже это полюбит. Фальши нет в любви. Во всем остальном есть, а в любви нет.
— Ты знай, малец, чтоб ты не делал, обязательно найдутся те, кто постарается сломать тебя, изменить, перенаправить. А ты определись сразу – кто ты. В душе. Найди ту мелодию и те слова, которые откликаются пока только в твоем сердце. Ищи, не бойся. Только тот, кто ищет, имеет шанс найти. Кто сидит и надеется, что муза сама его найдет, никогда и ничего настоящего не создаст. А фальшивка может пожить в умах людей какое-то время, но очень быстро все равно выветрится оттуда. И забудется. Может быть, навсегда. Настоящее остается в памяти и в душе. Поэтому, если сцена когда-нибудь выберет тебя, а ты помни – не ты выбираешь сцену, она тебя, так вот, если сцена тебя выберет, не бойся ее. Полюби. Обожай сцену, и она ответит тебе взаимностью. И, пусть услышит тебя один человек, не важно. Полюби и его тоже. Делись со сцены с людьми только тем, что для тебя самого – есть сама жизнь. По мелочам не разменивайся. Что волнует, о том и пой. О том и пиши. Песня – она сама в твою душу придет, ты только открытым будь.
— Но, вот что я тебе еще скажу. Открывая душу, помни – вокруг тебя не только друзья. Не все тебя примут, не все полюбят. Кто-то и возненавидеть может. Не потому, что ты плох. А потому, что не такой. Может, я и ошибаюсь, но никогда раньше бы не подумал, что одиннадцатилетний мальчуган в траве под деревом станет слушать тишину. Пророк из меня никудышный, но все же. Хоть и объяснить не могу, но чувствую – особенная тебе уготована дорога. Душа у тебя восприимчивая. Таким, как ты, нелегко живется. Ой, нелегко. Знаю, что говорю. Не буду советовать – жизнь сама научит и в людях разбираться, и барьеры ставить, и душу не раскрывать перед кем не следует. Хотя, смотрю на тебя и думаю – глаза у тебя такие…Чистые, ясные, и светятся. Ох, не хотел бы я лет эдак через тридцать узнать, что твой путь привел тебя туда, куда стремится твоя душа, но увидеть в твоих глазах лишь пустоту…Но, почему-то мне кажется, что так и не будет. Не знаю, доведется ли мне узнать, как все-таки случится, да даже если и не доведется, если скоро к концу своему приду, там попрошу за кареглазого мальчишку из курортного городка. А, может, и не буду просить. Богу-то так и так виднее, кого, как и куда вести.
Замолчали. И долго сидели бок о бок, размышляя каждый о своем. Молчание нарушил мальчик:
— Дядя Володя, ты – джин?
— Какой джин, почему?
— Ну, понимаешь, я всегда слышу, когда лежу, если здесь кто-нибудь по тропинке идет. А твоих шагов не слышал. Поднял голову, а ты уже тут сидишь.
— Забавно. А знаешь, я ведь сам своих шагов не слышал. Будто и не шел вовсе. А летел. Летел-летел, раз, и вот тут приземлился. И ты – тут как тут. Чтоб мне было, с кем поговорить. Когда еще представится случай мыслями своими с таким слушателем внимательным поделиться.
— Знаешь, а со мной раньше ни один взрослый так вот на равных не разговаривал.
— Ну, тут удивляться нечему. Взрослые высокомерны. А ты вот никогда высокомерным не будь. Дети куда мудрее взрослых, они других людей интуитивно чувствуют. Иногда, конечно, они и более жестоки. Но, то бывает везде и всюду. Что заложено, то и вылезет наружу, иногда раньше, иногда позже. Ты, когда вырастешь, не забывай, как это хорошо, когда забота есть, внимание, когда защита рядом. Не успеешь оглянуться, как вырастешь, и все изменится. Уже защитником сам станешь для других людей. Дай тебе Бог, чтоб у тебя это время золотое, что детством зовется, продлилось еще долго. Детство ведь это не возраст, это тыл! Пока тыл есть, есть детство. А потом уже взрослость придет, а вместе с ней груз ответственности за близких. И, иногда, и за далеких. Радуйся, пока жизнь дает радоваться. Потом уже время уйдет.
