Рассказы о босяках горький

Обращение Горького
к теме босячества имело социальную
основу: в ту пору, когда Горький писал
свои рассказы о босяках, в городах России
скопилось до пяти миллионов людей, не
имевших возможности найти применение
своим силам, — это были преимущественно
разорившиеся крестьяне.

В рассказах о
босяках Горький не только обличил
«благопристойное» общество, но и отразил
зревшие в народе чувства и стремления,
протест против лжи и фальши современной
жизни, хотя и показал, что это протест
стихиен и не обретает четкие формы
сознания.

«Босяцкую» тему
писатель выводит за рамки этнографизма
и бытописательства, вскрывая социальную
природу босячества, которое было
результатом трагического положения
народа и было связано с проблемой труда
при капитализме.

В реалистических
рассказах Горький не идеализировал
своих героев – босяков, хорошо понимая,
что «люди эти – неизлечимы», они лишь
способны восхищаться героизмом.

В таких рассказах,
как «Два босяка», «Мой спутник»,
«Коновалов», «Бывшие люди», «Мальва»,
«Супруги Орловы», «Дед Архип и Ленька»,
явно ощутимо стремление Горького
запечатлеть то характерное, что отличает
«отверженных» от сытого, самодовольного
мещанства, от собственников и накопителей.

Люди, выведенные
в этих рассказах, представляют собой
галерею разнообразных типов.

Изображая этих,
выброшенных на дно жизни людей, Горький
был далек от бытописательства, он
синтезировал, укрупнял черты характера,
который наблюдал в действительности.
Созданные им характеры несут в себе
приметы времени и общественных условий,
при которых они могли родиться.

Лучшими произведениями
Горького о людях, выброшенных из жизни,
являются именно те, в которых раскрывается
напряженная внутренняя борьба между
«анархизмом отчаяния» обездоленных и
тяготением к созиданию, к подвигу. И
Горький показал, что в этой борьбе
неизбежно и неумолимо побеждал «анархизм
отчаяния». Именно этой мыслью проникнуты
рассказы «Коновалов» и «Супруги Орловы».

В хождениях по
Руси Горький нередко наблюдал тип
бродяги, в котором сочетались невежество
и наивная тяга к познанию, отказ на
практике от норм морали, установленных
обществом, и слепое преклонение перед
догматами церкви, внезапные порывы к
созиданию при органическом отвращении
к повседневному труду.

За пределами
общества эти люди оказались именно
потому, что они были в чем-то лучше
обывателей, неспособных понять, какое
духовно нищее существование они влачат.
Но и порвав с обществом, они ничего не
достигли. Их продолжала снедать тоска.
Неуемное стремление к достижению
призрачного счастья, цели в жизни срывало
их с места, заставляло бродить по
необозримым просторам России, искать
забвения в пьяном разгуле.

В рассказе
«Коновалов» показана трагедия трудового
человека в капиталистическом обществе.

Коновалов, натура
незаурядная, талантливая, таящая огромную
энергию, жаждущая созидать, гибнет, не
найдя своего «внутреннего пути» в
условиях капиталистического общества.
Протест людей «дна», как показал Горький,
не являясь протестом революционным,
осознанным, нес черты народного
недовольства и возмущения. Среди
обитателей подвалов, ночлежек, пристаней
писатель увидел людей сильных, честных,
свободолюбивых и самобытных.

«Босяцкие» рассказы
Горького играют большую роль в русской
литературе, потому что проблемы, поднятые
в них действительно характерны для
общества того времени. Рисуя образы
босяков, Горький ясно видел, что они не
герои и лишь в редких случаях «рыцари
на час». Но в сопоставлении с людьми
«нищеватого, мещанского типа» в босяке
есть та «необыкновенность», которую
писатель стремился обрисовать как можно
ярче, выделить как можно рельефнее.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

Источник

Горький и босяки

Ситуация «рубежа веков» коренным образом отличалась от XIX века, когда родовое имя человека ценилось больше его литературного имени. Так, Афанасий Фет всю жизнь страдал от незаконности рождения и добивался возвращения родовой фамилии Шеншин. Он ненавидел свое поэтическое имя, напоминавшее о его немецком происхождении. На рубеже веков мы наблюдаем нечто обратное. Борис Николаевич Бугаев страдал от своей роли «профессорского сынка» и придумал себе звучный псевдоним «Андрей Белый». До этого и после родилось много подобных «говорящих» имен: Горький, Скиталец, Демьян Бедный, Саша Черный, Велимир Хлебников и другие.

В 1890-е годы в интеллектуальной жизни России победило самосознание, которое Андрей Белый вслед за Ницше назвал «волей к переоценке». В этой атмосфере все яркое, «кричащее», неизведанное вызывало повышенный интерес. «В девяностых годах Россия, — писал впоследствии эмигрантский поэт и критик Георгий Адамович, — изнывала от „безвременья“, от тишины и покоя… — и в это затишье, полное „грозовых“ предчувствий, Горький со своими соколами и буревестниками ворвался, как желанный гость. Что нес он собою? Никто в точности этого не знал, — да и до того ли было? Не все ли, казалось, равно, смешано ли его доморощенное ницшеанство с анархизмом или с марксизмом: тогда эти оттенки не имели решающего значения. Был с одной стороны „гнет“, с другой — все, что стремилось его уничтожить… Все талантливое, свежее, новое зачислялось в „светлый“ лагерь, и Горький был принят в нем, как вождь и застрельщик».

Чем восхищали современников романтические произведения раннего Горького? Почему они так безотказно, пользуясь определением Льва Толстого, «заражали» читателя конца 1890-х — начала 1900-х годов? С самого начала обозначилось серьезное расхождение между тем, что писала о Горьком критика, и тем, что хотел видеть в нем рядовой читатель. Традиционный метод истолкования произведений с точки зрения заключенного в них социального смысла применительно к раннему Горькому не срабатывал. Читателя меньше всего интересовал смысл горьковских вещей. Он искал и находил в них настроение, созвучное своему времени.

Критика пыталась найти в произведениях Горького социально-психологические типы («лишний человек», «кающийся дворянин»), но чаще находила колоритные и несомненно жизненные характеры, которые, впрочем, не всегда отвечали за свои слова и поступки. Не только критиков, часто настроенных к Горькому враждебно, но и, к примеру, Толстого смущало, что молодой автор заставлял своих необычных героев изъясняться несвойственным языком — при этом непонятно было: чей язык?

«…все мужики говорят у вас очень умно, — заметил Толстой (в передаче самого Горького). — В жизни они говорят глупо, несуразно, — не сразу поймешь, что он хочет сказать. Это делается нарочно, — под глупостью слов у них всегда спрятано желание дать выговориться другому… А у вас — все нараспашку, и в каждом рассказе какой-то вселенский собор умников. И все афоризмами говорят, это тоже неверно, — афоризм русскому языку не сроден».

В то же время Толстой высоко оценил образы босяков, считая, что молодому писателю удалось познакомить образованную публику с несчастным положением «бывших людей» — тема, которая волновала самого Льва Толстого.

Но так ли уж несчастны босяки Горького: все эти Челкаши и Аристиды Кувалды?

Нет. Это люди гордые, заносчивые и вовсе не желающие подниматься из своего социального «дна» куда-то выше. Напротив, они презирают людей труда и самое главное: все говорят «очень умно» и имеют свою «философию».

Горький не был первым в России изобразителем босячества. До него уже были Глеб Успенский, Левитов, Слепцов, Решетников. В 1885 году был напечатан рассказ В. Г. Короленко «Соколинец», который строгий Чехов назвал «самым выдающимся произведением последнего времени». И вот босяк в изображении Короленко — это прежде всего запуганное и затравленное существо, органически не способное на бунт. Если он и решается на него, то в силу особых обстоятельств, а затем, испугавшись собственной смелости, обретает еще более жалкий, чем прежде, облик.

Даже беглого сравнения рассказа «Соколинец» с творчеством раннего Горького достаточно, чтобы понять, насколько короленковские босяки были непохожи на гордых босяков Горького, вроде Челкаша или Кувалды. Но если это еще можно объяснить полемикой двух больших художников, то вот бесстрастные исследования забытого ныне социолога-беллетриста А. Бахтиарова не оставляют сомнений по части фактической основы. Бахтиарова — автора книг «Босяки» (1903) и «Отпетые люди» (1903) — меньше всего волновала «философия» босячества. Он изучал босяка только как социальный тип. И те итоги, к которым он пришел, разительно отличались от художественных выводов Горького, при этом вполне согласуясь с выводами реалиста Короленко.