— Когда свои дети будут, лучше всего поймешь, о чем я сейчас говорю. Когда доведется с детьми общаться, вспоминай в каждом из них себя. Думаю, тебе это удастся.
— Дядя Володя, а расскажи про себя!
Мужчина помолчал минуту, а потом сказал:
— Слушай, а давай вот что сделаем. Ты малый проницательный, расскажи мне обо мне. А потом я тебе о себе расскажу. То, о чем ты сам не догадался.
— Тебе сейчас одиноко, дядя Володя. Грустно. Музу свою ищешь, только найти не можешь. Ускользает она от тебя. И ты очень по ней тоскуешь. Ты – творец. Ты мне про любовь говорил, так вот, я помню, ты мне о ней говорил, не о музе, о сцене. Знаешь, о чем говоришь. Я только одно спрошу, ладно? Ты на гитаре играешь?
— Играю.
— Я так и думал. У тебя руки музыкальные. Я бы тоже хотел иметь такие руки. Брат старший обещал научить, он сам играет. Но пока не может научить, у нас гитары нету. Он обещал найти, не новую, но на которой играть можно. Или сначала починить. Мой брат все, что угодно может починить. Папа говорит, что из него классный летчик выйдет. Так вот, я думаю, ты знаешь, как это – людям петь. Еще я думаю, что тебе тяжело. Многие люди сейчас тебя не понимают. Но поймут. И оценят. Обязательно. Скоро. Я только не знаю, когда именно, но чувствую – скоро.
— Вот тут ты ошибся маленько, друг мой. Страна у нас с тобой такая, где, будь ты хоть семи пядей во лбу, если и оценят тебя люди по достоинству, то только после твоей смерти. Сетовать будут, что не так ценили, не так любили, да не понимали. И им даже легче от этого станет. А вот ушедшему легче уже не станет. Бессмертие – оно, конечно, именно таково, как о нем Михаил Афанасьевич писал. В памяти людской. Иногда такое бессмертие – проклятье. Ты прости, я как-то забыл, что тебе всего-то одиннадцать лет. Ты, поди, и о романе-то таком не слышал, запрещенный он, «Мастер и Маргарита»…
Тут Стас наклонился к самому уху дяди Володи, и прошептал:
— Я у папы с мамой на полке видел. Листочки такие длинные, а на верхнем написано: Михаил А. Булгаков, «Мастер и Маргарита». Листочки, значит, прятать надо? Если кто увидит, накажет?
— Ну, лучше, чтоб не видели.
— Я брата попрошу, мы перепрячем. А потом сам прочитаю.
— Ты сначала подрасти, дружок. А то в одиннадцать лет этого романа даже я бы не понял.
— А сколько подождать надо? В четырнадцать можно?
— Да и сейчас можно, просто скучным он тебе покажется. Прочти лет в двадцать, а там уж как почувствуешь. Может, рано еще будет. А, может, и в самый раз. Ты, главное, сам свои книги выбирай, мнение остальных тут не так важно. Что вдохновляет, то и читай. Конечно, есть хорошие книги. А есть те, которые вот тут отзываться будут (и Володя указал прямо себе на центр груди). Ты потом, конечно, сам разберешься, что в этом мире твое, а что чужое. Только одно запомни – чтобы отличить добро от зла, зло творить не обязательно. Те же люди, которые говорят: «Жизнь коротка, в ней все испробовать стоит», они ничего не смыслят в этой жизни. Так, олухи. Я ведь раньше тоже так думал. Пока на горьком опыте не понял, насколько это неправильно. Мораль – она ведь не пустое слово. Да и само слово имеет значение только тогда, когда смыслом наполнено. Можно ведь сказать «люблю» и ничего при этом не почувствовать. А можно одними глазами донести до любимой, как она ценна тебе. Не скупись говорить женщине, как она прекрасна. И не только, да даже и не столько, потому, что женщина любит ушами. В первую очередь потому, что тяжкая у женщин российских доля. Что еще у них есть, кроме нас, мужиков, да наших проблем. Им и выносить дитя, и родить, и воспитать, а мы от них и еще большего ждет, а взамен ничего давать не хотим. А можем. Чтоб о любви петь – тоже надо дар особый иметь. Чтоб до сердец доходило. До их, женских, сердец. Больно, что я до сердца ее одной не смог донести…главного…
На этот раз молчали долго. Сидели бок обок мальчик и мужчина и слушали тишину. Вдруг Володя взял Стаса за руку, и сказал:
— Все верно. Все, что ты увидел, почувствовал, все так. И, ведь вот загадка – откуда узнал. Да, интересную встречу мне жизнь подарила. Хотел бы я знать, что она принесет нам обоим. Хотя, может, и не хотел бы. Жизнь – штука жестокая. Сколько времени у меня, одному Всевышнему известно. И что судьба уготовила тебе – тоже только он знает. Ты сам – то крещенный?