По мнению Бахтиарова, основной движущей силой босячества является поиск пропитания. Этим определяется общество «бывших людей», которое является, по существу, еще более организованным и тираническим, чем нормальное цивилизованное общество. «Все босяки группируются на партии или шайки, в каждой шайке — свой вожак, имеющий на них огромное влияние. Шайка состоит человек из пяти, восьми и более. Группировки босяков в маленькие артели вызваны необходимостью. Продовольствие целою шайкой обходится, сравнительно, гораздо дешевле, чем в одиночку. Например, в чайном заведении босяки заказывают порцию чая на всю партию, человек восемь. Кипятку сколько хочешь, так что чаепитие обходится босяку, по разверстке, по 1 копейке с человека и даже дешевле».

Босяки не однородны, и это также связано со способом пропитания. Среди них встречаются «рецидивисты», «мазурики», «стрелки» и даже такой экзотический тип, как «интеллигентный нищий». Соответственно они делятся на группы, «в масть, как говорится, для большей безопасности в отношении воровства, пьянства и т. д.». Объединяются также по сословному принципу: бывшие мещане, бывшие мастеровые, бывшие дворяне… Такая сортировка босяков производится в ночлежках смотрителями.

Постоянная забота о пропитании создавала в среде босяков особые «социальные отношения», жесткие «законы», за нарушение которых виновный строго наказывался «обществом». Таким образом, у босяка не оставалось ни сил, ни времени на собственное «я». Например, на выяснение своего положения в мире, чем бесконечно занимаются герои раннего Горького. Положение в мире босяка определялось тем, каким способом он добывал кусок хлеба: скажем, воровал, попрошайничал или рылся на помойке.

Все это, согласитесь, имело немного общего с горьковским образом босяка. Видимо, социальный облик босячества менее всего интересовал раннего Горького, хотя по опыту своей юности он был знаком с ним не хуже и даже лучше очеркиста Бахтиарова. Но его художественное зрение было каким-то особенным. Он искал и находил в среде босяков (или, как их называли, в «золотой роте») не социальный тип, а новое моральное настроение, новую философию, которые интересовали его и были ему духовно близки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Босячество в творчестве Горького

Босяцкая тема – это одна из сюжетных линий, присутствующих в произведениях Горького. Автор чаще писал в реалистичном, романтическом жанре, стараясь максимально передать страдания, чувства обездоленных граждан. Русский кризис оставил более пяти миллионов людей без средств к существованию.

Крестьяне разорились, работники закрывшихся предприятий потеряли доход. Никого не заботило, что будет происходить с людьми после потери жилья. Они опускались на дно, спивались, начинали воровать. Литература Горького отличается рядом особенностей:

Писатель разоблачает пороки благопристойного общества, протестуя против его фальшивых, обманчивых действий.
Автор отражает стремление, желания, созревавшие в сердцах потерявших все людей. Каждый герой выбирает свой вариант. Одни стараются протестовать, бороться. Другие сдаются, мирятся с ситуацией, падая в пропасть безнадежности.
Протесты характеризуются как стихийные волнения, не имеющие четких форм. Люди хотят изменить свою жизнь, но не знают, как это сделать.
Повествователь развивает тему босячества, выходя за грани бытового писательства, этнографии.
Каждый рассказ посвящается трагическому положению, в котором оказался русский народ. Основная причина – безработица во время капитализма.
Горький предпочитал жесткий реализм. Он не старался приукрасить босяцкую жизнь. Писатель считал таких людей неизлечимо больными. Они способны лишь на восхищение чужими поступками, героями.

Критика о раннем творчестве М. Горького

В 19 веке родовое имя человека ценилось гораздо больше, чем его личное, литературное имя. Однако на рубеже 19 и 20 веков ситуация существенно изменилась. Афанасий Фет, например, всю свою жизнь страдал от незаконности рождения и не прекращал попыток добиться возвращения родовой фамилии. Свое поэтическое имя он ненавидел, ведь оно напоминало ему о немецком происхождении. В конце 19-начале 20 веков ситуация была обратная. Б. Н. Бугаев страдал от роли «профессорского сынка» и потому взял себе псевдоним «Андрей Белый». Подобных говорящих имен в этот период появилось достаточно много: Скиталец, Горький, Саша Черный, Демьян Бедный, Велимир Хлебников и т.д.

Ты эксперт в этой предметной области? Предлагаем стать автором Справочника Условия работы

В 1890-е годы в интеллектуальной жизни России победило самосознание, «воля к переоценке». В такой атмосфере все неизведанное, «кричащее», яркое вызывало особый интерес.

Замечание 1

Критик и поэт Георгий Адамович впоследствии писал: «В девяностых годах Россия изнывала от „безвременья“, от тишины и покоя… — и в это затишье, полное „грозовых“ предчувствий, Горький со своими соколами и буревестниками ворвался, как желанный гость».

Романтические произведения раннего Горького восхищали современников, «заражали» читателя. это связано с тем, что с самого начала обнаружилось значительное расхождение между тем, что говорила о Горьком критика и тем, что в нем видел обычный рядовой читатель. Традиционно сложившийся метод интерпретации произведений с точки зрения заложенного в них социального смысла не срабатывал применительно к раннему Горькому. Читатель мало интересовался смыслом вещей, он искал в них настроение и находил его.

Готовые работы на аналогичную тему

Курсовая работа Герои М. Горького: босяки как философы 420 ₽ Реферат Герои М. Горького: босяки как философы 280 ₽ Контрольная работа Герои М. Горького: босяки как философы 230 ₽

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту Узнать стоимость

Критика искала в произведениях Максима Горького социально-психологические типы – «кающийся дворянин», «лишний человек» и т.д., но как правило, находила колоритные, весьма жизненные характеры, которые не всегда отвечали за свои поступки и слова. Но не только настроенных враждебно к Горькому критиков смущало то, что начинающий автор заставлял своих героев изъясняться несвойственным языком. Это смущало и Толстого, который заметил, что «…все мужики говорят у вас очень умно». Он писал, что в каждом рассказе Горького – «вселенский собор умников», и все говорят афоризмами, что неверно, так как русскому языку «афоризм не сроден». В то же время Л. Н. Толстой высоко оценил образы босяков. Он считал, что молодой писатель сумел познакомить образованную публику с тяжелым положением так называемых «бывших людей». Эта тема волновала и самого Толстого.

Горький, рассказы о босяках – краткое содержание

Тест ЕГЭ предполагает изучение сути рассказов Горького, посвященных босякам, их жизням. Рассмотрим некоторые из них:

«Двадцать шесть и одна». Семенов – владелец булочной. Здесь царит мрачная атмосфера, печка огромных размеров выглядит чудовищно. Работники уставшие, ненавидящие свою работу, неопрятные. Произведение основывается на выявлении отрицательных качеств обездоленных граждан. Автор обобщает 26 пекарей в одном персонаже. Для этого он использует местоимения, избегая прозвищ, имен. Горький относит историю к жанру поэмы;
«Дед Архип и Ленька». Простой язык, идейное содержание завлекают читателя. Главные герои – внук Ленька и его дедушка по имени Архип. Они нищие, странствуют по стране. Герои вызывают сострадание, жалость. Суть заключается в разнице нравственных принципов. Дедушка старается выжить за счет воровства. Внук мечтает о справедливости, чистоте жизни;
«Супруги Орловы». Произведение можно сравнить с психологическим исследованием. Автор показывает, как бывший мещанин, ныне босяк, устраивается на работу в лазарете. Он перестает избивать супругу, отказывается от алкоголя, однако натура берет свое;
«Коновалов». История о человеке труда, капитализме. Незаурядный, энергичный, талантливый Коновалов не может найти внутренний путь. Это приводит его на дно.

Смотри также: Проблематика произведения «На дне»: основные проблемы и главный вопрос