— Да, только я ничего не помню.
— Смелые у тебя родители. Молодцы. Хотя, конечно, сейчас с этим уже попроще. Но, все равно, смелые люди.
— А верить в Бога правильно?
— Ну и вопросы ты задаешь, Стас! Я тебе на это так скажу – нет тут правильного ответа. Главное, это все сердцем чувствовать. Сердце не обманет. Повторю, не знаю, что тебе жизнь готовит, но знаю наверняка одно – чтобы не произошло в твоей жизни, хорошее, а вероятнее, плохое, знай – Бог тебе зла не желает. И испытывает на прочность тебя другая сила. Ты, главное, определись, что для тебя в этом мире свято, чем ты готов жертвовать во имя цели, и какие грани ты никогда не перейдешь, как по способности, так и по убеждению. Не трусь, не предавай, и не сдавайся. Эти три принципа мои. Хочешь, будут и твоими тоже. Но, лучше, ты со своими принципами определись сам.
— Мне эти нравятся. Они настоящие.
— Какое точное словосочетание!
— Правда? Тебе понравилось? А я вот именно так всегда и ощущаю.
И тут – Володя взял мальчишку за подбородок, поднял его лицо, и долго, внимательно смотрел в теплые, озорные глаза. А ребенок также, не отрываясь, изучал глаза собеседника. Оба молчали. Трудно сказать, сколько прошло времени. Свидетелей у той сценки не было, тропинка была пуста. Но солнце неумолимо двигалось на запад.
Молчание прервал Володя, отпустив подбородок мальчика, но продолжая пристально его изучать:
— Да, вот такие они, перекрестки судеб. Никогда не знаешь, с кем тебя судьба сведет, и надолго ли. Может, на минуту, может, на час. Или на день. Но сводит, и пусть дальше пути разойдутся и никогда уже больше не пересекутся снова. Раза хватает, чтобы изменить что-то в тех, чьи дороги встретились. Одного, короткого, раза. Дорого я был бы за то, чтобы на минуту увидеть, что тебе уготовано, Стас. Но одно я знаю точно – тебе дана тонкая душа, и тебе дан дар (не знаю, к добру оно, или к худу). Ты изменишь не одну, много жизней. Не знаю, как, не знаю, когда. Не представляю, сколько тебе предстоит пройти испытаний прежде, чем ты найдешь свою дорогу. И свой голос. Но помни главное – пока Бог в душе, один ты не останешься. Мне иногда даже себе приходится не раз напоминать об этом, чтобы не поглотило отчаяние. Но, так уж мы, творческие люди, устроены, что боль не убивает нас, а питает. Желать этого тебе не стану – такое ребенку желать нельзя. Да, вообще никому — нельзя. Это уж как Всевышнему угодно, так оно и будет.
— Эх, беда бедовая, но пора мне. Самолет у меня, на Москву, через три часа улетает. Пора.
— Дядя Володя, а ты еще приедешь? Мы с тобой увидимся снова?
— А ты бы этого хотел?
Стас только кивнул. Но говорить больше ничего было и не нужно. Старший и так все понял.