27. Рассказы М.Горького о босяках и его цикл «По Руси» (сопоставительный анализ). При всей близости автора к изображаемым людям, во взгляде его есть некоторая художническая отстраненность от предмета описания. Образ «проходящего», возникающий в цикле «По Руси», выступает «посредником» между автором и персонажами; связывает их и в то же время разделяет. В своих английских лекциях Дм. Мирский заметил, что художественная автобиография Горького — одна из самых странных в мире. Особенность манеры автора состоит в том, что он меньше всего занят собственной биографией и больше обращает внимание на окружающих его людей. Собственно, они и есть главные персонажи этой автобиографии, а образ мемуариста только посредник между ними и писателем. «Эта книга (автобиографический цикл.— П.Б.) о чем угодно, кроме личности самого автора. Его личность — только предлог, чтобы дать удивительную галерею портретов…». Все это позволяет отнести «автобиографический» цикл в творчестве Горького к его главной и сквозной теме: положение человека в мире, трагедия земного существования. Недаром именно в эти годы писатель создает рассказ «Рождение человека», открывающий цикл «По Руси», который серьезно выделяется на фоне собственно « национальной» темы и, несомненно, носит экзистенциальный характер. Вот родился не просто ребенок, родился Человек. Что ждет его в мире? Как уже было отмечено, вдохновение часто осеняло Горького — художника перед лицом зла. Например, главный персонаж рассказа «Губин» из цикла «По Руси» захватывает воображение читателя странностью, неповторимостью своей личности. Однако сам автор достаточно суров в отношении к нему, о чем прямо говорит в конце (светит «светом гнилушки»), резко меняя идейную тональность рассказа, но точно расставляя публицистические акценты. В рассказе «Нилушка» нам показан народный «праведник» и показан настолько художественно выразительно, что нельзя не быть захваченным глубиной этого образа. Но сам автор (в отличие от Лескова) не любит «праведников», ему ближе еретики. Но еще важнее для него элементы коллективного разума и коллективного творчества в народе, на которые в цикле «По Руси» он обращает особое, пристальное внимание. Недаром рассказ «Ледоход» о дружной работе народной артели стоит в цикле сразу же за рассказом « Рождение человека». Коллективный труд — как бы следующая ступень в «рождении» личности и единственное спасение от ее возможного «разрушения». Не менее важной в рассказе «Ледоход» является тема покорения стихийных природных сил (разбушевавшаяся река). Это покорение (а в будущем и созидание «второй природы», подвластной воле человека) невозможно силами одиночек. В русской артели Горький видит пусть еще слабый, несовершенный, но все-таки прообраз « коллективного разума», способного преодолеть хаос мироздания. В очерке-зарисовке «Едут» также возникает своеобразная перекличка с темой «рождения человека». На палубе шхуны сидит «молодая баба-резальщица», «из складок красной расстегнутой кофты поднялись твердые, как из кости резанные груди, с девственными сосками и голубым узором жилок вокруг них». Рядом «сидит богатырь-парень, в холщовой рубахе, в синих персидских портах, безбородый, безусый; пухлые красные губы, голубые детские глаза, очень ясные, пьяные молодой радостью». На первый взгляд, это всего лишь характерное для Горького любование силой, физическим здоровьем и красотой. Но неожиданно тема получает новое преломление. Парень, «приподняв лапы и, снова опустив их на грудь женщины, победно добавил: «— Всю Россию выкормим!» Тут женщина улыбнулась медленно, и всё вокруг словно глубоко вздохнуло, приподнялось, как одна грудь, вместе со шхуной, со всеми людьми…» (XIV, 355). Не только будущего ребенка этой женщины, но и всю Россию ожидает как бы второе рождение. И вопрос в том, кто не только «выкормит», но и воспитает эту вновь рожденную коллективную «личность». Но здесь-то и возникает Горький-публицист, который (нередко в противоречии с собственным художественным опытом) смотрит на Россию строгим и часто осуждающим взглядом, ибо особенности русского национального характера плохо вписывались в идею «коллективного разума», который он принимает как единственный мировоззренческий догмат. По мнению Горького, «русский человек всегда ищет хозяина, кто бы командовал им извне, а ежели он перерос это рабье стремление, так ищет хомута, который надевает себе изнутри на душу, стремясь опять-таки не дать свободы ни уму, ни сердцу»

Горький и босяки

Детский сад.Ру >> Электронная библиотека >> В. Блохина, Л. Либединская. «Горький в родном городе» Изд-во «Детская литература», М., 1972 г. OCR Detskiysad.Ru Приведено с небольшими сокращениями
Алексей Максимович был частым посетителем Миллионки. Наведывался в чайную «Столбы», заходил в ночлежный приют Бугрова. Он мог часами разговаривать с босяками, сочинял для них письма, прошения, жалобы. В ночлежке жил его двоюродный брат Александр Михайлович Каширин, тот самый, которого Горький вывел в повести «Детство» под именем Саши Михайлова. «Мне гораздо больше нравился малозаметный увалень Саша Михайлов, мальчик тихий, с печальными глазами и хорошей улыбкой, очень похожий на свою кроткую мать». Саша Михайлов — он же Александр Михайлович Каширин, тихий и мечтательный, не мог приспособиться к затхлой мещанской жизни, царившей в те годы в России. Чтобы выбиться «в люди», нужно было льстить, подхалимничать, лгать, изворачиваться. Не умел он этого. Не мог кривить душой, а сил идти против течения тоже не хватало. Слабый, безвольный юноша, романтик и фантазер, Саша стал пить и, сам того не замечая, очутился «на дне». Веселый, остроумный, он обладал хорошим голосом, пел, отлично играл на гармонике. Алексей Максимович от всей души любил этого честного неглупого человека, несколько раз вытаскивал его из Миллионки, одевал, обувал, давал денег. Но все усилия были напрасны. Засосала Сашу бездельная босяцкая жизнь. В 1901 году Алексей Максимович увез с собой Сашу в Крым, устроил сторожем на винограднике в Массандре. Там у Саши был маленький отдельный домик. Казалось бы, жить да радоваться. Поначалу он был счастлив — свой угол, работа, чистая одежда. Казалось, начинается новая жизнь. Но прошло несколько месяцев, его снова потянуло на Волгу, и вскоре опять очутился он в Миллионке. Так и умер босяком, в 1908 году, от тифа… А нередко случалось, что босяки сами наведывались к Алексею Максимовичу. Однажды пришел к нему человек, оборванный — типичный босяк. Поглядеть на него — богатырь! Молодой, красивый, рослый, с добрыми голубыми глазами. Он понравился Горькому. Застенчиво переступая с ноги на ногу, робко рассказал, что принес на суд Горькому свой рассказ. Алексей Максимович ласково принял гостя, напоил кофе, прочитал рукопись. Рассказ был слабый, но чувствовался в нем талант, и Алексей Максимович похвалил, помог доработать и напечатал рассказ в «Нижегородском листке». Босяк стал часто бывать у Пешковых, а в «Нижегородском листке» время от времени появлялись его произведения. Однако писатель из него не получился. Он стал артистом. В 1903 году выступал в труппе Народного дома в Нижнем Новгороде, а после революции стал актером Малого театра, где исполнял ведущие роли и получил почетное звание заслуженного артиста РСФСР. Фамилия его была Якубов, а театральный псевдоним — Нароков. Михаила Семеновича Нарокова хорошо знали московские театралы. М. С. Нароков оставил интересные воспоминания, в которых рассказал о своей молодости, о Миллионке, о «дне», о своих встречах с Алексеем Максимовичем. Босяки гордились дружбой с Горьким, хотя порой и злоупотребляли ею. Часто в квартире Пешковых раздавался звонок. Открывают, на пороге стоит золоторотец и с важным видом заявляет: — Я босяк Максима Горького, хочу его видеть! Обычно все эти посещения оканчивались просьбами о денежной помощи. Писатель Скиталец вспоминает, как однажды, возвращаясь с Алексеем Максимовичем домой, они увидели возле подъезда обтрепанных, дрожащих на морозе босяков, которые стояли шеренгой, в очередь, как обычно стоят у дверей винной лавки, ожидая открытия. — Эй ты, рыжий! — крикнул один из босяков Алексею Максимовичу.— Куда лезешь? Надел дипломат, а на калоши не хватило? Алексей Максимович улыбнулся. — Разве я рыжий? — застенчиво спросил он. — Знамо, рыжий! Не пускай их, ребята, пусть в очередь встанут! — Да я здесь живу…— скромно возразил Алексей Максимович. Он спросил босяков, почему они здесь толпятся. — Подают здесь… — Кто же подает? — А кто его знает! Горький какой-то подает… Взял за женой миллион, вот и подает. — Кто же этот Горький? — А просто добрый человек. Гремит его имя, а кто он, нам неизвестно… Нередко в ночлежке какой-нибудь бойкий босяк собирал вокруг себя любопытных и заводил рассказ о том, как он был дружен с Горьким, как они вместе крючниками работали, в ночлежке на одной наре спали… — Максимыча-то не знать? — важно приговаривал он.— Да мы с ним, почитай, полгода вместе спали, одним шубняком укрывались… И рассказчик высокомерно поглядывал на слушателей. Каких только легенд не сочиняли босяки о Горьком! Например, такую: Жили два босяка. Дружки они были, и все у них пополам — и горе и радость. Одного звали Алексеем Пешковым, а другого — Горьким. Алексей здоровенный был детина, человек жестокий и гордый. А Горький — хворый, чахоточный, характером скромный и сердце имел жалостливое. И все этот самый Горький писал чего-то да в сундучок складывал. Полон сундук набил. Вот пришла пора Горькому помирать. Он перед смертью и завещал сундучок своему другу: — Нет, говорит, у меня ни роду, ни племени, один ты, Алексей, у меня друг. Возьми себе мой сундучок, в нем, правда, никакого добра нет, кроме тетрадочек моих. Но, говорит, знающие люди тебе за них большие деньги дадут. Только ты их не на обертку продай, а напечатай и выпусти в свет. Сам, говорит, я этого сделать не успел, потому что еще не достиг настоящего совершенства, а теперь помираю, так пускай уж после моей смерти напечатают, а деньги ты получи! Сказал так Горький и помер. А Пешков начал его тетрадки в журналах печатать и Горьким подписываться. Тут началась его слава, деньги рекой полились. Возвеличили человека… Алексея Максимовича очень забавляли эти истории, и он не раз, хитро посмеиваясь, пересказывал их друзьям.
продолжение книги…