— Постараюсь. Правда. Но – даже если не сложится, ты знай, я про тебя не забуду. А, если Бог призовет, и там о тебе думать буду. Может, тогда и позволит мне Всевышний узнать…Ладно, ты только не грусти. Хорошо? Ты же парень сильный! Давай-ка, чтоб не прощаться, иди первым. Я пока посижу, с деревом твоим пока попрощаюсь.
Стас нехотя слез со скамейки, но, прежде, чем повернуться и уйти, все-таки не выдержал – быстро обнял друга за шею, уткнулся носом в плечо, а через минуту сам разжал руки, и пошел в сторону выхода из парка. Он ни разу не оглянулся. Не хотел, чтобы друг видел, как он плачет. А то решит еще, что он, Стас, слабак.
А Володя долго еще сидел, когда мальчика уже давно не было в парке. Сидел и думал, для чего же Бог перекрестил его пути с путями одиннадцатилетнего ребенка, которого, он это чувствовал, он никогда больше не увидит. Кто кого из них изменил больше – вопрос казался риторическим. Глупо думать, что на гения, состоявшуюся личность, властителя дум, могла хоть как-то повлиять такая мимолетная, случайная встреча.
Мальчик же, пока шел домой, думал только об одном – очень хочется увидеть друга снова. Хоть когда-нибудь.

Когда Стас, наконец, очутился дома, ему пришлось на время забыть об интересном знакомстве – он совсем забыл о времени, и пришел домой гораздо позже обычного. Папа ругался, а мама не вмешивалась, это в их семье было не принято. Стас просил прощения, и сказал, что ушел в парк, в тенек, и уснул. Поэтому пришел домой позже, чем следовало. Он не врал в прямом смысле этого слова. Ему уже начинало казаться, что встреча с интересным собеседником на скамейке в парке ему приснилась.

Через три дня вечером домой вернулся довольный Валера – он таки нашел подержанную гитару в рабочем состоянии. Стасу больше ничего и не надо было – он готов был сутками заучивать разные аккорды и подбирать мелодии под любимые стихи. Однажды, когда он, сидя дома, подбирал очередную мелодию, он услышал, что папа включил магнитофон, и что-то слушает. Отец слушал долго, несколько часов. И столько же к песням прислушивался Стас. Наконец, когда магнитофон замолчал, Стас зашел к отцу и спросил:
— Пап, а кто это пел?
— Это пел Высоцкий, сынок. Вчера, 25 июля, он, к сожалению, скончался. Я сначала и верить в это не хотел. А ты почему спрашиваешь. Песни понравились?
— Да, папа, понравились. Но больше понравился голос. Очень сильный голос. Мне, наверное, показалось, но я его где-то слышал раньше. Но не у тебя на записи. А вот где именно, не помню.
— Ничего, сынок, еще вспомнишь, когда время придет.
— Да, пап, когда придет…Пойду, еще что-нибудь подберу. Это так интересно.
— Ты смотри, Стас, только учебу из-за этого не забрасывай.
— Так еще же только июль!
— Так я про следующий учебный год говорю.
— Нет, пап, не заброшу. Ты сказал, что этот человек умер. А как его звали?
— Владимир, сынок. Владимир Семенович Высоцкий. Это имя, думаю, всегда в памяти у людей жить будет.
— Да, — пробормотал мальчик. – Теперь он будет петь Богу…

Стас стоял и молчал. А потом кивнул, и пошел назад, к своей гитаре. Но играть ему больше не хотелось. Ему хотелось уйти в свою комнату и разреветься в голос. Он интуитивно понял, что друга своего случайного он больше не увидит никогда.

Он еще не знал тогда, что в комнате его ждет сюрприз – книга! Толстая книга. Выписанная братом из Москвы. Первый том стихов Есенина. Когда мальчик придет, и увидит на подушке это чудо, то будет очень долго висеть на шее у старшего брата, сидящего тут же, на кровати, и радостно болтать ногами в воздухе. Вдохновение пришло. Вдохновение!

А на небесах в это время, а может, и чуть позже или чуть раньше, решение было принято. Путь был проложен. Но об этом тогда еще никто не знал. Почти никто не знал.