Источник

А.М.Горький

Два босяка

Очерк

В первый раз я их увидал в Севастополе. Из группы, человек в двадцать, «голодающих из России», явившихся к подрядчику-землекопу проситься на работы по выемке земли для какой-то канавы, резко выделялись две высокие худые фигуры, в которых с первого взгляда можно было узнать босяков и по костюмам, и по рисовке, и по той бесшабашной независимости, с которой они держались среди пришибленных голодающих, скучившихся на дворе подрядчика, сидевшего на резном крылечке своего весёленького домика, кругом обсаженного тополями.

Сняв шапки, голодающие стояли понуро, говорили тихо и просительно, и из каждой складки их рваных армяков сияло печальное сознание беспомощности и той угнетённости духа, которая, подавляя человека, делает его каким-то деревянным автоматом, в одну секунду готовым подчиниться чужой воле.

С подрядчиком говорил низенький чернобородый мужик с жёлтым лицом и живыми, но подёрнутыми дымкой печали глазами.

Углы рта у него были опущены книзу, и к ним от переносья легли те две резкие морщины, которые придают такое характерное страдальческое и измождённое выражение ликам святых на иконах русской школы. Говорил он медленно и округлённо:

— Будь благодетелем, господин, возьми! Мы за всякую цену согласны, нам бы на кусок только, потому как больно уж мы ослабли животами!

Сзади его раздавались вздохи. Подрядчик, сырой и толстый человек средних лет, с болезненным лицом и серыми сощуренными глазами, задумчиво барабанил пальцами по своему животу и разглядывал артель.

— Возьми, сделай милость. Мы те в ножки поклонимся!.. — И мужик стал опускаться книзу.

— Ну, ну! Не надо, — сказал подрядчик, махнув рукой. — Ладно, беру. Всех беру. Полтина в день, харчи ваши…

Мужик почесался и, вздохнув, оглянул свою артель. У нескольких из его товарищей по грустным лицам прошла как бы неуловимая тень, и они тоже вздохнули. Чернобородый мужик крякнул и переступил с ноги на ногу.

— У тебя вон работают на твоих, харчах по шесть гривен… — робко заявил он.

— Ну? — строго спросил подрядчик.

— Ничего… мы бы не хуже…

— Не хуже! Знаю я. Те смоленские, исконные землекопы.

— Больше всё наши как будто…

— Какие это ваши?

— Самарски… пензенски, симб…

— А ты вот что: хошь работать, — иди и становись, а не хошь, пошёл… Ну? То-то! Иди… Сколько человек?

— Нас-то? Нас восемнадцать… А трое вон не наши… — мужик кивнул головой в сторону, где стоял я и двое босяков.

Подрядчик поднялся, поглядел на нас, и на его толстом лице появилась злая гримаса.

Щёки и губы дрогнули, он сжал кулак и, подняв его, закричал:

— Вы опять пришли, дьяволы? Ах ты!.. И скоро ли это вас в каторгу сошлют! Где лопаты? Где кирки? Воры! Мерзавцы! Ведь кабы время мне, я бы вас усадил в одно место…

Один из босяков, пониже ростом, в рыжей шляпе без полей и бритый, передёрнул плечами и спокойно заявил:

— А ты, Сергейка, не лай… а то мы тебя прежде к мировому-то сведём за оскорбление словом. Вник? Лопаты!.. Кирки!.. Дура жирная. Ты видел, что мы твои лопаты взяли?

Подрядчик затопал ногами и закричал ещё громче;

— Вон, черти!.. Пшли! Гони их, ребята, всех троих! Гони…

Ребята нерешительно посмотрели на нас и расступились. Другой босяк, в солдатской кепи старого образца, с сивой бородой, широкой и волнистой, и с чёрными, мрачными глазами, проговорил густо и звучно:

— Не дашь работы?

— Пошли! Иди вон!..

— Не ори, Сергейка, лопнешь! — посоветовал бритый. — Идём, Маслов…

Его сивобородый товарищ круто повернулся и, важно покачиваясь, пошёл со двора.

Голодающие торопливо расступались перед его солидной и крупной фигурой. Он смотрел куда-то вдаль, через и мимо коренастых приволжан.

— Ну, так прощай, Сергейка! Издохнешь ежели до встречи, всё равно — я тебе и на том свете трёпку дам…

Он тоже пошёл со двора, а я отправился за ними, идя сзади их.

Маслов был одет в синюю кретоновую блузу и штаны из бумазеи, а его товарищ — в белую некогда, а теперь серую от грязи, короткую поварскую курточку, надетую прямо на голое тело, и в новенькие клетчатые серые брюки.

— Вот мы, Миша, и опять ни при чём. Не везёт, хвост те на голову! Надо нам из этой дыры вон… а? — заговорил бритый.

— Пойдём… Куда? — ответил и спросил товарищ.

— Как куда? Куда хотим. Все пути-дороги нам открыты. Куда желаем, туда и дёрнем. В Астрахань, примерно… А по дороге на Кубань… Теперь там скоро молотьба.

— А по дороге в Архангельск… Теперь там скоро зима… Может, и…

— Сдохнем от мороза? Бывает. Но только ты не вскисай. Нехорошо с такой-то бородищей…

— Ничего у нас нет?

— То есть это насчёт еды? Чистота!..

— Как же?

— Не знаю. Надо поискать… Ежели бог не выдаст, то свинья не съест… Лучше мы её…

Товарищи замолчали. Бритый шёл, посвистывая и заложив руки за спину. Его товарищ одной рукой гладил бороду, а другую засунул за пояс штанов.

— Серёжка-то расходился как!.. Не может… про лопаты… Вот бы теперь нам лопату! Можно бы ей пятака три-четыре загрести. «Вон!» — говорит… И того выгнал из-за нас… Длинный тут стоял такой, видел ты?

— Вон он сзади идёт… — не оборачиваясь, сказал Маслов.

Без сомнения, и его товарищ знал, что я иду на два шага сзади его; он не мог не слышать стука моей палки по панели и моих шагов, но, очевидно, ему почему-то не нужно было показывать это мне.

— А!.. — воскликнул он, оглядываясь и разом смерив меня подозрительным и пытливым взглядом насмешливых карих глаз. — Что, брат, прогнали? Из-за нас это. Откуда?

Я сказал откуда.

Бритый пошёл рядом со мной и первым делом бесцеремонно ощупал мою котомку.

— А ведь у тебя есть хлеб! — сделал он открытие. Маслов тоже остановился и тоже недоверчиво смерил меня своими мрачными глазами.

— Есть! — сказал я. — И деньги есть.

— И деньги! — изумился бритый. — Много денег?

— Восемьдесят четыре копейки! — гордо сообщил я.

— Дай мне двугривенный! — решительно сказал Маслов и положил мне на плечо свою мохнатую, тяжёлую руку, не сводя с меня своих глаз, загоревшихся жадным огоньком.

— Давайте пойдём все вместе! — предложил я.

— Идёт! — крикнул бритый. — Аи да ты! Славно!.. Молодец!.. Только вот что скажи мне: деньги у тебя есть, хлеб есть…

Источник

Горький и босяки

Читайте также

М. ГОРЬКИЙ

М. Горький

М. Горький

ГОРЬКИЙ

Горький

ГОРЬКИЙ

ГОРЬКИЙ

Горький

Горький

А. М. Горький жив

Горький

А. М. Горький

Горький

Горький

Босячество в творчестве Горького

Критика о раннем творчестве М. Горького

Готовые работы на аналогичную тему

Горький, рассказы о босяках – краткое содержание

Горький и босяки